Завтра не наступит
Звезда моя ведет меня вперед, к тебе -
Огонь внутри сгорает в отблеске рассвета.
Пойдем ли мы по ниточке к судьбе?
Вся жизнь как песня, что еще не спета...
«Любовь небесная»
Утро встретило ее, лежащую на земле. Что-то капнуло на нос, и Яхмес, наконец, открыла глаза. Она удивленно вздохнула, резко села и огляделась вокруг: влажная земля, пушистая трава и деревья… Ликая зябко потерла плечи, стараясь прогнать разгулявшиеся мурашки. Крепко зажмурившись, понадеялась, что сон растает без следа, но он и не думал пропадать, и становилось только холоднее. Зябко поджав босые ноги, она продолжала затравленно оглядываться вокруг. Трава была вся усыпана невзрачными сиреневыми цветочками, от которых исходил одурманивающий аромат. Даже самые благородные цветы из храма не могли таким похвастаться. Зачарованная, Яхмес сорвала пару бутончиков. И вдруг, в необычайной тишине, незаметной сначала, но нежданно оглушившей, она услышала размеренный стук, раздающийся где-то вдалеке.
В дилемме идти-не идти победило второе, и она, нетвердо встав на ноги, отправилась в сторону, откуда доносился звук. Подойти нужно было незаметно, чтобы сперва успеть оценить обстановку. Все еще было непонятно, как она сюда попала. Кто-то похитил ее? Она пришла сюда сама? Все казалось надуманным. Разве стражи не защитили бы? Или… после дня Солнца царь решил от нее избавиться? И тихо вывез в лес. Похоже на бред, если подумать. Но сама она никак не могла сюда прийти. Никаких воспоминаний, кроме того, как она легла спать, не осталось. Да и Кроциус последовал бы вслед. От нахлынувшего стыда заалели кончики ушей. Как она могла? Хотелось рвать на себе волосы. Нет, ей не стоит брать в руки и бокала вина, чтобы еще что-нибудь не выкинуть. Что-то настолько глупое, после которого она больше не сможет смотреть ему в глаза и просто уйдет жить в лес. Подождите-ка… Может быть, она ходила во сне и подсознательно убежала? Нет, тогда Кроциус бы точно последовал за ней, это точно. Но нет, никого вокруг, и только глухой звук постепенно становился все громче. Значит, она шла в правильном направлении.
В пейзаже ничего не изменилось, все те же деревья, дурман-трава да мох, покрывающий стволы, и создающий впечатление лесного уюта. Деревья сцеплялись кронами, будто здороваясь, и едва слышно шептали что-то на своем языке так, что если закрыть глаза, казалось, что стоишь на морском берегу. Стук становился все громче, и она все шла, шла… Даже не надеясь на спасение, а готовясь, чуть что, бежать без оглядки.
«Никто тебя не найдет…» - вдруг тихо-тихо раздалось в голове. А что будет, если поговорить с этим голосом?
- Кто ты? Это я сама с собой говорю?
Смех звучал будто бы издалека, да вот только раздавался прямо в голове. Яхмес схватила ладонями лоб, помассировала виски.
«Тссс… Тихо» - вдруг предупредил голос. Ритмичный стук прекратился. Яхмес замерла, будто в ожидании. Но чего? Через некоторое время снова возобновился. Так стало зябко, будто порыв ветра проморозил кожу до самых костей. Ноги ныли, и Яхмес, сказать по правде, тоже хотелось ныть. Вся ситуация давно вышла из-под контроля с той самой секунды, как она открыла глаза. На голову капнуло. Снова, как на нос, упала капелька с листьев. Ликая поежилась.
- Ты здесь?
«Тихо, говорю!» - прокричал голос, испугав Яхмес так, что она присела на корточки и заозиралась по сторонам. Стук снова прекратился. Как будто кто-то… колол дрова? И как только слышал ее слова, прекращал работу. Но если там ее похититель? И как узнать, хороший там человек или плохой? На расчудесный неизвестный голос надеяться не приходилось. И ее мучила смутная догадка, что мысль насчет ее прошлой семьи внушил ей этот голос. Что это и какой природы? Он точно пришел извне, и сейчас с каждой репликой словно становился громче, предупреждая о чем-то. О чем?
Бесконечные вопросы разрывали ее и так запутавшуюся голову, но из всего этого в суматохе Яхмес поняла, что шуметь не стоит. Но как не посмотреть, кто там? Да и голос молчал, когда она шла в сторону звука. Встав на ноги и отряхнув платье, ликая нащупала через гладкую ткань что-то лежащее в кармане. Она ничего туда не клала. Поспешно достав предмет, хорошенько его разглядела. Старый знакомый – морион. Кристалл хищно блеснул черными гранями в серебре. Припомнить, как он оказался у нее, Яхмес не смогла. Может, машинально сунула в карман, когда собиралась в город. Повесив его на шею, она продолжила путь, скрываясь неизвестно от кого и ощущая комок нервов где-то у солнечного сплетения.
Наконец, стук раздался с соседней поляны, просто рукой подать. Что же там? Яхмес раздвинула ветки и перестала дышать. Лес встрепенулся, и его голос заменил голос тех, кто не мог издать и звука.
Посреди поляны стоял огромный пень, оставшийся от настоящего исполинского дерева. И вокруг него было много-много… людей. Все вместе они напоминали огромную шевелящуюся массу, точно муравьи, копошащиеся на трупике мыши, который однажды неизвестно откуда притащила Мэл. Грязные, обнаженные, все они шевелились, точно припадочные, в нелепых и рваных движениях, раскрывая немые рты. Они кричали. Они пытались кричать. Одни в ужасе, вторые с экзальтированным восторгом на лицах, третьи, потрясая скрюченными коряжками рук, бились в припадке, высовывая языки и кусая соседей.
Яхмес остолбенела. Закрыла рукой рот, страшась крика, что готов был вырваться наружу, и той тишины, в какой она оказалась. Эти существа кричали в гневе, кричали о помощи, но никто их не слышал, они рассказывали невидимым собеседникам истории, но никто им не верил, они бились в истерике, но никто не помогал. Могли ли они убежать? Да, скорее всего, но они не сделали и шага к спасению. Ноги ликаи подкосились, стоило ей еще детальнее рассмотреть происходившее на бесконечной поляне.
Утром ранее
Встрепенулась птица в зелени листьев и замерла, оглядываясь вокруг точечками блестящих глаз, и стрелой взметнулась в небо, стряхнув прохладные капли ночного дождя. Мир еще не проснулся, но подкрадывающееся утро едва видимой светлой полоской на горизонте давало о себе знать. Ускользала же ночь, отступая и позволяя разглядеть раскинувшийся внизу город.
С высоты птичьего полета первым бросалось в глаза оно – море, дрейфующей громадой раскинувшееся у самого края набережных и мостовых, что спускались к берегу, переходя в мягкий песок и затем уже в воду. Вся бухта была опоясана подступающими великанами белоснежных каменных башен, террасами, мостиками между ними, ажурно украшенными свисающими с них растениями.
- Эрли! Эрлииии! – вдруг закричали кружащие в небе птицы. Первый луч солнца, явившийся из-за водного горизонта, вызолотил свечки башен, немногочисленные корабли. Море же в ярком свете приобрело мраморно розовый оттенок, какой бывает только в самую тихую погоду.
Пташки бесновались, точно предчувствуя отличный день. Понемногу начинали копошиться люди, точно поток, наводнявший сети раскинувшихся улиц: переговаривались и таскали свои пустые тележки, чтобы чуть погодя загрузить и запрячь в них осликов и лошадей. Вот и площади: базары, фонтаны, выставки товаров и услуг, и одна из них – самая большая - пустая, вымощенная бледно-желтым камнем, по которой изредка пробегали крошечные люди по своим делам.
Ровное дыхание ветра нарушил порыв с моря, и птица, сложив крылья, по касательной канула вниз, вскрикнула, круто развернулась, заложив пируэт и направилась к высокой, тонкой работы башне, возвышающейся над соседними. Села на край балконного ограждения, царапнув гладкую поверхность острыми коготками и стала клевать рассыпанные хлебные крошки.
Рука с тонкими пальцами отломила еще кусок, раскрошила и положила еще немного. Мелькнул фиолетовым огоньком перстень. Черная птица с голубыми крапинками на спине и крыльях с упоением клевала подношение, даже не думая улетать. Вдруг что-то ее спугнуло. Мгновение – и о беглянке напоминает лишь щеточка пуха, оставшаяся на перилах. Парий обернулся и увидел на отполированных до блеска плитах грозу окрестных птиц – Мэл. Серая хищница подбежала к его ногам и ласково, но настойчиво потерлась спиной о ноги человека, да и была такова.
- Ничего ты не знаешь, Мэл… – пробормотал он, отряхивая руки, и напоследок еще раз взглянул на открывающийся, чуть ли не самый лучший вид в Мраморисе. Конечно, не считая дворца. Вдохнул свежий утренний воздух, наполненный ароматом цветущих лилей, оплетающих башню и сорвал один полураскрывшийся бутон. Легко подхватил ожидающий рядом поднос и, открыв высокие резные двери, объявил:
- Пора вставать, госпожа, - и исчез за занавесью из тканей, что заслоняли вход в ее покои.
Внутри темно. Почти как в склепе, даже чувствуются поминальные воскурения… Нет, это всего лишь сандал, утяжеляющий мрак. Множество ставней скрывали утро, и лишь тонким полоскам света удавалось добраться до полога штор, причудливо изогнувшись. Но ненадолго: умудрившись пробраться через препятствия, мужчина впустил заждавшийся свет и ликующий ветер, что тотчас затрепал занавеси, точно паруса.
В просторной полукруглой комнате заиграло разноцветными переливами абсолютно все, а в особенности хаос. Узорчатые ткани, подушки, древние книги, свечи, расписные чаши, мечи, жеоды, украшения, за которые красавицы всего мира сошлись бы в смертном бою… На всем пространстве пола не было, наверное, ни единого пустого места. Издав нечленораздельный звук, но ничего не сказав, пришелец занялся уборкой.
В круглой же постели с полупрозрачным балдахином по краю расшитым монетами началось шевеление. Словно змея, - подумалось Парию между делом. Тем временем звякнули монетки, и хозяйка выбралась из уютного гнездышка. Потянулась, стряхивая паутину сна и прошествовала за столик, завтракать. Поправила длинные черные волосы, проведя по ним ладонью, удобно расположила достигающие пола рукава накидки, и сняла крышку с подноса.
По правде говоря, есть не хотелось. Кому захочется в такую рань? Но запах свежей выпечки пробуждал аппетит. Вот только серо-голубой серебряный кубок, стоящий рядом с чашей воды, был пуст. Ее это не смутило, и она, откусывая понемногу от куска сыра, наблюдала за тем, как суетится помощник.
- Парий, - требовательно позвала она, видя, что все вещи удачно разложены по своим местам на стеллаже до самого потолка.
- Иду, - тут же откликнулся он, оглядел комнату удовлетворенным взглядом и подошел к хозяйке, на ходу снимая с шеи цепочку с миниатюрной бутылочкой. Сквозь украшенную каплями толщу стекла была видна прозрачная жидкость. Ее Парий вылил в кубок.
Оказавшись в серебряной емкости, эссенция взбурлила, точно стенки были раскалены, заполнила кубок до краев и приобрела насыщенный бордовый оттенок.
- То, что надо для этого дня, - прокомментировала Яхмес. Ничего не изменилось в маленьком ритуале спустя столько лет, но ей все еще нравилась эта трансформация.
- Прямиком из храма. Сегодня даже раньше, чем обычно, - добавил Парий, затыкая флакон пробкой и вешая цепочку обратно.
Эссенция, мертвая вода, подарок для врага… Подарок для друга, если начинать понемногу и с малой дозы. Опять же, самый забористый яд, если резко прекратить прием. И спасение, и погибель. Удобная вещь для определенных целей.
Залпом выпив и ощутив сладкое послевкусие, Яхмес позвонила в колокольчик. Парий уже хотел было уйти, но остановился.
Ясно взглянула на мир только когда очутилась в паланкине, который несли четыре человека в расшитых золотой нитью одеждах. Отодвинув резным веером алую ткань, загораживающую ликаю от будущих взглядов зрителей торжественного шествия, выглянула на улицу сквозь алую же вуаль, закрепленную в волосах шпильками с коваными цветами на навершиях. Никто из посторонних не должен был видеть лица ликаи. Взгляд тут же уперся в спины несущих ее паланкин людей, затем в окружающих стражей. Они только подошли к месту начала шествия. Широкая улица была заполнена выступающими: мастеровыми и подмастерьями, учеными мужами, торговцами, мальчишками, несущими в руках флагштоки с развевающимися флагами, ослепляли красотой и разноцветьем нарядов танцовщицы. И, конечно же, поражали своей недоступностью и неподвижностью прорицательницы, пугающе тихо стоящие прямо за паланкином ликаи. Яхмес не видела их, но ярко представила. Их лица скрывают такие же вуали, но в храме жрицы открыто общались с посетителями, не скрываясь. Сегодня же они будут сопровождать ликаю на ритуал прорицания в день Солнца, поэтому одеты в традиционную одежду: широкие штаны из легкой развевающейся ткани, похожие на юбку в пол и короткий, не скрывающий живота, верх. Излишнюю откровенность, символизирующую открытость миру, скрывала длинная вуаль, складками доходящая до пояса. Не правда ли, что символ открытости оказался скован плотной дымкой, заглянуть за которую дано не каждому?
Раздался звук барабанов, пробивающийся сквозь шум толпы и зашумевших немногочисленных зевак. Большинство горожан соберется на площади, где парад самых достойных шествующих встретит царская чета с наследником и свитой.Парад начался.
Неспешно шествие двинулось вперед, к самому просторному месту города. На площади вот уже как три сотни лет располагались солнечные часы с каменной стрелой в серединке. В день Солнца они использовались как алтарь для проведения ритуала. Забивалось жертвенное животное, и его кровью царь окраплял стрелку часов. И пусть Мраморис будет процветать вечно, устремляя в небеса многочисленные башни.
Яхмес удобнее устроилась на подушках паланкина. Сквозь ткань не так легко было различть, где они проходили, но казалось, что шествие будет длиться вечно. Тонкие стенки не позволяли скрыться от шума столь же успешно, как и от непрошеных взглядов. Мысли то и дело уносились далеко-далеко, напоминая о его руке на спине. Яхмес улыбнулась и, испугавшись собственных чувств, скрыла лицо за тенью веера. Вдруг, несмотря на жаркую погоду, она почувствовала холодок, оставивший мурашки на коже. Словно чей-то пристальный взгляд, пробирающий до дрожи. Сложив веер, она снова выглянула на улицу. Шествие было близко к завершению, по обеим сторонам дороги существенно добавилось громко кричащих зрителей. Считалось, если ликая услышит твое желание на следующий год, оно обязательно дойдет до того, кто его исполнит. Теперь же, заметив, что ликая выглянула из паланкина, они закричали еще громче. От неожиданности Яхмес выронила веер, что тут же упал на землю. Один из мальчишек, что нес флаги прорицательниц, кинулся за веером, подобрал и протянул ей. Ликая, встретившись с ним взглядом из-под вуали, замерла. Ей почудилось, что в его глазах промелькнуло то, что она уже видела. Или кто-то… Бешено застучало сердце, грозя остановиться, но тут мальчик отвел взгляд и посмотрел под ноги, стараясь на запнуться, и Яхмес быстро взяла веер из его все еще протянутой руки и вручила ему шпильку. Народ одобрительно заулюлюкал, мальчик покраснел и сразу же отошел. Ткань паланкина была задернута обратно и больше до самой площади не открывалась.
Подозревая, что ее бедное сердце не выдержит переживаний этого странного, только-только начавшегося дня, Яхмес сидела с закрытыми глазами, всем телом чувствуя покачивания паланкина. Это ощущение… То, что она почувствовала, когда взглянула на того мальчика… Не поддавалось описанию. Похоже на... заинтересованность? Но это точно было что-то извне, никак с подростком не связанное. Когда он отвернулся, чувство присутствия сразу же пропало. Паланкин остановился. Прибыли.
Бой барабанов затих, толпа уважительно затихла, но шум остался. Просто звук сотен людей, стоящих вместе. На площади должно было остаться не так много шествующих, иначе всем не хватит места. Не желая выглядывать из паланкина, Яхмес стала угадывать по размытым силуэтам, кто есть кто на высокой трибуне. Там точно был царь, его жена и наследник, пара советников, верховный генерал, и, конечно, ее наставница, Кереда – верховная жрица прорицательниц. Настало время для торжественной части праздника. Сейчас они произнесут речи, поздравления, в общем, ничего примечательного, и перейдут к главной части – жертвоприношению. Где-то на площади своей печальной участи дожидается бык с позолоченными рогами, которого неделю кормили самой изысканной пищей. Затем на площади устроят праздничный пир, где раздадут кусочки бычьего мяса, а ликая вместо обеда отправится в храм готовиться к самому главному ритуалу в году. Приносить в жертву, ее, конечно, не будут. Ликае на празднике выделена следующая роль – предсказание будущего для всей страны до следующего дня Солнца.
Еще теплые, тягучие капли крови окропили шершавую поверхность стрелки. Царь провозгласил, впечатав ладонь в кровь на камне:
- Мы веруем в наших предков, руку, ведущую нас через тьму к берегам светлого будущего, в тех, кто всегда с нами. Мы веруем в тех, кто может указать нам этот путь.
После необычайно краткой речи он поднял окровавленную ладонь в воздух, и вся площадь, притихшая до этого, словно взорвалась в криках и аплодисментах. Царь, степенно ступая, подошел к паланкину ликаи.
- Мы приветствуем тебя, ликая. Проведи же нас сквозь туман, - и протянул руку к паланкину.