Зона счастья

Часть 1

Глава 1

Вика

Я смотрю в окно.

Вернее – на свое отражение в нем, наложенное на осенний пейзаж.

Расплывчатое отражение, похожее на привидение мертвеца в багряно-желтом саду, где каждое дерево сто̀ит примерно как одна человеческая жизнь.

Хотя нет.

Жизнь стоит дешевле.

Сегодня мой муж сказал, сколько сто̀ит моя.

- Ты мне обходишься слишком дорого, хотя твоя жалкая жизнь не стоит и одного дерева из этого сада, - бросил он, застегивая на запястье браслет золотого «хубла».

Потом он ушел, в ярости хлопнув дверью.

Дверь выдержала удар. Жалобно звякнувшие часы, которыми он задел за косяк – не знаю. Ничего страшного. Если что, он купит и новые часы, и новую дверь, и новую жену, рыдающую в подушку.

Я знаю сколько стоит один дуб сорта «Мидзунара», привезенный из Японии и прижившийся в нашем не всегда приветливом климате. Это очень дорого. Новая жена обойдется ему гораздо дешевле.

Правда, для этого придется куда-то деть старую…

Подушка – замечательное изобретение человечества. Изначально созданная для комфортного сна, она помогает отгородиться от мира, порой яростно кричащего тебе в уши. Упала на кровать, накрыла голову подушкой, прижала ее руками, чтоб не отняли – и всё. Есть только ты - и темнота за плотно сжатыми веками, которая не хлещет словами по душе так, что та рвется на части.

А еще в подушку можно плакать. До тех пор, пока слезы не закончатся. А потом пойти в ванную и долго смотреть на свое отражение в зеркале, невольно кривящееся от отвращения к самой себе.

Рот, изуродованный размазавшейся помадой.

Глаза как у панды из-за расплывшейся туши.

Волосы веником во все стороны...

Муж прав. «Мидзунара», который красив всегда в любое время года, не случайно сто̀ит дороже того, что я вижу в зеркале всё чаще и чаще…

Домашний халат падает к моим ногам, смятый в тряпку, как моё настроение. Смотрю на своё отражение. Если отрезать голову, будет ничего так. Как Ника Самофракийская, с руками, но без крыльев – крылья давно отвалились вместе с розовыми очками.

Но фигура осталась.

Длинная шея, высокая грудь. Талия может широковата, но для таких ног – в самый раз. С детства занималась бегом, так что даже сейчас когда влезаю в мини-юбку и встаю на каблуки, у самцов капает слюна из глаз, а их самки готовы вцепиться в мои бедра зубами, стараясь прогрызть мясо до кости.

Я не топ модель, об ребра которых можно стирать белье, а ногами играть в хоккей.

Я та, кто природой создана для постели, и знаю это.

Для постели с любимым…

С нелюбимым я буду как греческая статуя, твердая и холодная. Ничего не могу с собой поделать.

С Максом я сначала была как жаркое солнце, а сейчас он лишь отбивает об мрамор моего тела своё эго и самолюбие. Но его всё равно тянет ко мне – так нищий возвращается к музею снова и снова, запав на статую у его входа и понимая, что нет на свете силы, способной оживить ледяной камень…

Струи воды мягко ложатся на мою голову и плечи, теребят всклокоченные волосы, нежно смывают с моего лица засохшие слезы. Тропический душ, дорогая ласка, купленная за немалые деньги.

Можно воображать, что вода - это твой настоящий друг, дарящий нежность и понимание…

А можно принять, что это всего лишь дорогущая элитная сантехника с набором массажных режимов, просто хорошо выполняющая свою работу. Так постепенно понимаешь, что в этом мире нежность, понимание, любовь – это лишь товар, причем не факт, что если заплатишь за него дорого, получишь то, на что рассчитывал.

В отличие от элитной сантехники, которая честно отрабатывает вложенные в нее средства...

Выхожу из жарких объятий воды, закутываюсь в мягкое полотенце. Богатые тоже плачут, но богатым плакать комфортнее. Дорогие вещи напоминают о том, что у тебя есть куда убежать от горя, есть где и как забыться.

Бедным наверно сложнее.

Я уже не помню каково это быть бедной.

Заставила себя забыть…

Падаю на кровать, сбрасываю с нее подушку, измазанную тушью и помадой. На кровати много других подушек, чистых и хорошо взбитых, спасибо домработнице-филлипинке. Хорошо бы так же сбросить с себя воспоминания о последних месяцах, когда Макс стал другим. Жаль, что они намного тяжелее, чем подушка.

Беру смартфон, тыкаю пальцем на иконку с изображением луны и звезд. Зойка и правда похожа на красивое звездное небо, где сияющие планеты сделаны из силикона. Иногда я думаю, что если из Зойки выкачать всё, что она в себя вкачала, то от нее останется нечто, похожее на тощее пугало в шмотках от кутюр.

Но это я наверно от зависти, так как сама вряд ли когда-то решусь на подобное. Зойка и правда выглядит отпадно. Ее хирург просто доктор Франкенштейн. Я видела Зойкины фотки десятилетней давности до того, как она их сожгла вместе с планшетом, где те хранились.

Думаю, она правильно сделала.

Прошлое, о котором ты не хочешь помнить, нужно выжигать из памяти. А потом, смахнув еще теплый пепел, можно придумать себе новые воспоминания, убедив себя, что именно они настоящие. Зойка говорит, что у нее есть психотерапевт-гипнотизер, который умеет делать такие фокусы. Я ей верю, так как моя подруга твердо уверена, что всегда была похоже на звездное небо, от взгляда на которое у мужиков кружится голова и дыхание становится как у астронома, только что открывшего новую планету.

Закутываюсь в одеяло, согреваюсь.

Часть 2

Глава 9

Виктория

Просыпаюсь.

И не понимаю где я.

Над головой - какие-то доски, потемневшие от времени и въевшейся копоти. Две из них слегка разъехались в стороны, и между ними висят обрывки разорванной паутины…

А рядом с ними деловитый паучок старательно плетет новую. Наблюдаю за ним, одновременно восстанавливая в голове цепочку событий, которые привели меня в это место, пропахшее старым деревом и свежей болью.

Удивительно.

Я вспомнила всё – и я не плачу, хотя сердце разрывается от осознания произошедшего.

Я потеряла ребенка, которого так долго ждала. Мой предыдущий сон оказался вещим: моя жизнь не превратилась в цветущий сад. Теперь, среди увядших роз и кувшинок моей души навечно поселилась могила с фотографией, на которой не разобрать лица.

Но мой ребенок не просто умер.

Его убили.

Причем вместе со мной.

Я ясно чувствовала сейчас: меня, той, что была раньше, больше нет.

Я умерла в той машине вместе со своим нерожденным сыном. Или дочерью. Мне теперь никогда не узнать кто это был, кого я носила под сердцем.

Но слез нет.

Внутри меня, в том месте, где сначала была столь желанная мною жизнь, а потом боль – ничего.

Пустота.

Из меня, словно из трупа в морге, вынули внутренности, и забыли положить их обратно.

От бывшей Вики, умевшей смеяться и плакать, радоваться и огорчаться, жить на всю катушку и работать на износ, осталась лишь оболочка, наполненная пустотой, лишенная даже слез…

Так зачем мне теперь жить?

Мужа у меня больше нет, и я не хочу думать, имеет ли он отношение к произошедшему, просто боюсь думать об этом.

Ребенка – нет, и об этом мне тоже страшно вспоминать, так как если не запретить себе думать об этом, то я вполне могу последовать за ним, но не по чужой, а по своей воле.

Прошлой жизни – тоже нет…

Хотя была ли она в последние месяцы, эта жизнь? Или же умерла раньше меня, и я просто по глупости пыталась реанимировать отношения, которые уже разложились и отвратительно воняли, а я не замечала этого.

Или не хотела замечать…

Пока я лежала, глядя в потолок, паучок закончил свою работу. Прошелся по ней, проверил на прочность созданное им творение, и завис в середине нее, замер, ожидая добычу. Неожиданно пришла мысль, что этот крохотный паучок сильнее меня. Всё, что есть у него в жизни, это его паутина. Кто-то разорвал ее, лишив единственной ценной для него вещи. Но он не думает о том, чтобы заползти в камин и сгореть заживо. Он просто тут же начинает плести новую паутину…

Какие-то странные приглушенные хлопки отвлекают меня от размышлений. Хлопает за бревенчатой стеной, на которой ковром растянута медвежья шкура.

Осторожно пытаюсь подняться…

Получается.

Боль внутри меня затаилась, словно хищник в засаде. Я чувствую ее, ощущаю кончики ее когтей внизу живота, но двигаться они не мешают.

Осторожно сползаю с кровати, нарочито грубо сколоченной из досок. Видно, что домик строили с умом, из недешевых материалов – я в этом разбираюсь - просто стилизовали под охотничью избушку.

Интересно, откуда у моего спасителя деньги на аренду такого домика? Он не производит впечатления миллионера. Хотя в наше время нищие одеваются в поддельные костюмы «от кутюрье» и ездят на арендованных машинах, а миллиардеры ходят в футболках и засаленных шортах. Так что по одежде судить о состоятельности человека как минимум некорректно.

Встаю, делаю шесть осторожных шагов, открываю тяжелую дверь…

И сразу концентрированная осень бросается мне в лицо - запахом прелой листвы, водяной взвесью, повисшей в воздухе после только что прошедшего дождя, деревьями, одетыми в желто-красные наряды, травой изумрудно-пшеничного цвета…

Я вдыхаю запах увядающей природы – и понимаю, что боль, скорчившаяся во мне, свернувшаяся, готовая к броску, немного расслабляется и засыпает, словно хищник, понявший, что сегодня ему не видать добычи.

А хлопки продолжаются. Там, впереди, за деревьями…

Иду туда, на звук.

Зачем?

Просто любопытно что там. Мы, женщины, такие. Если что-то не вписывается в наше представление о том, как должно быть, нам обязательно надо знать почему оно не вписывается – хотя по большому счету это знание нам совсем не нужно. Интересно, сколько первобытных женщин погибло из-за того, что им было очень интересно посмотреть, кто это там так мило мяукает за порогом пещеры?

Идти пришлось недолго.

Он стоял за развесистым дубом спиной ко мне.

Руки перед собой.

В руках - пистолет с длинным дулом.

Кажется, это так называется. Или стволом. Я не разбираюсь. Всегда ненавидела оружие, придуманное с одной лишь целью - лишить кого-то жизни. Прекрасного подарка, который нужно беречь как зеницу ока, а не отнимать по собственной жестокой прихоти…

Но сейчас во мне что-то сломалось.

Вернее, во мне сломали…

Когда тебя пытаются убить один раз, это может быть случайность. Может, ошиблись, хотели стереть с лица земли не тебя. А может, просто показалось, мало ли. Кто-то выронил длинное шило, и оно сломалось от удара об асфальт, а ты навоображала себе невесть что.

Может, я так бы и думала после первого покушения – люди склонны беречь себя от психологических травм, отгораживать от неприятного, в том числе и ложью. Но когда тебя пытаются уничтожить дважды, случайностью это уже не объяснишь. И если произойдет третий раз, что мне делать? Как защититься от убийцы, если моего спасителя не будет рядом?

Хлопок.

Еще хлопок.

Пистолет зло дергается в его руках, и очередная монета, разбитая пулей, улетает в траву. Он их много насовал в трещины коры дерева, стоящего метрах в двадцати от него. Но с каждым выстрелом монет становится на одну меньше.

- Не стой за спиной. Не люблю, - сказал он не оборачиваясь. Надо же, услышал, хотя я очень старалась идти тихо, не шурша опавшей листвой.