***
О старинном замке Гордан-Гри ходят разные слухи. Один диковиннее другого. Самым забавным кажется тот, где упоминается чудовище – безобразное и кровожадное, – которое живёт за высокими стенами, что окружают родовое гнездо именитого семейства.
Почему забавным? Потому что Элизабет и есть чудовище, разве что не кровожадное, а вот безобразное – вполне. По крайней мере, именно так она приветствует себя каждое утро:
– Вот и настал ещё один день, чудовище. Переживём?
И подмигивает своему отражению в потрескавшемся зеркале.
Эта фраза не меняется вот уже десять лет и ничто бы не заставило Эли изменить её, если бы в одно такое утро на стол с тихим хлопком не упало письмо, наспех перетянутое серой лентой. Письмо от старшей сестры, которая так же неизменно хранила молчание на протяжении долгих лет.
Путанные объяснения про сына, про маленького мальчика, который получил незаслуженное наказание из-за неё, из-за чудовища. И хлёсткие слова о том, что если через месяц целители не смогут ему ничем помочь, то…
Месяц прошёл слишком быстро, и вслед за первым, на стол упало второе письмо. То, которое Элизабет боялась получить больше всего на свете.
«Грэгори».
Пляшущие в разные стороны буквы, следы от слёз, что не успели высохнуть - сказали девушке больше, чем десяток лишних фраз. Совсем скоро в замке появится ещё один затворник.
***
Сутки спустя
Я долго стояла за стволом огромного дерева, не решаясь выйти на пыльную дорогу. Шумные голоса селян манили и пугали одновременно, хотя пугали, конечно же, гораздо больше.
В тысячный раз поправила шаль неопределённой расцветки, что так и норовила сползти с плеч, и сделала маленький шаг вперёд. Сделала и вновь остановилась.
Десять лет я не выходила за ворота замка. Почти столько же ни с кем не общалась, разве что со своим отражением. И тут выйти в люди. Да не только выйти, нужно ещё и заговорить первой. Нанять рабочих и впустить их в своё логово.
Сердце то замирало, то ускоряло бег. Как же это сложно…
Но выбора у меня не осталось. Грэгори нуждается в том, чтобы замок был пригодным для жилья, а не напоминал склеп с привидениями.
Шумно выдохнув, удобнее перехватила клюку и направилась в деревню. Сегодня у меня очень много дел.
Первые шаги давались тяжело – и руки дрожали, и ноги, и то и дело хотелось махнуть на всё рукой и вернуться в замок. Но я не позволяла себе пойти на поводу у собственной слабости.
Селяне, которые шли по дороге в деревню, бросали на меня любопытные взгляды, но тут же отводили. Действительно, что интересного в горбатой старухе? Впрочем, мне их внимание ни к чему.
В деревне я сразу направилась к дому старосты. Надеюсь, за столько лет ничего не изменилось.
Постучала в дубовую дверь, не оставив себе времени для сомнений, и принялась ждать. Открыли мне сразу, правда, на пороге стоял вовсе не староста, а его жена – дородная тётка Дили, почти не изменившаяся за эти годы. Разве что стала шире в талии и на пухлом лице появились лишние морщинки.
Женщина окинула меня внимательным взглядом и, вытерев руки о белоснежный передник, недовольно поинтересовалась:
– Чего надо?
Я, конечно же, оробела. Захотелось, как в детстве, потупить глаза и пролепетать тихо, что мне нужно увидеться с её мужем, но… Образ у меня вовсе не тот, чтобы лепетать и краснеть. Вовремя я об этом вспомнила.
– Чего-чего, – бросила ворчливо, удачно справившись со своей ролью, которую репетировала почти весь прошедший день. – Староста мне нужон, для разговора важного!
И клюкой громыхнула по ступеням, чтобы женщина прониклась серьёзностью моих намерений.
Но тётка Дили всегда была не из робкого десятка, а потому на мою просьбу, больше похожую всё же на приказ, и бровью не повела.
– А он всем нужон, да по важному делу, – усмехнулась полными губами, – вот только важность важности рознь. Говори, старая, чего пожаловала? Ежели за подаянием, так ты дверью ошиблась, не подаём мы больше на этой седмице, а то больно много вас тут ходит.
Отчего-то от её отповеди стало стыдно, будто я и в самом деле милостыню просить пришла. Но потом появилась злость: с чего это она решила, что может оскорблять меня? Вот ещё!
– Не нужны мне твои крохи, – брезгливо передёрнула плечами, – работников нанять хочу, староста подсобит?
Женщина не сразу мне поверила, пока я демонстративно не звякнула мешочком золотых монет. Тут-то она моментально засуетилась, торопливо одёрнула фартук и бросила взгляд себе за спину:
– Так бы сразу и сказали… – она замялась, не зная, как обратиться ко мне. Потом решила, что лесть лишней не будет, и расплылась в «приветливой» улыбке, – льдэра. Проходите, я вас молоком угощу, пока староста занят. У него гости… важные.
Слова «гости» и «важные» она произнесла с паузой, словно не была в этом уверена. Вот только войти в дом я не успела, хоть и приняла приглашение хозяйки. В дверях показался седой мужчина в длинном бордовом плаще и надменно кашлянул:
– Позвольте?
Голос его был скрипучим, как несмазанная дверь в моей комнате.
Тётка Дили подскочила на месте и тут же шарахнулась в сторону, словно её ветром сдуло. Да и я посторонилась, почувствовав какой-то странный холод.
Мужчина вышел, за ним показался ещё один, но тот был гораздо моложе. Высокий, подтянутый, улыбчивый, правда, добродушие его мне показалось фальшивым, потому что чёрные глаза смотрели по сторонам цепко, подмечая каждую деталь, и вовсе не улыбались.
Как бы я ни готовила себя к этой встрече, всё равно почувствовала, что земля уходит из-под ног и воздух вдруг становится вязким и горячим. Вот она, здесь, рядом, но, несмотря на мнимую близость, мы невыносимо далеки друг от друга. И этого уже никому не исправить.
Я смотрю на неё пытливо, отмечаю, что именно в ней изменилось за эти годы. Она повзрослела, однозначно повзрослела, черты лица стали резче, грубее, губы тонкими, взгляд острым и пронзительным. Эта девушка, хотя нет, теперь уже женщина, показалась мне чужой.
- Здравствуй, - обронила первая, желая прервать эту звенящую тишину, что невидимой тетивой связала нас.
От моего голоса – хриплого и дребезжащего, - она вздрагивает. И отступает на шаг. Наверное, неосознанно, но сердцу это не объяснить, оно болезненно сжимается и вновь разлетается на тысячи осколков.
- Здравствуй, - тем не менее, она быстро берёт себя в руки. И это не удивительно, Диона всегда умела держать эмоции в узде, в отличие от меня.
На мальчика мне смотреть не хотелось, так же как и на сестру, поэтому я бросила взгляд на окна замка и спросила:
- Родители?
Диона порывисто выдохнула и жёстко произнесла:
- Они не приехали, Элизабет. Никто не приехал.
Слова, словно камни врезаются в меня, выбивая остатки воздуха. Не приехали… Никто не приехал. И он тоже.
Мне хочется выглядеть равнодушной и спокойной, но не получается, голос дрожит и срывается, а фразы сами слетают с губ:
- Это не правда, Ди, скажи, что это не правда?
Наверняка, я выгляжу жалко. Но… Десять лет одиночества, десять лет надежды на прощение. Прощение, которое мне было так необходимо, чтобы жить дальше. А меня лишили и этого.
- Элизабет, - безжалостно отмахивается сестра. - Прекрати. Если бы не… - тут она всё же запинается, и я вижу, как её мнимая выдержка трещит по швам, - Грэгори, я бы тоже не приехала сюда.
Услышав своё имя, мальчик вздрагивает всем телом, а мать, не оставив ему и секунды для сопротивления, поднимает детскую ладошку вверх, демонстрируя почерневшую кожу на запястье.
- Видишь? – шипит зло.
«Это всё из-за тебя!» - так и осталось там, в её сердце. У неё не хватило смелости сказать мне эти слова в лицо.
Между нами вновь опускается тишина. Но на этот раз мне не хочется, чтобы она прерывалась. Хочется лишь одного – закрыть глаза, а потом открыть и понять, что это всё сон. Дурной сон, что развеется вместе с утренним туманом.
- Его вещи в гостиной, - наконец вновь заговорила Диона. – Там есть всё необходимое, если что-то будет нужно, напишешь, и я переправлю порталом.
Пока она говорила, я пыталась понять лишь одно:
- Стой, ты хочешь сказать, что оставишь его здесь одного?!
- Почему же? – пренебрежительно фыркает она. – Не одного, а с тобой.
Я всё же смотрю на мальчишку – его трясёт, а по бледным пухлым щекам катятся крупные слезинки. Я могу понять её ненависть ко мне, но к собственному сыну? За что? Он, так же, как и я, не виноват в случившемся. Хотя в мою невиновность не поверят никогда.
- Диона, ты слышишь, что говоришь? – спрашиваю хрипло, стараясь унять дрожь, которая передалась от мальчишки ко мне.
- Слышу, - сестра вновь прячется за стеной равнодушия. – Но не тебе меня учить, Элизабет.
Если не мне, то кому?
- И он, - имени я не произношу, но мы обе прекрасно знаем, о ком идёт речь, - согласился?
Взгляд Дионы вспыхивает ненавистью:
- Не твоё дело, слышишь? Не. Твоё! – на последней фразе её голос срывается на крик, что эхом разносится по саду.
Не моё…
- Грэгори останется здесь, - пытаясь успокоиться, тихо произносит Диона. – На счёт вещей я сказала, а мне пора.
Она хочет уйти, вот так бросить здесь сына, и уйти. Как когда они все бросили меня. Мальчик, кажется, только сейчас понял, что происходит. Возможно, он до последнего надеялся, точно так же, как и я, что это лишь сон? Очередной кошмар, ничего не значащая иллюзия?
Грэгори вцепился в руку матери и тихо захныкал:
- Мама, мамочка, не оставляй меня здесь, прошу. Ма-а-ама!
Это невыносимо! Как такое возможно? Неужели это та девочка, которая когда-то таскала меня тайком от родителей на конюшню, чтобы покормить маленьких беспомощных котят? Та, кому я завидовала и на кого хотела быть похожа?
- Хватит, Грэгори, - её крик, наполненный и злостью, и болью, вновь прорезает тишину. – Я уже всё объяснила тебе.
Разве важны для этого мальчишки объяснения? Когда привычный мир рушиться, мало знать причину разрушения… Нужно ещё научиться выживать там, куда судьбы забросила тебя. Но вряд ли десятилетний ребёнок это знает.
- Ма-а-а-ма, - громче кричит он, и хватается руками за подол платья.
Я не выдержала, отбросила клюку, и быстро подошла к ним.
- Останься, - прошу её, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы. – Я не буду попадаться вам на глаза, уйду жить в домик конюха. Только останься с ним.
Диона замирает. Выдыхает шумно и говорит спокойным голосом:
- Не говори глупости, - это мне, и уже сыну: - Грэгори, мы не раз говорили с тобой на эту тему. В конце концов, ты будущий мужчина, прекращай реветь!
Строгий выговор, от которого мальчишка резко замолчал, мне показалось, что он попросту захлебнулся собственными слезами. Только стоит и смотрит широко распахнутыми глазами на мать.
«Будущий мужчина» - это так далеко, а здесь и сейчас ему плохо и страшно. Перед глазами пронеслась картинка, когда из замка уезжали родители, вместе с сестрой. Нет, в тот день я уже не плакала и не молила их о прощении, всё это было сделано задолго до того, как они окончательно решили меня бросить. Но боль, даже спустя года, казалось настоящей, а не выдуманной.
Я долго сидела над пустующим листом бумаги, не зная с чего начать. За столько лет я отвыкла писать письма, обычно приходилось отправлять лишь список того, что мне было жизненно необходимо. Не ожидая ответа. А здесь…
Каждый вопрос, что касался Грэгори, хотелось выкрикнуть в лицо, а не карябать каллиграфическим почерком, каждый ответ хотелось услышать, видя её глаза. А ещё лучше его, но это уже несбыточные мечты.
Меня оставили здесь одну, когда я была куда старше Грэгори, да и мне здесь было всё знакомо – каждый уголок замка. А они привезли мальчишку и бросили на произвол судьбы. Да, родовое проклятье в стенах Гордан-Гри не столь всесильно, как за его пределами, но можно же было остаться с ним. Хотя бы на первое время, чтобы он привык и ко мне, и к этой пустующей громаде замке, и к безлюдным коридорам с бесчисленными запертыми комнатами.
Я могла бы вовсе не показываться ей на глаза, но… Диона ни была бы членом семьи Гордан, если бы не показала свой непреклонный нрав.
Когда я взяла в руки перо, обмакнув кончик в чернила, часы на стене натужно заскрипели и приняли отсчитывать удары.
Один, второй, третий…
И когда бой стих, остановившись на десяти, я выронила из рук перо и с замиранием сердца стала ждать. Что вот сейчас, ещё немного, и по коже пройдёт рябь, будто кто в заводь бросил камень. Я каждый раз сгорала от нетерпения и боялась этого момента.
Что если однажды ничего не произойдёт? И я даже ночью останусь всё той же дряхлой старухой? Навсегда запертая в проклятом теле?
А может быть, я обрадуюсь этому? Мне не придётся играть ничью роль, просто эта роль станет моей жизнью, не привычной маской, а реальностью. Тогда, возможно, я не буду больше мечтать об исцелении, тогда я убью в себе надежду, которая иной раз вспыхивает ярче солнца. Вспыхивает и гаснет, стоит мне утром посмотреть на себя в зеркало.
Изо дня в день там отражается Чудовище… Уродливая старуха с горбом на спине.
Но нет, время ещё не пришло – руки охватывает лёгкий голубой туман. Пальцы выпрямляются, кожа разглаживается, и я вновь превращаюсь в молодую девушку. В Элизабет Гордан, младшую дочь льдэра Аарона. В глупышку, чьи мечты разбились, и превратились в серый пепел.
Я резко оттолкнулась от стола и поднялась на ноги. Нужно сменить платье, к сожалению, на одежду «волшебство» проклятья не распространяется…
Когда я переоделась, и вновь села за письмо, мысли окончательно разбежались, оставив лишь горечь разочарования, что ядом плескалась внутри. Вспомнился тот злосчастный день, который я, по ошибке, посчитала сказочным, и самым прекрасным. Самым…
Из соседней комнаты раздался детский крик, и я, позабыв обо всё на свете, бросилась туда.
Поначалу мне показалось, что мальчика вовсе нет в спальне. Кровать была пуста, лишь откинуто покрывало, да смято пуховое одеяло. Светильник на тумбочке. Из окна лился серебристый свет от выкатившейся на небо луны. Сонная тишина и спокойствие.
- Грэгори? – почему-то прошептала, напряжённо осматривая углы комнаты. Он не мог никуда уйти. Не мог же?
Мальчишка не ответил, но я заметила какое-то движение под кроватью. Быстро подошла и присела. Так и есть – распластался у самой стены, спрятав лицо в ладонях.
- Грэгори, ты почему здесь?
Услышав знакомый голос так близко, он встрепенулся, но на меня так и не взглянул. Лишь мелко затряс головой:
- Там кто-то был, в окне!
Привстала, посмотрела в окно, но там никого, конечно же, не было. Да и кто проберётся на территорию замка, которую столько лет верно охраняет Гром?
- Вылезай, - вновь нагнулась к нему. Подвергать сомнению его слова не стала и доверительно прошептала: - Там уже никого нет, я проверила.
Ему просто привиделось. Сегодняшний день оказался для него настоящим испытанием, так что ничего удивительного, что фантазия разбушевалась.
Мальчишка выходить не спешил, только закопошился, будто устраивался удобнее, собираясь провести ночь там же, и тихо спросил:
- Точно?
Вздохнула, опустилась на край кровати и подтвердила:
- Точно.
Прошло ещё чуть больше пары минут, прежде чем у моих ног показалась лохматая макушка. Грэгори осмотрелся, и только потом поднялся на ноги, чтобы тут же дёрнуться в сторону.
- Вы кто?
Если быть откровенной, я не сразу поняла его вопрос, а потом опустила взгляд на подол белого платья, которое позаимствовала из матушкиного гардероба, оставленного здесь же, в замке, и понимающе хмыкнула.
- Это я, Элизабет.
Грэгори первый, не считая Грома, увидел меня… такой.
- Элизабет? – ещё больше удивился он, а я всё же рассмеялась.
- И правда, я же тебе так и не сказала, как меня зовут. Я та самая старуха, с кем ты провёл почти весь день.
Мальчик нахмурился сильнее, и сделал осторожный шаг ко мне. Потом ещё один, пока не оказался совсем рядом и не опустился на край кровати рядом со мной. Помолчал несколько минут, и признался:
- Ты очень красивая.
Его слова, сказанные без злого умысла, вызвали грустную улыбку:
- Наверное, - согласилась, поверив на слово, и тут же перевела тему, - так кого ты видел?
Он рвано выдохнул, и зябко повел плечами:
- Не знаю. Кто-то в окно смотрел, и царапал стекло.
Я ещё раз обернулась назад. Окна второго этажа выходили в сад, но рядом с ними не было ни одного дерева. Так что версия, что это ветка карябала по стеклу, явно сюда не подходила.
- Может быть, тебе показалось? – спросила осторожно.
- Не показалось, - он сложил руки на груди и насупился, - я точно видел.
- Ладно, - вновь покладисто согласилась. – Тогда давай задёрнем шторы?
Тут он согласился, но так жадно следил за каждым моим движением, что я поспешила заверить его:
Но сколько бы я ни ломала голову, сколько бы ни пыталась припомнить детали нашей встречи, чтобы хоть так пролить свет на происходящее, ни до чего не додумалась. И глядя на то, как Грэгори томиться от безделья, позвала его гулять. Заодно проверим рабочих, да и я задам им несколько ненавязчивых вопросов. Может о чём-нибудь обмолвятся.
Мальчишка, услышав моё предложение, тут же встрепенулся и слетел с кресла, в котором сидел, так быстро, что я успела испугаться – как бы он себе ненароком нос не разбил. Но нет, Грэгори стоял на ногах крепко.
А потом вовсе, как и Гром, стал носиться вокруг меня, подгоняя.
- А здесь совсем никто не жил? Вы всегда были одна? – стоило нам выйти из замка, мальчишка принялся задавать вопросы.
- Одна, - кивнула, - но ты знаешь, это даже хорошо. Меня совсем никто не заставлял по утрам есть не вкусную овсянку, и музицировать сутки напролёт.
Про кашу и музицирование я ничуть не приукрашала. Ещё когда матушка была здесь, она заставляла нас просиживать за инструментом по четыре часа, а для меня это всегда было самым настоящим подвигом. Ещё бы, все эти последовательности пальцев в гаммах, этюдах, и сонетах, разнообразие закорючек на нотных листах, обязательное соблюдение фоте и пиано, раздражали меня спустя десять минут занятий, не говоря уже о более длительном времени.
А овсянку наша семейная повариха, которую родители забрали вместе с собой в столицу, готовила так, что её можно было есть только с закрытыми глазами, и вовсе не жуя.
- Да-а-а? – протянул Грэгори и хитро улыбнулся: - Я тоже не люблю эту кашу!
Что же, у нас уже появились общие интересы – мы не любим овсянку.
- Значит, нужно предупредить Тайру, чтобы она даже и не думала нам её готовить.
- Согласен, - подхватил мальчишка, и, увидев впереди Грома, вальяжно развалившегося рядом с рабочими, сорвался на бег.
Заприметив меня, мужики подобрались, словно ждали, что я сейчас непременно устрою им выговор.
- Ну как работается, ребята? – оперлась на клюку, что прихватила с собой.
- Хорошо, льдэра, - заговорил тот же мужчина, что и утром вёл со мной беседу.
Я им поручила подправить во дворе колодец, из которого поступала в дом вода – деревянный сруб совсем покосился, да и доски на крышке превратились в трухлявые головёшки. Ещё велела слазить на крышу, там в одной из комнат третьего этажа после последнего дождя на потолке появились бурые разводы. И много чего по мелочам – ступени подправить у парадного входа, покосить траву на поляне рядом с прудом, разобрать хлам рядом с пустующей конюшней.
- Может вам водички принести? – стараясь быть дружелюбной, предложила с улыбкой.
Двое мужчин, что сейчас как раз чинили колодец, посмотрели на него затравленным взглядом, и синхронно покачали головами:
- Не надо, мы своей обойдёмся, - нервно передёрнул плечами всё тот же рабочий. Похоже, он у них за главного, или же самый смелый, раз не боится разговаривать с жительницей проклятого замка.
- Ну как знаете, - проворчала и так же ворчливо продолжила, - а Алекс-то ваш чего не пришёл? Обещал подсобить старухе, да струсил?
Мужики вновь переглянулись - на этот раз озадаченно. Потом главный задумчиво почесал бороду и нехотя произнёс:
- Дык, занят он, хозяин его работой загрузил.
- Угу, - понимающе кивнула, - и он вас послал? – задала вопрос, на который и так знала ответ.
- Ну, да, - мужик пожал плечами.
- И вы его вот так прям послушались, и пошли? – ещё один наводящий вопрос.
- Ну, да, - так же односложно отозвался рабочий.
- Это кем же он у хозяина ходит, раз посылает вас, куда ему захочется?
Вот тут мужик нахохлился, как воробей, и отвернулся к колодцу, чтобы я не увидела его выражение лица:
- А тут уж я не знаю, что вам сказать, льдэра. Мне велели, я пошёл, вот и весь ответ.
Ясно. Значит, правду говорить ему не разрешили. И к чему эта таинственность? Будто бы этому Алексу заняться больше нечем, как только разводить секреты. Хотя… Выходит, что нечем.
- Ну, работайте, ребята, работайте, - проворчала тихо, развернулась и пошла к Грэгори.
Он стоял рядом с тем мужчиной, который размашистыми движениям уничтожал высокую траву на поляне. Гром сидел рядом, у его ног.
- Нравится? – кивнула на косу, чьё блестящее лезвие мягко цепляло зелень и с довольным хрустом укладывало её ровным рядком.
- Ага, - не отрывая заворожённого взгляда, ответил мне. – Я бы тоже так хотел – вжик, - и нет травы.
Едва не усмехнулась. До чего же он ещё маленький. Косить траву не так-то и просто, я вот за все десять лет так и не научилась управляться с косой. Обкашивала поляну серпом, да и тем орудовать научилась только на третий год. А до этого поляна будто побывала в руках неумелого цирюльника – тут чуп, там проплешина.
- Вот подрастёшь и научишься, - пообещала ему.
Между нами повисла пауза, потом Грэгори обернулся и веско, по-взрослому, произнёс:
- Если вырасту, - незаметно для рабочего, задрал рукав камзола и показал пятно, которое, в отличие от вчерашнего дня, стало больше и темнее.
Мне хотелось его утешить, снова сказать, что его проклятье совсем не такое страшное, как моё, но по блеску в глазах поняла – не поверит.
- Никогда нельзя опускать руки, - строго, без намёка на улыбку, ответила ему.
И тут же ещё раз убедилась, что упрямством он тоже пошёл в отца:
- Но вы ведь опустили! – сжал руки в кулачки и топнул ногой, поднимая вокруг ботинка облако серой пыли.
- Я – это другое дело, - сильнее обхватила набалдашник клюки и посмотрела на рабочего, который перестал косить траву и принялся что-то искать на земле. То, что он внимательно прислушивается к нашему разговору, поняла сразу. – Пойдём, присядем, - пока мальчишка не успел ничего больше сказать, махнула рукой на дальнюю скамью.
Несмотря на то, что предыдущую ночь я почти не спала, в эту отдохнуть мне тоже не удалось. После странных звуков, что я слышала, ни о каком спокойном сне не могло идти и речи.
К тому же, написанное сестрой не шло из головы.
Они ищут противоядие, если так можно сказать, от проклятья. И у них есть кое-какие зацепки. Для Грэгори есть надежда.
Но почему она сама не сказала ему об этом? Почему оставила здесь, выбросила, как ненужную куклу, которую сломали? Почему… он позволил это сделать? Последнее, почему-то, казалось очень важным. Особенно важным сейчас, когда я видела, как загораются глаза мальчишки, когда он говорил об отце.
Из коротких, отрывистых фраз Дионы у меня не складывалась настоящая картина происходящего. Что-то неуловимо ускользало, что-то очень важное. Но что именно, догадаться я так и не смогла.
В итоге, промучившись так до рассвета, поднялась с кровати и пошла осматривать территорию замка. Солнечные лучи разогнали сумеречные страхи, и я почти ничего не боялась. Я пыталась убедить себя, что мне всего лишь померещилось всё это – и шаги, и скрежет по стеклу. Точно так же, как до этого померещилось Грэгори.
Правда, тот факт, что мальчишка слышал то же самое, не успокаивало, а заставляло нервничать ещё сильнее.
Гром мирно спал в будке, что стояла поодаль от парадного входа. И ему мои переживания были совершенно безразличны. Правда, стоило его позвать со мной, как пёс тут же потянулся и встал.
- И ты совсем ничего не слышал? – спросила у него, поглаживая лохматую голову.
Гром подозрительно прищурился и смешливо фыркнул.
- Хочешь сказать, что мне показалось? – возмущённо прошипела. – Но ведь Грэгори тоже кого-то видел в первую ночь. А это что-то, да значит.
Что именно это должно было означать – не знали ни я, ни он.
Потому дальше по тропинке, что вела к склепу, мы шли в полной тишине.
В замке на самом деле ничего не изменилось. Всё те же деревья, клумбы, цветы. Те же дорожки и тот же пруд. Мирная тишина рассветных часов сонно ухала птичьими голосами и шелестом листвы.
Всё привычно. Спокойно. Но внутри меня уже поселилось сомнение – гадкое, невыносимое. Оно вгрызалось в мысли, заставляло вновь и вновь вспоминать о ночном происшествии.
Что, если и Гром, и духи не забеспокоились только потому, что посетитель был… носителем крови Гордан?
Это бы разом объяснило поведение пса и стражей, но… В таком случае, я окончательно потеряю нить происходящего.
Никого из моих родственников не заманить на территорию замка, ведь все десять лет им не было дело ни до меня, ни до родового поместья, а сейчас… Что изменилось сейчас?
Двери склепы были распахнуты – какими я их и оставляла вчера. Ничего необычного, если это понятие вовсе применимо к призракам.
Только Гром довольно пофыркивает, внимательно рассматривая пустое пространство перед собой и виляя мохнатым хвостом. Хоть я и знала о его особенности, каждый раз, видя «общение» пса с духами, чувствую необъяснимый страх и желание уйти от того места, как можно дальше.
Следов ночного посетителя нигде не было. Я прошла по дорожке, всматриваясь в мелкие камушки, будто ждала, что найду отпечатанный след, потом долго смотрела на собственное окно. И только, когда Гром подтолкнул меня в спину, вернулась в замок, где застала интересную картину.
Грэгори, взъерошенный, с красными глазами, сидел в кресле и что-то оживлённо рассказывал Рику. Оба мальчика вовсе не заметили, что в гостиной они больше не одни. Я замерла в дверях и прислушалась:
- Нет-нет, ты не так понял. Они взяли его на абордаж! Ты представляешь, как это захватывающе?
Рик попытался что-то ответить, но Грэгори продолжил:
- Капитан Эфф такой смелый, ему всё под силу!
Восторженный голос и заразительное воодушевление мальчишек, заставило улыбнуться. Ведь это же замечательно, если они подружатся. Грэгори сможет разделить с ним свои увлечения и, возможно, найдёт в нём настоящего друга.
- Льдэра, - совсем рядом раздался тихий голос Тайры и я, шикнув на неё, приложила палец к губам.
Ни к чему их пугать.
- Что ты хотела? – я отвела женщину чуть дальше от двери.
- Если вы прикажете, я скажу Рику, чтобы он не подходил к мальчику, - она на одном дыхание пробормотала эту фразу и тут же отвела взгляд, с усердием разглядывая носки своих туфель.
- Это ещё почему? – удивилась, даже не пытаясь скрыть истинных эмоций.
- Ведь он благородный, а мы… - начала она оправдываться и я недовольно проворчала:
- Тайра, мой вам совет – выкиньте эти глупые мысли из своей головы. Я буду только рада, если мальчишки станут общаться. И я не вижу в этом ничего предосудительного.
Женщина робко взглянула на меня и светло улыбнулась. Её печальное лицо тут же, будто солнечным лучом озарило: исчезла мрачность и тягость потухшего взгляда, кажется, даже морщинки разгладились, и она помолодела на несколько лет.
- Спасибо вам, - всё с той же улыбкой произнесла она, и пока я не успела ничего произнести в ответ, развернулась, и ушла.
Я же ещё раз поблагодарила небо за то, что они послали мне Тайру.
***
Завтрак прошёл спокойно. Сегодня никакие непредвиденные гости не ломились в ворота и не заявляли о безвозмездной помощи. Я даже успела опечалиться этим фактом – как-то успела привыкнуть за два дня, что мне не выдаётся ни минуты покоя.
Жаль, что к тому моменту, когда он закончил фразу, я уже подала ему руку. Так бы ни за что не согласилась на предложенную помощь.
- Какая вам разница? – совершенно не церемонясь, буквально выплюнула слова и спустилась на пол.
Я разговаривала с ним подчёркнуто вежливо и пренебрежительно одновременно. Внутри же всё ныло и кровоточило от его брошенных ради любопытства слов.
Я умерла. Вот так просто. Официально, для всего мира, младшей дочери льдэра Аарона больше нет. Впрочем, так оно и было. Разве можно назвать моё существование жизнью? Так, жалкое подобие…
- Никакой, - отозвался тихо.
Попыталась освободить руку от его захвата, которую он так и держал, но Алекс не дал, задержал, вынуждая посмотреть на него.
Взгляд я подняла и поняла, насколько крошечная рядом с ним. В этом сгорбленном теле, мне и в прыжке не достать до его пустой головы. Показалось, что ему ничего не стоит раздавить меня, как букашку.
- Простите, льдэра, я не хотел вас обидеть, - глаз не отвёл и впервые за всё время нашего своеобразного общения, мне показалось, что он говорит искренне. Не лукавит, не насмехается, а говорит то, о чём думает на самом деле.
Я не сразу смогла ответить ему. Всё смотрела и смотрела, пока не выдохнула измождённо:
- Ничего, милок, ничего…
Он отпустил, и я поспешила отойти подальше.
- Но на счёт встречи помочь не смогу. Нет у меня тут сообщения с его столичным поместьем.
Мне хотелось, чтобы он ушёл. Прямо сейчас. И больше никогда не возвращался. Хотелось, чтобы время вернулось вспять. Чтобы Грэгори никогда не узнал ни о проклятье, ни об этом замке, ни обо мне. Хотелось того, что никогда не сможет исполниться.
Привычный мир пошатнулся, и я вроде бы плыву по течению, но надолго ли меня хватит? Что, если я захлебнусь раньше, чем меня прибьёт к берегу?
- Жаль, очень жаль, - произнёс Алекс, так же отступая на шаг. Вот только в голосе его сожаления не было ни капли. – Рабочие вчера всё сделали, что было нужно? – он так резко перевёл тему, что я не нашлась, что ответить, лишь покивала головой.
- Хорошо, - довольно протянул. – Ну, мне пора, тогда…
Провожать я его не стала. Он сам настоял, что прекрасно запомнил дорогу, и ему вовсе не хочется утруждать старуху. Нет, в его исполнении это звучало куда вежливее – почтенную льдэру, - но к чему эти расшаркивания перед самой собой?
Я осталась одна. Силы закончились, ведь разговор, с виду совсем простой и ничего не значащий, подкосил меня сильнее, чем мне того хотелось бы.
Вихрь мыслей и догадок скручивал жгутом внутренности, клокотал в груди недоверием и предчувствием. Надвигается что-то неминуемое…
Сложилось впечатление, что Алекс приходил сюда вовсе не затем, чтобы поговорить со мной. Даже не за тем, чтобы случайно выведать, как встретиться с отцом. За его поступками скрывался тайный смысл, и почему-то, мне виделось в нём что-то жуткое. Можно назвать меня излишне подозрительной, возможно даже глупой и пугливой, но… Всё новые и новые события не давали усомниться – у меня есть повод бояться и он более, чем настоящий.
Чай так и остался нетронутым, и я, собрав посуду на поднос, понесла его на кухню.
- Льдэра! - Тайра всплеснула руками, заметив мою ношу. – Зачем вы? Я бы сейчас всё убрала.
- Всё хорошо, мне не трудно, - отмахнулась, скользя невидящим взглядом по полкам с посудой, по скворчащим кастрюлям и сковороде. – А ты знаешь, кто такой Алекс? – обратилась к женщине, не зная, кто ещё смог бы раскрыть мне эту великую тайну.
- Алекс? – с недоумением переспросила Тайра. – Льдэр Александр рэй Крэй?
Стоило ей произнести имя его рода, как моя меланхолия и безразличный взгляд попросту испарились.
- Племянник его величества? – собственный голос оглушил, так что я следом тише добавила: - Тайра, скажи, что это не так?
По телу прокатилась дрожь. Даже древней старухе, страшной и сгорбленной, не позволено обращаться «милок» к члену королевской семьи. А я… Я наговорила ему столько, что, пожалуй, заслужила смертную казнь.
- Вы, правда, не знали? – с удивлением уточнила женщина.
«Откуда мне было это знать?» - хотелось взвыть с отчаянием. За последние годы я ни разу не получала корреспонденцию, не бывала в приличном обществе и не была в курсе последних новостей. А портреты королевской семьи десятилетней давности вряд ли можно назвать хорошим источником информации. К тому же на них, Алекс, то есть Александр, был молодым юношей, который мало чего общего имеет с тем мужчиной, что приходил сюда.
- Он живёт здесь уже два года. После какой-то тёмной истории, что произошла в столице, переехал сюда и превратился в примерного землевладельца.
Примерный землевладелец, тёмная история… Она сейчас точно про племянника короля говорит? Дело в том, что члены королевской семьи, что бы они ни натворили, не подвергались изгнанию, и любым другим наказаниям. Они неприкосновенны.
Или тут что-то поменялось за последние годы?
- Расскажи всё, что знаешь, - прошептала, и обессиленно упала на стул.
Кажется, предчувствие не обмануло меня. Кто отказывает рэй Крэю? Раз он захотел купить замок, то… Отец попросту не откажет ему. Тем более, меня семья уже давно «похоронила».
Тайра знала не так уж много. То есть, слухов ходило между селянами много, но все они звучали один глупее другого. Почему тут я сравнила их с теми, что ходят про Гордан-Гри – неизвестность порождает в людях страх, а, как известно, страх не лучший советник в поисках истины.
Два года назад старый заброшенный замок, некогда принадлежащий покойной тётушке его величества Лаора Блистательного, ожил. Заодно, вместе с ним ожила и деревня – появилась работа.