Заря коммунизма

Пролог

Люда лежала на невысоком стоге сена, а над ней склонился Константин Петрович. Неужели это всё? Неужели её мечты о светлом будущем, где каждый будет уважать друг друга и стремиться к общему благу пошли прахом? Но ведь в школе её учили быть храброй, доброй, помогать другим, отдавать всего себя служению обществу! И она отдавала. В прямом смысле этого слова. А как же общество? Разве оно сделало хоть что-нибудь, чтобы она, Люда Новосёлова, не оказалась здесь, на краю колхозного поля на колкой подстилке мёртвой травы?..

Глава 1. 10 июня 1979, воскресенье

– Мы что, будем жить здесь? – Маша Иванова, симпатичная девочка с длинной тугой косой и всегда ошеломлёнными глазами, опустила огромный кожаный чемодан на пол.

– А по-моему, миленько! – проскочила мимо неё Ириша Сидорова, бойкая, задорная, от которой так и веяло настоящим пионерским духом. Только вот пионером она никогда не была.

В небольшой комнате, выкрашенной в грязный зелёно-синий цвет, стояло шесть железных кроватей: четыре у окон и две у стены. Рядом громоздились тумбочки, старые, высокие, местами с облупленной краской.

– Веселее, Маша, веселее! – зашла следом Люда Новосёлова, и от её слов у Маши нахмурилось лицо. – Почувствуешь, какова на вкус жизнь колхозников! Это не у вас там в городе – в комфорте да праздности!

– Что ты несёшь... – покачала головой девушка, подняла тяжёлый чемодан и двинулась к кровати, что стояла в углу. Может, так новый комсорг в лице неугомонной Людмилы будет меньше её замечать?

– Это всё потому, что ты не прониклась деревенской жизнью! Но не волнуйся, здесь ты быстро всё поймёшь!

– Ага, за полгода не поняла, а тут за месяц всё осознает, – фыркнула Лида Козичева, маленькая девушка с порывистыми движениями и острыми чёрными глазами.

– Когда отца переведут обратно в Москву, я с радостью от вас уеду, – спокойно парировала Маша.

– Да его оттуда насовсем выслали, так что ты, подруга, с нами навсегда, – не смолчала Лида. Она быстро залезла на скрипнувшую кровать, встала на цыпочки и распахнула форточку. В комнату влетел свежий дух лета и яблоневого сада.

– Ты ничего не знаешь!

– Девочки! – на правах главной важно крикнула Новосёлова. – Прекратите ругань! Вы же – будущее Советского Союза, а так глупо себя ведёте!

Маша выпучила и без того округленные глаза и едва сдержалась.

– Давайте лучше решим, чем мы будем заниматься вечером, – миролюбиво предложила Ириша, у которой задорно горели глаза. – Предлагаю прогуляться по деревне! Вы-то здесь живёте, а я только в школу хожу! Ничего и не видела тут!

– Нет, девочки, все ложимся спать! – приказала Люда. – Завтра рано встаём и отправляемся на помощь колхозникам!

– А куда нас? – нехотя спросила Маша. – Навоз вывозить?

– Может быть, и навоз. А что ты нос сморщила?! Это такой же важный труд, как и любой другой!

– Лучше бы я дома осталась и книжку прочитала...

– Похвально, Маша, но людям надо помочь! Никуда не убегут твои книжки! Так, – отвлеклась на новое дело Люда, – я сейчас проверю, как устроились другие девочки и вернусь. Не разбегайтесь!

Новосёлова вышла из комнаты, и в коридоре гулко застучали крошечные каблучки сандалий – гордо, важно, с чувством собственного достоинства.

– И кто только выбирает таких комсоргов... – себе под нос сказала Маша и раскрыла чемодан.

– Уж точно не ты, – съязвила Лида.

– Куда мне до вас, до комсомольцев.

– Это ты верно сказала, – ухмыльнулась одноклассница, бросив на неё злой взгляд.

Людмила Новосёлова шла по просторному коридору интерната. В конце его темнел квадрат окна, а по бокам выделялись ровными прямоугольниками двери. Девушка поправила красный значок на груди, пожала плечами, точно от этого что-то изменялось, и вошла в комнату. Шесть девочек спокойно заправляли кровати и без любопытства посмотрели на неё.

– Молодцы, уже застилаете, – похвалила комсорг, и тут её глаза наткнулись на плакат Ленина. Вождь смело смотрел в прекрасное советское будущее.

Новосёлова вышла, но её окликнула Варя Киселёва из Ивановки:

– Люда, а вы, кажется, устроились вчетвером?

Быстро сообразив, о чём та говорит, комсорг кивнула:

– Да, мне не повезло, нас слишком мало в комнате. Жаль отрываться от большого коллектива!

– А давай я поменяюсь с тобой местами? – с лукавством и надеждой попросила веснушчатая Варя.

– Спасибо за предложение, но всем вам лучше держаться вместе. Ложитесь, не засиживайтесь, завтра рано вставать.

Людмила поспешно ретировалась и отправилась проверять, как устроились два полных восьмых класса и девочки из девятого, а также размышлять о том, где бы достать ещё один плакат с Лениным, ведь в её комнате стены были девственно чисты.

Маша Иванова заправила постель домашним свежим бельём и вышла на крыльцо. Прохладный июньский вечер мягко ласкал кожу ветерком и утишал тоску шелестом берёзы. Девушка смотрела на двор с коротко скошенной травой, на пустынную дорогу, на школу, что виднелась за яблоневым садом и грустила. Полгода она жила и училась в Аничкино, потому что её отца перевели по долгу службы на крайний север, и он не смог взять её с собой. Маша никак не понимала, что это ещё за долг? И почему из-за него вторую половину девятого класса она вынуждена учиться в селе, которое ей не нравится, а дети колхозников... Нет, среди них были хорошие ребята, обычные, добрые, не замороченные комсомолом и великим будущим, наверное, их было даже большинство, но все они любили рыбалку, костры, лес, не особенно слушали музыку, не видели балет и совсем не понимали, почему её не устраивает сельская библиотека, ведь там столько книжек, что за всю жизнь не перечесть!

Глава 2. 11 июня 1979, понедельник

– Встаём, ребята, умываемся и в столовую! – заглянула в комнату Валентина Михайловна. Её негромкий голос бодро разлетелся по комнате, но все лишь недовольно заворочались в кроватях. – Давайте-давайте! Не ленитесь! А вечером я сыграю на гитаре.

Как только обещание музыки проникло в сонные сознания, многие вскочили. У учительницы был превосходный голос, чистый, мягкий, он ласкал слух так же, как нежный морской ветер, но пела она не часто, а гитару доставала и того реже.

Два девятых класса, состоящих из девчонок, и два полных восьмых, толпились перед мутными окнами двухэтажного интерната. Ребята нетерпеливо ждали, когда освободятся умывальники, а между тем шумно переговаривались между собой.

– Хорошо бы нас в столовку отправили помогать! – мечтала Варя Киселёва.

– Куда отправят, туда и пойдём, – поучительно вставила Люда, которая внимательно следила за порядком и вмешивалась, если он нарушался.

– Ей лишь бы пожрать, – зло ухмыльнулась Козичева.

– Ты, Лидка, лучше заткнись! – услышала Варя и под густыми веснушками вспыхнула красная кожа. – Чернявка подзаборная!

– Девочки! – осадила комсорг, видя, как наливаются злобой чёрные глаза Лиды. Все хорошо знали, что она дочь доярки и залётного цыгана, и не упускали случая напомнить об этом. Даже несмотря на то, что она круглая отличница и комсомолка. – Мы все ученицы школы номер один! Не забывайте, пожалуйста, об этом.

Маша стояла рядом, но особнячком. Она с интересом слушала происходящее и неосознанно радовалась, что не участвует в этом. Когда Людмила закончила читать нотации нерадивым ученицам, её внимание обратилось на Иванову.

– Маша, – аккуратно начала комсорг, – ты видишь, к чему приводят различия?

– Ну так давай всех одинаково побреем, оденем в гимнастёрки и заставим ходить строем! – рыкнула та и немедленно отошла от Новосёловой. И чего она вечно цепляется?!

Люда не последовала за ней – подошла её очередь умываться.

Толпа школьников во главе с Валентиной Михайловной дружно направилась в контору по освещённой ярким солнцем дороге. На деревьях распевали весёлые птички, кукарекали петухи за загородками, под лопухами прятались пугливые разномастные куры, гоготали гуси, благоухали желтые и белые цветы. На длинном здании из белого кирпича развевался красный флаг, а под ним пестрели алым огромные буквы: «Правление колхоза Заря коммунизма». Железный забор, выкрашенный в ярко-синий, отделял от дороги несколько ухоженных клумб с низкорослыми растениями и смутно наводил на мысль об участке на кладбище. Рядом с конторой находилась небольшая площадка, где ребят уже ожидали. Высокий председатель Константин Петрович, от которого замирали сердца всех молодых женщин в округе, да и не молодых тоже, парторг Василий Иванович – одутловатый мужчина с большими мешками под глазами, вызванными отнюдь не недосыпом, и секретарь Галина Александровна – худющая, с сероватым лицом и вечно тоскующим взглядом. Все они вытянулись в струну в строгих костюмах и изобразили подобие улыбки.

– Сейчас начнётся... – буркнула Вера Исаева из 9 «А», дылда и головная боль учителей. Благо, что жила в соседней деревне Турынино и хотя бы летом не кошмарила округу.

– Здравствуйте, ребята! – несколько сконфужено сказала Галина Александровна. – Хотим поблагодарить вас за то, что вы согласились помочь нашему колхозу!

– Согласились, как же, – хмыкнула Исаева, и Люда попыталась перехватить её взгляд. Но ученица упорно не смотрела на комсорга, и воспитательное выражение лица, которое должно было указать Вере на её неподобающее поведение, затерялось в толпе.

– В этом году мы засеяли рекордное количество свёклы и без вашей помощи нам не удастся собрать хороший урожай! – тем временем вещала Галина Александровна.

А Маша не сводила глаз с председателя. Более чем привлекательный мужчина неопределённого возраста излучал нечеловеческое обаяние. Спокойный взгляд голубых глаз, тёмные короткие волосы, немного встопорщенные и густые, естественность в движениях, лёгкая задумчивость, в смысл которой захотелось вникнуть, и потрясающая неуловимая улыбка. Девушка опустила голову, как только случайно встретилась с ним взглядом, и искоса глянула на Люду – вдруг комсорг за ней следила и скоро устроит новую головомойку? Но та и сама поддалась шарму, чем изрядно удивила Машу. Новосёлова?! Влюбилась?! Быть того не может!

Когда торжественная часть закончилась, а председатель, парторг и секретарь скрылись в конторе, школьники загудели. Валентина Михайловна призвала всех к тишине, кивнула Люде, и та радостно вышла вперёд.

– Ребята, чтобы всем нам было веселее, предлагаю разбиться на бригады! Каждая бригада придумает себе название и лозунг, в конце дня мы посчитаем, кто прополол больше всего, и запишем результаты! А перед тем, как отправиться по домам, выберем лучшую бригаду и наградим!

– Чем? Аленьким цветочком? Так у меня их и без того полно в огороде! – выкрикнула Вера и хамовато оскалилась. Сегодня она была в ударе.

– Нет, не цветочком! – улыбнулась совершенно не задетая Люда. – Но это пока секрет!

– А как быть восьмиклассникам? Мы в лагере всего на две неделе, это вы тут на месяц! – спросила Сонечка Нефёдова, миниатюрная ученица из 8 «Б».

– Давайте решим вместе! – ухватилась за искру чужого энтузиазма радостная Новосёлова. – Можно сделать соревнование только внутри классов, а можно устроить два! Первое будет длиться две недели и в нём будут участвовать все! А второе будет проходить только для девятого класса, потому что восьмой – уже уедет! Кто за первый вариант?

Глава 3. Тот же день, вечер

Небольшой костерок приятно трещал перед интернатом и освещал оранжево-алым окна, траву, умывальники, деревья. Его окружили школьники, уставшие, притихшие, в ожидании обещанного утром. На толстом пне рядом с ними сидела Валентина Михайловна. С чарующей небрежностью она держала в руках старую гитару и подкручивала струны. В круглых очках отражалось пламя и казалось, что вместе с ним горят в огне её глаза. Женщина закончила приготовления, и её пальцы со знанием дела задвигались. По яблоневому саду полетели первые нежные звуки, и ребята перестали дышать. После небольшого вступления учительница закрыла глаза и запела чистым сильным голосом, от которого даже у Толика по телу побежали мурашки:

Песни у людей разные,
А моя одна на века...
Звездочка моя ясная,
Как ты от меня далека...

Люда сидела к учительнице ближе всех. События насыщенного дня взбудоражили её, расстроили и повергли в уныние. До сих пор она не могла поверить, что Тоня Харитонова, отличница и комсомолка, которая активно участвовала в школьной жизни, была пионервожатой, выпускала стенгазету, даже стала комсоргом в прошлом году и вдруг отказалась выполнять решение комсомольского собрания... Не может быть, чтобы она это придумала сама. Наверняка её кто-то надоумил! Девочка повернулась влево и быстро пробежала по одухотворённым лицам школьников, пока не наткнулась на Машу. Та стояла позади ребят и смотрела в одну точку. Кто бы сомневался! Даже песня ей не нравится! Не то что всё остальное... Наверняка она тайно дружила с Тоней и успела переманить её на свою сторону. Конечно, она же городская, многое видела в своей Москве, многое знает! Вернее, думает, что знает, и распространяет своё пагубное влияние на неокрепших школьников!

Люда разозлилась. Почему-то сейчас в её голове начали вырисовываться совершенно очевидные вещи: Тоня делала стенгазету, в которой упоминалось о новой ученице Маше, звала ту в кружки, разговаривала с ней на переменах... Несомненно, во всём виновата только Иванова! Но куда смотрел весь класс! А родители?! Горевшая праведным гневом Новосёлова решила проучить Машу и заставить её не отбиваться от других. Но затем она вспомнила об отце-военном, который привёз дочь в Аничкино к бабушке, а сам отправился на север, вспомнила о том, что недавно Маша потеряла маму, что она одна и у неё совершенно нет друзей. На какой-то миг все эти мысли пронеслись ураганом в голове и затихли. Люда осторожно вышла из круга и незаметно шмыгнула в интернат. Там она ворвалась в их тёмную комнату, включила лампу и кинулась к кровати Ивановой. Она ловко сняла пододеяльник, наволочку, простынь, быстро закрутила их в ком, растерялась на несколько секунд, а затем затолкала в свою тумбочку. Из тумбочки Маши комсорг достала посеревший интернатовский комплект и поспешно его застелила. Девушка выпрямилась, не задумываясь, как сильно в груди бухает сердце. Она гордо вскинула голову, поставила руки в бока и, с чувством удовлетворения, приправленным непонятной тревогой, вернулась к костру. А тем временем Валентина Михайловна, чей образ изменился до неузнаваемости, затянула новую песню:

Слышишь, тревожные дуют ветра?
Нам расставаться настала пора
Кружится, кружится пестрый лесок...
Кружится, кружится старый вальсок...
Старый, забытый,
Старый, забытый вальсок...

Как только маленькие пальцы учительницы тронули струны и Маша уловила знакомую мелодию, всё её тело напряглось. В груди тоскливо заныло, заскребло, горло сжалось, в носу защипало, и девушка неслышно шагнула назад, в темноту.

«Нам расставаться настала пора» – болью отозвались слова песни, и школьница заспешила в почерневший от мглы яблоневый сад. Мама была такой доброй, такой ласковой, она никогда не ругала её за отметки, никогда не заставляла вступать в ряды пионеров, слушала её, понимала, водила в цирк, на спектакли, в зоопарк, на балет, всегда была рядом, когда требовалась помощь. А Маша ничего не замечала... Ни ввалившиеся щёки, ни круги под глазами, ни бледноту, ни одышку... Она слишком поздно поняла, что время, проведённое с мамой стремительно тает, и пожалела о встречах с подружками, пожалела, что так много читала – ей нравилось, что мама довольна, и она с жадностью хваталась за новую книгу! Но пора расставаться всё же настала... Маша всхлипнула и вонзила в ладони ногти. Она обошла высокую яблоню с раздвоенным стволом и прислонилась к узловатой коре. Твёрдые наросты ощутимо впились в спину и немного привели в чувства. Прошло едва ли больше полугода, как Татьяны Ивановой не стало на этой планете, но она продолжала жить в мыслях и сердце и никак не отпускала.

Где-то впереди послышался шорох, и девушка встрепенулась. Она не боялась темноты, но сейчас, когда чувства были растревожены песней, от которой не удалось сбежать, ей стало не по себе. Прекрасный летний вечер на мгновение приобрёл страшные черты, и Маша решила вернуться.

– Подожди, – сказал очень знакомый женский голос из тьмы. – Я тебя искала...

Девочка застыла, ещё не понимая, бояться ей или нет. Она тщетно пыталась вспомнить, кто к ней приближается, но, когда из-под раскидистой яблони вынырнула Галина Александровна, секретарь колхоза, Маша насторожилась. Что она здесь делает?

– Почему ты ушла от ребят? – ласково спросила женщина.

– Просто так...

– Тебе стало грустно?

– Немного.

– Это всё из-за отца?

Вопрос заставил девочку насторожиться ещё сильнее.

– Да нет...

– Ты, наверное, думаешь, что его отъезд совпал со смертью мамы не случайно?

Глава 4. 12 июня 1979, вторник

– Игорёша! – донёсся сдавленный, но удивительно радостный возглас Валентины Михайловны, и Маша открыла глаза. – Ты как здесь? Надолго?

Больше девушка ничего не узнала – послышались торопливые шаги, глухо ударилась дверь, и всё стихло. Маша села на кровати, чувствуя, как боль стискивает мышцы в самых необычных местах. Вот она – трудовая жизнь в колхозе «Заря коммунизма». Из окна в комнату лился застенчивый солнечный свет, а коренастые яблони разбросали ветви под ярко-голубым небом. Иванова сонно бросила взгляд на одеяло. Изнутри медленно, настырно и неудержимо поднималась ярость. Быстрее, чем мозг успел подумать, Маша кинулась к кровати Новосёловой, грубо сдёрнула одеяло и, схватив комсорга за ногу, сволокла на пол.

– Что ты делаешь?! – завизжала мгновенно проснувшаяся Люда. Через секунду по её лицу пробежало понимание, а затем злоба. Девочка одёрнула белую ночнушку и вскочила на ноги.

– Где моё бельё?! – кричала не своим голосом Маша.

– Послушай... Я хочу тебе сказать...

– Где! Моё! Бельё?!

– Маша! Я пытаюсь тебе помочь влиться в коллектив! Понять, что только вместе мы все сильны! Одиночки не выживают!

– Значит, воровством ты решила направить меня на путь истинный?!

– Девочки, что случилось? – в комнату вбежала взволнованная учительница. Со щёк ещё не сошёл радостный румянец, но в глазах уже светилась тревога.

– Она украла мои вещи! – Маша широко расставила ноги, точно боялась упасть, и ткнула указательным пальцем в растерявшуюся Люду.

– Я ничего не крала! – побледнела та, бросилась к своей тумбочке и поспешно достала оттуда белое бельё, свёрнутое в тугой ком.

Валентина Михайловна пригладила юбку, явно не понимая, как правильно поступить, но тут за её спиной показался симпатичный молодой человек, немногим старше девочек, и те испуганно кинулись к кроватям – на школьницах были одни ночные сорочки...

– Игорь, выйди! – строго приказала учительница, и парень вышел, но при этом не забыл улыбнуться перепуганной Маше, что прижала к груди общественное одеяло.

Ириша и Лида не без интереса наблюдали за разразившемся сражением.

– Это воровство! – пискнула Иванова.

– Я ничего не крала! Я лишь хотела, чтобы ты не выделялась!

– А что в этом плохого?!

– Так, девочки... – вздохнула учительница, и её брови строго изогнулись. – Ваши глупые поступки и легкомысленность сами по себе плохо сказываются на всех остальных.

– Но... – попробовала оправдаться Маша. Ей было невыносимо, что она, Валентина Михайловна, разочарована.

– Никаких но! Вы живете в одной деревне, учитесь в одной школе, более того – в одном классе! Неужели вы не можете преодолеть все трудности и постараться найти общий язык?! Жизнь длинная, и никто из вас не знает, где окажется и с кем придётся работать бок о бок!

Новосёлова раскаянно посмотрела на Машу, но та оставалась непроницаемой. Её пальцы добела впились в одеяло, а глаза непримиримо уткнулись в пол.

– Подъём, – чуть более мягким тоном проговорила Валентина Михайловна, завершая инцидент. – Одевайтесь и выходите умываться. Скоро завтрак и пойдём на свёклу.

Как только деревянная дверь глухо хлопнула, Иванова испепелила комсорга взглядом. Она вырвала своё постельное бельё и стала быстро его перестилать. Ириша и Лида молчали.

– Маша... – попробовала заговорила Люда.

– Не смей больше никогда ко мне обращаться!

– Я комсорг! И я лучше знаю, как правильно себя вести! Меня избрал не один человек, а целый коллектив!

– Но не я! Поэтому ты надо мной не властна!

– Ириша, Лида, а вы что молчите? – призвала к поддержке Людмила. – Наш товарищ отбивается от рук, а мы будем просто сидеть и смотреть?! Позволим ему утонуть?! Разве мы не обязаны помочь?!

Девочки онемели. Они медлительно заправляли кровати, медлительно оборачивались на ссору, медлительно делали всё. Их разум как будто застыл или притворялся.

– Лида, ты же сама говорила, что Маша странная! Так давай поможем ей обрести уверенность?!

– Ты у нас комсорг, тебе и решать, что делать, – неожиданно твёрдо заявила та и мельком переглянулась с Ивановой, которая сняла общественное белье.

– Хорошо, – нисколько не обиделась Новосёлова, наоборот, она восприняла это как благословение, – теперь, Маша, я буду ещё тщательнее за тобой следить. Только для того, чтобы ты не наделала ошибок!

Не успела Люда очнуться от своей тирады, как в лицо ей прилетел ком белья.

– Ещё раз выкинешь что-то подобное, пожалеешь, – пригрозила Иванова.

Гудящая толпа школьников направлялась к колхозному полю мимо конторы. Мрачное настроение Маши ещё больше обострилось, когда она увидела Галину Александровну. Женщина стояла около клумбы в коричневом костюме с юбкой и задумчиво поправляла красный значок на груди. Высохшее лицо казалось кожаной маской, руки – ветками, ноги – палками, но затем девочка вспомнила вчерашнее происшествие и по спине побежал холодок. Может, ей это приснилось? Привиделось? Может, она сошла с ума? Секретарь колхоза посмотрела на неё и улыбнулась. Только улыбка не была доброй и приветливой, скорее – зловещей и страшной. Внезапно Маша очень чётко осознала – нет, всё действительно случилось вчера и может повториться вновь.

Глава 5. Тот же день, ночь

Бесшумная тень скользнула от окна в проход между кроватями и дёрнулась к Маше. Руки, что лежала на белой простыне, коснулось нечто холодное, и девушка в ужасе открыла глаза. Едва не вскрикнув, она поняла, что задремала и ей приснился кошмар, о котором она думала весь день. Но перед ней стояла не безобразная Галина Александровна, а бойкая и дерзкая Лида.

– Идём?

Маша помедлила лишь мгновение, всё ещё овеянная мороком сна, но этого хватило, чтобы Козичева хищно оскалилась.

– Да идём, – раздражённо шепнула Иванова.

Она поспешно натянула штаны, кофту, накинула сверху лёгкую серую куртку и направилась к двери за невысокой фигурой одноклассницы.

– Вы куда? – хрипло со сна спросила Люда и приподнялась.

– В туалет! – рыкнула Лида. – Наша фифа боится идти одна, вот меня и разбудила.

Маша открыла от изумления рот – её снова пристыдили! И ладно бы по делу, но ведь просто – по наглости! Козичева снова выставила её глупой трусихой! Но затем Иванова с не меньшим удивлением увидела, что Люда совершенно удовлетворилась ответом и опустила голову на подушку.

Тёмная улица встретила двух девочек не летним холодом. Несмотря на то, что солнце палило весь день, июньские ночи ещё не до конца впитали его жар.

– Страшно? – улыбнулась Лида, когда они перешли дорогу и торопливо зашагали по мокрой траве сквозь колхозный сад.

– Нет, не страшно. Я не верю, что бык действительно убежал и теперь его не могут найти.

– Но он же бешеный!

– Если бы это было так, его давно бы выследили и застрелили.

– Значит, не боишься? – зубоскалила одноклассница.

– Нет, не боюсь.

Но девочка всё-таки боялась: шороха листвы, треска ветки, касания волос по шее от ветра. Только об этом она не рассказала, лишь внимательно следила за садом и прислушивалась к мраку. И как она только согласилась на эту прогулку? Ясно же – Галина Александровна не обязательно стережёт около интерната, она может быть везде! Но тогда Маша думала совсем наоборот... От луны отползла туча, и холодный свет мягко опустился на кроны, бросил белую сеть на тропинку, головы и плечи.

– А ты молодец, – вдруг похвалила Лида, и Маша вздрогнула от неожиданно звонко прозвучавшего голоса. – Думала струхнёшь. А ты вон, идёшь себе спокойненько.

Если бы она знала, как спокойно шла девочка, то была бы не так весела. В любой миг Иванова готовилась сорваться с места и умчаться в спасительный интернат.

– А долго мы будем его искать? – стараясь говорить бодро, спросила Маша.

– Спать хочешь? – ничего не заподозрила спутница.

– Завтра опять подъём в семь...

– Ладно, не переживай, сейчас до коровника дойдём и обратно.

Коровник располагался неподалёку от поля со свёклой и прудом, там, где дорога разветвлялась надвое и уводила в разные стороны. А сейчас одноклассницы шли по колхозному саду, который тянулся по окраине и был таким огромным, что тропки из него вели едва ли не в любую точку села Аничкино. Маша стиснула зубы и мечтала о том, когда же всё это закончится, когда она ляжет на скрипучую железную кровать и забудется пусть и тревожным, но всё-таки сном.

Девочки быстро шагали под раскидистым покровом яблонь и молчали. Лида задавала темп и не собиралась проверять, успевает ли «городская фифа». А Маша, гложимая страхом, изо всех сил держалась рядом и не отставала.

– Как ты думаешь, Люда правильно поступила, когда попросила Валентину Михайловну разрешить нам задержаться на поле подольше? – прошептала Козичева, а её спутница вздрогнула.

– Она должна быть впереди планеты всей... – не особенно дружелюбно ответила девочка, а страх лишь распалил обострённые чувства.

– Мне кажется – это обман. Вот если бы мы все были в равных условиях и наша бригада победила, тогда да, это по-честному. Но когда все будут отдыхать, а мы полоть, то где же тут равенство? Очевидно же, что мы победим.

– Валентина Михайловна всё равно не разрешила, – натянуто ответила Маша. Она совершенно не хотела поддерживать разговор, ведь слева ей померещилась тень.

– Это дело времени. Люда всегда добивается своего.

– Ты слышала? – девушка с испугу схватила одноклассницу за рукав.

– Нет, а что?

– Вот опять!

Лида посмотрела туда, куда указала девочка, и ей тоже что-то померещилось.

– Пойдём быстрее. Наверное кому-то тоже не спится, – немного взволнованно ответила Козичева.

А Маша почти паниковала. Миллион раз она пожалела, что согласилась идти к этому треклятому быку, которого нет, а вот иссушенная Галина Александровна вполне существовала и могла ожидать их у любого дерева.

Девочки торопливо шли по тропе, и под ногами тихо шуршала трава. Практически полная луна, как нарочно, спряталась за тучкой, и сад покрылся страшным мраком. Кто-то совершенно отчётливо шёл параллельно одноклассницам, и те интуитивно увеличивали скорость. Но это никак не помогало – незнакомец легко под них подстраивался и не отставал.

Маша не выдержала и взяла Лиду за руку. Вопреки крохотному опасению, что та поднимет шум, Козичева крепко сжала ладонь одноклассницы и не отпустила.

– Девочки, подождите! – поплыл по воздуху ласковый голос Галины Александровны.

– Бежим... – прошептала Иванова и хотела рвануть с места, но Лида почему-то застыла.

– Ты чего? Это же свои.

– Нет, Лида, с ней что-то не то, надо уходить... Быстрее...

– Девочки, добрый вечер!

Худющая фигура оказалась строго на тропе позади одноклассниц. Неподвижная, точно мраморная статуя, холодная, как лёд Антарктиды.

– Вы почему не спите? – спросила секретарь.

– Решили подышать воздухом, – ответила Лида, игнорируя нескончаемые дёргания Маши – та никак не унималась и тянула одноклассницу вперёд.

– Вот и я решила. Можно составить вам кампанию?

– Нет! Мы уже возвращаемся в интернат! – истерично выпалила Иванова.

– Давайте ещё немного прогуляемся, все вместе, – проворковала Галина Александровна и не спеша направилась к ним. – Я никому не расскажу, что вы нарушаете распорядок лагеря!