Золотая долина

1. Золотая долина

Тени низких облаков скользили по склонам гор и песчаному пляжу внизу, всё ещё обнажённому отливом. Чайки разрезали потоки восходящего воздуха чёрными кончиками острых крыльев. Ветер всё причёсывал прохладными ласковыми пальцами пряди густой травы, которая начинала потихоньку золотиться. Где-то совсем рядом без умолку стрекотал ошалелый осенний кузнечик, а издали ему задорно и бодро вторил ещё один.

Тили смеялась, её маленький нос с россыпью веснушек смешно морщился.

- Представляешь? Пока они там миловались, лисы утащили три головы сыра!

Аяна улыбнулась - история и впрямь была смешная. Но мысль о том, что любимое лакомство, да ещё и в таком количестве, досталось какой-то хвостатой бандитке и её подрастающей банде, немного омрачала веселье. Она дожевала лепёшку, отряхнула крошки и поднялась на ноги.

- Пойдём, наберём ещё, чтобы точно хватило.

- Пойдём! - легко согласилась Тили, бодро вскочила и подхватила пустой мешок.

Как и каждый год в середине осени, сегодня они приехали сюда собирать зубовик. Эта неприметная на вид травка с россыпью розоватых крохотных цветочков была полезна, когда зимой кто-то начинал кашлять, а в сочетании с другими травами помогала и от более тяжёлых хворей. Тётка Сола всегда радовалась полным мешкам целебного растения.

А ещё подготовка запасов на зиму была прекрасным предлогом, чтобы вдвоём с Тили улизнуть из дома на целый день - подальше от надоевших повседневных дел и шумных младших братьев с сёстрами.

Осень только началась, но день уже заметно сократился, кроны деревьев на склонах долины становились всё более жёлтыми, а приливы - всё более высокими. Срезая под самый корень маленьким блестящим ножичком тонкие серо-зелёные стебли зубовика, Аяна пыталась поймать спиной лучи солнца, как это делают ящерки и домашние коты ясными днями.

- Тили, ну что там у тебя? - окликнула она подругу, когда последний мешок наполнился.

Тили выглянула из-за большого валуна, припылённого влажным зелёным мхом снизу и прогретого теплыми объятиями солнца сверху. Она явно была очень довольна собой.

- Все мешки полные. Стемнеет скоро... Поехали, а то речные духи пдстерегут в темноте. Похитят и заберут к себе.

- Духи нас не тронут. Мы честно живём. Они ведь утаскивают до срока только тех, кто обманывает и мешает жить другим, - улыбнулась Аяна. - Тех, кто не прислушивается к родным. Не делится знаниями и думает лишь о себе.

- А как же все эти байки о том, как они крадут красивых девушек? И лишь под утро отпускают?

- Думаешь, это делают духи? - с весёлым сомнением спросила Аяна, и Тили рассмеялась. - Пойдём.

Пачу лениво дремал на солнце и изредка встряхивал мохнатыми ушами и хвостом, отгоняя голодных осенних слепней и мух. Его, невозмутимого и степенного, даже привязывать не приходилось - никогда не уходил далеко от места, где его оставили. Особенно если там было чем подкрепиться.

По довольному виду Пачу было понятно, что он всласть навалялся, наелся сладкой травы и напился из реки, а теперь просто стоял, отдыхая - прогревал начавшие обрастать зимним нарядом бока. Аяна подошла к нему, похлопала по огромному серому боку и потрепала по шее, выпутала из гривы пару репьёв и поправила толстый верёвочный ошейник. Пачу шумно обнюхивал её, дружелюбно фыркал и мотал головой.

- Держи, лакомка! - Из поясной сумки появилась лепёшка, размером даже побольше той, которая досталась на обед самой Аяне.

Лепёшка в одно мгновение исчезла во рту Пачу. Он уронил лишь пару крошек и полез искать ещё, настойчиво тыкаясь широкой бархатной мордой в руки Аяны и переступая огромными копытами.

- Ну, ну, не шали! - Аяна со смехом потрепала большое мохнатое ухо, слегка отталкивая серый лоб с тонкой белой проточиной.

Она отошла чуть подальше, подтянулась обеими руками за ошейник и гриву и с разбегу ловко вскочила на широченную спину. Тили один за другим подавала ей снизу мешки, Аяна навьючивала их на Пачу, и на огромном сером крупе они уже казались не такими уж и объёмистыми.

Тили вздохнула с лёгкой завистью. Она была на пол-головы ниже Аяны, да ещё и верхом ездила слишком редко, чтобы так сноровисто забраться на его большую спину.

- Ты прямо как птица взлетаешь на него. Научи его опускаться на колени, - предложила она, когда после поисков большого камня и некоторой возни с верёвкой они ехали шагом вдоль реки. - Он же умный, быстро научится, а нам станет гораздо легче.

- А научу! - Аяна представила, как огромный Пачу становится перед ней на колени, и рассмеялась. - Несколько лепёшек, и дело сделано!

Пачу на ходу покосился на хозяйку, услышав заветное слово, и разочарованно фыркнул, когда понял, что угощения не будет.

Уже стемнело, когда он немного ускорил шаг, почуяв дом, а это означало, что до деревни осталось не более половины ранда.

Совсем скоро на другом берегу за за золотыми деревьями они увидели затон с большими рыбацкими лодками. Уже за следующим изгибом реки показались первые крыши дворов, и до девушек донеслись соблазнительные запахи очагов.

Тили неловко сползла со спины Пачу, хватаясь за руки Аяны, на что добродушный великан отреагировал лишь косым взглядом.

- Приходи завтра, поможешь, - напомнила Тили, разминая ноги и спину.

Она помахала рукой и скрылась за тускло освещёнными воротами своего двора, створки которых всегда стояли распахнутыми и прочно застряли в этом положении из-за густой поросли вьюнка и ползухи, цепко оплетавшей потемневшие влажные доски.

Аяна пяткой направила Пачу в сторону дома. Заезжая в широкие деревянные ворота, расслышала обрывки слов и негромкий смех со стороны летнего очага и с удовольствием отметила, что с одного конца в его длинной чаше, сложенной из камней, ещё мерцают угли. В небольшом котелке, подвешенном на крюке, побулькивало что-то съестное, судя по запаху - с пряными травами, да ещё и на мясном бульоне. Желудок тут же издал громкую и не очень мелодичную трель.

Пачу уверенно направлялся в сторону конюшни. Аяна на ходу скинула с него навьюченные пухлые мешки и следом соскочила сама. Заперев его в просторном деннике и повесив ошейник на один из пустых крюков, отвязала мешки друг от друга, оттащила их в соседний пустующий денник и окинула взглядом результат работы.

2. Запахи родного дома

Белая-белая птица кружилась, не находя покоя, и тоскливо кричала над океаном в пронзительно голубом небе, но рассмотреть её никак не удавалось. Солнце невыносимо жгло глаза. Аяна щурилась, смахивала слезы, но всё двоилось и плыло в колючих лучиках света, а птица всё кричала и кричала, и от её криков нестерпимо, до боли сжималось сердце.

Аяна открыла глаза, ощущая странный ком в горле. Села на кровати и окинула взглядом комнату. Пора самых густых утренних туманов ещё не началась, отсветы рассветного неба пробивались сквозь рейки ставней и скользили полосками по стенам у потолка, будто гладили их. В ногах, свернувшись клубком, спал Шош, его бок мерно поднимался и опускался. Аяна схватила его, сонного, прижала к себе и уткнулась носом в пятнистую мягкую шерсть.

- Шош, мой хороший, где же ты был вечером?

Густая тёплая шубка пахла сеном. Видимо, первую половину ночи провёл на сеновале, и только под утро, когда похолодало, пришёл к ней в кровать.

Шош, будучи в довольно почтенном возрасте, по всем признакам стал туговат на ухо и, к тому же, гораздо более нетерпим и сварлив, чем в своей кошачьей юности - и всё же крепкие объятия Аяны переносил терпеливо. Она никогда не потешалась над ним, в отличие от братьев, Тамира и Арета. Вот они-то могли привязать к хвосту почтенного мышелова верёвку с высушенными тыковками-погремушками, маленькими, лёгкими и трескучими, и со смехом наблюдать, как тот в ужасе носится по двору, пытаясь скрыться от грохота, что преследовал его по пятам. Правда, последний раз такое случалось больше двух лет назад, когда близнецам не было ещё и двенадцати. Но Шош до сих пор так и не приходил к ним в постели, да и вообще старался держаться от мальчишек на некотором расстоянии, которое считал безопасным.

Шош мягко отстранился, упираясь всеми лапами в грудь Аяны. Она неохотно отпустила его обратно на кровать и почесала под подбородком и за ухом. Кот вернулся на нагретое местечко, потоптался, зевнул и улёгся ровным круглым клубочком.

Непонятный ком в горле прошёл, как и не бывало. Аяна подхватила полотенце, намереваясь сходит в купальню, и взглянула на Нэни.

Сестра ещё спала, щёки разрумянились, пышные кудрявые волосы упали на лицо, рассыпались по подушке. Одеяло сползло с её плеч, лучи восходящего солнца гладили светлую нежную кожу, играли в блестящих локонах, вызывая в каждом волоске вереницы маленьких светлых искр. Нэни обычно ложилась рано и просыпалась поздно, кроме того, могла задремать и посреди дня, и всё же Аяне на мгновение стало жаль будить её. Она стояла и смотрела на лицо сестры, как будто пытаясь подсмотреть её сон, но чувство жалости быстро прошло, она стянула одеяло окончательно и приняась со смехом тормошить Нэни.

- Вставай, соня, вставай! Уже рассвело!

Нэни тяжело подняла голову, словно обрывки сна тянули её к подушке. Зевая, она ладонью убирала назад прилипшие к лицу волосы. Глядя на неё, Аяна тоже зевнула и сладко потянулась, потом опять рассмеялась.

- Твои сны заразные, и твоя сонливость - тоже. Вот поспишь с тобой в одной комнате, и тоже начинаешь видеть всякое. И зевать начинаешь!

Нэни сонно улыбнулась, на её пухлых щеках появились милые ямочки.

- И что тебе приснилось на этот раз?

- Пошли умываться, сонная ящерка!

- Так что?

- Тебе своих снов не хватает, Нэни? - смеялась Аяна. - Мне кажется, у тебя их столько, что мне бы на всю жизнь хватило!

Они спустились, беззлобно посмеиваясь друг над другом, к купальне на зимнем этаже, и на входе встретили Лойку. Та вставала гораздо раньше всех сестёр, и, казалось иногда, присутствовала везде одновременно, но при этом никогда и нигде не находилась достаточно долго, чтобы её можно было там застать. Лойка, как и Нэни, унаследовала от отца волнистые волосы. Светлые пепельно-русые локоны Нэни были гладкими, блестящими, пышными и струились, как длинные спиральные водоросли в течении реки, а вот вечно нечёсаные прядки Лойки цвета небелёной кудели скорее напоминали большие пучки свалявшейся шерсти Шоша, которые Аяна иногда во время уборки находила под кроватью.

Лойка очень давно просилась в спальню старших сестёр - ещё с того времени, как Олеми забрала свой сундук и переехала во двор мужа. Но мама всё никак не разрешала ей перебраться из детской.

- Это несправедливо, - обиженно хмурила брови Лойка. - Мама, Сэл на два года младше меня, а ещё он глупый, и всё равно вы позволили ему перетащить сундук к близнецам. Я тоже хочу во взрослую комнату! Мне надоело спать с малышнёй!

Мама лишь улыбалась, но не разрешала. Лойка думала, что уговорит маму весной, но пришла уже осень, а сестра всё ещё ночевала в детской.

- Мама проснулась, отец с Сэлом уехали за льдом, дед Баруф с утра сердитый, я выгнала кур на выпас, насыпала Пачу авены, ухожу к соседям! - на одном дыхании выпалила Лойка - и в мгновение ока исчезла.

- Как думаешь, весной она переедет к нам?

Аяна бросила ведро в колодец, вырытый тем же дальним предком, что заложил первый дом их двора и устроил каменный коридор под землёй для отвода воды, и теперь крутила ворот, одновременно представляя, как Лойка утренним ураганом носится по их комнате. Колодец был очень, очень глубоким, и, поднимая с этой тёмной глубины ведро солоноватой воды, нагретой жаром земли, который не давал ей остывать даже зимой, Аяна с содроганием представляла бьющую таким вот горячим ключом бодрость сестры, замкнутую в четырёх стенах летней спальни.

3. Белая птица

Аяна кивнула, грустнея, как всегда теперь случалось, когда она думала о маме. Весной мама родила маленького брата, хотя думала, что Тилеми будет её последним ребёнком - потому и дала ей имя, которое означало «младшенькая». Перед родами у неё постоянно болела голова, отекали руки, ноги и даже лицо, она не могла работать за станком из-за постоянно мелькавших перед глазами «мушек». Только благодаря тётке Соле и олем Нети мама выжила, когда внезапно после родов у неё начались судороги. Женщины тогда через соломинку вливали ей в рот настойки трав, а потом несколько дней по очереди дежурили у её постели, опасаясь повторения «родильной корчи».

Лето прошло, наступила осень, а мама все никак не могла оправиться от произошедшего. Сильно постарела и осунулась, волосы на висках засеребрились. Она перебралась в комнату на первом этаже и теперь по несколько дней подряд могла лежать и плакать, даже не выходя к очагу поесть. Отец в такие дни приносил ей еду в постель и долго молча сидел рядом, гладя по голове.

Младший брат, Вайд, несмотря ни на что, родился довольно крепким, но от его крика мама тоже начинала плакать, съёжившись и сжав голову руками, и Аяне было мучительно больно и страшно смотреть на это.

Иногда случались хорошие дни, и тогда мама на рассвете спускалась в купальню, расчёсывала и мыла свои длинные гладкие волосы. Потом приходила к летнему очагу и помогала готовить тётке Соле или Маре, которая с мужем и ребёнком переселилась в их двор пару лет назад. Мама садилась за шитьё или вышивку в мастерской, иногда даже смеялась вместе со всеми, но очень быстро уставала - у неё начинала болеть голова. Тогда она спускалась в свою комнату, наглухо закрывала окно ставнями и лежала, отвернувшись к стене.

Мара говорила, что была маленькой, когда её мама родила братика и тоже затосковала, да так, что однажды в начале зимы ушла из дому к реке в одной рубашке; её нашли по следам, которые она оставляла на снегу босыми ногами. Но было слишком поздно, - речные духи уже забрали её душу. Она так и не сказала больше ни слова, к вечеру начала кашлять, а лекарства, которые ей пытались влить в рот, выплёвывала. Через день у неё начался жар, а через четыре она ушла в страну духов. Маленького брата выкормила тётя, а Мара почти не помнила маминого лица. Она помнила только тёплые и нежные полные руки, а ещё пелену пепельных волос, которая отгораживала её от всего остального мира, когда мама наклонялась её обнять.

Все, включая отца, боялись, что Лали тоже вот так однажды уйдёт к реке, поэтому к ней постоянно заходили женщины из ближайших дворов, когда не заняты были летней работой. А ещё на своей маленькой повозке приезжала олем Ати и пыталась тихими и ласковыми словами прогнать из головы мамы тот туман, который постоянно слезами выливался из её глаз. Ати пела ей нежные песни и говорила о том, как маму любят, как много она умеет делать и сколько всего она может передать своим детям, и мама на время будто оживала. Но олем не могла приезжать часто - она была очень стара, и, кроме мамы, ездила во дворы других людей. Тех, кто потерял своих детей, лишился родителей, кто внезапно заболел или в чью голову духи принесли черные, тоскливые мысли.

Аяна тоже хотела бы научиться подбирать такие тихие, нежные слова, чтобы мама перестала плакать. Она постучала в дверь маминой комнаты, и, не услышав ответа, слегка надавила ладонью на крашеные доски.

Мама проснулась давно, но лежала на смятой постели, глядя в стену. Аяна тихо подошла и присела на край кровати.

- Мы едем сегодня на поле. Роса стала совсем холодной. Если опоздать, власка сгниёт. - Аяна помолчала, ожидая ответа, но его не было. - Помнишь, ты мне рассказывала: не долежит, руки расцарапает, перележит - в гниль превратится…

Мама вдруг рывком села и притянула её к себе, так же, как с утра сама Аяна подхватила сонного Шоша.

- Айи, какая же ты у меня уже взрослая. Ты такая умница, такая красавица! Прости меня… прости! - Из её глаз хлынули слёзы. - Я просто... Прости меня!

Аяна разрыдалась, обнимая маму. Она не знала, как помочь, что сказать, что сделать. Горечь застилала глаза, белая-белая птица над морем надрывно кричала, терзая сердце. Слёзы текли, а внутри, где-то в груди, билось то, что невозможно было выразить словами.

Они сидели так какое-то время, потом мамины руки обмякли. Она отстранилась и опустила голову.

- Мама, ты поела? - Аяна вытерла мокрые щёки, скользнула взглядом по маминым рукам, по голубым венам, отчётливо видимым под бледной нежной кожей. - Тебе принести каши? Лепёшку? Может быть, ты хочешь чего-нибудь?

- Не надо. Я сама схожу к очагу. - Голос был тусклый и блёклый, как утро в середине предзимья.

Дверь бесшумно приоткрылась, и в комнату неторопливо вошёл Шош. Подёргивая пушистым кончиком хвоста, подошёл к ногам Аяны и потёрся об них. Потом примерился, в один ловкий и мощный прыжок вскочил на мамины колени, устроился там поудобнее и принялся вылизывать свой пышный меховой воротник. Кончики длинных прядок застревали у него во рту, он дёргал головой в сторону и высовывал язык, пытаясь избавиться от них.

- Иди. Сейчас Мара принесёт ребёнка. Потом Сола придёт ко мне, - напряжённо сказала мама, глядя в пол.

Шош, наоборот, поднял голову и не мигая смотрел в глаза Аяне. Замусоленная прядка шерсти так и осталась у него во рту.

Аяна на мгновение прижалась лицом к маминому плечу и почувствовала мягкое тепло её тела и запах кошачьего корня и «лисьего коготка», которыми маму постоянно поили олем Нети и Сола. От волос и рубашки неуловимо пахло купресой, которую Лали, как и Аяна, очень любила. Нэни, зная это, добавляла её мелкие иголочки и измельчённые ягоды во все снадобья и притирания, и даже в мыло, которым стирали одежду.

4. Маленький ручей

Она спрыгнула с передка телеги и подбежала к одной из яблонь. Пачу внимательно наблюдал за хозяйкой, навострив большие мохнатые уши и раздувая ноздри, потом нетерпеливо вытянул шею и шлёпал губами, пока Аяна возвращалась с полным подолом сладких полосатых яблок. Он громко и сочно хрустел угощением, Аяна отпила прохладной воды из бурдюка и попрыгала вокруг телеги, разминая уставшее от тряски тело. Навстречу проехала повозка из верхней деревни, запряжённая старой рыжей кобылой и доверху гружённая снопами власки.

- Доброе утро! - издалека крикнул парень с телеги. - Ты же Аяна?

- Да! Прости, я не помню тебя!

- Мы с тобой читали сказания по ролям в прошлом году в учебном дворе, - улыбнулся парень, проезжая мимо. - Помнишь, я приходил с младшим братом?

- А! Ты из рыбацкого...

- Да! Может, в этом году снова получится! - крикнул он, удаляясь. - Доброго дня!

На поле было людно. Не каждый двор деревни держал лошадь, но все, которые имелись, были здесь. Почти четыре недели назад с корнем вырванную из земли власку погрузили на телеги, отвезли на молотильню и там оббили от семян, а потом привезли обратно на поле и оставили под холодными осенними росами, чтобы стебли стали мягкими. Теперь пришло время снова собирать их и везти в общие дворы, чтобы просушить перед последующей работой.

- Аяна, а Нэни приедет работать? - поинтересовался парень из рудокопов.

- Нет. У неё сегодня свои дела.

Парень отошёл, но почти сразу подошёл другой.

- Что-то Нэни не видно, - грустно сказал он. - Она не с тобой приехала?

- Нет, - покачала головой Аяна, и парень отошёл, помрачнев.

Она ушла, оставив Пачу с телегой, чтобы умыться прохладной водой из большой бочки, стоявшей под деревом, но там наткнулась на Рета, ещё одного парня из тех, кто ходил в их двор к Нэни.

- А Нэни не приехала, да? - мрачно спросил он, оглядываясь.

Аяна снова печально покачала головой, подумав, что ещё через пару ухажёров Нэни у неё заноет шея.

Рет внезапно с силой пнул бочку, так, что по поверхности пошли круги, и громко сказал бранное слово. Аяна смутилась и отошла, косясь на него, и тут увидела вдалеке Тили.

- Эй! - крикнула она, размахивая руками.

Тили близоруко вглядывалась в неё, узнав по очертаниям, а потом знаками показала, что не подойдёт, и Аяна поняла, почему - увидела знакомый силуэт рядом с ней.

Коде, чьё имя значило «маленький ручей», был ровесником Тили, и так же, как и она, младшим ребёнком своих родителей. Он родился раньше срока и действительно долгое время вполне соответствовал своему имени. Тили впервые увидела его плачущим посреди общего двора: матери иногда приводили с собой детей, которых не с кем было оставить на время работы. Коде никогда ещё не оказывался среди такого количества незнакомых людей, поэтому ничего удивительного, что он вышел из комнаты, где работала его мать, растерялся и заблудился. Старшие дети уже были заняты несложной работой, и Тили, которой едва исполнилось пять, отвела малыша к колодцу.

Она умыла его чистым носовым платком, вручила половину своей лепёшки с мёдом, сунула в ручку маленькую деревянную лошадку с хвостом из разноцветных ниток и смешными чёрными глазками, твёрдо наказала никуда не уходить и пошла искать его мать. Поиски заняли не так много времени: та отыскалась в мастерской, где с остальными женщинами разминала на станках пучки власки. Пока Коде с недожёванной лепёшкой во рту выплакивал в колени матери свою обиду, Тили с некоторым удивлением поняла, что ей понравилось заботиться о нём.

С того дня, как только они оказывались неподалёку, Тили прилагала все усилия, чтобы маленький Коде был весел и доволен жизнью. Она припрятывала для него медовые тянучки, собирала лесные орешки и даже делилась сладостями из перегретого ягодного сока. Помогала ему на зимних занятиях в учебном дворе и причёсывала своим резным гребнем его не поддающиеся никакому упорядочиванию жёсткие вихры. Коде, в свою очередь, припасал для неё землянику, если мама брала его в лес, и собирал с подворья самые блестящие и переливчатые перья, которые она так любила рассматривать.

В общем-то, Тили была дружелюбна ко всем, и с каждым годом её отзывчивое сердце росло вместе с ней. Но в один прекрасный зимний вечер, когда ей было одиннадцать, она внезапно поняла, что это большое доброе сердце как-то по особенному сжимается и трепещет рядом с Коде - и только рядом с ним. В этот момент арем Дар, глава учебного двора, как раз находился на середине какого-то очень страшного и интересного сказания, и Тили, недолго думая, взяла руку Коде. А когда он повернулся к ней, очень ласково и пронзительно посмотрела прямо ему в глаза своими чистыми серо-зелёными глазами.

От этого взгляда его сердце тоже стукнуло невпопад и затрепетало, ладонь вспотела, а дыхание сбилось. Это почему-то рассмешило Тили, её веснушчатый носик наморщился, и она хихикнула в ладошку. И неожиданно Коде понял, что с этого мгновения он сделает всё, что угодно, чтобы Тили смеялась рядом с ним, держала его за руку и смотрела на него ласково.

А ещё он начал расти. Той зимой, когда она взяла его руку, он был ниже неё на две ладони, через год же разница составляла уже всего одну ладонь. Прошёл ещё год, и Тили, чей рост сильно замедлился, уже отставала от него на три пальца, а старший брат Анкан, чья одежда стала впору Коде, начал спрашивать, не ел ли тот чего необычного в лесу и не попадал ли под какой-то особенный грибной дождь.

5. Флейта сао

Аяна всегда знала, что Тили испытывает привязанность к Коде, но предпочитала не расспрашивать, - в случае, если потребуется её совет и участие, подруга всё расскажет сама.

В отличие от той же Нэни, Тили никогда не оттачивала ни на ком томных вздохов и лукавых взглядов искоса. Она не дарила ложных надежд парням, обращалась со всеми одинаково спокойно и доброжелательно. Сейчас они с Коде тоже выглядели, как хорошие приятели, однако Аяна помнила, как смешно розовели губы и щеки Тили, когда он наклонялся над её вышивкой, и как забавно темнел и расплывался его взгляд и расширялись ноздри, когда Тили в учебном доме шептала ему подсказки, приблизив губы прямо к его уху и щекоча волосами шею. Поэтому теперь Аяна, несмотря на любопытство, решила не вмешиваться и заняться своим делом.

Власку связывали в небольшие снопики и в несколько рук грузили на телегу. В одиночку Аяна не управилась бы и до вечера, но вместе работать было куда веселее. Она то и дело посматривала на Тили, работавшую поодаль, но подруга не оборачивалась.

- Добрый день! Он дарован нам во благо... Давно не виделись, Аяна!

Алгар, племянник арем Тосса, старейшины деревни, подошёл к ней с другой стороны, и Аяна от неожиданности вздрогнула. Его старший брат ухаживал за Нэни. Наверное, сейчас по просьбе брата тоже будет интересоваться, чем занята Нэни и где её найти.

- Можно, я поеду с тобой до деревни?

Нет, видимо, сестра тут всё же ни при чем. Аяна была не против хорошей компании, тем более что на Тили, судя по всему, сегодня можно было не рассчитывать.

- Поехали... Только сначала телегу осмотрим, - бодро согласилась она.

Они обошли поклажу со всех сторон и проверили, плотно ли уложены снопы власки, уселись рядом на передок телеги, и Пачу, мерно покачивая хвостом, покатил их обратно в деревню. Алгар достал небольшой нож и сосредоточенно вырезал что-то из небольшого деревянного брусочка. Аяна протянула ему лепёшку:

- Будешь?

Он сначала мотнул головой, потом подумал и все-таки отломил себе треть. Они не спеша доели лепёшку, запивая водой из её бурдючка и наслаждаясь тёплым осенним солнцем, которое после полудня снова показалось из-за облаков.

- Сколько же лепёшек помещается в твою сумку?

- Много. Очень много, - улыбнулась Аяна. - Мы шили её с мамой, когда я была младше, и я всё требовала, чтобы сумка была больше и больше. Мама сначала спорила и отказывалась, а потом рассмеялась и сказала: «ой, да что мы спорим», и взяла самый большой кусок кожи. Мы притащили несколько лепёшек из печи и прямо по ним делали выкройку вот этого кармана,. А потом придумали, как сделать, чтобы сумка не мешала ходить, даже если в неё убрать тёплый кафтан. Поэтому ты больше ни у кого такой не увидишь. А если расстегнуть вот эту пряжку и пристегнуть ремень под клапан, то её удобно носить и за спиной, а ещё можно свернуть, если она почти пустая, и носить на поясе.

- Здорово! - Алгар явно был впечатлён. - А может, ты сошьёшь мне удобную и крепкую сумку вот такого размера?

Он отложил ножик, порылся в своём потёртом заплечном мешке и достал оттуда флейту сао, завёрнутую в коричневую шерстяную тряпицу.

- Можно, да... Ты хочешь отдельную сумку? Принеси мне флейту, я сниму мерки, а ты скажешь мне, какой ремень крепить и куда. Ты ведь будешь носить её как оружие, на поясе? - рассмеялась Аяна.

- Да, это страшное оружие. Поражает прямо в сердце. Хочешь послушать?

- Конечно!

Алгар облизал губы и вытер их тыльной стороной руки, поднял флейту и заиграл.

Флейта сао, небольшая, лёгкая, была, как и все подобные флейты, настроена на мажорный лад. Если слушать её с закрытыми глазами, можно было словно наяву увидеть птиц, которые поют весной в шепчущем тростнике у реки. Вокруг золотилась осень, и в воздухе пахло уже только ею, но, когда Алгар играл, казалось, будто тёплый и свежий ветер вместе с пением птиц доносит издалека аромат расцветающего весеннего луга.

Аяна сидела, зажмурившись. Алгар вёл мелодию, сплетая новые и новые звенящие трели, Пачу мерно переступал огромными копытами по утоптанной широкой дороге, телега покачивалась и слегка поскрипывала. Дорога под небольшим уклоном петляла, спускаясь к реке, и в обратном порядке теперь проплывали мимо телеги тыквы, подсолнухи и морковь.

- Иди, погуляй, - сказала ей с улыбкой женщина из прядильного двора. - Мы тут разгрузим. У тебя, небось, все косточки растрясло по дороге!

Она была права, поездки действительно утомляли. Аяна улыбнулась ей благодарно и ушла разминать ноги, болтая о каких-то пустяках со всеми знакомыми, да и с малознакомыми тоже.

- Айи, - окликнул её отец. - Ты уже тут?

Аяна оглянулась. Отец с Сэлом и внуками олем Нети ездил с утра за льдом в одну из пещер, но, видимо, уже успел побывать дома, потому что был не в кожаных высоких сапогах, утеплённых войлоком, а в низких мягких башмаках, и сменил стёганую куртку на лёгкую безрукавку. Он, как всегда, развёз лёд по соседям и обновил ледник их собственного двора, а теперь пришёл разгружать телеги на общий двор.

- Близнецы не появлялись? - Отец был в прекрасном расположении духа. - Я не застал их дома. У меня для них хорошая новость.

- Должны были вернуться к обеду. Я не заезжала домой. А что такое?

6. Неожиданные открытия

Когда телегу нагрузили, Алгар снова подошёл к Аяне.

- Мне сказали, на ближнем дворе нет места. Нужно везти на западный. Я зайду завтра к вам?

- Почему ты спрашиваешь у меня разрешения? - искренне удивилась Аяна. - Наши ворота открыты, приходи, когда хочешь.

- Тогда до завтра!

Он неловко протянул руку, взял её пальцы и немного задержал в своих. Аяна удивлённо посмотрела на его удаляющуюся спину, затем перевела недоуменный взгляд на свою руку, но тут подошла Тили.

- Наконец-то закончили тут. - Подруга выглядела усталой, но очень довольной. - Ну же, Айи, поехали, осталось совсем немного!

В присутствии Тили всегда становилось немного светлее. Пока Аяна осматривала телегу, Тили отряхнула покрытые трухой и пылью штаны и достала из заплечного мешка длинную безрукавку.

- У тебя осталось что пожевать? Я отдала и лепёшки, и рыбу Коде.

- И почему меня это не удивляет! - фыркнула Аяна, расстёгивая свою сумку. - Зачем ты подкармливаешь его? Боишься, что он не вырастет?

Они долго хохотали, проезжая между рядами яблонь. Управившись с лепёшкой, Тили достала из мешка маленький туесок из бирсовой коры с плотно притёртой крышечкой, открыла его, и, зачерпнув кончиком пальца немного снадобья, стала смазывать исцарапанные стеблями власки руки. Вокруг сразу распространился запах лойо, зубовика и звездчатки.

Аяна плела мочалку из мыльной травы и посматривала на подругу. Тили убрала туесок, сладко потянулась и откинулась на кипу власки за спиной.

- Хорошо, что мы закончили. Я очень устала, вспотела от пяток до корней волос, хорошо ещё, что женские дни почти закончились. Больше всего я хочу в купальню - и потом сразу в постель. Надеюсь, мама не поручит мне ещё чего-нибудь. О! Я видела Алгара около тебя. Он опять спрашивал о Нэни для брата?

- Представляешь, нет! Он поехал со мной на общий двор разгружать телегу, а на обратной дороге спросил, хочу ли я детей и есть ли у меня жених.

- И что ты ответила? - весело наморщилась Тили.

- Ничего. Я растерялась.

- Он тебе нравится? Он хороший парень, правда, с тобой почему-то немного стеснительный. Я удивлена, что он наконец решился подойти к тебе.

- Но… - Аяна слегка опешила и сначала хотела возразить. Она подняла руку, которую Алгар пожал при прощании, посмотрела на свои пальцы и пошевелила ими. - …Ты думаешь?

- Уверена. - Глаза Тили лукаво смеялись. - Неужели ты сама не видела? Он же от тебя взгляда не отводит, когда приходит к вам с братом.

- Не может быть. У него всегда такой скучающий вид при этом!

- Айи, я, может, и близорука немного, но ты, видимо, слепа, - уже откровенно хохотала Тили. - Я-то всё надеялась, что ты по совету сестры изображаешь безразличие к парню, а оказалось, что ты всё это время смотрела на него, как на стену. Он с позапрошлой зимы засматривается на тебя.

Аяна молчала, а перед внутренним взором проносились обрывки воспоминаний. Вот она в учебном доме шарит в сумке в поисках грифеля, а Алгар уже протягивает ей один из своих. Вот она у очага встаёт налить гостям горячего питья, а он уже снял котелок с огня и ждёт, когда она подставит кружки. В воротах проходит рядом с ней и мимоходом сует в руки полную корзинку спелой лесной ягоды. Она наклоняется завязать мешок с ягодами, а он протягивает ей шнур...

- Ох… - Мысли слегка путались, Аяна растерянно глядела на подругу. - Что же делать?

- Вот тебе и ох, - подытожила Тили. - Не знаю, он же не ко мне ходит. Да пусть ходит, он тебе разве мешает? Вон Нэни вся в подарках. Может, и Алгар тебе чего будет носить. Сыр, например.

Аяна укоризненно покосилась на Тили.

- Да шучу я, шучу! - веселилась та, но глаза стали серьёзными. - А ты на самом-то деле хочешь замуж? Детей? Или будешь как Сола - всю жизнь учиться и оттачивать мастерство?

- Хочу, наверное. Да, знаешь, скорее хочу. Но я пока не знаю. Сола ведь не из-за этого не замужем… Не понимаю, как люди так уверенно знают всё про свою жизнь заранее. Нэни, к примеру, с самого детства хотела стать олем, и весной она выйдет замуж - не спрашивай, за кого, она мне не призналась.

- Ну, выбор у неё богатый.

- Весьма. Но я смотрю на неё, на Олеми, и не представляю себя такой. Честно говоря, у меня не получается даже близко представить. Может, я пока слишком маленькая, чтобы думать о будущем? О парнях и о семье... Тили, знаешь, мне кажется, это все так далеко и не по-настоящему. Как будто не про меня. Я пытаюсь представить, что я - как мама, и пока не могу.

- А мастерство?

- Ну, у нас уже будет одна олем, - улыбнулась Аяна. - Думаю, Нэни не отступится от своей цели. Я буду ткать и шить, но вряд ли смогу кого-то учить, чем-то управлять, организовывать... Мне кажется, для этого нужно быть... не знаю. Кем-то гораздо большим. Арем Дар вот может. И мама смогла бы. Я иногда смотрю на неё и думаю, что она справилась бы с обучением всей деревни, если бы все разом захотели учиться вышиванию.

- Мне кажется, ты себя недооцениваешь, - с улыбкой заметила Тили.

Солнце было уже низко, но и ехать оставалось совсем недолго. Телега покачивалась и подскакивала на камешках дороги, слабый ветер шевелил выскочившие из-под гребней волосы у шеи, щекоча кожу.

7. Две луны

Аяна пару секунд поколебалась, спуститься сперва в купальню или сначала пойти подкрепиться, но ароматы, доносившиеся от очага, положили конец сомнениям. Она издалека видела, что у очага хозяйничает Нэни и что к сестре опять пришёл кто-то из парней. Ну что же, прекрасно! Значит, ужин будет обильным и приятным. Нэни любила вкусно и сытно поесть, знала толк в готовке и не стеснялась демонстрировать это своим ухажёрам.

Во дворе было темно, лишь через щёлки ставней детской комнаты пробивался свет. Аяна мельком подумала, что не видела малышню уже пару дней, и решила после ужина зайти проведать их. Ещё она успела подумать о маме, но все эти мысли рассеялись, когда она подошла ближе к очагу.

О, там было на что полюбоваться.

Нэни зажгла все светильники и светильнички, которые висели на балках над очагом и столом. В большой сковороде, стоявшей на решётке над горячими углями, томились подрумяненные клубни с травами и жирным ароматным мясом, а рядом стоял котелок с пряным травяным напитком на молоке. Желудок Аяны предательски сжался, но она замедлила шаг, потому что засмотрелась на Нэни.

Сестра заколола длинные волосы так, что часть локонов падала с одной стороны на грудь. Эти ниспадающие прядки она украсила расшитыми лентами, которые мерцали в её блестящих волосах бусинками, как блестит роса в гладкой луговой траве. Нэни ходила от стола к очагу, то поправляя угли, то стряхивая со столешницы несуществующие крошки. Её бедра при этом покачивались чуть сильнее, чем обычно, а когда она ложкой на длинном черенке перемешивала напиток в котелке, казалось, что движение руки начинается не в плече, а где-то в области талии, и это непонятным образом завораживало.

Всё, совершенно всё, что Нэни делала, казалось частью какого-то влекущего танца, в который она приглашала каждым своим движением. Нэни с улыбкой слушала, что рассказывает ей гость, улыбалась, касаясь кончиками пальцев губ, своей гладкой полной щеки, и заправляла волосы за ухо. Она мягко наклоняла голову и искоса смотрела на него из-под густых ресниц, потом отводила томный взгляд в сторону.

Аяна зажала рот ладонью, чтобы не рассмеяться - эту повадку сестра много на ком оттачивала. А вот гостю было явно не смешно. Он запинался, сбивался и путался в своём рассказе, ёрзал на стуле и сцеплял пальцы рук на всклокоченной макушке, отчаянно пытаясь собраться с мыслями.

Гостем Нэни сегодня был Миир, старший брат Алгара. В свои двадцать четыре он помогал арем Тоссу с распорядком общественных работ и принимал участие в той деятельности учебного двора, которая касалась книг. Он хорошо играл на флейте сао и на обычной, на большом и малом ладо, участвовал в постройке больших рыбацких лодок и рассчитывал, как строить укрепления и новые оросительные каналы на дальних полях.

А ещё превращался в совершеннейшего болвана рядом с Нэни.

Аяне было жалко парня, но, по сравнению с остальными, ему крупно повезло. Сестра ещё ни разу на её памяти не встречала гостя вот так. Пару раз поправленный локон, несколько томных взглядов - это всё, что обычно доставалось очередному несчастному, попавшемуся в её сети.

Нэни видела её, и бровью и глазами повела в сторону сковороды, а потом с улыбкой взглядом указала на Миира и чуть заметно покачала головой. Аяна и сама догадывалась, что сейчас ничто на свете не отвлечёт парня от сестры, поэтому сняла с полки свою любимую миску и кружку и наполнила их до краёв стряпнёй Нэни. Та рассказывала Мииру что-то про своё обучение у олем Нети, а он смотрел на неё так, будто пытался съесть глазами.

Устроившись в уголке, Аяна наслаждалась горячим ужином. Клубни, тушённые с мясом, пахли просто изумительно. Нэни добавила туда чеснок, но он не обжигал нёбо, а только придавал немного остроты, а ещё положила немного свежих трав из тех, что росли у них прямо за двором на маленьком огородике, ароматных, пряных. Изумительно.

Аяна отхлебнула густо пахнущий травами островатый напиток и едва не обожгла язык, но тут же почувствовала, как по всему её телу разливается приятное тепло. День был долгим - но совершенно определённо был дарован на благо.

Она доела и посмотрела на сестру. Та поймала её взгляд и с улыбкой качнула головой в сторону - мол, иди, я сама приберу.

- Спасибо, - одними губами прошептала Аяна.

Она взяла большой светильник и направилась в сторону купальни. Потом вспомнила кое-что, вернулась и положила новую мочалку из мыльной травы на краешек стола рядом с большим свертком - видимо, Миир тоже принёс в подарок подушку или бирсовый короб с медовым печеньем, - и Нэни подмигнула ей.

Внизу, в купальне, было тепло, влажно и немного душно - наверное, Мара недавно купала малышей. Аяна наскоро ополоснулась и почистила зубы.

В детской всё ещё горел свет. Она обняла и поцеловала по очереди братьев, сестёр и Тэта, сына Мары и Аремо.

- Представляешь, Айи, у Вайда растёт первый зуб, - радостно сказала Мара. - А ещё он вчера сам сел!

Аяна покачивала брата на коленях и целовала его в мягкие волосы на макушке, одновременно принимая от Тилеми подарки. Когда драгоценные жёлуди, палочки и крылья переливчатых жуков перестали помещаться в ладони, она отложила их в сторону и передала Вайда на руки Маре.

- Доброй ночи, Мара. Ты прекрасно справляешься с детьми, - сказала она совершенно искренне. - Я пойду, хорошо?

- Доброй ночи, Айи! Послушай, не могла бы ты на днях взять на сыроварне маленький кусочек сыра? Вайд уже попробовал овощи и творог, и я хочу проверить, так ли ему понравится сыр.

8. Утро

Рассвет только угадывался вдалеке, небо не успело посветлеть. Нэни сладко улыбалась во сне. Аяна посмотрела на неё с улыбкой и спустилась во двор, затянутый таким густым туманом, что казалось, будто она нырнула в молоко. Примерно со дня осеннего равноденствия туманы утро за утром начинали умывать всё вокруг, разбавляя краски деревьев, листьев, травы, день за днём приглушая яркость и приглушая оттенки. Отчётливо пахло прелой листвой; Аяна зябко поёжилась. Интересно, впору ли ей тёплая стёганая куртка? Должна быть впору, вроде бы она с прошлой осени не выросла и не раздалась. Эх, как жаль иногда, что она не такая, как Нэни… Ну ладно. Какой прок думать о том, чего нет?

Огонь тихонько разгорался в очаге. Двор стоял тихим и тёмным, и нарушать эту тишину совсем не хотелось. Пока она набирала воду из большой бочки с крышкой, на крыльцо выскочила Лойка, потянулась и тут же убежала в дом, зябко хватая себя за плечи. Видимо, копание сестры в сундуке разбудило и Мару с детьми - в детской выставили ставни с одного окна, и сразу за стеклом показалось любопытное лицо Ансе.

В кладовой лежали остатки вчерашнего ужина. Аяна вынесла к очагу завёрнутый в тряпицу хлеб, всё ещё мягкий, варёные яйца в коричневой скорлупе, связку жирной копчёной рыбы, кашу и тушёную тыкву, выложила всё на несколько больших деревянных тарелок. Небольшой медный стакан по очереди нырнул в мешочки с травами, и скоро над очагом закипел ароматный травяной настой, в который она, подумав, добавила ещё несколько листьев ладонника, сорванных со связки над столом.

Она сидела и умиротворённо смотрела, как не спеша, потихоньку просыпается двор, туман постепенно растворяется в воздухе, как отец уходит в птичник и дед Баруф, проснувшийся по своему обычаю очень рано, набирает в тарелку еды, чтобы унести к себе в зимнюю комнату.

Двор оживал, ускоряя своё повседневное, непрерывное движение, лишь замедлившееся на ночь, словно колесо повозки, которая сбавила скорость на повороте, но выехала на ровную, светлую прямую дорогу.

Из летней спальни спустились близнецы - видно, накануне вернулись с охоты, пока Аяна была на полях. Арет и Тамир в младенчестве и раннем детстве были похожи как две капли воды, но, чем больше росли, тем сложнее их было перепутать. Первый вытянулся к четырнадцати годам, постоянно путался в конечностях, но был весьма вынослив. Второй же раздался больше вширь и предпочитал дела, которые требовали скорее недолгих, но мощных усилий, чем долгого и постепенного небольшого напряжения.

Они подошли, наперебой зевая, набили карманы кусками хлеба, яйцами и рыбой и собирались было уйти, но Аяна остановила их.

- Где Оша?

Арет, сонный и всклокоченный, зевая, показал в сторону конюшни, а заспанный Тамир озвучил его жест:

- Там.

Аяна подождала, но они молчали.

- Как она?

Тамир пожал плечами и зевнул.

- Вроде устала, - подумав, сказал Арет и тоже зевнул. - Теперь она покусала молодую собаку сына столяра.

-Целеустремлённая у нас псина, если учесть, что у неё почти не осталось зубов, - добавил Тамир. - Мы, как видишь, ещё не кормили её сегодня.

- Мы пока что к столяру, покормишь её? К слову, на леднике зайцы, освежёванные. - Арет сладко потянулся. - Попроси Нэни запечь в сметане. Не зря же по горам-лесам таскались без отдыху и продыху.

- Сходите на скотный за сметаной, я запеку. - Нэни спустилась, завернувшись в осеннюю куртку, а сверху ещё накинула шаль. - И собаку покормлю, когда мы с Марой сварим кашу для младших.

- Хорошо! - вполоборота махнул Тамир, уже подходя к воротам.

Отец вышел из конюшни, налил себе питьё в кружку, отрезал кусок копчёной рыбы и положил его на хлеб.

- Зря они взяли Ошу на охоту, - сказал он озабоченно. - Знаешь, а сходи сегодня в верхнюю деревню за щенком. Не хочется остаться к весне без собаки. Пока ты на болотах, они займутся псом, и будет не так обидно остаться дома.

Аяна кивнула.

- Нэни, пойдёшь со мной?

- У меня другие дела на сегодня, - хитро прищурилась сестра, прихлёбывая из дымящейся кружки, - а ещё зайцы в сметане.

Аяна вспомнила вчерашний вечер и еле сдержала смех.

- Ты что, добить его хочешь?

- Ты вроде младше меня всего на вот столечко, - показала Нэни пальцами. - И при этом ни-че-го, ну прямо ничегошеньки не понимаешь. Вот как так?

- Я всё прекрасно понимаю. Это просто вы все как-то слишком много от меня ждёте, - надулась Аяна, вспомнив, как Тили вчера смеялась над ней.

Отец переводил непонимающий взгляд с одной дочери на другую, потом, видимо, отчаялся вникнуть в их беседу и откинулся на спинку стула, жуя очередной кусок рыбы. Нэни наполнила водой его заварник.

- Отец, заварить тебе сладкий корень?

Отец кивнул, Нэни отломила несколько корешков от связки, которая висела над полкой с чашками, и кинула в воду. Аяна дожевала свой хлеб и яйцо и поднялась. К столу подтягивались остальные.

Она поднялась к маме в комнату. Лойка сидела на полу, тихонько наигрывая на большой деревянной флейте, а мама кормила Вайда.

- Айи! Представляешь, у него зуб! - улыбнулась ей мама.

Вайд пытался ручкой поймать мамины волосы, не отрываясь от груди.

- Здорово. Он уже такой большой… - Аяна боялась спугнуть мамину улыбку, которая была как осторожная морская птица. Этих птиц очень легко потревожить, и они не скоро возвращаются на берег. - Мамочка, я иду в верхнюю деревню к соседям олем Ораи, могу зайти и к ней в мастерскую. Может быть, тебе нужны какие-то цветные нитки? Твои иглы целы? Я могу зайти и к кузнецу.

- Олем Ораи? Я так давно её не видела… Нет, солнышко, сейчас ничего не надо.

- Я всё равно зайду к ним поприветствовать олем. Могу и от тебя передать пару слов.

- Пожелай им здоровья от меня. Может быть, я сама навещу их скоро, - сказала мама, застёгивая лёгкий кафтан и целуя Вайда в пухлые щёки и розовые ладошки. - Вайде, Вайде, тилем даре. Лойка, пойдём в детскую?

Аяна боялась радоваться такой перемене в маме, потому что уже знала, что в любой момент мамино лицо может снова стать печальным. Но всё же радовалась. Все они за прошедшие полгода ужасно, нестерпимо соскучились по маме - такой, какая она была раньше.