Запрещённый свет

Глава 1. Последний заказ в Йорке.

Виктория Харпер сидела в своей небольшой, но уютной мастерской в сердце Йорка, погружённая в мысли о неожиданном предложении, которое было ей сделано за час до этого. Её мобильный телефон, как знак современности в мире древностей, только что подал слабый звонок — сообщение от директора Музея средневекового искусства. Они искали специалиста по реставрации, которую отправят в подземные катакомбы под Йоркским собором — место, которое официально считалось закрытым для посетителей из-за своей хрупкости и потенциальной опасности.
«Это твой последний шанс», — сказал в разговоре директор, сдерживая тревогу в голосе. «Проект секретный. Правительство контролирует его. Многие специалисты отказались. Но ты — потенциально единственный кандидат, способный не только восстановить удивительные фрески, но и понять их истинное значение».
Виктория ощущала, как каждый мускул в теле напрягается и расслабляется одновременно. Она успела познакомиться с искусством реставрации на родине, но таких фресок, как в этих катакомбах, она не видела никогда. Истории о загадочных знаках, покрывающих стены, ходили легенды среди историков. Но были и более тревожные рассказы: о тех, кто спускался, чтобы изучить их, и не возвращался.
Сквозь окна мастерской пробивался тусклый осенний свет, отражаясь на фрагментах старых кистей, разбросанных на столах. Вокруг были полки, заставленные книгами по истории искусств, химии реставрации и фолиантами, посвящёнными средневековой религии. Виктория думала о своей матери, исчезнувшей при схожих обстоятельствах двадцать лет назад, также занимавшейся подобной работой.
Она знала, что это предложение не просто очередной проект. Это шанс разгадать тайну, которая преследует её всю жизнь.
Несколько дней спустя, в мрачных подземных коридорах под Йоркским собором, Виктория впервые увидела фрески, которые ей предстоит восстановить. Свечи с трудом боролись с влажностью воздуха, кидая вздрагивающие тени на стены из камня, покрытые тысячелетней пылью. Картины на каменной кладке были исполнены в необычном стиле — изображали не только человеческие фигуры, но и странные, порой пугающие существа, непонятные символы и узоры. Некоторые фрески светились слабым голубоватым светом, словно хранители древней тайны.
Она осторожно приложила руку к стене, а затем сняла перчатку — холод камня и легкое покалывание по коже заставляли её сердце биться быстрее. Казалось, будто в глубине лабиринтов голос шептал ей загадки, о которых она ещё не была готова услышать.
Пытаясь сохранить хладнокровие, Виктория записывала каждый штрих, каждую трещинку и пятно. Но с каждым часом погружения в этот мир под землёй происходило что-то необъяснимое: инструменты слегка меняли своё положение, кристаллы в её рюкзаке светились ярче, а порой в глухих углах казалось мелькание теней.
Охранник Уинстон, сопровождающий её, рассказывал старые городские легенды: как некогда несколько исследователей исчезли в этих катакомбах, их находили дикими, смещёнными, а некоторые просто пропадали без следа. Он шёпотом напоминал: «А тут говорят — свет никогда не гаснет, если ты действительно готов его встретить».
Наступил вечер. Виктория осталась одна в главном зале катакомб, окружённая загадочными фресками и холодными стенами истории. В этот момент она впервые заметила сияющий кристалл, запрятанный в углу фрески. Дотронувшись до него, почувствовала внезапный жар и едва ощутимое вибрирование. Её взгляд устремился в глубину кристалла, где мелькнула тёмная и яркая одновременно картина — загадочный город, освещённый мягким светом, далекий от всего, что она знала.
Пробитая недоумением и трепетом, Виктория поняла, что предстоит не просто работа над искусством, а путешествие внутрь древней тайны, простирающейся сквозь века, миры и судьбы.

Глава 2. Под Йорком.

Спуск в катакомбы Йорка был похож на погружение в другой мир, где время текло иначе. Виктория Харпер, одетая в практичный реставраторский комбинезон, следовала за мистером Хендерсоном, сухим и педантичным представителем Министерства обороны, по узкой винтовой лестнице, уходящей глубоко под фундамент Йоркского собора. Влажный, прохладный воздух пах землёй, камнем и чем-то ещё — неуловимым, сладковатым ароматом, похожим на запах озона после грозы. Электрические лампы, установленные для реставраторов, бросали резкие тени, искажая очертания древней кладки и создавая ощущение, что стены дышат.
«Как я уже говорил, мисс Харпер, проект строго конфиденциален, — произнёс Хендерсон, его голос гулко отдавался от каменных сводов. — Доступ ограничен. Вы будете получать всё необходимое, но о том, что вы здесь увидите, не должен знать никто».
Он остановился перед массивной железной дверью, ржавчина на которой свидетельствовала о веках бездействия. Со скрежетом повернув ключ в огромном замке, он толкнул дверь, и в лицо Виктории ударил ещё более плотный, насыщенный запах древности. Они вошли в первый зал — просторное, почти круглое помещение, от которого, словно лучи, расходились тёмные туннели. Именно здесь начиналась её работа.
Хендерсон указал на штабеля оборудования, аккуратно сложенного у стены: леса, лампы, ящики с растворителями и пигментами. «Охранник, мистер Уинстон, будет наверху. Он спустится, когда закончите. Не задерживайтесь после заката. Местные суеверия, знаете ли». Он бросил на неё быстрый, оценивающий взгляд и, не дожидаясь ответа, развернулся и ушёл, оставив Викторию наедине с тишиной, которая казалась оглушительной.
Оставшись одна, Виктория медленно обвела зал взглядом. Стены были покрыты фресками, но это было не то, что она ожидала увидеть. Вместо привычных библейских сюжетов или портретов святых, на неё смотрели сцены, которые не укладывались ни в одну известную иконографическую традицию. Фигуры были вытянутыми, почти бесплотными, с огромными, тёмными глазами без зрачков. Они не молились и не страдали — они словно наблюдали за чем-то, находящимся за пределами изображения. Вокруг них вились сложные спиральные узоры, напоминающие одновременно и кельтские орнаменты, и схемы галактик.
Цвета были поразительно яркими, несмотря на века, проведённые под землёй. Ультрамарин, киноварь и золото не потускнели, а словно светились изнутри. Виктория подошла ближе к одной из стен. Фреска изображала огромное дерево с серебряными листьями, корни которого уходили в черноту, а ветви тянулись к семи звёздам, расположенным в незнакомом ей созвездии. У подножия дерева стояли существа — не люди и не звери, а нечто среднее, с грацией эльфов и скрытой мощью хищников.
Она провела пальцем в перчатке по поверхности. Краска была нанесена на идеально гладкую, почти стеклянную штукатурку, состав которой был ей неизвестен. В некоторых местах, где штукатурка откололась, под ней виднелся камень стены, но не обычный известняк или песчаник Йоркшира. Камень был тёмным, испещрённым тонкими светящимися прожилками, которые слабо пульсировали в свете её налобного фонаря.
Это было невозможно. Такая технология обработки камня была неизвестна ни римлянам, основавшим Эборакум, ни саксам, ни норманнам.
Её внимание привлёк угол зала, где одна из фресок была повреждена сильнее других. Часть стены осыпалась, обнажив неровную полость. Заглянув внутрь, Виктория увидела нечто, заставившее её сердце замереть. В глубине ниши, словно жемчужины в раковине, лежали несколько кристаллов неправильной формы. Они были прозрачными, как кварц, но внутри каждого медленно переливался туманный, молочно-белый свет.
Осторожно, боясь повредить хрупкую находку, она извлекла один из них. Кристалл был холодным и гладким на ощупь. Когда она поднесла его к свету лампы, внутреннее свечение усилилось, и на мгновение ей показалось, что она видит внутри движение — неясные тени, проплывающие сквозь туманную дымку. Она потрясла головой, списывая это на игру света и усталость. Положив кристалл в карман комбинезона, она решила изучить его позже, в более спокойной обстановке.
Проработав несколько часов, очищая небольшой фрагмент фрески от вековой пыли и копоти, Виктория начала замечать странности. Звуки. Ей казалось, что из глубины туннелей доносится тихий шёпот, похожий на шелест страниц или далёкий перезвон колокольчиков. Она несколько раз выключала фонарь, прислушиваясь к темноте, но в полной тишине звуки пропадали, оставляя лишь гулкое биение её собственного сердца.
Она пыталась убедить себя, что это просто сквозняки или акустические фокусы древних подземелий. Йорк славился своими призраками, и катакомбы под собором были эпицентром подобных историй. Но она была учёным, реставратором, человеком фактов. Она не верила в призраков.
Однако, когда она снова взялась за работу, её взгляд упал на ящик с инструментами. Скальпель, который она пять минут назад положила слева от себя, теперь лежал справа. Она была абсолютно уверена в этом. Холодок пробежал по её спине. Она была здесь одна.
«Просто усталость», — пробормотала она, но голос прозвучал неуверенно.
К вечеру, когда тени в катакомбах стали длиннее и гуще, а электрические лампы казались тусклыми островками света в океане тьмы, Виктория почувствовала, что за ней наблюдают. Это было иррациональное, первобытное чувство, от которого волосы на затылке вставали дыбом. Она резко обернулась. Пустота. Лишь тёмные, безразличные глаза существ с фресок смотрели на неё из глубины веков.
Собрав инструменты, она решила, что на сегодня достаточно. Поднимаясь по винтовой лестнице наверх, к привычному миру вечернего Йорка, она почувствовала в кармане холодную тяжесть кристалла. Он словно пульсировал в такт её шагам, безмолвный свидетель тайн, которые только начинали ей открываться. Она ещё не знала, что спуск в эти катакомбы был не просто началом нового проекта, а первым шагом через невидимую границу, отделяющую её мир от мира, где свет никогда не гаснет.

Глава 3. Видение в кристалле.

Следующие несколько дней Виктория работала с методичностью и одержимостью, свойственной людям её профессии. Она пыталась игнорировать странности катакомб, списывая их на разыгравшееся воображение и рассказы старого Уинстона. Шёпот в туннелях, движущиеся тени на периферии зрения, необъяснимое перемещение инструментов — всему этому она находила рациональные объяснения: акустика, игра света, собственная рассеянность. Но кристалл, который она нашла, не давал ей покоя.
Каждый вечер, возвращаясь в свою маленькую съёмную квартиру с видом на черепичные крыши Йорка, она доставала его. В тёплом свете настольной лампы он казался обычным куском кварца, но стоило комнате погрузиться в полумрак, как внутри него начинал клубиться молочный туман. Она часами разглядывала его, пытаясь понять природу этого явления. Как реставратор и немного химик, она знала о фосфоресценции и флюоресценции, но это было нечто иное. Свет внутри кристалла был живым.
На третий день работы, очищая очередной участок фрески, она наткнулась на то, что заставило её забыть обо всех своих научных принципах. Под слоем грязи и копоти проступила не краска, а инкрустация. Тончайшие линии из того же светящегося камня, что и прожилки в стенах, образовывали сложный узор, в центре которого была небольшая выемка, идеально подходящая по форме к найденному ею кристаллу.
Сердце заколотилось. Это не было случайностью. Дрожащими руками она достала кристалл из кармана и, помедлив мгновение, вставила его в углубление.
В тот же миг всё изменилось.
Кристалл вспыхнул ослепительно-белым светом, который залил весь зал, заставив померкнуть тусклые электрические лампы. Светящиеся прожилки в стенах запульсировали в унисон, и по катакомбам пронёсся глубокий, вибрирующий гул, похожий на звук органа, играющего одну-единственную, бесконечную ноту. Виктория отшатнулась, инстинктивно закрывая глаза руками.
Когда она снова осмелилась посмотреть, свет кристалла стал мягче, превратившись в ровное, спокойное сияние. Но теперь он был не просто источником света. Он стал окном.
В его глубине, словно в трёхмерном изображении, она увидела город. Огромный, невозможный город, построенный в гигантской пещере. Вместо неба над ним был каменный свод, с которого свисали сталактиты размером с небоскрёбы, и каждый из них светился изнутри. Здания были высокими и изящными, их архитектура сочетала готическую устремлённость ввысь с плавными, органическими линиями, словно они были не построены, а выращены. По улицам, переплетающимся, как корни гигантского дерева, двигались огни — не фары машин, а светящиеся сферы, парившие в воздухе. И повсюду были они — те самые существа с фресок. Они шли по улицам, сидели на балконах, парили между шпилями зданий. Их движения были полны грации и цели.
Виктория смотрела, затаив дыхание, не в силах оторвать взгляд. Это было не просто видение. Она чувствовала прохладный ветерок, доносившийся из кристалла, слышала далёкую, мелодичную музыку, похожую на пение ветра в пещерах. Она видела, как одно из существ, стоявшее на высокой башне, повернуло голову и посмотрело прямо на неё. Его глаза, два тёмных провала, казалось, пронзали расстояние, время и само пространство.
В этот момент видение исчезло. Кристалл снова стал мутным куском кварца, гул прекратился, и в зале воцарилась прежняя тишина, нарушаемая лишь стуком её сердца.
Она прислонилась к холодной стене, пытаясь отдышаться. Галлюцинация? Слишком реально. Слишком детально. Она знала, что видела нечто подлинное. Древний город под Йорком. Легенды, которые она считала сказками для туристов, оказались правдой.
Её мысли лихорадочно работали. Мать. Она тоже была реставратором. Она работала здесь. Что, если она тоже нашла такой кристалл? Что, если она тоже увидела этот город?
Внезапная, почти безумная идея охватила её. Дневник. У матери был дневник, который она всегда носила с собой. После её исчезновения два десятилетия назад полиция вернула отцу её вещи, но дневника среди них не было. Они сказали, что, вероятно, он был утерян во время обвала, который, по официальной версии, и стал причиной её смерти. Но что, если это не так? Что, если она спрятала его здесь, в катакомбах?
Словно ведомая невидимой силой, Виктория начала осматривать зал, но теперь её интересовали не фрески, а сама кладка. Она простукивала камни, искала щели, тайники, любые признаки того, что стена была потревожена. Она работала с лихорадочной поспешностью, подгоняемая надеждой и страхом.
Она нашла его почти случайно. За одной из фресок, изображавшей сцену коронации одного из светящихся существ, она заметила, что один из камней в кладке сидит не так плотно, как остальные. Поддев его край скальпелем, она с трудом сдвинула его с места. За ним была небольшая, выдолбленная в стене ниша. А в ней — завёрнутая в промасленную ткань книга в кожаном переплёте. Дневник её матери, Элизабет Харпер.
Руки Виктории дрожали так сильно, что она едва могла удержать его. Развернув ткань, она открыла первую страницу. Почерк матери, такой знакомый, каллиграфический и уверенный.
*12 мая. Йорк. Спустилась сегодня в катакомбы. Место невероятное. Фрески не поддаются классификации. Чувствую себя Говардом Картером у гробницы Тутанхамона. Кажется, я стою на пороге величайшего открытия в истории археологии.*.
Виктория быстро перелистывала страницы. Первые записи были полны научного восторга и профессиональных наблюдений. Но постепенно тон менялся.
*2 июня. Нашла кристалл. Удивительная вещь. Светится в темноте. Ночью, когда я рассматривала его, мне показалось, что я увидела что-то. Город. Должно быть, переутомление.*.
*15 июня. Это не галлюцинации. Город реален. Я вижу его каждый раз, когда вставляю кристалл в выемку на фреске. Это окно. Окно в другой мир, существующий прямо под нашими ногами. Господи, они всё это время были здесь. Существа с фресок. Они называют себя Детьми Ночи. Их цивилизация насчитывает тысячелетия.*.
*3 июля. Один из них говорил со мной. Через кристалл. Его зовут имя звучит как шелест ветра. Он говорит, что они — хранители. Они ушли под землю во времена великого катаклизма, чтобы сохранить знания. Он называет наш мир "Миром Гаснущего Света".*.
Последние записи были написаны торопливым, сбивчивым почерком.
*28 июля. Я должна сделать выбор. Он предлагает мне перейти. Полностью. Он говорит, что граница между нашими мирами истончается. Что скоро может начаться война. Совет Глубины, их правители, хотят вернуть себе поверхность. Он считает, что я, человек, могу помочь её предотвратить. Но если я перейду, я не смогу вернуться. Если я останусь, мой разум сотрёт эти воспоминания, чтобы защитить себя. Он говорит, это закон Равновесия.*.
*1 августа. Я приняла решение. Виктория, моя дорогая дочка, если ты когда-нибудь прочтёшь это, знай, я не бросила тебя. Я сделала это ради тебя, ради всех нас. Я больше не хочу выбираться. Здесь моё место. Я должна попытаться*.
Запись обрывалась.
Виктория сидела на холодном каменном полу, сжимая в руках дневник матери. Слёзы текли по её щекам, смешиваясь с вековой пылью. Всё это время она считала, что мать погибла в несчастном случае. Но она была жива. Она ушла. Ушла в тот самый город, который Виктория видела в кристалле.

Глава 4. Мембрана между мирами.

Последующие дни слились для Виктории в один долгий, лихорадочный сон наяву. Она больше не приходила в катакомбы, чтобы работать. Она приходила, чтобы ждать. С дневником матери, лежащим на рабочем столе рядом с инструментами, и кристаллом, вставленным в гнездо на фреске, она часами сидела на холодном полу, вглядываясь в туманные глубины камня. Видение подземного города больше не появлялось, и кристалл оставался лишь тускло светящимся артефактом, молчаливым и дразнящим.
Разочарование сменялось отчаянием. Она перечитывала дневник матери снова и снова, пытаясь найти ключ, упущенную деталь. "Граница истончается", — писала Элизабет. Что это значило? Как она смогла перейти?
На исходе недели, когда надежда почти покинула её, произошло нечто новое. Свет.
Это началось едва заметно. Светящиеся прожилки в стенах, которые раньше лишь слабо пульсировали, начали светиться ярче, их свет стал более насыщенным, приобретая отчетливый голубоватый оттенок. Сначала Виктория решила, что это очередная игра её воображения, но свечение не исчезало, а наоборот, усиливалось с каждой минутой. Вскоре весь зал был залит мягким, неземным сиянием, исходившим от самих камней. Электрические лампы казались теперь жёлтыми, чужеродными пятнами в этом призрачном свете.
Затем она услышала гул. Он шёл отовсюду и ниоткуда, глубокий и низкий, он вибрировал не в воздухе, а в самом её теле, в костях. Это был тот же гул, что она слышала в день первого видения, но теперь он был мощнее, настойчивее.
Кристалл на стене вспыхнул. Ярко, как магниевая вспышка. Виктория зажмурилась, и когда снова открыла глаза, увидела, что фреска перед ней изменилась. Изображение стало объёмным, фигуры отделились от стены, и казалось, что до них можно дотронуться. Сцена коронации, которую она изучала столько дней, ожила. Существа двигались, их светящиеся одежды колыхались, и хотя она не слышала их голосов, она знала, что они поют.
Но самое невероятное происходило со стеной.
Камень, на котором была написана фреска, становился прозрачным. Медленно, неохотно, словно тающий лёд. Сначала он сделался полупрозрачным, как матовое стекло, и сквозь него начали проступать неясные очертания. А затем он стал совершенно прозрачным, как чистейшая вода.
За стеной был город. Тот самый город из её видения.
Виктория медленно поднялась на ноги, не в силах поверить своим глазам. Она стояла на краю каменной площадки, а перед ней, в нескольких шагах, начинался широкий, изящно изогнутый мост из белого светящегося материала, ведущий к одной из башен подземного города. Под мостом зияла бездонная пропасть, в глубине которой мерцали огни. Воздух был наполнен ароматом озона и незнакомых цветов.
Стена превратилась в портал. В проход.
Но это был не просто проход. Стена не исчезла полностью. Она осталась, но теперь была похожа на дрожащее марево, на мембрану, отделяющую два мира. Сквозь неё всё ещё был виден зал катакомб с его лесами и ящиками, но он казался блёклым, выцветшим, словно старая фотография. Словно её мир был лишь тенью, а настоящая реальность находилась по ту сторону.
"Если ты пересечёшь границу полностью, вернуться будет невозможно", — вспомнила она слова матери из дневника.
Она сделала шаг вперёд, к краю площадки. Её ботинок коснулся поверхности моста. Материал был тёплым и гладким, как отполированная кость. Она замерла, разрываясь между страхом и непреодолимым желанием сделать следующий шаг. Там, в этом сияющем городе, была её мать. Там были ответы.
Именно в этот момент из теней башни на другой стороне моста вышла фигура.
Это был он. Существо с фресок. Высокий, стройный, облачённый в тёмные одежды, которые, казалось, были сотканы из самой ночи. Его лицо было бледным и обладало той совершенной, почти нечеловеческой красотой, которую можно встретить на старинных камеях. Но глаза его глаза были как два осколка звёздного неба, глубокие и тёмные, и в их глубине горел золотистый свет.
Он медленно пошёл по мосту ей навстречу. Его походка была плавной и бесшумной. Он остановился в нескольких шагах от дрожащей мембраны, разделявшей их.
— Наконец-то, — произнёс он. Его голос был низким и мелодичным, с лёгким, почти неуловимым акцентом, словно он говорил на английском, но думал на другом, более древнем языке. — Я ждал тебя, Виктория. Твоя мать была первой, кто смог перейти границу осознанно. Теперь очередь дочери.
Виктория не могла вымолвить ни слова. Она просто смотрела на него, на это невозможное существо из легенд, которое знало её имя.
— Кто ты? — наконец выдавила она, и её голос прозвучал слабо и неуверенно.
Он слегка склонил голову.
— Моё имя трудно произнести на вашем языке. Но вы можете звать меня Каспер. Я хранитель этой границы. И я тот, кто говорил с твоей матерью.
— Где она? — спросила Виктория, и в её голосе прозвучала вся боль и надежда двадцати лет ожидания. — Она жива?
— Жива, — подтвердил Каспер, и его золотистые глаза на миг потеплели. — Она здесь, в Городе Свечей. Но она не может вернуться. Никто не может. Закон Равновесия требует жертвы. Перешедший забывает свой прежний мир, или прежний мир забывает его. Твоя мать выбрала первое. Но ты ты другая. Кровь в тебе сильнее. Ты можешь сохранить память.
Он протянул руку, но не коснулся мембраны, его пальцы замерли в сантиметре от неё.
— У тебя есть выбор, Виктория Харпер. Ты можешь вернуться в свой мир. Портал закроется. Ты забудешь всё, что видела, и будешь жить обычной жизнью, но тебя до конца дней будут мучить ночные кошмары и чувство невосполнимой утраты. Или ты можешь сделать шаг вперёд. Узнать правду о своей матери. Узнать правду о себе. Но пути назад уже не будет.
Виктория посмотрела назад, на тусклый, призрачный зал катакомб. На свою прежнюю жизнь, на мир, который она знала. А потом снова посмотрела вперёд — на сияющий мост, на город невозможной красоты и на существо с глазами, полными звёзд, которое обещало ей ответы.
Она вспомнила последние слова матери в дневнике: "Я не бросила тебя". Она вспомнила своё собственное, почти забытое детское обещание — найти её, чего бы это ни стоило.
Страх всё ещё ледяными тисками сжимал её сердце, но решимость была сильнее. Она глубоко вздохнула, вдыхая странный, пьянящий воздух другого мира, и сделала шаг вперёд, проходя сквозь дрожащую, мерцающую мембрану.

Глава 5. Между двумя Йорками.

Прохождение сквозь мембрану было похоже на погружение в холодную воду. На одно короткое, захватывающее дух мгновение Виктория перестала чувствовать своё тело. Все звуки исчезли, сменившись абсолютной, всепоглощающей тишиной. Она видела одновременно оба мира: зал катакомб, тусклый и серый, как выцветшая фотография, и сияющий мост подземного города, яркий и живой. Они наложились друг на друга, просвечивая один сквозь другой, создавая невозможную, головокружительную картину. Она была нигде и везде одновременно, в точке слияния двух реальностей.
А затем всё кончилось. Сделав последний шаг, она оказалась на тёплой, гладкой поверхности моста. Воздух здесь был другим — чистым, прохладным, с нотками озона и незнакомых цветов. Позади неё мерцающая мембрана всё ещё висела в воздухе, и сквозь неё виднелась её прежняя реальность, но теперь уже она казалась далёкой и призрачной.
Каспер стоял перед ней, и теперь, в свете подземного города, она могла рассмотреть его лучше. Его красота была тревожащей, совершенной и в то же время неправильной. В чертах его лица не было ни единого изъяна, но именно это и делало его нечеловеческим. Кожа была бледной, словно фарфор, а в тёмных волосах играли синеватые блики. Но самым завораживающим были глаза. В их золотистой глубине, казалось, отражались тысячелетия, мудрость и бесконечная печаль.
— Ты сделала выбор, — констатировал он, и в его мелодичном голосе не было ни удивления, ни радости, лишь констатация факта. — Добро пожаловать в Город Свечей, Виктория Харпер.
— Где моя мать? — повторила она свой вопрос, теперь уже твёрже.
— С ней всё в порядке, — ответил Каспер, не отводя взгляда. — Но встреча с ней должна подождать. Сначала ты должна понять, где ты оказалась. И что это значит для тебя. Следуй за мной.
Он развернулся и пошёл по мосту к башне. Виктория, помедлив мгновение, последовала за ним. Она шла и не могла оторвать взгляда от открывавшейся панорамы. Город был ещё более грандиозным, чем в её видении. Шпили из светящегося кристалла уходили вверх, теряясь в полумраке гигантской пещеры. Между зданиями были перекинуты сотни таких же мостов, по которым бесшумно скользили фигуры в длинных одеждах. Внизу, в глубине пропасти, текли реки расплавленного света, освещая нижние ярусы города. Тишины не было — воздух был наполнен тихой, гармоничной музыкой, источника которой она не могла определить.
Они вошли в башню. Внутри не было ни лестниц, ни комнат в привычном понимании. Центральное пространство было полым, и вверх уходил светящийся столб, вокруг которого, словно листья на ветке, располагались площадки-уровни. Каспер шагнул в столб света, и его фигура начала плавно подниматься вверх.
— Не бойся, — донёсся его голос сверху. — Свет понесёт тебя.
Сделав глубокий вдох, Виктория шагнула вслед за ним. Она ожидала чего угодно — толчка, головокружения, — но вместо этого её окутала приятная теплота, и невидимая сила мягко оторвала её от пола. Она поднималась всё выше и выше, пролетая мимо уровней, заставленных книгами в странных переплётах, музыкальными инструментами, похожими на арфы из стекла, и артефактами, которые она не могла идентифицировать.
Наконец, они достигли самого верхнего уровня — просторной круглой комнаты с панорамными окнами от пола до потолка, выходившими на город. Здесь не было мебели, лишь несколько низких подушек, разбросанных по полу.
— Это мой дом. Моя тюрьма, — сказал Каспер, обводя комнату жестом. — Я хранитель границы. Моя задача — следить за тем, чтобы никто не переходил её без разрешения. И я наказан за то, что однажды нарушил этот закон. Я приговорен к вечному одиночеству в этой башне.
— Вы вы спасли человека, — прошептала Виктория, вспомнив дневник матери.
Золотистые глаза Каспера на миг расширились от удивления.
— Она рассказала тебе. В своём дневнике. Да, я спас его. Умирающего солдата в одной из ваших бессмысленных войн на поверхности. Я счёл его жизнь ценной. Совет Глубины счёл это предательством.
Он подошёл к одному из окон.
— Наш мир умирает, Виктория. Медленно, но верно. Кристаллы, дающие нам свет и энергию, тускнеют. Магия иссякает. Совет считает, что единственный способ выжить — вернуться на поверхность. Захватить её. Они верят, что ваш мир принадлежит нам по праву, что мы были изгнаны оттуда тысячи лет назад. Они готовят войну.
— Но моя мать она писала, что может помочь её предотвратить.
— Она пыталась, — с горечью сказал Каспер. — Она говорила с Советом, убеждала их, что сосуществование возможно. Но они не слушали. Для них она была лишь любопытным образцом, ключом к пониманию вашей физиологии, ваших слабостей. Когда они получили от неё всё, что хотели, они стёрли её память о поверхности и отправили жить среди обычных горожан, где она не представляет угрозы.
У Виктории перехватило дыхание.
— Вы хотите сказать она даже не помнит меня?
— Боюсь, что так, — тихо ответил Каспер. — Но в тебе её кровь. В тебе есть потенциал, которого не было у неё. Ты можешь не только сохранить память, но и нечто большее. Поэтому ты здесь. Я призвал тебя. Последние двадцать лет я медленно ослаблял границу, вливая в неё свою энергию, чтобы ты смогла перейти.
— Зачем? — не понимала Виктория. — Зачем я вам нужна?
— Ты — наш последний шанс, — сказал он, повернувшись к ней. В его золотых глазах горел огонь. — Шанс доказать Совету, что война — это ошибка. Что два наших мира могут не уничтожать, а дополнять друг друга. Но для этого ты должна остаться. По своей воле. Ты должна стать одной из нас.
Он снова подошёл к ней, так близко, что она чувствовала прохладу, исходившую от его тела.
— Выбор всё ещё за тобой, Виктория. Я могу вернуть тебя. Портал ещё открыт. Ты вернёшься в свою мастерскую, и этот день покажется тебе странным сном. Ты будешь жить дальше. Выйдешь замуж, состаришься, умрёшь. И никогда не узнаешь, что твоя мать жива.
Он помолчал, давая ей осознать свои слова.
— Или ты можешь остаться. Стать мостом между мирами. Попытаться спасти их оба. Но это путь боли, потерь и одиночества. И нет никаких гарантий, что у нас получится.
Виктория смотрела в его глаза, в эту бездонную звёздную печаль. Она думала о матери, которая пожертвовала всем ради мира, в который верила. Она думала о своей собственной жизни, такой пустой и бессмысленной до этого дня. Она искала ответы, а нашла цель.
Она вспомнила, как стояла на краю моста, разрываясь между двумя мирами. Но теперь она знала, что выбора никогда и не было. Её путь был предрешён в тот момент, когда она нашла дневник матери, а может, и задолго до этого.
— Я остаюсь, — сказала она, и её голос прозвучал твёрдо и уверенно.
На губах Каспера впервые появилась тень улыбки. Она была печальной и прекрасной.
— Я знал, что ты так скажешь.
В тот же миг мембрана, всё ещё висевшая в воздухе позади моста, дрогнула и схлопнулась с тихим шипением, как лопнувший мыльный пузырь. Проход исчез. Пути назад больше не было.

Глава 6. Пробуждение в Городе Свечей.

Переход был окончательным. В тот миг, когда портал схлопнулся, Виктория почувствовала, как невидимая нить, связывающая её с прежним миром, оборвалась. Воздух в башне показался плотнее, звуки — отчётливее, а цвета — ярче. Она словно смотрела на мир после того, как ей протёрли запотевшее стекло.
— Что что со мной происходит? — прошептала она, глядя на свои руки. Кожа, казалось, приобрела едва заметное жемчужное сияние, видимое в полумраке башни.
— Твоё тело адаптируется, — спокойно пояснил Каспер, наблюдая за ней с непроницаемым выражением лица. — Энергия этого места меняет тебя на клеточном уровне. Ты становишься чем-то большим, чем просто человек. Твои чувства обострятся. Ты сможешь видеть в темноте, слышать то, что недоступно человеческому уху, чувствовать потоки магии. Это дар и проклятие одновременно.
Он провёл её к одному из панорамных окон. Город Свечей раскинулся под ними, живой, дышащий организм из света и камня.
— Этот город был построен тысячелетия назад теми, кто пришёл до нас, — начал он свой рассказ. — Их называли Первыми. Они были мастерами кристаллической магии, способными формировать материю силой воли. Но они исчезли, оставив после себя лишь город и легенды о Пожирающих из пустоты, которые якобы и стали причиной их гибели.
— А ваш народ?
— Мы пришли позже. Мы были другими. Расой учёных, поэтов, художников, живущих на поверхности в гармонии с природой. Но ваш вид, люди, становился всё многочисленнее и агрессивнее. Вы боялись нас, называли демонами, духами, эльфами. Начались войны. Чтобы спастись от полного уничтожения, мои предки ушли под землю, в этот покинутый город. Здесь мы нашли убежище и построили новую цивилизацию, основанную на знаниях Первых.
Он говорил медленно, его голос был наполнен усталостью целых эпох.
— Мы заключили договор с вашими королями в XIV веке. Договор о Разделении. Мы не выходим на поверхность, вы не лезете к нам. Столетиями он соблюдался. Но сейчас всё изменилось. Наш мир угасает. А на поверхности, как считают наши правители, остались нетронутые источники магии, которые могут нас спасти. Поэтому Совет Глубины хочет войны.
— И вы один против них? — спросила Виктория, поражённая масштабом одиночества этого существа.
— Не совсем один, — кривая усмешка тронула его губы. — Есть те, кто помнит старые законы. Мирвин, старейшина Совета, и ещё несколько. Но мы в меньшинстве. Молодое поколение жаждет реванша. Они выросли на историях о несправедливости, об изгнании. Они видят в вас лишь варваров, захвативших их исконные земли.
Он отвернулся от окна и посмотрел на неё. В золотом свете его глаз она увидела не только печаль, но и твёрдую решимость.
— Тебе нужно отдохнуть. Адаптация требует много сил. Я покажу тебе твою комнату.
Он провёл её на один из нижних уровней башни. Комната была простой и в то же время изысканной. Стены были из того же светящегося материала, и их мягкий свет создавал уютную, умиротворяющую атмосферу. Вместо кровати было широкое ложе из тёмного, упругого мха, покрытого мягкой тканью, похожей на шёлк.
— Еда и вода появятся, когда ты этого захочешь, — сказал Каспер, указывая на небольшой столик. — Просто подумай о том, чего бы тебе хотелось. Башня живая. Она заботится о своих обитателях.
Виктория коснулась мшистого ложа. Оно было тёплым и мягким. Усталость, которую она до этого не замечала, навалилась на неё всей своей тяжестью. Её тело гудело, в голове стоял туман. Она легла и почти мгновенно провалилась в сон без сновидений.
Проснулась она от чувства голода. Открыв глаза, она увидела, что на столике стоит серебряный поднос, на котором лежали странные фрукты, похожие на светящиеся персики, и кувшин с прозрачной, искрящейся жидкостью. Она осторожно откусила кусочек фрукта. Вкус был ни на что не похож — сладкий, терпкий и освежающий одновременно. Вода из кувшина была холодной и утоляла жажду так, как ни одна вода на Земле.
Почувствовав прилив сил, она встала и подошла к окну. Вид на Город Свечей завораживал. Она провела в этой комнате, казалось, целую вечность, просто наблюдая за жизнью этого невозможного места.
Когда Каспер пришёл за ней, она уже чувствовала себя отдохнувшей и полной решимости.
— Ты готова? — спросил он.
— Готова к чему?
— Учиться, — ответил он. — Если ты хочешь выжить здесь и помочь мне, ты должна понять наш мир. Его законы, его магию, его опасности. Твоё обучение начинается сегодня.
И он стал её проводником. Он учил её "читать" потоки энергии, которые пронизывали весь город, как кровеносная система. Он показал ей, как силой мысли зажигать и гасить кристаллы, как общаться с "духами места" — эхо-сознаниями, оставленными древними обитателями.
Он водил её в Великую Библиотеку, где на стеллажах из резного кристалла хранились свитки и книги, описывающие историю тысячелетий. Там, среди древних текстов, Виктория находила отголоски земных мифов — истории о Атлантиде, Шамбале, Авалоне. Она поняла, что все эти легенды были лишь искажённым эхом существования подземного мира.
Они проводили вместе дни, которые не были днями, в мире, где не было солнца. Виктория узнавала Каспера всё лучше. За его внешней холодностью и отстранённостью она видела глубоко одинокое существо, несущее на своих плечах груз ответственности за два мира. Она видела его острый ум, его тонкое чувство юмора, его страстную любовь к искусству и знаниям.
Однажды, когда они сидели в Запретном Архиве, где Каспер тайно показывал ей подлинные исторические документы, нетронутые цензурой Совета, она задала вопрос, который мучил её с самого начала.
— Каспер, — начала она, — главный закон Закон о Разделении. Он запрещает отношения между нашими видами. Почему?
Каспер надолго замолчал, перебирая пальцами древний свиток.
— Это не просто социальный запрет, Виктория, — наконец сказал он. — Это закон физики. Магической физики. Наши сущности, наши энергетические поля имеют разную природу. Когда они вступают в тесный резонанс, который вы, люди, называете любовью, это создаёт аномалию. Нестабильность. Магические колебания, которые могут повредить ткань обоих миров. По крайней мере, так гласят древние тексты.
— Вы в это верите?
Он поднял на неё свои золотые глаза, и в их глубине она увидела такую боль, что у неё сжалось сердце.
— Я не знаю, во что верить, — тихо ответил он. — Я знаю лишь, что наказание за нарушение этого закона реально. Изгнание в Пустоту между мирами. Вечность в небытии.
В этот момент она поняла, что влюбляется в него. Безнадёжно, безрассудно и против всех законов физики, магии и здравого смысла. И, судя по тому, как он смотрел на неё, это чувство было взаимным.

Глава 7. Точка невозврата.

Дни, слившиеся в недели в мире без смены дня и ночи, пролетали для Виктории как одно мгновение. Башня Каспера стала для нее и домом, и учебным классом, и крепостью, защищающей от огромного, пугающего и завораживающего города внизу. Под руководством Каспера она училась не просто жить, а существовать в новой реальности. Ее человеческие чувства обострялись, смешиваясь с чем-то новым, магическим. Она начала видеть ауры вокруг живых существ, чувствовать "настроение" камня, слышать музыку кристаллов.
Они проводили долгие часы в Великой Библиотеке, где Каспер, как терпеливый учитель, раскрывал перед ней тайны своего мира. Он рассказывал о древних войнах, о великих правителях, о взлетах и падениях их цивилизации. Но чем больше она узнавала, тем отчетливее понимала, что их история была неразрывно связана с историей поверхности. Все мифы человечества – о богах, спустившихся с небес, о волшебном народе, ушедшем в холмы, о затонувших континентах – были лишь искаженным эхом правды.
— Мы были одним народом, — говорил Каспер, указывая на древнюю звездную карту, вырезанную на обсидиановой стене. — Но разделились. Одни выбрали путь технологии, логики, покорения природы. Это вы, люди. Другие — путь магии, гармонии, слияния с ней. Это мы. И со временем мы стали настолько разными, что больше не могли существовать в одном мире.
В его голосе не было осуждения, лишь глубокая, вселенская печаль. Виктория смотрела на него, на его совершенное, вневременное лицо, и чувствовала, как между ними растет нечто большее, чем просто дружба или союзничество. Это было притяжение двух противоположностей, двух осколков некогда единого целого. Она ловила себя на том, что любуется изящным изгибом его губ, когда он говорит, или тем, как золотые искорки вспыхивают в его глазах, когда он увлечен рассказом.
И она видела, что он тоже смотрит на нее иначе. Дольше, чем того требовала простая вежливость. Иногда, когда их руки случайно соприкасались над древним свитком, она чувствовала не только тепло его кожи, но и легкий электрический разряд, пробегающий по всему телу. И в такие моменты он резко отстранялся, а на его лице появлялось выражение почти болезненной борьбы.
Она знала о Законе Разделения. Она знала о наказании. Но сердце отказывалось подчиняться древним законам.
Кульминация наступила в тот день, когда Каспер привел ее в самую высокую комнату башни — в свою обсерваторию. Под куполом из цельного кристалла стоял сложный механизм из вращающихся линз и зеркал.
— Это Око Миров, — сказал Каспер. — Оно позволяет видеть то, что происходит на поверхности. Я наблюдал за тобой много лет, Виктория. Видел, как ты растешь, как ищешь ответы, как твое сердце тоскует по матери.
Он настроил механизм, и в центре комнаты возникло объемное, дрожащее изображение. Виктория ахнула. Она увидела улицы Йорка, залитые дождем. Увидела свою квартиру, окна которой были темны. Увидела свою мастерскую, опечатанную полицией. И увидела своего отца, постаревшего, сгорбившегося, который одиноко сидел на скамейке в парке, глядя в пустоту.
— Что что с ним? — прошептала она, чувствуя, как ледяной холод сжимает сердце.
— Он не помнит тебя, — тихо ответил Каспер. — Помнишь, я говорил о Законе Равновесия? Когда ты перешла границу, мир, который ты покинула, стер тебя из своей памяти. Для них ты никогда не существовала. Твой отец скорбит по жене, которую потерял двадцать лет назад, но у него никогда не было дочери.
Виктория рухнула на пол, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Боль была невыносимой. Потерять не просто дом, но и саму память о себе в сердцах тех, кого любишь, — это было хуже смерти.
Каспер опустился рядом с ней на колени. Он не обнял ее, не коснулся, но само его присутствие было утешением. Он ждал, пока первая волна горя не отхлынет.
— Виктория, — сказал он наконец, и его голос был серьезен, как никогда. — Портал, через который ты прошла, был особым. Я создавал его двадцать лет, вливая в него свою жизненную силу. Он нестабилен, но он все еще существует, как трещина между мирами. Я могу отправить тебя обратно.
Она подняла на него заплаканные глаза, не веря своим ушам.
— Если ты вернешься сейчас, Равновесие будет восстановлено. Ты снова появишься в их жизнях, в их памяти. Этот день, этот мир, я — все это станет для тебя лишь странным, тревожным сном, который ты быстро забудешь. Ты сможешь вернуться к своей обычной жизни. Быть с отцом.
Он смотрел на нее, и в его золотых глазах была такая тоска, что Виктории показалось, будто она видит его душу.
— Но если ты останешься пути назад уже не будет никогда. Трещина затянется. Ты навсегда будешь изгнанницей из своего мира. Тебя ждет борьба, в которой мы, скорее всего, проиграем. Тебя ждет мир, который никогда до конца не примет тебя. И тебя ждет — он запнулся, — одиночество. Потому что я не могу дать тебе того, чего жаждет твое сердце. Я не смею.
Это был момент истины. Выбор, который определит всю ее дальнейшую судьбу. Вернуться к привычной, понятной жизни, к любви отца, к дождливым улицам Йорка, к запаху масляных красок в мастерской. Забыть этот безумный, прекрасный и ужасный мир, забыть Каспера, забыть боль и цель, которую она здесь обрела.
Или остаться. Принять свою новую сущность. Принять свою миссию, какой бы безнадежной она ни казалась. Остаться рядом с ним, даже если им никогда не суждено быть вместе. Остаться, чтобы бороться за мир, в котором она родилась, и за мир, который стал ее домом.
Она посмотрела на дрожащее изображение отца, и ее сердце сжалось от любви и жалости. А потом она посмотрела на Каспера. На его лицо, на его глаза, в которых отражалась вся скорбь этого мира. И она поняла, что не сможет уйти. Не сможет оставить его одного. Ее жизнь на Земле была лишь прелюдией. Настоящая жизнь начиналась здесь и сейчас.
— Мой отец сильный, — тихо сказала она, вытирая слезы. — Он справится. Он всегда справлялся.
Она медленно поднялась на ноги и посмотрела Касперу прямо в глаза.
— Я остаюсь.
На его лице не отразилось ни удивления, ни облегчения. Лишь глубокое, бесконечное понимание. Он протянул ей руку — на этот раз без колебаний.
— Тогда будь готова, — сказал он, и его пальцы сомкнулись на ее ладони. Их прикосновение было как удар молнии. Мир вокруг них вспыхнул сине-золотым светом. — Наше путешествие только начинается.
Изображение Йорка в центре комнаты замерцало и погасло. Трещина между мирами закрылась. Виктория Харпер сделала свой окончательный выбор.

Глава 8. История Глубины.

Решение было принято. Воздух в башне, казалось, замер, а затем взорвался мириадами золотых и синих искр. Каспер не отпускал её руку, и Виктория чувствовала, как его энергия — древняя, мощная и бесконечно печальная — вливается в неё, переплетаясь с её собственной. Это было не больно, но ошеломляюще. Она закрыла глаза, и перед её внутренним взором пронеслись образы: падение звёзд, рождение континентов, города из света, уходящие под землю, блеск мечей и тихий шёпот магии. Это была не её память. Это была его.
Когда вихрь утих, она открыла глаза. Она всё ещё стояла в обсерватории, но мир вокруг изменился. Он стал глубже, насыщеннее. Она видела не просто камень стен, а его кристаллическую структуру, не просто свет, а потоки энергии. Она слышала не тишину, а биение сердца самого города.
— Что это было? — прошептала она, глядя на свои руки, которые теперь светились ровным, мягким светом.
— Слияние, — ответил Каспер, и его голос звучал устало. Он отпустил её руку. — Я поделился с тобой частью своей сущности, чтобы ускорить твою адаптацию и защитить тебя. Теперь энергия этого места не будет разрушать тебя. Ты стала частью его. Родственной ему.
Он провёл её к ложу из тёмного мха и помог лечь. Её тело было тяжёлым, как свинец, но разум был ясным как никогда.
— Отдыхай, — сказал он. — Трансформация забирает много сил.
Сон, в который она провалилась, был не забвением, а путешествием. Она видела себя маленькой девочкой, играющей в саду. Она видела свою мать, молодую и смеющуюся, которая рассказывала ей сказки о народе, живущем в холмах. Теперь Виктория понимала, что это были не сказки. Мать готовила её.
Она проснулась от чувства голода, острого, как лезвие ножа. На столике её уже ждали светящиеся фрукты и кувшин с искрящейся водой. Она ела и пила с жадностью, чувствуя, как силы возвращаются, но это были уже не те силы, что раньше. Это была новая, звенящая энергия, пульсирующая в каждой клетке её тела.
Встав с ложа, она подошла к зеркалу из гладкого, отполированного обсидиана. На неё смотрела незнакомка. Это всё ещё было её лицо, но оно изменилось. Кожа приобрела фарфоровую бледность и едва заметное жемчужное сияние. Рыжие волосы, казалось, стали темнее, и в их глубине вспыхивали медные искры. Но самым поразительным были глаза. Её зелёные глаза теперь были испещрены золотыми крапинками, которые светились в полумраке.
Она была другой. Уже не совсем человеком.
Каспер пришёл, когда она всё ещё стояла у зеркала, пытаясь принять свой новый облик.
— Привыкай, — мягко сказал он. — Это твоя новая реальность. Теперь ты видишь мир таким, какой он есть на самом деле, без пелены человеческого восприятия.
— Он прекрасен, — прошептала она, глядя в окно на сияющие шпили Города Свечей. — И ужасен одновременно.
— Как и всё в этой вселенной, — согласился Каспер. — Теперь, когда ты готова, я должен рассказать тебе всё. Без утайки.
Он повёл её в Великую Библиотеку. Это было огромное круглое помещение, стены которого уходили в невидимую высоту, сплошь покрытые стеллажами. Но вместо книг на них хранились кристаллы всех форм и размеров. Каждый кристалл был хранилищем информации, живой памятью.
— Это история нашего народа. История Глубины, — сказал Каспер, касаясь одного из кристаллов. Он вспыхнул светом, и в воздухе перед ними возникли объёмные изображения.
Он рассказал ей о великом исходе, когда их раса, преследуемая людьми, ушла под землю. Он показал ей первые века жизни в Городе Свечей — время великих открытий и великой скорби по покинутому солнечному миру. Он рассказал о Договоре о Разделении, подписанном кровью его предка и одного из английских королей Плантагенетов.
— Мы поклялись не вмешиваться в дела друг друга, — говорил Каспер, и его голос был полон горечи. — Но ваш мир манил нас. Его искусство, его музыка, его безумная, хаотичная жизненная сила. А наш мир манил вас. Ваши мистики, поэты, безумцы — они всегда чувствовали наше присутствие, искали пути сюда. Твоя мать была не первой, кто нашёл трещину. Но она была первой, кто перешёл границу осознанно, сохранив разум.
Он показал ей кристаллы, хранящие память о её матери. Виктория видела, как Элизабет Харпер, такая же молодая и решительная, как она сейчас, стоит перед Советом Глубины и страстно доказывает возможность мира. Она видела, как холодные, древние лица членов Совета остаются бесстрастными.
— Они использовали её, — сказал Каспер. — Изучили её. А когда она стала не нужна, просто стёрли её память и бросили, как сломанную игрушку. Я не смог её защитить. Тогда у меня не было сил противостоять Совету.
— Но теперь есть? — спросила Виктория.
— Теперь есть ты, — ответил он, и его золотые глаза встретились с её. — Твоё присутствие здесь, твоя трансформация — это то, чего Совет не ожидал. Они боятся тебя, Виктория. Потому что ты — живое доказательство того, что наши миры могут не только воевать, но и сливаться. Ты — аномалия, которая может разрушить их планы.
Он подвёл её к последнему стеллажу, который стоял особняком, в самой тёмной части библиотеки. Кристаллы здесь были тёмными, почти чёрными, и от них веяло холодом.
— А это то, чего боюсь я, — прошептал Каспер. — Это память Первых. То немногое, что от них осталось.
Он коснулся одного из чёрных кристаллов. Изображение, возникшее в воздухе, было хаотичным и пугающим. Виктория увидела не город из света, а бурлящий хаос. Увидела гигантских, бесформенных существ из чистого мрака, которые пожирали свет, материю, саму реальность. Увидела, как цивилизация Первых гибнет в отчаянной, безнадёжной борьбе.
— Пожирающие, — выдохнула она.
— Легенда гласит, что Первые не погибли, а пожертвовали собой, чтобы запечатать их в ядре этого мира, — сказал Каспер. — Город Свечей построен на их гробнице. Но печать ослабевает. Каждое магическое колебание, каждая трещина между мирами — всё это даёт им силу. Совет в своём безумном стремлении к войне может выпустить на свободу нечто, что уничтожит оба наших мира.
Он повернулся к ней. Его лицо было бледным и суровым.
— Вот против чего мы боремся, Виктория. Не просто против Совета. Против забвения. Теперь ты знаешь правду. Всю правду.
Она стояла посреди древней библиотеки, окружённая призраками прошлого и угрозами будущего. Она была больше не Виктория Харпер, реставратор из Йорка. Она была чем-то иным, гибридом двух миров, последней надеждой на спасение и, возможно, катализатором всеобщей гибели.
Но глядя в золотые глаза Каспера, она чувствовала не страх, а странное, обжигающее спокойствие. Она была дома.

Глава 9. Закон Равновесия и цена предательства.

Они сидели в самой высокой комнате башни, в обсерватории, где под хрустальным куполом мерцали голограммы далёких созвездий. Город Свечей внизу жил своей таинственной, безмолвной жизнью. После откровений в библиотеке Виктория чувствовала себя опустошенной и одновременно переполненной. Вопросы, на которые она искала ответы всю жизнь, сменились новыми, ещё более страшными.
— Расскажи мне о своём наказании, — попросила она, нарушив долгое молчание. — Ты сказал, что был приговорён к одиночеству за то, что спас человека.
Каспер долго смотрел на панораму города, прежде чем ответить. Его лицо в призрачном свете кристаллов казалось высеченным из мрамора.
— Это было давно, — начал он, и его голос был тихим, словно он говорил с самим собой. — По вашему летоисчислению — во времена Столетней войны. Граница между мирами тогда была тоньше, нестабильнее. Иногда случались прорывы, и существа из нашего мира попадали на поверхность, а люди — к нам. Чаще всего это заканчивалось плачевно для обеих сторон.
Он встал и подошёл к устройству, которое Виктория прозвала "Оком Миров". Его пальцы забегали по светящимся рунам, и в воздухе возникло изображение. Поле битвы, усеянное телами в рыцарских доспехах. Грязь, кровь и серое, плачущее небо.
— Я был молод и наивен, — с горькой усмешкой продолжал Каспер. — Я был учёным, а не воином. Меня интересовал ваш мир. Я часто наблюдал за ним через Око, восхищаясь вашим искусством, вашей музыкой и вашей безумной, иррациональной жаждой жизни. В тот день я наблюдал за одной из ваших битв. Бессмысленная резня из-за клочка земли, который вы называли Францией.
Изображение приблизилось. Виктория увидела молодого рыцаря, почти мальчика, в помятых латах, который лежал на земле, придавленный мёртвой лошадью. Его грудь была пробита обломком копья.
— Он умирал, — сказал Каспер. — Я видел, как жизнь покидает его. Но в его глазах не было страха. Лишь ярость и сожаление. Он не хотел умирать. Он шептал имя "Жанна". Я почувствовал отклик. Что-то в его воле к жизни резонировало со мной. И я совершил глупость. Преступление.
— Ты спас его.
— Да. Я нарушил главный закон. Я открыл краткосрочный портал и перенёс его сюда, в эту башню. Моих знаний в целительстве хватило, чтобы извлечь копье и залечить рану. Я думал, что поступаю правильно. Что спасение жизни не может быть злом.
Изображение сменилось. Теперь это был зал Совета Глубины — огромное амфитеатральное помещение, где на тронах из чёрного кристалла сидели древние, бесстрастные существа. В центре зала стоял Каспер, а рядом с ним — спасённый им рыцарь, испуганный и сбитый с толку.
— Совет был в ярости, — голос Каспера стал жёстким. — Не из-за самого факта спасения. Жизнь одного человека для них — ничто. Они были в ярости из-за нарушения Закона Равновесия. Они обвинили меня в том, что я поставил под угрозу оба мира.
— Но почему? Какую угрозу мог представлять один спасённый солдат?
— Дело не в нём. Дело в самом акте перехода. Каждый несанкционированный переход — это трещина в ткани реальности. Это как если бы ты пыталась смешать масло и воду. Можно взболтать их, но они всё равно разделятся, и это разделение создаст турбулентность. Так и с нашими мирами. Энергии несовместимы. Каждое такое вмешательство вызывает магические катаклизмы. На поверхности в тот год были невиданные засухи и наводнения. У нас — землетрясения и затухание кристаллов. Совет счёл, что это моя вина.
Он выключил изображение, и комната снова погрузилась в полумрак.
— Они хотели приговорить меня к Изгнанию в Пустоту. Это высшая мера наказания. Но за меня вступился Мирвин, мой учитель. Он убедил Совет, что мои знания могут быть полезны. В итоге приговор был смягчён. Меня назначили Хранителем Границы и приговорили к вечному заключению в этой башне. Я могу видеть город, но не могу в него спуститься. Я могу наблюдать за вашим миром, но не могу в него вмешаться. Это идеальная тюрьма для того, кто больше всего на свете ценит свободу и знания.
— А что стало с рыцарем? — тихо спросила Виктория.
— Его память стёрли и отправили обратно. Он очнулся на поле боя, решив, что ему всё приснилось. Рана на его груди затянулась, оставив лишь шрам, который он не мог объяснить. Говорят, он дожил до глубокой старости и часто рассказывал своим внукам странную сказку о башне из света и ангеле с золотыми глазами.
Каспер подошёл к окну и прислонился лбом к холодному кристаллу.
— Вот цена моего милосердия, Виктория. Века одиночества. Века наблюдения за тем, как мой мир медленно угасает, а твой — погружается в безумие войн и ненависти. Я стал тюремщиком самого себя, хранителем закона, в справедливость которого больше не верю.
Он говорил о себе, но Виктория слышала в его словах и историю своей матери. Её тоже использовали и отбросили. Её благородный порыв разбился о холодную, безжалостную логику Совета.
— Но ты не сдался, — сказала она. — Ты призвал меня.
— Это был акт отчаяния, — признался он, не оборачиваясь. — Я видел, как Совет всё ближе подходит к развязыванию войны. Я видел, как в тебе растёт сила твоей матери, усиленная твоей собственной волей. Я поставил всё на карту. Нарушил свой приговор ещё раз, ослабив границу. Если Совет узнает об этом на этот раз Мирвин меня не спасёт.
Теперь она поняла всю глубину его жертвы. Он рисковал не просто свободой, а самим своим существованием. Ради неё. Ради призрачного шанса на спасение двух миров.
— Каспер, — начала она, подойдя к нему. Она хотела сказать что-то важное, что-то, что показало бы ему, что он не один. Но слова застревали в горле.
Вместо этого она просто положила свою руку на его руку, лежавшую на подоконнике.
В тот же миг их словно ударило током. Мир взорвался светом. Но это был не тот мягкий свет, что раньше. Это была яростная, неконтролируемая вспышка энергии. По хрустальному куполу обсерватории пошли трещины. Кристаллы в библиотеке на нижних этажах зазвенели и начали гаснуть один за другим. Вся башня содрогнулась.
Каспер резко отдёрнул руку, словно обжёгшись. На его лице был ужас.
— Закон — прошептал он. — Он всё-таки прав. Наш резонанс он разрушителен.
Виктория смотрела на свою руку, которая всё ещё светилась ярким, почти болезненным светом. Она чувствовала эту энергию — дикую, первобытную, пугающую и пьянящую одновременно. Это была сила их общего чувства, сила, способная как созидать, так и уничтожать.
Они стояли на противоположных концах комнаты, разделённые не только пространством, но и древним, неумолимым законом. И оба понимали, что их самое большое желание и есть их самое страшное проклятие. Их любовь была оружием, направленным против них самих. И против всего сущего.

Глава 10. Уроки подземного города.

После вспышки энергии, едва не разрушившей обсерваторию, между Викторией и Каспером пролегла невидимая, но ощутимая граница. Они продолжали проводить время вместе, но теперь их общение было наполнено сдержанностью и осторожностью. Они избегали случайных прикосновений, а их разговоры стали более формальными, сосредоточенными на "обучении" Виктории. Но под этой внешней холодностью кипело напряжение — невысказанное желание и страх перед его последствиями.
Виктория решила, что не может больше находиться в этой мучительной неопределённости. Ей нужно было понять. Понять не разумом, а всем своим новым, изменённым существом, что именно представляет собой Закон, запрещающий им быть вместе.
Она нашла Каспера в Зале Карт, где он изучал древние схемы подземных коммуникаций, готовясь к возможному конфликту с Советом.
— Я хочу знать всё, — сказала она без предисловий. — Расскажи мне о Законе Разделения. Не как историк, а как физик. Что именно происходит, когда наши миры соприкасаются?
Каспер оторвался от карты и посмотрел на неё. В его глазах была усталость, но он кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Ты имеешь право знать. Это основа всего. Идём.
Он привёл её в место, которое называлось Сердцем Башни. Это была небольшая сферическая комната в самом центре строения, стены которой были из цельного, пульсирующего кристалла. Воздух здесь был плотным, насыщенным энергией, и вибрировал от низкого, едва слышного гула.
— Это главный энергетический узел башни, — пояснил Каспер. — Здесь я могу наглядно показать тебе то, о чём сложно рассказать словами.
Он встал в центр комнаты и раскинул руки. Кристалл-стена откликнулся, и на его внутренней поверхности начали появляться сложные, светящиеся диаграммы, похожие на переплетение нейронных сетей и звёздных систем.
— Представь, что Вселенная — это музыкальный инструмент с бесконечным количеством струн, — начал он. — Каждая струна — это отдельный мир, отдельная реальность. Каждая вибрирует на своей уникальной частоте. Ваш мир, мир людей, вибрирует на частоте, которую можно условно назвать "материальной". Ваши законы — это законы физики, химии, термодинамики. Всё подчинено причине и следствию.
На стене появилась диаграмма, изображающая ровную, предсказуемую синусоиду.
— Наш мир, Глубина, вибрирует на "магической" частоте. Наши законы иные. Мы можем влиять на материю силой мысли, потому что для нас мысль и материя — это лишь разные состояния энергии. Для нас реальность более пластична.
Рядом с первой синусоидой появилась другая, с более сложным, непредсказуемым и многоуровневым рисунком.
— Пока эти две "струны" вибрируют параллельно, не соприкасаясь, всё находится в гармонии. Это и есть Равновесие, — продолжал Каспер. — Но иногда возникают точки соприкосновения. Трещины. Порталы. И тогда начинается диссонанс.
Он коснулся стены, и две диаграммы наложились друг на друга. Место их пересечения вспыхнуло хаотичными, уродливыми разрядами. Комнату наполнил резкий, неприятный звук, от которого у Виктории заложило уши.
— Этот диссонанс, эта "неправильная" вибрация, распространяется по обоим мирам, вызывая аномалии. Нарушения законов. То, что вы называете паранормальными явлениями, а мы — магическими выбросами. Призраки, полтергейст, спонтанные возгорания в вашем мире. Затухание кристаллов, сбои в магии, рождение чудовищ — в нашем.
— Но любовь? — спросила Виктория, пытаясь перекричать диссонирующий гул. — При чём здесь она?
Каспер посмотрел на неё, и в его взгляде была бездна печали.
— Любовь, Виктория в том виде, в котором она существует у вас и у нас, — это самый мощный источник резонанса. Это не просто эмоция. Это полное слияние энергетических полей двух существ. Когда человек и дитя Глубины влюбляются друг в друга, их поля начинают вибрировать в унисон. Они создают новую, третью частоту.
Он снова коснулся стены. Две синусоиды начали сближаться, и в месте их слияния родилась новая волна — невероятно мощная, но совершенно хаотичная, разрушительная. Она разрасталась, поглощая и искажая две исходные. Гудение в комнате стало невыносимым.
— Эта новая частота — аномалия для обеих вселенных, — крикнул Каспер, перекрывая шум. — Она как раковая опухоль на ткани реальности. Она не просто создаёт помехи. Она разрушает сами законы, на которых держатся наши миры. Она способна со временем уничтожить всё. Поэтому древние создали Закон.
— Какой закон?
— Закон Разделения — это не просто договор. Это магическая программа, встроенная в саму структуру миров. Это иммунная система вселенной. Когда она обнаруживает такой опасный резонанс, она пытается его нейтрализовать.
Он показал на хаотичную волну на диаграмме. Её начала окутывать сеть из тонких серебряных нитей, которые сжимали её, пытались подавить.
— Наказание, изгнание в Пустоту — это не кара Совета. Это работа этой "иммунной системы". Она просто изолирует источник угрозы, выбрасывая его за пределы всех реальностей, в изначальный хаос, где нет ни времени, ни пространства, ни жизни.
Виктория смотрела на эту ужасающую картину, и её кровь стыла в жилах. Теперь она поняла. Их чувства были не просто запретными. Они были опасны в самом фундаментальном смысле. Они были болезнью, угрожающей всему мирозданию.
— Но — прошептала она, — есть ли способ обойти это? Изменить?
Каспер выключил диаграмму. Комната снова погрузилась в тишину, и только сердце Виктории гулко стучало в ушах.
— Древние тексты говорят об одном способе, — медленно произнёс он. — О полном слиянии. Когда два существа не просто любят друг друга, а становятся единым целым. Перестают существовать как отдельные личности, сливая свои сознания, свои души, свою энергию в нечто новое. Это существо уже не будет принадлежать ни одному из миров и, возможно, не будет создавать разрушительного резонанса.
Он посмотрел на неё, и она поняла, о чём он думает. Это был тот путь, по которому, возможно, пошли они с её матерью, когда та перешла границу.
— Но это лишь теория, — добавил Каспер. — Никто никогда не делал этого добровольно. Это больше чем смерть, Виктория. Это полное стирание личности. Превращение в нечто иное. И никто не знает, чем это "иное" может оказаться.
Они стояли в центре пульсирующего Сердца Башни, двое существ из разных миров, связанных чувством, способным уничтожить вселенную. И перед ними было два пути: вечная, мучительная разлука или прыжок в неизвестность, страшнее самой смерти.
— Теперь ты понимаешь, — сказал Каспер, и его голос был почти шёпотом. — Почему мы не можем быть вместе. Каждое наше прикосновение, каждый взгляд, полный нежности, — это толчок, приближающий конец света. Мы — ходячая бомба замедленного действия. И единственный способ её обезвредить — держаться друг от друга как можно дальше.
Он вышел из комнаты, оставив её одну наедине с ужасающей истиной и разбитым сердцем. Истина была ясна и неумолима, как математическая формула. Но сердце, глупое, иррациональное человеческое сердце, отказывалось её принимать.

Глава 11. Запретная библиотека.

Осознание истины о Законе Разделения стало для Виктории ледяным душем. Их с Каспером чувства были не просто запретными — они были оружием массового поражения, бомбой замедленного действия, заложенной под фундамент двух миров. Эта мысль была чудовищной, но она же приносила и странное, горькое облегчение. Теперь между ними была не просто стена из страха и недомолвок, а ясный, непреложный физический закон.
Каспер, казалось, воспринял это как руководство к действию. Он с головой ушёл в "обучение" Виктории, превратившись из загадочного хранителя тайн в строгого и требовательного наставника. Их дни были расписаны по минутам, не оставляя времени на рефлексию или опасные взгляды.
— Ты должна научиться выживать здесь, — говорил он, пока они шли по одному из нижних, заброшенных ярусов города. — Не как гость, а как полноправный житель. Моя башня — безопасное место, но ты не можешь сидеть в ней вечно. Рано или поздно Совет узнает о тебе, и ты должна быть готова.
Первым уроком было "видение".
— Твои человеческие глаза обманывают тебя, — объяснял Каспер, останавливаясь посреди тёмного, лишённого кристаллов туннеля. — Они видят лишь отражённый свет, узкий спектр реальности. Ты должна научиться видеть энергию. Саму суть вещей.
Он велел ей закрыть глаза и сосредоточиться.
— Воздух вокруг тебя не пуст. Он наполнен потоками энергии. Тёплые идут от живых существ, холодные — от камня. Почувствуй их. Позволь им нарисовать картину мира в твоём сознании.
Сначала Виктория не чувствовала ничего, кроме темноты и холода. Но её новое, изменённое тело откликалось на указания Каспера. Постепенно она начала различать едва заметные "течения" в темноте. Она почувствовала холодное, неподвижное присутствие стен туннеля, тёплое, пульсирующее сияние Каспера рядом с собой и крошечные, порхающие огоньки — светящихся насекомых, которые жили в этих туннелях. Когда она открыла глаза, она увидела их — не как физические объекты, а как светящиеся контуры, энергетические слепки на фоне темноты.
Следующим уроком была магия.
— Мы не "колдуем", как в ваших сказках, — пояснял Каспер. — Мы лишь направляем существующую энергию силой воли. Камень, вода, свет — всё имеет своё сознание, свою волю. Ты не можешь приказать им. Но ты можешь попросить. Убедить. Вступить с ними в резонанс.
Он подвёл её к стене, покрытой спящими кристаллами.
— Поговори с ними, — сказал он. — Почувствуй их холодный, медленный сон. И поделись с ними частью своего тепла, своей жизненной силы. Попроси их проснуться.
Виктория приложила ладони к холодному камню. Она сосредоточилась, вспоминая то чувство единения с миром, которое испытала после "слияния". Она направила поток своего внутреннего тепла в кристалл, мысленно прося его о свете. И один из кристаллов под её ладонью дрогнул и засветился ровным, мягким светом. Это была маленькая победа, но она наполнила её ликованием.
Но самым сложным и опасным уроком было выживание в самом городе.
— Город Свечей — не рай, — предупреждал Каспер. — Здесь есть свои хищники и свои законы. Ты должна научиться быть невидимой.
Он учил её, как скрывать свою ауру, сливаясь с энергетическим фоном города. Как передвигаться по теням, используя "слепые зоны" в магическом поле. Как отличать безопасные районы от тех, куда не решаются заходить даже стражники Совета.
Однажды он тайно провёл её в Запретную библиотеку. В отличие от Великой библиотеки знаний, это место было хранилищем лжи. Здесь Совет веками переписывал историю, уничтожая упоминания о мире с поверхностью и превознося идею войны.
— Я хочу, чтобы ты это увидела, — сказал Каспер, указывая на ряды кристаллов, излучавших тусклый, болезненный свет. — Это кристаллы памяти, изъятые у тех, кто, подобно твоей матери, пытался говорить о мире. Их воспоминания искажены, превращены в пропаганду.
Виктория взяла один из кристаллов. В её сознание ворвались чужие, изуродованные воспоминания. Она увидела картины "зверств" людей на поверхности, которые были явно сфабрикованы. Услышала голоса, призывающие к священной войне. Это было отвратительно.
— Но зачем? — спросила она, отбрасывая кристалл.
— Страх, — ответил Каспер. — Совет боится вашего мира. Боится его хаотичности, его непредсказуемости. И, как все, кто боится, они хотят нанести удар первыми. Они не просто хотят захватить ресурсы. Они хотят уничтожить саму идею другого, непохожего на них мира.
В этот момент в дальнем конце зала послышались шаги.
— Стража! — прошептал Каспер. — Быстро!
Он толкнул её в узкую нишу за стеллажом, а сам остался на виду, приняв вид учёного, случайно зашедшего в архив. Виктория, затаив дыхание, наблюдала, как в зал вошли два стражника в чёрных кристаллических доспехах. Их лица были скрыты шлемами, а в руках они держали светящиеся копья.
— Лорд Каспер, — произнёс один из них, и его голос был искажён шлемом. — Это запретная зона. Даже вам здесь не место.
— Я искал некоторые исторические данные для старейшины Мирвина, — спокойно ответил Каспер. — Кажется, я заблудился.
Стражники переглянулись. Они явно не поверили ему, но авторитет Каспера, пусть и опального, был всё ещё высок.
— Совет был бы недоволен, узнав о вашем любопытстве, — процедил второй стражник. — Просим вас немедленно покинуть архив.
Каспер кивнул и медленно пошёл к выходу. Проходя мимо ниши, где пряталась Виктория, он едва заметно коснулся её разума своей мыслью: "Не двигайся. Я вернусь".
Сердце Виктории колотилось. Она стояла в темноте, боясь дышать, пока шаги стражников не затихли вдали. Этот эпизод отрезвил её. Она поняла, что всё это — не учёба, не игра. Это настоящая война, пока ещё тайная, и она находится на её передовой. Каждая ошибка может стоить Касперу и ей жизни.
Она выбралась из своего укрытия и посмотрела на ряды кристаллов лжи. И в ней родилась холодная, ясная ярость. Она не просто хотела выжить. Она хотела бороться. Бороться за правду, за свою мать, за два мира, которые эти фанатики были готовы ввергнуть в хаос.

Глава 12. Тайный поход в запретную библиотеку.

После инцидента в обсерватории, когда их случайное прикосновение едва не разрушило башню, в их отношениях с Каспером наступила вынужденная зима. Они оба понимали, что любая искра может разжечь пожар, способный поглотить всё. Поэтому они воздвигли между собой стену из формальностей и уроков. Каспер стал строгим ментором, Виктория — прилежной ученицей. Но под этой ледяной поверхностью продолжало биться раскалённое ядро их невозможного чувства.
Обучение продвигалось. Виктория научилась не просто видеть энергетические поля, но и различать в них "цвета" эмоций. Она могла почувствовать страх светящегося мха, когда к нему приближался хищник, или спокойную древнюю мудрость самого камня. Она научилась "просить" кристаллы о свете и тепле, вступая с ними в резонанс. Но чем больше она узнавала, тем яснее понимала, что настоящая битва будет не магической, а информационной.
— Я должна увидеть это снова, — сказала она однажды вечером, когда они сидели в зале карт. — Ту библиотеку. Место, где Совет переписывает историю.
Каспер оторвался от древней схемы туннелей. В его золотых глазах промелькнуло беспокойство.
— Это опасно, Виктория. После того случая стража удвоила патрули. Они ищут источник магического всплеска. И они подозревают меня.
— Именно поэтому мы должны пойти, — настаивала она. — Ты сам сказал, что они боятся меня, потому что я — аномалия. Но чтобы бороться с ними, я должна знать их ложь в лицо. Я должна понять, как они мыслят, чем отравляют умы своего народа. Это важнее уроков магии.
Он долго смотрел на неё, и в его взгляде она увидела не только тревогу, но и уважение. Он видел в ней уже не испуганную беженку из другого мира, а союзника, бойца.
— Ты права, — наконец произнёс он. — Знание — наше главное оружие. Хорошо. Мы пойдём. Ночью.
"Ночь" в Городе Свечей была условным понятием. Это было время, когда основные кристаллы-светильники в общественных местах приглушали свой свет, и город погружался в глубокие синие сумерки, нарушаемые лишь огнями частных жилищ и патрульных сфер.
Они спустились из башни не с помощью светового лифта, а по потайным ходам, о которых знал только Каспер. Он учил её, как скрывать свою ауру, сливаясь с фоновым излучением города, как ступать бесшумно, как тень.
Запретная библиотека, или, как её официально называли, "Архив Исторической Правды", находилась в одном из нижних, самых старых районов города. В отличие от Великой Библиотеки, залитой светом знаний, это место было тёмным и гнетущим. Воздух здесь был спёртым, пахло пылью и застарелой ложью. Кристаллы памяти на стеллажах излучали тусклый, болезненно-жёлтый свет, словно им было стыдно за то, что они хранили.
— Будь осторожна, — прошептал Каспер. — Информация здесь не просто хранится. Она активна. Она пытается проникнуть в сознание, убедить. Не поддавайся.
Виктория взяла в руки один из кристаллов. Он был неприятно липким на ощупь. Как только она коснулась его, в её разум хлынул поток чужих, искажённых воспоминаний. Она увидела сцену: мирная деревня жителей Глубины, на которую нападают косматые, рычащие существа, с ног до головы покрытые железом, — карикатурное изображение людей. Они сжигали дома, убивали женщин и детей. Картина была настолько яркой и жестокой, что Викторию затошнило.
— Это ложь, — твёрдо сказал Каспер, заметив её реакцию. — Я изучал этот период. В то время между нашими народами был мирный торговый обмен. Эта деревня была уничтожена из-за внутреннего конфликта за права на кристаллический рудник. Совет просто "вмонтировал" в воспоминания выживших образы людей-дикарей.
Она шла вдоль стеллажей, как по галерее ужасов. Кристалл за кристаллом, ложь за ложью. Мирные контакты, представленные как вероломные нападения. Технологические достижения людей, выставленные как примитивное варварство. Великие произведения человеческого искусства — музыка Баха, картины Рембрандта, архитектура готических соборов — всё это либо высмеивалось, либо вовсе стиралось из истории. В версии Совета люди были не более чем агрессивными, полуразумными животными, случайно занявшими мир, который по праву принадлежал детям Глубины.
— Они не просто готовят войну, — прошептала Виктория в ужасе. — Они готовят геноцид. Они создают идеологическую базу для полного уничтожения человечества, чтобы их народ не чувствовал угрызений совести.
— Именно, — подтвердил Каспер. — Но самое страшное даже не это.
Он подвёл её к центральному залу архива. Здесь хранились самые древние и самые важные исторические записи.
— "Великий Исход", — прочитала она название секции. — Вы ушли под землю, спасаясь от человеческой агрессии.
— Так гласит официальная версия, — мрачно сказал Каспер. — А теперь смотри.
Он активировал один из центральных кристаллов. Но вместо того, чтобы показать ей видение, он приложил к нему другой, маленький, тёмный кристалл, который достал из-за пазухи.
— Это дешифратор. Редкий артефакт времён Первых. Он позволяет видеть то, что было стёрто.
Изображение в главном кристалле замерцало, и первоначальная картина — благородные, печальные изгнанники, покидающие солнечный мир, — начала искажаться. Сквозь неё, как водяные знаки на бумаге, проступила другая реальность. Виктория увидела не бегство, а паническое отступление. Армии детей Глубины, разбитые и деморализованные, бежали с поля боя. А противостояли им не дикари в шкурах, а люди в сияющих доспехах, вооружённые не только мечами, но и магией. Их боевые маги вызывали огненные смерчи и молнии, их целители поднимали павших.
— Но я думала, у людей нет магии, — пролепетала Виктория.
— Была, — ответил Каспер. — В те времена многие из вас владели магией не хуже нас. Мы спровоцировали ту войну, будучи уверенными в своём превосходстве. И мы проигрывали её. Великий Исход был не благородным уходом, а позорным бегством. Совет стёр эту правду, потому что она разрушает главный миф — миф о нашей изначальной правоте и жертвенности. Они стёрли саму память о человеческой магии, о вашей цивилизации, превратив вас в своём архиве в безмозглых варваров.
В этот момент в дальнем конце зала раздался резкий металлический скрежет. Шаги. Двое.
— Патруль! — выдохнул Каспер. — Сюда!
Он втолкнул её в глубокую нишу за стеллажом с кристаллами и задвинул её своей фигурой, сам делая вид, что изучает один из архивов. Сердце Виктории бешено колотилось в груди. Она видела в щель между кристаллами, как в зал вошли два стражника Совета. Их чёрные доспехи казались выкованными из застывшей ночи.
— Лорд Каспер, — голос одного из них был молодым, наглым и полным скрытого презрения. — Какое удивительное совпадение. Снова вы, и снова в запретной зоне.
— Мои изыскания требуют доступа к первоисточникам, — ледяным тоном ответил Каспер. Его аура была абсолютно спокойной, но Виктория чувствовала, как напряглись все его мышцы.
— Ваши "изыскания" вызывают слишком много магических флуктуаций в последнее время, — сказал второй стражник, делая шаг вперёд. — Совет просил передать, что ваше терпение испытывается. Особенно после инцидента в башне.
— Передайте Совету мою благодарность за заботу, — не дрогнув, ответил Каспер. — А теперь, если вы не возражаете, я продолжу свою работу.
— Мы возражаем, — нагло заявил первый. — Мы проведём обыск. В последнее время в архиве пропадают дешифраторы.
Сердце Виктории ухнуло в пропасть. Дешифратор был у Каспера. Если они его найдут.
Каспер медленно выпрямился во весь свой рост. Его фигура, казалось, заполнила всё пространство. Золотой свет в его глазах стал холодным и острым, как лезвие.
— Вы смеете обыскивать члена древнего рода, хранителя границы? — его голос был тихим, но в нём зазвучала сталь, от которой у стражников по спинам пробежал холодок. — Вы забыли своё место, щенки.
Они на мгновение смешались, столкнувшись с аристократической спесью и силой, о которой они знали лишь по легендам.
— Мы мы лишь выполняем приказ, — промямлил один из них.
— Тогда выполняйте его в другом месте, — отрезал Каспер. — И передайте своим хозяевам в Совете, что если они хотят поговорить со мной, пусть приходят сами, а не присылают мальчишек. А теперь — вон.
Стражники, бросив на него злобный взгляд, нехотя подчинились и вышли из зала.
Когда их шаги затихли, Каспер подал Виктории знак. Она выбралась из укрытия, всё ещё дрожа.
— Это было близко.
— Слишком близко, — согласился он, пряча дешифратор. — Нам нужно уходить. Немедленно.
Они вернулись в башню теми же тайными тропами. Виктория молчала всю дорогу. Увиденное в библиотеке потрясло её до глубины души. Это была не просто ложь. Это было чудовищное, всеобъемлющее преступление против памяти, против истины.

Глава 13. Ночь вопросов.

После рискованного похода в Запретную библиотеку в башне воцарилась напряжённая тишина. Увиденное потрясло Викторию до глубины души. Одно дело — знать о лжи, и совсем другое — увидеть её воочию, прикоснуться к искажённым воспоминаниям, почувствовать холодный яд пропаганды. Она больше не могла смотреть на сияющий Город Свечей прежними глазами. За его красотой теперь скрывался зловещий оскал тоталитарной системы, готовой на любое преступление ради сохранения своей власти.
Каспер тоже был погружён в свои мысли. Встреча со стражниками показала, что кольцо вокруг них сжимается. Совет подозревал его, и это было лишь вопросом времени, когда они нанесут удар.
В одну из таких бесконечных "ночей" Виктория нашла его в обсерватории. Он стоял у панорамного окна, глядя на город, и его силуэт на фоне светящихся шпилей казался невероятно одиноким.
— Они убьют тебя, если узнают, что ты привёл меня сюда, — тихо сказала она, подойдя ближе. Она намеренно держалась на расстоянии, помня о разрушительной силе их прикосновения.
— Они убьют меня в любом случае, — так же тихо ответил он, не оборачиваясь. — Рано или поздно. Я слишком много знаю. Слишком многое помню. Я — живое опровержение их лживой истории. Моё существование — угроза их режиму.
Он повернулся к ней, и в золотом свете его глаз плескалась бездна усталости.
— Я прожил слишком долго, Виктория. Я видел, как рушатся империи и рождаются звёзды. Я помню времена, когда наши народы не враждовали, а учились друг у друга. Я помню первую любовь, первое предательство, первую войну. Иногда мне кажется, что я состою не из плоти и энергии, а из одних лишь воспоминаний.
Он подошёл к одной из подушек и опустился на неё, жестом приглашая её сесть напротив.
— Ты хотела знать моё прошлое. Не историю Хранителя Границы, а историю просто Каспера. Что ж, у нас есть время до рассвета, которого никогда не будет.
И он начал рассказывать.
Его история была похожа на древний, многослойный гобелен, сотканный из света и тени. Он родился в эпоху, которую в Городе Свечей называли "Эпохой Сумеречного Мира" — время после Великого Исхода, когда его народ ещё не смирился с потерей солнечного света и жил в вечной меланхолии. Его семья принадлежала к древнему аристократическому роду Хранителей Знаний. С детства его окружали не игрушки, а древние кристаллы-артефакты, не сверстники, а тени великих предков.
— Я был одиноким ребёнком, — говорил он, и в его голосе слышалась слабая усмешка. — Я предпочитал компанию книг компании живых существ. Я зачитывался историями о поверхности, о вашем мире. Он казался мне таким ярким, таким живым, таким настоящим. В отличие от нашего, застывшего в вечном полумраке и ностальгии.
Когда он повзрослел, он стал одним из самых молодых членов Совета Глубины. Он отвечал за культуру и исторические архивы. И именно тогда он встретил её. Селестин.
При упоминании этого имени голос Каспера дрогнул.
— Она была как вспышка сверхновой. Яркая, амбициозная, безжалостно умная. Она тоже была из древнего рода, но, в отличие от меня, она не цеплялась за прошлое. Она смотрела в будущее. Она считала, что наш народ достоин большего, чем вечное прозябание под землёй. Она мечтала о реванше.
Их роман был бурным и страстным. Это был не просто союз двух сердец, а слияние двух умов, двух амбиций. Вместе они были силой, способной изменить Город Свечей. Они были молоды, влюблены и верили, что могут всё.
— Мы были партнёрами, — продолжал Каспер. — Равными во всём. Мы вместе разрабатывали планы реформ, вместе мечтали о возрождении нашей цивилизации. Но наши пути разошлись. Я верил, что возрождение возможно через знания, через мирный контакт с поверхностью. Она — что только через войну. Она считала мой гуманизм слабостью. А я её прагматизм — жестокостью.
Разрыв был долгим и мучительным. Это была не просто ссора влюблённых, а идеологическая война. Каспер пытался убедить Совет в пагубности планов Селестин, приводил исторические данные, предупреждал о последствиях. Но её пламенные речи о возрождении великой расы и возвращении "исконных земель" находили больший отклик в сердцах тех, кто устал жить в тени.
— Я проиграл, — сказал он просто. — Её фракция взяла верх. Меня обвинили в предательстве идеалов расы, в симпатиях к "дикарям" с поверхности. Инцидент со спасённым мною рыцарем стал лишь последней каплей, удобным предлогом, чтобы убрать меня с политической арены.
Он замолчал, глядя в темноту за окном.
— Когда меня приговорили к заключению в этой башне, Селестин пришла ко мне. В последний раз. Она предложила мне сделку. Отречься от своих "еретических" взглядов, публично поддержать её курс на войну, и тогда она использует всё своё влияние, чтобы меня простили.
— И что вы ответили? — прошептала Виктория.
— Я отказался, — на его губах снова появилась та горькая усмешка. — Сказал, что лучше проведу вечность в одиночестве, чем стану соучастником геноцида. Она назвала меня глупцом и ушла. С тех пор я её не видел. Лишь чувствовал её холодное, ненавидящее присутствие в Совете. Она не простила мне не только политического поражения. Она не простила мне того, что я выбрал свои принципы, а не её.
Виктория слушала его, и её сердце сжималось от сочувствия. Она видела за образом холодного и мудрого наставника трагическую фигуру — гения, опередившего своё время, непонятого и преданного своим народом и своей любовью. Она поняла, почему он так отчаянно цеплялся за неё, за этот призрачный шанс. Она была его последней ставкой в игре, которую он вёл уже много веков.
— А моя мать? — спросила она. — Она была после после Селестин?
— Да, — кивнул Каспер. — Через много веков после. Я уже почти смирился со своим одиночеством. И тут появилась она. Такая же, как ты, — упрямая, смелая, ищущая правду. Она была как глоток свежего воздуха в затхлой атмосфере моего существования. Я увидел в ней надежду. Попытался помочь ей, направить. Но я был слишком слаб, а Совет — слишком силён. Я не смог её защитить. Эта неудача — самый тяжёлый груз на моей совести.
Он поднял на неё свои золотые глаза, и в них больше не было ни холода, ни отстранённости. Только безграничная, обнажённая боль.
— Я не могу потерять и тебя, Виктория.
В этот момент все барьеры, которые они так старательно выстраивали между собой, рухнули. Не было больше ни ученицы и учителя, ни человека и дитя Глубины. Были только двое, мужчина и женщина, связанные общей судьбой, общей болью и общим, невозможным чувством.
Виктория медленно, боясь разрушить хрупкое мгновение, подошла к нему. Она опустилась на колени рядом с ним и, нарушая все законы и запреты, взяла его холодную руку в свои.
Она ожидала вспышки, взрыва, разрушения. Но ничего не произошло.
Их энергии, соприкоснувшись, не вступили в диссонанс. Вместо этого они слились в ровном, тёплом сиянии, окутавшем их обоих, как кокон. Их ауры, синяя и золотая, переплелись, образовав новый, нежно-зелёный цвет. Цвет новой жизни. Цвет надежды.
Они смотрели друг на друга, не в силах поверить в то, что происходит. Древний Закон, неумолимый, как смерть, дал сбой. Или или он никогда не был тем, чем казался.
— Как?.. — прошептал Каспер, глядя на их светящиеся руки.
— Я не знаю, — так же шёпотом ответила Виктория. — Но, может быть может быть, любовь — это не болезнь. Может быть, это лекарство.

Глава 14. Прикосновение.

Ночь откровений в обсерватории, когда их прикосновение не вызвало разрушений, а, наоборот, породило гармоничное слияние аур, стала для Виктории и Каспера поворотным моментом. Древний Закон, казавшийся неумолимой аксиомой, дал трещину. Это не отменило опасности, но подарило надежду — крошечную, как искорка в непроглядной тьме, но от этого не менее яркую.
Они стали смелее. Их уроки теперь были наполнены не только передачей знаний, но и осторожными экспериментами. Они пытались понять природу своего аномального резонанса.
— Возможно, дело в тебе, — предположил Каспер, когда они сидели в Зале Карт, склонившись над схемой энергетических потоков города. — Твоя трансформация она сделала тебя не просто человеком с магическими способностями. Ты стала гибридом. Твоё энергетическое поле уже не является чисто "материальным". Оно несёт в себе и нашу "магическую" частоту. Возможно, поэтому диссонанс не возникает. Твоё поле действует как адаптер.
Эта теория была логичной, но она не объясняла всего. Почему тогда их первое прикосновение после её окончательного выбора вызвало такой мощный, почти разрушительный всплеск?
Они пробовали снова и снова. Лёгкое касание кончиками пальцев над картой. Мимолётное соприкосновение руками, когда он передавал ей кристалл-артефакт. Каждый раз результат был разным. Иногда их ауры сливались в спокойном зелёном свечении. Иногда между их пальцами проскакивала яркая, болезненная искра, заставляя их отдёрнуть руки. А иногда не происходило ровным счётом ничего.
— Это зависит от эмоций, — наконец догадалась Виктория. — Когда мы спокойны, сосредоточены на работе, наши энергии гармонируют. Но когда мы — она запнулась, не решаясь произнести слово "влюблены", — когда мы поддаёмся чувствам, возникает нестабильность.
Это было жестокое открытие. Их любовь по-прежнему была бомбой. Просто теперь у них, кажется, появился предохранитель. Но он был ненадёжен, и никто не знал, в какой момент он может отказать.
Несмотря на опасность, эти моменты электрического контакта стали для них единственной отдушиной в мире сдержанности и долга. Каждое случайное прикосновение было и пыткой, и благословением. Это было напоминанием о том, что они живые, что под масками наставника и ученицы скрываются мужчина и женщина, отчаянно тянущиеся друг к другу.
Напряжение росло. Невысказанные слова висели в воздухе башни, делая его плотным и наэлектризованным. Виктория ловила на себе долгие, полные тоски взгляды Каспера. Он же, в свою очередь, видел, как она расцветает, как её человеческая живость и эмоциональность смешиваются с новоприобретённой магической силой, рождая нечто совершенно уникальное и прекрасное.
Однажды они работали в его мастерской — месте, где он занимался не глобальными проблемами, а своим личным творчеством. Он был не только учёным, но и гениальным художником. Он "рисовал" светом, создавая в воздухе объёмные, живые скульптуры из чистой энергии.
Он показывал ей, как это делать.
— Ты должна не просто представить образ, — говорил он, — а почувствовать его. Его вес, его текстуру, его душу.
Он создавал в воздухе светящуюся розу. Её лепестки медленно раскрывались, и Виктория почти чувствовала её аромат.
— Попробуй, — сказал он.
Виктория закрыла глаза и попыталась воссоздать образ из своего мира. Она представила чайку, парящую над серыми волнами Северного моря у побережья Йоркшира. Она вложила в этот образ всю свою тоску по покинутому дому. Когда она открыла глаза, в воздухе перед ней висела птица из серебристого света. Она была не такой совершенной, как роза Каспера, её контуры дрожали, но она была живой. Она взмахнула крыльями и растворилась в воздухе, оставив после себя едва уловимый запах соли и ветра.
— Невероятно, — прошептал Каспер. Он смотрел на неё с таким восхищением, с такой нежностью, что у Виктории перехватило дыхание. — Ты учишься быстрее, чем кто-либо, кого я знал.
Он подошёл ближе, чтобы рассмотреть остаточные эманации её световой скульптуры. Их плечи почти соприкасались. Атмосфера в комнате накалилась до предела. Стена, которую они так долго и мучительно строили, готова была рухнуть.
— Каспер — начала она, не зная, что хочет сказать.
Он повернулся к ней. Их лица были так близко, что она могла видеть каждую золотую искорку в его глазах. Время замерло. Весь мир — Город Свечей, война с Советом, древние законы — всё это исчезло. Остались только они двое.
И в этот момент он коснулся её щеки.
Это было не случайное, мимолётное касание. Это было осознанное, намеренное действие. Его пальцы были холодными, как отполированный мрамор, но под этим холодом она почувствовала жар, который, казалось, мог расплавить камень.
И мир взорвался.
Но это был не взрыв разрушения. Это был взрыв чистого, незамутнённого чувства. Их ауры вспыхнули не синим и золотым, а ослепительно-белым светом, который заполнил всю комнату. Между его пальцами и её кожей пробежал не просто разряд, а целая река жидкого электричества, но она не причиняла боли. Наоборот, по телу Виктории разлилась волна эйфории, от которой подогнулись колени. Она чувствовала его — его одиночество, его боль, его тысячелетнюю тоску и его безграничную, отчаянную нежность к ней.
Они стояли так, вечность или мгновение, окутанные этим сиянием, не в силах пошевелиться, не в силах дышать. Они были двумя полюсами, замкнувшими электрическую цепь вселенной, и по ним тёк ток такой силы, что он мог бы зажечь новые звёзды.
А потом, так же внезапно, как и началось, всё прекратилось. Сияние погасло. Каспер резко отдёрнул руку, словно обжёгшись. На его лице был испуг.
— Я не должен был, — прошептал он, отступая на шаг. — Прости.
Но Виктория смотрела на него, и на её губах играла слабая улыбка.
— Это было прекрасно.
Она сделала шаг к нему, но он выставил руку, останавливая её.
— Нет, — сказал он, и в его голосе звучала паника. — Ты не понимаешь. Это был неконтролируемый выброс. Чистая эмоция. Мы были на грани. Ещё секунда — и башня бы не выдержала. Мы могли уничтожить половину города.
Он был прав, и она это знала. Но после того, что она только что испытала, страх казался чем-то незначительным. Она впервые почувствовала не разрушительную, а созидательную силу их связи. Она поняла, что их любовь — не только проклятие. Это ещё и дар невероятной мощи.
Но Каспер был слишком напуган. Века, проведённые в страхе перед Законом, не прошли даром. Он видел в их чувстве лишь угрозу.
— Этому не должно повториться, — твёрдо сказал он, глядя куда-то в сторону. — Уроки на сегодня закончены.
Он вышел из мастерской, оставив её одну, с привкусом озона на губах и ощущением его электрического прикосновения на коже. Она знала, что он будет избегать её. Знала, что он снова попытается возвести стену.