Зимняя Фея и Писатель

Глава первая. В которой мы знакомимся с Младшей Зимней Феей

Первый день зимы в Петербурге. Грипп, больное горло, мысль о том, что надо идти на улицу, приводит в отчаяние! Но это не самое худшее.

Послушайте!

Снег был вчера. Он выпал робкий и нежный, едва прикрыл газон, лег на крышу, превратил последний день осени в сказку и… растаял.

Ах, как расстроилась Младшая Зимняя Фея! Она готовилась к этому дню, сшила новое платье с блестками, заказала у ювелира Морожэ алмазную диадему и колье с жемчугом, а у сапожника Вьюгова — чудесные бальные туфельки. Вызвала сани на десять часов вечера. И вот… вот! Её первый бал просто взял и РАСТАЯЛ!

Она сидела на крыльце и плакала, от этого дождь казался ещё печальней. Зимние феи не плачут! Но эта была юной и неопытной, от огорчения она забыла и про волшебную палочку, и про "крибле, крабле, бумс". А ведь почти закончила Академию Волшебства.

Рыдала она так горько, что даже мои маламуты-улыбаки приуныли и завели грустные "волчьи песни".

Вышел я на крыльцо и спрашиваю:

– О чем плачете, госпожа Зимняя Фея?

Она только рукой махнула безнадежно:

— Сани не поедут без снега!

— Да, — согласился я, — тут уж колдуй, не колдуй... Разве что...

Она смахнула слёзки и с надеждой посмотрела на меня, а я на собак, а собаки на картинг... Мэлы грязи не боятся! Сказано — сделано, запряглись и понеслись!

На Первый Зимний Бал мы явились вовремя. И поскольку я оказался хорошим каюром, мне достался большой стаканчик фейского мороженого из снеженики, а оно отлично лечит больное горло.

И плясали же мы! Диадема сияла, платье с блестками развевалось, каблучки отбивали задорный снежный рил. Младшая Зимняя Фея танцевала лучше всех! Жаль, забыл спросить, как её зовут.

На другой день…

Я встал пораньше в надежде поработать. Тишина дома помогает думать, особенно по утрам, но счастье длилось недолго. Опять какое-то беспокойство на крыльце! Собаки на этот раз подвывали радостно с щенячьими взвизгиваниями. Вышел сразу, полуодетый, чтобы псы не не разбудили Музу — с недосыпа она сурова.

И снова эта Младшая Фея... Интересно, что на этот раз?

— Здравствуйте, госпожа Фея, чем обязан?

— Мне скучно!

Губки бантиком, ушки торчком, взгляд лукавый.

— Желаете ещё покататься?

Псы умильно смотрят в глаза и намахивают хвостами. Идея с катанием их восхищает, но Фея отрицательно качает головой:

— Нет, я хочу попробовать что-то самое вкусное в твоем мире.

Самое вкусное... Что же я могу предложить Зимней Фее? Знаю! Но это не дома.

— Сегодня мы используем не картинг, а автомобиль. Я сейчас!

Собраться — минутное дело. Права, ключи, паспорт, кредитка — в нашем мире вкусняшки за красивые глаза не раздают.

И вот мы едем, от дома рукой подать, на машине десять минут.

Сосны, море, пустынный в такую рань зал любимого ресторана, улыбчивые официантки. Они видят только меня, Фею — нет.

— Кофе латте и две булочки со сливками, — заказываю я.

О, эти великолепные заварные булочки, маленькие, с грецкий орех, а внутри ядрышко миндаля в нежном креме. Мягком и воздушном, как снег Волшебной Страны Фей.

С набитым ртом и перемазанными в креме носом и щеками Зимняя Фея все равно очень мила.

— Это вкуснее всего, что я ела! — приговаривает она. — Рецепт, конечно, держат в секрете. Но я вызнаю! Вот Матушка Зима обрадуется! Закажи мне еще, с собой... — Она загибает пальцы и бормочет: — Три… пять… восемь штук! Нет, девять, ещё Фавну надо дать попробовать.

Я делаю заказ, Зимняя Фея хватает фирменный бумажный пакет с логотипом "Русской Рыбалки" и шлет мне воздушный поцелуй:

— Все, все... Я полетела, увидимся. На машине не надо, доберусь сама...

Морозный вихрь и только снежные блестки на столе, да и те растаяли.

А у меня в кармане сердито звенит мобильник. Нетрудно догадаться, кто это. Муза проснулась!

Расплата…

Ну… что там было...

Вернулся я домой, а Муза уж не спит,

Гремит кастрюлями на кухне так сурово,

Что страшно даже в двери заглянуть.

Одна надежда, сладкое-то любит...

Вхожу и:

— С добрым утром, дорогая,

Что в выходной так рано поднялась?

— Тебя я не нашла в постели нашей!

И телефон полдня не отвечал. И в гараже машина не стояла.

Куда ты ездил?

Что же отвечать?

— За булочками ездил, дорогая, которые ты любишь нежно так.

За сливки взбитые и тесто заварное.

Сказал и сразу в руки ей пакет...

Вернувшись домой, нашел я Музу в самом дурном расположении духа. Она мрачно варила кашу без изюма и тихо ругалась, бормоча себе под нос:

— Моду взял, исчезать по утрам... Это я… я должна улетать с рассветом, пока ещё мерцают оплывшие свечи, а он, утомленный вдохновением, уронит голову на руки и заснет, сидя за столом...

Несмотря на то, что гнева её я боялся больше, чем утра понедельника, все же залюбовался нахмуренным, но прекрасным челом, стройным станом. Муза была высока, но не худощава, с высокой грудью и аппетитными округлостями пониже спины… Нет, про округлости уже не поэтично. Хотя они в самом деле хороши! Как и восхитительные волосы, в данный момент цвета лесного ореха. Случались и красные, и рыжие, вот блондинкой её не припомню. У Музы красивые глаза… но сейчас сердитые, прямо молнии мечут. На мою бедную писательскую голову. А вот и гром.

— Где ты был?! Твой завтрак...

Со стуком плюхается на стол тарелка каши, следом жалобно звякает ложка.

Ах, госпожа Зимняя Фея, как же вы меня подставили со своими булочками. Сейчас мне Муза таких булочек покажет...

— Спасибо, я не голоден.

— Как?! Ты уже поел?

— Да, то есть нет… я поздно ужинал.

— Мы ужинали вместе, если помнишь. А потом легли спать...

И кто бы мог подумать, что семейная жизнь с Музой наложит столько запретов на мои свободы…

Глава вторая. В которой Писатель приглашает читателей в гости

Может быть, вы и обходитесь без моих пояснений, но я без вашей компании никак не могу. И мне нравится быть не только создателем, но и участником этой истории.

А пойдемте ко мне в гости! Я вас с Музой познакомлю. Пока Великий Маг в моей новой истории коротает время в психушке, мы успеем побывать в доме на берегу.

Поселился я тут давно. Километров пятьдесят от Питера, место живописное, земля дорогая, мне в наследство досталась. Родовое гнездо. В городе тоже пристанище есть, на Фонтанке у Чернышева моста, но на берегу привольнее. До того как заманил к себе на жительство Музу — было одиноко, теперь дом полон постояльцев, как и моя голова.

Проходите, располагайтесь, тут у меня гостиная, там спальня, на втором этаже — кабинет. И много-много комнат для гостей. Муза, конечно, на кухне, булочки печет с изюмом.

— Дорогая, познакомься, это...

Кажется, не вовремя мы зашли: в одной руке у Музы скалка, припорошенная мукой, а в другой книга. Вчера из издательства тираж привез.

— Это что?! — Красивые брови Музы сурово сдвигаются. Она сует мне книгу. Прекрасно напечатанную, кстати, в твердом переплете.

— Это мой новый роман. Дорогая, у нас...

Муза не обращает внимания на мои взгляды и жесты, уж если решила высказать все, что надумала, — не остановится.

— Ты понимаешь, что втянул в историю ни в чем не виноватого человека, испортил ему карьеру, запихал в сумасшедший дом?! Достоевский выискался! А это кто с тобой? — переводит она взгляд мне за спину.

— Читатели, я же и пытаюсь тебе сказать. Дорогая, к нам пришли...

— Раз пришли, пусть остаются, но ты мне все объяснишь! Прямо сейчас. — И точно как на средневековых гравюрах она выставляет вперед пальчик, забеленный мукой.

— Но, может быть, мы... — Я показываю глазами на дверь в кладовку, там можно уединиться и поговорить без свидетелей.

— Нет, — лучезарно улыбается она, — никаких секретов от твоих читателей. Они, в отличие от тебя, люди здравомыслящие, поймут меня правильно. Присаживайтесь, будьте, как дома, — энергичным жестом приглашает Муза. И скалка в её нежной руке напоминает мне маршальский жезл. Вот если бы надеть на Музу шлем, она вполне сошла бы за валькирию. Надо будет обсудить это вечером...

Образ Музы-Валькирии так отчетливо вырисовывается в моем воображении, что я на какое-то время теряю нить разговора. Когда же возвращаюсь к реальности… Хорошо бы понять, к которой именно — здесь их уже по меньшей мере три нарисовалось… или больше… Не важно, разберемся! Да, когда возвращаюсь к реальности, то нахожу себя посреди кухни в гордом одиночестве. А все общество вместе с вкуснейшими сдобными булочками переместилось в гостиную, оттуда слышен говор, смех, звон посуды и даже музыка. Кто-то из читателей добрался до рояля.

Муза во главе стола обворожительна. Разливает чай, шутит, предлагает угощение — она умеет быть такой душенькой. Общительная, элегантная — истинная жительница Олимпа. Это жилой комплекс такой элитный, если вы вдруг не знаете, на правом берегу Невы. Петербургские небоскребы. Я отвлекся, простите. Муза искореняет этот мой недостаток, но пока безуспешно. Стол забит начатыми романами, комнаты для гостей под завязку заселены героями, а я все продолжаю создавать миры. Но разве Муза не понимает, что сама виновата в этом? Я слушаю ее, как Шахрияр Шахерезаду, и не могу оставлять истории незапечатленными. А в сутках всего двадцать четыре часа...

На самом деле я совершенно доволен жизнью, о такой Музе можно только мечтать. Она строгая, но не всегда же! Лишь одного боюсь: наскучит ей мой дом — музы существа ветреные. Но я принял меры, нет, не замки и железные двери — ей это нипочем, а вот без крыльев улететь она не может.

— Дорогой, где же ты? Иди к нам, чай остынет, — слышу я. Иду. Застаю продолжение разговора.

Вся компания с интересом внимает моей восхитительной и неповторимой.

— И можете себе представить, совершенно случайно я нашла его! Дом моей мечты! На берегу, двухэтажный, со всеми удобствами. Просто чудо, совершенное чудо, в этом районе все писатели уже давно разобраны. Но мой все никак не мог найти...

— Такую, как ты, — наконец впрялся я в цветную нить её рассказа. — Действительно чудо! Именно поэтому...

— Именно поэтому он спрятал мои крылья в шкаф! — Она снова овладела инициативой в беседе, обвела всех присутствующих жалобным взглядом. — Как вам это понравится? Муза без крыльев. Вот скажи, зачем ты это сделал?

Мне оставалось только смущенно потупиться на фарфоровую синюю чашку.

— Чтобы ты не улетела, — пробормотал я. Читатели разочарованно покачали головами: ни дать ни взять выездная сессия суда присяжных.

На самом деле все вот как было. Никакой любви с первого взгляда. До встречи с ней я более всего ценил свободу, а это путь к одиночеству. И все бы ничего, можно собак завести, но с ними новый роман не обсудишь. А жизнь с Музой, конечно, наложила запреты на мои свободы, но и я со своей стороны выставил условия.

Я хорошо помню тот день, когда Муза в первый раз перелетела порог моего дома. Или подоконник. Кажется, она, подобно сильфиде, явилась через окно. Тогда я писал стихи, а она искала свободного Поэта с хорошими удобствами. Да, рай в шалаше ей надоел.

Она хотела дом у моря, а я искал Музу. Все искал, искал, совсем уже отчаялся. И вдруг она! Конечно, первое, что я сделал, — это запер её крылья в шкаф, а ключ выбросил в колодец. Сначала она даже не заметила, мы были слишком увлечены общением.

Я молил о вдохновении, но то, что мне удавалось из прозы, — казалось Музе скучным. И она говорила об этом прямо в глаза! Мол, изюма не хватает. Каково это нежному поэтическому самолюбию? Я же не Лев Толстой. Конечно, я сердился и... влюблялся. Все шло не так, стены дома у моря сотрясались от наших споров.

Это была самая неправильная муза на свете, я её полюбил всем сердцем и не хотел отпускать. А она все грозилась уйти.

Когда мы ссорились, я спал на диване, пока в один прекрасный день не выбросил его в окно!

Глава третья. В которой мы попадаем в городок Н

Городок Н был исполнен предчувствием Рождества. Жители торопили праздник. Уже в начале декабря на Ратушной площади нарядили высоченную ель, везде по городу арки и балконы украсили гирляндами из еловых лап, а двери домов — венками из остролиста. Гирлянды и венки с шарами и колокольчиками, перевитые алыми и золотыми лентами, превратили улицы в яркие праздничные декорации для Чуда.

А витрины! Владельцы магазинов старались перещеголять друг друга в убранстве. Особенной роскошью сияли витрины Вильгельмстрит, что вела к Ратуше и костелу Святого Андрея. Оно и понятно — по этой улице быстрее всего можно было добраться до площади — все и шли по ней, ведь на площади и ярмарочные балаганчики, и Вертеп.

Миссис Кэролайн Райн не смотрела по сторонам, гулять ей не хотелось. Она уже вычеркнула большую часть пунктов из списка праздничных покупок и возвращалась с дочерью домой. Сказать по правде, список в этом году был не слишком длинным. Да и праздник устраивать не для кого. На площадь Кэролайн согласилась зайти ради Рози, все-таки Рождество.

С тех пор как старшие сыновья уехали с отцом в Бристоль, жизнь Кэролайн превратилась в череду беспокойных дней, она тревожилась о детях и муже, мечтала увидеть их поскорее, хоть прекрасно знала, что это невозможно. Миссис Райн осталась в Н с младшей дочерью Рози. Кому-то надо было следить за домом, а главное, сейчас ни в коем случае нельзя потерять заказчиков. Кэролайн была хорошей портнихой, она мечтала открыть ателье, даже почти скопила денег на это предприятие. Но старшие дети захотели учиться инженерному делу в Бристоле, и сбережения растаяли.

— Не печалься, Кэрри, мальчики подрастут, выучатся, станут хорошо зарабатывать, — утешал жену мистер Эдвард Райн, — тогда и ателье не понадобится.

Кэролайн, конечно, верила, но разделенная семья — это тяжело, а обучение и жилье в Бристоле стоит дорого...

Ах, эти невеселые мысли вдвойне неприятны, когда вокруг все только и думают о предстоящем празднике.

Рози шла за руку с матерью и вертела головой направо и налево. Столько интересного! На главной улице людно, прохожие спешат кто на ярмарку за рождественскими подарками, кто, уже нагруженный ими, – обратно. Катятся возки и расписные сани, фыркают лошади, звенят бубенчики на сбруях.

Рози засмотрелась на разряженную даму под красным зонтом — с утра шел снег, он падал и падал большими пушистыми хлопьями, ложился на плечи, воротники. Он покрыл золотистые локоны Рози и алмазными капельками подтаивал на её длинных ресницах. На красном зонтике у нарядной дамы собрался уже целый сугроб, это было забавно: дама выступает с таким достоинством, за ней поспешает рассыльный с покупками, а она... несет целый сугроб снега на зонтике.

— Ха-ха-ха... — звонко рассмеялась Рози, дама возмущенно взглянула на девочку, остановилась посреди улицы и принялась стряхивать зонт. Помеха движению прохожих, образовался затор, рассыльный, нагруженный пакетами и подарочными коробками, не рассчитал, хотел обойти даму, поскользнулся и упал. Глядя на него, засмеялись многие. И почему, когда кто-то падает посреди улицы, это выглядит так смешно? Просто невозможно удержаться.

— Рози, — нахмурилась миссис Райн, — ты ведешь себя неподобающим образом!

— Прости, мама, я не хотела! — Рози выпустила руку матери и кинулась помогать посыльному собирать коробки, но замерла перед витриной кондитерской. Там среди зарослей новогодних елей, под которыми прятались расписанные глазурью пряничные домики, играли механические рождественские ангелы. Они пели и танцевали, качались на ветвях, летали вереницей и парами. Яркие, разноцветные — как райские птицы. Где кондитер заказал их? Такого чуда в Н ещё не видывали. Перед витриной полукругом расположились горожане. Рози пробралась вперед, подошла к самому стеклу и...

В стороне от других, как ей показалось, немного печальный стоял ангел в серебристо-белой тунике. У него были восхитительные крылья. Из настоящих перьев!

— Рози, разве можно в такой давке убегать от меня. Потеряешься! Дай руку и пойдем, что ты прилипла к витрине? — возмутилась миссис Райн.

Рози не нашла в себе сил послушаться. Она прошептала, как будто боялась напугать его..

— Мама! Купи мне вон того ангела! — Ей казалось, что прекрасные грустные ангельские глаза умоляют забрать его из шумной пряничной кутерьмы. А может, он устал стоять. Люди идут, идут мимо, а он все стоит... А ночью? Все улягутся спать, а он, бедняжка, останется? Рози взяла бы его к себе в кроватку... — Мама, мамочка! — закричала она на всю улицу. — Купи мне ангела, пожалуйста, я хочу-у-у-у-у, смотри, какой он чудесный!

— Рози! Не кричи и дай мне руку. Сейчас же! Ты безобразно себя ведешь. Даже если бы у меня были лишние деньги, я ни за что не стала бы ничего тебе покупать.

Миссис Райн была поражена. Её послушная тихая Розалинда устраивает истерики из-за понравившейся игрушки? Голосит на всю улицу так, что прохожие оглядываются. Значит, и прогулки на площадь не будет. Такие выходки нельзя оставлять без наказания.

Рози притихла, но от витрины не отошла. А Кэролайн стало стыдно. Не слишком-то баловала она дочку подарками. Раньше Эдвард заваливал детскую игрушками, а сейчас миссис Райн и припомнить не могла, когда в последний раз покупала ей куклу. В самом деле… ведь Рождество... хоть капризам потакать и неправильно, и господин пастор говорит так, но… Рождество. И эти забавные механические ангелы очень милы, можно было бы поставить вон того, с ярко-красным оперением, на каминную полку.

— Ну хорошо, если ты пообещаешь мне никогда больше не кричать, требуя подарков, то мы зайдем посмотреть. И если они стоят не очень дорого, то, может быть...

— Мамочка! — Рози кинулась к матери и крепко обхватила за талию, прижалась щекой к заснеженной пелерине. — Я больше не буду, обещаю! Никогда-никогда! Купи, пожалуйста...

Колокольчик на двери мелодично звякнул, миссис Кэролайн и Рози вошли в кондитерскую.

Они будто оказались в Рождественском лесу: елки и елочки, разубранные шарами, бусами, мишурой, конфетами и пряниками, закрывали прилавок, на низеньких столиках под елками красовались пышные корзины со сладостями и фруктами. Дорогая оберточная бумага, ленты, этикетки. А витрина хорошо просматривалась и изнутри кондитерской.

Глава четвертая. В которой происходят странные вещи

Табакерочная музыка завораживала, мелодия с металлическим голоском была таинственна, нежна, вкрадчива и холодна, как снег. Кэролайн заслушалась. Вильгельмстрит, город Н подернулись туманной пеленой, по стеклам витрины поползли морозные узоры, вот уже и не видно ни прохожих, ни повозки. И никуда не хочется идти из волшебного леса рождественских елей. А музыка все звучит, звучит, будто кто-то маленькими молоточками вызванивает по невидимым колокольчикам...

— Мамочка! Что с тобой? — Рози уже в третий раз дергала Кэролайн за руку и за пелерину. — Ты слышишь? Я не хочу красного, мне нравится тот, серебряный.

— Серебряный? — очнулась Кэролайн. Никакого инея на стеклах и никакой музыки. Ангел прекратил движение и замер, кондитер неодобрительно посмотрел на Рози.

— Если юная мисс о том белокрылом в серебряной тунике, то должен разочаровать — он стоит в витрине исключительно для украшения и не продается.

— Вы только что заметили, что за деньги можно купить все, — в Кэролайн словно дух противоречия вселился. Сказать по правде, ей не нужен был ни красный ангел, ни белый, а четыре шиллинга она с куда большей пользой потратила бы в магазине тканей. И по характеру миссис Райн никогда не была спорщицей, но чем-то задел её этот неприятный кондитер. Захотелось сделать наперекор ему! — Покажите белого, он понравился нам больше других, — тоном, не терпящим возражений, заявила Кэрри.

— Как будет угодно миссис, — усмехнулся кондитер и снова скрылся в елочных зарослях. Кэролайн через витрину рассеянно смотрела на улицу. И уже сожалела о глупой настойчивости. Если до этого можно было поблагодарить за демонстрацию, вежливо распрощаться и уйти, то теперь придется сделать покупку. Ведь она настояла на показе второго ангела.

Вдруг Кэрри показалось, что среди прохожих она увидела Райна, он мелькнул в толпе и исчез.

— Эдвард, — воскликнула она, — Эдвард постой!

Конечно, если бы это и был он, то не услышал бы её через стекло витрины, да и невозможно: Эд с мальчиками в Бристоле, а она просто слишком сильно скучает по ним, вот и мерещится всякое.

— Ну вот, миссис, насилу достал, оформитель витрины будет недоволен, но для вас… Чего не сделаешь для такой красивой женщины. — И снова он нехорошо, хищно так глянул на Рози. Кэролайн притянула девочку к себе.

Надо уходить, Кэрри чувствовала это, но ноги словно к полу приросли. А кондитер тем временем завел и белокрылого ангела. Тот пару раз шевельнул крыльями, музыка началась и оборвалась.

— Ах, он не хочет играть для нас! — расстроилась Рози.

— О, нет-нет, мисс, всего лишь кончился завод, сейчас мы поправим. — Кондитер схватил ангела со стола, встряхнул, достал из кармана ключик и вставил его в отверстие все там же под крыльями игрушки. Ключ не проворачивался. — В самом деле, неисправен, — пожал плечами кондитер.

— Видишь, Рози, мы зря заставили продавца лазать в витрину, — сказала Кэролайн.

— О, нет-нет, — взмахнул пухлыми ручками кондитер, — это не составило никакого труда, сейчас я верну этого под елку и принесу другого, там есть ещё один серебристо-радужный.

— Не хочу другого! Купи этого! — Рози снова закричала и затопала, она вела себя гораздо хуже, чем на улице. — Хочу белого! Хочу, хочу, хочу...

Девочка упала на спину и принялась молотить по полу ногами и руками.

— Боже мой, Рози!

Кэролайн не рассердилась, а испугалась. Таких припадков у дочери никогда не было, и миссис Райн не знала, что с этим делать. Зато кондитер отлично знал.

— Сейчас я принесу воды. — Он приоткрыл боковую дверь у прилавка, исчез за ней, но тут же вернулся с хрустальным стаканом.

— Рози, выпей водички. — Кэролайн присела, хотела приподнять девочку.

— О, нет-нет, это делается не так! — Кондитер набрал в рот воды и щедро прыснул в лицо Рози.

— Что вы себе позволяете? — возмутилась Кэролайн.

Но странный метод приведения в чувство сработал, Рози замерла с открытым ртом, заморгала, села и затрясла головой.

— Вы напугали нас, мисс, — сладко заулыбался кондитер. — В таких случаях это работает наилучшим образом, — заверил он Керри, — и совершенно безболезненно. Я немного понимаю в детских истериках. Могу я предложить вам чашечку кофе с пирожными? За счет магазина... Девочке надо успокоиться.

— О, нет, благодарю, мы и так причинили вам столько неудобств, — смутилась Кэролайн, ей было неловко из-за неприязненного чувства к этому милому человеку, который не сделал ей ничего дурного, но по-прежнему хотелось поскорее уйти. И что если она видела в окно Эдварда, вдруг он приехал? — Я возьму красного, упакуйте его, пожалуйста, хорошенько, а то снег идет.

— Да, миссис, снегопад усилился. Может, вам лучше переждать? Вы точно не передумали насчет кофе?

— Спасибо, но нам пора домой, давайте рассчитаемся за ангела. — Кэролайн распустила шнурок ридикюля.

— Как вам будет угодно, как угодно...

Рози смотрела на маму и кондитера, на то, как Кэролайн отсчитывала пенсы. Кондитер достал из-под прилавка мягкую оберточную бумагу и красивую коробку. Сначала осторожно завернул красного ангела, потом поместил в коробку, перевязал бечевкой, поверх ещё алыми лентами и вручил миссис Райн.

А где же белый Ангел? Рози не заметила, как он исчез. Разве кондитер возвращал его в витрину?

Когда оба ангела стояли перед ней, Рози казалось, что красный насмешливо смотрит на белого, словно говорит: "Вышло по-моему..", и победно распахивает крылья, а белый грустит, опустив голову. Они ведь и раньше спорили...

Когда кондитер толкнул её и она упала на пол, а потом оказалась в странном месте. Вроде все тот же зал с прилавком, только нет елей, а на стенах крутятся медные колеса и шестерёнки, тянутся цепочки, двигаются вверх-вниз поршни. Посреди комнаты стол, на нем огромный торт. Во всяком случае Рози показалось, что эта штука похожа на торт или странный цветок, только он тоже был из меди и железа. Ажурные шестерёнки — лепестки. То ли роза, то ли георгин. И все в нем крутится, крутится, даже голова закружилась смотреть.

Глава пятая. В которой мы знакомимся с главой Института Волшебства и устройством учебного заведения

Мадам Флерлил, Главная Фея Крестная, вот уже девятый век заведовала неспокойным хозяйством — Институтом Благородных Фей. Он располагался в левом крыле замка Ронсвальд, любезно предоставленным Департаменту магического образования рыцарем Хьюго. Сам рыцарь с Королевой Мэб жили в правом. Королева являлась донатором и попечителем единственного в своем роде учебного заведения, и это создавало дополнительные проблемы. Потому что педагогические методы мадам Флерлил кардинально не совпадали с тем, что хотела видеть в выпускницах Королева Мэб.

Те времена, когда юные феи учились в лесах и дубравах, — прошли, наступила совершенно другая жизнь. Реформы в магическом образовании проходили с перекосами, но на месте не стояли. Развивался мир людей, не отставал и более древний и инертный волшебный мир. На смену вольным поселениям в зачарованных местах пришли институты в разных частях света, наладились новые связи, были построены или переоборудованы цитадели.

Естественно, французское отделение стало ведущим, ведь самые главные сказки были рассказаны именно во Франции. Они передавались из уст в уста, потом их записали, появились люди, в своей среде они называли себя “сказочниками”, в мире фей их зовут “проводниками”. Совершенно неуправляемые человеческие особи, так и норовят пересказать старые истории на новый лад. Как же тут сохранить наследие? Как не уклониться в реформаторство? А молодежь тянется к этим лжепророкам, то и дело у воспитанниц изымают запрещенную литературу.

— Столько рутины, столько ненужной отчетной документации, — вздыхала Мадам Флерлил. — Департамент магического образования требует ежегодный отчет, ежемесячные и еженедельный. Боюсь, дойдет и до ежедневных! Эльфы-архивариусы не справляются. Необходимы новые технологии, а где их взять?

— Мадам Флерлил! Мадам Флерлил! У нас происшествие, — ворвалась в кабинет помощница начальницы Института Благородных Фей, — одна из воспитанниц младшего класса, — снежная фея Жанет контактировала с человеком!

— Как это могло произойти? Я не верю. Жанет смогла выбраться из-под замка? Она же была наказана, я приказала вам... это неслыханно! Расскажите мне все по порядку. — Мадам в сердцах откинула в сторону папку с документами и застыла в кресле, олицетворяя собой оскорбленное правосудие.

— Это не вскрылось бы, — застрекотала быстрая фея Канарейка. На самом деле помощница мадам сочувствовала Жанет, пыталась замять инцидент и почти преуспела, но все вскрылось из-за булочек!

— Все началось из-за того, что растаял снег. Перед самым балом. Все расстроились — это и понятно. Бал Начала Зимы нам важнее, чем человеческое Рождество, мы готовились, шили платья. И никто не понял, как это вышло, накануне Снежные Феи постарались на славу, и весь мир, не только наш, но и человеческий, превратился в чудесную новогоднюю картину. Фавн украсил пещеру, развесил зимних светлячков, пробудил этих чудесных Огненных Единорогов, что живут в очаге...

Мадам наскучило сидеть в позе строгости, в конце концов Флерлил тоже когда-то была юной и с трепетом радужных крыльев ожидала первого Зимнего Бала...

Она вздохнула, отчего кабинет сейчас же наполнился ароматом сирени, лицо Мадам помолодело, и как же она была хороша!

— Огненные Единороги всегда нравились мне больше остальных подарков Фавна. Жаль его, он так старался.

— Вот Жанет и решила приободрить его — Фавн так опечалился из-за раскисшего снега.

— Люди называют это "парниковый эффект", я говорю иначе — человеческая беспечность, — снова нахмурилась Флерлил, и по кабинету зашуршали сухие осенние листья. — Нашего волшебства не хватает, чтобы противостоять этому. На прошлой неделе я встречалась с Хозяином Холмов, он удручен не меньше нашего, его прекрасная дочь чуть не погибла из-за того, что люди решили строить аквапарк на "месте силы". Им мало морей и океанов, хотят море на дому. Что они творят! Строят дома до неба, а на крышах устраивают бассейны... Но мы отвлеклись. Что же с Жанет?

— Она решила угостить Фавна булочками.

— Какими булочками?

— Изумительными, воздушными, идеально пропеченными, с вкуснейшими взбитыми сливками и ядрышком миндаля внутри. Я ни разу за четыреста девяноста лет такого не ела!

— Значит, и ты их пробовала?

— Конечно, — Канарейка, заулыбалась, блаженно прикрыла глаза и облизнула губы — по кабинету поплыл запах миндаля и ванили.

— Мне кажется, уже все знают то, о чем не потрудились осведомить меня!

— Простите, мадам, мы съели все и только потом вспомнили о вас... Но Жанет сказала, что вызнает рецепт, когда в третий раз...

— В третий раз?! — Брови Флерлил удивленно приподнялись. — Значит, с булочками был второй, а когда же первый?

— Когда Жанет привела на бал человека.

— Человека? — возмущенно воскликнула мадам. — К нам на бал?! Вы с ума, что ли, все посходили, хотите, чтобы Департамент наслал на нас прокурорскую проверку?

— Он не совсем человек, вернее… он же видел Жанет в своем мире. Он посвященный.

— Это не оправдывает безобразное поведение Младшей Зимней Феи! Как она могла, как посмела? — В кабинете потемнело, и за окном раскатился гром. — Жанет будет отвечать по всей строгости, перед Советом Наставников и королевой Мэб!

Фея Канарейка поклонилась и хотела покинуть кабинет разгневанной мадам, но в дверях столкнулась с феей Привратницей. Та тоже вошла встревоженная, хоть и не так поспешно, как до этого помощница мадам. Привратница всегда была медлительной, за глаза её даже называли Улитка, но сильно не дразнили, ведь она могла и не впустить тех, кто припозднился.

— Ну что там еще, — сокрушенно вздохнула Флерлил, — или кто?

— Посетитель, — Улитка замялась.

— Опять по поводу нарушения границ? Или по хозяйственной части?

— Даже не знаю как и сказать, такого никогда не бывало. — Улитка опасливо оглянулась, из этого Флерлил поняла, что там некто страшный.

Глава шестая. В которой мы узнаем о нежданном госте и Волшебном Зеркале

Флерлил тревожилась совершенно напрасно. Никакой угрозы — в кабинет вошел статный рыцарь в темно-зёленой камизе и коричневом дорожном эскофле, на ногах пулены, темные волосы прикрывает широкополая шляпа паломника. Но на обычного странника не похож. Держится с достоинством, подобающим высокородному шевалье, да и кинжал на поясе в таких дорогих ножнах, что и герцог или король позавидовали бы. Только где они теперь, короли да герцоги...

Флерлил с благосклонностью ответила на безупречный учтивый поклон, но когда посетитель распрямился и встретился с феей взглядом, она замерла пораженная: разве волшебный мир много веков назад не потерял последнего из этого славного рода? Но и ошибки быть не могло — на Флерлил смотрели янтарные, с огненными искрами внутри, глаза Дракона.

— Приветствую тебя в Ронсвальде. — Фея шагнула навстречу и протянула гостю руки. Он снова склонился, как дар принимая её расположение.

— Не сомневался, что ты узнаешь меня, моя прекрасная госпожа, — промолвил он.

— Конечно, как я могла бы не заметить отблеска древнего огня в твоих глазах. Но до нас доходили слухи, что великие драконы не живут больше в нашем мире. Клан ваш был всегда закрыт, места, где вы селились, недоступны, и все привыкли считать великих драконов скорее легендой, чем реальностью.

— Реальность понятие относительная, — усмехнулся рыцарь.

— Согласна. Особенно теперь, когда миры разделились, и каждый живет по-своему. Позволь мне пригласить тебя к вечерней трапезе. Ты ведь устал с дороги. Что заставило тебя путешествовать в человеческом обличье? И скажи мне, как называть тебя? Прости, с этого надо было начинать, твое появление так меня удивило, что я позабыла о правилах приличия.

— Зови меня Монгрел, я привык к этому имени, хотя есть ещё с полдюжины более благозвучных человеческих имен.

— Хорошо, пусть будет так. Что же насчет трапезы, сьер Монгрел?

— К моему сожалению, я должен отказаться от приглашения, время не терпит, моя госпожа, я проделал далекий путь не только затем, чтобы посмотреть в твои прекрасные глаза.

— Зачем же тогда?

— Чтобы взглянуть в твое волшебное зеркало. Во всей стране не найдется второго такого.

— Что ты желаешь увидеть в нем? Прошлое, будущее или настоящее?

— Я хотел бы говорить с тобой об этом с глазу на глаз.

Флерлил жестом приказала Улитке и Канарейке удалиться, те тотчас повиновались.

— Теперь ты можешь говорить без помех, сьер Монгрел. Зачем тебе понадобилось мое зеркало?

— Я не хотел бы тревожить тебя раньше времени, возможно, все это лишь слухи...

— Но что же? — Флерлил подошла к книжному шкафу, вытащила несколько фолиантов, нажала на выступ в стене, что был за ними, и шкаф плавно и бесшумно повернулся, открывая тайный ход. — Не удивляйся, конечно, я могла бы прибегнуть и к волшебству, но зачем? В Ронсвальде многое устроено так, что можно обходиться и без заклинаний.

— Да, замок хорош, не зря королева Мэб избрала его своей резиденцией.

— Идем же, — фея поманила рыцаря за собой, — мне хочется узнать поскорее с чем ты явился.

— Боюсь, это не обрадует тебя, — признался Монгрел и последовал за Флерлил.

Они спускались и спускались вниз по винтовой лестнице, не нуждаясь в факелах. Стоило Флерлил ступить в кромешную тьму тайного хода, как она хлопнула в ладоши и явился небольшой шар. Он повис в воздухе, переливаясь светом.

— Теперь мы можем идти, — сказала фея.

Лестница привела их в большой зал. Он отличался от обычных замковых подземелий. Тут не было ни пыточной, ни железных клеток, ни страшных орудий воздействия на пленников — ничто не напоминало узилище. Не было и сундуков с золотом и драгоценными камнями, сосудов с монетами, золотых слитков, так что и сокровищницей в подземелье и не пахло.

Его занимали стеллажи с одинаковыми контейнерами, выкрашенными в разные цвета. Между стеллажами тянулись и терялись во тьме узкие коридоры, по одному из них и повела Флерлил рыцаря Монгрела вглубь подземелья. Шар продолжал висеть над ними и перемещался вперед, освещая путь.

— Теперь, когда мы остались с глазу на глаз, ты расскажешь мне об истинной цели своего визита? — спросила Флерлил, приостанавливаясь.

— Безусловно да, моя госпожа. Я не хотел раньше времени дать повод для тревог, но тебе скажу. Орден Огненных Драконов прислал меня, дабы просить поддержки королевы Мэб.

— При чем же тут я? — При имени властительницы Страны Фей губы Флерлил недовольно поджались, а брови сдвинулись. Легко ли, в самом деле, быть на вторых ролях и соглашаться с таким положением вещей! Столь прекрасный рыцарь и вот... видите ли, он явился к королеве Мэб... — Королева с рыцарем Хьюбертом живут в другом крыле.

— Я наслышан. — Монгрел скрыл улыбку. Как ни могущественна фея, а остается женщиной. Только вот гнев её оборачивался последствиями более ощутимыми, чем слезы на кухне или поедание пирожных. В любом случае сердить Флерлил не следовало. — Прежде чем идти к её величеству, я решил испросить совета у тебя, — пояснил он.

Взгляд феи смягчился.

— Так у меня или у Зеркала?

— Прежде у тебя. Зеркало лишь покажет, а мне надо понять, что делать, как противостоять опасности извне, где отыскать источник наших бед. А главное, насколько можно вмешаться, дабы не навредить.

— Не навредить кому? Ты говоришь загадками. – Фея выпрямилась и сцепила пальцы в замок.

— Я открыт, Флерлил, зачем же ты пытаешься лукавить? Сколько ещё ты сможешь скрывать приход зимы в Волшебную страну? Равновесие нарушено, в мире людей зима не наступает, а ваши щиты едва справляются, удерживая снег. Что будет с твоими цветами, Флерлил? Они не умеют засыпать и уходить под землю, в Волшебной стране царит вечная весна и лето, и ранняя осень, но зимы здесь не бывает. Страдаете не только вы — в Северных землях Хозяин Холмов едва справляется с неистовыми ледяными химерами, они несут разрушение и гибель. Но Отец Драконов и его великие сыновья скованы сном в пещере предков. Что будет с миром людей, если мы попытаемся пробудить драконов?

Глава седьмая. В которой Писатель и Муза разговаривают сами с собой вместо того, чтобы поговорить друг с другом

В кабинете горит свет, время позднее. Писатель сидит за столом, листы рукописи разложены в беспорядке. Но пишет он не роман.

“Перо скользит по бумаге, я пишу от руки. Почему так? Передо мной светится экран ноутбука, но я не хочу мертвых букв. К ним невозможно прикоснуться, провести по строке пальцами.

Вчера я искал вход. Знаю, что он есть! Должен найти. И я уйду туда, а ты останешься здесь, будешь ждать. Улететь ты не можешь. А если бы могла, неужели покинула бы меня? Мы ссоримся, не можем договориться. Почему у нас все не как у людей? Хотя ты и не человек, тогда кто?

Просто Муза…

Наверно, тебя нет, я все придумал, так же, как придумываю свои истории, а на самом деле я в этом доме один. И все, что я вижу и чувствую, — всего лишь иллюзия. Однажды я уйду в неё и не вернусь? Возможно, мне там понравится больше, чем здесь. Я захочу остаться. Дом на берегу обветшает без хозяина. Нет же, нет! Что за мысли? Это все ты виновата. Если ты, конечно, есть...

Часто говорю себе: должно быть, все — кончились фантазии, захлопнулись двери в другие миры. Я — обычный человек, живу нормальной реальной жизнью, ни на что другое нет ни времени, ни сил. Если подумать и честно признаться — желания тоже нет. Но в какой-то момент против моей воли, по щелчку невидимых пальцев среди реала обозначается вход.

Яркий ослепительный свет, а за ним мир во всем многообразии. Города, замки, моря, реки, леса, степи, вересковые пустоши, волшебные холмы. Там живут люди и существа: единороги, драконы, феи, эльфы, гномы, рыцари, короли, принцессы, крестьяне, ремесленники, монахи.

Люди жестоки и суеверны, подвержены многим порокам, истово верят в Бога и в Конец света. Молятся, грешат, грешат, грешат… любят, убивают, живут обычной человеческой жизнью в своем реале.

Существа помогают или мешают, заключают союзы против смертных, тоже любят, убивают, уверены в своем бессмертии и живут в Нереальности, вполне реальной для них.

Вот и гадай, какой из миров настоящий.

Сегодня видел осенний лес. Средневековый. Хотя он похож на наш, те же дубы и рябины, тот же вереск. Язычком пламени мелькнула в подлеске лисица, перекликнулись в ветвях черные дрозды, вышел на поляну благородный олень. Гордо нес увенчанную рогами голову, потом насторожился и прянул в сторону, скрылся в чаще.

Через несколько минут и я услышал звуки охотничьего рога, лай, завывания собачьей своры, фырканье, ржанье, топот копыт, крики егерей. Королевская охота.

Неумолимо движется стрелка часов, закрывается средневековый мир, а мой зовет меня начать рабочий день. Пора. Собираюсь, кормлю собак, сажусь в машину. Серой асфальтовой лентой уходит под колеса знакомая дорога.

Но тот осенний лес... Он ведь существует?

А ты, существуешь?

Иногда приходят странные мысли. Я допускаю их, постепенно они овладевают мной. Что если бы ты была куклой? Помнится, я создавал идеальную возлюбленную. Она должна была смотреть на мир моими глазами, отвечать на вопросы теми словами, которых я ожидал. Интересы её простирались только в области моих. Её главным чтением должны были стать мои стихи и романы, а самыми обсуждаемыми героями — мои герои. Она — такая хрупкая, нежная, уязвимая, — нуждалась в моей постоянной защите. И да, она, конечно, была хороша собой. Как ангел или... как кукла. Дорогая шарнирная кукла. Говоря современным языком — BJD. Это идеал! Человеческий облик, покорность, верность до гроба. Посади перед собой и любуйся. Придай ей необходимую позу. Жаль, не говорит, но это поправимо. Стань чревовещателем и беседуй с ней.

Но ты не кукла, ты живая. Тебя не посадишь на каминную полку. Ты приходишь и уходишь, когда захочешь, и говоришь, что вздумается. А я молчу. Жду. Мечтаю. Предаюсь странным мыслям…”

Вряд ли я отдам ей это письмо. И уж, конечно, не расскажу о своих сомнениях. И крыльев она не получит. Ни за что! Куда она полетит в нашем мире?

Вчера я был в городе, в центре. Мир людей. Неоновый, каменный, стальной.

Поток машин по Невскому, непрерывный гул, образованный живыми и неживыми звуками. Гул моторов и голосов. Шорох шин и шаги. Дождь чаще, чем солнце.

В городе ты — часть, тебя много и ничтожно мало. Город затягивает, отупляет, отключает мысли. Подчиняешься общему потоку, движению его магистралей, его правилам, ясным, как разноцветные глаза светофоров. Даже река, прежде своенравная, приняла условия Города, вошла в гранитные русла каналов, подчинились деревья в геометрических фигурах скверов, дома в старых и новых алгоритмах кварталов. Подчинилось само время...

Но власть не безгранична. Есть условная невидимая стена, за ней начинается лес, поля. Там за тобой не следят глаза светофоров, и дороги лишены асфальтового панциря. Там слышен ветер, плеск волн, древний неразгаданный шум сосен. И распадается искусственное единение, уступает место другому — древнему, мудрому.

Там ощущаешь себя частью мира. Непознанного, великого, ставшего от начала времен. В тебе вся его память, но ты помнишь мало. Остальное — чувства, ощущения, догадки. Удивительная цельность, слияние с жизнью. А сосны шумят, шумят, там, высоко в темноте...

И Город, и сосны правы. Каждый по-своему.

Но главную истину мне открыл кипрей. Седые кудряшки на высоких стеблях. Осенняя мудрость, противопоставленная розовой наивности пышных июньских султанов. И это пройдет. Даже кудряшек не останется. Сорвут их холодные ветры. И золотой пергамент кленов сомнут, разорвут в клочья лохматые бури.

А потом снег... снег... снег... Укроет, утешит, успокоит, усыпит...

Отчего сегодня так нестерпимо ярко светит луна? Тянет воду.

Отлив обнажает спины гранитных валунов. Мокрые, они блестят под луной. Предзимье, воздух стыл. Завтра утром колкая изморозь покроет траву, песок, палочки сухого тростника на полосе прибоя, бурые валуны. Потом выглянет солнце, начнет обманывать прощальным теплом.

Но седую мудрость стеблей кипрея ему не обмануть.