В одном из аэропортов России приземлился самолет, летевший рейсом из Мадрида. С его борта, словно тень, сошел молодой человек со спортивной сумкой в левой руке, крепко сжимая ее, словно это было единственное, что связывало его с реальностью. Он был одет небрежно просто: серая толстовка, скрывающая очертания фигуры, и старые, выцветшие от времени и дорог потёртые джинсы. В этой нарочитой обычности чувствовалась какая-то скрытая бравада, словно он намеренно пытался слиться с толпой.
Увидев его сейчас в толпе, вы бы, вероятно, подумали, что он ничем не примечателен. Обычный парень, один из тех, кого сотнями встречаешь на улицах шумного города, спешащих по своим делам. Однако, при более внимательном взгляде, становилось понятно, что некая аура загадочности все же окутывает его образ, словно тонкая пелена тайны. Возможно, эту таинственность придавали черные очки, скрывающие глаза незнакомца от любопытных взглядов, не позволяющие никому заглянуть в его душу. А возможно… и вся его неприметная внешность была тщательно продуманной маскировкой.
Перед информационным табло с расписанием рейсов парень остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Опустив сумку на шершавый бетонный пол, он достал из кармана брюк небольшую фотографию и взглянув на глянцевый прямоугольник замер, словно окаменел. Со снимка на него смотрела молодая и красивая брюнетка с теплыми, как весенний дождь, глазами, полными света и жизни.
Девушка на снимке казалась нежной и чистой, словно ангел, случайно попавший на эту грешную землю. Озорные огоньки, пойманные в объектив фотографом, в полной мере отражали ее неуемную энергетику, что била через край, заражая всех вокруг радостью и оптимизмом. Только вместо радости от созерцания этого светлого ангела на грешной земле, лицо парня почему-то исказила гримаса удушающей боли. Словно он видел перед собой не живую девушку, а лишь призрак прошлого. Уголки его губ дрогнули в жалком подобии улыбки, но глаза оставались полны скорби и отчаяния.
Проведя по фотокарточке пальцами, словно касаясь лица, он на минуту застыл, о чем-то глубоко задумавшись.
О чем он думал в этот момент?
Никто не знал. После, словно очнувшись от забытья, он поправил очки, скрывая свои эмоции, и положил снимок обратно в карман, словно пряча самое ценное сокровище от посторонних глаз. Подняв сумку, он решительно направился к выходу из здания, словно отправляясь на войну.
Едва оказавшись на улице, незнакомец, будто растворился в воздухе. Слился с потоком людей, снующих по городу подобно крохотным муравьям. А вскоре и вообще исчез из виду, затерявшись в гуле шумного мегаполиса, словно призрак. И никто не знал, что привело его в этот город, что скрывается за его маской безразличия и что он намерен делать дальше. Лишь фотография в кармане хранила молчаливую тайну его прошлого и, возможно, ключ к его будущему.
Кабинет Кирилла Соболева был зеркальным отражением его души – строгий, выдержанный в холодных, темных тонах. Никаких отвлекающих деталей, ни малейшего намека на излишества или яркие пятна, способные смягчить гнетущую атмосферу. Стены не украшали картины, лишь бесстрастные, дорогие обои, словно подчеркивая аскетичность владельца. Вошедшие сюда люди невольно чувствовали сковывающий озноб и сразу понимали, что шутки с человеком, восседающим в этом мрачном царстве, категорически не уместны.
Соболев был известен в бизнес-кругах своим ледяным нравом и стальной хваткой в ведении дел. Слыл непоколебимым и безжалостным во всем, что касалось работы. Ходили легенды о его хладнокровии и умении просчитывать все на несколько шагов вперед. Однако, вся эта броня жестокости и неприступности чудесным образом исчезала, когда дело касалось тех, кто входил в его ближайший круг общения. Для них он преображался, становясь совершенно другим человеком – понимающим, заботливым, способным на искреннее сочувствие. И если вы не знаете Кирилла Соболева так, как знают его лишь единицы избранных, тогда вы, возможно, ошибочно сочтете, что речь идет о двух абсолютно разных мужчинах, разделенных пропастью.
Порой и самому Кириллу казалось, что это правда, что внутри него живут два разных человека, борющихся за право управлять его жизнью. Но таков уж он был – противоречивый, сложный, с темным прошлым, оставившим неизгладимый след на его сердце. И вряд ли ему когда-то удастся измениться, сбросить эту маску безразличия и стать тем, кем он всегда мечтал быть.
Неподвижно, словно статуя, замерев на месте, мужчина сидел в кожаном кресле и изучал договора, будто пытаясь найти в них ответы на мучившие его вопросы. Если бы не едва заметное движение груди, свидетельствовавшее о необходимости дышать, его легко можно было бы спутать с восковой куклой из музея мадам Тюссо, застывшей во времени и пространстве.
Когда в кабинет Соболева раздался тихий, едва уловимый стук, он словно очнулся от глубокого транса и снова обрёл способность двигаться. Отвел взгляд от бумаг мужчина посмотрел на дверь, словно спрашивая, кто посмел нарушить его уединение. После того как Кир мысленно, словно проверяя, сосчитал до трех, в комнату вошла молодая секретарша, лет двадцати пяти. Кокетливо состроив глаза начальнику, девушка, явно неравнодушная к своему суровому боссу, сообщила, что в приемной с ним ждет встречи Владимир Соболев.
Зная, что родственник, человек старой закалки, ненавидит, когда его заставляют ждать, Кирилл, подчиняясь негласному кодексу, немедленно отложил документы и поспешил навстречу гостю. Через минуту седовласый мужчина лет шестидесяти пяти, с властным взглядом и твердой походкой, вошёл в кабинет и пристально, оценивающе взглянул на племянника, словно пытаясь прочитать в его глазах все его мысли. В этом взгляде читалась не только родственная привязанность, но и скрытая тревога, словно старый волк предчувствовал надвигающуюся бурю.
– Дядя, ты как всегда вовремя, – произнес Кир, стараясь скрыть раздражение, с натянутой улыбкой протягивая ему руку. В его голосе звучала легкая ирония, которую, впрочем, Владимир, казалось, не заметил.
– Я и не ожидал тебя сегодня увидеть в офисе. Думал, что ты будешь на встрече с Романом, – с невозмутимым видом произнес Владимир, словно случайно затронув болезненную тему.
При этих словах, словно от удара хлыстом, на лице Кира отразилось лёгкое раздражение, которое он тут же попытался скрыть за маской непроницаемости. Он не пылал большой симпатией к Роману Морозову, избалованному отпрыску одной из самых влиятельных семей города, чья наглость и самоуверенность вызывали у него лишь отвращение. Поэтому он всячески пытался скрыть свои истинные чувства к нему за фирменной маской делового тона и вежливой учтивости.
– К счастью для нас обоих, она прошла довольно быстро, – глядя себе под ноги, стараясь не встречаться с проницательным взглядом дяди, ответил он, словно оправдываясь.
Посмотрев на племянника с лукавой улыбкой, Владимир покачал головой. Как бы ни старался Кир скрыть свои истинные эмоции, его всегда выдавали мелочи. Это было заметно по тому, как он нервно пальцами сжал обитую кожей спинку кресла, по-видимому, представив на его месте шею Романа. Ярость, которую он испытывал к Морозову, была почти осязаемой, и Владимир не мог не заметить ее.
– Я смотрю, вы парни никак не найдете общий язык? – с деланным удивлением спросил Владимир, словно не знал истинную причину их вражды.
Кир решил сдаться и не лукавить, понимая, что с дядей его лицемерие не пройдет.
– Знаешь, дядя, тяжело поладить с человеком, который при любой удобной возможности пытается унизить тебя, самоутверждаясь за твой счет. А у меня не железобетонное терпение, чтобы общаться с таким высокомерным типом и не думать о том, как бы было хорошо, если бы я разок-другой разукрасил ему лицо, – сквозь зубы прорычал Кир, сдерживая гнев, готовый вырваться наружу. – Мне даже кажется, что мы с Романом испытываем взаимную… “симпатию” друг к другу, – с сарказмом закончил он, вкладывая в это слово всю свою ненависть.
Услышав пламенную речь племянника, в которой сквозила неприкрытая ненависть, лицо Владимира мгновенно окаменело, словно высеченное из мрамора. Морщины, обычно смягчавшие его облик, залегли глубже, придавая ему суровое, почти угрожающее выражение.
– Мой тебе совет, Кирилл, не лезь на рожон с Романом, – в его голосе, обычно спокойном и рассудительном, прорезались грозные нотки, словно он предупреждал об опасности, таящейся в темноте. – Рано или поздно, Дмитрий отойдет от дел и передаст свою долю акций сыну. И чтобы детище Олега не развалилось, одному из вас придется наступить себе на горло и пойти на компромисс в угоду бизнесу, – его слова звучали как приговор, не оставляющий места для возражений. – Я надеюсь, что именно ты, мой дорогой племянник, окажешься этим человеком, – в этих словах сквозила не только надежда, но и скрытая угроза, намек на то, что неповиновение повлечет за собой серьезные последствия.
Черный “Ленд Крузер”, словно хищный зверь, затаился у входа в офис ровно в девять часов вечера. За рулем сидел верный друг и правая рука Кира – Глеб Самойлов, его надежная опора и единственный человек, которому он доверял безоговорочно.
Будучи с Глебом еще со школьных времен закадычными друзьями, прошедшими вместе огонь и воду, Кир доверял ему, как самому себе, зная, что в любой ситуации может положиться на него, не боясь предательства или удара в спину. Соболев часто советовался с другом по поводу принятия важных решений, доверяя его проницательному уму и взвешенным суждениям. И зачастую, советы Глеба оказывались удивительно дельными, помогая ему избежать ошибок и принять правильное решение.
В свое время, Глеб, отличавшийся бесстрашием и отвагой, даже настаивал на том, что в их сфере деятельности, полной опасностей и риска, он хочет быть не просто управленцем, а одним из ведущих телохранителей, готовым в любой момент встать на защиту друга. Но Кирилл, переживший в детстве страшную трагедию, боялся, что его друга может постигнуть та же трагическая участь, которая в свое время постигла и его отца. Поэтому Соболев всячески отказывал ему в содействии, не желая подвергать опасности жизнь самого дорогого человека, и настаивал на том, что в роли поверенного, его правой руки, он приносит куда больше пользы, чем в роли телохранителя, ежедневно подвергающего свою жизнь смертельной опасности.
К счастью, после того, как в жизни Глеба появилась постоянная девушка, сумевшая растопить его суровое сердце, предложения по поводу переквалификации отпали сами собой. За что Кир был несказанно рад, вздыхая с облегчением. Ведь каждый раз, когда он отказывал другу, видя в его глазах разочарование, думал, как сильно ранит его чувства, как причиняет ему боль своим отказом. Он искренне желал ему счастья и спокойной жизни, вдали от насилия и кровопролития.
Возможно, в глубине души Глеб даже думал, что Кир видит в нем человека, способного лишь перебирать бумаги в офисе, составлять отчеты и вести подготовку будущего персонала, но никак не бесстрашного телохранителя, готового рисковать жизнью ради других. Хотя, когда Глеб был рядом с ним, плечом к плечу, Соболь чувствовал уверенность и спокойствие, не боялся за свою жизнь. Ведь точно знал, что друг всегда прикроет его своей грудью, если того потребует ситуация, не задумываясь ни на секунду. Так что, возможно, в роли правой руки, советника и доверенного лица, Самойлов рисковал куда больше, чем просто, если бы был обычным щитом для влиятельных людей мира сего, так как он был гораздо ближе к сердцу мишени, чем любой из телохранителей.
– Мог бы и предупредить, что задержишься, – заявил с ходу Кир, стараясь скрыть волнение и облегчение, падая на заднее сиденье машины, словно сбрасывая с плеч груз.
Глеб, не обращая внимания на его недовольство, поправил зеркало заднего вида и, через отражение, посмотрел на друга с виноватой улыбкой.
– Прости, ну ты же знаешь Леру. С этой подготовкой к свадьбе она сама не в себе. Весь мозг мне вынесла, пока я вырвался, – развел руками Самойлов, словно оправдываясь за свою оплошность.
Соболь снисходительно улыбнулся, глядя на его взъерошенные волосы и уставший вид.
Зная Леру не хуже Глеба, Кир с уверенностью мог сказать, что эта пара просто создана друг для друга. Что они нашли свои половинки, идеально дополняющие их. Сколько он ее знал, Лера всегда была взбалмошной, вспыльчивой и импульсивной натурой, готовой взорваться по любому поводу, чего нельзя было сказать о рассудительном, взвешенном и спокойном Глебе, всегда сохранявшем хладнокровие. Вместе они создавали идеальный баланс, уравновешивали друг друга. Усмиряли бурные страсти и гасили возникающие конфликты. И их решение окольцеваться, связать себя узами брака, в некотором роде даже спасло тех, кто хотел бы на них порознь позариться.
Что насчет Кира, то он никогда не был монахом, не избегая женского общества. Однако, в отличие от друзей, не спешил обременять себя узами постоянства, не стремился к тихой семейной гавани. Возможно, он просто еще не нашел ту единственную, ради которой был бы готов кардинально изменить свою жизнь, отказаться от привычного уклада и окунуться в мир семейных забот и хлопот. А возможно, в глубине души, он просто боялся. Боялся привязанности, ответственности. Ведь их бизнес – это всегда игра со смертью, постоянный риск, балансирование на грани. Поэтому, наверное, даже к лучшему, что в его жизни никого не было, что он был одинок. Ведь жизнь любого человека, оказавшегося рядом с ним, также подвергалась смертельной опасности, как и его собственная, превращаясь в кошмар.
– Уже решили, где проведёте медовый месяц? – решив новым диалогом отвлечь себя от гнетущих, печальных мыслей, Соболь нарушил тишину в салоне автомобиля.
– Лучше не спрашивай, – на выдохе, с явным оттенком отчаяния в голосе, произнес Самойлов, словно ему напомнили о неизбежном наказании.
Кир с сочувствием потянулся к другу и похлопал того по плечу, выражая свою поддержку.
– Что тут скажешь Глебка, ты сам прекрасно понимал, во что ввязываешься, так что мой тебе совет – держись, крепись, мужайся, – подбодрил он друга, с нескрываемой иронией, но искренне желая ему сил и терпения.
Наверное, Лера, как всегда, решила заморочиться и устроить из своей свадьбы грандиозное шоу, достойное голливудских звезд, и теперь, просто сама не знает, как из всего этого выбраться, как воплотить в жизнь все свои безумные идеи. И чтобы не только ее голова болела от предстоящей свадьбы, она умело перекидывала большую часть хлопот и обязанностей на плечи своего будущего мужа, превращая его жизнь в хаос и неразбериху. А тот, лишь самозабвенно вздыхал и был только рад ей угождать, готов был на все ради ее счастья. Хотя, судя по общему подавленному настроению Глеба, он уже сам жалел, что ввязался во все это, а не нанял толкового распорядителя свадеб, способного взять на себя все организационные вопросы и избавить его от этого предсвадебного кошмара.