Зазеркалье: сказка на двоих

Глава 1. Алек

Наш мир был прекрасен. Яркое солнце согревало леса и поля, где паслись тучные стада. Реки, полные рыбы, серебрились под его лучами. Люди жили в достатке и согласии — никто не завидовал чужому счастью, не жаждал ни жён, ни земель, ни золота соседа. Но однажды у зеркального прохода в Изначальных горах богатый брат встретил бедного брата — того, что по ту сторону. И сжалился. Стал богатый брат помогать бедному. Привозил лучшую еду — ту, что ели только в праздники. Дарил одежды — мягче лепестков и ярче заката. Одалживал драгоценности — чтобы бедный брат почувствовал себя царём. Приводил женщин — самых красивых, с голосами, как ручьи. Но бедному брату всего было мало. "Дай ещё!" — просил он. "Бери мои поля", — отвечал богатый. "Дай реки!" "Бери и их." Так богатый брат отдал всё, пока у него не осталось ничего. А бедный брат всё равно хотел больше.

Так гласит старая сказка, которую на ночь рассказывали нам родители.

Алек проснулся от аппетитного звука шкворчащего на сковороде бекона и умопомрачительного аромата кофе. Это Алиса — снова встала раньше всех и готовила завтрак. После смерти Катерины старшая дочь взяла на себя обязанности хозяйки. Младшая, Алина, уже привыкла к роли ведомой и стала ещё более ранимой и рассеянной.
— Па, поспеши, — напомнила Алиса, — тебе же на собеседование!
Алек застонал, но поднялся с кровати. Тусклый свет звезды, даже усиленный линзой, придавал лицам девочек сероватый оттенок. Они сидели за столом, такие похожие и такие разные, и ждали его.
Алина весь завтрак весело щебетала о школе, о друзьях. Алиса же, напротив, сидела в напряжённой позе и, казалось, чего-то ждала. Всё из-за этого собеседования — первого шага к миграции в Зеркальный мир.
После завтрака Алек проводил дочерей в школу — одно из немногих учреждений, продолжавших работать, несмотря ни на что. Даже самые отчаянные бунтовщики не трогали детей. "Мы же не звери", — думал Алек, хотя всё чаще сомневался в этом.
На тренировочном полигоне его ждал Василь — ученик-выживальщик, сегодня сдающий последний экзамен. Если всё пройдёт хорошо, через три дня он закроется с семьёй в бункере, надеясь переждать худшие времена.
— Преподаватель! — Василь щёлкнул каблуками, как солдат прошлых веков.
Алек кивнул, проверяя снаряжение. "Тренер по выживанию". Когда-то это звучало гордо. Он учил колонистов покорять чужие миры, а выживальщиков — прятаться от собственного. Тогда в их глазах ещё горел огонь: одни мечтали о далёких планетах, другие — о дне, когда можно будет выйти на поверхность и начать всё заново.
Теперь всё было иначе.
— Огонь без спичек, — бросил Алек.
Василь автоматически начал тереть палку о деревянный брусок. Его движения были точными, выверенными — он тренировался месяцами. Но в глазах не было прежнего азарта, только тупое упрямство.
Колонисты больше не верили в новый дом. Они просто бежали — куда угодно, лишь бы подальше от этого угасающего солнца. Выживальщики замуровывались в бункерах не из надежды, а потому что не могли смотреть, как умирает мир.
— Воду фильтруем через уголь и песок, — монотонно бубнил Василь, собирая импровизированный фильтр.
Алек наблюдал, как его пальцы автоматически затягивают узлы, но сам он будто отсутствовал. Раньше после таких занятий ученики спорили, шутили, строили планы. Теперь они просто молчали, забирали сертификаты и уходили.
— Сдал, — хрипло сказал Алек, когда Василь закончил.
Тот кивнул, не радуясь, не спрашивая оценку. Просто закинул рюкзак на плечо и направился к выходу. Дверь захлопнулась с глухим стуком.
Алек посмотрел на часы — до собеседования оставалось четыре часа.
Комбраслет вибрировал на запястье, напоминая об отработке. Сегодня Алеку предстояло три часа патрулировать зону перехода. В их мире давно не существовало ни войн, ни армий - охрана осуществлялась добровольными отрядами из обычных граждан. У них не было оружия, только бледно-голубые повязки и право уговаривать. Хотя все знали: по ту сторону безбилетников ждала только смерть. И всё же люди продолжали верить, что именно им удастся пройти.
Зона перехода представляла собой узкую трещину в горном кряже, искусственно расширенную и ярко освещённую прожекторами. Фонари создавали неестественно белый свет, в котором кожа выглядела восковой, а тени - слишком резкими.
Алек занял положенную позицию у контрольной линии. Как всегда, не проходило и часа, чтобы кто-то не приближался к запретной черте. Одни приходили просто посмотреть - заворожённо глазели на мерцающий проход, шептались между собой. Другие... Другие подходили с твёрдым намерением. Их можно было узнать сразу - по слишком прямому взгляду, по нервно сжатым кулакам, по тому, как они подсчитывали шаги до границы.
— Стоять! — Алек автоматически поднял руку, заметив мужчину средних лет, решительно шагавшего к переходу. — Вы знаете правила. Без золотого билета...
— У меня дочь болеет, — перебил мужчина. В его глазах горела та самая смесь отчаяния и надежды, которую Алек видел уже сотни раз. — В ваших больницах нет лекарств! А там...
— Там вас расстреляют на месте, — холодно закончил Алек. Он показал на вращающиеся камеры наблюдения. — Они видят каждого. И у них другие правила.
Мужчина заколебался. Алек видел, как дрожат его губы, как пальцы непроизвольно сжимают и разжимают края потрёпанного плаща. Вдруг из толпы зевак выбежала девочка лет десяти - та самая "больная дочь", живая и явно здоровая. Она вцепилась в руку отца:
— Пап, пожалуйста! Мама сказала...
Мужчина обмяк, позволил увести себя. Алек глубоко вздохнул. Сегодняшняя смена только начиналась.
Алек занят позицию. Не проходило и часа, чтобы кто-то не подходил к переходу, кто-то просто полюбопытствовать, а кто-то пытался пройти.
Дети, наверное, уже вернулись из школы. Если бы не они, Алек ни за что не отправился бы в Зеркальный мир.
Когда Катерина была жива, она верила, что их планету ещё можно спасти. Вместе с группой учёных она разработала «Линзу» — гигантский коллектор, собиравший последние лучи угасающего солнца и свет далёких звёзд, чтобы направить их на поверхность.
Алек помнил тот день с неестественной чёткостью: как Катя перед запуском обняла его и шепнула: «Это сработает». Как установка включилась, и на секунду всё озарилось ослепительным светом. А потом — взрыв.
Корабль с командой просто испарился.
С тех пор Алек больше не думал о спасении мира. Его мир теперь умещался в двух именах — Алиса и Алина.
Он поправил повязку патрульного и бросил последний взгляд на Зеркальный проход. Там, за мерцающей дымкой, был их единственный шанс.
Перед самым завершением смены Алек заметил их — мужчину, женщину и двоих детей, крепко держащихся за родительские руки. Они шли к проходу слишком решительно, слишком прямо.
— Стойте! — Алек шагнул наперерез, подняв руку. — Сегодня нет официального перехода. У вас должен быть...
— У нас нет билета, — спокойно сказал мужчина. Его глаза блестели странным, почти безумным спокойствием. — Мы знаем.
Алек окинул взглядом семью: поношенная, но аккуратная одежда, маленький рюкзак у девочки, игрушечный кораблик в руках мальчика. Они выглядели... обычными. Не похожими на отчаянных безумцев.
— Вы понимаете, что там вас...
— Расстреляют. Да, — женщина улыбнулась. Это была самая страшная улыбка, которую Алек когда-либо видел. — Но здесь наши дети умрут мучительно, от голода, через месяц, или немного позже, но все равно умрут. Там — хотя бы сразу.
Алек замер. Он посмотрел на детей — они не плакали, просто жались к родителям. Они понимали.
— Я... не могу вас пропустить, — прошептал он.
— Мы знаем, — мужчина кивнул. — Но вы и не сможете нас остановить.
Они обошли Алека и направились к мерцающему проходу. Он сделал шаг вперёд, но... опустил руки.
Через десять минут, когда подошла сменная группа, семья уже исчезла в серебристой дымке. Ни выстрелов, ни криков — только тишина.
Алек посмотрел на часы. Через сорок минут начиналось его собеседование

Глава 2. Катерина

Их мир был беден. Тусклое солнце не дарило тепла, бесплодная земля не вынашивала урожай, а иссохшие реки несли в своих водах лишь горький яд. В поисках спасения люди уходили всё дальше — в глухие земли, в подземные пещеры, к вершинам мёртвых гор. И однажды, у трещины в Изначальных горах, бедный брат встретил богатого. "Помоги..." — простонал измождённый путник, падая на колени. И богатый брат, преисполнившись гордыни, стал одаривать его: приносил хлеба, которого не знала эта земля; одежды, нежнее лепестков невиданных цветов; женщин с голосами, как звонкие ручьи. Каждый дар был демонстрацией силы, каждое слово — напоминанием о милости. А бедный брат смиренно принимал дары. И пока богатый тешил своё самолюбие, в его мире незаметно пришли счастье и благоденствие.

Так гласит легенда, которую в том мире передают от старшего — младшему.

Каждое утро Катерины начиналось с яичницы для девочек и чашки крепкого кофе для себя. Сегодняшнее утро было особенным — она чувствовала непривычное возбуждение, и это её настораживало. Даже когда пришло известие о гибели Алека, она не испытывала такого странной внутренней тревоги.
Алина проснулась первой, как всегда. Эти пятнадцать минут, которые отделяли её от сестры, сделали её первой во всём.
— Мам, ты сегодня решишь вопрос? — спросила она, изучая лицо матери.
Катерина почувствовала, как учащается её пульс. "Не сейчас. Возьми себя в руки".
— Всё идёт по плану, — ответила она, но заметила, как её пальцы слегка дрожат, когда она ставит чашку на стол.
Из комнаты вышла Алиса, зевая:
— Учительница истории опять сделала вид, что не слышит мой ответ. А Лизка говорит...
— Хватит! — Катерина резко оборвала её, и тут же пожалела о своей резкости.
Девочки переглянулись.
"Неполная семья". Эти слова преследовали её везде — на работе, в институте, даже в магазине. Коллеги перешёптывались, начальство смотрело с сомнением. Будь у неё меньше заслуг, её бы уже понизили.
Алек подвёл их. Его глупая страсть к космическим яхтам стоила ему жизни и разрушила их репутацию. Но теперь...
Теперь у неё был шанс всё исправить.
Институт подтвердил: в Зеркальном мире существует его аналог. Не тот муж, которого она знала, но юридически — тот же человек. И сегодня она сделает первый шаг, чтобы вернуть всё на свои места.
Катерина сжала руки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Эта боль помогала сосредоточиться.
— В школу, — коротко сказала она дочерям.
Она не добавила ласковых слов, не обняла их на прощание. В её мире такие проявления были... неуместны.
До собеседования оставалось шесть часов. Катерина провела пальцами по идеально уложенным волнам своих каштановых волос, поправила воротник безупречно сидящего платья. Сегодня она должна была выглядеть безукоризненно — не просто красивой, а неотразимой.
Люди из Зеркального мира были такими... эмоциональными. Если этот дикарь, носящий лицо её погибшего мужа, проявит хоть каплю тех чувств, что приписывают его миру — её план сработает.
— Катерина Викторовна, — Леночка, секретарша ректора, заглянула в кабинет с преувеличенно сочувствующим выражением лица. — Ректор просит вас сегодня заняться документами. Он...
— В плохом настроении, — закончила за неё Катерина, едва заметно улыбнувшись. Леночка покраснела. Глупая девочка. Слишком эмоциональная, слишком открытая. Именно поэтому она навсегда останется секретаршей.
Катерина взяла папку с документами. Бумажная работа не раздражала её — напротив, давала время подумать. Шесть часов. Шесть часов до того момента, когда она сможет исправить ошибку того идиота, который решил поиграть в космического гонщика и оставил её в этом унизительном положении "неполной семьи".
Она поймала своё отражение в стекле окна — высокие скулы, идеальный овал лица, чуть приподнятые уголки губ. Красота была таким же оружием, как и её ум. И сегодня она собиралась использовать оба этих инструмента в полную силу.
Катерина просматривала запросы лаборатории на живой материал, рассеянно отмечая галочками подходящие варианты. Ничего необычного — у неё всегда был готовый список кандидатов. Единственное, что она неизменно отклоняла — эксперименты с детьми.
"До шестнадцати лет — неприкосновенны. Мы же не звери в конце концов", — машинально подумала она, ставя отказную резолюцию на очередном бланке.
Мысли её уже были заняты предстоящим собеседованием. Она поправила прядь волос, проверила макияж в зеркальце терминала. Красота требовала усилий, но окупалась сторицей — особенно при работе с теми эмоциональными существами из Зеркального мира.
— Катерина Викторовна, вас ректор...
— Занята, — не глядя отрезала она, даже не дав договорить секретарше.
Пальцы привычным движением одобрили последний запрос и отправили уведомление на ту сторону. Сегодня вечером несколько "счастливчиков" получат шанс перейти без билета.
Катерину не мучила совесть. Эти люди сами рвались в новый мир, не понимая, что становятся всего лишь расходным материалом. Её разработка — утилизатор — превращала их в полезные ресурсы: белки, минералы, воду.
"Для восстановления мира нужен биоматериал", — мысленно процитировала она собственный доклад.
Идея установить утилизатор прямо в проходе была гениальна в своей простоте. Система распознавания "свой-чужой" работала безупречно. Официальные переселенцы проходили, остальные... становились вкладом в светлое будущее.
Она ещё раз проверила время. Четыре часа до собеседования. До встречи с тем, кто носил лицо её погибшего мужа.
Катерина провела пальцем по экрану комбраслета, отправляя приглашение дочерям. Обед в кафе перед общественной отработкой - жест необходимый.
"Во-первых,"- мысленно перечислила она причины, - "публичная демонстрация семейной идиллии сейчас особенно важна."
"Во-вторых..."
Её пальцы на мгновение замерли над экраном.
Катерина никогда не призналась бы в этом вслух, но с того самого момента, когда она впервые взяла на руки двух крошечных существ - своих дочерей - в её отлаженной системе ценностей появилась... особенность. Чужие дети оставались для неё просто детьми. Свои же...
Она резко встряхнула головой, прервав опасную мысленную цепочку.
"Кафе "Мальвина" в 13:30", - гласило сообщение, отправленное Алине и Алисе. Их любимое место с детства, где подавали настоящий шоколадный мусс - редкий деликатес в эпоху нормирования продуктов.
Катерина проверила макияж в зеркальном терминале. Совершенные черты лица, безупречный макияж, лёгкие волны каштановых волос - всё должно было выглядеть идеально. Сегодня особенно.
"Материнство не слабость, - напомнила она себе, - а стратегический ресурс".
Катерина наблюдала, как дочери едят мороженое, и невольно представляла, какими они станут через пять лет, после «усреднения».
Алина — упрямая, целеустремлённая, с холодным блеском в глазах. "Из неё выйдет отличный учёный. Или чиновник".
Алиса… Алиса беспокоила. Мягкая, рассеянная, вечно витающая в облаках. Хотя Катерина знала, что та тайком пишет стихи. И неплохо. "Может, после процедуры это останется?" Творческие люди в их мире ценились.
— Мам, — вдруг серьёзно сказала Алина, отодвигая пустую креманку. — Директор сказал, что если ничего не изменится, нас переведут в другую школу.
Алиса тут же заныла про учителей, подруг. Катерину передёрнуло. "Слабость. Надо исправлять".
Но девочки были правы.
Ректор поставил тот же срок, только изощрённее:
— Катерина Викторовна, вы слишком талантливы для бумажной работы. Но для вашего рейтинга у нас нет вакансий.
Он знал, что она метит на его место. Стремление к росту — социально одобряемо.
Но он также знал другое: если она выйдет за него замуж (а он уже подбирал кольцо), её карьере конец. Для мужчин второй брак — норма. Для женщин — клеймо.
Катерина отхлебнула кофе.
— Всё решится сегодня, — сказала она дочерям.
И сама поверила в это.