Знахарка императора дракона

Пролог

— Именем Великого Княжества, вы арестованы! – звучит строгий голос одновременно с тем, как дверь в мою хижину распахивают, едва не срывая с петель.

Армия солдат влетают ко мне, как к какой-то преступнице. Один из них наставляет свой меч к моему горлу, смотря таким пронзительным взглядом, что мне делается не просто страшно, я начинаю дрожать.

— Что… — браслет, подаренный Рэйденом, выскальзывает из моих пальцев и с глухим стуком падает на пол. Я всё ещё пытаюсь осознать, что он ушёл. Без слов, без прощания, будто его присутствие в моей жизни — лишь мираж, который растаял с первыми лучами солнца.

Он… просто использовал меня. И как только яд растворился, я… я стала ему не нужна.

А теперь ещё и это — солдаты, арест, обвинения. Мой разум мечется, пытаясь ухватиться за хоть что-то понятное.

— О чем… что значит… — лепечу я.

— Кэтрин Грейсон! Вы арестована за предательство родины, за помощь нашим врагам — драконам. Вас казнят на рассвете! Взять ее!

У меня кровь стынет в жилах, от каждой фразы. Да, я понимаю, что драконы — наши враги. Да, я понимаю, что Рэйден — один из них… Но… откуда они узнали, что я помогала им? И… почему сразу казнь? Я же… у меня же была причина. Я так-то не выбирала: помогать или нет. Никто из них мне выбора не предоставлял.

Солдаты хватают меня за руки, их пальцы больно впиваются в кожу. Я пытаюсь вырваться, но где я и где обученные гвардейцы.

— Прошу! Подождите… Я… мне…

— Молчать! — обрывают меня, толкая в сторону выхода. А дальше просто тащат, как какой-то мешок: грубо, жестко, пиная в спину.

Я бросаю последний взгляд на браслет, лежащий на полу. Его тонкие серебряные нити переливаются в свете очага, и на мгновение мне кажется, что я вижу в них отблеск чешуи — драконьей чешуи.

— Подождите! Я не… я не предавала! Прошу, выслушайте…

— Закрой свой грязный рот, предательница! — рявкает командир. — Всё уже решено. Никто не будет слушать твои оправдания.

Глава 1

За несколько недель до событий пролога

— Жан? Что случилось? — я делаю шаг вперед, протягивая к нему руку, но он отступает, и этот жест ранит больнее любого крика.

Он медленно снимает перчатки из тонкой кожи, не сводя с меня пронзительного взгляда.

— Мы разводимся.

Два слова. Всего два слова, но они звучат как удар молота по хрусталю нашего брака.

— Что? Это какая-то шутка? — дрожащим от волнения голосом шепчу я. — Если это так, то она неуместна. Скоро прибудут гости, и я...

— Какие еще гости, Кэтрин? Я же просил тебя не устраивать праздник.

Он действительно просил, когда поспешно собирался утром на работу. Но я не придала этому значения — мы каждый год устраивали прием, поводов менять устои не было.

Да и со слов мужа, работы у него в последнее время было так много, что он едва находил силы вернуться домой. Я... Думала, праздник поднимет ему настроение. Хотела сделать как лучше.

— Но...

— Я уже все решил, Кэтрин. — Отрезает он бесстрастно. — Наш брак изжил себя. Он более не соответствует моему положению и тем целям, которые я перед собой ставлю.

— Что... что ты такое говоришь? — я заставляю себя выговорить слова, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Жан, мы... у нас же семья. Я… я не понимаю тебя. Вчера мы ужинали с советником Трамо...

— Вчера — это вчера, — он холодно прерывает меня. — Сегодня все иначе. Я устал от нашего, как ты там говоришь, семейного счастья. Мне нужна не просто кухарка, а женщина. Та, кто сможет подарить будущее, а не варить травы, в случае моей болезни.

Он произносит слово "травы" с той легкой, едва уловимой насмешкой, что всегда заставляла меня сжиматься внутри. Ему никогда не нравилась моя "детская забава" — собирать травы и составлять из них простые целебные смеси. Говорил, чтобы я оставила это деревенское прошлое позади и общалась с придворными аптекарями, как подобает жене перспективного чиновника. Теперь я понимаю — ему было стыдно за мои "простецкие" увлечения.

— Мне по статусу положена сильная семья. Наследник, — продолжает муж все тем же ровным, докладным тоном. — Ты не смогла ее дать. Лекари говорили...

Я пытаюсь вставить слово, напомнить о том заключении лекаря, которое он сам же и выбросил, назвав ересью. Но Жан не дает мне и рта раскрыть.

— Впрочем, они ошиблись, — отрезает он. — Но это не главное. Главное — статус. Связи. Твое происхождение, Кэтрин, было терпимо, пока я шел по карьерной лестнице. Теперь я поднимаюсь на следующую ступень. Мне нужна спутница из соответствующего круга. С именем, с родословной, с магией в крови, а не с пучком засушенного зверобоя в руках.

Он делает паузу, и в этой тишине я слышу, как трещит что-то внутри меня, будто ломаются последние остатки веры в наш брак. Букет роз выскальзывает из моих ослабевших пальцев и падает на пол, рассыпая алые лепестки подобно каплям крови на светлом паркете.

— Ты... шутишь… После всего, что мы прошли... Восемь лет, Жан! Ты помнишь, как мы начинали? Жили в той крошечной комнате над пекарней, делили один плащ на двоих в дождливые дни...

— Ностальгия — удел неудачников, Кэтрин, — хмыкает он. — Я вспоминаю это время с отвращением. Эти вечные долги, твои потуги казаться благородной дамой... Это было унизительно.

У меня кровь в жилах стынет от его слов.

— Мои потуги? Я отдала тебе лучшие годы! Я училась этикету, часами стояла перед зеркалом, чтобы отработать походку... Я отказалась от всего, что было мной!

— И что? — он усмехается, словно чужой мне человек. — Ты думаешь, несколько уроков танцев и умение выбирать вино могут скрыть твое простонародное происхождение? Ты пахнешь деревней, Кэтрин.

В этот момент дверь снова открывается, и в проеме появляется она.

Леди Илдира — дочь верховного магa-советника, наследница одной из самых влиятельных семей империи. Она стоит, облокотившись о косяк, с насмешливой улыбкой. Ее платье из серебристого шелка, расшитое настоящими лунными жемчужинами, стоит больше, чем весь наш годовой доход. В волосах сверкает диадема с александритами, меняющими цвет при каждом ее движении.

— Дорогой, — воркует она, — ты еще долго? Я начинаю скучать. Неужто расставание занимает так много времени? Я надеялась, что успею осмотреть будущие апартаменты до ужина с отцом.

Жан — мой Жан! — поворачивается к ней, и его лицо преображается. В глазах появляется нежность, которую я не видела никогда.

— Прости, моя драгоценность. Я почти закончил, — лебезит он и, повернувшись ко мне, выдает: — Ты видишь, Кэтрин? Вот как должна выглядеть настоящая леди.

Леди Илдира скользит по мне оценивающим взглядом, словно я — дешевый товар на рынке.

— О, милая, — она делает несколько шагов вперед, ее шелковое платье шепчет о роскоши. — Неужели ты действительно думала, что сможешь удержать такого мужчину? С твоими... наверняка, мозолистыми руками? — она кивает на мои пальцы. — Милый Жан заслуживает большего. Настоящей женщины из высшего общества.

Еще немного… Нет. Прямо сейчас. Я не могу спокойно слушать то, что слетает с ее колкого языка. Да как она смеет?

Глава 2

Тишина после их ухода оглушает. Она как-то даже физически ощущается, словно меня режут чем-то острым. Взгляд цепляется на лепестках роз. И происходящее кажется еще более унизительным.

Слова Жана и ядовитые насмешки леди Илдиры все еще висят в воздухе, время словно поставили на паузу и заставляют меня смотреть раз за разом, как муж, горячо любимый и нужный, отправляет меня в утиль.

«Я прослежу, чтобы ничего ценного не пропало».

Неужели ей, наследнице древнего рода, действительно приятно унижать меня из-за каких-то безделушек? С другой стороны… мне это и не нужно. Пусть подавятся этими побрякушками.

А потом на меня обрушивается новое осознание. Более ужасное, чем то, что муж меня бросил.

Куда идти? Где жить дальше… Что делать?

У меня нет друзей в этом городе. Жан всегда предпочитал уединение, тщательно отбирая круг общения — только те, кто мог быть полезен его карьере. Его коллеги и их жены... Они были лишь частью декора, необходимого для продвижения по службе.

Придворные дамы с их холодными улыбками и оценивающими взглядами. Я прекрасно слышала, как они перешептывались за моей спиной, когда я допускала оплошность в этикете или появлялась в наряде, который уже вышел из моды.

"Простушка", "выскочка", "жалкая”… Я слышала эти шепоты, притворяясь, что не замечаю.

И теперь... Теперь я не просто неудачница, не сумевшая уследить за фасонами шляпок. Я — брошенная жена. Позор. Посмешище.

Остается только одно место.

Дом, где живет мама.

Сердце сжимается от унизительной горечи при этой мысли. В моем возрасте — проситься обратно к матери, как провинившемуся ребенку. Беатрис... Она будет в ярости. Амбиции, надежды, вся ее гордость — всё рухнет в одно мгновение. Давным-давно мама с таким трудом устроила этот брак, видя в Жане воплощение всех своих несбывшихся мечтаний. А я... я всё разрушила.

Но мне попросту некуда больше податься. Ни одной знакомой души, готовой принять меня в такой момент. Ни одного угла, где я могла бы спрятаться от этого стыда.

По крайней мере, она даст мне кров. Накормит. Возможно, придумает какой-то план... Она же всегда была пробивной, моя мама. Умела находить выход из самых безнадежных ситуаций. Может, и сейчас что-то придумает, подскажет, даст совет… Она всегда говорила, что будет на моей стороне, что бы ни случилось.

Эта мысль, слабая и отчаянная, заставляет меня, наконец, сдвинуться с места. Я почти бегом поднимаюсь по мраморной лестнице в свою — нет, уже не свою — гардеробную. Прохожу мимо шкафов, ломящихся от шелков, бархата, дорогих мехов. Я не могу взять ничего из подарков Жана. Ничего, что напоминало бы о нем. Ничего, что могло бы вызвать дополнительные упреки со стороны матери.

В дальнем углу, среди простых повседневных платьев, висит самое простое шерстяное платье без всякой отделки. Темно-серое, неприметное. То самое, в котором я приехала в этот дом восемь лет назад. Я снимаю с себя шелковое платье и натягиваю грубоватую шерсть. Ткань колется о кожу, напоминая о том, кем я была и кем, видимо, осталась.

Поверх набрасываю темный плащ с капюшоном. Он скроет меня от любопытных взглядов.

Еще нужны деньги на карету.

Я опускаюсь на колени перед туалетным столиком, отодвигаю потайную панель в нижнем ящике. Там лежит небольшой сверток — мои личные сбережения, которые я откладывала все эти годы.

Развязываю шнурок. Суммы вряд ли хватит надолго... Но до матери — добраться можно.

Спускаюсь по лестнице, стараясь идти бесшумно, словно вор. В прихожей сталкиваюсь с Эмили. Горничная стоит бледная, с красными, опухшими от слез глазами, сжимая в руках мою забытую перчатку.

— Миледи... — её голос дрожит. — Вам... куда вы теперь? — Она запинается, понимая, что вопрос звучит бестактно, но не проявить сочувствие не может. Мы сблизились за долгие годы жизни бок о бок. Она единственный человек, кто знал о всех моих маленьких радостях и тревогах. — Как же вы... одна...

Я останавливаюсь перед ней, расправляя плечи. Мне хочется разрыдаться, искать утешения. Но нет. Я не могу.

— Все будет хорошо, Эмили, — отвечаю я довольно громко, будто пытаясь убедить в этом скорее себя, чем ее. — Это всего лишь... развод. Я справлюсь.

Я сама-то верю в то, что говорю?

Грудь сжимает ледяной ком, но я заставляю себя улыбнуться.

Мы спешно прощаемся, и я бегу прочь. Боясь, что не успею скрыться и разревусь.

Дорога до материнского особняка в престижном районе кажется вечностью. И когда карета, наконец, останавливается у знакомого дома из белого камня с позолоченной решеткой, я облегченно выдыхаю.

Горничная матери, старая и надменная Марта, открывает дверь. Несмотря на свой статус, она обводит меня полным презрения взглядом. Да уж, видок у меня тот еще.

— Леди Кэтрин, — произносит она, растягивая слова, словно я не хозяйская дочь, а назойливая попрошайка. — Госпожа Беатрис отдыхает. Она велела не принимать гостей.

Но я и не слушаю ее. Просто прохожу мимо, не дожидаясь приглашения. Унижений сегодня было достаточно.