Все события, герои, названия организаций, заведений и иных объектов являются вымышленными. Любое совпадение с реально существующими людьми или местами — случайность.
Как и любой мир в фантастических романах, этот тоже полностью выдуман автором.
В тексте присутствуют откровенные сцены, эмоциональные моменты.
Автор не преследует цели пропаганды нетрадиционных отношений. И подчеркивает, что произведение является художественным вымыслом.
Горячий язык скользит по коже, согревая ее жаром мужского дыхания. Сладко-пряный аромат щекочет ноздри, на кончике языка собирается вязкая слюна.
Тело выгибается, а по венам хлещет горячая кровь. Она приливает к вискам и громко бьется в венах, заглушая остальные звуки извне. Я задыхаюсь от таких сильных эмоций, и не хватает сил вдохнуть полной грудью.
Я не знаю что со мной. Все разумные мысли в голове гасит безумный жар. Кажется, что горит вся кожа, и еще один язык, который я ощущаю справа на животе, лишь на долю секунды усмиряет этот дикий огонь.
Я чувствую нежные касания. Пальцы скручивает от внезапного взрыва по всем нервным окончаниям. Хочется облизнуть пересохшие губы.
Но в них тут же впиваются чужие. Властным поцелуем кто-то словно подчиняет меня. От места, где только что был его язык, по телу пульсациями пробегают острые мурашки.
Стон тонет в поцелуе и я пытаюсь схватиться за что-то. Спинка кровати, простыни, матрас… Хоть что-то… Но ни за что не удается зацепиться.
Я просто тону все глубже и глубже. Я на грани сна и реальности, на пороге жизни и смерти. Да. Кажется, еще секунда, и я просто не выдержу и умру. Если не от ужаса, так от переполняющих тело чувств…
Тело цепенеет. Я слышу тяжелый выдох на ухо. Чувствую, как горит ухо и вся кожа вокруг. Мурашки новыми табунами проходятся по позвоночнику, а сердце бешено рвется из груди. Я забываю как дышать…
— Потерпи еще немного, сладкая. Мы скоро заберем тебя…
Все в этой книге чистейшая выдумка автора.
Спустя 10 дней.
— Верите ли вы в инопланетян? — голос преподавателя доносится из-за кафедры.
Я лениво перевожу взгляд от высоких окон аудитории на него, щурясь от ослепительного солнца.
Профессор ожидает хоть какой-то реакции, но вместо любопытных вопросов от одногруппников, на заднем ряду аудитории только тихо рассмеялись.
Я тоже не сдерживаю улыбки. Боже, какой бред. Какие инопланетяне?
Давайте еще в магию поверим?
На огромном проекторе мерцает изображение какой-то галактики. Глубокий космос, бесконечный и таинственный, рассыпается перед глазами россыпью сияющих звезд. Спиральные туманности тянутся в темноту, вспыхивая то тут, то там крошечными всполохами. Цвета плавно перетекают друг в друга: от холодного синего к теплому золотому, от темно-лилового к почти неоновому розовому. Это выглядит… красиво. Не спорю.
И все равно мне скучно.
Я бесцельно вожу ручкой по чистому листу в тетради, оставляя легкие круги. Вторник. Обычный, тянущийся бесконечно, вторник.
— Кто-то считает, что верить в инопланетян — это все равно что верить в сказки, — продолжает профессор Лебедев, размахивая руками с неподдельным энтузиазмом.
— Но задумайтесь, — он указывает на экран. — Вселенная огромна, бескрайна, непостижима. Только в нашей галактике миллиарды звезд. Миллиарды! И у многих есть планеты. Как думаете, ни на одной так и не случилось эволюции?
Кто-то в аудитории согласно кивает. Я — только качаю головой и снова ощущаю по позвоночнику мурашки. Они иголочками впиваются в кожу, сосредотачиваются на пояснице, словно нарочно кто-то давит именно туда.
От странного ощущения присутствия чего-то рядом меня подбрасывает. Снова…
Нет. Это просто потому, что я целый день сижу на парах и слушаю подобный бред о невероятных открытиях человечества.
Нужно будет сходить на массаж.
— Или, — профессор делает театральную паузу, — они решили, что мы им неинтересны.
Я невольно фыркаю, но негромко. Людям просто нравится думать, что где-то есть кто-то умнее и сильнее.
— Ученые нашли тысячи экзопланет, — не унимается Лебедев. — Некоторые из них в зоне обитаемости, а где есть вода, там может быть жизнь!
Жизнь. Где-то на краю галактики. Вот уж действительно срочная проблема, когда у меня диплом висит на волоске, а дома в холодильнике мышь повесилась.
Я снова фыркаю.
— Майя? — голос Лебедева заставляет меня выпрямиться. — Вы что-то хотели сказать?
Одногруппники поворачиваются в мою сторону.
— Я?.. — чувствую, как жар ползет по щекам. — Нет, просто... сложно в это поверить.
— Сложно? — профессор улыбается. — А если завтра к вам в окно постучится инопланетянин?
— Подумала бы, что это сон, — отвечаю без раздумий.
Аудитория смеется, но Лебедев вдруг становится серьезным.
— Может, вы и правы, Майя. Но открытия начинаются там, где мы их меньше всего ждем.
Я отворачиваюсь к окну. Осенний ветер срывает последние листья с деревьев.
Ну что ж, профессор. Если однажды инопланетяне постучатся в мою дверь, я тут же позвоню вам.
Сами будете с ними разбираться.
Я буду очень рада, если вы поддержите мою новинку своими звездочками, комментариями и подпишитесь на меня)
А так же, проверьте, что книга у вас в библиотеке, чтобы не пропустить новые главы!
Едва закончились пары, я еду домой на автобусе. Пока скролю ленту в соцсети, в ушах играет громко музыка, отвлекая меня от занудных уроков. Одногруппницы звали отдохнуть и поужинать в кафе, но я так устала, что просто хочется спать.
А еще родители вернутся поздно и мне нужно будет приготовить на всех еду.
После автобуса — магазин, ненормальная собака, что вылетела на меня из-за угла обычной пятиэтажки и подъем в квартиру. Лифта тут отродясь не было, так что я каждый раз заставляю себя думать, что именно из-за пятого этажа и своеобразного фитнеса, у меня такая хорошая фигура.
Пока ужин доготавливается на плите, я позволяю мозгам немного остыть. В сторону рюкзака даже смотреть не хочется, а от мысли, что диплом сам себя не напишет — хочется выть.
Даже зря, что я не стала мутить с каким-то ботаником. Сейчас бы написал сам за меня диплом.
Вот где этот профессор Лебедев? Может, вызвал бы этих инопланетян? А что, с дипломом бы справились, раз умеют летать по космосу.
Прыснув от своих мыслей, я тянусь к телефону на звук пришедшего смс.
“Дорогая, мы задержимся до понедельника на даче. Прости, что так поздно предупредили! Только появилась сеть. Не скучай и позови кого-то на ночевку!”
Родители в своем репертуаре. Ну, что ж. У меня будут просто восхитительные выходные с сериальчиками и рисованием проекта к диплому.
М-м! Мечта!
Интересно, зачем это папа в сообщении тонко намекнул про кого-то? Я ведь совсем ни с кем не дружу. Настоящий интроверт. И дело даже не в моем характере. Просто…
Ам… Глупо будет сказать, что я просто ни разу не встретила того человека, с которым мне будет легко?
Наверное, нет. Наверное, такие люди просто на вес золота.
Что ж, тогда ванная и огромная кровать родителей в полном моем расположении. Так что сегодня я… Высплюсь!
Главное, чтобы мне снова не приснился тот, до безумия горячий и трепетный, сон…
И с чего бы у меня резко появились подобные фантазии? Никогда не снилось что-то такое, а тут едва ли не закрываю глаза и передо мной сразу двое сексуальных мужчин, с горящими глазами и жаркими ладонями. Они настолько откровенно каждую ночью ласкают меня, что я просыпаюсь вся мокрая. Пот ручьем льется по телу, а между ног все напряжено и после иногда даже больно в туалет идти. И пульс в висках шарашит, оглушая еще пол утра.
Уже около недели он мне снится. Не один и тот же, но всегда с ними. Такой явный и яркий, что порой по-настоящему горит кожа после их ласк. Я пыталась вырубаться с помощью снотворного, но…
Именно тогда я не смогла проснуться сразу, умирая в горячих объятиях обоих мужчин.
Я по-настоящему чувствовала их дыхания, помню этот несравнимый, пряный аромат пота…
Я была там.
Знать бы еще где это там.
Дверной звонок заставляет вздрогнуть. Я опасливо проверяю время, как раз возвращаясь из кухни обратно в спальню. Захотелось попить перед сном. И надо было поставить еду в холодильник, а то зачем я это готовила?
Пол первого ночи.
Поправив лямочку ночной тонкой майки, я осторожно шагаю к двери. Холодный пол неприятно ощущается босыми ступнями, но я иду по коридору дальше, пытаясь не шуметь.
Уже когда я около двери, звонок повторяется, и тело в момент так тряхнуло, что я едва не подпрыгнула. Все эмоции сжались внутри, а страх выступил липким потом на коже. Я сглотнула и потянулась на носочках за глазком.
Странно… Никого…
Поворачиваюсь и иду обратно. Вероятно, кто-то перепутал квартиры.
Быстренько возвращаюсь в постель и укутываюсь в одеяло, чтобы быстрее согрелись ноги. Еще не хватало из-за какого-то шутника заболеть!
Только ложусь на подушки и тут же ощущаю, как чьи-то прохладные пальцы цепляют мою майку и проходятся по коже. Я опускаю взгляд, но никого не вижу. В панике щипаю себя по руке. Я не сплю!
— Ты дождалась нас, малышка, — шепот в ухо настолько настоящий, что я тут же начинаю кричать, чувствуя, как меня душит настоящая истерика.
Но мой рот быстро закрывают.
— Побереги силы, крошка… — мурчит голос. — Ты покричишь еще… От удовольствия.
На талии смыкаются пальцы. Сильные руки быстро дергают с кровати на пол. Я хватаюсь за одеяло, но…
Резкая вспышка света и я перестаю ощущать пол, мгновенно оказываясь где-то в невесомости. Словно на Земле резко перестала действовать гравитация. Я ничего не вижу. И не слышу.
А потому цепляюсь за единственное, за что могу — за крепкие руки, что тянут меня в неизвестность.
Очень тихо. Такая вязкая, плотная тишина, что звук собственного пульса кажется чужеродным, а легкая вибрация под матрасом приводит в оцепенение все нервные окончания. Очень напоминает чье-то гигантское, едва слышное дыхание.
Я распахиваю глаза и, инстинктивно вздрогнув, пытаюсь приподняться на локтях, но соскальзываю по прохладным простыням. Шелковистая темно-бордовая ткань цепляется за кожу, будто мягкая паутина. Кровать круглая, безумно большая, и невероятно мягкая — создается ощущение, что стоит закрыть глаза, и она втянет меня глубже, словно в зыбучий песок.
Стоп.
Я цепенею, только сейчас осознавая: это не моя квартира, не моя комната, не спальня родителей. Воздух здесь слишком стерилен, пахнет слабым озоном и чем-то металлическим, а стены не ловят ни одного отголоска привычных бытовых звуков.
Сердце колотится о ребра, когда взгляд цепляется за окно. Оно изогнутое, панорамное, занимает почти две стены и… выходит в никуда. За стеклом густая, почти угольно-черная бездна, разрезанная редкими, холодными звездами. Ни одного отражения. Темный вакуум кажется живым, враждебным, зовущим. Пугающим. Я обхватываю себя за плечи, стараясь согреться. Но холод липко цепляется за кожу.
Что за черт? Очередной кошмар? Кому понадобилось меня так разыгрывать? Или… это на самом деле космос? Меня кто-то увез?
Пф-ф! Бред! У нас еще нет таких технологий.
От этой мысли в груди вспыхивает паника, жжет горло. Я сглатываю, но слюны почти нет.
Ни каких-либо приборов, ни ламп — лишь приглушенные рубиновые огоньки, утопленные в линии потолка. По коже бегут мурашки. Появляется ощущение, будто за мной наблюдают. Я ловлю себя на том, что дышу неглубоко — боюсь потревожить эту нечеловеческую тишину.
Я ничего не понимаю. И от незнания становится по-настоящему страшно.
Осторожно оглядываюсь — и кровь стынет.
Стены гладкие, неровно отражающие все внутри, словно сделаны из ртути. Металлический блеск будто живой: где-то в глубине проходят дрожащие волны тусклого света, словно чьи-то пальцы скользят под самой кожей корабля. Уж не знаю, это преломление света, или мой ужас подкидывает мне страшные предположения, но спокойнее не становится.
На литой поверхности не видно ни шва, ни винта, и от этого стало еще больше не по себе.
По стенам — узкие полки. Узкие капсулы, пульсирующие бледно-зеленым. Хрустальные сосуды, наполненный густой темной жидкостью. Рядом — сферический крошечный каркас, изнутри мерцающий ленивым, но зловещим оранжевым светом. Стоит мне задержать взгляд — и это свечение, кажется, вздрагивает, реагируя на мое внимание.
На одной из стен — выключенные экраны. Их стекло покрыто едва заметными контурами интерфейсов; тень пиктограмм белеет в полумраке.
Периметр каюты очерчен тонкими световыми линиями. Сейчас они излучают теплый желтый свет. Спокойный, почти уютный. Но я едва двигаюсь — и свет тут же вспыхивает ярким холодным голубым, будто этот странный корабль чувствует меня. Датчики. Значит, тот, кто забрал меня, уже знает, что я проснулась. От этой мысли во рту пересыхает.
Двери — высокие, бесшовные, без ручек. В их гладкой поверхности тонкие сенсорные панели мерцают красным, как при включенной сигнализации.
Стоит приложить ладонь — и они раскроются? Или зазвенит сирена? Я инстинктивно отдергиваю руку и вжимаясь спиной в изголовье.
Кровать огромная, круглая, пугающе мягкая. Шелк темно-бордового цвета тянется, будто пытаясь удержать. Я стискиваю простыню так сильно, что пальцы ноют. Сердце колотится — резкие удары звучат громче тишины, и мне чудится, что стены слушают меня. Потому я решаю не кричать. Уверена, тут есть камеры. Так что за мной наблюдают.
Воздух… теплый, но чужой. Он пахнет чем-то приторным, металлическим, и будто прячет под слоем запаха озона предупреждение. Я ощущаю липкий страх на коже, маленькие капли пота стекают по позвоночнику.
Щипаю себя в плечо.
Больно.
Слишком реально для сна.
Сглатываю и решаюсь: осторожно подаюсь к краю кровати. Оказывается, ее борт выше, чем я думала; ногам приходится какое-то время нащупывать опору в воздухе. Пол слабо вибрирует — отдаленный гул двигателей? Или это что-то включилось, когда я коснулась пола ногой?
Пальцы ног касаются мягкого пола.
Я встаю — и световые полосы снова вспыхивают, теперь ярче, еще холоднее. Слева тихо что-то щелкает.
Я обнимаю себя, пытаясь унять дрожь. Передо мной — изогнутое панорамное окно. За стеклом — тусклые звезды и черная бездна, настолько глубокая, что мутит в желудке. Галактическая тишина давит, будто мне в уши залили лед.
С каждой секундой осознание сгущается: я на космическом корабле.
Где-то в чужом секторе, точно под наблюдением чьих-то неисчислимых глаз. Вот это я чувствую очень хорошо.
И если это не сон — то пробуждение будет страшнее любого кошмара.
На удивление, ковер из странного, тонкого, чуть блестящего, и безумно мягкого ворса, не схомячил мою ножку.
И нет, он не ждал вторую. Вдруг коверный монстр ждал именно обеих моих ступней?
А что, придумать такое окно я могу, а коверного монстра — нет?
Но нет.
Осторожно иду по теплому полу. Странно, что он теплый — он тоже металлический. Ковер заканчивается через два шага. Но мне комфортно.
Трогаю идеальное стекло обеими руками и на удивление, оно тоже теплое. Ставлю две руки на него, немного наклоняюсь, прижимаясь носом, чтобы увидеть какой-то пол внизу или потолок вверху.
И взвизгивая, отскакиваю, грохаюсь на пол на попу. Меня моментально охватывает озноб…
Там тоже пусто… Нет ни пола, ни потолка.
Эта машина просто в космосе… В пространстве… Огромном и страшном, темном и пугающем.
А еще я ощущаю все. Даже боль в пятой точке, на которую только упала. Шикнув, я немного прилегла на бок и потерла ее. Синяк еще останется…
Но это все мелочь.
Важнее… Как я тут… Нет. Где я? Нет. Кто меня…
Снова — обжигающие губы. Они скользят по коже, оставляя влажные дорожки, и каждый поцелуй гремит электрическим ударом по нервным окончаниям. Мне словно тесно в собственном теле: грудь тяжело вздымается, а живот предательски дрожит. Я выгибаюсь, цепляюсь пальцами за шелковую наволочку. В следующий миг чьи-то пальцы впиваются в корни волос — короткое, почти болезненное сжатие, и из горла вырывается сдавленный стон. Горячее дыхание шарит по ключицам, обжигает впадинку между ними, и я слышу, как первый мужчина хрипло втягивает воздух, словно удерживая себя на грани.
Внезапно на другой стороне шеи появляется чужой язык — прохладный, почти ледяной. Секунду спустя — острый, хищный укус. Кожа вспыхивает болью, а по затылку прокатывается жаркая волна.
Я ахаю и распахиваю глаза.
Крик рвется наружу, но застревает в горле, едва я встречаюсь взглядом с ярко пылающими, почти неоновыми зрачками мужчины. Они смотрят так жадно, что кровь в висках начинает громко стучать. Пытаюсь оттолкнуться, цепляюсь пальцами за чье-то плечо справа — крепкое, горячее, — и взвизгиваю.
Тело еще не слушается.
Сознание вторгается вспышками: панорамное окно, черный космос, жуткая тишина — все было реальностью! Бросаю взгляд туда, где должны мерцать звезды, и сердце проваливается в пятки.
Вместо бездны тут теперь гладкая стена.
Но паника не дает сосредоточиться. Пытаюсь отодвинуться — и сразу же чьи-то сильные руки сжимают мою талию, возвращая на спину. Первый мужчина склоняется ближе: пряди темных, чуть влажных волос щекочут шею, холодные пальцы скользят вдоль косточки бедра. Там, где они касаются покусанной кожи, вспыхивает прокалывающая боль — резкая, как ток. Я всхлипываю, беззвучно молю тело подчиниться разуму, но оно взрывается смесью ужаса и неутолимого жара.
Пульс раскатывается гулом по каюте, сливаясь с далеким низким гулом двигателей. Световые линии на полу переливаются желтым светом, словно корабль хочет меня успокоить. Я чувствую отчаянный металлический привкус на языке. Кровь…
И все, что остается, — метаться между двумя крайностями. Тело горит от невыносимого желания, а сердце трепещет, готовое выскочить из груди, потому что я точно знаю: это не сон.
— Ты не сопротивлялась нам ранее, а сейчас… Сейчас, когда ты тут, и можно тебя коснуться, ты против? Малышка, что же ты такая…
— Я… Я не знаю… Не знаю, кто вы, — шепчу.
— А так важно кто мы? — шепчет второй незнакомец. Из-за почти полной темноты я ощущаю себя безумно уязвимой. Второй мужчина проводит пальцами по ключице. Оттуда тоже расползаются похожие импульсы. Я вздрагиваю и снова пытаюсь вырваться, оттолкнуть мужчину надо мной, боязливо толкаю его в грудь, но он усмехается и наклоняется сильнее. В темноте сверкает его ухмылка.
— Кажется, ты понятия не имеешь, куда попала… Оттого — еще слаще.
— Пожалуйста… — я и сама ощущаю, с каким благоговением они пьют мой страх. Смакуют его, ибо сейчас это моя самая сильная эмоция на данный момент. Она уничтожает все здравые мысли и пытается проникнуть в самое сердце, которое еще секунды назад билось в жарком ритме…
— Нежная, расслабься… Дай мне немного времени изучить твое тело и нам с братом… Тоже…
— Нет!
На этот раз у меня получается его оттолкнуть. Кажется, что их тела намного больше моего, но пока я не встаю ногами на теплый пол, ничего не вижу, барахтаюсь как слепой котенок до самого края кровати. Цепляюсь за простынь и падаю, но быстро встаю.
Они тоже не медлят. Напольный свет немного становится ярче, но я все еще вижу только силуэты огромных полуголых тел. Лица скрываются в темноте, я с ужасом пячусь назад.
— Пожалуйста, оставьте меня в покое… — шепчу. — Я хочу домой…
Один из них быстро подходит и прижимает меня к стене, где в моем сне было окно с космосом. Я касаюсь пальцами стены и она тут же легонько вибрирует, открывая мне точно такой же сумасшедший вид. Только теперь мы несемся быстрее и картинка не настолько статична…
— Ты наша.
Горячий шепот в ухо пробуждает мурашки по коже. Я неконтролируемо всхлипываю, когда его палец поддевает лямку пижамки и тянет ее вниз. Снова проводит по ключице, пробуждая невероятно сильные мурашки.
— Пожалуйста… — спиной ощущаю холодную поверхность. За ней — бескрайний и темный космос… Скорее всего, я просто брежу. — Я не понимаю…
— Прекрати сопротивляться, малышка. Знаешь, твой страх безумно заводит и сводит с ума… Еще немного и мы оба сорвемся… Неужели ты не ощущаешь это?
— Нет! — обняла себя руками. — Я ничего не чувствую! Отпустите меня домой!
Огромная ладонь опускается вниз, так и не схватив меня за руку. Я вжимаюсь в стекло, пытаясь не думать, что если оно сломается, я окажусь в открытом космосе. Нервно смотрю на мужчин и вздрагиваю, когда неожиданно включается свет.
Два огромных исполина. Они возвышаются надо мной, словно боги, сошедшие с древних легенд — выше, шире, сильнее любого мужчины, которого я когда-либо встречала. Их тела — воплощение власти, абсолютной и сокрушительной. Рельефные мышцы перекатываются под загорелой кожей, словно живые, отзываясь на малейшее движение. Сильные руки обвитые венами, что кажется, пульсируют под кожей и натягиваются, едва ладонь сжимается в кулак у одного из них. На скулах ходят желваки, словно он сильно сдерживается и едва контролирует себя.
Они похожи, но в то же время слишком разные, и это лишь сильнее сводит с ума. Я никогда не видела столь красивых мужчин. И не сравнится ни один мужчина на Земле с ними…
Один стоит ближе, постепенно усмиряя свой яростный огонь в глазах и пытаясь дышать ровнее. Кажется, еще секунда, и он взорвется, терпение лопнет, и я тогда могу узнать, какая чудовищная сила сдерживается в его руках. Лицо — резкое, грубое, но по-своему прекрасное: угловатая челюсть, высокие скулы, плотно сжатые губы. Вены извиваются по его мощным рукам, перекатываются на груди. Он смотрит на меня с тем хищным любопытством, с каким зверь наблюдает за добычей, его взгляд становится с каждой секундой все тяжелее.
Второй стоит чуть поодаль. Он наблюдает за мной спокойнее, но в глазах бушует все такой же огонь. Такой же высокий, такой же могучий, но в его движениях — он проходит всего несколько шагов — чувствуется пугающая грация, опасная плавность, будто каждый шаг выверен и несет в себе угрозу. Волосы чуть длиннее, струятся по плечам, подчеркивая совершенные линии его лица. Он смотрит на меня сверху вниз, чуть склонив голову в сторону, будто решает, что со мной делать.
Я с опаской сглатываю. Страшно. Мне безумно страшно.
— Это невозможно, — говорит второй. — Ты — наша. А мы не отдаем то, что принадлежит нам.
— Какой-то бред. Вы сами себя слышите? Я не могу быть вашей. Я принадлежу самой себе!
— О, точно, — кивнул с усмешкой он. — На Земле ведь все люди свободны и никому не принадлежат… Они так думают, конечно. Слабым расам так удобно. Таким образом они пытаются заглушить факт своей никчемности.
— Брат… — тихо обрывает его первый. — Не стоит.
Вот, послушай своего брата и не…
— Не стоит пока что пугать нашу девочку. Найдется время. Майя… — в его глазах сверкнул опасный огонек. О нет… Я уже подумала, что хоть ты-то нормальный! — Рано или поздно все осознает и станет нашей добровольно. Мы ведь этого и хотели. Не так ли?
— Так и знал, что будет сложно, — фыркнул второй. Он берет с мягкого кресла свою рубашку и накидывает на мощное тело. Бр-р, правильно, закрой… Мне страшно подумать, что ты можешь со мной сделать…
Потом второй тоже одевается. Я молча слежу за ними, пытаясь ровно дышать. Но все равно постоянно замираю на их взглядах и нервно кусаю губы.
— Отдыхай, наша нежная, — шепчет второй, едва расходится входная дверь в сторону. — Сейчас пришлю к тебе с обедом. И, конечно, наши повара учли все твои предпочтения и вкусы, и приготовили специально для тебя все, без бобовых и ореховых.
Они уходят. А я быстро начинаю трогать свое тело на наличие каких-то датчиков и переходников. Но… Нет.
Кажется, пока я спала, меня обследовали вдоль и поперек.
Божечки…
Трясет так, что зубы стучат. Колени ватные, в ушах шумит собственный пульс. Это не сон и не мираж какой-то… все настоящее, до тошноты реальное. Я осторожно переступаю, поправляя сорванную лямку майки: ткань липнет к коже, пропитанной потом и чужими запахами. Еще шаг — и дыхание моментально сбивается, как у загнанного зверя.
Смыкаю дрожащие пальцы в кулак и бросаюсь к сенсорной панели рядом с дверью. Прикладываю ладонь, вспоминая, как делал тот первый мужчина. Пластина вспыхивает ледяным голубым, под ладонью чувствуются теплые пульсации, и створки, шипя, раздвигаются. Я едва не падаю от неожиданности — их приборы признают меня… или им все равно, выйду ли я?
Коридор встречает стерильным полумраком. Светлые стены, будто отлитые из матового стекла, проходят в обе стороны; по ним бежит тонкая сеть янтарных ламп, дрожащих в такт далекому гулу двигателей. Справа тупик, слева — широкая лестница, уходящая вниз по спирали. Я делаю шаг, еще один, потом срываюсь и бегу, пятки гулко отбивают ритм тревоги. Наверняка здесь полно камер, но мысль о тех двух гонит меня быстрее любого шока.
Лестница уже рядом, когда стена слева внезапно заканчивается, открывая огромное изогнутое окно. Я автоматически ныряю обратно, за угол, прижимаюсь к панели и, не удержавшись, заглядываю.
За стеклом очень даже шумно и оживленно. Размеры колотят по мозгу, заставляя желудок скрутиться. Я инстинктивно отшатываюсь, ладони липнут к прохладному металлу стены.
Это не экран. Нет пикселей, нет искажений. Все по настоящему. Глаза режет резкая паника, ноги делаются ватными. Воздух в коридоре, прежде теплый, разом кажется разреженным: я ловлю ртом кислород, чувствуя новый приступ страха.
Это не может быть правдой.
За стеклом открывается панорама, от которой у меня уходит пол из-под ног. Не просто ангар, а гигантское помещение, уходящее далеко вниз, с металлическими платформами и мостами, соединяющими уровни. Внизу стоят странные машины — корабли, если уж верить, что я действительно попала к инопланетянам. Но как в это поверить? Как смириться с тем, что я не на Земле? Что я… где? В космосе?!
Нет! Должно быть, это тоже проекция, как и в спальне!
Но нет…
Секунду стою, не смея даже дышать.
Меня снова трясет, но теперь дрожь холодная, стальная, и сковывает все тело. Я сглатываю, прижимаю к груди ладони и принимаю решение. Если мне нужно бежать, чтобы спастись, я буду спасаться. Главное — не остаться там, где за моей невинностью охотятся сразу двое.
Там, за стеклом, кипит жизнь… По уровням мерцают световые линии, и когда никого нет, они гаснут.
Гигантские фигуры в одинаковых темных комбинезонах двигаются размеренно, почти грациозно: широкие плечи, сильные руки, чуть вытянутая шея — напоминают людей, но что-то мне подсказывает, что это не они. Пониже, в ангаре, стоят корабли-«птицы» со сложенными крыльями; их корпуса глянцевые, блестят холодным светом, будто под полировкой течет жидкое серебро. По каждой обшивке время от времени вспыхивают светодиоды — и у меня по коже ощущается похожее покалывание.
Воздух в коридоре стоит, ниоткуда не дует, пахнет озоном и легкими восточными сладостями; сладковатая нотка даже прилипает к небу. Почему-то не выходит забыть недавние прикосновения. Они снова вспыхивают в голове горячими импульсами Ощущаю, как ткань майки тянется между лопаток, когда я, пригнувшись, почти ложусь грудью на начало лестницы. Металл под ладонями прохладный, но не ледяной.
Надо бежать. Мысль взрывается пульсом во всех венах. Кровь громко шумит в висках.
Я скольжу к лестнице: ступени выше привычного, приходятся почти до колена, и каждый шаг растягивает мышцы бедер. В мышцах дрожь — смесь страха и адреналина. Пальцы цепляются за край перил, кожа на ладонях слегка вспотела, поэтому гладкий сплав скользит под ней, оставляя влажный след.
Тишина вокруг вязкая, как мед, несмотря на оживленность за стеклом. Отчетливо слышно мое дыхание, ускоренное сердцебиение, каждый мой шаг. Потому металлический лязг вдалеке режет слух. Эхо катится по коридору, вибрация тонко проходит вдоль позвоночника — и я, едва успев втянуть воздух, прыгаю за выступ лестничного марша.
Патруль. Шаги тяжелые, размеренные. Сначала кажется, что это обычные люди, но когда они приближаются, различаю их рост — почти под потолок, грудные пластины доспехов вздымаются с каждым вдохом, от них пахнет свежей смазкой и едва заметной пряной ноткой, как от сандалового масла. Эта смесь ароматов слабо кружит голову, будто обволакивает. Я прижимаюсь к холодной стойке, грудь ходит ходуном, и каждый удар сердца отдается в животе.
Кажется, я никогда еще не ощущала так хорошо свое тело: жар кожи под тонкой тканью, прохладу металла на который я оперлась лопатками, дрожь внутри бедер. Чувствую липкую каплю пота, соскользнувшую по шее к ложбинке ключицы. Чувствую собственный страх — очень неприятный, сводящий мышцы, и одновременно возбуждающее покалывание, будто каждый нерв обнажен.
Эти громилы — не больше тех двоих, но все равно огромны; их шаги заставляют пол тихо дрожать. Хотя, возможно, мне так кажется. У страха глаза велики. Стоит мне выдать себя — они развернутся, схватят, поймают. Я зажимаю ладонью рот, вбираю сладко-кислый воздух глубоко и сдерживаю дрожь, сжав кулаки.
Остается только одно: бежать, когда они потеряют бдительность.
Я замираю, прижавшись к холодной стойке перил. Пульс оглушительно бьется в ушах, а настенные световые полосы мерцают тревожным рубиновым — они будто отсчитывают секунды до поимки.
Секунда — и коридор наполняет глухой рокот чужой речи, низкой, вибрирующей, словно раскат далекого грома. Но смысл вспыхивает в мозгу ясным приказом, хотя язык звучит абсолютно инопланетно:
— Леди, вернитесь в спальню.
Удар слов отзывается дрожью в солнечном сплетении. Как? Почему я понимаю их? Что эти твари успели сделать с моим разумом? На мгновение становится не до страха и паники— будто кто-то подменил внутри все настройки восприятия.
Дариан
Капитанский мостик корабля Луминор.
Несколько световых дней до планеты Велария.
Прикрываю ладонью рот, едва сдерживая зевок — горло будто обожжено. Глаза закрываются. Усталость почти берет верх. Мы без сна уже несколько стандарт-суток, и мысли расползаются роем искристых насекомых: стоит сосредоточиться, они собираются воедино, но всего на одну секунду. И снова разлетаются, оставляя за собой зудящее и поглощающее желание. В венах вспыхивают болезненные микро-разряды, будто под кожу вживили тончайшие провода: каждое сокращение сердца отзывается жуткой болью. И чем ярче ощущение, тем сильнее желание — сжать ладонями ее тонкие плечи, притянуть хрупкое тело и… потерять остатки рассудка.
Наша находка оказывается слаще, чем любой десерт с нашего дворцового стола: невинность чувствуется физически, дерзость — во взгляде, и я чувствую, как ток слепой похоти лениво поднимается вдоль позвоночника, едва я вспоминаю ее тяжелое дыхание.
— Еще раз, — резкое рядом заставляет меня открыть глаза. Кас трет переносицу — резкий жест, за которым скрывается усталость. Голографические тактические таблицы мерцают у него над плечом. А планшет освещает его лицо, подсвечивая усталые тени под глазами. Вечно собранный командующий флота отца сейчас похож на мальчишку, нашкодившего в покоях воспитателя. Усмехаюсь — я и сам такой же.
Мы впервые в жизни оставили кого-то в собственных покоях и как неприкаянные сперва обошли весь Луминор, не зная куда себя деть.
Слишком сладка эта пытка… Наша связь с ней пробуждает первичные инстинкты и это так… Вкусно…
Помощник, монотонным баритоном:
— Мы получили уведомление от Альянса защиты закрытых систем. Благодарят за то, что операция заняла ровно стандарт-час, спутники не засекли корабли, а жители планеты не потревожены. У всех, кто соприкасался с девушкой, память стерта. Приемные родители просили лишь гарантировать ей безопасность…
— Хватит, — обрывает Кас. В голосе звякает сталь, но я слышу за ней точно такой же голод, что сдавливает мне горло. Одной мысли о ней достаточно, чтобы мышцы живота сводило сладкой судорогой. Даже краткие ментальные касания выводили меня из равновесия. Физические же — были чистым безумием.
Кас откидывается на спинку кресла, бронзовая кожа поблескивает в свете дисплеев:
— Подготовь Майе документы. Удали маршруты из логов. Ты знаешь, что делать.
— Думаешь, по одному взгляду не поймут, откуда она? — кидаю взгляд в панорамное окно, за которым сияет туманная галактика.
Мы почти дома…
— Не важно, — он тяжело вздыхает. — Если это позволит оттянуть свадьбу с «прекраснейшей» принцессой… — на слове «прекраснейшей» губы кривятся, и я сглатываю ту же горечь. — Я готов рискнуть. Уважаю волю родителей, но чтобы ложиться каждый день своей долгой жизни в постель с пустой куклой? Нет.
— А меня и вовсе стошнит, если придется проводить брачную ночь с этой фарфоровой статуэткой.
Кас внезапно улыбается, словно мальчишка, нашедший лазейку во дворцовом протоколе:
— Давай не будем о грустном. Сейчас бы договориться с дикой… с Майей. Уверен, что рано или поздно малышка сможет довериться нам.
Слова обрываются щелчком замка. Слышится шелест бронированной чешуи, резкие шаги: стражи и воины врываются на мостик. Их головы опущены в почтительном поклоне, но я мгновенно считываю тревогу.
— Докладывайте.
Солдат гулко бьет кулаком в нагрудник:
— Маленькая леди покинула спальню. Патруль преследовал ее, но в коридорах она сбежала. Леди скрылась в вентиляционном коллекторе. Система пока не может найти ее местоположение, Луминор не выдает ее координаты. Мы пытаемся отследить по тепловой карте ее в вентиляциях, но прибор улавливает и то тепло, что идет из техотсеков или хозотсеков. Прошу вас…
Мы с братом обмениваемся тяжелым взглядом. Холодная волна страха — вдруг и вправду потеряем ее — сталкивается в груди с раскаленной жаждой. Мы не можем ее потерять.
— Вы потеряли маленькую землянку на корабле? — веселится неожиданно Кас. Я тоже усмехаюсь. — У вас час. Не найдете ее, — взгляд брата в момент меняется и становится яростным. — И я потеряю вас в космосе.
— Зря не заблокировали дверь, — хриплю сквозь стиснутые зубы.
— Исправим и это. Кто знал, что система примет ее за нас с тобой? — брат пожал плечами. — А пока — подними по тревоге всю палубу С-4. Пусть мостики вторых и третьих секций прочешут шахты вентиляции. И без шокеров. Одно царапина на ее теле — разжалую, — рычит Кас.
Я отворачиваюсь к окну. Кажется, я слышу ее дыхание, торопливое, испуганное, и под ладонями вновь зудит та же больная тяга. Я ощущаю, что она все еще на корабле, где-то рядом, но не знаю где именно. Я чувствую ее страх.
Мы найдем тебя, маленькая.
Никто больше не посмеет тебя напугать…
Я думал, они уже поймали ее и вернули.
Но, кажется, малышка умеет удивлять не только этим сумасшедшим влечением, которое мы испытываем к ней.
Подчиненные растворяются в коридоре — их шаги стихают, оставляя после себя тонкий запах смазки. Кас ловит мой взгляд, глаза все еще разгораются хищным янтарем, но на губах появляется кривая усмешка. Пламенем злости он едва не прожигает панели за моей спиной, а меня прожигает совсем иное пламя — сладкое, выводящее из равновесия.
— Малышка просто чудо, не находишь? — голос брата звучит на удивление спокойно. Он лениво растягивает согласные. — Она доведет нашу «прекрасную» принцессу до истерики… — он коротко хохочет.
Я сглатываю. Представляю, как дерзкая эта девчонка дразнит ту ненастоящую и безэмоциональную куклу одним только дерзким взглядом… Я уже готов вкусить ее шок и злость. Посмотреть, как затрещит по эмалевым швам ее уверенность.
— Даже если она не поймет, кто она такая, и не станет разыскивать придуманных родственников, — тяну я, чувствуя, как грудь приятно ноет от воспоминания о тепле Майи, — одного ее присутствия хватит, чтобы «ее высочество» отказалась от помолвки.
— Вряд ли, — Кас равнодушно пожимает плечами и начинает лениво листать тактический планшет. — Семья девчонки была у власти слишком давно. А у принцессы — хроническое желание быть впереди всех. Их сановники годами раздували мятежи, лишь бы вернуть себе право управлять. — Он останавливается, лазурный свет экрана подсвечивает его резкие скулы, — вот почему… случались «неприятности» несколько лет назад.
Пальцами быстро наносит штрихи по виртуальной клавиатуре: отправляет отцу координаты и приблизительное время нашего выхода из подпространства. Я слышу, как трещат его позвонки, когда он тянет шею — всю напряженность мигом выдает сдержанный стон усталости.
— Что ж, — он фиксирует пряжку на кителе и ухмыляется хитро. — Давай вместе поищем ее? Давно я не охотился за дерзкими девочками. — Смеется, и я невольно чувствую, как кровь быстро застучала в висках.
Он исчезает в турболифте, направляясь к ангарным палубам. Взгляд залипает на закрытых створках: нутро сдавливает неприятной мыслью — вентиляция у двигательных шахт забирает кислород, рабочим нужно меньше воздуха. Майя — юркая, крошечная, забившаяся зверушка. Если застрянет там дольше пары суточных циклов, выжжет легкие чистой вакуумной сушью.
Я с силой провожу ладонями по стриженому затылку, пытаясь успокоить вспыхнувшую волну страха. Если мы потеряем ее… я буду обречен на ледяное брачное ложа с той, чье имя царапает внутренности. Мы с братом обязаны убедить Майю быть сговорчивее.
Фыркаю, поднимаюсь наверх — в коридоры жилых секций. Странно, но я почти чувствую, как шлейф ее легкого запаха — чего-то цветущего, земного — тянется по металлическим рукавам вентиляции. Как будто Луминор только мне хочет показать, где она.
Едва створки спальни разъезжаются, в лицо ударяет плотная волна феромонов — густая, пряная. Воздух обжигает кожу под кителем; кровь рывком устремляется к самым неприличным точкам тела, будто кто-то донельзя вывернул клапаны. Я втягиваю губы, облизываю пересохший рот и делаю шаг внутрь.
Темно-рубиновый полумрак, тяжелое постельное белье тихо колышется от вентиляции; каждый вдох вместе с кислородом затягивает ее шлейф. Ваниль и то едва заметное, теплое, «человеческое», от которого внутри сжимается голодная спираль. Хорошо помню, какой она была, когда мы впервые вошли после медицинских протоколов.
Она расслабленно лежала на огромной кровати, раскинув руки и ноги, словно она ничего не боится и находится в полной безопасности. Но, стоило мне приблизиться и втянуть глубже ее аромат, я уловил дрожь: тонкая пульсация вдоль ключиц, нервный тик век. Кас наклонился рядом, и девушка во сне инстинктивно свернулась в тугой клубок. После того, как мы ее готовили к нашим условиям, молодое человеческое тело какое-то время не слушалось. Медики ввели целый коктейль нейроседативов, и она провалилась в двухсуточный сон.
Сейчас здесь пусто. Лишь это неистовое облако запаха, кусающего плоть воспоминанием о ее горячей коже. Она сейчас напугана, и прячется от нас… Но мне хотелось бы, чтобы она стала нам больше доверять.
Я очень хочу, чтобы этот крик однажды сорвался моим именем… или именем брата.
— Брат.
Звонкая мысль резонирует где-то между висками: голос Каса, сухой и весьма довольный.
— Нашел?
— Хозотсек. Кухня. Приходи. Тут есть на что посмотреть.
Я выдыхаю раскаленный воздух, смотрю на вздыбленные простыни, где еще ощущается ее тепло, и разворачиваюсь к двери.
Я тебя найду... И никуда не отпущу.
Майя
Что мы имеем?
Десять ночей — сплошное марево безумных снов и фантомных ласк: горячие ладони блуждали там, где раньше никто не смел, оставляли пульсирующие искры, и я просыпалась в кромешной темноте с дрожью, будто по нервам гулял настоящий ток. Прямо перед глазами вспыхивал ослепляюще-белый свет — как если бы вспороть тьму ярким прожектором, — а потом опять гас, оставляя меня одну.
Так я прожила десять суток. Сперва не обращая на это никакого внимания, а потом считая, что просто мне нужно с кем-то замутить и избавиться от странных снов. Я подумала, что это все я себе нафантазировала и придумала. Или что гормоны диктуют свои сны. Ну а что? Периоды у девушек разные и в один из них может и не такое присниться.
Коридоры… металлические стены блестят в полумраке, холодное эхо от моих медленных телодвижений уходит в темноту. И там — они: странные существа размером с великанов, стальные тела, огромные руки, способные меня поломать в мановение ока, как веточку. А эти змеиные хвосты, рывком рассекающие воздух… Я всего-то мельком увидела их, но хищные силуэты поселились у меня в памяти накрепко: стоит зажмуриться, и перед внутренним взором снова вспыхивают стальные пластины, перекошенные яростью лица, шипение…
Будто напильником по стеклу.
Однако куда важнее другое… Те двое.
Незнакомцы, но памяти достаточно одного взгляда, чтобы снова и снова выжечь их контуры на сетчатке. Высокие, будто высеченные из бронзы: у них кожа излучает какой-то пленящий жар. Они огромные, сильные и очень даже живые. Реальные. Все еще помню на плечах мелкие крупинки пота, что светятся словно капли расплавленного золота. И их глаза… опасно-горящие, прожигающие меня насквозь таким голодом, что колени подгибаются.
Божечки, зачем я им?! Каждый раз, когда вспоминаю, как они смотрели, тело предает — грудь тяжелеет, под ребра вбивается бешеный пульс, а кровь стремительно нагревается, будто вскипяченная.
Сейчас же… сейчас я лежу, сжавшись в узел в тесной, ледяной трубе вентиляции. Металл шероховатый, царапает нежную кожу на ладонях, пахнет жженым озоном и, почему-то, старой машинной смазкой. Каждый мой вдох отдается болью в ребрах; кажется, воздух здесь гуще, чем обычно, и я пью его маленькими глотками.
Хочется кушать так, что желудок подворачивается. Из-за решетки в двух метрах тянет жаром кухни: пряные специи, тушеные овощи, что-то мясное, наверное, рагу — запах взрывается в ноздрях, голод перекрывает любые другие мысли. Слюна течет, и я инстинктивно стискиваю колени руками, чтобы урчание не выдало меня патрулю.
Нет, умирать не собираюсь. Я слишком молода, чтобы превращаться в космическую легенду о пропавшей землянке. Я всегда мечтала о простых вещах: закончить универ, устроиться дизайнером, рисовать комиксы до рассвета, найти нормального мужа, родить парочку детей, слетать на теплый остров… А вместо этого рискую задохнуться в металлической кишке корабля, пока снаружи снуют хвостатые чудовища. И еще двое сияющих «прекрасных принцев» охотятся за мной, как за сказочной дичью.
Слезы жгут уголки глаз — горькие, соленые, обжигают кожу и катятся до подбородка. Я шмыгаю носом и злюсь на себя: шутка затянулась, но это уже не шутка. Это реальность, которая пахнет озоном, дымящимся металлом. А еще я фантомно ощущаю их запах.
И все же… даже в этой мгле мысли о них успокаивают меня изнутри, словно кто-то гладит теплой ладонью по волосам. Безумие? Возможно. Но если уж судьба решила выкрасть меня к звездам, то я, черт возьми, сделаю все, чтобы вернуться — или хотя бы выяснить, зачем мое сердце так отчаянно рвется к тем, кто должен внушать один-единственный инстинкт: бежать без оглядки.
Словно два божества, высеченных из золота. Стоит подумать о них, как внизу живота тут же стягивает легкой судорогой. Бедра рефлекторно сжимаются, будто пытаюсь удержать внутри этот распаляющий жар. Я должна их бояться! Если они тут главные, то именно они натравили на меня хвостатых монстров; именно они решили, что я им «принадлежу».
Но я не котенок и не комнатная собачка, чтобы кому-то принадлежать!
К запаху рагу прибавляется обалденный аромат выпечки: теплый хлеб, или булочки, корица, что-то сладкое. Желудок скручивается тугой улиткой, во рту мгновенно полно слюны. Облизав пересохшие губы, медленно встаю на четвереньки. Колени и голени немедленно вспыхивают болью — я слишком долго сидела с поджатыми ногами. В глазах темнеет, потому что мозг услужливо подсовывает картинки домашней еды: борщ, пирожки, теплый шоколад…
От одной мысли кружится голова.
Ползу к решетке: дыхание сбивается, воздуха еще меньше, пальцы дрожат. Останавливаюсь, чтобы не зашуметь; потом осторожно толкаю панель. Сначала она даже не двигается. Сердце колотится все сильнее. Еще усилие — и вдруг, с обратной стороны, кто-то поддевает защелку. Решетка тихо отходит, пропуская полоску света и еще больше запаха свежего хлеба.
Передо мной появляется лицо женщины… необычное. Кожа оливково-зеленая, словно подсвечена мягким изумрудным светом изнутри, скулы острые, брови длинные, тонкие. Большие глаза оттенка морской волны смотрят внимательно, но без враждебности. Чуть-чуть приподнятые уголки губ — скорее теплая улыбка, чем насмешка.
И — странно — ни одного укола страха. В ее взгляде нет хищного блеска, нет того безмолвного и уничтожающего, что заставляет в панике и страхе бежать, которое я видела у хвостатых.
Есть только любопытство и… жалость?
Я застываю, прижав ладонь к холодной решетке, и впервые за все эти дикие часы чувствую, как напряжение отступает. И сердце не бьется бешено.
— А вот и маленькая пропажа, — усмехается незнакомка, изящно склоняя голову; свет от варочной панели ложится на ее изумрудную кожу теплыми янтарными бликами. — Погоди, не вылезай. Сперва съешь булочку: ты не ела уже почти четверо стандарт-суток.
Она исчезает из поля зрения, и почти сразу перед самым носом появляется пышная булочка-улитка. По спиральным слоям теста неторопливо стекает густой янтарный сироп, пахнущий карамелью и лимонной цедрой. Я хватаю выпечку дрожащими пальцами и откусываю; корочка хрустит, а внутри — горячее облако сладкого пара, пряность муската и теплый сладкий сироп, растекающийся по небу.
Голод заставляет обо всем забыть и молча кушать — он сильнее страха, сильнее дрожи в конечностях. Я складываю ноги перед собой, прячу босые ступни под коленки, и, выбрав пустой участок столешницы, усаживаясь по-турецки. Свежая булочка едва теплая; откусываю крохотный кусочек, воздушная мякоть шуршит под зубами и отправляю половинку на край тарелки. Затем осторожно зачерпываю ложку рагу. Овощи — чуть сладкие, в меру соленые; оранжевые кубики распадаются на языке, а травяная пряность догоняет уже в горле. К третьей ложке внутри разливается тепло. Оно стекает к пальцам, расправляет тугой узел между лопатками — мир будто перестает дрожать перед глазами.
Облизываю ложку, слизнув пряное масло, и поднимаю взгляд. Женщина кивает одобрительно. Тонкие губы растягиваются в мягкой, совсем не пугающей улыбке.
— Еще? Добавки, малышка? — ее голос мне все же нравится.
Я всегда была чувствительной к людям — чуяла фальшь за версту. Но эта… Она не человек, но вызывает странное, густое спокойствие, будто взглядом успокаивает мои вспышки тревоги. Качаю головой, передаю пустую тарелку.
— Я могу… помыть, — глотаю чуть сипло.
— Зачем? — усмешка касается лишь уголков ее губ. Она всовывает посуду в высокий матовый шкаф. Внутри загорается зеленый свет, и струя густого пара на секунду подсвечивает бокалы и тарелки, прежде чем они исчезают в пенной ванне.
— Можно воды? Обычной… — прошу, чувствуя, как язык липнет к небу.
— Конечно, — она протягивает прозрачный бокал. Вода прохладная — пью маленькими глотками, ощущая, как после каждого выдоха уходит напряжение.
Женщина остается неподалеку — становится боком к столу, раскладывает яркие неизвестные клубни на разделочной поверхности. Свет лампы обнимает ее талию: тонкую, почти девичью, обтянутую безупречно белой курткой-кителем. Ткань совершенно чистая, ни одного пятнышка, хотя сразу на трех конфорках кипят кастрюли. Хвост, темно-изумрудный, гладко упирается в пол и лукаво изгибается, помогая удерживать баланс. Лезвие ножа ровно и быстро режет фиолетовый овощ. Ломтики падают словно монетки — глухо, ритмично.
Я зависаю, следя за ее ловкими пальцами. Она выглядит очень уверенно. И вдруг она прерывает тишину:
— Что ты любишь кушать? До дома почти два стандарт-дня, если не больше. Хочу порадовать тебя привычными блюдами. — слова снова звучат на их языке, но мозг ловит смысл, будто это мой родной язык.
— Салаты, — отвечаю на том же наречии; горло больше не цепляется за чужие звуки. Я не изучала этот язык, но автоматически отвечаю. Как это возможно? — Свежие овощи, немного масла… мясо или рыба. — Странно легко говорить: словно знание влили мне в темечко, пока я спала.
— Будет, — она тепло улыбается, глаза чуть светятся морской бирюзой. — Сиди, отдыхай, крошка. Их высочества совсем тебя загоняли.
При ее словах о «высочествах» в животе вспыхивает смешанный жар: вспоминать тех двоих все еще опасно — внутренняя дрожь сразу стягивает колени, и я невольно крепче обнимаю бокал. Но запах свежих овощей, цитрусовой цедры и хлебного теста глушит панику. Я делаю еще глоток прохладной воды, ощущая вокруг себя тихий, дружелюбный микрокосм кухни, где даже металлические стены кажутся теплыми — и впервые за всю эту безумную одиссею позволяю себе вдохнуть полной грудью без оглядки.
Высочества…
Ничего себе. Так тут главенствуют какие-то особенные, коронованные существа?
Мы разговорились с Мейной так быстро, будто дружили не один год. Пока она мелькала у плиты — хвост, длиннее всей нашей квартиры, изящно струился по полу и ловко открывал шкафы — я уже не дергалась от каждого шороха ее чешуи. Она сыпала истории, как настоящий кок: о рынках на аммиачных лунах, где небеса — цвета лаванды, о горах из драгоценных алмазов на планете С’Рах, о коллекции судовых марок, которую собирает «просто чтобы помнить, где она бывала». Я сидела по-турецки на столешнице, упершись ладонями в колени, и впитывала ее слова, стараясь ничего не упустить. Я решила, что мне нужно собрать информацию.
Но о моих похитителях — ни единого слова. Кто они, зачем я им, почему объявлена их живой собственностью — Мейна искусно обходила эту тему. Спросить прямо? Я трусила. Она выше меня вдвое, хвост напоминает о тех ужасных воинах, а бежать, кроме как обратно в вентиляцию, все равно некуда. Думаю, если я выйду через дверь, те чудища меня схватят быстрее, чем я успею закричать.
— Однажды, например, Правитель отправил нас … — начала она очередную историю, и тут над самой головой резанул чужой голос:
— Мейна.
Я вздрагиваю так, что едва не выпускаю стакан с недопитой водой. В дверном проеме вырастает один из тех двоих, что несколько часов назад склонялись надо мной в спальне, — принц. Его высочество. За его плечами двое охранников в угольно-серых кирасах и хвостатый гвардеец-«змей»: тот прищуривается, сканируя меня с босых пальцев до взъерошенных волос. Мороз по коже поднимает волоски дыбом.
— Ваше Высочество, принц Кассиан, — Мейна складывает ладони, слегка склоняет голову. Сам «высочество» не сводит с меня взгляда: тяжелые веки опускаются, словно он ловит мой запах, потом уголки губ медленно ползут вверх, и в глазищах вспыхивает ледяное пламя.
Ой… мамочки…
— Нашлась пропажа, — его голос — низкий гул, от которого пол слегка вибрирует. — Мейна, почему не доложила сразу?
Так значит, ее легкое прикосновение к браслету было сигналом ему. Но внутри все же вспыхивает благодарность: хоть какое-то время без их уничтожающей ауры я пожила.
— Прошу прощения, — мягко отвечает она. — Девушка была голодна, и я решила сначала накормить.
К моему изумлению принц принимает объяснение без тени раздражения, даже благодарно кивает:
— Ты права, это важнее. Спасибо. — Затем переводит пылающий взгляд на меня. — Майя. Прошу последовать за мной.
Из глубины грудной клетки вырывается хлипкое «а можно-ли…»:
— А можно я останусь здесь? — спрашиваю я странно смело, хотя сердце бьется о ребра, как пойманная птица. Мейна бросает тревожный взгляд, хвост ее напряженно изгибается, будто готов заслонить меня от него.
Мужчина бережно опускает меня в глубокое, полукруглое кресло у панорамного окна. Обивка темно-алого бархата тут же подхватывает тело, словно живая, мягко обнимая бедра и лопатки. Внизу, за выгнутым толстым стеклом, видно россыпь звезд и тлеют голубые полосы межпланетной пыли. Принцы усаживаются напротив — в таких же креслах-раковинах: еле слышный шелест ткани и аромат нагретой кожи заполняют пространство.
Я подтягиваю ступни под себя, обхватываю колени и оглядываюсь. Спальня выглядит точно так же, как раньше: круглая огромная кровать посреди комнаты, перламутрово-серые стены, вспыхивающие янтарными линиями-жилами, мягкий ковер у кровати. Огромное окно… Оно снова открыто. Но на этот раз не смущает меня.
Некоторое время мужчины лишь смотрят на меня. Зрачки то расширяются, то сужаются, отражая разломы звездного света. На лицах — непроницаемое сосредоточение, будто каждый ведет беззвучный спор с самим собой. Я ловлю себя на глупой мысли: неужели они умеют читать мысли друг друга… или, хуже, мои?
— Меня зовут Кассиан, — наконец говорит тот, что нес меня. Голос у него низкий, густой, с едва уловимым металлическим тембром. Я медленно киваю, чувствуя, как имя катится по коже, оставляя легкий озноб.
— А меня — Дариан, — добавляет второй, прикладывая ладонь к широкой груди, где под облегающим кителем играет рельеф мышц. — Есть ли у тебя вопросы?
— У меня их… миллион, — шепчу, пальцы сильнее сжимают мятую ткань пижамы. От «инопланетяне существуют?!» до «почему вы пытались меня…» — язык не поворачивается произнести конец мысли.
— Мы не успеем обсудить все сразу, — мягко улыбается Кассиан. Его губы растягиваются красиво, но улыбка совсем не гасит отблеск дикого пламени в янтарных глазах. — Задай несколько главных.
— Хорошо. Кто вы такие? Что вам от меня нужно? Почему я не могу вернуться домой? Почему вы меня украли? — слова срываются нетерпеливой скороговоркой.
Кассиан откидывается на спинку, длинные пальцы сцеплены замком, локти на подлокотниках.
— Мы единственные наследники государства Астре́йя. Наши владения — три планеты, что обращаются вокруг звезды Соланар. Ты не можешь вернуться, потому что отныне принадлежишь Астрейе. Мы тебя не украли. А забрали домой.
Ледяные мурашки бегут по позвоночнику. Губы немеют. Инопланетяне действительно существуют… и я… теперь я их „имущество“?
— Вы пропустили вопрос, — губы шевелятся еле слышно. — Что вам… от меня… нужно?
Дариан наклоняется ближе, его волосы цвета воронова крыла рассыпаются по плечам.
— Прежде всего, чтобы ты перестала нас бояться, — произносит он негромко, почти бархатно. — Ты сейчас поможешь нам. Остальное позже.
— Для меня все важно, — сопротивляюсь, но голос звучит тонко, как натянутая струна.
— Нет, — спокойно парирует он. — Сейчас ты должна знать главное: на Землю ты не вернешься. Мы стерли память о тебе у всех, кому ты была знакома. Мы не желаем тебе зла, пойми. — Улыбка у Дариана мягкая, но в ней скрыт стальной каркас. — Ты нужна нам обоим. Чтобы расторгнуть нежелательную помолвку.
Комнату заполняет тонкий аромат какао-кора и цитруса — видимо, их собственные феромоны вспыхнули сильнее. Сердце подпрыгивает, когда я почти шепотом спрашиваю:
— Как… именно я должна помочь?
— В идеале — стать нашей наложницей, — отвечает Дариан, будто делится прогнозом погоды. — Но ты невинна и безумно неопытна. Поэтому мы предлагаем роль наложницы.
— Роль?..
— Притворись ею, — неторопливо поясняет Кассиан. Свет янтарных светильников вырезает на его скулах четкие тени. — Для невесты, ее семьи и наших родителей. Жить будешь отдельно, но ночевать — исключительно с нами. Когда невеста сама расторгнет союз, мы наградим тебя.
Желудок сжимается болезненной судорогой.
— Почему… я? — голова кружится.
— Потому что мы летели именно по твоему следу, — отвечает Дариан. В его глазах вспыхивает тусклая бирюза. — Ты должна была почувствовать нас: около десяти земных ночей мы держались на границе вашей системы, маневрировали. Люди придумали неплохие средства слежки, но они пока слишком медлительны, чтобы нас поймать.
Я киваю и прячу лицо, уткнувшись лбом в собственные колени: ткань пижамки теплая от моих ладоней, а кожа под ней зудит – то ли от страха, то ли от смутного, непрошеного жара. Выходит, именно они шептали мне во сне, трогали мое горячими ладонями там, где никто и никогда не трогал, рассыпали по коже огнем поцелуев? Мысль неприятно и одновременно жарко колет, будто заноза.
Отчего-то лгу:
— Нет. Ваше появление было огромной неожиданностью, — слова срываются сами. Страшно признаться, что те сны были не просто фантазией, а… явью? И что они снились в таком обнаженно-извращенном ключе, что щеки даже от таких простых воспоминаний горят.
— Видимо, выбора у меня нет… — шепчу глухо.
— Нет, — подтверждает Кассиан, и органный тембр его голоса заполняет грудную клетку гулким басом. — Тебе ничего не грозит. Любой, кто посмеет посягнуть, распрощается со смелостью… вместе с головой. А когда перестанешь дрожать при виде нагов, подберу тебе личного стража. Впрочем, возможно, это будет не наг.
Сердце подпрыгивает.
— Кто? — хриплю.
— Те «ужасные змеи», что напугали тебя в коридоре, — мягко и понимающе поясняет Дариан; улыбка у него теплая, словно он разговаривает несмышленым ребенком. — На самом деле они добрые.
— Мейна добрая… вы правы, — признаю, вспоминая ее пряный хлеб и красивый изумрудный хвост. — Хорошо. Но… как мне показывать, что я ваша наложница? Кроме того, что… ночевать я буду с вами.
Сказать это вслух — словно сорвать защитное одеяло: воздух вспыхивает жарче. И я это ощущаю очень ярко.
— Ты станешь сопровождать нас, — Дариан проводит ладонью по подлокотнику. — На всех приемах пищи, на всех перелетах, кроме боевых. Будешь сидеть рядом и слушаться. Если окажешься послушной девочкой, ни одна раса не посмеет претендовать на тебя. — Он прищуривается, рельеф губ очерчивает хищную усмешку. — В нашем мире так мало по-настоящему прекрасных девушек… поэтому приготовься к взглядам и вздохам. И, признаюсь, сила воли испытывается каждый раз на прочность, когда я думаю, какая у тебя, наверное, сладкая кожа.
После короткой передышки на столе между нами появляются блестящие приборы, и мы снова едим. Вокруг снуют две девушки: высокие, плавные, фигуристые, как песочные часы, волосы туго уложены в гладкие гулечки. На каждой — безупречно-белый комбинезон с серебряной вышивкой по манжетам и у горла. Если бы Кассиан не приказал им появиться точным жестом ладони, я бы решила, что это настоящие люди: кожа теплая, на висках играет пульс, а при каждом движении пахнет корицей и свежими яблоками.
Заметив, как я жадно их разглядываю, Дариан наклоняется ближе; в его баритоне льнет мягкий смех:
— Это не живые служанки, Майя. Боевые синтоиды. Каждая владеет десятком умений ближнего боя, свободно пилотирует наш Лу́минор и, к счастью, готовит едва ли не лучше Мейны.
Пока он говорит, одна синтоида беззвучно наполняет хрустальный бокал мерцающим лазурным напитком, в другой ладони появляется тонкий кувшин воды. Они добавляют в наши тарелки россыпь оранжево-рубинового рагу, выкладывают нежные слайсы сливочного мяса. Запах — томленые специи и легкий дымок — перебивает остаточный страх, язык тут же покрывается теплой слюной.
Мейна, бросив мне поддерживающую улыбку, бесшумно уходит; ее хвост исчезает за створками, оставляя только запах хлеба и специй. Кассиан обводит служанок ленивым взглядом:
— Дома у нас и такие слуги, и живые. Подучишься — и, может, на приемах будешь подавать нам вино. Это убедит всех, что ты наша… наложница.
Я хмурюсь:
— А просто… ночевок вместе недостаточно? — чужие обычаи давят на виски, но, если быть честной, от их присутствия мне уже не не приятно. Они даже успокаивают меня.
— Не совсем, малышка, — Дариан обводит губы языком, будто смакуя слово. — Наложницы преданы владельцам и исполняют любые капризы. А мы, как понимаешь, не простые воины или наемники. — Он усмехается, на последнем слове голос хрипнет. — Выбирай сама, как взаимодействовать со мной или с братом. Главное — чтобы никто не заподозрил тебя в роли отвлекающего маневра. Ты должна стать причиной. Хорошенько выбесить принцессу Налиэ́н.
— Имя у нее красивое… — тихо улыбаюсь.
— Только имя, — отрезает Кассиан. Тяжелый взгляд опаляет мне щеки. — А вот твое мне нравится больше.
Кусаю сочный кусок овоща, и мгновенно краснею. Ощущаю, как жар поднимается до ушей. Еда тает во рту, но под двумя пристальными янтарными взглядами я двигаюсь скованно, сглатываю нервно.
— Я… попробую. Я почти не общалась с мужчинами и не знаю, как… лучше, — признаюсь, глядя на пар, поднимающийся из тарелки.
— Думаю, у тебя все получится, даже если первое время будешь так же мило розоветь, — Дариан посылает мне искрящийся улыбкой взгляд. — Раз уж нашла контакт с Мейной, — найдешь и со всеми остальными.
— Кроме вашей принцессы, — уточняю.
Кассиан резко качает головой:
— Принцесса не наша. И, надеюсь, план сработает.
Судя по тому, как напряженно блестят их глаза в немом протесте, и как часто они обмениваются быстрыми взглядами, — отказаться от помолвки сами они не могут. Что ж… выбешивать я умею.
В груди зарождается едва уловимое возбуждение: как огонек, разгорающийся от чужих взглядов, вкусного вина и слишком прекрасных мужчин — опасных, но таких… притягательных…
***
Несмотря на то что моих «земных» размеров одежды на корабле почти ни у кого нет, для меня все-таки находят простенький комплект: темно-серые, обтягивающие лосины и мягкую футболку из тонкой, прохладной ткани, похожей на шелк с легким металлическим отблеском. Пришлось одолжить их у одной из биороботов — теперь синтоид стоит в зарядной капсуле в чем вышла с ленты на заводе. Я украдкой даже коснулась ее холодного плеча и прошептала извинение, хотя и так поняла, что в памяти робота это не отложится.
Под подошвами лениво вздрагивает металл — будто внизу, в огромном сердце корабля, проснулось гигантское существо и глубоко втянуло воздух. Половые панели откликаются ощутимой вибрацией. Сразу вспыхивают тонкие световые нити, и по коридору устремляется мерцающая дорожка — рой изумрудных лампочек, прокладывающих нам путь.
— Луминор чувствует твой биопотенциал, — негромко объясняет Кассиан, идя чуть впереди. Его бархатный голос смешивается с шелестом наших шагов. — Это зовется биосвязью. Корабль «считывает», кто идет, и меняет локальную гравитацию, чтобы тебе было легче дышать и шагать.
— На Земле такое сочли бы чистой магией… — шепчу я, зачарованно наблюдая, как зеленые искры перебегают прямо под моими ботинками и тают рядом с тяжелыми тенями принцев. Словно корабль сейчас подтвердил его слова.
Дариан прикладывает ладонь к гладкой стене у выхода. Металлические двери раскрываются, обхватив на секунду его руку прекрасными бутонами диковинных цветов. После лепестки уходят назад, а из пола в небольшой комнатке появляется овальная капсула, искрящуюся теплым янтарем, будто внутри колышется жидкий мед.
— Экстренный перенос, — поясняет он, обводя пространство широким жестом. — Мгновенный лифт сквозь жилую и служебную палубы. Стоит Совету заблокировать коридоры — и все эти технологии не будут нам доступны, а нашего отца свергнут. К счастью, сегодня мы вне их интересов… пока. И пока нет причин для того, чтобы мы лишились всего, что имеем.
Шлюз медленно раскрывается. Я стою между двух огромных силуэтов, чувствуя, как тепло их тел отгоняет леденящий страх. Ботинки — те же, «позаимствованные» у синтоида, — приятно и упруго пружинят, и я впервые не боюсь, что металл пола обожжет холодом босые ступни.
Перед самой посадкой одна из активированных роботов-служанок, скрыв полупрозрачный зрачок за коротким миганием, спокойно произнесла:
— Ваше высочество. На Веларии вашей гостье уже готовят гардероб. Размеры уже отправлены в ателье. Нижнее белье будет изготовлено позднее с учетом предпочтений принцев. — Она посмотрела пустым взглядом на меня. — Позже вы получите личного ассистента и сможете заказывать одежду самостоятельно.
Дариан держит меня так крепко, будто я сделана из хрупкого хрусталя — я ощущаю телом его сильные руки и мне спокойнее просто идти с ним и Кассианом, зная точно, что мне ничего не грозит. Горячая грудь тихо поднимается и опускается, и с каждым шагом я чувствую легкую вибрацию его сердца. Сквозь тонкую рубашку пробивается едва уловимый аромат — смесь нагретой кожи, цитрусового ладана и холодного металла оружейных масел; запах обволакивает, дурманит, заставляет забыть, где заканчиваюсь я и начинается он.
Мы не спешим. То ли мне нарочно так долго показывают виды, то ли они просто устали. Не знаю. Но мне интересно смотреть вокруг. Широкая аллея под ногами выложена цельной дорожкой из белого камня — плиты отливают блеском на солнечных лучиках. Солнце Веларии, более мягкое, чем земное, и кажется, что не такое активное. По краям аллеи раскинулись безупречные изумрудные газоны, их бархатную гладь неторопливо «вылизывают» крошечные садовые дроны. Серебристые «работники» стрекочут, ровняя каждый стебелек до идеальной высоты. Время от времени маленькие лазер-лезвия блеснут малиновым огнем — и снова тишина, лишь щекочущее жужжание в траве.
Так же видны клумбы-оазисы с фантастическими растениями, высокими, и с крошечными бутончиками. Пурпурные лепестки качаются на ветерке и посылают в воздух тонкий, почти медовый аромат, в котором чувствуется цитрусовая искринка и легкая перечная свежесть. Лепестки ловят солнечный луч и вспыхивают полупрозрачными рубинами; я замираю, зачарованная, но Дариан не останавливается, мягко сжимает меня, и мы продолжаем путь.
Перед нами вырастает дворец-особняк. Многослойные террасы из светлого опалового стекла, бледного лазурита и светлого металла сплавлены в монументальную, но безупречно воздушную конструкцию. Прозрачные фасады отражают небо Веларии — белоснежные облака и далекие зеленые горизонты — а в изогнутых металлических арках бегут голографические письмена-узоры, переливаясь жемчужными оттенками. Сквозь огромные окна видно, что внутри тоже очень много света и пространства.
Едва мы приближаемся, входные двери высотой в три человеческих роста словно чувствуют биопотенциал принцев: голубоватый контур вспыхивает вдоль косяков, и створки плавно расходятся, открывая взору прохладный вестибюль. Негромкий шум мини-дронов в саду сменяет приглушенное эхо холла. Умная подсветка по периметру коридора теплеет, будто приветливо встречает, и под шагами принцев рождаются золотистые дорожки из тех же светлячков, которыми нас провожал Луминор.
Первое пространство за порогом напоминает скорее тронный зал, чем прихожую или вестибюль. Мозаичный пол из белоснежного камня, прожилки которого мерцают позолотой, отражает мягкие переливы витражей со второго и третьего уровней. Витражи — это целые картины. Не уверена, но это словно копии звездных карт, легенд и мифов Астрейи. Они отливают сапфирами, нефритом, цитрином. Очень красиво. Свет струится сквозь них и падает на стены, играет радужными пятнами на моих щиколотках.
Посередине зала — фонтан. Прозрачные струйки взлетают спиралью, а опадая, превращаются в россыпь из прозрачных капель, прежде чем коснуться воды. Невысокий, но завораживающий, фонтан наполняет воздух тихим журчанием и прохладой.
Наши шаги гулко растворяются в высоте потолка, где сияют подвесные люстры. Кольца из драгоценных камней вращаются медленно, отбрасывая поверх гладкого пола мягкие отблески. И пока Дариан несет меня мимо этой роскоши, его большой палец продолжает лениво описывать круги на моем боку, словно хочет, чтобы я его не боялась. И ничего вокруг не боялась.
Я невольно прижимаюсь к мужчине крепче. Власть и величие их родного дома, изобилие ароматов и бесшумные, но такие продвинутые технологии, кружат голову сильнее любой страсти. Мне действительно очень интересно все это рассмотреть. И одновременно, очень страшно осознавать, что я все же на другой планете, где настолько развита цивилизация… Некоторые бы ученые с Земли за такое душу продали…
Слуги — живые и механические — материализуются рядом очень неожиданно. Роботизированные девушки шагают идеально и синхронно. Стеклянные зрачки отсвечивают сапфиром. Они ждут команд, проводят нас. На вытянутых ладонях первые две девушки несут подносы. В хрустальных кувшинах плескается рубиновая жидкость, а на поверхности напитка лениво плавают белоснежные лепестки. За ними скользят живые служанки — в темно-серых комбезах. Они несут вещи принцев. Каждая, проходя мимо мужчин, склоняется в безупречно выверенном поклоне, и ткань униформы тихо шуршит в почти полной тишине.
Я верчу головой и вдруг замечаю лестницу: широкая, почти парящая, она отбрасывает на пол отражения витражных лучей. Каждая светлая ступень прорезана филигранной гравировкой — узор напоминает звездные карты, линии созвездий сплетены. Перила выглядят тоже удивительно. Тончайшие металлические нити свиваются в спирали. И они тоже блестят в ярких лучах солнца.
Повсюду мелькают световые сенсоры. Они ловят наши передвижения, меняют температуру на более комфортный градус, выравнивают акустику. Тут комфортно.
— Добро пожаловать, — Дариан склоняется ко мне, его шепот заставляет меня вздрогнуть. Пространство впереди растягивается в просторный коридор. После первого холла тянется анфилада арок, впуская дневной свет. Я пытаюсь представить размер их личных покоев и почти по-настоящему вижу перед глазами вид, что может открываться оттуда: зеленые бескрайние поля с гороом подалеку, сады и озера, розовые лагуны Веларии далеко внизу…
Ведь если тут так прекрасно, то и виды должны быть потрясающие.
Слева мерцает стеклянная стена-водопад. Вода тончайшей вуалью стекает по прозрачной мембране, и миллионы капель взрываются пузырьками у кромки мрамора.
Тут…
Безумно красиво…
Слова застывают в горле — описывать это место бессмысленно. Я могу это делать часами, подмечая все новое и новое. Оно будоражит мое воображение и наполняет легкие полностью. Кажется, воздух тут все же другой. Гуще, чище, приятнее. А еще я чувствую затылком, как добрая половина делегации идет за нами: тяжелые шаги офицеров, сухие скольжения синтоидов, шуршание шелка, тихие перебранки дипломатических советников.
Мы входим в просторные апартаменты принцев, и первое, что я вижу, - это широкая гостиная с высоким сводчатым потолком. Огромные окна пропускают мягкий свет Веларии, а стены украшены чёткими геометрическими узорами из металла, словно это древние символы, означающие что-то очень важное. Пол выложен светлым камнем с серебристыми прожилками, которые при каждом шаге загадочно поблёскивают.
В центре гостиной стоит большой диван с высоким изголовьем, а напротив - прозрачная, почти невесомая на вид, панель, которая при активации вполне может служить экраном. Я ощущаю, как сам дом реагирует на наши перемещения: свет в коридоре приглушается, а в гостиной, напротив, становится чуть ярче.
Слева от входа я замечаю закрытую, массивную дверь из темного металла с тонкой гравировкой - судя по символике и холодному, почти воинственному блеску, это оружейная.
Немного дальше, за стеклянной перегородкой, виднеется кабинет - строгий, с минимумом мебели и огромными окнами. Внутри я различаю большой стол и несколько аккуратных полок, похожих на парящие в воздухе платформы. Там, вероятно, хранятся книги и хрупкие предметы. Я чувствую лёгкое волнение: одно дело - увидеть просторную гостиную, и совсем другое - шагнуть в личное пространство их обоих и окончательно убедиться, что я… Очень далеко от дома.
Справа от гостиной продолжается коридор, ведущий куда-то ещё. Похоже, спальни скрыты за очередными дверями. Возможно, когда я туда попаду, меня ожидает что-то ещё более роскошное или удивительное. Но сейчас мне достаточно просто осознать, насколько эти апартаменты велики и продуманы до мельчайших деталей.
Дариан отпускает меня на пол и я осторожно шагаю по гостиной, наконец имея возможность размять конечности.
Пока принцы раздают приказы, я осторожно прохожу дальше, даже не слушая и не желая быть рядом, пока они снова будут общаться с принцессой. Она вместе со слугами прошла с нами. Не понимаю зачем. Может, так принято у их невест?
Ну, впрочем, не важно.
Ещё одной особенностью комнаты является выход на террасу: за стеклянной стеной я вижу просторную открытую площадку с невысокими перилами из светящегося металла. Оттуда, наверное, открывается потрясающий вид на панораму Веларии, но я пока не решаюсь подойти ближе. Мне хочется рассмотреть всё по порядку, впитывать это величие по крупицам.
И хотя я нахожусь тут всего несколько минут, у меня уже кружится голова от новой, непривычной роскоши. Я не знаю, что ещё ждёт меня тут. Но пока я довольна тем, что вижу: здесь царит спокойная, но ощутимая атмосфера власти и аристократической утончённости.
Наверное, мне стоит привыкнуть. Потому что я тут надолго. Как мне кажется.
Пока я оглядываюсь, принцы бесшумно выводят Налиэн за порог; створки закрываются с тихим клацаньем, и высокие панели коридора мягко глушат ее возмущенный голос. В гостиную скользят четыре служанки: стройные, в светло-лазурных туниках, подпоясанных тонкими цепочками. На идеальных лицах — живые, блестящие глаза, в которых пляшут блики дневного света. Их шаги настолько тихи, что слышится лишь шелест мягкой обуви по каменному полу. Любое присутствие синтоидов я чуяла бы с первой же секунды — слишком идеальная синхронность и «пластмассовый» взгляд. Эти же девушки дышат. Их грудные клетки мерно поднимаются, а пальцы держат какие-то ткани с нерешительностью.
— Одежда для Майи готова? — голос Кассиана мягко рикошетит от светлых стен.
— У нас было мало времени, ваше высочество, — ближайшая служанка прижимает к груди стопку лиловых нарядов и нервно сглатывает. — Но мы принесли несколько комплектов белья и вечерних платьев.
— Ничего страшного, — губы Кассиана изгибаются в теплой, но хищной улыбке. — Похоже, принцесса возомнила слишком много, раз вторгается в спальни, которые ей не принадлежат. — Он трет переносицу и бросает косой взгляд брату: — А если бы прибыл наш старший брат? Что тогда?
— В прошлый визит он оставил половину гардероба в тех покоях. Где он? — Дариан чуть наклоняет голову, прядь темных волос падает на висок, очерчивая жесткую линию челюсти.
— Временно перенесено в свободный люкс. По приказу ее высочества, — вторая девушка кланяется, медовый свет лампы скользит по ее гладкой коже.
— Нас не было всего две недели! — шипит Дариан и одним резким движением стягивает рубашку через голову. А я тут же замираю…
Мышцы играют под персиковой кожей, как стальные канаты; все, кто присутствуют в этом помещении, будто замирают, проглатывая этот всполох нагой силы. Я роняю взгляд на пол, где серебристые прожилки сияют мириадами искр.
Кассиан смеется, бархатно выдыхает, тоже привлекая внимание. И мое, и служанок.
— Девушки, вы рады нашему возвращению?
— Если позволите — бесконечно, — первая служанка поднимает ресницы, и в ее голосе звенит искренний восторг.
— Налиэн крови попила? — Кассиан прищуривается.
— Вдоволь, ваше высочество. И потребовала еще рулоны лунного шелка для «совершенствования» платья. Потому гардероб для вашей гостьи задержался, — служанка без тени стеснения выдает все.
Видимо, принцам тут доверяют. Бесконечно. Безусловно.
Раз вот так спокойно все выдают.
Дариан усмехается, перехватывая у стены тонкий планшет-голограмму:
— Что ж, добавим это к повестке ужина. Трэ́с, Ве́йя, — он кивает двум девушкам, — мы освежимся после дороги в малой душевой. Помогите нашей гостье: она впервые не только в этом доме и у нас на планете. Она впервые на другой планете.
— Конечно, — хором отвечают они и уступают дорогу.
Я машинально хватаю Дариана за запястье:
— Я думала… мы вместе примем душ, — шепчу, смущенно глядя на его обнаженный торс.
На его губах ложится мягкая, почти снисходительная усмешка:
— Нежная, — шепот обволакивает, — поверь, ты пока не готова к совместной ванне… и мы тоже. Скоро. Обещаю, я сам этого безумно хочу. Но не сегодня.
— Мне… может, вообще не стоит появляться за ужином? — пытаюсь ускользнуть от ответственности. Так проще.
Кассиан, уже бросая белоснежную рубашку на руки ожидающему синтоиду, оборачивается, янтарные глаза вспыхивают лукавым огнем:
— Обязательно стоит. Это почти что необходимо. Я давно не видел принцессу такой взбешенной. А злиться она будет только сильнее, если ты будешь нашей послушной девочкой.
Я склоняю голову в поклоне. Все же в комнате служанки и мне стоит вести себя подобающе. В этом доме все подчиняется принцам и их семье. И я не исключение. Если я хочу быть свободной, мне нужно быть хорошей девочкой.
Так уж складывается моя жизнь.
И когда Дариан уходит за Кассианом, оставляя во мне слабое жжение от крепких пальцев на талии, я глубоко вздыхаю, позволяя чужому величию заполнить легкие. Далеко от дома, в сердце чужой роскоши, мне придется научиться ходить по лезвию между властью и желанием. И делать это так же безупречно, как эти служанки, чьи живые глаза горят в ответ на каждый приказ принцев.
Мы с двумя девушками выскальзываем в ванную — хотя «ванной» язык не поворачивается назвать этот зал. Под куполом из матового стекла расстилается целый каскад бассейнов-чаш: ближний уровень — мелкий, теплый, водная гладь чуть мерцает розоватым светом; дальше, ниже, вода темнеет сапфиром и кажется бездонной. Стены из белоснежного камня. При свете скрытых ламп прожилки отливают серебряным.
С одной стороны — панорамное окно во всю высоту. За ним виднеется сад: гроздья лазурных растений, похожих на папоротники и кораллово-розовые деревья, усыпанные яркими соцветиями. Одна из девушек легко прикасается к своему браслету — и стекло «затуманивается»: пейзаж остается видимым, но я чувствую себя под непробиваемым щитом.
Очевидно, умное покрытие не допустит, чтобы мою голую попу разглядывали извне.
Служанки — невысокие, почти моего роста. Их лица очень похожи на человеческие, но глаза… раскосые, огромные, с радужкой, уходящей прямо в черный бархат зрачка. Необычные, а оттого и я не могу оторваться, разглядывая их.
Горячая вода согревает и расслабляет меня. Поверхность пахнет экзотическим маслом — древесина и теплая ваниль. Я погружаюсь глубже, каменная стенка ванны ощущается прохладно на коже. Мысли упорно возвращаются к принцам и к Налиэн. Легкая дрожь — то ли от прикосновений принцев, что фантомно я снова ощущаю на теле, то ли от неизвестной тревоги — пробегает по плечам.
— А Налиэн… она вообще способная в драке? — бормочу я, будто сама себе, пока одна из девушек осторожно втирает пенящийся шампунь в мои волосы.
— Обучалась вместе с первыми дворцовыми детьми, — отвечает она. Пальцы массируют кожу головы, вспенивая все больше и больше шампунь. Мне приятно. Это очень расслабляет. — Но всегда была последней. — В голосе мелькает едва слышная насмешка.
У зеркальной стены, окутанной перламутровым паром, служанки превращают ванную в импровизированную гардеробную. Я скольжу в тончайшие трусики: светло-серая ткань, похожая на земной хлопок, обнимает бедра так мягко, что почти не ощущается на коже. Лиф из того же материала ложится второй кожей. Никаких косточек, лишь эластичные чашечки, поддерживающие грудь с едва заметным эффектом пуш апа.
Следом мне протягивают пеньюар-вуаль молочного цвета; он просвечивает, но ложится тоже нежно по фигуре. Я недоуменно мну складку на плечах, уже думая как мне пойти в таком виде на ужин, пока слуги не разворачивают платье. Полотно мерцает прозрачным опалом. И если первый, почти невидимый слой наряда, обтекает тело от плеч до щиколоток, то второй — лиф на запах с глубоким V-вырезом и длинная струящаяся юбка до лодыжек — буквально подчеркивает каждый мой изгиб. Приталенный пояс из серебряной нити подтягивает ткань, и талия визуально становится осиной. Каждый шаг вызывает у платья волновой перелив, будто сама ткань сделана из жидкого жемчуга.
Волосы сушат ароматным воздухом, и крупные, тяжелые волны ложатся на плечи. Кончики пахнут пряно-цветочным ароматом — смесь жасминового меда и ванильной древесины. На губы наносят каплю бальзама: прохладный, с едва уловимым запахом распустившейся орхидеи.
Когда я выхожу из ванной, принцы уже ждут в гостиной. Их вид лишает дара речи. На обоих — простые белоснежные рубашки из дымчато-полупрозрачного шелка; ткань прилипает к мускулам и подсвечивает рельефы. Свободные брюки цвета топленого молока ниспадают гладкими линиями, а длинные волосы распущены: у Дариана они мягкими угольно-темными волнами падают на грудь, у Кассиана — они короче и едва достают до лопаток, но тоже прекрасно вьются. Оба выглядят прекрасными принцами из сказки.
Два божества, воплощенные в невероятной форме: тела расслаблены, но в каждом движении ощущается тугая, вязкая сила. Их взгляды горячо прилипают к моей фигурке — ощущаю их почти физически, будто пальцы уже скользят по обнаженным ключицам. Воздух густеет, на языке тает металлический привкус — в гостиной действительно искрит, будто потолок наполняется электростатическими разрядами. До мурашек. Я вздрагиваю и сглатываю нервно.
Я ловлю себя на том, что затаиваю дыхание, прячу руки за спиной, чтобы не заметили дрожи. Жар расползается по низу живота, и мелкие укусы-метки на коже начинают зудеть сладкой болью, будто откликаются на близость тех, кто их оставил.
Несколько минут мы втроем стоим в хрупком равновесии: принцы борются с собственным голодом, я — с желанием раствориться в их прикосновениях.
— Это будет… сложно, — шепчет Кассиан, бархат растягивается в голосе, как натянутая струна.
— Можно… я никуда не пойду? Мне страшно, — теряюсь я.
Я не привыкла к такому вниманию мужчин. Не могу терпеть такого напряжения. Мне страшно, что Налиэн просто убьет меня на ужине. Она то была худшей, если верить служанкам. Но я же в боевых искусствах и вовсе не разбираюсь даже.
— Ну что ты, — Дариан улыбается снисходительно, но в янтарной глуби глаз пылает алый огонь похоти и властности. Он берет меня за руку; ладонь горячая, чуть влажная. Подтягивает ближе к себе, его большой палец лениво проходится вдоль линии подбородка. Я замираю, и в этот момент чую дыхание Кассиана позади: он зарывается носом в мои волосы, вдохом крадет мой аромат. Его рука невозмутимо скользит к бедру, почти касаясь рубца укуса — место вспыхивает огнем, как будто шрам ожил на его касание.
— Страшнее Налиэн ничего нет, — мурлычет он, горячий шепот обжигает мочку уха. — А с принцессой мы сами разберемся. Ты просто будь такой… Прекрасной…
По позвоночнику проходит электрический разряд. Ноги подкашиваются, и я вскидываю взгляд. У самой кромки рубашки на шее Дариана дрожит тонкая голубая вена — под гладкой кожей сердце отбивает дикий ритм. Пальцы его едва заметно дрожат — как у хищника, которого держат на цепи.
Горячий воздух густеет между нами. И я понимаю: это не просто игра. Для нас это не просто обычная игра в роли. Это преддверие бури, в которой будет безумно много ревности от их законной невесты.
Но, кажется, я сама не могу отказаться от этого сладкого соблазна.
Что-то горячее, бешеное, стреляет от основания черепа к пояснице — внутри трескается удивительно хрупкий самоконтроль. Я слышу лишь хриплый шепот Кассиана:
— Вон.
В тот же миг, как двери гостиной скользят в пазах и замирают, отрезая нас от внешнего мира, воздух словно уплотняется. На мраморном полу искры прожилок вспыхивают — чуткая система дома улавливает всплеск адреналина, подсвечивая пространство янтарными дышащими всполохами. Но я не успеваю восхититься.
Служанки растворяются за створками, и прежде чем светильники успевают приглушиться, Дариан перехватывает мой подбородок, запечатывая жадный поцелуй. Его губы теплые, вкус — терпкий, с оттенком пряной коры. Я приоткрываю рот, пробую его кончиком языка, и он глухо стонет прямо в мой рот. Пальцы скользят по шелковой дымке платья, сминая ткань на талии. В легком свете тыльная сторона ладони отливает золотой бронзой.
Холодная ладонь Кассиана ложится мне на шею: резко, властно. Он отрывает меня от брата и крадет свой поцелуй — губы у него жестче, дыхание пахнет кедром. На мой робкий ответ и укус на нижней губе, он глухо выдыхает. Свободная рука моментально сжимает подол, поднимая его слишком откровенно, едва касаясь моего бедра там, где пульсирует его прошлый укус. Колени подгибаются — горячее марево проносится между ног, и я хватаюсь пальцами в крепкие плечи Дариана, пытаясь остаться на полу и в реальности.
Секунда, две — все искрит: внутри, по венам, проходится невероятно мощные импульсы, а тело содрогается. Оно не выдерживает нашей жажды и желания. Чьи-то пальцы запутываются в прядях моих волос. Спину кто-то из них держит, срывая с моих губ все новые и новые поцелуи. А шепоты превращаются в, разрывающие тишину, вздохи.
— Это будет… сложно, — едва слышно срывается с губ Кассиана.
Мы входим в огромную столовую, и первое, что я замечаю — масштаб: пространство будто создано для масштабных празднеств и приемов. Высокие окна‑арки, обрамленные нитями полупрозрачных кристаллов. Небо за стеклом красивое и спокойное, виднеются красивые, пурпурные облака.
Светильники, вмонтированные прямо в гранитные колонны стен, мягко сияют, озаряя все помещение. Их пламя живое: язычки, будто настоящий огонь, подрагивают, создавая эффект настоящих свечей. Когда я всматриваюсь, понимаю — это вовсе не огонь: внутри каждой колбы дрожит какое-то светящееся вещество, высвобождающее холодный свет. Видимо, Правители и впрямь любят именно такой стиль… И он по своему прекрасен.
Смесь дворцового торжества и высоко продвинутых технологий поражает.
По залу расставлены цветочные композиции на высоких сферических постаментах. Лепестки похожи на изящные папоротники, на них проступают тончайшие светлые прожилки.
В центре помещен многослойный фонтан: вода в нем парит тонкой спиралью, просачиваясь сквозь невидимую мембрану и возвращаясь в чашу невероятным каскадом. Капли не падают — они на мгновение зависают, складываясь в мельчайшие, переливающиеся капли, прежде чем растаять на поверхности воды, и это зрелище зачаровывает сильнее любого драгоценного камня.
Несмотря на внушительные размеры зала, столов всего лишь три. Первый — высокий, поднятый на пьедестал из полированного обсидиана, — за ним сидят родители принцев; их аристократические силуэты подсвечены мерцающим голографическим ореолом родового герба за их спинами. Рядом в стороне — второй. Ниже и шире — занят сестрой и невестой принцев. Они почти не двигаются, и кажется, что даже не смотрят друг на друга, словно их посадили вместе насильно. Едва мы заходим, Налиэн выпрямляет спину, взглядом цепляя Кассиана и пытаясь что-то сказать или показать глазами.
Я замечаю, как младшая сестра принцев, сидя рядом, изогнула уголок губ, уловив этот молчаливый вызов.
Нас провожают к третьему столу. Он похожий на второй, такой же низкий. Приходится сесть по-турецки и поджать ноги максимально, чтобы мужчинам оставить максимально много места. Они должны и сами чувствовать, как я к ним отношусь, чтобы впоследствии они меня нормально вознаградили. Не смертью, желательно.
Принцы занимают места по обе стороны от меня. А в моих жилах тут же вспыхивает жар, ярко отзывающийся воспоминанием о недавних поцелуях. Я почти чувствую, как невидимые токи парят между нашими телами, готовые сомкнуться в новой вспышке невыносимой страсти.
Подача блюд начинается почти сразу, вероятно, именно нас и ждали. Биороботы — тонкие девушки с кварцевой кожей, чьи суставы движутся на беззвучных магнитных шарнирах, — скользят к столу. На ладонях, подсвеченных изнутри мягким бирюзовым светом, который виднеется по всему их телу, покоятся полукруглые подносы из металла‑хамелеона, напоминающего полированный обсидиан.
Я рассматриваю все это с искренним восхищением. Я никогда такого не видела, так что я ощущаю себя маленьким ребенком, который только познает мир. И не важно уже как я стала их понимать и почему вообще все происходит так быстро. Желудок скручивается от восхитительных яств, и от их запахов, которые нам ставят на стол.
Передо мной опускается тарелка из дымчатого мориона. На ней — полупрозрачный купол из тонкого стекла. Внутри мерцают крохотные вспышки, как если бы по хрупкому стеклу скользили заряженные частицы. Но присмотревшись, я замечаю, что это всего лишь игра света. От блюда поднимается тонкий аромат: сначала цитрус — кисловатый и резкий, словно только что сорванного апельсина, — а затем пряная глубина самых разных специй, растущих на этой планете. Мне доведется еще много узнать об этом…
Я едва касаюсь пальцем купола — и он тает, словно лед под ярким солнечным лучом, оставляя странное тихое шипение. Под оболочкой раскрывается дымящееся блюдо во всей красе: волокна жемчужно‑рубинового мяса, пропитанные соусом, который отливает рубиновым красивым цветом, стоит мне только повернуть тарелку к свету. Аромат усиливается, и на языке заранее сводит слюнные железы тонким покалыванием.
На соседнем блюде — идеальные, будто откалиброванные сферы размером с вишню. Поверхность каждой переливается градиентом от бирюзы к янтарю, а внутри то и дело вспыхивает крошечный узор из фосфоресцирующих прожилок. Запах здесь другой: терпкий, смолистый, в котором угадывается эхо далеких хвойных лесов и еле уловимая десертная сладость.
— Попробуй, — тихо шепчет принц Кассиан, и я чувствую легкое касание его ладони, теплое, уверенное. Его голос вибрирует где‑то под грудной клеткой.
Я послушно подхватываю одну из сфер тончайшей вилкой: металл почти невесом. И их почти не отличить от земных, кстати. Когда я прижимаю эту невероятную сферу к губам, тонкая оболочка раскрывается беззвучным взрывом аромата. Нежная паста внутри напоминает взбитый крем‑сыр, но оставляет легкое сладковатое послевкусие, а вкусовые рецепторы вы же взрываются и покалывают язык. Там что-то еще, помимо крем-сыра… Цитрус? Или ягодное что-то?
Не могу различить…
Но это вкусно.
— Вкусно? — шепчет Кассиан, его дыхание касается мочки моего уха прохладным ветерком. Я вздрагиваю.
Поднимаю взгляд; в его зрачках отражается мое смятение, а золотые искры радужки вспыхивают, подогревая мою кровь в венах.
— Очень, — отвечаю, даря ему улыбку, которую удается удержать лишь наполовину спокойной. — Очень вкусно, господин.
— Кушай еще, малышка. Тебе нужно много сил… — бархат его голоса оборачивается обещанием, и от этих слов у меня внутри, будто где‑то глубоко в животе, мягко дрожат струны моей души.
Я облизала губы, собирая каплю сияющей пасты, и замечаю, как Кассиан тяжело сглатывает, провожая мой язык внимательным, почти хищным взглядом. В этот миг вся Вселенная сворачивается до перламутровой капли вкуса на моих губах и тихого биения наших сердец в едином ритме ожидания. Да, кажется, это будет сложно для нас.
Тишина. Она не просто висит в воздухе, она давит и заставляет дрожать каждую клеточку моего тела. Коридор, еще недавно уютный, в мягком сиянии светильников, теперь кажется бесконечной пастью хищника. Стены глухо отзываются на далекие шаги, словно раскаты далекого грома. Я втягиваю воздух, но он будто густеет, царапает горло липкими сладкими нотами тех же экзотических цветов, что минуту назад казались в саду чарующими. Теперь их аромат напоминает яд.
Но мне почему-то понятно, что это все только мое восприятие. Усиленный страх, странные ощущения, собственное тело…
Оно все будто не принадлежит мне.
Сердце колотится так громко, что кровь пульсирует в ушах резкой пульсацией крови в висках, заглушая даже тихий шорох моего платья. Я пытаюсь заставить пальцы перестать дрожать, сжимаю кулаки, пока ногти не впиваются в кожу, оставляя болезненные следы. Почему тревога накрывает так резко? Принцы уверяли, что дворец охраняется лучше любой крепости… Но разве стены могут защитить от того, что прячется внутри?
Может, мне угрожает что-то внутри?..
Я всего лишь решила одна прогуляться по дому и придомовой территории, чтобы осмотреться. Всего лишь посмотреть, что тут есть еще…
Вспоминаю вкус их поцелуев — и жар, вспыхнувший внизу живота, мгновенно сменяется ледяным уколом паники. Что, если это не только страсть? Что, если их прикосновения оставили во мне… метку? Почему-то ведь остались эти метки на коже? Я ощущаю, что моя кожа почти физически горит от противоречивых чувств.
Вроде бы я отдаю себе отчет о том, что ощущаю. И одновременно… Я понятия не имею, что со мной происходит. Ни сейчас, ни когда я с принцами.
Я делаю шаг, осторожный, из‑за которого мрамор еле слышно скрипит под пятками в тонких плетеных босоножках. Светильники вдоль стен мерцают, и на долю секунды кажется, что они моргают — не живое ли это существо притаилось в их тени? От мерцания тени дергаются, вытягиваются, превращаясь в длинные когти, стремящиеся коснуться подола моего платья.
Ш-ш-ш…
Гулкий хлопок, будто вдалеке захлопывается массивная дверь. Я вздрагиваю, кожа покрывается мурашками, и плечи непроизвольно прижимаются к ушам. Звук продолжается эхом, блуждает по коридору, пока не замирает так же внезапно, как появился, оставляя еще более густую тишину. Кажется, она давит на барабанные перепонки, заставляя их звенеть.
Я останавливаюсь, прислушиваясь. Миллионы крошечных шорохов всплывают из небытия: где‑то щелкнул чем-то вдалеке, по полу прокатилось невидимое движение воздуха, словно дыхание огромного существа. Это сквозняк. Точно… Сквозняк. Мне хочется сделать шаг назад, но иду все время прямо, припоминая, что именно тут недалеко должен быть выход в огромную залу…
Ш-ш-ш…
На этот раз эхо ближе. Я различаю легкий скрип, словно коготь проводит по гладкой поверхности мрамора. В горле пересыхает; язык становится тяжелым, как свинец. Я оборачиваюсь — коридор за мной пуст, лишь лампы мерцают, но теперь я уверена: здесь кто‑то есть. Тот, кто умеет прятаться в тени и, что самое главное, играть с моими чувствами и мыслями.
Вдох. Звук. Глубокий, едва слышный.
Не мой.
Я слышу собственную кровь в висках, ощущаю, как ноги становятся ватными. Трясущейся рукой касаюсь стены, надеясь ощутить хоть какую‑то поддержку, но гладкая поверхность кажется живой и холодной, как кожа ящера. От прикосновения вспыхивает мягкий голубой свет по полу — сенсоры реагируют на мое тепло. Свет гаснет через секунду. А я теперь отчетливо ощущаю, что за мной наблюдают. Очень внимательно.
Я это ощущаю.
Ш-ш-ш…
Теперь я различаю чужое дыхание — прерывистое, влажное, будто этот кто-то бежал. Оно исходит из темного пролета впереди, где коридор делает поворот к галерее. Воздух вокруг меня дрожит, как тугая струна. Не надо было гулять по этажам… Не надо было сегодня идти куда-то…
Краем глаза ловлю движение: тень двигается за спиной и растворяется в нише. Быстро. Хищно. Бесшумно.
Я прикусываю губу, чувствуя вкус крови. Надо бежать? Или спрятаться? Но спрятаться — где? У меня перехватывает дыхание от осознания, что я не знаю, может ли мне кто-то помочь, или нет.
Ш-ш-ш…
Он совсем близко.
Я собираю остаток воли, делаю шаг вперед — лампы над головой вспыхивают ослепительным светом. Я делаю сразу еще один шаг, хочу побежать, что одновременно что-то останавливает.
Сердце, кажется, готово разорвать грудь, а в ушах шумит еще громче. Я никогда еще не ощущала подобного. Я чувствую, как с моим сознанием играются и не могу ничего с этим сделать. Словно за ниточки дергают, пытают, пробуют… на вкус…
Впереди коридор поворачивает. Я делаю вдох — и ступаю дальше. Тут должна быть лестница недалеко… Фонтан… И огромные панорамные окна еще.
Словно само время замирает, оставляя меня одну в целом мире. И каждая секунда тянется невероятно долго. Кажется, прошла вечность, хотя ничего подобного. Воздух в коридоре плотнеет, я даже слышу какой-то треск.
Ш-ш-ш…
Мгновение — и за спиной что‑то шелестит, едва касаясь моего плеча. Легкий сдвиг потоков воздуха, чужое сердце бьется сбоку, мне в спину дует живое дыхание, пропитывая мое естество ужасом. Сердце замирает в горле, между ребер свело. Я резко оборачиваюсь — лампы горят неподвижно, пол едва мерцает, никого. Но инстинкт самосохранения почти оглушающе долбит сигналами бежать и спасаться.
По позвоночнику проходят ледяные искры. Боковым зрением я ловлю дрожь в тени — чья‑то фигура, уже догнала меня.
Этого мига хватает.
Холодные пальцы, пахнущие смазочным маслом и озоном, быстро и сильно смыкаются на моей шее. Я пытаюсь вырваться, дернувшись в сторону, воздух с кашлем покидает легкие. Вскрик глушит ладонь с шероховатой внутренней поверхностью. Паника вспыхивает быстрее нервного импульса.
— Тише, крош-шка… — шипит голос, низкий, шипящий. Яростный и дикий. Проникающий в сознание…
Я чувствую тепло. Оно медленно пропитывает кожу, разливается мягкой волной от плеч до кончиков пальцев. Меня несут. Чьи‑то сильные руки держат крепко, но удивительно бережно. Каждый шаг отдается в теле принца. Я только сильнее прижимаюсь к стальной груди.
Голова гудит, в висках стучит, в ушах шумит кровь. Выброс кортизола и адреналина теперь неприятно ощущается во всем теле. Легкие болезненно сжимаются, когда я пытаюсь ровно дышать. Иногда мне больно делать вдох. Я прижимаюсь щекой к горячей груди и вдыхаю терпкий, чуть горьковатый аромат Кассиана. По его венам будто течет расплавленная лава вместо крови.
— Спи, малышка… — его голос гулко вибрирует у самого уха. Низкий, обволакивающий. Я слышу его приятный баритон и успокаиваюсь, несмотря на то, что ощущаю.
От них обоих ощущаю дикую энергию. Она бесконтрольная и дикая, течет по венам вместе с кровью, подогревая ее. Они еще не отошли. И каким-то образом делятся этим пожаром со мной. Оба. Тоже бесконечно, словно не в силах это контролировать.
Пытаюсь приоткрыть глаза — но веки тяжелые, будто налитые свинцом. Внутри все дрожит. Паника все еще бурлит в теле, от нее тяжелеет в животе. Но и облегчение от того, что меня не убили, что меня спасли, тоже разливается по клеточкам и успокаивает нервы.
Мысль о том, что меня могли убить снова усиливает едва успокаивающийся страх.
— Я не… — выходит хриплый шепот. Горло царапает, будто в него насыпали осколки стекла.
— Тсс, — Дариан легко касается моей щеки. Его пальцы чуть прохладнее, чем у брата, и контраст заставляет сердце сделать лишний удар. Кожа реагирует быстрым всплеском новых мурашек. — Ты в безопасности.
Спальня встречает нас полумраком. Дверь раздвигается бесшумно, и воздух меняется — пахнет цветами, похожими на лаванду, из садов атриума. Простыни холодят, когда меня осторожно укладывают. Тонкая нежная ткань подо мной шуршит. Но сразу приятно ощущается кожей.
— Врача. Сейчас же, — голос Кассиана резок, как удар хлыста, и в тишине комнаты слова раскатываются по помещению эхом..
Шевелюсь, но мужские пальцы тут же обхватывают запястье, фиксируя мягко, почти ласково.
— Не двигайся, Майя, — Дариан опускается рядом, становится на кровать коленом и укладывает меня обратно. — Мы еще не знаем, что именно он успел сделать. Может быть просто внушал что-то, может вживил новый имплант в кожу, отвлекая тебя…
Я не сопротивляюсь — внутри словно ломается пружина, и вместо силы остается только звенящее послевкусие страха.
Время становится медленным. Вернее, то растягивается, как вязкая смола, то скачет, и я не успеваю все запоминать. Откуда‑то из коридора доносится быстрый топот, обрывки команд на резком языке медтехников. Дверной проем заполняет янтарный контур защитного поля, затем внутрь проскальзывает фигура в комбезе металлического цвета.
И я не знаю, что именно мне чудится, а что нет. Может, это все глюки. А может, они действительно закрыли эту спальню силовым полем.
— Что случилось? — голос нового астрейца спокойный, с точеным металлическим обертоном.
— Ее пытались убить, — отрывисто отвечает Кассиан. В его коротком предложении раскаты грозы и привкус стали. Я вздрагиваю.
Следует приглушенный выдох. Врач подносит к моему горлу тонкий кристалл‑сканер, и по коже пробегает прохладный луч, сканируя моё тело на повреждения. Я успеваю заметить, как на полупрозрачном экранчике прибора вспыхивают фиолетовые всполохи, и показывается информация беглой строкой.
Где-то рядом я ощущаю до сих пор присутствие принцев. Они контролируют осмотр и рассматривают сами меня. И я, впервые за долгие часы, позволяю векам сомкнуться окончательно, отдаваясь теплой темноте. Хочу отдохнуть. Я устала…
Сперва приземление, после невероятный дворец и ужин с новыми испытаниями… после еще и нападение… я просто хочу отдохнуть.
Усталость наваливается снежным комом на меня.
— Покажите шею.
Прохладные пальцы сдвигают полотняную ткань сорочки, в которую меня переодели буквально за несколько минут. От прикосновения по коже разбегается стая мурашек, и я вздрагиваю. Перед глазами все плывет в туманном мареве, но сквозь него проступает силуэт доктора. Высокий, и уже снимающий тонкую и гладкую маску‑визор. Кажется, он меня отсканировал вдоль и поперек, ища хоть малейшие внутренние повреждения. Но их даже не ощущаю я. Я вообще ничего не чувствую, кроме усталости.
Скорее бы поспать.
— Будут поверхностные гематомы. Пара дней дискомфорта при глотании, но серьезных повреждений нет. Нейронная когерентность сохранена. Девушка в порядке.
На моих пальцах вдруг сжимается чья‑то рука — крепкая, сильная, горячая. Кровь в венах закипает, мое тело реагирует быстрее, чем я могу об этом подумать.
— Кас… — Дариан произносит имя брата вежливо‑предупреждающе, словно натягивает повод уздечки на разъяренном звере.
Напряжение висит в комнате, как сгустившийся грозовой заряд. Я буквально слышу тихий треск статического электричества, когда Кассиан выдыхает.
— Сможешь говорить?
Сглатываю — горло саднит, будто изнутри провели наждаком, но все же выдавливаю:
— Да.
— Молодец. Выпей это, — врач протягивает тонкий бокал, где темнеет полупрозрачная жидкость. Не очень аппетитно, но если мне это поможет…
От напитка тянет мятой и какой-то ещё зеленью. Словно какой-то очень крепкий отвар из трав. Жидкость густая, но ее совсем немного.
Я обхватываю бокал дрожащими пальцами, но в тот же миг теплая ладонь Кассиана накрывает мою. Он перехватывает бокал и сам подносит к моим губам.
— Пей, малышка, — шепчет он хрипло. В голосе слышится бархат, от которого под ребрами расплывается опасное тепло.
Прохладный эликсир касается языка, мягко стекает по горлу, оставляя свежий шлейф и мгновенно приглушая боль. Слабость и боль в висках ослабевает, словно кто‑то нажал на кнопку внутри.
— Нужно, чтобы она отдохнула, — врач отступает, складывая приборы. Сканер на его запястье вспыхивает зелеными рунами. Он накрывают рукой браслет, и экран моментально гаснет.
Просыпаюсь медленно, словно выныриваю из густого, сладковато‑тягучего тумана. В голове гудит, как в кузнечной. Каждый удар молота словно эхом проходится по вискам и болью отзывается на макушке. Все тело ломит, будто ночь я провела не в мягком ложе, а на холодном каменном полу. Какое‑то время просто лежу с закрытыми глазами, вылавливая из памяти беспорядочные вспышки недавних событий. Чья‑то сильная ладонь на моем горле, паника и страх, что не давали мне вдохнуть лишнего… молниеносное появление Кассиана и Дариана… Их слепая ярость, почти звериная. Это странное ощущение горячей крови в их венах…
Я сглатываю и прикасаюсь к шее. Кожа там горячая, чувствительная; боль еще не прошла. Она тупая и неприятная. На языке кислое послевкусие лекарственного отвара, а в горле саднит, будто по слизистой прошлись шершавой наждачкой.
Господи, он так сильно сжимал мою шею… еще удивительно, как голова на месте осталась…
Осторожно открываю глаза. Солнечный свет льется через гигантские арочные окна — золото мягким шелком стелется по мраморному полу, освещает кровать и рисует армаду пыльных частиц, мерцающих в воздухе. Зеленоватые шторы с вышивкой в форме созвездий колышутся — должно быть, где-то открыты окна или работают активно вентиляции.
Точно… Это спальня принцев: своды потолка переливаются радужным камнем, а в изголовье кровати парит голографический герб их рода — существо, похожее на дракона с крыльями, обсидиановый, сверкающий алым сердцем‑кристаллом.
Принцев рядом нет. Вместо них прямая, изящная женская фигура вырисовывается у подножия кровати. Она стоит, скрестив руки на груди, и изучает меня с холодной внимательностью.
— Доброе утро, — произносит она негромко, но голос звучит звонко и приятно.
Ее волосы — черные‑черные, с синим, чуть металлическим отливом — собраны в высокую прическу, переплетены цепочками из тончайшего серебра; они поблескивают на солнечных лучиках. Черты лица мягкие, однако в глазах — насыщенного янтарного цвета — пляшут лучики любопытства и… сочувствия? Я усилием воли приподнимаюсь на локтях. Болит буквально все.
Кажется, даже волосы болят.
Но ее я узнаю.
— Вы… — мой голос срывается. Он хриплый, неприятный и грубый.
— Я — Алианта, — улыбается уголком губ, осторожно подходя ближе. — Младшая сестра Кассиана и Дариана. Час назад они отбыли на соседнюю планету — дипломатические переговоры. Меня попросили присмотреть за тобой.
Моргаю, пытаясь вместить мысль, что они улетели, оставив меня… нет, не бросив… доверив своей сестре. Почему именно ей?
— Не волнуйся, — голос ее смягчается, становится бархатным. — Братья велели заботиться о тебе, пока их нет. Ты очень важна для них.
Она делает шаг к окну, и я замечаю в дверном проеме тихую тень охраны. Двое рослых и вооруженных воинов в броне. На плечах тлеют голограммные нашивки с эмблемой государства Астрейя. Их шлемы полуоткрыты, я вижу как горят бдительные глаза. Еще двое стоят поодаль, в зале. Итого всего четверо, но такое ощущение, словно все они готовы за меня умереть. Выдержка, внимательный сосредоточенный взгляд.
— Это… охрана? — несмело спрашиваю, вынуждая себя не показывать дрожь, расползающуюся холодными волнами под кожей.
— Да, — кивает Алианта, разглядывая что-то в окне. — Кассиан настоял, чтобы возле тебя круглосуточно находились рейнджеры из нашей личной гвардии. Они невероятно быстры и решительны, когда дело касается безопасности принцев, моей или уже и твоей, — в ее голосе звучит легкая усмешка. Она поворачивается и я действительно вижу ее улыбку. — но, поверь, это самое безопасное место во всем дворце.
Я слышу свое сердцебиение — медленное, тяжелое — и чувствую по позвоночнику холодные капли пота, вспоминая, каким беспросветным и темным был взгляд Дариана перед тем, как я вырубилась. Но когда встречаю пронизывающий янтарный взгляд Алианты, неожиданно ощущаю себя в безопасности. В этих стенах, прошитых их яростью и заботой одновременно, мне действительно спокойно.
Дверь скользит в сторону бесшумно, и в комнату заходит. Ее шаги приглушены мягкими изумрудными тапочками, а в руках она несет узкий обсидиановый поднос с инкрустациями из драгоценных камней. От стеклянных чаш поднимается пар. Он наполняет спальню нежным, согревающим ароматом — смесь мясного бульона, пряностей, овощей и незнакомого травяного аромата, отдающего терпким цитрусом.
— Ваш завтрак, — говорит Трес негромко и, едва склонив голову, делает изящный полукруг рукам, словно выписывает знак почтения в воздухе.
Я приподнимаюсь, ощущая под спиной расшитые серебряной нитью подушки. Трес передает мне чашу из тончайшего стекла. Сквозь него видно, как золотистый бульон играет солнечными бликами, а тонко нарезанные ломтики овощей и крохотные кусочки мяса плавно кружатся. Безумно красивый бульон. А какой он на вкус?
Во рту собирается слюна, я ее сглатываю и ощущаю как голодна. Кажется, я проспала довольно много.
Первые ложки даются с трудом. Горло ноет и болит, но горячая жидкость успокаивает, ласкает и согревает слизистую. Легкая горечь незнакомой специи кажется странной, но сразу ощущается приятным послевкусием. Во рту раскрывается новый вкус. Необычный, сладковато-соленый.
— Спасибо… — выдыхаю. Трес снова склоняется, помогает мне снова съесть еще несколько ложек, подносит к губам что-то, похожее на дрожжевой хлеб. Он соленый, но приятный и мягкий.
Алианта одобрительно кивает служанке. По ее едва заметному жесту охранники остаются за порогом, их силуэты растворяются в тени коридора. Мы остаемся втроем, напряжение в комнате становится менее плотным; сам воздух легчает.
Я опускаю ложку. Звон тонкого стекла тихо откликается в сводах спальни. Алианта подходит ближе. Солнечный луч ловит серебряные нити в ее прическе, и кажется, что над головой вспыхивает корона из чистого света.
— Ты можешь не отвечать, если не хочешь, — шепчет она, опускаясь на край кровати. — Но… ты помнишь, что именно произошло?
Теплые руки Трес помогают мне подняться из ароматной ванны, наполненной пеной и еще какими-то средствами. После такой ванны я ощущаю себя значительно лучше и легче. Я прижимаю ладони к холодным мраморным бортикам, стараясь удержаться, хотя ноги подкашиваются. В висках стучит кровь, а голова немного кружится, но я упрямо отказываюсь показывать слабость — мне уже надоело ощущать себя хрупкой и беззащитной.
Прошло несколько долгих дней…
Служанка вытирает меня пушистым полотенцем, осторожно промакивая влажные пряди волос.
— Я сейчас вернусь, госпожа, — негромко произносит Трес, приглаживая край полотенца у моего плеча. — Я забыла ваше платье.
Я невольно задерживаю дыхание и поворачиваюсь к огромному зеркалу с резной рамой. Там, в глубоком отражении, замечаю себя почти обнаженную — и вдруг замираю, будто впервые вижу, как красиво отливают под солнечным светом капли воды на моей коже. Молочная бледность сменяется легким румянцем, особенно на щеках и груди: кажется, что тепло ванны впиталось в мое тело, согревая его изнутри. Волосы падают на плечи золотистыми волнами, у основания шеи еще поблескивают капельки, они стекают по ключицам.
Но взгляд мой быстро опускается ниже. От плавной линии талии — к округлым бедрам. На теле виднеются две метки, почти симметричные. Места, где клыки в одном из дурных снов проникли в мою плоть. Они отливают тонкими золотыми всполохами, словно я тогда впитала чужую энергию. Один след чуть ниже бедренной косточки. Другой — под ключицей.
Я нерешительно провожу пальцами по рубцам. Сердце екает, пропуская удар, а во рту возникает ощущение горькой пустоты. И в груди точно так же пусто, будто я потеряла что-то очень важное, какое-то связующее звено, дарящее чувство защищенности. Невольно закрываю глаза, стараясь дышать ровнее, но глухая боль всплывает, похожая на тоску, что тянет куда-то в бездну.
Сглатываю и с усилием выныриваю из этого странного транса. Это всего лишь ощущение беспомощности и слабости. Они скоро вернутся и все будет хорошо!
К счастью, Трес и Вейя уже возвращаются и бережно помогают мне облачиться в новое простое платье из тонкого шелка. Ткань прохладной волной скользит по коже, нежно облегая грудь и бедра, отчего мне становится неловко. Я чувствую себя беззащитной в этом почти невесомом наряде, но спорить с услужливыми девушками не хватает ни голоса, ни сил.
Через минуту они осторожно ведут меня к двери, и мы выходим в просторную залу — здесь потолок теряется в мозаике приглушенного золота, а своды украшены хрупкими атласными торшерами, сияющими мерцанием пламени, запертым в хрустале. Пол под ногами отливает полированным ониксом; каждый шаг отдается мягким эхом, будто зал дышит вместе с нами. Тут всегда хорошо. Просто потому, что это зал в апартаментах принцев и я внутри в полной безопасности.
Я сразу замечаю высокую женскую фигуру. Она стоит у громадного окна, за которым раскидывается сине‑лавандовый сад с мостами, газонами и огромной территорией, за которой виднеется город. Лучи вечернего солнца, разбитые витражами на тысячи акварельных полос, ложатся на ее стройный силуэт. Темные волосы, уложенные в замысловатую прическу‑корону, переплетены серебристыми нитями. Каждый локон подчеркивает безупречную осанку — плечи расправлены, голова высоко, движение шеи напоминает гибкий изгиб хищной птицы.
Когда женщина оборачивается, внутри меня холодеет. По коже бегут ледяные иголочки. Ее лицо — идеальная маска спокойствия; кожа прозрачная, почти перламутровая, глаза — темные озера с россыпью золотых точек‑галактик. Одно легкое движение бровей заменяет целую серию приказов.
Мама Кассиана и Дариана.
Они просто копия мама.
Безмятежно‑строгий взгляд пронизывает меня, словно сканером. Кажется, она считывает не только мои мысли, но и каждый обрывок чувства, гул крови в венах, потаенное «почему-же‑я‑здесь». И все же доносится едва уловимое тепло: материнская забота, как аромат едва распустившихся лилий в закрытом саду.
Она поднимает ладонь с длинными изящными пальцами — на запястье переливается широкий браслет из серого красивого материала, — и указывает на мягкое бархатное кресло.
— Садись, — произносит она негромко, почти шепотом, но в этом голосе — несломимая власть, равноценная приказу межпланетного совета. — Ты еще слаба после нападения. Я не хочу тебя мучать.
К горлу тут же подступает тугой ком; внутри словно что-то рвется. Колени дрожат, грудь стягивает тревога, но я подчиняюсь: делаю два неуверенных шага, и теплый бархат кресла принимает мое тело, будто кокон. Мельком замечаю, как Вейя и Трес, словно растворяясь по ее приказу, ускользают в глубину апартаментов. Они ушли быстро, оставляя нас наедине.
Эта тишина густеет, тяжелеет, словно вязкая смола, пока я различаю собственное сердцебиение: бух‑бух‑бух — словно удар крыльев запертой птицы под ребрами. Ее взгляд заставляет меня напрячься все больше и больше, и каждая секунда без слов тянется бесконечно долго. Словно она выжидает что-то.. Мне становится трудно дышать.
Я с силой проглатываю вязкий ком, расправляю плечи, хотя спина болит от напряжения, и позволяю своему голосу сорваться первым:
— П‑простите… могу я узнать, зачем вы пришли?
Собственный хрип звучит грубо и неестественно. Я вижу, как в уголках ее глаз вспыхивает интерес. Словно я смогла ее чем-то удивить…
Правительница наблюдает за мной, опершись ладонью на изящный резной столик из дерева. На тонких губах играет легкая улыбка, в темных, с золотыми вкраплениями, глазах читаются одновременно королевская непоколебимость и едва заметное, кошачье любопытство. Шелковая мантия цвета граната струится по ее плечам и подолом касается пола, а серебряные филигранные браслеты тихо звенят от каждого движения, как маленькие колокольчики на ветру.
— Я пришла лишь взглянуть на тебя, дитя, — звучит ее негромкий, обволакивающий голос. Каждое слово отзывается в груди бархатной вибрацией. — Можешь не опасаться, я не причиню тебе зла. Я совсем не против, чтобы ты тут была.
Я невольно выпрямилась, пытаясь скрыть охватившую меня неловкость. Она так же могущественна, как ее сыновья, но в ней нет той дикости, которая поджигает мне кровь возле Дариана и Кассиана. Это спокойная, глубинная сила. Словно она уверена в своей власти. И знает, что может подчинить любого, кого захочет. Кажется, мне можно расслабиться, ведь меня она, кажется, подчинять не хочет. И это непостижимым образом притягивает; к такой женщине хочется тянуться, хочется доверять.
— Мне стало интересно, ради кого мои сыновья перерыли целый клан нагов, — она произносит это почти лениво, но в каждом слоге чувствуется скрытое любопытство. Легко склоняет голову набок. — Видишь ли, лишь наша семья способна удерживать их в узде, потому трон в нашей стране должен остаться за принцами, как бы не хотели иного расклада остальные семьи. Если поможешь моим мальчикам, я обещаю тебе достойную награду… и поддержку целого государства.
Слова жгут грудь изнутри. Я чуть прикусываю губу, ощущая солоноватый привкус крови. Гул в голове. Внутри стынет холод: она говорит так, будто я действительно могу повлиять на что‑то такое громадное. Словно ее сыновья без меня нестанут будущими повелителями.
Я хочу забиться в угол, закрыться и спрятаться. Но я заставляю себя не сводить с нее взгляда, держу спину, словно она уже одела на меня невидимую корону.
Которую я уже хочу снять…
— Я… конечно, помогу, — киваю, проглатывая в горле колючий ком. — Тем более, похоже, я уже успела настроить против себя принцессу, — пытаюсь добавить шутливой улыбки, чтобы разбить лед.
Правительница усмехается, тонко, почти незаметно, и я вижу вспышку одобрения в ее глазах. Повелительница оценила дерзость? Возможно.
Она не ругает меня за это, как минимум.
— Отлично, Майя. Надеюсь, ты не подведешь. Отдохни, восстанови силы, — ее ладонь делает ленивый жест, шелковые рукава распускаются, словно крылья экзотической птицы.
Она уходит так же быстро, как появилась: подол мантии скользит по мозаичному полу, и аромат пряной амбры тает в воздухе. Комната будто опустошается вместе с ее шагами. Я глубоко вдыхаю, пытаюсь выдохнуть пустоту из груди и собираюсь подняться, когда дверь снова распахивается.
В помещение входят Дариан и Кассиан. Их лаконичные боевые костюмы плотно облегают плечи и грудь, подчеркивая рельеф мышц. На ткань нашиты крохотные кристаллы защиты, переливающиеся на каждом их шаге голубым электрическим всполохом. За спинами — огромные острые клинки с черными рукоятями и лезвиями, мерцающими опасно и остро. Видно, что этим клинком можно убить. От них веет опасностью и силой, а помещение моментально наполняется их энергией. Они буквально заполняют пустоту.
И в моем сердце тоже…
Оно пропускает удар, а затем рвется из груди радостным толчком. Тревога, казалось, въевшаяся под кожу, растворяется в одно мгновение. Я срываюсь с места, ноги сами несут, и теплый трепет разливается по всему телу. Обнимаю обоих разом, сжимаю их шеи, ощущаю на талии их руки. Они твердые, напряженные, горячие. Пахнут чем-то странным, озоном и чем-то еще. Но я прижимаюсь носом к шее Дариана и вдыхаю его собственный аромат.
— Душа… — тихо шепчет в ухо Кассиан, опалив его своим дыханием.
— Вы вернулись… — выдыхаю, голос дрожит.
В этот миг пустота окончательно исчезает, уступая место тихому, теплому, такому нужному счастью. Я буквально вмиг обрела то, что, казалось на столько дней потеряла.
И тело больше не болит от пустоты и странных снов… Я могу расслабиться и спокойно спать, зная что они рядом.
Кажется… Я по уши втрескалась в странных внеземных принцев.