Зов черной крови

Глава 1

Город жил своей обычной, вечно пульсирующей жизнью. Человеческой жизнью. Их кровь шумела в ушах, пульсировала, звала. Пахла страхом, потом, алкоголем, разгорячённой кожей — как и каждую ночь. Толпа шевелилась, как единый организм, гудела, дышала. Ночь накрывала всё густым покрывалом, словно гримировала их серую скучную жизнь. Люди стояли плечом к плечу, давясь, жадно всматриваясь в трибуну. Они пришли увидеть его. Моего отца. Мордекая Вандора-Бельмонте.

Он стоял там, чёртов неподвижный идол, высеченный из камня. Высокий, прямой, будто не стареющий ни на минуту. Его плечи были широкими, руки — за спиной, а взгляд прожигал каждого, кто осмеливался поднять глаза. Всё в нём — чертовски всё — было выверено. Эта безупречная осанка, которую я ненавидел и хотел заполучить. Это спокойствие, разъедающее меня изнутри. Это чувство власти, которое он излучал. В нём всегда было что-то неестественное. Мерзкое. Непробиваемое.

Мой отец. Мордекай. Тот, кто сделал меня тем, кем я стал. Тот, кого я презираю. И тот, перед кем я каждый раз готов, черт возьми, сломаться.

Мы стояли в первом ряду. Все шестеро. Шестеро братьев, его созданий, его оружия. Кайрен был слева, жёсткий, как ледяной клинок. Родерик справа, его плечи напряжены до предела, будто он был готов разорвать любого на части, как пса. Никто из нас не шевелился. Даже не моргали. Мы знали, как это работает. Это был его момент. Его шоу. Его игра, и мы — чёртовы марионетки.

Он говорил. Его голос — этот низкий, резкий, словно лезвие, — резал воздух, входил под кожу, заполнял пространство. Говорил о нашем доме, о нашей силе. О городе. Шэдоу-Хейвен. Месте, которое всегда будет принадлежать только нам. Нам, вампирам. Мастерам. Властителям. Чертовым чудовищам в масках, которые люди обожают. Они же ни хрена не знают, что мы существуем. Закон Маскарада — наша игра, и мы в ней чертовски хороши.

Но… мать твою… что-то было не так.

Чувство. Едва уловимое. Напряжение, сквозняк, статический треск в воздухе. Как будто город, улицы, вся эта толпа затихли. Как перед бурей. Я слышал каждую мелочь: шорох одежды, дыхание людей, крики на дальних улицах. Их сердца били. Медленнее. Громче. Тяжелее. Чёрт, я это почувствовал раньше, чем услышал звук.

Отец продолжал говорить. Говорить так, будто ничего не происходит. Но я заметил это. Его плечи. Чуть более выпрямленные. Микродвижение, которого никто не заметил бы. Никто, кроме нас. Мы знали его слишком хорошо. Его взгляд стал другим — хищным. Он почувствовал это тоже. Что-то в толпе. Что-то рядом.

Я бросил быстрый взгляд на Кайрена. Он чуть заметно кивнул мне. Чёрт возьми, Кайрен всегда замечал первый. Его пальцы дернулись. Родерик? Сжал кулаки. Все мы в шестером, натянутые, как струны.

И вот оно.

Выстрел.

Громкий. Пронзительный. Мгновение, которое растянулось в вечность. Толпа ахнула. Я видел, как головы дернулись, как люди инстинктивно начали опускаться, прикрывая себя. Кто-то закричал. Паника. Как зараза, она разливалась волной.

Отец? Он не дрогнул. Чёртово каменное изваяние. Но кровь… Я её почувствовал раньше, чем увидел. Теплый, липкий запах металла. Сладкий. Будто брызнуло в воздух. И вот тогда я увидел. Тонкую алую линию, текущую по его руке.

Он был ранен. Мордекай Бельмонте, грёбанный властитель, бессмертный монстр. Тот, кого нельзя было достать. И всё же кто-то это сделал.

Я шагнул вперёд, сердце колотилось глухо, яростно. Кайрен схватил меня за руку, его холодное дыхание ударило в ухо:
— Не сейчас, Клайд.

Чёрт, да как "не сейчас"?! Мои клыки выскочили раньше, чем я успел их спрятать. Я чувствовал себя зверем. Голодным. Ярость, смешанная с инстинктом. Мы всегда были зверями, скрывающимися под человеческой кожей. Мы жили среди них, правили ими. Но в эту секунду, всё, что я хотел — это убить.

Кто выстрелил? Где он? Куда делся этот ублюдок?

Его голос, холодный, как ледяной клинок, прозвучал в ночи:
— Уберите людей. Сейчас же.

Это не был крик. Это не был приказ. Это был факт. Слова, от которых тебе хотелось подчиниться, даже если ты бы предпочёл сдохнуть.

И всё-таки… в воздухе витало что-то ещё. Напряжение. Этот чертов страх. Волнение, которое я не мог сбросить. Кто-то осмелился сделать то, чего не делали столетиями. Напасть на Мордекая.

Звук расколол воздух, словно нож вскрыл ночь. Хлёсткий, яростный, громкий — выстрел. На одну единственную секунду толпа будто разом перестала дышать, замерла в оглушающей тишине. А потом всё взорвалось.

Крики. Слёзы. Люди побежали, сбивая друг друга с ног, как стадо, охваченное паникой. Кто-то споткнулся, и его тут же затоптали. Кто-то упал, вскрикнул, попытался подняться — бесполезно. Волна паники поглотила площадь, превращая её в чертов хаос. Бессмысленный, дикий, адский хаос.

А я смотрел. Только смотрел.

На сцену.

На него.

На отца.

Я видел, как его тело дернулось, будто кто-то резко дёрнул за невидимую нить. Его грудь выгнулась вперёд, глаза на миг расширились… А потом он рухнул. Как сломанная кукла. Как марионетка, у которой разом обрезали все верёвки. Его плечи тяжело ударились о пол сцены, голова запрокинулась. Он упал.

Нет.

Черт возьми, нет.

Я стоял, как кретин, и смотрел. На эту хренову картину, от которой мой мозг отказывался работать. Всё замедлилось, как в грёбаном сне. Весь этот ужас вокруг — неважно. Паника? Крики? Эти грязные жалкие люди, бегающие, словно крысы? Я даже не слышал их. Только собственное сердце. Глухие, бешеные удары, будто в висках бил барабан.

Это просто выстрел, сказал я себе. Это просто грёбаная пуля. Обычная. Металл и порох. Ерунда. Мы бессмертные, мать вашу! Он бессмертен! Это шутка. Это ничего. Но...

Почему он не встаёт?

— Чёрт! — Кайрен выругался первым. Его голос был грубым, сорванным. Его ледяная маска наконец треснула. Он рванул вперёд, резко толкнув меня в плечо. Его рывок вытащил меня из ступора, заставил мои ноги двигаться. Медленно. Через эту толпу. Через этот хаос. Люди метались, толкали меня, но я едва их замечал. Всё, что я слышал, это шум собственной крови в ушах.

Глава 2

Клайд

Орфей снова посмотрел на бумагу. Его голос чуть дрогнул, но он всё ещё звучал ровно. Как будто он пытался держаться за эту выверенную, ледяную маску, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу.

— Клайд, — наконец сказал он, не поднимая на меня глаз.

Мое имя прозвучало как удар. Глухо, резко. Как будто нож прошелся по позвоночнику. Сука. Вот теперь я почувствовал эту тишину по-настоящему. Почувствовал, как все головы медленно повернулись ко мне. Даже Кайрен, даже этот чёртов каменный истукан, слегка повернул голову. Все ждали.

Я не двинулся. Просто продолжал сидеть, руки сцеплены передо мной, взгляд в одну точку. Замер. Если бы кто-то сейчас всадил мне нож под рёбра, я бы, наверное, даже не пошевелился.

Орфей прочистил горло и продолжил.

— Клайд, тебе я оставляю... — пауза. Долгая, до изнеможения тягучая пауза. Я почувствовал, как мой пульс ускорился. На хрен ты ждёшь, Орфей? Скажи уже. Давай, мать твою. — ...мои дневники.

Мгновение абсолютной пустоты. Моя голова чуть дёрнулась вперёд. Я даже подумал, что ослышался.

— Что? — я не сразу понял, что сказал это вслух. Мой голос прозвучал грубо, низко, но без злости. Пока.

— «Мои дневники», — повторил Орфей, уже глядя мне прямо в глаза. — Я оставляю тебе всю свою письменную историю. Всё, что я записывал на протяжении столетий.

Пиздец.

Я чувствовал, как внутри меня начинает закипать что-то очень тёмное. Глухое. Слепое. Отклонился назад, руки скрестились на груди. Пальцы так сильно впились в ладони, что я почти почувствовал, как мои собственные когти разрывают кожу.

— Дневники… — мои губы едва шевелились. — Дневники?!

Орфей опустил взгляд на завещание, будто хотел убедиться, что правильно прочитал. Да пошёл ты, Орфей. Ты прекрасно знаешь, что прочитал всё верно.

— Это всё? — я снова открыл рот, медленно поворачивая голову к Кайрену. Его лицо было безразличным, конечно. Каменная стена. Но я заметил, как уголок его губ чуть дернулся. Ему хотелось вмешаться, но он не стал. Он ждал, что будет дальше.

Валенс, сидящий через стол, даже дышать перестал. Он прекрасно знал, что сейчас рванет. Они все знали.

— Он оставил мне ебучие дневники? — я почти прорычал. На этот раз мое лицо вспыхнуло яростью, голос сорвался на глухой, едкий смех. — Вы серьёзно? Всем — дома, деньги, компании, а мне — записные книжки?!

Моя ладонь с грохотом опустилась на стол. Короткий, громкий стук отозвался эхом в комнате.

— Это какая-то шутка?

— Клайд, — Кайрен наконец заговорил, его голос был спокойным, но резким, как удар хлыста. — Он знал, что делает. Успокойся.

Я резко повернулся к нему.

— Успокойся? Ты хочешь, чтобы я успокоился? — я поднялся на ноги, стул с грохотом отлетел назад. — А ты, мать твою, почему тогда не получил дневники, Кайрен? Почему их не получил Родерик или Элиан? Почему именно я?

— Потому что это то, что он выбрал, — холодно ответил Кайрен.

— Выбрал? — я расхохотался, коротко, громко, но в этом смехе не было ни грамма радости. — Вы, ребята, получили все: дома, самолёты, проклятые картины! А я? Что мне делать с этими чертовыми дневниками? Читать о его великих свершениях? О том, как он правил этим грёбаным миром? Как жил своей чёртовой идеальной жизнью, пока мы плясали под его дудку?!

— Хватит, Клайд, — голос Орфея звучал уже чуть громче. Но мне было наплевать. Я больше не мог молчать.

— Нет, Орфей, не хватит! — я шагнул вперед, глядя на них всех. На это собрание каменных лиц, которые так мастерски умели скрывать эмоции. На эту семью, которая теперь вдруг казалась мне настолько чужой, что меня тошнило. — Вы стоите здесь, играя в спокойных, рассудительных ублюдков, но неужели вы не видите? Он оставил мне ничего. Ничего!

Тишина. Мертвая, как и всё в этом доме. Никто не двинулся, никто не сказал ни слова. Только Кайрен, его взгляд прожигал меня насквозь, но он держал рот на замке.

Я выдохнул, тяжело. Грудь резко поднялась, и мне пришлось закрыть глаза, чтобы вернуть себе хоть каплю контроля.

— Чёрт с вами, — прошипел я наконец. — И с ним тоже.

Я резко развернулся и вышел. Не глядя на них. Не глядя на этот чёртов стол и эту чертову бумагу, которая всё ещё лежала там, как незримый палач.

Орфей произнёс моё имя, и весь воздух в комнате тут же поменялся. Даже не нужно было поднимать голову, чтобы понять — все братья смотрели на меня. Каждый из них. Будто ждал, что я сейчас скину стол и начну бить стены. А может, именно этого они и хотели. Провокация. Протест. Что-то, чтобы сломать эту чертову гробовую тишину.

— «То, что я завещаю тебе, находится в моей комнате. В тумбочке у кровати. Не делай ошибок». — Орфей закончил, и его голос зазвенел в моих ушах, как ебучий набат. «Не делай ошибок». Эти слова не выходили у меня из головы.

Челюсти сжались, руки медленно сцепились на столе. «Не делай ошибок». Черт бы его побрал с его загадками. Даже мёртвый, он продолжал тянуть за ниточки. Продолжал говорить, но ничего толком не объяснять. Всё так же недосказано. Всё так же… срано.

— А как же договор? — наконец выдавил я, обратившись к Кайрену. Его взгляд не изменился, но я заметил, как он чуть выпрямился. Он понял, куда я клоню. — Он должен был перейти по наследству. Скорее всего, тебе.

Кайрен смотрел на меня, его лицо было напряженным, будто он пытался удержаться от того, чтобы не начать перебирать варианты прямо вслух.

— Он завещал тебе контракт? — хрипло спросил он наконец, словно даже сам не верил в свои слова.

— У меня гребаные дневники, — отрезал я, глядя прямо ему в глаза.

Мои ноги уже сами двигались, я резко встал, толкнув стул так, что он скрипнул по полу, и вышел из комнаты. Пусть сами сидят и гадают. Пусть сами варятся в этом. Я больше не мог этого выносить.

Шаги гулко отдавались в тишине коридора. Моё дыхание было резким, рваным. Я чувствовал, как что-то тёмное и вязкое поднимается изнутри. Оно душило меня, грызло изнутри, как зверь, который слишком долго заперт в клетке.

Глава 3

— Ты кто? — мой голос прозвучал как хлыст, холодный, резкий, бездушный. Я смотрел на неё, чувствуя, как что-то внутри меня скручивается в тугой узел.

Она подняла голову. Медленно. До противного медленно, будто каждое движение давалось ей через силу. Грязные волосы падали на лицо, но я всё равно видел её глаза. Светло-голубые. Чёрт, они встретились с моими. Её взгляд впился в меня, цепкий, вызывающий, слишком долгий для кого-то, кто сидит в этом убожестве, запертый и униженный.

В её глазах был страх. Но это был не тот страх, который я привык видеть. Это не было жалкое, умоляющее "пощади". Это был страх, пропитанный ненавистью. Как у зверя, загнанного в угол, который готов вцепиться тебе в горло, даже если знает, что это будет его последний бой.

Это выбесило меня.

— Ты меня не услышала? — бросил я громче, нахмурив брови и сложив руки в карманы.

Ноль реакции.

Она продолжала молчать, не отводя от меня глаз. Ее молчание не было покорным. Оно было тяжёлым. Упрямым. Настолько, что от него хотелось разбить что-то об стену.

Она медленно поднялась на ноги. Движения были угловатыми, будто она не пользовалась своим телом годами. Спина прижалась к стене, как будто она пыталась слиться с ней, стать ее частью. Она не собиралась двигаться. Не собиралась говорить. Но я видел, как ее мышцы напряглись. Она хотела бежать. Или напасть.

Мой взгляд скользнул по комнате.

Эта дыра. Богом забытая чёртова дыра.

Грязь на полу, заплесневелые стены, испещрены каракулями. Линии, символы, кружки — ничего, что имело бы хоть какой-то смысл. Углы, в которых валялись ржавые тазики, грязные тряпки, и эта старая табуретка, которая будто держалась на честном слове.

И она.

Она была хуже всего этого.

Я снова посмотрел на неё. На её бледную, почти прозрачную кожу. На её тощую фигуру, на которой висела грязная ночнушка, словно мешок. Этот кусок ткани, вероятно, белел лет десять назад. Теперь он был серым, рваным и с пятнами, которые я даже не хотел анализировать.

Она не просто была частью этой комнаты. Она принадлежала ей.

Я опустил взгляд на письмо, все еще сжатое в руке. Это был единственный ответ на всё это.

Вскрыл конверт, вытянул лист бумаги и начал читать.

«Клайд,
Ты всегда казался мне отстраненным, живущим в каком-то своём мире. Мы не были так близки, как я был с твоими братьями. Между нами всегда был какой-то барьер, который я не мог преодолеть. Но знай, я любил тебя не меньше остальных».

Любил. Это слово звучало в голове, как фальшивая нота. Горькая, ненужная.

«Я знаю, что ты серьезный и умный, что ты всегда дорожил семьей. Ты никогда не совершал необдуманных поступков, и за это я гордился тобой. Да, Клайд, я гордился тобой. Иногда мне казалось, что ты даже старше Кайрена».

Я почувствовал, как грудь сжалась. Слова звучали так, будто он пытался успокоить свою совесть. Только после смерти.

«Именно поэтому я выбрал тебя».

Выбрал.

Я нахмурился, стараясь сдержать гулкую ярость, поднимающуюся где-то глубоко внутри. Я продолжил читать, проглатывая каждое слово.

«Эта кровь особенная. Каждые пятьдесят лет рождается одна Виллерс с уникальной кровью. Восемнадцать лет назад это была ее тетя. Теперь настал её черёд. Эта кровь помогает нам сохранять человеческий облик. Без нее вы начнете одичать. Потеряете себя. Вас выследят. Вас убьют».

Её кровь. Так вот почему мы ее пьем каждые три дня.

Я поднял глаза на эту девчонку, которая стояла напротив, словно в ожидании приговора.

Она была сосудом. Чертовым сосудом.

«Прошу тебя, Клайд, продолжить моё дело. Ты должен жениться. Это главный пункт договора. Моё наследие полностью перейдёт к тебе. Надеюсь, ты справишься».

Брак. Жениться.

Я сжал письмо так сильно, что бумага скрипнула в руках.

— Черт возьми, — выдохнул я, чувствуя, как раздражение нарастает.

Ещё раз окинул её взглядом, чувствуя, как внутри всё сжимается. Её ноги босые, грязные, едва касались пола. Она стояла так, будто любое движение могло выбить ее из равновесия.

И тут до меня дошло.

Она молчит.

Я замер.

Не потому, что не хочет говорить. А потому что не умеет.

Моё раздражение сменилось холодным осознанием, которое ударило меня в грудь. Она не знает, как отвечать. Она даже не понимает, что я ей сказал. Или понимает?

Я нахмурился, снова окинув её взглядом.

Эта одичавшая зверушка. Она провела здесь всю свою жизнь. В четырех чертовых стенах.

Она ничего не знает.

Мой взгляд скользнул по ее грязным рукам, по сжатым кулачкам, которые она прижимала к себе, словно это могла быть хоть какая-то защита.

Её мир — это эта комната. Эти стены. Эти каракули на стенах, выцарапанные в приступах отчаяния.

Она ничто.

Её жизнь — это существование в клетке.

— Ты даже не понимаешь, что я говорю, да? — сказал я, усмехнувшись. Мой голос сорвался в горький смех.

Её лицо оставалось пустым. Безэмоциональным. Но её глаза… Чёрт. Они говорили больше, чем её губы могли бы когда-либо.

Я сделал шаг вперёд.

Её взгляд дернулся, и она резко прижалась к стене, как будто надеялась, что я её не замечу. Глупая, как будто это могло её спасти.

Схватил её за запястье.

Кожа была холодной, тонкой, как пергамент.

— Ты ведь только и знаешь, как сидеть здесь, да? — усмехнулся я, склонив голову на бок. — Сидеть в углу, молчать и смотреть на стены. Твоя роль. Единственная роль.

Она дёрнулась, пытаясь вырваться, но моя хватка была железной. Её движения были рваными, отчаянными, но бессмысленными.

— Тихо, зверушка, — рявкнул я, перехватив её вторую руку, когда она попыталась ударить меня.

Её глаза блеснули. Ненависть. Чистая, сырая ненависть.

— Успокойся, — процедил сквозь зубы, глядя ей прямо в лицо. — Это ничего не изменит. Ты никуда не денешься.

Глава 4

Клайд

Три дня. Три долбаных дня мы не пили её кровь. И теперь я начинаю понимать, о чём говорил отец.

Это не просто голод. Это не обычное чувство пустоты, которое утоляется чужой кровью. Это что-то другое. Глубокое. Жгучее. Непрекращающееся. Оно прорастает изнутри, как яд, расползается по венам и заставляет мысли путаться. Обычная кровь так не работает. Она течет в горло, лишь утоляя жажду.

Человеческий облик начинает сбоить. Я вижу это по себе, по братьям. Челюсти напрягаются, клыки ноют, глаза становятся красными. Вены проступают под кожей, а движения становятся резкими, животными. Глубоко внутри просыпается что-то дикое. Голод смешивается со злостью и агрессией, превращая тебя в машину для убийства, которую хрен удержишь.

Но пока что я держусь. Как и они. Мы молчим, но каждый из нас знает, что я принесу им кровь. Теперь это моя обязанность, и в доме ни у кого нет сомнений, что ее кровь — моя ответственность. Но чья именно они не знают, и знать не должны.

Взял два пустых графина и раскладной нож. Мог бы обойтись и без него — одним движением клыков можно прокусить её кожу, но зачем утруждать себя? Нож — проще. Безэмоциональней. Механичней. Вместе с этим захватил тарелку с едой — бутерброд и пару нарезанных фруктов. Ничего особенного. Мой разум отказывался воспринимать это как заботу. Скорее, как кормежку пса, которого держишь на коротком поводке.

Подвал встретил меня привычным запахом — тяжелым, пропитанным страхом, ужасом и отчаянием. Пахло ею. И этот запах пробирался под кожу, будто хотел стать частью меня. Тихо втянул воздух и сразу пожалел об этом. Чёрт. От этого запаха пробегал холодок по позвоночнику.

Я открыл железную дверь и тут же услышал, как она дернулась. Глухой скрип кровати и быстрые шаги босых ног по бетонному полу. Она вскочила, прижавшись к стене. Глаза смотрели исподлобья — хищные, упрямые, и все же испуганные. Обозленный, загнанный зверек.

— Я принес тебе поесть, — холодно бросил, ставя тарелку на пол у ее кровати, как обычно ставлю миску для своего пса.

Она даже не взглянула на еду. Просто стояла, не двигаясь, ее взгляд сверлил меня. И это меня злило.

Звук ее сердцебиения был невыносимым. Ритм, быстрый и гулкий, отдавался в моей голове, словно бил в барабаны. Я слышал, как кровь пульсировала в ее венах, как она стучала по ее телу, и это было... чертовски раздражающе.

Сделал шаг вперед. Медленно. Хотя за секунду мог бы оказаться перед ней. Но мне было интересно. Интересно, что она думает? Сломается? Поддастся? Поддается ли она вообще хоть какому-то воспитанию?

Какой у неё голос?

Что первым она скажет?

— Мне нужно взять твою кровь, — спокойно сказал я, но даже сам услышал, как хрипло это прозвучало.

Она сузила глаза.

Кровь.

Это слово, похоже, было единственным, что она слышала в своей жизни чаще всего. Общался ли с ней отец? Говорил ли он ей те же слова? Или я уже становлюсь его копией? Я повторяю его действия? Так же захожу сюда, так же ставлю тарелку на пол, так же протягиваю руки, требуя, чтобы она отдала мне часть себя?

— Твоя кровь берется каждые три дня, чему удивляешься? — бросил я, делая еще один шаг вперед.

Я был почти вплотную. Ее дыхание ударило мне в кожу — резкое, прерывистое, слишком частое. Но она не дрогнула. Упрямая, как чертова кукла. Смотрела на меня так, будто могла прожечь дыру.

— Руку, — сказал я, протягивая свою ладонь.

Она не пошевелилась. Даже не взглянула на мою руку. Просто продолжала смотреть, ее глаза пылали вызовом.

Упрямая зверюшка.

Мой контроль треснул. Резко схватил ее за запястье и потянул вперед. Рука оказалась в моей ладони — тонкая, хрупкая, холодная. Я повернул ее запястьем вверх, глядя на едва видимый шрам. Вероятно, отец не всегда заживлял ей раны, и это были следы от старых надрезов.

Она напряглась, когда я достал нож. На этот раз отреагировала. Я почувствовал, как запах ее страха стал сильнее. Резкий, будоражащий. Он врезался мне в мозг, пробежался по телу, оставляя следы, как когти.

Я не церемонился. Резкий надрез, лезвие прошло по ее коже легко, как по мягкому воску. Она втянула воздух, зрачки расширились, дыхание сбилось. Тело затрясло, сердце забилось так сильно, что я услышал, как оно стучит где-то у меня в голове.

Кровь потекла. Теплая, густая, алая. Она стекала по ее руке и капала на мои пальцы, пока я не подставил графин.

Закрыла глаза. Просто стояла, дышала и, кажется, пыталась отрешиться от происходящего. Ее лицо было напряженным, но молчаливым.

Я наблюдал за ней всё это время. За тем, как ее грудь поднималась и опускалась. Как губы дрожали. Как ресницы опускались вниз, закрывая глаза от того, чего она не могла изменить.

Когда графин наполнился, я отставил его в сторону и вытащил второй. Сделал надрез на своем запястье — быстро, уверенно, не задумываясь. Моя кровь, густая и темная, заструилась в графин. Когда я наполнил его наполовину, я поднял его и протянул ей.

— Пей, — сказал хрипло, протягивая ей графин с моей кровью.

Она не двинулась. Только смотрела на меня снизу вверх, дыша тяжело и прерывисто. Ее глаза метались с моего лица на графин и обратно, словно она пыталась понять, что я с ней делаю. Хотя знала и проходила через это ни раз. Страх, ненависть, отчаяние — всё это отражалось в ее взгляде, как гребаный вызов.

— Я сказал: пей, — повторил жестче, моя рука с графином висела между нами.

Она снова не взяла. Снова это проклятое, молчаливое упрямство, которым она пыталась бросить мне вызов.

Меня передернуло. Эта девчонка... Эта дикая, упрямая зверюшка доводила меня до белого каления, а я не мог позволить ей ослушаться. Не мог позволить ей сломать этот ритуал.

— Ты хочешь, чтобы я повторил? — процедил сквозь стиснутые зубы.

Она не шелохнулась. Только глаза её сузились, полные дикой злобы, которую я чувствовал, как удар по лицу.

Глава 5

Глухой металлический звук разлетелся по коридору. Секунда тишины. Я прислонился спиной к стене, закрыл глаза и глубоко вдохнул. Этот чёртов запах — смесь страха, сырости и какого-то тупого, животного ужаса — всё ещё витал вокруг. Он не отпускал. Казалось, что он въелся мне в кожу, как будто я сам только что вышел из ее клетки.

Клетка.

Я открыл глаза и резко оттолкнулся от стены. Челюсть сжалась так, что зубы начали ныть.

Она.

Я чувствовал, как злость медленно растекается по венам, как яд. Этот короткий момент, эта сцена внутри клетки… Она смотрела на меня так, будто могла разорвать, если бы ей хватило сил. Чёртов вызов в её глазах. Чертова ненависть. Ее дерганые попытки вырваться, сжимающиеся в кулак руки.

Но что больше всего злило? Она бесполезна.

Абсолютно. Бесполезна.

Я пересек коридор большими шагами, чувствуя, как гнев все еще бурлит внутри. Да, я знал, что увижу там дикарку. Да, я понимал, что это… существо никогда не жило нормально.

Но видеть это своими глазами — это совсем другое.

Дикая, упрямая, лишенная хоть капли разума. Она даже не знает, что такое ложка. Я бы удивился, если бы она понимала, зачем вообще держать в руках еду, а не просто хватать ее зубами. Этот взгляд, эта злость — это все, что у нее осталось. Она зверь. Настоящий зверь в теле человека. Но слабый и беспомощный.

Я вошел в свою комнату и бросил графины на стол. Глухой звук стекла, ударившегося об дерево, эхом отдался в моей голове. Я опустился на кресло, снова потянулся к вискам и жестко потер лицо руками.

Думай, Клайд.

Ее бесполезность — это ее слабость. Это понятно. Но это же ее сила. Это то, что я могу использовать.

Она чистый лист.

Не то чтобы я был рад этому. Я бы с радостью избавился от нее прямо сейчас, если бы это было возможно. Но, черт возьми, отец оставил мне этот "подарок". И если мне придется с этим работать, то я сделаю это по своим правилам. Она не знает ничего. Она не умеет ничего. И в этом её плюс. Она не будет спорить. Не будет упрекать. Она даже не поймёт, что я делаю.

Я могу сделать из неё всё, что мне нужно.

Обучить ее ровно настолько, насколько это потребуется. Научить говорить. Научить сидеть. Научить держать вилку, смотреть вниз и молчать, когда это нужно.

Она будет моей женой. Формально. До тех пор, пока я не выполню условия контракта.

Я сидел за столом в своем кабинете, глядя на графин с ее кровью. Красная жидкость преломляла свет настольной лампы, и от этого зрелища меня передернуло. Не потому что я брезговал. Нет. Это не про кровь. Это про нее.

Её лицо стояло у меня перед глазами. Эти глаза — упрямые, злые, полные какой-то дикой ненависти, будто я виноват во всём, что с ней произошло. Её тонкое, грязное тело. Ее спутанные волосы, которые больше походили на грязную паклю, и ночнушка, висящая мешком, покрытая пятнами, о происхождении которых я даже не хотел думать. Она выглядела… чёрт, как кусок мусора.

Это злило.

Моя "жена".

Моя "будущая жена" выглядит так, будто её вытащили из помойки.

Я откинулся на спинку кресла, провёл рукой по лицу и закрыл глаза. Мысли в голове вертелись, как чёртов рой ос. Она нужна мне. Для контракта. Для дела. Для всего, что отец оставил мне в наследство. Но в её нынешнем состоянии она не просто бесполезна. Она отвратительна.

Чисто внешне — это дикая зверушка. Внутренне — ещё хуже. Сломанная. Грязная. Полностью лишенная даже намека на то, что можно было бы назвать человечностью.

И это надо исправить.

Я открыл глаза и медленно выдохнул. Она не сможет существовать в таком виде, как сейчас. Она не сможет выполнять то, что я от неё потребую, если я оставлю её в этом состоянии.

Во-первых, её нужно вымыть. Она грязная, как пес, заблудившийся в дождливый день. С этого надо начать. От нее воняет страхом, потом и сыростью, и этот запах все еще сидел у меня в ноздрях, словно я только что вышел из ее клетки.

Во-вторых, ее надо одеть. В нормальную одежду. Никаких больше рваных тряпок. Пусть выглядит хоть немного прилично.

Но дело не только во внешности.

Я приподнялся, облокотился на стол и посмотрел на свои руки. Я не справлюсь с этим один без того чтоб от нетерпения не свернуть ей шею. Она дикарка. И если я собираюсь из нее что-то слепить, мне нужны инструменты.

Тренировка. Воспитание. Дрессировка.

Я вспомнил об АБА-терапии — технике поведенческого анализа, которую используют для работы с теми, кто не понимает ни языка, ни норм. Этот подход как раз то, что мне нужно. Этого терапевта я сделаю ее дрессировщиком. Он научит ее выполнять базовые команды, как щенка. Сидеть. Молчать. Делать то, что ей сказали.

Но одной дрессировки мало.

Ее нужно научить говорить. С этим справится логопед. Если я собираюсь сделать из нее хоть видимость жены, она должна хотя бы открывать рот в нужный момент. Я хочу, чтобы она могла отвечать на вопросы и не выставляла себя полной идиоткой перед теми, кто будет на нее смотреть.

Я встал с кресла, потянулся к вискам и снова глубоко выдохнул. Это дерьмо будет стоить мне времени и сил. Это раздражало. Сильно.

Черт, я никогда не думал, что окажусь в такой ситуации. Никогда.

Подошел к окну и посмотрел на ночь, простирающуюся за пределами особняка. Она была там. Внизу. В своей клетке. Дикая, запуганная.

Она не знает, что ее ждет. Она не понимает, что я сделаю с ее жизнью.

— Ничего, зверушка, — пробормотал я, глядя в темноту. — Ты станешь тем, кем я хочу тебя видеть. У тебя просто нет другого выбора.

Ее внешний вид, ее состояние — все это неважно. Все это поправимо. Она будет подчиняться. Будет делать то, что я скажу. Я научу ее. Я заставлю ее стать тем, кем она должна быть.

Левое крыло.

Давно заброшенное, холодное, пропахшее затхлостью место. Оно идеально подходило для нее. Никто туда не ходил. Никто там не жил. Там было тихо, пусто, и самое главное — она не будет никому мешать.

Глава 6

Я прошел на левое крыло дома. Это место уже давно не использовалось. Пыль покрывала стены, воздух казался застоявшимся, но это все было не важно. Ей подойдет. Вполне.

Комната была небольшой, чуть больше той клетки, где она сидела все это время. У стены стояла кровать, самая обычная, одноместная. Рядом небольшой стол и стул. Минимум. Никаких лишних деталей, никаких острых предметов.

Окно. Единственное в этой комнате, с железными прутьями, чтобы не выпрыгнула. Не то чтобы она могла это сделать, но рисковать я не собирался.

К комнате примыкала маленькая уборная с душем и туалетом. Места было ровно столько, чтобы она могла повернуться. Надеюсь, у нее хватит ума не утопиться в этом душевом поддоне. Хотя… все возможно.

Облокотился на стену, почесал подбородок и оглядел комнату. Все.

— Ладно, — пробормотал я себе под нос.

Оттолкнулся от стены и направился к выходу.

Вчера мы все выпили ее кровь. Она была в наших венах, оживляя, успокаивая, притупляя этот голод. Но я чувствовал, что с каждым разом она действует все меньше. Раньше ее хватало на трое суток. Сейчас едва на день. Это бесило.

Моя сущность возвращалась быстрее, чем я успевал с этим справляться. Злость, голод, эта дикая жажда… Обычная кровь не помогает. Вены пульсируют, животное внутри меня рвется наружу.

Почему?

Почему, черт возьми, отец ничего об этом не сказал? Почему он оставил мне эту проблему и ни слова не обмолвился, что так будет?

Я разберусь. Я выясню, в чем дело.

Но сначала нужно решить то, что передо мной сейчас.

Я уже установил камеры в этой комнате. Они дадут мне полный контроль. Я буду видеть все: как она двигается, что делает, как реагирует.

Когда комната была готова, я выбрал подходящее время. Братьев не было дома, и никто мне не мешал. Все должно было пройти без лишнего внимания.

Я вернулся в подвал.

Как только я открыл дверь, увидел привычное зрелище. Она сидела на своей кровати, но, услышав звук, резко вскочила. Прижалась к стене, как всегда. Ее взгляд, полный страха и упрямства, врезался в меня, но уже не был для меня чем-то новым. За два дня я почти привык.

— Ты переезжаешь, — холодно бросил я.

Она напряглась, ее дыхание стало частым, прерывистым, но я не дал ей времени на раздумья. За секунду оказался перед ней, схватил её за руку и потянул за собой.

Она дернулась, ее босые ноги заскользили по полу. Пятки уперлись в бетон, она попыталась вырваться. Бесполезно. Зверюшка, пытающаяся противостоять первородному вампиру, — это почти смешно.

— Не смей, — рыкнул я, не останавливаясь.

Мы вышли из её комнаты, и она вдруг замерла. Я почувствовал, как ее рука в моей слегка ослабла.

Я кинул на нее взгляд. Она смотрела на коридор. Этот серый, холодный коридор, ведущий к ступенькам. Ей даже это было интересно.

Серьёзно?

Ее глаза скользили по стенам, по потолку, по каждой детали. Этот чертов взгляд… В нем было что-то странное. Детское.

Мы поднялись по ступенькам, я открыл дверь подвала, и мы вышли в коридор особняка.

Она остановилась.

— У нас нет времени, — бросил я, потянув ее дальше.

Она больше не сопротивлялась, но я чувствовал, как ее рука дрожит в моей. Она шла за мной, но ее взгляд метался из стороны в сторону, изучая буквально все вокруг. Она смотрела на стены, на картины, на мебель, будто пыталась запомнить каждую мелочь.

Ее зрачки расширились. Сердце стучало громче, чем я когда-либо слышал. Этот звук бил в голову, как барабанный ритм.

И тут на нее упал луч света.

Она зажмурилась резко, словно это было больно. Дернулась назад, пытаясь выдернуть руку из моей.

Солнце.

Она не видела солнца.

Я остановился, но не отпустил её.

— Идем, — сказал спокойно, хотя внутри было странное чувство раздражения.

Она сопротивлялась, но продолжала идти. Ее рука в моей тряслась, босые ноги бесшумно скользили по полу. Я чувствовал, как она снова дрожит, как сердце все еще бьется слишком громко.

Мы дошли до левого крыла.

Она продолжала оглядываться. Интерес к каждой мелочи бросался в глаза. Как ребенок, впервые вырвавшийся за пределы своей комнаты.

— Хватит пялиться, — пробормотал, остановившись у двери.

Достал ключ, открыл замок и толкнул дверь.

Мы вошли внутрь, и я захлопнул ее за нами.

Она остановилась. Замерла.

Я отпустил ее руку и отошёл в сторону, наблюдая за ее реакцией.

Осмотрела комнату. Медленно, внимательно. Взгляд скользил по кровати, по столу, по стулу, по каждой детали.

А потом она заметила окно.

Резко подбежала к нему.

Мгновенно, в долю секунды, я переместился к ней.

Но она не сделала ничего. Просто смотрела. Ее руки коснулись прутьев, а глаза расширились.

Смотрела на это окно так, будто никогда не видела ничего прекраснее. Как ребенок, которому впервые подарили игрушку.

Ее грудь тяжело вздымалась. Она дышала быстро, шумно.

Я смотрел на нее, чувствуя странное напряжение.

Эта дикарка… Это дикое существо…

И она — моя будущая жена.

— Ладно, — выдохнул я, наблюдая, как она все еще стоит у окна, прижимая ладони к прутьям и не отрывая взгляда от серого, унылого пейзажа снаружи. — У меня нет на это времени.

Ей хватит времени на разглядывание этой комнаты потом. Когда я уйду. Сейчас нужно ее вымыть. Срочно.

— Эй. — Позвал я, но тут же осекся. Челюсть сжалась от раздражения. Так и буду её звать? Эй? Зверюшка?

Я смотрел на нее. Все, что приходило в голову, были клички. Для животных. Собачьи имена, кошачьи, ничего другого. Она ведь и есть зверь, дикая, неразумная.

Но тут она оглянулась. Медленно. Ее светло-голубые глаза встретились с моими, и в этот момент я задумался. Оникс.

— Оникс, — произнес я. Голос звучал твердо, будто это не просто слово, а окончательное решение.

Глава 7

Я не знаю, сколько кругов я навернул по этой проклятой комнате, пока они были в уборной. Туда-сюда, снова и снова. В голове клубилось раздражение, как густой дым. Всё, что я слышал, — это мое собственное дыхание и тяжёлые шаги по деревянному полу.

В ванной было слишком тихо.

Что они там делают? Почему это так долго?

Может, она испугалась нового человека? Но я не чувствовал запаха страха. Это было что-то другое. Наивное. Непонятное. Неужели она просто подчинилась?

Я остановился на секунду, бросил взгляд на дверь, затем снова двинулся. Мои руки сжались в кулаки. Эта тишина выводила меня из себя.

И тут дверь открылась.

Я резко обернулся, взгляд мгновенно сфокусировался на выходе.

Первой вышла Марта. Она выглядела спокойно, кивнула мне, и я видел в её глазах облегчение. Без единого слова она развернулась и вышла из комнаты, оставив нас.

И тогда я увидел её.

Я замер.

Передо мной стояла не та дикарка, которую я знал. Это была другая картина.

Светлые, длинные волосы теперь доходили до ее бедер, чистые и блестящие, как будто они никогда не были спутаны грязью. Её лицо… это было лицо девушки, а не того замученного существа, которого я тащил из подвала. Чистая кожа, ровные черты, глаза — огромные, светло-голубые, яркие.

Она была одета.

Белая блузка с длинным рукавом, с перевязкой шнурка на груди, приоткрывающим ключицы. Без плеч. И чёрные джинсы, облегающие её тело так, что каждая линия, каждое движение становилось заметным.

Я молча смотрел на неё, не в силах сказать хоть слово.

Это была красивая девушка.

Безумно красивая.

И это меня взбесило.

Мой мозг не сразу смог уложить это в голове. Всего пару часов назад она была грязной, запуганной, напуганной зверюшкой, прижавшейся к стене, а теперь… теперь передо мной стояла та, на которую никто и не подумает смотреть как на дикарку.

Словно с первого взгляда никто бы не понял, что это всего лишь оболочка. Что внутри она все еще та же самая.

Та же зверюшка.

Я сделал шаг вперед. Она подняла глаза на меня, и я заметил, как ее дыхание ускорилось. Она не дышала так тяжело, как раньше, но я видел, что она напряжена. Оникс была… насторожена, но в ее взгляде уже не было ярости. Не было этого животного страха.

И я не мог понять, что именно изменилось.

Обертка готова. Осталось разобраться с начинкой.

Оникс выглядела почти как человек. Почти. Эта чистая одежда, волосы, лицо — все это было иллюзией. Мыльный пузырь, который мог лопнуть в любой момент. Ее вид теперь больше не раздражал меня, но это ничего не меняло.

Я решил, что пора действовать. Позвонил АБА-терапевту, с которым заранее договорился. Его рекомендовали как лучшего в городе. Возрастной мужчина с легкой сединой, уверенный, с опытным взглядом. Такого я искал. Он пришел быстро.

— Проходите, — бросил я коротко, заводя его в комнату.

Он вошел следом за мной, и я сразу услышал это. Стук сердца Оникс. Громкий, отчетливый, почти гулкий. Она всегда так реагировала на новых людей. Ее взгляд метнулся к нему, но не в страхе, как я ожидал. Там было любопытство.

Любопытный, но настороженный взгляд.

Она стояла у стены, будто не знала, куда деть себя, и смотрела то на него, то на меня.

— Ее зовут Оникс, — холодно сказал я, сложив руки на груди и глядя прямо на нее. — Она не умеет разговаривать. Не умеет, черт возьми, ничего.

Я перевел взгляд на терапевта, который смотрел на нее с профессиональным спокойствием.

— Дикая, — добавил я. — И твоя задача это исправить.

Мужчина кивнул, задумчиво сжав губы. Его взгляд ненадолго задержался на ее лице, словно он пытался ее прочитать. А она продолжала смотреть на меня. В ее глазах было что-то странное. Интерес. Непонимание. Как будто она пыталась разложить меня на части, понять, почему я сказал это.

Я проигнорировал ее взгляд.

— Бьется? Кусается? — вдруг спросил он.

Я прищурился.

Я бы сказал ему, кто тут кусается.

— Надеюсь, что нет, — кинул я, сухо усмехнувшись.

Мужчина кивнул, его лицо было спокойным, но в глазах мелькнуло легкое напряжение.

— Я оставлю вас, — сказал, направляясь к двери. — Если что, кричи.

Его глаза на мгновение округлились. Он не был уверен, шутка это или предупреждение. Меня это развеселило. Но я не стал объяснять. Просто вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Остановился в коридоре и глубоко вздохнул.

Это облегчит мою жизнь. Немного.

С ней буду заниматься не я. Купать ее буду не я. Следить за ней, учить, прививать эти гребаные "манеры" — все это будет делать терапевт и Марта.

Моя задача проста. Заходить сюда, смотреть, есть ли результат. Забирать ее кровь, когда она понадобится.

И все.

Я не собирался тратить на нее больше времени, чем это было необходимо.

Чем быстрее она всему научится, тем лучше. Чем быстрее я сыграю эту чертову свадьбу, тем быстрее власть перейдет ко мне. Все, как хотел отец. Почему он этого хотел? Это вопрос, на который у меня до сих пор нет ответа, но времени разбираться уже нет.

Я прошелся по длинному коридору, весь в своих мыслях, шаги глухо отдавались эхом в пустом пространстве. Все казалось бы спокойно, но даже здесь, на расстоянии, я слышал ее сердце. Слишком быстрое, слишком громкое. Этот звук проникал в голову, сбивал меня с мыслей, тянул назад.

Снова остановился. Челюсти сжались.

— Черт, — выдохнул, развернулся и пошел обратно.

Когда я открыл дверь в комнату, меня встретила интересная картина.

Оникс сидела на столе. Сжавшись, обхватив колени руками, словно готовясь защищаться. В руках она держала карандаш, как оружие, острием вверх. И ее взгляд сразу впился в меня, как только я появился в проеме.

Она выглядела, как дикая кошка, зажатая в углу, готовая выпустить когти.

Я медленно перевел взгляд на терапевта, который стоял напротив нее, выглядел так, будто хотел сбежать.

Глава 8

Клайд

Правое крыло всегда отличалось от остальных частей нашего дома. Это место было словно воплощением изысканной роскоши, в которой можно утонуть. Высокие потолки, массивные люстры из черного хрусталя, картины в золотых рамах на стенах — мрачные, драматичные сцены, которые отец собирал по всему миру. Каждая деталь в этом зале кричала о власти. Здесь пахло старым деревом, вином и чем-то острым, почти металлическим.

В центре зала, вокруг низкого кофейного столика из черного мрамора, стояли диваны и кресла, обитые тяжелой темно-зеленой тканью. Свет от камина отражался в полированных поверхностях, добавляя теней, которые словно плясали на стенах.

Мы сидели в этом зале все шестеро, братья клана Вандор-Бельмонте. Каждый на своем месте, как фигуры на шахматной доске.

Я устроился на подлокотнике одного из кресел, сложив руки на груди. Это был привычный жест, почти защитный, но больше для себя, чем для кого-то другого. Мой взгляд был направлен на старшего, Кайрена, который сидел напротив, вальяжно раскинув руки по спинке дивана. Он был слишком расслаблен, слишком уверен в своей позиции.

— Как все уже догадались, отец не оставил никому письмо, где он передает свое дело кому-то, — начал он, его голос был низким, ровным, почти ленивым, но в нем звучала сталь.

Мой взгляд сузился.

— Поэтому, как старший брат, — продолжил он, не удосужившись взглянуть на кого-либо из нас, — я беру дело в свои руки. По наследству оно переходит ко мне, если отец больше никому его не передал.

В зале повисла напряженная тишина. Каждый из нас вслушивался в его слова, переваривая их. Родерик слегка нахмурился, словно хотел возразить, но промолчал. Валенс, стоящий у стены, выглядел так, будто его это абсолютно не касалось. Он лениво поправил ремешок часов на запястье и с легким одобрением кивнул:

— Все честно, Кайрен.

Я сел в кресло молча, чувствуя, как внутри все закипает. Мои руки сжали подлокотники кресла так сильно, что если бы это был не старинный дуб, он давно бы сломался.

— Надеюсь, возражений не будет, — добавил Кайрен, склонив голову набок и глядя прямо на меня. — И нам не придется ссориться.

Я заставил себя выдохнуть. Спокойно, Клайд. Твоя очередь еще не пришла.

— Ссориться? — я хмыкнул, хотя внутри едва сдерживал желание сорваться. — Какая любезность.

— Это не любезность, Клайд, — Кайрен выпрямился, его глаза блеснули, как два лезвия. — Это необходимость. Кто-то должен взять это на себя. И это буду я.

— Почему ты так уверен? — резко спросил Родерик, наконец решивший открыть рот.

— Потому что так должно быть, — ответил Кайрен, глядя на него так, словно тот задал вопрос, не заслуживающий внимания. — Это логично. Старший брат. Опыт. Сила.

Я сжал зубы, чувствуя, как мои клыки слегка выдвинулись.

Если бы он только знал. Если бы все они знали.

Отец действительно оставил свое дело кому-то. Мне. Но я не мог сказать это сейчас. Не мог выложить правду. Как бы мне ни хотелось.

Потому что, чтобы забрать все, я должен выполнить условие. И это условие — свадьба. На смертной.

Я молчал, слушая, как Кайрен продолжал свою речь.

— Отец всегда говорил, что клан должен быть сильным, — его голос звучал спокойно, почти как у учителя, объясняющего очевидное. — Что решения должен принимать тот, кто способен это делать. И я уверен, что никто из вас не будет спорить с тем, что я — это тот, кто способен.

Я усмехнулся, тихо, почти незаметно.

— Никто не спорит, — сухо произнес я, поднимая взгляд на него. — Пока.

Кайрен повернул голову ко мне, его брови едва заметно приподнялись.

— Пока? — повторил он.

Я чуть склонил голову набок, улыбаясь краем рта.

— Время покажет.

— Ты всегда был загадочным, Клайд, — он усмехнулся, но его взгляд остался острым. — Но я надеюсь, ты понимаешь, что спорить с этим решением бесполезно.

Я ничего не ответил.

В голове у меня уже был план. Все, что нужно — дождаться момента. Момента, когда контракт перейдет ко мне. Когда я возьму это чертово наследство и поставлю точку.

Оникс — мой козырь. Она та, из-за которой мы все сохраняем человеческий облик. Та, из-за которой клан Вандор-Бельмонте еще стоит на вершине. И она моя.

Я женюсь на ней. Выполню контракт. Возьму все, что принадлежит мне по праву.

И тогда, Кайрен… ты будешь последним, кто встанет у меня на пути.

— Кстати… к чему я это говорю, — голос старшего брата разорвал повисшую в зале напряженную тишину.

Он говорил спокойно, даже лениво, но в его словах уже чувствовалась затаенная ярость, которая буквально витала в воздухе, заставляя нас всех сосредоточиться на нем.

— Пока мы просиживаем задницы тут, — продолжил он, тон стал острее, резче, — Падальщики разгуливают по улицам и в открытую жрут людей.

Он резко подался вперед, сложив руки в замок на коленях. Глаза Кайрена горели, как раскаленные угли, и даже в его расслабленной позе ощущалась скрытая угроза.

Падальщики.

Слово, которое звучало как плевок. Как проклятье.

Твари, которые имели лишь облик вампиров. Лишь жалкую тень того, кем были мы. Монстры. Одичавшие ублюдки, которых жажда крови сделала зверями. Они были нашей темной стороной, нашей возможной судьбой. Тем, во что мы превратимся, если потеряем человеческий облик. Если потеряем кровь. Если потеряем Оникс.

— И где Тенеры? — с раздражением бросил Родерик, его голос был напряженным, словно он сдерживал гнев. — Почему они не отлавливают их?!

— Потому что их стало больше, — отрезал Кайрен, его взгляд был таким острым, что им можно было резать сталь. — И потому что мы начали забывать про клан Отшельников.

В зале повисла пауза.

Клан Отшельников. Эти ублюдки всегда были где-то в тени. Мы знали о них. Знали, что они не отказываются от своего облика монстров. Что они считают нас предателями, мразями, которые отказались от своей природы ради власти, ради маскарада. Но сейчас...

Глава 9

Клайд

Разговор с Кайреном все еще гудел в моей голове, как назойливый звон. Этот ублюдок упрям, как чертов баран, и не видит дальше своего собственного носа. Он так одержим своей властью, что не замечает, как петля вокруг нашего клана затягивается все сильнее. Отшельники уже здесь. Они не просто наблюдают за нами из тени, они ищут момент, чтобы вломиться в наш мир и разорвать нас в клочья. А Кайрен? Он все еще играет в короля.

Я шагал по коридору в левое крыло, чувствуя, как каждый шаг отзывается глухим эхом в пустоте. Руки сжаты в кулаки, челюсти стиснуты так сильно, что едва не скрипят зубы. В голове был только один вопрос: успею ли я вовремя? Успею ли взять все в свои руки, пока этот идиот не похерил все, что мы строили веками?

Черт возьми, Оникс, давай. Двигайся. Учись. Начни становиться человеком. Начни слушать. Начни быть полезной.

Ты — мой шанс. Мой контракт. Моя победа.

Я свернул за угол, заметив, что терапевт уже стоит у ее двери. Мужик держался прямо, но выглядел слегка напряженным. Неудивительно. С Оникс работа не из легких. Может и карандашом пырнуть.

Без лишних слов я открыл дверь и вошел в комнату.

Оникс не прижималась к стене, как всегда это делала, но все же ее реакция была резкой. Тут же подскочила с кровати, словно кто-то включил сигнал тревоги. Но ее взгляд... всегда только на меня.

Она смотрела прямо мне в глаза, и этот взгляд снова сбил меня с толку. Никакого страха. Только напряженность и... ожидание?

Ее внимание всегда было сосредоточено на мне. Будто терапевт вообще не существовал.

Я вздохнул, глядя на нее.

— У меня много дел, — сказал я безэмоционально. — Оставлю тебе коробку с конфетами. Попробуй... справиться с ней.

Мой голос был холодным, отрезающим. Я не ждал ответа ни от нее, ни от терапевта. Просто развернулся и вышел из комнаты, оставив их вдвоем.

Закрыл за собой дверь, и ярость тут же вернулась.

Если она снова откажется заниматься, если она снова будет дергаться, я просто взорвусь. Мои нервы уже на пределе.

Я выпил пару пакетиков крови, но это не помогло. Все внутри кипело, будто кто-то залил в меня лаву. Я хотел рвать. Хотел метать. Все это дерьмо с Кайреном, с Падальщиками, с Отшельниками...

И ты, зверушка. Ты, черт возьми, лучше постарайся сегодня. Лучше слушай. Лучше учись. Потому что если нет...

Я провел рукой по волосам, выдохнув сквозь сжатые зубы.

Вышел из особняка, громко захлопнув за собой дверь, и на несколько секунд остановился на пороге.

Первый снег. Маленькие, почти невесомые хлопья медленно кружились в воздухе, падая мне на плечи, на волосы, на лицо. Холод, который смертные боятся до дрожи, наоборот, приносил мне странное чувство... тепла? Нет, не тепла. Скорее ясности. Он возвращал меня в чувство, вытаскивал из той ярости, которая копилась внутри.

Я глубоко вдохнул зимний воздух, ощущая, как его свежесть наполняет мои легкие. На секунду мне даже стало легче. Но эта иллюзия быстро рассеялась.

Достав телефон из кармана, я набрал Чеда. Мои пальцы быстро скользили по экрану, пока я подносил трубку к уху.

Гудки. Один. Второй. Ответил.

— Как обстоят дела в западной части города? — спросил я холодно, засовывая другую руку в карман пальто.

Стоял, выдыхая облака пара на морозном воздухе, и смотрел вдаль. Снег ложился на землю тонкой пеленой, будто накрывал город мягким белым покрывалом. И эта мертвая красота только подчеркивала ту гниль, что разрасталась внутри.

— Я... я не могу докладывать эту информацию вам, — прозвучал голос Чеда на другом конце.

Я замер.

Не могу?

— Ты уверен в этом? — произнес я медленно, тихо, словно наслаждаясь каждым словом.

На том конце повисла напряженная тишина.

— Я быстро передвигаюсь, Чед. Через минуту могу уже оказаться на западной части города. Прямо перед тобой, — добавил с ехидной усмешкой, чувствуя, как в голосе проскользнуло что-то острое, хищное.

Ответом мне было тяжелое дыхание.

Правильно. Есть чего бояться. Кого.

— На горизонте все чаще стали появляться Отшельники, — наконец проговорил он, сглатывая. Его голос дрожал. — Их все больше, и они все ближе.

Я стиснул зубы, чувствуя, как напряжение пробегает по телу.

— И это все? — спросил я жестко.

Уверен, что это далеко не все.

Кайрен. Черт возьми, Кайрен. Он скрывает информацию.

Мои пальцы сжали телефон так сильно, что он едва не треснул в руке.

Они все ближе. И их все больше.

Даже это не пугает тебя, Кайрен? Ты все еще надеешься, что сможешь отсидеться в своем троне и "разрулить" все словами? Чего ты, черт возьми, ждешь?

В ярости засунул телефон обратно в карман. Снег продолжал падать, но теперь он раздражал меня. Эта мнимая спокойная зима не соответствовала хаосу, что происходил внутри.

Я развернулся и направился обратно в особняк. Мои шаги звучали резко, отрывисто, каждый удар обуви по снегу отдавался, словно ритм боевого барабана.

Вернувшись в дом, я почувствовал, как внутри все бурлит. Вся эта хрень.

Закрыл за собой дверь, ее глухой звук отрезал меня от зимнего холода.

Но внутри было не легче. Только темнее.

Открыл дверь в комнату Оникс и сразу услышал раздраженный голос терапевта. Слова были мягкими, но я чувствовал в них усталость и разочарование. Он продолжал пытаться достучаться до нее, но это звучало так, словно он разговаривал со стеной.

— Оникс, ты слышишь меня? Просто посмотри сюда. Подойди ко мне. Это не сложно, — голос дрожал от натянутого терпения.

Я скользнул взглядом по комнате. Терапевт стоял посреди нее, сжав руки в замок, как будто молился, чтобы она хоть как-то отреагировала. Но она его просто игнорировала.

Оникс стояла у окна, почти замерев. Ее тонкие пальцы сжимали край занавески, а глаза... большие, светлые, наполненные каким-то странным, наивным удивлением.

Глава 10

Клайд

Я продолжал листать бесконечные статьи и форумы, методично поглощая информацию, как машина. В каждой из них кто-то пытался рассказать о лучших способах обучения тех, кто не хочет учиться, кто сопротивляется. В одной из них, среди кучи банальных советов, я увидел что-то, что заставило меня остановиться.

"Телевизор. Визуальная информация. Фильмы и видео могут стать мощным инструментом для обучения, особенно если человек привык концентрироваться на движущихся объектах."

Телевизор?

Я закатил глаза. Черт возьми, звучит как очередное бессмысленное изобретение для ленивых людей, но, возможно, в ее случае это может сработать. Она ведь все равно ничего не понимает, ни о чем не знает. Ее разум — чистый лист. Визуальные образы могут зацепить ее, разбудить какое-то простейшее понимание.

Поднялся с кровати, злобно рванул с вешалки рубашку и направился в сторону ее комнаты. В руках я нес огромную коробку с телевизором. Вес почти не чувствовался, но раздражение... оно висело где-то рядом, как тяжелое облако.

Когда я вошел, она стояла посреди комнаты. При звуке открывающейся двери ее тело напряглось, а взгляд сразу же метнулся ко мне. Она всегда смотрела только на меня. Чертова привычка.

Но в этот раз ее взгляд сместился. Она заметила коробку.

Я прошел в комнату и, не обращая на нее внимания, поставил телевизор на низкую тумбу. Оникс молча наблюдала. Глаза, как два ледяных омута, перебегали с коробки на меня, с коробки на мое лицо, будто пытались разгадать мои намерения.

Разрезал упаковку, собрал телевизор, подключил его к розетке и взял пульт. Она инстинктивно отступила на шаг, прижавшись к стене, и теперь смотрела на устройство, как на что-то, что может взорваться в любой момент.

— Телевизор, Оникс, — сказал я холодно, нажав на кнопку включения.

Экран загорелся, и в комнате раздался шум. Это был первый попавшийся фильм, что-то старое, с громкими звуками и яркими вспышками.

Взгляд тут же переключился на экран. Я заметил, как она замерла, словно время остановилось. Глаза, большие, как у ребенка, отражали мелькающие кадры. Я видел, как ее дыхание стало тише, как она все свое внимание сосредоточила на этом новом для нее явлении.

Она на мгновение перевела взгляд на меня, изучающий, странный, будто проверяла, не обман ли это. Я почувствовал ее взгляд боковым зрением, но не ответил. Я намеренно не смотрел на нее. Пусть учится концентрироваться.

— Телевизор, Оникс, — сказал я снова, сдавленно, как рычание.

И она посмотрела обратно на экран. Отлично.

Я встал, наблюдая за ней еще минуту, затем вышел из комнаты. Мне не нужно было далеко уходить. Я чувствовал ее дыхание, шаги, каждый вздох. Она была в пределах моего восприятия.

Звук телевизора заполнил коридор. Какое-то время я слышал только его, а потом... тишина. Тишина, нарушаемая лишь голоса актеров и фоновая музыка.

Что она делает?

Зашел обратно.

То, что я увидел, застало меня врасплох.

Она сидела на полу, поджав под себя ноги, обхватив их руками, и смотрела в экран. Лицо было расслабленным, а взгляд прикован к изображению на экране.

Я остановился в дверях, наблюдая за ней. Это была не дикарка, не зверек, который бросается на все незнакомое. Это был кто-то... другой. Взгляд наполнен интересом, тихим любопытством, будто она впервые начала осознавать, что существует мир за пределами ее клетки.

Мир, который я ей показал.

Она не отрывала глаз от экрана. И я почувствовал странное облегчение.

— Хорошо, Оникс, — пробормотал, больше для себя, чем для нее. — Ты начала слушать.

Я остался стоять, наблюдая за ней еще несколько секунд. Затем молча вышел.

Ночной воздух резанул лицо, когда я вышел из особняка. Все было тихо, спокойная иллюзия, будто весь мир замер в ожидании. Я остановился на крыльце, достал телефон и посмотрел на экран. Камеры. Она была там, в своей комнате. Телевизор все еще работал, в углу виднелся ее силуэт — она сидела на полу, неподвижно, как статуя, с таким же пристальным вниманием, каким она смотрела на меня в первый день.

Я смахнул экран, убирая изображение. Все под контролем. Я всегда могу проверить, чем она занята, где она. Ее движения, дыхание — все это в моих руках.

Закрыл дверь особняка, направился к машине. Ключи скользнули в замке зажигания, мотор взревел. Я выехал с участка.

Телевизор... Это была чертовски хорошая идея. С ее помощью она будет видеть, учиться, копировать, запоминать. Возможно, даже начнет повторять. Я сжал руль сильнее, мельком оглядывая ночной город.

Неоновые вывески и фонари отражались в окнах машин, мокрый асфальт блестел под светом, словно зеркало. Ночной Шэдоу-Хейвен всегда был живым, хотя никто и не знал, насколько глубока эта иллюзия.

Я гнал машину, но в голове крутилось только одно — она.

Оникс.

Она как заноза, застрявшая в моих мыслях. Раздражает. Выводит из себя. Но я все равно думаю о ней. Она начала иначе реагировать на меня. Ждать? Нет. Не меня. Она ждет, когда я придумаю для нее что-то новое. Еще одно развлечение.

Ну, я придумаю. Еще много. И все это будет мне на пользу.

Передо мной возник огромный, подсвеченный неоновым светом клуб. Наш клуб. Темная архитектура, высота в несколько этажей, стеклянные двери, через которые внутри видно только легкие силуэты. Большие буквы на вывеске — "The Veil".

Это место принадлежит нам, Вандор-Бельмонтам. Сюда не пускают обычных людей. Либо загипнотизированные, либо свои. И те, кто задает вопросы, быстро получают ответы: приватный клуб. Кто может возразить? Никто.

Я оставил машину у входа, как всегда. Открыв двери, я вошел в шум и хаос, царивший внутри.

Неоновые огни, вспышки света, музыка, которая, кажется, пробирается прямо под кожу. Девушки в обтягивающих платьях, танцующие на платформах. Некоторые из них — смертные, загипнотизированные до полной покорности. Другие — вампиры, такие же хищники, как я.