Курск. Лето 1238 от рождества Христова. Месяц полетень ( конец мая, начало июня)
Юркие дворовые, снующие по избам и клетям с красными от жара лицами, перекидывались короткими фразами со старым ключником Трифоном, обсуждая дальнейшие места для поиска. Чернавки с холопами с особой тщательностью осматривали все потаённые места боярского подворья.
По терему бегала, вернее ковыляла, переваливаясь с боку на бок, как неповоротливая наседка, старая нянька Дежа. Она заглядывала в сундуки и, вороша аккуратно сложенные вещи, беспокойно покачивала головой. Мягко шуршали своими лаптями по деревянному полу сенные девки и замедляли свой торопливый шаг каждый раз приближаясь к господской опочивальне, пытаясь быть не услышанными отдыхающим боярином. Их косы, украшенные расшитыми бисером накосниками, растрепались и летали следом за ними цепляясь за углы и двери. Наконец наступила тишина.
Пересвет покоился на ложе . Только под утро этот уже достаточно зрелый статный мужчина с соболиными бровями и черной окладистой бородой прибыл домой объезжая с дружиной княжество ночным дозором . Могло показаться, что он спал, но его чуткое ухо улавливало даже шорох подолов небелённых рубах своих служанок, не смеющих даже вздохнуть возле его покоев. Почувствовав, что никто не расходится, выждал с минуту и прогремел:
- Чего ?
Из-за дверей послышался вой.
- Батюшка, не гневайся! Не доглядели — Василисушка , ненаглядная-то наша, опять пропала! - запричитала Дежа, старая кормилица Пересвета, а ныне нянька его дочери .
Пересвет, распахнув чёрные искромётный глаза и, томно просипев, поднялся с ложа. Натянув на ноги мягкие сафьяновые сапоги, он расправился в плечах, да так, что его рубаха тонко затрещала от напора его крепких мышц.
- Готово? - он резко открыл дверь. На пороге стояли девки, которые разом в миг замолкли .
- Всё готово, батюшка! Готово, - пролепетала Дежа, виновато опустив голову, и на вытянутых руках протягивая зелёное корзно.
- Батюшка, мы её везде искали: и на базаре, и возле храма, даже к заброшенному капищу Трифон смотреть ходил—нет нигде... - верещала добрая старуха, семенящая подле Пересвета.
На ходу накидывая корзно и застёгивая подковообразную фибулу на плече, он спрыгнул с крыльца в один широкий шаг и направился к вороному коню, который бодро крутил головой, в ожидании резвого бега. Дежа остановилась на краю крутых порожек и, опасливо измерив взглядом путь вниз, неспешно спустилась, выступая вперёд лишь одной ногой и подставляя к ней другую.
- А бабка где ?
- Матушка Агафья к князю пошла,- запыхалась кормилица, догоняя своего молочного сына.
- Нет её там! - недовольно выкрикнула гневная женщина осаживая своего фарси. Она резко выделялась своей внешностью на фоне белоликих и краснощёких —чёрные брови дугами и ,такие же чёрные, миндалевидные глаза гневно смотрящие на нянек.- Опять не доглядели?! Я с вас шкуру спущу ! Лично забью розгами, если к вечеру не найдёте !
- Ты, мать, не гневайся так, - Пересвет пытался умилостивить разъярённую бабу, и запрыгивая на своего скакуна,принял увесистый меч у оружейного. - Опять она с княжичем проказничает. Знаю, где они. Солнце не успеет подняться в зенит, буду дома с обоими! Готовь пироги с щавелём да крапивою, - выкрикнул Пересвет, натягивая поводья своего коня, которого за узды держал конюший.
- Я им крапивой лучше спины огрею, что ж зазря она такая косматая выросла . Это ж надо - всех обхитрили!
- Ох, боюсь, скоро засватают нашу Ваську! - рассмеялся Пересвет.
За высоким забором раздался приближающийся перестук копыт. Прохор, княжеский дружинник, осадив коня и поднявшись в прямых стременах, низко пробасил :
- Пересвет! Нас князь послал тебе в пособники .
- Что ж я с двумя не слажу?- рассмеялся тот.
Молодецким смехом дружинников наполнилось за частоколом, и их веселье раскатисто ворвалось во двор. Глаза бабки Агафьи сузились от доброй улыбки . Уже не ожидая скорой расправы от старой боярыни, Дежа с сенными тоже немного успокоилась, поглядывая слезливыми от старости глазами в широкие спины всадников , стремительно удаляющиеся и покачивающиеся в такт бега своих верховых.
Достигнув глухого леса ,только недавно затянувшегося невинной зеленью и прикрыв голь могучих стволов в перемешку с разляпистыми кустарниками терна , уже давно скинувших белёсость цветения , дружинники спешившись, занялись праздными делами .
Долговязый ратник Фёдор, поправив сбрую, расчёсывал гриву своему резвому скакуну. Прохор, достав тяжёлые прямые мечи, обучал двух новаков боевым приёмам сечи, которые всегда хранились в секрете от посторонних глаз и передавались из поколений в поколения, обрастая новыми приёмами, метко разящими ищущих смерти. Некоторые рассказывали друг другу байки, потрясаясь от неуёмного гогота, от которого боевые кони только фыркали широкими ноздрями, щипля свежую траву. Другие лёжа на голой земле, подложив под голову руку, решили переспать немного.
Настоящий северский ратник был всегда лёгок, он не брал с собой ни шатров, ни котлов, а имел только кожаную флягу, да немного сухарей в конопляном узелке, отдавая предпочтения свои боевым друзьям : мечу, булаве да луку со стрелами. За день могли преодолеть до ста верст не отягощенные поклажей, поэтому и были прозваны детьми ветра и волка — стремительные, свободные.
Из лесу, словно маленький пронырливый зверёк, тенью проскользнул отрок и направился к Пересвету . Тот дремал в седле, скрестив руки на рожке и немного наклонив голову вперёд. Тонкая тень замерла возле него не дыша вовсе.
- Ну?! - резко прогремел Пересвет, не открывая глаз.
- Там они, - выдохнул паренёк, которого только что заметили дружинники .
- Ну, Ласка ! Точно ты с бесами дружен ,- в один голос рассмеялись ратники.
- В засаде на Соловья сидят в перелеске на пригорке. Только,- продолжал тот, вытягиваясь перед воеводой, точно желая выслужиться перед ним ,- Соловей-то с шайкой своей, человек двадцать, гостей иноземных поджидает. А гости- то богатые, меньше чем за версту от них. Караван тяжело идёт, видно добра много у них, впереди охрана большая, кабы зарубы не случилось.
- Иди сюда!
- Батя, ты чего?
-Батя? Значит - батя? Ты когда в ум придёшь, а? Может мне стул свой Юрию отдать — с ним-то Курск наш верно не опозорится! Скоморох!
Цепляясь за углы стола, Ярослав вертляво изворачивался от отцовских лап, желающих схватить того за ворот. Он взобрался на стол и, проворно перескакивая через расставленные подносы со снедью да переполненные ендовы, пробежался по нему. Спрыгивая, он оседлал княжеский стул и вскинул голову в сторону отца, заметив что тот чем-то блеснул. Он едва и успел увернуться от пролетевшего мимо серебряного кубка, который звякнувшись отскочил от стены.
Тяжело дыша не от бега, а скорее всего от гнева, курский князь упёрся в стол мощными кулаками и, пронизывая острым взглядом сына ,заставил того наконец остановиться и понуро сникнуть.
- Я на ней жениться хочу!- воскликнул тот не смея выдерживать отцовского давления.
- Мала ещё !
- Ей всего ничего осталось .
Дмитрий запыхтел, взметнул руками и гневным рёвом поколебал воздух, размашисто опустив кулаки на стол, что тот задребезжал расставленной посудой.
- Не хватало мне в терему поганых — не под стать тебе, княжичу, на внучке клобуков жениться! Вон северских боярынь да княжон целая орава вокруг. Носится с ней, что бездумный холоп! Весь город потешается над тобой !
- А мне не нужно другой!
- Может ты и княжить не думаешь?
- Без неё мне и Курск не нужен!
- Не знаю, что мне с ним и делать, - обратился он к своей жене, тихонько наблюдающей со стороны за всей этой беготнёй и подёргивающей плечами от сдержанного смеха.
- Да и не нужно ничего — сватов собирай, - сказала княгиня, положив руки на плечи своему разгневанному мужу. - Где же эта стать, кто знает? Меня ты из Рыльска привёз, а брат твой, Олег, тоже был недоволен, что не из бояр я, а простого купца дочь. Пересвет — достойный воин, и отец его доблестью покрыт, что шелками. Они на Калке с тобой да братом твоим отважно бились. А помнишь, как половцев прищучил тысяцкий твой, что те до реки бежали, где их князь Игорь с сыном своим разбил.
- Разбил, а потом спать повалился! - выкрикнул Ярослав и оборвался не закончив, всё же получив от отца прилетевшей ложкой по голове.
- Дед мой отважно бился, себя не жалея, и правил достойно градом сим, чем и прославился! А чем ты отличился в этой жизни? Только лишь своим гуденьем на гуслях псалтирных и можешь похвастаться!
- Да и не только гуденьем, меня пестун вечно хвалит. Говорит, что меч мой проворнее остальных. Не веришь ?! Да хоть с Юрием, племянником твоим , даже могу побороться!
- А победишь? - не выдержал Дмитрий .
- Победю ... Побеждю... Одолею его, если потребуется!
- Одолеет он, - буркнул Дмитрий, найдя успокоения лишь в нежных глазах своей жены.
-Князь,там купец один просится. Говорит, дело у него важное. Пусть ждёт — столы ведь накрыты?- доложил из сеней сухощавый туин.
- Иду! Пойдем, княгиня, узнаем, чего хочет. А ты здесь сиди, меня жди! Прийду , уши оторву.
Проводив отца с матерью взглядом, Ярослав уселся на лавку и, взяв гусли, было поднял кверху руки в желании начать игру, но заприметив брата, отложил их в сторону. В дверях стоял Юрий Олегович, высокий паренёк, с пылким взглядом. Он сбросил своё корзно на лавку и плюхнулся тут же на него, довольно вытягиваясь в длину .
- Не одолеть тебе меня,- съехидничал тот, прищуром одарив Ярослава.- В три моих маха получишь от меня под зад.
- С чего это ты взял ?!
- Да с того, как знаю все твои приёмы, ты хоть и старше меня на пару дней, да кволым родился, вот и жалели тебя. Ты ещё сиську сосал, а меня отец уже на коня посадил, сечи обучал. Да ты по сравнению со мной дитё малое,- подзуживал.
Ярослав только и мог, что сожалительно вздохнуть. Он поправил очелье на голове, поправляя взлохмаченные волосы, белыми волнами обрамляющие его безбородые щеки, и выглянул в открытое окно — с красного крыльца доносился голос отца беседующего с гостем. Недолго послушав, он вернулся на своё место и всё же решил немного поиграть на псалтирных. Разнеслось мелодичное гуденье, стройным мотивом наполняя всю гриднецкую, отражаясь от тёсанных стен и выливаясь во двор.
- Спорим, я тебя одолею?- спросил, придвинувшись боком Юрий и, запрокинув ногу на ногу, прильнул плечом к брату, заглядывая на проворные пальцы.
- А спорим! На что?
Княжич остановился, разом брякнув и отложив в сторону гусли, которые недовольно откликнулись глухим шумом на прерванное занятие, протянул руку вперёд, чтоб скрепить клятву в братском рукопожатие.
- На желание, - хитро сщурившись ответил Юрий.
- До́бро!
- Через три дня пойдём коней выгуливать на дальнюю опушку за пшеничным полем. Там и порешаем наш спор. Никому только ни слова и даже Ваське своей, а-то как прознает или сама увяжется, или Ласку пошлёт, а то того хуже, отцу проболтает, а тот дружину княжескую соберёт, так что и не продохнуть будет.
На приближающиеся шаги братья встали к стене встречая старших и, толкаясь плечами, пытались сдержать свой смех, который предательски вырывался наружу. За князем с княгиней следовал иноземный гость оглядываясь по сторонам и с интересом осматривая внутреннее убранство, да задержался взглядом на гуслях. Тут же засуетился туин, побогаче накрывая стол, отдавая приказы холопам. Принесли запечённую птицу, медовухи, пирогов да и всякую другую снедь, заполняя всю клеть пленительными ароматами. Князь, видя любопытство иноземного купца, будто оправдываясь, ответил на пристальное внимание:
Тихой поступью ночной гость прокрался в сени княжеских хоро́м и замер перед дверью опочевальни княжича. Огляделся по сторонам и, поправив меч на бедре, чтоб не гремел, надавил на дубовый щит. Княжич дрых без задних ног, впрочем как и обычно. Одно сегодня отличало в его сне — лежал навзничь, под самое горло натянув тяжёлое пуховое одеяло. Лазутчик тенью навис над Ярославом и приблизился настолько близко, что соломинка зажатая в его зубах другим краем уткнулась тому в щёку.
" Ещё не хватало помереть сегодня,- думал княжич крепче вцепившись в свой меч, спрятанный под одеялом,- не уж то убийцу заслали."
Рванув вверх всем корпусом, княжич выставил вперёд клинок, но запутавшись в своём ночном покрове замотался из стороны в сторону размахивая им.
- Продолжай, коли хочешь всех добудиться,- послышался громкий шёпот сзади, заставивший Ярослава замереть на месте.
На его одре, теребя в зубах соломинку и подперев голову рукой расположился Юрий, лёжа на боку и отставив в сторону колено.
- Или ты тут решил силой помериться ? - и продолжил, недовольно выплюнув обжёванный прутик,- спят уже все, вторые петухи уж отгорланили.
Братья втихомолку пробрались на конюшню и оседлав коней вывели их во двор. Держа под узды вышли через чёрные ворота, предназначавшиеся для холопов. После недолгих уговоров, видно не впервой, подкупив вратников звонкими, миновали все заставы и покинули пределы посада, когда над городом лишь только начало светлеть с левого края неба. Верховые, мерно цокая, зарысили на запад, догоняя ночь.
- Чего по сторонам заришься - боишься что ли?- колко поддел Юрий.
Ярослав вертел головой, недоверчиво оглядываясь и крутясь в седле, навязчивая мысль о преследовании не оставляла его — из-за опасений отца за его жизнь, тот всегда был под присмотром или дружинников, или вездесущего Ласки, докладывающего всё Пересвету, а тот отцу. Неожиданная свобода показалась ему, будто его голового поставили на площади.
-Батюшки, - ехидно протянул тот.- Боишься. Не меня ли? С Василиской на пару сбегаете и ничего. Признавайся, щупал уже?
-А ну, ща как врежу, если себе позволишь ещё раз такое, - рыкнул княжич, нацелившись кулаком, и потом добавил, будто доказывая её целомудрие.- За ней страж её вечно по пятам шастает, будто волк.
-Не целованная значит — хорошо. Да, с Лаской не забалуешь. Смотри, а то как дело дойдет,- неоднозначно съехидничал,- как от него отделываться станешь?
Юрий рассмеялся и тут же осёкся, получив в плечо от Ярослава, и потирая ушиб поморщился, примечая немалую силу кулака. Нетерпеливо ёрзая в седле, Ярослав хотел поскорее рассказать о просимой награде за свою победу и, распираемый любопытством, выведать о пожелании брата.
-Спор у нас с тобой на желание ведь?
- Ну?
- Ты же со своей дружиной к Дикому полю ходишь на туров охотиться — в следующий раз меня с собой возьми, а то я вечно под присмотром Прохора!
- Всего лишь? Добро,- с ухмылкой произнес Юрий, осматривая округу, выбирая удобное место для поединка .- На мечах биться будем или постреляемся?
- На мечах ! А твоё какое?
- Моё тебе скажу , когда о пощаде просить будешь.
-Ты сначала одолей меня.
Спрыгивая с коня, Юрий разножил меч и сходу размахнулся на брата, лишь тот успел спешиться. Ярослав парировал, но не устояв запрокинулся назад. Он шмякнулся на будто неаккуратно скошенную зелень, вляпавшись ладонью в свежую коровью лепешку. Не спеша отёр её о подрастающую траву. Над головой прошелестел меч. То руками перебирая, то ёрзая ногами и путаясь в пыльнике, попятился на безопасное расстояние. Защекотало в руках острыми пеньками — вчера с вечера здесь выгуливали молодой скот.
-Значит, говоришь, пестун хвалит?
Юрий вновь размахнулся сверху вниз, совершенно забыв о безопасности словно и вправду хотел засадить меч. Ярослав лихо перекатился со спины и встав на колено схватился с места — чресла сразу загорелись — удар плашмя достиг цели, заставив княжича резко выпрямиться и пробежать пару шагов вперёд.
- Неповоротлив ты больно.
- А ты подлый!
Юрий выбросил в колющем ударе руку вперёд. Ярослав отразил его, уклонился, отступил. Обмениваясь взглядами — насмешливый против настороженного, но оба наполненные волнительным чувством предгрозия ражной сечи, сняли пыльники, отшвырнув их в разные стороны. Юрий, широко улыбаясь, оголил свои ровные зубы и, прокрутив меч в руке, атаковал. Заполняя пустующее пастбище перед дубравой звоном и скрежетом стали, они поочередно обменивались ударами.
"Чего он хочет? Не уж-то опасения отца были верными— убить удумал?! " - недоумевающе Ярослав метался в своих мыслях, также резво как и в схватке, отражая и наступая— пестун хорошо его обучил всем известным приемам, особенно излюбленным смертоносным приемам всех бояр из его окружения. Ярослав в момент отбросил от себя всю несерьезность братского спора и, окончательно утвердившись, принял вызов, ответив на нахрапистость Юрия парой мощных выпадов.
- Наконец ! - воскликнул тот, ощутив их силу и мощь.
Два брата с ярым блеском в глазах, обменивались мощными ударами, щедро осыпая ими друг друга в затянувшемся поединке, постепенно выматывая и себя и соперника. Юрий всё чаще стал защищаться и отступать, труднее стало держать удар. Ощутив слабеющую дрожь в руках, он искал выход из ситуации сложившейся не в его пользу. Зацепил взглядом ложбину, поросшую невысокой травой. Принимая удары, скользя по сырости, образовавшейся от утренних лучей, он вдруг начал напирать на Ярослава, собрав оставшиеся силы и, унимая устальную дрожь в руках, тесня того к земляной рытвине, на краю которой остановились сцепившись клинками. Оба взяли недоговорённую паузу, чтоб немного передохнуть, обвевая друг друга разгорячённым дыханием. Юрий вдруг криводушно озари́лся, сузив глаза в хитрой улыбке, и двинул сапогом по голени Ярослава. Тот не ожидая бесчестности от соперника, всё ещё колеблясь из-за братской любви даже пусть и в мечном поединке, отступил назад и провалился в пустоту, замахав руками и, пытаясь удержать равновесие, мелко засеменил ногами назад, пока не бултыхнулся, будто в ручей, в овражек заросший муравой.
Степные лошади, стремительно пронзая собой воздушную твердь, несли тёмных всадников сквозь широкий луг вслед летящему во всю прыть Хорсу. Весь день они выслеживали его не желая возвращаться в лагерь без добычи, рыская по округе, и только к вечеру заприметили его выскочившего из-за высокой балки и стремящегося в дальний лес. Несколько нукеров (ордынский воин) бросились на перерез, тесня того к реке. Ярослав, уходя от них, тянул повод влево, уводя коня на вершину склона.
Он почти лежал на шее, взмыленной от долгого бега, коня вцепившись в поводья, не замечая боли в правом плече от пронзившей его стрелы — булатный наконечник вышел под ключицей и остановившись торчал острым шипом. Длинные ноги Хорса, взрывая копытами чернозём и высоко подбрасывая его за собой, отрывались от земли и пытались, подобно крыльям, унести своего лёгкого седока, подпрыгивающего в такт бегу, прочь от летящих стрел.
Сзади и по сторонам ордынцы смыкались кольцом и уже улюлюкали предчувствуя поражение загнанной добычи. Впереди показался обрыв. Ярослав зажмурившись, приготовился к падению, пуская Хорса в галоп. Стрела, ещё стрела, ещё. С визгом лошадь встала на дыбы — два тонких древка с мягким оперением торчали из крупа. Хорс, вздёрнув морду, взметнул золотой гривой и дал корпусом толчок вперёд, пытаясь опуститься. Ярослав сгруппировался, выдёргивая ноги из стремян, но не успел отпрыгнуть — Хорс перешагивая с ноги на ногу вдруг споткнулся и тяжело повалился на бок вместе со своим всадником, придавив того под собой. Рыжий конь даже не думал подниматься . Желая передохнуть, он лежал будто на мягкой подстилке в своем деннике издавая раздражённой ржание.
-Хорс, вставай! - кричал княжич, пытаясь вытащить застрявшую ногу из под тяжёлого конского живота.
Ливень стрел прекратился, но нарастал гул от приближающихся копыт переходя на мелкую дробь. Заглядывая за край обрыва и наконец высвободив ногу, упершись свободной в седло, Ярослав кубарем полетел вниз, пока не столкнулся с гладью реки, любовно открывшей свои объятия, гостеприимно приглашая окунуться в них, и фонтаном брызг скрывшая в мгновение от взора рыщущей погони. Стрелы обрушились на поверхность воды, впиваясь в её тело и спотыкаясь об неё, уходили мягко в глубь — река брала всё без сопротивления, готовая со смирением принять любой дар.
Преследователи спешившись и пытаясь спуститься вниз, падали в воду в своих подбитых металлом халатах и чёрных кожаных доспехах. Всю ночь они рыскали по прибрежным склонам, негромко перекрикиваясь, и проклиная упущенную добычу.
- Сам бы лез в воду и искал его,- клёкал на тюркском насквозь промокший бытыр (воин) с оспинками на лице, когда продрогший, скидывая с себя плеть кубышки, выполз на берег.
- Этот Менгу хана больше нас с тобой боится, вот и выслуживается. Поэтому на охоту и вышли, чтоб хану медвежатины поднести.
- Жир!- небрежно поправил того.- Жир хорошо боль в ногах унимает. Хан часто жаловаться стал,- спустил голос, чтоб никто не слышал, - я сам слышал, как шаманы шептались.
- Между прочим, это ты сказал, что медведя видел!- огрызнулся тощий ордынец, совсем юнец.
- Хулан, Делеш,- окликнул кто-то с другого берега, находящегося в тени обрыва. - Чего разлеглись?!
Они сразу подскочили, в сумерках отступающей ночи, заприметив солового коня и белый конский хвост венчавший шишак на шлеме того кто кричал, и принялись с усердием шарить в камышах.
Солнце неспешно вставало, трепетно продирались лучи сквозь ночную дымку, нехотя отступающую в желании подольше прикрывать беглеца в этом сумраке.
-Нужно возвращаться, господин! - нерешительно сказал ордынский воин своему командующему.
- Бата с меня шкуру сдерёт, если придём с пустыми руками, - резко одёрнул того молодой ордынец, злобно блеснув чёрными глазами. - Мы самовольно лагерь покинули — думаешь, этого никто не заметил?!
- Господин, мы его уже с вечера ищем, солнце скоро встанет высоко. Течение видно унесло. Да даже если и выжил, что он сделает? Мы быстрее город возьмём, чем он помощь приведёт. Ни коня у него нет, и ранен. В добавок, одного взяли ведь.
Менгу резко развернулся и, взяв того за грудки, намотал на кулак мокрую ткань возле шеи. Потом затянул покрепче, немного придушив, вынудил захрипеть своего воина, и почти вплотную приблизился к его покрасневшему от удушья лицу, почувствовав трепещущее дыхание.
- Найти мне его живого или мёртвого,- прошипел он сквозь стиснутые зубы, брызгая яростью в перемешку с каплями слюны.
Менгу оттолкнул от себя своего нукера, что тот упал навзничь и, резко поднявшись, встал на колено с поднятыми вверх руками сжатыми в кулаке.
-Есть,- коротко отрезал нукер и, придерживая рукоять своей сабли, бросился на пока что неудачные поиски княжича.
Менгу в своём кожаном доспехе, оперевшись левой ногой в круглое стремя поднялся в седло и ударив ногой в бок лошадь, затрусил по берегу вглядываясь в окрестности. Белый хвостик из конского волоса венчавший его конусообразный шлем развивался на лёгком ветру. Белый цвет никогда не чтился на поле сражения, но отважный сотник, как неким знаком, обращал внимание своих хэрээдов (один из многочисленных монголоязычных народов) на себя, ведя их за собой. Воодушевлённые, они всегда стремились вслед за ним.
Его узкие продолговатые глаза с опущенными уголками к переносице изнутри и вздёрнутыми к бровям по краям, пристально осматривали каждый куст, каждую кочку, будто составляя перепись своих владений, сверяя со списком вверенного ему наследства. Богатые земли с хорошими пастбищами, вот что нужно для безбедной жизни! Одна проблема - урусы! Непокорные, своенравные урусы не желающие делиться всем этим несметным богатством и вечно досаждающие, как назойливые мухи! Ко всему прочему эти урусы оказались дерзкими — кто знал, что это маленькая невзрачная крепость выдержит осаду семь недель, и жалкая тысяча воинов с жителями, знатными и чёрными, вооруженными только лишь ножами, одолеют четыре тысячи лучших ордынских воинов и трех храбрых тысячников, не считая прочих из армии хашар. Ишш, эти железные урусы! В добавок эти курские ратники, на половину уничтожившие его сотню. Ненависть кипела в его жилах, застывая в пальцах, крепко вцепившихся в рукоять сабли . Жажда мести иссушивала его гортань, желая алчно напиться кровью курских витязей, не пресытившись той, что пролилась ранее.
Черниговское княжество.
- Как он? - с порога спросила взволнованная женщина, в дорогой рубахе с ожерелком, искусно росшитым золотыми нитями и самоцветами.
- Не приходил в себя ещё, княгиня,- ответил инок, промакивая лоскутом небелённой ткани испарину на лбу Ярослава.
Она подошла к ложу и с нескрываемым беспокойством прикоснулась нежной рукой к его щеке. На вид ей было чуть больше двадцати, с белой, почти прозрачной кожей и розовым маленьким ртом.
Наклонившись над Ярославом, придерживая свисающие рясны, женщина приблизилась ухом к лицу и прислушалась к его дыханию. Потрескавшиеся пухлые губы что-то беззувучно шептали.
-Не пойму. Чего шепчет?
- Княгиня, он то мать зовёт, то Василька какого-то, но чаще князя поминает — отца своего. О орде страшной и большой лапочет,- ответил инок.
- И соглядатые говорят, зарево издалека было видно.
- Рана как? - княгиня отвернула ворот сорочицы, чтоб посмотреть состояние повязки — та была сухой.
-Затягивается! Только вот очнуться не может — ни живой, ни мёртвый.
- Ох, натерпелся бедолага! Как сам до Чернигова дошёл?- обратилась княгиня к боярину.
- Его соглядатые нашли, Ольга. Степан лучше скажет, - указал статный боярин с длиннющей чёрной бородой клином кивком на своего коренастого туина, склонившегося в поясе так, что его красные щеки утонули в широкой лопатной бороде.
- Они, когда его заприметили, думали мёртвый,- добавил дворовой,- а он стонать начал, они за ним и воротились. А как увидели поручни драгоценные да пояс наборный, тут же смекнули, что не из простых, да и по приезду в Чернигов Игорю Изяславовичу и доложили. В мошне у него подвеска диковинная лежала, а в кулаке бусина красная, еле пальцы разжали, чтоб забрать.
-Подвеска?! Оберег какой, что ли? А ну, покажи, - пытала она туина.
С интересом разглядывая василиска, протянула иноку- лечцу. Тот сначала посмотрел, покрутил в вытянутых руках, отставив от себя подальше, и отдав назад, будто подержал что-то заразное, отёр руки о бока.
-Не ведаю, княгинюшка. Какой-то иноземный — видно бесовское что-то,- осенил себя крёстным знамением.
От подвески всех отвлёк слабый стон Ярослава. Он лежал на спине с устремлеённым кверху лицом, намокшие от испарины пряди пристали к щекам, он вроде и не дышал вовсе, лишь изредка издавал едва различимый стон. Его рука поднялась в стремление что-то поймать, судорожно хватаясь пальцами, но от слабости тут же упала и повисла на краю постели — в обрывках своих бредовых кошмаров Ярослав пытался словить порвавшийся браслет, развивающийся водным ужиком по неспешному течению, теряющим, как капли крови, красные бусины, медленно уходящие в глубину и скрывающиеся в густой темноте.
Княжна осторожно поправила руку княжича и подбила одеяло под его бок .
-Следить за ним, да как очнётся мне или князю доложить.
-Да, матушка ,- в пол-голоса ответил туин.
-Ты, Игорь, если поиждевеешь, мне скажешь,- протянула та боярину звенящий кожаный мешочек .
-Не нуждаюсь, Ольга,- немного склоня голову отрицался от дара Игорь, но после настойчивого жеста всё же принял его и передал своему ключнику.
- Ну, поспешим к князю, он совет собирает и тебя ждёт.
По прибытию к княжеским хоромам Ольга, в сопровождении княжеской дружины и окольничей охраны, быстрым шагом направилась к князю, шурша кожаными поршнями подвязанными шнурками и звеня коньком на поясе — оберег для зачатия мальчика. За ней широко шагая шёл Игорь.
-Что князь делать надумал? - с порога обратилась она к мужу, заседавшему с боярами.
- Не поможем мы Дмитрию Святославовичу уже ничем, да и не к чему— нам ратники самим нужнее. Свой град надо получше укрепить. Да коль подступать будут, ты князь со своими гомельскими бой подальше дашь. Силы-то у него поубавятся, а мы здесь его сердечно встретим — у нас и самострелы, и камнеметы имеются превеликим числом,- медленно будто утверждая, а не предлагая, произнес окольничий Игорь, занимая своё место возле князя, даже не дав тому начать.
- А коли они нас разобьют?- кто-то выкрикнул , видно из гомельских.
-Князь, твоё войско умелое, на равне с моим,- подхалимничал Игорь. - А с Новгород-Северским точно одолеем? Да к князю Михаилу ехать, он-то верно своей вотчине поможет тыщёнкой-другой. А пока мы дары побогаче подготовим, да зубы им заговорим, да подождём пока помощь прибудет. А так может статься, что и уйдут получив откуп! Или вовсе к нам не подойдут — Смоленск вон обошли стороной! Ну, что думные, устоим?!
- Устоим ,- поддержали бояре.
-Не было ещё такого, чтоб мы перед ворогами тряслись! - добавил Игорь.
- Да они перед собой тьму пленников ведут — пока мы их положим всех, у нас стрелы закончатся,- парировал ему Мстислав.
- Да они Козельск еле одолели, а там чуть больше тысячи ратников было-то да стены деревянные! Не уж-то мы с тысяцкими нашими не сладим?- ехидно прочеканил Игорь, обведя взглядом с прищуром собравшихся.
-Так Курск одолели с их тысяцкими!- ехидно передёрнул гомельский гридень.
- Что Курск одолели, только на руку — Ольговичи крепко закусились на нас со своей обидой — дескать не по праву здесь Михаил сидит, не по своей очереди. Тебе ли не знать ? - зыркнул он на Ольгу.
Переваливаясь с боку на бок на кривых ногах, Тимофей бежал во всю свою стариковскую силу через лесную полянку скрытую ночной мглой. Он ворвался в тёмную землянку вопрошая охрану, тощего Рыжего и дородного Козьму :
-Что с ним?
-Да от коль мне знать! Заверещал будто резанный и не говорит ничего, только тебя позвать просил. Ну, я тебя и позвал .
-Чего орёшь, оголтелый? - Тимофей на полусогнутых присел перед ним.
-Ой, дед, нет мочи более терпеть,- прижимая согнутые колени к животу и весь извиваясь как червь, Ласка катался по полу, вернее катался только нижней частью вокруг столба поддерживающего свод.
-Да что случилось с тобой? Гадюка заползла что ли?
-Ой, не могу большеее,- затянул Ласка воем.
-Случилось-то что, окаянный? Кто ж тебя так?
- Ох, видно кислое молоко ты мне дал, дед, всего крутит.
-Да нет, я тоже его пил с тобою вместе. Слышь, малой, я щас бадейку принесу.
-Ох, нет моченьки, - опять затянул Ласка, - тут бадейка не поможет, в кусты мне надобно.
Дед Тимофей, зажав его рот ладонью, чтоб тот не добудился всех вокруг, в особенности Соловья — дюже злючий он, когда не выспится, стал развязывать путы на его ногах.
- Только ты это...не балуй. Слышишь? А-то Соловей с меня шкуру сдерёт.
Выглянув за дверь, он отослал нерадивых охранников отдохнуть, и ссылаясь на Ласкину хворь, заручился перед ними сам покараулить пленника. Убедившись, что они ушли, и осмотревшись по сторонам не по-стариковски зорким глазом, он засеменил к берёзкам, придерживая скукожившегося Ласку под связанные сзади руки.
За ближайшей берёзой повернул к себе лицом и зашурудил руками на портах того, ища шнурок. Ласка пискнул вытянувшись струной, потом согнулся, отстроняясь от стариковский морщинистых пальцев.
- Дед, я сам...
- Да что там, в первый раз что ли?- - не замечая стеснения, продолжал ощупывать порты.
- Я сам,- шепотливо гаркнул Ласка, блеснув своей зеленью в свете поднявшейся луны.
Дед оторопел, сделав шаг назад припоминая свою внучатую племянницу и, отворачиваясь в сторону, сказал:
-Ну, давай. Я тогда тут постою...
-А руки? - Ласка повернулся к своему охраннику спиной указуя на узлы.
Тимофей, выглядывая из-за деревьев на полянку, посмотрел по сторонам и, переваливаясь с ноги на ногу, подошёл к юнцу и кряхтя стащил путы.
- Дед, я так не могу, отошёл бы немного, боюсь засмердит,- проговорил тот стягивая порты и поудобнее усаживаясь, непременно скорчив гримассу.
-Ничего-ничего, и не такое было. Один раз утикал от одного поганого гостя, забрался на постоялый двор, так пришлось на конюшне прятаться возле отхожего места—так изъелозился в их яблоках—отмыться не мог,- хрипловато заскрипел тот давясь смехом и понятливо отвернувшись к тому спиной.- Ну, давай живее, пока никто не заметил.
-Прости, дед.
-Чёй- то...
Не успел глупый Тимошка договорить, как повалился в смородиновый куст весь увязнув в нём, закубылялся кувыркаясь не в силах выпростаться из цепких веток и заверещал что есть мочи:
-Шельма, ах шельма! Я тебя поил, я тебя кормил, а ты вон как со мной! Шельма, ну постой, я тебе ещё припомню! Ах, шельма!
Тимофей в миг замолк — кто-то резко дёрнул его за шиворот, вытащив рывком из куста. Соловей повёл носом и затянув широкими ноздрями удушливо-кисловатый запах ягоды, сглотнув слюну, прошептал:
-Я хотел смородины поесть, когда поспеет, а теперь что ж?
- Убёг, -пролепетал дед.
- Кто?
- Шельмец твой ... убёг. Он в кусты попросился, ну я его и отвёл. Вот плут, а меня ещё дедушкой называл, - не унимался Тимофей скупо пуская слезу.
-Куда? Там же ловушки кругом! - возгласил заметавшийся Соловей, выпучив глаза и оттолкнув в сторону старика, виновато съёжившегося и непонимающе вертящего головой.
Соловей кинулся в рощу, желая успеть покуда юнец не угодил в медвежью яму, и суетливо бегая из стороны в сторону, скрылся в ней. Долго ему не пришлось блуждать, неподалеку он нашел Ласку болтающегося вниз головой.
- Кудай- то ты так навострился?
- Да, воздухом свежим подышать решил, в землянке твоей сыро и плесень везде.
Ласка дёргал свободной ногой и пытался достать до петли, чтоб развязать узел, да плохо выходило — Соловей силки ставил отменные.
- Отпусти меня, а? Что тебе с меня взять? Родни у меня нет, чтоб выкуп платить! Пересвет был, а теперь я один! И на службу я к тебе не нанимался! Или ты не из-за корысти меня связал? Из-за мести? Чего ты хочешь?!
Соловей достал засапожный нож и направился к Ласке болтающемуся в воздухе.
- Убить меня хочешь?! Давай! Уже давно готов и желаю поскорее сгинуть! Жаль только, что жил напрасно и не на поле боя, а здесь помру! Режь здесь —кровь легче стечёт, -закричал Ласка, вытягивая шею и подставляя её для точного надреза, руками натягивая ворот сорочицы, что тот треща надорвался.
Черниговское княжество. Год спустя.
Лада пыталась пальцами перебирать струны псалтирных гуслей. Они врезались в её изнеженные пальцы и выдавали только нестройные звуки. Она же пыхтела и жевала свои пухлые губы, как вдруг струна натянулась и лопнув отскочила ,свиваясь как гороховый ус, вынудив её невольно взвизгнуть и присосаться к пальцу.
- Ну, что ты ? - успокаивал её Ярослав, вытирая слёзы с девичьих щек и, взяв нежно её ладонь, перевязал порез платком с красным узором.
Узел не хотел затягиваться и Ярослав, встав перед Ладой на колено и, прикоснувшись боком к её ногам, помог себе зубами, низко склонившись к её руке. Мелким ознобом защекотало в ладони, пробралось под рубаху и замерло в ложеснах у девицы.
- До свадьбы заживёт,- овеял Ярослав её своим лёгким дыханием.
- До чьей ? - всхлипнула Лада.
- До твоей, дурёха.
Ярослав потеребил волосы на её затылке, растревожив недовольно зазвеневшие рясны, и задумчиво уставился на льняную косу.
- Хорошо. Я не буду плакать, только пообещай, что моим женихом будешь ты.
Ярослав с грустью улыбнулся и положил гусли на свои колени, чтобы их править. Закончив, он опустил ладони на тонкие жилы, ожидающие задорной гудьбы, и бережно поглаживая их вдоль, замерев на мгновение, будто о чём-то мысленно с ними договариваясь. Плавно взмахнув руками, заиграл.
Зазвучали гусли, загудели. Лада не отрывала своих восторженных глаз от его ладоней, которые провористо перебирали струны, бряцали по ним то быстро, то медленно, то пощипывая, то прижимая.
Боярская дочь смотрела на его лицо восторженными глазами. Оно было не по-мужски прекрасным и наполняло каким-то трепетом взирающим на него. "Должно быть так выглядят ангелы,"- думала Лада.
Его гладкая кожа отливала каким-то внутренним светом, выразительный подбородок и высокие скулы, нос с лёгкой горбинкой, жемчужные зубы притаившиеся за чувственными, будто припухшими, широкими губами, и глубокие, бархатно-синие лучезарные глаза, с лёгким прищуром, светлые, волнистые волосы, спадающие почти до плеч — всё это будоражило помыслы Лады и, вот уже почти как год, наполняло её жадностью.
С усладой подсматривала за ним, как тот ходил на реку плавать, разглядывая его стальные мышцы, или обучался сечи, ловко управляя мечом, будто слившись с серебряным перекрестьем. О! как тогда плясали жилы на его руках! Или играл на гуслях, сидя на завалинке на окраине городища, думая, что его никто не слышит. Все ей было в нем любо, и скажи он ей сейчас: "давай сбежим ", бросила бы всё в своем высоком тереме и без оглядки помчалась бы с ним не раздумывая. Конечно же, потом она пожалела бы о своём безумном порыве, но это было бы потом.
От веселого наигрыша ноги Лады пустилась в пляс. Она показно вертелась перед Ярославом, вихляя бёдрами и заламывая руки, плывя своими изящными кистями, вытягивая шею, а тот не останавливаясь ускорял плясовой наигрыш.
Она явно хотела угодить ему своим танцем, а его взгляд хоть и был устремлён на Ладу, но как-то отрешённо, будто сквозь. Та закружилась, отбивая пятками по полу и, изнеможденная безудержностью, не успевая за ритмом, упала. Княжич не останавливаясь продолжил щипать и бряцать по струнам.
Василиса всегда побеждала в этом споре, и её длинная коса ...Ах, её длинная коса!!! Она плясала вместе с Василисой, метя пол под её ногами, а та перескакивала через неё, подкидывала пяткой и, подобно котенку играющему со своим хвостишкой, пыталась схватить.
Жильные струны не выдерживая его силы стали отскакивать. Не замечая этого, он с остервенением широкими махами бряцал по ним. Было что-то в его игре надрывное, мучительно терзающее с щемящим чувством тоски .
Лицо Ярослава не было злобным, а скорее изломанным печалью. Лада прижав руки к ушам, испуганно смотрела на него. Тот с силой разом ударил по гудящим струнам, оборвав своё безумное неистовство. Пробудившись от воспоминаний и глубоко вздохнув ,он спросил, пытаясь ту успокоить:
- Я тебя напугал? Не серчай. Просто вспомнилось что-то.
Он вновь начал ладить струны и подозвав Ладу, пригласил присесть рядом с ним на лавку. Псалтирные вновь заиграли мерно и томно.
- Твои гусли услада для моих ушей! - сказал Игорь, войдя в светлицу. - Как услышу твои наигрыши, сразу их узнаю́.
- Верно! Даже птичья трель не так хороша!- добавила Лада.
- Я-то и играть не умею совсем, вот батя мой...- Ярослав не договорил, понурив голову.- Да и гудедь нельзя, говорят епископ запрещает и отлучить от причастия может.
- Не отлучит, он моего тятю шибко уважает,-заглядывая в лицо, прощебетала девица.
- Играй сколько твоей душе угодно, а с епископом я договорюсь,- усмехнулся Игорь.
Струны псалтиртирных слегка зашуршали от рук своего гусляра, убирающих их в сторону, и отозвались недовольным гуденьем лёжа на лавке, не желая надолго оставаться без неуёмного веселья.
- Собираться, пора уже! Мстислав дружину за тобой прислал.
Лада насупилась, надув свои щёчки с ямочками, показывая всем своим видом нежелание расставаться с княжичем. Тот, слегка потешаясь её ребячеством, пообещал почаще наведываться в гости, чтоб обучать игре на гуслях .
- Тятя, мне уже шестнадцать лет ! - сказала Лада, после того как топот лошадиных ног затих вдалеке.
В ожидании Глебова решения незаметно пронеслась седмица, и в четвертую неделю по Пасхе, получив положительный ответ да подкрепившись заручением и от других сговорщиков, вступил окольничий на лукавую дорожку, кривую да опасную.
После совета думного Игорь напросился у Мстислава на обед остаться, ссылаясь на тоску по любезнейшему другу, Ярославу. Князь гомельский не мог отказать не видя причины значительной, да и не прочь был сблизиться с охальным окольничьим, порешать вопросы все, да покончить, наконец, с многочисленными недомолвками. Только разговор по душам не задался сразу.
- Смотрю, крепко ты обжился здесь, подолгу задерживаешься — своего дома что ль нет? Ба ! Да не уж-то о братских угодьях печёшься больше, чем о своих или того паче своим здесь всё считать начал? Сидел бы в своем волглом Гомеле, да пироги с черникой ел.
- Ты же прекрасно знаешь, что Ольга слаба здоровьем, а затяжелев совсем ослабла. Ей здесь лучше родить — земли в Гомеле болотистые, а воздух сырой, это сильно досаждает ей и может навредить плоду, что во чреве. Да и город укрепить надобно, орда опять разбуянилась после зимнего затишья.
- О городе ли беспокоишься?- протянул Игорь и, хитро прищурив глаза, добавил,- он под надёжной охранной, и без тебе сдюжим. И о Ольге твоей знаю, что к Порфирию, духовнику своему, вечно бегает. Уж не сговор какой вы затеваете?
- Не дури ! О каком сговоре ты толкуешь?
- А что ж это, если не сговор? Порфирий-то после обедни к вам вечно наведывается, то и вовсе в молельне княжеской литургию служит. Не мечтает ли епископ видеть тебя на черниговском стуле али померещилось?
- Не моли чушь! Она дочь его духовная и окормляет он её!
- Окормляет?! Стопы он её направляет в нужном для себя направление, чтоб тебе нашёптывала угодное для него.
- Да с чего ты взял, что он против тебя что имеет?!
-Земли у нас с ним спорные, а корысти в миру на всех хватит.
- Ты же с ним примирился ведь! Он же вас в соборе своем венчал!
- Венчал венчал, - пренебрежительно согласился Игорь. - Только после этого опять задолжал. То он милостыней всю десятину раздаст, то богодельню устроит, а средств не ма! Куда все бегут? Ко мне! А потом после благодетельств моих мне же в спину и плюют. Вот вам вашем же салом вам по мусалам (губы, курский диалектизм)!
Игорь задумчиво замолчал досадливо вспоминая венчание со Степанидой, своей вдовствующей невесткой. Та была уже брюхатая, что нельзя было скрыть, и венчались не дождавшись окончания траурного года. В миру поговаривали, что были они в прелюбодейной связи и при жизни брата, а по смерти его, та и вовсе вскоре понесла. Да и брат умер от какой-то странной болезни — захворал и сгорел в три дня. Шептали, что к этому Степанида-травница руку приложила.
Долго епископ не соглашался, укоряя их, подозревая в грехе, да должок был у Порфирия немалый, и, наложив на них епитимью, всё же обвенчал.
Город тогда был наполнен недовольством и пересудами, да после венчания, выйдя из храма, соизволил Игорь разбрасывать щедро злотники перед людом, те рты-то свои и прикрыли.
Упивался боярин своей безграничной властью, всячески попирая божеские и людские законы, не боясь ни суда, ни кары небесной.
После малую долю времени томительной тишины, Игорь продолжил:
- Ты сам рассуди, удел мой большой, и власти здесь у меня поболе твоей будет. Коль с боярами договорюсь, так прижмём, что тебе придётся бежать отсюда, портки придерживая, чтоб не потерять, так что и гомельская рать не спасет тебя. А ты знаешь, с боярами я дружен, а с кем не дружен, тот должен мне.
- Ведаю я о твоих делишках — тебе уже весь город должен. Ссужаешь боярам и купцам деньги немалые под солидный резы (процент), и обогощаешься тем зело, что и поспорить с тобой никто не может и воспротивиться тебе!
- Так-то живу я этим, а коли не я, то другой бы так жил. Или ты завидуешь мне, князь? - ехидно спросил окольничий, лукаво приподняв бровь.
- Да, тут есть чему позавидовать — весь город дланью своей накрыл и продыху никому не даёшь. На твоих бескрайних полях не только смерды работают, а и закупы (наёмные рабочие, должники) спины гнут, отрабатывая долги свои непомерные.
- Ну так должно быть, воля на то небесная...
- Да можно и вовсе решить, что ты здесь княжишь. Только ведь безродный ты, и не видать тебе стула, как своих ушей.
Всё выплюнув, Мстислав вонзился в своего черниговского окольничего глазами, желая видеть лицо того после язвительных слов. Игорь же, не подавая вида, лишь слегка дёрнул усами в презрительной ухмылке, и нарочито мечтательно протянул, поглаживая свою бороду, пропуская её сквозь кольцо сжатых пальцев:
- Да, мне его шибко не хватает. Ну коли так, я не против окольничьим здесь остаться, только чтоб рожи твоей не видеть .
- Игорь, не наглей-то, уж многое себе позволяешь.
- Да, что так?!
- Ты думаешь, я не понимаю, что ты удумал! Вижу я тебя насквозь.
- И я не слепой. Ясно как день, что грезишь ты пустыми снами, и ведаю я какими! Подумай князь получше. На двух стульях не усидеть. Погостил, пора и честь знать — в Гомель собираться. Не владеть тебе Черниговом — Михаил Всеволодович, брат твой, тебя здесь лишь для вида держит, а стул свой для сына, Ростислава, бережёт.
Осадив коней возле редкого забора, два уставших путника, спешившись и привязав их, пыхающих жаром, к кривым жердям, развевая по ветру пасконевые пыльники, направились к большой избе посреди постоялого двора на краю погоста. Тот что был повыше постучал в дубовую дверь серебряной рукоятью меча. Хмурым взглядом окинув приезжих, хозяин избы, громко продрав своё горло, сиплым голосом спросил:
-Чего надо?
- Нам бы место на ночлег.
- Есть в общей клети свободные нары.
- А есть ли ещё место? - пытал странный (странник), намекая на более уединённое жилище.
- Нет, только это.
После повисшей паузы недовольный хозяин потянул на себя дверь. Та, скрипом пронзая сумрачный воздух, резко остановилась, оставляя узкую щель, сквозь которую пролитый свет от горящей светильни заполнил собой вечернюю тусклость и запрыгал бликами, освещая лицо пришлого. Горчмарь с вопрошающим видом перевел взгляд с лица того на ногу странного в дорогом сапоге, нагло оборвавшую песнь несмазанных петель.
- Мой брат храпит громко, да и уродлив чрезмерно, распугаем только постояльцев-то твоих,- тот, навязчиво уговаривая корчмаря, протянул звонкий мешочек в образовавшийся проём, кивнув в сторону горбуна, который скрываясь в полумраке, прятался в глубине куколя (головной убор по типу глубокого капюшона).
- Ты это... есть место... только,- заикаясь и мнясь, верно чего-то пугаясь, но поддавшись монетному звону, зашептал корчмарь с поросячьми глазками.- Ты с братом не из пугливых, а?
Путник рассмеялся, закрутив головой. Замешкавшийся с мгновение хозяин принял предлагаемое и, провожая новых постояльцев в дальний угол своего двора, шаркающей походкой направился к свободной избе с чернеющими пустыми глазницами. Тяжёлая дверь поддалась в ответ на толчок хозяина. Тот, мелко крестясь и опасливо вглядываясь в темноту глубоких сеней, заторопился поскорее уйти, впихнув в руки старшого светящую плошку с маслом и, трясясь от страха, соскользнул с трёх ступеней резного крыльца и вовсе на последнем присел, ухнув — верно упав слёту на своё гузно.
-А воды где взять, чтоб умыться с дороги?- окликнул постоялец трусливого хозяина, замахавшего по направлению к колодцу.
На запылённом столе возле остывшей печи стояла заплаканная воском церковная свеча. От поделившегося с ней огня она с треском ожила и обдала своим тонким, скупым мерцанием пустующий дом, озаряя заветшалые стены, покрытые толстой паутиной, углы, лавки и подлавки, деревянный пол, запорошенный всяким сором и хламом, и новых жильцов, возмужалое лицо Ласки.
- Спать здесь будешь,- обратился он к мальцу, с интересом разглядывающему кропотливого паучка без устали плетущего прозрачную сеть и прижавшего свои лапки, удерживая дрожащую нить от лёгкого дуновения, струящегося из тонких губ .
Выставленный напоказ горб калеки, скинувшего плащ со своих плеч, неприглядным увечьем растягивал шёлковую верхнюю рубаху. На приближающиеся шаги малец даже не обернулся, распознав знакомый ритм. Ласка опустил возле того переполненную деревянную бадейку немного расплескав воду, от которой на полу расползлись расходящиеся кру́гами влажные пятна. Выйдя в сени и усевшись перед дверью боком, он перекрыл вход выставленной вперёд ногой и, прислушиваясь к ночной темноте, сомкнул глаза, решив прикорнуть облокотившись на дверной косяк, цепко сжав ладонью вместе с ним отдыхающий в ножнах меч.
Оголяя свой уродливый хребет, горбун неспешно, без стеснения снял рубахи, под которыми он был обмотан в несколько слоев грубой небелённой пасконью. Освобождая увечье, распустил сковывающие дыхание жёсткие ленты, завязанные на груди, открывая взору свернувшуюся в несколько оборотов подобно пригревшейся золотой змее толстую косу, подхваченную тонким шнурком. После долгого и утомительного пути Василиса, наконец, смогла с блаженством, в полную силу наполнить свои лёгкие воздухом. Ослабив узлы, удерживающие косу, и проведя по ней рукой, бросила ту на пол. Шлёпнувшись змейка свободно расправилась, растянулась и неподвижно замерла. Она умиротворенно лежала на пыльном полу, иной раз смиренно ползла, следуя за хозяйкой, пока та не соизволила её поднять, достаточно набравшуюся пылью. Приведя себя в порядок, Василиса, зазывая Ласку, попыталась открыть дверь, но та лишь слегка поддавшись, тут же захлопнулась, не дав высунуть в проём даже её длинный нос — широкая ладонь дремотуна, надавив на доски, заставила Василису вновь скрыться в избе.
- Спи давай, я здесь посторожу,- послышалось из сеней, а страж, поудобнее примастырившись к двери, покрепче сжал свои ножны, согревая их в своих объятиях.
Василиса слегка обмахнула лавку и устроилась на ней, прикрывшись своим пыльником, предаваясь бесцветному сну, уже больше года являющемуся ей в безрадостных и тоскливых красках, в котором видела только чёрный схрон уходящий в бесконечность. Изредка ей снилась Дана. Они вместе с ней чесали кудели или ели пряники с кислым вкусом квашни, иногда Дана плакала, выпятив свою нижнюю губку похожую на две вишенки, или заливаясь слезами орошала ими свои круглые щёки сопя в нос картошкой. Да, щёки у неё были чрезмерно пухлы, скорее всего из-за греховного многоядения и пристрастия к сладостям. Вот прям как сейчас стоит и горько рыдает. Только щёки её в два раза уменьшились. Рыдает и, не успевая промакивать свои слёзы василискиной косой, роняет солёные капли на заспанное лицо с широко открытыми глазами, пристально изучающими лицо, уставившееся на неё.
Василиса, осознавая сон ли это или явь, резко подскочила, больно ударившись с Данкой лбами и, потирая свою мигом растущую шишку, не веря в происходящее, прищурившись, повнимательнее ту осмотрела, и, убедившись в зримой очевидности, с визгом кинулась на неё, зажимая в тесных объятиях.
Вдоволь налюбовавшись яркоглазым небом, Василиса волоча задвижку, закрыла окно и с облегчением скинула горб. За ней с интересом наблюдала Дана. Переминаясь с ноги на ногу в желании помочь, она было кинулась расчёсывать её волосы как и прежде, но посмотрев на свои покрасневшие, заскорузлые пальцы, с брезгливостью к себе же самой спрятала их поглубже в подмышках.
- Ты словно василиск, то змеем прикинешься, то петухом разнаряженным.
- Правда похоже? - Василиса была крайне довольна такой оценкой.
- Ещё как похоже! - засветилась Дана и сбивчиво затараторила.- Вы когда приехали...я Ласку по голосу узнала, а тебя только потом, когда в избу пробралась — я здесь частенько ночую. Сюда никто и не смеет подойти — думают, что здесь навь. А навь — это я,- хихикнула Данка и округлила глаза, продолжив шёпотом, как бы боясь произнести вслух.- Зимой здесь убился ратник один. У него невеста поляницей была. На свадьбу потешные бои между молодыми устраивают — обычай у них такой. Так вот, он ей шею-то и свернул, не рассчитав сил своих. Долго пил здесь не просыхая. Я ему часто медовуху носила, другие боялись его. Он, как выпьет, её везде видит. Ну, на меня ки́даться — думает, она стоит в кровище, кровь обтереть пытается, то прощения просить у неё станет, то обнять хочет. Дружинники его пришли, уговаривали пить бросить, да в разум прийти, а он гнать их — за меч схватился да всех и порубил, а потом сам на крыльце и повесился. Его-то даже не сразу сняли — боялись. Вот с тех пор жить здесь никто не хочет, все отказываются.
- Уууу,- протянул проныра у уха Даны, подойдя к ней сзади. Та взвизгнула и замахала руками, но тут же рассмеялась.
- Ну, тебя! Как был дитём, так и остался.
- Остался, говоришь?! А это видела?- верный страж Василисы, выхватив меч из ножен, звеняще рассёк воздух, затушив разом все горящие лучины в избе.
- И чего ты добился?! - недовольно проговорило из темноты. - Вот опять мне идти за огнём. Я же говорю, как был, так и остался—дитя-дитём! - уже из сенней сказала Дана, выйдя из избы с потухшей светильной плошкой.
- Что ты, в самом деле, потешаешься над ней? - Василиса принялась отчитывать Ласку. - Она вон весь день трудилась — руки видел её? Долго жить так невозможно — заморят её тут.
- Выкупим.
Чёрные глаза поблескивали в темноте двумя точками, а пристыженный Ласка, выйдя на крыльцо, тихим бегом припустил на поиски Данки и, вскоре вернувшись вдвоём, они вновь запалили лучины.
Ласка разделил застывшую курицу ножом и, взяв нежную ножку, положил перед Василисой, вторую он протянул Данке. Та, жавшаяся поодаль, не смела подойти к столу, но её добрая хозяйка подзывающе замахала рукой и похлопала ладонью возле себя, приглашая присесть рядом. Бывшая сенная, а ныне холопка на постоялом дворе, не заставила себя долго упрашивать и, плюхнувшись на указанное место, схватила желанную ножку. Сначала немного полюбовалась жёлтым жирком у гузки, затем медленно откусила первый кусочек и, не веря в происходящее, замерев на мгновение, заурчала от блаженства. С жадностью отрывая большие шматы мяса и не успевая прожевать предыдущее, поперхнувшись, закашляла с набитым ртом, разбрызгиваясь мелкими кусочками по сторонам, попутно запивая квасом из протянутой Лаской канопки.
- Не спеши, за тобой ведь никто не гонится. Ты теперь всегда будешь есть в сытость, я обещаю,- поглаживая спину Данки заботливо увещевала Василиса.
- Мы заберём тебя с собой, - подхватил Ласка.
Прокашлявшись, постукивая себя кулаком в грудь, бедняжка соглашаясь закивала и сквозь мокрые ресницы принялась переводить взгляд с Василисы на Ласки, с Ласки на курицу и вновь вцепившись зубами в желанную ножку, вдруг затряслась и зарыдала. Обнятая своей любимой хозяйкой, не в силах от накатившего проглотить откусанное, она зашипелявила:
- Я вас похоронила ведь и свечки за упокой ставила,.. - Данка принялась умащивать слезами свои щёки, которые округлились как у белки, когда та запасливо набьёт их орешками.
- А мы живые,- следом за той залилась слезами и Василиса.
- Я вижу ...
- Мы теперь с тобой никогда не расстанемся.
- Если так рыдать будете, потоп устроите, - одёрнул их Ласка, совсем не привыкший к бабским нюням. - Сейчас подумают, что тут опять тот мечник всех порубил — так воете, будто нави летают.
Те одновременно замолкли и всхлипывая посмотрели на того злобными четырмя. И Ласка тоже уставился на них. Долго в гляделки не стал играть с теми и, отлично понимая, что в сей неравной битве будет побеждён, он вышел в сени, прихватив с собой кувшин и остатки курицы.
- Я спать, а вы тут это ... только тихо, - буркнул, закрывая за собой дверь.
Отирая слезы: и свои, и данкины, боярская дочь расцеловала свою любимую служанку в солёные щёки, подталкивая ей и свою куриную булдышку. Та же не выпуская ножку из рук да схватив другую, продолжила рассказывать о своих страданиях, откусывая от двух поочередно:
- Я ведь когда в бор за грибами пошла, набрела на поляну да, заслышав речь ненашенскую, на дерево забралась. Их сначала несколько человек было, а потом как закишат подо мной — крякают, курлыкают. Весь день там стояли, то кабанчика принесут, то косулю. Мяса нажарят и ржут как кони. Мужика притащили и пытать давай, кто здесь князь, как в город пробраться, а потом убили его — шею порезали. Я на дереве сижу с плетёнкой в обнимку, пикнуть боюсь, благо дуб широкий, да высокий—уберёг меня дедушка. А потом в миг никого не стало, видно я уснула. Как не упала одному Богу известно, будто ангелы меня укрыли от беды.