Зейнал. Его невинная игрушка

Глава 1. 

Нет, я, конечно, знала, что моя пятая точка неприятности притягивает, но чтобы настолько буквально.

Я всего лишь наклонилась, чтобы упавшую карточку поднять. Дрожащими пальцами пропуск сжимаю. Выпрямляюсь и громко сглатываю.

Сзади в меня кто-то вжимается. Как бульдог в спину дышит. А если вспомнить, что я ночью в закрытом офисе моей подруги нахожусь, то....

— ПОМОГИТЕ!!!! НАСИЛУЮТ!!!

— Какая быстрая, с фантазией вижу всё хорошо. Галочку ставлю.

Мои глаза моментально размером с блюдца становятся. Это все голоса в моей голове. Ага, они. Лучше в дурку, чем там реально мужик стоять будет...

Ну, пожалуйста?

Но чуда не происходит. Его горячие и огромные пальцы мою талию сжимают, а я громко взвизгиваю. Зажмуриваюсь и очень стараюсь, я правда стараюсь, развернуться и сумочкой его ударить.

Да, клатчем! Что есть тем и бью!

— Такой юркой в койке будешь. Тебе проёб отрабатывать. Так что то, что с фантазией — ценю.

Сглатываю и на мужика вовсю пялюсь. Огромного. Громадного! Он собой полностью обзор на всё закрывает. Я на его фоне маленький мышонок. И пищу я точно так же. Тихо и отчаянно.

— Отпустите... пожалуйста.

— Воспитанная, — амбал скалится довольно, и от этого мне только страшнее становится.

Вот эта вся ситуация точно ничем хорошим не закончится.

И какого чёрта я согласилась Нину подменить?! Сдалась мне её Турция и путёвки в отель. Меня сейчас за этот отель... Мамочки... Отонинклюзят так, что пять звёздочек будет сверкать совсем не там, где должны.

— Я... мне идти нужно. У меня работа. Простите, отпустите, руки уберите!

Я его по ручищам огромным ладошками бью, а амбал только громче смеяться начинает.

— Ты уже пришла, зайчуля. Твоя работа сделать так, чтобы я тебя в багажнике в лес не вывез.

Вот тут коленки сами подкашиваются. Приехали. Вот и отдохнула. Вместо Турции — багажник. Вместо шезлонга — могилка. Ничего так замена, да?

— Я... вы, наверное, что-то не так поняли, и...

Взвизгиваю и зажмуриваюсь, когда он из моих пальцев пропуск подруги вырывает.

— Конопатова Нина Сергеевна. Нет, зайчуля, я по адресу.

Меня колотить не на шутку начинает. Чёртова Нинка, подставила меня. Господи, с моей фантазией я уже ёжусь от того, насколько ночью земелька холодная будет. Я не хочу. Я кладбищ боюсь. Трупов тем более. И соседство мне не подходит. Мамочки...

— Понимаете, я...

— Твой пропуск?!

Он гаркает так, что я на месте подпрыгиваю.

— Да, то есть нет, я....

— Ну всё, Конопатова, доигралась.

В моей голове сейчас такой ахтунг происходит. Там из мыслей кисель варится. Густой такой. Я отмечаю, что мужчина от меня на несколько шагов отходит, и пользуюсь этим. Быстро проскальзываю мимо него и несусь по коридору.

— Только усугубляешь своё положение, зайчуля.

Несётся мне в спину хриплым голосом бандита. Отчего я только быстрее бежать начинаю. Набираю скорость.

Вам, наверное, знать нужно, что когда всем удачу раздавали, то я в очередях потерялась и пропустила свою порцию. Так что в самый ответственный момент я чувствую, как обеими ногами зацепляюсь за что-то, и с громким визгом лечу на пол.

Коленки больно жжёт. На глаза слёзы наворачиваются. Но это не самое страшное. Самое страшное то, что на моих бедрах огромные лапищи сжимаются. По шее снова этот липкий холодок пробегает. Чёртово дежавю.

— А ты молодец, зайчуля. Видок заебись, я заценил.

Зажмуриваюсь и губу закусываю. Вот как я так влипнуть могла? А я ещё в приметы не верила! Я, когда сюда шла, мне кошка чёрная дорогу перебежала. Вот, пожалуйста! Самое, что не есть несчастье! Огромное! Двухметровое! Ещё и гадости всякие говорит!

Его ладонь жёстко сжимает моё бедро, удерживая на месте.

— Ну что, зайчуля, позу ты выбрала правильную. — Его голос низкий, ленивый, но каждое слово скользит под кожу. — Сразу видно, опыт есть.

— Ка…какой опыт?! — я заикаюсь зажмуриваясь. — Я… я вообще не такая!

— О, это моя любимая фраза, — хрипло усмехается Зейнал. — Знаешь, сколько «не таких» подо мной визжали?

Я чувствую, как кровь отливает от лица.
— Пожалуйста… я просто пришла… за подругу…

— Подругу? — он хмыкает. — Так значит, ты за двоих отрабатывать решила? Щедрое предложение.

— Отрабатывать?! — у меня в горле ком. — Нет-нет-нет! Я ничего не должна!

Он наклоняется ближе, так что его губы едва касаются мочки моего уха.
— Должна, зайчуля. Теперь ты должна всё. Даже за то, что дышишь рядом со мной.

Я зажимаю рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Но громила легко отнимает мою ладонь, проводя по ней большим пальцем, и так сильно сжимает, что я взвизгиваю от испуга.

— Расслабься, зайчуля, так у нас быстрее всё получится.

— Господи… — я еле выдыхаю. — Вы… вы же не собираетесь…

— «Собираться» я не люблю. — Его ухмылка режет сильнее, чем крик. — Я привык сразу действовать.

Взвизгиваю от того, как быстро на ногах оказываюсь с ним лицом к лицу.
Он смотрит так, что страшно становится. Коленки дрожат. А назад на пол можно? Там хоть не так страшно было.

Хотя нет! Я передумала! Спиной к нему тоже нельзя находиться! Он это воспринимает совсем не так, как нужно!

— Ты же не просто так сюда припёрлась, зайчуля. — Голос хриплый, но спокойный, от чего страшнее. — Хотела хвосты подчистить. Головой думала, когда меня закладывала? Когда мразям доказательства на стол выкладывала?

— Ч-что?! — я моргаю так часто, что ресницы слипаются от слёз. — Я… я ничего не закладывала! Я вообще не понимаю, о чём вы!

— Ага, — он ухмыляется и чуть наклоняет голову набок. — Наивная дурочка играет в непорочную.

— Господи… — у меня внутри всё холодеет. — Я правда не знаю, какие доказательства…

— А зря. — Его голос обволакивает, давит. — Раз уж сунулась в мою пасть — должна понимать, что обратно не выплюну.

Я дёргаюсь, а он только сильнее притягивает к себе.
— Ты, Конопатова, меня за идиота держишь? Думала, сдала — и я тебя не найду? На что рассчитывала, а? Что я спасибо скажу?

Глава 2. 

Громко чихаю и тут же пытаюсь руки сложить в умоляющей позе. Да, меня здесь никто не видит. Потому что чёртов багажник закрыт, а у меня, кажется, аллергия на то, что у этого хамовитого громилы здесь лежит. Я даже думать не хочу, что именно. И поворачиваться страшно. Кто знает, может, у него сегодня урожайный день? И он не меня одну сюда засунул?

Воздуха катастрофически мало. В нос бьёт резкий запах пыли, масла и чего-то такого, что точно не продаётся в магазине «всё для дома». Брр…

Попробовать вспомнить молитву? Ну а что?! В такой ситуации все методы хороши!

«Божечки помоги…» — на этом месте у меня затык. Дальше слова скачут, как тараканы под светом. То ли «иже еси на небесах», то ли «и избави нас от громилы ненормального»…

Я прикрываю глаза и представляю, как ангел-хранитель сидит где-то там, наверху, и истерично ржёт с меня. Спасибо, конечно, за поддержку.

А ещё… ещё бы мне до сумочки добраться! Той самой, которую у меня отобрали! Там телефон. И я бы Нинке позвонила. И спросила: «Ниночка, милая, что за хрень происходит?! Почему я вместо Турции в багажнике? Ты мне пятизвёздочный отель обещала! А не вот это вот всё!»

Колени сводит, спина затекает, каждая кочка под колёсами отдаётся прямо в рёбра. В голове всё пульсирует одной мыслью: «Ну зачем я согласилась?! Ну зачем?!»

Я закусываю губу, чтобы не заорать снова. Потому что кто знает — вдруг ему понравится, если я буду визжать.

Но страшнее всего становится, когда машина резко тормозит.

Я со всего размаху лечу вперёд, бьюсь плечом о стенку багажника, потом отскакиваю назад. Голова гулко отзывается, сердце подпрыгивает к горлу.

И тут… судьба, кажется, решила мне улыбнуться!

На меня сверху что-то бух! — и валится небольшой ящичек. Скользкий, металлический, явно с инструментами. Он больно бьёт побоку, и я чуть не взвизгиваю. Но потом пальцы нащупывают внутри что-то длинненькое, холодное…

От радости я аж сама себе тихо пискнула.

Отвёртка! Ну или ножичек! Пусть даже гвоздодёр, я согласна на всё!

Сжимаю находку, прижимаю к груди. Господи, да я её сейчас целовать начну, эту железку!

— Так, спокойно, — шепчу себе под нос. — Главное — не выронить, не потерять. Мой шанс! Мой маленький шансик на свободу!

Правда, воображение тут же услужливо рисует, как я распахиваю багажник, выскакиваю… и тут же получаю от этого здоровяка по шее. И всё. Короткий побег. Пятиметровый. На могилку.

Я зажмуриваюсь. Нет, всё равно попробую! В такой ситуации даже отвёртка — это уже оружие массового спасения.

Щёлк. Свет хлещет в глаза, я почти слепну.

Багажник распахивается.

Я зажмуриваюсь так, что на лбу морщины в гармошку собираются, и руки вперёд выкидываю.

— Я больная на всю голову! Честное слово! Заразная! Так что меня лучше отпустить! Я…

— Зейнал, а с девахой с ножовкой, что делать? — слышу голос. Не того громилы, что меня сюда запихивал. Другой.

Я дёргаюсь, приоткрываю один глаз… и тут же захлопываю его обратно. Лучше не стало.

Ещё один. И если тот, что меня сюда запихнул хоть немного симпатичным был, то этот — чистый кандидат для ужастика. Даже кастинг проходить не надо. Его и так возьмут.

Мамочки, я реально начинаю сравнивать маньяков по уровню привлекательности. Всё, дно пробито.

— Доставай её оттуда.

А вот этот голос я уже знаю.

Хриплый, ленивый, с этим мерзким подтоном, от которого по спине бегут мурашки.

— Я буду защищаться!!! Я…

Ладно. Защищаться у меня выходит так себе. Потому что через пять секунд меня вытряхивают из багажника.

Я едва успеваю на ногах удержаться. Сердце колотится, волосы в лицо лезут, руки дрожат.

— А ты, вижу, всё не угомонишься? — насмешка в его голосе режет по нервам.

Зейнал.

Вроде так его назвал этот мужик из хоррора. И вот он — ближе. Снова этот взгляд. Прищур, ухмылка, будто заранее знает, что я всё равно проиграю.

— А были поводы? — выпаливаю в ответ, даже не думая.

— Всё продолжаешь на свои услуги намекать?

Его взгляд медленно опускается. На мои руки. На то, как я до белых костяшек в захвате сжимаю свою находку. Мою драгоценную «отвёртку-оружие».

Доходит не сразу.

А как доходит — я в момент вспыхиваю огнём, словно спичка.

Вот же извращенец!

— Правильно держишь, — протягивает амбал, ухмылка тянет уголок губ. — Крепко. Прямо видно, что умеешь работать с инструментами.

Я захлёбываюсь воздухом, глаза лезут на лоб.

— С-совсем не так! Я… я вообще… это для самозащиты!

— Ага, — он кивает, при этом ни на секунду, не убирая насмешки. — И, небось, тренировалась часто, да? По руке видно, что хватка уверенная.

Я открываю рот и тут же захлопываю. Господи, он это специально?

— Я… я же говорю… просто схватила первое что под руку попалось!

— И часто руками работаешь? — он делает шаг ближе. Голос становится ниже, тише, будто обволакивает.

Я задыхаюсь, и щёки вспыхивают так, что хоть яичницу жарь.

— Вы… вы ненормальный!

— Комплимент принимаю, — усмехается Зейнал. Его пальцы легко касаются моей руки, и я чувствую, как вся сила уходит, будто отвёртка сама готова выскользнуть. — Ну что, зайчуля? То, как ты визжала мне зашло. Проверим, как долго умеешь тональность держать?

Я сглатываю, но слов нет. В голове только одно крутится: «Господи, лучше бы я реально заразная была… хотя бы чесоткой!»

А дальше… дальше меня тянут вперёд.

Споткнуться? Да легко. Я тут каждые три шага на ровном месте готова навернуться.

Огромный дом возвышается перед глазами. Массивные ворота за спиной захлопываются с таким щелчком, что сердце у меня моментально валится в пятки.

Хана.

Теперь мне точно хана.

Ирония судьбы: в детстве читала сказки — и думала, что они для детей. Ага, щас! Вот так всё и в сказке про Синюю Бороду начиналось. Только там дурочка ключиком дверку открыла, а у меня выбора нет — меня сюда волокут под ручки.

Глава 3. 

Меня втягивают внутрь, и первое, что вижу — просторный холл. Мраморный пол блестит так, что можно макияж поправлять, по стенам картины в золочёных рамах, а на потолке люстра, как в тех фильмах, где богатые дяди в смокингах шампанским заливаются.

Я хлопаю глазами, пытаясь переварить.

Ну… может, не всё так плохо?

Вон, диван стоит, кожаный, огромный. Ни бензопилы, ни кровавых пятен, ни полиэтиленовых мешков, в которые обычно девушек в фильмах ужасов упаковывают. Может, этот здоровяк просто коллекционер… диванов?

Я осторожно вдыхаю. Запах дорогого табака, кофе и полироли. Не подвал с плесенью, не хлев с крысами. Ну… процентов на десять спокойнее становится.

Но ненадолго.

— Давай, — один из громил толкает меня в спину.

Я спотыкаюсь и понимаю, что нас ведут дальше, по коридору. С каждым шагом — меньше света, больше тени. И вот уже лестница вниз. Подвал.

Меня перехватывает дыхание.

О Господи… так вот оно как! Это всё была декорация. Холл — для отвода глаз, чтобы девочки расслабились, а настоящая жуть внизу.

Паника обрушивается мгновенно. Сердце колотится так, что рёбра звенят. Я хватаюсь за дверной косяк, упираюсь, как кошка, которой в переноску не хочется.

— Нет-нет-нет, — сиплю, пятками тормозя по полу. — Я туда не пойду!

Голоса за спиной хмыкают. Чьи-то пальцы сжимают моё плечо железной хваткой. И я понимаю: увы, пойти придётся.

Спускаюсь на несколько ступеней и замираю. Я не хочу! Можно всё назад открутить? Я бы дома осталась, в своей кроватке. Не пёрлась бы ни в какой офис. Господи, ну вот за что мне это?

Позади раздаются шаги, тяжёлые, размеренные. И я чувствую его раньше, чем вижу.

Тёплое дыхание касается уха.

— Я начну принимать за толстые намёки все твои попытки упираться, зайчуля, — хрипит Зейнал, и от его голоса по коже бегут ледяные мурашки.

Его ладонь легко ложится на мою талию. Слишком уверенно, слишком естественно, словно я не человек, а вещь, которую можно переставить с места на место. Пальцы скользят ниже…

Я задыхаюсь. Сердце вырывается из груди.

— Я иду! ИДУ!!! — визжу так, что сама подпрыгиваю от собственного голоса.

Выкручиваюсь из его захвата и, пока он даже не пытается остановить, срываюсь вниз по лестнице сама.

Лучше уж самой. Хоть иллюзия выбора остаётся.

Каждый шаг отдаётся в коленях. Я в панике представляю, что меня ждёт внизу. Кровать с ремнями? Больничная койка? Стул с кучей проводков, как в фильмах про пытки?

Да хоть мясорубка размером с холодильник — сейчас я ко всему готова.

Но точно не к тому, что вижу на самом деле

Посреди помещения стоит стул.

А к стулу примотан скотчем мужчина. Руки, ноги — всё намертво. Он мычит, дёргается, головой мотает. И тут замечает меня. Глаза у него вываливаются так, будто я сама с ножом на него бегу. Замирает.

А я стою, рот приоткрыт, мозги в кисель превратились.

Что. За. Жесть?!

Медленно поворачиваюсь к Зейналу.

— Я это… не нанималась! — голос срывается. — Кто он вам там? Сами с ним это! Разбирайтесь! Веселитесь! Развлекайтесь!

Я понимаю, что несу полный бред, но идея в голове вспыхивает ярко: косить под идиотку. Ну а что? Может, меня спишут на дурочку и выкинут восвояси. План так себе, но хоть какой-то!

— Закончила? — лениво тянет Зейнал.

Его ухмылка… о Господи, его ухмылка. Аж до дрожи. И смех этот не оттого, что смешно, а оттого, что он уже знает, чем всё закончится.

Он медленно идёт к мужчине, примотанному к стулу.

— Нет, конечно! — тараторю я, голос выше обычного. — Я просто слишком возмущена, но…

— Не узнаёшь своего босса, зайчуля? — Зейнал усмехается. — Он, конечно, выглядит неважно, но я могу его причесать.

Он грубо хватает мужчину за волосы и запрокидывает его голову назад. Мужик сипит, глаза закатываются.

Я в ступоре.

Какой босс?

О чём он вообще?

Я босса Нинки в глаза никогда не видела!

Я цепенею, как дура, и думаю только об одном: Мамочки… так вот зачем я здесь? И что теперь?

— Будешь продолжать утверждать, что не Конопатова? — голос Зейнала хриплый, но спокойный, будто у него времени — вагон. — И что пропуск липовый?

Я сглатываю так громко, что в ушах звенит. Взгляд метается, но в итоге снова на нём замираю.

— Я… я же, правда… ну, пожалуйста… отпустите! — слова срываются, почти визг. — Я даже не заикнусь, что здесь видела!

— Хм, — уголок его губ поднимается в ухмылке. — Амнистия, значит, тебе не нужна? Я даю тебе возможность признаться и отделаться легко. Последний шанс, зайчуля.

У меня пересыхает горло. Я мотну головой, но язык будто прилипает.

Зейнал, не спеша, оборачивается к мужику

— Ладно. Сейчас я спрошу у нашего уважаемого адвоката.

Я моргаю. Секунда — и внутри будто надежда просыпается. Ну конечно! Он же взрослый, умный мужчина, он всё объяснит! Скажет, что впервые меня видит, и всё! Жизнь заиграет новыми красками! Мне в какой-нибудь клинике сотрут память за последние сутки, и проблемки испарятся, как страшный сон.

Вот только…

— Ты её знаешь?! — голос Зейнала режет тишину.

Он грубо тянет за волосы мужчину на стуле, вытаскивает изо рта кляп. Слюна тянется нитями, губы опухшие.

Несчастный моргает, поворачивает голову… и смотрит прямо на меня. Я замираю, сердце колотится, как бешеное.

И потом — удар.

— Да, — сипит он, хрипло выдавливая из себя слова. — Это моя помощница.

У меня ноги подкашиваются. Всё. Всё, что я строила в голове, рушится, как карточный домик.

Никакой он не несчастный! Гнида последняя! Ты же меня подставил! Мамочки... и что со мной теперь сделают?

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀

Глава 4. 

Внутри у меня всё обрывается.

Это… это шутка, да?

Я даже рот открываю, чтобы возмутиться, но воздуха не хватает.

— Вот и славно, — хрипло усмехается Зейнал, разжимая пальцы в волосах адвоката так резко, что тот дёргается всем телом. — Слышала, зайчуля? Даже твой босс тебя сдал.

— Н-нет! — сиплю я, мотая головой. — Он ошибся! Я вообще… я в глаза его первый раз вижу!

— Ага, — Зейнал прищуривается и подходит ко мне ближе. Его шаги размеренные, тяжёлые, и от каждого у меня внутри всё холодеет. — Значит, помощница, которая в глаза босса не видела? Интересный у тебя карьерный рост.

— Я не помощница! — выпаливаю, почти на грани истерики. — Я вообще сюда случайно!

— Опять «случайно», — он цокает языком и наклоняется так близко, что его взгляд прожигает насквозь. — Ты что, зайчонок, думаешь, я в эту хероту поверю?

Его рука легко ложится мне на плечо, скользит ниже, к локтю, а потом будто невзначай задерживается на запястье. Пальцы сжимают так крепко, что я вздрагиваю.

— Хочешь, скажу, как будет? — шепчет он почти у самого уха. — Ты либо сама во всём признаёшься, либо я лично сделаю так, что будешь визжать тут ночами, пока сама всё не выложишь.

Я в ужасе сглатываю, сил хватит только прошептать:

— Но я же, правда, не она…

Зейнал медленно выпрямляется, снова бросает взгляд на адвоката, потом на меня. И скалится довольно, как будто именно этого и ждал: ещё немного моей паники.

— Отлично, — произносит он. — Значит, играем дальше.

И вот тут у меня в голове как будто кто-то "вкл" делает.

Я очень чётко начинаю осознавать, что вот сейчас на этом стуле адвокат этот кряхтит. А через пять минут я буду. Этот же мужик сам лично мне приговор и подписал.

Нужно менять тактику.

Ага. Признаться, извиниться и могилку себе копать? Не-ет, спасибо. Такой сценарий мне не нравится.

Значит, нужно идти другим.

Зейнал снова отходит к адвокату. Тот выглядит так, будто провёл здесь уже добрый срок: лицо опухшее, синяки под глазами, пот катится по вискам. И быть на его месте я совершенно не хочу. Ой как не хочу.

А вот жить — наоборот, хочу очень и очень сильно.

Мне страшно. До ужаса страшно. Совесть орёт, что она потом будет меня долго грызть за это. Но… этому мужику, похоже, меня совсем не жаль. Нинку он не сдаёт, а вот меня под амбразуру, пожалуйста!

Короче. Отключаю здравый смысл. Действую чисто на адреналине.

— Ну какая же ты скотина! — срывается с губ громко, резко, так что сама от неожиданности подпрыгиваю.

И быстро бросаюсь вперёд.

Бандюган даже перехватить не успевает. Настолько это неожиданно.

Я несусь к адвокату, и внутри всё сжимается от ужаса, но я останавливать себя уже не могу. Сам начал. Сам виноват.

Со всей силы залепляю ему пощёчину так, что звон стоит.

— Значит, ничего страшного, да?! — визжу, дыхание рвётся. — Значит, мне нечего бояться?! Значит, обычная… флешка…

Господи. Только бы это действительно была флешка. Только бы там ничего страшного не было. Ну максимум порно с котиками или бухгалтерский отчёт. Божечки…

Внутри всё дрожит, сердце грохочет в висках, ладонь горит от удара. Я понимаю только одно: я окончательно спрыгнула с катушек.

А Зейнал… он ведь наблюдает за всем этим. И это, чёрт побери, явно его забавляет.

Адвокат рот открывает. Я вижу, как он собирается что-то сказать, вдохнуть, заговорить — и внутри всё холодеет.

Нет. Этого я позволить не могу. Простите, дяденька, но теперь каждый за себя.

В одно движение сгребаю его галстук в кулак и со всей силы пихаю ему обратно в рот, вместо кляпа.

— Какая же ты гнида! — срывается с моих губ. — Меня ведь теперь закопают! А я даже не знаю, что передавала!

Его глаза округляются, он мычит, дёргается, но слова остаются внутри. И мне плевать. Честно. Пусть захлебнётся этим галстуком, только бы не выдал, что я и правда не в теме.

Зейнал наблюдает. Скалится. Словно я только что устроила для него маленькое шоу.

И тут у меня силы кончаются. Всё. Батарейка села. Я шлёпаюсь на пол, колени больно ударяются о бетон, руки трясутся.

— А-а-а-а… — вырывается из меня.

Громко. Пронзительно. С надрывом.

И играть тут уже особо не приходится. Я реально на грани нервного срыва. Горло саднит, дыхание сбивается.

Слёзы катятся сами. Горячие, солёные, градом. Я их даже не вытираю. Пусть текут. Ну должна же быть хоть капля сожаления у этого бандита.

Слёзы текут, сопли пузырями, горло рвётся от крика. И в этот момент тишину разрезает низкий смешок.

— Вот это да… — голос Зейнала скребёт по нервам. — Игрушка с талантом к драме. Прямо театр одного актёра.

Я вздрагиваю, поднимаю на него глаза сквозь слёзы. Он идёт медленно, не спеша, будто смакует каждую мою судорогу. Тяжёлые шаги эхом отдаются по полу.

— Не ожидал, что ты так быстро войдёшь в роль, зайчуля, — продолжает он и останавливается рядом. — Сначала визги, теперь истерика. Что дальше будет? На коленях ползать начнёшь? Кстати, на коленях тебе идёт. Позу, считай, одобрил.

Я всхлипываю, прижимаю ладони к лицу, но понимаю — спрятаться не получится. Он и сквозь пальцы меня прожигает этим насмешливым взглядом.

Зейнал приседает, чтобы быть на уровне моих глаз. Его пальцы цепляют моё запястье и легко отнимают руку от лица.

— Ну-ну, не прячься. Красиво же плачешь. Даже жалко на секунду становится.

Он улыбается. Но эта улыбка — хуже любого удара.

— Только вот я не верю, что всё это спектакль без сценария. Ты ведь знаешь больше, чем хочешь показать. А значит… играть будем по моим правилам.

У меня сердце падает куда-то вниз. Потому что понимаю — он ещё и удовольствие получает. Извращуга!

Я всхлипываю громко, вытираю слёзы тыльной стороной ладони и вдруг решительно поднимаю глаза.

— Я договориться хочу, — выдыхаю.

Глава 5. 

Я дёргаюсь, визжу, извиваюсь — бесполезно. Его плечо врезается в живот, дыхание сбивается, голова вниз — и я в ужасе понимаю, что реально не могу ни вырваться, ни даже толком вдохнуть. Сердце бьётся так, что, кажется — пробьёт рёбра.

— Помогите-е-е-е… Люди добрые!.. — голос мой срывается на визг, я руками за стены хватаюсь, ногтями царапаю, но ничего не выходит. Он тянет уверенно, как будто я тут вообще не сопротивляюсь.

И почему я, дура, не наращиваю себе метровые ногти?! Сейчас бы когтями вцепилась — и всё, спасение! Ну ладно, не спасение, но хотя бы пару царапин на его спине оставила.

— Громкость отличная, — издевается этот мужлан. — Не зря звуконепроницаемые стены делал.

Я захлёбываюсь воздухом, у меня сердце уже где-то в пятках.

— Пожалуйста! Ну хоть кто-нибудь!..

— И да, зайчуля, — его ладонь с громким шлепком приземляется на мою задницу, — не по адресу помощь ищешь. Добрые у меня не водятся.

Я снова взвизгиваю, ногами в воздухе, дрыгаю, руками вцепляюсь в его пиджак.

Он несёт меня так уверенно, будто я его собственность. Дверь в комнату распахивается, и через секунду я с визгом лечу вниз. Матрас подо мной пружинит, но сердце всё равно падает в пятки.

Я на ногах оказываюсь мгновенно, как пружина. Коленки трясутся, но стою. Сдаваться? Нет. Пусть боюсь до смерти, но сдаваться не собираюсь.

— Резвая, — ухмыляется он, отступая к столу. Бёдрами об него опирается, руки скрестил на груди. — Сразу решила к делу приступить?

Взгляд у него ленивый, прищуренный. Скалится так нагло, что у меня кровь застывает. Я понимаю: говорит он совсем не о «работе помощницы». Тут намёки на самое неприличное и недопустимое! Я точно не собираюсь с ним рассчитываться невинностью за то, что Нинка где-то промахалась. Я и за свои ошибки-то такую цену не платила, а за чужие тем более.

И не для того я себя столько хранила, чтобы какой-то вшивый бандюган всё получил. Без цветочков, свиданий и... Господи! Да какие свидания?! Он меня в жизни не получит.

— Д-давай обсудим? — кашляю, пытаюсь голос ровнее поставить.

— Переговоры по позам? — уголки губ у него приподнимаются. Он точно озабоченный какой-то. Все разговоры к одному сводятся. Может, он не знает, что для таких услуг девушки специальные существуют? Она за доп. плату будем кем угодно. Только бы фантазия работала. Хотя... у него, наверное, с этим туго.

— Нет, давайте рационально обсуждать, — тараторю я, слова вылетают быстрее, чем мозг успевает их фильтровать. — Ну… переспите вы со мной. Минутное удовольствие. А потом вам уши лечить придётся. Знаете, как я ору? Громко! Мой бывший парень теперь совсем глухой ходит.

Он ржёт хрипло, низко, и у меня кожа покрывается мурашками.

— Продолжаешь интриговать, зайчуля. Твой скорострел плохо старался. Я же, в отличие от него, умею растягивать удовольствие.

Я кривлю нос, делаю вид, что меня это не задевает, хотя сердце уже в горле.

— Но я же могу быть вам намного больше полезна… — слова звучат жалко даже для моих ушей, но я вцепляюсь в них, как в спасательный круг.

Зейнал наклоняет голову чуть набок, щурится так, будто разглядывает новую игрушку.

— Полезна, говоришь? — тянет лениво. — Ну-ну, зайчуля, удиви меня. Чем же ты таким полезным меня порадуешь?

Я торопливо выдыхаю, сама не понимая, куда сворачиваю:

Я нервно сглатываю и понимаю: с помощницей не получилось. Надо что-то новенькое.

— Я могу… ну… юридические услуги оказывать.

Сказала — и сама офигела. Мамочки, юридические! Я-то в юриспруденции разбираюсь примерно так же, как таракан в квантовой физике. Но если прижмёт — попробую и законы Гаммы Ньютона защитить в суде.

— Услуги, — Зейнал усмехается шире, наклоняясь ближе. — Вот это слово я люблю. А ты, зайчуля, смелая. Сразу с главного начинаешь.

Я хлопаю ресницами и тараторю, пока не поздно:

— Ну, я могу составлять договоры… или там, консультации давать… всё балансировать, чтобы у вас было юридически чисто.

— Давать будешь? — Зейнал приподнимает бровь, уголки губ снова вверх ползут.

Я замираю и краснею так, что щёки горят. Господи, озабоченный! С такой-то внешностью мог себе уже кого-то на добровольной основе найти... Хотя... это если он только молчать будет. Потому что вот эти его шуточки...

— К-консультации! — выпаливаю, торопливо машу руками. — У вас же явно здесь всякие… дела ежедневно происходят. А личный юрист — это вообще на вес золота.

Он медленно кивает, будто смакует каждое слово.

— Личный… — повторяет, и голос становится ниже, хриплее. — Да, звучит сладко. Особенно когда юрист ещё и твой.

Я хлопаю ресницами, пытаюсь не врубиться в подтекст и тараторю дальше:

— Ну, я могу, например, составлять документы, проверять всё, что вы подписываете. Чтобы не было подстав, чтобы каждая бумага — как с печатью нотариуса!

— Ага, печать, — ухмыляется он. — Не переживай, зайчуля. Свою печать я лично поставлю.

Я задыхаюсь, брови поднимаю.

— Я же не про это! — сиплю, голос срывается. — Я… я про договора, сделки, бумаги!

— Бумаги я рву, — спокойно бросает он. — А вот девочек — ломаю. Разница небольшая, но эффект красивее.

Моё сердце валится вниз, а рот продолжает нести ахинею:

— Я… я всё равно могла бы вам помочь. Сэкономить время, нервы, деньги…

— А я люблю тратить, — скалится он. — Особенно твоё время и твои нервы. Деньги оставь себе — купишь свечки и будешь молиться, чтобы у меня на тебя всегда стоял. Потому что сейчас только на этой и выезжаешь.

Я заикаюсь, мой язык уже отдельно от мозга работать начинает:

— Я… я могу быть полезной и без этого! Я же не вещь, чтобы только… ну…

— Вещь? — он хрипло усмехается и делает шаг ближе. Тень накрывает меня целиком. — Ошибаешься, зайчуля. Игрушка тоже вещь. Только особенная. Её не выбрасывают, пока не надоест.

У меня внутри всё леденеет, но я упрямо тараторю:

Глава 6. 

Смотрю на этого доморощенного «юриста» восьмидесятого левела и скалюсь.

Девка такая, что палец в рот не клади — по локоть отхватит.

Вьётся, как угорь, язык подвешен так, что только успевай просеивать её пиздёж.

То, что с неё юрист, как с меня балерина я уже давно понял. По глазам этого адвоката было видно: охуел, когда её сюда притащили. Да и сама не тянет. Для такой аферы нужны мозги. А у этой — только страх и наглость в комплекте.

Зато цепкая. Ситуацию щупает на ходу. Каждое слово — попытка выжить. И чем дальше слушаю, тем больше ржать тянет. То она «услуги» предлагает, то уже в юристы метит. Видел я таких актрис — враньё сыплют, даже когда захлёбываются соплями.

Смелая, блядь.

До идиотизма.

И вот эта её смесь страха и дерзости заводит сильнее, чем любая тёлка в самой развратной позе.

Она думает, что выкручивается. А на деле только глубже лезет в петлю.

Я щурюсь не спеша. Пусть крутится дальше. Пусть раскроется до конца.

Интересно ведь: докуда её фантазии хватит… и чем в итоге этот язык занят будет.

Она пылает, как спичка, тараторит — сама не понимает, что ещё глубже себя закапывает.

— Я предлагала юридические услуги! — выпаливает, вся красная, как помидор.

Я усмехаюсь, большим пальцем медленно скользя по её губам.

— Услуги, значит. Я как раз думаю, на какой поверхности их лучше оказать: на столе или на кровати.

Дёрнулась. Глаза расширила, будто я её током шибанул.

— Господи, вы извращаете всё! Я про договоры! Сделки!

— Сделки, — повторяю я, скалясь шире. — Отличное слово. Особенно когда одна сторона — я, а вторая — ты.

Она запинается, но продолжает, как заведённая:

— Я же… я про бумажные! Контракты, подписи, печати!

Я ржу хрипло, опускаю палец с её губ и чуть сильнее сжимаю подбородок.

— Подписи? Зайчуля, если ты просишь, я, конечно, распишусь. Только гарантирую — место для подписи тебе не понравится.

Она захлёбывается воздухом, глаза бегают, ищет спасение, а я только смакую этот её страх.

— Я могла бы помочь! Балансировать всё, чтоб без ошибок!

— Ошибки, — усмехаюсь я, подаваясь ближе. Мой голос цепляет её ухо, заставляя вздрогнуть. — Ошибка у тебя уже случилась. Когда решила сунуть нос туда, где тебя быть не должно.

Она моргает часто, как пойманный зверёк в клетке.

— Я… я могу компенсировать!

Я скалюсь шире, отпускаю её подбородок и медленно веду пальцами вниз по шее.

— Компенсировать… Люблю, когда девочка сама предлагает. Особенно когда не понимает, что именно предлагает.

Хватает у меня терпения ровно на пару её жалких всхлипов. Потом я просто беру за талию и кидаю на диван.

Она плюхается, и я уже предвкушаю, как сейчас начнёт сжиматься комком в углу. Но не тут-то было. Девка пружиной взлетает обратно — на ногах стоит, глаза бешеные, дыхание сбившееся, но держится.

Скалюсь, прищуриваюсь.

— Вот это номер. Резвая. Даже жалко будет ломать.

Она трясётся вся, но подбородок упрямо задирает, будто не я её только что по дивану размазал. И вот этот контраст — страх до судорог и упрямство до последнего — заводит сильнее, чем любая готовая на всё баба.

— Ну что, юрист, — хриплю я, облокачиваясь на спинку кресла, — на этом диване мы переговоры и продолжим.

— Не, не, не… фигушки! На такие переговоры я не хожу! Не для этого пыхтела я на парах! — выпаливает и срывается к столу.

Сучка.

Зубами скриплю, скалюсь.

— На место поставь или вернёмся к варианту с могилкой, — рявкаю, делаю шаг.

А у неё глаза уже полоумные — зрачки расширяются, дыхание рваное.

— На месте стойте! — визжит. — Иначе я брошу!

Сучка тянется к столу и лапой своей хватает тяжёлое пресс-папье из малахита.

Обеими руками вцепилась, как утопающая за спасательный круг. И держит его так, будто сейчас реально башку мне раскроит. Аж пальцы побелели от напряжения.

Я щурюсь, делаю ещё шаг, глядя прямо в её полоумные глаза.

— Давай, — хриплю. — Брось. Тебе за него жопой подмахивать придётся всю жизнь.

И ухмыляюсь. Потому что знаю — у неё кишка тонка. Она тараторит, рвётся, строит из себя камикадзе, но рука дрожит, пальцы судорожно цепляются, и видно, что не готова.

А мне даже интересно, до какой секунды хватит её истерики.

— Я брошу! Если вы это всё не прекратите, я… я… — визжит она, пальцы белеют, глаза круглые.

— Что? — прищуриваюсь, — ухмылка медленно растягивается. — Позу ещё не придумала, в которой извиняться будешь? Так, я подскажу.

И дальше, сука, представление, как по заказу начинается.

Пыхтит, губы поджимает, что-то про уважение лопочет. Дальше про то, что сам довёл, сама не хотела.

Замахнуться толком не выходит — кисть дрожит, рука слабая. В итоге швыряет это яйцо не в меня, а себе же на ногу.

— Ай-ай-ай… твою же… — начинает подвывать, хватаясь за пальцы, ногу.

И тут картина маслом: скачет по кабинету на одной ноге, волосы в разные стороны, и всё это под её же визг.

— Блядь, клоунада, — хрипло ржу, даже ладонью по столу хлопаю. — Цирк шапито, сука, прямо в моём кабинете.

Она отскакивает к окну, теряет равновесие, хватается за штору. Штора не отрывается, зато ебанутая эта сама в неё закручивается, как в кокон.

Я только язык по зубам провожу, — ухмылка шире некуда.

— Красота, — хриплю. — Ты, зайчуля в долги влазить умеешь быстрее, чем с прошлыми рассчитываться.

***

Мои хорошие, сегодня на мою историю действует скидочка) Не пропустите)

Я случайно поцарапала дорогую машину. Случайно послала на три буквы его владельца. Не восприняла всерьез его угрозы, хотя стоило, потому что...
Когда однажды утром я просыпаюсь в его постели, совершенно не помня, что было ночью. Вот тут мне становится совсем не смешно! Как я здесь оказалась?! А главное... что я с ним делала этой ночью?!

Глава 7. 

Нога ноет так, будто я сама себе молотком по пальцам ударила. Хотя, чем это чертовщина от молотка-то отличается?!

Вот вам и карма в чистом виде. Хотела в него, кинула, а получилось...

Я отпрыгиваю назад, пятясь от Зейнала, и со всей дури хватаюсь за штору. Хотела удержаться, а в итоге эта тряпка закручивает меня в себя, как капустный рулет.

И вот стою. Вернее, болтаюсь. Руки запутаны, ноги тоже. Дёрнуться не могу — чем больше дёргаюсь, тем сильнее закручивает.

Мамочки… я в ловушке.

Ни вырваться, ни спрятаться. Всё. Конец. Даже убегать теперь не надо — сама себя задержала, оформила и в камеру отправила.

— Красота, — я напрягаюсь, когда его голос настолько близко слышу. От него прямо по коже мурашки ледяные бегут. — Ты, зайчуля, в долги влазить умеешь быстрее, чем с прошлыми рассчитываться.

— Я… это… я не виновата! — сиплю, дёргаясь в этой чёртовой шторе, как в коконе.

— Ясен хер, — слышу саркастический смешок. — Дай угадаю: оно всё само?

Ну вот, — слышу я нотки сарказма в его голосе. И есть у меня предположения: говорит он это вовсе не от чистого сердца.

— Между прочим, я вам шторы выбиваю! — начинаю тараторить, цепляясь хоть за что-то. — Так что я уже активно начала отрабатывать долг!

Внутри у меня всё сжимается, но рот несёт ахинею дальше:

— Да-да! Уборку затеяла! Хотите, я и люстру вам скоро протру!

И в этот момент я очень отчётливо осознаю: если раньше я выглядела как идиотка-любитель, то сейчас перешла на новый уровень — идиотка-профессионал.

— Протирать здесь есть что и без люстры, — а вот этот хрип над ухом мне вот совсем не нравится.

Я даже испугаться толком не успеваю, как его ручищи меня сжимают. Штора трещит, ткань ещё сильнее меня стягивает.

— Вы… вы что творите?! — визжу, дрыгаюсь, но всё! Я-то больше ничего и сделать не могу! Я же в коконе! А этот громила только ситуацией и пользуется.

— Хочу продемонстрировать агрегат, с которым работать придётся, — хрипит у самого уха.

Сердце у меня в пятки падает.

— Нет-нет-нет! — тараторю, захлёбываясь воздухом. — Я с дорогими штуковинами работать не буду! Разобью — вы, потом заставите платить втридорога!

— Здесь разбить не получится, — хмыкает он и вжимается так, что у меня глаза на лоб лезут.

Что?! С этой штуковиной работать, что в меня сейчас вовсю вжимается?!

Мамочки… ему с такими размерами вообще запрещено в люди выходить! Это нужно, как оружие регистрировать и пользоваться только по разрешению.

— У меня… у меня сертификата на такие агрегаты нет! — выпаливаю в ужасе, сама не понимая, что несу. — И допуск к работе с тяжёлой техникой тоже!

Он ржёт низко, сипло, прямо у уха, отчего у меня коленки подгибаются.

— Допуск, значит, нужен? Ну, зайчуля, я тебе его быстро оформлю. Экспресс-курс, без экзаменов.

— Я, вообще-то, гуманитарий! — взвизгиваю, дёргаясь в этой чёртовой шторе. — Я в законах разбираюсь, а не в ваших… агрегатах!

— Законы? — хмыкает, пальцы его ещё сильнее сжимают мою талию. — Хорошо. Вот тебе мой закон: я беру — ты подчиняешься. Всё.

Я задыхаюсь, голова кружится, но рот упрямо не затыкается.

— У меня лицензии нет! Меня оштрафуют! Я в профсоюз пожалуюсь!

Зейнал смеётся так, что у меня мороз по коже.

— Пожалуйся. Только сначала всю смену отработай. А там посмотрим, не уволю ли к чёрту.

Мамочки… я реально несу чушь, а он, похоже, получает от этого удовольствие.

Ткань вокруг меня натягивается так, что я, кажется, теряю сознание. Я там реально как гусеница, которой кокон затянули. И тут он просто рывок делает — и всё, штора летит в стороны. Я падаю прямо к нему в руки.

Свобода на полсекунды. А потом понимаю — никакой свободы. Его хватка только крепче.

— Ай! — всхлипываю, бьюсь, но он сжимает так, будто у меня кости вот-вот хрустнут. — Пустите!

— Игра закончилась, — хрипит, глазищи сверкают опасненько так. Его грудь давит, руки держат так, что не шелохнуться. — Теперь слушаешь.

Я дёргаюсь, изо всех сил пытаюсь вывернуться, но его тело будто стена. Ноги мои по воздуху бестолково дрыгаются.

— Я же сказала, у меня лицензии нет! — тараторю, голос ломается. — Я к агрегатам неприспособленная! У меня аллергия на… на всё!

— Язык без костей, — ухмыляется, пальцы его скользят по моей спине, будто проверяют, где слабое место. — А на меня, зайчуля, аллергия у всех. Только лечиться никто не спешит. Симптомы оргазмы доставляют.

Я чувствую, как сердце уходит в пятки, и понимаю: это уже не игра. Он реально решил показать, что правила тут — только его.

Я резко втягиваю в лёгкие воздух и начинаю орать так, что стены дрожат:

— Нога! Моя нога! Ай-яй-яй! Божечки, как больно!

Визжу так, будто мне реально конечность пилой отпиливают. Сама понимаю, что несу бред, но остановиться уже не могу. Я про ногу-то вспомнила спустя минут десять?

— Отпустите! Я калекой буду! Я же на танцы собиралась записаться! — воплю на всю глотку, руками дрыгаю.

И внутри одна мысль: пусть оглохнет, сволочь. Пусть охрана прибежит, соседи, ООН, кто угодно!

Вот только... Вместо того чтобы мне сопереживать, этот извращуга меня к столу несёт и на него усаживает.

— А я в свободное время травматологом подрабатываю. Сейчас я тебя и осмотрю.

Глава 8 

Стол подо мной холодный, жёсткий, и сидеть на нём в моём положении — ну совсем не айс. Я бы ещё как-нибудь потерпела, если бы не этот громила, который стоит прямо передо мной и делает вид, будто сейчас реально будет «осматривать».

— Снимай, — хрипит он, кивая на туфлю. — Будем лечить.

Я моргаю так часто, что ресницы уже, кажется, слиплись.

— Ч-что снимать?! Я… я не готова!

— Туфлю, зайчуля, — скалится. — Ногу осматривать буду, ты же сама надрывалась, что болит.

Сердце у меня уходит в пятки.

— Так, знаете, что, — тараторю, — я лучше в инвалидное кресло сяду! Оно стильно смотрится, и скидки дают на транспорте.

Он прищуривается, ухмылка шире.

— Уже торгуешься за пособие по инвалидности? Быстро ты роли меняешь.

— Я серьёзно! — почти визжу. — Вот сейчас тронете — и всё, гипс на всю жизнь. Я потом кого-нибудь засужу!

— Меня? — Зейнал ржёт низко, сипло, так что мороз по коже. — Засудишь? С твоим языком, зайчуля, я только рад буду слушать, как ты под присягой пиздишь.

Я втягиваю голову в плечи, уши горят, щёки пылают.

Мамочки… он же реально не шутит. А я… я опять не туда свернула.

Он опускается на корточки, и я уже сама пятками назад отползаю, но стол-то короткий, дальше некуда. Его ладонь накрывает мою ногу, горячая, тяжёлая, как тиски.

— Ай-ай-ай! — ору так, что сама подпрыгиваю. — Мне срочно нужна страховка!

Он застывает на секунду, скалится, глаза щурит.

— Страховка? Хм. Будет. Но за неё рассчитываться тоже придётся.

— Господи, вы больной! — визжу, руками хватаюсь за край стола, будто это меня спасёт. — Я про медицинскую! Мне протез нужен! Срочно! Несите! Желательно розовый, чтобы со всеми нарядами сочетался!

Он ржёт хрипло, сипло, прямо у самой моей ноги.

— Ты реально ебанутая.

Его пальцы скользят выше щиколотки, обхватывают ногу крепко, будто он реально доктор какой-то, только вот от такого «осмотра» у меня не по коже, а по всему телу мурашки.

Горячо. Ладонь широкая, тяжёлая. Он сжимает икру, будто проверяет её на прочность, и у меня дыхание сбивается.

Мамочки… нет, нет, нет! Это не приятно! Это мерзко, ужасно, страшно!

А организм, предатель, думает по-другому. Внутри всё скручивает, кровь бежит быстрее, щёки пылают, сердце колотится.

— Хватит… — сиплю, но он, кажется, только сильнее пальцами врезается.

— Тише, зайчуля, — хрипит прищурившись. — У тебя вывих.

— Что?! — я моргаю так часто, что ресницы склеиваются. — С-совсем нет! Всё нормально! Я сама сейчас на обеих ногах станцую!

— Вывих, — повторяет, ухмылка, — клыками сверкает. — И его нужно вправлять.

У меня кровь стынет в жилах.

Вправлять?! Господи, он же мне сейчас реально все кости переломает!

Я захлёбываюсь воздухом и начинаю тараторить:

— Нет-нет-нет! Я без медицинской помощи обойдусь! Пусть оно так и останется, вывихнутым! Я буду хромой! Это даже стильно! Под каблуки модные!

А он ржёт, наклоняется ещё ближе, так что дыхание его обжигает кожу:

— Сама ты уже вывихнутая. Но ничего, я тебя вправлю. По всем правилам.

— Вдохни глубже, — хрипит он.

Наклоняется так близко, что его губы от моих буквально в миллиметре. Горячее дыхание обжигает кожу, и я в полном шоке замираю.

Что?! Он… он что, поцеловать меня хочет?

Сердце подскакивает к горлу, щёки пылают, я даже глаза на секунду прикрываю — и тут…

Резкий рывок.

— А-а-а-а!!! — воплю так, что, кажется, барабанные перепонки лопнули.

Нога дёргается, мир плывёт перед глазами, слёзы сами катятся. Но боль не такая, как я ожидала. Острая, да, но тут же отступает, оставляя вместо себя это мерзкое, предательское ощущение тепла и разливающихся по телу мурашек. Часто дышу, пытаюсь восстановить дыхание.

— Мамочки… — всхлипываю, хватаясь за край стола. — Вы же меня убить могли!

Громила ухмыляется, смотрит так, будто только что выиграл ещё один раунд.

— Жива. И нога теперь целая. Можешь благодарить.

Благодарить?! Его?! За то, что чуть сердце мне не остановил?

Но рот мой, предатель, уже готов снова нести ахинею.

Я сглатываю, дыхание сбивается, сердце ещё колотится, как бешеное.

— Знаете, что, — тараторю, хватаясь за край стола, — за такие медицинские услуги, вообще-то, ещё и доплачивать должны!

Он прищуривается, ухмылка шире.

— Я тебе?

— А как же! — выпаливаю. — Тут и моральный ущерб, и физический! У меня, может, теперь психологическая травма на всю жизнь! Мне реабилитация нужна, отдых на море… желательно в Турции… и не меньше двух недель!

Хриплый смех разрезает тишину.

— Две недели ты по-другому проведёшь. Я тебе сам билет намалюю. На таком аттракционе прокатишься, что голос от визгов сорвёшь.