Тёмный туннель -9 уровня тяжело дышит, словно живое существо. Низкий гул ветра просачивается сквозь трещины и сливается с отдаленным скрежетом когтей, царапающих камни. Я шагаю вперёд, оставляя тяжёлыми ботинками следы на земле.
Длинные пепельные волосы, стянутые в тугой хвост, колышутся в такт шагам и надоедливо цепляются за воротник потрепанной куртки. В руках – два верных старых меча. Их лезвия покрывает тонкий слой подсохшей черной крови, поблескивающий в тусклом свете наплечного фонаря. Луч света выхватывает из мрака старые, торчащие из стен крюки для ламп и ржавые обломки рельсов, оставленные шахтерами столетия назад.
Воздух тяжёлый, пропитан запахом сырости и гниющей плоти убитых несколько дней назад монстров. На этот уровень редко спускаются чистильщики – слишком опасно. В основном останки своих сородичей пожирают другие твари.

Тишина оглушает, но я знаю её коварство. На мгновение за поворотом слышится шорох – слабый, но неумолимый, будто кто-то крадётся в темноте. Останавливаюсь, щуря серые глаза, выцветшие от бесконечных часов под землей.
Вдруг раздаётся резкий низкий рык, от которого на секунду закладывает уши. Из тени на меня выпрыгивает огромный монстр: чёрная лысая волчья туша, ноги – паучьи, длинные, с острыми шипами на суставах, глаза горят красным, как раскалённые угли. Один взмах – лезвие входит под челюсть, хруст кости эхом отдаётся в туннеле, голова отлетает, чёрная кровь брызжет на пол, растекаясь и точно поедая мелкие камни.
На шум боя из левого коридора вылезает ещё одна тварь, похожая на медведя, но слишком вытянутая, с клыками длиной в ладонь. Я уклоняюсь от удара, чувствуя, как длинные когти рассекают воздух у лица, и всаживаю клинок в брюхо – меч рвёт плоть, внутренности вываливаются, вонь бьёт в ноздри. Чёрная кровь льется на мои руки, холодная и липкая, и тварь падает с глухим звуком, сотрясая пол. Выдергиваю меч и вытираю его о тушу твари. Сегодня без новых шрамов. Хороший день. Дыхание вырывается короткими облачками в холодном воздухе. -9 уровень зачищен.
Возвращаюсь в начало туннеля, где ждёт лифт – древняя железная проржавевшая клетка с облупившейся краской на кнопках. Скрипучие двери расходятся, и я захожу внутрь, ощущая вибрацию под ногами. Нажимаю "0", и лифт с тяжелым стоном начинает свой медленный подъем. Скрежет металла о металл режет слух, стены кабины дрожат, словно вот-вот развалятся, но мне все равно – я давно привык к этому грохоту.
Через несколько минут двери наконец раздвигаются, и я, машинально бросив запасной меч в общий оружейный шкаф, выхожу на улицу, где меня встречает серый рассвет. Небо над рабочим районом города номер Три – тяжёлое, вечно затянутое пеленой смога от заводов, что высятся над трущобами. Здесь, на поверхности, воздух пропитан запахами угля и мусора. Море близко, но его свежесть никогда не достигает этих грязных улиц.
Поправив ножны с мечами за спиной, я бросаю мимолетный взгляд на саркофаг, скрывающий в своей утробе вход в шахту и лифт, и устало бреду к зданию управления. Это приземистое бетонное строение, потрепанное временем: трещины змеятся по фасаду, окна плотно покрыты пылью, а над входом бессмысленно мигает тусклая вывеска с выцветшими буквами "Управление шахт".
Внутри душно, пахнет столовской едой, старой бумагой и дешевыми духами. За стойкой сидит женщина лет семидесяти, её лицо напоминает сморщенное яблоко, а седые волосы стянуты в неряшливый пучок. Подняв от страниц журнала потухшие глаза, она смотрит на меня с неприкрытым раздражением и ворчит:
— Чего тебе?

Кидаю на стойку жетон с номером уровня – металлический кругляш, покрытый царапинами.
— Зачистил -9.
Она, презрительно скривив губы, рывком открывает ящик и, словно делая мне великое одолжение, отсчитывает несколько помятых купюр – ничтожную плату за смену в шахте. Хмурюсь, сжимая кулак.
— А где доплата за повышенный риск? Я что, просто так на нижние уровни спускаюсь, и каждый год прохожу эти дурацкие проверки на допуск? За -8 и -9 положена доплата, разве нет?
Бабка недовольно морщится, как если бы я попросил отдать её личные деньги, бормочет что-то про "жадных и внимательных выскочек" и, с явной неохотой, вновь шарит в ящике. Еще несколько бумажек падают на стойку. Забираю их, прячу в карман и, не говоря ни слова, ухожу вглубь здания.
На первом этаже – убогая столовая, длинная комната с низким потолком, пропитанная запахом пережаренной рыбы и кислого супа. Старые деревянные столы исцарапаны, железные лавки жалобно скрипят под весом людей. Несколько знакомых истребителей молчаливо жуют свой скромный завтрак. Том, широкоплечий парень с короткой бородкой, поднимает глаза и, заметив меня, радостно машет рукой:
— Кайл, садись с нами! Сегодня ночью зажигаем на пляже у пальм, идешь?
Иду домой по извилистым, мрачным закоулкам нищего рабочего района. Моя квартира находится на верхнем этаже старого четырехэтажного дома. Фасад, с остатками облупившейся зеленой краски, давно выцветшей до грязно-серого, испещрен глубокими трещинами. Окна грязные, некоторые и вовсе выбиты или заколочены досками. Лестница наверх – бетонная, выщербленная, с шаткими ржавыми перилами. И вонь, пропитавшая каждый угол, и день и ночь висит в воздухе.

Поднимаюсь к себе. Где-то внизу, на первом этаже, надрывно кричит пьяный мужской голос, истерично визжит женщина, звенят осколки разбитого стекла. И это еще далеко не самое злачное место в трущобах. Ближе к стене – еще хуже. С трудом провернув ключ в замке, толкаю дверь и вхожу в убогую, темную конуру, ставшую моим убежищем после выпуска из академии.
Внутри царит привычный полумрак и духота. У стены ютится старый продавленный диван, а в углу одиноко ржавеет раковина. Из крана монотонно капает вода, оставляя уродливые рыжие пятна. Давно надо его починить, но руки не доходят. Да и зачем?
Стол рядом превратился в склад: гора перестиранной, не разобранной одежды, пара забытых пустых банок из-под пива, складной нож с обломанным лезвием и одинокий носок, к которому я так и не подобрал пару. Внизу – забытая банка краски: как-то мелькнула мысль покрасить дверь. На стуле – пыльные книги и две старые пластинки для граммофона, купленные у старушки-соседки несколько месяцев назад. Жалко стало, она хотела их сжечь. Всё это, словно годовые кольца дерева, хранит в себе историю моей жизни, полную упущенных возможностей и мелких разочарований.
В этом доме нет смысла что-то менять. Через полгода он и еще с десяток соседних пойдут под снос: будут расширять завод по производству оружия, а до людей никому нет дела. Идите куда хотите, а в качестве компенсации обещают дать жалкие гроши, на которые не купишь и подстилку для собаки.
Окно, покрытое толстым слоем пыли и копоти, пропускает тусклый свет, отбрасывая блики на стены с дурацкими полосатыми обоями. Деньги за смену кидаю в старую коробку из-под сахара. Ботинки бросаю у порога, стягиваю одежду, пропитанную потом и запахом шахты, и иду в душ. Тесные стены крохотной душевой давят, вода течёт тонкими ледяными струйками, но я стою, не двигаясь, закрыв глаза, чувствуя, как грязь и усталость медленно уходят. Капли стекают по шрамам – память о сотнях боев. Вымывшись, я устало падаю на диван и проваливаюсь в тяжелый сон без сновидений.
Просыпаюсь, когда за окном уже сгущаются сумерки. Небо – темно-серое, изрезанное багровыми полосами заката. Желудок урчит, настойчиво напоминая, что безвкусная каша давно переварилась. Встаю с кровати, разминая затекшее тело. Натягиваю джинсы с футболкой, поправляю на шее медальон и сую в карман несколько мятых купюр. Дверь недовольно скрипит, выпуская меня на улицу. Удивительно, как этот дом еще не рухнул. Рабочий район оживает к вечеру: узкие улочки полны людей, в воздухе смешиваются запахи рыбы и дыма от костров, разведенных в жестяных бочках. Барыги что есть сил зазывают народ, стараясь переорать друг друга:
— Рыба свежая, дергается еще! — кричит один, размахивая палкой с нанизанными выпотрошенными тушками.
— Стулья крепкие, почти новые! — надрывается другой, указывая на шаткую мебель с потрескавшимся лаком.
На стихийном рынке продают буквально все, что представляет хоть какую-то ценность: от скудной еды и поношенной одежды до примитивного самодельного оружия, собранного из кусков шахтерских инструментов. Кто-то продает и просто хлам: куски ткани, ржавые шестерёнки, обрывки проводов, старые ботинки без пары. Изредка можно найти и что-то крайне интересное. Месяц назад у одного деда я купил прилично сохранившуюся книгу про подростка и какого-то безносого колдуна, напечатанную еще до катастрофы.
Чуть в стороне от шумного рынка, съежившись от холода, стоит старушка в заплатанном плаще. Её руки, дрожащие от прожитых лет, держат корзину, полную простого серого хлеба и копченой рыбы:
— Бери, сынок, бери, не обману! Вкусно! И кусок тряпки возьми, руки опосля вытереть, — скрипит она, улыбаясь беззубым ртом.

Молча кивнув, опускаю в её ладонь несколько монет, принимая скромное угощение. Отхожу к стене, прислоняюсь к холодному бетону и жую, глядя на суету вокруг. Хлеб пресный, крошится в руках, рыба – жестковата, но я ем с аппетитом, привыкший к такой еде. Люди вокруг движутся точно тени, усталые, сгорбленные, с лицами, покрытыми пылью шахты или копотью заводов.
Внезапно, из браслета на запястье вырывается слабое голубое мерцание голограммы. Это она, мой куратор. И каждый раз сердце начинает биться чуть чаще, хоть и знаю, что это всего лишь запись:
— Истребитель номер 721, для вас новое задание. Срок исполнения – двое суток. Необходимо произвести зачистку юго-западного коридора на -8 уровне.
Нужно сходить за еще одной кружкой кофе! Мысль мелькает в голове, в то время как я спешно проверяю данные с разных уровней шахты. За открытым нараспашку окном медленно просыпается теплое солнце, выглядывая из-за серых туч. По утрам в центре управления городом всегда спокойно – это я выпросила у отца график с 7 утра и до полудня, а другие начинают работать после 12 часов. Обожаю быть всегда в движении, но терпеть не могу суету. И как только это уживается во мне?

Принтер вдруг проснулся и, тихонько попискивая, неохотно выдал отчет от управления шахт. Беру еще теплый лист бумаги и быстро пробегаю глазами по ключевым пунктам. Ага, 721 выполнил свою работу и получил оплату. Значит, пора отправлять очередное поручение, а отчет пойдет в общую папку. Откашливаюсь, поправляю волосы и нажимаю кнопку записи. Четко произношу, стараясь выжать из себя максимум уверенности:
— Истребитель номер 721, для вас новое задание. Срок исполнения – двое суток. Необходимо произвести зачистку юго-западного коридора на -8 уровне.
В этот момент дверь распахивается, ручкой ударяясь об стену, и в комнату врывается Софи. Её ярко-красное платье ударяет по глазам, как вспышка. Подруга вечно как маленький шторм – остановить или не заметить невозможно.
— Лина, ты же собираешься сегодня вечером на тусовку? Место – наше любимое! Тот самый пляж! Какой будет твой положительный ответ? — торопливо спрашивает она, плюхаясь на соседний стул.
— Вечеринка у пальм? Пойду, конечно! Песни, танцы, тёплый песок – идеально! — смеюсь я, и лишь потом осознаю, что запись голограммы все еще активна. Быстро хлопаю по кнопке, останавливая съемку. — Ой, мамочки, это же все попало в мое сообщение! Вот же неловко получилось…
Софи хохочет, отбрасывая со лба непослушные пряди каштановых волос:
— Это теперь все твои подопечные узнают о наших планах? Переснимешь или отправишь как есть?
— Нет, не буду перезаписывать. Если кто-то начнет придираться, скажу, что это случайность. И это только для 721. Может, хоть улыбнётся. У истребителей такая тяжелая работа, думаю, капля позитива не повредит, — отмахиваюсь я, стараясь скрыть улыбку за чашкой горячего кофе.
Знаю, что это не по правилам, но из принципа не стану отправлять сообщение сразу. Установлю таймер на семь вечера – 721 заслужил передышку после смены, пусть поспит.
— Лина, слушай, а может, тебе стоит всем так задания раздавать, и в конце приглашать на танцы? Нет, а что – это же гениально! И не смотри на меня так! Пусть утром сражаются с монстрами в шахте, а вечером приходят к нам на вечеринки. Люблю я накачанных мужиков! — Софи мечтательно закатывает глаза, отбивая пальцами по столу ритм воображаемой музыки.
— Ну ты же знаешь, что так нельзя, — отвечаю я, допивая последний глоток.
— Да, знаю-знаю, а жаль! Такая потрясающая идея пропадает! Кстати, уже решила, в каком платье пойдешь?
— Еще нет. Увидишь вечером, но насчет цвета – я позвоню. Хочу надеть что-то особенное, из столичного! Хорошо, у меня размер не изменился за три года с окончания универа в городе номер Один.
— Ого, кто-то хочет стать звездой вечера?
Смеюсь в ответ:
— А почему бы и не повеселиться?
Болтаем ещё минут пять о работе, о том, какие песни точно стоит спеть на пляже, и Софи убегает в свой отдел, крикнув на прощание:
— Если что, судя по запаху, там кто-то заварил свежий кофе! Ну все, детка, до вечера!

Утро тянется невыносимо долго. Я проверяю отчёты, слежу за показателями датчиков в шахтах, и мечтаю о море. Голубой свет экранов режет глаза – сколько можно смотреть на эти цифры и линии? Внутри меня всё горит от нетерпения. За окном солнце давно разогнало тучи, и вот наконец-то полдень! Я свободна, и впереди меня ждет только приятное – семейный обед и незабываемый вечер!
Мы с родителями встречаемся в ресторане "Серебряный горизонт" – отличное место на 50-м этаже соседнего небоскрёба. Зал шикарный: панорамные окна, открывающие захватывающий вид на город и ласковое море, белоснежные скатерти, услужливые официанты в строгих костюмах. Пахнет жареным мясом, ванилью и овощами на гриле – аж слюнки текут! Мама сидит рядом, красивая, как всегда: светлые локоны мягкими волнами обрамляют ее лицо, а серое шелковое платье подчеркивает ее изящный силуэт.
— Лина, ты сегодня такая оживленная! Что задумала? — её бирюзовые глаза хитро поблескивают, когда она подносит бокал к губам.
Загадочно улыбаюсь, отрезая кусочек сочного стейка с брусничным соусом:
— Просто настроение хорошее, мам! — подмигиваю и отправляю мясо в рот.

Отец сидит напротив, статный, с темными волосами, тронутыми благородной сединой. Его тёмные глаза смотрят цепко, впрочем, как и всегда:
— Куда вечером? — спрашивает он, подцепляя вилкой утиную ножку.
— От тебя ничего не скроешь, пап. С Софи на пляж, там сегодня будет вечеринка у пальм, — выпаливаю, смущенно опуская глаза в тарелку и ковыряя запеченные овощи.
Он мрачно смотрит на меня:
— Опять эти сборища? На этих ваших вечеринках вечно один сброд. Лучше бы с подругой в театр сходили или на светский раут, как ваши ровесники. Общаться нужно со своим кругом, а не со всякими… И чтобы дома была ровно в полночь.
— Да ладно тебе, всё под контролем! И не сброд там, а хорошие ребята и девчонки. Будь твоя воля, я бы уже давно замуж вышла и детей нянчила! — закатываю глаза и откидываюсь на спинку стула.
Мама звонко смеётся:
— Брайан, милый, наша дочь уже взрослая. Пусть веселится. Дай ей насладиться молодостью! — она кладет руку на его плечо, мягко сжимая.
— Да, взрослая, но наивности в ней хоть отбавляй. Смотри, Лина, не натвори глупостей, — отец хмуро отпивает бренди и жестом подзывает официанта, чтобы тот обновил наши напитки.

Мамочка, как всегда, ловко переводит тему, и дальше обед проходит в теплой атмосфере. Болтаем о планах на лето, советуюсь с мамой насчет платья, отец рассказывает забавные истории с работы – и несмотря на вечные споры, я бесконечно люблю мою семью!
Наш дом расположен в престижном охраняемом районе, на скале, с шикарным видом на море. Двухэтажный, с белоснежными стенами и панорамными окнами, окруженный уютным садом с клумбами и маленьким фонтаном. Влетаю в парадный холл, словно вихрь. Внутри пахнет цветами и пирогом – мамочка утром старалась.
Перед вечеринкой ещё столько всего нужно успеть! И главное, не забыть попросить нашу горничную привести мое платье в порядок!
Поднимаюсь по широкой белоснежной мраморной лестнице в свою комнату. Наконец-то! Вот он - мой маленький мир. Когда после окончания университета в столице я затеяла ремонт, мама мягко пыталась предложить мне услуги именитого дизайнера, но я была непреклонна. Каждый элемент мебели, каждую деталь – все выбирала сама, создавая что-то абсолютно личное, но, возможно, не слишком сочетаемое. По итогу: чересчур любопытного дизайнера едва не хватил удар, мама ко мне старается не заходить, а брат называет мою комнату не иначе как шедевром абстракционизма. Подумаешь! Главное, мне все безумно нравится!
Три стены выкрашены в нежно-голубой цвет, а одна – обшита панелями из светлого ореха. Вдоль нее стоит мой любимый диван – глубокого изумрудного цвета, на полу – ковер ручной работы с узором из листьев. У окна с двух сторон, словно стражи, возвышаются книжные шкафы из мореного дуба, а их полки заполнены потрепанными томиками, напечатанными еще до катастрофы, – редкими сокровищами, которые я собирала годами. Посреди комнаты гордо расположилась большая белая кровать с резным изголовьем, а в углу прячется изящный столик с мраморной столешницей, на котором красуется черная фарфоровая ваза с живыми цветами. На противоположной стене – дверь из светлого дерева в гардеробную – абсолютно незаменимая комната в жизни каждой девушки! Над кроватью висит картина в позолоченной раме – морской пейзаж, написанный знаменитым маринистом более 1000 лет назад, – подарок родителей на окончание колледжа.
Бросаю сумку на бархатный диванчик, спешу скорее в гардеробную, выхватываю из шкафа одно из платьев – золотистое, легкое, с тонкими бретельками:
— Анна! Забери, пожалуйста, моё платье с дивана. Проверь, всё ли с ним в нормально, и если нужно, почисти и погладь к семи! — кричу я на бегу, направляясь в свою ванную.
Быстро освежаюсь, наношу легкий макияж и, высушив волосы, слегка подкручиваю кончики. В семь вечера на моем наручном голографе пищит таймер, и сообщение для 721 отправляется адресату. Я даже не обращаю на это внимания – просто ещё одно задание, ещё один истребитель где-то там, в другой части города.
Последние ноты песни тают в воздухе, я возвращаюсь к нашему столику, заказываю еще один коктейль, и вдруг мой взгляд цепляется за него. Стоит у самой кромки воды, спиной к толпе, будто отгородившись от всего мира невидимой стеной. Высокий, в темной джинсовой куртке, с длинными пепельными волосами, стянутыми в хвост. Одинокий, как потерянный пёс.
— Ты не знаешь, кто это? Стоит в стороне от всех, жалко его, — спрашиваю у Софи и киваю в сторону фигуры у воды, машинально поправляя бретельку платья и выбившиеся локоны.
Она щурится, пытаясь разглядеть его лучше:
— Без понятия, вроде как истребитель. Я его раньше не видела.
Пока не передумала, решаю подойти. Шагаю по влажному песку, неприятно липнущему к босым ногам, и останавливаюсь рядом. Он смотрит в бескрайнее море, кажется, совсем не замечая моего присутствия. Робко улыбаюсь и легонько трогаю его за рукав:
— Привет, я Лина! А тебя как зовут? Ты здесь впервые? Хочешь, познакомлю с другими ребятами?
Он медленно поворачивает голову, и я вижу его глаза — холодные, нет, даже ледяные, цвета остывшей, закалённой стали, и с какой-то немыслимой глубиной, от которой сердце пропускает удар.
— Кайл, — бросает он сухо в ответ, затем отворачивается и направляется к бару, не удостоив меня даже взглядом. Словно я – пустое место.
Я застываю на месте, улыбка гаснет, а щеки пылают от обиды и злости. Ну и что это было?! Какой наглец! Едва сдерживаюсь, чтобы не закричать ему вслед. А он уже у стойки, спокойно заказывает что-то у бармена, будто я и не подходила. Его "Кайл" эхом отдается в моей голове. Да меня никто и никогда не отшивал! Дожили…

Бегу к Софи и возмущенно шепчу ей на ухо:
— Вот нахал, ты видела?! Я к нему, а он! Да как он посмел!
Подруга хохочет:
— Лина, да плюнь и забудь, таких как он – полно! Еще не хватало время тратить на обсуждение какого-то тупого мужика! Лучше пойдем танцевать!
— Вот и пойду! Ещё пожалеет! — гордо вскидываю подбородок, расправляю плечи и залпом осушаю свой коктейль. Затем жестом подзываю официанта и заказываю ещё один. Хватаю Софи за руку и тяну в самый центр толпы.
Музыка оглушает, со всех сторон ловлю комплименты и жадные мужские взгляды. Но это все не то! Просто шум. Мой взгляд постоянно цепляется за Кайла – стоит у бара полубоком, смотрит вдаль, на тёмное море, пьёт что-то из жестянки. Зачем он здесь, если не хочет веселиться? Почему один, если отшил меня? Да как он вообще мог отшить меня?! Злюсь на себя за то, что думаю о нём, и, нарочито добавив в голос пренебрежительные нотки, кричу на ухо Софи:
— Пусть торчит там хоть до утра, мне-то что!
Но внутри все пылает, и его серые глаза не дают покоя, заставляя танцевать всё ярче и энергичнее, лишь бы заглушить эти мерзкие чувства.
Песок под ботинками мерзко хрустит, будто кто-то вправляет суставы. Зачем я здесь? Да она наверняка где-то далеко, в другом городе. Даже в этом забытом богом мире, после катастрофы, в прибрежных городах пляжей до черта. А я как последний идиот, притащился сюда в слепой надежде на чудо.
В баре беру дешевое пиво и быстро выпиваю его, чувствуя, как горечь оседает в горле. Но даже на пару секунд оно не способно вытеснить мысли о ней. Бармен понимающе смотрит на меня и молча ставит на стойку вторую банку, а я так же молча выкладываю еще пару монет. Ведь не хотел сюда тащиться, но голос из голограммы застрял в голове, как на повторе:
— Вечеринка у пальм? Конечно, буду! Ночь, танцы, музыка, тёплый песок – идеально!
Сказала она, и я, как последний кретин, подумал: вдруг речь именно про этот пляж? Ну да, конечно! Теперь стою среди орущей толпы дебилов и проклинаю все вокруг.
Но даже если увижу её, даже если познакомлюсь – что дальше? Я же давно решил не связывать себя отношениями. Не хочу, чтобы кто-то страдал, если монстры разорвут меня в туннелях. Я знаю, каково жить без близких, и не хочу, чтобы кто-то мучился из-за меня. Идиот! Сжимаю кулаки, старые шрамы на руках ноют от соленого ветра.
Чуть в стороне, у костра, пьяный старик в рваной куртке скачет, как горный козел, под музыку, размахивая бутылкой, пока не падает прямо в огонь. Его оттаскивают, а он лишь хохочет, воняя палёной тряпкой. Эта вечеринка – парад уродов. Беру своё пиво и ухожу к морю, подальше от этого хаоса. Волны шипят, накатывая на берег, но их звук тонет в рваном грохоте песен и криков. Отсыревшие поленья трещат в кострах, выплёвывая в небо едкий дым. Не понимаю, что люди находят в этих сборищах? В этих пьяных танцах и песнях?
Выросший в приюте бедного индустриального района, среди серых стен и вони угля, я никогда не рвался к лучшей жизни. У меня была лишь одна цель. В десятилетнем возрасте я добровольно пошёл в академию истребителей, надеясь узнать, кем были мои родители и что с ними произошло. Но вместо ответов получил два меча на выпускной, шрамы от когтей монстров и “ограниченный доступ к информации”. А её голос… В этой тьме он словно луч света, о котором я не просил. Хмурюсь и делаю ещё глоток. Всё, с меня хватит. Надо валить.
И внезапно слышу шаги за спиной – лёгкие, быстрые, не такие, как у пьяных болванов вокруг. Не оборачиваюсь, но всем телом ощущаю прожигающий взгляд.
— Привет, я Лина! А тебя как зовут? Ты здесь впервые? Хочешь, познакомлю с другими ребятами?
Голос звонкий, живой, бьёт под дых. Поворачиваю голову и вижу её – золотистые волосы искрятся в свете костра, платье переливается, а бирюзовые глаза блестят от любопытства. Это она. Девушка из голограммы, та, чьи задания на зачистку я выполняю уже три года. Сердце бешено колотится, как после тяжелого боя.
— Кайл, — произношу и ухожу к бару. Не нужно больше слов. Да и имя я зря назвал.
Беру еще пива, прислоняюсь к стойке и смотрю то на море, то на нее. Девушка у костра смеётся с подругой, танцует босая. Красивая. Слишком красивая и светлая для этого гнилого мира, где истребители вроде меня дохнут раньше, чем видят копеечную пенсию в шестьдесят. Сжимаю банку, металл сминается под пальцами. Почему она ко мне подошла? Что ей нужно?
Том, мой сослуживец, вдруг подваливает и хлопает по плечу:
— Кайл, ты чего как в воду опущенный? Давно пришел? Давай выпьем! Видел, какие тут девки?
— Выпей с кем-нибудь другим. Я уже ухожу, — холодно отвечаю, глядя на море поверх его плеча.
Он, кажется, не слыша меня, продолжает, кивая на Лину:
— Глянь, какая! Сиськи – огонь, попка – просто ух! Я б её затащил в койку, да так, чтобы орала!
Я резко поворачиваюсь, кровь стучит в висках, кулак летит к его морде. Он отскакивает:
— Ты чё, спятил?!
Хватаю его за куртку, подтягивая к себе и рычу:
— Заткнись, или я тебе все зубы выбью.
Толпа гудит в предвкушении зрелища, кто-то орёт:
— Чё встали как бабы, деритесь! — и бросает пустую банку в песок.

Марк, мой единственный друг, встает между нами и тихо, так чтобы слышал только я, говорит:
— Хорош, Кайл. Патруль вмешается, загребут на десять суток. Сам знаешь, военные по камерам следят за городом, и сейчас ты для них – ходячая мишень, — его рука крепко сжимает моё плечо, не давая совершить необдуманный поступок.
Том рвется ко мне:
— Иди сюда, психованный! — но его оттаскивают.
Рыжие кудри друга торчат во все стороны, Марк ухмыляется, отворачивается и вдруг кричит на весь пляж:
— Давайте лучше пар выпустим. Предлагаю спор – кто из вас двоих больше отожмется? Ставлю двадцатку на Кайла! Том – слабак!

Люди вокруг сразу оживляются, многие лезут в карманы, швыряют мятые купюры на песок:
— Ставлю полтинник на Тома, он бугай, легко сделает Кайла! — кричит кто-то.
Другой голос подхватывает:
— Том, вали его! Сотку на тебя!
Марк подмигивает мне и отходит. Я хмурюсь, но сбрасываю куртку. Да плевать, хотят шоу – пусть будет.
Руки упираются в песок. Начинаем одновременно, под счет толпы. Раз, два, десять, двадцать, тридцать – мышцы напрягаются, но никто не снижает темп. Том пыхтит рядом, лицо красное, пот течёт. На шестьдесят девятом он валится с матом, а я иду дальше – семьдесят, восемьдесят, девяносто. На сотом встаю, руки забились и чуть дрожат, но я этого не показываю. Марк хлопает меня по спине:
— Чёрт, Кайл, ты зверь! — и суёт мне в карман половину денег, параллельно отряхивая от песка мою куртку. — Заслужил.
Том в окружении друзей матерится, злобно кривит рожу, но ко мне больше не лезет. Постепенно народ расходится, и повсюду снова слышится смех и звон бокалов. Мы с Марком отходим к пальмам, подальше от шума.
— Кстати, — друг понижает голос, — Рихард тебя искал. Говорит, дело важное. Загляни к нему.
Я киваю, хоть и без особого энтузиазма. Рихард – наш наставник из академии, почти как отец, но его "важные дела" слишком часто оборачиваются проблемами.
— Не знаешь, что ему от меня надо?
— Без понятия. Он и со мной поговорить хочет, уже дважды напоминал. Может, что-то про аттестацию, но, надеюсь, что нет, — Марк недовольно морщится и пинает камешек в сторону. — У тебя когда подтверждение доступа на -8 и -9 уровни?
— Скоро уже, но когда точно – не помню. Нужно в управлении узнать.
— А сколько баллов в прошлом году было?
— За девяносто, — нехотя отвечаю, смахивая волосы с лица.
— Сильно, но, конечно, не понимаю я тебя. И зачем оно тебе надо? Ладно, я пойду к остальным. А ты береги себя и не забудь про Рихарда, — говорит Марк и уходит к бару, бросив взгляд через плечо.
Наверное, именно поэтому и дружим столько лет – он всегда точно знает, когда я хочу остаться один.
Иду вдоль моря, шум вечеринки глохнет за спиной. Берег закругляется, и из-за домов и деревьев начинает проглядываться стена – гигантская бетонная конструкция, защищающая по периметру город от монстров из Пустоши. Нет, туда не пойду, еще военные прицепятся.
Останавливаюсь у старого навеса – ржавый каркас, деревянный задник прогнил насквозь, ветер свистит в щелях. Вдалеке кто-то пинает пустую банку – она катится, ударяясь о мелкие камни, пока окончательно не вязнет в песке. Чем ближе к окраине, тем больше пляж усеян мусором. И вдруг замечаю пацана лет десяти. Он неуклюже шарит в кармане у пьяного храпящего мужика, пытаясь украдкой вытащить кошелёк. Вглядевшись, я узнаю в нём Тима, мальчишку с моего дома, с первого этажа. Совсем худой, грязный и одет в какое-то рваньё.
Солнечный луч мягко касается моих век, пробиваясь сквозь криво задернутые шторы. Морщусь, нехотя открывая глаза. Ох, что ж голова-то так болит… Привет от коктейлей с лаймом и мятой, которые вчера казались такими невинными.
Щурюсь, пытаясь на часах разглядеть время. Полдень. Значит, я проспала завтрак. Ну и ладно, сейчас даже от мыслей о еде уже мутит. Потягиваюсь и сажусь, решительно откидывая белое шелковое одеяло. Спутанные волосы настойчиво лезут в лицо. Раздраженно заправляю их за уши, потирая виски. Вокруг царит умиротворяющая тишина, но внутри меня – настоящая буря.
Вчерашний вечер обещал быть волшебным: веселые песни под гитару у костра, море комплиментов и восторженных взглядов от парней и коварные, но такие вкусные коктейли. Но всё испортил этот Кайл! Чёрт бы его побрал! Ещё и всю ночь мне снился, подлец – стоит себе пафосно у воды, со своим дурацким растрёпанным хвостом, и смотрит прямо на меня бездонными серыми глазами. И вдруг – нежно мне улыбается! Оттого я и проснулась с бешено колотящимся сердцем, растерянная и злая. Ещё бы, такой кошмар увидеть!
Не понимаю – да как он посмел вообще меня отшить? Меня, Лину! Да парни всегда были у моих ног – с самого детства. В школе они дрались за то, чтобы нести мой портфель, толкались в коридорах, пока я хихикала и выбирала, кому отдать эту честь. В колледже в столице чуть ли не очередь выстраивалась, чтобы позвать на свидание. В университете я могла выбрать любого – от богатых сыновей чиновников, задаривающих меня дорогими подарками, до умников с идеальными оценками, которые писали за меня домашние задания и курсовые. А этот угрюмый тип с пепельными волосами и шрамами на руках посмел меня проигнорировать?
С тяжелым вздохом сползаю с кровати, направляясь в ванную комнату – необходимо привести себя в порядок. Дверь бесшумно открывается, и я вхожу: стены сияют белым мрамором с золотыми прожилками, контрастируя с глянцевым черным полом, усыпанным мозаичными морскими звездами. Рядом с белоснежной раковиной, на полочках, расположилась коллекция флаконов: масла и пены для ванны с различными ароматами, крема и духи из столицы, каждый в стекле ручной работы. У окна – ванна, вырезанная из цельного куска арабского оникса, а рядом с ней – большое напольное зеркало в золоченой раме.
Открываю кран, сбрасываю шелковую сорочку и медленно погружаюсь в горячую воду. Тепло обволакивает ноги, потом бёдра, спину, и я откидываюсь назад, закрывая глаза, пытаясь спрятаться от царящего внутри беспокойства. Пена нежно ласкает тело, но в голове, как назойливые мухи, роятся вопросы о Кайле. Почему я его раньше не видела? Из-за чего он вчера чуть не подрался с Томом? Интересно, он всегда такой холодный? Или это только со мной?

От этой мысли вспыхиваю, словно спичка, и хлопаю ладонью по воде, разбрызгивая пену во все стороны. Да что со мной не так? Почему я вообще о нём думаю? Он ведь никто – просто один из истребителей. Таких, как он, тысячи! Но внутри уже закипает любопытство, и я понимаю: не успокоюсь, пока не узнаю о нём больше. Сегодня в центр управления к трём, но, пожалуй, я пойду на работу пораньше и найду про него всё, что смогу.
Быстро ополоснувшись, вылезаю из ванны и, закутавшись в мягкое полотенце, подхожу к зеркалу. Мокрые волосы прилипли к плечам, покрасневшие от усталости глаза выдают бессонную ночь, но на губах играет дерзкая усмешка:
— Это он, конечно, зря. Ничто на свете не остановит злую девушку, — шепчу я себе, подмигиваю и иду одеваться.
Выбираю строгое атласное платье-футляр цвета бордо. Высушив волосы, наношу тушь и, конечно же, мою любимую красную помаду. Идеально.
На улице жарко, но ветер с моря дарит желанную свежесть и прохладу. Иду быстро, практически бегу, не замечая ни людей, ни витрин. Главное правительственное здание — центр управления городом — уже близко: пятиэтажное, величественное, из белого камня, с мраморными колоннами у входа и металлическими вставками, отражающими солнечные блики. Рядом возвышаются три небоскрёба – “Серебряный”, “Золотой” и “Стальной”, гордость города номер Три. Внутри центра управления прохладно. Поднимаюсь на второй этаж, здороваюсь с коллегами – те кивают, не отрываясь от экранов и распределяя задания для истребителей. Электронные часы показывают два. Отлично, пришла на целый час раньше, как и планировала.
Подхожу к своему месту у окна, бросаю сумку под стол, сажусь и сразу открываю базу данных. Пальцы быстро стучат по клавишам: "Кайл, истребитель, город номер Три". Буквально через секунду система выдает четыре варианта. Так, 573 и 618 не подходят по возрасту - слишком старые, а 1217 только в этом году закончил академию. Значит, этот хмурый парень с пляжа явно 721… Хм, 721… Странно. Почему этот номер мне кажется таким знакомым?
Кликаю на него, чтобы открыть подробный профайл: "Кайл. Личный номер: 721. Возраст: 35 лет. Зачисление в академию: 3000 год. Активное задание: зачистка юго-западного коридора на -8 уровне". Точно! Он же из моих! И вдруг внезапное озарение бьет в голову.
— Ну нет, это невозможно. Не мог он прийти на пляж из-за меня. Это же просто чушь какая-то, — бормочу себе под нос, нервно постукивая пальцами по столу.
Так, интересно, а что там еще есть про него? Пролистываю на следующую страницу и… Стоп, это еще что за ерунда? Все поля закрыты красной надписью: "Доступ ограничен". Щёлкаю туда-сюда еще раз – вдруг глюк? Но нет, то же самое. Засекречено? Почему? В базе же всегда есть самая основная информация: семейное положение, краткое перечисление родственников, жребий или доброволец, какие баллы по аттестациям за последние пять лет, на каких уровнях работает. Хотя, конечно, про уровни-то я и так знаю. В основном, 721 я отправляю на -8 и -9… Ну вот и спрашивается, как мне его отправлять туда теперь, когда он уже не просто один из номеров?
Офис Колина расположен в соседнем крыле на пятом этаже, с огромными окнами, выходящими на море. Эх, нужно было тоже соглашаться на личный кабинет, когда отец предлагал, но я же гордая! Поднимаюсь по лестнице – лифт слишком долго ждать, так быстрее. На двери табличка: "СМИ и связи с общественностью. Руководитель отдела".
Стучу и вхожу сразу, без приглашения. Колин, в строгих серых брюках и черной рубашке с закатанными рукавами, стоит у окна, наблюдая, как самолет описывает круг, готовясь к посадке.

— Лина? У тебя же вроде еще не рабочее время? Что-то случилось?
— Мне очень нужна твоя помощь, — говорю я, падая в мягкое кресло у его стола. — Можно только без вопросов, пожалуйста.
— А вот это уже интересно. Ну, выкладывай, что за секретная миссия у моей младшей сестрёнки? — в глазах брата мелькает озорной огонек, когда он садится напротив, откинувшись на спинку кресла.
— Кайл, истребитель номер 721. По какой-то необъяснимой причине вся информация в базе засекречена, — выпаливаю я, теребя ремешок сумки.
— Влюбились, мисс Любопытство?
— Да ты что, с ума сошёл? Не выдумывай. Мне для работы! Он вообще-то мой подопечный! Поможешь или нет?
— Ладно, сестрёнка, не кипятись. Конечно, для работы, конечно! Я верю! Сейчас позвоню одному человеку, — Колин улыбается и, подмигнув мне, активирует свой ручной голограф. — Джейк, привет. Есть дело. Сейчас к тебе зайдёт девушка, зовут Лина. Ей нужно пробить одного человека. Сделай, и без вопросов. Это всё строго конфиденциально.
— Спасибо огромное! А ты уверен, что он поможет?
— Абсолютно. Этот парень – настоящий гений. Он, особо не напрягаясь, взламывает сложнейшие базы данных просто забавы ради. Его бы посадить, конечно, по закону, но такой специалист и самому нужен. Так что иди в технический отдел, Джейк во всем разберется. Но ты же потом мне расскажешь, что за история с этим Кайлом? Ну, всё, беги, а то у меня сегодня дел невпроворот.
Я посылаю брату воздушный поцелуй и поднимаюсь с кресла, машинально поправляя платье. Колин берет со стола пару листов и начинает их сравнивать. И вдруг неожиданно останавливает меня у самой двери:
— Лина, подожди! Тебе какой вариант нравится больше: “Мы стоим на плечах предков, прошедших через очищение, и гордимся тем, что продолжаем их дело!” или “Мы смело идем вперед, храня заветы предков: наша сила – в единстве, наша жизнь – в служении!"?
— Мощно, и то, и другое. Это для праздника Дня основания Единого государства?
— Да. Отец попросил помочь ему составить речь. Я уже всю голову сломал. Центр управления города номер Один отклоняет уже седьмой вариант. Ну всё, иди узнавай про свою "работу", — брат машет рукой, возвращаясь к бумагам.
Пройдя по запутанным коридорам и спустившись по лестницам на самый нижний уровень центра управления, я попадаю в техотдел, которому отведена добрая половина подвала. Мрачное местечко: стены серые, повсюду гудят серверы и шумит вентиляция. Парень с сальными взъерошенными волосами сидит за столом в старом растянутом свитере и жует бутерброд.
— Ты Лина? — бурчит он и без каких-либо колебаний вытирает руки о свой свитер, оставляя жирные пятна.
— Привет, Джейк. Да, я Лина. Нужно найти всю информацию про истребителя. Кайл, номер 721, — отвечаю я нетерпеливо, с сомнением разглядывая этого неряху.
— Что, блондинка, сама не смогла несколько кнопок в базе данных нажать? — ухмыляется он, поправляя очки.
— Попробуй сам, гений, — пожимаю плечами, скрывая усмешку.
Он щелкает по клавишам, открывает поисковую строку и вводит запрос:
— Ну, стандартно: имя, возраст, академия, текущее задание. Тебе распечатать или четыре строчки с монитора прочитаешь?
— Четыре строчки? И это всё, что ты можешь? А Колин говорил, что ты крутой специалист, — подначиваю я его.
— Сказал, значит, так и есть. Но для особи женского пола поясню: это не просто база, это крепость. И всё, что связано с шахтами, всегда под контролем у военных. Так что, если информация про что-то скрыта, значит, так кому-то надо. Ты вообще в курсе, что у нас в городе две шахты, а не одна? И что вторая законсервирована ещё до катастрофы, и почему – знает только верхушка? Даже самым лучшим хакерам туда не пробиться, а я знаю пару ребят, которые пытались.
Подхожу ближе, чувствуя, как от досады и волнения перехватывает дыхание:
— И что, совсем ничего нельзя сделать?
Он качает головой, но потом ухмыляется, потирая руки:
— Для тебя – нет, для меня – посмотрим. По истребителям – проще. Там не так всё шифруют. Что-нибудь да найду.
Его пальцы летают по клавишам, экран мигает, выскакивают строки кода, которые я не понимаю – цифры, буквы, символы, как в старых фильмах про шпионов. Через десять минут он хлопает по столу, чуть не опрокидывая свою кружку:
Мы выходим из центра управления и сразу направляемся к Серебряному небоскребу. Там, на семидесятом этаже, расположен лучший бутик нашего города – место, где одевается только элита, вроде друзей отца и их жен. Внутри бутика всё сверкает. Две ассистентки в чёрных платьях встречают нас у входа:
— Добрый вечер, мистер и мисс, чем можем вам помочь? — спрашивает медовым голосом одна из них.
— Мне нужно платье для частного приема, — говорю я, оглядывая стойки и витрины с украшениями.
Ассистентка понимающе кивает и уводит меня к примерочным. Колин в то же время уходит в мужской отдел в сопровождении другой девушки, совершенно откровенно флиртующей с братом.
Первым мне приносят изумрудное платье из тафты и крепдешина, украшенное перьями павлиньих хвостов — симпатично, но слишком вызывающе.
— Нет, это не подходит, — качаю головой, не рискнув даже его примерить.
Потом бархатное, темно-синее, вручную расшитое россыпью кристаллов по подолу — красивое, но сидит как-то не так, и слишком свободно в талии:
— Тоже мимо, — разочарованно говорю я, аккуратно снимая маленькое произведение искусства.
Наконец ассистентка приносит черное, шелковое, с открытой спиной и кружевным шлейфом. Надеваю и смотрю в зеркало – платье облегает фигуру, словно вторая кожа. Вырез изысканно подчеркивает тонкую шею, а затем, медленно перетекая назад, спускается вниз, открывая спину ровно настолько, чтобы идеально завершить волнующий, но безупречно элегантный образ.
— Вот это да! — выдыхаю я, боясь пошевелиться, чтобы не разрушить сказочное мгновение.
Ассистентка подносит туфли на шпильке — черные, с тонкими ремешками:
— Идеально, мисс, — она мягко ставит их передо мной, отступая с лёгким поклоном.

Колин в тёмно-синем костюме с серебряными запонками подходит и, улыбаясь, кивает:
— Отлично выглядишь, сестренка. Вы с этим платьем нашли друг друга.
— Согласна! Кстати, братик, если вдруг к каждому походу на эти ваши светские мероприятия будет прилагаться очередной новенький наряд, то я в целом не против периодически к вам присоединяться, — весело подмигиваю я, в восторге рассматривая свое отражение.
Ровно в 20:00 стоим с Колином у “Золотого” небоскрёба — самого высокого здания в городе, с золотистыми панелями на нижних этажах, эффектно подсвеченными в вечернее время. Буквально через пару минут к нам подходят родители. Мама — невероятно красивая, как и всегда — одета в платье цвета шампанского с жемчужным ожерельем, а волосы уложены в мягкие волны. Отец в чёрном смокинге что-то на ходу проверяет в своем наручном голографе.
— Лина, ты восхитительна! — мамочка нежно обнимает меня, а я наслаждаюсь её теплом и ароматом духов, смесью ванили и цветочных нот.
— Отлично, все в сборе. Хорошо выглядишь, сын, — добавляет отец, поправляя манжеты рубашки и кивая Колину.
У дверей нас терпеливо ждет дворецкий:
— Добрый вечер, дамы и господа. Прошу за мной, — произносит он, слегка поклонившись, и проводит к стеклянному лифту, который безумно быстро и абсолютно бесшумно доставляет нас наверх.
Двери открываются в зал: стены и пол из черного мрамора с золотыми прожилками, баснословно дорогие люстры свисают с потолка длинными хрустальными нитями, официанты в белоснежных перчатках разносят шампанское в высоких бокалах и профитроли с красной и чёрной икрой на серебряных подносах.
Гостей человек пятьдесят – все в вечерних нарядах: женщины в шикарных платьях, мужчины в элегантных смокингах, у некоторых на лацканах золотые значки – знак принадлежности к особому клубу элиты нашей страны.
В противоположной стороне зала на сцену выходит Эдмунд: седовласый магнат, владелец небоскреба, одетый в тёмно-зелёный бархатный пиджак с золотыми пуговицами. Его низкий, уверенный голос заполняет пространство:
— Дорогие друзья! Рад вас всех приветствовать сегодня на моем скромном вечере для самых близких! Буквально через тридцать минут на этой сцене для нас выступит лучшая оперная певица мира – Лорель. А пока наслаждайтесь напитками и закусками. Добро пожаловать в мой дом! — радушно улыбаясь, он поднимает свой бокал.
Зал наполняется аплодисментами, а сам хозяин небоскреба со сцены направляется прямо к нам.
— Брайан, Николь, Колин, Лина, рад вас видеть! — пожимает руки отцу, брату, целует руку маме, а потом поворачивается ко мне и подмигивает. — Дорогая Лина, как же ты выросла! Кажется, в последний раз мы виделись еще до твоего поступления в университет в столице? Уверен, ты сегодня разобьёшь не одно мужское сердце!
Я смущенно улыбаюсь и отвечаю:
— Благодарю вас за приятные слова и за приглашение на этот чудесный вечер!
И тут, будто из ниоткуда, появляется его сын – Лиам, невероятно высокий, выше меня сантиметров на тридцать – и я невольно напрягаюсь, замечая мерзкий, похотливый взгляд, направленный на мою грудь. Он подходит к своему отцу, отвешивает пару комплиментов моим родителям и встает так, будто готов позировать для портрета.
То одни, то другие гости начинают подходить к Эдмунду и к моим родителям. Разговоры текут рекой. Один тучный мужчина, безуспешно пытающийся добиться внимания хозяина вечера, переключается на моего отца, видимо, устав ждать своей очереди. Смокинг на нем буквально трещит по швам, но толстяк, кажется, этого не замечая, продолжает хвастаться:
— А еще установили дополнительный парогенератор на моей ТЭЦ, сможем подключить бедные окраины у стены и продавать больше электричества! — пыхтит он, вытирая пот с красного лица платком.
Его жена, худая как трость, в это же время хвалится маме:
— Представляешь, на днях заказала себе платье из столицы. И шелк для него привезут из тех самых южных мастерских Семьдесят восьмого города, — гордо выпрямляясь, она будто невзначай звенит бриллиантовым колье.
Я стою рядом и дежурно улыбаюсь, потягивая шампанское, а в мыслях: "И зачем я здесь? Чувствую себя каким-то декором. Лучше бы распечатки про Кайла почитала. Напыщенные индюки, только и знают, что купаются в лучах своей "значимости", постоянно напоминая о богатствах и связях.”
Эти люди – пустые оболочки, блестящие снаружи, но внутри ничего, кроме зияющей дыры, засасывающей деньги. Вот тот же Лиам — весь из себя парень-мечта и альфа-самец: идеальная причёска, дорогой костюм, личный самолет, но копни глубже, а там прячется избалованный папенькин сынок, выросший среди хрусталя и икры и привыкший, что всё без исключения покупается и продается, даже чувства.
А Кайл… Кайл другой. Он сирота, вырос в приюте, где нет места слабости, бесхребетности и золотым ложкам. Даже в голове не укладывается, что он выбрал академию сам, в десять лет – в том возрасте, когда я ещё играла с куклами и просила маму купить мне новое платье. Не представляю, как сложилась бы моя жизнь, выпади жребий на меня. Кайл смелый, может, даже чересчур, сражается с жуткими монстрами на -9 уровне, существами, которые пугают даже на голографических записях, и живёт в рабочем районе, где нет места для фальши. Кайл не стал бы кланяться и улыбаться этим индюкам и плевал бы на их правила. Меня раздражает, что эти мысли вызывают во мне приятное тепло, но ничего не могу с собой поделать. Кайл одерживает безоговорочную победу, даже не подозревая о том, что вообще участвовал в каком-то соревновании, и уж тем более не зная, что выиграл не только в сравнении с Лиамом.
И вдруг зал затихает. На сцене появляется певица в платье цвета ночи, мерцающем тысячами огоньков. Ее волосы, уложенные в высокую прическу и украшенные жемчугом, подчеркивают царственную осанку. Все взгляды прикованы к ней, и вот звучит первый аккорд. Голос, подобный реке, чистый и глубокий, разливается по залу, заполняя собой всё пространство. Мурашки бегут по коже, я замираю с бокалом в руке, чувствуя, как музыка пробирается внутрь, дотягиваясь до самых скрытых струн души. Она поёт о любви, о потерях, о надежде, и все вокруг заворожены: Колин тепло улыбается, мама сжимает руку отца, даже Лиам перестаёт пялиться на меня и смотрит на сцену. Выступление заканчивается, зал взрывается аплодисментами и криками "браво!". Певица посылает зрителям воздушный поцелуй и, улыбаясь, уходит за кулисы.
На смену ей выходит хозяин вечера:
— Дамы и господа, дорогие друзья! Я благодарю вас за то, что разделили со мной эти чудесные мгновения! Прошу, угощайтесь и получайте удовольствие от вечера! — он кланяется, разведя руки в стороны.
Снова аплодисменты, и гости продолжают общение, в то время как шустрые официанты, не теряя времени, начинают разносить десерты — миниатюрные пирожные с экзотическими фруктами, сливками и шоколадом.
Лиам снова рядом, наклоняется так близко, что я невольно задерживаю дыхание. Его одеколон заполняет всё вокруг, а губы почти касаются моего уха, когда он тихо произносит:
— Лина, позволь пригласить тебя на свидание? Я покажу тебе город, утопающий в огнях, с крыши небоскреба, с высоты 105-го этажа. Там, наверху, звёзды так близко, что кажется, их можно коснуться.
Я замираю, слова застревают где-то в горле, и чуть не роняю бокал — хрусталь скользит в пальцах, шампанское плещется, и я едва успеваю поймать его в последний момент, чувствуя, как щёки горят от смеси шока и злости:
— Прости, что? — выдавливаю я, поворачиваясь к нему и поднимая глаза.
Он одаривает меня своей идеальной улыбкой, хитрые голубые глаза насмешливо прищурены, будто он заранее знает мой ответ.
— Ты и я, послезавтра, — произносит он чуть громче, приближаясь так близко, что я буквально могу разглядеть мельчайшие детали его зажима для галстука с синим камнем, сверкающим в свете люстры. — Мы поднимемся на самый верх, только вдвоём. Ты такого ещё не видела, обещаю. Звёзды? Закат? Выбирай любое время. Ответ буду ждать завтра.
Взгляд мечется по залу и натыкается на отца, довольного и оживленно беседующего с Эдмундом, который радушно улыбается и поднимает бокал. Их глаза устремлены на нас, и мне кажется, я буквально слышу лёгкий звон хрусталя и тост:
— За Лиама и Лину!
Чувствую, как всё внутри замирает, и волна леденящего ужаса сковывает моё сердце. Они хотят нас свести? Неужели отец меня продал?!
Не говоря ни слова, я ставлю бокал на ближайший столик и спешу к выходу. Гости расступаются, перешептываясь и бросая на меня любопытные взгляды. Двери лифта открываются, я влетаю и, не дожидаясь лифтёра, нажимаю кнопку "вниз". Нет! Не позволю решать за меня!
После яркой и насыщенной событиями главы самое время познакомиться с персонажами книги поближе: Линой, Колином (братом), Брайаном и Николь (отцом и мамой).
Как вам герои? Буду очень рада, если вы напишите свои впечатления и вопросы в комментариях! И, конечно, обязательно всем отвечу ❤️




Тусклый серый свет пробивается с улицы сквозь мутное стекло, подчеркивая унылость комнаты и пыль, осевшую по углам. Голова болит так, будто её разрывает на части. Лежу уже час на продавленном диване, потерянный и опустошенный, бездумно глядя в потолок. Вчерашний вечер не отпускает: её звонкий голос, её золотистые волосы, но особенно её глаза – яркие, бирюзовые, по-детски наивные и любопытные.
Три года я представлял, какая она в реальной жизни, и вот увидел её на пляже – настоящую, из плоти и крови, в золотом платье, по стоимости как моя зарплата минимум года за два, с улыбкой, от которой внутри всё переворачивается с ног на голову. И что я сделал? Сбежал, как последний болван! Сжимаю кулаки и бью жесткую спинку ни в чём не повинного дивана. Пружины обиженно скрипят в ответ. Сердце в груди колотится так, будто хочет вырваться и отправиться вслед за ней, но разум орёт: "Забудь, ты ей не ровня!". Но как? Всего одна встреча, и она влезла мне под кожу, как заноза. И я злюсь — на неё, на себя, на эту вечеринку и на весь этот проклятый мир, где мне никогда не будет места рядом с ней.
Бросив взгляд на часы, с трудом отрываюсь от дивана и плетусь к раковине. Ледяная вода обжигает лицо, смывая остатки сна и похмелья. В небольшом треснувшем зеркале ловлю свое отражение: шрам на шее, ещё два на ключице и один на плече. Выгляжу погано, будто монстры меня уже разорвали на части, а потом ещё и пережевали, а я всё равно почему-то встал и пошёл дальше.

Натягиваю джинсы, серую футболку и, поверх, — потрепанную кожаную куртку, насквозь пропитанную запахом шахты. Привычным движением закрепляю ножны за спиной, заодно решаю проверить мечи. Непорядок. Лезвия хоть и острые, но уже с мелкими зазубринами. Надо будет заскочить к кузнецу, подправить. Прихватив со стола смятые банкноты и пропуск, выхожу на улицу.
В трущобах жизнь уже бурлит. В воздухе витает надоедливый запах рыбы и угля, голоса торговцев разносятся по узким улочкам, а среди обветшалых домов мелькают быстрые фигурки детей в поношенной одежде.
Академия истребителей – в тридцати минутах ходьбы – серое длинное здание с выщербленными стенами и железной вывеской. Сегодня проверка допуска на -8 и -9 уровни. Если завалю, придётся работать выше, где нет надбавки за риск, а платят и так копейки. Не вариант. Ещё и спускаться придётся часто в компании сослуживцев, чего терпеть не могу.
В холле гудят голоса – выпускники, восемнадцатилетние пацаны, хвастаются друг перед другом. Один, тощий, с кривой ухмылкой, тычет пальцем в свой жетон:
— Смотри, какой у меня номер понтовый – 1234! Круто, да? Наконец-то на -3 пустят, ух и порубаю там тварей!
Другой, чуть шире в плечах, фыркает:
— Ага, или обоссышься и сбежишь к мамочке. Я лично сразу на -4 пойду, вот это уровень!
Прохожу мимо быстро, стараясь не привлекать внимания. Наивные дураки! Они ещё не понимают, что это всё не игра. Что уже через год половина из их выпуска будет лежать в шахте, разорванная на куски. И если повезет, чистильщики найдут их останки раньше, чем монстры успеют всё сожрать. Тогда хотя бы их семьи получат компенсацию от управления, а если не найдут – то объявят без вести пропавшими, и концы в воду.
У стойки – дежурный, хмурый лысый мужик с лицом, будто высеченным из камня.
— Кайл, номер 721. Проверка допуска, — бросаю пропуск и жетон на стол.
Он кивает и, не отрываясь от газеты, тычет пальцем в коридор:
— Третий зал. Тебя уже ждут.
Третий зал, предназначенный для аттестации истребителей, поражает своими размерами. Стальные листы, покрывающие стены, испещрены глубокими царапинами от клинков и вмятинами от неудачных выстрелов. Пол усеян следами предыдущих тренировок и экзаменационных тестов выпускников – пятнами крови, выжженными участками от гранат. В центре зала – мишени: набитые опилками чучела с красными метками, подвешенные на разных высотах и расстояниях. Справа расположено испытание с датчиками для проверки реакции, слева – полоса препятствий: ржавые балки, канаты, кольца, шипы, торчащие из пола. У стены, в тени, стоят инструкторы в поношенной форме, обмениваясь короткими фразами. Среди них – Рихард. Высокий, жилистый, с седыми волосами и глубоким шрамом через всё лицо – вечное напоминание о неудачной попытке впервые пройти -10 уровень, где в итоге разорвали всю его команду из 7 человек. Он замечает меня, кивает:
— Кайл, ты вовремя. Начинаем.

Первое испытание – стрельба. Мне выдают пистолет – старый, с потёртой рукоятью, но затвор отзывается уверенным щелчком. Встаю на линию, ожидая, когда первую мишень установят в сорока метрах. Остальные будут появляться неожиданно, в случайных местах, на любой дистанции. Десять выстрелов. Прицел. Выдох.
Индикаторы, бешено мигающие красным, резко переключаются на зеленый. И в ту же секунду лазерные лучи выстреливают со всех сторон – из стен, из пола, с потолка, молниеносные и безжалостные, как когти монстров. Вместе с лазерами летят и дротики – попадёт хоть один, точно почувствуешь. Уклоняюсь, падаю, прыгаю, кувыркаюсь. Тело само знает, что делать, но проклятые мысли… Лина. Её звонкий смех у костра, платье, переливающееся в свете огня… Что ж так не вовремя-то! Внезапно жгучая боль пронзает плечо – дротик! Краем глаза замечаю, что ещё один летит в ногу, и едва успеваю увернуться. Затем еще, и еще… Десять минут ада, пот заливает глаза. Рихард недовольно смотрит на планшет:
— Пока тянешь на семьдесят восемь баллов. Отличный результат… для кого-то другого. Что случилось?
Не отвечаю. Дальше – ловкость. Адская полоса препятствий, которую нужно пройти на время: шаткие опоры, старые скользкие канаты, скрипучие кольца, а внизу – шипы, карающие за каждую ошибку. Таймер отсчитывает мгновения до старта, и раздается протяжный вой сирены. Прыгаю, цепляюсь, подтягиваюсь, не забывая следить за дыханием. Решающий участок – узкий мост над ямой с датчиками. Одно неверное движение – и провал. Стараюсь сосредоточиться, но воспоминания настойчиво выкидывают меня во вчерашний день. Да возьми же себя в руки, идиот! Но нога теряет опору, и я, как мешок с дерьмом, лечу вниз, в последний момент успевая ухватиться за край. Еще пара секунд, и датчик вспыхнет красным. Подтягиваюсь и делаю выход на две руки. Успел. Толпа молодняка взрывается восторженными криками:
— Давай, чувак!
— Легенда чуть не рухнул!
— Ну ты зверь!
— Да это войдет в учебники!
— Я тоже так хочу!
Рихард качает головой:
— Восемьдесят восемь. Вытянул. Последнее – бой.
Из пола, формируясь из маленьких светящихся кубиков, медленно выползает голографический монстр. Огромная тварь, гибрид змеи и волка, с очень длинным гибким телом и пастью, полной смертоносных игл. Выхватываю мечи и бросаюсь в атаку. Удар в шею, уклон от когтей, рублю по боку. Датчики фиксируют попадания. Проекция оглушающе визжит. И вдруг скручивается в спираль и “выстреливает” вперед, словно стрела. Оскаленная пасть летит к моей груди, и кажется, вот-вот вонзится в мое тело. Но за секунду до столкновения я падаю на спину, перекатываюсь, вскакиваю на ноги и отрубаю голографическую голову. Туша монстра моментально распадается на кубики и растворяется. Я стою, тяжело дыша. Рихард смотрит с подозрением:
— Девяносто шесть баллов. Лучший результат. Но ты несколько раз был на грани провала. Что с тобой происходит, Кайл?
— Не лезь. Всё нормально, — огрызаюсь, убирая мечи.
Студенты и выпускники хлопают, кто-то свистит. Рихард подходит ближе, понижая голос:
— Нужно поговорить. У меня к тебе есть очень важное предложение.
— Некогда сейчас, — отрезаю я, отводя взгляд. — Через пару дней зайду.
Рихард недовольно хмурит брови, но молча кивает и отходит. Знаю, что не отстанет, но сейчас не до него. Мне бы для начала разобраться со своей башкой. Наставник прав – я чуть не завалил гребаный тест!
Выхожу из академии и сразу направляюсь в управление шахт, расположенное неподалеку. Тело ноет от усталости, но выбора нет, сегодня нужно еще выполнить задание на зачистку – срок исполнения подходит к концу. За стойкой, впрочем, как и всегда, сидит старуха-сплетница и увлеченно листает очередной низкопробный журнал.
— Ты же 721, верно? — спрашивает она с хитрой ухмылкой.
— Верно. В чем дело? — настораживаюсь, понимая, что вопросы просто так задавать не будут.
— Тебе тут дополнительно работенку подкинули, пару купюр за неё получишь. Нужно напарника с собой на -8 уровень взять, показать, что да как. А то зелёный совсем, только тест на допуск сдал. Результат – 61 балл. Знакомьтесь и валите в шахту, читать мне мешаете, — ворчит она, кивая в сторону.
Оборачиваюсь и вижу совсем юного парня: нескладный, худой, испуганный, глаза мечутся, нос сломан… Такому в принципе в шахте делать нечего, тем более на -8 уровне. На поясе – пара ножей, в руках – простенький дробовик, стиснутый так, что пальцы побелели. Одет в старую, затасканную форму новичка, ботинки разваливаются, мокрые волосы прилипли ко лбу. Проклятье!
— Да ты шутишь, старая? — злобно хмурюсь, поворачиваясь к бабке за стойкой. — Это с каких это пор с 60 баллами пускают на -8? Всегда с 80 было, и не меньше!
— Приказ сверху, — пожимает она плечами. — Говорят, людей не хватает. Бери его с собой или вали. А оправдываться за пропуск задания потом перед начальством будешь.
— Да они совсем охренели! Он там сдохнет в первый же час!
— Расшумелся тут! А ну, цыц! Не мне это решать, — бабка недовольно морщится. — Я тут только деньги выдаю. Орать вздумал – наверх шуруй. Его, кстати, Дэном зовут, номер 1113.
Парень затравленно смотрит на меня, пытаясь выпрямиться:
— Я справлюсь… Я…
— Идем, — перебиваю, не дав договорить. — Но держись за мной и не лезь на рожон.
С душераздирающим воем ржавых механизмов лифт медленно погружается в темную бездну, на -8 уровень. Скрипучие двери, кажется, вот-вот развалятся на части. Под ногами, на полу, темнеют подсохшие пятна крови, а в воздухе все еще витает ее тяжелый, металлический запах, смешанный с сыростью и плесенью.
Раздаётся протяжный скрежет металла, и лифт замирает. Двери нехотя, с мучительным скрипом разъезжаются, открывая ненасытную черноту -8 уровня. Ледяная, липкая сырость бьет в лицо, неся с собой тошнотворный запах разложения. Воздух тяжелый, пропитан смрадом гниющей плоти и затхлой воды. Каждый вдох – как глоток яда. Тьма давит, будто вязкая смола, поглощая всё вокруг, и только свет фонаря на моём плече режет её тонким лучом. Обломки старых рельсов торчат из земли, искореженные, будто их грызли зубами. Выхожу из лифта, ступаю осторожно, еле слышно. За мной Дэн – от его шагов по туннелю расходится эхо.
— Тихо, — шепчу я, показывая на ноги. Он замирает и, испуганно озираясь, кивает.
Юго-западный коридор – узкий и тесный. Обвалившийся потолок обнажает ржавые балки, прогнувшиеся под тяжестью породы. Камни под ногами едва слышно скрипят, впиваясь в подошвы. Впереди раздается шорох, а затем низкий утробный рык, от которого волосы на затылке встают дыбом. Моментально вытаскиваю меч. Лезвие хищно блестит, отражая свет фонаря. Дрожащими руками Дэн в панике вскидывает дробовик. Да так он вместо монстра меня пристрелит! И тут из мрака выползает нечто змееподобное. Черная, лоснящаяся, как нефть, кожа отражает слабый свет. Десятки тонких кривых ножек суетливо цепляются за стены. Пасть оскаливается частоколом кривых, острых зубов. Белые слепые глаза ничего не видят, но раздувшиеся ноздри жадно улавливают наш запах. Оно шипит, звук режет слух, словно скрежет ножа по стеклу. Бросаюсь вперёд, удар в шею – клинок входит легко, ломая хрящи, и голова отлетает в темноту, окропляя землю черной кровью. Дэн стреляет, и оглушительный грохот эхом разносится по узкому тоннелю. Дробь уходит в потолок, сыплется пыль, камни падают с гулким стуком.
— Не пали зря, идиот! — мой голос срывается в звериный рык. Он кивает, лицо белее снега, губы дрожат, но он держится из последних сил, пытаясь скрыть свой ужас.
А дальше всё резко превращается в ад. Туннель оживает. Из бокового прохода, едва различимого в темноте, выпрыгивают сразу две твари. Их тени, длинные и искажённые, зловеще пляшут по стенам. Первая – исполинских размеров, отдалённо напоминающая медведя, со спиной, усеянной шипами, и когтями-крюками. В глазах горит безумная ярость, а из пасти капает густая, мерзкая жёлтая слюна.

Вторая тварь – отвратительная помесь паука и птицы: тощая, вытянутая, с крошечными недоразвитыми крыльями и тонкими когтями. Завершает это уродство пасть, способная раскрыться почти вдвое больше, чем у любого нормального существа.
Бью первого монстра в грудь, целясь в сердце. Клинок вонзается в плоть, но застревает в рёбрах. Хрустят переломанные кости, а мои руки заливает густая чёрная кровь. Тварь в ярости ревёт, ударяет лапой, и когти протыкают толстую кожаную куртку, цепляя плечо. Боль вспыхивает, как огонь, заставляя меня стиснуть зубы до скрипа.
Дэн стреляет в паука, но промахивается, лишь оцарапав ему крыло. Перья взлетают в воздух, а тварь, издав пронзительный визг, бросается в атаку. В отчаянном рывке отталкиваю пацана буквально за секунду до того, как когти вонзятся в него. Дробовик с оглушительным стуком падает на ржавые рельсы. Выхватываю из ножен второй меч и одним точным ударом отсекаю пауку лапы. Слышу хруст разрываемого хряща, и чудовище заваливается на бок. Крылья бьются в конвульсиях, будто рваные тряпки на ветру. Финальный удар в голову ставит точку. Не успеваю перевести дух, как медведь нападает снова. Когти целятся в грудь, но я успеваю уклониться, падая на колено. Яростный удар снизу вверх – и клинки раздирают брюхо зверю. Клубы пара поднимаются от вываливающихся внутренностей, и монстр с предсмертным хрипом обрушивается на камни.
В нескольких метрах от меня Дэн сидит, сжавшись в комок, его тело бьет крупная дрожь. В глазах плещется ужас, едва граничащий с безумием.
— Ты как? Цел? Не задело? — спрашиваю я, стирая кровь чудовища с лица тыльной стороной ладони.
— Я раньше ниже -4 не спускался… — еле слышно шепчет он тонким голосом. — Там… там таких просто не бывает… Я не знал… Я не знал, Кайл! Что я наделал? На что подписался?!
— Вставай, вроде на сегодня всё. Сейчас к лифту пойдем. Ты нормально держался, только оружие тебе нужно другое. И если работал на -4, то там и оставайся. Здесь выживают только такие отбитые, как я. Не нужно тебе это. А с деньгами помогу, переждать полгода хватит, — говорю, чувствуя себя абсолютно нелепым идиотом, пытаясь его утешить. Ну не умею я этого, не моя сильная сторона.
Идем обратно. Я впереди, Дэн еле тащится сзади. Его шаги громко раздаются в зловещей тишине тоннеля. Еще и откашливаться решил… М-да… Нужно будет поговорить с Рихардом – что за подготовка сейчас такая, если парень базовых правил не знает и даже тихо ходить не умеет? И вопрос допуска на -8 уровень с его жалкими баллами тоже поднять надо. Нельзя отправлять мальчишек на верную гибель, как скот на бойню.
Луч фонаря скользит по стенам – всё спокойно. Уже вижу двери лифта. Внезапно – звук: низкий, ритмичный, точно далёкий шум поезда, идущий откуда-то из-под земли. Оглядываюсь по сторонам – пусто. Дэн смотрит на меня, медленно снимая с плеча свой дробовик:
— Что это, чёрт возьми, было?!