Хотелось бы мне посмотреть в лицо тому, кто придумал одеть МЕНЯ В ПЛАТЬЕ!! В глаза его взглянуть паскудные. В последний раз. Он от меня живым не уйдет. Собственноручно разделаю и вампирам скормлю. Хотя подсказывает мне моя чуйка, глаза-то знакомые окажутся, у самой такие же. Ну, отец, ну, прародитель!
— Ваше приглашение? — спросил у меня низший демон, одетый во фрак. «До чего только эти темные не додумаются». Я протянула приглашение, добытое кровью и потом — Госпожа Лифиания? — поинтересовался он.
— А что, не видно? — спросила я и продемонстрировала вырез на платье, который начинался от живота и не заканчивался.
— Проходите, — отвесив изящный поклон, произнес слуга. Я выхватила из его рук свое приглашение и пошагала. Да, именно пошагала, на ходулях, четырнадцатисантиметровых.
Раздражение копилось как снежный ком, готовясь обрушиться на кого-нибудь лавиной.
«Какое платье! Тебе не нравится, что ли? А туфли! Какая прелесть! Не то что твои ботфорты! Тебе подойдут розы, смотри, какие они красивые!.. Золушка». После этой реплики, произнесенной моей сослуживицей, грянул хохот. Ненавижу!!!
Нет, ну сказал бы мне кто-нибудь, мол, так и так, милая, люди вокруг злые, лживые и гадкие. Мамой клянусь, не рождалась бы.
— Эй, цыпочка, — раздался слащавый голос рядом, и чья-то нахальная ручонка опоясала мою талию. Маленький шажок назад и:
— Ай, мракоборец тебя дери, — музыка для ушей. Я даже оборачиваться не стала, быстрым шагом входя в парадную гостиную.
Зашла и обомлела. Вот, значит, куда деньги-то казенные деваются. Нам есть нечего, а у них тут бал… Лепнина, потолки высотой метра три, люстра чуть до пола не свисает, шторы шелковые, напитки дорогие. Тьфу. А я за тысячу фраксов (деньги) по болотам, по полям, по лесам, да вся в грязи. Обожаю демократию…
Чья-то лапа схватила меня за вырез, тот, что на половину, скажем так, нижней спины. Кулак непроизвольно (честное слово!) метнулся и остановился на лице смертника, который посмел дотронуться до меня.
— Лифиания, милая, ты чего? — обиженно просипело лицо. Я посмотрела на лапавшего меня индивида внимательнее. Лоракс, мракоборец его дери, старый вампирюга и извращенец Лоракс.
Подошла ближе, пока он не успел опомниться, взяла его за плечи, благо ростом он был невелик. И нежно, и крайне осторожно залепила ему коленкой в то самое место. Его скрючило пополам, я же мило пропела:
— Вы ошиблись, много и кем-то уважаемый, — и походкой от бедра направилась в центр роскоши и адского разврата.
***
Подведем итог. Пятеро демонов высшего порядка, два вампира, десять оборотней, одна горгулья — все они норовили приласкать меня под ближайшим подоконником, а я все стояла и ждала.
Чего?
Не «чего», а кого. Принца я ждала. Ой, вот только ржать не надо, самой тошно. Долбаный принц, сколько ещё ждать!!??
Принц задерживался, я бесилась, покалеченные недокавалеры валялись кучкой около стола, где я маленькими глотками допивала из бокала «Слезы девы» — один из самых крепких алкогольных напитков на этом вечере. Мысль о том, что я потихоньку спиваюсь, пришла где-то через пятнадцать оборотней, троих горгулов и шесть демонов низшего порядка. Еще немного, и в зале не останется ни одного представителя слабого на мое тело пола.
Да чтобы я еще хоть раз платье надела… Подождите, я назвала «это» платьем? Я утрирую, в хорошую сторону. У меня разве что трусов видно не было.
В голове раздался голос Мины: «Какая милаш-ш-шка, так и съела бы». Р-р-р-р-р.
Бокал в моих руках треснул, осколки впились в кожу. Не больно, конечно, но грязно. Не люблю кровь, тем более свою.
— Вам помочь? — раздалось сзади, и я было приготовилась вынести вертушкой подошедшего, как замерла. Голос, какой у него был голос. Святые мракоборцы, я вцепилась в столешницу руками, не ощущая боли. В ушах звенел его голос. Низкий, хриплый, будто прокуренный, самый обворожительный голос Заграничного мира. Ноги еле держали хозяйку, стремясь сдаться без капитуляции. В голове появился образ, образ прекрасного мужчины.
Долгие секунды я поворачивала голову, стремясь замедлить этот миг, и вот. Это передо мной. Борк (нежить низшего порядка, завораживающая своей речью). Страшный, низкий, мерзкий борк. Удар, и он сгибается пополам. А я в расстроенных чувствах ухожу от стола, да и к тому же охранники начали поглядывать в мою сторону, ведь кавалеры мои кучкой лежат, стонут, внимание ненужное привлекают.
“Провалила я задание”, — подумалось мне, когда я, набирая скорость, убегала от стражников. Демоны низшего порядка, они ведь глупые, но сильные и быстрые, мракоборец их дери. Кто-то доложил этим падлам, что куда-то пропали пятеро демонов высшего порядка, два вампира, двадцать пять оборотней, четыре горгула, шестеро демонов низшего порядка и один борк. Вот же сучки. А так как неопровержимые доказательства валялись рядом со мной, то без суда и следствия было решено меня, МЕНЯ из зала изгнать. Ага, щас. Бегите и падайте, я без принца и шага не сделаю.
И вот бегу я, как могу. А могу не очень, ведь шпильки-то высокие, а мы — люди скромные, на таких ходулях бегать непривыкшие. В поле моего зрения попал демон, который медленно шел в мою сторону, смотря в пол. План в голове созрел мгновенно.
Пока низшие отстали за поворотом, я подбежала к демону, схватила его за грудки и что есть силы припечатала к стене, прямо в нишу. Его глаза распахнулись в немом вопросе, а губы раскрылись, чтобы поинтересоваться: «С какого это рожна вы, многоуважаемая, так себя ведете, позвольте спросить?». Я надеюсь, именно это он хотел сказать, а не худшую, подкрепленную матами версию.
Но он замолчал, точнее, я заставила его замолчать, впившись губами в слегка приоткрытый рот. Мгновение, шок (у него, конечно), а я уже вовсю орудую в его волосах, длинных и мягких, притягивая к себе этого остолопа и стараясь повернуть его так, чтобы меня не было видно, мужчина-то он крупный. Хм, а он неплохо сложен.
Я играла, как могла: трогала его руки, гладила шею, даже губу лизнула. А этот… как статуя, честное слово. Я тут такая: «Ты целуй меня везде», а он стоит. Звук приближающейся погони заставил меня пойти на отчаянный шаг. Я начала расстёгивать рубашку моего истукана, и вот уже моя рука у него на теле. Ух ты, никогда не видела пресс так близко. Он напрягся. Нет, милый, только не сейчас! Подожди немного, они пробегут, и ты меня оттолкнешь, а там я и убежать смогу. Только не сейчас, не порть игру, козел!
Демон напрягся, я уже была готова сигануть в окно, как он выдохнул мне в губы, застонав. Вот тут напряглась уже я. «Неужели инкуб?» — мелькнуло у меня в голове, и я тут же потонула в бездне новых ощущений.
Демон притянул меня к себе так, что в нос ворвался его пьянящий аромат, он пах шоколадом. Его губы накрыли мои, в ту же минуту он вторгся языком в мой рот. Я была не против, так как слышала, что мои преследователи замедлились и, стараясь идти тише, обходили нас. Все-таки сегодня ночь разврата (или День Марьяны-распутницы), подобные сцены чуть ли не в каждом тёмном уголке.
Пока я провожала взглядом низших, высший уже орудовал у меня на спине, стягивая бретельки. Его рука, ставшая внезапно такой горячей, заставила меня выгнуться (совершенно непроизвольно) ему навстречу, он застонал. Поцелуй из игрового перерос в настоящий, его язык, губы творили что-то невообразимое. Вцепившись ему в волосы, я застонала, он зарычал.
Святые мракоборцы, что я творю?! Вспыхнула мысль и тут же потухла, мои руки выводили узоры на его груди, вот ладонь поднимается вверх, проводит линию ключиц, поднимается на шею, очерчивает подбородок, вверх по щеке, соприкасаясь с его губами, которые целуют мои. Р-р-р (он прорычал).
Его рука опускается со спины ниже, переходит на ногу, рывок, и моя нога ложится на него, горячее тело придвигается еще ближе.
И все бы хорошо: демон, я, поцелуй, и внутри сжимается и пылает все там, где пылать не должно. Вот только…
Паника, я начала вырываться, он сжал сильнее и стал целовать шею, потом — плечи, я застонала: плечи — это мое слабое место, оказывается. Я отталкиваю его от себя, чем привлекаю внимание обладателя столь прекрасного тела.
Смотрю ему в глаза и понимаю: попала я, по самые уши попала. Долбаные мракоборцы, надо же было так вляпаться!
Мои руки упираются ему в плечи, создавая дистанцию. Его губы, такие (чтоб его мракоборец поймал!) красивые, искусанные мной же, так и манили. Взгляд его оранжево-красных глаз был направлен на меня. Как я удержала ругательство, которое так и хотело сорваться с языка, не знаю. Это был не инкуб, нет, хуже, это был архидемон. Вот и принц твой, Золушка, радуйся.
— Что-то не так? — спросил хриплым голосом он. Святые мракоборцы, у него голос даже лучше, чем у борка. — Не тут? Пошли в мою спальню, там будет удобнее, — прошептал мне на ухо ВладИслав, (да, я знаю, кто это такой, его глаза и татуировка на груди выдавали).
Ох, папочка, каких звездных трындулей ты бы мне дал, узнай, что я целовалась, а нет, целуюсь с принцем Заграничного мира? Мракоборец его дери.
— Нет, постой, — запричитала я. Он посмотрел на меня своими невозможными глазами и прошелся рукой по лицу, подхватывая подбородок.
— Я хочу тебя, — шепчут его невозможные губы. Ну не гад ли, я тут сбежать пытаюсь.
— Я тоже, — отвечаю и начинаю расстегивать его ремень, стараясь незаметно снять свои ходули. Он рычит мне на ухо, ох, мракоборцы, что же не везет-то так? Туфли я сняла, оказавшись в районе его груди (а он высокий!). Так, аккуратно спускаем штаны, да, вот так. Да не стони ты, я сосредоточиться пытаюсь. Спускаем до ботинок.
Отходим и раз, два, три, от архидемона беги (Беги, дорогая, беги
Беги ради папы). Он отвлекся и не успел меня поймать, я рванула по коридору, слыша сзади утробное рычание. Разозлила.
Обернулась лишь, чтобы впитать в себя образ этого потрясающего демона: подкачанное тело, длинные красные волосы, янтарные глаза, слегка заостренные уши, черные трусы, татуировка на груди в виде крыла, расстегнутая рубашка и штаны, которые он натягивает, крича мне своими прекрасными губами, что мне конец. Знаю, милый, знаю.
Рывок вправо, и я лечу в открытое окно, сальто (люблю позерство), и я на земле, несусь сквозь сад, слыша, как раздает приказы мой принц.
Эх, не будь ты демоном, а я мракоборцем…
Вот дура, боже мой, какая я дура! Бежать, точнее, убегать было не впервой, но не от долбаного архидемона!
Я давно покинула сад и прилегающие к замку территории. Волосы мои опять стали короткими, заклинание окончило свое действие, к тому же я переоделась, специально подготовила для себя запасную одежду и спрятала в парке. Так какого я бегу, спросите вы. Боязно, ох, как боязно мне.
Не-е-ет, не демона боюсь, отца. Он у меня, как и я, мракоборец, носит знаменитое имя, Левиафан, и убьет меня, если узнает… “Ой, святые мракоборцы, только б не узнал” — молилась я, подходя к дому.
Вдох, выдох, вдох, выдох…Меня убьют!!
— Дзинь-дзинь, — это я нажала на звонок, оповещая отца, что его непутевая дочь вернулась с задания. За дверью раздались шаги.
— Бегу-бегу, — приглушенно. Я слышу, как шумит ключ, открывая дверь, и пытаюсь начать дышать. Хоть бы не заметил ничего.
Дверь открывается, и на меня налетает вихрь.
— Доченька! — кричат мне в ухо и сжимают в объятьях так, что хрустит позвонок. — Милая моя девочка! Солнышко мое, как ты?!
— Отец, я ща сдохну, — вырывается, и меня бережно отпускают, стряхивая с одежды невидимые пылинки.
— Проходи, милая, — лепечет отец, лавируя между мебелью и продвигаясь на кухню. Кстати, дом у нас небольшой, а папа у меня большой, два метра в высоту, полтора в ширину. А еще он лысый, нет, не потому что волосы не растут, просто, когда я была меленькой, мне очень нравилось играть с папиными волосами, выдергивая их из головы. Поэтому отец решил, что ему и лысым хорошо. Как бы я не уговаривала его отрастить волосы, он лишь отнекивался.
Отец, заботливо поправив кружевной розовый фартук, который я сшила ему лет в десять, поинтересовался:
— Кринделёкк, будешь кушать? Я блинчики испек, — да, знаю, не похож он на зверского мракоборца. Но это только сейчас, когда он у плиты напевает глупую мелодию попсовой песенки, крутя при этом бедрами и стараясь не задеть своими ручищами полку, иначе опять придется вешать.
— Нет, папуль, я не голодна, — тишина, я вижу, как отец медленно поворачивает голову ко мне, в его руках мелькает нож, больше похожий на тесак, он переспрашивает:
— Как не голодна? — и в этом тоне все: упрек, обида, слезы, которые мелькают в карих глазах. Он опускается на стул… Началось.
Всхлип.
— Я готовил, — всхлип, — я старался, — а голос дрожит, будто я не есть отказалась, а как минимум убила на его глазах человека. Я подхожу к отцу, целую в щеку и говорю:
— Папа, миленький, я поела на приеме, правда, — на меня поднимаются заплаканные глаза, и тут же меня стискивают в крепких объятиях, при этом покачивая. Тут он замирает, и я понимаю, что это конец.
— Что это? — о, этот тон, пора заказывать гроб и мне, и моему горе-целователю.
— Что именно? — уточняю я. Вдруг пронесет.
— На твоей шее, что это? — я оглядываю себя: шею не видно, конечно, но на плечах есть засосы. Мракоборцы хреновы.
— Я плойкой обожглась, — главное, верить в то, что сказала, главное, верить. Его взгляд, тяжелый, выпытывающий, обещающий расправу за ложь.
— Обожглась, говоришь? — спрашивает он строго. Пауза, которую я могла не пережить. — Больно было, кренделёк? — святые мракоборцы, я чуть не поседела.
— Нет, папуль, терпимо, — вырываюсь из объятий под неодобрительное сопение отца. — Я устала, лягу спать, — говорю, выходя из кухни и направляясь к лестнице на второй этаж.
— Милая, — окликает меня отец. Я поворачиваюсь. — К тебе никто не приставал? — мракоборцы, откуда он ружье достал? Отец стоял около плиты и перезаряжал оружие.
— Нет, папуль, — сглотнув, отвечаю я.
— Хорошо, — какой-то демонический блеск загорается в его глазах. Святые мракоборцы, мне страшно, кто-нибудь, вызовите экзорциста. Он аккуратно кладет ружье на стол, вытирая розовым полотенчиком пыль. — А Владислава видела? — напевая песенку, спросил он.
— Да, — еле выдавила из себя.
— Сфотографировала? — переворачивая блинчик, поинтересовался он.
— Нет, пап, он слишком далеко был. Я Еву напрягу, она нарисует.
— Хорошо, милая, иди спать, — вовсю танцуя под только ему слышную музыку, говорит отец.
— Спокойной ночи, — произношу я.
— Сладких снов, Кренделёк.
Быстро вбегаю по лестнице, потом в комнату и закрываю дверь. Фух. Так, надо посмотреть, что это демон мне на шее натворил. Захожу в ванную, подхожу к зеркалу. Святые мракоборцы, он что, сожрать меня хотел? На шее и плечах красовались засосы, некоторые были насыщенного бордового цвета. Вот же упырь.
Раздевшись, залезла в ванну. Горячая вода расслабляла, и в памяти неосознанно появился образ архидемона. Его шепот: "Я тебя хочу" прозвучал настолько реально, что я вздрогнула и оглянулась. Так, выбрось его из головы.
Выйдя из душа, подошла к зеркалу в полный рост. Искала в себе изменения. Не могла же я, дочь Левиафана, самозабвенно целоваться с демоном? Да нет, все так же. Белые короткие волосы топорщились вверх, мелкие косички заплетены на висках. Бледная кожа, карие глаза, папины. Несколько сережек в обоих ушах. Нет, все та же. Та же Золушка. Золушка — это псевдоним, у нас, у мракоборцев, не принято называть настоящие имена. Свое прозвище я получила из-за того, что от моих врагов остаются только туфли. Ну и еще отец приложил свою руку, ведь для него я всегда…
— Дочур? — раздалось от двери. — Я блинчики принес, — так и знала, что заставит съесть.
— Папуль, оставь под дверью, я помоюсь и поем, — кричу отцу.
— Хорошо, зайка, — щебечет он, и я слышу его тяжелые шаги вниз по лестнице.
Фух, папа хоть и доверяет мне без оглядки, но лаже с плойкой, думаю, поверил не до конца. Поэтому ближайший день с ним лучше не встречаться.
Я вышла из ванной, открыла дверь, забрала блинчики и залезла на кровать. Села по-турецки (как всегда) и принялась уплетать вкусняшку с шоколадным сиропом. Папуля готовит отменно.
Так вот, насчет папы. Любит он меня неимоверно, потому как росла я без мамы, и он решил заменить мне ее. Моя милая мамочка — змеелюд. Наполовину змея, наполовину женщина. Живет ее раса в лесах, темных и непроходимых. Зачем отец туда поперся? Жалобу получил от местных, мол, людей воруют, страшно в лес ходить. Попал мой папа туда в конце мая, а в это время (как позже стало известно) у змеелюдов гон. Девушки-змеелюдки шкуру сбрасывают и становятся на одну ночь двуногими.
А красивые эти змеелюдки, вы бы знали. Вот папа и попался в сети. Одна ночь, и его таинственная незнакомка исчезла. Отец лес прочесал, не нашел и уехал с разбитым сердцем обратно.
Через пять месяцев отца под дверью ждало яйцо. А в яйце том, смерть его была. Я.
Он как узнал, что папой скоро станет, так и свихнулся на этой почве. Носился со мной как дурень с яйцом. В прямом смысле этого слова.
Пока ждал вылупления, научился готовить, убирать, стирать, в общем, стал среднестатистической мамой-одиночкой.
Моя же биологическая мать про дочь тут же забыла и предалась змеиной жизни. У них, оказывается, понятие “верность” не существует. Папочка, брошенный мамой, долго горевал: начал сериалы мексиканские смотреть, кошек заводить и полюбил программы с Еленой Малышевой.
Но своим добрым сердцем разрешил нам видеться, раз в год. Ах да, еще заставил мать алименты платить.
Так вот, мамуля моя как дочь меня не воспринимала и говорила всем, что я ее сестра. Ох, сколько таких сестер и братьев по свету бегают?
Я была довольна. Мать, Розанна, оказалась крутой женщиной. Мы с ней носились по лесам, обсуждали парней (ее) и плакали по личной жизни (моей). Она меня любила странной, змеиной любовью. Дарила подарки, когда не забывала про праздники и дни рожденья.
Отец же, предаваясь унынию, говорил, что мать слишком груба и хорошему меня не научит. Но к ней отпускал.
Папа старался быть для меня мамой, подругой, братом, даже парнем, в смысле на свидания хотел водить. Я его отрада, я его сокровище, и я единственная, кто терпит его закидоны.
Отец никогда не был строг, скорее, наоборот, поэтому мне было разрешено курить, пить, материться, делать со своей внешностью все, что заблагорассудится. И вот я курю, пью (редко, но метко) и экспериментирую как могу. Отец только слезки утирает и умиляется, какой я прелестный ребенок. По-моему, он не знает значение слова "прелестный". Ну да ладно, я счастлива. Была… класса до десятого, пока мне не захотелось любви. Тут начался ад. Отец и слышать не хотел мое имя рядом с именем мужского пола.
В своем стремлении оградить меня от парней он доходил до крайности. Запугивал, угрожал, проклинал, похищал. На единственное свидание, на которое он меня отпустил, я пришла с полным комплектом оружия. Охранники были в шоке, когда я выкладывала из карманов заботливо сложенный папой набор: два пистолета Макарова, три ножа, электрошокер, дубинку, газовый баллончик. Парень сдался на мини-базуке. Еще и получил от отца, который прятался в кустах у ресторана.
Эх…
Мракоборец он, известный каждому, на Левиафана равняются, его боготворят и боятся, поэтому проказы мои с рук спускают, лишь бы с папой не встретиться. Не жизнь, а раздолье.
Мракоборцы — профессия древняя и опасная. Наш мир имеет две реальности: действительную и заграничную. Вот на чудиков из Заграничного мира мы и охотимся. Во времена инквизиции, с зарождением мракоборчества, и появились самые сильные и знаменитые династии борцов.
Сейчас же те темные времена давно канули в прошлое. Главное наше предназначение — скрывать следы Заграничного мира. Охотимся мы на нежить низшего и среднего порядка, высшие редко мир баламутят, да и к тому же не нам с ними тягаться (вы только им не говорите).
Нас боятся, хотя, в сущности, мы ведем "игрушечную войну". Мы делаем вид, что охотимся, они — что прячутся. Прошло то время, когда опасность от жителей Заграничного мира была велика.
Вы не представляете себе, какое количество знаменитых людей является демонами или вампирами. Чистокровных людей очень мало. Вот я наполовину змеелюдка, хоть и не скажешь. От матери мне досталась слишком бледная кожа и любовь к теплу.
Мракоборец — чистильщик. Мы подчищаем за нежитью, чтобы сохранить порядок.
Да, профессия хоть и довольно символичная, но, святые мракоборцы, до чего веселая!
Я зевнула, пора баиньки, явно. Зарылась с ногами под одеяло и тут же уснула…
А, нет, не уснула, меня вызвали.
Комната, оформленная в красно-черных тонах, с тяжелыми бархатными шторами и балдахином над гигантской кроватью. Ковер, в котором ноги утопали чуть ли не до колена, диван с ажурной резьбой по дорогому дереву, стол, на котором красовались мои ходули, туфлями именуемые, и демон, одна штука, коварно на меня погладывающий. Попала.
Каждому мракоборцу с детских лет твердили: "Нечисти свои вещи не оставлять". Смотрю я на свои туфли и бью себя по голове, мысленно, конечно. А все почему? Они, мракоборцы их дери, высшие демоны, могут вызывать человека, если у них есть принадлежащий ему предмет. В моем случае туфли.
Перевожу взгляд на демона, который вольготно развалился на кровати, и утыкаюсь взглядом в его пресс.
Откуда-то раздался самый прекрасный голос Заграничного мира:
— Зачем ты убежала? — я медленно поднимаю взгляд, натыкаюсь на пылающие глаза и вновь опускаю свой взор на кубики, они хоть злиться не умеют. Кубики напряглись, покачнулись, и вот передо мной уже грудь демона. З-з-зараза, хоть майку бы надел. — Я задал вопрос, — строго произносит Владислав. А я что? У меня пресс в зоне досягаемости, кладу руку на живот демона, он замолкает.
Вот это тело… Мускулы крепкие, стальные. Напрягаются так забавно, когда я их касаюсь. Не перекачанный, а в меру подкачанный. А руки…
— Р-р-р, — раздается сверху, и чудесные мускулистые руки исчезают из-под моей руки. Поднимаю почти слезящиеся глаза на демонюгу и сжимаю пальчики.
— Дай потискать, че ты как падла-то? — интересуюсь, подходя ближе. Вот моя рука на его плече, скользит на шею, потом на ключицу.
— Нет, милая, я привык доминировать, — произносит демон, и я тут же падаю на кровать. Он ложится сверху и впивается в мои губы поцелуем. Мм, думала, просить придется. Он отрывается от меня практически сразу, смотрит шальными глазами куда-то в область груди, и я замечаю, что облачена в пеньюар. Проблема вызова заключается в том, что вызывающий может представить вызываемого, каким хочет. К примеру, сейчас я с черными длинными волосами, как на балу, и в черном облегающем пеньюаре, как в мечтах рогатого извращенца.
Погодите-ка, рогатого? Да, действительно. Высшие демоны могут менять форму, когда злы или возбуждены. Вот сейчас Владислав красуется черными рогами и длинной темной шевелюрой, что не есть хорошо.
"Пора сваливать" — прошептал внутренний голос. Знаю, знаю, еще немного. Я перевернула его на спину, посмотрела в глаза и потянулась рукой к его лицу. Провела пальцами по щекам, ощущая нежную кожу.
Владислав потерся о мою руку, как кот, я улыбнулась.
— Как тебя зовут? — хрипло произнес он.
Посмотрела на него внимательнее, чтобы запомнить хорошенько и произнесла:
— Сначала найди, — шепчу и щипаю себя за запястье. Комната и демон исчезают, я просыпаюсь.
После занятий направилась в нашу контору, именуемую "Лавка чудес". По справкам для налоговой мы магазин подарков, в действительности же — логово мракоборцев. Зашла в помещение, прозвенел колокольчик, сообщая всем присутствующим о моем появлении.
— Чем могу помочь? — спросила милая блондинка, подойдя ближе. Позывной Кобра, мастер спорта по стрельбе из лука, потомственный мракоборец, ведущий свою династию от Гадюки (ее троюродной прабабки). Не знаю, зачем каждый раз, когда я прихожу в логово, спрашивать меня пароль, ведь все меня знают, но без него не пустят.
— У вас крови девственницы не найдется? — дебильный пароль, не находите?
— Только если ты вскроешь себе вены, — с милой улыбкой ответила Кобра. Как же я люблю наш дружный коллектив.
— Ну че, Золушка, — заходя за прилавок, обратилась девушка, — как тебе наш принц заграничный?
— Тебе не понравится, — подойдя ближе, сказала я.
— Почему это?
— По возрасту тебе не подходит. Тебе же нравятся те, что после инсульта? — я лучезарно улыбнулась.
— Демон тебя изнасилуй, — с такой же улыбкой сказала мне Кобра.
— Сиськи поправь, сдуваются, — любезно ответила я.
— Зачем зашла? Купить корень валяй-травы (сильный афродизиак)? С такой внешностью, как у тебя, только это личную жизнь и обеспечит. Ведь у кого встанет на такую?
— Милая, у моих еще стоять может, у твоих только капельницей поднимать, — еще одна улыбка. — Ева здесь?
— Да, смотри не споткнись на лестнице, мы не перенесем такую утрату, — сказала мне в спину девушка.
— Чего нельзя сказать о тебе, — ответила я, заходя в потайную дверь. В темноте по памяти спустилась по лестнице. В небольшом темном кабинете, где обычно собираются мракоборцы, сейчас стоял стол, стул и ноут, за которым сидела одна из самых нормальных в нашей компании. — Ева, — позвала я. Девушка обернулась.
— Золушка, ну как все прошло? — подошла ближе и плюхнулась на пол, на мягкий ковер.
— Хреново, если честно, но не будем об этом. Можешь мне портрет Владислава набросать?
— Не успела сфотографировать? — поинтересовалась Ева.
— Руки были заняты, — пояснила.
— Хорошо, описывай, — принимаясь за дело, сказала девушка. — Форма лица?
— Овальная, с мужественным подбородком и красивыми скулами.
— Лоб?
— Высокий, но волосы скрывают его отчасти.
— Глаза?
— Самой прекрасной формы из всех возможных. Большие, выразительные, с узким зрачком. Ресницы длинные, но не женоподобные. Брови густые и аккуратные.
— Губы?
— Губы… Прекрасные губы. Сначала кажется, что жесткие, но на деле очень мягкие.
— Золушка?
— Мм?
— Я тебя сейчас не порноактера описать прошу, — строго сказала Ева. — Давай по факту, все восторги потом.
— Ладно. Ну, губы мужественные.
— Волосы?
— Длинные, немного вьются.