– Прелестные ножки! – кричит парень мне вслед, когда прохожу мимо его машины.
Мне бы нужно просто идти дальше и не обращать на него внимания, потому что я не связываюсь с такими типами. Но меня вдруг привлекает его голос. Есть в нём что-то знакомое...
Бросаю неловкий взгляд через плечо, а парень словно этого и ждёт. Быстро отклеивается от капота своей дорогой машины и приближается ко мне. Рваные джинсы, белая футболка поло, кроссовки такие чистые, словно он только что их купил. Явно дорогие часы на запястье и стильные очки, которые он тут же нахлобучивает на макушку.
Особенно тщательно вглядываюсь в его лицо, потому что оно мне тоже кажется знакомым. Густые брови, серо-зелёные глаза, ямочки на щеках, волевой подбородок, стильная удлинённая стрижка. Нет, теперь я почти уверена, что мы никогда не встречались.
Парень смотрит на меня так же оценивающе, как и я на него. Сначала на моё платье, сумку, переброшенную через плечо, старые поношенные кеды... Его взгляд кажется заинтересованным, даже воодушевлённым. Словно перед ним не обычная девчонка, а модель с ногами от ушей.
– Красивые глаза, – ухмыляется он, и его взгляд тут же соскальзывает ниже, на скромный вырез платья.
Оно спокойного серого цвета, и длина такая, что даже странно слышать комплименты о своих «прелестных» ногах.
Почему я всё ещё здесь?
– Спасибо... – тихо выдыхаю, начиная настороженно отступать.
– Стой! – парень делает шаг ко мне. – Хочешь заработать?
Мои глаза округляются. Возмущение клокочет в горле, и у меня никак не получается ответить как-то достойно.
– Я не это имею в виду, – смеётся парень. – Ты можешь со мной не спать, если не захочешь, – поигрывает бровями.
Поморщившись, отворачиваюсь, даже отвечать не желая. Начинаю двигаться к пешеходному переходу, чтобы перейти дорогу и убраться от наглого мажора подальше, но он тут же меня догоняет и преграждает путь. Я почти в него врезаюсь.
– Да подожди, глупышка! Я ничего такого не предлагаю, ничего противозаконного или аморального. Ты же не дослушала!
– Мне неинтересно, – тут же отрубаю, пытаясь обойти нахала, но он не позволяет мне двинуться, удерживая за локоть.
– Мне нужна девушка на вечер. Отцу хочу поднасрать, потому что он... Короче, потому что у нас с ним неважные отношения. Он всё за меня решает, а я хочу играть по своим правилам.
– И поэтому тебе нужна девушка, которая ниже твоего социального статуса? – уточняю, вновь поморщившись.
– Ты догадливая, – подмигивает мажор. – Улавливаешь, что к чему.
Да уж... Тут и понимать нечего. Такие парни, как он, ко мне не подходят. И не потому, что я дурнушка или замарашка. Нет. На мне чистая выглаженная одежда, только вот она из «секонд хенда». В то время как его шмотки фонят дорогими брендами. И я не бываю в таких местах, где бывает он. А сейчас на оживлённой улице в центре города нас свела просто случайность.
– Так что скажешь, куколка? Устроим шоу для моего отца?
Я смотрю на парня как на душевнобольного. Неужели на моём лице не читаются брезгливость и категоричный отказ? В деньгах я нуждаюсь, но не настолько же...
– Матвей, – представляется он, протянув руку. – Матвей Одинцов.
Я почти отпрыгиваю, словно меня бьёт током. Одинцов? Тот самый Одинцов?
Матвей явно доволен моей реакцией. Все знают его отца.
– Всего один вечер в моём доме, – вдруг наседает парень, наклоняясь к моему лицу. – И можешь не следить за манерами. За это я заплачу тебе столько, сколько стоят полмашины. Моей машины, – кивает за мою спину, туда, где припарковано дорогое авто с откидным верхом.
Но сейчас меня совсем не интересуют деньги. Лишь непреодолимое желание хотя бы одним глазком вновь увидеть Одинцова-старшего.
– Я согласна, – хватаюсь за руку Матвея и с пылом пожимаю. – Когда состоится вечер?
Он самодовольно ухмыляется.
– Через четыре дня. Времени мало, а мы должны узнать друг друга получше. Ммм... для чистоты эксперимента. Ты же должна хорошо знать своего жениха, верно?
– Так ты хочешь сказать отцу, что я твоя невеста?
– Ну да, – он пожимает плечами. – И что ты, допустим, от меня беременна. Так будет ещё интереснее.
Я закусываю губу, чтобы не прыснуть от смеха. Уж больно забавно выглядит парень, воодушевлённый своей глупой выдумкой. Хотя моя идея кажется ещё глупее. Наверняка Одинцов меня даже не вспомнит...
– Поехали, погуляем, – Матвей по-хозяйски сгребает меня за плечи и ведёт к своей машине. – Ты так и не назвала своё имя.
Я смотрю себе под ноги и тихо выдыхаю:
– Меня зовут Мира.
Он дал мне это имя...
– Мира... – тихо, словно смакуя, произносит Матвей. – Мира... Очень странное, но красивое имя.
Он разваливается в кресле, положив одну руку на руль, а вторую себе под голову, не спеша заводить мотор. Сначала претенциозно рассматривает мой внешний вид.
– Кино, ресторан? Чего ты хочешь, крошка? Что ты вообще любишь?
Сегодня наше первое свидание, если это вообще можно назвать свиданием... И парень заехал за мной с опозданием на час. Что такое пунктуальность – определённо не знает.
– Тебе необязательно тратить деньги на мой досуг. Мы можем просто погулять, и ты быстро введёшь меня в курс дела.
– Окей, – с лёгкостью соглашается Матвей и заводит мотор.
Вновь смотрит на мой наряд. На мне обычные шорты и футболка. Принт на ней настолько выцвел, что невозможно различить, что именно там когда-то было написано. Парню явно неуютно от того, что рядом с ним такая простушка. Мне его даже жаль. Но мой мир не крутится вокруг брендов. И плевать, во что я одета. Мои родители рано умерли, но успели вложить в меня простые истины. Что человека только встречают по одёжке. И не всё то золото, что блестит. Позже улица научила меня выживать. Скитание по приёмным родителям научило быть тихой, почти незаметной. Ведь сложно обидеть того, кого даже не замечаешь...
Матвей плавно отъезжает от «моего» дома. На самом деле это не мой дом. По достижению восемнадцатилетия я смогу, наконец, переехать в квартиру, где жила с родителями. А пока проживаю с одной женщиной, которая пару лет назад оформила опеку надо мной. Она пожилая, и я нужна ей в качестве рабочей силы для помощи по хозяйству, но другого выбора у меня всё равно пока нет. Остаётся только считать дни до своего совершеннолетия. Их осталось всего восемь...
– Ты всегда носишь такие причудливые причёски? – интересуется Матвей, поглядывая на меня искоса.
Я ощупываю свой пучок на макушке, чтобы удостовериться в том, что нет в нём никакой причудливости. Мне кажется, полгорода носит нечто подобное. Смотрю на парня в недоумении. Он сбрасывает газ и останавливается на светофоре. Поворачивается ко мне лицом и, кивнув на пучок, поясняет:
– У тебя забавно торчат уши. И причёска выглядит несуразно. При твоей и так юной внешности делает тебя ещё моложе. Почему бы тебе не распустить волосы?
– А что плохого в молодости? – я игнорирую замечание про свои уши и подавляю порыв прикрыть их ладонями, но всё равно стыдливо краснею от своей неидеальности.
Матвей закусывает губу. Скрыв улыбку, продолжает говорить с предельной серьёзностью:
– Выглядеть молодо – это хорошо. Но ты выглядишь как маленькая. А это разные вещи... Давай же, Мира! Распусти волосы!
Хватаюсь за заколку, и тяжёлые пряди тёмным каскадом рассыпаются по моим плечам и спине. Последний раз мне подрезали волосы около года назад, и теперь они снова очень длинные. Привлекающие внимание. Я постоянно их собираю в пучок.
Убрав заколку в сумочку, откидываю пряди от лица и вновь смотрю на Матвея. Теперь он улыбается.
– Так намного лучше! Ты вроде как даже красивая.
Не могу не улыбнуться в ответ на этот нелепый комплимент. Я почти ни с кем не общаюсь, никогда не хожу на свидания и нечасто слышу комплименты в свой адрес. Оказывается, это приятно.
Мы продолжаем движение, а потом вновь останавливаемся на светофоре. Рядом с нами тормозит машина, которая сразу привлекает внимание Матвея. За рулём сидит парень, рядом с ним ещё один. На лицах обоих недоумение, а мой спутник сразу отворачивается и делает вид, что их не знает. Но они явно знакомы.
– Эй, друг! – окликает Матвея водитель из соседней машины.
Однако в этот момент загорается зелёный, и Матвей стартует с места так резко, что моё тело вдавливает в сиденье. Ловко маневрирует между машинами, быстро отрываясь от приятелей. А до меня доходит, из-за чего такая спешка.
Я! Дело во мне!
– Ты хочешь представить меня отцу, но боишься неодобрения друзей, – говорю себе под нос. – Это как минимум странно.
Матвей прекрасно меня слышит, но не отвечает и не смотрит в мою сторону. Потихоньку сбрасывает скорость, а через несколько минут паркуется возле парка.
– Пошли, – бросает сухо, открывая дверь.
Поспешно покидаю машину. Иду вслед за парнем, на ходу доставая заколку и вновь собирая волосы на макушке. Мне так комфортнее.
По парку мы идём так, словно незнакомы. Он немного спереди, а я – сзади, в полуметре от него. Останавливаемся возле пруда, и Матвей запрыгивает на низкий парапет, отделяющий нас от воды. Бросив взгляд на мою причёску, недовольно морщится. Что ж... Я действительно не соответствую общепринятым критериям красоты, но он же сам меня выбрал...
Прислонившись к ограждению животом, смотрю на воду. Она кажется прозрачной настолько, что можно разглядеть там мелких рыбёшек.
– Я уехал от друзей, потому что не хочу объяснять им свою ситуацию, – внезапно Матвей даёт пояснение своему поступку. – На чёртовом званом ужине будут друзья отца, а не мои друзья.
– Ясно, – отзываюсь, всё ещё разглядывая воду. Чувствую взгляд парня на своей щеке. – Хотя нет, не очень ясно, – пристально смотрю на Матвея. – Ты мог просто поздороваться с ними. В твоей машине может сидеть кто угодно. Своим поступком ты привлёк ненужное внимание. Теперь они точно захотят знать, кого ты так тщательно скрываешь.
– А ты типа самая умная, да? – бросает он с вызовом.
– Нет, – отвечаю спокойно. – Просто пытаюсь тебя понять. А заодно понять, для чего тебе всё это. Твой отец не кажется мне плохим человеком...
И лучше бы я этого не говорила.
Матвей резко спрыгивает на землю. Схватив меня за плечо, немного встряхивает, но даже этого достаточно для того, чтобы потерять равновесие. Ноги подкашиваются, и если бы не руки Матвея, я бы упала, но парень держит меня крепко, а потом и вовсе прижимает к своей груди.
– Для девчонки твоего социального положения ты слишком много говоришь. Болтать будешь в доме моего отца, поняла?
Всё, о чём говорил Матвей на вчерашнем свидании – это о том, как мы якобы познакомились, и о чувствах, которые между нами внезапно вспыхнули. И о том, что я якобы беременна от него.
Парень пока не знает, что мне нет восемнадцати, а когда узнает, наверняка будет не рад. Но я молчу в тряпочку, не желая вновь попасть под его гнев.
Об отце Матвей не говорил. И о том, почему так сильно его ненавидит. Впрочем, позже совсем закрыл эту тему, и остаток вечера мы просто гуляли, кормили лебедей в озере, прокатились на аттракционе и даже поели пиццу. Матвей вёл себя как обычный парень, раскрывшись передо мной совсем с другого ракурса. Не как сын известного бизнесмена Александра Одинцова. А как мальчишка, нуждающийся в друге.
И вчера мы вроде как подружились...
– Ты здесь одеваешься? – Матвей с ужасом смотрит на старую покосившуюся вывеску, на которой написано «Одежда из Европы». – Давай сходим в любое другое место, потому что я туда не пойду.
Пятится к машине, но я подталкиваю его обратно.
– Нет, мы пойдём именно сюда, раз ты хочешь, чтобы я выглядела простушкой на этом званом вечере. Поверь, здесь мы точно что-нибудь найдём.
– Чёрт... Ладно, – он опускает солнцезащитные очки на глаза, и они закрывают половину его лица. – Давай только быстро!
Мы заходим в магазин, но даже сквозь очки виден шок, который читается в его глазах. Мне становится действительно весело. С важным видом веду его мимо стопок поношенной одежды, которая даже пахнет как поношенная.
– Вот смотри, – торможу возле одной горы с футболками и хватаюсь за ту, что лежит сверху. – Нужно перебирать по одной и перекладывать на соседнюю стопку.
– Я до этого не дотронусь, – брезгливо бросает парень, скрестив руки на груди. – Тебе надо, ты и смотри.
Тихо прыснув, перекладываю футболки, а потом то же проделываю с платьями. Демонстрирую понравившиеся своему спутнику, но он кривится даже от того, что я беру их в руки. В итоге нахожу платье телесного цвета, которое будет мне по размеру. Оно кажется мне нарядным, потому что у него пышная юбка.
– Выглядит так, словно ты на выпускной бал собралась, – морщится Матвей. – Хотя бери, что хочешь, только давай уже уйдём.
Мы проходим к кассе, и я, свернув платье в узелок, кладу его на весы. Продавец называет цену, услышав которую Матвей даже очки с лица срывает.
– Это в евро или в рублях? – интересуется у продавца.
– В рублях, конечно, – женщина выглядит немного раздражённой. – Платите или уходите.
– Я заплачу, – лыбится парень, извлекая карточку из бумажника. – Ничего бюджетнее в жизни не покупал.
– Здесь не принимают карточки, – отпихиваю его руку и протягиваю продавцу триста рублей. Ровно столько стоит моё платье.
Она укладывает вещь в пакет и отдаёт Матвею.
– Надеюсь, ты это постираешь, прежде чем надеть, – говорит он, когда мы покидаем магазин. – А вообще, халява, а не шмотки, – оборачивается и вновь смотрит на вывеску. – Но я бы всё равно не стал это носить.
– Сейчас ты выглядишь так, словно посетил какой-то новый аттракцион для богатеев, – хмыкаю я. – Расслабься уже, это всего лишь одежда. И она должна использоваться по назначению.
– Ну да, её уже кто-то поносил, но не доносил. Поэтому отправили в Россию, чтобы мы донашивали. Так сказать, назначение выполнено на все сто, и даже перевыполнено.
Всё это он говорит, не скрывая скептицизма. Распахивает передо мной дверь машины, помогает с ремнём безопасности, неспешно обходит авто и садится за руль.
– Какой экзотики ты ещё сегодня хочешь?
Мои губы сами по себе кривятся в ухмылке.
– Мы могли бы прикупить что-то для тебя, – указываю на магазин секонд-хенда. – Там были чудесные футболки поло. И они будут стоять раз в сто дешевле тех, которые носишь ты.
– Не мечтай, что я когда-нибудь ещё зайду в этот ларёк, – Матвей вновь нахлобучивает очки на глаза. – Лучше свожу тебя в нормальный магазин, где мы сможем купить что-то новое, не поношенное.
– А как же твои друзья? – я вскидываю брови. – Вдруг мы кого-то встретим, и тебе придётся объяснять им, кто я такая.
– Плевать, – вновь отмахивается парень. – К тому же, я решил, что для правдивости нашей легенды пора представить тебя моим друзьям. Все вокруг должны знать, что Матвей Одинцов собрался жениться на простушке.
Заводит мотор и срывается с места. По его лицу видно, как сильно он воодушевлён своей идеей досадить отцу. А мне она всё больше и больше не нравится, потому что я не считаю, что его отец должен испытывать из-за меня неловкость перед своими гостями. Моя цель – просто его увидеть и уж точно не быть карающим оружием в руках его сына. И у меня есть ещё пара дней, чтобы уговорить Матвея передумать. Ну или хотя бы изменить меру наказания...
– Ты прекрасно выглядишь, кстати, – Матвей берёт меня за руку и уверенно ведёт к центральному входу в кинотеатр.
Сегодня наше свидание отложилось до восьми вечера, потому что опекунша придумала для меня кучу сверхважных и неотложных дел. Мне практически не хватало времени их выполнить, но пропустить встречу я не могла. Поэтому трудилась с особым рвением и упорством. И, наверное, потому, что до моего совершеннолетия остались какие-то считанные дни, опекунша не стала противиться моему желанию отлучиться этим вечером.
– Это платье, кстати, всё оттуда же, – говорю, усмехнувшись. – Из того самого магазина, при виде которого тебя можно отпаивать валерьянкой.
– Зато оно короче, чем предыдущее, – парень бросает масленый взгляд на мои ноги. – И цвет тебе очень идёт.
Платье тёмно-синее. Почти как цвет моих глаз. И вот я вновь расплываюсь в улыбке от комплимента. На душе становится как-то тепло и уютно. Матвей притягивает меня к себе и целует в висок. Его неожиданный поступок заставляет нас отпрянуть друг от друга.
– Прости, – мямлит он, вновь взяв меня за руку. – Я немного увлёкся... Вжился в роль.
– Да, я тоже, – еле слышно отзываюсь, пряча взгляд под ресницами.
Мне неловко. Но в той же степени приятно. Будто нравится то, что между нами происходит. А между нами действительно что-то происходит, и я не уверена, что это просто сделка... Но и симпатией или вспыхнувшими чувствами это назвать тоже нельзя.
Тогда что?
Мы заходим в здание кинотеатра, минуем кассы и сразу двигаемся к релакс-залу. Ещё в машине Матвей мне все уши прожужжал об этом зале, рассказывая, что здесь очень удобные диваны, свой бар, да и вообще можно чувствовать себя почти как дома перед телевизором.
Я впервые в подобном месте. А ещё не помню, когда в последний раз была в кинотеатре. И мне, безусловно, интересно всё, что меня окружает. Не стесняясь, я просто пялюсь по сторонам. На этот раз Матвей не испытывает дискомфорта, как это было, например, вчера, когда он привёл меня в дорогой бутик. У меня тогда в глазах заискрило от всех этих нарядов, которые я даже трогать боялась, не то что примерить.
Матвей купил мне платье. Новое, приятно пахнущее, очень красивое. Теперь у меня был выбор. Я могла пойти на ужин либо в нём, либо в том, которое купила за триста рублей в секонд-хенде. Мне очень хотелось надеть новое...
– Я хочу огромное ведро карамельного попкорна, – заявляет Матвей, подводя меня к прилавку со всевозможными вкусностями.
– Карамельный? – подавляю улыбку.
– Ну да! А ты имеешь что-то против карамели? – с деланным возмущением уточняет парень.
– Это как-то не брутально...
Он склоняется к моему виску и тихо шепчет:
– Но это же останется между нами, верно?
– О, нет, пожалуй, я расскажу о твоих предпочтениях друзьям, – говорю, едва сохраняя на лице серьёзность.
– Не скажешь, – предупреждающе шикает Матвей, щекотнув меня за бок.
Смех всё-таки вырывается наружу, а от щекотки я отпрыгиваю в сторону.
– Хорошо-хорошо, я никому не скажу, – выставляю руки перед собой в знаке полной капитуляции. – Я, кстати, тоже люблю карамельный.
На самом деле нет. На самом деле мне всё равно, какой он будет. И всё равно, какой фильм будем смотреть. Мне просто хорошо. Здесь и сейчас в компании Матвея Одинцова. Парня, который не кажется мне плохим человеком. Избалованным – определённо. Но не плохим. У его отца, просто не может быть плохого сына.
Матвей покупает самое огромное ведро попкорна и прохладительные напитки, мы занимаем свои места. Это мягкий диван в центре зала. И на этом диване только мы вдвоём. Остальные присутствующие в зале, расположившиеся на таких же диванах, словно совсем исчезают, как только гаснет свет.
– Кстати, о моих друзьях, – негромко говорит Матвей, пока идёт реклама. – Надеюсь, что сегодня ты всё-таки не проговоришься о моих вкусовых предпочтениях.
– Сегодня? – я слышу только это.
Уже сегодня? Он хотел меня познакомить со своими приятелями, но я думала, что этот день настанет нескоро.
– Да. После фильма. Я хочу отвести тебя в клуб, где мы обычно веселимся. Ты не против?
– Не против, но есть одно «но», – я пытаюсь выглядеть отважно и беззаботно.
– Какое? После полуночи твоё платье превратится в обноски? – машинально бросает взгляд на Ролекс на своём запястье. – Хотя это и так обноски.
Морщусь от того, что в одну секунду Матвей становится грубым, но не обижаюсь... Парень просто не выносит условностей и в какой-то степени его откровенное хамство – это просто защита.
– Так какое «но»? – наседает он.
– Я поеду, если ты расскажешь мне, что происходит между тобой и твоим отцом.
Почти уверена, что он сейчас взбесится. Но наша игра затянулась, а я всё ещё не знаю, на что именно подписалась. Успела понять, как себя вести в присутствии Одинцова, как стоять, что говорить... Но не понимаю, для чего Матвею это нужно. И пока я не понимаю, смело могу отказаться от этой затеи.
– По-моему, я плачу за то, чтобы ты не задавала вопросов, – сухо парирует парень.
– А по-моему, я ещё ни копейки не получила, – бью той же монетой.
– Ох, тебе нужен аванс? – хмыкает он с сарказмом. – Не вопрос. Завтра ты его получишь.
Он говорит с таким пренебрежением... Словно уже купил меня и мою жизнь. Будто может заплатить – и я превращусь в безвольную куклу.
Вскакиваю. От обиды начинает щипать в глазах.
– Сядь, – Матвей рывком усаживает меня обратно. – Давай без сцен, крошка, – говорит с притворной нежностью. – Так и быть, я объясню, что к чему, но чуть позже.
Начинается фильм, и парень сосредотачивается на его просмотре. Но всё ещё крепко держит меня за руку, не позволяя дёрнуться...
Так проходит весь сеанс. Мы молча смотрим фильм, но позже я не смогу сказать, о чём именно он был, потому что мало что запоминаю. Все мои мысли занимают отец и сын Одинцовы.
Матвей не выглядит злым и раздосадованным. Наоборот, к нему, кажется, вернулась прежняя лёгкость. Но говоря вроде бы в шутку, он одаривает меня таким взглядом, что ставит под сомнение кажущуюся беззаботность.
Мне становится нечем дышать. Наверное, именно сейчас я понимаю, на что действительно подписалась и с каким опасным парнем имею дело. О потенциальной опасности его отца и говорить не приходится...
– Подумай об этом, Мира, – поигрывает бровями парень. – Ты получишь жизнь в достатке. У тебя будет всё, чего ты была лишена: дом, машина, деньги... А я получу возможность принимать самостоятельные решения. Все будут счастливы.
– Это сложно назвать счастьем, – отзываюсь бесцветно. – Брак и рождение детей... Всё это я планирую лишь по любви.
– Чушь! – отбривает Матвей. – Любовь – это просто слово из шести букв, не больше. Эти шесть букв не обеспечат твоё будущее.
– Но ты же не любишь меня! – мой голос срывается на писк.
– И ты тоже можешь не любить меня, – он пожимает плечами. – Возможно, я даже позволю тебе небольшие интрижки на стороне, чтобы ты чувствовала себя желанной.
Мне становится тошно. Как в этом двадцатилетнем парне помещается столько цинизма?
– Я не пойду на это, – отрезаю, делая свой голос строгим. – Согласна на игру, готова притвориться твоей невестой, но на этом всё. Ты получишь отсрочку, а дальше сам думай, как получить амнистию!
– Как хочешь, – сухо бросает парень. – Значит, навсегда останешься нищенкой.
Отвернувшись к окну, смаргиваю навернувшиеся на глаза слёзы. Рука Матвея тут же ложится на мою коленку.
– Маленькая... Обидчивая... Ранимая. Тебе будет сложно жить в этом большом мире, Мира.
Скидываю его руку, и он тут же сжимает её в кулак, неистово стискивая до хруста в пальцах.
– Постарайся не проявлять чрезмерную строптивость в компании моих друзей, – говорит Матвей со сталью в голосе. – Будь послушной, поняла?
Я киваю, не глядя на него. Мне всё ещё жаль парня, потому что... Потому что он одинок. Вижу, что одинок. Наверное, даже себя в нём вижу.
Через двадцать минут мы прибываем на место. Большое мрачное здание в каком-то глухом районе очень слабо напоминает клуб для золотой молодёжи, и я не решаюсь выйти из машины. Матвей открывает для меня дверь и подаёт руку.
– Пойдём, крошка. Тебе понравится.
Он вновь выглядит расслабленно и беззаботно. Лучезарно улыбается, демонстрируя притягательные ямочки на щеках.
– Что это за место? – всё-таки вкладываю ладонь в его руку и выбираюсь из машины.
– Это здание стоит на балансе города, но так как здесь обитаем мы, с ним ничего не могут сделать, – хмыкает Матвей. – Его начинали реконструировать, но мы за одну ночь превратили все труды в прах.
– Зачем?
– Затем, что мы так развлекаемся. Можешь называть это бунтом богатых и испорченных.
Именно так мне и хочется это назвать.
– Чего вы добиваетесь?
– Хотим доказать таким людям, как мой отец, что всегда найдутся несогласные, – он пожимает плечами. – Из здания хотят сделать очередной банк или какой-то притон, подпольное казино... Не знаю точно. Но знаю, что этот район нуждается в школе.
– О-о! Так вы борцы за правое дело? – я не могу скрыть восхищения.
– Нет, – Матвей качает головой. – Нам просто нравится действовать вопреки.
Ничего не понимаю... Он словно стесняется своих благих намерений. Или действительно ими не руководствуется?
Как только подходим ближе к зданию, слышу музыку. Тяжёлые аккорды буквально бьют по моим расшатанным нервам, и я замираю на месте.
– Что мне говорить твоим друзьям? – маскирую страх под сомнение.
– То же, что будешь говорить моему отцу. Пусть это будет генеральной репетицией, – Матвей бесцеремонно подталкивает меня к двери. – И самое главное – держись всё время рядом. Не забывай, где находишься.
Не лучшее напутствие. Страх усиливается, и я с трудом перебираю онемевшими ногами, проходя внутрь.
Внутри здание оказывается таким же ветхим, как и снаружи. Почти все окна разбиты, стены расписаны пёстрой аэрографией и нецензурными словечками. В некоторых местах отсутствует пол, и зияют чёрные дыры. От царящей вокруг атмосферы растекается холодок по коже. Особенно от надрывной тяжёлой музыки. Она с каждым нашим шагом становится всё громче и душераздирающее.
Матвей уверенно заводит меня в огромный зал, который кажется немного чище и светлее. Но у меня нет времени, чтобы разглядывать углы на наличие паутины и плесени, потому что взгляд тут же цепляется за присутствующих. Тут очень много народа. В основном молодые люди, но и девушки здесь тоже есть. Музыка оказывается живой. Какой-то парень в кожаной куртке в самом центре зала играет на электрогитаре. У меня тут же закладывает уши.
Матвей ведёт меня вглубь толпы. Некоторые танцуют, некоторые разбрелись группами и общаются. А ещё я вижу парочки, которые зажимаются по углам. Некоторые из них абсолютно голые.
– Не глазей, – советует мне Матвей, утаскивая дальше.
Я тут же опускаю взгляд, потому что и правда глазею. Впрочем, на меня тоже смотрят. Точнее, на Матвея, а уже потом – на его спутницу. Внутренне сжимаюсь до состояния точки. Умение быть незаметной сейчас могло бы пригодиться, только это уже невозможно. Меня заметили!
– Знакомьтесь, – Матвей расплывается в улыбке, приближаясь к трём парням и девушке с синими волосами. – Это Мира – моя невеста.
Кажется, компания остолбенела от такого заявления. А Матвей продолжает как ни в чём не бывало:
– Мира, тот качок справа – Давид. Девчонка рядом с ним – Марго. А это Сёма и Жека, – кивает на оставшихся.
Давид, Марго, Сёма, Жека... Я про себя повторяю их имена, чтобы не забыть.
– Привет, – выдавливаю сконфуженно. Позволяю себе заглянуть в четыре пары незнакомых глаз.
Лица Сёмы и Жеки кажутся мне знакомыми. Конечно... Это же те парни из машины. На нашем первом свидании Матвей удирал от них, сорвавшись с места на светофоре.
Я заламываю пальцы и нервно поглядываю на настенные часы.
Успела надеть платье. То самое, из секонд-хенда. Когда примерила дорогое, подаренное Матвеем, мне вдруг стало неуютно. Глядя на отражение в зеркале, казалось, что в нём я вижу кого-то другого. Это платье не подходило обычной девушке, какой я себя всегда считала. Слишком откровенное, с глубоким декольте и высоким вырезом на длинной юбке, оголяющим бедро. Где были мои глаза, когда я позволила Матвею его купить?
В общем, я надела другое платье и, повертевшись перед зеркалом, почувствовала себя ровно на свои семнадцать. Словно и правда готовилась к выпускному, и вскоре за мной должен был зайти одноклассник.
Правда, школу я закончила ещё в прошлом году. Да и Матвей не был похож ни на кого из знакомых мне парней. Внешне он напоминал своего отца, а внутренне словно был его полной противоположностью...
Надеваю туфли-лодочки и становлюсь немного выше. Волосы оставляю распущенными, но перекидываю их через одно плечо. Наношу немного туши на ресницы и блеска на губы. Выгляжу мило, а из-за пышного платья как-то воздушно.
Ровно в пять вечера покидаю квартиру, чтобы улизнуть до прихода опекунши. Не хочу отвечать на её вопросы, а она, безусловно, их задаст, как только заметит меня в таком виде.
Пока спускаюсь в лифте, молюсь, чтобы Матвей сегодня не опаздывал, и Бог вдруг слышит мои молитвы.
Когда сажусь в машину, парень не может скрыть улыбку, а потом и вовсе смеётся, разглядывая моё платье.
– Ты похожа на зефир, Мира!
– А ты на швейцарский сыр, – парирую тут же.
– Почему на швейцарский? – улыбка сползает с его губ.
– Такой же дорогой и невкусный.
– Я уверен, что ты даже не пробовала этот сыр, – хмыкает Матвей.
– Не пробовала, – соглашаюсь. – Но он даже выглядит невкусным, так что...
– Ладно, так и быть, ты не зефир, – добродушно говорит он. – Но платье забавное.
– Оно не подходит?
Я тут же начинаю нервничать. Всё мнимое спокойствие исчезает бесследно. Ладони потеют, а сердцебиение учащается. Неужели я действительно это делаю? Собираюсь пойти в дом Одинцова! Буду исполнять какую-то глупую роль. Боже...
У меня начинается паническая атака. Мне нечем дышать. Душит даже ремень безопасности, не говоря уже о платье.
– Мира! – строгий голос Матвея врезается в сознание. – Успокойся и прекрати вести себя как ребёнок!
– А я и есть ребёнок! – восклицаю, не подумав, и тут же прикусываю язык.
– Почему это?
Матвей подаётся вперёд и смотрит на меня с предельной серьёзностью. Под его строгим взглядом перестаю метаться в кресле и, опустив глаза, говорю еле слышно:
– Мне пока только семнадцать.
Он молчит, и мне приходится посмотреть на него, чтобы понять его настроение. Парень улыбается. Это неожиданно.
– Так ещё лучше! – заявляет воодушевлённо. – Представь, какой будет скандал! Сын Одинцова обрюхатил несовершеннолетнюю!
Я его радости не разделяю. И снова считаю дни до своего дня рождения. Осталось четыре...
Мы подъезжаем к огромному трёхэтажному особняку Одинцовых. Часть дома скрыта за высоким забором из красного кирпича. Ворота распахиваются, и машина въезжает в просторный двор. Всюду деревья, кусты, цветы... Создаётся впечатление, что за всей этой зеленью ухаживает специально обученный человек. Хотя, наверное, так и есть...
Матвей паркуется рядом с рольставнями гаража. Покинув машину, быстро её обходит и распахивает мою дверь. Я прирастаю к креслу. Пальцы так онемели, что я не в состоянии даже отстегнуться. Он делает это за меня и, схватив за колени, разворачивает так, что мои каблуки касаются брусчатки. Сам присаживается на корточки возле моих ног, предварительно поддёрнув дорогущие брюки. Только сейчас я замечаю, что на нём атласная рубашка под цвет моего платья. И волосы немного уложены гелем. В общем, выглядит он на все сто.
Парень продолжает удерживать мои колени в своих руках, тем самым не позволяя двигаться. Я продолжаю нервничать теперь ещё и от его странного поведения.
– У меня для тебя кое-что есть, – негромко говорит Матвей, запустив руку в карман брюк. Через мгновение перед моим лицом появляется его раскрытая ладонь, в центре которой лежит колечко. – Очень надеюсь, что угадал с размером. Дай руку.
Хватает меня за правую руку, но я тут же её отдёргиваю.
– Зачем мне кольцо? – спрашиваю испуганно.
Вижу, что оно дорогое. На нём поблёскивают драгоценные камни... Никогда ничего подобного я не носила.
– Ты же хотела аванс, Мира, – отвечает Матвей, вновь хватая меня за руку.
Проворно надевает кольцо на безымянный палец. Оно оказывается немного великовато. Матвей чертыхается.
– Ладно, позже убавим.
– Не нужен мне аванс, – я пытаюсь снять колечко, но парень всё ещё удерживает мою руку.
– Ты оставишь кольцо, Мира! – говорит он непреклонно. – Во-первых, ты моя невеста, и оно должно у тебя быть. А во-вторых, я хочу, чтобы у тебя был аванс. В случае чего, ты всегда сможешь его продать и получить хорошие деньги.
Не сомневаюсь, что деньги, и правда, будут хорошими... Больше не спорю, потому что это бесполезно.
Матвей выпрямляется во весь рост и помогает мне выбраться из машины.
– Да начнётся шоу!
Он потирает руки. В его взгляде поблёскивает азарт.
– Ты готова? – спрашивает меня, когда приближаемся к входной двери.
Нет... Но уже поздно убегать, верно?
Внутри дом просто огромный. Просторный холл переходит в большую гостиную, смежную со столовой. Потолки высотой не меньше шести метров. А ещё я вижу две широкие лестницы, соединяющиеся в нечто, напоминающее балкон, за которым виден коридор. Должно быть, там располагаются спальни.
– Ты посмотри, сколько народа! – довольно замечает Матвей и присвистывает. – Все просто мечтают поздравить Одинцова!
– С чем поздравить? – шепчу ему в ухо и тут же отпрыгиваю в сторону, потому что мимо проносится официант с подносом.
Народу, и правда, очень много. В гостиной накрыты столы со всевозможными закусками. Гости неторопливо перемещаются, негромко беседуя. Музыки нет. Люди одеты строго, но с очевидным лоском. Атмосфера напоминает похороны, и я чувствую себя крайне неуютно в своём весёленьком платье.
– У моего отца сегодня день рождения, – говорит Матвей с некоторой заминкой. – Ему исполнилось сорок два.
Я бледнею от шока. До этой минуты и не задумывалась, в честь чего этот званый ужин. И не спрашивала… А теперь просто сгораю от стыда. Припёрлась в дом Одинцова, чтобы испортить ему праздник. Какая же я дура!
Путаясь в подоле платья, неловко разворачиваюсь и устремляюсь в холл. Почти добегаю до двери, но Матвей хватает меня за локоть и, удерживая на месте, с возмущением цедит у виска:
– Куда ты собралась?
– Домой, – пытаюсь вырваться. – Это же его день рождения! Нельзя так поступать...
– Можно! И нужно! Ты же согласилась мне помочь!
Матвей сгребает меня в охапку и прижимает к своей груди. Его губы касаются макушки, а руки гладят плечи.
– Веди себя непринуждённо, – только и успевает выдохнуть парень, прежде чем совсем близко раздаётся ещё один голос.
Его голос.
– Сын…
Звук шагов по кафельному полу. Лёгкое дыхание касается моего плеча. Я машинально дёргаю головой и тут же врезаюсь взглядом в серо-зелёные глаза, которые смотрят на меня с пристальным вниманием. Правда, почти сразу же Одинцов-старший переводит взгляд на лицо Матвея.
– Что происходит? – спрашивает он сына, и его широкие брови немного хмурятся.
– Ничего, – сухо бросает Матвей, отпуская меня, наконец. На его губах появляется усмешка: – Подумал, что ты не будешь против, если я приду не один.
– Нет, я не против.
Александр Одинцов вновь смотрит на меня и, кажется, хочет что-то сказать, но его настойчиво зовут из гостиной.
– Позволь представить тебе... – начинает было Матвей, но его отец быстро извиняется и уходит. – Пиздец! – восклицает парень. – Да кого я обманываю? – взъерошивает волосы. – Даже будь у меня сразу пять невест и все беременные, он вряд ли обратил бы на это внимание.
– Он просто занят, – неожиданно встаю на защиту Одинцова-старшего, отчего Матвей скрипит зубами. – Посмотри, сколько у него гостей. Всем же нужно уделить внимание.
В этот момент Александр Одинцов проходит через холл в компании двух здоровенных мужчин и скрывается за неприметной дверью в дальнем углу.
– Внимание, говоришь? – хмыкает Матвей. – Да его даже в гостиной уже нет. Ему на всех плевать... Ладно, похеру. Пойдём лучше, выпьем.
Он тянет меня за руку. Я вроде собиралась сбежать, но увидев Одинцова, уже не думаю о побеге.
– Я, вообще-то, не пью, – сообщаю Матвею.
– Конечно-конечно, ты же беременна. Тебе только сок полагается.
Он изображает на лице веселье... И почти весь вечер удерживает это веселье и даже какую-то беззаботность. С кажущейся радостью общается с окружающими, знакомит меня со всеми подряд. Конечно, представляет невестой. Беременной несовершеннолетней невестой. И наслаждается реакцией на эту сенсацию.
Мне дурно... Кажется, все собравшиеся – а это партнёры по бизнесу, журналисты и политики – обсуждают только меня.
Одинцов-старший почти не показывается на глаза, а когда всё-таки ненадолго уделяет внимание гостям, почти сразу извиняется и вновь уходит. И я даже рада, что он пока не слышал главную сплетню этого вечера. Впрочем, скоро услышит.
Должно быть, я просто сгорю со стыда.
Матвей активно налегает на спиртное и уже плохо контролирует своё поведение. Всё время меня обнимает, нашёптывая комплименты, и нежно целует в шею или в плечо. И все окружающие, конечно, наблюдают за проявлением его чувств к беременной невесте. Сама я и двух слов никому не сказала, пытаясь быть невидимкой. И чувствую, что остро нуждаюсь в передышке.
– Мне нужно в туалет, – шепчу Матвею, выпутываясь из его объятий.
– Я провожу, – он с готовностью ставит очередной бокал на край стола и, взяв за руку, ведёт меня в холл. – Вон та дверь, – указывает в дальний угол.
– Спасибо. Я найду дорогу обратно, – обещаю ему, натянуто улыбаясь.
Он возвращается в гостиную, а я шмыгаю к входной двери и выбегаю на крыльцо. В туалет я пока не хочу, а вот глотнуть свежего воздуха...
На улице уже стемнело. Подобрав подол платья, осторожно спускаюсь по лестнице. Сад хорошо освещён, и я неспешно шагаю вперёд по идеально ровной дорожке, выложенной брусчаткой. Стараюсь ступать почти беззвучно, но мои каблуки всё равно постукивают. Я пугаюсь каждого шороха, комкая ткань платья в ладонях, но возвращаться обратно пока не хочу.
Это всё слишком... Слишком! Эти богатеи, это общество, эта ложь... И ещё сам хозяин дома... Его лицо до сих пор стоит перед глазами. Лёгкая небритость на широких скулах и волевом подбородке... Слегка отросшие на макушке волосы в относительном порядке, но так же, как у сына, немного торчат. Пухлые, красиво очерченные губы... Глаза как у пантеры... Завораживающие и пугающие одновременно. Элегантный. В строгом костюме тёмно-синего цвета.
Этот мужчина приковывает взгляд, невзирая на то, хочет он этого или нет.
Так значит, ему сорок два... А Матвею двадцать. Александр Одинцов слишком рано стал папой. Я всегда думала, что он старше.
Неторопливо прохожу мимо машины Матвея. Что находится в этой части сада, я не знаю, и решаю повернуть обратно. Однако тут же замечаю, что ворота гаража приоткрыты, и оттуда виднеется полоска света. Но это же не моё дело, верно? Зачем мне смотреть, кто находится в гараже?
Одинцов
Мой сын меня ненавидит...
Моя жена погибла десять лет назад, а он до сих пор меня винит. Что ж... наверное, небезосновательно...
Сегодня я, как и всегда, встал рано. Несмотря на то, что гости разошлись глубоко за полночь, а потом я ещё долго не мог уснуть от присутствия посторонней девицы в доме, привычки всегда остаются привычками. Мой день всегда начинается в шесть утра.
Самая крупная строительная империя во всём регионе – это то, чего я смог добиться благодаря упорству и жёсткому режиму. И ничто не может изменить мой распорядок дня.
Подношу чашку кофе к губам и тут же зависаю возле окна, выходящего на задний двор. Часы показывают лишь семь утра, а эта девчонка уже на ногах. Озираясь по сторонам, двигается в сторону задней калитки, ведь центральные ворота по моему приказу были наглухо закрыты, как только последние гости покинули дом.
Чертыхаюсь себе под нос, потому что Матвей, видимо, плохо донёс до неё мои требования. Девчонка не должна сбегать. Возможно, она не представляет угрозы для моего сына, но сначала нужно в этом убедиться.
Я спускаюсь в холл и прохожу в столовую. Ставлю чашку с недопитым кофе на стол и покидаю дом через террасу, которая как раз выходит на задний двор. Девчонку вижу почти сразу. Она дёргает ручку неприметной калитки, которая давно заросла плющом и заколочена тоже очень давно. С тех самых пор, как начальник моей охраны настоял на том, чтобы я оставил лишь один доступ к дому.
Приближаюсь к девчонке почти беззвучно и, прислонившись к забору, скрещиваю руки на груди. Она так увлечена процессом, так хочет открыть дверь, что меня вообще не замечает. Сейчас на ней нет того забавного пышного платья. Его сменила футболка сына. И такой наряд мне не кажется забавным. Вещь хоть и длинная, но едва прикрывает её задницу. И я невольно впериваю взгляд в девичьи прелести, когда от резких движений подол футболки задирается ещё выше.
– Куда собралась? – спрашиваю ровным голосом, оторвав наконец взгляд от стройных бёдер.
Девчонка подпрыгивает от неожиданности. Каблуки её туфель неминуемо разъезжаются, и она неловко падает на пятую точку. Отрываюсь от забора и подаю ей руку. Она вскидывает голову, сдувает непослушные пряди с лица и бесстрашно взирает на меня снизу вверх своими огромными синими глазищами.
Сегодня девушка кажется немного уверенней, чем вчера. А ещё явно злится, потому что упрямо вскидывает подбородок и вскакивает на ноги самостоятельно.
– Я хочу уйти, – решительно произносит она наконец. – Вы не можете держать меня здесь силой...
– Скажи мне своё имя, фамилию и дату рождения. К вечеру я получу информацию о тебе, и ты сможешь быть свободна... Но вот только куда тебе торопиться? – наклонив голову набок, медленно скольжу взглядом по её фигурке. Взгляд цепляется за край футболки, который она неистово тянет вниз, и тут же я замечаю кольцо с увесистым камнем. – Ты же будущая жена моего сына, – киваю на кольцо, – и вполне можешь остаться здесь. На правах моей невестки.
Мой голос невольно выдаёт раздражение. Вчера сын опозорил меня тем, что во всеуслышание заявил о её беременности. И о том, что ей ещё нет восемнадцати.
Я привык к его выходкам. Порой даже не удивляюсь. Но вчера он перешёл все допустимые границы. Но отсрочить свой отъезд в Штаты у него всё равно не получится. Как и прикрыться выдуманной невестой. Очевидно, что девчонка не беременна. Наверняка даже и не была с мужчиной. И мне вдруг становится любопытно... Думаю, будет приятно выводить её на чистую воду.
– Мне нужно вернуться домой, – она вновь дёргается к калитке. – Опекунша заявит в полицию о моей пропаже.
– Опекунша? – я удивлён.
– Да, я пока живу с ней. До моего совершеннолетия она отвечает за меня...
– И когда оно наступит?.. Твоё совершеннолетие?
– Через три дня, – отвечает девчонка, потупив взгляд.
Вот как! Через три дня она станет совсем взрослой?! И ей придётся нести ответственность за ту ложь, которую она пытается мне скормить.
– Так позвони своей опекунше и скажи ей, что теперь ты живёшь у своего жениха. Три дня – это мелочи.
– У меня нет телефона, – синие глаза робко поднимаются к моему лицу. – Был раньше... но разбился.
Я машинально забираюсь в карманы брюк, но они оказываются пустыми. Мой телефон остался в спальне. Бросаю взгляд на дом.
– Пошли, я дам тебе позвонить, – вновь смотрю на девчонку, которая так и держится за ручку калитки. – Оставь свои неуместные попытки сбежать из этого дома, к тому же в таком виде, – вновь осматриваю её фигуру. Для семнадцати она кажется вполне созревшей. – Ты уйдешь отсюда, только когда я тебе позволю.
Разворачиваюсь и не спеша иду к террасе. За спиной слышу стук её каблучков и добавляю, не оборачиваясь:
– Весь периметр просматривается камерами, за которыми неустанно следит охрана. Если бы ты решила, что сможешь, например, перелезть через забор... В общем, представляю, какое шоу лицезрели бы охранники.
Через плечо бросаю взгляд на её бёдра. Девчонка вновь тянет футболку вниз, и я, отвернувшись, позволяю себе улыбнуться.
Вообще-то, она забавная...
– Жди здесь, – бросаю я, как только оказываемся в столовой.
Девчонка сразу садится на стул и, скрестив свои длинные ноги, натягивает футболку до самых колен. Я качаю головой. Почему меня так беспокоят её ноги?
– Скажи Матвею, чтобы купил тебе одежду. Нормальную. Скромную.
Отворачиваюсь, болезненно морщась. Всё это не моё дело...
Поднимаюсь на второй этаж, прохожу мимо комнаты сына, который, конечно, спит в столь ранний час. Выбить бы эту дверь ногой, чтобы мальчишка хоть немного встрепенулся, что ли. Ему уже давно не десять, но иногда ведёт себя как ребёнок, который все ещё не смирился со смертью матери. Порой цепляется за её смерть, чтобы манипулировать мной. И я всегда ведусь... Вашу ж мать, всегда! Потому что он мой сын, моя плоть и кровь... Несмотря на его ненависть ко мне, я всё равно его люблю. И прощаю очень многое. То, что кому-то другому с рук не сошло бы.
Мира
Саша даже не скрывает, что слушает мой разговор с опекуншей.
Конечно, он мне не доверяет, только вот я не понимаю, чем могу быть так опасна. Да, я видела кровь на полу в гараже, только вот кто мне поверит? К тому же, если честно, я и не стала бы болтать об увиденном. Одинцов не тот человек, которому стоит переходить дорогу. И не потому, что он, возможно, вчера причинил кому-то увечья. А потому, что для меня он навсегда останется самым добрым и заботливым мужчиной в этом мире...
В какой-то момент Саша забирает у меня телефон, сухо представляется и выходит из столовой, не желая, чтобы я слышала, о чём он будет говорить с опекуном. Вновь решает всё самостоятельно, а я с превеликой радостью позволяю ему это сделать. Прикрыв глаза, откидываюсь на спинку стула. И позволяю себе... вспомнить...
Занесённый снегом парк. Я утопаю в снегу по колени, но продолжаю идти. Убегаю. С упорством двигаюсь вперёд, но уже не понимаю, как сюда попала и как выбраться. Мне уже плевать.
Опустившись на ледяную лавочку, шмыгаю носом. Прячу руки в карманы, а нос в ворот старой тяжёлой дублёнки. Очень холодно... Но лучше я здесь замёрзну, чем буду жить в этой новой семье. Это не моя семья.
Ложусь на лавочку, ощущая, как всё тело сковывает холодом. Крупная дрожь, сотрясающая меня, приносит боль. Смотрю на то, как от мороза искрится снег в лучах заходящего солнца. И когда последний луч скрывается за шапкой деревьев, мои веки опускаются.
Мне восемь... почти. Мои родители попали в аварию. У нас не нашлось родственников, которые вызвали бы доверие у службы опеки, поэтому мне быстро нашли новую семью.
Но я не хочу новую! Я хочу, чтобы всё было, как раньше.
Слёзы стекают из-под век и ледяной коркой застывают на щеках. Я убежала, потому что мне страшно. Страшно жить с незнакомцами. Они мне не нравятся.
Кажется, мне удаётся заснуть. Не знаю, сколько я здесь лежу. Уже практически не чувствую своего тела. Ничего не ощущаю...
Но меня всё-таки приводят в чувство. Настойчиво пытаются разбудить. А когда я пытаюсь открыть глаза и пошевелить одеревеневшими конечностями, подхватывают на руки. Мне кажется, я парю в невесомости. Прижимаюсь щекой к чему-то тёплому. Невольно улыбаюсь от того, как хорошо, и вновь проваливаюсь в сон.
Время от времени мой разум пытается включиться. Стараюсь открыть глаза, но у меня не получается. Лишь чувствую, как меня кладут на что-то мягкое и заворачивают в мягкий кокон. Хлопает дверь машины... Движение... Вновь невесомость.
Голоса. Они говорят обо мне. Один голос я узнаю, это социальный работник.
– Александр Константинович, Иру нужно вернуть в приёмную семью. Они же тоже волнуются.
Второй голос – приятный мужской – мне незнаком, но именно он взывал к моему сознанию, пока я лежала на лавочке. Тогда он звучал ласково, а сейчас с некоторым раздражением.
– От нормальных дети не сбегают, – говорит мужчина. – Ира побудет здесь. Пусть придёт в себя. А они могут прийти за ней завтра. Заодно узнаем, почему она сбежала.
Голоса затихают, слышится хлопок закрывающейся двери, и я с большим трудом распахиваю глаза. Темно. Я лежу на большой кровати в большой комнате. Теперь я знаю, что это его комната. В ней пахнет так же приятно, как пахнет от него.
Мужчина возвращается внезапно. От испуга я вновь захлопываю глаза. Лежу смирно. Не знаю, где я и кто рядом. Но на каком-то подсознательном уровне чувствую, что мне не нужно бояться.
– Она ушла, ты можешь открыть глаза, – негромко звучит мужской голос, в котором слышится улыбка. – Как ты себя чувствуешь? – а теперь забота.
Поднимаю тяжёлые веки и сразу вижу его лицо. Серо-зелёные глаза в свете ночника на прикроватной тумбочке лучатся заботой и участием.
– Ты согрелась? – спрашивает мужчина.
Я могу лишь кивнуть, потому что язык меня не слушается. Скидываю плед, и незнакомец помогает мне снять дублёнку, шапку и валенки. С них растекается грязная лужа на чистом полу. Мне неловко от того, что я запачкала его пол.
Мужчина помогает мне устроиться на подушках. Ведёт себя сдержанно. Словно в любой момент я могу сбежать и вновь потеряюсь. Но от него мне не хочется бежать. Может, он моя новая семья? Или хочет ею стать?
– У тебя что-нибудь болит? – он осматривает мои покрасневшие руки. А потом, сняв носки, и ноги.
– Нет, – отвечаю хриплым голосом.
Его брови хмурятся. Он смотрит на меня так, словно сейчас начнёт отчитывать, говорить, как плохо убегать. Но он лишь качает головой и, вздохнув, растягивает на губах грустную улыбку.
– Ты зря так рисковала, – произносит негромко, и улыбка сползает с его лица. – Никому бы ничего не доказала, если бы с тобой что-то случилось. А мир просто потерял бы такую прекрасную девочку.
– Миру плевать на меня, – пожимаю плечами, отводя взгляд.
– Тогда докажи всему миру, что ты лучшая. Стань этим миром.
– Стать миром? Как это? – вновь вглядываюсь в лицо мужчины в поисках ответа.
Словно он знает какую-то тайну, которая поможет мне жить дальше, несмотря ни на что.
– Ты вырастешь, повзрослеешь, превратишься в красивую женщину. Получишь образование, устроишься на работу и будешь взбираться по карьерной лестнице, пока не достигнешь невероятных высот, – он говорит убаюкивающе, и мои веки сами собой опускаются. – Каждый из тех, кто узнает тебя, будет считать тебя сильной, непробиваемой. Будет нуждаться в твоей помощи. С обожанием смотреть на тебя. А ещё ты выйдешь замуж. И муж тоже будет обожать тебя. А когда у вас родится ребёнок, он будет смотреть на тебя так, словно ты его мир. Потому что так и будет. Ведь без тебя его не могло бы существовать. Ты ещё слишком маленькая, чтобы понять всё, что я говорю, но я хочу, чтобы ты запомнила мои слова... И когда-нибудь стала миром для многих людей.