«Он придет с моря», — крутилось у Нии в голове. Чуть смеркалось. Между серых скал залегали темные тени, в воздухе звенела едва ощутимая вечерняя тревога. Ния, вздыхая, смотрела на темно-серые валы, врезавшиеся в берег и разбивавшиеся белыми брызгами.
Она давно запретила себе думать о любви, запретила ждать своего мужчину. И - тем более - запретила себе предчувствовать. Ведь священники называли ее небольшой дар адским. Даже добрый отец Блэз предостерегал от смутных предсказаний и пророчеств, что порой приходили к ней.
Но сейчас, как и всегда, когда она смотрела в морскую даль по вечерам, ей казалось, еще мгновение – и она увидит корабль, на котором плывет он. Еще мгновение – и это произойдет. Это не было мечтой. Она знала такие ощущения. Это было именно предчувствием.
Кто-то неведомый ей... Ее мужчина. Единственный. Тот, о ком ей даже мечтать нельзя. Ведь монашки навсегда обещаны Господу. Ее молодость и красивое тело не достанутся ни одному мужчине на свете.
Ния заставила уняться сердце, забившееся в странной истоме, пока она глядела на серый, скованный тучами, закат. Он не придет с моря. Он вообще не придет. А если придет – то они не встретятся. Она не позволит себе. Взяв на себя обеты, она не отступится от них.
Королевская дочь Ния Деметская умела брать себя в руки. Вздохнула и обернулась к двум девушками, ожидавшим ее чуть на отдалении. Инвис и Аэрон жили при ней, носили костюмы монашек. Но на самом деле были ее служанками. Ведь даже в монастыре у нее сохранялся статус принцессы. Ния убеждала отца Блэза, что ей не нужно сопровождение и уход. Религия учит смирению. Приняв обет, она должна забыть о своем положении. Но Блэз, улыбаясь, отвечал, что это воля ее отца.
Отправив младшую дочь в монастырь, король Деметии не хотел лишать ее статуса – насколько это возможно. Видимо, не исключал, что однажды ее можно будет извлечь оттуда и выгодно выдать замуж. Просто сейчас, когда с одной стороны напирал Вортигерн, стремившийся подмять под себя все больше британских земель, а с другой – саксы, никто не будет искать принцессу в монастыре и не сделает заложницей.
О том, где находится Ния, знал лишь сам король, эскорт, что привез ее в монастырь – люди надежные, преданные своему королю, да обитатели монастыря: отец Блэз, настоятельница и четырнадцать сестер.
— Госпожа, ты опять что-то видела? — спросила непринужденная Инвис, когда они шли к воротам монастыря. Располагался он на горе, скалистыми уступами спускавшейся к морю. — У тебя было видение?
— Тшш… — беззлобно цыкнула на нее Ния. — Даже если бы я увидела что-то, как прежде, то не предала бы значения этому. Все это адские происки, как учит нас Церковь.
— Да, но они могут быть верными! — не унималась девушка. В простом лице стояло искреннее любопытство, щеки разрумянились от быстрой ходьбы вверх, одна светлая прядка выбилась наружу. — Помнишь, как ты сказала, что Гай сломает ногу? Значит и … то, что ты видела про себя, может сбыться. Помнишь, госпожа, ты говорила, что однажды у тебя будет ребенок.
— Замолчи, Инвис! — Ния остановилась и пристально посмотрела на спутницу.
На самом деле ей было грустно это слышать. В сердце просыпалась подзабытая боль. Она лишь однажды, в прошлом предвидела, что у нее будет ребенок. Тогда она даже не помышляла о монашестве, и это казалось естественным, закономерным. Отец выдаст ее замуж за одного из принцев соседних государств, и, конечно, тогда у нее будет ребенок. Поэтому и теперь, когда ее тело скрывала монашеская ряса, Ния считала, что это были лишь мечты, не предсказание.
— Даже, если когда-то я так думала, то теперь это невозможно, — строго сказала она Инвис. Девушка преданно простодушно смотрела на нее, и в сердце Нии проснулось острое сочувствие. Ведь ее спутницы тоже заперты в монастыре, и, если не отослать их вовремя, то так и останутся здесь, проведут всю молодость, прислуживая принцессе-монашенке. — А вот вас, мои милые, я при первой возможности отошлю обратно. Нужно только уговорить отца Блэза, — добавила она.
Девушки принялись наперебой убеждать ее, что высшее счастье для них – остаться подле госпожи. Что она – их жизнь и счастье. Но Ния видела, что за этими словами прячется искренняя радость. Конечно, обе девицы хотели обратно. В большой мир. К мужчинам и возможному браку.
Это ее, Нию Дилис Деметскую каждый вечер будет ждать лишь остывшая келья и долгая молитва. Что, впрочем, хорошо. Она ведь сама это выбрала. Никто не заставлял ее принять настоящий постриг.
____
Дорогие читатели! Рада вам в новой истории!
Если начало вам понравилось - подарите ей лайк и репост. И обязательно подпишитесь на автора ("Отслеживать автора"), если вы этого еще не делали.
Чтобы не потерять книгу - добавьте ее в библиотеку (Добавить в библиотеку).
Приятного чтения!
***
Блэз уперся руками в поясницу и потянулся. Он был еще не стар, но порой его кости напоминали, что молодость прошла, как прошла и жизнь при дворе великого короля. Блэз любил свой сан, любил и нынешнюю свою работу – священника при храме женского монастыря святой Бригитты. Здесь он нашел свое место, потеряв связь с теми, кто был ему по-настоящему дорог.
Он наставлял девочек и матрон, что решили посвятить себя Господу. Помогал настоятельнице принимать все сложные хозяйственные решения. Ведь женщине всегда нужна мужская поддержка. Даже, если она стоит во главе общины дам, навсегда отказавшихся от союза с мужчиной.
Но иногда, ощущая боль в пояснице, ему хотелось услышать что-то из прошлого, из тех дней, когда он был близок к сильным мира сего. Опять прикоснуться к великой силе Рима и его потомков.
Неожиданно в дверь постучали. Странно. В этот поздний темный час все в монастыре должны уже спать, ведь с петухами им вставать на молитву.
— Отец Блэз! — услышал он взволнованный голос настоятельницы – сестры Екатерины. На самом деле ее звали Дерин – то есть «птица», но при крещении ей было дано новое имя. — Там… Там кто-то колошматит в ворота монастыря!
Блэз, еще помнивший битвы, которым был свидетель, ощутил, как сердце сжалось в тревоге. Неужели началось?
Какая-то тать прошлась по землям Деметии, и теперь колошматит в двери отдаленного монастыря, чтобы… Ему представилось, как старых монашек протыкают копьями, гогоча и отвешивая шутки про их нестройный зад, а юных, визжащих девушек кидают на землю, задирают им подолы…
Нет, остановил себя Блэз. Враг не стал бы колотить в ворота. Они бы просто их сломали.
— Уверен, что ничего страшного! — ответил он, слегка покряхтел и набросил рясу поверх нижней туники. Открыл дверь, и вслед за настоятельницей поспешил к воротам, искренне надеясь, что незваные гости своим стуком не перебудили монашек.
Да, прав был король, что монастырю нужно дать охрану, подумалось ему. Завтра же напишу ему, что я согласен. Прежде Блэз не желал соглашаться, опасаясь, что отряд воинов поблизости от женского монастыря вызовет некоторое … падение нравов среди сестер. Слишком хорошо знал, что влечение между мужчиной и женщиной не остановить ничем.
Когда они подошли, стук еще продолжался, но явно стал тише, будто разошедшиеся в начале незваные гости, сами одумались и решили вести себя потише. Хорошо. Значит, не враги Деметии. Может быть – посыльные от короля, приехавшие узнать о его дочери или даже призвать ее обратно ко двору.
— Кто там тревожит Божьих людей в столь поздний час! — грозно произнес Блэз. Екатерина подле него разве что не дрожала от страха. — Не знаете вы разве, что в это время монастырь предается молитве и не ждет гостей!
Из-за ворот послышался шепот. Мужские голоса. Кажется – молодые.
— Блэз?! — услышал он вдруг смутно знакомый голос. — Блэз, это ты?!
Блэз замер, не смея поверить своим ушам.
Последний раз он слышал этот голос, когда его обладатель был еще мальчиком. С тех пор голос переломался, окреп, но в нем было все тоже, знакомое – властность, разумность и твердая настойчивость.
— Эмбрис?!... Амброзий?! Это ты?! — чуть не пошатнувшись от неожиданной радости, ответил Блэз.
Рука сама потянулась открыть ворота.
Екатерина кинулась было остановить его, но тут же отдернула руку под строгим взглядом Блэза. И все же открывал ворота он медленно и осторожно. Тысяча мыслей успела пронестись в его голове за это время.
Ему могло показаться… Или кто-то умышленно прикидывается былым воспитанником Блэза. Или … сам Амброзий изменился со времен своего последнего письма.
Неожиданно на створку легла смуглая сильная рука и решительно отвела ее в сторону.
Перед Блэзом предстали трое молодых мужчин, лишь немного за двадцать. Двое из них поддерживали третьего, раненого, чье лицо и шея были вымазаны в крови, а глаз заплыл синим. Под кольчугой угадывалась наспех сделанная повязка, уже пропитавшаяся кровью.
Долг милосердия приказывал Блэзу сразу кинуться к раненому. Но взгляд, как заколдованный, прилип к правому из здоровых мужчин.
… Он вырос. Вырос не то слово! Теперь его маленький Эмбрис был высок, почти на голову выше самого Блэза. У него были черные волосы, коротко стриженные на римский манер. Благородные, твердые черты лица, словно у статуи. Блэзу и прежде казалось, что у этого семейства нереально, нечеловечески правильные лица. Цвет глаз не угадывался, но в какой-то момент Блэзу показалось, что он сверкнул неестественной яркой синевой.
— Эмбрис… мальчик мой, это и верно ты…— прошептал Блэз.
— Блэз! — голос молодого мужчины звучал уверенно и радостно. — Какое счастье, это и верно ты! Мой друг ранен, помогите нам… Я … одарю вас, — он перевел властный взгляд на Екатерину, испуганно глядевшую на троих незваных пришельцев. — Ваш монастырь ни в чем не будет нуждаться.
— Мы и так не бедствуем, — с улыбкой ответил Блэз, подумав о щедрых дарах короля, присланных вместе с дочерью. — Но тебе, Эмбрис, я помогу всегда…
Екатерина что-то пикнула, видимо, идея пустить «на постой» троих молодых парней, пусть даже один из них и ранен, не слишком ее радовала. Страх перед незнакомцами был сильнее в ней, чем милосердие, которому учил Блэз.
— Это долг нашего милосердия. Так велел поступать Господь, — сказал он сурово, глядя на настоятельницу сверху вниз. — Сестра Екатерина, мы расположимся в моем доме при храме. Позовите сестру Марию – она искусна во врачевании и умеет хранить тайны. И… больше никто не должен знать о том, что у нас гости. Это мой долг и моя ответственность. А вы… — теперь он так же строго поглядел на пришельцев. — Имейте в виду, что у нас тут женский монастырь! Не смейте выходить при свете дня. И даже глядеть на монахинь не смейте!
— Благодарю, — с улыбкой ответил Эмбрис и вдруг рассмеялся, при этом мрачная складка, пролегавшая между его бровей, внезапно разгладилась, и он показался Блэзу тем прежним, умным и жизнерадостным мальчишкой, которого он учил. — Ты все такой же… воспитатель! Совсем не изменился! И прямо с порога решил запереть меня, словно я опять украл бочку с абрикосами у почтенного господина!
Блэз тоже не сдержал улыбки, вспомнив ту историю.
Постоянно оглядываясь, не выйдет ли во двор кто-нибудь из монахинь, не выглядывают ли из келий любопытные девичьи носы, Блэз повел гостей к себе. Другого места он не мог им предложить. Придется самому Блэзу ночевать с раненным в спальне, а Эмбриса со здоровым другом разместить в тесной комнатенке, служившей Блэзу кабинетом.
Да… были у него тут пустые кельи. Но Блэз и на полет стрелы не подпустит этих «римских быков» туда, где живут его подопечные.
Кстати, как оказалось, друзья Эмбриса действительно были из «последних римлян» - так рассказал он, пока они шли по двору. Наверняка их матери - британки или бретонки, и у них водились и кельтские имена. Но Эмбрис называл их Аврелий и Августус. Именно Аврелий и был ранен несколько часов назад. А подробности Блэз собирался узнать, когда осмотрит раненного.
Им с Амброзием Аврелианом, «последним римлянином», тайной надеждой Британии, предстоит долгий разговор.
Да, это была приятная неожиданность. Из последнего письма, полученного от Блэза, Эмбрис знал, что его прежний учитель стал священником при монастыре на побережье Деметии – или «Диведа», как его теперь нередко называли. С тех пор они не вели переписку, зная, что в портах люди Вортигерна проверяют все письма, отправляемые в Бретонь или приходящие из нее.
Эмбрис не знал ни точного местоположения монастыря, ни как сложилась дальше жизнь учителя. И уж тем более, ему не приходило в голову, что монастырь – женский!
Несмотря на тревогу за друга, Эмбрис про себя смеялся, думая об этом. Вот так – хотели просить помощи у сурового настоятеля мужского монастыря в почти вражеской стране. А встретили старого друга и перепуганную «сестру», больше всего тревожащуюся за целостность невинности своих подопечных.
А молодые девушки здесь, должно быть есть, невольно думал он и улыбался про себя. Не будь он безмерно благодарен Блэзу, обязательно проверил бы содержимое местных келий. Недели в пути и жестокая битва, пережитая недавно, будили мужской азарт. Принц Эмбрис не привык хранить воздержание, хоть и не заводил постоянных связей и до сих пор не женился.
Ему все казалось, что не встретил достойную девушку. Да и смысл заводить семью, если в будущем он с легкостью может погибнуть в войне с Вортигерном? Впрочем, многие говорили, что напротив, ему следует оставить наследников, прежде, чем претворять в жизнь свои планы.
А планы у Эмбриса были.
Воспитанный в римской традиции, он верил в силу разума и стратегии. Нужно все подготовить, и тогда своей силой и силой союзников, он сможет свалить этого кельтского выскочку, заигрывающего то с саксами, то с пелагианцами. Эмбрис не был особо религиозен, пренебрегал обрядами, но хранил верность истинной христианской вере. Связь Вортигерна с еретиками стала последней каплей, заставившей его начать действовать по-настоящему.
Блэз осмотрел Аврелия и сказал, что у него начинается лихорадка.
— Он выживет? — напряженно спросил Эмбрис.
— Не знаю, — честно ответил священник. — Не рана убивает человека, а гной, что рождается в ней и растекается по организму. Вы хорошо промыли рану и перевязали ее – но жар все равно уже охватывает его тело. Мы сделаем все возможное, Эмбрис. Он молод и силен, должен справиться. Вы можете оставить его мне и … забрать потом.
Эмбрис пристально поглядел на Августуса. Взгляд друга говорил то же, что чувствовало сердце принца. Они пришли втроем – и втроем пойдут дальше. Если этот «проклятый жар» не унесет жизнь их друга.
— Нет, мы будем с ним. До конца или до выздоровления, — сказал он Блэзу. — Он мой друг. Он был со мной с самого начала.
Блэз кивнул и ехидно напомнил, что здесь, в монастыре молодым воинам придется вести непривычно аскетичный образ жизни.
Блэз оставил сестру Марию – надежную пожилую монахиню, помогавшую ему в делах врачевания – с раненым. Августусу велел быть у нее на подхвате, а сам вывел Эмбриса в свой тесный, похожий на крошечную каморку, кабинет.
Эмбрис взглянул на него в неровном свете свечи. Учитель выглядел усталым, изможденным. Похоже, их незваный визит, сильно взбаламутил и утомил немолодого уже человека.
Эмбрис поднял ладонь, предвосхищая вопросы, готовые посыпаться с языка усталого учителя.
— Я знаю, что ты хочешь узнать все. И я расскажу тебе все завтра – когда ты поспишь и отдохнешь. Поверь, если я и доверяю кому-нибудь в Британии полностью – то это ты. Я не утаю ничего. Сейчас скажу лишь, что мы шли на корабле в Думнонию. Но шторм отбросил нас севернее. Мы высадились на самом севере Диметии и хотели двигаться сушей. Сегодня на нас напали – не знаю, кто. Вероятно, люди Вортигерна, на них не было опознавательных знаков. Их было двенадцать, — Эмбрис чуть улыбнулся. Немного похвастаться своей воинской доблестью и доблестью своих людей, было приятно. — Мы справились, перебили их всех – а жаль, даже допросить было некого. Но Аврелий был ранен, и мы потеряли своих лошадей. У мальчика пастуха, которому щедро заплатили за молчание, мы узнали, что помощь для раненного можем получить в монастыре, стоящем на горе… Там живет мудрец, владеющий тайнами природы, — Эмбрис снова улыбнулся. — Это он о тебе, как оказалось. И мы по берегу пришли… к тебе. Остальное завтра, Блэз, — закончил он непререкаемым тоном.
Учитель вздохнул, лукаво глядя на него.
— С тобой и прежде было невозможно спорить. А теперь я просто не посмею, принц Амброзий, — усмехнулся он. Провел по лбу рукой, смахивая усталость, его разве что не шатало. — Впрочем, ты прав… остальное потом. С петухами мне служить мессу. Нужно поспать.
Спустя час было тихо.
Блэз спал по соседству с раненым Аврелием. Сестра Мария, незаметная, как мышь, дежурила возле него, меняя смоченные холодной водой тряпицы на лбу больного. Августус, воин, привыкший спать в любой обстановке, как только представится возможность, похрапывал у стены.
Только Эмбрису не спалось. Он прислушивался к редким стонам раненого друга и думал о будущем. И о прошлом…
И вдруг он скорее даже не услышал, а почувствовал, странный звук, разливавшийся по монастырю.
Да… он слышал это не ушами. Каким-то другим, внутренним чувством. Тем, что порой показывало ему картины будущего. Которое нашептывало ему верные решения. Тем, на которое молились его приближенные и которое порицали священники.
— Господь не одобряет столь праздное времяпрепровождение… — начала Ния, но осеклась. В конечно счете, ее положение действительно было более свободным от правил монастыря, чем у обычных монахинь. И вряд ли Господь так уж рассердится, если она усладит слух своих верных помощниц пением.
Пела Ния действительно прекрасно. Голос достался ей от покойной матери, которая даже лежа на смертном одре, тянула себе под нос тонкие чувственные мелодии. И Ния пела, пела почти каждый день – в память о ней.
А во время мессы Ния не только пела сама, но и руководила другими монахинями, не лишенными музыкальных способностей.
«Если что, скажу, что тренировалась в пении псалмов», — подумала она. Улыбнулась Инвис с Аэрон. Инвис притянула к себе, обняла – девочка явно нуждалась в ласке, ведь была на три года младше самой Нии. А Аэрон велела принести арфу.
Вскоре Ния негромко заиграла мелодию старинной кельтской песни.
— Подпевайте, — сказала она обрадованным Инвис с Аэрон. Но девушки отрицательно закачали головами – обычно никто не хотел портить изумительное пение принцессы, вмешиваться в него своим более грубым голосом.
Ния вздохнула и в одиночестве затянула песню. Это действительно была очень старая песня, должно быть пришла из тех дней, когда Британия сопротивлялась римскому вмешательству.
В ней пелось о том, как валлийцы хотят свободы, как порабощает их чужое влияние. Это было не совсем правдой. Римское владычество в свое время принесло Британии безопасность, благоденствие и цивилизацию. Ния иногда думала, что если б прежде римляне не пришли на эту землю, то сейчас она, принцесса, не умела бы ни читать, ни писать, не знала бы латыни. Не знала бы даже, что такое водопровод, и что желательно почти каждый день принимать ванну!
Она была бы дочерью сурового кельтского вождя, не ведающего цивилизации.
Но свободолюбие неистребимо в крови валлийцев. Поэтому таких песен было много. Их сложили когда-то - когда Британия еще сопротивлялась иноземцам. Они передавались из уст в уста, а их истинные смысл, должно быть, забывался. Лишь немногие, подобно Ние, задумывались об их содержании.
— Ох, госпожа, как красиво! — воскликнула Аэрон, когда Ния допела песню. — А спойте еще о Риме? Ах, как бы я хотела увидеть их … Настоящих римских воинов! Говорят, они были статные и чистые, не нашим чета…
— Да! — рассмеялась Ния. — Римские воины, в отличие, от наших мылись регулярно! Ладно, мои хорошие… Теперь я спою римскую песню. Он том, как воины, стоящие на Стене[1], мечтают вернуться домой… Они ведь тоже тосковали о доме…
— Давай, госпожа! — обрадовалась Аэрон. — Это мои любимые песни!
И в этот момент Ния словно взлетела. Вернее, ее голос взлетел, стоило лишь ей взять первые ноты на арфе, да запеть первую строчку.
Иногда … так бывало… голос ее словно бы разносился в невидимых сферах. В тех сферах, что доступны для зрения, должно быть, лишь бесплотным духам. И таким, как сама Ния… То ли проклятым, то ли благословленным.
Должно быть, она пела не громко. Но ей самой и девушкам подле нее, казалось, что голос ее проникает в невидимые слои воздуха, просачивается везде, и заставляет звенеть мелодией саму атмосферу.
Что значило это? Ния не имела понятия. Знала лишь, что это как-то связано с ее «даром». Отец Блэз говорил, раз уж у нее есть такие странные способности, то нужно использовать их во славу Божью. И она использовала.
Когда Ния выводила мелодии во время мессы, то все застывали пораженные. Им казалось, что поет не одна девушка, а хор ангелов, что спустился с небес в их скромный храм.
***
Какое-то время Эмбрис боролся с искушением. Он ведь обещал Блэзу не покидать комнату, не пытаться познакомиться с монахинями. Но… было в этом пении, и то чувстве, что оно вызывало, нечто заставляющее отринуть все обещания.
Эмбрис знал, что так нужно поступить. Он ведь не собирается приставать к девушкам – как бы этого не хотелось – он лишь посмотрит, кто это так поет.
При желании он мог ходить совершенно бесшумно. А еще… пользуясь своим даром, который некоторые называли «магическим» или «волшебным» (в других случаях – «дьявольским») он мог казаться невидимым. Недолго и небольшому количеству людей, но мог.
Эмбрис вошел в то состояние, когда его никто не замечал. Это было сродни погружению в себе, сосредоточению, переключению своего естества на иной режим работы. Бесшумно открыл дверь и направился через двор в ту сторону, откуда он «ощущал» неслышимое уху пение.
Туда его тянуло, словно на веревке. И сердце замирало в странном нетерпении.
______
[1] Под Стеной имеется в виду «вал Адриана», выстроенный по приказу римского императора Адриана на границе кельтских и пиктских земель, чтобы защищать северную «границу империи» от нашествий пиктов (коренные племена, обитавшие на Британских островах до прихода кельтов бриттов) и скотов (в те времена они жили в Ирландии). Он как бы отделял цивилизованный римский мир от дикого мира варваров. Это укрепление, когда содержалось в хорошем состоянии, когда там стоял настоящий римский легион (с участием сорматских всадников) – было очень эффективным. У автора есть подозрение, Что Джордж Мартин при написании «Игр Престолов» вдохновлялся этим историческим фактом. Уж больно похоже: стена, на ней цивилизованные воины защищают мир от варваров, живущих «за ней». А, .может быть, это признанный факт, а я просто этого не знаю.
Часть здания, где располагались кельи, была заперта. А голос «раздавался» именно оттуда. Эмбрис раздумывал недолго. На замки и щеколды у него тоже была управа.
Он направил ладонь на то место, где с другой стороны должна была быть задвижка.
Несколько мгновений они боролись. Воля того, кто всегда идет вперед, наследного принца Амброзия, и простой механизм, не желающий пускать в скромную обитель постороннего захватчика.
Победил Эмбрис.
Что-то негромко хрустнуло, он потянул дверь на себя и вскоре вошел в холодный длинный коридор. С обеих сторон здесь были неприметные двери, ведущие в кельи монашек.
Да, монастырь явно не бедствует, подумал Эмбрис. Далеко не каждая обитель может позволить себе отдельную келью для каждой монахини или монаха. Здесь же, судя по всему, было именно так.
Интересно, где эта курица Екатерина и Блэз нашли средства, чтобы так хорошо все организовать? Пожалуй, не только Эмбрису есть что порассказать старому учителю, но и у Блэза немало интересных новостей.
Но эти мысли жили в его голове лишь мгновение, теперь он был ближе к источнику пения, оно захватило его разум и чувства. Никогда прежде Эмбрис не ощущал ничего подобного.
Это чувство было возвышенным и одновременно … самым что ни на есть плотским. Его тянуло туда, откуда лился звук. Хотелось увидеть его источник, прикоснуться, преклонить колено. И в тоже время - овладеть им, как овладевают своей женщиной.
Он не мог больше терпеть. Просто обязан был увидеть своими глазами ту монашку, что поет подобно ангельскому хору.
Невидимый он пошел по коридору. Вот здесь. Казалось, что возле кельи, откуда лился звук, сферы бытия просто трепетали. И затрепетал от нетерпения Амброзий.
Наклонился к замочной скважине. В темноте он видел намного лучше большинства… Это помогало.
Хм… изумленно подумал он. Келья была далеко не крошечной каморкой. Вообще эта комната мало напоминала обычные закуточки, в которых живут «братья» или «сестры». Тут была вполне достойная мебель римского образца. Отдельная дверь на другом конце «кельи» вела куда-то… видимо в комнату прислуги. Не иначе как здесь живет весьма высокопоставленная в прежней мирской жизни дама, подумал он.
Но где же она сама? Теперь Эмбрис слышал не только музыку сфер, но и обычный земной звук его голоса. Да, этот голос чаровал и без всякой магии. Он просто был прекрасен. И молод… Должно быть его обладательница хороша собой?
Эмбрис шкодливо рассмеялся про себя, представив вдруг, что это совсем не так. Дивная насмешка судьбы, если обладательница такого голоса немолода, крючконоса, морщиниста и толстозада или … молода, но уродлива, как сучковатая колода.
Тогда не удивительно, что ей пришлось уйти в монастырь.
Посмотрим.
Он в нетерпении начал шарить взглядом, пытаясь разглядеть комнату целиком. Теперь смотреть было совсем неудобно, высокому Эмбрису приходилось сгибаться в три погибели. Тогда он сел на корточки и, наконец, увидел … их.
Их было трое.
Все три девушки - в нижних рубахах с распущенными волосами. Две не представляли из себя ничего особенного. Просто очень молоденькие кельтские девицы, миловидные и, вероятно, тупые, как пробка. Такие созданы, чтобы ублажать мужчину, будь он ей муж, господин или хозяин.
А третья… та, что пела. От нее Эмбрис не мог отвести взгляд. Ей достался от Богу не только голос. И не только внешность. Внешность тут была не важна.
Важно было очарование, что таилось во всем ее образе.
Играя на арфе, она сидела. Но Эмбрис понял, что она среднего роста, небольшая. Рядом с ним смотреться будет совсем миниатюрной. Свободная рубаха скрывает стройную фигуру с правильными, легкими округлостями. Проклятье! Даже так он видел нежные бугорки вполне достойного размера под этой ненужной тканью. Они угадывались, просвечивали…
Изящная, такая тонкая и соблазнительная шея... Нежный, трогательный овал лица – особенно четко он видел это, когда она чуть запрокидывала голову, выводя мелодию.
Небольшой острый носик, мягкие, но правильные, черты…
Нежность – вот что он увидел в ее образе. Неземная нежность. Нежность, которую хочется приласкать и которой хочется обладать.
Светло-каштановые волосы, гладко расчёсанные, струились по плечам ниже пояса.
Эмбрис сдержал первый порыв открыть дверь и ворваться, прикоснуться ладонью к ее волосам, к тонкому изгибу, что вел от подбородка к груди. Такая гибкая, такая… Если провести ладонью по этому изгибу… пусть тогда с ее уст сорвется нежный стон.
Сдержался.
Но тут же в голове возникла шкодливая мысль. Что мешает ему побыть подле нее? Девушки увлечены музыкой, вряд ли заметят, если дверь беззвучно откроется. И не увидят его. Он сможет невидимый постоять возле нее.
Может быть – даже невесомо прикоснуться.
Он сделал это.
В комнате горели лишь два светильника, и в полутьме девушки действительно не заметили, как открылась дверь. Тем более, что Эмбрис сразу тихонько ее закрыл.
Он замер, не смея дышать.
Она была так близко, продолжала петь. Смотрела в воздух перед собой. Впрочем, даже если она посмотрит на него, то не увидит.
Две другие девушки порой крутили головами, иногда их взгляд упирался в Эмбриса – но его магия работала. Он оставался для них незрим.
Очень медленно, чтобы не создавать никакого шума, он пошел к ней. Хотел невесомо коснуться ее волос. Пусть подумает, что это сквознячок пошевелил их…
И в этот момент песня вдруг закончилась. Девушка рассмеялась, обняла и прижала к себе двоих своих то ли подруг, то ли служанок. И подняла голову…
Они встретились взглядами. В ее глазах появилось невероятное изумление, а потом – страх и замешательство…
Она явно увидела его.
Он мог бы уйти, оставив девушку гадать, привиделось ей, или здесь действительно кто-то был. Но… не хватало, чтобы монахиня подняла панику, мол в монастыре мужчина. Или того хуже – дьявольский дух.
Эмбрис остался. Так было правильно.
— Ты бесплотный дух, да? — вдруг растерянно произнесла она. — Неземная красота… И появился ниоткуда… Ты ангел, да?
Эмбрис промолчал в ответ. Если он ответит – его услышат и другие девушки. Это недопустимо.
— Госпожа, о чем ты?! — воскликнула одна из служанок, испуганно поглядев на нее. — С кем ты говоришь?!
— Оставьте меня! Быстро! — вдруг сказала она. — Это приказ!
В ее голосе Эмбрис уловил властные нотки, что бывают лишь у тех, кто с детства привык отдавать распоряжения. Значит, и верно далеко не простая монахиня, подумал он.
Девушки зашуршали, изумленно поглядывая на свою госпожу, но ослушаться не посмели. Подорвались и юркнули во внутреннюю дверь.
А она поднялась и сделала неверный шаг Эмбрису навстречу.
— Скажи, кто ты…? Ты явился послушать мои песни?
— Я тот, кто не смог устоять, услышав твой голос, — ответил Эмбрис и заключил между своих ладоней ее кисть, неверным движением взлетевшую в воздух. — Да, я ангел. И я явился лишь тебе, лишь ты достойна…
***
В первый момент, когда она увидела в неверном свете свечи незнакомого мужчину, Ния потянулась перекреститься. И закричать, позвать на помощь.
Вдруг этот дух, явившийся ей, исчезнет?
Но замерла, не смея сделать это. Сердце не верило, что это создание пришло к ней со злом.
А что это не человек, Ния поняла сразу. Ведь две ее служанки его не видели!
Воистину, она проклята своим даром! Он не просто заставляет ее предчувствовать и видеть будущее, а голосу дарит необыкновенные свойства. Оказывается, он дает ей и возможность видеть незримых обитателей пространства между небом и землей, делает ее уязвимой для них.
Но … она не могла отвести от него взгляда. Если бы на свете существовал тот, кто должен прийти с моря, то он выглядел бы именно так.
Она предчувствовала, ждала именно его. Томилась невольно по нему! Теперь знала это точно.
Высокий, с прекрасными строгими чертами. Черноволосый, похожий на носителей римской крови. С тренированным крепким телом, скрытым туникой, подпоясанной дорогим поясом. Рядом с ним, наделенным внешностью воина, она казалась себе очень маленькой и изящной.
Она не могла прогнать его. И не могла испугаться по-настоящему.
Она должна понять, кто он… Видимо ее пение, разносящееся по разным сферам бытия, привлекло одного из их обитателей. Неведомого духа.
Духа-искушение, что подглядел ее мысли, и принял облик того самого мужчины.
Она прогнала служанок. А то сочтут, что она сошла с ума…
Это ее искушение, ей и встретить его лицом к лицу.
… А потом она встала ему на встречу, и, заключив ее руку в плену своих больших ладоней, он сказал, что он - ангел.
О Боже! Никогда Ния не ощущала подобного. Его руки были, как настоящие. Они грели – нежно и бережно, с каким-то трепетом. Это и верно было ангельским касанием.
Она не могла отвести глаза, не могла отдернуть ладонь. Этот зрительный контакт в ночной полутьме, его глаза – темно-синие, как море в предзакатных лучах – она провалилась в них.
Она не могла разорвать это, провалилась целиком во внезапное единство между ними.
И тут мужчина сделал к ней маленький шаг…
Ния словно бы проснулась, вынырнула. Очевидный вывод ударил в душу и разум. Она отдернула руку и отшагнула назад.
— Ты не можешь быть ангелом! — почти крикнула она.
— Почему? — кажется, брови неведомого создания насмешливо изогнулись, как у живого человека.
— Ты слишком … мужественный! — сказала Ния то, что думала. Ведь глупо скрывать свои истинные мысли от того, кто, наверняка, способен их прочитать.. — Ангелы легкие и возвышенные создания. А ты … ты слишком силен и слишком похож на человека. Ты с другой стороны! Уверена, ты дух ада, пришедший чтобы искушать меня!
Губы существа скривила легкая улыбка.
— Возможно, я не ангел, монахиня. Но и не дух ада… Я всего лишь один из тех, кто живет между небом и землей. А вот ты – ангел. Твое пение привело меня сюда, я не знал, что человек может издавать такие звуки.
— Живущий между небом и землей? — переспросила Ния, начиная понимать. — Из тех, кто был низвергнут с неба, но и другую сторону не принял?
Странная улыбка опять скривила его красивые губы.
— Мы все живем между небом и землей и сторону меняем чуть ли не каждый день. Поверь, я пришел не чтобы вредить тебе. Просто… позволь мне побыть рядом. Видеть тебя, притронуться к тебе…
Казалось он просил, но Ния ощущала, что он специально добавляет в голос бархатные нотки, чтоб не показать, насколько властно и уверенно он звучит на самом деле.
Ну не человек же он, пронеслось у нее в голове. Не может быть человеком…
— Перестань! Я монахиня в женском монастыре. Мне не положено проводить время с мужчиной! — и осеклась, опасаясь, что он действительно исчезнет. Она не хотела этого, все ее естество желало лишь удержать его, кем бы он ни был. Хоть разум и шептал, что она, как бабочка на свет, летит в сети коварного нечеловеческого духа.
— Если я дух, то как я могу быть мужчиной? — удивленно поднял брови он.
— Я ничего не знаю о духах. Возможно… вы можете воплощаться. Ведь ты сейчас почти из плоти и крови… Какое у тебя имя, скажи!
Ния знала легенды, в которых нужно было узнать имя злокозненного духа, чтоб обрести над ним власть. Нет, она не прогонит его сразу! Но она должна стать хозяйкой положения.
— Амброзий… По вашему – Эмбрис, — ответил он, мягко глядя ей в глаза сверху вниз.
— Бессмертный…? — растерянно переспросила Ния. Имя: «Амброзий» - на римский манер, и «Эмбрис» - на кельтский, значило именно это. — Ах да! Конечно – бессмертный. Вы духи, не имеет настоящей плоти, а, значит, не можете умереть. Ты бессмертен, не сомневаюсь! Но каково твое настоящее имя?
— Это мое настоящее имя, — улыбнулся мужчина. — Другого нет. В любом случае, называй меня так. А как зовут тебя, монахиня с неземным голосом и лицом?
— Если ты дух, — Ния сама удивилась тому, что смогла лукаво улыбнуться. — То должен знать мое имя.
— И все же… Назови мне его сама. Скажи, кто ты, и почему такая красота заключена в монастыре?
Сначала Ния как-то растерялась. Слышать его глубокий, исполненный переливчатой чарующей мягкости, голос, было уже счастьем. Ей хотелось, чтобы он говорил еще. Должно быть, так и ее пение чарует других, подумалось ей.
Она ответила.
— Мое имя – Ния. Но мать называла меня … Дилис… — она не знала, зачем назвала ему второе свое имя, то, что носила в сердце в память о маме.
— Ния… — задумчиво произнес дух. — Ния… значит «красивая», «яркая»… Тот, кто дал тебе это имя, воистину смотрел в будущее! — улыбнулся он, но тут же стал серьезен и внимателен. — А Дилис… «истинная, подлинная»… Это даже лучше. Я буду называть тебя «Дилис». Ты будешь моей «Дилис», прекрасная монахиня.
— Не твоей! Я принадлежу Господу! — опять словно очнулась Ния. Но то, как он это сказал… «ты будешь моей Дилис»… прошлось по сердцу лаской, золотым сладким светом, хоть и пугало.
— Кто ты? — словно не услышав ее возмущения, вновь спросил он. — Что привело тебя в тесные стены монастыря? Такие девушки должны жить в неге, при дворе лучшего короля. И становиться королевами…
Ния вздрогнула. Да, должно быть, он – дух неведомой природы – знает о ее прошлом. Знает кто она. Лишь требует, чтобы она сама назвала ему все свои мотивы.
Но подчиняться его игре Ния не хотела.
Она опять лукаво улыбнулась:
— Ты дух, ты знаешь это сам. А если не знаешь – узнай своими путями. Я ничего не скажу тебе больше, ведь ты не хочешь точно ответить мне, кто ты сам.
— Хорошо, — неожиданно просто согласился он. — Я буду знать это завтра и скажу тебе. А сейчас… один поцелуй. Я не могу уйти иначе.
— Что?! — только и успела пискнуть Ния, хоть все его движения были медленными и тягучими, чтобы не напугать ее.
Он сделал плавный шаг, медленным, но сильным жестом обнял ее и притянул к себе. Сердце Нии забилось… не от ужаса, от странного сладкого предвкушения.
Впервые ее обнимал мужчина. И неважно было, что он не человек… Не важно. Даже хорошо! Потому что человеку она не имеет права позволять подобное.
— Маленькая нежная Дилис…— с легкой хрипотцой в голосе прошептал он.
— Отпусти… — Ния слабо уперлась ему в грудь руками.
…Она еще пыталась сопротивляться ему … и себе. Но воля – железная воля принцессы, отважившейся принять на себя обеты – плавилась в этих горячих сильных руках, в близости крепкой груди, пьянящей лучше любого вина.
Да и что она может против мужчины? Против неземного мужчины…
Так же медленно он склонился к ней. Она еще пыталась отвести лицо в сторону, но, понимая, что деться некуда, сама запрокинула голову. Горячие губы сладко и властно накрыли ее рот, сминая ее слабое сопротивление.
Сладкий вихрь закрутил ее. Она чувствовала эту новую ласку, это неземное прикосновение губ и языка, как немыслимый водоворот. Мир растворялся и исчезал в нем. Сладость затягивала, расплавляла душу и тело.
Лишь одна мысль возникла у нее в голове: «я суждена ему». Только ему.
И сквозь эти чувства она ощущала, что все больше слабнет, а сильное тело возле нее наливается напряжением, дыхание (разве духи могут дышать!) его становится прерывистым и хриплым.
И тут вдруг стало холодно. Он медленно отпускал ее. Сделал шаг назад. Большие ладони легли ей на щеки, заключили ее лицо в чаще. Она впервые увидела его так близко. В темно-синих, почти черных в ночи глазах горело пламя. Как будто пожар на острове, затерянном среди моря.
— Ты обещал… только один поцелуй. Уходи… — срывающимся голосом прошептала Ния, сама не зная, как нашла в себе силы сказать это. Ведь хотелось ей снова погрузиться в этот вихрь, расплавиться до конца.
— Хорошо, — тихо и ласково прошептал он. — Но я вернусь завтра.
Снова склонился к ней, едва ощутимо коснулся губами ее щеки, краешка губы, рта, Ния невольно прикрыла веки. А спустя мгновение ощутила пустоту.
Распахнула глаза. Его больше здесь не было.
Ошарашенная опустилась на постель. Что это было? Сон, томление девичьего тела, заключенного в монастыре? Или к ней действительно явился неведомый дух, целовал ее, как мужчина из плоти и крови?
И обещал вернуться.
Она не знала. Но поцелуй еще не остыл на губах, и Ния приложила к ним руку, чтобы удержать его.
***
Эмбрис сам не понял, как смог оторваться от нее. Как нашел в себе силы.
Говорить с ней, ощутить в объятиях ее стройное тело – было наслаждением, счастьем несравнимым ни с чем, что он знал прежде. Контакт с этой монахиней затягивал, подхватывал, как штормовой вал подхватывает слабое человеческое тело и крутит в соленой бездне.
Немного магии, на этот раз девушка, охваченная томлением, была беззащитной перед ней – и он смог выскользнуть за дверь. Плотно прикрыл ее за собой и кинулся за угол.
Там встал, тяжело дыша.
Хотел ее до безумия. Сейчас срочно была нужна наложница, одна из красоток, что жили при его войске. Но в монастыре таких не было. Придется спустить пар как-то по-другому.
Эмбрис ни на секунду не подумал о том, чтобы просто выйти во двор и быстро решить вопрос своими силами. После прикосновений к ней, это казалось пошлым, низким. И не смогло бы удовлетворить сжигавшую его жажду.
Он незаметно вышел из монастыря, спустился к морю и плавал в холодной воде, пока к нему не вернулась способность мыслить.
Что же… Он обманул Блэза. Это плохо. Эмбрис и в мыслях не держал навредить учителю и его подопечным. Потому и ушел, смог, не взял маленькую Дилис.
Но обманул Блэза, выйдя из комнаты.
Впрочем, произошло ли это по его воле? Он вовсе не собирался пугать и целовать девушку. Он лишь услышал неземное пение. Кто бы устоял? И он не планировал говорить с ней. Не его вина, что девушка оказалась непростой, смогла увидеть его. Должно быть, у нее тоже есть дар. Может быть, борясь с ним, она и решила отдать свою молодость молитвам и аскезе?
У Эмбриса была совесть и живая душа. Возможно, это и было одной из причин, почему за ним шли люди. Но он был не склонен обвинять себя и мучиться угрызениями.
Он быстро пришел к выводу, что не совершил ничего из рук вон ужасного.
Вышел из воды, накинул тунику, подпоясался и усмехнулся. Нужно было решить, что делать.
Завтра девушка, наверняка, расскажет Блэзу о явлении «духа». Блэз сразу поймет, кто это был на самом деле. И им предстоит непростой разговор. Впрочем, Эмбрис готов был рассказать учителю правду. Наверняка, он знает, что в его монастыре живет красавица с ангельским голосом.
Что же… тогда, увы, он больше не встретится с девушкой. Ведь вряд ли Блэз одобрит их общение. А жаль. Он ведь обещал вернуться.
А если не расскажет, подумалось ему? Что, если она, подобно ему, сохранит в сердце этот поцелуй, и будет ждать его? Эмбрис улыбнулся и пошел вверх по склону.
Тогда он придет к ней, как обещал. И обязательно перед этим аккуратно выяснит у Блэза, что за птичка поет в местной келье.
***
— И что ты собираешься делать? — с напряженным интересом спросил Блэз у Эмбриса.
Эмбрис стоял наискосок от окна и смотрел во двор, где текла обычная монастырская жизнь. Девушки работали. Ворота сейчас были открыты, двое мальчиков из ближайшей деревни, приехавшие с телегой дров, выгружали их. Прошла пара монахинь с тяжелыми ведрами.
Ее среди них пока не было, но зоркий Эмбрис не отчаивался среди однотипных закрытых нарядов разглядеть знакомый силуэт.
— Я хочу собрать совет союзников, — ответил Эмбрис, оторвавшись от мыслей о Дилис. — Призвать их объединить силы и ударить по Вортигерну. Его про-саксонская политика раздражает многих, возможно, я смогу привлечь на свою сторону и тех, кто прежде был против меня. Послушай, Блэз! Там за морем у меня пока недостаточно сил. Я не смогу атаковать один. Поэтому нужен союз. К тому же… сложно провезти через море кавалерию. Мне нужна кавалерия прямо в Британии. Значит… в первую очередь я поеду на север. К Стене. Там еще живут те, кто был верен моей семье, ты знаешь. Сорматы, потомки римлян, верные бритты….
— В общем, мне нужен легион с усиленной кавалерией, — серьезно закончил Эмбрис. Все же в первую очередь он был политиком и военачальником. Поэтому отвлекся от созерцания двора, где надеялся увидеть свою Дилис, и пристально серьезно поглядел на Блэза. Полностью погрузился в свои планы. — Вернее два. Один легион я приведу с собой из Арморики. Мне нужно еще несколько лет, чтобы собрать силы и … обучить их. Второй – должен ждать меня здесь. А для этого я должен подготовить все. Я понимаю, что сейчас мне не победить Вортигерна. Он дает какую-никакую, но защиту от пиктов и ирландцев. Многие за это готовы простить ему игры с саксами. Но … пройдет еще какое-то время, и … саксы восстанут. Запомни мои слова, Блэз, будет так! Ты можешь осуждать мой дар, но я вижу это так же ясно, как серый камень этих стен! Да и не нужно быть пророком, чтобы предсказать это! Вортигерн – стареющий кретин. Саксы поймут, что не обязательно плясать под его дудку, что можно все взять самим… И тогда мы, — под «мы» он имел в виду себя, своих соратников и союзников. — Спасем Британию. И от саксов, и от их прихвостня Вортигерна. А потом регулярная армия обеспечит защиту от всех воров, что вечно лезут на наши земли! Я восстановлю закон и порядок, Блэз! Клянусь, наш остров обетованный получит защиту, и благоденствие римских веков вернется!
Блэз с уважением поглядел на него.
— Знаешь. — сказал он. — Я хотел спорить и убеждать тебя, что прямо сейчас ты не сможешь привлечь на свою сторону достаточно сторонников. Что про-римская партия слишком слаба в Британии. Что защита, которую дает Вортигерн, слишком лакома для многих. Но вижу, ты уже сам все продумал. А молодость – не помеха твоему разуму. Я рад, Эмбрис, что ты … стал таким. Как ты планируешь назвать себя… после победы над врагом?
— Консуляром[1] Британии, — Эмбрис сложил руки на груди и усмехнулся. — Как мой отец Константин Аврелий. Я не желаю ничего, что не могло бы быть моим по праву.
— Слишком сложно, — серьезно сказал Блэз. — Тут в Британии… уже начали отвыкать от римской системы. Ты можешь назвать себя «консуляром» или «префектом», но для основной массы ты будешь новым «Вортигерном[2]» - то есть «всеобщим королем».
— Мне все равно, как будут они меня называть! — сказал Эмбрис резковато. — Но я не буду вторым «Вортигерном»! Если понадобится титул «всегобщего короля», то я назовусь… — «Rigothamus» или проще - «Риотам», что значит тоже самое… Лучше войти в историю с таким именем, чем запятнать себя одним сочетанием звуков с этим пелагиано-саксонским прихвостнем!
— А по сути это будет значить «император Британии». Ты прекрасно понимаешь это. У тебя планы Цезаря, ни много, ни мало! — задумчиво сказал Блэз. — Да, мой мальчик, ты замахнулся высоко, мне следовало бы пожурить тебя за гордыню! — рассмеялся он. — Но ты действительно не пытаешь взять ничего из того, что не может быть твоим по праву. И я предпочту, чтобы ты правил нашим обетованным островом, предпочту восстановление римского права тому хаосу, что царит здесь последние годы… И нечестным методам Вортигерна.
— Тогда – раз мой наставник одобрил мои действия, — чуть-усмехнулся Эмбрис. — Поговорим о тебе… Признаюсь, я помнил и тревожился о тебе там, за морем…
И тут его взгляд выцепил посреди двора три фигуры: Дилис и двух ее служанок. Она шла чуть впереди, прямая, тонкая, но величественная. Только слепой не разглядел бы под свободным одеянием королевской осанки.
— Вот эта девушка… Не похожа на простую монахиню. И, похоже, две других сопровождают ее, как свиту… Кто она? — непринужденно спросил он у Блэза, словно бы удовлетворял праздный интерес.
______
[1] Консуляр – титул, который получил бывший консул. Очень почетный. В в поздней Римской империи нередко присваивался управляющим провинциями, даже, если они никогда не были консулами. В совсем поздний период они получили права на почти что императорские почести.
[2] По версии многих ученых, Вортигерн – это не имя, а «титул», означающий «Верховный король». А человека, взявшего его, предположительно звали «Викторин».
Ни тени подозрения не пронеслось в глазах Блэза. Он приблизился к окну и тоже поглядел в него.
— О, это главная тайна и главное сокровище нашего монастыря! Ния, дочь короля Деметии, — сказал Блэз. — Вортигерн взял манеру прибирать к рукам дочерей и младших сыновей своих соседей. Брать их в своего рода заложники. Некоторых девушек делать наложницами. А Дивед еще пытается сохранить независимость. Сыновья нашего короля - взрослые мужчины, твердо стоят плечом к плечу возле отца. А вот дочь у него одна… Чтобы обезопасить ее – и себя - у короля была два варианта – выдать ее замуж за престарелого принца из Думнонии. Или спрятать в монастыре. Собственно, он предложил любимой дочке выбор – на время, пока не подберет ей другого стратегически – целесообразного жениха. Девушка, благонравная и набожная, выбрала монастырь, а не старого воина, прославившегося нелегким нравом и, по правде, отвратительного, как старый карлик. С тех пор она здесь… Причем она приняла постриг. Вроде бы по велению сердца. Но, возможно – в попытке укрыться от нежеланного брака с новым немилым претендентом, которого подберет ей старый король… Что, впрочем, очень наивно. О том, где она, и чем занимается, знают немногие. Наш король в определенном роде … самодур: ему не составит труда просто забрать дочь из монастыря и выдать, за кого сочтет нужным. Епископы ничего не узнают.
— Да, этот постриг – не лучшая защита для девушки, — сквозь зубы сказал Эмбрис.
Ему было сложно смотреть на нее. Хотелось броситься во двор, схватить за руку и … обещать ей все. Он ведь обязательно вернется за ней, потом, заберет. Главное, чтоб она дождалась, не зачахла в монастыре. И не позволила папаше отдать ее какому-нибудь занюханному корольку из соседних игрушечных государств.
То же мне, стратег, думал он про короля Деметии и скрежетал зубами. Дилис – не вещь, которую можно отправить в монастырь, а потом забрать, как брошь из припрятанной шкатулки.
Дилис создана, чтобы стать его… Амброзия Британского, королевой.
Видимо, он все же смотрел на нее слишком долго, и взгляд Блэза на него самого, стал чуть-напряженным.
— А что за человек король, ее отец? — с деланным интересом спросил Эмбрис, заставив себя перевести взгляд на Блэза. — Может ли он стать нашим союзником?
— Сомневаюсь, — покачал головой Блэз. — Он не поддерживает про-римские позиции. И пытается сохранить независимость от всех. Пока. Но боится Вортигерна. И я, уверен, если встанет выбор – примет его сторону. Ты ведь видишь … мы тут на побережье слишком уязвимы. А своих сил на случай пиктов или скоттов с моря, у Деметии не хватит.
— А если я предложу ему защиту? — быстро переспросил Амброзий.
Про себя он подумал, что он действительно может это – переправить небольшой отряд в Дивед, он сможет….спустя какое-то время. Когда соберет больше сил.
А скрепить союз предложит … браком с дочерью короля Деметии. Будущий верховный король Британии ничем не хуже, чем королек мелкого провинциального государства.
— Не вздумай! — с искренним испугом сказал Блэз. — Король пока не признал власть Вортигерна. Но римлян любит намного меньше, чем этого узурпатора! Он согласится на словах. А на деле – выдаст Вортигерну твое местонахождение и заключит союз с ним – на своих условиях. Тебе нельзя подвергаться такому риску!
Эмбрис задумался. К сожалению, Блэз был прав.
Придется получить девушку другим способом.
Насколько все проще было б, если бы она оказалась простой монахиней!
В конечном счете, можно было б просто забрать ее из монастыря… на обратном пути.
А вот похищение принцессы, пусть даже небольшого государства, вызовет обострение и без того накаленной ситуации. Слишком многие бриты после этого сочтут, что лучше Вортигерн-брит, нежели «последний римлянин», позволивший себе подобный произвол. Ведь римляне, что уж греха таить, произвол себе позволяли.
От этой мысли на душе становилось тяжело. И все же… Дилис не сказала Блэзу о ночном происшествии. Или пока не сказала.
А, значит, возможно… ждет его сегодня ночью. И он придет.
***
Конечно, Ния не спала почти до утра. Новые ощущения и ошарашивающее явление неведомого духа поглотили ее. Мысли метались в голове, а сердце сжималось от тонких, щемящих чувств.
Если это было лишь видением, то… думая об этом, Ния испытывала необыкновенное разочарование. Лучше встреча с опасным духом, чем подобный обман сознания. Лучше настоящая опасность – чем ненастоящий образ, поманивший за собой ее сердце.
— Госпожа, что это было вчера? — суетились вокруг нее служанки по утру.
Ния вздохнула. Говорить, что ничего не было – бесполезно. Девушки видели и слышали, как она разговаривала с незримым созданием.
— Я не знаю… — ответила она. — Мне почудилось, что к нам явился дух… из тех, кто живет между небом и землей.
— О Боже! — Аэрон зажала рот рукой. — Что он хотел?
— Не знаю, милая моя. Должно быть его привлекло мое пение… Но, думаю, больше он не вернется. А вы, — она обвела строгим взглядом своих подруг-служанок. — Не вздумайте рассказать кому-нибудь! Еще не хватало, чтоб по монастырю пошел слух, будто к нам явился посланник ада, и это мой дар привел его… На меня и так некоторые косо смотрят.
— Нет-нет, госпожа, — закивали головами девушки. — Мы не подведем тебя!
— Ах, как бы я хотела тоже узреть невидимого духа! — добавляла неугомонная Инвис.
Видимо, произошедшее казалось им еще одной интересной тайной, связанной с их «госпожой». И Ния знала, что девушки гордятся возможностью служить ей. Никогда ее не подведут.
Несмотря на обуревавшие ее сомнения, она весь день вспоминала поцелуй в полутьме. Иногда незаметно прикладывала ладонь к губам. Вспоминала… и сердце билось от странного золотистого предчувствия.
Он обещал вернуться сегодня, если, конечно, он есть, существует на самом деле.
Часть Нии приказывала ей бежать к отцу Блэзу и покаяться в том, что пустила в свою жизнь странное существо неведомой природы. Спасать свою душу.
Но она не могла. Ее уже затянуло в эти сети.
Вечером Ния пораньше отослала служанок спать. Она ждала. Убеждала себя, что всего лишь не выспалась, и ей нужен отдых и уединение.
Но на самом деле надеялась, что он явится ей снова. Не гасила свечу, оглядывалась. Ходила из угла в угол.
Ей нужно было понять, убедиться, было это видением или правдой!
Но его не было. В сумраке царила тишина.
Что же… Выходит ей все привиделось. Или этот дух переменчив. Завлек ее своим голосом, своим поцелуем, и исчез. А, может, ждет, что она позовет его?
Нет, звать никого Ния не будет. Она сдержала вдруг попросившиеся на глаза слезы, погасила свечу, встала на колени и попросила у Господа прощения за грешные мысли и чувства.
Долго молилась и почти обрела покой. Потом легла, накрылась шерстяным одеялом, прикрыла глаза и попробовала заснуть.
Завтра будет новый день, в котором она уже не будет думать о ложных видениях. И больше не позволит себе мечтать о мужчине и его касаниях.
Но сон не шел. Она слушала тишину и темноту. Казалось, в ней все время что-то похрустывает, шевелится. После вчерашнего это немного пугало.
А потом она вдруг почувствовала, как что-то тяжелое опустилось на постель возле нее. Совершенно бесшумно. Сердце судорожно громко забилось – от страха, смешанного с предвкушением.
Горячая рука легла ей на плечо.
Он распахнула веки. В окно лился призрачный лунный свет, и в нем Ния увидела его лицо. Он сидел подле нее и ласково смотрел на нее. А рука его покоилась у нее на плече, мягко и бережно.
Он молчал, лишь изучал ласковым взглядом ее лицо в обрамлении раскидавшихся по подушке волос.
— Так ты все-таки существуешь! — шепотом простонала Ния, не зная радоваться или горевать.
— Я ведь обещал, что вернусь, — ответил он своим глубоким бархатным голосом. — Я всегда исполняю обещания. И я обещал узнать кто ты. Ты – принцесса Деметии, твой отец, король, спрятал тебя в этих стенах от козней Вортигерна. А ты сама – спрятала себя от ненавистного брака.
Ния приподнялась на локтях, одновременно снимая с плеча его ладонь, хоть делать это совершенно не хотелось.
— Для духа ты слишком хорошо осведомлен о человеческих интригах! — ответила она. — Может быть, тогда скажешь правду о себе? И что тебе от меня нужно?
— Ты просила меня разгадать твою загадку – и я разгадал, — улыбнувшись одной стороной рта, ответил он. — Значит, и тебе придется самой разгадать мою загадку. Дух ли я, человек ли… Тебе придется понять это самой.
— Тогда убирайся! — вспылила Ния. — Я не собираюсь играть в игру с коварным духом!
Он с видимым сожалением поднялся, посмотрел на нее сверху вниз. Словно бы замялся.
— Уверена, что хочешь, чтобы я ушел?
Нет, не уверена, подумала Дилис. Я вообще не хочу, чтобы ты уходил. Но сама натянула одеяло под самый подбородок и ответила насуплено:
— Уверена.
— Что же. Прощай, Ния Дилис Деметская, — грустно вздохнул тот, кто назвал себя Амброзием. И медленно пошел к двери.
— Стой! — словно со стороны услышала Ния свой голос. — Прежде скажи, зачем ты являлся мне?
Услышав ее слова, он словно бы получил разрешение. Ния и пикнуть не успела, как в два шага мужчина вновь оказался возле ее постели, стремительно нагнулся, сильные руки оказались у нее под спиной и под коленями.
Ния очутилась в воздухе – вместе со своим одеялом, ощутила, как легко и при этом – жадно – он держит ее, прижимает к себе.
… Это было необыкновенное ощущение. Оно выбивало воздух из груди. Заставляло сердце биться, как сумасшедшее, а щеки залиться краской.
«Вот и все! Я в его руках!» — пронеслось у Нии в голове.
И ведь сама хотела этого!
В следующее мгновение он опустился с ней на руках на краешек постели, и она оказалась, полулежа, у него на коленях.
— Я увидел тебя и полюбил сразу, — склоняясь к ней, прошептал он. — Я прихожу, потому что ты нужна мне. И мне … все равно, что ты обещала себя Богу. У Бога много преданных сердец. А мне нужно лишь одно – твое…
Ния замерла в его объятиях. В тот момент ей было все равно, дух он или все же человек.
Она … поверила ему. Хоть знала, что нельзя верить духам. Да и не каждому мужчине можно верить, когда он признается в любви.
И тут он начал ее целовать. А Ния, подспудно весь день мечтавшая об этом, невольно обвила руками его крепкие плечи, закопалась пальцами в жесткие короткие волосы.
Только на этот раз она была еще беспомощнее, еще беззащитнее, полулежа в его объятиях. Ощущала, что сейчас он может сделать с ней все, что угодно. В любой момент сломает ее сопротивление, если не силой, то страстью. Страстью, которая вырывалась из него и передавалась ей. Как будто границы между ними исчезли, и они превратились в один неудержимый вихрь
***
Она все же остановила его. Тонко застонала в его объятиях, как только он оторвался он ее губ и начал осыпать поцелуями шею. Шею, которая сводила его с ума, такая тонкая и нежная, с быстро бьющейся жилкой.
Но тут она вдруг уперлась своими хрупкими ручками ему в грудь и села у него на коленях.
— Я не могу быть с тобой. Отпусти меня, — сказала она, глядя на него растерянными, замутненными глазами, горящими в полутьме на ее разгоряченном лице.
До чего она была прекрасна! Со спутавшимися волосами, с горящими щеками, со сползшим воротом рубахи….
Ею хотелось и обладать, и беречь как величайшее из чудес в мире... Его нежную Дилис. Затворницу монастыря у моря.
— Я не возьму тебя против твоей воли. Никогда, — хрипло прошептал он, с трудом удерживаясь от того, чтобы снова целовать ее. — Поверь мне. Прошу.
— Тогда отпусти… — ответила она, то ли приказывая, то ли умоляя. И неловко пошевелилась у него на коленях, пытаясь выбраться из его объятий. Эмбрис вздохнул, разомкнул железное кольцо своих рук и сам помог девушке пересесть на постель.
Теперь оба тяжело дышали, сидя рядышком. Долго молчали. Потом он спросил:
— Ты действительно приняла постриг, чтоб спастись от ненужного тебе брака?
Она еще помолчала, но все же ответила.
— Да. Мне пришлось выбирать служить Богу или нелюбимому мужу. Я выбрала Бога. Но не думаю, что ты понимаешь мой выбор. Тебе ведь не знакомы такие проблемы.
— Почему же? — улыбнулся он. — Я понимаю. А ты ушла бы из монастыря, если бы … — Эмбрис неожиданно для себя замялся, как парень, к которому впервые привели красивую голую женщину, хоть много лет не знал никакого смущения ни перед мужчинами, ни перед женщинами.
— Если бы – что?! — напряженно переспросила она, резко обернувшись к нему и посмотрев на него своими прекрасными глазами. Они были синие – как и у самого Эмбриса. Хоть и не такие яркие.
Нежнее, мягче.
— Если бы встретила мужчину, которого бы полюбила, — закончил Эмбрис. Не удержался и прижал ладонь к ее щеке.
Она на мгновение замялась, потом ответила.
— Если ты дух – ты должен знать мое сердце. За тем, кого бы я полюбила, я пошла бы на край света. Даже, если это погубит мою душу. Но … я верю в милосердие Бога. У Бога много душ – ты верно сказал. Возможно, он дал бы одной душе послужить тому, кому нужна только одна. Если бы я встретила своего… человека. Не духа, который морочит мне голову!
— Тогда, послушай, меня… — Эмбрис сглотнул. — Дух я или человек – я вернусь за тобой. Потом. И … если ты захочешь, заберу с собой.
— Куда?! — рассмеялась она. — В ад? Или, может быть, в царство теней?! В царство Аннуина?
— Нет, моя Дилис – на Небеса. Потому что для меня Небеса – там, где ты.
— Перестань искушать меня! Или объясни, кто ты такой и откуда взялся!
Эмбрис замер. В тот момент ему хотелось рассказать ей всю правду. Открыться. Может быть, у Амброзия Аврелиана будет больше шансов получить сердце любимой девушки, чем у неведомого духа?!
Но… Вортигер охотится за сторонниками Амброзия. И девушка может невольно выдать их знакомство. Люди так просто выдают себя… Особенно молодые невинные девушки.
Что будет, если, допустим, ее отец узнает, что она имела связь с заморским принцем? А ведь слухи так легко расходятся по селениям и монастырям… Как круги по воде – один маленький камешек, и они бегут вширь, каждый следующий больше предыдущего.
А что будет, если кто-то узнает, что она дорога этому самому Амброзию!? Тогда из нее получится отличная заложница.
Нет. Этого не будет. Он не запятнает ее связью с опальным принцем.
Эти мысли мгновенно пролетели у него в голове, и он крепко сжал зубы, приняв решение.
— Не могу, — честно сказал он ей, погладив по щеке большим пальцем. — Просто помни, что я люблю тебя. Неважно, кто я. Скажи, ты хотя бы … ждала меня сегодня?
Ее глаза расширились, она вдруг накрыла ладонью его руку, что ласкала ее лицо, прижала на мгновение, потом мягким движением отвела ее в сторону.
Опустила глаза.
— Ждала. Да, я ждала тебя. Не могла не ждать! Но сейчас уходи. И не возвращайся, раз ты не можешь сказать мне правды!
Эмбрис встал.
— Хорошо, я уйду сейчас. Но ты будешь ждать, и знаешь это. И я знаю, что вернусь снова. Просто… оставь в своем сердце место для … бездомного духа. Раз мне негде жить – я хочу жить в твоем сердце.
— А что твой дар? — напряженно спросил Блэз.
Они с Эмбрисом только что вышли из спальни, где метался на кровати Аврелий. Ему становилось то лучше, то хуже, и священник не на шутку волновался за его жизнь.
Как следствие, были утомительные дежурства.
Сам Блэз не мог уделить больному очень уж много времени, он должен был руководить жизнью монастыря. Сестру Марию тоже приходилось отпускать – чтобы отдохнула, к тому же ее постоянно отсутствие могло вызывать подозрения у других монахинь, хоть они и знали, что Блэз нередко врачует жителей ближайшей деревни, а то и самого Моридунума, а Мария помогает ему.
Поэтому подчас с раненым сидели Эмбрис или Августус. Не самое привычное занятие для воинов, тем более для Эмбриса, не привыкшего к обыденным человеческим делам. Но справлялись они неплохо, выполняли все указания целителя Блэза. После – каждый из них чувствовал себя странно усталым и опустошенным. Они шутили, что «дела женщин и стариков оказались на редкость тяжелыми».
Теперь же Эмбриса, все утро менявшего компрессы на ране Аврелия, сменила сестра Мария, и они с Блэзом вновь могли поговорить.
И снова принц стоял наискосок от окна, надеясь увидеть знакомый силуэт. Блэз же устало сидел за столом. Эмбрис видел, что учителя угнетает состояние больного. По слухам за все годы, что Блэз практиковал целительское искусство, в его руках не умер ни один больной.
В ответ на вопрос он обернулся к Блэзу и улыбнулся:
— Помнится, мы еще много лет назад договорились, что я не злоупотребляю своим даром, а ты не называешь его дьявольским. Но, если желаешь знать – он стал сильнее. Я научился управлять им. Я могу многое. Иногда вижу … должно быть будущее. Могу …еще много что. Показать?
Блэз задумчиво посмотрел на него.
— Никогда еще магия не применялась в стенах этого монастыря… Я и сейчас скажу, что нельзя злоупотреблять даром. Ведь нам неизвестно, кто дал его тебе… Небеса – чтобы ты мог реализоваться свои планы и спасти нашу землю. Или ад – для искушения твоей души. И все же... Я хотел бы посмотреть. Мне нужно понять…
— Что именно?
— Покажи мне. Это важно.
— Ты сам попросил, учитель, — усмехнулся Эмбрис.
Конечно, он не стал «отводить глаза» Блэзу. Знать об этой его особой способности учителю не нужно…
Он взял свечу, поставил на стол перед Блэзом. Расположил ладонь поблизости, сосредоточился. Спустя полминуты фитиль заискрился и вспыхнул ровным пламенем.
Блэз удивленно и задумчиво переводил взгляд с Эмбриса на свечу.
— Впечатляет, — признался он. Помолчал. — Помнится, в детстве ты не владел такими фокусами. Скажи мне, Эмбрис, а лечить своим даром ты не пробовал?
И пристально, вопросительно посмотрел на него.
Эмбрис вздрогнул. Нет, он не пробовал лечить своим даром. Но… похоже решение было под носом, но им даже не приходило в голову попробовать.
— Нет. Но я попробую, — сказал он.
— Это твой друг, тебе решать, — устало сказал Блэз. — Но если уж ты наделен этим даром, то пусть от него будет польза… Я понятия не имею, как это делается. Но, говорят, эти проклятые маги, — Эмбрис понимал, что учитель говорит о жрецах древней религии, друидах. — Умели забирать болезнь из тела. Нам нужно вытянуть из твоего друга эту горячку…
Эмбрис решительно пошел к двери в спальню.
***
Аврелий, весь в поту, постанывал. Голова его моталась из стороны в сторону.
Эмбрис сжал зубы. Он должен. Не попытаться, а смочь. Только так.
— Выйди, сестра Мария, — сказал Блэз.
Сестра недоуменно посмотрела на священника, но вышла, кидая исполненные подозрения взгляды на Эмбриса.
Он сел рядом с другом. Положил одну руку ему на лоб, заставил замереть. Аврелий на мгновение распахнул глаза и уставился на него непонимающим взглядом. Потом взгляд начал проясняться.
— Командир, я подвел тебя… — одними губами прошептал он.
— Тцц! Молчи, Аврелий! Попробуем подлатать тебя по-другому! — ответил Эмбрис.
Вторую руку он расположил над раной. Даже на расстоянии ощущал, как раскалено это место, как пульсируют в нем боль и горячка.
Эмбрис закрыл глаза. Вытянуть жар, вспомнил он слова Блэза.
Жар он ощущал физически. Но понятия не имел, как именно его нужно «вытянуть». Он мог лишь мысленно приказывать проклятой болезни отступить, сосредотачиваться еще больше. Водить руками над раскаленным телом друга.
Почему-то и сам вспотел. Должно быть от напряжения. Потом – ощутил странную усталость, словно разом потерял все силы.
— Жар спадает! — вдруг услышал он голос Блэза.
Раскрыл глаза. Блэз ладонью щупал лоб в стороне от руки Эмбриса, а Аврелий как-то затих. Больше не метался. Лишь осмысленным удивленным взглядом смотрел на своего командира.
А сам Эмбрис, усталый, с каплями пота на лбу, ощущал, что жар под его руками утихает.
Неожиданно Аврелий вцепился в его руку:
— Прошло… Ад отступил… — проговорил он. — Командир, я обещал драться за тебя до последнего вздоха. Я …. Я думал этот миг уже наступил. Но ты не отпускаешь меня… Спасибо.
— И не отпущу, — с улыбкой ответил Амбрис и встал. Голова кружилась, но ему тоже становилось все лучше и лучше. — Нам еще предстоит завоевать и спасти Британию. Как мне справиться без тебя, друг?
Аврелий слабо улыбнулся в ответ.
Блэз стоял над раненым, крестился, его губы шептали благодарственную молитву.
— Позови Марию, — скомандовал ему Эмбрис. — Судя по всему, ему еще долго выздоравливать, но, кризис, видимо прошел. И… Блэз, как хочешь, а мне нужно проветриться. Я сам словно провалился в огненную бездну.
— Пойдем, выведу тебя через заднюю калитку, — кивнул Блэз. — Монахини там не ходят. Только не попадайся на глаза никому! Думаю, для тебя это не так сложно.
***
Эмбрис шел по тропинке, струившейся по склону. Едва отойдя от монастыря, он сделал себя невидимым. Если встретится двое-трое человек, никто его не заметит. Травы ласкали обоняние пряными ароматами, легкий ветерок касался кожи, как мягкая девичья ладонь.
Девичья ладонь… Он, словно наяву видел горящие в темноте глаза своей Дилис. Ощущал ее нежные руки, трепещущее тонкое тело.
И хотелось рычать от невозможности притронуться к ней прямо сейчас. Да, пройдет еще немало дней, прежде, чем Аврелий оправится, и они поедут дальше. Но этот момент настанет, и тогда ему придется прощаться с маленькой монахиней, без которой теперь не мог жить.
Ведь он не может предложить ей полную защиту. Не может переправить ее за море прямо сейчас – даже, если она согласится.
А, значит, придется овладеть ее сердцем, так и оставаясь для нее бесплотным духом.
Нет, не бесплотным! У нее было уже много поводов убедиться в его осязаемой реальности!
И тут его взгляд, словно веревкой, потянуло к распадку наискосок от моря. Он замер, затаив дыхание, когда разглядел открывшуюся ему картину.
Там, прямо на траве сидели трое. Дилис и две ее служанки. Они срывали какие-то травинки, Дилис тщательно их осматривала – с сосредоточенном видом, как ученица на уроке – и укладывала в небольшую корзинку.
Она смотрелась очень трогательно, увлеченная важным делом. И казалась сейчас совсем юной. Эмбрис подумал, что не знает, сколько ей лет. Прежде ему показалось, что ей около восемнадцати. Но сейчас подумалось, что ей может быть и пятнадцать.
Хотя нет, вряд ли пятнадцатилетняя девочка приняла бы решение уйти в монастырь, имела бы такую волю и такой ум, как у Дилис.
Будучи втроем, вдали от людей, все три девушки сняли накидки, их гладкие волосы блестели на солнце. Закатали рукава, и Эмбрис залюбовался изящными руками Дилис, двигавшимися с неторопливым изяществом.
Это судьба, подумалось ему, и он, неслышно ступая, пошел по тропинке вниз.
***
У всех в монастыре было какое-то дело. Принцессу Нию пытались оградить от бытовых забот, но она настояла, что тоже должна участвовать в жизни общины. А чем ей, в сущности, заниматься? Читать книги или молиться целый день – тоже не выйдет. Тем более, что сейчас, когда стояла такая хорошая погода, не хотелось проводить время в четырех стенах.
Вот она и занялась основным своим «делом», приносившим пользу общине – сбором целебных трав. Блэз доверял эту задачу лишь самым умным и образованным монахинями. Ведь тут нельзя было ничего перепутать. Если хотя бы часть растений для целебных настоек окажутся не теми, то в лучшем случае, настойка будет бесполезной. А в худшем - можно нарваться на ядовитые травы…
Самой умной и образованной считалась Ния. К тому же эта несложная и приятная работа, по мнению Блэза, как раз подходила принцессе.
Найдя куртинку подорожника, который обеззараживает раны и останавливает кровь, Ния со служанками срывали лучшие листья, отряхивали от крупиц почвы и пыли. Иногда им попадались и островки чабреца, который пах пряно и приятно-успокаивающе. Его собирали в другую корзину. Из чабреца Ния сама готовила славный напиток для расслабления и успокоения нервов. Он очень нравился настоятельнице Екатерине.
— Госпожа, а это что? — спросила Аэрон, протягивая Ние кусочек перистого растения.
— Это бессмертник, — улыбнулась Ния. — Сейчас он не подойдет. Мы будем собирать его в другой раз…
И тут ветерок пошевелил траву подле нее, как будто кто-то мягкими шагами прошел рядом. Душа Нии чуть-сжалось в странном предчувствии. А спустя миг, она увидела его, загадочного Амброзия, о котором и так думала целый день.
Он стоял спиной к морю, смотрел на нее сверху вниз и улыбался. Сердце вспыхнуло от золотой радости, и одновременно зашлось от гнева. Теперь он и днем будет морочить ей голову?
— Аэрон, Инвис, взгляните туда, — ехидным тоном произнесла она. — Вы кого-нибудь здесь видите?
Девушки непонимающе уставились туда, куда указала Ния.
— Нет, госпожа, там никого нет, — испуганно сказала Аэрон. А Инвис прижала руки к груди и воскликнула:
— Вы опять… видите, госпожа! Вам опять… явился… ?
— Да. Либо я сошла с ума, дорогие мои, — со вздохом произнесла Ния, нарочито отводя взгляд от высокой фигуры Эмбриса и его улыбающегося лица. — Уйди. Ты же видишь – тебя не существует! — добавила она, сорвала очередной листочек и принялась сосредоточенно его осматривать.
Он промолчал в ответ. И Ния поняла, что он не заговорит, пока здесь сидят ее девушки.
— Оставьте меня – и молчите обо всем! — скомандовала она им. Подумала и добавила: — Пойдите за северный холм, наберите там красных ягод… Давно мы не баловали ими наших сестер.
Служанки зашушукались, потом, опасливо оглядываясь на то место, куда только что показывала им их госпожа, выполнили указание.
Когда девушки скрылись за колючими кустами, росшими на берегу, Ния подняла на мужчину сердитый взгляд.
— Ты все же дух. Никто тебя не видит кроме меня.
____
Дорогие читатели! Знаете, что для нас с черноволосым Музом лучшая награда и стимул? :) Это ваши комментарии :) Они очень нужны нам!
— Я ведь говорил, что только ты достойна, — ответил он. И нахально уселся рядом с ней на траву, почти касаясь ее плечом. — Расскажи мне, что ты делаешь?
— Как видишь, — усмехнулась Ния. — Собираю травы. Отцу Блэзу зачем-то понадобилось очень много подорожника и других трав, что выводят заразу из ран.
— Да? — удивленно поднял брови он. — С чего бы вдруг… интересно…
Он протянул руку, взял узелок с сушеными сладкими финиками, что девушки захватили с собой, развязал и нахально съел финик, потом еще два. Пошарил взглядом вокруг, увидел небольшие меха.
— Что там? — спросил он.
— Родниковая вода.
— Я предпочел бы вино, — улыбнулся он, но отпил несколько глотков.
— Ты еще и ешь! Как человек! Я ничего не понимаю! — простонала Ния.
Это было просто невероятно! Вроде как дух, ведь ее служанки его не видят, но теперь сидит подле нее, как обычный человек и нагло разоряет их скромные припасы!
— Я … был занят… исцелял больного… — жуя еще один финик ответил он. — Вполне себе работа для духа. Должен же кто-то отвечать на молитвы об исцелении… Но теперь мне нужно подкрепится.
Отпил еще глоток.
— Перестань святотатствовать! На молитвы всегда отвечает Господь и его святые! И …ты пришел разорять мои припасы? — криво улыбнулась Ния. Она не знала смеяться ей или плакать. Красивый и сильный, даже величественный, сейчас он казался очень своим.
Обычным проголодавшимся мужчиной.
— Нет, увидеть тебя, — улыбнулся он.
— Ладно. У меня еще есть хлеб и немного сыра. Мы планировали вернуться только вечером, — Ния достала из-за спины хлеб и сыр. — Ешь.
— Я ведь говорил, что ты ангел! Спасаешь обездоленного духа! Воистину ангельское деяние!
— Перестань насмехаться надо мной! А то останешься без обеда! — Ния сердито выхватила у него из рук кусок сыра и, как в детстве, шутливо спрятала за спину. Он рассмеялся, поймал ее руку, потянул на себя…
В следующий момент они шутливо боролись, а потом она обнаружила себя лежащей на спине, и он нависал над ней, закрывая от нее солнце. Сердце забилось, как бешенное. Она знала, что будет дальше. Он опять …
Да. Он опять целовал ее, забыв об обычном голоде. Сильные руки нежно, но жадно бродили по ее телу. Он хрипло шептал какие-то слова, и Ния плавилась. Ощущения водоворотами расходились по телу, рождали стоны, сладостный до боли узел скручивался внизу живота.
Она застонала в голос, когда ощутила тяжесть его тела. Ей показалось, что необратимое произойдет сейчас. И она сама отдаст себя этому невозможному существу.
На самых остатках воли, она попробовала отодвинуть его, когда ощутила, как одной рукой он касается ее шеи, а другой мягко и медленно поднимает ее платье и касается ног…
— Нет, пожалуйста… — тихо простонала она.
Он тут же отстранился.
— Да… Твои девушки могут вернуться… — сквозь срывающееся дыхание произнес он. Перекатился и лег рядом, тяжело дыша.
Ния замерла, не смея двигаться. Ей казалось, что если она что-то скажет или пошевелится – то он навалится снова, и их уже ничто не остановит.
Очень долго они молчали, успокаиваясь.
— Опять! — наконец не выдержала Ния и села, отряхиваясь, поправляя на себе одежду. — Опять это происходит!
Он улыбнулся и приподнявшись на локте, посмотрел на нее.
— Ты похожа на встрепанную птичку, моя Дилис. На сердитую птичку. Ну прости… Я не могу равнодушно даже смотреть на тебя, не то, что прикасаться… Но ты права. Мне не следует пугать тебя своей … страстью. Расскажи мне… Расскажи, как ты живешь… Как жила раньше! Я хочу знать о тебе все. Отвлеки меня.
— Ладно! — сказала Ния. — Ты ведь все равно не отвяжешься! Ешь вот, — она указала ему на все еще целую еду. — А потом смотри… Срываешь вот так… и даешь мне. Работай, раз уж пришел!
Девушки долго не возвращались. Ния отправила их достаточно далеко.
Но они с Амброзием больше не касались друг друга. Оба знали, что это слишком сладко, а потому – слишком опасно для них.
Они разговаривали.
Уже не думая, человек он или дух, витающий где угодно, она увлеченно слушала его рассказы о дальних странах. И сама рассказывала ему о жизни в монастыре, о своих прежних буднях в Моридунуме. О простой, незатейливой в общем-то жизни принцессы захолустной страны.
Прошло не меньше двух часов прежде, чем из-за кустов послышался шум – это возвращались Инвис и Аэрон.
Эмбрис поднялся на ноги, а Ния ощутила ноющую тоску в сердце. Ей не хотелось, чтобы этот наглый обманщик уходил. Пожалуй, ей еще ни с кем не было так … хорошо. Весело, приятно и интересно.
— Жди меня ночью, — шепнул он ей и очень быстро скрылся за изгибом холма.
В тот вечер Ния получила нагоняй от настоятельницы, что вернулась слишком поздно, чуть не пропустила вечернюю мессу. Но Ния лишь ласково улыбалась ей. Хотелось погладить по руке строгую, но добрую сестру Екатерину. Она вообще любила тогда весь мир и всех людей. Практически так, как учит христианская религия.
***
Когда закатные лучи осветили стены монастыря, Эмбрис опять смотрел в окно на внутренний двор. Монахини шли с вечерней мессы. И Дилис была среди них. Задумчиво-радостная, он уловил это, мельком увидев ее лицо. При этом – растерянная и отрешенная.
Тогда он понял, что принял правильное решение, чувствуя одновременно ярчайшую радость, от того, что она явно вспоминает его, думает о нем. Казалось бы, монахиня может улыбаться и быть отрешенной после мессы от чувств, что подарило ей богослужение. Но он всей душой ощущал, что причина не в этом, а в их свидании днем.
Она ждет его, она думает о нем. Он проник ей в сердце. От этого хотелось летать. А в сердце растекалась победная радость.
Но он прав, что девушке нельзя знать правду о нем. Она выдаст себя. Полюбила впервые, и эти чувства делают ее уязвимой.
Пожалуй… у него хватит магии поддерживать в ней иллюзию, что он существо неземной природы. Она не знает, что немногие люди могут подобное, хоть сама наделена каким-то слабеньким даром. Впрочем, наделенных способностями Амбриса действительно единицы.
Той ночью они снова просто разговаривали, глядя друга на друга в лунном свете, льющемся в окно. Он держал ее трепещущую руку в своих ладонях, порой касался ее нежного лица. Оказалось, что им есть, о чем поговорить. О мире, о чувствах и желаниях, о мыслях, что тревожат или радуют.
Прежде Эмбрису и в голову не приходило, что он может чувствовать к женщине подобное. Что может сгорать от страсти, мечтать овладеть ею – и в то же самое время просто ценить каждый миг рядом с ней. В тот вечер ему самому казалось, что это она – существо неземной волшебной природы, явившееся ему в лунном свете.
Только в самом конце, когда рассвет залил келью тревогой, вздрогнув от осознания, что расставание близко, они целовались, как целуются молодые люди, которых неудержимо тянет другу к другу чувством большим, чем просто влечение тела.
Следующий день он ее не видел. Ния занималась чем-то с настоятельницей. А Эмбрис опять лечил Аврелия. Тому вновь стало хуже, поднялся жар, и Эмбрис, как намедни, снимал его. Правда, теперь не очень волновался за жизнь друга, знал, что вместе они смогут победить болезнь. А где-то глубоко внутри он не хотел, чтобы Аврелий выздоровел быстро. Ведь это означало расставание с Дилис.
Планы подпирали. Вскоре ему нужно было любой ценой отправить послание в Арморику, чтобы союзники знали, что он жив. Потом встретиться с теми, кто его ждет здесь, на острове. На самом деле каждый день промедления мог стоить слишком многого…
Но даже великие цели, которыми он жил, отошли на задний план, и он радовался, что впереди еще немало дней в монастыре.
Ближе к ночи, проследив, что все заснули, Эмбрис вышел. Жажда увидеть девушку, побыть с ней, стала невыносимой. И у него была одна мысль. Даже скорее мечта, которую он хотел осуществить немедленно.
***
Как в предыдущие вечера Ния отослала девушек, погасила свечу и легла в постель. Сердце сжималось от сладкого предвкушения. Она не видела его весь день, волновалась немного, что ее загадочный посетитель может исчезнуть, забыть о ней. Но душа подсказывала, что так не случится.
Он пришел. Как всегда – беззвучно. Взял свечу со стола, направил на нее ладонь – вспыхнул ровный огонь, на который, казалось, не действует легкий сквозняк, ходивший по комнате. Маленькое чудо, которое даже не очень ее удивило.
Со свечой он присел рядом, осветил ее лицо. Одновременно Ния увидела, что через его локоть перекинута темно-зеленая накидка, достойная плеч короля. Как будто он собирался куда-то.
— Ты уходишь?! — испугалась она, и не стала скрывать свой испуг он него.
— Нет, просто мы идем гулять, — он поставил свечу на стол и протянул ей руку, предлагая встать.
— Ночью?! Ты предлагаешь ночью выйти из монастыря? — изумилась Ния.
— Почему нет? — с улыбкой пожал плечами он. — Ты когда-нибудь гуляла в вашем лесу под луной? Нет, конечно. Пойдем. Сейчас теплые ночи. Самое время. А если что, я захватил это, — он указал на свою накидку.
— Ты сумасшедший! И откуда у тебя одежда?! — Ния не удержалась от смеха.
— Чем больше ты похож на человека – тем меньше к тебе вопросов, — расплывчато ответил он. — Пойдем. Минуты утекают, а время рядом с тобой и так течет слишком быстро.
— А, может быть, я не хочу идти. Это ведь недопустимо! — лукаво улыбнувшись, ответила Ния.
— Тогда мне придется тебя похитить. К утру, правда, верну, чтоб ваша клуша Екатерина не подняла шум на всю страну.
Он быстро подошел к ней, подхватил на руки, а Ния инстинктивно схватилась за его плечо. Крепкое, словно железное. Такие плечи были у тех, кто тяжело работает в поле, у кузнецов. И у опытных воинов.
— Кто ты там… у себя? Где-то там… Солдат? — спросила она.
— Скорее начальник над солдатами, — усмехнулся он, а в глазах мелькнуло легкое опасение, и Ния его заметила. — Пойдем, — он поставил ее на ноги и взял за руку.
Нии следовало бы сопротивляться, возмущаться и отказываться. Она знала это. Но хотелось лишь подчиниться, отдаться в его руки, дарящие сказку. Это ведь волшебство – уйти ночью гулять из монастыря.
— Но если нас заметят?!
— Не заметят. Обещаю, — с усмешкой ответил он.
Да, их никто не заметил. Он как-то сделал, что и ее шаги были совершенно бесшумными. Они прокрались по коридору, открыли щеколду, он каким-то немыслимым образом закрыл ее, стоя снаружи. И выскользнули из монастыря через заднюю калитку.
— Если духи бывают безумными – то ты этому пример! — смеялась Ния, ощущая в груди невероятное искрящееся счастье от этого приключения.
***
Они гуляли в лесу под раскидистыми кронами, через которые пробивался мягкий лунный свет. Все вокруг казалось волшебным, невероятным. Порой Нии мнилось, что она не идет, а парит над землей за руку со своим «духом». А порой он брал ее на руки, чтобы перенести через упавший ствол или глубокую яму, потом – кружил, заливаясь смехом.
Им было хорошо, как бывает хорошо тем, кто обречен полюбить друг друга.
Нагулявшись, они сидели у журчащего ручейка на его необъятной накидке. И на этот раз Ния знала, что пути обратно не будет.
Он обещал, что никогда не возьмет ее против ее воли.
Но воля ее на то была.
Лучше один раз быть с любимым и погибнуть потом, чем прожить безопасную жизнь в тесных монастырских стенах.
Он целовал ее, мягко укладывая на плащ, шептал ей слова любви, и Ния уже не пыталась выскользнуть, отстоять свои обеты и добродетель. Порой в голове у нее проносилось, что вот так эти духи и губят девиц. Но было уже не обидно, что оказалась одной из них.
— Ты .. будешь со мной, моя Дилис…? — услышала она его хриплый шепот. Он склонился над ней, пощекотал дыханием ее шею.
— Да… — Ния взяла в руки его лицо и чуть отстранила. — Да. Я … твоя, кто бы ты ни был, мой бессмертный…
— Повтори, любимая…
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, не могли насмотреться. И Ния читала в его лице искреннюю любовь да необъятное желание, а не обман и коварство.
— Да… Буду! — простонала она ему в губы.
Он накрыл ее собой целиком, впился в ее губы, нашарил подол ее рубашки…
Ния закрыла глаза, выгнулась и отдала себя ему.
Это была неизбежность.
То, что должно было неизбежно с момента их встречи, произошло.