Запретный плод

1 глава

Люся

– Толя… – тихо шепчу на ушко любимому мужу, вырисовывая на его груди завитки.

Толик, как всегда, спит беспробудным сном. После десяти лет совместного брака секс в нашей семье стал роскошью, как колбаса на Новый год.

Недавно я прочитала в газете одну фразу: «В Советском Союзе секса нет». Вот и у нас его в семье нет уже месяца три. Последний раз был на Восьмое марта, и то минуты на три, ничего и понять не успела. Завалившись на подушку, и тяжело выдыхаю.

– Толя! – крикнула я, толкая его в бок локтём.

– Люсь, отстань, мне на смену через десять минут вставать, – сонно проворчал он. – Пойди лучше свиньям жрать дай!

– Дала уже и свиньям, и курам! Тебе только не дала! – обиженно ответила я и отвернулась к стенке, рассматривая пёстрые узоры на ковре.

За спиной проворчал недовольный медведь – муж. Повернулся, и шершавая ладонь, словно случайно, коснулась талии. Внутри встрепенулось предчувствие, сладкое и терпкое. Затаив дыхание, подалась навстречу, ожидая, что вот сейчас взметнётся вверх ночная рубашка, сомнёт в жадных руках грудь, и он ворвётся в меня, вырывая стоны из самой глубины. Но…

– Люсь, – прошелестел бархатный голос у самого уха. – Мне ж на смену скоро… давай вечером?

Лёгкий поцелуй в плечо обжёг разочарованием. Взвыв от досады, отбросила его руку, будто назойливую муху. Перевалившись через тёплое тело, побрела к шкафу, и старая советская дверь отозвалась тоскливым скрипом.

Кто бы мог подумать, что всего через десять лет Толя превратится из горячего жеребца в вялый огурец? А ведь было время, когда он терзал меня всю ночь напролёт, и только под утро отпускал, измождённую, в объятия Морфея.

Сорвав с себя ночнушку, швырнула её в угол. Обнажённая, потянулась за платьем на нижнюю полку.

– Ах! – вырвалось у меня, когда сильные руки мужа обхватили мои бёдра. – Ты же говорил, у тебя смена?

– Могу и задержаться, – прорычал он, упираясь горячим членом в самое нутро моего желания.

Одним движением он повалил меня на перину, и старая кровать отозвалась стоном дерева под нашим весом. Толя навис надо мной, словно древний бог. Время над ним не властно – в свои годы он так же безупречен, как и десять лет назад. Каждое движение мускулистых рук, каждый изгиб его рельефного тела сводят меня с ума. Я распахнула ноги, готовая принять его, нутро трепетало в предвкушении. Он жадно припал к моей груди, обжигая кожу горячим дыханием. Шаловливой змейкой язык скользнул по набухшей горошинке, и веки сомкнулись в ожидании того момента, когда его огромный член ворвётся в меня, унося к звёздам.

Низкий рык сорвался с его губ, и он вошёл в меня, заполняя до предела. Сколько лет вместе, а я всё ещё задыхаюсь от его размера.

– Да-а… – простонала я, впиваясь ногтями в его спину.

Толя обрушивался на меня с неукротимой силой, и скрип старой кровати сплетался с моими прерывистыми стонами в единую симфонию страсти. Его мощное тело вдавливало меня в перину. В мгновение ока он перевернул меня на живот, притянул за бёдра и вошёл до самого предела. Крики блаженства вырываются из моей груди, утопая в подушке. Его большая рука властно прижала моё лицо к ней, сминая волосы на затылке. Лишь на мгновение мне удалось вырваться, чтобы глотнуть воздуха, но тяжёлая ладонь Толи снова впечатала меня обратно в податливую ткань.

Я уже парила в предвкушении небесного блаженства, когда волны оргазма готовы были накрыть с головой. Но тут Толя издал хриплый стон, его тело пронзила дрожь. Густое, обжигающее семя наполнило меня, и он, обессиленно рухнул, вдавливая меня в податливую перину.

– Ну, Толя… – скулю, от разочарования так и не получив желаемой разрядки.

– Прости, родная, на смену пора, – прошептал он, тяжело дыша, и ощутимо шлёпнул меня по ягодице, словно клеймом выжигая на коже огненный след. Толик вскочил с кровати, натянул трусы, подхватил аккуратно сложенную одежду со стула и пулей вылетел из комнаты.

– Соколов! – взревела я в бешенстве, швырнув подушку в захлопнувшуюся дверь. – Козёл ты этакий!

Но он уже не слышал. Толя вылетел из дома, дверь громыхнула, как выстрел, а я рухнула на кровать, ладони закрыли лицо. Внутри бушевал пожар, требуя невозможного, но пора было вставать – звала утренняя дойка.

Схватив первое попавшееся под руку платье, я в мгновение ока оделась, волосы стянула в тугую косу и спрятала под цветастой косынкой. Покружилась перед зеркалом, рассматривая себя придирчиво, со всех сторон. Фигура – гитара, грудь высокая, бёдра округлые, и ни намёка на целлюлит. Чего тебе ещё надобно, Соколовский?

Дверь шкафа хлопнула с сердитым вызовом, и я выбежала из дома. Работа в колхозе не сахар – приходится подниматься, когда петухи ещё только горланят. Выкатила из покосившегося сарая своего верного «Аиста», которого ласково звала «Аистёнком», и помчалась навстречу новому дню.

Солнце лишь только коснулось горизонта, и прохладный утренний воздух ласкал лицо, пробегая лёгкой дрожью по коже. Я летела по узким улочкам. С одной стороны теснились старенькие домики, с другой – простиралось бескрайнее море полей. У самых ворот колхоза меня уже ждала Зоя с пустыми вёдрами.

– Ну, куда ты с пустыми вёдрами, Зойка? – кричу я, резко тормозя у обочины. Велосипед чуть не вылетает из-под меня.

– Привет, Люсь! – заливается она в ответ, ставя ведра на пыльную землю. – На дойку тороплюсь! А ты чего это плетёшься? Опять возле Толика круги наворачивала?

Бросив велосипед, я подлетаю к ней пулей.

– Ты чего на всю округу глотку дерёшь? – шиплю я, стараясь унять злость.

У Зойки язык – помело, сболтнёт, а потом думает. И без того тоска в груди, а она ещё масла в огонь подливает. Только собралась ей пару ласковых высказать, как тишину разорвал гул приближающегося мотора.

Поднимая клубы пыли, у конторы затормозил знакомый грузовик, за рулём – Петрович. Из кузова лихо спрыгнул незнакомец в выцветшей от пыли рубашке. Высокий, статный, словно сошёл с плаката – настоящий комсомолец и передовик. Взъерошенные русые пряди упали на влажный от зноя лоб, рубашка прилипла к спине, обрисовывая каждый мускул, но даже в таком виде он приковывал взгляд. Давненько наш посёлок не видывал таких красавцев.

2 глава

Сергей

Разрываюсь между радостью и грустью. Ещё стараюсь не выплюнуть внутренности из-за тряски в кузове шишиги. Единственную дорогу до села разбили трактора и она больше похожа на застывшие волны грязи посреди бескрайнего океана пшеничных полей.

Летняя жара превратила месиво в пыль. Потрескавшиеся колёса грузовика поднимают серые клубы, пыль оседает на лице и белой рубашке.

На кой чёрт я надел белую рубашку?

На горизонте показались первые крыши жилых домов. Спрятанные за зелёными кронами пышных деревьев, они похожи на смущённую девицу, что стесняется оголить плечико, прикрываясь волнистыми прядями волос.

Уверен, здесь скромных девушек в каждом дворе можно найти. В отличие от городских, они умеют притворяться, что голого мужика в жизни не видели: пухлые щёчки краснеют, пышные груди чаще вздымаются, горящие глазки скромно смотрят в пол. Но стоит девочке стянуть с себя платье, как она превращается в валькирию, которую уже не остановить.

Мне нравятся такие игры. В них есть задор.

Столичные штучки куда прямолинейнее. Они знают, чего хотят и не разыгрывают спектаклей. С ними скучно. Наверно, поэтому я пока не нашёл ту саму. Должно быть, по этой же причине меня не стали повышать по службе в городе, а отправили в глухое село разбираться с делами проворовавшегося председателя. Не нужны передовому коллективу холостые мужики моего возраста. Особенно заведующему базой – жирному, потному борову, который боится, что я попорчу всех его секретарш.

И не зря боится.

Что ж, уверен и здесь найдутся гражданочки, которые будут совсем не прочь скрасить одинокие деревенские вечера.

Грузовик остановился на краю посёлка. Водитель – пожилой, загорелый мужичек в пыльной кепке, вытянул жилистую руку и постучал по борту. Пришлось на время забыть о пышных формах местных девушек и вернуться в образ серьёзного руководителя, радеющего за благополучие села.

Едва ноги коснулись пыльной дороги, водитель заревел мотор и скрылся в клубах поднятого им же песка.

Я осмотрелся. Обычный сельский пейзаж: за спиной остались желтеющие поля пшеницы. По правую руку расположилась контора. За ней возвышалось посеревшее зернохранилище, а вокруг него, брошенные то так, то сяк трактора и прочая колхозная техника.

Дворы начинались поодаль по левую руку, прячась в тени пышных крон вязов и каштанов. Между ними одинокими колоннами взмывали к высокому летнему небу свечи тополей.

Вроде обычный посёлок, но мой взгляд постоянно цеплялся за бардак. Наследие проворовавшегося председателя, за которым мне велено навести порядок. И, судя по окружающему пейзажу, о пышногрудых доярках придётся на время забыть.

Входная дверь конторы резко распахнулась и по скрипучим ступенькам мне навстречу выбежал коренастый невысокий мужичок. Загорелый, с кепкой набекрень. Он расставил руки в стороны, широко улыбался и чуть не повис на шее:

– Дорогой мой, дорогой, наконец-то приехали! – причитал он, похлопывая меня по плечам, отчего вокруг нас снова поднялась пыль. – Заждались, уважаемый, ой как заждались!

– Дорогу-то видели? Тридцать километров по ухабам, – проворчал я в ответ.

Несложно догадаться, что встречает меня местный бухгалтер. Это он сдал предыдущего председателя, поймав его на махинациях. Уверен, у него рыльце в пушку не меньше, но он оказался проворнее и свой зад вовремя прикрыл.

– Пойдёмте скорее, всё вам покажу!

Он тянул к конторе, но прямо сейчас я совершенно не готов приступать к делам. Хочется как минимум смыть дорожную грязь и сменить рубашку, а уже потом знакомиться с коллективом.

Озвучив своё пожелание, низкорослый бухгалтер потащил меня в другую сторону.

Дом председателя стоял вторым от начала посёлка. До конторы можно дойти за пять минут неспешным шагом. В соседях оказался пожилой мужичок Николай – так его представил бухгалтер. Николай сидел на лавочке возле покосившегося забора и курил папироску, с наслаждением выпуская клубы дыма изо рта.

Внутри моего нового дома скромненько, но чисто. Пёстрые занавески на узких окнах, сквозь которые пробивается яркое южное солнце, круглый дубовый стол, который помнит ещё царя Гороха, да кровать в углу, с высокой периной и не менее высокой горой подушек. Ну и куда же без ковра с оленями у кровати? У председателя колхоза обязательно должен быть ковёр.

Шифоньер в другом углу комнаты смотрит на меня высоким зеркалом, на котором успела осесть пыль. Чья-то женская рука навела порядок к моему приезду, разложив то тут, то там кружевные салфетки. Даже радиоприёмник на столе аккуратно покрыт салфеткой, как невеста фатой.

После безликой кооперативной квартиры, комната в избе кажется особенно тёплой и уютной. Жаль, что нет центрального водопровода. Но в этом есть своя романтика – умыться поутру родниковой водой куда полезнее и приятнее, чем открыть вентиль крана в ванной. А там, глядишь, баньку натопим вместе с бухгалтером, девиц загорелых пригласим.

Так, стоп, не до девиц пока.

Едва позволив прийти в себя с дороги, бухгалтер всё же затащил меня в контору. Первым делом бросилась в глаза некая бедность помещения: повсюду пыль, грязные окна и криво висящие плакаты о пользе ударного труда.

– Как же так? – не удержался я. – Контора – лицо колхоза, а у вас тут настоящий свинарник! Порядочных людей стыдно пригласить!

На мой крик из-за двери кабинета показалась премилая девичья головка. Невинные голубые глаза, поджатые губки и длинная коса русых волос. Она испуганно смотрит то на меня, то на бухгалтера.

– Это Ниночка! Ваша секретарша! – протараторил бухгалтер.

Та едва заметно кивнула, но взволнованный взгляд с меня не сводила.

– У предыдущего председателя тоже работала? – грозно спросил я, складывая руки на груди. – И что, не видела, чем начальник занимается? Не поверю!

В глазах молоденькой секретарши испуг сменился ужасом. Она резко замотала головой, а бухгалтер продолжал тараторить:

3 глава

Люся

Мысли мои заняты чем угодно, но только не работой. Из головы не шли слова Зойки о новом председателе. А может, действительно плюнуть на всё и пуститься во все тяжкие?

Дура! Сама же Зойку недавно за легкомыслие журила, а теперь туда же, в омут с головой. От этих раздумий настроение и вовсе упало ниже плинтуса. Всё валится из рук, масло в огонь подливает постоянно ломающаяся доильная установка.

– Да, что б тебе! – выкрикиваю я, вышвыривая насадку.

– Люська! Ты чего такая злая с утра? Поди, твой ночью плохо приласкал? – донеслось ехидное Валькино стрекотание.

– Да она о нашем новом председателе грезит, – подхватила Зойка из соседнего стойла, заливаясь бесстыдным смехом.

– Тьфу на вас! Вашими бы языками только пшеницу на поле косить, больно уж остры, – огрызнулась я, отшвырнув злосчастный аппарат в сторону и принимаясь за ручную дойку.

– Да ладно тебе, Люсь, мы ж по-доброму, по-свойски, – примирительно улыбнулась Зоя, подходя ближе. – Правда, девки?

– Ага, ага! – дружно загалдели доярки.

Знаю я ваше «по-доброму», потом полсела кости перемывать будете, а мне это ни к чему – и так с Толиком последнее время искры летят.

– Ой, девки, а ведь и правда, председатель-то новый – глаз не оторвать! – мечтательно протянула Галька из дальнего угла коровника, и по гомону я поняла, что тема эта пришлась всем по душе.

– Хорош будет, когда аппарат новый поставит, да после старого председателя порядок наведёт, – ворчу я, нарочито громко, чтоб все слышали.

– Ох, Люська, ну и зануда ты! – Зоя отмахнулась от меня с досадой. – Мужики-то ласку любят!

Зойка вскочила, словно пружина распрямилась и принялась дефилировать по коровнику, выставляя грудь колесом, а попу – знаменем. В каждом движении – вызов, в каждом шаге – намёк. Идёт, как пантера, готовая к прыжку, и вся её походка – гимн искусству обольщения.

– Девчонки, если хотите, чтобы ваш мужик ради вас звёзды с неба воровал, придётся немножко поколдовать, – наставительно произносит она, приближаясь ко мне. – Например, невзначай, но очень нежно коснитесь его плеча, как бабочка крылом, тут же уберите руку и слегка отведите взгляд, будто стесняетесь. Потом поднимаете глаза, смотрите страстно, с придыханием, и шепчете: «Сергей Борисович, нам бы новый доильный аппарат поставить, а то старый совсем из сил выбился».

Смотрю на Зойку, как зачарованная, рот приоткрыт, любуюсь, как её тело изгибается в соблазнительном танце. У меня даже в горле пересохло, захотелось глотнуть воздуха, а уж какой эффект это произведёт на мужчину, страшно представить.

– Запомнила? А теперь поднимай свою пятую точку и вперёд, на сцену! – весело щебечет Зоя, подталкивая меня в бок.

Что ж, попробуем. Конечно, на Сергее Борисовиче такой фокус не проверну, но на Толике вполне могу. Выпрямившись, гордо расправила плечи и вышла в центр коровника. Девчонки хихикают и перешёптываются, украдкой поглядывая на меня. Решив немного добавить от себя, слегка расстёгиваю две верхние пуговицы на платье. Девушки одобрительно загудели. Широким шагом, покачивая бёдрами, словно спелая груша на ветру, я прохожу от одного конца сарая к другому, точь-в-точь как учила Зоя.

Девчата заливаются смехом, перебрасываясь колкими шутками, и их заразительное веселье, словно солнечный луч, пробилось сквозь тучу моей хандры. Мгновенно забыв о мрачном настроении, я, кокетливо вильнув бёдрами, собиралась пройтись ещё раз перед хохочущими подругами, демонстрируя всю свою грацию. Но вместо триумфальной походки, я замерла, словно громом поражённая.

Прямо у входа, будто изваяние древней статуи, стоял новый председатель. Руки, скрещенные на груди, взгляд – горящий и внимательный, скользил по мне, а на губах играла лёгкая, едва заметная ухмылка. Сердце подпрыгнуло к горлу, по коже пробежала ледяная дрожь. О, земля, разверзнись! Сгорая от стыда, я судорожно запахнула платье, лихорадочно застёгивая пуговицы. Только бы не увидел! Какой позор! Не зная, куда деться от смущения, я пулей метнулась за корову, делая вид, что работаю. Хохот подруг преследовал меня, а щёки горели, как спелые маки.

Толика я в этот день больше не видела – словно сквозь землю провалился. Обычно к обеду с поля приезжал, а тут – как отрезало. И Зойки нигде не сыщешь. Нужно у неё выпросить то самое красное платье на вечер и устроить Толику незабываемую ночь. Её слова, будто заноза, засели в голове: «Мужик ласку любит».

Хватит тянуть кота за хвост! Пора брать быка за рога, а точнее – Толика за…хм… инициативу. Два года живём как соседи, пора с этим кончать.

Обойдя колхоз вдоль и поперёк, Зойку я так и не нашла. Что ж, придётся покопаться в собственном сундуке. Там, в глубине, томится одно платье, ещё с сестриной свадьбы, лет пять назад. Помню, Толе оно страсть как понравилось, – дважды останавливались в кукурузном поле, пока добирались до соседнего села.

Смена тянулась словно резиновая, но мысль о предстоящей встрече с Толей обжигала, как искра. Упросила девчонок прикрыть и помчалась домой, словно на крыльях. Нужно было сотворить чудо! Первым делом, сбросив платок, набрала колодезной воды и поставила греться на плиту. Пока она закипала, пулей метнулась в сарай к уткам. Баба я не промах – управилась с птицей в мгновение ока. Ошпарила кипятком, ощипала, опалила на соломе и выпотрошила – всего час, и готово! Затем, с развевающимися на ветру волосами, умчалась в сад за румяными яблоками, а оттуда, прихватив лопату, – на огород за чесноком. Через полтора часа утка, нашпигованная яблоками, натёртая чесноком и душистыми травами, уже томилась в жаркой утробе духовки.

Полдела сделано. Пока по дому разливался дразнящий аромат, пришло время заняться собой. Схватив полотенце и мыло, побежала в летний душ. Внутри всё трепетало от предвкушения, давно я не встречала Толю с работы во всеоружии.

И вот на часах восемнадцать ноль-ноль. Утка источает умопомрачительный аромат, а я – при параде. Платье, словно сшитое по мне вчера, подчёркивало талию, отчего настроение взмыло до небес. Влажные волосы, наспех закрученные в гульку, добавляли образу игривости.

4 глава

Сергей

– Вот же чертовка, – ворчу под нос и пытаюсь стряхнуть с себя капли молока.

Идти домой смысла нет, чистых рубашек больше не осталось.

Тащусь в контору, настроение заранее испорчено на весь день. Не в майке же расхаживать уважаемому председателю большого колхоза. Засмеют даже куры.

На входе снова сталкиваюсь нос к носу, на этот раз с Пал Семёнычем. Тот отшатывается и чуть не падает на тощую задницу.

– Да что за день! – бесконтрольно взрываюсь.

– Ой, простите, дорогой Сергей Борисович, – лепечет бухгалтер. – Не заметил, каюсь.

– Я такой незаметный?

Он смотрит на меня снизу вверх и отрицательно крутит лысеющей макушкой.

– Где-то можно купить новую рубашку? Не успел приехать, а у меня уже чистых не осталось.

– А что случилось? – испуганно отвечает бухгалтер.

Идиот смотрит прямо на пятно и не понимает, что произошло. Настоящий, чёрт его дери, бухгалтер!

– Меня решили познакомить с нашей продукцией.

– Ближайший универмаг только в райцентре, – качает головой Пал Семёныч. – В сельпо рубашек точно нет.

– Отлично, – ворчу в ответ и иду к кабинету.

В приёмной Ниночка поднимает свои очаровательные голубые глазки и буря внутри меня тут же успокаивается. Она мельком посмотрела на пятно, поздоровалась и уткнулась в торчащий из печатной машинки лист.

Возможно, мне почудилось, но, кажется, её щёки залились румянцем. Такую недотрогу может сконфузить буквально всё. Тут же захотелось смутить её чуть больше, чем полагается по должностной инструкции.

Уже в кабинете расстёгиваю рубашку и подворачиваю рукава. Молоко на жаре быстро высыхает, одежда и тело становятся липкими. Сейчас бы в прохладную речку, можно прямо в рубашке, а не торчать в душном кабинете.

– Нина, – произношу её имя громко и с чувством, желая как можно дольше чувствовать на языке каждую букву.

Та немедленно оборачивается и смотрит на меня через открытую дверь.

– Нет ли у нас поблизости, случайно, прачечной? Только не говорите, что в райцентре.

– Так и в райцентре нет, – улыбается она. – Мы сами стираем.

– Ясно.

Плюхаюсь в кресло и чувствую, как майка почти намертво прилипла к животу. Отвратительное ощущение. Ниночка тем временем сначала вернулась к делам, но потом снова обернула своё прелестное личико. Её взгляд скользнул по скрещенным на столе рукам. Буквально за секунду она осмотрела каждый палец на наличие обручального кольца.

– Я могу помочь, – почти шёпотом произносит она и щёки снова вспыхивает, словно осенняя рябина. – Если, конечно, вам нужна моя помощь.

– Премного благодарен, но стирка не входит в ваши обязанности.

Не могу же я сразу согласиться. Это нарушит правила игры.

– Мне совсем несложно.

– Но мне неловко вас просить.

– Тогда не буду настаивать.

– Сегодня вечером! – выпаливаю в её сторону и чуть тише продолжаю: – Буду вам очень признателен.

Она в ответ едва заметно кивает. Надо же, рыбка чуть не сорвалась с крючка.

Рабочий день пролетел быстро. Пал Семёныч потащил пересчитывать соляру на складе, а следом смотреть подготовку зернохранилища к сбору урожая. По пути удалось выловить трактористов и устроить им взбучку за брошенную технику. Те мигом бросились отмывать и выстраивать трактора, телеги и комбайны в ровные ряды.

Пока занимались делами, я всё время ловил на себе женские взгляды. Я к такому давно привыкший, не зря же поддерживаю хорошую физическую форму, а вот Пал Семёныч постоянно ёжился, прикрывая загорелое лицо кепкой. Ему, похоже, излишнее женское внимание непривычно.

Перед приходом Ниночки кое-как затапливаю баню. Городскому парню непросто справиться с такими делами. Наспех смываю остатки липкого молока, пыль и пот. Негоже встречать гостью в грязном виде.

Ниночка и правда очень исполнительная. Ровно в семь вечера она появилась на моём пороге, пряча застенчивый взгляд. Решаю не приглашать её в дом, чтобы не доводить до девичьего обморока. Всё же незнакомый мужчина в майке, да ещё и один в доме, может окончательно напугать нежную пташку.

Веду сразу к бане. Показываю фронт работ и, подсмотрев у бухгалтера, сто раз извиняюсь.

Девушка тут же хватается за тазики и начинает стирку. Привычные женские дела превращают недотрогу в настоящую хозяйку дома.

Я уже придумываю следующие поручения: убраться, приготовить обед. Готов оплатить её труд, лишь бы самому не заниматься такими вещами. В городе с хозяйством намного проще, на селе же нужна крепкая женская рука. Например, как у той пышногрудой доярки. С такой валькирией не забалуешь.

Но прямо сейчас не до неё. Пока Ниночка занимается бельём, возвращаюсь в дом и ставлю чайник. Не отпускать же гостью просто так. Конфеты в вазочке, вафли и тарелка со спелой малиной дополняют скромный стол.

Краем глаза наблюдаю в окно за двором. Там Ниночка уже развешивает рубашки. Каждое движение хрупкой девушки заставляет вздрагивать ткань платья на бёдрах, рисуя в голове развратные фантазии.

Облизываю губы. Ловлю себя на мысли, что уже успел раздеть недотрогу и изучаю её грудь. Дружок в брюках тут же реагирует на возможный сценарий продолжения вечера.

Девушка заканчивает с бельём, на минутку исчезает в бане и выходит на улицу, держа в ладонях ледяную воду. Лёгким движением брызгает её на вспотевшее лицо и растирает блестящие капли по тонкой шее.

Я глубоко выдыхаю, отчего на окне появляется запотевшее пятнышко. Внутри меня такой огонь, что даже тёплый вечер не в силах спрятать жар.

Она убирает мокрые пряди с лица и наши взгляды пересекаются. Я смотрю на неё сквозь стекло и жду, когда она смущённо отвернётся. Она глядит в ответ и, кажется, ждёт того же от меня.

Воздух между нами воспламеняется за секунду. Больше нет той скромной секретарши, что прячет взгляд каждый раз, когда я захожу в контору. Теперь я смотрю на девочку, в чьих глазах отчётливо читаются запретные мысли.

5 глава

Сергей

Ниночка заметно смелеет, чувствуя крохотную власть надо мной. Из напряжённой куколки она превращается расслабленную красавицу. О чём-то шутит, смеётся и снова тянется за ягодами. Мне плевать, что она говорит, но я улыбаюсь в ответ.

– Вы ведь не женаты? – между делом спрашивает она.

– Не-а.

– Почему? Вам бы уже пора.

– Ищу ту самую, – отвечаю честно, здесь мне нечего скрывать.

– Неужто в городе такой не оказалось?

Кручу головой, не отрывая взгляда от её лица. Малиновый сок окрасил губы в красный цвет и чертовски манил их поцеловать.

– Наверно, вы плохо искали, – смеётся в ответ, и тонкие пальчики невзначай касаются моей ноги.

– Наверно. А что же ты? Муж дома не ждёт?

Кокетливо вертит головой.

– А жених?

– Ждал бы жених, я бы вам рубашки не стирала.

И то верно. Значит, больше никаких препятствий.

Осторожно кладу ладони на её колени и слежу за реакцией. Смущается, снова краснеет, но не одёргивает.

Медленно веду руки к бёдрам, попутно задирая подол ситцевого платья. Девочка превращается в застывшую фигурку с лёгкой улыбкой на лице. Словно сама ещё до конца не решила, желает ли продолжения или пока не готова. Если она хочет передумать, то пусть делает это прямо сейчас. Ещё несколько мгновений и уже ничто меня не остановит.

Руки замирают на середине бёдер и я тянусь к ней, одаривая лёгким поцелуем. Она неуверенно отвечает, размыкая сладкие губы, и кладёт ладони поверх моих рук.

Хочешь проконтролировать? А если я сделаю так?

Ладони медленно сползают к внутренней стороне бёдер, неминуемо приближаясь к промежности. Пальцы касаются трусиков и я понимаю, что девочка вся мокрая от желания. Кажется, прелюдию с малиной можно было легко пропустить.

Отодвигаю край белья и кончики пальцев ложатся на затвердевший клитор. Осторожно надавливаю и веду пальцем вокруг горошины, упиваясь тем, какая она мокрая и ко всему готовая. Она ахает между поцелуями и начинает медленно елозить на стуле в такт моим движениям.

Тонкие пальчики соскальзывают с моих рук и устремляются к ширинке. Не сразу, но она справляется с пуговицей и молнией, выпуская на белый свет возбуждённый член.

Поцелуи ей больше не интересны. Внимательно смотрит на объёмную головку, оценивает. Прикусывает нижнюю губу.

Так и хочется сказать: “Не переживай, милая, тебе хватит с лихвой”.

Пальчики осторожно ложатся на головку, нежно обхватывают и медленно ползут вниз. Наблюдаю, как она вздёргивает брови, всё ещё не достигнув основания. Что уж говорить, но мой член вполне достоин доски почёта.

Оценив размеры, Ниночка подняла испуганный взгляд:

– Я… Я не уверена.

Скромные девочки всегда не уверены в своих силах, но сами не подозревают, на что способны.

– Я не настаиваю.

Вижу разочарование на её лице, вперемешку со смятением. Ох, это чувство, когда и хочется и колется.

– Есть и другие варианты, – произношу с интригой. – Хочешь попробовать?

Она неуверенно кивает и доверчиво смотрит, снова и снова прикусывая губы.

Что ж, как раз губки нам и понадобятся.

Встаю со стула и брюки сами падают на пол. Перед испуганным лицом Ниночки предстаёт мой член во всей красе. Следом резко снимаю майку, оголяя твёрдый пресс, но он её не интересует. Всё внимание девочки сейчас обращено на возбуждённую головку под носом.

– Открой ротик, – шепчу над её макушкой и кладу пальцы на дрожащий подбородок.

Повинуется, размыкает губы. Я бы мог прямо сейчас засадить до самого конца, так сильнó было возбуждение, но из последних сил сдерживаюсь.

Свободной рукой беру её пальчики и кладу на член, вместе с ней водя по стволу так, как мне нравится. Она старается, повторяет и, кажется, всё ещё не может смириться с его размером.

Касаюсь головкой пухлых губ, осторожно проникаю внутрь. Не слишком глубоко, чтобы не спугнуть раньше времени. Её язычок легко скользит по нежной коже, исследуя головку и крайнюю плоть.

Освобождаю её рот и снова наблюдаю. Теперь девочка похожа на сиротку, у которой отняли игрушку.

Опять погружаю член во влажный ротик, но на этот раз чуть глубже. Даже до середины не дошёл, а она уже замычала и испуганно подняла глаза. Над ней стою я и контролирую каждое движение. Пока ещё контролирую.

Осторожно двигаю её подбородок навстречу и чувствую, как головка упёрлась в узкое горло. Ниночка тяжело дышит, хаотично водит языком по напряжённой вене, но не вырывается.

Надо дать девочке отдохнуть перед следующим рывком. Вытаскиваю член ровно настолько, чтобы головка осталась во рту. Она тут же принимается ласкать её языком, едва не причмокивая от удовольствия. Мне нравится её решимость и самоотдача. И правда прилежная во всех смыслах гражданочка.

И снова погружаюсь в её прелестный ротик. Глубже и глубже. Дохожу до горла и толкаюсь дальше. Я хочу быть в ней полностью.

Она начинает мычать, упирается ладонями в мои бёдра, но ничего не может сделать.

– Ещё немного, милая, – шепчу ей, стараясь успокоить.

Нагло вру, не немного. Член с трудом скользит по тугой глотке и в тот момент, когда носик девочки касается лобка, я замираю, крепко удерживая её голову.

Она стонет, бьёт маленькими кулачками по моим бёдрам, но вырваться не может. Или не хочет. Я отпускаю напряжённую голову, но мой член всё ещё в ней.

Кажется, она поняла, что надо делать.

Теперь Ниночка сама, без помощи, медленно высвободила ствол, лизнув на прощание уздечку. Тонкая струйка слюны связала член с её ротиком.

– Ещё, – прошептала она, – хочу ещё.

Дважды мне повторять не надо. Я ворвался в её горло резко и до самого конца. Ниночка попыталась взвизгнуть от неожиданности, но даже этого ей не удалось.

Мне явно нравится её горло – тугое и упругое. Уверен, в других местах у неё ничуть не хуже. И я до них обязательно доберусь. Но пока надо закончить первый урок.

Двигаюсь медленно, хочу, чтобы она привыкла и к размеру, и к новым ощущениям. Навряд ли кто-то до меня был настолько глубоко. Её язычок нашёл себе занятие и изучал венку, пытаясь лизнуть ствол по кругу, но места во рту явно не хватало.

6 глава

Люся

В раздевалку влетаю пулей, мысленно проклиная себя на чём свет стоит. Как же я умудрилась вылить целое ведро молока на председателя, да ещё и накричать на него? В лучшем случае из колхоза попрут, в худшем – за вредительство сошлют.

Резко распахиваю дверцу шкафчика, достаю чистый халат и с грохотом захлопываю. Устало провожу ладонью по лицу и замираю в немом ужасе, глядя на своё отражение в зеркале. Ситцевое платье насквозь промокло молоком и предательски облепило пышную грудь, сквозь тонкую ткань отчётливо проступили соски.

«Кошмар какой!» – проносится в голове.

Теперь понятно, почему Сергей Борисович так растерянно смотрел на меня. Его, оказывается, удивила не моя дерзость, а пикантный вид. Как же теперь ему в глаза смотреть? От стыда готова сквозь землю провалиться.

Остаток рабочего дня отчаянно сторонюсь встреч с председателем. Я бегаю от Сергея Борисовича, а Толя, кажется, от меня. То ему срочно в контору, то солярку со склада забрать – находит тысячу причин, чтобы исчезнуть, и это невыносимо бесит. К вечерней дойке я зла, как ведьма, начисто забыв про утренний конфуз; все мои мысли заняты Толиком и этой кобылой, что удумала мужа увести.

Из коровника доносятся переливчатые голоса доярок, как всегда, кому-то косточки перемывают. В помещение вхожу, словно грозовая туча, одним видом давая понять, что лучше меня не трогать, – кажется, девки уяснили с полувзгляда: смех разом стих, и все принялись за работу.

Моя любимая коровушка Майя терпеливо ждёт меня в стойле. Завидев меня, сразу поднимает свои огромные, влажные глаза и протяжно мычит.

– Сейчас, девочка моя, сейчас, – тихо говорю я, поглаживая её по напряжённому крупу.

Ставлю рядом с коровой ведро с тёплой водой, достаю из кармана халата чистую тряпку, смачиваю её и аккуратно протираю вымя, убирая лишнюю грязь и слегка массируя, чтобы стимулировать прилив молока. Всё это время стараюсь гладить Майю по бедру и ласково разговаривать с ней. Она у меня девица с характером: чуть что не по ней – может и копытом огреть, и хвостом хлестнуть. Чужих не жалует, вредная. Очень нежно сжимаю каждый сосок, помогая молоку быстрее отойти. Вымя уже заметно налилось, причиняя корове дискомфорт.

– Сейчас моя девочка, станет легче, – успокаиваю я её.

К вечеру доильный аппарат починили, и он был полностью готов к работе. Я осторожно беру каждый стакан аппарата и надеваю его на соски вымени. Проверив ещё раз, что стаканы плотно прилегают, включаю доильный аппарат. Машина начала мягко массировать вымя, стимулируя равномерную отдачу. Всё, казалось, шло хорошо, но в какой-то момент корова начала вести себя беспокойно и бить задним копытом. Наклонившись, я похолодела: несколько стаканов предательски отвалились и теперь работали лишь два, причиняя животному нестерпимую боль. С проклятьем выключаю аппарат и отсоединяю стаканы.

– Да чтоб вас всех черти в пекло утащили! – шиплю я, грубо протирая вымя корове.

Кажется, последняя нервная клетка взорвалась. На мне пятьдесят бурёнок, что, теперь всех вручную доить прикажете? В сердцах отшвыриваю грязную тряпку в угол, туже затягиваю платок на голове и, как танк без тормозов, шагаю в кабинет председателя. Девки даже не пытаются меня остановить – знают, когда я в таком состоянии, лучше не попадаться под руку, а то и им достанется. В конторе меня встречает Ниночка, секретарша, с видом растерянным и каким-то обречённым. Широким шагом, словно ледокол, прокладываю себе путь прямо к кабинету председателя, минуя её пост. Нина мгновенно вскакивает с места, пытаясь преградить мне дорогу. Маленькая и хрупкая, почти на две головы ниже меня, она отчаянно пытается меня остановить. Бросается на дверь, словно чайка об скалу, широко раскинув руки, защищая вход.

– Туда нельзя! Сергей Борисович сейчас занят! – вскрикивает она тонким, перепуганным голосом.

Делаю шаг вперёд, нависая над ней, словно скала, прижимая её грудью к двери, но Нина не сдаётся.

– У него важное совещание по телефону с агрономом. Приходите завтра утром, в приёмные часы, – она пытается говорить уверенно, но под моим гневным взглядом её голос предательски дрожит.

Словно нехотя, одной рукой отталкиваю её в сторону и тянусь к дверной ручке. Нина с кошачьей грацией, цепляется ногтями в мою руку, стараясь удержать.

– Я же сказала, туда нельзя! – кричит она, отчаянно пытаясь оттянуть меня от двери. – Да уйди ты, святая простота, я по делу! Доильный аппарат опять сломался, мне обещали новый поставить ещё два месяца назад! – возмущённо кричу я, отбиваясь от назойливой секретарши. – Этот проклятый доильный аппарат опять… – Не сосёт! – с этими словами я, как вихрь, врываюсь в кабинет председателя.

Сергей Борисович замер с телефонной трубкой в руке, словно поражённый громом. Взгляд его, тяжёлый и оценивающий, медленно прошёлся по мне, на миг задержавшись на груди, словно нечаянно обжёгшись. Волна утреннего конфуза окатила меня жаром, щёки вспыхнули предательским румянцем. Затем он перевёл взгляд на Нину. Её обычно безупречная причёска растрепалась, непокорные пряди выбились и упали на лицо, словно непослушные локоны вины. Председатель нервно сглотнул, адамово яблоко дёрнулось, и он чуть ослабил галстук, словно ему стало нечем дышать.

– Перезвоню, – прозвучал его голос приглушённо, с хрипотцой, и трубка с щелчком легла на рычаг.

Нина съёжилась под его пристальным взглядом, словно улитка в раковине, и торопливо зачастила, оправдываясь:

– Сергей Борисович, я пыталась… Но она не слушала…

Он взмахом руки прервал её, не сводя с меня взгляда, в котором читалось не то любопытство, не то вызов.

– Кто? – спросил он, и этот вопрос прозвучал как удар хлыста.

Мы обе опешили, не понимая, куда он клонит. В кабинете повисла густая, звенящая тишина, наполненная невысказанным напряжением.

– Кто не сосёт? – повторил он, и в голосе его зазвучали утробные нотки, а взгляд стал сверлящим, проникающим под кожу.

7 глава

Нина

Сергей Борисович поставил на уши весь посёлок. Городской красавчик, которого прислали к нам наводить порядок, не оставил равнодушным никого. Женщины млеют от его волевого лица и провожают долгими взглядами. Мужики уважительно здороваются.

Есть в нём какой-то стержень и способность организовать работу. Он может мягко попросить, но умеет и строго отчитать. А ещё всегда добивается своего. Даже меня.

Как я осмелилась к нему прийти и сразу же сдаться в его объятиях? Должно быть, дело в его мужском магнетизме. Рядом с ним нет робости или стеснения. Наоборот, хочется увидеть, на что ещё он способен. Он не мальчишка, знает, что надо девушке и себя никогда не обделит. Это и привлекает.

Не любовь ведёт меня снова в его дом, а животная страсть. Одна просьба, другая. Он делает вид, что беспомощен в бытовых делах, а я только рада подсобить.

Вот и сегодня он аккуратно спросил, не помогу ли я разобраться с печкой в бане, а то коптит и толком нельзя помыться. И я бегу к нему, не столько на помощь, сколько из-за непреодолимого желания снова оказаться в крепких объятиях.

С печкой я разобралась быстро. Та немного коптила из-за того, что долго не топили. Сергей в это время натаскал воды и, довольный физическим трудом, стоял посреди парилки, разглядывая меня в лёгком сарафане. Надо бы и честь знать, домой пойти, а мне совсем не хотелось уходить.

– Завтра поможешь с баней? – спрашивает он и задорно улыбается.

– Вы очень любите мыться, да?

Смеюсь, потому что у нас никто не топит баню каждый день. Если нужно освежиться, есть речка неподалёку.

– Не чаще остальных, – загадочно отвечает он и расстёгивает верхние пуговицы рубашки.

– Значит, надо снова постирать?

Молча вертит головой и не перестаёт на меня глядеть. От его внимательных глаз между ног мигом вспыхивает искра. Хочется запустить руку под платье и потрогать, чтобы хоть немного унять разгорающийся пожар.

Смотрю по сторонам, думаю, на что бы отвлечься. В бане, как назло, нет ничего интересного. Разве что забавные флакончики на навесной полочке. Беру первую попавшуюся и верчу в руках. Никак не могу понять, что же это за средство и для чего?

Откручиваю крышку, наношу несколько капель на ладонь, и аромат розовых лепестков тут же окутывает всё помещение. На ощупь жидкость жирная и очень скользкая. Правда, её назначение всё равно непонятно.

– Что это?

– Масло для кожи, – отвечает Сергей и как-то странно улыбается.

– Для чего оно?

– Для всего, что пожелаешь, – последовал многозначительный ответ.

– Всё равно не понимаю.

Чувствую себя глупой сельской девочкой. Даже мужчина знает, зачем нужно розовое масло.

Председатель делает несколько шагов в мою сторону и сразу же тянется к плечу. Лёгким движением податливая лямка сарафана скользит по коже и падает. Следом за первой, он то же самое проделает со второй лямкой. Кажется, сарафан держится на одних возбуждённых сосках.

Без особого труда он находит потайную молнию на боку и расстёгивает её. Сарафан летит на пол, а я остаюсь в одних трусиках, стыдливо прикрывая грудь рукой.

Корчит недовольное лицо, вид ему не нравится. Указывает на последнюю вещь:

– Это лишнее, сними.

Покорно стягиваю трусики, кое-как высвобождая от них трясущиеся от возбуждения ноги. Хочется сесть, а ещё лучше лечь. От его напора невозможно устоять.

Снова разглядывает меня с пяток до головы, и жгучий румянец покрывает всё лицо. Он делал со мной невероятные вещи, но обнажённой ещё не видел.

– Повернись, пожалуйста.

Глубоко вздыхаю и отворачиваюсь. Становится чуть легче, ведь теперь я не вижу его внимательного, изучающего взгляда.

Он подходит ближе, забирает склянку с маслом и кладёт тяжёлую руку на спину. Без слов понимаю, что надо нагнуться. Упираюсь руками в банный полок и наклоняюсь, почти ложась щекой на тёплую поверхность дерева.

Я не знаю, что он задумал, но от этого возбуждаюсь ещё сильнее. Других бы неопределённость пугала, но только не меня и не с ним. Я хочу, чтобы он делал со мной всё, что пожелает, потому что не сомневаюсь в его талантах.

По бане снова поплыл нежный запах роз. Несколько капель упали в районе поясницы и лениво потекли вниз, пока не добрались до попы.

– Раздвинь ножки, – шепчет он сзади и прерывисто дышит.

Повинуюсь, расставляю ноги в стороны и чувствую, что масло добралось до промежности. Она стала скользкой, словно мой собственный сок.

Снова ощущаю, как тёплые капли падают на кожу. В этот раз почти у попы. Его палец касается кожи и скользит по следам масла от поясницы, опускается всё ниже. От предвкушения ноги дрожат сильнее. Я знаю, что он сделает и не хочу, чтобы останавливался.

Палец с небольшим нажимом скользит между ягодицами и добирается до первой дырочки. Я вздрагиваю, потому что он почти входит, но останавливается и начинает растирать масло вокруг неё.

– Нет, нет, – шепчу, сбивчиво вздыхая, – туда не надо.

– Почему?

Он не перестаёт водить пальцем вокруг нежной кожи, чуть нажимая у самого входа. Последние капли падают прямо на дырочку и я ощущаю, как сокращаются мышцы.

– Там ещё никого не было, – признаюсь и прячу лицо в ладони.

Его эта информация воодушевляет:

– Вот как? Заманчиво.

Он продолжает водить пальцем, но с каждым оборотом приближается к невинной дырочке. На мгновение останавливается и кладёт палец прямо на неё. Чуть нажимает и я чувствую, как он медленно входит, растягивая мышцы. Они не поддаются, сопротивляются, но он всё равно добивается своего и погружает палец на фалангу. Я уже не могу сдержать стон.

– Нравится?

Пытаюсь понять, чтобы честно ответить. Ощущения совершенно для меня новые. Я пока не уверена, доставят ли мне удовольствие такие ласки, но точно знаю, что готова почувствовать его член внутри влагалища. Оно изнывает, сочится и требует не меньше внимания, чем попа.