Завоевать генерала. На что способна женщина?

1. Попасть в часть.

Куски праздничного торта размазались по платью, вживаясь в ткань.

Атлас безбожно испорчен, но это последнее, о чем я переживаю, утирая тушь, которая так неприятно раздражает глаз.

Этот день должен был стать моим самым счастливым, и Андрей бы сделал мне предложение, скрепив нас воедино.

Но как же я ошиблась, вверив сердце не тому человеку.

И когда самый торжественный момент с задуванием свечей должен был произойти, так некстати сначала потеряли зажигалку, потом мою коллегу, а уже после и парня.

Стыд. Боль. Унижение. Разочарование. Снова боль.

Это слишком мало, и слова бы никогда не передали все мои чувства и то что я переживала в тот злачный час.

Сердце разрывается на тысячу маленьких осколков под отточенным ударом топора предательства.

Ты никогда не готов к этому, и потому это так больно.

— Катюш, я прошу тебя, не плачь ты так сильно. — Моя лучшая подруга, моя настоящая, не иначе как сестра, фея, которая, придерживая свой округлившийся на седьмом месяце живот, усаживается рядом. — Этот урод никогда не найдет своего счастья, не стоит так по нему убиваться.

Именно Вероника, ответственная за решение всех проблем, вежливо попросившая гостей разойтись раньше назначенного и как следует отчитавшая эту парочку любовников, а после с горем напополам отправила меня домой.

И я действительно не помню, как это было, лишь жалкие обрывки без радостных воспоминаний.

Но это так больно, и невыносимо, мне хочется кричать, но я подавляю это все в себе, глуша боль слезами и портвейном.

— Ник, за что он так со мной? Чего ему не хватало? — Толстое стекло бутылки разбивается об игровую приставку Андрея, ломая это исчадье задротизма на веки вечные и тысячи осколков.

— Милая, это просто не тот мужчина. Таких, как он, всегда было много, но не значит, что с тобой что-то не так и ты не найдешь того самого. — Она мягко улыбается, но мелкие слезы все же прорываются из ее зеленых кошачьих глаз. Беременность сделала Веронику чувствительной.

Я ничего не отвечаю, мне больно, и мы вот так по-дурацки сидим так до рассвета, пока настроение немного не приходит в норму и появляется желание ответить на сообщения от обеспокоенных друзей.

***

— Ты не сделаешь этого, Вахрушева! — Вероника, обезоруженная моим заявлением, выпускает из рук альбом с нашими фотографиями.

Но она еще не знает, что ни один ее заготовленный довод на меня не подействует.

Я слишком зла и раздосадована случившимся.

Андрей оказался тем еще козлом, обманув меня и умотав к себе в часть, оставив меня один на один с разбитым сердцем.

Но если бы он только представлял, с кем именно имеет дело.

— Не смотри на меня так, я всё решила, Ника! — Подруга не может сдержать истерический смех. Пусть и привыкла к моим выходкам. Но это самое безбашенное... — Я думала об этом две недели. Заявление об уходе утром подписал главный, а мою заявку для создания газеты в гарнизоне уже утвердили и выслали билет на поезд до Смоленска.

— Когда тебя не взяли в танцевальный кружок из-за плоскостопия, ты пошла в другой коллектив, обойдя тот старый. А когда препод завалил тебя на экономике, ты выложила ректору на него компромат о домогательствах студенток. А когда... — Я пресекла ее любые попытки вразумить.

— Если ты так хорошо меня знаешь, то должна быть в курсе, что меня не остановить и я добьюсь своей цели. — Подойдя ближе, приобняла Нику за плечи, успокаивая ее волнение. — Я готова променять стабильную Москву на это, и разве это настолько уж плохо — показать самоуверенному придурку его место?

— Ты заходишь слишком далеко, и я боюсь, потому что военная база — это не мать его развлечение и не активный отдых. Там все время стреляют и что-то происходит. — Она вновь взволнованно развела руками, по инерции касаясь своего беременного живота.

Но меня было не остановить.

Я честное слово всю неделю пыталась быть рациональной и отпустить ситуацию с Андреем и его изменой, но чувство задетого достоинства и толстый шрам на сердце мне никак не позволяли этого сделать.

Всё внутреннее я кричало, что так и останусь униженной девчонкой, если ничего не сделаю.

— Я знаю, что делаю, Ника, и разве нет места безопаснее, чем военный городок? Сама посуди, это всего лишь командировка. Помнишь, мы ездили на три недели в Питер? — Развернув альбом, нашла нужную фотографию, где мы дурачились в баре еще до ее замужества с Колей.

— Ну ты сравнила пятизвездочный отель, офис в центре и бары. — Она весело хохотнула, перевернув еще несколько страниц, и вот мы уже серьезные сидим на слете журналистов, слушая какую-то конференцию главы департамента. — Ты хоть знаешь, какого там? Перебои с интернетом, отсутствие доставки и нормальных ресторанов, полный откат в прошлое. У Коли бабушка живет в тех местах неподалеку, всего сорок минут от этой части, знаю, о чем говорю, у нас была неделя Ада, когда ездили знакомиться с его семьей.

— Ну, может, я и хочу наконец-то нормально отдохнуть, а что, найду какого-нибудь симпатичного старшину, позлю козла, получу новые свертки в портфолио, да и к опыту не будет лишним, а уж потом вернусь к тебе и буду лучшей крестной.

— Планы радикалы. — Она рассмеялась. — Ух, не знаю, к чему ты там придешь, но даже жаль, что не смогу видеть это собственными глазами.

— Мы будем созваниваться, писать друг другу электронные письма, ну или голубиную почту возьмем в оборот. — Вероника снова заливается смехом, придерживая обтянутый шерстяным платьем живот.

— Когда ты выезжаешь? — Подруга выжидающе смотрит.

Это самое сложное, потому что она явно не ожидает, что настолько скоро.

Но и я больше не могу усидеть на месте.

— Сегодня ночью поезд, утром буду уже там. — Вероника нахмурилась, полностью готовая к тому, чтобы устроить мне разнос, но заставлять ее нервничать точно не хотелось.

— Ну, дорогая, я успею до твоих родов, а может, и даже до конференции, и как тебе только удалось уговорить Колю на это выступление еще и на девятом месяце? — Вспоминая Николая Никонова, дотошного и до безобразия заботливого мужчину, который следил за тем, чтобы его жена пила все выписанные витамины и вовремя посещала все приемы гинеколога, было странно слушать о том, что он не против этого.

2. Ожидать помощь?

Мы стоим неподвижно, и прочно я уверена, что такие, как он, нечасто сталкиваются с подобными мне.

Данный вид мужчин — это сплошные доминанты, им подчиняются все, от солдат до женщин.

Но меня почему-то забавляет то, в какой ситуации мы находимся, и его хватка, из-за которой явно останется синяк.

И только подоспевший Дмитрий тушит огонь этого нелепого противостояния.

— Дядя, ты уже успел познакомиться с нашей журналисткой? — Мужчина наконец-то соизволил отпустить меня, и я отошла, не желая находиться так близко. Краем глаза замечая едва заметный отрицательный кивок. — Прошу любить и жаловать, Екатерина Вахрушева.

— Можно просто любить. — Не сдержав ехидного ироничного смешка, оглядела своего попутчика.

Он так же, как и я, был в прекрасном расположении духа, в отличие от своего невежественного дяди.

— Я слышал, но едва ли могу разделить радость от события. — Несмотря на этот яд, я не верю в серьезность его запала, ведь меня не обманешь. Больше раздражения он явно ничего не испытывает. — Зайдешь ко мне до обеда.

Дмитрий кивнул, мужчина же, не посмотрев в мою сторону, быстро зашагал к выходу на КПП, где уже была припаркована военная машина.

Вот тебе и семейные отношения, на фоне которых дядя Леша кажется чуть ли не его родным отцом.

И все же это последнее, о чем я задумываюсь, поскольку его уверенный вид сзади, это идеальные пропорции, которые притягивают к себе, так и крича: «Детка, я люблю тягать железо».

Черт, да этот мужчина с высокой вероятностью женским вниманием не обделен, готова поспорить, что именно это и делает его таким невежественным.

— Это мой дядя. — Повторяет Дима, выводя меня из транса. — Максим Игоревич Ранин.

— Какой-то грубый у тебя дядя, Дима. — Он мягко улыбается, едва ли не как чеширский кот.

Я впервые назвала его по имени, а мужчинам это нравится.

— Он генерал, а они суровы и, как правило, не могут похвастаться любовью к мороженому и пассивному отдыху. — Он хохотнул, когда я вновь, не удержавшись, посмотрела в сторону КПП, на этот раз встречаясь взглядом с генералом, который уже сидел на пассажирском сиденье, сдавая назад. — Давай я проведу тебя до твоего домика, уже узнал, где могут разместить.

— Надеюсь, это не общага с двадцатью соседками. — Весело парирую, хотя моя цель предполагает выдержку любых испытаний, и мысленно я уже подготовлена к такому, и все же хотелось бы что-то более адекватное.

— О, не переживай, такое можно встретить только у призывников, персонал и высшие чины распределены более гуманно, в отдельных домах, у тебя пока никто не живет, но, возможно, в скором времени, если тема с газетой выстрелит, подселят соседку для помощи в съемке или написании текстов.

Желание рассказывать, что пишу сама даже в самых полевых условиях, не возникает.

Хочется просто принять душ и переодеть кроссовки.

Не то чтобы слова невежественного меня зацепили, но холод, который заледенил мои стопы, уже плавно начал пробираться к колену.

Мы идем по лесной вытоптанной дорожке не менее десяти минут, переодически окруженные вниманием любопытных отрядов, выстроенных в шеренгу на построении.

И наконец-то выходим к трем домам.

Два из которых практически ничем не отличаются, один этаж, внешне напоминающий дачный домик, не считая панорамных пластиковых окон и небольшого палисадника с забором, и один двухэтажный дом, возвышающийся над ними, без каких-либо огрождений и заборов.

Все постройки находятся плюс-минус на расстоянии пятисот метров с подведенными дорожками.

— Персонала так мало? — Вообще спрашивать подобное, конечно, не собиралась, но, видимо, посреди леса случись мысли вслух.

— Достаточно, дома стоят вокруг гарнизона, допустим, персонал из столовой живет почти в шаговой доступности, лесорубы и прочие мастера так же, люди повыше чином в этой области и там подальше. — Он неторопливо обратил внимание на свои часы, сворачивая ко второму дому. — Мне пора, на завтрак мы уже не успели, тогда встретимся на обеде, отдохни пару часиков, а я попрошу кого-то привести тебя, а потом проведу экскурсию.

— Спасибо, Дима. — Мягко улыбнувшись, кивнула парню.

Все же благодарности я не лишена и вряд ли бы была так счастлива, если бы чемоданы пришлось нести самой.

Получив от него ключи, спрятанные в пустом подвесном горшке на крыльце, прошла внутрь.

Домик был больше, чем казался снаружи. Смежная с гостиной кухня, отдельная комнатка с душевой и туалетом, а также просторная светлая спальня с двумя кроватями, с двумя шкафами и, к счастью, одним рабочим столом.

Ремонт у этого великолепия был старенький, но чистенький и, что немаловажно к счастью, с двумя розетками на весь дом, которые я сразу же побежала оккупировать.

Отдых точно не был лишним.

Приняв контрастный душ, завернулась в махровое полотенце, попутно натягивая шлепки на ноги.

Сил что-то мыть и генералить не было, а потому сняла с зарядки телефон, опустившись на деревянную, с виду крепкую кровать, тут же ощущая громкий инородный треск.

— Твою ж! — Треснувшая пополам перекладина упала вниз, а вслед за ней и матрас вместе со мной. — Всё не могло быть слишком радужно, и, господи, спасибо за вторую кровать.

Второй раз ложиться не стала, посчитав это явным знаком вселенной.

Накинув спортивный костюм, угрюмо двинулась на кухню, в представлениях как Грю из «Гадкого я».

Благо заварка осталась от прошлых жильцов.

Заварив горячий чай, обосновалась за обеденным столом, притащив с собой ноутбук.

Нужно было придумать название газеты.

Кажется, что это слишком просто, но по сути занимает несколько часов, и от самых нелепых«Военных ботинок» прихожу к типичному «Вестнику».

Далее трачу львиную долю времени для того, чтобы придумать оформление и прочие мелочи.

Дизайнера тут точно не найдется, но благо тираж в сто штук напечатать возможно.

Думая о том, с чем у меня ассоциируется эта часть для более сбалансированной составляющей, вспоминаю генерала, так раскрасившего мои пустые впечатления от этого места.

3. Фотоохота с генералом.

— Я смотрю, и дня не способны провести без истории? — Мерзавец невозмутимо прищуривается.

Вместо уже привычной формы на нем спортивные штаны и футболка.

Занимательно.

— Как грубо и несправедливо. — Мои губы изгибаются, пока рот выдает какую-то ерунду. Не то чтобы мне есть до него дело, но именно его коментарии ударяют по самолюбию молотком, подстрекая. — У меня выбило пробки, но даже если бы я и знала, что именно вы мой сосед, осталась бы в темноте до утра.

— Так, может, стоило капнуть глубже корень вашей проблемы и остаться в Москве? — Он усмехнулся, ни капли не жалея яда. — Очень занимательная история. Настоящий профессионал своего дела, девушка с шикарной биографией и карьерой, с теплым местом увольняется и отправляется в глушь, вы что-то не договариваете, верно? — Он слегка наклоняется, как будто разгадал загадку бермудского треугольника. — А может, вы уже в розыске и тут отсиживаетесь?

— Да как вы, то есть ты... — Глубже вздохнула, держа себя в руках. Этот мужчина совсем не видит краев, и я не из тех, кто послушно промолчит, и плевать, что помощь мне сейчас необходима. — Я ни за что не буду обращаться уважительно к такому невежественному мужчине, будь он трижды старше и главнее.

Видя его потемневшие в свете фонаря зрачки, совсем не испугалась, это я тут жертва, пусть двигает свой зад к стенке запасных.

— Смеешь меня в таком обвинять? Это вообще не твое дело.

— Всё, что происходит в радиусе двадцати пяти километров, — мое дело, котенок. — Едва ли не рычит в лицо, пуская колкости.

— Да идите вы, то есть ты... и сидите в своей крепости. — Стараясь подавить в себе не утихающую ярость, прокричала ему в лицо. Усталость и совершенно непривычные условия выдергивают мою стерву из глубин наружу. — Я всего лишь пришла попросить о помощи, но, видимо, ваш максимум — срываться на женщин.

Ярость — это слишком маленькое чувство и даже не близко то, что я испытываю.

Стою перед ним вся мокрая в вечерний холод, уже облепленная роем комаров, как подбитая собака, пока этот козел отчитывает меня и издевается.

Нахрен его.

Собираюсь развернуться, как уже знакомая жилистая рука останавливает, обхватывая запястья так крепко, что я не сдерживаю писка.

Видимо, он совсем не разделяет снаряды и людей.

На что он тут же расцепляет хватку, но не отпускает от себя ни на шаг.

— Здесь стой. — Я открываю рот, дабы послать его куда подальше со своим приливом щедрости, но по взгляду вижу, что не стоит, генерал сам опережает, не давая вставить ни слова. — Молча.

Он исчезает в коридоре, не закрывая за собой дверь, позволяя мне рассмотреть обстановку.

Ремонт в стиле минимализма с характерным древесным наполнением, увидеть с этого расстояния можно только два проема, ведущих в разные комнаты, и лестницу на второй этаж.

После он так же быстро возвращается, удерживая в руках какую-то тряпку, похожую на плед, и небрежно накидывает мне на плечи, обходя вперед.

Легкая ухмылочка все-таки поражает губы.

Неужели я воззвала его к совести или настолько жалко выгляжу?

— Такой щедрый генерал, не знаю, куда себя деть от счастья. — Не могу удержаться, чтобы не подколоть.

Что со мной? Мать его, это ненормально, минуту назад я хотела запрыгнуть на него и расцарапать ему лицо... Запрыгнуть на него?

Вахрушева, а тебя точно током не ударило?

Он бросает хмурый взгляд через плечо, лишь мельком замедляясь, когда мы подходим к дому.

— Девочка, ты случайно здесь еще ни разу головой не ударялась? — Тон полон серьезности, шутки, должно быть, не частая акция для такого, как он.

Но что поделать, это мой стиль, так что пару минут потерпит.

И откуда это пришло? Обычно моя игривость вылезает под приличным градусом с девочками.

А он как будто пьянит, то ли это моя внутренняя потребность, присущая журналисту, разряжать обстановку.

— Нет, а что, решили пожелать мне это вместо спокойной ночи?

— Каску носи, Вахрушева, не рискуй остатками ума. — Закатываю глаза на его плоский юмор.

Бесцеремонно заходит в дом первым, разглядывая кромешную темону.

За все это время наших увлекательных бесед окончательно стемнело.

— Твой телефон с собой?

— А похоже, что у меня есть лишьние карманы?

Он окидывает взглядом мой внешний вид, проходясь от бедер, обтянутых мембраной, заканчивая грудью в топике и открытыми ключицами, на мгновение задерживаясь и снова возвращаясь к лицу.

Генерал ничего не говорит, ступая по инерции на кухню.

Это сранно, но я не понимаю, какие чувства испытала.

Неловкость? Нет. Смятение?

Возможно.

Прямо за плитой я вижу долгожданную, так по-дурацки слившуюся со стеной пластину.

Открыв ее, он пытается разглядеть кнопки, насмешливо маленькие и выкрашенные в тон щитка.

Света от окна не хватает, обхватив одной рукой мою талию, он с легкостью отодвигает меня чуть в сторону от окна, наконец-то найдя то, что надо.

Щелчок, и мир вокруг снова становится видимым и переполненным красками, когда он делает несколько тяжелых шагов к розетке.

— Ты дура что ли, этим здесь пользоваться? — Он со всей своей яростью вырывает фен из розетки вместе с самой розеткой, слегка вытаскивая ту из стены. — Понимаешь, какое тут большое напряжение? Тебя могло током так шибануть, что никогда бы в жизни не забыла этого дня. И чему вас только на физике учат.

Он делает несколько шагов к двери, сжимая в руках мой фен.

Это что еще за приколы?

Мы не в пионерском лагере, и он не имеет права изымать мои вещи по своему усмотрению.

— Верни мой фен! — Сквозь зубы настаиваю.

— Будешь увольняться — заберешь. — Он снова поворачивается к двери, делая шаги на улицу.

Самодовольный невежественный генерал-мерзавец.

— Главное, дыхание не задерживай, пока будешь ждать этой встречи. — Прежде чем становится ясна его реакция, захлопываю дверь.

4. Проблема

Я серьезно собралась охмурять генерала?

Ударяю ладонью по лбу, даже звучит как задача с повышенной сложностью. Но ведь я не сказала Андрею, за кем именно сюда приехала. А что, если попросить Дмитрия мне подыграть? Нет, я отчетливо вижу симпатию и не хочу разбивать ему сердце. Слишком юный. Но мысль о генерале кажется чем-то из ряда бреда. Хотя забавно наблюдать за этим чертовски горячим мужчиной.

Вахрушева, нужно думать рационально, он агрессивен, ему ничего не стоит выполнить свое обещание, и ведь о таком будет даже стыдно рассказать, пожаловаться, а не то чтобы заставить его ответить.

От этой мысли мои щеки начинают гореть.

Я должна рассмотреть всех кандидатов! Ну не может мне подходить только этот невежественный мужчина. Это так забавно, сама отпираюсь, не желая принимать тот факт, что он меня возбуждает.

Свернув с намеченной дороги, иду до казармы Вероники. Небо заволокло густыми тучами, нужно успеть забрать технику и оценить проделанную работу до того, как ливанет. Таков план.

Доходя до нужной точки, встречаю уже почти собранный отряд. Видимо, заранее строятся куда-то, и командира не видать. Увидев меня, Вероника быстро кивает и забегает обратно в казарму, пока я неспешно рассматриваю парней.

Девушек сравнительно меньше, что не удивляет. Парни совсем молодые, лет по восемнадцать, скорее всего, отбывают временную службу. Но, как назло, все абсолютно не мой типаж, слишком молодые и едва ли начитанные, как я люблю. Может, поэтому меня всегда влекли мужчины постарше?

Но в данной ситуации меня пугает прерогатива того, что Андрей сможет кошмарить невинного парня, думая, что я считаю его лучше. Хотя после того, что он сделал, даже Ранин мне импонирует в сотню раз больше.

Только ли поэтому Вахрушева?

И прежде чем я могу поразмыслить над этим, подбегает Вероника с рюкзаком, быстро просовывая мне в руки.

— Извини, у нас уже построение на ужин. — Она встает на свое место к одной из девушек. — Это Ангелина.

— Очень приятно, Ангелина. — Улыбаюсь девушке в момент, когда она поправляет свои белоснежные волосы, ответно улыбнувшись.

— Мне тоже, уже много услышала про вашу деятельность в части, надеюсь, жизнь станет повеселее. — Она хихикает, когда позади ей что-то шепчут, побудив выпрямиться.

— Я приложу все усилия, чтобы это было так. — Оглядываюсь по сторонам, но не замечаю никакого приближения.

— Уже все ждут эту газету, а то одни письма, много ли в них можно понять о происходящем? — Парень рядом устало выдыхает, вызвав у меня смешок.

Вообще-то я их не осуждаю, это тяжело. Я сама настолько вросла в СМИ, что с трудом обхожусь без нормального интернета и любимых модных журналов. Но мой мозг воспринимает это не как испытание или месть, а скорее как аскезу и спокойствие. Спасибо.

— Мировых новостей не обещаю, но основному точно быть. — Достаю фотоаппарат, разглядывая несколько снимков Вероники. Я рада, что она поняла свою работу, и уже завтра мы сможем собрать полноценную газету.

— Поверь, даже такая малость их развеселит, нам сменили командира, и теперь отдых только снится. — Моя новая подруга томно вздыхает, пока Лескова шикает.

— Тихо идет, я не хочу опять маршировать весь вечер вместо столовой. — Вероника распрямляется, когда я отхожу на пару шагов.

— Гражданка Вахрушева, объяснитесь? — До боли знакомый голос раздраженно скрежет где-то поблизости, но оборачиваться нет желания. — Что вы делаете в моем отряде?

— Ах, отряд. — Разворачиваюсь, натягивая боевую улыбку. — Видите ли, командир, я работаю над газетой, и мне необходима некая информация. — Прежде чем он успевает раскрыть рот, опережаю. — Разрешение есть. И хорошего вам вечера.

Быстро делаю заднюю, не желая вдаваться в подробности. Это не его дело, и не то чтобы у меня есть желание с ним общаться. Этот мужчина вызывает лишь ненависть и иногда чуть ощутимое щемящее чувство. Он — олицетворение моих несбыточных мечт.

По дороге к дому успеваю насладиться закатом, пробивающимся через хмурый небосвод.

Отобрав фотографии из своей камеры, перекидываю их в ноут, после чего приступаю к материалам Вероники, параллельно заваривая крепкий чай.

У этой девочки точно есть талант, чтобы уметь так красиво работать со светом и балансом предметов. Перелистнув несколько кадров, натыкаюсь на то, что явно забыли удалить. Портрет Андрея, грозно размахивающего рукой, неужели он ей нравится?

В дверь стучат. Ну нет, еще одного злого мужика по мою душу сегодня я не вынесу. Распахнув дверь, нахожу солдата с чемоданчиком.

— Добрый вечер, меня отправили к вам чинить розетку. — Воодушевленно приговаривает кареглазый парень.

— Проходите. — Всё, что я могу сказать. Неужели ему все-таки не все равно на свои действия. Невежественный мог этого не делать, и тем не менее солдат, стоящий на коленях с отверткой у стены в моем доме.

Это обычное, необходимое дело, но как будто бы не совсем. Черт, это армия меня запутывает. Я уже настолько не понимаю, что верно, а что нет. И вместо того чтобы продолжить размышлять, я беру телефон и иду к своему секретному месту хорошей связи.

Три коротких гудка и радостный визг на другом конце поднимает мне настроение.

— Господи! Никогда не думала, что это будет так тяжело. Но, оказывается, в Москве мы часто созванивались. — Признается подруга, и я с ней согласна. Но в силу закона подлости, имея, не ощущаешь.

— И чувствуется это только сейчас, когда у нас есть возможность переговорить раз в день.

— Признавайся, заскучала там без меня? — Она хихикает, и лучше бы это было так.

— Если бы. — Не могу сдержать немного истерического смешка. — Но о таком, Ника, я могу лишь мечтать.

И она слушает мой долгий рассказ о сегодняшнем дне, через каждые две минуты прерываясь то на визг, то на ругательства. В конце истории, когда мы подходим к моменту парня, что пришел чинить розетку, она не сдерживает себя и разражается смехом.

5. Спаситель.

Не понимая, реальность или нет, стою как дура, устремив свой взгляд на мужскую темно-зеленую форму. А я точно в реальном мире и не сплю? Неужели тот, кто вытащит меня из задницы, именно он?

— Поторопись, если все еще нужны картриджи. — Не говоря ни слова больше, он достает телефон из правого кармана и разворачивается к дорожке, ведущей на КПП. — Вадим, пригони к главному входу машину... сейчас же.

Молча смотрю на то, как он твердо отдает приказ кому-то из вне, все еще пытаясь обдумать сказанное. Неужели действительно поможет? Но что им движет? В любом случае это куда лучше, чем сидеть на лавочке в ожидании краха.

Развернувшись в обратном направлении, бегу трусцой до дома, не желая ехать куда-либо в растянутом спортивном костюме.

Кое-как натянув на бедра черные скинни джинсы, добавляю к образу синюю шелковую майку от Armani, пиджак в тон низа и те самые лодочки, которые так его выбесили в первую встречу.

Играешь с огнем, Вахрушева? А ведь этот человек — твое спасение.

Шепчет мне мое сознание, пока я прочесываю спутавшиеся пряди волос, потягиваясь за любимой матовой помадой.

Ему не понравилось созерцать их в гарнизоне, но про город ничего не упоминалось.

Усмехнувшись, вынимаю из шкафа свой клатч, напоследок осмотревшись в зеркале.

Всю дорогу до выхода меня одолевают противоречивые мысли. Я всегда была несколько тревожна, когда дело касалось работы. Еще с детства некие установки по поводу идеальности влияли на многие сферы жизни. Хотя главным страхом было подтвердить слова отца, не добиться ничего и, поджав хвост, вернуться под родительскую крышу.

Э, нет, лучше всю жизнь перебиваться с работы на работу и недоедать, чем подтвердить те ожидания.

— Ты не кажешься нервной. — Чужой голос вырывает из собственной дискуссии, заставляя поднять голову.

Мать моя.

Максим Игоревич Ранин стоит передо мной как ни в чем не бывало в темных джинсах и черной шелковой рубашке явно не дешевле моей майки. Его кожаная куртка на плечах вызывает странные эмоции глубоко внутри. Мы как гребаные мистер и миссис Смит только по-русски.

— Что? — Подхожу совсем близко, улавливая тяжелый древесный парфюм.

— Твое настроение. Неужели журналистка из Москвы так боится потерять эту работу? — Он усмехается, явно намекая на здешний оклад и местоположение, открывая для меня двери своего «Гелендвагена».

А хорошо нынче получают генералы.

— Какая разница, где я работаю? — Без его помощи закрываю дверь, пристегиваясь, пока генерал обходит машину, после чего продолжаю. — Мне важно именно то, что я выбрала это — работать здесь. И этот крах я буду воспринимать так же, если бы меня уволили из престижной московской газеты только потому, что это выбрала я.

— Справедливо. — Он медленно съезжает с гравия, пока мелкий дождь барабанит по стеклу.

— О, правда? — Не могу сдержать сарказма.

Генерал нарочито медленно отводит голову от дороги, смеряя долгим взглядом. Я жду ответной насмешливой колкости, но вместо этого его губы трогает едва заметная, слишком инородная улыбка, и он устремляет свой взор к дороге.

Так длится около двадцати минут, пока мы не сворачиваем на трассу, и я уже успеваю расслабиться, слегка прикрыть глаза, пока он не задает свой вопрос.

— Ты в отношениях, малышка? — Его глубинный голос разрушает все мои спокойные импульсы. Если тогда это обращение показалось выброшенным на эмоциях, как бомба в океан, то теперь меня прошибло.

Мне кажется это чем-то неуместным, а может, это ассоциируется с прошлыми отношениями. Андрею нравилось это обращение, и мне тоже, но тогда.

Но тебе же нужно было с ним сблизиться? Разве нет?

Издевается внутреннее я.

— Катя. — Исправляю. Развернувшись корпусом к окну, где виднелись высотки жилых домов.

— Ка-а-тя. — Протягивает, словно пробует на вкус, и едва ли я могу сдержать усмешку. — Ты в отношениях, малышка Катя?

Вот же невежественный засранец.

— Не вижу смысла отвечать на этот вопрос. — Подкожно ощущаю взгляд, но продолжаю смотреть в окно. Пусть развлекает себя сам.

— Ты должна знать, больше всего я ненавижу ложь и любовные интриги, а потому, если ты приехала вслед за кем-то. — Его голос стальной и тихий, но он точно знает, что я слышу каждое слово. — Признайся сразу.

Как он понял? Неужели Андрей догадался или рассказал кому-то? Абсурд, мы с Раниным ни разу даже не стояли слишком близко. Значит, лишь догадки проницательного засранца.

— В любом случае это не твое дело. — Усмехаюсь, продолжая разглядывать пейзажи, но не скрываю довольной улыбки. — Про радиус двадцать пять километров я помню, но мы уже его обогнули.

— Можем вернуться. — Спокойным голосом он выбивает воздух из моих легких. Невежественный шантажист. — Смотри на меня, Вахрушева.

Нет, я не подамся, хочет высадить? Да пожалуйста, флаг в руки, красавчик.

— Смотри на меня. — Вновь повторяет, но жестче, как будто с угрозой, и так некстати смешок вырывается из моих уст, когда чужая рука резко сжимает внутреннюю часть бедра, заставляя вскрикнуть.

Мамочки. Он что, реально держит меня одной рукой за бедро и неотрывно смотрит?

Трусишка намочила штанишки?

Хихикает мое сознание, когда я из всех сил выжимаю убийственный взгляд. Как мне может нравиться такое откровенное лапанье?

— Руку убери. — Едва ли не рычу, не желая думать об узле, который сжимается внизу живота.

Это все месяц воздержания, я не могу его хотеть. Пытаюсь убедить себя и пустить ярость в нужное русло.

— Смотри на меня. — Повторяет, словно я все еще глазами блуждаю по лобовому стеклу. — Глядя в глаза, скажи то, в чем пытаешься убедить.

Ах, вот о чем ты?

— Нет. Я не в отношениях. — Усмехаюсь, кладу руку поверх его ладони, на мгновение останавливаясь. Его кожа такая горячая. — Я ответила на твой вопрос, будь добр, не переходи границы, генерал.

6. Удар

В глазах стремительно мутнеет, когда тупой удар приходится на область затылка. Вскрикнув, отвожу голову в сторону, удивляясь, как на стекле еще не осталось трещин.

— Извини... Не убилась? — Генерал в своей манере небрежно прижимает меня к твердому плечу, потирая спутавшиеся волосы, рассержено озираясь на дорогу. — Черт, колесо спустило.

Тут же вскакивает, обходя машину спереди, остановившись у переднего колеса. Это позволяет прижать зудящий затылок к твердой кожаной спинке кресла. Неприятно колющая вспышка вынуждает закусить губу, сдерживая тошнотворный ком.

Это чертовски больно. Меня словно молотком по башке ударили.

Моя дверь распахивается, и Ранин буднично просовывает руки, прижимая к себе и поднимая так, словно я ничего не вешу. Разворачиваясь к улице, он вжимается бедрами в высокий капот «Гелендвагена», усаживая меня на него.

— Все в порядке. — Лгу, отнекиваясь, не желая дальнейших разбирательств.

Все чего хочеться это свернуться в позу эмбриона и исчезнуть под одеялом.

Но тебе же хочеться чтобы этот невежественный позоботился о тебе?

Насмехается мое сознание, пока генерал, пропуская мимо ушей мои ответы, касается своей массивной рукой прядей волос, отодвигая их в сторону.

— Не дергайся, я осмотрю тебя. — Он опаляет шею своим чертовски горячим дыханием, стараясь при всей своей компалеции шкафа быть осторожным. — Может быть сотрясение.

Я послушно молчу, когда он придвигается еще ближе, так что мой нос достает до его шеи. Невольно вдыхаю запах мужского тела, ощущая волнение, это тяжелый запах, который кружит голову.

Хотя голову, возможно, мне крутит все же сотрясение, и тем не менее я не могу об этом не думать.

Но когда прядей становится так много, что они начинают выпадать из стиснутой мужской ладони, генерал начинает наматывать их на кулак. Мои глаза прикрываются от удовольствия, несмотря на легкое покалывание из-за удара, сознание рисует порочные картинки.

Я ощущаю его твердую руку на своих брюках, которая фиксирует ноги, дабы сама не соскользнула вниз, но сознание уверенно рисует картинки, в которых рука сжимает уже оголенное бедро, а волосы идеально наматываются в его руке, когда я откидываю голову назад из-за натяжки, а мой невежественный спаситель генерал впивается в шею грубым поцелуем, вырывая протяжный стон из груди.

— Тебе плохо? — Ранин слегка касается ладонью моих щек, видимо, не решаясь бить по ним из-за не рассчитанной силы. — Вахрушева, мать твою!

— Всё хорошо. — Распахиваю глаза. И как я вообще могу представлять такое? — Голова немного закружилась.

Ага, немного от нахлынувших чувств.

Черт, это определенно завело, но я не хочу даже думать об этом. Мне это совсем не нравится. Не нравится не в том смысле, что плохо, напротив, очень даже, пугает то, что я проникаюсь все больше, что совсем мне не свойственно.

— Посидишь здесь, пока я меняю колесо, или лучше обратно в салон? — Он внимательно вглядывается в зрачки, пытаясь убедиться в том, что я не получила сотрясений.

— Да, я бы хотела побыть на свежем воздухе. — Откидываюсь на лобовое стекло, осторожно прижимаясь к нему. Даже если эта чертова машина грязная после дождя, плевать, сейчас это лучшая поза. — Как там картриджи, они целы?

Генерал молчит. Да не каждый день кто-то валяется, полусидя с подбитым видом умирающего лебедя на его капоте. Но что тут поделаешь, а подкалывать меня, калеку, видимо, для него дело недостойное.

Отмерев через пару минут, наконец-то идет к багажнику, проверяя содержимое коробок. Хочется дернуть головой, но сил нет.

— Порядок. Сейчас по-быстренькому поменяю запаску и вернемся в часть. — Проводит свой дальнейший план действий, после чего скидывает кожаную куртку, как одеялом накрывая меня.

Засучив рукава, Ранин заставляет любоваться впечатляющим зрелищем, и пусть однажды мне уже удалось стать свидетелем его подтягиваний, но вблизи это как удар под дых, поскольку из-за своего положения я не могу полностью его рассмотреть, а спрыгивать с высокого капота в таком положении как-то нецелесообразно.

Мимо проезжает газель, тут же притормаживая, стекло опускается вниз, показывая уже знакомого мне персонажа.

— Ребятки, а что это вы тут распластались, кто-то опять гвоздей что ли накидал? — Дядя Леша с интересом разглядывает сложившуюся ситуацию.

Сдается, случай не первый.

— Поймаю - руки оторву. — Грозно шипит Максим Игоревич.

Но вместо того чтобы предложить помощь и расспросить о случившемся, дядя Лёша внимательно изучает меня и мой внешний вид.

— Ну не буду мешать вам, ребятки. — Он лукаво улыбается, прикрывая окно.

А что тут еще можно решить? Я растрепанная валяюсь на капоте машины генерала, плотно прикрытая его курткой, словно голая. Пока его рукава засучены по локоть.

Черт...

— Езжай уже. — Только отмахивается Ранин, к счастью, не уловив этот взгляд и дедовский посыл.

Проходит по большей мере минут двадцать пять, в которые генерал успел снять меня с капота, чтобы поднять колесо, и наконец-то мы отъезжаем в сторону части, до которой осталось пара километров. Его куртка, как трофей, находиться на моих плечах.

Когда длинный забор наконец-то мелькает в поле зрения, счастливо выдыхаю. Такой сильной колющей боли уже нет. Лишь легкая мигрень и откуда-то появившаяся слабость.

Кивнув караулу на КПП, генерал выходит из машины, и я наконец-то отрываюсь от своего места, проклиная весь мир за выбранные накануне каблуки, я точно в них не доковыляю с такой слабостью. Может, к черту их снять?

Сними, как же, а потом привет, цистит и грибок, мало ли что тут можно подцепить, пока ты дойдешь за пятнадцать минут до дома.

Хочется поспорить с самой собой, сказав что-то вроде того, чтобы снять с солдата сапоги, но только успеваю, как рыба, открыть рот, снова оказавшись на руках у генерала.

Он что, понесет меня через всю часть?

7. Веселье

Не могу контролировать зародившуюся хмурость. Собственно, а чего я ждала? Что он одинокий волк или законченный целибаточник?

Вахрушева, какая ты дура! Найди себе другую мишень, и дело с концом. Будет правильным просто выйти, позабыв о том, чему стала свидетелем.

Но картина так безбожно испортила всё настроение и благоговение от выпущенной газеты.

Ощущаю себя как полная дура. Нерешительность третьеклассницы губит все интрижки.

А могла подкатить к нему еще там в машине, и дело с концом!

Шипит мое сознание. А чего я, собственно, так предаюсь этому? Ранин видный мужик вне сомнений, но быть любовницей в чужих отношениях в любом случае для меня слишком низко и равносильно унижению.

Но какого черта!

Господи, ты буквально кидаешь мне его в ноги и тут же говоришь, что он занят? А генерал? Хорош козлина, находясь в отношениях, меня на руках носит и малышкой называет.

Типичный бабник, еще бы жених нарасхват! Да чтоб ему пусто было.

Схватив сумочку, наплевав на всё, вышла из дома, не оглядываясь на генеральский дом, направилась в сторону столовой. Непрошенная обида промелькнула глубоко внутри, словно меня обманули. Но я не имею права на это чувство, ведь нас ничего не связывало.

В насмешку в сознании мелькнула наша первая встреча, как он включал свет, как предлагал свою помощь, как нес на руках и укрывал своей теплой кожаной курткой.

Мне точно не хватает секса, иначе как объяснить всё это? Дело в цикле, не иначе, все гормоны, и мне не может нравиться невежественный.

Прошмыгнув в столовую через коридор, ступаю к актовому залу, где уже собрались работники.

Дядя Лёша восседал вместе с двумя женщинами в фартуках и мужчиной в медицинском халате.

— Катюш, проходи. — Он зазывает к себе, указывая на свободный стул рядом. — Это наш спаситель, хирург Кирилл Моисеевич, он у нас первое лицо по всем вопросам, касаемым медицины.

Рядом вальяжно расположился симпатичный широкоплечий мужчина лет сорока в полосатой тельняшке, темных брюках и рабочем халате, очки на его лице определенно добавляют собственного шарма. Интересный мужчина.

— Очень приятно. — Протягиваю руку мужчине, который тут же ее пожимает, оставляя легкий поцелуй на костяшках. — Екатерина Вахрушева.

— Очень приятно, Катя. — Он тут же улыбается, как чеширский кот, демонстрируя лучистые голубые глаза. — Можно просто Кирилл.

Видимо, все местные мужчины не упускают ни одной юбки. И как потом верить в эту любовь гарнизонную? Какая тут романтика, одни сопливые разборки.

Вот козел, не любит он любовные интриги. Балабол обыкновенный, и вообще...

— Катюш, ты зависла. — Дядя Леша озадаченно буравит меня своими мелкими глазницами. Складка на лбу напряглась, выдавая его недоумение и озадаченность.

— Прошу прощения, слишком много думаю о газете. Все-таки такая ответственность. — Разворачиваюсь на стуле немного в бок корпусом к врачу. — Очень приятно, Кирилл.

Мужчина лишь кивает, сдерживая улыбку. Пока в голове зудит мысль о том каким посмешищем я стала. И надо ж так зациклиться на козле?

— А это Зоя Петровна и Софья Николаевна, моя жена. — Он указывает ладонью сначала на миловидную тучную женщину лет сорока в голубом вязаном платье и женщину лет шестидесяти в длинной черной юбке и бурой приталенной водолазке, выглядывающей из-под рабочего фартука. — Именно благодаря их золотым рукам и навыкам управления мы не повымирали с голоду за столько-то лет.

— Очень приятно Катенька. — Жена дяди Леши мило улыбается ее глаза невероятно бледного почти медового оттенка устремляются к мужу. — Леша не преувеличивай.

— Скромница моя. — Не упускает ни единой возможности подстегнуть жену дядя Леша.

— Слышала о твоей газете и читала сразу, видно, не первая твоя работа. — Зоя улыбается, приподнимая сверток вверх.

— Рада что получилось хорошо и часы работы увенчались успехом. — В памяти вспыхивает момент собственного краха.

Только переварив произошедшее пришла к выводу что это все моя вина. Ирина всего лишь секретарь, она могла не доглядеть, и это не ее прямые обязанности и зона ответственности, а моя. А вот я по приезде не подумала про самое главное занимаясь второстепенными делами.

Но сейчас я была благодарна судьбе за то как разрешилась эта ситуация.

— О, это было хорошо. Особенно момент с ярмаркой. — Она поправляет пальцами свой съехавший в сторону фартук. — У меня же как раз приходился выходной на тот день, так хотелось побывать, но из-за запары Игорь Борисович лично попросил перенести выходной на другую неделю. А ты всё так красочно расписала, что я как будто бы лично там была.

Не могу сдержать улыбки, для меня много значит моя работа. Конечно, я не жду благодарности, но всегда приятно ее получить.

— Приятно слышать, тогда оповещайте меня по возможности о каких-то запланированных в городе событиях, а я буду изучать и добавлять в… — Но мысль прерывается, когда позади распахивается дверь.

— Вы о газете тут сплетничаете? — Задорный живой голос тут же окружает всё пространство, приближаясь к нам. — Мы сегодня всё утро читали, надеюсь, добавите больше информации по учениям, а то Михалыч, как обычно, вывесит расписание, которое оторвется или скомуниздят.

— Михалыч — это наш местный управленец, майор в отставке, составляет графики дежурств и прочие расписания. — Поясняет дядя Лёша, когда девушки усаживаются на стулья рядом.

Моё лицо застывает, а челюсть едва ли не отскакивает куда-то вниз, когда напротив я вижу ту самую женщину, которая ворвалась как ураган в дом Ранина.

Надо сказать, что вкус у товарища генерала есть.

Миловидная, с симпатичными ямочками на щеках. Наверное, сладкая и неконфликтная. Не то что я — ходячий еж.

— Я Дарья, глава внештатного инициативного комитета, функционирую здесь на полставки, помогая с мероприятиями и информацией. А это Маша, моя подруга.

— Привет, Дима рассказывал тебе, он с моим в одном отряде служит. — Мария протягивает руки, когда я ответно пожимаю.

8. Агония

Генерал

Чертовка. Нет, самая настоящая ведьма.

Стоит ей демонстративно развернуться, как желание схватить взбалмошную за локоть, перевернуть на живот и выпороть накрывает меня с головой.

Однако молча смотрю на Вахрушеву, позволяя ядовитой желчи вылиться прямо на меня.

А девица не поскупится. Она без всякого стеснения выскажет свое «фи», наплевав на любой чин и комплекцию.

Полное отсутствие инстинкта самосохранения.

— Не расчитывай на интрижку генерал! — Бестия усмехается случайно закусывая пухлую губу.

До чего же она притягательная.

— Девочка моя, ты последняя из всех, кто меня интересует. — нагло вру.

Я ни за что не расскажу этой ведьме о том, как сильно она меня заводит.

Как каждый раз я борюсь с сильнейшим искушением, удерживаясь на расстоянии.

Каждый раз сам себе внушаю отсутствие интереса и нарекаю происходящее похотливым желанием.

Вахрушева стала моим наваждением, и нет уверенности в том, что это поддается объяснению или логическому контролю. Я хочу видеть её каждый день и как можно чаще, желательно на расстоянии вытянутой руки.

Ранее эта зависимость распространялась на Камиллу, мою младшую сестру.

Результат контузии в Сирии повлиял на мое сознание слишком сильно.

Тревожная привязанность и сильнейший, высосанный из ничего страх потерять человека, чем-то похоже на ОКР, только намного ярче и острее.

Однако именно после автокатастрофы, забравшей жизнь Ками, был уверен в том, что подобного больше не испытаю. Никогда не смогу ощутить привязанности и всплохи чего-то родного.

По щелчку пальцев на кладбище той январьской зимой мои эмоции, методично пророщенные любящей сестрой, вымерли, замерзнув, как земля под коркой снега.

Я обещал Ками не возвращаться к армии и не подходить к военным операциям а заниматься семейным бизнесом, но не сдержал обещание. Судорожно приняв единственное из предложенных распределений. Смоленск.

Невозможно объяснить эту тягу.

Запах пороха, выстрелы, ночные сборы и порой нечеловеческая нагрузка на тело — единственное, что позволяет хоть немного чувствовать себя живым.

Каждый день, занимаясь вечерними протоколами, я мог концентрироваться лишь тогда, когда Екатерина Вахрушева возвращалась домой, и ни минутой раньше.

Она слишком громкая, упрямая, дерзкая и язвительная, но не влюбленная.

Впервые мой сломанный мозг жалеет, что она не та толпа девушек, пытающихся изо всех сил обратить на себя мое внимание.

Абсурд, ей это не нужно, она избегает меня.

Я не могу приблизиться, черт возьми, она слишком молода и не поймет, каково это — быть с таким, как я.

Ей чужды понятия контузии, когда по ночам ты в холодном поту вскакиваешь с кровати в поисках табельного оружия и не успокаиваешься, пока холодная сталь не коснется ладони.

Катя слишком легкая и светлая для всего этого дерьма. Она домашняя и не сможет протянуть в гарнизоне слишком долго.

Жертв или жалости я не потерплю.

Закончив проверку полигона и дождавшись старого засранца, который приехал только через три часа, забрав Катю, иду в сторону лесополосы, туда, где припаркован мой тигр, каких-то полчаса в полной тишине, и двери кабинета Кирилла распахиваются предо мной.

— Тебя подстрелили? — Тут же спохватился мой военный товарищ, привыкший к редким визитам.

Асоциальность — один из цветов бесконечного букета, прилипших в результате контузии.

Я не люблю людей и постоянно избегаю близкого контакта.

У меня не бывает отношений, быстрый секс и отсутствие эмоций.

Робот, настоящая человеческая машина — вот кто такой Максим Ранин.

— Нет. Пришел поговорить. — Четко отрезаю, скидывая китель на стул. Предчувствуя долгую беседу.

Кирилл сощуривает глаза, после чего подходит к шкафу, доставая бутылку коньяка.

Развернувшись, он неторопливо внимает из рабочей тумбы бокалы.

Но я умею считывать людей и точно знаю, что он напряжен.

— Ты наконец-то готов обсудить произошедшее с Камиллой. — Медик разливает алкоголь в бокалы, протягивая один ко мне.

Нет, к этой теме я возвращаться не хочу. Прошло четыре года, но картинки прошлого не оставляют мое сломанное сознание. Они туманят и наносят глубокие прорези в груди.

Чертовски неприятно.

— Нет, но ты как психиатр был бы кстати. — Осушив бокал, подавляю вспыхнувшую ярость, возвращая стекло на место.

— Тогда уже психолог, не спеши на себя смирительную рубашку раньше времени натягивать. — Он смеется, но под пристальным взглядом берет себя в руки.

Кирилл поднимает бутыль, желая пополнить алкоголь, но моя ладонь накрывает стакан. Никакого пьянства, иначе эта девушка точно от меня не отделается.

Пьяный Ранин в десятки раз хуже трезвого, чувство снисходительности и действий во благо стирается, и я беру то, что мне необходимо. И речь далеко не про секс.

Тебе страшно, что твои предрассудки уйдут на задний план и, как пещерный человек, ты запрешь Вахрушеву в своей спальне, не дав ни одной дороги к отступлению.

Мое внутреннее я признаеться в том, в чем я бы никогда не признался сам.

— Я начинаю проживать тот же сценарий, что и с Камиллой, но загвоздка в том, что девушка мне не родственница и мы никак не связаны. — Вспоминая образ бестии, какая-то часть меня, по правде говоря, жалеет, что мы не связаны, но это куда безопаснее.

Я не должен быть эгоистом и ломать чужие амбиции.

— Значит, связаны, твой мозг бы не стал воспринимать желание уберечь и защитить девушку, если бы между вами ничего не было. — Он цедит свой стакан, задумчиво изучая мою физиономию. Долбанный мозгоправ. — Расскажи мне о ней.

Задумываюсь. В сознании с молниеносной скоростью вырисовывается образ Вахрушевой со дня прибытия. На первый взгляд она показалась мне всего лишь глупой москвичкой.

Приехала в гарнизон как на концерт еще и не смотрит под ноги, про уважение к тем, кто выше по званию, вообще молчу.

9. Бегство

Кровь отливает от лица, пока я пытаюсь осознать всю грандиозность этого события.

Да, Вахрушева, ты теперь точно попала!

Лицемерит моё же сознание, а вообще-то было бы не плохо помочь, в конце концов я вообще ничего не помню об этом временном отрезке.

Ну не могли же мы переспать или…

Тело покрывается гусиной кожей, когда оглаживаю свои изгибы через ткань, осознавая, что на мне нет белья.

Блин. Блин. Блин.

Обшариваю взглядом комнату, натыкаясь на красную тряпку, выглядывающую прямиком из-под кровати.

Сознание рисует порочные картинки, где генерал в порыве страсти снимал их с меня своими большими ладонями, укладывая на кровать.

Прекрасно, Вахрушева, трусы найдены, можешь гордиться собой.

Господи, неужели я так оплошала, перейдя черту? И вот надо ж было именно с ним.

Ответов нет, продолжаю кататься по полу почти под кроватью в поисках лифчика, но вместо него нахожу нечто покруче.

Мужская, мать его, футболка.

Что же получается, он снял её вместе с моими трусами или это вообще сделала я?

Интересно, что вчера пало первым.

Мое белье или его одежда?

Так и не найдя своего заветного лифчика, кое-как натягиваю трусы на бедра, вышагивая вниз.

Практически прижимаюсь вплотную к дубовой стене в попытке понять, одна ли я.

Господи, я не готова сейчас смотреть в глаза Ранину.

А если я наговорила чего лишнего?

Ударяя себя по лбу с досады. Резко хватаюсь за голову от вспышки боли.

Дебильное похмелье.

Внутри дом выглядит явно лучше и намного крепче, чем мой.

Шикарная лепнина, много элементов дерева, простой, без заморочек ремонт для комфортного времени проживания, выдержанный исключительно в темных древесных текстурах.

На втором этаже помимо спальни также есть ещё одна дверь, но зайти не решаюсь.

На первом есть что-то на подобии гостиной с дубовым столом и книжными стеллажами, ванная, какая-то подсобка и просторная кухня.

Мои глаза цепляются за стеклянный стол прямо напротив панорамного окна.

Ароматная яичница с колбасой, грибами и помидорами так и манит к себе.

— Не завтрак в постель, но ладно. — Хихикаю, с радостью усаживаясь на удобный стул.

На столе в углу книга в твердом переплете по нейропсихологии.

Закладка разделяет страницы меж собой ровно на половину.

Интересно, какой он собеседник, я-то наивно полагала, что никакой.

Но, признаться, это количество книг впечатляет.

Вахрушева, вы явно вчера с ним не книги читали.

От этой мысли тошно.

Как будто у меня украли первый секс с этим мужчиной.

Закончив поедание своего жирного, противопохмельного и невероятно вкусного завтрака, несу остатки к раковине, быстро намыливая тарелку моющим.

Это так странно стоять босой, в одной футболке генерала и на кухне его дома мыть посуду.

Закончив дело, я возвращаю графин с соком в холодильник.

Записка удерживается магнитом, привезенным из Сочи. Удивительно, что ты там бываешь со своим графиком.

Дождись меня.

— Ага, сейчас дождусь в одних трусах и прямо летящей походкой к тебе на допрос, Ранин.

Ну уж нет. Чтобы там он не задумал, первое, что я хочу — смыться.

Однако замечаю стрелку на записке, ведущую на тумбу. Он оставил мне уже разведенный с водой абсорбент.

Мило.

Выпив всё до последней капли, вымываю кружку.

Если там отрава или какое-нибудь слабительное, я тебя из-под земли достану, генерал!

Осмотревшись по сторонам , позорно сбегаю прямо до своего дома.

Было бы хорошо, если бы этого никто не видел.

Приняв контрастный душ и для закрепления эффекта анальгин, с полотенцем на голове следую в палисадник.

— Вахрушева коза, куда ты пропала? — Бурчит подруга, пока я ударяю по все еще влажному колену, убивая комара.

— Да здесь я. Милая, дела были. — Усмехаюсь. — Это полный провал, Ника.

Едва ли не ною с досады. Хотя отчасти даже смешно, как все так повернуло.

— Я уже смотрела билеты на поезда и... Так! А что произошло?

Она осекает себя, только уловив сказанное мной.

— Соединяй три вещи. Свадьба. Алкоголь. Утро в его кровати без трусов.

Хочется снова себя ударить в лоб с досады.

Но прошлая вспышка головной боли отлично тормознула эту идею.

Это я должна была держаться до тех пор, пока он не начнет двигаться, а по итогу не знаю даже, как себя вела.

А действительно, мы же и не знаем, как оно было.

— Эй, Вахрушева, Але! Я спрашиваю, вы что, уже расписались там?

Видимо, я задумалась, но тут же подскочила.

— Какая свадьба, да ты что, Никусь!

Голова набекрень, и самое страшное, что даже не понимаю, жалею ли я об этом или нет.

Но то, что стыдно, это факт.

Тоже мне приехала, мисс крутая недотрога!

— Не горячись, ты сама сказала — свадьба.

Она хихикает. Ну конечно, весело ей там, это же не она тут вынуждена работать еще и честь свою собственную охранять.

— Я была на свадьбе у одной пары тут, ну и выпила, похоже, лишнего.

Подбираю слова. Боже, как сказать, что я допилась до белого колена, раз не помню секс с таким мужчиной?

— Короче, помню, как выпивала на банкете с друзьями жениха и Димой, а следующее мгновение я без трусов в одной большой футболке в кровати генерала. Как тебе такое, Никонова?

На другом конце звучит долгая тишина. Начинаю волноваться: вдруг поплохело? Все таки уже восьмой месяц.

Пока громкий хохот не разбавляет эти тревожные звенья.

— Я не знаю, как реагировать, Кать. А ты точно была пьяна, ты же у нас в компании самая трезвая. — Скептически замечает.

— Вероника! — Угрожающе рычу, используя полное ее имя. — Если на то пошло, то я бы хотела контролировать процесс, а теперь даже в окно смотреть боюсь, что он заметит.

— Что сказать. Как обычно, выделилась Вахрушева. — Она снова заливается громким смехом. — Про газету не спрашиваю, знаю, что вышло по высшему разряду.