Утро в степи было не таким, как в лесу. Здесь не было плотной, влажной тишины, лишь бескрайнее небо над головой и свежий, прохладный ветер, несущий запахи сухих трав и далёкой свободы. Алати проснулась не от кошмара, не от тревоги, а от ощущения удивительной лёгкости в теле. Впервые за долгое время она чувствовала себя по-настоящему выспавшейся, отдохнувшей, физически живой. Боль в мышцах, постоянное напряжение, что сковывало её с момента перемещения, отступили, оставив лишь приятную усталость.
Она потянулась, чувствуя, как каждый сустав отзывается с благодарностью. Открыв глаза, она увидела над собой бескрайнюю синеву, прорезанную лишь редкими облаками. Воздух был чист и свеж, и в нём не было ни намёка на ту гнетущую магию, что пропитывала древний лес.
Где-то рядом потрескивал небольшой костёр. Алати повернула голову и увидела Элэриса. Он сидел на корточках, помешивая что-то в небольшом котелке, подвешенном над огнём. Его волосы были растрёпаны, а на щеке виднелась полоска сажи, но в его движениях была какая-то непривычная мягкость. Он не выглядел таким напряжённым, как обычно.
Запах жареного мяса и травяного отвара приятно щекотал ноздри. Алати села, подтянув колени к груди, и наблюдала за ним. Он не заметил, что она проснулась. Или делал вид.
— Что, опять трава? — проворчала она, пытаясь придать голосу привычный сарказм, но получилось скорее сонно и чуть хрипло.
Элэрис вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Он медленно повернул голову, и на его губах появилась лёгкая, почти незаметная улыбка.
— Доброе утро, Спящая Красавица, — ответил он, его голос был мягким, без обычной колкости. — Нет, не трава. Сегодня у нас… сюрприз.
Он кивнул на котелок.
— Повезло. Вчера поймал пару степных куропаток. Думаю, тебе понравится.
Алати удивлённо приподняла бровь. Куропатки? От Элэриса? Это было неожиданно.
— Ты… охотился? — спросила она, не скрывая удивления.
— А что, по-твоему, я делал, пока ты храпела? — в его голосе промелькнула привычная ирония, но она была такой лёгкой, почти ласковой. — Кто-то же должен заботиться о нашем пропитании. Не все же могут питаться солнечным светом и сарказмом.
Алати фыркнула, но в её груди разлилось странное тепло. Он заботился. Не так, как раньше, когда это было частью его плана, а… просто так.
— А ты, значит, у нас теперь добытчик? — она чуть улыбнулась. — И как, успешно?
— Более чем, — он поднял котелок и поставил его на землю рядом с ней. — Ешь. И не ворчи.
Он протянул ей деревянную ложку. Алати взяла её, чувствуя тепло дерева в руке. Она зачерпнула мясо с травами. Вкус был простым, но невероятно насыщенным.
— Неплохо, — признала она, стараясь сохранить невозмутимый вид. — Для эльфа.
Элэрис усмехнулся.
— Я рад, что смог угодить вашему высочеству.
Они ели в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием костра и шелестом ветра. Но эта тишина была другой. Не напряжённой, не наполненной невысказанными вопросами. Она была… уютной.
Алати украдкой взглянула на него. Он смотрел на горизонт, его профиль был чётким на фоне восходящего солнца. В его глазах не было прежней одержимости, лишь спокойная задумчивость. Она чувствовала, как тонкая нить доверия, осторожного, почти невидимого, протягивается между ними.
— Ты… ты хорошо спала? — спросил он вдруг, не поворачиваясь.
Алати кивнула.
— Да. Впервые за долгое время.
— Это хорошо, — тихо произнёс он. — Тебе нужны силы.
Она не стала спрашивать, зачем. Просто кивнула. В этом новом дне, под бескрайним небом степи, между ними зарождалось что-то новое. Что-то, что было гораздо глубже любых планов и предназначений. Что-то, что они оба пока боялись назвать.
***
Завтрак закончился, и они собрали свой нехитрый лагерь. Солнце уже поднялось высоко, и степь начинала прогреваться. Алати чувствовала прилив сил, но в то же время в ней росло лёгкое беспокойство. Куда они теперь? Лес остался позади, его древние тайны и магия, казалось, остались там же.
— Куда теперь? — спросила она, когда Элэрис закончил тушить остатки костра. — Мы же не собираемся вечно бродить по степи?
Элэрис выпрямился, его взгляд снова стал более сосредоточенным, деловым. Тот лёгкий, почти флиртующий тон, что был за завтраком, исчез, уступив место привычной серьёзности.
— Нет, конечно, — ответил он, поправляя перевязь с мечом. — Нам нужно к людям.
Алати нахмурилась.
— К людям? Зачем? Ты же… не очень их любишь.
Он усмехнулся, но без веселья.
— Дело не в любви, Алати. Дело в необходимости. Мир болен, ты это видела. Развоплощение распространяется. И одними эльфами его не вылечить. Нам нужны союзники.
— Союзники? Среди людей? — в её голосе сквозило недоверие. Она помнила, как люди относились к ней, к её "странностям".
— Именно. Есть один граф. Граф Эйден. Его земли граничат с нашими, с землями шаири. Он… неглуп. И не так зашорен, как многие другие. У него есть влияние.
Ночь опустилась на деревню, принеся с собой прохладу и относительную тишину. После напряжённого дня, проведённого в трактире, где Элэрис вёл долгие и изнурительные переговоры с графом Эйденом, Алати чувствовала себя опустошённой. Граф оказался крепким орешком, и хотя он выслушал Элэриса, никаких твёрдых обещаний не дал, лишь общие фразы о "рассмотрении вопроса".
Их разместили в небольшой комнате на втором этаже трактира. Комната была простой, с двумя узкими кроватями и небольшим окном, выходящим на задний двор. Элэрис, казалось, тоже был вымотан. Он сидел на краю своей кровати, сняв верхнюю одежду, и задумчиво протирал лезвие меча.
Алати подошла к окну, приоткрыла его, впуская свежий ночной воздух. Звёзды были яркими, и луна заливала двор серебристым светом. Она чувствовала, как напряжение дня медленно отпускает её.
— Как думаешь, он согласится? — спросила она, не оборачиваясь.
Элэрис вздохнул.
— Сложно сказать. Граф осторожен. Он не из тех, кто бросается в омут с головой. Но он слушал. Это уже что-то.
Тишина повисла в воздухе. Алати чувствовала его присутствие за спиной. Оно было ощутимым, почти осязаемым. Не таким, как в лесу, где его магия сливалась с природой. Здесь, в замкнутом пространстве, его аура была более концентрированной, более… личной.
Она повернулась. Элэрис всё ещё сидел на кровати, но теперь он смотрел на неё. Его глаза, обычно такие проницательные и холодные, сейчас были мягкими, задумчивыми. В них читалась усталость, но и что-то ещё. Что-то, что заставило её сердце пропустить удар.
Он медленно поднялся. Алати не отводила взгляда. Она видела, как его глаза скользят по её лицу, по волосам, по фигуре. В его взгляде не было похоти, лишь глубокое, почти нежное любопытство. Словно он видел её впервые. Или, наоборот, видел её истинную суть, которую так долго отрицал.
Он сделал шаг. Потом ещё один. Алати не двигалась. Она чувствовала, как воздух между ними сгущается, наполняясь невысказанными словами, невысказанными желаниями. Она видела, как его рука медленно поднимается, словно он хотел прикоснуться к её щеке, убрать выбившуюся прядь волос.
Её дыхание участилось. Она чувствовала его тепло, его запах — запах леса, свежести, чего-то дикого и чистого. В этот момент не было ни планов, ни предназначений, ни лжи. Были только они двое, в маленькой комнате, под покровом ночи.
Его пальцы были уже совсем близко. Она почти чувствовала их тепло на своей коже. И в этот момент, когда их взгляды встретились, в его глазах мелькнуло что-то похожее на панику. Осознание.
Его рука резко опустилась. Он отдёрнул её, словно обжёгся. Его лицо напряглось, глаза снова стали отстранёнными, почти ледяными. Он сделал шаг назад, потом ещё один, создавая дистанцию.
— Тебе… тебе нужно отдохнуть, — произнёс он, его голос был хриплым, почти чужим. Он отвернулся, подойдя к своему мечу, который лежал на столе. — Завтра будет долгий день.
Алати молчала. Она чувствовала, как волна разочарования накатывает на неё, смешиваясь с лёгким смущением. Она видела этот порыв. Чувствовала его. И видела, как он сам себя одёрнул.
Элэрис начал убирать меч в ножны, его движения были резкими, почти нервными. Он избегал её взгляда.
— Я… я пойду проверю лошадей, — пробормотал он, не дожидаясь ответа, и поспешно вышел из комнаты, оставив Алати одну в тишине.
Она осталась стоять посреди комнаты, чувствуя, как её щёки горят. Что это было? Что он хотел сделать? И почему так резко отступил? В её груди билось странное, смешанное чувство — нежность, влечение, замешательство. Он всё ещё отрицал то, что узнал о ней, отрицал эту связь, что возникла между ними. Но его тело, его инстинкты, казалось, тянулись к ней сильнее, чем он мог контролировать. И это было одновременно пугающе и невероятно притягательно.
***
Дверь за Элэрисом закрылась с тихим щелчком, оставляя Алати в полной тишине. Только что она была на грани чего-то нового, чего-то неизведанного, и в одно мгновение всё рухнуло. Она чувствовала себя так, словно её оттолкнули, словно ей дали надежду, а потом резко выдернули из-под ног землю.
Её щёки всё ещё горели, а сердце бешено колотилось в груди. Она подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу, пытаясь унять дрожь. Внизу, во дворе, было темно и тихо. Она слышала лишь далёкий скрип ворот и приглушённое ржание лошадей. Элэрис, должно быть, уже там.
Внутри неё бушевала буря. Смущение, обида, разочарование. И что-то ещё, более глубокое — страх. Страх быть отвергнутой. Она вспомнила, как в том мире, где она выросла, её "странность", её острый сарказм и проницательный взгляд часто отталкивали людей. Она вспомнила, как она пряталась за маской цинизма, чтобы никто не смог причинить ей боль. Её мама и дядя любили её, несмотря ни на что, но мир вокруг был жесток к тем, кто отличался.
И вот сейчас, когда она наконец начала открываться, когда тонкая нить доверия протянулась между ней и Элэрисом, он отступил. Он испугался. Или, что ещё хуже, он просто не хотел того, что она могла предложить.
Её взгляд упал на своё отражение в тёмном стекле. Бледное лицо, растрёпанные волосы, глаза, полные невысказанной боли. Она увидела в них не только своё отражение, но и отголоски того, что она видела в Храме — девочку в белом, которая была ею. Она вспомнила зов, который тянул её к древнему дереву, и слова, которые она услышала в своём сне.
Алати тяжело дышала, её тело всё ещё дрожало от пережитого шока. Она стояла посреди бескрайней степи, обхватив себя руками, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Слова жреца, его поклон, паника, охватившая её, — всё это смешалось в один невыносимый ком. Она чувствовала себя загнанным зверем, которого выставили напоказ.
Элэрис стоял рядом, его присутствие было ощутимым, но не навязчивым. Он не пытался схватить её, не кричал, не требовал объяснений. Его взгляд был полон спокойствия, что так резко контрастировало с её собственным смятением.
— Алати, — произнёс он, его голос был мягким, без тени осуждения или давления. — Я не буду давить.
Она вздрогнула, услышав его слова. Это было так неожиданно. После всего, что она пережила, после всех попыток контролировать её, манипулировать ею, после её собственного страха быть отвергнутой, его спокойствие было… обезоруживающим. Она ожидала упрёков, вопросов, попыток заставить её говорить. Но он просто стоял и смотрел на неё, ожидая.
— Я… я просто… — прошептала она, её голос был хриплым, а слова застревали в горле. — Я чувствую себя… не в своей шкуре. Я не знаю, кто я теперь.
Элэрис кивнул, словно она уже всё сказала.
— Я понимаю, — произнёс он. — Иногда… иногда правда приходит не тогда, когда мы её ищем. А когда мы готовы её принять.
Он сделал ещё один шаг, сокращая расстояние между ними. Его рука медленно поднялась, но он не прикоснулся к ней. Просто держал её в воздухе, предлагая, но не навязывая.
— Мой наставник, — начал он, его взгляд устремился вдаль, на горизонт, где небо начинало светлеть. — Он всегда говорил: «Правда приходит сама, если ты ей не мешаешь». Он верил, что каждое существо, каждое растение, каждый камень… всё имеет свою правду. И если ты пытаешься её вырвать силой, она ускользает. Но если ты просто… слушаешь… она сама раскрывается.
Алати смотрела на него, её паника медленно отступала, уступая место удивлению. Он не был похож на тех, кто окружал её в том мире. Тех, кто требовал, чтобы она соответствовала их ожиданиям, кто пытался сломать её, чтобы она вписалась в их рамки. Он не был похож на того Элэриса, который говорил о троне и власти. Этот Элэрис был другим. Спокойным. Понимающим.
— Ты — это ты, Алати, — ответил он, его взгляд вернулся к ней, и в нём не было ни тени сомнения. — Ты всегда была собой. Просто теперь… ты начинаешь вспоминать, насколько ты велика.
Он опустил руку, не прикоснувшись к ней. Но его слова, его спокойствие, его понимание… они были прикосновением. Прикосновением, которое отличалось от всего, что она знала. Это было не давление, не требование. Это было… доверие. И в этот момент, посреди бескрайней степи, под наступающим рассветом, Алати почувствовала, как тонкая нить доверия, которую она так боялась разорвать, начала крепнуть.
***
Рассвет окончательно вступил в свои права, заливая степь золотистым светом. Слова Элэриса, его спокойствие, его вера в неё, медленно, но верно отгоняли панику. Алати всё ещё чувствовала себя опустошённой, но уже не такой потерянной. Она посмотрела на него, и в её глазах, обычно полных сарказма, мелькнуло что-то похожее на благодарность.
— Нам нужно вернуться, — произнесла она, её голос был всё ещё хриплым, но уже более уверенным. — Граф ждёт.
Элэрис кивнул. Он не стал настаивать на объяснениях, не стал спрашивать, что именно она почувствовала или увидела. Он просто принял её решение. Это было новое в их отношениях, и Алати чувствовала, как это меняет что-то внутри неё.
Они вернулись в деревню. Утренний воздух был наполнен запахами свежеиспечённого хлеба и дыма из печных труб. Жизнь шла своим чередом, но Алати чувствовала, что что-то изменилось. Воздух вокруг неё словно вибрировал от невысказанных вопросов, от любопытных взглядов, которые она ловила на себе.
Они направились к трактиру, где их ждал завтрак. По пути они проходили мимо небольшого рынка, где уже кипела жизнь. Люди переговаривались, обменивались новостями, и Алати невольно уловила обрывки фраз.
— …Храм закрыт, представляешь? С самого утра!
— Да, я слышал. Говорят, жрецы совещаются. Что-то случилось.
— А я видел! — раздался скрипучий голос откуда-то сбоку. Алати обернулась. Пожилой мужчина с морщинистым лицом, продававший овощи, наклонился к своей соседке. — Я сам видел! Когда та девушка… ну, эта, с эльфом… выбежала, старый жрец… он… он поклонился!
Соседка ахнула, прикрыв рот рукой.
— Да что ты говоришь! Слепой старик? Да он ни перед кем не кланялся, сколько я его знаю!
— А вот поклонился! — настаивал старик, его глаза горели азартом сплетника. — Прямо в пояс! Я сам видел! И потом она как рванёт!
Алати почувствовала, как по её спине пробежал холодок. Слухи распространялись со скоростью лесного пожара. Она взглянула на Элэриса. Его лицо оставалось невозмутимым, но она заметила, как напряглись его скулы. Он тоже всё слышал.
Они прошли мимо, стараясь не привлекать внимания. Алати опустила голову, пряча лицо за прядями своих крашеных волос. Она чувствовала, как на неё смотрят, как шепчутся за спиной. Её имя, которое Элэрис теперь произносил как "Элати" при людях, чтобы не вызывать лишних вопросов, уже было на устах у каждого.
В трактире было шумно, но и здесь витало напряжение. Хозяин, обычно радушный, был хмур и постоянно поглядывал в сторону Храма. Когда они сели за стол, он подошёл к ним, вытирая руки о фартук.
Путь к горам был долгим и монотонным. Дни сменялись днями, и бескрайняя степь, казалось, не собиралась уступать место скалистым вершинам. Алати и Элэрис шли молча, каждый погруженный в свои мысли. Элэрис время от времени поглядывал на Алати, чувствуя тонкую, почти неосязаемую нить, связывающую их. Он знал, что она не просто чужачка, как он когда-то считал. Его разум упорно сопротивлялся признанию всей правды о её силе, убеждая себя, что магия Воплощения, которую он видел в ней, лишь хитрое сплетение других ветвей.
Однажды, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона, они наткнулись на нечто необычное. Посреди ровной, выжженной травы, словно вырастая из самой земли, стояли несколько массивных каменных плит. Они были древними, покрытыми мхом и лишайником, но даже сквозь наслоения времени можно было различить выгравированные на них символы.
— Что это? — пробормотала Алати, останавливаясь как вкопанная.
Элэрис подошел ближе, его взгляд скользнул по камням.
— Древние руины, — ответил он. — Возможно, остатки какого-то святилища или пограничного знака. Таких много по всему Айрэалю, но эти… выглядят очень старыми.
Алати не слушала его. Она чувствовала, как её сердце начинает биться быстрее, а по телу пробегает странный, электрический разряд. Эти символы… она знала их. Не умом, не памятью, а чем-то гораздо более глубоким, инстинктивным. Каждый завиток, каждая линия отзывались в ней, словно давно забытая мелодия, но не из её прошлого, а из прошлого самого мира. Это был зов. Зов, который тянул её вперед, обещая ответы, но одновременно наполнял её ужасом. Она чувствовала, как сквозь неё проходит поток информации, эхо давно ушедших жизней, шепот разрушенного места.
Она протянула руку к одной из плит, её пальцы дрожали. По мере того, как она приближалась, символы, казалось, начинали светиться невидимым светом, пульсировать в такт её собственному сердцу. Она чувствовала их энергию, их смысл, их древнюю историю. Это было не просто знание, это было ощущение их.
— Я… я знаю их, — прошептала Алати, её голос был едва слышен. — Но я не понимаю, как.
Элэрис заметил её состояние. Его глаза сузились, он почувствовал мощный всплеск магии, исходящий от Алати. Это было нечто иное, чем магия Растений или Жизни, которую он видел в ней раньше. Это было что-то глубокое, фундаментальное, напоминающее те моменты, когда она проявляла силу Воплощения. Его разум тут же попытался найти объяснение: возможно, это просто сильная ментальная магия, или необычное проявление Жизни, но никак не то, что он так упорно отрицал.
— Алати? — позвал он, его голос был осторожным. — Что ты чувствуешь?
Алати отдернула руку, словно обжегшись. Страх захлестнул её. Она не хотела этого знать, не хотела чувствовать эту связь, этот поток чужих воспоминаний, эту боль разрушения. Это было слишком много, слишком быстро. Она боялась того, что эти символы могли ей открыть, боялась той себя, которая, казалось, была спрятана за завесой забвения, той, кем она *действительно* была.
— Ничего, — резко ответила она, отступая от плиты. — Просто… странно. Они… они кажутся знакомыми.
Элэрис не стал настаивать. Он видел её панику, её желание отстраниться. Он знал, что иногда правда приходит слишком резко, и её нужно принимать дозированно. Но он также знал, что эти символы были еще одним шагом. Шагом к тому, чтобы Алати вспомнила, кто она на самом деле. И этот шаг был неизбежен. Он лишь кивнул, его взгляд задержался на древних знаках, а затем на её лице, пытаясь прочесть то, что она так отчаянно пыталась скрыть.
***
Огонь потрескивал в центре старой кладки. Тепла от него было немного, но хватало, чтобы отбросить тени от полуразвалившихся стен и разрушенного арочного проёма, где они остановились на ночлег. Элэрис ушёл — сказал, что попробует найти что-нибудь съестное, и исчез за углом, двигаясь легко, как тень. Алати осталась одна.
Ей это было нужно. Или казалось, что нужно.
Камень под спиной был холодным. Ткань плаща защищала плохо, но она не жаловалась. Ни звука. Только дыхание и потрескивание веток.
Небо над руинами закрывали изломанные контуры деревьев. Место не выглядело опасным. Но и безопасным — тоже.
Она обняла себя за плечи. Снова вспоминались те символы, высеченные в камне на полпути сюда. Странные. Узнаваемые. Словно кто-то писал их у неё в голове ещё до того, как она появилась в этом мире. Сердце било слабее, но каждая его тяжёлая нота отдавалась в висках.
Щелчок.
Слишком громкий для ветки.
Алати мгновенно замерла. Взор метнулся в темноту за аркой. Там ничего не было. Пламя дрогнуло — ветер? Нет. Не ветер. Оно будто отклонилось от чего-то.
И тогда — скрежет. Царапанье. Шорох когтей по камню.
Алати встала на ноги. Медленно. Рука сама собой потянулась к кинжалу — не из-за уверенности, а потому что хоть что-то нужно было держать. Тело замерло в готовности, как зверь перед прыжком.
Из-за тени показалось нечто.
Сначала — силуэт: высокий, неестественно вытянутый. Потом — звук дыхания. Хриплый, рваный, слишком близкий. И тогда он вышел из темноты.
Алати не сдержала всхлипа.
Это был человек. Почти.
Пейзаж менялся незаметно. Сначала — редкие травы вдоль тропы, будто выжженные солнцем. Потом — деревья, что казались полыми, высохшими изнутри, хоть и стояли прямо. Воздух становился суше, земля — плотнее. Даже звук шагов изменился: глухой, будто под ногами пряталась пустота.
Алати не сразу осознала, что делает каждый шаг осторожнее.
Молчание между ними держалось долго. После ночи — оно не было неловким. Скорее… необходимым. Ткань между ними натянулась, но не рвалась. Он шёл чуть впереди, оглядываясь порой — не как защитник, не как командир, а как человек, который не хочет потерять того, кто идёт рядом.
— Здесь когда-то жили таури, — заговорил он, не глядя на неё. — Их земли начинались с этих перелесков.
Голос был ровным, но в нём ощущалась тугая нить — почти незаметная, как старая рана, что болит только в дождь.
— Ты говорил, что они — боевые? — спросила она тихо, просто чтобы заполнить тишину.
— Гордые. Закалённые. Слишком прямые, чтобы выжить, когда мир стал кривым.
Он остановился у сухого дерева, провёл пальцами по коре. На ней остался едва заметный след, будто отпечаток ладони. Магия отзывалась. Слабо, как эхо, но отзывалась.
— Это была одна из первых линий обороны, — продолжил он. — Границы таури не отмечались флагами. Земля сама знала, где начинается их власть. Она слушалась их. А потом — перестала.
Алати прищурилась. То, как он говорил — почти как о родных.
— Ты был здесь раньше?
Он кивнул. Медленно.
— Много лет назад. Не как враг. Но и не как свой.
Пауза.
— Я был тогда… другим.
Она почувствовала, как эта фраза — не просто оборот. Это признание.
Они шли дальше. Под ногами всё чаще попадались камни — вымытые, гладкие, будто в этой земле раньше была вода. Но вода ушла. Остались только сухие русла, по которым теперь текла тишина.
— Место странное, — пробормотала она. — Тихое. Слишком.
— Таури не хоронили своих мёртвых в земле, — сказал он. — Они сжигали, а прах рассыпали воинам на пути. Чтобы каждый шаг — с памятью.
Он замолчал, а потом добавил:
— Здесь каждый шаг помнит. Просто мы — забываем.
Слова задели её сильнее, чем она ожидала.
Она не знала, кого именно забыла. Но чувствовала: шаги здесь не чужие. Будто кто-то уже ходил её дорогой. Маленькими ногами. Раньше.
Тропа вывела их на возвышенность. Отсюда, за склонами, тянулись бурые холмы, изрезанные трещинами. Каменные останки былых построек вросли в землю, как зубы. Некоторые — обрушены. Другие — будто стерты временем. Или чем-то другим.
— Здесь была деревня? — спросила она.
— Посёлок. Пограничный. За ним начинались внутренние территории. Те, что не подчинились Матерям даже в расцвет их власти.
Он не продолжил. Но она догадалась: теперь там пусто.
— Ты стал мягче, — вдруг сказала она. Не грубо. Просто в голосе было удивление.
Он поднял бровь.
— Ночью.
Элэрис не ответил сразу. Потом чуть улыбнулся. Едва заметно.
— Ночью проще не лгать.
Она фыркнула. Хотела ответить — остро, в своём стиле. Но вдруг почувствовала — не хочется разрушать. Не сейчас.
Он подошёл ближе, поправил ремень её сумки, который соскользнул с плеча. Молча. Пальцы едва коснулись её руки — и отступили. Не как у влюблённого. Как у того, кто заботится, но боится сделать лишний шаг.
— Ты всё ещё думаешь, что я не та? — спросила она, глядя в сторону.
— Я думаю, что ты не обязана быть кем-то определённым, — ответил он. — Но ты уже — важнее, чем та, кого я ждал.
Она опустила глаза. Слова были правильные. Но в них была ловушка: если она важна, значит, на ней — надежда. А она едва справляется с собой.
Порыв ветра прошёлся по склону. Воздух донёс запах золы. Едва заметный. Как тень костра, погасшего много лет назад.
И снова — тишина. Плотная, как пепел.
— Нам стоит идти, — сказал Элэрис. — До первой границы осталось немного. Там… будет иначе.
Она кивнула. Не спрашивая, что значит «иначе».
Потому что тело уже чувствовало.
Земля ждала. И что-то в ней — помнило.
***
Тропа сужалась. Кусты по краям становились редкими, деревья — скрюченными, будто их когда-то поджарило изнутри и они так и остались стоять в мучительном изломе. Ни птиц, ни шорохов. Только звук собственных шагов. Даже ветер здесь двигался по-другому — как будто обходил стороной.
Алати почувствовала неладное до того, как Элэрис остановился.
Сначала — в желудке. Слабый, но чёткий спазм, как от голода, которого не было. Затем — в коже: легкое покалывание, словно воздух стал гуще, чем нужно. Потом — в самой магии.