Знак Водолея

Глава 1

Самое ценное моё сокровище — ключ от двери комнаты. Таких всего: два один у меня, один у мужа. И ни у кого больше.

Дверь cпальни всегда заперта, туда не заходит даже Зухра, наша служанка. На окнах — ставни и плотные шторы. Ни один взгляд не должен проникнуть в комнату, потому что в ней я показываю настоящую себя.

Только здесь, стоя перед зеркалом, я могу снять покровы, слой за слоем. Тёмные очки и перчатки. Шёлковый платок. Платье с юбкой в пол и рукавами до пальцев.

И наконец — чёрный парик. Под ним мои настоящие волосы, которые едва достают до подбородка.

У меня зелёные глаза, как малахит. Бледная кожа. Светлые брови и ресницы — и рыжие волосы. Прекрасные волосы, которые достались мне в наследство от матери.

Она была ещё рыжее. Она была огненной, невероятной женщиной, с россыпью веснушек и ярко-зелёными глазами. Я помню её терпкие духи и низкий, хриплый голос. Больше — не помню ничего.

Она умерла, когда мне было семь лет.

Жаль.

Возможно, она отговорила бы меня от нескольких неверных жизненных выборов.

У меня три парика, мягких и чёрных, как ночь. Все из настоящих волос; Эмиль, мой муж, достал их в каком-то театре. Чёрный старит, зато он безопасен. В этом городе безопасен любой цвет волос, кроме рыжего.

Я пробовала красить волосы, но уже через несколько дней на корнях пробивается предательская рыжина, а краска легко вымывается из прядей. Покупать новую упаковку чёрной краски каждую неделю было бы слишком подозрительно.

Перед выходом из комнаты я всегда расчёсываю и надеваю парик. Потом выбираю закрытое платье, платок и перчатки. Эта одежда очень непривычная, и всё же, она мне нравится. Когда я приехала, не хотела пользоваться париком — только носить платок. Но муж сказал, что это небезопасно. Платок может слететь, например, от порыва ветра. Тогда все увидят и все узнают.

Последний штрих — я надеваю чёрные очки и покидаю комнату, не забыв запереть дверь. По коридору иду во внутренний дворик. В этом городе принято жить большими семьями. Мы занимаем левое крыло дома; в правом живёт Сафа, брат мужа, его жена и дети. Комнаты посередине принадлежат Мирре, моей свекрови.

При виде этой женщины мне хочется спрятаться или хотя бы опустить глаза. Обычно она скрывается в своих покоях или часами сидит на солнце, у фонтана, прикрыв глаза, будто спит. Но мне кажется, она тайно за всеми наблюдает.

Когда я впервые приехала сюда, внимание сразу привлёк сад. Растения, привыкшие к жизни в пустые, яркие цветы. Но муж и его брат сначала с гордостью подвели меня к фонтану. Ничего особенного — три каменных чаши, украшенные изображениями экзотических птиц, и тонкий ручеёк воды.

После мне объяснили, что вода — ценный ресурс в городе посреди пустыни. Поэтому фонтан по дворе призрак благосостояния владельцев.

— И исключительной чистоты рода, — подчеркнул деверь.

Здесь поклоняются воде, каждый год, в феврале, устраивают фестиваль Водолея. А ещё ненавидят огонь.

В пустынном городе огонь — страшный враг. Каждый случайно вспыхнувший пожар может унести немало жизней. Вот и причина страха и ненависти к рыжим. Их считают огненными демонами. Казалось бы, что здесь забыла я? Инстинкт самосохранения должен держать меня подальше от города. Но сложные условия завещания отца велят Эмилю и его жене прожить в родительском доме не меньше трёх месяцев. Нам остался всего один. Я выдержу, муж получит свою часть наследства, и мы вместе отправимся туда, где не ненавидят рыжих.

Я тешу себя мыслью, что всё не так плохо. Эмиль окружает меня любовью, его семья, по сути, милые люди. Местный музей даже предложил мне место реставраторки на эти несколько месяцев. Но на время фестиваля наша мастерская закрыта. В вынужденном отпуске я сижу дома, читаю и, от скуки, иногда отпускаю кухарку, чтобы самой встать за плиту.

Сегодня я выхожу на улицу, потому что мне нужны специи. Не куркума, корица и другие терпкие штуки, которые кухарка добавляет во все блюда, даже в чай. Особенно в чай. Я хочу базилик и петрушку. Хочу щепотку орегано. И чеснок, обожаю чеснок!

Мне нравится местная кухня. Но временами я скучаю по спагетти с сыром, рыбе с картошкой — чему-то простому и знакомому с детства.

Я люблю родину своего мужа. Мне даже нравится этот город, его узкие улочки, белые кирпичи, слепящее глаза солнце. Но всё чаще я скучаю по деревьям, особенно по елям и соснам. В лесу около моего дома растут такие высокие сосны, среди них бывает темно даже в солнечный день.

И озёра, глубокие синие озёра…

Это обычная тоска, говорю я себе. Тебе скучно в отпуске. Остался всего месяц, а потом вы вернётесь домой, навсегда. Только потерпи. Скоро ты снова увидишь отца и подруг, всех, кто тебе дорог.

Звенит колокольчик на двери в лавку специй. Арслан, торговец, улыбается мне. Он напоминает Джинна из сказок: полный, с иссиня-чёрной бородкой и в ярко-фиолетовой шёлковой рубашке, поверх которой надет белый, накрахмаленный фартук.

— Госпожа пришла за своими любимыми ароматами? — спрашивает он.

— У госпожи закончились петрушка и базилик, — говорю я, снимая тёмные очки. — И, умоляю, скажи, что ты привёз чеснок.

— Специально заказал побольше. Только будьте экономны, это последняя поставка. Следующая будет после фестиваля.

Мне это кажется безумием. Кто будет закрывать целый город на неделю ради праздника? Но такие уж здесь традиции. Праздновать фестиваль Водолея. Восхищаться фонтанами. Ненавидеть рыжих.

Арслан кладёт на прилавок несколько бумажных свёртков. Одуряюще пахнет чесноком.

— Хотите чаю? Или кофе?

— Когда я отказывалась от твоего кофе?

— Только я включу вентилятор, если вы не против? Этот запах распугает всех моих покупателей, — он показывает на свёртки и корчит такую гримасу, что я смеюсь.

— Между прочем, на моей родине считают, что этот запах защищает от вампиров!

Арслан сам варит кофе — в горячем песке. Ставит на маленький столик тарелку с пропитанной мёдом пахлавой. На его большом пальце сверкает золотое кольцо с гравировкой из двух зигзагов.

Глава 2

Я просыпаюсь от стука в дверь. Парик валяется на полу. Как могу, натягиваю его на голову и подхожу к створке.

— Кто там?

— Это я! С тобой всё в порядке?! — взволнованный голос Альфии. — Почему ты заперлась?

— Я… хотела побыть одна.

— Ты в порядке? — повторяет она. — Открой, пожалуйста.

— Сейчас.

Я поправляю парик. Нахожу платок — он лежит у кровати — и покрываю голову. Ткань падает на лоб, зато волосы точно не видны, теперь я могу впустить Альфию. Она тут же открывает ставни, поправляет подушки, собирает мою обувь и одежду, разбросанные по полу.

— Как ты? Говорят, Зухра молчит на всех допросах. Но всё и так ясно, хотя суда не будет, пока не закончится фестиваль.

У меня начинает болеть голова. Это от яркого солнечного света, болтовни невестки или того, что я полночи плакала?

— Завтрак готов, — говорит Альфия, поправляя подушки. — Присоединись к нам, пожалуйста, тебе нужно поесть.

— Да… — я не голодна, но если отказаться, она будет долго меня уговаривать. — Я приду, только приведу себя в порядок.

— Я помогу!

— Спасибо, нет.

Когда она уходит, я закрываюсь в ванной. Пытаюсь умыться, но прикосновение холодной воды к лицу напоминает об Эмиле и фонтане, в котором он…

Я снова начинаю плакать, не могу остановиться. К счастью, руки сами расчёсывают волосы и аккуратно надевают парик. Потом мятое платье и платок. Альфия принесла мою обувь, но я оставляю её у кровати. На половине Сафы везде мягкие ковры, скрадывающие шаги.

В столовой ставни тоже открыты, солнечный свет врывается в комнату. Стол накрыт на троих. Сафа сидит во главе, перед ним чашка кофе и пепельница.

Они с Эмилем совсем не похожи. Муж быстрый — как ртуть. Смешливый и активный. Сафа скорее как золото, тягучий и спокойный: удобно укоренился на стуле, неторопливо перелистывает страницы. Альфия намного расторопнее. Она подводит меня к столу, кладёт на тарелку яйца, кусочки поджаренного хлеба, курятину и говорит:

— Я отпустила детей к друзьям, чтобы они не шумели. Тебе нужен покой. А ещё чистая одежда, я принесу её с вашей… С твоей половины.

Она берётся за кофейник, но Сафа выглядывает из-за газеты.

— Вере лучше сейчас не пить кофе. Чем больше она будет спать, тем лучше. Завари ей успокаивающего чая.

— Да, конечно! — она убегает в сторону кухни, крича на ходу, — Обязательно поешь! Тебе нужны силы.

Для чего?

Сафа прячется за газетой. Я послушно жую всё, что есть на тарелке, не чувствуя вкуса. Так тихо. Теперь всегда будет так тихо?

Альфия приносит мне какой-то травяной чай и ведёт назад в комнату. Я падаю на матрас, чтобы задремать под лучами солнца, пробивающегося сквозь ставни. Иногда я выныриваю из сна и слышу голоса:

— …полиция всё узнает!

— Мы со всем разберёмся, — это Сафа? Почему он не на работе?

Дверь в комнату приоткрывается, чтобы закрыться снова. Я соскальзываю в сон.

Ужин — точное повторение завтрака, только на закате. Сафа читает книгу и курит терпкие сигареты, одну за другой. Альфия суетится, я ем то, что появляется на тарелке. Прошу салфетку, вытереть слёзы. Хочется снова уснуть. Когда я сплю, не думаю о Эмиле и его теле у фонтана, не думаю ни о чём.

Вещи появились у кровати пока я спала — среди них ночная рубашка. Белая и длинная, с тонкой вышивкой по подолу, закрывающая руки до самых пальцев, один из подарков матери Эмиля на свадьбу. Я меняю мятую одежду на рубашку. Снимаю парик — голова очень чешется. Устраиваюсь на кровати, но блаженный сон не приходит.

Что, если бы я не уснула тогда, а сразу пошла в сад, встречать фейерверки? Что, если бы я уволила Зухру пару месяцев назад?

Эмиль был бы жив.

Что, если бы я?..

Я снова начинаю плакать. В глаза словно насыпали соли. Так нельзя. Этот успокаивающий чай, он же помог мне уснуть. Попрошу Альфию приготовить ещё одну чашку.

Я наскоро надеваю парик, выскальзываю из комнаты. Босые ноги тонут в ворсе ковра; голоса раздаются из гостиной. Не хочу нарушать семейное единение Сафы и Альфии, но приблизившись, понимаю, они выбрали странную тему для разговора.

— Если мы утопим её, в полиции точно что-то заподозрят.

— И что ты предлагаешь? Нож? Это смешно!

— Мы сделаем вид, что она вскрыла вены в ванной, — шепчет Альфия. — Так кровь смешается с водой и это будет правильно. Демоница всё равно утонет.

Я выглядываю из-за угла. Сафа с чашкой кофе сидит на диване. А у Альфии…

У неё в руках кухонный нож.

Ковёр позволяет бесшумно отступить. Назад, до моей спальни и — куда дальше?

Кто эти люди на самом деле? Это они убили Эмиля?

Откуда они знают про нашу тайну?

Я выбегаю из этого ужасного дома — голову холодит вечерний ветер. Парик, он слетел по пути. Что делать? Куда бежать в одной ночной рубашке и с рыжими волосами? Как спастись от невестки с ножом?

— Иди сюда, дитя.

Первый инстинкт — сбежать, но я поднимаю голову. Мирра, моя свекровь, стоит у двери, держа в руках подсвечник. Она, как всегда, в чёрном с головы до ног. Только глаза — ярко-голубые, слишком яркие.

Кажется, её сын и его жена хотят меня убить. Я не хочу идти к ней! Я…

— Прячься, если хочешь жить, — тихо говорит свекровь, закрывая свечу от ветра. — Я не поклоняюсь Водолею. Я могу тебе помочь.

Я не знаю, что делать. Но на половине Сафы отдаются чьи-то быстрые шаги, может, это Альфия с ножом? И я бросаюсь в мрачные комнаты свекрови, чтобы спастись.

Дверь закрывается за моей спиной.

Здесь так темно. Окна занавешены плотными шторами. Мебель: диваны, пуфики, комоды — повсюду. Я ударяюсь о что-то, поджимаю ногу. Оборачиваюсь к свекрови, но огонёк её свечи в темноте такой яркий, что ослепляет. Снаружи раздаются голоса Сафы и Альфии.

— Они не найдут меня? — шепчу я.

— Нет, если ты тихо поднимешься наверх. Иди.

На цыпочках я крадусь к лестнице. Сзади скрипят ступеньки, это Мирра поднимается за мной. Наверху ещё одна гостиная, только не заполненная мебелью. Мягко горят лампы. Стены и окна увешаны гобеленами со сценами сражений, героями, демонами…