Выражаю благодарность за помощь при написании книги астрологу Катерине Лис
Все истины в этом мире старые.
Автор
1
1 июля 2008 года
— Ну что, сынок, доволен? — старый бухгалтер, похожий на моржа, ухмыльнулся в седые усы.
Дэн пересчитал деньги, сложил их в потрёпанную сумку и широко улыбнулся:
— Ради этого стоило попотеть!
— У нас все остаются довольны. Но не многие сюда возвращаются! — покачал головой старик.
— Да уж. Прощайте. Вряд ли и я вернусь, — Дэн взгромоздил ценную ношу на плечо и вышел из вагончика на воздух.
Вокруг него простирался холодный северный край. Сплошная графика. Чёрные и серые тона. Даже море он никогда не видел здесь синим. Волны, как ни взглянешь, — печального стального цвета. Растений нет, кроме двух-трёх чахлых, вечно голых кустов. Мох и тот грязно-белый. Да и сам островок, состоящий из груды камней, можно было обойти за час. Из строений — только пара хибарок рабочих и сама буровая вышка, ради которой все они здесь находились.
«Безрадостно», — подумал Дэн и поспешил к группе домишек за скалой, чтобы совсем не замёрзнуть от пронизывающего ветра.
Он дул тут всегда. Мог быть тихим и мирным, но чаще шквалистым, приносящим с собой шторма. И тогда волны с ужасающей силой сутками бились о берег, словно хотели уничтожить этот угрюмый кусочек земли. Они, вахтовики, научились ходить наощупь, особенно в полярную ночь, когда всегда темно, или в сезон бурь, потому что порой, ни черта не было видно за серой завесой промозглой тьмы.
Перед тем как зайти в крайний домик, Дэн ещё раз с тревогой осмотрел горизонт, оценивая силу ветра. Не хотелось бы задержаться здесь даже на сутки. Иногда, в очень плохую погоду, вертолёт просто не прилетал.
То, что увидел Дэн, его порадовало. Удовлетворённый, он открыл дверь и зашёл внутрь.
— У тебя сегодня праздник? Закончилось заточение? — спросил его весёлый сменщик, с завистью поглядывая на почти собранные сумки Дэна.
Он тоже хотел бы сейчас сложить свой скарб и улететь из этой адской дыры.
— Да. Девять месяцев... Ну что ж, зато выплатили всё, как обещали.
— Теперь тебе хватит денег и на твои курсы, и чтобы помочь матери, как ты хотел.
— Да, — Дэн решил побриться перед дорогой. Глядя в маленькое зеркало, он намазывал обветренное лицо куском мыла. — Знаешь, и даже держа такие деньги в руках, я бы ни за что не хотел остаться здесь ещё.
— Я тебя понимаю, — хохотнул сменщик, — я не то, что дни считаю — часы. Если бы хоть интернет был, а то кроме работы и книг заняться нечем. Да ещё дурацкая жратва…
— Как только доберусь до берега, наемся до отвала! Закажу хороший стейк средней прожарки! — мечтал Дэн.
Оба сглотнули слюну.
— Мне ещё долго будут сниться консервированные бобы.
Заканчивая бритьё, Дэн вылил на голову ушат воды. При этом рукава закатались и стали видны его накачанные от тяжёлого труда руки.
…Вертолёт прилетел вовремя. Бригада быстро разгрузила почту. Трое счастливчиков дожидались взлёта, чтобы наконец улететь «на землю».
Запустились двигатели, раскрутились лопасти, которые подняли пыль, разбрасывая щебень и мусор, а Дэн счастливо вздохнул и снова улыбнулся — этого момента он ждал мучительно долго. Часто, когда промокший и насквозь замёрзший, тащил буровую трубу, он представлял, как его навсегда будет уносить в своём чреве этот металлический ангел, уважительно прозванный здесь «Спасителем».
Покидал остров парень лишь раз — на рождественские каникулы. На десять дней. И вовремя отдыха постоянно боролся с собой — сбежать, забыть, не возвращаться. Но даже матери он не мог тогда пожаловаться, потому что она бы тоже встала на слабую сторону его души и уговорила остаться. И он точно бы проиграл и не вернулся.
«Спаситель» сделал круг над посёлком. Дэн, бросив последний взгляд на скалы, отвернулся. Он привычно надел потёртые наушники и подкрутил громкость на полную.
Музыку он не любил. Нет. Это было что-то большее. Он перед ней благоговел. Она составляла смысл его жизни.
Когда-то ему даже прочили карьеру музыканта. Но не сложилось. А страсть осталась. У него, как и у многих музыкально одарённых людей, услышанная мелодия мгновенно перерабатывалась в ноты и стройными рядами навечно ложилась в ячейки памяти.
На острове он всё время слушал диск с «Rammstein» оставленный сменщиком до него. Песни этой группы заглушали его собственное, сбившееся от напряжённой работы дыхание и в тоже время точно совпадали с настроением. Он их выучил наизусть и порой, когда совсем не оставалось сил, собирался, налегал на груз, набирал в лёгкие побольше воздуха и рвал последние жилы, беззвучно выплёвывая: «Du du hast du hast mich...». И это заклинание всегда помогало. Вентиль поддавался, балка сдвигалась… Правда, для тех, кто его видел в тот момент, он выглядел как сатанист, вызывающий духов. Но ему было плевать, главное — работа была сделана.
Однако сейчас Дэн включил другую музыку. Он впитывал в себя забытый «Night» Ludovico Einaudi. Эта мелодия была из его старой жизни. Оттуда, «с земли». Она очень подходила моменту и картинке за иллюминатором.
Через месяц Дэн уезжал из дома. Он покидал мать, радуясь, что ей, наконец, дали место на вахте. На фабрике Рут выдали красивую темно-зелёную форму, и теперь она надевала её по утрам, аккуратно пила кофе, стараясь не облиться, гордо поглядывая на себя в зеркало, и шла на работу. Сидеть и проверять жетоны, отмечая в журнале работников, было гораздо легче, чем заниматься уборкой. А зарплата её, однако, стала в три раза больше.
В их приходе Рут превратилась в настоящую знаменитость. Пастор Микаэль всё же произнёс задуманную проповедь, но она вызвала у жителей резонанс и даже маленькую забастовку. Священник быстро уехал с миссией в Африку, а к ним в приход прибыл новый пастор — отец Эдуард.
Он был темнокожим весёлым, живым и представлял собой антипод прежнего даже тем, что вне службы ходил в обычной одежде и много улыбался. Отец Микаэль был строг и неприступен, Эдуард же, напротив, излучал тепло, словно солнце. Первым делом он сходил к Рут и уговорил её вернуться. И в ближайшее воскресенье, когда Рут нерешительно зашла в церковь, прихожане встали и зааплодировали ей. Все в районе любили эту женщину за скромность, доброту и терпение.
Она повеселела, перестала носить косынку и сменила причёску. За неделю работы на вахте у Рут появились новые подружки, и теперь она даже позволяла себе ходить с ними на обед в рабочую столовую. Рут радовалась всему как ребёнок. Женщина гордо брала салатики в маленьких порционных мисочках, клала казённый ломтик хлеба на тарелочку и после наслаждалась каждым кусочком. Словно сидела в королевской гостиной с английским фарфором на столе. До этого она и говорить-то с людьми стеснялась, а сейчас все увидели, что Рут умеет смешно шутить и с ней интересно общаться.
Так что Дэн уезжал с лёгким сердцем.
…Когда он сходил с трапа, в ушах заиграл Фрэнк Синатра. Он пел о Нью-Йорке, и Дэну это показалось очень счастливым знаком. Всё будет супер! Этот город ждёт его! Дэн заулыбался, замедлил шаг в такт музыке, и говорливая шумная толпа спешащих пассажиров обтекала его, как скалу вода.
…Он вышел из метро на Пятой авеню и полной грудью втянул терпкий воздух города. Вдохнул так, что в лёгких закололо. Пахло, как нигде на свете.
Воздух Нью- Йорка особенный. Его запах — это смесь выхлопных газов, дорогих духов, разномастной еды, приправленный большой толикой людских надежд и разочарований.
Дэн закрыл глаза и погрузился в музыку города.
Нью-Йорк ошеломил парня и вызвал бурю смешанных чувств. Он столько раз видел его в кинофильмах и на фото, что, идя по Манхеттену, ощущал, словно вернулся в знакомый мир. Такие чувства испытывает ясновидящий, притрагиваясь к новому человеку — он тебе совершенно незнаком, но ты будто знаешь его всю жизнь. И эти эмоции опьяняют.
Дэн прошёлся по Пятой авеню, постоял на Уолл-стрит, посидел в Центральном парке.
Большое Яблоко поразило Дэна обилием разнообразной публики. Словно на борту огромного межгалактического корабля — кого он тут только не встретил, чего только не увидел! Пёстрые наряды со всех концов мира, обрывки разной речи… Незаметно для себя Дэн пробродил по городу пять часов без перерыва. Он просто шёл куда глаза глядят, и каждый раз его сердце колотилось сильнее, когда Дэн видел что-то узнаваемое.
Лишь наткнувшись на витрину шикарного ресторана, за которой публика поглощала невиданные вкусности, парень очнулся. Под ложечкой засосало от голода. Но посещать рестораны Дэн не мог — надо было экономить. Мимоходом поглядывая на ценники в магазинах, он убедился, что города дороже Нью-Йорка найти сложно.
Спустившись в метро, Дэн вытащил адрес Астрологической Школы. Она находилась на окраине Статен-Айленда. Парень позвонил по указанному на проспекте телефону, назвался и спросил, как ему проехать по данному адресу.
Только к часу ночи, ориентируясь на указатели и подсказки прохожих, он добрался до нужного места. Очередной раз завернув за угол, мысленно прикидывая, что Школа должна быть уже недалеко, Дэн уткнулся в высокий глухой забор. Он подошёл к красивым чугунным воротам и прочёл надпись на золотой табличке: «Нью-Йоркская Высшая Школа Астрологии».
Наконец-то! Ещё чуть-чуть, и он свалился бы без сил у первого попавшегося подъезда. Оглядевшись по сторонам, парень нажал на звонок.
Замигал глазок видеосвязи, и ворота плавно раскрылись. Поправив съехавшую с плеча сумку, Дэн несмело шагнул по дорожке, освещённой невысокими фонариками в виде звёзд. Она вела к дому из красного кирпича. Здание было длинным, трёхэтажным, и его можно было бы назвать суровым и скучным, если бы не яркий девичий виноград. Он взобрался по стенам до самой черепичной крыши и разукрасил каждый простенок живописной листвой.
Увидев крыльцо с большим стендом объявлений, Дэн двинулся к нему. Навстречу вышла корпулентная строгая дама в розовой кофте с бантом и в пышной юбке. Её тёмные волосы были уложены в старомодную высокую причёску.
«Ей бы чепец, — подумал Дэн, — и образ чопорной экономки имения готов».
Говорила она тоже на старинный лад:
— Рада вас приветствовать, мистер Кит. Именно со мной вы общались по телефону. Я — Вирджиния Коуч, заведую здесь хозяйством. По всем вопросам вы можете обращаться ко мне. А пока — добро пожаловать!
Она церемонно открыла перед ним красивую резную дверь в холл. Дэн ступил на мелкую шоколадно-молочную плитку пола и ахнул от простора. Направо и налево от него разбегались два тёмных коридора, отделанных дубовыми панелями. Свет горел только перед лестницей. Здесь со сводчатого высокого потолка свисала огромная люстра.
Встал Дэн очень рано — до занятий ему надо было сбегать на новую работу и помочь разгрузить товар. Тихонечко собрался, не нарушив сон Митча, выскользнул за дверь и спустился в холл первого этажа. Центральный вход был ещё закрыт, и по гулкому коридору, где находились классы, он пошёл к запасному.
Было обычное раннее утро. Обычный сквозняк качал обычные шторы на обычных окнах. Но уже сутки Дэн знал: в этом мире существует Аделия. И поэтому всё вокруг: и эти старые шторы, и этот ветерок, казались ему изумительными, неповторимыми, фантастическими. Дэн чувствовал, что может всё. Ему всё по плечу, всё возможно. Он не мог больше держать в себе это большое счастье. Дэн широко улыбнулся и запел. Эхо заметалось меж стен и выпорхнуло вместе с парнем на улицу.
По утренней свежести, мурлыкая себе под нос, Дэн бодро добежал до кафе и постучал в запотевшее окно. Рик открыл, одобрительно потряс ему руку:
— Молодец, вовремя пришёл! Это я люблю.
Они быстро перетаскали ящики с продуктами из старенького фургончика. Пока работали, хозяин рассказал, что живёт здесь же, над кафе. С женой и котом. Потом они наскоро прибрали помещение, Дэн вымыл подсобки и засобирался на занятия.
Когда уже выскочил за дверь, Рик окликнул его, протянув бумажный стаканчик с кофе и пончик:
— Спасибо, Дэн! До вечера.
Парень взял кофе и, развернувшись, случайно наступил на ногу полному мужчине с недовольным выражением лица, который выходил из лавки, находящейся по соседству.
Мужик зашипел, как змея, брызгающаяся ядом:
— Вот бывают же уроды! Под ноги не смотрят! Как тебя земля носит, такую тварь?! Я мог упасть. Или уронить товар! Сволочь такая! — кричал он и топал ногами, придерживая в руках арбуз.
Возмущение мужчины было настолько несоизмеримо с «ущербом», нанесённым ему Дэном, что Рик в секунду завёлся и открыл рот, чтобы защитить парня.
Дэн же широко, безбрежно улыбнулся орущему и сказал извиняющимся тоном:
— Вы простите меня сердечно, что не могу вам ответить в том же духе. Меня оправдывает моё воспитание и то, что я сегодня ужасно-ужасно счастлив!
Мужик быстро-быстро заморгал, но не нашёлся, что на такое ответить. Только выдохнул:
— Хам!
И завистливо уставился Дэну вслед.
А парень уже забыл про него. Мужчина мгновенно выветрился у него из головы, как вылетает запах смрада из открытых окон. Дэн торопился обратно в Школу, по пути глотая кофе и откусывая большие куски от горячего пончика.
На крыльце заведения толпились студенты. Все пытались поближе протиснуться к доске объявлений, где были расписаны группы. Кто-то радовался, кто-то печалился. Дэн, дождавшись, когда толпа чуть поредела, прорвался к длинным спискам, трепещущим уголками на осеннем ветру. Он быстро нашёл группу Сайлоса Уилкокса. Первой там была записана Аделия Фокс. Парень торопливо пробежал список взглядом. Его не было. Он просмотрел ещё три столбца с фамилиями, но себя так и не нашёл. Дэн заволновался. Его что, не допустили до занятий? Но наконец выдохнул, увидев, что его фамилия приписана ручкой в последней группе. У кого?
— Уолтер Стоун, — прочёл он вслух.
Господи, он у этого несносного старикашки!
Будто подтверждая его мысли, рядом возник симпатичный темноволосый парень в модном пиджаке и сказал:
— Ты попал к Стоуну?! Ну, ты реально, братан, попал. Это же псих, самодур и мизантроп, — парень засмеялся и шлёпнул Дэна по плечу. — Сочувствую! Кстати, меня зовут Питер. Питер Блэк. Учусь здесь третий семестр. А вот наша команда.
Он махнул на приближающихся ребят и представил их Дэну, как только те подошли:
— Рослого зовут Джонатан Маккарти, кличка — Фонарь, тёмного, в синей футболке — Логан Уотс!
— Дэн Кит…
Все обменялись рукопожатиями.
— Ты качаешься? — махнул на бицепс Дэна Логан. — Мы тут подумываем сколотить команду по бейсболу.
— Нет, я не хожу в спортзал, — ответил расстроенный парень.
— А чего такой печальный? — спросил его Фонарь.
— Так прикиньте, как ему не повезло — он в группе Стоуна, — объяснил за него Пит.
Парни присвистнули.
— Соболезную! Но при желании и у него можно выжить, — покачал головой Логан.
Тут парней кто-то окликнул, и они отошли.
— Не слушай их! Тебе очень повезло, — сказала слышавшая всё Аделия. Она откуда-то материализовалась за спиной Дэна. — Питер сам специально остался ещё на один год, лишь бы Стоун взял его в ассистенты. Вот увидишь, так и будет. Сейчас на курсе Пит самый сильный и опытный.
— Я жалею лишь о том, что мы с тобой попали к разным педагогам, — пробормотал Дэн.
— Глупости! Бóльшую часть времени и лекций мы будем вместе! Только на практике все разбиваются по своим группам. Смотри, — она показала на висящую рядом сетку расписаний. — На ближайшей неделе мы разойдёмся по разным аудиториям лишь трижды.
— Ну, тогда это не так страшно, — выдохнул Дэн.
Адель куда-то устремилась со стайкой девочек, а Дэн, проголодавшись, решил подняться в столовую.
Он торопливо жевал какую-то лепёшку, не ощущая её вкуса, и вчитывался в лекцию Стоуна, запись которой листал свободной рукой, придерживая тетрадь локтем.
— Еда — такая же жизненная потребность, как и секс, — услышал он неожиданно над своим ухом и поднял голову.
На него через очки уставились две внимательные льдинки маленьких глаз профессора Стоуна. Дэн обомлел и от удивления перестал жевать.
— Дэн, кажется? — спросил доктор Стоун парня.
Тот кивнул, закашлявшись.
— Не надо заглатывать еду, словно баклан, набивающий брюхо. От этого, мой друг, несварение и ещё чего похуже, — продолжал профессор. — Вы позволите? — он сел напротив Дэна, не дожидаясь ответа, и поставил перед собой поднос с кофе и сахарной булочкой. — Еду, как и секс, надо красиво обставлять. От души. И относиться к этому проникновенно. Наслаждаться до самого последнего кусочка, даже если это скромный ланч студента. Только тогда она будет полезна и не нанесёт вреда.
— Вот бы сейчас вас услышал Митч, — сказал Дэн.
— Наслаждаться надо всеми радостями, доступными в этом мире. Выбрать только одну — то же самое, что рисовать картину единственным цветом. Жизнь получается одноцветной. Но, впрочем, каждый решает сам.
Профессор с наслаждением откусил булку, и она нарисовала на нём смешные сахарные усики. Дэн не смог сдержать улыбку.
А Стоун серьёзно продолжал дальше:
— Когда ешь, не торопись. Насладись каждым кусочком. Тогда и толстым не будешь. Количество перейдёт в качество!
Доедали они молча. Лишь закончив перекус, профессор Стоун, вставая, кивнул Дэну:
— Спасибо за компанию.
Как только Стоун ушёл, к Дэну подсел Пит с Фонарём.
— Что хотел от тебя этот старый зануда? — спросил Питер.
— Ничего, — ответил Дэн, — мы просто поболтали ни о чём.
Тут к ним подошла Адель.
— Ну что, Ада, пойдёшь со мной на вечер знакомств? — спросил её Пит.
— Вы знаете друг друга? — удивился Дэн.
Адель, покраснев, сказала:
— У нас до этого был один наставник.
— Да. Она тебе не сказала, что нам нагадали быть вместе? И только смерть нас разлучит, — хохотнул Питер и приобнял Адель.
— Боюсь, пророчества иногда ошибаются, — Ада вывернулась, стряхнув его руку. — Кстати, Дэн — мой парень. Мы встречаемся.
— Давно? – поднял бровь Пит.
— 10 световых лет и один день, — ответила она, чмокнула Дэна в щёку и откусила его булочку.
— Ну-ну, — хмыкнул Питер, — Адель, ты же знаешь, как будет. И я тебя заранее прощаю. Пойдём, — бросил он уже Фонарю.
И они отошли.
— Адель, что это было? — побледнел Дэн. — Ты встречаешься со мной, чтобы тебя ревновал Пит?
— Нет! Что ты!!!
— Тогда о чём он говорил? Объясни.
— Нечего объяснять. Поверь. У нас ничего не было. Мы пару раз ходили на свидания и всё. Просто наш учитель сказал, что по судьбе мы с Питом связаны. И будем вместе. Но я не верю в это. Мы с ним разные. И вообще, мне нравишься ты и точка! Пойдём, сейчас начнётся лекция Элисон Хантер.
Адель опять тянула Дэна за собой по переходам. Под его ногами мелькала коричнево-белая плитка, но в голове была каша. Как он мог подумать, что Адель с ним? Однако что всё же связывает её с Питером? Ревность, любовь, сомнения — всё это со страшной силой одновременно стало терзать Дэна.
Они вбежали в аудиторию последними. Все уже сидели на местах. И даже Элисон Хантер была здесь. Она стояла у окна и глядела на деревья в парке. Раздался звонок. Но По словно не слышала. Все постепенно умолкли и смотрели на преподавателя, которая всё так же была погружена в себя. Наконец она глухо, словно в никуда, произнесла:
— Невесомыми туманными поволоками уходит время. А мы так и не начинали жить…
Потом будто очнулась, вспомнила, что не одна, грустно улыбнулась, взглянув на ребят, и продолжила:
— Пожалуй, только в последние дни лета можно почувствовать на вкус меланхолию. Она эфирная, тревожно-туманная, с лёгкой горчинкой... Как первый седой волос — удивляет, отрезвляет, но не сильно огорчает. Потому что не осознаёшь. Ничего до конца не осознаёшь...
Что-то в её речах было щемящее, трогательное, незащищённое. Дэн взглянул на Адель:
— Необычная она, правда?
— А я её уже люблю, — сказала Адель шёпотом, — сразу и с первой фразы.
— Потому что она жутко похожа на тебя, — улыбнулся Дэн, — вы обе упали с одного облака. Не удивлюсь, если ваши гороскопы совпадают.
— Сентябрь… — говорила По, — и мы начинаем грустить, что лето кончилось, а мы так и не успели им насладиться. Пробежали дни, пролетели мечты, пронёсся кусочек нашей жизни… Давайте медленно наслаждаться этой осенью. Со вкусом, смакуя каждую её минуту. Проживём её с нежностью и трепетом. Это лучшая осень нашей жизни. Лучшая, потому что — сейчас…