Злодейка в финале

1

Аннотация:

Я попала в собственный роман. Второстепенной злодейкой. И сразу в финал. Когда злодеи наказаны и уже сидят за решеткой. У меня нет ни единой возможности изменить сюжет. Либо прожить остаток своей жизни в темнице, либо попытаться хоть что-то изменить и вымолить прощение у всех, кому «навредила» в прошлом.

И если с главной героиней и главным злодеем все понятно, то главный герой, правитель этих земель и по совместительству мой брат, уж слишком меня… ненавидит.

Или дело вовсе не в ненависти?

***

Я проснулась в темнице.

Естественно, я не сразу поняла, что это темница. Первое, что я почувствовала после пробуждения, это то, что у меня затекла рука. Второе – что я лежу на чем-то твердом, даже жестком. Третье – что тут отчего-то холодно. Спросонья я подумала, что забыла закрыть на ночь форточку.

Вот только когда я протерла глаза и повернулась к окну, выяснилось, что окна-то и нет. И что я не в своей уютной студии. Не в своей любимой ночнушке. И даже не на своем ортопедическом матрасе с эффектом памяти. Все это исчезло. А вместо этого меня окружало нечто совсем дикое: влажные каменные стены, прелая солома на полу, тяжелые ржавые цепи, деревянная лавка и решетка, сквозь которую можно было видеть освещенный факелами мрачный коридор. Я замерла, переваривая столь сюрреалистичный сон и гадая, что могло к нему привести. Кажется, я не смотрела на ночь никаких фильмов и даже книг тяжелых не читала, так отчего же мне приснилась такая жуть?

Сон продолжался. Я попыталась встать. И моментально охнула, почувствовав боль на голове: оказалось, что я оперлась рукой на собственные волосы, что вились вокруг меня мягкими шелковыми нитями. Я аккуратно присела, нерешительно касаясь прядей: в реальности у меня русые волосы до плеч, в этом же сне у меня оказались длинные, до самой поясницы, иссиня-черные волосы. Когда-то я мечтала о такой густой копне, но так и не сумела ею обзавестись. Видимо, мой мозг решил меня побаловать такой красотой хотя бы во сне.

Дальнейший осмотр показал, что я в платье. С изумрудного цвета рукавами на три четверти, черном кожаном корсете и длинной черной юбкой в пол. Как… тематически. А вот обуви на мне отчего-то не оказалось. Недоработка.

Еще позже выяснилось, что я лежала на деревянной лавке, подвешенной цепями к стенам. Вот отчего телу было так жестко. Я аккуратно спустила голую ногу на пол и коснулась соломы самыми кончиками пальцев. Ногу тотчас ожгло ледяным холодом, который не мог смягчить даже тонкий слой соломы. Надо же, как правдоподобно! Никогда раньше во сне я не испытывала таких реальных ощущений. Я любознательно опустила вторую ногу – тяжелая юбка скользнула вниз с легким шорохом – и наступила на солому обеими ступнями, вбирая в себя холод и накапливая необычный опыт для одного из своих будущих романов. Кто знает, возможно, однажды мне придется описывать будни арестанта, тогда ощущения из этого реалистичного сна придутся как нельзя кстати.

Затем я встала. Солома под ногами ощущалась, мягко говоря, противно: из-за сырости она вся взопрела и сейчас была мягкая и раскисшая. Я поморщилась и сделала четыре шага вперед: этого оказалось достаточно, чтобы достигнуть решетки. Сначала я осмотрела свою камеру. Была она небольшой, около трех метров в длину и двух в ширину – настоящая клетушка. Большую часть ее правой стороны занимала лавка, с которой я только что встала. Чуть дальше было жестяное ведро. Кажется, оно тут было вместо туалета. Как… негигиенично. Центральная стена была голая, со своего места я могла видеть, как блестят при свете огня ее влажные камни. А вот на левой стене висели цепи, одна из которых заканчивалась крюком. Вероятно, туда арестантов подвешивали. Закончив с осмотром комнаты, я перенесла свое внимание на коридор. Вопреки моим ожиданиям, напротив меня не было камер: все они располагались лишь по одну сторону. Зато на стене висели два факела, отбрасывающих ровный свет, благодаря которому я и смогла осмотреться. Больше со своего места я ничего не видела.

Я обошла камеру по кругу. Потрогала цепи – те издали ржавое звяканье – затем крюк. Провела пальцем по стенам, оставляя на камне мокрую дорожку. Внимательно изучила деревянную лавку, даже попробовала поднять ее, как в поезде. С любопытством заглянула в ведро. Пустое. От души надышалась спертого воздуха. Поморщилась. Почувствовала первые признаки приближающейся головной боли. Удивилась. Поймала себя на том, что начинаю дрожать от холода. Поразилась. Попробовала проснуться.

Но сон не желал меня отпускать.

Я присела на лавку, поджала под себя ледяные ступни и намекнула мозгу, что пора и честь знать. Сон сном, зрелище зрелищем, но завтра утром меня ждет встреча с продюсером и актерским составом, и я бы не хотела клевать на ней носом. Тем более, что не далее, как вчера мой редактор и так отругал меня за рассеянность, и мне пришлось пообещать, что я буду на встрече вся и полностью. Но мозгу отчего-то было все равно. Он не желал вытаскивать меня из этого сна.

Тогда я решила пойти от обратного: лечь на лавку и уснуть. Когда я открою глаза в следующий раз, я уже буду в своей квартире, и мне останется только наспех надиктовать все детали этого сна в диктофон, а затем бежать знакомиться с кастом. Так я и сделала. Легла на лавку и закрыла глаза. Но лавка была жесткой, а холод таким пробирающим до костей, что прошло не меньше вечности прежде, чем мне удалось задремать. Холод не отпускал меня даже во сне, но какой-то частью своего сознания я понимала, что должна спать, и потому упорно цеплялась за Морфея.

2

Меня охватило недоумение.

Все было тем же самым: та же камера, та же лавка, та же решетка – и я сделала вывод, что это не новый сон, а продолжение все того же сюрреалистичного. Невозможность выбраться из кошмара начинала напрягать, а снедающий тело уж слишком правдоподобный холод – изрядно нервничать. Уже больше не думая ни о чем, я вновь слезла с лавки и подошла к решетке. Все так же никого.

И я нерешительно позвала:

– Эй, есть тут кто?

Тишина. Не знаю, на что я рассчитывала. Я вцепилась руками в решетку и подергала ее. Кто знает, вдруг она сейчас откроется, и когда это произойдет, я и проснусь? А если не проснусь, то хотя бы перенесусь в другую локацию – как это и бывает во сне.

Решетка не поддалась. Я вцепилась в нее обеими руками и подергала. Безрезультатно. Тогда я уже крикнула:

– Эй! Кто-нибудь, отзовитесь!

Мой голос разошелся по обе стороны коридора. Я настороженно замерла в ожидании ответа – ничего. Огонь продолжал мирно гореть в факелах, ноги мерзли все сильнее, тело охватил самый настоящий озноб – но сон и не думал прекращаться. Я начала паниковать. Любопытство и интерес уже давным-давно схлынули, недоумение сменилось страхом, а на смену страху подступала легкая истерика – совсем необычная моя гостья. Я вернулась на лавку и попыталась успокоиться.

Я всегда была скромной, тихой и незаметной, даже в подростковые годы, когда в теле бушуют гормоны и заставляют протестовать против всего мира. Даже тогда я была спокойной и послушной, не ввязывалась в неприятности, и все яркие впечатления своей жизни переживала исключительно в книгах. А скоро и сама начала их писать, погружаясь в выдуманные миры. Неожиданно для меня, мои романы начали пользоваться успехом, а предпоследний, «Сталь и орхидея», и вовсе привлек внимание киностудии. Я подписала договор на экранизацию своего романа, и сегодня должна была приехать на знакомство с актерским составом. Из-за этого я так нервничала накануне, что выпила много успокоительного. Неужели… Неужели именно из-за успокоительного я теперь и не могу проснуться?

Да, наверное, так. Скорее всего, у него был побочный снотворный эффект, который как раз и выразился в таком сне. Нужно просто немного подождать: тогда эффект таблеток сойдет на нет – и я проснусь.

И я принялась терпеливо ждать. Но этот холод! Улегшись на лавку, я сжалась в комок, прятала ноги под юбку, обхватила руками свои плечи и попыталась отогреться. Но все было бесполезно. Тогда я встала и принялась прыгать, разгоняя по венам застывшую кровь. Комплекс зарядки помог мне согреться. Затем я повторила его по кругу. И еще раз. И еще. И еще несколько раз. Выдохшись, я прилегла на лавку. И уснула.

А когда проснулась… Ничего не изменилось. Хотя лгу. Кое-что поменялось.

Из коридора раздался лязг. Я подскочила, изо всех сил напрягая слух. Через секунду послышался звук приближающихся шагов. Я вихрем слетела с лавки, кинулась к решетке и взволнованно позвала:

– Я здесь! Пожалуйста, помогите мне! Меня тут заперли!

Да, это был единственный вывод, который напрашивался: раз я так и не проснулась, значит, это не сон. Раз это не сон, то это реальность. Вероятно… Вероятно, кто-то надо мной подшутил и, пока я спала, спустил меня сюда. Правда, тут возникал вопрос, почему у меня теперь такие длинные черные волосы и кто меня переодевал, но мне было без разницы. Мы все вместе посмеемся над этой шуткой, меня отпустят, и я навсегда внесу имя незадачливого шутника в свой черный список.

Кстати, возможно, это мой редактор Таня Кропоткина. Ее, всегда такую деловую и энергичную, раздражала моя медлительность и излишняя мечтательность. «Жизнь», поучала она меня, «проходит мимо, пока ты сидишь, уткнувшись в свой ноутбук. Тебе не обидно, что у твоих героев столько приключений и событий, а у тебя – ни черта?» Помнится, тогда я искренне удивилась «Но ведь я переживаю эти события вместе с ними!». Тогда она только закатила глаза и ничего не ответила. Вероятно, она все же решила устроить мне небольшую встряску и засунуть сюда. Это жестоко, но вполне в ее духе. Я приблизилась к решетке, готовясь увидеть ее смеющееся лицо, вот только…

Вот только вместо нее увидела совсем другого человека.

Крепко сбитого мужчину в возрасте, но с военной выправкой. Облаченный в доспехи и вооруженный мечом, он выглядел как актер, играющий в псевдоисторическом фильме. Пока я растерянно рассматривала его обмундирование, он подошел к решетке, выбрал из связки ключей на поясе один, вставил его в замочную скважину и открыл дверь. Та распахнулась с противным ржавым скрипом.

– Ужин, – буркнул он.

И небрежно кинул на пол плошку с какой-то малоаппетитной жижей и черствый кусок хлеба. Квадратными глазами я смотрела на это представление. Разве этот приглашенный актер не слишком далеко зашел?

Мужчина тем временем запер дверь снова. Это уже точно не шло ни в какие ворота. Шутки шутками, но мне совсем не смешно.

– Постойте, – окликнула я, – я замерзла, устала и хочу домой. Всему есть предел. Откройте дверь и выпустите меня отсюда, пожалуйста.

Мужчина выпучил глаза – а секунду спустя расхохотался. Да еще так нелепо и карикатурно, согнувшись и хлопая себя по ляжкам, что было видно, что он жутко переигрывает. Надеюсь, это не один из актеров, которые будут сниматься в моем романе. Если так, убейте меня сразу, пожалуйста.

– Эй, Арк, – крикнул он куда-то в глубину, – ты это слышал?

– Чего там? – раздался откуда-то сверху голос.

– Наша леди Шар’Ле, – издевательски сказал мужчина, и внутри меня что-то натянулось, – требует, чтобы ее выпустили из камеры!

Я безмолвно смотрела сквозь прутья решетки, гадая, что вообще тут происходит.

Ведь Леди Шар’Ле – это злодейка из моего романа.

3

– Чего? – спросил тот, кого назвали Арком. Послышались шаги, и вскоре он сам предстал в поле моего зрения. – Требует, чтобы ее выпустили? А корону ей сразу на голову не одеть?

– Великовата будет, – хохотнул второй, – свалится!

И, внезапно перестав смеяться, мрачно плюнул.

Прямо мне под ноги.

И этот вот презрительный плевок, наконец-то, открыл мне глаза. Ни одна шутка не может зайти так далеко. Даже у Тани. Ни один актер не сможет так правдоподобно передать пренебрежение. Ни один здравомыслящий человек не сможет во имя шутки затащить человека в камеру и запереть его за решеткой.

А значит… значит, это моя новая реальность.

У меня закружилась голова. Я обессилено, позабыв о стражниках, отпустила прутья решетки и с трудом дошла до лавки. Устроившись на ней, я невидяще уставилась на стену напротив, пытаясь переварить и принять неожиданный поворот.

Они назвали меня Леди Шар’Ле. Теперь понятно, почему у меня такие длинные черные волосы. Именно такой я и описывала злодейку из своего романа: брюнеткой с завораживающими зелеными глазами в обрамлении пушистых ресниц; яркими, сочными, чувственными губами; бледной, фарфоровой, светящейся кожей; утонченными чертами лица и волнующей мужские взгляды фигурой. Вот только… Только в моем романе она всегда была безупречно одета и собрана, а я же – я осмотрела свою одежду – слишком выбиваюсь из ее всегда утонченного образа. Так что же произошло?

Очевидно, что я переместилась в собственный роман. Так и быть, ладно. Возможно, в моем мире со мной случился несчастный случай. И я умерла. Или впала в кому. И теперь я здесь. Что ж, мой роман, мне и отдуваться. Хотя, будь у меня выбор, я бы предпочла оказаться в теле главной героини Вивиан Лотус, стойкой сироты, что упорно преодолевала выпадающие на ее участь тяготы и помогала главному герою Джеймсу Рока сесть на по праву принадлежащий ему престол. Джеймс, естественно, был покорен ее стойким духом, добротой и отзывчивостью, и женился на ней, сделав ее королевой Рикас Реуна. Зло было повержено, злодеи наказаны, добро восторжествовало, народ ликовал. Финал такой, какой и должен быть у хорошей сказки. Но кто же знал, что в моем случае сказка станет былью?

Если я попала в роман, тогда в каком же промежутке времени я оказалась? Возможно, если я в начале, еще тогда, когда злодейка Шар’Ле не успела причинить Джеймсу вреда, я смогу переписать сюжет прямо на месте? Почему бы и нет? Вместо того, чтобы мешать Джеймсу получить корону, я могла бы ему помочь – ведь я знаю все сюжетные ходы, – или, в крайнем случае, отойти в сторонку и просто не мешать ни ему, ни Вивиан. В этом случае, сюжет, конечно, поменяется, но не сильно: пусть я и злодейка, но злодейка второстепенная, тут и без меня есть главный злодей Эммет Гира, который прекрасно справится с кознями сам. Вместо меня он просто использует другого человека, и тогда, когда Джеймс воссядет на престол и женится на Вивиан, он будет весьма благосклонен ко мне.

Своей сестре.

Да-да, я – его сестра. Пусть и неродная. Строго говоря, совсем неродная. Наверное, нужно начать с самого начала.

Жил-был король и два его брата: старший и младший, герцог и маркиз. У короля не было детей, а у герцога и маркиза по одному сыну. Раз у короля не было своих сыновей, но трон должен был унаследовать сын герцога, Джеймс Рока. Вот только когда Джеймс был совсем маленький, его похитили. В моем романе он рос в приюте вместе с сиротой Вивиан Лотус, главной героиней романа. Они вместе росли, преодолевали трудности и стояли друг за друга горой. Тем временем, герцогиня, потерявшая сына, была безутешна. Поиски ребенка оказались безуспешны. Герцог думал, думал – да и решил удочерить девочку. Девочку назвали Амелия, и дали ей родовую фамилию Ле’Шер. Вот только герцогиня ее не приняла. Тогда герцог, терзаемый чувством вины, принялся баловать названую дочурку. Амелия Ле’Шер выросла капризной и окруженной его любовью. Она думала, так будет всегда, но когда ей исполнилось шестнадцать лет, неожиданно нашелся Джеймс. Про Амелию забыли. Герцогиня и раньше ее не замечала, но не это было страшное: герцог был вне себя от счастья и воссоединился с семьей: женой и вновь обретенным сыном. Так Амелия в одночасье вновь осталась сиротой. И жила бы она себе, всего лишь лелея обиду, но тут на сцене появился главный злодей.

После похищения Джеймса трон должен был перейти к Эммету Гира, сыну маркиза, самого младшего из трех братьев. Эммета с детства готовили к трону – и он вырос, твердо уверенный, что станет королем. Поэтому когда внезапно объявился Джеймс, Эммета, так же, как и Амелию, сбросили со счетов. Все годы подготовки, занятий, работы – все было впустую. И, естественно, в его сердце поселился гнев. Он решил во что бы то ни стало получить трон, и решил сделать это через Амелию. Взращивая в ее сердце ненависть, он ее руками пытался сначала скомпрометировать Джеймса, а потом и вовсе его убить. Но Вивиан была на страже и каждый раз помогала Джеймсу избегать западни и с честью выходить из неприятностей. Терпя неудачу раз за разом, Эммет, наконец, вышел из тени и открыто бросил вызов Джеймсу. Естественно, он проиграл. И прихватил с собой Амелию. Их обоих посадили под стражу, а Джеймс, наконец, стал королем.

И, досконально зная все, что происходит в романе, я могу помочь Джеймсу. Нужно только понять, в каком я нахожусь отрезке романа. В самом начале, когда Джеймс только вернулся в отчий дом? Или позже, когда его стали готовить к престолу? Или…

Я обвела взглядом стены своей темницы – и понимание накрыло меня, как снежная лавина накрывает неосторожного туриста.

В моем романе Амелия Ле’Шер оказывалась в темнице только… в самом финале. Когда весь сюжет уже прошел и настал счастливый – для главных героев – эпилог.

Получается, я уже в финале.

И теперь уже ничего нельзя изменить.

4

Не знаю, сколько времени я лежала на лавке, тяжело уставившись в стену. В кои-то веки мне выпала возможность самой пережить приключения. Но почему злодейкой? И почему сразу в финал? У меня ведь теперь нет ни единого шанса исправить сюжет и изменить свою судьбу. Все зло, что можно было свершить, я уже свершила. Его нельзя обратить вспять. А значит… Значит, я проведу здесь остаток своей жизни?

А что потом? Умерев тут, вернусь ли я домой? Или… умру окончательно и бесповоротно?

Я погрузилась в себя. Холод терзал мое тело, безысходность – душу. На краю сознания, на самой грани слышимости как будто бы были какие-то звуки – лязг, голос или что-то в этом роде, – но это было так далеко, что я не придала этому особое значение, вновь завернувшись в свой кокон.

Снова миллиард лет времени, снова лязг, голоса. Я безучастно продолжала смотреть в стену, свернувшись комочком. Поэтому, когда чужие руки вдруг схватили меня за плечи и встряхнули, вынуждая сесть, я не сразу сообразила, что у меня посетители.

Напротив меня стоял высокий, крепкий мужчина. Самый настоящий герой любовных романов: широкоплечий, мускулистый, длинноногий и с тонкой талией. Лицо тоже не подкачало. Совсем, совсем не подкачало: волевое, красивое, суровое, с широкими вразлет бровями, острым взглядом темно-карих глаз, прямым носом, четко-очерченными губами и волевым подбородком. Я молча изучала каждую черточку его лица, поэтому не сразу сообразила, что его чувственные губы размыкаются не просто так. Я напрягла слух – и, наконец, сумела уловить…

– … меня?

– Ч-что? – нелепо переспросила я.

В его темных глазах вспыхнул гнев. Сделав шаг вперед, он внезапно наклонился надо мной. Я даже охнуть не успела, когда он… накрыл ладонью мою шею, ощутимо сжал мое горло и низко прорычал мне прямо в лицо:

– Хочешь меня разозлить?

Разозлить? Я недоуменно захлопала ресницами. Лежала, никому не мешала – так почему же он решил, что я пытаюсь его разозлить? Я открыла рот, чтобы заверить, что у меня и в мыслях не было никого злить – но тут кое-что произошло.

Жар. От большого тела мужчины исходило такое живительное тепло, что мое насквозь озябшее тело подалось к нему ближе против моей собственной воли. Все, о чем я могла думать, это о том, какой же он горячий – и как я хочу, наконец, перестать трястись от озноба и завернуться в это тепло, как в любимое покрывало.

От моего движения навстречу его лицо дрогнуло. Презрительно прищуренные глаза чуть расшились, и зрачок увеличился, заняв чуть ли не всю радужную оболочку. Крылья его носа встрепенулись и раздулись, когда он шумно втянул в себя запах моего тела; грудная клетка расширилась и словно бы подалась вперед, ко мне. Я нетерпеливо разомкнула губы: ну же, еще ближе, еще…

Последнее слово я, кажется, произнесла вслух.

И это стало триггером. Мужчина, словно опомнившись, оттолкнул меня от себя и отшатнулся. Я со стоном повалилась обратно на лавку, но сесть или встать уже не смогла. В голове словно взорвался фейерверк боли и щедро окатил искрами все мое тело, с радостью углубляясь и вгрызаясь прямо в мои бедные кости. Меня трясло уже крупной дрожью, и реальность вдруг дрогнула и стала накатывать волнами. Вот меня накрыла первая волна, и стало темно и зыбко. Вот волна откатилась назад, и, пока она не заткнула мои уши, я услышала обрывки фраз:

– … вся горит…

– … жар…

– … уже несколько дней…

– … ничего не ест, даже не пьет…

А потом снова накатила волна. Когда она отошла, я поняла, что мир вокруг меня качался. Как будто я лежала в лодке и плыла по реке. Лодка мягко раскачивалась на водной глади, и мое тело качалось вместе с ней. Я бы наслаждалась этим ощущением чуть подольше, но лодка была такая тесная. Она так плотно обхватывала меня под спиной и под коленями, что вновь стало больно.

Я застонала. Когда отступила третья волна, я вновь услышала обрывки голосов:

– … лихорадка. Нужен покой и…

– … что угодно. Она должна выздороветь…

– Конечно. Я сделаю все, чтобы…

И где-то на самой грани плавающего сознания прямо в мой мозг вплавился чей-то негромкий, полный злости голос:

– … не вздумай меня покидать, Амелия. Ты еще должна ответить мне за все свои грехи…

***

– Боже… – протянула Таня Кропоткина, глядя на меня во все глаза, – только не говорите мне, что автор Алена Солнечная – это ты.

– Привет, – я неловко улыбнулась, тоже не ожидавшая, что моим редактором окажется моя бывшая одногруппница, вечная заводила и душа компании. – Да, это мой псевдоним.

Таня поморщилась. Я продолжала смущенно улыбаться, тоже не особо радуясь нашей встрече. В университете мы с ней не особо дружили. Вернее, совсем не дружили. Таня любила шумные тусовки, яркую жизнь и сильные впечатления. И проводила время только в компании себе подобных: они с друзьями могли неожиданно сорваться на фестиваль в другой город, или ввязаться в какую-то нелегальную гонку или сотворить еще что-нибудь такое, отчего у меня волосы вставали дыбом. Стоит ли говорить, что ко мне она относилась с открытым пренебрежением?

И теперь вдруг оказывается, что она мой редактор.

Воистину, пути господни неисповедимы…

– Ну что ж, – сказала Таня, вклиниваясь в мои мысли, – садись. С этого дня начинается наше сотрудничество. Я, конечно, не в восторге работать с такой тихушей, как ты, но сделаю все, чтобы твою книгу издали и издательство получило свою прибыль. Поэтому давай отбросим наше прошлое в сторону и начнем сначала. Привет, меня зовут Татьяна, и теперь я – твой редактор.

– Привет, – я растерянно протянула руку и пожала ее ладонь, – меня зовут Алена. Буду рада нашему сотрудничеству.

5

Не знаю, сколько времени я провела в забытьи. Помню лишь, что несколько раз выныривала из темноты из-за озноба. Холод подземелья никак не желал отпускать мое тело, и я продолжала мерзнуть даже во сне.

Когда я в очередной раз открыла глаза, я обнаружила две вещи. Первая: мне уже значительно лучше. Озноб ушел, ломота в костях прошла, и осталась лишь небольшая слабость. Вторая: я все еще не в своей студии, но, по крайней мере, уже и не в темнице.

Комната, в которой я находилась, была небольшой, но обставленной со сдержанной роскошью. Как картинка из журнала, только не безжизненная, а обставленная со вкусом и вполне себе обжитая. Стены представляли собой четко выраженные панели белого цвета с зеленой окантовкой по периметрам. Такого же зеленого цвета были декоративные узоры на вставках между панелями. На восточной стороне, справа от меня, были сразу три больших арочных окна, из которых я могла видеть кусочек голубого неба с редкими, озаренными лучами встающего солнца пушистыми облаками. Значит, сейчас раннее утро. Прямо напротив среднего окна располагалось изысканное бюро на резных ножках. Судя по лежащей на краю стола аккуратной кипе бумаг, хозяин этих покоев как минимум писал за этим столом письма. Вдоль одной из стен стояла широкая, двуспальная, добротная кровать, на которой в данный момент под двумя покрывалами лежала я. Напротив кровати располагался широкий камин из красного кирпича. На каминной полке стояли пузатые часы с круглым циферблатом и какие-то мелкие безделушки. Перед каминной решеткой была организована уютная зона: два кресла и маленький столик между ними. Справа от камина и в дальнем углу западной стены были две закрытые в данный момент двери. На полу, не доходя до камина целых два метра, лежал овальный ковер темно-красного, даже бордового цвета. Слева от кровати был стул, а на стуле – женщина лет пятидесяти.

Я, не ожидавшая, что в покоях, кроме меня, будет кто-то еще, вздрогнула и испуганно выдохнула. И этого легчайшего движения и звука дыхания хватило, чтобы женщина открыла глаза. Судя по ее опухшим векам и красным прожилкам на белке глаз, она явно не спала всю ночь, ухаживая за мной. Это натолкнуло меня на мысль, что, увидев, что я пришла в себя, она обрадуется.

Но она лишь презрительно выплюнула:

– Очнулась.

Я растерянно моргнула, обескураженная таким холодным приемом. Пока я хлопала глазами, женщина тяжело поднялась, подошла к той двери, что была слева от камина, открыла ее и сказала кому-то снаружи:

– Беги к лекарю и Его Величеству, скажи, что… леди Амелия Шар’Ле пришла в себя.

Не дожидаясь ответа, она вернулась ко мне и, протянув руку, бесцеремонно потрогала мой лоб. Вид при этом у нее был такой, будто она прикасается к чему-то мерзкому. Я, изначально покорно застывшая, отвела голову, уходя от ее прикосновения. Она же, холодно хмыкнув, спросила:

– Как самочувствие?

– Хорошо, спасибо, – вежливо отозвалась я и задала встречный вопрос, – где я?

Она вновь хмыкнула, явно удивленная моей вежливостью. Я поджала губы: это все мое воспитание, так меня научили родители. К тому же, хоть эта женщина и показывает всем своим видом, что я ей не нравлюсь, но она все же ухаживала за мной всю ночь, и уже одно это перевешивает любое ее негативное отношение ко мне. Во всяком случае, в моих глазах.

– Во дворце, – отозвалась она.

Уже хорошо. Я бы, конечно, не отказалась от более конкретного ответа, но не успела я открыть и рта, как появился лекарь. Судья по скорости, с которой он прибыл, лечебница явно находилась недалеко от этих покоев.

Женщина посторонилась, пропуская его ко мне. Не удостоив меня и словом, лекарь, невысокий седовласый и белобородый старец, деловито посчитал мой пульс на запястье, потрогал мой лоб и, кивнув женщине, произнес:

– Состояние леди Шар’Ле стабильно, кризис миновал. Чтобы поправиться, ей нужно обильное теплое питье и свежий воздух. Я пришлю микстуры и запишу вам, сколько и как часто их принимать. О ее состоянии я также отдельно сообщу Его Величеству.

– Благодарю, господин Когас.

Лекарь ушел. Не обращая на меня внимания, женщина подошла к дальнему окну и распахнула его настежь. Ветер тотчас растрепал белые занавески и принес легкий запах яблоневых цветов. Я закрыла глаза и глубоко вобрала в себя этот аромат, прогоняя из себя воспоминания о спертом воздухе темнице.

– Тесса! – позвала женщина.

В дверях, за которыми скрылся лекарь Когас, появилась молодая рыжеволосая девушка в форме служанки.

– Принеси леди Шар’Ле завтрак, – велела ей женщина, – да поживее.

Та, бросив на меня недовольный взгляд, тотчас развернулась и ушла. Я подавила тяжелый вздох, поняв, что, кажется, в этом дворце против меня настроены абсолютно все.

– Простите, – я, помешкав, обратилась к женщине, – я не знаю вашего имени…

Чистая правда. Я не помню, чтобы я прописывала этого персонажа. В моем романе было два главных героя – и сотня второстепенных, но ни один из них не был женщиной во дворце, раздающей приказы служанкам.

– Меня зовут Арла Фер, – сказала женщина сухо, – я – личная служанка Его Величества.

Личная служанка Его Величества. Личными слугами высокопоставленных господ становятся только те люди, которым доверяют безоговорочно. Следовательно, раз король приставил ко мне свою личную служанку, он очень хотел, чтобы я выздоровела. Но… зачем?

– Благодарю вас, госпожа Фер, – сказала я искренне, – за то, что ухаживали за мной этой ночью.

– Это, – ответила Арла, – был приказ Его Величества.

Я кивнула, раздумывая об этом самом Его Величестве. Скорее всего, речь идет уже о Джеймсе Рока, занявшем престол после смерти своего венценосного дяди. Интересно, а его свадьба с Вивиан уже состоялась?

Пока я пребывала в размышлениях, появилась рыжеволосая Тесса. В руках она несла поднос. Подойдя к моей кровати, девушка небрежно… кинула его мне на колени. Я ахнула, испугавшись, что бульон разольется по покрывалу: но тот лишь расплескался по подносу, не перелившись через деревянные бортики.

6

– Ты что творишь?! – моментально среагировала Арла.

К моему удивлению, она внезапно встала на мою сторону и теперь явно была зла на служанку.

– Но… – растерялась Тесса, – это же леди Шар’Ле…

– И что с того?! Кто давал тебе право так с ней обращаться?

– Но… но она ведь леди Шар’Ле…

Кажется, это имя уже стало нарицательным.

– Немедленно, – приказала Арла, – убери поднос и принеси завтрак снова. Но на этот раз – как положено.

Тесса вспыхнула: краска разлилась от шеи под тугим белым воротничком до самой макушки, там, где под белым присборенным чепчиком прятались мелкие кудряшки. Есть у рыжеволосых такая особенность: из-за тонкой кожи они часто краснеют. Но Тесса вся как будто вспыхнула – такой пунцовой стала ее кожа. Схватив поднос, она умчалась бурлящим паровозом – не хватало только пара из ушей и ноздрей. Наверное, нелегко ей во дворце с таким вспыльчивым характером – чуть что, и сразу в краску и в пышущий гейзер. Когда за ней закрылась дверь, я тихо сказала:

– Спасибо.

Арла поджала губы:

– Не стоит благодарностей. Ее проделка – моя вина как старшей служанки. Не стоит думать, что я на вашей стороне, леди Шар’Ле. Я просто поставила на место зарвавшуюся горничную.

Но все равно я была благодарна. С тех пор, как я оказалась в этом мире, Арла стала единственной, кто проявил ко мне доброту – пусть и не по своей воле.

Тесса вскоре вернулась с новым подносом. На этот она поставила его на мои колени аккуратно, следя за тем, чтобы ничего не разлилось. Не знаю почему, но я почувствовала за собой вину.

Завтрак представлял собой просто чашу с бульоном. Скудненько, но мой пустой желудок воспринял его с благодарностью и охотой. Поглощая ложку за ложкой, я прямо чувствовала, как согревается мое тело изнутри, и по венам разливается живительная сила.

Когда я покончила с завтраком, и Тесса, скорбно поджав губы, унесла поднос, я решилась задать вопрос Арле:

– Госпожа Фер, когда я выздоровею… Меня снова отправят обратно? В темницу?

Арла, в этот момент выгребающая угли из камина, замерла, а затем прохладно ответила:

– Не могу этого знать, – потом, будто нехотя, она добавила, – но за дверью этих покоев стоит стража. Если захотите сбежать, вам следует иметь это в виду.

Сбежать? Я растерялась. Мысль о том, чтобы сбежать, даже не приходила мне в голову. В темнице это было невозможно, да и здесь тоже. Даже сумей я сбежать, куда бы я подалась? У меня ни денег, ни дома, ни семьи. Герцогиня, моя приемная мать, меня терпеть не может. Герцог с некоторых пор тоже. Друзей у меня здесь нет, помочь мне скрыться некому. Будь у меня хоть немного денег, я бы еще, возможно, сумела устроиться – но у меня не было ни гроша. А с такой приметной внешностью, которой я наградила злодейку, у меня на улицах столицы будет только вариант для выживания.

И я даже думать о нем не хочу.

Вот и выходит, что беги - не беги, но судьба моя на свободе едва ли будет лучше той, чем сейчас.

И с этим можно только смириться.

Пригревшись после завтрака, я быстро уснула. В обед меня разбудила Арла. Проследив за тем, чтобы я съела всю кашу и выпила какой-то горький отвар до последней его капли, она оставила меня одну. Я хотела воспользоваться возможностью и изучить покои, но неожиданно для себя снова уснула: переболевший организм как мог накапливал ресурсы для скорейшего восстановления.

Когда я проснулась в следующий раз, за окном уже было темно: на темно-синем, почти фиолетовом небе мерцали звезды и висел бледный серп луны. В камине горел огонь, и уютно потрескивали дрова – прямо как в печи в деревне у бабушки, куда меня каждое лето отправляли родители. В прогретом камином воздухе витал легкий древесный запах. Я с наслаждением потянулась в своем гнезде из покрывал. Гнездом я его назвала не просто так: согревшись во сне, я разметала пледы в стороны и теперь лежала в получившейся воронке в легком ночном платье. Не помню, чтобы я здесь меняла одежду. А значит, кто-то переодел меня, пока я лежала без сознания. Надеюсь, это была Арла.

Я села на кровати и тут же бросила взгляд налево. Стул, на котором сидела Арла, пустовал. Логично, ведь ей тоже нужно отдохнуть после целой ночи бдения. Но… что сейчас делать мне?

– Выспалась?

От неожиданности я дернулась: в покоях кто-то был, и этот кто-то был мужчина. Я узнала его сразу: именно он тогда приходил ко мне в темницу и спрашивал, почему я его злю. Сейчас он сидел в кресле перед камином, но кресло было повернуто не к огню – ко мне. На столике справа от мужчины стояла почти пустая – было видно, как просвечивают зеленые стенки – бутылка вина и еще полный бокал. Мужчина вперил в меня хищный взгляд – и я сообразила, что, разглядывая его, я слишком затянула с ответом.

– Да, – каркнула я.

Голос мой спросонья прозвучал слишком хрипло. Спешно откашлявшись, я повторила свой ответ уже нормально:

– Да.

Уголок губ мужчины поднялся вверх в усмешке. Не сводя с меня своих темных глаз, он, не глядя, небрежно откинул руку, взял со столика бокал и одним глотком осушил сразу половину его содержимого. Мои брови изумленно полезли вверх: когда алкоголь затуманит его рассудок, он ведь не будет буянить, верно?

Но мужчина вдруг сказал:

– Я думал, в темнице ты опомнишься и осознаешь свои ошибки, сестренка.

С-сестренка? Так это и есть Джеймс?! Главный герой моего романа, король Джеймс Рока?! Боги, где были мои мозги? Мне следовало догадаться об этом раньше!

– Но, – бархатно продолжил Джеймс, пока я мысленно ругала себя за несообразительность, – я смотрю, ты совсем не изменилась.

Не изменилась? Я удивленно склонила голову набок, не понимая, что он имеет в виду. Следующая его фраза расставила все по своим местам – но прозвучала для меня как гром среди ясного неба:

– Не боишься, что в этот раз я возьму тебя силой по-настоящему?

***

– Изнасилование?! – я шокированно распахнула глаза, глядя на Таню. – И-изнас-силование?!

7

По-настоящему?

Он сказал, что возьмет меня силой п-по-настоящему?

Но с чего вообще он это сказал?

– Я… я…

– Ты ведь, – продолжил Джеймс, – рассчитывала именно на это, верно? Хотела меня соблазнить, чтобы улучшить свое положение?

– С-с чего вы вообще это взяли?! – выдохнула я испуганно.

Вместо ответа Джеймс демонстративно окинул взглядом мои ноги. И тут до меня дошло.

То, в каком виде я перед ним предстала… Всегда аккуратно собранные волосы Амелии теперь свободной и шелковой волной струились по плечам и спине. Слегка растрепанные после сна, они выглядели так, будто кто-то запустил в них свои пальцы и взъерошил их в порыве страсти. Я была одета в белое ночное воздушное платье. Хлопковые ленты на шее развязались, горловина разошлась, и один рукав сполз, обнажая плечо. Как будто этого было мало, подол задрался, обнажая длинные, стройные, фарфорово-белые ноги Амелии. Добавить хриплый после сна голос, приоткрытые пухлые, ярко-вишневые губы и блестящий при свете огня взгляд… Да, вывод напрашивался именно такой – Амелия, то есть я, и в самом деле выглядела так, будто хотела его соблазнить.

С тихим испуганным выдохом я схватила лежащий рядом плед и обмоталась им с головы до ног, скрывая за тяжелой тканью оголенное плечо и ноги. А вот с распущенными волосами было ничего не поделать: у меня не было ни лент, ни шпилек, ни гребней, чтобы привести себя в порядок, поэтому пришлось оставить копну как есть.

– Что такое, сестренка? – протянул Джеймс, вставая. Я вздрогнула, совсем забыв о том, насколько он огромен. – Зачем ты прячешь свое тело? Разве ты не хочешь показать мне его полностью?

И вдруг сделал шаг к кровати. Я вцепилась в плед обеими руками, глядя на Джеймса расширившимися от страха глазами. Ч-что он собирается сделать? Зачем идет сюда?

– Д-джеймс, – позвала я. Голос мой прозвучал тонко и напряженно, – т-ты меня пугаешь…

– Почему? – спросил Джеймс мягко. Он встал перед постелью и наклонился ко мне. От него пахло винными парами, лесом, отчего-то дымом – и немного потом: терпким, возбуждающим, глубоким. Нечаянно вдохнув его всего раз, я почувствовала, как закружилась моя голова. – Хочешь, я даже тебе помогу?

И прежде, чем я успела сказать хоть слово, он отвел руку назад. Я нелепо смотрела на эту руку, гадая, что он делает – а затем охнула, когда с меня медленно начал сползать плед. В следующее мгновение я взвилась в воздух и отлетела к стене, лихорадочно кутаясь все в ту же ткань: мне удалось вырвать покрывало. Джеймс застыл с пустой рукой. Взгляд его переменился, стал тяжелым, мрачным, черным. Он выпрямился, и мне сразу стало тяжело дышать: своим телом, он, казалось, заполнил не только все пространство, но и мои мысли. Я спешно затараторила, пытаясь достучаться до его разума:

– Ты меня неправильно понял! Я вовсе не собиралась… тебя соблазнять! Я не лгу! Просто здесь стало жарко, а кто-то переодел меня в это платье, и у меня нет лент, чтобы собрать волосы… Джеймс, пожалуйста, это и в самом деле так! Поверь мне!

– Поверить тебе? – повторил он эхом.

Я замерла, поняв, какую чушь только что сморозила: с самого начала романа Амелия только и делала, что лгала, манипулировала и притворялась: о каком доверии к ней может идти речь? Знаю, что это полностью моя вина, как автора: ведь это именно я создала подобный сюжет и заставила Джеймса пройти через все круги ада. А значит, вина лежит и на мне тоже.

– Прости, – тихо сказала я, – прости меня за все. Мне жаль, что так получилось.

– Жаль, что так получилось? – два шага – и вот уже Джеймс стоит напротив. Чтобы увидеть его лицо, мне пришлось задрать голову. Господи, какой же он все-таки огромный! Неужели я и в самом деле прописывала его таким?! – Правда?

Я отчаянно закивала. Он протянул руку – и ласково коснулся моей щеки. Я замерла, глядя на него во все глаза: ведь я совсем не ожидала от него такой нежности. Его черные глаза в упор смотрели прямо в мои: поэтому когда в их глубине вспыхнул мрачный огонек, я в то же мгновение поняла, что дела мои плохи.

– Ты думаешь, – прошептал он мягко, и его рука скользнула с моей щеки на мой затылок, – я тебе теперь поверю?

Я охнула, когда он внезапно сжал кулак, хватая пятерней мои волосы, и резко потянул вниз, заставляя меня запрокинуть голову до предела и обнажить шею. От боли на глаза навернулись слезы. Я сглотнула. Его взгляд устремился на мое беззащитное горло, и я почувствовала себя как лань за секунду до того, как хищник вцепится в ее шею и перегрызет ей сонную артерию. Мое воображение так ярко нарисовало мне картинку того, как он вгрызается в меня своими белыми зубами, что от страха я зажмурилась и всхлипнула.

Поэтому когда его губы внезапно коснулись моего уха, а горячее дыхание опалило мой висок, я едва не вскрикнула.

– Боишься меня? – выдохнул он. – И правильно делаешь.

Мое сердце сжалось от страха. И дело было даже не в его близости или его словах – а в том, какой он.

Потому что человек напротив меня был абсолютно не тот Джеймс, которого я прописывала в романе.

***

– Каков портрет главных героев?

– Ты разве не читала? – удивилась я.

Таня поморщилась:

– Ознакомилась в выжимке. Так что там по героям?

– Что ж… кхм… Вивиан – голубоглазая блондинка. Хрупкая, нежная, похожая на ангела. При солнечном свете от ее волос будет исходить легкое сияние, и будет казаться, что на голове у нее нимб. У нее нежный голос, похожий на журчание ручья, а еще очаровательная ямочка на щеке. Она добрая, верная и стойкая: несмотря на все трудности, она всегда улыбается, для каждого находит ласковое слово, и всегда готова помочь Джеймсу. Она прямо как молодая ива: может гнуться, но никогда не…

– Боже…

– Что?

– С Вивиан все ясно: ангел во плоти. Джеймс Рока?

– Ох, Джеймс, сейчас… Я хотела выделить его из ряда аристократов, чтобы противопоставить всем остальным героям с самого начала, и показать, что…

8

Уважаемые читатели!

После долгих размышлений я переписала одну главу, осуществляю перевыкладку.

***

Готова поклясться чем угодно: это не Джеймс.

Вернее, совсем не тот Джеймс, за которого я билась с Таней. Тот главный герой, которого я прописывала, был справедливым и абсолютно правильным. Он был потрясен, когда Амелия его подставила, но даже тогда он не поступал так, как сейчас: не зажимал меня в угол, не нависал сверху, не причинял мне боль и уж точно не смотрел на меня таким сумасшедшим взглядом.

Он изменился. Было ли дело в том, что Таня, не ставя меня в известность, таки заставила кого-то переписать его характер, или в том, что после того, как я описала финал и поставила точку, герои зажили своей, неподвластной мне жизнью, но факт оставался фактом: любовно прописанный мною главный персонаж вышел из-под моего контроля – и теперь даже я, его создатель, не знала, чего от него ожидать.

Я знала историю своего романа, то есть, все то, что связывало нас с ним ранее по сюжету. Раньше я могла предположить, как он со мной поступит, но сейчас я не имела ни малейшего представления о том, каков будет его следующий шаг.

И это пугало не меньше, чем ощущение его горящего взгляда на моем лице.

– Джеймс, – выдохнула я отчаянно. Его рука все еще была в моих волосах, а сам он, склонившись к моей шее, вдыхал мой запах так жадно, что от страха у меня подкашивались ноги. – Пожалуйста, ты делаешь мне больно…

Голос мой дрожал. Да что голос – даже колени у меня подкашивались от страха. Никогда в жизни я не оказывалась в таком беспомощном положении, и теперь в моей крови одновременно бушевали адреналин и паника.

– Это, – шепнул он прямо мне в ухо, вызывая во мне сноп мурашек, – твое наказание, сестренка.

Жуть. Даже не его голос или его вердикт – а последнее слово. Сейчас, когда он вжимал меня в стену так, будто собирался меня по ней размазать, это издевательское «сестренка» звучало так неприлично и неприемлемо, что против воли я выпалила:

– Не называй меня так!

Он замер, и я ужаснулась, поняв, как он воспринял мои слова. И я не ошиблась. Он решил, что он мне противен, как и раньше – противен настолько, что сейчас я даже вышла из роли соблазнительницы, чтобы вновь его оттолкнуть – и это привело его не просто в ярость.

В бешенство.

Он чуть отстранился от меня, но лишь для того, чтобы взглянуть мне в глаза. С упавшим сердцем я увидела, как в его взгляде загорается настоящее пламя ненависти. И в этом пламени я отчетливо видела собственное отражение.

Убьет, поняла я.

Сейчас персонаж, которого я создала самолично, просто и незатейливо свернет мне шею.

Но вместо этого Джеймс поступил иначе. Он оттолкнул меня вбок. Я вскрикнула, внезапно оказавшись на кровати. И вскрикнула еще раз, когда сверху меня накрыло огромное, горячее тело. Его руки бесцеремонно сдернули с меня несчастный плед, а затем скользнули прямо под ткань моего ночного платья. Я уперлась обеими руками в его грудь, пытаясь его оттолкнуть, но это было все равно, что пытаться сдвинуть с места мраморную колонну или кирпичную стену здания. Он даже не заметил моей слабой попытки его остановить: так он был зол.

– Я буду, – прорычал он, обеими руками хватая горловину моего платья и легким движением разрывая его на две части, – звать тебя так, как я захочу, Амелия. А еще я буду, – он схватил меня одной рукой за оба запястья и завел их мне за голову, не оставляя ни малейшей возможности вырваться, – делать с тобой все, что я захочу…

Это мне только снится. Это очень длинный и правдоподобный сон. Такой реальный, что я до сих пор вдыхаю легкий запах алкоголя вперемешку с запахом леса и ночи. Чувствую на себе всю тяжесть его тела, огромного, сильного, с перекатывающимися под гладкой кожей мускулами. Чувствую, как царапают мою кожу пуговицы его камзола и пряжка его ремня. Осязаю, как жадно и зло он кусает меня за шею, будто собирается меня съесть.

Осознание накрыло меня с головой. Я ничего не смогу изменить. С тех пор, как я сюда попала, моя судьба предрешена. У меня не было ни единой возможности изменить сюжет и попытаться повлиять на свою судьбу – и теперь мне оставалось только принять то, что сделает со мной Джеймс.

Принять и смириться.

Я бросила попытки к сопротивлению. Лежала на кровати, вперив застывший взгляд в потолок, а его губы изучали мое тело, его зубы оттягивали мою кожу и оставляли на ней его метки, и его тело распалялось все сильней и сильней. Даже если бы в этот момент за окном раздался взрыв, он бы не обратил на него ни малейшего внимания, потому что сейчас он весь, полностью и без остатка, был поглощен только мной.

Как одержимый.

Но разве так должно быть?

Оставив в покое мое тело, он вдруг двинулся вверх – и взгляд его упал на мои губы. Я не успела вымолвить и слова, как в следующее мгновение он меня поцеловал. Жестко, сильно, беспощадно – не нежно, но наказывая, с такой властью и злостью, будто хотел выпить из меня душу. Я зажмурилась. Меня, тихую и мечтательную, слишком сильно пугали страстные люди, поэтому и в своих романах я писала своих главных героев исключительно романтичными и нежными. Таким должен был быть и Джеймс.

Но сейчас он вел себя так, будто хотел меня съесть.

9

Я беспомощно лежала, уже не пытаясь что-либо изменить. Любая моя попытка в любом случае была обречена на провал: я слаба, беззащитная и полностью в его власти. Он же пьян, зол и невероятно силен.

Я для него все равно, что котенок.

От осознания того, что сейчас произойдет, на мои глаза навернулись слезы. В горле застрял комок. Джеймс, спустившись ниже, чувствительно прикусил кожу на моей шее. Я вновь зажмурилась, чтобы не видеть происходящего – и всхлипнула.

Джеймс замер. Даже сквозь плотно закрытые веки я почувствовала на себе его взгляд, но была слишком напугана, чтобы открыть глаза. К тому же, слезы теперь безостановочно текли по моим щекам, и я прикусила нижнюю губу, чтобы не разрыдаться.

Долгое мгновение ничего не происходило. А потом он внезапно выругался – зло, яростно, с ненавистью, – и с моего тела исчезло давление. Я потрясенно распахнула глаза, и увидела только его спину: он сидел на краю кровати, не глядя на меня.

– Д-джеймс, – позвала я осторожно.

Внутри меня боролись одновременно страх подать голос и надежда, что все обойдется.

– Спи, – велел он коротко.

Я моргнула.

– З-здесь?

Он вновь выругался. Не дожидаясь, когда повернется, чтобы дать выход своей злости, я схватила плед, укрылась в него с головой, свернулась калачиком и замерла, притворяясь, что меня нет. Сердце колотилось как бешеное, меня потряхивало, и когда долгих пять минут спустя Джеймс лег рядом со мной, я едва не подпрыгнула от ужаса.

Лежа под пледом с головой, я абсолютно ничего не видела, и могла только догадываться о том, что сейчас происходит на другой половине кровати. А на другой половине кровати Джеймс просто… лежал. Если бы только сдвинулся с места хотя бы на миллиметр, я бы тотчас подпрыгнула и метнулась вбок, в окно, куда угодно – лишь бы подальше от него. Но он, словно бы чувствуя мое взвинченное состояние, даже не шевелился.

Секунды складывались в минуты. Ничего не происходило. Но я была готова биться об заклад, что он не спит: дыхание его хоть и было глубоким, но не таким, какое бывает у спящего человека. Я напрягала слух изо всех сил, а потом запуталась: а теперь он спит или нет? Это дыхание спящего или только притворяющегося спящим? А теперь?

Воздух под пледом заканчивался. Я взопрела. Вдобавок, начала кружиться голова. Выждав еще целую вечность, я рискнула чуть откинуть плед. Ничего не произошло. Джеймс на меня не накинулся. Очень осторожно, боясь издать лишний звук или движения, я повернула голову в его сторону. Он лежал на спине, закинув обе руки за голову. Глаза его были закрыты, грудная клетка мерно поднималась и опускалась в такт его дыханию. Притворяется или нет?

Что, если он действительно уснул? По моим прикидкам, прошло не меньше пары часов с тех пор, как он велел мне спать. Может, действительно уснул? Тогда… мне стоит попробовать сбежать? А если не спит? Если откроет глаза и ка-ак схватит меня? Что мне делать?

Еще несколько минут я лежала в раздумьях, а затем решилась. Тихонько повернулась на бок, чтобы спустить – и сделать отсюда ноги – как вдруг…

Джеймс повернулся набок, лицом ко мне – и накрыл мою грудь своей рукой. Я застыла, чувствуя, как сердце опускается в пятки – но больше ничего не произошло. Джеймс спал, продолжая собственнически обнимать меня во сне. Я сглотнула, восстанавливая дыхание, а потом осторожно дотронулась до его руки и попыталась снять ее со своей груди.

Это была ошибка.

Словно бы в насмешку над моими действиями Джеймс выдохнул – и полностью сграбастал меня под себя. Я окаменела, вновь оказавшись под его телом, но он лишь уткнулся носом в изгиб моей шеи и продолжил спать. Мой лоб покрылся испариной. Я упустила свой шанс на побег. Из того положения, в котором я оказалась сейчас, у меня нет ни единой возможности выйти, не разбудив при этом его. А если он проснется и поймет, что я пыталась сбежать…

Я беспомощно уставилась в потолок. Безвыходная ситуация. Плед оплел мои руки и ноги, как кокон. Как будто этой ловушки было мало, на мне полулежал главный герой, и его огромная рука была в опасной близости от моего горла.

Эта мысль волновала меня еще полчаса. А потом…

– Ваше Величество!

Я вздрогнула – и проснулась. Я уснула? Вот так, в его объятиях, после того, что было?!

В дверях стояла Арла. Ее взгляд без всяких слов говорил о том, насколько она потрясена. Я словно бы увидела сцену ее глазами: я лежала обнаженная в постели короля. Все мое тело было покрыто отметками, которые Джеймс оставил в пылу страсти. Как будто этого было мало, рука Джеймса властно лежала на моей груди: даже во сне он продолжал удерживать меня в оковах своего контроля, все так же ограничивая мою свободу. Вспыхнув до корней волос, я резко села и натянула плед на грудь. От голоса Арлы – и от моего движения – он проснулся:

– В чем дело?

– Ваше Величество, – пробормотала Арла, отводя свой взгляд. Кажется, она уже взяла себя в руки. В отличие от меня. Внутри я все так же продолжала обмирать от растерянности и смущения. – Ваш ждет с отчетом граф Роланд.

– Роланд? Почему так рано?

– Кажется, это что-то срочное. Ваш секретарь просил узнать, передвинуть ли ему утренние встречи или вовсе их отменить.

– Пусть передвинет, – ответил Джеймс.

Он сел. От смены позы мышцы на его спине взбугрились, как у у огромного хищного кота. Я сглотнула и спешно отвела свой взгляд.

10

Совершенно не смущаясь своей наготы, он встал и двинулся к двери справа от кровати. Пару мгновений спустя оттуда раздался плеск воды и довольный фырк – будто огромный зверь погрузился в водоем в жаркий день. Пока Джеймс принимал ванну, Арла скрылась в комнате напротив – гардеробной – и вышла оттуда уже с готовым комплектом одежды. Обращая на меня не больше внимания, чем на мебель, она подошла к двери ванной и чопорно, отведя взгляд в сторону, протянула вещи внутрь. Чувствуя себя абсолютно лишней, я сидела на кровати, понятия не имея, что мне делать и надо ли что-то говорить. Минуту спустя Джеймс вышел. Волосы его все еще были влажные, и от него исходила такая спокойная, уверенная аура, что я все же задрала голову, чтобы взглянуть на него. Он был уже почти одет. Арла помогла ему надеть вышитый серебряными нитями камзол, затем серебристый сюртук. Отказавшись дальше от ее помощи, он принялся застегивать пуговицы сам.

– Обед, – велел он ей, – подай в малой столовой.

– Да, Ваше Величество, – отозвалась она. – Что-нибудь еще?

– Нет.

– Ваше Величество! – голос Арлы настиг его уже у двери. Джеймс обернулся. Арла поджала губы и сухо уточнила. – Каковы будут ваши распоряжения касательно леди Шар’Ле?

Я вздрогнула. Я была тут же – но была для них всего лишь вещью. Джеймс бросил на меня взгляд. Я испуганно поежилась.

– Посели ее, – медленно приказал он, – в комнатке для слуг.

– Ваше Величество? – Арла не сумела скрыть удивление в голосе.

Но и я была удивлена не меньше.

– Выдай ей форму служанки, – приказал Джеймс, – и введи в курс новых обязанностей. Пусть приступает к работе с сегодняшнего дня. Оставляю ее на тебя.

И он и в самом деле ушел, оставив меня там с Арлой. Я перевела на нее растерянный взгляд – и столкнулась с ее прямым и неприязненным.

– Поздравляю вас, леди Шар’Ле, – холодно сказала она, – всего несколько дней не в темнице – и вы уже сумели воспользоваться своими чарами и добиться пусть относительной, но свободы.

Во мне проснулись обида и несправедливость.

– Ничего не было! – выкрикнула я. – Я…

– Хотите сказать, – ядовито отозвалась она, – что вы просто всю ночь спали в обнимку?

– Так и есть! Между нами и в самом деле ничего не было!

– И вы считаете, – Арла прищурилась, – что после того, что я тут увидела, я вам поверю?

«Но это правда!», хотела выкрикнуть я. «Она все равно не поверит», подсказал мне голос разума. Я обнажена, в постели короля, его рука на моей груди… Кто угодно подумает, что между нами что-то было. Что толку сотрясать воздух?

И я промолчала. Арла поджала губы. На миг на ее худом и уже немолодом лице отразилось такое отвращение, что мне захотелось плакать: из всех людей, которых я встретила в своей вымышленной реальности, только она проявила ко мне пусть не дружелюбие, но хотя бы намек на нейтральность. А теперь… Теперь я потеряла и ее расположение.

– Так и будете продолжать валяться на кровати? – хлестнула она меня словами. – Не слышали, что сказал Его Величество? Пусть вы и пролезли в его постель, но у вас нет ровно никаких привилегий, на которые вы могли рассчитывать, когда его соблазняли. Теперь вы станете служанкой и перейдете под мою службу – и можете мне поверить, я прослежу за тем, чтобы вы не отлынивали и выполняли свои обязанности наравне со всеми. Тесса!

В дверях тотчас показалась рыжеволосая голова. Тесса скользнула внутрь и почтительно замерла перед Арлой.

– Принеси, – велела Арла, – форму служанки для… леди Шар’Ле.

– Что? – выпучила глаза Тесса.

– Форму, – прищурившись, повторила Арла, – служанки для Амелии Шар’Ле. Живо.

– Да, леди Фер, – запоздало отозвалась Тесса.

Затем она, не удержавшись, бросила на меня быстрый взгляд и ушла. Арла, не глядя на меня, велела:

– Вставайте и приведите себя в порядок. С этого момента вы обращаетесь ко мне «леди Фер» и неукоснительно выполняете все указания, которые я вам буду давать. Спать вы будете в комнате для слуг. И еще… не рассчитывайте, что вам удастся сбежать. Не знаю, как долго будет длиться милость Его Величества к вам, но одно я знаю точно: вам предстоят нелегкие времена, Амелия Шар’Ле, и, видит бог, вы расплатитесь за все ваши прегрешения.

11

Форма служанки, которую мне принесла Тесса, состояла из двух комплектов простого светло-серого хлопчатобумажного платья с длинными рукавами и юбкой, двух комплектов черного платья, двух белых передников с кружевной оторочкой и двух белых лент ткани, которые волнами крепились на волосы.

В романе я не вдавалась в детали описания одежд горничных, ограничиваясь лишь одним словом «униформа», поэтому сейчас в полной растерянности смотрела на лежащие на кровати наряды.

Арла правильно поняла мое замешательство. Подойдя ближе, она сухо принялась пояснять:

– Светлые платья надеваются только во время трапезы, во время прислуживания за столом. Вы не будете прислуживать за столом Его Величеству, поэтому они вам не понадобятся. Тесса, унеси их. В темных платьях вы будете выполнять всю работу. Передник всегда должен быть чист. Если на нем появится пятно, вы немедленно меняете передник на свежий и тут же застирываете пятно на грязном, чтобы к утру он успел высохнуть и у вас снова была замена. Ленты для волос крахмалятся и крепятся к основанию узла заколками. Накрахмаливанием лент служанки занимаются сами, никто за вас это делать не будет. Стирка вещей осуществляется раз в неделю. Комплект, который вы носили всю неделю, относите вниз, сдаете в прачечную и получаете еще один, который и будет вашей запасной заменой на следующие семь дней. Если возникает срочная необходимость в стирке, то этим занимаетесь уже вы сами: спускаетесь вниз, просите у прачек мыльные принадлежности и выполняете всю работу. Это – касательно одежды и ее смены. Теперь пройдемся по вашим обязанностям…

Я честно пыталась удержать в голове всю информацию, но ее было слишком много. Прикусив губу, я пыталась впитать в себя хоть что-то, с ужасом представляя, что меня ждет.

– … ни в коем случае не прикасайтесь к одежде Его Величества, этим занимаюсь я. Вам запрещено входить в гардеробную, рыться в комодах, шкафах или бюро, трогать какие-либо иные личные вещи, а также привлекать внимание господ каким-либо образом. Вы должны быть незаметны и неслышны. Не заговаривайте с господами до тех пор, пока они сами не обратятся к вам напрямую. В ваши обязанности будет входить исключительно уборка этих покоев и четырех соседних гостевых. Уборка включает в себя работу с камином, полом, коврами, медью, латунью, мебелью, пылью. Каждый день недели в одном из помещений по очереди проводится полная генеральная уборка, в субботу проходит генеральная уборка всего коридора, включая лестницу и лестничный пролет. В воскресенье первую половину дня вы занимаетесь обычной утренней уборкой, во второй половине дня – уборкой собственной комнаты. Также в ваши обязанности будет входить…

Я сглотнула. Слова Арлы влетали в одно ухо, и вылетали из другого. Снова накатило ощущение нереальности происходящего.

– … и последнее. Когда служанка проштрафится, я наказываю ее вычетом сумм из ее жалованья. Чем выше ее промах, тем больше вычет. Но у вас не будет жалованья, поэтому вашими наказаниями будет заниматься Его Величество. Я не знаю, что он придумает, но если вы не хотите вывести его из себя и вернуться обратно в темницу, советую вам отнестись к вашим новым обязанностям с должными рвением и тщанием.

Я опустила глаза в пол. Вот как. Либо обратно в подземелье, либо работа до седьмого пота. Небольшой выбор.

– У вас есть вопросы, Амелия?

Амелия. Больше не леди Шар’Ле.

– Нет, – отозвалась я глухо, – больше нет вопросов.

– Тогда я даю вам пять минут на то, чтобы вы оделись. Работа горничной начинается еще до завтрака, поэтому Тесса, вы с Амелией займетесь каминами. Введешь ее в курс дела и покажешь, что к чему. На этом я вас оставлю.

– Да, госпожа Фер, – Тесса склонила голову и слегка присела перед Арлой, прощаясь.

Арла замерла, строго глядя на меня. Опомнившись, я неловко повторила реверанс и тихо произнесла:

– Да, госпожа Фер.

Арла ушла. Стоило двери за ней закрыться, как с лица Тессы мигом слетела вся почтительность. Ее губы скривились, брови возмущенно сошлись на переносице. Скрестив на груди руки, она сказала:

– Значит, теперь ты горничная.

Я замерла, глядя на нее настороженно. Я прекрасно помнила, как она бросила на меня миску, и теперь ожидала, что она тут же попытается отыграться за тот эпизод, когда Арла сделала ей строгий выговор. И я не ошиблась.

– Теперь, – сказала Тесса напыщенно, – ты одна из нас, а значит, тебе придется работать, не покладая рук. Я прослежу за тем, чтобы ты не отлынивала. Ну, чего застыла? Иди одевайся. Нам еще чистить камин.

Я подошла к кровати, на котором лежали вещи. Взяв один комплект, я сделала шаг к ванной, чтобы переодеться там.

– Куда это ты? – тут же возмутилась Тесса.

– Переодеться, – растерялась я.

На ее лице отразилось такое негодование, что я оторопела еще больше.

– В королевской ванной?! – выпучила она глаза. – Может, еще в гардеробную пройдешь?

Судя по ее лицу, она предлагала это не всерьез. Но…

– Мне… переодеться прямо тут? – неуверенно уточнила я.

– Можно подумать, – фыркнула она негодующе, – тебе раньше не приходилось раздеваться в присутствии своих горничных!

Нет.

– Давай быстрее, – поторопила она, – иначе не успеем до завтрака.

Я прикусила губу и покосилась на нее. Я не хотела перед ней раздеваться – на моем теле отчетливо проступили фиолетовые следы, оставшиеся после ночи с Джеймсом – но, кажется, выбора у меня не было. Я отвернулась, быстро скинула плед – и принялась быстро надевать черное платье прямо поверх ночнушки. Пуговицы были сбоку. Застегнув их, я быстро накинула передник и завязала его узлом на талии. Затем настал перед ленты. Я быстро собрала волосы в узел, остро сожалея, что у меня нет ни шпилек, ни лент, ни даже расчески, но сумела обвязать ленты накрахмаленного чепца вокруг узла так, чтобы волосы не рассыпались. Последними шли высокие черные сапоги на шнуровке. Они заняли у меня больше всего времени, поэтому вместо отведенных Арлой пяти минут переодевание заняло у меня все десять.

12

Коридор оказался огромным – и явно соответствовал моим представлениям о том, как должен выглядеть коридор во дворце. Пол был устлан мозаикой белого, песочного и коричневого цветов. Стены были высокие и светло-бежевые, по обеим сторонам от дверей они округлялись белыми полуколоннами и мягко изгибались арочными проемами, которые создавали ощущение легкости и полета. С потолка ровными рядами свисали бело-золотые люстры. Через каждые три дверных проема вдоль стен располагались столики из черного дерева, на каждом из которых стояли по два высоких черно-золотых светильника – света тут было предостаточно. В моей памяти моментально всплыла картинка коридора из подземелья, и этот контраст между светлым воздушным коридором самого дворца и темным, освещаемым одними факелами подземельем заставил меня занервничать и укрепиться в мысли, что ни за что на свете я не хочу больше вернуться вниз.

– Давай быстрее!

Я спохватилась и побежала за Тессой. Звук моих каблуков раздался слишком гулко, и я, прикусив губу, заставила себя ступать тише. Коридор заканчивался арочным проемом, который вел в какой-то сквозной зал – но охранялся двумя стражниками. Обернувшись назад, я отметила, что стража была и в другом конце коридора. При нашем появлении охрана даже не шелохнулась, но шестое чувство подсказывало мне, что стоит вызвать у нее хоть малейшее подозрение – и меня схватят раньше, чем я успею что-либо сделать.

И вот Тесса вела меня прямо к ним. Я напряглась, но старалась от нее не отставать. Однако, не доходя до сквозного зала, она свернула в незаметный боковой коридорчик, заканчивающийся всего одной дверцей.

– Тут, – отпирая дверцу, сказала Тесса, – у нас кладовая.

Кладовая оказалась неожиданно большой. Она представляла собой открытый стеллаж, полностью занимающий одну стену и заставленный разными бытовыми приборами.

– Бери вон то ведро, – велела Тесса, хватая такое же, – там внутри уже есть паста и тряпки. И давай живее, у нас мало времени до завтрака.

Я молча повиновалась. Когда я повернулась к Тессе, она стояла, глядя в коридор, и ее уши и щеки алели красной краской. Я удивленно распахнула глаза, но быстро сообразила: скорее всего, ей нравится кто-то из охранников, что сейчас сторожит выход из коридора. Сообразила – и удивилась тому, как недостаточно подробно прописанный мною мир ожил – и ярко заиграл множеством своих граней, подобно бриллианту на свету.

Мы забрали необходимое и вернулись обратно в покои. Давление на моей спине от следящих за каждым моим шагом чужих глаз исчезло, и оказавшись в уже знакомой мне комнате, я даже почувствовала облегчение.

– Вытащи из-под решетки поддон, – приказала Тесса, – вот так. Теперь собери золу в ведро…

К моему удивлению, она не перекинула на меня всю работу. Я ожидала, что она будет надо мной издеваться, но вместо этого она, лишь морщась, закатывая глаза и делая нетерпеливое лицо, действительно объясняла и показывала мне, что и как делать, при этом параллельно работая сама. Закончив с чисткой камина, мы вместе заправили постель, и она делилась со мной подробной информацией, лишь изредка ругая меня за мою нерасторопность и несообразительность.

И я поняла, что она мне не враг. В Тессе не было зла. По сути, она была молодой еще искренней девчушкой. Она меня, возможно, презирала – думаю, в том виновата репутация настоящей Амелии – но не ненавидела. Возможно, со временем мне удастся с ней наладить с ней отношения – и, если повезет, даже подружиться.

Во всяком случае, я очень на это надеялась.

– Все, – воскликнула она, заканчивая заправлять кровать, – теперь идем на завтрак.

Я кивнула, и мы вновь вышли. Теперь она повела меня вниз. Я вертела головой во все стороны, но все равно не заметила, как мы оказались…

– Наша кухня, – сказала Тесса, – тут берешь миску, в том котле – еда. Накладываешь себе, сколько надо, находишь место, завтракаешь – и возвращаешься к работе.

Пока я заторможенно озиралась в поисках миски, она уже ушла, высмотрев кого-то в дальнем конце кухни. Я принялась озираться по сторонам. Пока что на меня не обращали внимания. Пользуясь этим, я взяла миску из какой-то стопки, подошла к котлу с кашей и осторожно налила себе один черпак. Затем нашла свободное место за столом и села, намереваясь позавтракать.

Но позавтракать не успела. Стоило мне сесть, как соседки – такие же горничные – бросили на меня беглый взгляд, чтобы поздороваться. Их глаза округлились. Ложки перестали черпать кашу. Узнавание вспыхнуло как лесной пожар – и прокатилось от одного к другому. Даже в черной форме служанки меня было легко узнать – и они, естественно, узнали. Воцарилась тишина.

– Это что? – раздался чей-то голос. – Мои глаза меня обманывают?

– Нет, это леди Шар’Ле!

– Та самая?

– Да, видите, это же она.

– Что она тут делает?

– Ошибка?..

– Разве она не должна быть в темнице?

– Видимо, теперь будет отрабатывать…

– Отлично, давненько у меня были к ней вопросы…

– … за все поплатится…

Моя интуиция вопила, что сейчас что-то будет. Так оно и случилось. Ко мне подошла группа горничных, и одна из них, выступив вперед, произнесла:

– Ты – леди Шар’Ле?

Я не видела смысла увиливать – все равно узнают рано или поздно. Поэтому я встала, оправила фартук – кажется, это уже стало привычкой – и ответила:

– Да, это я.

– Разве ты не под арестом?

– Меня выпустили. Теперь я буду тут работать.

Служанки переглянулись, и, глядя на то, каким предвкушением зажглись их глаза, я поняла еще одну вещь.

Тесса не питала ко мне ненависти. Но помимо нее, во дворце были еще сотни других служанок.

И вот уж они-то точно желали мне только зла.

13

– Только взгляните, – протянула одна из служанок, высокая, миловидная брюнетка, которая, кажется, была в этой группе главной, – как все обернулось!

Ее слова словно послужили триггером. Служанки обступили меня плотным кольцом. Если поначалу их сдерживало неверие и даже некоторое опасение, то теперь, после слов брюнетки, они поняли, что смогут безнаказанно надо мной измываться.

– Леди Амелия Шар’Ле, – продолжала все та же брюнетка, – дочь маркиза Шар’Ле, которая всегда получала все, что захочет!

Неправда. Не всегда. Амелию удочерили, когда ей было шесть, и маркиз и в самом деле потакал ее капризам, но так было не всегда.

– Купалась в роскоши, богатых нарядах, носила изысканные украшения, спала до самого обеда, раскатывала в каретах по спектаклям и творила невесть что – и теперь вдруг тут!

Я молчала. Мне было страшно, но я стояла спокойно и ровно, молчаливо глядя в глаза зачинщицы. И последнее, кажется, жутко выводило ее из себя.

– Чего вылупилась? – разозлилась она. – Думаешь, раз ты дочь маркиза, то тебе все сойдет с рук? Ошибаешься! Твоя семейка уже от тебя отказалась, а значит, тебе никто не поможет! Папочка больше не прибежит к тебе на помощь, и все твои любовнички тоже разбежались, как только тебе вынесли приговор!

Любовнички. Чего-чего, а любовников у Амелии не было. Я сделала ее роковой красоткой и злодейкой, но мужчинами она манипулировала исключительно флиртом. Впрочем, сейчас от этого знания мне отнюдь не легче, потому что чем больше брюнетка говорила, тем больше заводилась сама:

– Запомни, мерзавка, никто из нас не даст тебе спокойной жизни. С этого момента я сделаю все, чтобы ты прочно усвоила, где твое новое место!

И прежде, чем я успела хоть как-то отреагировать, она взяла со стола мою же миску с кашей и опрокинула ее прямо на меня. Я нелепо хлопала глазами и смотрела, как пшеничное варево расползается по моему белоснежному переднику. Словно этого было мало, брюнетка с силой толкнула меня в плечо. Не удержавшись, я упала на каменный пол, ударившись локтем. От моментально прострелившей боли у меня тут же потемнело в глазах. Никто не пришел ко мне на помощь. Когда темнота в глазах развеялась, я увидела, что мои обидчицы уходят, но повара и кухари смотрят на меня с не меньшим презрением, чем только что ушедшие горничные. Прикусив губу и прижав к себе ноющую руку, я встала. До ужаса хотелось плакать, но я сдержалась. Вместо этого, опустив взгляд, я вышла из кухни. Передо мной расступались, точно я прокаженная, но сейчас мне было это только на руку. Беспрепятственно покинув помещение, я по памяти вернулась обратно в покои Джеймса, больше не обращая внимания ни на стражу, ни на роскошное убранство.

Оказавшись, наконец, в покоях, я закрыла дверь, спряталась за кровать – и разрыдалась. Все напряжение, страх, обида и недоумение, которые копились с того самого момента, как я открыла глаза в темнице, вырвались наружу и затопили меня с головой. За что? За что меня так наказывают? Только за это, что я сама придумала этот мир? За то, что я – его автор? Неужели я действительно виновата в том, что написала этот роман?

– Ты что, плачешь?

Вздрогнув, я подняла голову. Тесса – а это была она – смотрела на меня так, как будто на голове у меня вырос рог: с удивлением, изумлением и даже ужасом.

– А что, – ответила я дрожащим голосом, – я не могу даже плакать?

– Ты же Амелия Шар’Ле! – воскликнула она. – Та самая бессердечная леди Шар’Ле, которая может исхлестать свою прислугу за то, что ей не погладили ленты для волос!

Мои глаза округлились:

– Ч-что?

– А еще ты однажды уволила бедную служанку просто из-за того, что тебе не понравилось, что она так громко дышит! У бедняжки был насморк, но ты не отпустила ее лечиться, а потом сама же и разозлилась, потому что из-за того, что она шмыгала носом, ты потеряла аппетит. Ты уволила ее, а потом громко жаловалась, что из-за нее не можешь больше есть клубничные пирожные, потому что стоит тебе теперь взглянуть на пирожное, и у тебе в ушах звучит сопение той несчастной!

Когда это такое было?! Да что вообще происходит?

– И ты, – продолжала Тесса, – сейчас сидишь и ревешь из-за того, что тебя обидела Мелисса? Вместо того, чтобы как обычно отхлестать ее по щекам или потаскать ее по всей кухне за волосы? Ты точно та мерзавка Шар’Ле, про которую рассказывают в столице?

– Но я не помню такого! – воскликнула я.

– Не помнишь? – растерялась Тесса. – Как так?

– Я не помню, – с жаром подтвердила я, – я знаю, что я… была нехорошей, но я не помню тех вещей, про которые ты мне только что сказала!

Потому что их не было в моем романе! Там не было ни клубничных пирожных, ни неглаженных лент, ни исхлестанных щек!

– А что ты помнишь? – спросила Тесса, присаживаясь рядом.

– Я, – я замялась, – я помню, что я дразнила Джеймса… в смысле, дразнила Его Величество. Я помню, как я его обманула, как я пыталась его оболгать… Но это все, я клянусь! Тесса, я, может быть, и не приятная и не добрая, но я не помню, чтобы я хлестала людей по щекам или увольняла людей из-за того, что они слишком громко дышат!

Тесса молча смотрела мне в лицо и задумчиво жевала губы.

– Если подумать, – сказала она мне медленно, – ты и в самом деле сейчас ведешь себя… как-то странно. Не так, как про тебя говорят.

– Я не помню, чтобы я делала те вещи, – сказала я жалобно, – а по поводу тех, которые я помню… Я глубоко сожалею.

Пусть те злодейства сотворила не я лично, но я была автором – именно я их придумала и именно я заставила главных героев пройти через них, поэтому моя вина в этом тоже есть.

– Наверное, – сказала Тесса, – это все лихорадка.

– Да, – обрадовалась я, – это все лихорадка! После нее я пришла в себя другим человеком, и я больше не хочу быть той… той мерзкавкой, о которой все говорят. Ты мне веришь?

– Я тебе верю, – сказала Тесса, – вот только… поверят ли тебе другие?

14

За окном уже стемнело. Я была в собственной комнате – той самой, которая напрямую примыкала к покоям Джеймса. Комната была небольшой и узкой. В нее едва вмещались одноместная кровать, сундук с личными вещами, трюмо с зеркальцем и стул. Было здесь даже окно, и я, к огромному своему счастью, могла видеть из него внутренний двор дворца: оба крыла, огромную площадь с фонтаном и часть королевского парка. Небогато, но после темницы я была искренне рада и этому.

В данный момент я сидела на стуле и обтирала свое тело влажной губкой: вообще, слугам, как оказалось, нужно было делать это несколько раз в день, чтобы не смущать господ запахом вспотевшего от тяжелого труда тела. А труд воистину был тяжелый. После того, как в наших с Тессой отношениях тронулся лед, она показала мне эту комнату и помогла застирать фартук, а после этого мы целый день убирали соседние покои. Никогда не думала, что это будет так сложно: сначала нам пришлось накрыть всю мебель белой тканью, затем скатать и вытряхнуть ковры, после этого снять с окон шторы для стирки, выгладить и повесить новые шторы, начистить до блеска всю медь и латунь, вымыть полы, проветрить, расстелить ковры, снять с мебели ткани… К концу дня я едва стояла на ногах.

– Это еще ничего, – сказала Тесса, самодовольно отряхивая руки, – вот зимой добавляется еще постоянная чистка камина да бесконечный нагрев воды, поэтому так быстро, как сегодня, нам уже не отделаться!

И тем не менее…

Несмотря на то, что мой локоть болел и саднил, я чувствовала себя несколько лучше, чем утром: ведь теперь у меня был человек, который искренне мне сочувствовал и верил, что я не желаю никому зла. Мы сблизились, совсем чуть-чуть, но для меня, которую тут все презирали, это был гигантский прогресс – и я собиралась во что бы то ни стало сохранить эту дружбу.

Мысли мои потекли дальше. Я размышляла о Тессе, нашем разговоре, новых неожиданных фактах, которые я узнала об Амелии… И вдруг меня озарило. Постойте… В этом мире Амелия – злодейка, которая причинила окружающим много боли. Каким-то образом я попала именно в ее тело. А что, если… Что, если смысл моего попадания заключается в том, что я должна исправить все ошибки, которая она совершила?

Может быть… Может быть, после этого я смогу вернуться домой?

Я застыла, потрясенная этой мыслью. Ну конечно же! Теперь в этом есть смысл! Я должна искренне раскаяться в «своих» злодеяниях, исправить ошибки Амелии – и тогда я смогу покинуть этот мир!

– Долго мне еще ждать?

Я испуганно подскочила – и перевела взгляд на дверь. На пороге стоял Джеймс. Я замерла от неожиданности, глупо глядя на него снизу вверх.

– Я звал, – сказал он. Раздражительность из его голоса исчезла, но вместо нее появилось что-то другое. – Ты не отозвалась.

– Я не слышала, – пролепетала я растерянно.

Он продолжал стоять на пороге, не отрывая от меня тяжелого взгляда – и тут до меня дошло. Я была обнажена. Я обтиралась влажной губкой перед сном, и чтобы это сделать, я сняла с себя всю одежду до последнего клочка ткани. И в таком виде меня застал Джеймс. Мой главный герой, который был совсем не таким белым и пушистым, каким я его создавала.

И который вчера уже успел это продемонстрировать.

Охнув, я схватила первое, что попалось мне под руку, и попыталась этим укрыться. Это оказался белый кружевной передник, который я аккуратно повесила на спинку стула. Тонкая ткань едва прикрыла мое тело, но это было лучше, чем ничего.

– Простите, – испуганно пробормотала я, – я сейчас выйду.

Взгляд Джеймса был тяжел. С замиранием сердца я поняла: он решил, что я вновь его соблазняю. Нарочно разделась, якобы для умывания, нарочно притворилась, что не слышала его зов – и все для того, чтобы он зашел и увидел меня в таком виде.

– Здесь нет задвижки, – сказала я поспешно, – дверь нельзя запереть изнутри!

Сущая правда. Слишком обрадовавшись неожиданно потеплевшим отношениям с Тессой, я не придала этому большого значения – но теперь вижу, какой сильный это был просчет с моей стороны.

Джеймс молчал. Челюсть его была плотно сжата, взгляд темен и тяжел. Он смотрел на меня и одновременно словно бы вскользь, будто бы пытался что-то мысленно решить. Я стояла ни жива, ни мертва, гадая, к какому решению он придет, и оттого, когда он, наконец, заговорил, я даже вздрогнула от неожиданности и страха.

– Оденься, – велел он, – и иди в мои покои.

Он вышел. Секунду я стояла, переваривая его приказ, а затем, спохватившись, кинулась одеваться.

Я вышла из коморки десять минут спустя. Воротник моего платья был наглухо застегнут, темный подол удачно скрывал длинные ноги Амелии, а фартук я нарочно повязала неплотно, чтобы не слишком сильно подчеркивать талию. В общем, теперь мой внешний вид был далек от соблазнительного и не должен был вызвать у него желание снова на меня накинуться.

Джеймс стоял у окна, глядя на улицу. При виде его широких плеч, на которые падало закатное солнце, я почувствовала беспокойство. В этот раз он казался даже больше и выше, чем тогда, когда я видела его в последний раз. Или дело в том, что рядом с ним я теперь неосознанно стараюсь уменьшиться?

– В-ваше Величество, – проблеяла я, – вы что-то хотели?

– Да, – ответил он, оборачиваясь. В его темных глазах, когда он ко мне повернулся, мелькнуло и исчезло что-то непонятное. – Помоги мне раздеться.

15

– Ч-что? – я невольно отступила на шаг назад.

Джеймс хмыкнул, но хмыкнул тяжело и мрачно.

– С каких это пор, – сказал он, – у тебя появились проблемы со слухом, сестренка?

Я сглотнула.

– В-вы сказали, чтобы я помогла вам раздеться… З-зачем?

– А зачем люди раздеваются? – он изогнул бровь.

Нет, только не это.

– Я не буду, – сказала я тихо.

– Отказываешься помочь мне отойти ко сну?

– Отойти ко сну? – переспросила я глупо. – Вы хотите, чтобы я помогла вам отойти ко сну?

– Именно это, – медленно произнес Джеймс, – я от тебя сейчас и хочу.

Я почувствовала себя невероятно глупо.

– А почему вам не помогает Арла? Госпожа Фер? – глухо спросила я, не решаясь подойти ближе. – Ведь это она ваша личная служанка.

– Я ее отпустил.

– Отпустили? – я напряглась. – Зачем?

– Милая моя сестренка, – сказал Джеймс, и в голосе его прозвучали опасные нотки. – Ты задаешь слишком много вопросов. Твой король отдал тебе приказ, и ты обязана ему подчиниться.

Так-то оно так, вот только… Мои ноги словно приклеились к полу, и я не могла заставить себя сделать и шагу вперед.

И это не понравилось Джеймсу. Если до этого стоял расслабленно, то сейчас подобрался, как хищник, готовый к прыжку. Он нервировал меня, этот главный герой, которого я не писала. Мой Джеймс бы никогда так не поступил. Не напугал бы никого до потери сознания. Не сверкал бы на меня так глазами. Такое ощущение, что от моего Джеймса осталась одна внешность, а вот его характер… Его характер изменили чуть ли не полностью.

– Я считаю до трех, – тихо предупредил меня он, – и если ты не подчинишься приказу, тогда…

– Тогда что? – перебила я.

Сердце так и стучало в груди. Было до жути обидно. С тех пор, как я сюда попала, меня только и обижают. Все считают, что я зло априори, и никто даже не пытается меня выслушать. Никто не хочет понять, каково мне. А ведь я едва не погибла в темнице!

Истерика, которую я так долго подавляла, начала прорываться наружу. Воздух как будто зазвенел и стал зловещим и напряженным, как Джеймс, который не сводил с меня этого своего тяжелого взгляда. Я сжала челюсти, чтобы не ляпнуть лишнего и не навлечь на себя еще большую беду, но тут Джеймс ответил:

– Тогда, сестренка, я тебя накажу. И накажу очень показательно, чтобы ты, наконец, уяснила свое место.

– Мое место? – тонко переспросила я.

Истерики не миновать. Слова так и лезли наружу. Я спокойная по жизни, да. Мечтательная, романтичная, меланхоличная. Тихуша, как сказала Таня. Я всегда наблюдала за человеческими страстями со стороны и никогда в них не вмешивалась, поэтому мне было легко оставаться спокойной. Но сейчас, когда я оказалась в эпицентре… Оказалось, что я тоже могу взорваться: как арбуз, на которого проказливые детишки натянули слишком много резинок.

– А где оно, мое место? – спросила я. Мой голос зазвенел. – В темнице, где нет даже окна? Или в твоей постели, под тобой? Или, может быть, на кухне среди других служанок? Или тут, в маленькой коморке, в которой даже нельзя запереться изнутри?

Я знала, что добром это не кончится. Знала, но остановиться уже не могла. Мне нужно было высказать все, что я думаю.

– Мне казалось, – сказала я, – что ты уже достаточно показал мне мое место. Или это еще не все? Осталось еще какое-то место, на которое ты мне не указал? Где оно? Не стесняйся! Ведь я же та самая Амелия Шар’Ле, леди Шар’Ле, которая заслужила, чтобы с ней так обращались! Ну же, где еще мое место?!

Глаза Джеймса сузились. Он сделал шаг ко мне и навис сверху, как огромная отвесная скала, под которой нет солнца и жизни.

– Считаешь, – сказал он опасно, – что я поступил с тобой несправедливо?

– А разве нет? – спросила я с вызовом. – Ты запер меня в темнице! Ты напугал меня! Ты едва меня не изнасиловал! Ты заставил меня носить этот дурацкий фартук и прислуживать тебе!

– Хорошо. Ты считаешь, что я поступил с тобой несправедливо? Отлично. Я покажу, как я должен был поступить с тобой на самом деле.

Он схватил меня за локоть – я ахнула – и потянул вон из покоев. Я едва поспевала за его широкими шагами, и сосредоточилась исключительно на том, чтобы не споткнуться. Лестницы, бесконечные пролеты, ступени, изумленные лица… Я видела все это мельком. Всю дорогу я пыталась вырваться из его хватки, поэтому не сразу заметила, как мы оказались…

В темнице.

– Считаешь, – Джеймс толкнул меня к решетке камере, и я упала на колени, неверяще глядя на него снизу вверх, – что я обошелся с тобой несправедливо? А ты сама, Амелия? Что я тебе сделал? Почему ты сама была ко мне так жестока? Почему привязала меня к себе? Почему обвинила в том, чего я не делал? Почему пыталась убить меня, Вивиан и нашу с тобой мать? Считаешь, что я жесток к тебе? А что ты скажешь на то, что все мои советники настаивали на смертной казни для тебя? Что скажешь на то, что я заменил приговор на более мягкий, чтобы сохранить тебе жизнь? Что ты скажешь, Амелия, когда узнаешь, в каких условиях держали тебя – а в каких – Эммета Гира? Смотри!

Оглушенная его словами, я перевела взгляд на решетку. После яркого освещения дворца я не сразу разобрала, что там, в темноте за решеткой. А когда разобрала, похолодела.

Там, в камере, был Эммет Гира. Но что это была за камера! Если в моей камере я еще могла свободно ходить, то камера Гира едва ли была больше одного квадратного метра! Узкая и вытянутая, как пенал, она даже не позволяла ему присесть, и все время заточения он был вынужден стоять! И как будто этого было мало, она утопала в полу и была заполнена зловонной жижей, которая доходила Гира до пояса!

– Ты считаешь, – прошипел Джеймс, – что я поступил с тобой несправедливо, дав тебе обычную камеру, а потом вытащив наверх и заменив твое заточение на службу во дворце? А теперь взгляни, Амелия! Взгляни на то, что ты действительно заслужила!

16

От звука его голоса бессознательный Эммет Гира открыл глаза. Я ужаснулась, увидев его в таком состоянии: пепельного цвета волосы спутаны и свисают грязными паклями, под глазами залегли темные круги, лицо распухло от постоянного пребывания в воде, губы, несмотря на влажность, потрескались – но его серые глаза горели упрямым, злым огоньком.

– Братец, – хрипло протянул он, окинув взглядом Джеймса, – ты пришел меня проведать? Как мило.

– Смотрю, ты неплохо тут проводишь время, – отозвался Джеймс. – Даже друзьями обзавелся. Себе под стать.

Друзьями? Какими еще… Ох, только не говорите, что вон тот лоскут грязной ткани, что цепляется за решетку, – это крыса!

– Ох, – лениво отозвался Гира, – ты про Амелию? – Я вздрогнула. Он же поднял руку и вдруг… погладил крысу. – Познакомься со своей тезкой, Амелия. Я назвал тебя в честь такой же мерзавки, которая сейчас стоит за решеткой.

– Ты… – прорычал Джеймс.

– Что такое? – нахально отозвался Гира. – Ах да, как я посмел оскорбить твою драгоценную… сестренку.

Они уставились друг другу в глаза: с вызовом, злостью, яростью. Я стояла на коленях молча, не решаясь влезть в их молчаливый поединок.

– Мы уходим, – вдруг сказал Джеймс. И тяжело и требовательно позвал. – Амелия.

Я нерешительно встала и подошла к Джеймсу. Тот, не глядя на меня, пошел к выходу. Я засеменила следом, боясь, что он может меня тут оставить. Нам в спину донесся насмешливый голос злодея:

– Осторожнее, братец. Эта змея, которую ты пригрел на груди, еще даст о себе знать.

Я ошарашенно обернулась. Змея на груди? Речь идет обо мне?

– Пошевеливайся, – рыкнул Джеймс, – если не хочешь остаться тут.

Я не хотела, совсем не хотела оставаться тут, поэтому быстро и молча выскользнула следом. Обратный путь казался долгим. Встречные почтительно кланялись Джеймсу, я же старалась держаться за его спиной и не отсвечивать. Не нужно быть семи пядей на лбу, чтобы понять, как он зол: на Эммета Гира за его слова и на меня за мою выходку. Я осмелилась бросить на спину Джеймса осторожный взгляд. Получается… Получается, он еще был ко мне добр? Если вместо того, чтобы казнить меня, как говорили советники, он просто посадил меня в темницу – совсем не такую, как у Гира, – а потом и вовсе сделал служанкой, дав хоть и относительную, но свободу?

Я отчаянно кусала губу, пытаясь разобраться в ситуации. По всему выходит, что Джеймс действительно был со мной милосерден – хоть я вначале думала другое, а раз так… Раз так, то значит, это все-таки мой Джеймс? Но если это мой правильный Джеймс, то почему тогда той ночью он поступил так?

Так мой это Джеймс или нет?

Я окончательно запуталась, и совсем пропустила тот момент, когда мы вернулись в покои. Пришла в себя только тогда, когда чуть не врезалась в его спину – и только тогда сообразила, что мы уже на месте. Отступив на шаг, я подняла на голову, не зная, что мне сейчас делать. Изначально Джеймс потребовал, чтобы я его раздела – мне сделать это сейчас?

– Мне… – тихо начала я, но в тот же самый момент он меня перебил:

– Уходи.

– Что?

– Возвращайся к себе, – приказал он, и затем, обернувшись, смерил меня таким неприязненным взглядом, что я невольно снова отступила. – Мне больше не нужна твоя помощь.

– Но…

– Живо!

От его рыка я подскочила – а затем метнулась обратно в коморку. Закрыв за собой дверь, я испуганно привалилась к ней спиной, чувствуя, как заполошенно бьется сердце. На глазах вновь вскипели слезы. Я вытерла их рукой, но они все продолжали и продолжали выступать, и мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не всхлипнуть. Через тонкую дверь раздалось чертыханье. Я вздрогнула и прислушалась. Джеймс ругался. Я растерянно сидела на полу, не зная, как мне поступить. Затем медленно, понимая, что это может быть чревато очередным наказанием, открыла дверь – буквально на сантиметр – и выглянула. Глупо, но… Таня права. Мне уже нужно начать как-то действовать, я не могу вечно отсиживаться за четырьмя стенами и ждать, когда все разрулится само.

Сначала я ничего не увидела: Джеймс был за пределами моего поля видимости. Тогда я чуть-чуть переместилась – и увидела его. Он раздевался. В данный момент, чертыхаясь, аккуратно и очень осторожно снимал с себя сюртук. Почему он так медлит? Я нахмурилась, не понимая его реакции. А мгновение спустя, когда очередь дошла до рубашки, я ахнула, поняв причину: на его спине был огромный кровоподтек. Узкий, длинный, сантиметров сорок в длину, он пересекал всю спину и выглядел так, будто кто-то со всего маха ударил короля мечом плашмя.

Но кто посмел?

Джеймс, явно испытывая боль, осторожно снимал с себя рубашку. Я не могла оторвать глаз от его спины, а в голове уже мелькнула догадка: так вот почему он хотел, чтобы я помогла ему раздеться… Самому ему это было сделать слишком больно. Возможно, он даже специально отослал Арлу, чтобы не волновать ее. А я… Вместо того, чтобы ему помочь, я закатила ему несправедливую истерику.

Я прикусила нижнюю губу. Так что мне делать? Выходить к нему или нет? Он велел мне убираться и больше не маячить у него перед глазами – но ведь до этого он велел мне помочь. Я обязана ему помочь. Теперь, когда я вижу, что это все же мой Джеймс, я должна сделать первый шаг и извиниться.

Да, я просто обязана это сделать.

Я сделала глубокий вдох, оправила фартук – и толкнула дверь.

17

Уважаемые читатели! Я возвращаюсь, тяжело и со скрипом. Июль и август были и остаются для моей семьи весьма тяжелыми, поэтому прошу прощения за эту задержку - и за возможные будущие. Желаю вам приятного чтения.

***

Дверь открылась совершенно бесшумно. Бесшумными были и мои шаги. Джеймс все еще стоял ко мне спиной, наклонив голову. Я подошла ближе и нерешительно коснулась ворота его рубахи. В тот же самый миг, когда я это сделала, мой мир покачнулся: и я внезапно обнаружила, что стою, прижатая к стене, моя спина ноет от удара, мое горло вновь в тисках рук Джеймса, а он сам нависает сверху, не позволяя вырваться.

Он узнал меня в ту же секунду. Узнал – и в его глазах зажегся уже знакомый мне мрачный огонек.

– Подкрадываешься? – спросил он опасно. – Что ты затеяла, Амелия?

– Я просто хотела помочь, – честно ответила я.

– Ты – помочь?

Он не поверил мне. Конечно же, нет. Решил, что я что-то против него замышляю. Нужно его разубедить.

– Я увидела рану, – тихо сказала я, – и… поняла, почему ты отпустил Арлу. Ты ведь не хотел, чтобы она из-за этого беспокоилась, верно?

Джеймс стоял, молча буравя меня взглядом. Его глаза бегали по моему лицу, словно он изо всех сил пытался понять, о чем я на самом деле думаю.

– Я помогу, – повторила я, – раздеться. Можно?

Я устремила на него умоляющий взгляд. Мне нужно, чтобы он мне поверил. Мне нужно наладить с ним отношения. Мне нужно, чтобы он меня простил – ведь если он меня простит, то я, скорее всего, сумею вернуться домой. И этот кошмар закончится.

– Гира был прав, – вдруг сказал Джеймс, – ты не могла измениться так сильно, сестренка. Ты всегда меня ненавидела: с самой первой нашей встречи. И я не верю, что сейчас ты действуешь из добрых побуждений.

– Но это так! – воскликнула я. – Просто… дай мне еще один шанс! И я докажу тебе, что я изменилась!

Я говорила горячо и страстно – потому что сама верила тому, что говорю. Но Джеймс… не поверил.

– Ты упустила свой шанс, Амелия, – сказал он, и припечатал, – другого я тебе не дам. Уйди к себе, если не хочешь проблем.

Я опустила глаза, изо всех сил борясь с разочарованием. Если бы я только не закатила истерику… Если бы только не вывела его из себя… Если бы сразу помогла, вместо того, чтобы бросаться извинениями… Тогда все было бы иначе?

Той ночью я так и не смогла уснуть. Лежала в своей узкой постели и прислушивалась к шуму снаружи. В голове крутились разные мысли, и к утру я окончательно утвердилась в следующем: если у меня и есть возможность выбраться из этого мира, то сделать это я смогу только тогда, когда попрошу у всех прощения. А значит, этим мне и нужно заняться. Найти всех тех, кому я причинила зло и заставить их поверить в то, что мне искренне жаль. Не самый оригинальный план, но единственный, который у меня есть.

Утром я, несмотря на недостаток сна, чувствовала себя возбужденной. Мне не терпелось приступить к прощению, поэтому, стоило Тессе появиться, как я закидала ее вопросами:

– Тесса, скажи, я действительно… пыталась убить собственную мать? Герцогиню Шар’Ле?

Мысль об этом не давала мне покоя. Ладно, Джеймс и Вивиан, но чтобы местная Амелия покушалась на жизнь собственной мачехи? Немыслимо! Однако, я сомневалась, что Джеймс лгал, а значит, местная злодейка и в самом деле оказалась куда хуже, чем я представляла.

Тесса округлила глаза:

– Ты пыталась убить герцогиню Шар’Ле?

Я растерялась:

– Разве нет?

– Мне об этом ничего не известно…

Несколько секунд мы растерянно смотрели друг другу в глаза, затем я со вновь вспыхнувшей надеждой спросила:

– А что насчет остальных?

– Остальных?

– Тех, кого я тоже обидела. Ты знаешь их? Знаешь их имена?

– Зачем тебе?

– Хочу извиниться перед ними.

Тесса моргнула – а затем вдруг улыбнулась. Да так ярко и солнечно, что могла затмить собою вставшее светило.

– Вот теперь нет никаких сомнений в том, что ты абсолютно другой человек! Прежняя Амелия Шар’Ле скорее откусила бы себе язык, но не сказала бы «извини», особенно слугам.

Я смешалась и неловко отвела взгляд, но быстро взяла себя в руки:

– Так что, ты знаешь их имена?

– Нет. Но я могу узнать. Слуги постоянно болтают, так что не сегодня-завтра мы узнаем, что нужно.

Я обрадовалась. Мне определенно повезло, что Тесса теперь на моей стороне – без нее было бы невозможно получить эти сведения. В приподнятом настроении мы принялись за уборку, живо обсуждая, как быстрее получить список и как мне сподручнее просить прощения. Теперь, когда Тесса ко мне присоединилась, происходящее перестало казаться мне таким мрачным и безнадеждным, и я настолько воспряла, что даже рассмеялась над какой-то ее шуткой по дороге на завтрак.

А потом мне стало не до смеха.

Потому что когда дорогу нам заступили, я вдруг поняла одну простую вещь.

Когда мы с Тессой обсуждали, у кого я должна попросить прощения, мы обе как-то забыли про одного персонажа, которому досталось наравне с Джеймсом. Вернее, я забыла. И это было непростительной ошибкой с моей стороны, потому что персонаж был главным.

Да. Речь шла о Вивиан Лотус. Главной героине моего романа, нежном стойком ангеле – и невесте Джеймса Рока.

Которая теперь собственной персоной стояла напротив меня в окружении подобострастных служанок и смотрела на меня своими нежными, прекрасными глазами.