Утро началось, как обычно — с пара, трав и лёгкого запаха катастрофы.
В котле лениво булькало зелье от мигрени. Рецепт старый, проверенный, но с характером: если отвлечься хотя бы на полминуты, оно обидится, зашипит и попытается сбежать. Я уже однажды ловила его половником по полу, больше не хотелось.
Полки вдоль стен тихо гудели — артефакты и зелья реагировали на магию, как сонные кошки на ласку. Лавка дремала, солнце пробивалось сквозь мутное стекло, на улице полз по мостовой утренний туман, и всё было... на редкость спокойно. Подозрительно спокойно.
Феня развалился на прилавке, свесив хвост и изображая трагедию века. Чёрный, пушистый, с янтарными глазами и наглостью на уровне божественного откровения. Когда-то он был магическим инспектором, пока не сунул нос не туда, куда следовало. Теперь мой кот. Или я его. Иногда сложно разобраться.
— Аннушка, — протянул он тягуче, — всё тщетно.
Я не отрываясь помешала зелье, подлила каплю настойки лунного корня и уточнила:
— Что именно?
— Жизнь, — вздохнул кот. — Варишь, колдуешь, стараешься... А потом приходит кто-то с похмельем, пьёт твои зелья и говорит, что вкус как у болотной воды.
— Потому что у тебя вкус как у болота, Феня.
— Обидно, — сказал он после паузы. — Но справедливо.
Я хмыкнула. Справедливость понятие растяжимое. Особенно, когда в твоей лавке каждый второй клиент либо просит приворот на соседа, либо отпор от бывшей тёщи.
Пена в котле легонько вспыхнула голубым, и я, с ловкостью человека, давно привыкшего к странным взрывам, сняла его с огня.
— Ну что, — пробормотала я, — зелье готово. На этот раз без побочных эффектов. Надеюсь.
Феня приподнял ухо.
— Опять от мигрени?
— Ага. Клиентка вчера приходила, говорит, муж стонет, как баран на диете.
— Романтика не умерла, — философски заметил кот. — Она просто кричит в подушку.
Я прыснула. Да, мой кот умел испортить даже момент тишины.
Он потянулся, демонстративно облизал лапу и продолжил с видом глубокого мыслителя:
— Я думаю, у меня экзистенциальная линька.
— Это что ещё за диагноз?
— Когда жизнь теряет смысл, и шерсть сыпется от отчаяния.
— Тогда у тебя хронический философ, — парировала я. — Сними, пожалуйста, хвост с мерных весов.
— Ах да, простите, хозяйка магической лавки и разрушительница моих надежд.
Я вздохнула. Вот он весь мой блестящий путь ведьмы: ни богатства, ни принцев, только кот с кризисом личности и зелья, пахнущие “тоской после дождя”.
Зато тихо. Уютно. И, главное, безопасно.
Я глянула в окно — туман плотнее, чем обычно. Пахнет грозой. Но ведь грозы здесь не бывает в это время года... Показалось. Ничего не может нарушить мой покой.
Всё шло идеально. Аромат ромашек смешивался с запахом свежего хлеба от соседки, кот мурлыкал под нос какую-то меланхоличную арию о бренности бытия, а я даже рискнула подумать, что день будет спокойным.
И, конечно же, в этот момент дверь снесло к демонам.
Доски взвились, колокольчик жалобно пискнул и в лавку буквально ввалился мужчина. Не вошёл, не заглянул, не постучал, именно ввалился, как апокалипсис в кружевном переднике.
Плащ обгорел, сапоги чадят, от волос поднимается дым. Высокий. Слишком. Хмурый. Очень. И красивый. До раздражения. Тот случай, когда природа постаралась, а здравый смысл опоздал.
Он делает шаг, сносит локтем полку с банками, на которых аккуратно подписано “Мазь от ведьминых прыщей”, “Зелье для мужества (временно)” и “Не трогать без перчаток”.
Банки летят вниз, разбиваются с сочным плюх, на пол льётся сиренево-зелёная субстанция. Котёл с ромашками возмущённо шипит, зелье вспенивается и плюётся в обгоревшего визитёра, как капризный чайник.
А он, как ни в чём не бывало, поднимает голову, кашляет и произносит с торжественной обречённостью:
— Я… просто… хотел… спросить… дорогу…
И падает лицом вниз.
Тишина. Слышно только, как по полу медленно стекает зелье цвета утреннего позора. Я моргнула. Раз. Два.
— О, великолепно, — наконец сказала я, уперев руки в бока. — Очередной герой, который решил, что моя лавка пункт первой помощи.
Феня поднял голову, издал философский вздох и тоном кота, повидавшего всё, добавил:
— Ну хоть красивый. Если сгорит жалко будет.
— Молчи, эстет, — буркнула я. — Иди принеси полотенце.
— Я кот, а не санитар.
— Тогда не ной, если запахнет жареным.
Я осторожно перевернула незваного гостя. Лицо… ну конечно, красивое. Потому что судьба никогда не шлёт мне в обморок кого-то обычного. Кожа обожжённая, будто его окунули в огонь, но ожоги странные: не как от магии, не как от костра. Что-то другое. Жар плотный, будто от живого пламени.
Пахнет дымом. И… металлом?
Феня заглянул через моё плечо.
— У него кровь светится, — сообщил он важно.
— Прекрасно, — пробормотала я. — Осталось выяснить, не начнёт ли она петь.
Я осмотрела его — мышцы напряжены даже в бессознательном состоянии, руки в царапинах, на шее тонкая цепь с символом, который я не узнала. На плаще следы когтей. Или… нет. Это были не когти. Это были… чешуйки?
Феня тихо фыркнул.
— Чует моё пророческое пузо, с этим типом будет много бед.
— Спасибо, Нострадамус в шерсти.
— Просто предупреждаю. Чтобы потом не говорила: “Феня, почему ты молчал?”
Я проигнорировала.
Пар от его одежды ещё поднимался, и я поймала себя на том, что, несмотря на дым, он пахнет… приятно. Сильно. Как гроза. Или грех.
Я встряхнула головой. Никаких "грехов". Только бинты и мазь.
— Так, красавчик с проблемами, — пробормотала я, — сейчас вытащим тебя из твоего поджаренного состояния. А потом, если выживешь, оплатишь ремонт.
Феня с философским видом сел рядом.
— Если выживёт, можно будет брать оплату натурой.
— Феня!
— В смысле зельями, конечно. Что ты подумала?
Я вздохнула и отмахнулась. Осторожно приподняла голову мужчины, подложила подушку, прижала ладонь к его лбу. Тёплый. Нет, горячий. Слишком.