Пролог (1). Обратный отсчёт

Когда мы с Норой впервые спустились в бункер, пространство внутри показалось практически стерильным. Я подумала, что это странно, ведь новое место должно стать нашим домом, но здесь пахло, как в больнице, в которой моя мама лежала уже третий месяц.

Уже тогда я понимала: всё это не к добру. Просто ещё не знала, насколько.

Нора ругалась, таща тяжёлый ящик — шипела сквозь зубы так, будто я во всём виновата. Наверное, в её глазах я и была, ведь именно её направили сюда со мной в паре.

Мы почти не разговаривали. И правильно. Мы обе знали, чем именно это может закончится.

Нам пришлось прибыть на неделю раньше остальных: финальная проверка, калибровка оборудования, приём критичных грузов. Это было моё назначение. Моя зона ответственности. Люк настоял, чтобы именно я этим занялась. «Ты у меня самая педантичная из всех», — сказал он и поцеловал в висок. Тогда я не обратила внимания, как дрожал его голос... А мне стоило бы насторожиться.

У нас было семь дней, чтобы всё настроить. Семь дней до их прибытия.

Бункер оказался не таким плохим, как я ожидала. Просторные коридоры, отдельные жилые помещения, резервный дизель-генератор, фильтры для воды и воздуха, помещение с искусственным светом для агрокультуры... Всё продумано и идеально. Почти.

Я открыла дверь в один из жилых отсеков и опустила на пол две переноски. Ру, моя первая кошка черепашьего окраса, вылетела первой, с разбегу врезалась в стену, хрипло зашипела и принялась царапать вентиляционную решётку.

— Ру, бл... — я едва не выругалась.

Рыжая Беккер появилась чинно, как настоящая леди: с достоинством прошла мимо моих ног, окинула помещение ленивым взглядом и начала вылизывать лапу — демонстративно, как будто только она здесь оставалась в здравом уме.

— Вот и приехали, — пробормотала я, почесав Ру между ушек, чтобы немного успокоить.

Убедить Люка взять их с собой было сложно. Вирус, протоколы безопасности, аллергии, потенциальные переносчики бактерий... Он завалил меня списками рисков, как будто я первый день в науке. Но в конце концов сдался. Сказал: «Если это поможет тебе держаться — бери». А потом добавил: «Только не забудь, Эми, мы все должны держаться ради гораздо большего. Не ради кошек, или других мелочей».

Из коридора донёсся грохот — Нора уронила один из ящиков.

— Твою мать! — услышала её голос. — Ты вообще собираешься мне помогать или так и будешь возиться со своими блохастыми мешками?!

Я закрыла глаза и досчитала до пяти.

— Это кошки, Нора. Не мешки.

— Хрен с ним, — буркнула она. — Но если одна из них нагадит в общей зоне — я их вышвырну отсюда.

Я не ответила. Просто посмотрела на Ру, которая теперь залезла на шкаф и с вызовом смотрела сверху вниз в сторону двери.

Когда другие члены нашей исследовательской группы спрашивали, зачем мне животные в бункере, я отвечала — ради собственной души. Ради того, чтобы кто-то мурлыкал, пока ты сидишь над расчётами, ради тепла на коленях, когда не можешь заснуть. Ради того, чтобы помнить, что ты человек.

Сейчас я думаю — ради того, чтобы не повеситься.

В первую ночь мы не спали.

Я сидела в командном центре с Беккер на руках, ласково гладила её по пушистой рыжей спинке и слушала, как вращаются вентиляторы, а наверху, над нами, был целый мир...

***

На второй день начала глючить система фильтрации.

Пищала, моргала, включалась и выключалась сама по себе. В какой-то момент у меня мелькнула мысль, что она просто не хочет с нами работать. Обиделась. На всё человечество.

Мы с Норой влезли в вентиляционный отсек — с отвёртками, фонариками и полным отсутствием представления, что именно мы чиним. Я учёный, да. Но не тот, который разбирается в промышленных воздухоочистителях, засовывающих кислород тебе в лёгкие. Я скорее из тех, кто знает, почему это важно, но понятия не имеет, как оно работает.

— Нам нужен был инженер, — процедила моя коллега, с силой дёргая одну из панелей. — Или хотя бы человек с руками. А не с маникюром и двумя вонючими кошками. Чёрт, как можно оправлять в бункеры учёных без человека, который бы знал, что делать, если всё идёт по жопе?

— У тебя к моим кошкам претензии или к маникюру? — спросила я, не отрываясь от инструкции по ремонту. — Если первое — можешь пожить в агросекторе. Он пока свободен.

— С радостью бы. Только твоя Ру уже успела нассать в угол. Так что спасибо, но нет.

Это было неправдой, запах шёл от удобрений, но я не хотела начинать новый виток диалога, который обязательно перерос бы в бесконечную ругань.

Ру, не подозревая, что только что стала причиной ещё одной потенциальной ссоры, растянулась на корпусе аккумулятора и довольно заурчала. Её не волновали отключения воздуха или наши с Норой перепалки. Она жила в моменте. Может быть, единственная здесь, кто ещё умел это делать.

К вечеру мы, каким-то чудом, всё-таки победили эту штуку. Не без жертв: я упала со стремянки, а Нора порезала руку, и впервые за день мы обе одновременно выругались — почти в унисон. Но воздух снова стал пахнуть как воздух, а не как разлагающаяся тревога.

Пролог (2). Обратный отсчёт

На четвёртый день Нора, заметив мой хреновый вид, спросила:

— Ты вообще спишь?

Я лишь пожала плечами.

— Я торчу в бункере с двумя любимыми кошками, которые мечтают слинять отсюда через вентиляционную шахту, и тобой, а мой жених — чёрт знает где. Так себе условия для сна.

Нора фыркнула, поджала пухлые губы, но больше ничего не сказала. Она терпеть не могла, когда я упоминала чувства, особенно вслух. Особенно, когда я говорила о Люке. Её реакция была всегда одинаковой — бурчание и завуалированные злые подколки.

Позже мы подключили внешние антенны. Связались с двумя другими лабораториями. В южной всё шло по графику. В восточной заболел один из докторов, но тесты на вирус дали отрицательный результат. Пока.

Официальные новости, поступающие в бункер по спутниковой связи, были спокойными.

Слишком спокойными.

Всё те же вырезки: «локальные беспорядки», «вирус гриппа с необычной симптоматикой», «массовые галлюцинации». Я сохранила десятки ссылок, перечитывала каждую в поисках паттернов. Нашла пять. Ни один не совпадал с нашими данными.

«Фарманика» наняла меня пять лет назад, когда мне не было и тридцати. Я только что начала работать над получением учёной степени, сдала проект по активации теломеразы у мышей и была готова уйти в частную клинику, где платят больше, и никто не требует работать по двадцать часов в сутки.

Но мама заболела... Лёгкие. Стремительная форма рака. Врачи разводили руками, а «Фарманика» предложила мне место. С отличной страховкой. С доступом к экспериментальным препаратам. С шансом.

Я сказала «да». Потому что любовь — это не всегда жертва. Иногда — это циничный контракт с фармкомпанией, замахнувшейся на статус бога, и подпись в нужной графе.

Люка я встретила на третьей неделе работы. Он был немного старше меня, но уже — ведущий специалист проекта, и, кажется, единственный человек в здании, кто читал мои публикации раньше, чем они попадали в общий отчёт. Он не курил, не ел мясо, но пил чёрный кофе с такой скоростью, что мне казалось — внутри у него просто один большой надпочечник.

Он смеялся, когда я спорила на собраниях. Говорил, что у меня есть мозг и ярость, и что первое без второго не имеет смысла.

Я думала, он заводится от вечных споров и драм. Оказалось — от меня. Через полгода я впервые осталась у него на ночь, а через год мы уже жили вместе.

Нора пришла позже. Молодая, красивая, дерзкая, с блестящей степенью по микробиологии и идеально заплетённой светлой косой. Её прислали в качестве моей ассистентки. Я скептически посмотрела на её резюме, а она — на мой стол. Мы обе фыркнули — каждая по-своему.

Через неделю я уже доверяла ей сложные образцы. Через две — ловила себя на том, что скучаю, когда она уходит раньше меня.

На третий месяц она принесла в лабораторию пересушенные домашние печенья с привкусом ванили и лёгким приветом из детства. Тогда мы ещё смеялись. Я даже начала называть её «напарницей».

Однако... не могу точно указать день, когда всё пошло под откос, а наши взаимоотношения начали медленно разлагаться, как биоматериал в закрытой пробирке.

Примерно через год после начала основного проекта в Норе что-то изменилось: она стала резкой, придирчивой, вспыльчивой... В её взгляде появилась напряжённость. Сначала я списывала это на усталость. Потом — на сложность проекта. Потом... уже не могла не замечать, как она смотрит на меня.

Словно я заноза под её кожей. Помеха. Препятствие.

Этому была причина. Причина, по которой я постоянно нервничала и крутилась ночами, сгорая от проклятой ревности.

Я сравнивала нас. Сравнивала и всегда оказывалась на втором месте.

Да, я выглядела неплохо. Брюнетка, аккуратное каре, мягкие черты. Но рядом с ней я казалась… размытой. Меньше ростом, тоньше голосом, спокойнее и скучнее.

Я тоже умела быть дерзкой — но это другое. Моя дерзость заканчивалась на извинениях. Её — только начиналась. Более мягкая, более робкая… А ещё я была на три года старше Норы. Мелочь, казалось бы, но это чувствовалось...

Я — обычная.

Неяркая. Та, мимо которой легко пройти.

Особенно, если она шла рядом.

***

На пятый день пришёл груз.

Это было что-то. Двадцать ящиков вакуумных контейнеров. Новейшее оборудование. Клеточные сканеры. ДНК-секвенаторы. Питательные среды, химреактивы, биопланктон для агросектора.

Мы с Норой таскали ящики в лабораторный блок и молчали. Даже не ругались, что само по себе было тревожным знаком.

В последнем — коробка, помеченная красной лентой: «ОСОБО ОСТОРОЖНО».

Я открыла её, и увидела перед собой два контейнера: матовое стекло, система пассивного охлаждения, биометрическая защита.

И подпись.

Субъект № 87–Б и № 91–А.

Я знала, что это такое.

Глава 1. Бойня у холма

Три года спустя

20 марта

— Эми, твои кошки опять лезли в пищевой отсек, — бросила мне Нора, не оборачиваясь. — И одна из них блеванула на контейнер с микрозеленью! Теперь будешь есть её сама.

Я стояла у панели питания, проверяя напряжение по цепи 2А, и сделала вид, что не слышала её бубнёж.

За прошедшие годы мы с Норой кое-как пришли к «нормальному» общению. По крайней мере, теперь я могла бы позволить ей прикрывать свою спину, нужно было только следить за ней одним глазом... Но всё чаще я задавалась вопросом — может, мне было бы проще одной?

— Я уберу, — всё-таки ответила через паузу.

Нора усмехнулась.

— Знаешь, если бы не твои кошки, ресурсов было бы больше!

— Люк любил этих кошек, — вырвалось у меня. — Он бы…

— Он мёртв! — зло и резко перебила Нора, ведь Люк до сих пор был больной темой в наших разговорах.

— Как и мои родители! Как и твои! — продолжила она. — Как и все наши друзья, близкие и знакомые! Прими уже это. Твои кошки — не замена семье!

Я развернулась, чтобы ответить, но не успела ничего сказать.

Из глубины коридора донеслось глухое, напряжённое рычание Ру. И этот звук что она издавала только в двух случаях — когда охотилась… или, когда боялась.

— Ру? — позвала я обеспокоенно.

Малышка сорвалась с места, — хвост трубой, шерсть дыбом — и пулей унеслась в мою комнату. Беккер последовала за ней, с протяжным «мяяуу».

Мы с Норой переглянулись.

Я бросилась к панели видеонаблюдения.

Нора — к замкам на внешнем шлюзе.

Руки дрожали, когда я вводила код. Камеры наружного периметра давно покрылись паутиной, но всё ещё работали, пусть и неидеально: картинка дёргалась, то и дело проседала в кадрах, но мы к этому привыкли.

Дорога — пусто. Поле — тихо. Третья камера… лес.

— О, чёрт… — прошептала я.

На экране высветилась самая настоящая бойня.

Две группы выживших сошлись прямо у холма, где находился замаскированный вход в наш бункер. Грязные, измождённые люди, кто в самодельной броне, кто в разгрузках поверх рваных кофт.

Крики.

Выстрелы.

Кровь щедро орошала стылую землю.

Один из мужчин, с монтировкой в руках, бросился вперёд, но его сбили с ног. Второй выстрелил почти в упор, в тело противника — тот повалился, судорожно хватаясь за живот.

Мы уже видели это. В новостях, в «засекреченных» видеоматериалах, снятых компанией, которые нам скидывали по закрытым каналам. Людей, ведущих себя хуже зверей, убивающих друг друга.

Не все такими становились, но многие... Сначала было проще: была помощь, сострадание, попытки объединиться. Выжившие люди проявляли человечность, но потом… Потом кто-то потерял близких и обезумел. У кого-то начала заканчиваться еда. Кто-то не успел занять «хлебное» место для создания укрытия. И нервы сдали — люди начали сходить с ума, а всё человеческое в них отползло вглубь, уступая место животному страху.

Так и началась полноценная война: за ресурсы, транспорт, еду и убежища…

Я вздрогнула, когда почувствовала сбивчивое и нервное дыхание Норы, подошедшей сзади. Мы знали, что так бывает. Видели... Но не вот так. Не вживую.

Тяжёлое зрелище, в реальность которого невозможно поверить.

И тут — движение в лесу.

Из-за деревьев, один за другим, начали выходить они. Заражённые. Зомби, коими их окрестили в первые дни эпидемии. Я впервые видела их не на записях, не в зацикленных роликах с лабораторных камер. А вот так — вживую. В действии. И то, что показывали по телевизору, не передавало и половины ужаса.

Их тела были искалечены до неузнаваемости: вывернутые суставы, изорванная кожа, движения — рваные, нелепые, но всё ещё стремительные.

Один волочил за собой ногу — сломанную, с костью, торчащей из грязного мяса.

У другого изо рта свисал, словно тряпка, засохший язык. Пол лица было ободрано до черепа, глаз в орбите не шевелился, но глядел. К плечам прилипли ошмётки одежды. На руках — пятна плесени, засохшая кровь, клочья человеческой кожи…

Казалось, запах гнили и тухлого мяса просачивался даже сквозь экран.

Один заражённый бросился на упавшего мужчину и вцепился ему в лицо. Пальцы рвали глаза жертвы, а челюсти двигались так, будто он жевал стекло. Еще живой человек извивался под ним, пока не захрипел в последний раз. Всё. Не живой. И не человек.

Другой зомби — пожилая женщина с вывернутой шеей и вываливающимся кишечником — поползла к ближайшему стрелку.

Он поднял ружье, но оружие заклинило.

Он заорал.

Его больше не стало.

Человеческий крик перешёл в вой. Кто-то побежал. Кто-то попытался отбиться.

Глава 2. Запах гари

02 апреля

Иногда кажется, что мы просто перескочили в другой век. Где нет звонков. Нет новостей. Нет поставок. Нет Люка. И нет моих родителей. И не только моих.

Есть только гудение систем, сонное мурлыканье кошек, вечно недовольный голос Норы в рации и я. Всё ещё живая. Всё ещё считающая по утрам остатки фильтров, таблеток и нормальных пар перчаток.

Но тогда... в самом начале «новой» реальности, я долго не понимала, как не сойти с ума. Настал момент, когда стало предельно ясно: Люк не придёт — ни завтра, ни через неделю. Никогда. На самом деле, я знала это ещё с момента обнаружения горящего грузовика. И Нора знала.

Вот только она приняла этот факт, а я всё надеялась, обманывалась и ждала.

Принятие произошло ни с того ни с сего, без каких-либо воздействий или толчков извне. Во время обыденной рутинной работы я просто осознала, что это конец...

И мой мир окончательно обрушился. Долго сдерживаемая истерика вырвалась наружу звериным воплем. Я не просто плакала. Я умирала. Моя боль была где-то вне тела, вне пространства. Чёрная воронка внутри, которая пожирала все чувства и эмоции.

Я кричала, свернувшись на полу у шлюза, как будто могла этим криком открыть портал в прошлое. Как будто его голос мог вернуться в динамики. Как будто мама вдруг ответит по спутниковой связи: «Доченька, я с тобой».

Но линии молчали. Никто не вернулся. И ничто не склеилось.

Удивительно, но Нора тогда сидела рядом со мной. Молчала. Не говорила, что всё будет хорошо, потому что ни одна из нас уже в это не верила. Она тоже понесла страшные потери, и мы, отодвинув в сторону вечные распри и ссоры, крепко держали друг друга за руку.

Были ночи, когда мы по очереди сторожили друг друга. Не потому что боялись нападения, а потому что боялись... себя.

Апатии и депрессии.

Той, что может затянуть безвозвратно.

Той, в которой слишком легко сделать шаг к двери, открыть замки и выйти наружу. Выйти — и не вернуться.

Мы не говорили об этом. Никогда не говорили. Но в какой-то момент я стала просыпаться от малейшего шороха. А Нора — заходить в мою комнату чаще, чем нужно.

Не из заботы.

Из страха: что однажды кто-то из нас просто устанет и не захочет доживать до утра.

Мы не были героями. Мы были остатками команды, вымотанными, чужими друг другу и самим себе. Выживали, как могли. Цеплялись друг за друга, как раненые за обломки корабля, давно ушедшего ко дну.

Так проходили дни. Недели. Месяцы.

А потом все прошло. Мы привыкли, осознали, приняли, собрались. И начали работать. Не потому что нам стало легче, а потому что не было иного смысла жить.

Работа стала нашим воздухом, надеждой, опорой, что не позволяла нам упасть. А сыворотка — шансом, пусть даже крошечным, сделать что-то... настоящее. Найти спасение. Не для себя, а для других.

Да, мы делали что могли и продолжали создавать лекарство от вируса, поглотившего мир. Ведь это и было нашей изначальной миссией.

Для этого был и этот бункер, и мы в нём.

13 апреля

Сегодня я проснулась от запаха гари — не дыма, а перегретого пластика. А значит система питания ультрафиолетовых ламп в верхнем агросекторе начала греться. Опять.

Этот отсек был небольшим, скорее декоративным: здесь росла зелень в лотках и пара видов трав, включая ту, которую Нора упорно называла «кошачьим пастбищем». Это не было комплиментом, скорее издёвкой, но Ру и Беккер одобрили.

Основной огород мы организовали в специальном гараже бункера на нижнем отсеке, где должны были стоять армированные грузовики на случай необходимости перемещения или экстренной эвакуации. Но машины так и не приехали. Люди — тоже не добрались.

Через пару месяцев глухой отсидки мы начали таскать туда землю снаружи. Потом установили лампы, отрегулировали климат, выровняли pH. И засеяли. Теперь там росли помидоры, морковь, немного картошки. Немного — но достаточно. По крайней мере для нас двоих.

А верхний сектор... он был как тревожная кнопка. Малейший сбой — и я чувствовала, как между лопаток холодеет.

— Нора! — произнесла я в рацию, стягивая одеяло. — У нас проблемы с блоком 2А. Я пойду посмотрю.

Пауза. Щелчок передачи.

— Ну, конечно. Что ещё может порадовать утром, кроме поломки? — отозвалась она с усталой насмешкой, что звучала почти как упрёк.

— Извини, что вселенная не подготовила тебе кофе в постель, — буркнула я, уже натягивая штаны.

— Учитывая, что я сегодня чистила от шерсти всю кухню, это было бы справедливо.

Я закатила глаза — и, конечно, она этого не видела.

Иногда мне казалось, что в Норе живёт какая-то особая батарейка, работающая исключительно от раздражения. Чем хуже утро — тем язвительнее заряд.

Пройдя в коридор, я миновала большое смотровое окно, открывающее вид на лабораторию. Нора сидела в кресле у терминала, в полном защитном комплекте: лабораторный костюм, перчатки, плотно прилегающая маска, капюшон. Только глаза — усталые, покрасневшие — виднелись из-за защитных очков. В руке — рация, а на экранах перед ней прокручивались графики — очередной этап тестирования сыворотки.

Глава 3. Цена воды

— Ты уверена, что это нельзя решить дистанционно? — спросила Нора, стоя рядом со мной и бросая скептические взгляды на нашу «маленькую» проблему. — Запустить систему самоочистки, например…

— Нор, это же внешний фильтр, — сказала ей, даже не повернувшись. — Показатели системы говорят, что там всё забито. Напрочь. Его можно очистить только снаружи.

— Вот же, чёрт!

— Именно, — ответила, поднимая взгляд. — Придётся выходить.

Нора молча кивнула. Мы обе знали, что тянуть нельзя. Давление в системе падало. Сбой продолжался — упрямо, неотвратимо.

— Но пойдёт только кто-то один, — добавила, всматриваясь в лицо напарницы. — Второй должен остаться и мониторить параметры. Если что-то пойдёт не так — кто-то должен быть на связи, запустить резервную циркуляцию, отключить агросектор.

— Ладно, тогда это будешь ты.

— Почему я? — я попыталась улыбнуться, но в голосе проскользнуло раздражение.

— Потому что ты уже знаешь, где что. Ты сама поставила сменный фильтр два года назад, помнишь? И у тебя руки тоньше.

— Прекрасно, — буркнула я. — Вот это аргумент. Тонкие руки. Спасибо.

Мы обменялись взглядами: колючими и упрямыми. В других условиях я бы спорила дольше. Может быть, закатила бы полноценную ссору. Может быть, даже выиграла. Но время поджимало. А за прошедшие годы мы выучили одну простую вещь: если хочешь выжить — действуй быстро.

Поэтому я просто развернулась и отправилась переодеваться.

Нора уже ждала меня у технического шлюза, ведущего наружу, когда я подошла в полном снаряжении: тёмно-зелёном камуфляжном комбинезоне с герметичными проклейками, респираторе и защитных очках, пока ещё сдвинутых на лоб. У её ботинок лежала переносная рация, рядом — рюкзак с инструментами. Я же начала проверять специальные ножны на бедре, в которых находилось оружие.

Длинное, немного изношенное от времени — что-то между мачете и тесаком — оно было обязательной частью нашей экипировки. И было надёжнее всего. Пули не росли на кустах в подвале и не падали с неба, а зомби, как рассказывали в новостях, отлично переставали двигаться после мощного удара по голове. За три года и я, и Нора до автоматизма отточили это «ремесло». На всякий случай.

— Рации проверила?

— Работают. Усилитель ещё держит, — кивнула Нора.

Ещё два года назад мы проложили отдельный узкий канал связи через направленную антенну, вмонтированную в вентиляционную шахту. Сигнал бил вверх и чуть в сторону, отражаясь от стальных пластин и цепляясь за ретранслятор бункера на поверхности. Мы собрали его из старой спутниковой тарелки, усилителя и настоящего волшебства.

— Не выходи за зону сигнала. Если связь пропадёт — я не побегу тебя искать! — сказала Нора.

— Даже не сомневалась, — хмыкнула, натягивая перчатки.

— Смотри, только не протупи с фильтром. Мне неохота сдохнуть из-за того, что ты что-то не докрутишь.

— Постараюсь ради общего блага! Без воды ты начнёшь ещё быстрее выносить мне мозг, — произнесла я.

Она ничего не ответила, только подняла рацию и протянула её мне.

Перед тем как подойти к шлюзу, я остановилась у панели видеонаблюдения, чтобы проверить периметр. После бойни, что произошла две недели назад, я часто проверяла территорию. Искала признаки чужаков. Но тот парень больше не появлялся. Ни один, ни в компании других выживших.

Этот раз не стал исключением: вокруг было чисто.

Гермо-дверь со скрежетом поползла в сторону, обнажая тускло освещённый переходной тоннель: узкий, с бетонными стенами, уходящий вверх под небольшим уклоном — последняя внутренняя кишка перед тем, как тебя выплюнет наружу.

Тяжело вздохнула и шагнула внутрь.

Шлюз за спиной захлопнулся с глухим стоном, словно бункер и сам был против этой затеи. Как и я, впрочем.

Перед внешней дверью надела капюшон, проверила респиратор и закрепила очки. Глубоко вдохнула. Каждый раз перед выходом я чувствовала едкий страх и дрожь. Тело помнило: снаружи — ничто не гарантировано. Ни время. Ни безопасность. Ни жизнь.

Я ухватилась за железную перекладину и начала толкать массивную внешнюю дверь бункера — старую, обшитую сталью плиту, замаскированную под бетонный завал у подножия холма. Она открылась практически бесшумно, ведь мы с Норой регулярно смазывали петли, чтобы она не скрипела и не привлекала ненужное внимание.

За дверью был ещё один короткий тоннель, частично засыпанный ветками, землёй, грубо прикрытый старой дверцей от грузового контейнера.

Оказавшись снаружи, я затаилась на секунду, вслушиваясь и всматриваясь в просветы между деревьями. Утренний воздух был сырым, прохладным — около восьми градусов, если верить последним показаниям внешнего датчика. Поздняя канадская зима медленно уступала место весне.

Я свернула налево, обходя холм по узкой, едва заметной тропе. Голая земля хлюпала под подошвами, в воздухе висел влажный запах грибов, хвои и старой ржавчины. За спиной вход в бункер уже скрылся за естественным рельефом, будто его и не существовало.

Уличный блок фильтрации воды находился в сорока метрах от основного выхода в специальной зоне.

Глава 4. Урок выживания

14 апреля

Я вышла рано утром, ближе к шести — на дорогу, которая проходила в метрах тридцати от нашего укрытия.

По исследовательским данным мы знали, что в светлое время суток заражённые проявляли меньшую активность. Не было доказанных объяснений, почему так происходило: изучение людей, превратившихся в зомби, были... непростыми, ведь мозг подопытных был уже мёртв. Учёные предполагали, что дело в температуре... Или в снижении чувствительности к инфракрасному излучению. Точно было известно только одно: в тёмное время суток зомби реагировали резче, уверенно шли на тепло, даже через преграды. Днём же вели себя более вяло и рассеяно.

Так что, с учётом того пути, что мне предстоял, выбор времени был очевиден.

Асфальт на дороге потрескался, кое-где пошёл волнами, но оставался проходимым. Обочину подмяло корнями, зелёная растительность прорастала из трещин. Слева от меня чернели останки той самой фуры от «Фарманики». Мы с Норой обыскали её ещё три года назад и в ней почти не было ничего ценного, сама же машина осталась горьким напоминанием о том, что я всё потеряла.

Идя по центру дороги по едва просматриваемой белой разметке, я старалась не наступать на мусор, потому что каждый хруст или шелест листьев под ногами казался мне слишком громким.

Солнце уже поднялось, его свет пробивался сквозь высокие ели и ложился блёклыми пятнами на полотно дороги. Тишина, спокойствие… Как раньше, до эпидемии. И я, так давно не выходившая из бункера, наслаждалась этим умиротворением, вдыхая свежий влажный воздух, наполненный ароматами леса… И отсутствием Норы.

Решение о том, кто отправится в путь, мы принимали на кухне. Хотя «принимали» — неподходящее слово.

Нора сидела за столом, разложив перед собой бумаги с вычислениями, и делала вид, что работает.

— Я не могу пойти. У меня идёт вторая серия тестов! — говорила она, даже не подняв головы. — Если всё бросить сейчас, результаты будут испорчены. И вся эта партия сыворотки пойдёт в утиль.

— Ну конечно... — язвительно ответила ей. — Твоя работа гораздо важнее нашего выживания и питьевой воды! Признайся — ты просто боишься туда идти.

Нора потёрла переносицу, тяжело вздохнула и произнесла таким тоном, будто пыталась объяснить прописные истины глупому ребёнку:

— Эми, эти исследования очень важны! Кому, как не тебе, этого не знать!

И добавила:

— Пойми, я не пытаюсь отослать тебя. Что это даст? Оставшись одна, я всё равно не смогу жить в бункере, без воды! — затем наконец подняла взгляд на меня и заявила, как о решённом деле: — Я присмотрю за Ру и Беккер, пока тебя не будет. Обещаю!

— В первый и последний раз, Нора, — ответила я сухо. — В первый и последний...

И вышла, хлопнув дверью.

Казалось бы, прожив несколько лет вдвоём, в замкнутом помещении, мы должны были примириться и помириться, найти общий язык. Но нет, наши отношения становились всё хуже. Мы не выносили друг друга почти до тошноты.

Я собрала рюкзак с вечера, стараясь не брать ничего лишнего, чтобы оставаться налегке. Но всё равно, вышло много. Аптечка, складной нож, моток верёвки, пара бутылок воды, несколько злаковых батончиков, срок годности которых вышел ещё год назад, а рано утром я доложила ещё несколько контейнеров с готовой едой. Кто знает, что может пригодится в этой экспедиции?

Но вот что точно понадобится, так это оружие. Однако в бункере его практически не было, ведь вооружение собирались привезти позже. Единственное, что у нас было — мой огромный мачете. Мы нашли его в той самой сгоревшей фуре, когда набрались смелости и вышли из бункера, чтобы осмотреть. Мачете в кожаных ножнах, завалившийся под сиденье — это всё, что мы смогли там отыскать.

А вот подходящая для экспедиции экипировка имелась: специальный защитный комбинезон, сшитый из плотной «непрокусываемой» ткани, разработанной «Фарманикой». Спасибо хоть за это...

Перед самым выходом я сидела на кровати, прижимала к груди тёплую Беккер и слушала её мурчание, впитывая это мгновение покоя. Ру прижималась ко мне сбоку и нервно мотыляла хвостом, словно понимала, что её хозяйка уходит в опасный внешний мир.

***

Шагая по заросшей дороге, во мне начал подниматься страх неизвестности. Смогу ли справиться с этой задачей? Смогу ли выжить? Я пыталась не думать об этом, лишь крепче сжимала рукоять мачете, который находился в ножнах на бедре.

Сначала дорога была пустынна, но вскоре начали появляться первые машины. Брошенные, неподвижные. Первое, на что я наткнулась, был разбитый седан, словно специально оставленный посреди полосы. Обе двери распахнуты, внутри — пусто. Обошла его стороной — не стала приближаться или заглядывать внутрь, боясь увидеть то, чего не стоило.

И чем дальше я шла, тем больше становилось машин. Некоторые были аккуратно припаркованы, словно их владельцы ещё надеялись вернуться, другие — разбитые, или с вмятинами и треснувшими лобовыми стёклами… Или вообще лежавшие в кювете. Я старалась не думать о том, что произошло с людьми, которые ехали в этих автомобилях.

Похоже, все машины — уже давно обчищены. Почти у всех подняты капоты, часто отсутствовали колёса. Даже приборные панели — вырваны с корнем.

Глава 5. Добро пожаловать в Риверден

Солнце уже клонилось к закату, когда я, наконец, вышла к Ривердену, и сидя на заросшем холме у границы города, смотрела вниз — туда, где ещё три года назад кипела жизнь. Сделав пару глотков воды, убрала пустую бутылку обратно в рюкзак — пригодится, если найду, где набрать воды, пригодной для питья.

Я не знала, что ждало меня в городе, но предполагала, что заражённых там будет гораздо больше. И, возможно, не только их... А ещё мне стоило поторопиться, пока не стемнело.

Подготовка к этому походу длилась очень долго. Два года точно — с тех пор, как стало ясно, что нас никто не спасёт, и эпидемия не закончиться: ни сегодня, ни завтра. Я знала, что рано или поздно придется выйти из-под защиты бункера, потому что в нём закончится еда, вода, воздух… или что-нибудь сломается.

Я многое знала о заражённых а также о поведении людей в отчаянных обстоятельствах. Поэтому продумала всё до мелочей: куда идти, как двигаться и что делать, если повстречаю мёртвых, и как — если живых. Выработала для себя правила выживания, одно из которых — двигаться только днём, пока светло.

Спустившись с холма, миновала ржавый указатель, на котором ещё сохранилась едва различимая надпись «Добро пожаловать», и направилась к заправочной станции, что находилась на самом въезде.

Я постоянно оглядывалась и прислушивалась, чувствуя себя неуютно на открытом пространстве. Мне казалось, что кто-то следит за мной из зияющих чёрных окон опустевших зданий.

— Какая же ты трусиха, Эми! — пробормотала под нос, стараясь взять себя в руки, но это получалось плохо.

На потрескавшейся асфальтной площадке автозаправки лежали чёрные шланги, торчащие из колонок, а кое-где и вовсе выдранные с корнем. Подойдя ещё ближе, увидела небольшой магазинчик рядом с бывшей закусочной: что-то вроде лавки запчастей и мелких расходников. Выбитые окна зияли тёмной пустотой, а дверь была распахнута настежь и висела на одной петле, покачиваясь от порывов ветра и тихо скрипя.

Этот звук пробирал до костей.

Липкий ужас снова опутал меня, как паутина. После стычки в лесу моё подсознание буквально кричало, что я должна убираться отсюда. Немедленно! Вернуться в бункер, взять на руки своих любимых кошек... Даже вечно ворчащая Нора сейчас казалась мне почти ангелом.

Мне стало страшно, так страшно...

Но назад пути не было. Я знала, зачем пришла. И если не соберу всё нужное для ремонта фильтра — мы с кошками и Норой просто не выживем.

Глубоко вздохнув, шагнула внутрь, освещая путь фонариком.

На полу валялись рваные коробки, а стоящие вдоль стен стеллажи были пусты. На что я рассчитывала?.. Дураку ясно, что сюда добрались ещё в первые дни после вспышки эпидемии и всё, что можно было унести — унесли. Мне нужно обыскивать дома, гаражи, кладовки… Места, где люди держали всякий хлам в надежде, что когда-нибудь он «точно пригодится».

Выйдя обратно на улицу, я направилась к жилому кварталу.

По пути мельком заглянула в аптеку, но она, как и заправка, была абсолютно пуста. Лишь на полу свет фонаря выхватил длинный, потемневший от времени, кровавый след, ведущий вглубь помещения, где располагался аптечный склад, откуда раздавался тихий, едва слышный скрежет. Словно кто-то царапал ногтями запертую дверь. Понятное дело — я не пошла проверять, что издаёт такие звуки.

Солнце постепенно опускалось ниже, накрывая заброшенный Риверден косыми, болезненно-жёлтыми лучами.

Чем дальше, тем сильнее воняло гнилью. Я старалась не думать об этом, торопливо шла дальше, не забывая постоянно прислушиваться к посторонним звукам.

Я боялась встретить других выживших больше, чем самих заражённых.

Зомби — относительно понятны и предсказуемы. Они всегда хотят жрать. Всегда нападают. И если ты достаточно хорошо подготовлен — сможешь выжить.

С людьми всё иначе. Человеческая психика... сломалась. Откровенно говоря, почти у всех съехала крыша. А ещё люди вооружены и умны. И способны на страшные, бесчеловечные поступки...

Наконец впереди показались первые дома.

Я решила пропустить самые крайние — выглядели они особенно паршиво. В стене одного вообще торчал разбитый бампер автомобиля: будто кто-то на полной скорости протаранил дом, чтобы проникнуть внутрь.

Продвигаясь по тротуару вдоль заросших высоченной травой лужаек, я услышала звуки — что-то вроде шорохов и сдавленного чавканья — и замерла, чувствуя, как от страха заколотилось сердце. Дыхание перехватило, и я быстро присела, спрятавшись за перевёрнутым мусорным контейнером.

Чавканье повторилось. Тихое и влажное. Монотонное.

И этот звук доносился из-за высокого забора ближайшего дома.

Я могла бы просто броситься прочь. Развернуться и убежать, пока меня не учуяли. Но одно из моих правил гласило — нельзя оставлять заражённых у себя за спиной! Если зомби один — его надо убить. Если их целая толпа — тогда нужно действовать иначе. Искать укрытие, или место, где смогу переночевать. А уже завтра, на рассвете, продолжить свои поиски, уйдя подальше от этого места.

Вытерев вспотевшие ладони о штанины комбинезона, я получше перехватила мачете и двинулась к небольшому разлому, сквозь который удалось бы осмотреть огороженный двор.

Глава 6. Крики на рассвете

Я тщательно обыскала оставшуюся часть первого этажа, но других заражённых не было. Настоящих трупов — тоже, хотя тут и там виднелись следы борьбы: пустые гильзы на полу, засохшие пятна крови на стенах и дверных косяках. Возможно, зомби и были, но ушли, ведомые вечным желанием жрать живых.

Почему женщина-зомби осталась на кухне, мне было не понятно. Могли ли остаточные воспоминания и привязанности сохраняться в мёртвом сознании и задерживать тело?.. Не известно. Исследования на эту тему могли бы быть интересными... и абсолютно бесполезными.

Поднявшись на второй этаж, подошла к большому окну в конце коридора и краем мачете отодвинула выгоревшую штору. Улица, по которой я бежала, была пуста.

Я внимательно вглядывалась в тени домов и деревьев, вытягивающихся от света заходящего солнца, стараясь уловить хоть малейшее движение: местных каннибалов или других зомби. Но — ничего.

Если бы я не стала свидетелем недавнего безумия, могла бы решить, что город окончательно вымер. Но это было бы ложью. И как только начнёт светать — я уберусь отсюда к чёртовой матери.

Всунув оружие в ножны, вернулась обратно на кухню, где, как я заметила раньше, в стенной нише находилась небольшая кладовка. Там, на нижней полке, обнаружился пыльный, старый, облезлый пылесос старомодной модели. Я присела, открутила заднюю крышку отвёрткой, которую прихватила из бункера, и принялась копаться в его внутренностях. Нашла две фторопластовые прокладки — не совсем нужного диаметра, но при хорошей термоусадке могут подойти.

Остальные полки оказались почти пустыми. Очевидно, что полезные вещи давно растащили, но я знала: даже в груде хламе можно найти нужные детали. Главное — знать, на что смотреть.

В гостиной, среди обломков, валялся разбитый телевизор. Я выдрала из него два крепёжных хомута, ещё один — из задней панели стиральной машины.

Так, по кусочкам, я собирала то, что могло помочь нам выжить. Заглядывала в ящики, комоды, шкафы... Чувствовала себя падальщиком, копающимся в чьей-то жизни, но выбора не было. Я лишь ещё раз мысленно пообещала себе: никогда больше не полезу в город. Эта вылазка первая и последняя.

Когда солнце окончательно скрылось, а сумерки начали густеть, я поднялась на второй этаж в спальню с окном, ведущим на покатую крышу пристройки. Снаружи к стене прилегала старая шпалера, густо поросшая вьюном. И если всё пойдёт наперекосяк — у меня будет путь отхода, а это было ещё одним правилом из моего списка: в любом месте должен быть запасной выход.

Я скинула рюкзак, закрыла и забаррикадировала дверь, подтащив к ней тяжёлый комод, в котором, к слову, мне удалось найти новую пачку мужских трусов. Вот он, век удобного белья: ношу, что хочу... Смешно, что он настал именно так.

Устало выдохнув, я сняла комбинезон и разложила его на спинке кровати, что тот немного просох. Хоть на улице и было достаточно прохладно, одежда стала влажной и неприятно липла к телу: защитная ткань не пропускала влагу ни снаружи, ни изнутри, поэтому я чувствовала себя в нём замаринованной рыбой.

Стащив матрас на пол и усевшись на него так, чтобы меня не было видно из окна, закатала штанину и внимательно осмотрела рану.

След от укуса расплылся фиолетово-красным пятном, место вокруг ощутимо отекло.

Я снова намазала его заживляющей мазью, обмотала свежим бинтом и мысленно взмолилась, чтобы к утру нога не распухла ещё сильнее. Спать легла не раздеваясь, положив мачете под руку.

Было сложно засыпать в чужом, незнакомом месте. И особенно остро я чувствовала отсутствие Ру и Беккер. Они всегда спали у меня в ногах — два тёплых, мурчащих комочка, с которыми даже конец света казался менее жутким.

Я надеялась, что Нора выполняет обещание и действительно следит за ними.

Иначе...

Иначе ей не захочется узнавать, что будет.

***

15 апреля

Я проснулась на рассвете от крика.

Не собственного, хотя он готов был вырваться из горла.

В следующую секунду раздался очередной женский вопль, а после него — серия оглушительных выстрелов.

Кровь гулко застучала в ушах, спутанные после сна мысли никак не хотели собраться воедино.

Секунда. Другая.

Я вскочила, чуть не упала, когда нога съехала с края матраса.

Снова выстрелы. Уже ближе.

Не медля ни секунды, схватила и скомкала комбинезон, запихнув его в рюкзак, затем подняла мачете и подлетела к окну, осторожно выглядывая.

По улице неслись четверо. Двое мужчин и две женщины с рюкзаками и оружием кто во что горазд: у одного был пистолет, у другого лом, а женщины сжимали рукояти длинных ножей, похожих на охотничьи. За ними — заражённые. Не меньше двадцати: толпа, с каждой секундой набиравшая скорость.

Вдруг одна из женщин споткнулась и со всего размаха рухнула на колени, взвизгнула, пытаясь подняться. Один из мужчин остановился, метнулся к ней, ухватил за локоть. Но было поздно.

Первый зомби вгрызся ей в ногу с жадной одержимостью, будто не ел месяцами. Женщина завизжала. Мужчина с ломом попытался отбить её, кричал, махал оружием. Но это было бесполезно. Зомби облепили их со всех сторон, нечеловеческие крики разносились по всей округе, заставляя кровь стынуть в жилах. Через пару секунд они замолкли и их тела скрылись под копошащейся мясной кучей.

Глава 7. Непростой союз

До окраины Ривердена мы добрались почти без препятствий. И это было невероятной удачей.

Я думала, что город, наполненный гниющими мертвецами, не отпустит нас так просто, но, по всей видимости, зомби были слишком заняты другими.

Пару раз мы слышали мольбы о помощи, отрывистые выстрелы, визгливое «нет-нет-нет!» на грани истерики. Толпы мертвецов заполонили город и любые громкие звуки привлекали их, как мотыльков на свет. Мы же стремились как можно скорее и тише покинуть опасные улицы, не задерживаясь ни при каких обстоятельствах.

Я почти не разговаривала. Мужчина — тоже. Мы оба тяжело дышали, сцепив зубы от собственных ранений. К счастью, нам лишь один раз пришлось вступить в бой: одиночный заражённый вышел из-за грузовика, волоча по асфальту вывалившиеся кишки. Мой спаситель быстро отрубил ему голову, а я лишний раз поблагодарила богов, что он попался на моём пути.

Однако, каждый раз, когда где-то позади нас доносился новый крик, мужчина дёргался, будто хотел повернуть назад, броситься на помощь другим. К тем, кто, возможно, уже умирал. Он сжимал рукоять топора, но потом переводил взгляд на меня — хромающую, едва идущую. И продолжал путь вместе со мной.

Было что-то странное в его молчаливом выборе. Почти благородное. Или глупое.

Я смотрела на его широкую спину и думала, что всё может закончится очень просто. Стоит только дождаться момента, когда он отойдёт или отвлечётся, и... Уйти, просто уйти. Вернуться в бункер одной, как и планировала с самого начала.

Смогла бы я убить живого человека, если бы пришлось?.. Ради безопасности нашего убежища?..

Я прикусила губу до крови, сжимая рукоять мачете так сильно, что побелели пальцы.

Нет.

Боже. Конечно, нет.

Возможно, Нора и смогла бы, но я... Как я могу поднять руку на того, кто спас меня? Кто бросил своих, чтобы помочь мне выбраться?..

Хотя в глубине души я хотела бы иметь достаточно решимости и отваги, достаточно безумства и ублюдочности, чтобы быть способной на такой поступок. Тогда всё было бы проще, но и я ничем бы не отличалась от сумасшедших уродов, что готовы убивать своих же ради лишнего куска хлеба, а то и просто ради удовольствия.

Да и этот мужчина может быть кем угодно. Военным. Бандитом. Таким же сумасшедшим, только прикидывающимся правильным. Или просто выжившим с красивым лицом и героическим бредом в голове. Но даже если он добрее всех на свете — я не позволю ему узнать дорогу к нашему дому.

Он помог мне. Да... Но я его об этом не просила, а значит — ничего не должна.

Ведь в новом мире доброта — это слабость.

А выживают только сильные.

И хитрые.

Я собиралась быть и тем, и другим.

***

Стоило немного углубиться в лес, как мы сделали вынужденный привал. Нога болела просто невыносимо, а это означало, что такими темпами я скоро вообще не смогу идти.

— Совсем плохо? — спросил мужчина, привалившись спиной к дереву рядом и устало прикрыв глаза.

— Честно? Хреново! — отозвалась я, стаскивая рюкзак. — Да и ты не в лучшей форме...

— Это точно, уж извини, на руках точно не понесу, — сказал он со смешком, с прищуром посмотрев на меня. — Я Нейтон.

— Амалия, — произнесла я неохотно, доставая аптечку.

Он стянул с себя куртку, под которой скрывалось неаккуратно забинтованное плечо какой-то тряпкой, пропитавшейся кровью, и спросил:

— Ты жила в этом городке?

Я вся напряглась, понимая, что даже не продумала свою легенду. Женщина, жившая в Ривердене? Одиночка, что постоянно перемещается с места на место? Второй вариант выглядел максимально неправдоподобно, учитывая мой внешний вид и навыки выживания... Значит берём первый.

— Да... Я жила в том доме, а когда услышала шум, подумала, что это зомби. Вот и решила скрыться, спустившись со второго этажа. Как видишь, крайне не удачно, — я попыталась усмехнуться, но вышло как-то криво. — А ты? Пришёл один или с группой?

Нейтон даже глазом не повёл и понимающе кивнул, принимая ложь за чистую монету. К моей удаче, он всё-таки оказался более наивен, чем я предполагала.

— Верно... Мы пришли в поисках припасов для нашего поселения. Впервые забрели в этот городишко, — мужчина сделал паузу, размотав повязку на плече, скрывающую рваную рану на правом предплечье. — Но целая орда зомби застала нас в расплох. Видать они пришли с восточной стороны, и нам не повезло оказаться на их пути.

Так вот оно что... Это не они привели мёртвых за собой. Значит, если бы не команда Нейтона, я бы осталась заперта в Ривердене и, возможно, так и не смогла бы выбраться...

— Твои друзья... Они погибли? — спросила осторожно, непроизвольно начав испытывать сочувствие к этим людям.

— Многие... — горько вздохнул он. — Меня отрезало от основной группы, когда упал с крыши магазина, напоровшись на арматуру. Но я надеюсь, что кому-то удалось спастись, как и мне.

Закончив перевязку повреждённого голеностопа, я пододвинулась к Нейтону, чтобы осмотреть и обработать его ранение.

Глава 8. Игра в кошки-мышки

Когда мы выбрались из леса и ступили на растрескавшийся асфальт, идти стало чуть проще: под ногами больше не было неровной земли, ветки не хлестали по лицу, да и дыхание заметно выровнялось.

Как и по пути в Риверден, дорога была пуста: ни зомби, ни других людей. И тишина — даже птицы не пели. Хотя Нейтон то и дело прислушивался и оборачивался назад, явно надеясь, что кто-то из его людей выжил и тоже пошёл этим путём. Но, к моему счастью, никто так и не появился...

— Может, они спрятались или направились в другую сторону, когда покидали город, — попыталась я найти подбадривающие слова.

Он кивнул.

— Скорее всего... У нас есть негласное правило: мы всегда уходим из опасных ситуаций и встречаемся в лагере. По одиночке или вместе — не важно. Когда есть возможность выжить и уйти, мы должны сделать это. Ради тех, кто остался и ждёт нас дома.

Какое-то время мы снова шли молча, но потом Нейтон попытался разговорить меня, хотя больше сам рассказывал о своей жизни.

Так я узнала, что он — бывший капитан двадцатой механизированной группы быстрого реагирования. В первые дни эпидемии его отряд занимался эвакуацией гражданских из пригородов Торонто. Они прочёсывали улицы, зачищали кварталы, уничтожали заражённых и сопровождали людей к временным лагерям. Работали без сна и передышек. До тех пор, пока всё окончательно не вышло из-под контроля.

— Сначала мы потеряли связь. А потом и командование, — его голос стал немного хриплым, пока он вспоминал события прошлого. — Гражданские гибли десятками — от ран, укусов, стычек между собой... Крупные лагеря быстро превратились в смертельные ловушки. Тогда мы ещё не понимали, насколько опасно собирать вместе столько людей.

Я молчала, изредка кивая. Мне самой не довелось увидеть всё это. Мы с Норой уже были в бункере, укрытые от хаоса и ужасающей реальности, наблюдали за эпидемией через экраны. Было жутко слышать подробности от человека, который прошёл сквозь этот ад.

— В итоге мой отряд... Все погибли. А я остался с теми, кто выжил: всего двадцать восемь человек. И все они единогласно выбрали меня своим лидером. Мы организовали новое убежище в старой школе под Белвиллем. Продержались месяца два, не больше. Потом начался голод и люди посходили с ума. Один мужчина повесился, другой пытался забрать у женщины ребёнка, потому что думал, что тот «проклят». Ещё через неделю я принял окончательное решение и мы покинули город с выжившими. Нас осталось двенадцать.

Он замолчал. А у меня в горле стоял ком.

Я не знала, что сказать. Да он и не ждал ответа. Ему явно нужно было просто выговориться постороннему человеку. По всей видимости, Нейтон до сих пор был главным в своей общине, тем, за кем шли и на кого полагались и рассчитывали. А лидеры не могут проявлять слабость и рассказывать душераздирающие истории из собственного прошлого.

— Сейчас мы отстроили новое место — дальше к северо-западу. Надёжное и тихое. Мы не стреляем по тем, кто приходит за помощью, — он бросил на меня быстрый взгляд. — Мы не секта. И не клан охотников за головами. Просто выжившие, которые стараются остаться людьми. Поэтому, Амалия, если ты захочешь завязать с жизнью одиночки, приходи к нам.

Я снова лишь кивнула, так и не ответив ничего конкретного.

У меня тоже был лагерь. Только он прятался под землёй. И мы с Норой тоже старались оставаться людьми, но понимали, как быстро человечность превращается в безумие. Пустив в бункер одного, мы откроем двери для всех. И тогда наше убежище станет такой же смертоносной ловушкой, что и лагеря в начале эпидемии...

Через пару часов, тяжело шагая по трассе и делая постоянные привалы, мы с Нейтоном добрались до места, где вчера я поднялась из пролеска после схватки с заражёнными. По ощущениям было уже около двух часов дня, но мы смогли преодолеть значительную часть пути до холма.

Однако я знала, что впереди нас ждала баррикада: огромная перевёрнутая фура с кучей разбитых машин, что преградили мне путь в прошлый раз. Если мы продолжим двигаться по дороге, то упрёмся в завал и будем вынуждены повернуть назад, ведь на том отрезке обочина с обеих сторон плотно заросла кустами вперемешку с мёртвыми деревьями.

Понимая, сколько сил уйдёт на вынужденный крюк, я не могла промолчать об этом.

— Здесь нам нужно уйти с дороги, — сказала я, останавливаясь и потирая лоб. — Дальше путь будет перекрыт завалом, а пройти пешком — невозможно, как и спуститься в лес.

Нейтон прищурился, глядя вперёд. С этого места не было видно свалки из машин: дорога скрывалась за поворотом и не просматривалась полностью.

— Завал? — переспросил он, облокачиваясь на ржавый седан, стоящий рядом. — Странно, я ничего не вижу отсюда... Ты уверена? Идти по лесу в нашем состоянии — идея крайне сомнительная, особенно с твоей ногой.

— Да, уверена. Я видела его, когда совершала вылазки из города, — ответила ему без запинки, ведь врать становилось всё легче. — Мы действительно потеряем много времени и сил, если продолжим идти прямо.

Нейтон повернул голову и посмотрел на меня чуть внимательнее.

— Ты очень смелая, Амалия, — произнёс он немного странным тоном, но ту же добродушно улыбнулся. — Выживать всё это время одной... Наверное это очень непросто. Я бы точно не смог.

Я кривовато улыбнулась в ответ и мы начали углубляться в лес, пробираясь сквозь спутанные ветки и подлесок. Земля под ногами ощущалась ещё более неустойчивой, чем в прошлый раз: я морщилась при каждом шаге, но больше по инерции, ведь обезболивающая мазь, которую я обновила на предыдущем привале, всё ещё действовала.

Загрузка...