Как говорят люди, повторяя из раза в раз одну и ту же фразу, уже набившую оскомину, но содержащую в себе саму истину начала всех феерических проблем разной степени отвратительности: ничто не предвещало беды.
Конфликт Колец — самое страшное в моей жизни, что я мог себе тогда представить — наконец-то завершился. Завершился весьма феерично, надо заметить: Занзас оказался приёмышем Тимотео, и кольцо Босса Вонголы отвергло его как наследника. Это стало сюрпризом для всех, кроме, разумеется, посвященных, коих на Конфликте было не много. После того, как все разъехались, несколько недель было всё тихо, мирно. Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло: Реборн продолжал тренировать (уж скорее третировать) меня «в стиле Волнголы», хотя на мой взгляд — это было чистой воды издевательство. Морду лица этого садиста, у которого западный «Молот ведьм» явно был настольной книгой, надо было видеть. Как я ещё Ками душу не отдал — сам не знаю. Продолжались в своём темпе уроки в школе, а также не обходилось без посиделок у меня дома допоздна.
Тишь да благоладь. Но в один прекрасный день Реборн собрал нас с ребятами у меня дома и передал мне письмо от Девятого. По-любому, что-то важное, так что мы все переглянулись, и я почти торжественно вскрыл конверт. Прочитал. Охренел. Снова прочитал. Ещё раз охренел и потребовал у Реборна пояснить написанное. Мне досталось Леоном по голове, но объяснение я всё же получил: оказалось, что отец, незадолго до встречи с мамой, имел интрижку, о которой забыл буквально на следующее же утро после бурной ночи. А теперь выяснилось, что у меня есть старший брат, который, по словам Девятого (да и Реборна), больше подходит на роль босса альянса мафии. Что самое интересное: парни остались при «должностях». Хотя до этого мне только ленивый не втирал, что Хранители подбираются индивидуально для каждого Неба. А сейчас всем плевать на то, что говорилось ранее. И вообще — задний ход, мол, ты молодец, Тсуна, спасибо за всё, а теперь съебись в закат?
Ребята, конечно уверили меня, что не бросят, но интуиция уже начала матюгаться. Тихо пока, правда, но ещё, как говорят, не вечер. Я был полностью солидарен с ней. «Может Вонгола решит ещё один конфликт колец организовать?» — малодушно тогда подумал, стараясь заглушить тревожное чувство надвигающейся бури. Каким бы меня лузером не считали, тупым я не был (школа не в счёт). И понимал, что раз уж такие матёрые волки, как Девятый и Реборн, так лестно отзываются об этот неведомом мне Эрнесто Виньеччи, то парни запросто будут очарованы новым Десятым, особенно та часть нашей компании, кто ценит только силу.
Потом, буквально через два дня, произошло божественное явление. То есть, приехал Эрнесто. И не просто приехал. Круче — он заявился в школу! Ладно хоть после уроков. Мы с парнями подохренели сначала, но деваться некуда. Пришлось идти, по его просьбе показывать город и развлекать беседами. Со мной он не пытался особо сблизиться, а больше искал подход к моим друзьям. И так, и эдак. Мне со стороны было прекрасно видно, как он потихоньку завладевает вниманием ребят, как они всё больше поглядывают на него с интересом. Кроме Хибари-сана: он сразу, только посмотрев на прибывшего, фыркнул и, сказав, что после уроков находиться в школе запрещено, скрылся из поля зрения. Меня это удивило, но я не стал заострять внимание — мало ли что у человека в голове. Спустя два дня меня огорошили новостью, что парни, мои Хранители, улетают вместе с Эрнесто. Кроме Хибари. На слова Реборна, что из мафии уходят лишь вперед ногами, он ответил: «Не говори глупостей. Странные вы, Вонгола — меняете коней на переправе…». И кинул кольцо Хранителя Облака моему, уже бывшему, репетитору.
Уход ребят — меня словно пыльным мешком по голове ударили. У меня до них ни разу в моей, пока не долгой, жизни не было друзей, и я дорожил нашей дружбой сродни семейным узам. Поэтому для меня и стало таким ударом известие о том, что они уезжают. Нет, я, конечно, знал, что чем-то должна была эта вакханалия закончиться, но чтобы так, после всех их заверений, что не бросят… Примерно в тот момент я понял, что их слова не стоят и выеденного яйца. Реборн забрал у меня кольцо Наследника, оставив мне сделанные Леоном перчатки со словами, что это только моё оружие и Эрнесто оно не подойдёт, и укатил со всеми действующими лицами в Италию. Я стойко перенёс их прощальные речи, вытерпел их похплопывания по плечу, выслушал обещания по возможности звонить. Они смеются, да?
Едва интуиция сообщила мне, что самолёт до Рима покинул взлётную полосу, из меня словно выбили весь воздух. Так хреново я себя ещё никогда не чувствовал! До последнего верил, что они вдруг вернутся и скажут что пошутили, но видимо — Судьба такая. Я не плакал, как девчонка, нет, но на душе было так гадко, что ни в сказке сказать, ни матом выразить. Предательство — как много в этом слове! Меня предали друзья, самым натуральным образом. После всего, что с нами случилось, что мы пережили на этом грёбаном Конфликте Колец (я уж молчу о вывертах Рокудо тогда, в Кокуе), получается, что все их заверения, все их слова поддержки тогда и буквально недавно — после прочтения письма Девятого — всё это было просто сотрясанием воздуха. Их слова ничего не стоят, ничего не значат. Для обеих сторон.
Надо же, стоило внезапно появиться одному мафиози в моей жизни — тут же начали появляться друзья, и вот нас уже целая компания, не помещающаяся в двухэтажном доме. Стоило также внезапно появиться второму мафиози — все друзья исчезли, как туман над водой. Раз — и нет. А может их и не было? Может со мной общались и дружили только потому, что метил на место очень крупной шишки в мире мафии? Ну, Гокудера — вполне возможно. Мукуро — так и было, тут без комментариев. Хибари-сан — даже не знаю. Но не удивлюсь, если окажется, что он из якудза (ну, его слова тогда Реборну как бы намекают). Но Ямамото и Сасагава? Они-то почему так поступили со мной? Почувствовали перспективы? Я точно знаю, что Такеши мечтал стать бейсболистом, да и за Рёхеем я никогда не замечал никаких криминальных наклонностей, а знакомы мы дольше, чем с остальными вместе взятыми, так как — соседи через дорогу. Как вариант — они давно обо всём знали и только лишь играли передо мной простых людей. Не знаю, что и думать. За Ламбо и говорить нечего — он просто дитя. Обыкновенное, капризное дитя, с поправкой на то, что вместо игрушек ему дали гранаты. И как он себя ещё не подорвал ими?
В общем, они улетели, а я остался в Намимори — обтекать. Ламбо оставили со мной, сказали, что, мол, мелкий сильно и тупой. Тьфу на этого Эрнесто. Ум — дело наживное, а возраст — единственный недостаток, который со временем гарантированно проходит.
Фонг в методике подачи учебного материала по сравнению с Реборном — небо и земля!
Наставник ничего специально не спрашивал о моём прошлом, за чашкой жасминового чая я сам всё ему выдал как на духу. Думаю, на то и был расчёт, но я не в обиде, мне надо было выговориться, да и обстановка — мерное чаепитие после тренировки на веранде под лучами заходящего Солнца — располагала. Судя по тому, как покачал головой Фонг, методы обучения своего коллеги он не одобряет от слова «совсем». Но после моей исповеди мы больше не поднимали эту тему.
Начались другие тренировки: наставник развивал во мне не столько физические силы, сколько силу духа: все эти дыхательные методики, упражнения на концентрацию, учение некоторых дисциплин, которые не преподают в обычных школах (как мне по секрету однажды сказала Хай Лин, — одна из немногих личных учениц Фонга, моя ровесница, — парочка этих дисциплин была из «курса молодого бойца» шаолиньского монаха). Ну и изучение китайского языка с несколькими гонконгскими диалектами в обязательном порядке. Несколько раз наставник брал меня с собой вместе с Хай Лин и До Лунем (её старшим братом) в поездки по острову и КНР: Шанхай, Пекин, Циндао, пара мест в Гонконге, несколько мероприятий в Шэньчжэне, Чэнду и Сиане.
Периодически звонил матери, рассказывал о своих впечатлениях от новой страны, о новых знакомых, спрашивал, как там она, как Ламбо и И-пин. У них всех было всё прекрасно, поэтому я почти не волновался за них — Фонг дал ЦУ нескольким своим людям следить за безопасностью мамы и детей.
Потом к духовным тренировкам добавились физические, которые, надо отметить давались мне гораздо легче, чем до того, как я стал развивать свой дух (Фонг решил, когда мы только приехали, проверить мой уровень силы, и остался очень не доволен). Пошли тренировки на выносливость, скорость, реакцию, силу. Некоторые были из всё той же школы шаолиньских монахов — в основном упражнения на растяжку.
Во время одного из очередных выходов в свет встретился с Базилем. Я очень удивился, увидев его на закрытой вечеринке в Сеуле, куда мы с Фонгом поехали по приглашению. Позже, после небольшого объяснения на месте, а затем более подробного разговора в Гонконге, мы выяснили, что Базиль был здесь по заданию CEDEF и прилетел в Корею буквально несколько дней назад. После обстоятельной беседы Эспозито[1], плюнув на условности, без обиняков сообщил мне, что я — его Небо. И, раз случилась такая возможность, то он просит принять его в семью и клянётся никогда не предавать. Говорилось это всё, конечно, спокойным тоном, но с такой энергией и искренностью, что мне стало неловко от его слов. Я почесал маковку, глазами «посоветовался» с Фонгом, так как после той фееричной подставы несколько подрастерял веру в светлые и бескорыстные намерения людей. Но в итоге мы пожали руки, и уже на следующее утро он присоединился к некоторым моим тренировкам, накануне отправив отчёт о миссии на Сеульском приёме в свою теперь уже бывшую контору, вместе с которым было сопроводительное письмо о том, что он покидает CEDEF. Само собой, обо мне ни слова.
Пока туда-сюда — пролетело два года.
Я съездил в Японию, навестил маму, И-пин и Ламбо — моего Хранителя Грозы. Да, Ламбо таки мой Хранитель. Какая-то особая связь, которую я ощутил намного ярче после духовных практик Фонга. Та же связь была и с Базилем. Там же, в Намимори я нашёл свой Ураган. Ни за что в жизни не догадаетесь, кто это! Готовы? Мой Хранитель Урагана — Миура Хару! Та-дам! Я сам в шоке, если честно. Но звание урагана она оправдывает абсолютно. Видели бы вы, как она проявила своё Пламя…
Дело было так: собрались мы, значит, у меня дома — Фонг, я, мама (мы просветили её в общих чертах о мафии), И-пин, Ламбо, До Лунь, Хай Лин и Базиль. На часах шесть вечера. Сидим спокойно, чай пьём, и тут в дверь кто-то как забарабанит! Мы повскакивали со своих мест, думали — нападение. Оказалось, это всего лишь Хару каким-то магическим, не иначе (что в её случае вполне реально), образом, узнала, что я приехал домой, и решила проведать меня. Усадили её в наш тесный круг, сунули в руки кружку фирменного чая Фонга. И ей бы успокоиться, но нет же, — это тогда будет не Хару. Эта бесстрашная девушка прямо в лоб выдала нам, что давно подозревала, что я верчусь в каких-то тёмных кругах, что из меня делали чуть ли не гангстера, и вообще «какого хрена, Тсуна-сан, тут происходит?» Я аж дар речи потерял. Просто вот так сидел и смотрел на Миуру, пытаясь понять — она сама до всего додумалась или ей кто-то подсказал? С Реборна сталось бы.
Зрительно «переговорив» с Фонгом, я, пока мама тактично вышла из комнаты вроде как за новой порцией закусок, выложил ей всё, как говорится «без купюр». И потом наглядно узнал, почему тайфунам дают женские имена. Нет, она не бегала по комнате, пиная всё, что на пути попадётся, не заламывала себе руки и не стенала, обливаясь слезами, жалея меня. Всё куда интереснее: Хару замерла на месте, как сидела, сильно сжав кружку руками, а потом вокруг неё взвилось и буквально взревело Пламя Урагана. Пламя никого и ничего не трогало, а просто стремительно, но в то же время мерно, поднималось по спирали вокруг Миуры, пульсируя, пока эмоциональный всплеск девушки не прошёл. Сквозь рёв Пламени я смог разобрать лишь: «…сволочи». Спасибо Хай Лин и Базилю, обладающим Пламенем Дождя, — они вдвоём успокаивали Хару минуты три. После всего, конечно, девушка просто вырубилась, но сам факт такой демонстрации не то, что впечатляет, — это охренеть просто! В тот вечер я почувствовал связь со своим Ураганом, а потом до отбоя задумчиво рассматривал идеально круглое черное пятно копоти на потолке.
Хоть Миура и находилась под защитой Омерты, после пробуждения Пламени сохранить статус «гражданской» не представлялось возможным. И самое интересное, что сама Хару отнеслась к этому с олимпийским спокойствием.