Злыдень и рыжие кудри

1 Злыдень

Для любителей злых, одержимых мужчин, которые меняются под властью любви. ХЭ.

Роман будет жестоким, рассчитывайте своё эмоциональное состояние.

Я скинула своё платье и ногой потрогала воду. Жаркий июль, вода в лесном озере как молоко. Так прогрелась в знойный день, что даже глубокой ночью не остыла. Над густой тайгой серебрилась полная луна. Бледное светило откидывало лунную дорожку по чёрной глади воды, искажало цвета, и мои волчьи глаза многое не могли уловить. Возможно, собственные рыжие кудри, что спускались ниже пояса, потеряли свою краску. Я собрала их в пучок на макушке, вставила спицу в волосы, чтобы не развалились. Не хотела их мочить, купаться приготовилась скромно, окунусь и выйду.

Полнолуние для волков — время особенное. Внутренний зверь чувствует себя привольно, хочет выть и бежать. В такие дни легче оборачиваться, спариваться и рожать. Оборотни это знают. Но я не хотела всех прелестей волчьего начала. Меня интересовало исключительно ночное купание. Вот уже три дня к ряду я не могла уснуть, и прогулка с заплывом перед сном, это единственное, что могло меня спасти.

Совершенно нагая я вошла в воду. Днём часто приходила сюда, чтобы окунуться, поэтому место мне было знакомо. И хотя напротив моего дома протекала река, не менее привлекательная, с песчаным дном, мне было в удовольствие прогуляться по лесу к озеру. Эти места дикие, кроме меня и деда с бабкой никто за сотню километров рядом не жил. Оборотни предпочитали селиться сразу у Туманной реки, чтобы до людей было легче добираться. Это актуально, если в семьях есть ребёнок. Человеческая сущность требует разнопланового развития и, конечно, идти в ногу со временем, не отставать от прогресса.

У меня не было семьи и детей… Детей тоже не было. А бабке с дедом хватало домашнего хозяйства и того, что им подкидывали современные оборотни. К людям мы не ходили.

Я не хотела возвращаться в современный мир. Мне было хорошо здесь. Безопасно, спокойно. Иногда наваливалось странное чувство, которое я характеризовала как одиночество, поэтому и спала плохо. Но все невзгоды проходили за работой. В тайге всегда есть чем заняться. Работать можно целый день. Я прожила в этом закрытом от людей месте зиму, весну и часть лета, поняла, что нужно запасаться, утепляться и не лениться. Хотя дедушка с бабушкой меня совсем не нагружали трудом.

Я присела, разводя руками воду, наслаждаясь купанием. Мир казался сказочным и фантастичным. Первое время чувство сказки не покидало меня, когда я обернулась волчицей, но потом всё стало обыденным. А здесь, на лоне девственной природы, я снова могла погрузиться в ощущение благоденственного сна. Я-то знаю, как это важно: расслабляться и погружаться в полное спокойствие.

Уши уловили шелест, и я испуганно обернулась. Посторонние зрители мне были не нужны. Деда с бабулей я не стеснялась, а вот всякие там залётные, которые ищут Альфу, могли появиться внезапно. Но на меня смотрел вовсе не волк.

На высоком берегу, между чернеющих стволов сосен, стоял огромный, просто гигантский олень. Рога его серебрились под светом луны, глаза горели ярким голубым огнём, и пробегали по гладкой шкуре мелкие искорки.

Я напугалась. Мне в жизни не справиться с таким исполином. И убежать от него будет крайне сложно, тем более из воды. Даже если кинуться к берегу, я не успею реку покинуть. Поэтому я замерла.

Олень одним прыжком преодолел склон и оказался на берегу, рядом с водой. Он был грациозным и гибким. Под его копытами в разные стороны разлетелись мелкие камни.

Я не раз видела оборот. Но только сейчас он поразил меня до глубины души. Все оборотни, которых я видела в своей жизни, оборачивались волками или были подобны волкам.

Олень встал на задние копыта. Передние же стали превращаться в мужские руки. Появлялись широкие плечи с остатками меха. Морда сплюснулась и перетекала в безбородое лицо хмурого мужчины. Рога уменьшились, но не исчезли полностью. Два больших голубых глаза продолжали светиться. По сильному, иссушенному бегом телу пробегали мохнатые дорожки, опускались по мощному торсу ниже. На узких бёдрах мех переходил в пах, окутывая висящий детородный орган. Дальше оленьи копыта изогнулись в человеческие ноги. Оборотень был высокий, ростом больше двух метров, а ещё сверху — рога.

Он пошёл мне на встречу. Медленно вступил в воду, а я попятилась, прикрывая голую грудь руками. Оглядывалась в панике по сторонам. Хотела вскрикнуть, но горло сковало от страха. И я перестала отступать, потому что чуть не упала, запнувшись об подводный камень. Нырнула по нос, глотнула воды.

Набралась смелости и сказала:

— Не подходи, — выкинула руки вперёд, пряча наготу под водой.

Олень продолжал мощным телом резать гладь озера, разгоняя волны вокруг себя. Достиг меня быстро и, как бы я не сопротивлялась, приблизился на небезопасное расстояние. Мои ладони упёрлись в его стальную грудь. Я с ужасом подняла голову, чтобы посмотреть в морду этому мифическому существу.

Глаза, полуприкрытые свысока, смотрели на меня. Лицо с правильными чертами не отражало ни одной эмоции.

В любом из своих образов он гораздо сильнее. Намного. В тысячи раз. Я физически ощущала его мощь. Могучий оборотень возвышался надо мной, задавливая неведомой силой. Подошёл ещё ближе, а чтобы я не утонула, положил огромную ладонь на мою спину. В грудь упёрся эрекцией.

2

Крохотная деревня располагалась на берегу таёжной реки. В один ряд стояли добротные и крепкие дома. Домик деда с бабкой был крайний, рядом много сараев. Стадо коз и куры гуляли сами по себе, хищники близко не подходили к этому месту. Но забор всё-таки был, отгораживал огород, где на щи старики сами всё выращивали. Только вместо картошки употребляли репу, к этому я привыкнуть так и не смогла.

Одевались альфы в просторные льняные рубахи и ходили босиком, только зимой вступали в валенки. Хотя шесть других Вечных волков, каждый из которых старше трёхсот лет, привозили им обувь и другие современные вещи. От них они чаще всего отказывались, складывали подарки в доме рядом. В этом доме теперь жила я.

Дед с бабкой оказались любовниками. Услышав однажды их ревущие стоны, я морально не выдержала такого напряжения и сбежала в отдельное жильё.

В мои обязанности входила готовка еды, и то если захочу, кормёжка кур и дойка. Ни на чём старики не настаивали. Бабка Анна любила огород, на нём пропадала с утра до вечера, а дед всё по хозяйству делал, такой рукастый, что я диву давалась. Ему уже за тысячу лет, поэтому он Альфа. Близких по возрасту к нему среди волков не было. Редко оборотни до такого возраста доживали, потому что всё время дрались между собой и кровопролития устраивали.

На просторе у леса жила я больше полугода, изучала местность, ничего толком не делала, радовалась жизни и свободе.

Но были некоторые ограничения. Я не имела права носить короткие платья, только по пятки или широкие штаны, как у деда, но на это он хмурился. И волосы обязательно должны были быть убраны. А ещё я не смела вынимать серьги из ушей. Что это за тараканы, никто толком объяснить не мог, но женские «лысые уши» деда сильно угнетали. Так что я всё время ходила в своём ярко-розовом сарафане или льняной рубахе, как у стариков. Плела из волос косу и не снимала золотые кольца из мочек ушей. Бабуля всё время меня называла невестой и кидала мне комплименты. А дед молчал.

Первый раз Альфа разговаривал со мной, когда я зимой появилась в деревне. Шесть домов — все были заброшены, только в одном маленьком ютились дед с бабкой. Я, конечно, во всех домах, что терялись между деревьями, побывала, везде порядок навела, печки протопила. Тогда-то я впервые услышала его голос. Разговаривал он со мной в основном матами с ярким старославянским акцентом, сильно окал и выдавал слова, значения которых я не знала или понимала не так, как он. Но смысл дошёл бы и до кошки: «сама за дровами в лес пойдёшь».

Второй раз дед матерился на меня, когда Тихомир Верлиока, такой волк одиночка, которому я, глядя на весну, сильно понравилась, привёз мне по открывшейся ото льда реке на своём катере солнечные батареи, генератор и спутниковую антенну с панелью телевизора. Я от радости скакала целый день вокруг Тишки, пока он делом занимался, а старик меня потом на старославянском назвал няшкой и падалью.

И вот третий раз я удостоилась внимания Альфы.

Мы сидели на летней кухне. Она была устроена рядом с домиком Альф. Всё камнем выложено: и печь, и стол длинный, и лавки широкие. Только дедовский стул с подлокотниками был из дерева. Навес из тростника, на зиму его снимали. Дед уминал мои лепёшки и плов, а потом благодушие нашло на него. Оканья, непонятные слова куда-то пропали, и Альфа рассказал сказку:

— Жила-была прекрасная оборотница. Всем она была хороша: и ловкая охотница, и девушка-красавица. Любимицей была всех существ в лесу. Однажды пришёл великий король свататься к ней, а она носом воротила, старых битв ему не простила. Но он так воспылал к ней, что у деда её работать батраком остался. И вот шло время, присмотрелась девица к королю. Стала к нему испытывать чувство любовное. Так дед и порешил, что достоин король его внучки. Сыграли свадьбу, потом красавица родила ребёнка. А он с рожками.

Я подавилась.

— Не, ну, с оленем я не пойду, — прокашлялась я.

Он ничего не ответил.

Деда надо было слушать. Он просто так не говорил. В первом случае нужно было экономить дрова, во втором нельзя было Тихомиру давать надежду, что я готова стать его парой, поэтому приняла подарки. А про оленя я вообще ничего не поняла. Это было предупреждение или очередное пророчество?

После обеда бабка Анна обычно спала, но тут взялась за меня посуду мыть. Она собрала две седые длинные косы и убрала под белый платок.

— Иди деду на пасеке помоги, — сказала Анна и отобрала у меня деревянные тарелки.

Дед настругал рубанком досок, взял их под мышку, прихватил ведёрко с гвоздями и пошагал по лесу, опираясь на свой старый деревянный посох. Я за ним.

Мы вышли за дом, в лес. Дорожка была узкой, но хорошо утоптанной. Сухая хвоя шуршала под ногами. Эта часть тайги была из одних сосен. Оранжевые стволы, ветки только наверху, но густые, надёжно закрывающие солнечный свет. Под ними только кустики и травка росли, ничего больше под мощными кронами существовать не могло. Воздух был чистейший, насыщенный ароматами хвои и смолы, что янтарными каплями стекала по стволам и засыхала белёсыми потёками.

Мне было хорошо в этом месте, я не хотела к людям в их шумные города. Суеты людской хватало по телевизору. Только было мне немного одиноко. Меня за это ругала бабка. Говорила, что волчица одиночкой так долго быть не может. Нельзя нам без самцов, природа требует пары, а если не получит, то зачахнет, и я могу потерять оборот.

3

Анна нервно вытирала каменную столешницу обеденного стола на летней кухне. Из-под белого платка выбились седые пряди её густых волос. Она подняла на меня пронзительные янтарные глаза, а в них была тревога.

– Зара пришёл, – сказала она. – Дед его не просто так посылал к людям. Велел найти пару. Нашёл, сучий потрох. А дальше ничего не сделал. Ему нужно было пожить с тобой, человеком стать. Пару чувствовать нужно. А он что натворил?

– Бил меня и загонял до смерти, – замогильным голосом ответила я, точнее пожаловалась в очередной раз.

– Дед злой, как волчара, – она опустила глаза и продолжила тереть чистый стол. – Зара такое горе запустил, необратимое. Что теперь будет, не понятно. Альфа терпеть не может, когда что-то ему не ясно. Мне конечно, старый врёт, мол, все обещания данные тебе, исполним. Но чует моё сердце, бедные мы с этим Зарой все будем. Прибёг, чёрт клыкастый. Сообразил, что без пары не может, а как получить - не знает. Полгода народ волчий резал и теперь понял, что не может уже один.

Не сказала она мне, что будет драть меня Злыдень, как Тузик грелку. Потому что чувствует пару, а как по-человечески с женщиной общаться не в курсе. Поговаривают, что и любовницы у него не жили дольше одной ночи. Хотя про него много сказок ходило. Одним словом, запуганная я была.

– Вы не защитите меня, – ошарашенно выдохнула я. – Так я сбегу.

– Не вздумай! Здесь хотя бы сдержать его есть кому.

Анна отошла к печке. Взяла кувшин и плетёную торбу.

– Вот, возьми молочка и творога с ягодами. Посиди, девочка, в доме своём.

Я забрала еду и на несгибающихся ногах поспешила в свой дом. Оглядываясь с боязнью по сторонам, вошла через сени, двери заперла. В большой комнате с печкой было светло и прохладно по сравнению с жарким воздухом на улице.

Мой дом - рубленный терем с высоким крыльцом и балконом на втором этаже. Я жила внизу, наверху у меня был склад. В одной гигантской комнате, русская печка с лежанкой вокруг неё вся жизнь. С одной стороны прихожая, с другой кухня с третьей спальня и гостиная там, где лежанка. У старых хозяев всё было отгорожено занавесками, мне только их заменить оставалось, и привольное одинокое счастье мне было обеспечено. А с появлением телевизора жизнь вообще улучшилась, и я повадилась под сериалы носки вязать.

Облегчённо вздохнув, я прошла к столу у печи и поставила кувшин и торбу. На ужин себе блинчиков собиралась напечь с творогом и земляникой. Ничего страшного, дом у меня полная чаша, даже телевизор был. Могла неделю в нём сидеть, пока дед Злыдня воспитывает.

Я скинула сарафан и голышом прошла к своей кровати. Широкая кровать, постельное бельё из лоскутного шитья. Я рукодельница, особенно, когда делать нечего, у меня даже ножная швейная машинка была. На постели четыре подушки. Одну я обнимала руками, другую ногами, на третьей спала, а четвёртую под спинку подкладывала. Так вот на всех четырёх подушках развалился Злыдень и плевал в потолок.

Я его сразу не заметила, не о том думала, а кроватка моя, как пологом, льняными занавесками была отгорожена. И запаха оборотень не оставил в комнате, хотя на улице жара. У кровати валялся его рюкзак, сверху рубаха. А он в ботинках лежал и морду свою кривил.

– Это мой дом, я его строил, – он покосился на меня.

Его жгучий взгляд обдал меня огненной волной, и я резко прикрыла грудь и лобок. Сарафан остался у печки, но я не об одежде думала, а о том, как сбежать из дома, когда все двери заперты, а на открытие каждого засова время потребуется. И окна закрыты.

Злыдень резко сел. Взгляд от меня не отрывал. Гипнотизировать ему Альфа запретил, но он и без колдовства, как жуткий морок подводил к сумасшествию от страха. Уложив локти на колени, вылизал меня глазами и натурально облизнулся.

– Ложись, – усмехнулся он. – Для меня разделась?

– Жарко, – выдавила я, чтобы не рехнуться от ужаса.

– Альфа меня отругал, что не вы*бал тебя. Сейчас мы это поправим. Ложись!

Если дед меня не собирался от него защищать, то у меня было ещё два варианта. Тихомир и Елень. К оленю я, конечно, совершенно не хотела даже за голубые неизведанные дали, а вот за Тишку пойду. Прямо сейчас бы пошла.

Мысль о Тихомире немного отрезвила, я стала очень медленно пятиться к печке.

– Пару любить надо, а не по дедовскому приказу действовать, – шипела я, уже подумав, что живой ему не отдамся. – А ты не в курсе, как это делают.

– Почему же, – он также медленно, как и я, стал подниматься. – Я сейчас тебя так отлюблю, что с кровати неделю не встанешь.

– Сам себя отлюби и не вставай неделю, а лучше пару лет, ублюдок, – я кинулась к выходу. У меня скорость, у меня реакция и ловкость. Но учил меня двигаться сам Злыдень, поэтому пробиться к двери не получилось. Молниеносно он кинулся мне наперерез. Рядом была лестница на второй этаж. Ловко увильнув от его лап, я рванула к ступенькам.

Он выловил меня за ногу и скинул вниз. Я ударилась лицом об ступеньку, заехала второй ногой подонку в глаз. Выпустила когти и кинулась на его лицо, изогнувшись всем телом. Он не дал мне себя поцарапать. Мы дрались не в первый раз, а я не из тех, кого можно забить,  лучше сдохну, чем насильнику отдамся.

Но Злыдень сильнее. Я только и успела во всё горло закричать, как он меня к бревенчатой стене пришпилил и навалился телом. Глаза его бешеные горели, из хвоста на макушке выпали чёрные пряди и упали на довольное лицо. Он улыбнулся и дунул на них.

– Сиськи твои молочные, снятся каждую ночь, – он грубо зажал мою грудь. – А задница из головы не выходит. Вон она, сука, истинная пара. Еб*ть тебя, Алька, каждый день буду, пока за все свои триста лет простоя не насыщусь.

– А-а, понятно, – от отчаяния я истерично рассмеялась. – Триста лет без секса, сперма застойная дряхлым потоком в башку ударила и застыла там. То-то ты такой отморозок.

Его коготь проехался по моему плечу, оставив за собой кровавый след. А я даже не почувствовала боли, так была в этот момент напряжена и озлоблена, до лютой ненависти. Волк оскалился в клыкастой ухмылке и слизал длинным, шершавым языком капли крови с моей кожи. Побежала по телу электрическими разрядами мелкая дрожь. Злыдень поднял голову и поцеловал меня. Как вино горячее с мёдом и пряностями разлилась пылающим потоком волна внутри, обжигая сердце. Язык со вкусом моей крови пробрался мне в рот. Выпустив клыки, я его прокусила. Кровь наша смешалась, выдав отдельный дурманящий аромат. Возможно, опьянев от этого кровавого зелья, Злыдень больше не ударил меня, хотя я ждала.

4

Со Злыднем я познакомилась больше года назад. Той холодной весной, я со своей маленькой дочкой ушла от подонка мужа. Ушла со скандалом, Злыдень меня встретил на улице и подвёз. Казался мне таким представительным, красивым мужчиной. Я сразу на него запала, на такого трудно не запасть. Он обернул меня, а хотел убить. Видимо, Альфу он слушал иногда.

Елеазар скинул меня своим бойцам, которые вполне бережно меня тренировали, обучали волчьим законам, бойцовским хитростям и охоте. А потом Злыдень соскучился и взялся меня с напарниками тренировать. А тренировка у оборотней процесс малоприятный. Сильный бьёт слабого, и слабый должен сопротивляться, даже когда ему ломают кости и сдирают шкуру. С моей рыжей волчицей Злыдень поступил немилосердно. Зря моя живность внутри, так его уважала, забыла видать, как по морде сапогом получала. Пусть бы и мучил мою волчицу, только вот однажды он меня в человеческом облике избил. Этого я ему не прощу. В своих самых тёмных мечтах, я хотела видеть, как моего ненавистного истинного будут "тренировать".

Осуществляются мечты.

Я даже слышала, как хрустят кости серого оборотня, чувствовала запах его крови. Зара не орал, как когда-то его бойцы. Меня стеснялся? Урод. С улыбкой на всё лицо, я спокойно вернулась к своему сарафану. Неспешно, под рык с улицы, заплела толстую рыжую косу. Взяв с печки потемневшую берестяную торбу с солью, я вступила в шлёпки и отправилась на крыльцо.

На крыльце перила были выломаны. Два оборотня, один из которых превосходил другого почти в два раза, дрались. Злыдню похвала и мои «ах, какой идиот», он сопротивлялся Альфе вполне достойно. Рука когтистая висела безжизненно, у него не осталось зубов, и глаз на волчьей морде заплыл. Вся травка зелёная была утоптана и залита алой кровью.

Бабка Анна с таким же удовольствием на лице, как у меня, смотрела на происходящую бойню с явным поражением пришлого Вечного. Ждала. Злыдень уже не двигался, были видны его внутренние органы, оторван хвост, ноги вывернуты в другую сторону.

– Убей его! – кровожадно выкрикнула Анна. – Убей, как он твою мать убил!

О, какие подробности! Я скромно стояла на крыльце и помалкивала. Альфу лучше не беспокоить на взводе. Они вроде давно женаты, века три точно, а ума женщина не набралась. Альфа рванул к жене и ударил её. Полетела бабка с такой скоростью и на такой высоте к реке, что я ошарашенно вросла в крыльцо. Как мячик от ноги футболиста, метров на двести в сторону. Бабуля пропала в камыше у воды.

И дед не умён, не видать ему за это секса до зимы. До следующей.

Когда Альфа, огрызнувшись, мотал седыми космами и стал удаляться в сторону своего жилья,  я спустилась с крыльца и подошла к раскуроченному телу Злыдня. Щедро посыпала его раны солью. До последнего кристаллика отдала на своё злое дело, даже по дну постучала. Ничего. Тиша мне ещё соли привезёт, а лучше я с ним уеду.

Вспомнив о Тихомире, с тоской посмотрела на солнечные батареи и спутниковую антенну на крыше дома. Раз дом Злыдня, надо мне уходить. Бабка очухается - попрошу помочь перенести панель и тарелку.

Пошла собирать вещи. В разбитое окно задувал ветер, дверь валялась в сенях, разломанная на две части. Я перешагнула через неё, думая в какой дом податься. Мне последний понравился, небольшой и уютный. Скидав в одеяло свои подушки и одежду, наткнулась на рюкзак Злыдня. Смотрела на него, пытаясь сдержать порывы и не заглянуть. Стояла долго. Что может с собой носить Злыдень? Оружие!

Я бросила свои тряпки и расстегнула рюкзак. Сверху лежали сменные мужские вещи, брендовое нижнее бельё. Приехал, тварь, в тайгу, модник хренов. Я потрошила его вещи, на пол выпала бордовая бархатная коробка.

Это ничего не значило. Он всегда дарил дорогие подарки. В коробке лежало красивое золотое кольцо в виде змеи с изумрудами в глазницах. Браслет змейкой и серьги из этого же комплекта. Вот с кем он меня ассоциирует, а сам…

Эмоции нахлынули, удушили волной, и я тонула в этом океане отчаяния. Что же это за оборотень такой? С подарками притащился, со страстью лезет, а сам…

А сам? Злыдень.

В рюкзаке оружия не было. Я хотела сжечь или разорвать его одежду, но передумала, хватит ему соли на раны, я же не злыдня. Ногой затолкала элитные трусы обратно в рюкзак и, завязав одеяло с двух сторон, взвалила свой баул себе на спину.

Фарш из Злыдня так и валялся у крыльца. Над ним склонился Альфа, опираясь на свой деревянный посох. Остыл дед, похоже, дошло, что огребёт от бабки за свою несдержанность.

– Куда? – рыкнул Альфа. – Жить с ним будешь.

Одеяло упало на траву, я, раскрыв рот, хлопала глазами и не могла ни слова сказать. Он же защищать меня от Злыдня обещал, а тут прямо «жить». И пусть Елеазар выглядел вполне безобидно, но это ненадолго. И трёх дней не пройдёт, как это месиво оживёт и возьмётся за старое.

– Нельзя его убивать, – вздохнул дед, – а я перестарался, сдохнет ведь.

Раз, и нет Злыдня. Нет страданий, жрущих меня последние полтора года. Никаких сомнений, никаких переживаний. Его просто не станет. И я буду свободна… Почему же так тоскливо стало?

– Я за Тихомира замуж пойду, – сказала я и украдкой посмотрела в ту сторону, куда улетела бабка. Но Альфа, на удивление остыл окончательно и не вспылил.

– Иди, – кивнул он. – Всё лучше, чем за Еленя. Но жить пока со Злыднем будешь.

Сказал своё слово дедовское и пошёл к летней кухне, где сегодня ему не светит ужин, и вообще Альфе от бабули ничего не светит. И от меня тоже. Хитрый какой, думает, я не знаю к чему сожительство со Злыднем приведёт. За триста лет я отрабатывать буду. Ага, сейчас.

Я так расстроилась, что даже телевизор не радовал. Закрыла разбитое окно ставнями, двери не было, но жара такая, что можно было все открыть. Только вот мошкара мешала. Тянулись минуты, как нуга в шоколадном батончике, запахло скисшим молоком. Слёзы сами собой накатили. Я смахнула их и пошла купаться.

Мясо ещё не воняло, но мухи охотно садились на открытые раны. Видимо, волк Злыдня сильно пострадал, раз он решил обернуться человеком. Лежал теперь у меня во дворе  избитый до полусмерти мужик с серым обрывком хвоста на голой заднице. Весь в порезах и открытых ранах с переломами. Глаза были закрыты.

5

Утро выдалось очень жарким. Я относила свои вещи на второй этаж. Деду с бабкой столько всего навезли за последнее время, что из-за коробок и сумок было не пройти в единственную свободную комнату. В полутьме подпирали потолки сложенные рядами вещи. Упаковки были разные: и простые бумажные, и баулы, пузатые от вещей. Скоропортящихся продуктов не было, но здесь всегда было чем поживиться. А ещё тысячи безделушек хранил второй этаж этого дома. Одних часов немерено, и они все тикали спрятанные среди хлама, пока батарейки или завод не останавливали их ход. На хламе валялись шкуры без выделки, поэтому были твёрдыми и если падали, то я с трудом их закидывала обратно. Пахло травами, которые сушила здесь Анна. О травах она давно забыла, и они осыпались на пол ароматной пылью.

Единственная комнатка с балконом была свободна. Я её очистила, когда перебралась сюда, думала, здесь спать буду, но внизу было уютней. В комнате была стеклянная узкая дверь, что вела на захламлённый балкон. Вид открывался на берег реки, просто потрясающий. Деревенская прелесть, радость спокойного места. И надо же Злыдень пришёл и всё испортил.

Я скинула свои вещи на мощную резную кровать. Если это дом Злыдня, я не понимала, зачем такое двуспальное сокровище нужно было вырезать, ведь он собирался всю жизнь прожить одиночкой. Ножки кровати плавно перетекали в спинки, на них были ветви, в которых таились вырезанные из дерева совы. На самих спинках - ели и бегущие волки. Я положила подушки у изголовья, скинула на старую перину своё одеяло.

 С другой стороны комнаты в расписной железный сундук, я сложила свои вещи. Неужели Злыдень ещё и ковать умел? Сундук был надёжным с двумя замками, ключи от которых потерялись со временем. Рисунки по стенкам сундука не потеряли свой цвет, были расписаны под «хохлому». На чёрном фоне, плелись тонкими завитками золотые листья и горели алые грозди рябины. Узоры выписывали чудо-птиц. Я раньше не приглядывалась, а теперь яркое солнце играло на рисунках, открывая мне чудесную картину. Птицы были похожи на птиц, и только одна на девушку. Вились рыжие кудри на хохолке плавно перетекая в крылья и хвост. На круглом личике клювик и серые капельки глаз.

У меня мороз по коже пробежал. Если это рисунок Альфа, то ладно. А вот если рисовал Злыдень лет сто назад, когда моих бабушки и дедушки в планах не было, то это из области одержимости. Я очень надеялась, что он не по внешности меня нашёл, потому что птица была моим отражением.

Отвлеклась от мистического сундука, стала вспоминать, зачем пришла в эту комнату. С трудом в себя пришла, поглядывая украдкой на рисунок птицы. Вышла на балкон, и, цепляясь за резные узоры, забралась на крышу. На деревянной черепице были установлены солнечные батареи. Между ними, я и села. Разделась и легла загорать.

Солнце грело хорошенько, нужно было насладиться им пока не начало жечь. Я смотрела в ясное голубое небо и думала о том, что хвост у Злыдня вырос полностью. Хорошо бы мне стратегию разработать, как с этим мужиком совладать. Несговорчивый он, сам себе на уме. Сильный и этим пользуется. Но такой… Солнце погрузило меня в жар, в который меня иногда кидало в присутствии колдуна. Нравился мне Елеазар в нём было всё идеально от тела до ума, и только Злыдень портил всю картину.

Тварь!

– Алька, – донёсся голос деда снизу. Я усмехнулась. Было в его интонации что-то от обречённости. Бабуля убежала в лес волчицей, и возвращаться не собиралась.

Я быстро надела сарафан, скрутила волосы в узел и подползла к краю крыши. Альфа стоял внизу и не смотрел на меня. Горбился, опираясь на свой деревянный посох и тяжко вздыхал.

– Чего? – улыбнулась я.

– Блинов мне напеки и плова своего…, – тоскливо приказал он и пошёл прочь.

Нельзя было в голос ржать, но не сдержалась. В волках мне нравилась истинная пара. Нет, не та, что у нас Елеазаром, у нас не получилось, однозначно. А вот настоящие мужчины-оборотни до одури любили своих жён и все свои косяки зализывали. Будет дед свою бабку на руках носить, никуда не денется.

Подгибая до голой попы подол своего сарафана, вернулась через балкон в комнату. Замерла на мгновение, глядя на сундук, а потом открыла его. На голову накинула белый платок и в нём спрятала волосы. Если один волос в еду попадёт, Альфа меня посохом набьёт.

Прошла мимо скопившихся коробок, спустилась по лестнице вниз. Остановилась. Злыдень был в доме. Чутко прислушивалась, глянула в комнату.

Больной мужик валялся на кровати. Вообще зрелище приятное, у Злыдня есть на что посмотреть. Он лежал на животе, вся его широкая мускулистая спина была изранена.  Хвоста не было, он полностью обернулся человеком. Волосы не везде покрывали глупую черепушку, кудри чернильные стелились по старому хлопковому одеялу.

– Подойди, – гаркнул Злыдень. Не умел просить, всегда приказывал.

Речь его скомканная, со сломанными челюстями и без зубов говорил, как чавкал.

– Обойдёшься, – хмыкнула я.

– Соль твою не забуду.

– Я тоже много не забуду, подонок, – рявкнула я и вышла из дома.

Ещё и угрожать смел! Сам полудохлый, а туда же.

Анна так и не вернулась с охоты. Деда неожиданно стало жалко. Он бабкин огород, как детище полол, поливал. Видно было, старался.  За Альфой ходили две старые курицы, с ярко-жёлтым выводком смешных цыплят, и склёвывали гусениц и червяков. Кур старики не считали. Если дикие звери сторонились деревни, то хищные птицы появлялись. Дед весной их отстреливал, так перепугал, что они теперь в стратосфере над его участком не летали. Но новые, залётные иногда пикировали и утаскивали, то цыплёнка, то курочку.

На летней кухне я провела много времени. С ушат вывалила квашню и замесила тесто на хлеба. Напекла пресных лепёшек. Дед заколол двух козлят, принёс мне свежих овощей и риса из погреба. В казане готовился плов, потому что моя родная мать из Казахстана, и это было моим коронным блюдом. Ещё я неплохо готовила похлёбку из крольчатины, но раз дед кролей не принёс, значит, не нужно было.