Запретное притяжение Альфы

Пролог

Мишель

Крики, везде были крики. Я зажмурилась, стоило ступить в темницу.

С ужасом наблюдаю, как люди отца творят свои зверства. Безжалостно убивают невинных людей, чьи крики боли режут воздух.

Ни капли сомнения, ни тени сожаления в их глазах. Дети, женщины, старики – они просто мишени, и для этих чудовищ жизнь ничего не стоит.

Мой желудок сводит судорога, подступает тошнота. Я сжимаю ладони так крепко, что ногти впиваются в кожу, оставляя полумесяцы боли.

Закрываю глаза, пытаясь отрезать себя от этого зрелища, но мертвые лица, искаженные ужасом, уже навечно запечатлены.

Закрываю и уши, прижимая ладони к вискам, лишь бы не слушать этих криков, этих предсмертных хрипов, что эхом разносятся по всей моей душе.

"Все будет хорошо, всё будет хорошо", — твержу себе, как безумная, шепотом. Но слова кажутся пустыми, бессильными. Я еле стою, ноги подкашиваются, а колени дрожат так сильно, что кажется, вот-вот грозятся подкоситься, и я рухну на землю, разбившись вдребезги. Сердце колотится в груди, норовящее вырваться наружу.

"Я выдержу, я смогу, я сильнее", — говорю сама себе, пытаясь натянуть на себя эту иллюзию стойкости. Но от каждого крика невинной души, от каждого нового, глухого удара или короткого стона, эта уверенность всё больше и больше падает, рассыпаясь мелким песком. Я чувствую, как растворяюсь, таю, превращаясь в ничто, а внутри меня растёт панический ужас.

Отец стоит рядом и довольно наблюдает, что вытворяют его люди. Пока его внимание не обратилось ко мне.

Он резко схватил меня за волосы. Дернул так сильно, что, казалось, вырвал прядь вместе с кожей, и, не давая опомниться, волок меня за собой, грубо, безжалостно. Каждое движение – пытка, кожа головы горит. Я спотыкаюсь, пытаясь удержаться на ногах, но его хватка железная, не отпускает.

— Смотри, смотри дрянь, что ты натворила! Смотри, я тебе говорю, что глаза свои бесстыжие прикрыла! — кричал от злости отец, его голос был хриплым, полным такой звериной, необузданной ярости.

Он тряс меня, словно тряпичную куклу, заставляя смотреть на то, от чего я так отчаянно пыталась отвернуться. Меня всю трясёт, неконтролируемая дрожь проходит по каждой клеточке. Хочется скрыться, раствориться в воздухе, исчезнуть, лишь бы не быть здесь, не видеть, не чувствовать. Вымыться от этого страха, от этой грязи, от этого ужаса, что пропитал меня до костей. Я задыхаюсь от подступившего отвращения, от бессилия.

Я думала, что поступаю правильно, слепо веря его словам, следуя за ним, помогая отцу уничтожать волков. Он вбил мне в голову, что это зло, что они угроза, и я, наивная, видела в этом долг.

Моя преданность была абсолютной, моя вера в его правоту – непоколебимой. Но как же я чудовищно ошибалась, когда поняла, для чего на самом деле я была нужна.

Они использовали меня как инструмент, чтобы потом их хладнокровно растоптать. Я была пешкой в его жестокой игре, и этот факт рвал меня на части.

— Неблагодарная! — Его голос, полный ярости, разорвал тишину, а мгновение спустя жестокий удар пришелся мне по лицу. Мир завертелся, боль пронзила щеку, отдаваясь звоном в ушах, и я рухнула на землю, как подкошенная.

Я судорожно схватилась за пульсирующую щеку, ощущая, как она мгновенно распухает, а внутри закипает нечто жгучее – уже не страх, а обжигающая, лютая злость. Мои глаза, полные этой жгучей злости, были обращены прямо к нему, к моему отцу, и, наверное, в них горело то же пламя, что и в его.

Он возвышался надо мной, огромный, угрожающий, и в его взгляде я вижу не только гнев, но и некое безумие, ужас — быть может, ужас перед моей непокорностью.

Я сглотнула, чувствуя, как ком застревает в горле, а привкус крови смешивается с привкусом отчаяния. Отползая назад, я инстинктивно пытаюсь создать хоть какое-то расстояние между нами, чтобы он больше не тронул, чтобы не бил. При маме он таким не был.

Но теперь.Теперь он бьёт каждый день, и каждый удар оставляет не только синяк на теле, но и рубец на душе.

— Ты самолично выпустила наших врагов, самолично, дала им возможность сбежать! — кричит отец, его голос звенит от бешенства, обвиняя меня в том, что я осмелилась поступить по совести.

— Женщины не виноваты! — крикнула я ему истошным голосом, он был хриплым, надрывающимся, но полным отчаянной правды.

Это был вызов, отчаянный протест против его безжалостности. Сквозь боль, сквозь головокружение, я поднялась на ноги, шатаясь, но все же держась. Провела тыльной стороной ладони по губе, смахнув кровь, которая продолжала течь, оставляя на коже красные разводы.

Отец скривился в жестокой усмешке. Это не была улыбка, а скорее гримаса презрения и торжества.

В этом выражении не было ни капли человечности, лишь холодная, хищная злоба.

Он резко преодолел разделяющее нас расстояние. Его рука, жесткая и холодная, впилась мне в шею, отрезая воздух.

Он развернул меня, с силой, не оставляющей шанса на сопротивление, лицом туда, где творились самые отвратительные зверства, туда, где убивали наших врагов. Воздух вокруг меня вдруг стал плотным, пропитанным запахом крови, криков и страха.

Я инстинктивно прикрыла глаза, пытаясь отгородиться от этого кошмара, но его пальцы, больно сжали мое лицо, впиваясь в скулы, оттягивая кожу, и заставляя открыть их. Веки медленно, мучительно разошлись, и перед моим взором развернулась картина, которая должна была остаться скрытой.

— Смотри! Смотри, это на твоей совести, дрянь! Ты выпустила тех, кого не должна была!— Его голос был полон яда.

— Благодаря этим женщинам мы бы столько добились! Он резко качнул меня, как тряпичную куклу, заставляя мои глаза фокусироваться на ужасе, происходящем внизу.

Я вижу, я вижу то, что так страшно смотреть, то, что выворачивает нутро и заставляет душу кричать. Вижу, как мучают людей, женщин, чьи лица искажены агонией, чьи тела скручиваются от боли, пока его воины безжалостно расправляются с ними. Каждый крик, каждый стон пронзает меня насквозь.

Визуализация

Мишель-ведьма воды, упрямая, уверенная в себе девушка

Вальтер-глава клана оборотней, сильный и могущественный волк

Пролог 2

Мишель

Стало не по себе от осознания того, сколько уже прошло времени, сколько пройдено миль.

Глубоко внутри, под слоем животного страха и всепоглощающей усталости, тлела упрямая искра: все будет хорошо. Я знаю это, знаю каждой клеточкой своего измученного тела. Я смогу, я справлюсь.

Ведь я сильная, всегда была такой, даже когда мир вокруг пытался сломить меня. И ничто не остановит меня, пока бьется сердце, пока пульсирует в висках кровь. Только бы не хватились, только бы не нашли.

Ноги уже не принадлежали мне, они гудели. Легкие горели, а сердце отбивало сумасшедший ритм, угрожая вырваться из груди.

В конце концов, я упала под ближайшим, раскидистым деревом. Жадный глоток воды из фляги обжег пересохшее горло.

Опустившись на прохладную землю, прислонившись к шершавой коре, я попыталась вдохнуть хоть немного свежего воздуха. Боль в ногах была невыносимой, но это было так неважно по сравнению с необходимостью бежать, с этой постоянной угрозой за спиной.

Зажмурилась, качая головой из стороны в сторону. Не простят, ни за что не простят. Я предаю свой клан сбегая, но не могу больше терпеть того, что там творится. Что творит мой отец. Хоть и понимаю, что это он делает на благо ведьм. Чтобы защитить от волков, сжала ладони, думая о них. Их стало больше, намного больше, и с каждым днём их клан растёт.

— Мишель! — загаркал Квирл. Мое сердце пропустило удар.

— Погоня, я замерла, качая головой из стороны в сторону. Слышу приглушенные голоса, которые с каждой секундой нарастают все сильнее и сильнее.

— Черт! — выдохнула я сквозь стиснутые зубы, вскакивая так резко, что голова закружилась.

Все тело протестовало, мышцы судорогой свело, но адреналин мгновенно заглушил боль.

Погоня. Неужели хватились? Так быстро? Холодная волна паники окатила с головы до ног. Без раздумий я рванула вперед, не разбирая дороги, только бы подальше, только бы оторваться от этих назойливых звуков, которые приближались с пугающей скоростью.

Ветви хлестают по лицу, корни пытались зацепить, но я неслась, как одержимая, вперед.

Вскоре послышался пугающий звук — громкий, зловещий лай собак. Душа буквально ушла в пятки, каждый звук пронзал насквозь.

В последний, отчаянный момент, когда сил почти не осталось, я зажмурилась, призывая свою силу.

Горячая волна хлынула изнутри, разливаясь по венам, покалывая кончики пальцев. Воздух вокруг сгустился, заряженный невидимой энергией. И тут же по моему велению, небеса разверзлись. Тяжелый, холодный дождь обрушился стеной, мгновенно окутав лес плотной завесой. Капли разбивались о листья, о землю, создавая оглушительный шум, заглушая лай собак, смывая следы, скрывая меня. Это мне на руку, ох, как же на руку! Возможно, у меня еще есть шанс.

Лес сгущался вокруг меня. Холодный, пронизывающий до костей дождь превратил одежду во влажную, липкую тряпку, и я вся продрогла, дрожа мелкой дрожью, которая никак не могла уняться.

Выбежав на едва различимую, грязную дорогу, внезапно раздалось резкое ржание коней и чей-то громкий, властный крик, заставивший меня замереть на месте. Инстинкт самосохранения заставил тело слушаться, но ноги уже не держали.

Я упала прямо в липкую, холодную грязь, споткнувшись о невидимый корень, прямо перед мордой громадного коня. Удар был сильным, выбивающим дух. Руки утонули в вязкой, отвратительной жиже, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, отбивая бешеную дробь.

Сил практически не осталось, каждая мышца ныла, каждая клеточка тела кричала об усталости, но я знала – нужно вставать. Нельзя оставаться здесь, такой уязвимой, такой открытой. Зажмурилась, отталкиваясь от земли, чувствуя, как грязь прилипает к ладоням. Еле-еле приподнялась, ощущая такую слабость. Голова кружилась, а тело отказывалось слушаться.

— Кто такая?! — разнесся над головой сильный, низкий, властный голос. От него по всему моему телу побежали мурашки.

Я сглотнула, чувствуя, как все внутри сжалось от страха и необъяснимого предчувствия. В тот же момент моя собственная сила, странно дернулась внутри, словно отреагировав на этот голос, потянулась к нему, пытаясь понять, что происходит. Я совершенно не понимала, что творится, пока не вскинула голову, наконец, глядя вверх. И тут же наткнулась на два желтых, полыхающих глаза.

Только их я видела сквозь пелену дождя и сгущающуюся тьму. И замерла. Абсолютно замерла. Мое сердце пропустило удар, а потом заколотилось с новой, безумной силой, но уже не от бега, а от чего-то иного. Эти глаза, они поглощали меня. Они заставляли смотреть, гипнотизировали, не позволяя отвести взгляд. Это был не просто цвет, это было сияние, первобытная мощь, заключенная в узких зрачках.

Сглотнула, ощущая, как продрогла еще сильнее, как холод проникает в каждую косточку, но уже не от дождя, а от этого взгляда. Наездник возвышался надо мной, окутанный плащом, сливаясь с темнотой. Рассмотреть его лицо не получилось, но глаза они были единственным, что имело значение, единственным, что притягивало, не отпуская.

И тут эти глаза вспыхнули ярче, словно внутри них разгорелось пламя. Из его груди вырвался дикий, сильный, могущественный рык, от которого содрогнулся не только воздух, но и сама земля под ногами. Это был не человеческий крик, не рычание собаки. Это был первобытный, звериный рев, полный ярости и силы, который пронзил меня до самого нутра.

Завораживает, эти глаза поглощают, заставляя не отводить свой взгляд. Слышу только свое сердцебиение. Глаза мужчины вспыхнули еще ярче, в груди же стало разгораться пламя.

Вновь прозвучал лай собак. Я дернулась, словно очнувшись от наваждения, отпрянула назад, когда наездник на коне двинулся вперед. Последний раз метнув взгляд на эти горящие желтые глаза, которые до сих пор держали меня, я развернулась и рванула дальше вперед, не чувствуя ног, не видя дороги.

За спиной, раздался протяжный, леденящий душу рык, от которого все мое тело задрожало. Он был мощнее и зловещее, чем первый. В голове вспыхнула одна мысль, огненными буквами: Волки! Волки! Волки! Он волк. Это не человек.

Пролог 3

Вальтер
Я тяжело, судорожно вдыхал влажный, пропитанный дождем воздух, до боли сжимая в побелевших от напряжения пальцах платок.

Сердце. Как же оно колотится в груди, отбивая бешеный, оглушающий ритм, грозя вырваться из плена ребер.

Дикий, звериный рык, полный отчаяния и первобытной ярости, вырвался из моей глотки, сотрясая густой лес, когда я увидел, как она упала в реку, как темные, бурлящие воды безжалостно поглотили её, скрыв от меня.

Рык мой был оглушительным, таким мощным и неконтролируемым, что, казалось, камни осыпались с обрыва, а старые деревья дрогнули под его натиском.

Истинная.

Нашел. Моя истинная. Моя единственная. И тут же, в одно мгновение, потерял. Эта мысль разорвала сознание, оставляя за собой жгучую, невыносимую боль.

— Вальтер! Резкий, отрезвляющий голос Майка, казалось, пробился сквозь туман моей ярости и шока. Я бросился вниз по крутому, скользкому склону, каждый шаг отдается болью в висках, но я не чувствовал её.

Мне нужно было успеть, достать, понять, что, черт возьми, происходит.

В голове звенела только одна мысль, одна одержимость: Истинная. Моя истинная.

Тот запах. Запах ежевики, густой, пьянящий, такой явный и сильный, что он окутал меня с головы до ног в тот самый момент, когда эта незнакомка упала передо мной.

Когда она подняла на меня свои глаза, полные дикой, отчаянной мольбы. Я тогда замер, застыл, и не мог оторвать от неё взгляд, прикованный к её силуэту сквозь пелену дождя.

Я чувствовал её, чувствовал, как каждый нерв её тела кричит от страха, как мелкая дрожь пробирает её насквозь. Но проклятый ливень, эта стена воды между нами, не давал мне разглядеть её лицо, запомнить черты. Только запах и этот взгляд. Моя истинная.

Я бегу вдоль берега, спотыкаясь о мокрые камни и скользкие корни, взгляд лихорадочно шарил по мутной воде, пытаясь ухватить хоть намек, хоть тень её.

Тщетно. Ничего не было видно, лишь серая пелена дождя и бушующий поток, словно насмехавшийся над моей беспомощностью.

Я сглотнул, и это действие далось мне с таким трудом, будто я пытался проглотить осколки стекла. Пустота. Я не чувствовал её. Не чувствовал ничего, кроме холодной пустоты, которая, казалось, выедала меня изнутри.

В руках я сжал платок, так сильно, что костяшки побелели и заныли. Мне казалось, что вместе с этой тканью я сжимаю свое собственное сердце, чувствуя, как оно не просто колотится, а буквально разбивается вдребезги, рассыпаясь на тысячи острых осколков.

— Прочесать всё вдоль и поперёк! Но девчонку найти! — Я резко обернулся, и мой голос, низкий и хриплый от сдерживаемой боли и ярости, обрушился на мою стаю.

Вместе с приказом на них волной накатилась моя аура — плотная, давящая, пропитанная отчаянием и свирепой решимостью.

Все, даже самые храбрые воины, замерли, чувствуя эту первобытную мощь. Майк хмуро осмотрел меня, его взгляд скользнул по моему побледневшему лицу, по дрожащим рукам. Я же, не обращая на него внимания, прислонил к лицу обрывок её ткани, глубоко вдохнул, пытаясь впитать каждую молекулу её запаха.

Мой волк внутри сразу же среагировал, всколыхнувшись, зарычав, алчно потянулся к этому аромату. Истинная. Это слово пронеслось в сознании, как спасительный якорь в бушующем море. Я зажмурился, стискивая зубы, отгоняя самые жуткие, черные мысли. Найду. Я найду её. Во что бы то ни стало. Только бы была жива. Эта мольба, этот отчаянный крик души был сильнее всего.

— Зачем тебе она? — Шёпотом спросил Майк, его голос был непривычно тихим, почти неуверенным. Я резко, отрывисто взглянул на него, часто дыша, а у самого душа рвалась наружу, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди от осознания того, что я не успел. Что был так близко, но проклятый ливень, проклятая судьба забрала её у меня.

Мой взгляд, должно быть, говорил больше, чем тысячи слов. В нем была такая бездна боли, такая оглушающая потеря, что Майку не стоило ничего объяснять. Он всегда был смышленым и понятливым. И теперь он молча, медленно поджал губы, глаза его округлились, затем сузились, понимая меня, понимая, что со мной произошло. И в его глазах я увидел отражение своей собственной, немой агонии.

Всю ночь, всю проклятую ночь мы шли вдоль этого чёртова берега. Каждый изгиб, каждый выступающий камень, каждая тень были тщательно осмотрены, но я искал, искал до последнего, не обращая внимания на тяжесть в ногах, на саднившие легкие, на ледяной холод, пробиравший до костей. Усталость была чужда, ничто не могло остановить меня.

"Найти," — эта единственная мысль, горящая в моем сознании, была подобна раскаленному клейму. Мой волк рвался наружу, его вой, заглушаемый лишь ревом реки и собственным бешеным пульсом, был слышен только мне, рвался, порывался вырвать меня из этой человеческой оболочки и броситься вперед, по следу, которого не было.

А сам я, с каждой минутой, с каждым бессмысленным шагом, все яснее понимал: я не чувствую. Не чувствую её. Её присутствия, её искры, той невидимой нити, что должна была связать нас.

Я закрыл глаза, и мир закружился, угрожая поглотить меня в свою бездну. Стоило остановиться, прекратить это бессмысленное метание, но я не мог. Не мог себе позволить.

Неужели судьба сыграла со мной такую злую шутку? Ведь я только обрёл свою истинную, почувствовал её запах.

От нарастающего, всепоглощающего отчаяния я зарычал. Это был не контролируемый рык вожака, а дикий, первобытный вопль раненого зверя. Силы покинули меня, и я рухнул на колени, мокрые камни впились в плоть, но боль была ничтожна по сравнению с той, что рвала душу.

Я понимаю, что уже все тщетно, что поздно, невыносимо поздно. А сам не мог это осознать, не мог в это поверить, ведь не может быть так. Не может!

Это чувство — оно гложет, терзает, горит адским пламенем внутри. Сердце ноет, разрывает грудь от того, что я не могу найти её. Я сглотнул, пытаясь сдержать подступающий ком в горле, пока не почувствовал, как кто-то мягко, но твердо прикоснулся к моему плечу. Майк.

Пролог 4

Мишель

Чувствую, как меня трясут, сильно, настойчиво. Мои глаза слипались, тяжелые. Открыть их составило небольшого, но мучительного труда.

Стоило это сделать, как яркий, режущий свет ослепил меня, заставляя инстинктивно зажмуриться.

Горло охватил невыносимый спазм. В легких не было воздуха, казалось, я задыхаюсь, захлебываюсь. Я стала кашлять, хрипло, надрывно, пытаясь отдышаться, отвоевать каждый глоток живительного кислорода.

Тело пробила судорога, меня скрутило, и я почувствовала, как чья-то большая, шершавая ладонь осторожно гладит меня по спине, помогая, словно выталкивая застрявший воздух.

Медленно, с большим усилием, я приоткрыла глаза снова. Мутный взгляд скользнул по неясным очертаниям, пока не наткнулся на морщинистое лицо дедушки.

Его глаза были полны облегчения и чего-то похожего на благоговение. Он выдохнул, облегченно качая головой из стороны в сторону, протирая свой лоб платком.

Я закрыла глаза на мгновение, чтобы унять бешено, загнанно бьющееся сердце, которое, казалось, готово было вырваться из груди.

— Живая, слава богам, живая, прошептал он, и в его голосе сквозила такая неподдельная радость, что я почти почувствовала её физически.

— Где я? — прохрипела я, мой голос был едва слышен, сорван и тих. Сил не было совсем, они будто испарились, оставив лишь слабость.

А в груди сдавило так сильно, что стало трудно дышать. Такая ноющая, тягучая боль, что стало даже не по себе, словно что-то внутри меня оборвалось или было безвозвратно утеряно.

Я попыталась привстать, опершись на локти, и тут же почувствовала боль.
Мы ехали. Мерное покачивание, скрип дерева, мягкие толчки — я была в повозке.

— Лежи, девка, лежи, лежи, ласково, но настойчиво произнес дедушка, и его рука, бережно, но решительно положила меня обратно на что-то мягкое.

Я подчинилась, слишком слабая, чтобы сопротивляться, слишком потрясенная, чтобы осознать все произошедшее.

Я послушалась этого дедушку, а сама насторожилась, кто он и почему помогает мне.

Я зажмурилась, пытаясь оттолкнуть от себя яркий свет и нарастающую тошноту. В голове начали вспыхивать обрывки воспоминаний. Река.

Яркий свет, толчок, оглушительный крик, а потом – падение. Падение в ледяную, бурлящую бездну. Помню, как течение было быстрым, неумолимым, как оно сразу же подхватило меня, завертело, утащило в свои темные глубины. Я даже не успела среагировать, не успела собрать свою силу, чтобы сопротивляться. Ничего. Только холод, мрак и паника, пронзившая до костей.

Сглотнула, ощущая, как горло снова сжимается, а во рту все еще стоит привкус речной воды.

Мне было так плохо, так отчаянно плохо. Сколько я проплыла в этой безжалостной реке? От одной мысли об этом меня затрясло. Неконтролируемая дрожь пробежала по телу, это был не только страх, но и пронизывающий до самых костей холод.

Дедушка заметил это. Его взгляд, внимательный и проницательный, остановился на мне. Не говоря ни слова, он ловким движением накинул на меня тяжелый, пахнущий костром и шерстью плащ.

Тепло от него начало медленно распространяться по озябшему телу, но дрожь не отступала полностью. Он ободряюще улыбнулся, его морщинистое лицо смягчилось.

Я слабо кивнула ему в ответ, но в глазах мелькнуло замешательство. Я не понимала, кто он такой, этот добродушный, но таинственный старик, который спас меня.

— Не бойся, девка, произнес он мягко, словно читая мои мысли. — Эдгаром меня звать.

Я сглотнула, пытаясь унять беспокойство.

— Ляг и лежи, продолжил он, и его тон стал серьезнее, — в деревне никто не должен знать, что я везу кого-то, особенно тебя.

Тут я вскинула глаза на него, в его словах прозвучала скрытая угроза или, по крайней мере, предупреждение.

Я насторожилась на его слова, поджимая губы.

— Кто вы? — прошептала я, стараясь придать голосу хоть немного твердости, даже вскинув подбородок, чтобы показать, что не так уж я и беспомощна.
Он усмехнулся, его глаза чуть прищурились.

— Староста деревни Войар тут ближней, клана Волков.
Эти слова обрушились на меня. Клан Волков. Моя кровь, казалось, заледенела в жилах. Внутри все сжалось, я сразу же насторожилась, и снова задрожала, но на этот раз от страха, а не от холода.

Лихорадочно стала осматриваться, пытаясь понять, куда он меня везет, насколько мы близки к этой деревне. Я в их землях. Моя величайшая опаска стала реальностью.

— Не бойся, не выдам я тебя, сказал он, словно прочитав мои мысли, его голос был странно успокаивающим, но я не верила ни единому слову. Как он мог не выдать? Что ему мешало?

— Вы поняли, кто я? — вопрос сорвался с губ раньше, чем я успела его обдумать.

Он снова усмехнулся, отводя взгляд, и протянул мне фляжку с водой.

— Как же не понять, когда вода самолично на берег тебя вытащила, в его голосе слышались нотки удивления.

— Магия не иначе.

Я зажмурилась, крепко-крепко, почти до боли, сжимая кулаки под плащом. Он знал. Он видел. Он понял. Это было даже хуже, чем если бы он просто нашел меня. Он видел её. Мою силу.

— И что со мной теперь будет?
Эдгар, видимо, заметив мою панику, подсел ближе, и его рука легла на мое плечо, пытаясь успокоить, но это лишь усилило мое внутреннее напряжение.

— Ничего, пробормотал он, его голос был низким, почти успокаивающим, но я не могла расслабиться.

— Ты слаба, выходить тебя надо, жар у тебя.Я прислушалась к себе, и правда, почувствовала, как по телу разливается неприятная горячка. Кожа горела, пульсировала, а голова тяжелела, словно набитая песком.

Тошнота подкатывала к горлу, и каждый вздох давался с трудом.

— Не стоит, выдавила я, пытаясь отодвинуться от него, хоть это и было невероятно трудно. Меня охватила паника. Если он знает, вдруг он расскажет остальным? Что тогда? Мой разум, и без того затуманенный слабостью, рисовал ужасные картины.

Я должна была встать, убежать, как можно дальше отсюда.Попыталась приподняться, но дедушка Эдгар, словно предугадав мои намерения, решительно положил руку на моё плечо, не давая мне пошевелиться.