Завтра в Глазах Звезд

Том 1 глава 1: причина, следствие, цена

— Господин… что же вы сделали?..

Слова повисли в воздухе, тяжёлые и влажные, будто сама земля не решалась их впитать. Они прозвучали не как вопрос, а как приговор, вынесенный самим мирозданием. Эхо этого шёпота, полного неподдельного ужаса, раскатилось под сенью ветвей, заставив содрогнуться даже древнюю кору.

Тишина, последовавшая за ним, была гуще и страшнее любого крика.

— Я уничтожил всё, — ответ прозвучал на выдохе, хрипло, с трудом, будто каждое слово рвало ему горло изнутри.

Он сидел, вжавшись спиной в шершавый, испещрённый вековыми трещинами ствол. Древо, старше любых понятий о времени, чьи корни уходили в самую сердцевину бытия, а крона терялась в запредельной выси, скрывая от мира само солнце, — дышало. Глубоко и мерно. И он чувствовал каждый толчок этого великого сердца в своей спине, отдававшийся эхом в его собственной, израненной груди. Трудно было понять, где заканчивался он и начиналось Древо. Они были едины в этом последнем, горьком уединении.

Напротив, недвижимые и прекрасные, как изваяния, высеченные из света и скорби, стояли двое. Их кожа отливала перламутром лунной дорожки, а волосы, белее первозданного снега, ниспадали тяжёлыми волнами на плечи. Длинные, изящно заострённые уши чуть вздрагивали, улавливая малейшую вибрацию в воздухе. Зелёные глаза, глубиной с океанскую впадину, светились внутренним сиянием — в них отражалась сама жизнь, её чистая, неомрачённая суть. Они были высоки, величественны, почти нереальны в своём совершенстве.

Адам и Ева. Первые. Единственные. Его величайшее и его самое горькое творение.

Но он не смотрел на них. Его голова была бессильно опущена, пряди седых, почти белых волос — следствие не возраста, а отчаяния — падали на лицо, скрывая его. Левый глаз, затянутый матовой, мёртвой плёнкой, ничего не видел. Левая рука безвольно лежала на колене, пальцы неестественно выгнуты, словно высечены из холодного камня. Всё его тело, моложавое и одновременно древнее, было картой перенесённых страданий — хромота, след магического разложения; неподвижная рука — цена за силу, которой не должно было быть; слепота — плата за лицезрение того, что смертному видеть не дано.

Он был живым воплощением распада. Но именно он был их Господином. Творцом. Причиной.

— Для неё, — выдохнул он спустя мучительную паузу, и эти два слова прозвучали тише шелеста листьев, но весомее падения горы. Не оправдание. Констатация единственной, неизбежной истины.

Ева сделала шаг вперёд. Воздух вокруг её ноги заструился, покорившись её воле. Длинные волосы колыхнулись, словно от порыва незримого ветра.

— Для неё? — её голос, обычно мелодичный, как перезвон хрустальных сфер, дрожал, срывался на самых высоких нотах, не в силах вместить бушевавшую в нём бурю. — Вы разорвали нити судеб, что ткали полотно этого мира. Вы переломили хребет реальности через колено. Вы принесли в жертву не абстракции — вы принесли в жертву голоса, что слагали песни, сердца, что бились в унисон с вашим, жизни, что смотрели на вас с верой. И всё… всё это ради одной-единственной души?

Он молчал, и его молчание было страшнее любого ответа.

Адам шагнул рядом с ней, и под его тяжестью, не физической, а исходящей от самой его сущности, земля с тихим стоном просела. Он был воплощением мощи, первозданной и неукротимой. Его взгляд, острый как клинок, мог бы пронзить миры.

— Вы вдохнули в нас жизнь, — проговорил он, и каждый звук был отчеканен из льда и боли. — Вы были тем столпом, что держал небесный свод. Тем законом, что не позволял хаосу поглотить творение. Но теперь... теперь вы сами обратили всё в пепел. Мы стоим среди этого пепла, Господин. Мы, ваши дети. И мы спрашиваем: зачем? Во имя чего этот костёр?

Он медленно, с нечеловеческим усилием поднял взгляд. Его правый глаз, единственный живой, синего грома, уставился в пустоту между ними. В нём не было ни божественного гнева, ни величия — только всепоглощающая, копящаяся эонами усталость.

— Потому что в её глазах… — он замолк, губы его задрожали, — …я впервые увидел то, чего мне не хватало всегда.

Ева наклонила голову, и в её зелёных очах плескалось недоумение, смешанное с жалостью.

— Что именно? Что вы могли увидеть в смертной, чего не было в вашем творении?

Он закрыл глаза, словно пытаясь вновь увидеть тот образ.

— Жизнь, — прошептал он так тихо, что они едва расслышали. — Настоящую. Не сотворённую, не предопределённую, не высеченную по воле Творца. Ту, что рождается сама, вопреки всему. Ту, что борется, ошибается, страдает… и всё равно продолжает сиять. Её жизнь была единственной, что горела для меня... И потому — единственной, что имела ценность.

Тишина снова упала на поляну, давящая, абсолютная. Даже великое Древо, казалось, затаило своё дыхание.

— Вы... — голос Евы сорвался на шепот, — вы сами есть жизнь, Господин. Мы рождены вашим дыханием, мы существуем вашей волей, миры кружатся в танце по вашему замыслу. А вы говорите, что нашли жизнь… в чужих глазах? В глазах той, что даже не подозревает, кто вы?

Он не открывал глаз.

— Да.

Адам сжал кулаки с такой силой, что его ногти, острые и совершенные, впились в ладони, и по коже побежали тонкие ручейки света — не крови, а чистой энергии.

— Вы отреклись от всего сущего. От нас. От себя. Ради мимолётного чувства. Ради слабости. Ради того, что даже не принадлежит вам по праву.

Уголки губ парня у дерева дёрнулись в чём-то, что должно было быть улыбкой, но выглядело гримасой боли.

— Всё принадлежит только памяти, — прохрипел он. — И я выбрал помнить её. Только её.

Ева покачала головой, и в её движении была невыразимая скорбь.

— Она даже не знает вас. Для неё вы — лишь тень на пороге, случайный прохожий, имя которого она забудет к утру. Пустота. А ради этой пустоты вы предали огню всё, что имело значение.

— Может быть, — его согласие прозвучало пугающе покорно. — Но её шаги по земле, которую я для неё очистил, будут звучать для меня громче, чем гимны всех павших цивилизаций. Пусть её дорога будет прямой и светлой. Пусть она идёт по ней, не зная ужаса, который я повидал. Даже если мне придётся стать этим ужасом. Даже если мне придётся стереть всё остальное.

Том 1 глава 2: утренние открытия

— Я буду любить тебя... И завтра...

***

Тишина. Густая, как смола, тяжёлая, как предгрозовое небо. Она висела в воздухе, наполненная болью, ужасом и вопросом, на который не было ответа.

Алиса резко села в постели. Грудь вздымалась в такт бешено колотившемуся сердцу. Комната была погружена в предрассветный мрак, знакомые очертания шкафа, стула, письменного стола едва угадывались в сумраке.

Она провела рукой по щеке. Пальцы встретили влагу. Слеза. Ещё одна катилась по коже, горячая и солёная.

«Что мне снилось..?» — пронеслось в голове, пульсируя в висках смутной, ускользающей болью. Она поднесла палец к глазам, разглядывая блестящую каплю. Отчего эта тоска, сжимающая горло? Отчего это чувство потери, такое огромное, будто у неё отняли целую вселенную?

Она потянулась к тумбочке, нащупала холодный корпус смартфона. Яркий экран резанул глаза. 5:17 утра. «Ещё два часа...До будильника..» — мысль была плоской, пустой, не несущей облегчения.

Тихо спустив ноги с кровати, она босиком прошла по прохладному паркету коридора. Дверь в спальню родителей была закрыта. В доме царила полная, давящая тишина.

Ручка двери в ванную поддалась с тихим щелчком. Пальцы нашли выключатель.

Резкий, безжалостно-белый свет люминесцентной лампы обрушился на неё, заставив на мгновение зажмуриться. Блестящий кафель, хромированные детали душевой кабины, идеально белая раковина — всё кричало стерильной чистотой и холодом. Она щёлкнула краном, и ледяные струи воды ударили в раковину. Она наклонилась, плеснула воды в лицо, стараясь смыть остатки сна, эту непонятную печаль.

Выпрямившись, она встретила собственный взгляд в зеркале на дверце шкафчика. Сиреневые глаза, ещё влажные, смотрели на неё полные необъяснимой тревоги. Светло-русые волосы растрёпаны. Острый, небольшой носик покраснел от холодной воды. Умылась ещё раз, уже энергичнее, как бы стирая с лица следы ночных видений. Но ничего не вспоминалось. Только ощущение — огромное, как океан, и неуловимое, как дым.

Обратная дорога в комнату лежала через кухню. Ноги сами понесли её к холодильнику. В кромешной темноте она открыла его, и свет от внутренней лампы осветил её лицо, выхватив из мрака полки с продуктами. Взяла тарелку, накрытую пищевой плёнкой, со вчерашним рагу. Холодное, жирное, но она ела стоя, почти не ощущая вкуса, уставившись в темноту окна, пытаясь поймать обрывки сновидения. Ничего. Абсолютная тьма в памяти. Только сжимающее сердце чувство, что за мгновение до пробуждения она знала что-то очень, очень важное.

Вернувшись в комнату, она зажгла небольшой электрический светильник у кровати — тёплый, уютный свет озарил покрывало. Доела рагу, поставила тарелку на тумбочку и снова взяла телефон. Палец сам потянулся к иконке новостного агрегатора.

Лента пестрела обычным утром вторника: политические скандалы, курсы валют, светская хроника. Но почти сразу же взгляд зацепился за ряд заголовков, идущих друг за другом, настойчивых и тревожных.

«Глава корпорации «Ксенос» пропал без вести после бизнес-ужина. Полиция в тупике.»

«Мэр небольшого города на севере исчез по дороге на работу. Машина найдена пустой с ключами в замке зажигания.»

«Ещё одно громкое дело: пропала семья известного адвоката, замешанного в скандале с экологическими выбросами. Ни требований, ни следов.»

Алиса пролистала ниже. Была целая рубрика, посвящённая этим странным пропажам. Статьи пестрили словосочетаниями: «никаких зацепок», «закрытый периметр», «как сквозь землю провалился». Комментарии «экспертов» сводились к тому, что такого масштаба и такой чистоты исполнения операция просто невозможна. Это не похищения. Это стирание.

И везде, в каждом материале, мелькала одна и та же деталь, которую журналисты уже возводили в ранг зловещего знака: все пропавшие так или иначе были замешаны в громких скандалах, связанных с насилием, коррупцией, неэтичными экспериментами или умышленным причинением вреда. Казалось, неведомый механизм привёл в действие безжалостное правосудие, не признающее ни законов, ни следов.

Алиса нахмурилась, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Она уже почти собралась закрыть ленту, как взгляд упал на заголовок в разделе «Наука».

«Сенсация в Гималаях: сеть пещер возрастом в миллионы лет скрывала артефакты неизвестной цивилизации.»

Она открыла статью. Текст сопровождался размытыми фотографиями: учёные в ярких куртках на фоне гигантского, уходящего в темноту тоннеля, высеченного в скальной породе с неестественно гладкими стенами.

«...обнаружена на высоте семи тысяч метров, — гласил текст, — практически в сердце самой высокой горы. Предварительная датировка пород, окружающих вход, указывает на невероятный возраст — около четырёх миллионов лет. Внутри исследователи нашли обширную сеть помещений, стены которых покрыты сложнейшими фресками, изображающими звёздные карты и битвы существ, не похожих ни на один известный науке вид. Но главной находкой стали несколько образцов оружия, изготовленного из сплава, природу которого только предстоит изучить. Предварительный анализ показывает, что технология его обработки не укладывается в известные исторические рамки и предполагает уровень развития, сопоставимый или превосходящий современный...»

...«Предварительный анализ показывает, что технология его обработки не укладывается в известные исторические рамки и предполагает уровень развития, сопоставимый или превосходящий современный...»

Алиса медленно провела пальцем по экрану, пролистывая статью дальше, но её взгляд уже зацепился за следующий блок рекомендаций. Алгоритм, уловив её интерес к науке, подсовывал всё более странные и тревожные материалы.

«Космологи в замешательстве: новые данные о Стрельце А не поддаются стандартным моделям.»*

Она открыла статью. Текст был написан сухим, научным языком.

«Данные, собранные за последние месяцы обсерваториями по всему миру, а также обновлённым радиотелескопом Event Horizon, поставили перед научным сообществом ряд неразрешимых пока вопросов, — начиналась статья. — Речь идёт о объекте Стрелец А*, сверхмассивной чёрной дыре в центре нашей галактики. Его гравитационные аномалии и характер аккреционного диска демонстрируют паттерны, не объяснимые с точки зрения классической астрофизики.»