Запрет на любовь

Глава 1

тридцатое августа

Красоморск

– Дорогая! Как я рада тебя видеть! – бабушка Алиса бросается ко мне со слезами. – Милая моя! Какая ты взрослая стала! Ах! Дед не узнает!

Молча терплю все эти восклицания и объятия, испытывая дикую неловкость.

Конечно не узнает. Крайний раз мы виделись лет десять назад. Ещё в Тбилиси. Я в первый класс тогда пошла.

– Красавица наша! – родственница без конца расцеловывает мои щёки горячими губами. – Как дорога? Устала? – обеспокоенно заглядывает в глаза и с ходу атакует вопросами. – Уж лучше бы самолётом прилетела, так быстрее. Больно долго поездом томиться.

Ну нет, тут я не согласна. Мне точно нужно было время. Для того, чтобы осознать и как-то принять неизбежное.

– Идём. Пётр Игоревич возьмёт вещи, – указывает на высокого, плотного мужчину, одетого в строгий классический костюм.

– Здравствуйте, – коротко здоровается он со мной. – Позволите? – протягивает руку.

– Нет, – отступая на шаг, категорически отказываюсь отдать ему чехол. – Всё остальное можно, – добавляю уже мягче, чтобы не показаться законченной грубиянкой.

– Ракетки, – улыбаясь, подмигивает бабушка.

– Да. Я никому их не доверяю.

Она понимающе кивает.

– Слышал? Никому. Не обижайся, Пётр Игоревич. Ну что, идём, моя девочка? – мягко повторяет она, опуская ладонь мне на лопатку.

– Идём, – с шумом выдыхаю обречённо.

И вот мы с ней шагаем по платформе железнодорожного вокзала Красоморска, ранее существовавшего для меня лишь на открытках. Такого далёкого, незнакомого и пугающего. Пугающего своей неизвестностью.

– Ты слишком тепло одета, милая, – Алиса Андреевна окидывает взглядом мой брючный костюм.

Я в нём действительно уже вспотеть успела.

– В Москве было холодно, когда я уезжала, – поясняю, чтобы хоть как-то поддержать разговор. – Дождь ещё шёл.

Вместо меня роняя слёзы на серый асфальт.

– Ой, там у вас ерунда, а не погода, – отмахивается бабушка. – То ли дело у нас на Юге. Солнышко, тепло!

Молчу.

Тепло? Утро, а жара и духота невыносимая. Я бы именно так это сейчас описала…

Проходим через здание маленького железнодорожного вокзала и выходим на улицу. Мужчина обходит автомобиль, припаркованный неподалёку, открывает нам двери, загружает мои вещи в багажник и садится за руль.

– Пётр Игоревич работает у нас много лет, – рассказывает бабушка. – Он всегда отвезёт тебя, куда потребуется. В школу, на тренировку, к морю.

– Вы же не собираетесь держать меня тут как в тюрьме? – уточняю я, нахмурившись.

– Ну что ты!

Отец в этом плане итак был излишне строг. Никогда не отпускал меня в Москве куда-то одну. Рядом всегда был водитель или охранник, а в более раннем возрасте Нино, моя гувернантка.

Не хотелось бы, чтобы и здесь мою свободу давили, ограничивая.

– Мы очень ждали тебя, Тата, – её мягкая, теплая ладонь ложится на мою, и я с трудом сдерживаю в себе порыв убрать руку.

Я же вообще не контактная в плане всех этих тактильных вещей. Особенно, касаемо женщин. Росла с отцом, а у нас с ним, несмотря на сильную связь, не было принято проявлять эмоции подобным образом. Разве что иногда... Как в тот проклятый день, когда нам позволили встретиться в СИЗО. Там я откровенно рыдала, прижавшись щекой к его широкой груди.

Папа…

Как же ты там, родной?

Чтобы отвлечься от разрывающих душу мыслей, поворачиваюсь к окну и рассматриваю те места, которые мы проезжаем.

После Москвы сразу бросается в глаза, что Красоморск – очень маленький город. Движение в две полосы, узкие улочки, маленькие магазины и миниатюрные гостиницы. Палатки, обилие частных домов, тесная набережная, вдоль которой туда-сюда снуют приехавшие к морю люди.

Кстати, о нём. О море.

Пока это единственное, что мне здесь нравится. Ведь едва беспокойные синие воды открываются взору, под рёбрами начинает приятно щекотать.

Плавать я не умею, но бороться с внезапно возникшем желанием зайти туда босыми носами, точно не буду.

– Приехали, – сообщает бабушка.

Выбравшись из автомобиля, поднимаю взгляд на возвышающуюся надо мной махину из красного кирпича.

– Проходи, дорогая, – указывает на аккуратную мощёную дорожку. – У нас большая территория. Есть свой сад и пруд.

Выгибаю бровь.

Говоря по правде, территория и впрямь поражает своими размерами, пространством и высаженной повсюду зеленью. Впрочем, не меньше поражает и дом моего деда, бывшего губернатора.

Он, чужой, огромный, укрытый ползущими ветками дикого винограда, наряду с настороженностью вызывает во мне то странное волнение, к которому я не была готова.

– Всё же, думаю, ты устала с дороги. Давай сразу поднимемся наверх, я покажу тебе твою комнату, – предлагает Алиса Андреевна, когда оказываемся в помещении.

Глава 2

Обед я всё-таки пропускаю и вниз спускаюсь только к ужину.

Бабушка Алиса, заметно воспрянув духом, предпринимает очередную попытку наладить общение, поскольку наш диалог, состоявшийся в спальне моей горе-«матери», оставил после себя довольно неприятный осадок.

– Ты почти ничего не поела. Овощи, спаржа... К десерту не притронулась. Придерживаешься какой-то диеты?

– Нет. Просто слежу за питанием.

– Ох, знакомая история… Нашему Эдуарду Сергеичу это не понравится, – многозначительно покашливает в кулак. – Расскажешь подробнее, что привыкла есть. Я должна знать.

– Ладно. Чем занимается дед?

Как я поняла, он сейчас в отъезде и не смог меня встретить из-за каких-то неотложных дел.

– Работает. Всё без конца что-то строит, инвестирует. Никак не угомонится на старости лет, – вздыхая, закатывает глаза. – Говорит, что сойдёт с ума, если придётся постоянно находиться дома. А мне, наоборот, хорошо тут. Вот садом занялась, когда вышла на пенсию. Здесь у меня много разных кустов и деревьев, – указывает налево, когда мы неспешно прогуливаемся по каменистой дорожке. – Ты любишь фрукты?

– Да.

– Ну вот. Если бы ты немного раньше приехала… – она разочаровано всплёскивает руками. – Клубника, ежевика, малина отошла уже. Крыжовник ещё помаленьку есть. А так, смотри, яблок в этому году много, грушы, сливы, виноград.

– Моя школа далеко отсюда? – останавливаюсь в тени раскидистой яблони.

– Минут двадцать, если на машине, – поправляет шляпку, дивно сочетающуюся с платьем. – Город у нас маленький.

– А набережная где?

– Береговая линия близко. Благоустроенный городской пляж чуть дальше.

– Я видела велосипед у ворот...

– Это мой, – заявляет неожиданно.

Хотя почему же неожиданно. Для своего возраста она выглядит отлично. Видно, что активная и занимается собой.

– Возьму? Хочу покататься.

Алиса Андреевна настороженно замирает.

– Дорогая, – растерявшись, пытается улыбнуться. – Ты… только приехала, ничего здесь не знаешь. Как же я могу отпустить тебя одну?

– Что такого? Ты же сама сказала, что город у вас маленький.

– Да, но…

– Я недолго. Проеду туда-обратно.

– Давай Пётр Игоревич отвезёт нас в центр, – предлагает совсем не то, что мне нужно. – Мы могли бы вместе выбрать тебе наряд к первому сентября, а заодно и прогуляться по набережной. Как тебе такая идея?

– Наряд у меня уже есть. Я всего лишь хочу посмотреть окрестности. Сама, – добавляю с нажимом.

– И всё-таки давай дождёмся деда.

Видно, что ей не хочется мне отказывать, но страх, похоже, побеждает.

– У меня есть перцовый баллончик.

– Милая…

– Никто не станет похищать меня, – вырывается непроизвольно, и она, побледнев, резко меняется в лице.

– Не станем проверять.

– Но…

– Идём, посидим в беседке, – зовёт, однако я остаюсь на месте. – Тата…

– Голова разболелась, полежу, – разворачиваюсь в противоположном направлении и из вредности возвращаюсь в дом.

Нет. Судя по всему, и здесь меня планируют опекать-оберегать, продолжая неизменную отцовскую традицию.

Захлопываю дверь за спиной.

На этот раз спальня встречает меня отрядом чемоданов. Видимо, тактичный Пётр поднялся сюда в наше отсутствие.

Приседаю, расстёгиваю один из них и обречённо принимаюсь разбирать привезённый из Москвы гардероб. Развешиваю на вешалки костюмы и платья, аккуратно раскладываю на полки шкафа бельё и личные вещи. Выставляю на столик нашу с отцом фотографию, аккуратно расставляю косметику и туалетную воду.

Со двора доносится шум.

Выглядываю с балкона на улицу. Вижу, как грузовик въезжает в распахнутые ворота и…

Если спросите меня, что в мозгу тогда перемкнуло, объяснить я вам навряд ли смогу.

Опомниться и осознать наглость своей выходки оказываюсь способна лишь тогда, когда отъезжаю от дома, активно покручивая педали бабушкиного велосипеда.

*********

Целый час проходит с тех пор, как я совершила свой бессовестный побег. Телефон молчит, а это значит, что бабушка до сих пор не обнаружила пропажу и не кинулась меня искать.

Чувство вины испытываю конечно, но ничего ведь страшного не произошло, верно? Я просто объехала на велике всё побережье. Город и правда оказался крошечным. А ещё очень зелёным и живописным.

Прежде, чем вернуться, решаю всё-таки осуществить задуманное. На общем пляже заходить в воду как-то не решилась, а вот здесь, на диком, пустынном, вполне себе можно.

Оставляю велик на грунтовой дорожке, быстро скидываю кеды вместе с носками. Ребром ладони закрываю глаза от лучей заходящего солнца и шагаю к волнам, рьяно плещущимся у берега.

Ступни вязнут и тонут в горячем песке. Передо мной простирается ярко-оранжевое небо, в которое то и дело взмывают чайки.

Закат в месте, подобном этому, несомненно, – что-то невероятное. На картинках выглядит красиво, но воочию просто чистый восторг.

Глава 3

Пока еду уже знакомым маршрутом, мерещится всякое.

Каждая машина, движущаяся в том же направлении, что и я, вызывает внутри меня панику и страх.

Усиленно кручу педали велосипеда и, часто дыша, периодически оглядываюсь назад, чтобы убедиться в том, что меня не преследует чёрный внедорожник, набитый хулиганами.

«Фаа!» – сигналит фура, и я на мгновение теряю управление.

Только лишь чудом не заваливаюсь на бок, вовремя схватившись за руль.

Боже-Боже…

Торможу у ворот Зарецких, шаркая резиной. Мокрая и взволнованная до крайней степени, сижу на велике ещё пару минут, отчаянно пытаясь прийти в себя.

Они не едут за тобой. Всё нормально, Тата. Шина проколота. Зачинщик драки обезврежен. Полиция уже там.

Стираю ладонью пот со лба и несколько раз подряд делаю глубокий вдох-выдох, чтобы хоть как-то выровнять ритм грохочущего сердца, разгоняющего по организму наполненную адреналином кровь.

Кошмар. Посмотрела окрестности на свою голову.

В кармане начинает вибрировать телефон.

Пальцы не слушаются. Словно онемели, не сгибаются. Потому и достать его выходит не сразу. А когда мне всё-таки удаётся это сделать, на треснувшем защитном стекле экрана обнаруживается пропущенный звонок от экстренной службы.

Чего они от меня хотят? Выяснить, не пострадала ли я или продолжить допрос, расспрашивая информацию о моей личности?

Ну нет! Я сделала, что могла. Позвонила, доложила о ситуации. Всё. Организовывать проблемы Зарецким в первый же день пребывания в этом городе, в мои планы не входит точно. Ещё не хватало, чтобы полиция сюда заявилась.

От этой мысли по взмокшей спине ползёт холодок.

Зажимаю две боковые кнопки и держу их до того момента, пока не появляется кнопка «выключить».

Гаджет тухнет несколько секунд спустя, а я, наконец, слезаю с велосипеда.

Очень, между прочим, вовремя, потому что калитка открывается, и навстречу мне спешит перепуганная, сонная и одетая в белоснежный халат Алиса Андреевна.

– Тата! – восклицает, широко распахнув глаза. – Где ты была?

– Не переживай, я просто проехалась до центра, – прохожу мимо, вцепившись в руль велосипеда.

– Но… Я думала, ты дома, а тут звонит охрана и…

– Я сбежала. Можешь отругать, посадить под домашний арест, рассказать деду.

– Зачем же ты так? – слышу её шаги за спиной. – Мало ли, что могло с тобой случиться? Темень. Незнакомый город. Разве можно?

– Прости, я виновата, – возвращаю транспорт на место. – Не удержалась, – поднимаю на неё взгляд, и уснувшая было совесть даёт о себе знать в троекратном размере, потому как замечаю на её лице искреннюю тревогу и волнение.

– Что с тобой? – наклоняется, шагнув ближе.

Опускаю голову. К своему удивлению, замечаю, что умудрилась порвать джинсы и стесать кожу до крови. Щипать начинает только сейчас, когда все системы организма потихоньку восстанавливают свою работу после пережитого стресса.

– Упала. Не переживай, там ерунда! – беспечно машу рукой.

– Тата, – с укоризной произносит моё имя, вздыхая.

– Извини…

Не ради красного словца повторяю. Действительно понимаю, что совершила опрометчивую глупость. По сути, она права, на том пляже могло произойти всё, что угодно.

Что, если бы я не была приучена носить с собой баллончик?

А если бы выронила его в борьбе и не смогла им воспользоваться?

Ледяной озноб охватывает тело, стоит мне представить ситуацию в которой, убежать от хулиганов не удалось бы.

Как бы они поступили со мной? Осталась бы я жива?

– Не делай так больше, прошу тебя, – будто бы сквозь пелену доносится до меня мягкий голос бабушки Алисы.

– Не стану, – обещаю, вытирая влажные ладони о ткань джинсов.

– Пойдём в дом. Нужно обработать коленку.

Шагаю за ней и ещё раз мысленно благодарю Всевышнего за благоприятный исход произошедшего.

– Садись, – кивает в сторону дивана, когда оказываемся в гостиной, а сама исчезает за дверьми ванной комнаты, расположенной здесь на первом этаже.

– Да не беспокойся, я сама обработаю.

– Сами с усами, – ворчит женщина, появляясь передо мной с аптечкой в руках.

– Я взрослая, не нужно со мной возиться.

– Взрослая, а умом-то не подумала, когда в ночь отсюда сбегала в неизвестном направлении, – журит, откручивая крышку флакона. – Помнится, и мать твоя была такой же. Думали, не вырастет ребёнок целым, да невредимым. Что ни день, то приключение было у нашей Насти...

Встречаемся глазами, и она запоздало понимает, что сказала не то, что следовало.

– Никогда не сравнивай меня с ней, – ощетинившись, предупреждаю.

– Я всего лишь…

– Не говори со мной о ней, не вспоминай при мне её имя.

Глава 4

Марсель

Прямо перед началом ежегодной торжественной линейки замечаю в толпе выпускников Её. Ту самую девчонку, благодаря которой заимел серьёзные проблемы.

Игнорируя приветствия одноклассников, под аккомпанемент фанфар направляюсь к Ней.

Встаю чётко за спиной. Какое-то время пристально рассматриваю, акцентируя внимание на деталях.

Недешёвые с виду цацки. Брендовая сумка. Вычурный букет, выделяющийся на фоне других посредственных веников. Стильный костюм белого цвета. Выпендрёжные босоножки, усыпанные камнями.

Не знаю, кто такая, но птица явно залётная.

На пафосе. Пахнет и выглядит дорого.

Склонив голову влево, медленно выдуваю поток воздуха ей в шею. Густые, тёмные волосы собраны наверх, что позволяет беспрепятственно наблюдать за реакцией кожи. На ней тут же отчётливо проступают мелкие мурашки.

Девчонка резко дёргается. Поворачивается. Вроде как возмутиться собирается, но замирает и, широко распахнув глаза, таращится на меня в немом шоке. Не ожидала.

Что ж. Ей стоило бы знать, что в нашем маленьком городке всего одна старшая школа…

– Сюрпрайз, – изрекаю мрачно, нависая над ней грозовой тучей.

Проходит секунда.

Две.

Три.

Она бледнеет. Возвращает взгляд на сцену. Сильнее стискивает пальцами букет и нервно сглатывает. Правда почти одновременно с этим, показательно мотнув головой, распрямляет плечи и вздёргивает кверху нос.

Мои губы растягиваются в ухмылке.

Вот так встреча!

– Чё за краля? – интересуется Ромасенко, вставая рядом.

– А ты присмотрись.

Он хмурит брови и щурится.

– Не врубаюсь.

– Это та стукачка с пляжа, которая должна тебе новую резину, – подсказывает ему Дэн.

– Реально? Это она? – удивляется Макс.

Многозначительно переглядываемся.

– Чё будем с ней делать? – чеканит друг практически ей в затылок и, естественно, наш разговор девчонка прекрасно слышит.

Не успеваю ответить на его вопрос, потому что Германовна начинает громко орать:

– Абрамов! Какого, спрашивается, ты здесь? Там у Филатовой уже истерика началась. Немедленно отправляйся к ней!

Мать вашу. Забыл.

– На крыльце стрельнёмся, когда весь этот стрём закончится, – бросаю пацанам и отпихиваю в сторону зевающего одноклассника.

Вон даже представителям ботообразных тут скучно.

– Рубашку застегни на верхние пуговицы. И чтобы окуляры свои мне снял! – грозным тоном догоняет классуха в спину.

– Привет, – улыбаясь, чирикают девчонки, когда прохожу мимо.

– Зачётная юбка, Ковалёва, – успеваю отметить по ходу движения.

– Эспешали фо ю [1], – выдаёт на ломаном английском и посылает мне воздушный поцелуй.

– Удобная?

– Проверим? – провокационно отражает, подмигивая.

– Обязательно, – обещаю я ей.

– Вот ты где! – прямо передо мной вырастает Филатова, наша бесячая староста-монахиня. – Я тебя заждалась уже!

– Соскучилась, святоша? – по традиции её стебу.

– Ты уже должен стоять со мной там! – возмущается она, люто краснея.

– Филатова, наряд у бабки своей одолжила? – ядовито прилетает из толпы.

– Церковь выделила по случаю праздника?

– Неужели сложно в назначенное время появиться в нужном месте? – игнорируя выпады в свою сторону, продолжает отчитывать меня староста-мозгоклюй. – К чему эта извечная необходимость подводить людей? У тебя совсем нет совести?

– Притушись, Полин, – морщусь, вскидывая руку. – Я ведь здесь. Не галди.

Лавируем в толпе.

– Ты почему пропустил репетицию?

– Что репетировать? Хождение по кругу?

– И всё-таки, Абрамов, меня интересует причина.

Никак не угомонится.

– Непреодолимые обстоятельства.

Она закатывает глаза.

– Твоя безответственность просто зашкаливает!

– А твоё грёбаное занудство раздражает.

– Этот день для меня очень важен, но тебе, разумеется, не понять… – ворчит себе под нос, вздыхая.

– Вот он мой брат-беспредельщик, – сообщает организатору Мелкая.

– Хорошо! Стойте тут и никуда не уходите. Полина, вы всё помните?

– Да.

– София, по команде берём колокольчик и как договаривались. Ладно?

Она кивает.

– Ну, с Богом! Главное, осторожно, не споткнитесь! – припоминает прошлогодний инцидент Перова.

Тогда Сеулов по своей тупости разложился на площадке вместе с несчастной первоклассницей. Дебил.

Глава 5

Тата

И всё-таки по жизни я страшно невезучая…

Если плохо готова к уроку, меня на нём обязательно спросят. Если, решая тест, начну сомневаться в ответе, то в итоге однозначно выберу неверный, сменив правильный на неправильный. Если задумаю что-то утаить, правда через какое-то время непременно вылезет наружу.

Причём, скорее всего, я сама где-то проколюсь или сдамся совести на радость.

Соревнования – вообще отдельная тема. В большой теннис я пришла в возрасте шести лет и как-то так повелось, что с самого детства, если участвую в чемпионатах, то всегда получаю самый обидный результат из возможных – оказываюсь всего в шаге от победы. И да, разрыв с соперником – стабильно минимальный.

Может, для кого-то второе место и является достижением, но в моём случае, это – лишь досадный промах, не более того. Ведь нет ничего хуже, чем в очередной раз понять, что ты всё ещё недостаточно силён и хорош в своём деле.

Ну да ладно, мы сейчас говорим не про спорт, а в целом про везение.

Глядя на хор мальчиков-девочек, поющих со сцены «Крылатые качели», думаю о том, насколько по десятибалльной шкале можно оценить степень своей «везучести» в этот раз.

Первое. Я умудрилась вляпаться в историю сразу же по приезду в этот город.

Молодец, Тата! Пять баллов!

Второе. Хулиганы, которые были замешаны в той злополучной истории, заметили меня в самый неподходящий момент.

Третье. Одного из них я чуть не лишила возможности видеть.

И, наконец, последнее. Все они, как оказалось, являются учениками моей школы.

Ну просто десять из десяти, я считаю! Да что там! Поставим все одиннадцать, ведь по причитаниям Матильды Германовны несложно понять, что кучерявый парень, пострадавший в тот день от моих рук, ещё и одноклассником мне приходится. Супер!

На что я там надеялась? Забыть про этот эпизод и просто мысленно к нему не возвращаться?

Стоящие позади меня хулиганы явно не настроены на такой исход.

– Слышь, новенькая, это ты ментам позвонила? – спрашивает один из них.

– Ты сомневаешься? Конечно она, кто ещё? – вместо меня отвечает второй.

– Шину на хрена мне бутылкой проколола? – тянет на себя за сумку.

– Руки свои держи при себе! – дёргаю плечом и отхожу чуть вперёд. Так, чтобы увеличить расстояние между нами.

– Смотри-ка, у неё, по ходу, ещё и борзометр зашкаливает.

– Поправимо. И не таких обламывали.

– Ромасенко! – грозно каркает Матильда. – Не приставайте к новенькой!

– Мы знакомимся, Германовна. Не быкуй.

«Не быкуй». Пожилому учителю адресует. Да уж.

– Знаю я вашу манеру общения! Испугаете мне девчонку, сбежит.

– Для неё это будет спасением, – произносит Ромасенко так, чтобы слышала только я.

– Человек из Москвы к нам приехал, между прочим, – учительница продолжает привлекать ко мне ненужное внимание.

– Из Москвы. Как интересно…

– И чё ж не сиделось там, в Москве? – осведомляется девчонка, получившая перед началом мероприятия замечание по поводу длины своей юбки. Её фамилия Ковалёва, кажется.

– Так всё, замолчали. Слушаем речь директора, а потом делаем, как репетировали вчера. Абрамов и Филатова проходят первыми, мы за ними строем. Давайте потихоньку готовьтесь. Мозгалин, ты у меня с кем? Без пары? – обращается женщина к высокому худощавому пареньку в очках.

– А он, как обычно, в паре со своей рукой, – острит всё тот же Ромасенко, поднимая волну хохота.

Какой же всё-таки неприятный тип!

– Петя, будете с новенькой замыкать строй.

– Главное, чтобы нашего шизика по пути не замкнуло, как обычно, – доносится сзади, и одноклассники снова начинают смеяться над несчастным Мозгалиным.

Мерзкие. Видно же, что парень болеет. Как низко издеваться над такими людьми. Бездушные.

– Хотя не, мне кажется, приступ начнётся раньше. Вон он как на Ковалёву пялится. Щас, того гляди, отъедет.

– Ага, с диагнозом сперматоксикоз!

– Тихо! – пытается угомонить разбушевавшихся Матильда. – Слушайте молча напутствия директора! Максим, хватит уже! В конце-то концов, имей уважение хотя бы к своей матери!

– Я эти её напутствия каждый божий день слушаю.

Сначала не понимаю, о чём речь, а потом до меня вдруг доходит… Ромасенко – сын директрисы!

Какой кошмар…

– Наши дорогие старшеклассники, – смотрю на эту несчастную женщину. Красивую, между прочим, и довольно приятную на вид. – Для вас… этот день немного грустный. Последний День Знаний. Последний учебный год в стенах родной школы.

– И Слава Богу, – комментирует кто-то из толпы.

– Думаю, большинство из вас уже определились с выбором будущей профессии.

– О, Ковалёва, Зайцева, это про вас. На трассе места себе забили? Там жёсткая конкуренция.

Глава 6

Постучав по гладкой деревянной поверхности, решительно приоткрываю дверь и заглядываю в кабинет.

– Доброе утро. Джугели, – представляясь, фокусирую взгляд на директрисе, сидящей во главе массивного, дубового стола. – Вы меня вызывали.

– Да. Проходи, пожалуйста. Можешь присесть вот здесь, рядом с Алисой Андреевной.

Встречаемся с бабушкой глазами. Она в недоумении. Обеспокоена и взволнована.

Чёрт, а я то до последнего надеялась, что обойдётся малой кровью, но нет!

И снова в тот момент когда перемещаюсь от двери до свободного кресла, за мной пристально наблюдают все люди, присутствующие в помещении. Хозяйка кабинета. Полицейский, стоящий у окна. Его напарник, расположившийся за столом. Парни, вальяжно рассевшиеся на стульях, выставленных вдоль стены. Какая-то женщина с причёской, напоминающей одуванчик. И, собственно, тот самый парень, благодаря которому все мы здесь.

Не смотрит на меня лишь мужчина, занимающий место справа от него. Это его отец, я полагаю. Сходство настолько очевидное, что других вариантов просто быть не может.

Кучерявый, скуластый, с выразительными чертами лица. Внешне он кажется невероятно притягательным, но ровно до тех пор, пока не поднимает голову, отвлекаясь от телефона, который держит в руках.

Таким холодом от него веет! И в то же время взгляд, будто раскалённый нож. Режет и обжигает.

Ситуацией мужчина явно недоволен и, судя по виду, он очень-очень зол на своего сына.

– Ну-с, раз все на месте, начнём, – прочищая горло, басит сотрудник правоохранительных органов.

– Да. Хотелось бы сию минуту получить разъяснения, – командным тоном торопит его бабушка. – Вы срочно вызвали меня сюда, но так ничего и не объяснили.

– Щас всё будет, гражданочка, терпение.

– Алиса Адреевна, попрошу, – поправляет она возмущённо.

Полицейский, кивнув, достаёт из папки какую-то бумажку.

– Итак, кхе-кхе, тридцатого августа в районе пригорода Красоморска, на территории северного пляжа был избит Рассоев Олег Вадимович. Учащийся вашей школы, две тысячи шестого года рождения. Ну, вы уже в курсе, Светлана Николаевна.

– Да. Нам звонили из больницы.

– Рассоев поступил в ГБ номер один со следами побоев. Следствием было установило, что к этому имеет отношение группа несовершеннолетних лиц. Опять же все они являются воспитанниками вашей школы и…

– А причём тут моя внучка? – не выдерживает бабушка, на эмоциях его перебивая.

– Девушка тоже там была, – отвечает он, поворачиваясь к ней.

– Что за глупости? Это исключено! Тата всего пару дней назад переехала к нам в город!

– Ба… – тихо шепчу, виновато опустив глаза.

– Это что же… В тот вечер? – догадавшись по моей реакции, спрашивает она тихо. – Почему ты не рассказала?

Молчу.

Верно говорят, всё тайное рано или поздно становится явным.

– Я продолжу, – мужчина в форме покашливает, привлекая к себе внимание. – В двадцать часов одиннадцать минут пункт экстренной службы принял звонок. Девушка сообщила оператору о преступлении, правда не оставив при этом свои данные, – делает акцент на вторую часть предложения.

– Это разве обязательно?

– Обязательно.

– Я не знала, – пытаюсь закосить под дурочку.

– Незнание закона у нас что? Правильно! Не освобождает от ответственности, как говорится.

– Причём здесь закон? – отзываюсь я хмуро.

– Так вот… Шестнадцать минут спустя прибывшие на место сотрудники обнаружили пострадавшего лежащим на песке, а сегодня утром в лесополосе был найден автомобиль марки bmw чёрного цвета. Его девушка упоминала в разговоре с диспетчером.

Выходит, их тогда не поймали? Они успели скрыться?

– Идентификационный номер двигателя позволил установить, что машина принадлежит Градову Дмитрию Анатольевичу.

Мать Ромасенко покрывается алыми пятнами и переводит взор на отрока. Тот, к слову, абсолютно расслаблен и спокоен. Крутит пальцами телефон и отражает материнский взгляд совершенно безэмоционально.

– Где находился ваш сын в тот вечер?

– Дома, с друзьями, – она берёт стакан и наливает себе воды из высокого графина.

– Кто-то может это подтвердить?

– Когда я уходила, Максим и ребята были в гостиной.

– А уходили вы, простите за уточнение, в ресторан?

Светлана бледнеет и сливается лицом по цвету с белоснежной блузкой.

– Да.

– Вместе с вышеупомянутым гражданином Градовым, – добавляет он, и её щёки вновь красочно вспыхивают румянцем.

– Вы с Дмитрием Анатольевичем в каких отношениях?

— Какое это имеет значение! — возмущённо восклицает директриса.

– Самое прямое. Нам важны все детали.

Глава 7

Нервное напряжение немного отпускает только на свежем воздухе.

Мы с Алисой Андреевной стоим на крыльце школы. Она возмущается, недовольная допросом, случившимся в кабинете директора, а я, глядя на пустую разлинованную площадку, какое-то время просто молча её слушаю.

– Безобразие! Разве можно устраивать подобное! Чем думала директриса? Как допустила! А ещё все в городе её нахваливают. Какой, мол, она замечательный руководитель. Сейчас же поговорю по телефону с твоим дедом. Он свяжется с Казаковым – и эту дамочку в течение пяти минут с должности снимут!

– Не надо, – поворачиваюсь к ней.

– Что значит не надо? – вешает сумочку на плечо.

– Один из них её сын, ты же слышала.

– И что ж теперь?

– У неё итак из-за него будут неприятности. Не усугубляй, ни к чему.

Она вздыхает, надевая шляпку.

– Почему ты ничего не рассказала? – повторяет вопрос, который уже задавала в кабинете матери Ромасенко. – Всё от меня скрыла!

– Я не думала, что снова встречусь с ними.

– Тата, – смотрит на меня с немым укором во взгляде. – Это тебе не многомиллионная Москва, дорогая. Город очень маленький.

Это я уже поняла.

– Есть в Красоморске другая школа?

– Их всего две, но старшеклассники учатся только здесь.

Прекрасно. Надежда на вариант с переводом в одно мгновение лопается, точно воздушный шарик.

– Мы тебя в самый лучший класс определили, к Шац.

– Это лучший? – в изумлении выгибаю бровь.

– Да.

Что ж. Страшно представить, что из себя представляет худший.

– Не переживай. После визита полиции, этих хулиганов однозначно вышвырнут из школы, и ты сможешь спокойно учится в комфортном среде.

– Это вряд ли.

– Ну что за настроение?

– Голова болит.

– Поехали вместе со мной домой? Я сообщу Матильде Германовне о твоём плохом самочувствии.

Звучит заманчиво, но нет. Моё исчезновение будет расцениваться как трусость.

– Сильно болит?

– Выпью таблетку, пройдёт.

– Ты уверена, что не хочешь уйти? – обеспокоенно на меня поглядывает.

– Да. Сегодня занятия заканчиваются рано. Как-нибудь отсижу оставшиеся три урока.

– Ну хорошо. Пётр Игоревич заберёт тебя. Напишешь во сколько.

– Езжай.

– Если что, сразу звони мне, – наказывает строго, уже спустившись по ступенькам.

– Ладно.

Бабушка, цокая каблуками, пересекает школьный двор и, махнув мне на прощание рукой, выходит за забор.

Калитка закрывается, отрезая путь к бегству. В ту же самую секунду звенит звонок, и тишина быстро сменяется шумом, потому что коридоры заполняются детьми, покинувшими классы.

Достаю телефон и захожу в электронный дневник, чтобы посмотреть расписание уроков.

3. Русский 205

4. Алгебра 311

5. Английский 404

Так, русский у Шац. Значит, через десять минут надо вернуться на второй этаж. И по пути обязательно найти кулер с водой.

Тяжёлая железная дверь, издав пару коротких, отрывистых сигналов, распахнувшись, выпускает на крыльцо сотрудников полиции. Они обсуждают, кто что будет есть на обед.

Притом, что сейчас, так-то, только десять двадцать утра.

– По шавухе, Иваныч?

– Давай в «Шато» сегодня пожрём. Давно мы туда не наведывались с визитом.

– Ну можно. А повод какой придумаем?

– Скажем, что они траванули кого-то из туристов и что мы готовы натравить на них Роспотребнадзор. Пхах.

– Годится.

Завидев меня, резко прекращают свой диалог. Останавливаются рядом.

– Ты в порядке? – интересуется тот, который постарше и повыше.

– Да.

– Молодец, что не испугалась и сдала их.

– Похвально, – подключается второй.

– Меня ещё будут вызывать в полицию?

По правде говоря, мне очень этого не хотелось бы.

– Если следствию понадобится сотрудничество, мы сообщим, – почесав лысину, накрывает её фуражкой.

– Фёдор Иваныч, дать девчонке наши цифры, на всякий случай?

– Дай.

Толстяк копошится в кармане и достаёт оттуда маленькую прямоугольную визитку.

– И зачем она мне? – забираю бумажку. – Я ведь итак всё вам рассказала.

– Пусть будет. Вдруг что-то важное вспомнишь или кто-то из этих, – кивает в сторону здания, – угрожать тебе начнёт.

Глава 8

Мой новый школьный коллектив по возвращении встречает меня холодно и неприветливо. Косые взгляды, перешёптывания за спиной. Оно и понятно, Чижов, на пару с Горьким, уже успел на перемене поведать классу о том, что произошло в кабинете директора. Недаром же спинка стула, на котором я сидела ранее, была украшена листом формата А четыре, с выведенной на нём надписью «Стукачка».

Жаль, конечно, что мой поступок расценили именно так, но доказывать местным аборигенам его адекватность я не собираюсь. Всё равно дружбу ни с кем из них заводить не планирую. Равно как и не планирую надолго задержаться в этом городе.

– Одним из важнейших элементов экзаменационной работы является сочинение. За него вы сможете получить двадцать пять баллов, если, конечно, будете следовать плану и соблюдать структуру.

– Вы чё, решили сразу начать с тяжёлой артиллерии? Может, шарады поразгадываем в честь Дня Знаний, а?

– Какие шарады, ЕГЭ на носу! – возмущается Шац, поправляя очки на этом самом носу.

– Да ну ладно вам! Целый год ещё впереди. Дайте нам покайфовать и хоть немного прийти в себя после летних каникул.

– Кайфовать, Петросян, будете после сдачи экзаменов!

– До них ещё дожить надо.

– Доживёшь. Продолжаем.

– А расписание, надеюсь, поменяют? – со второй парты подаёт голос Ковалёва. – Чёт это мне ваще никак не заходит. Вот завтра, например. Ставить девятым уроком допалгебру, камон! Это, блин, что за гений составлял?

– Чё-чё? Девятым?

Они начинают хором возмущаться и галдеть.

– У меня йога в четыре, как бы.

– Перенесёшь на вечер.

– Я на танцы опоздаю, – ноет девчонка с сотней косичек на голове.

– У меня треня по дзюдо, – басит широкоплечий громила.

– Мы на футболе в это время с Василичем! – возмущаются парни справа.

– У меня китайский! – цокает языком Рыжая, которая Зайцева.

– А я на службу опоздаю, – сокрушается Филатова, сидящая в соседнем ряду, по левую руку от меня.

– Беспредел!

– Цыть! – бьёт ладонью по столу Матильда Германовна, и базар затихает. – Отставить возмущение, одиннадцатый «А»! Йога, футбол, китайский, танцы… Всё это прекрасно, но уж, будьте любезны, приоритеты расставляйте грамотно! Вы ведь взрослые люди, в конце-то концов!

– Так и мы о том. Вообще-то, помимо школы, у нас есть и другие дела.

– Дела, Зайцева, у прокурора! Йога и иероглифы не помогут вам с Ковалёвой получить аттестат!

По кабинету прокатывается волна смешков.

– Ничего не хочу слышать. Все занятия вы посещаете! Я лично буду проверять!

– Ооооо, – дружно ноют её подопечные.

– Дзюдоистов, танцоров, футболистов, тоже касается! – припечатывает Шац строго, и они замолкают.

– И тех, кто посещает кружок оригами? – нарушает тишину голос особенного мальчика.

Очередной взрыв хохота пресекается повторным ударом ладони по столу.

– Да, Мозгалин, и их тоже, – вздыхает Матильда Германовна, отвечая на его вопрос. – А теперь я продолжу и да, – поднимает руку с часами, – минус шесть минут от вашей перемены. Вы, надеюсь, помните наше золотое правило: сколько времени вы отнимаете у меня, столько же я отнимаю у вас, – берёт стилус и подходит к электронной доске.

Одноклассники тихо бухтят, выражая несогласие, но шуметь снова не решаются, а значит, авторитетом Шац для них всё же является.

– Вернёмся к сочинению, одиннадцатый «А». Задача выпускника — внимательно прочитать текст, выделить проблему, показать, как к ней относится автор, и отразить собственную позицию. Сейчас на экране вы видите слайд, отображающий чёткую структуру сочинения. Первый пункт – формулировка проблемы. Второй – комментарий к ней, включающий в себя два примера-иллюстрации, пояснение к каждому примеру и анализ смысловой связи между ними.

Матильда рассказывает о последующих пунктах плана, но слушают её далеко не все. Краем глаза замечаю, что большинство присутствующих залипают в телефоны, пряча гаджеты под партами или за учебником.

У сидящего впереди Горького на экране открыт какой-то чат и, судя по тому, что одноклассники периодически бросают в мою сторону красноречивые взгляды, обсуждают они там явно не расписание.

– Ну капец, – роняет кто-то.

– Теперь точно исключат.

– Это где?

– Наш на Профсоюзной, чё не видишь, – переговариваются футболисты между собой.

– Петров, Дроздов! Вы мне мешаете! – получают замечание от учителя и делают вид, что убирают телефоны.

В поле моего зрения, благодаря Горькому, попадает фотография, выложенная в этот самый чат. Потому что он, свайпнув пальцем, раскрывает её на весь экран.

Ну ясно.

Кучерявый беспредельщик прислал одноклассникам селфи из участка. Прямо перед вывеской стоит. Ухмыляется.

– Придурок, – вырывается у меня непроизвольно.

Глава 9

Профиль Марселя Абрамова я изучаю долго, а если выразить это самое долго во временном промежутке, то получится… почти что весь вечер.

Сначала я просматриваю галерею фотографий от самого последнего снимка, до самого раннего, двухлетней давности. Затем залезаю в ванную и перехожу к видео-шотсам, которых выложено огромное количество.

Продолжаю исследование его страницы уже лёжа в кровати, а когда бросаю случайный взгляд на террасу, с удивлением отмечаю, что за окном стемнело.

– Тата... – бабушка легонько стучит по двери. – Можно? – робко заглядывает в комнату.

– Да, – резко убавляю звук, а потом и вовсе быстро блокирую экран, на котором Кучерявый с горящими глазами мучает свой мотоцикл, издающий агрессивный рёв.

– Ты спустишься?

– Я…

Хочу сказать, что собираюсь лечь спать пораньше, но…

– Дедушка приехал. Спрашивает, как у тебя дела. Присоединишься к ужину? – предлагает мягко.

– Мы можем оставить историю с полицией между нами? – смотрю на неё с надеждой.

– Конечно нет, дорогая.

Тяжко вздыхая, откладываю телефон в сторону и, откинув с колен одеяло, опускаю ноги на пол.

– Дед позаботится о том, чтобы тебе больше не задавали вопросов.

– Он уже в курсе, да? – догадываюсь, вспоминая о том, что кое-кто грозился утром ему позвонить.

– Я описала ситуацию в общих чертах.

Вот уж спасибо.

– И дед разговаривал со следователем.

О, прекрасно…

– Что ж. Мы будем ждать тебя в гостиной.

– Хорошо. Переоденусь и приду, – добираюсь до шкафа и открываю правую створку.

Вниз спускаюсь уже через пять минут. Останавливаюсь на нижней ступеньке, встречая суровый, цепкий взгляд седовласого мужчины, которого я, к сожалению или к счастью, помню очень плохо.

Эдуард Сергеевич Зарецкий, бывший губернатор и по совместительству мой дед по линии матери, сидит во главе большого, прямоугольного стола.

Деловой костюм серого цвета. Галстук. Аккуратная борода. Короткая стрижка.

Он смотрит на меня внимательно и пристально. Хмурит густые, кустистые брови. Задумчиво потирает щетину подбородка костяшками пальцев.

– Проходи, дорогая, – подбадривает меня бабушка.

Преодолев последнюю ступеньку, двигаюсь по направлению к столу.

Мужчина поднимается со своего места и ждёт, пока я займу стул, стоящий слева от него. Слава Богу, не провоцируя меня при этом на объятия или что-то подобное.

Говоря по правде, до настоящего момента я не имела ни малейшего представления о том, как пройдёт наша с ним встреча. Всё-таки дед Эдуард – это не Алиса, чей эмоциональный порыв на вокзале мне удалось стерпеть. Положа руку на сердце, только благодаря тому, что я… просто-напросто растерялась.

– Тата, – глубоким, низкий голосом обращается ко мне Эдуард Сергеевич. – Рад видеть тебя в своём доме, – присаживается, придерживая полы пиджака и по-прежнему не сводит с меня взгляда.

– Добрый вечер, – здороваюсь, глядя в его глаза.

Есть в них что-то такое, что не вяжется с образом холодного, деспотичного старика.

Я напомнила ему Её?

Тут же отгоняю эту мысль.

Нет, невозможно. Мы ведь совершенно с Ней не похожи. Абсолютно разные.

– Видишь, какая Тата у нас красавица! – улыбается бабушка.

– Вижу.

– На перроне я и не узнала нашу девочку… – произносит она тихо. – Совсем уже взрослая…

– Тебе…

– Семнадцать.

– В июле исполнилось, – подхватывает Алиса, и Эдуард Сергеевич кивает.

– В школе с документами…

– Порядок, – отвечает жена. – Личное дело, справки, всё сдали. Оформили Тату в лучший класс. К Шац Матильде Германовне.

– Это которая…

– Которая самый лучший классный руководитель, – спешит закончить вместо него, вызывая тем самым подозрение относительно того, что не договаривает.

– Нравится наш дом?

– Слишком огромный, как мне кажется.

Холодный. Неуютный. Чужой.

– Огромный? Разве это плохо?

Никак не комментирую. В конце-концов, это их личное дело. Считать, что для семьи в составе двух человек нужны такие хоромы…

– А как тебе Красоморск? – интересуется дед, когда Наталья, помощница Алисы Андреевны, подаёт горячее.

– Не Москва.

Даже не пытаюсь скрыть своё разочарование.

– Не Москва, – соглашается он. – Но и у нас здесь по-своему хорошо. Уверен, пройдёт немного времени и ты оценишь этот город по достоинству.

Это уж вряд ли.

– Что можешь сказать про школу? – берёт вилку и пододвигает к себе тарелку.

Глава 10

Завтрак проходит в немом молчании. Дед – хмурый и мрачный, но Зарецкие, надо отдать им должное, не пытаются завести со мной беседу. Спасибо им за это. Я на неё вот точно не была настроена…

– Хорошего дня, Тата, – на прощание произносит бабушка Алиса.

– Доброе утро, – здороваюсь с Петром Игоревичем, забираюсь в машину и достаю наушники.

Страница оноклассника-дебошира всё ещё открыта в моём телефоне. Я ещё не закончила её изучать. Вчера на фоне стресса меня вырубило, едва лишь голова коснулась подушки.

Захожу в папку «каверы» [1] и включаю первый из них. На песню Рамиля «Хочешь». Слушаю второй на Макана. И третий, что удивительно, кавер на группу «Кино» «Спокойная ночь».

Разносторонний вкус у него конечно. Если пролистать плейлист, можно увидеть, что парень перепевает треки абсолютно разных жанров и исполнителей. От современного рэпа до советского рока.

И, знаете… странно, но всё из этого ему подходит. Потому что он каким-то образом адаптирует каждую из песен под свой голос. Голос, который хочется слушать. Я в музыке и вокале не особо разбираюсь, но совершенно точно могу отметить интересный тембр голоса и то, что человек идеально попадает в ноты.

Особенным открытием становится папка ”FOUR”. Это, я так понимаю, и есть Его собственная группа.

Стиль и направление вот так сходу не определишь. Там и электронная музыка, и инструменты. В куплетах речетатив, в припевах мелодичные вставки. Всё это профессионально обработано. Круто звучит, если честно. Мат бы убрать, было бы вообще отлично.

Итак, что получается.

Марселю семнадцать. Он из хорошей, многодетной семьи. Две сестры. Большой дом. Красивая собака редкой породы. Вислоухий кот. Попугай жако.

Он много раз бывал за границей. Видно, что часто путешествуют.

У него огромное количество приятелей и друзей. Самые близкие: Ромасенко, Горький, Свободный, Чижов. С ними больше всего общего контента. В том числе и музыкального.

Девушек, судя по фоткам, меняет как перчатки. То одну обнимает, то другую целует и за талию к себе прижимает.

Поёт. В студии, на улице и даже на сцене выступает.

Катается на мотоцикле, разгоняясь на нём до пугающей скорости.

Дебоширит с друзьями. Опять же, снимки тому в подтверждение. То они разрисовывают чердак крыши графити, то забираются на вышку, то беспределят в школе, фиксируя всё это на камеру.

Такой вот неординарный персонаж.

Выхожу из машины, когда Петр Игоревич паркуется у ворот школы. Свайпнув по экрану, сбрасываю страницу Абрамова и подрубаю свой плейлист.

Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь меня спалил.

Прохожу через калитку и пересекаю двор, забитый зевающими школьниками.

Собираю лайки от парней и дизлайки от девчонок, продиктованные банальной завистью.

Уже когда приближаюсь к крыльцу, замечаю компанию одиннадцатиклассников, стоящих на ступеньках.

Ромасенко, Горький, Свободный, Чижов и Ковалёва.

Вот тебе и доброе утро.

Они о чём-то разговаривают между собой, но, увидев меня, резко перестают общаться. Ковалёва кривится, заценив мой прикид: брендовый костюм в клетку, купленный в Москве перед отъездом.

Шёлковый топ. Жакет с необычными, красивыми пуговицами. В меру короткая юбка. Тонкие колготки. Туфли на высокой шпильке.

Я выгляжу хорошо и знаю это.

Свободный выгибает бровь. Чижов и Горький, не стесняясь, разглядывают мои ноги. Ромасенко взглядом, транслирующим лютую ненависть и презрение, прожигает во мне дыру.

Видимо, недоволен тем, что я рискнула сегодня прийти в школу, проигнорировав его совет.

Вскинув подбородок, уверенно дефилирую мимо. Смотрю на них в ответ. Прямо жду провокации.

Есть претензии? Высказывайте.

Но они лишь молча наблюдают за тем, как я иду к двери.

Вот и прекрасно.

Прикладываю карточку к турникету. Минуя дежурных, стоящих на входе, направляюсь к лестнице. Задержавшись ненадолго у зеркала, поднимаюсь в двести седьмой, на географию, указанную в расписании первым уроком.

Там в кабинете, занимаю своё место за последней партой центрального ряда и равнодушно взираю на классный коллектив.

Парни с девушками, как и вчера, сбиваются в стайки. Перешёптываются. Что-то обсуждают. Косятся в мою сторону. И так до самого звонка, после которого нехотя расходятся каждый к своему столу.

– Привет, Тата, – по губам идентифицирую.

Это Филатова. Подсела ко мне. Улыбается.

Вытаскиваю наушник.

– Как ты? Всё хорошо?

Молча на неё смотрю.

«Хорошо» – явно не то слово, но я не намерена посвящать её в свои жизненные трудности.

– Ты вышла из чата?

Естественно.

– Не добавляй меня туда больше.

– Ладно.

Глава 11

Марсель

– Сонь, это чё за бомжацкий вариант? – смеюсь, глядя на младшую, старательно выкладывающую микроскопические порции икры в тарталетки. – Побольше клади.

– Отстань, я сама знаю, сколько надо, – недовольно бубнит мелкий гном.

– Зайчик, этого и правда мало, смело набирай ложку для каждой, – оценив результат, просит старшая. – Да, вот так. Ты умница!

– Ээй! Не воруй! – умница по обыкновению грозит мне кулаком, когда я тырю и закидываю в рот ту самую тарталетку, за которую её похвалили.

– Марсель, помоги достать утку.

– Ты уверена, что она пропеклась? – тянусь ко второму шедевру, но получаю по пальцам от злобного поварёнка.

– Ай.

– Да, я уверена. Тащи быстрей сюда свою задницу.

Дёргаю Мелкую за хвост и иду к Милане, склонившейся к духовке.

– Чё ты там высматриваешь? Готова, видно же.

Цокает языком и закатывает глаза.

– Доставай и ставь противень сюда на доску.

– Полотенце дай, командир.

– Прихватки есть вообще-то, на.

– Не вздумайте уронить её, – строго наказывает София со своего места.

– Убери его отсюда, – аккуратно приоткрываю дверцу.

– Санта, уйди, пшш! – Милана отгоняет собаку, вечно сующую всюду свой любопытный нос.

– Найс, – вдыхаю аромат сочной запечённой птицы.

Пахнет зачётно.

– Вообще, это же ужасно, – заводит Мелкая.

– Ты про что? – Мила закрывает дверцу духовки.

– Мы собираемся съесть сородича Яго. Это неправильно.

– Яго – попугай.

– Но тоже птица, – приводит веский аргумент.

– Он так не считает, – усмехаюсь, вспоминая, как это чудило залаяло на днях. – Сгони Элвиса со стула. Не хватало потом нажраться его шерсти.

– Я вычёсывала его вчера.

– А сегодня ты его подержишь, – ставит перед фактом Старшая. – Нам надо постричь ему когти.

– Идите лесом. Я в этом больше не участвую.

В прошлый раз так получил по хлебалу этим самым когтём, что месяц царапина заживала.

В жопу подобные эксперименты.

– Пробуй салат на соль, – Милана тычет мне ложкой в рот. Чуть по зубам не получаю, вовремя его открыв.

– Ещё.

– Мало, да?

– Ещё дай говорю, не распробовал.

– На.

Дубль два.

– Да. Мало.

– Добавляю. Блиииин! Ну нет! Твою за ногу! – хнычет и рычит, закинув голову назад.

– Чё такое? – через плечо заглядываю в салатницу. – Рукожоп, – констатирую, глядя на горку соли.

– Крышка от солянки отвалилась. Елы-палы! Чё терь всё выкидывать?

– Стой, верх сними.

– Куда ты той ложкой, с которой ел! – шикает она недовольно.

– Какая разница?

– Там микробы твои вообщет.

– Чё?

– Гррррр!

– Всё норм, спасён твой салат. Помешай.

Беру пульт с холодильника и делаю звук на телеке громче.

– Опять, ведьмы, включили какую-то бабскую романтическую хрень?

– Оставь, это же «Привидение»! Хороший фильм. Не вздумай переключать! – запрещает сердито, предугадывая моё следующее действие. – Софи, ты закончила? Начинай накрывать на стол, – бросает взгляд на часы. – Марсель, сливай воду из кастрюли. Надо потолочь пюре.

– Как вы запарили! – возмущаюсь, но в очередной раз иду помогать.

Ошпариться ещё. Однажды это уже случилось по моей вине. Мы были дома одни и готовили пасту. Мне было десять с половиной, ей семь.

До сих пор в ушах её плач.

Отгрёб я от бати конкретно, но не столько этим фактом был огорчён, сколько тем, что она реально получила ожог.

Не удержала кастрюлю.

– Мила, мы возьмём те красивые чёрные тарелочки с белыми цветами?

– Да, Сонечка, сейчас достану их тебе. Держи.

Они таскают на пару посуду, а я тем временем активно дую на пар и прищуриваюсь. Глаза – всё ещё уязвимое место.

Спасибо новенькой.

Реально в тот вечер думал, что ослепну к чертям.

Зараза.

Злюсь чертовски, но вместе с тем, наверное, восхищаюсь её смелостью и боевым настроем. По факту, в этой истории с Рассоевым она уделала нас всех. В полицию позвонила, шины проколола, от меня удрала.

Из Москвы приехала, значит. Что не местная, я понял сразу. Эти глаза и брови я бы однозначно запомнил, если бы видел её где-то раньше.

Глава 12

Тата

Во время одной из перемен Ромасенко клятвенно обещает устроить мне «полный абзац».

И, знаете, вот уже на протяжении нескольких дней он исправно держит своё слово, задействовав в этом деле все возможные средства и инструменты, в том числе и родной коллектив, конечно.

Я вам расскажу. Давайте соблюдая хронологию...

Всё то же второе сентября. Злополучный вторник.

В коридоре меня, якобы случайно, по неосторожности обливают томатным соком.

Как итог, новенький костюм от небезызвестного бренда оказывается безнадёжно испорчен. (Пятна на жакете так и не отстираются, если забегать вперёд).

На четвёртом уроке (это физкультура) Свободный и Ромасенко по наказу учителя набирают себе команды для игры в волейбол. И, как вы уже догадались, меня они, естественно, не берут ни в одну из них. Даже Мозгалин с Филатовой будут играть. Но не я, куда более спортивная, чем эти двое.

Пиходится сидеть на скамейке и заполнять журнал инструктажей. А вот если бы я его не писала, то возможно бы увидела, кто стащил из раздевалки мои туфли и дорогие смартчасы, оставленные там по глупости.

Туфли обнаруживаю на подоконнике в холле второго этажа час спустя. Они изуродованы и не подлежат восстановлению. Подозреваю, часы постигла та же печальная участь, но пока история умалчивает, куда они делись. И что-то мне подсказывает: ничего хорошего не жди…

Ближе к концу шестого урока Шац вызывает меня к доске выполнять упражнение. Там я получаю не только четвёрку, но и люлей за то, что не переоделась после физкультуры.

Во что? В костюм, испачканный томатным соком???

Молчу.

Третье сентября. Среда

Обществознание. Игра «вопрос-ответ» по темам прошлого года.

За сорок пять минут урока в мой адрес не прилетает ни единого вопроса. Меня для моих одноклассников словно не существует. Полнейший показательный игнор.

Теперь, кажется, начинаю понимать, что означает фраза «Один за всех и все за одного». Одиннадцатый «А» наглядно её демонстрирует.

Алгебра.

Мегера-училка не находит мой листок с самостоятельным заданием (хотя я его сдавала). Требует срочно предоставить листочек ей, но у меня его нет, так что она, даже не выслушав моих объяснений, ставит два в электронный журнал.

Поздравляю.

С первым лебедем, Тата.

Классно год начала. Ничего не скажешь.

На физике мне снова тотально «везёт». Учительница вызывает к доске решать задачу.

Пока отсутствую на своём месте, происходит следующее: учебник и тетрадь изрисовывают надписями «стукачка». Кожаный пенал беспощадно рвут. Сумку отправляют в кругосветное путешествие, попутно превращая мою, на минуточку, личную вещь в мусоросборник.

Ромасенко закидывает сумку на шкаф, в тот момент, когда Ирина Николаевна отворачивается писать формулы.

Надо ли рассказывать, что я увижу в ней, когда достану? Сопливые салфетки, огрызки от яблок, чьи-то грязные носки, потёкшую ручку. И это далеко не весь список.

Мерзко.

Четвёртое. Четверг.

Бойкот продолжается.

Из гадостей перечень такой:

На парте теперь огроменными буквами «выгравирована» моя фамилия (разумеется, в исковерканном её варианте) и всем известное литературное слово.

Что ж, ладно. Приму за комплимент.

В волосах на одной из перемен обнаруживаю жвачку.

Классика.

Страшно злит.

Весь вечер с ней дома мучаюсь.

А ночью мучаюсь от атаки активизировавшегося смс-бомбера. Телефон беспрестанно вибрирует, разрываясь от входящих спам-сообщений.

Сперва пугаюсь, что никак не могу остановить это. Нервничаю, психую, впадаю в панику, а потом… Потом просто выключаю его. Но, по итогу, уставшая от этой бесконечной проверки на прочность, всё равно плохо сплю и утро встречаю в самом прескверном расположении духа.

Завтрак пропускаю.

Вопросы бабушки Алисы дублируют вопросы классного руководителя.

«У тебя всё в порядке?»

«Никто не обижает?»

«Ребята приняли тебя хорошо?»

«Если будет происходить что-то плохое, ты же мне расскажешь, да?»

Нет. Нет и нет.

Не расскажу.

Это ведь моя и только моя война.

Что там Ромасенко говорил по поводу недели? Не выдержу? Ха!

Сегодня пятница.

Я проспала. Долго собиралась и опаздываю. Чаша терпения почти переполнена, но я иду по этому чёртовому школьному двору, цокая каблуками, и не смею вешать нос.

Им не сломить Тату Джугели, что бы не поджидало её сегодня.

Глава 13

Марсель

– Офигеть, как я рад видеть тебя в школе! – Чиж лыбится во весь рот и хлопает меня по плечу.

– Взаимно, бро.

Никитос с недавних пор учится с бэшками, так что встретиться всей компанией нам удаётся только сейчас, после третьего урока.

На большой перемене мы с пацанами собираемся на лестнице, ведущей к чердаку. Одна из наших самых популярных локаций. Пятый этаж. Слепая зона. Дежурные учителя здесь появляются крайне редко, а мелких на постой отсюда гонят в шею старшаки.

– Всё пучком? – Дэн пытается прочитать ответ по моему лицу.

Я только что вернулся из кабинета директора.

– Реально, Марс, рассказывай, чё, как? От этого приближённого, – Горький кивает на Ромасенко, – ни черта не добиться. Молчит с утра как партизан.

– Да ничё я не знаю, – раздражённо отзывается Макс. – Мы с матерью в жёстких контрах.

– Подтверждаю. Он сегодня ночевал у меня, – встаёт на его защиту Свободный.

– Чё эт вдруг? – удивляется Чиж.

Пацаны, все, как один, поворачиваются в сторону Ромасенко.

– Поскандалили чё, – глотнув воды, отвечает тот нехотя.

– С Градовым траблы?[1]

– Да, – в одну точку лупится.

– Подрались? – замечаю, что костяшки его пальцев стёсаны. Прямо как мои.

– Этот урод стал слишком много себе позволять. Думает, если спит с моей матерью, то имеет право меня воспитывать? Да ни хрена подобного! – цедит сквозь зубы и сминает в кулаке пустую пластиковую бутылку.

– Насчёт армии Котов правду ляпнул? – осторожно интересуется Паха.

– Да.

Поясню.

Мать Котова – родная сестра нашей Светланы Николаевны. Поэтому Глеб часто бывает в курсе того, что происходит дома у Ромасенко. Иногда он выливает это классу. За что потом отгребает от двоюродного брата.

– Этот Дмитрий реально побрил тебя машинкой? – Горький выгибает бровь.

– Сорян, Макс, не могу им не рассказать, – встревает в беседу Дэн. – Мы сидим ужинаем с батей и его новой кралей. Тут приносится этот дикообраз. Орёт, глаза на выкате. Сбоку криво сострижено, почти под ноль. Наверху хохолок торчит, как у твоего Яго, Абрамыч.

Парни громко смеются, а Макс только сильнее злится.

– Харэ ржать. Бесите, – бросает сердито.

– Чё случилось-то?

Послушно затыкаются, дабы не обострять.

– Чё-чё… Мать, как обычно, грузила лекциями весь вечер. Потом разрыдалась, сказала, что не справляется со мной больше. Начала запугивать, мол, если не хочешь жить как нормальный человек и дальше собираешься меня позорить по городу, иди служить. Пусть тебя в ноябре прямо на совершеннолетие забирают и учат уму-разуму там, в армии.

– Интересное решение, – хмыкает Дэн.

– Градов эту тему продолжил развивать. Предложил матушке начать с моего внешнего вида. Машинку свою принёс из ванной и полез ко мне.

– Совсем дебил?

– Из ванной СВОЮ машинку? Он к вам переехал, что ли?

– Остаётся теперь периодически на ночь, – Максим, недовольный этим фактом, стискивает челюсти до хруста. – Ну и короче, потасовка между нами набрала обороты. Слово за слово, драка. По итогу я свинтил оттуда. Терпеть выходки левого мужика не собираюсь.

– Правильно.

– Поддерживаю.

– Он грозился кинуть на меня заяву за угон тачки.

– Удот.

– Хочешь, все вместе подкараулим этого грёбаного депутата и наваляем ему?

– Эу, притормозите, а, – Горький с ходу тушит ещё не разгоревшийся пожар. – Хватит нам пока истории с Рассоевым. Не подстрекайте.

– Да, Марсель, давай уже, выкладывай, что там по тебе, – Чижов, как завелось по традиции, делится со всеми куриными котлетами, которые исправно таскает из дома. Его матушка в санатории работает поваром. У них всегда этого добра горой.

– Дело завели?

Закидываемся хавчиком.

– Нет, – мои губы медленно растягиваются в улыбке.

– Да ну на! Это че за мэджик? [2]

– Дед прилетел из Москвы позавчера, – делаю многозначительную паузу, – и уже почти разрулил ситуацию.

– Красава!

– Класс! Игорь Владимирович – мой кумир.

– Нам по Иглишу дали задание – выбрать человека-персону и написать его биографию. Сорян, Марсель, но, по ходу, я заменю тебя на твоего деда.

– Да без Б.

– Вы от темы-то не отвлекайтесь. Как удалось замять дело?

– Систер за семейным ужином разревелась и обо всём разболтала.

– Обо всём – это о чём? Макс сказал, ты выцепил Рассоева по личным причинам. С Миланой как-то связано? – хмурится Горький.

– Он отсталый, не в курсах.

Глава 14

– Итак, – Матильда надевает очки и смотрит на класс долгим, внимательным взглядом. – Бунин Иван Алексеевич. Знаменитый писатель и поэт. Дома вы должны были ознакомиться с его биографией. Что ж… Петросян, поведай-ка классу о том, как Иван Алексеевич провёл свои детские годы.

– Это я могу, – улыбается Давид. – Как раз успел прочитать первые два абзаца на перемене.

Ребята ржут.

– Давай уже, рассказывай, – торопит его Шац.

– Алексей Иваныч…

– Иван Алексеевич.

– Точняк, шноракалюцюн.

– Что? – Германовна подвисает.

– Спасибо говорю, на армянском, – поясняет он.

– Господи, обойдёмся без армянского, – Матильда закатывает глаза.

– Так вот, Иван Алексеевич родился в небогатой семье дворянского происхождения… ща… – лупится в книгу, – в тыща восемьсот семидесятом. В Воронеже.

– Тысяча, произноси правильно.

– Потом случился переезд в какую-то Губернию. В родовое гнездо.

– Орловскую, – подсказывает ему она.

– Бунин получил начальное домашнее образование. В восемьдесят первом поступил в Елецкую мужскую гимназию. Учился хреново наш писатель. Матешу терпеть не мог.

– Сложно осуждать его за это, – тяжко вздыхает Дэн.

– Он боялся, что не сдаст экзамены.

– Во-во. Наш парень.

– Короче, его турнули оттудова, из Елецкой гимназии. За то, что не захотел возвращаться с каникул.

– Оттуда. Кем были его родители?

– Помещик и набожная женщина. Кстати, она приходилась ему какой-то там племянницей.

– Уууу.

– Инцест.

– Осуждаю.

Класс гудит.

– Тихо, – Германовна стучит карандашом по столу.

– В общем, старший брат его доучил потом, в родовом гнезде. Там же, дома, Ваня начал творить. Клепать стихи и рассказы.

– Спасибо, Давид. Дополнит Свободный.

– Да чё я-то?

– Рядом с Петросяном в журнале потому что. Отвечай, Денис. Как сложилась дальнейшая жизнь писателя? Озвучиваем факты.

– Ну… Он много странствовал. Работал в газете. Печатался. Дважды был женат, – чешет затылок. – После Октябрьской революции и захвата власти большевиками навсегда покинул СССР, ушуршав во Францию. Стал первым русским писателем, получившим за свою писанину Нобелевскую премию.

– Писанину, – хмыкает Шац. – Ладно. Каким человеком был Иван Алексеевич? – останавливает блуждающий по кабинету взор на мне.

– Одни говорили, что он – горделивый франт, мол, эдакий Воланд [1] без свиты. Вторые называли его человеком чести. Друзья отмечали в его характере вспыльчивость, требовательность и склонность к лютому перфекционизму. Он был известен своей любовью к переработкам, запятым и прочим несущественным мелочам. Дико бесил этим издательства.

– Задрот, – выносит Макс свой вердикт.

– Щедрый был. Когда получил денежную награду за Нобелевскую премию, начал направо и налево раздавать бабло всем нуждающимся. В итоге, сам очень быстро остался на нуле и умирал в нищете.

– Лошара.

– Ромасенко! Следи за языком! – сердито зыркнув на Макса, ругается Матильда.

– Суеверный ещё был, – добавляет Филатова. – Опасался цифры тринадцать.

– И презирал букву Ф, – усмехаюсь.

– Замечательно, что вы не ограничились текстом учебника.

– Всемогущий гугл.

– Ну, благо, хоть научились использовать его в образовательных целях, – вздыхает классуха.

– Матильда Германовна, а правда, что «Тёмные аллеи» были запрещены в СССР?

– Да, Полиночка. Причиной тому послужило «фривольное содержание» данного произведения. К нему-то мы и переходим, драгоценные мои. Сейчас узнаем, кто читал литературу, рекомендованную на лето.

Подопечные стонут.

– Где Джугели? – спрашиваю у Паши.

Её место пустует с самого начала урока. Заметила ли Шац? По списку она не проходилась, потому что у нас уже была перекличка на русском.

– Без понятия. Может, сбежала? – предполагает он, пожимая плечом.

– Стул кто раскрутил? – интересуюсь, типа между прочим.

– Петрос.

Спирохема тупая. Отгребёт.

– Это была идея Ковалёвой.

– Дура.

– Вообще, девчонка держится достойно. Бойкот, массовый игнор, жёсткая травля в соцсетях, издевательства и оскорбления, а ей всё по боку. Злится и, стопудово, месть уже готовит. Видел её лицо сегодня?

Киваю.

Видел.

С такой ненавистью на протянутую руку посмотрела.

Оно и ясно. Контры с коллективом у неё из-за меня.