Зови меня Златовлаской-2

Пролог

"Ангелы зовут это небесной отрадой,

черти – адской мукой, а люди – любовью"

Генрих Гейне

Раньше я никогда не задумывалась о том, что такое уродство. Не моральное, а физическое. Видное издалека и сразу. То, которое бросается в глаза собеседнику и заставляет его сочувственно отводить взгляд. Я всегда с пониманием относилась к людям с дефектами во внешности. Не пялилась и не акцентировала на этом внимание.

Но спокойно относиться к уродству легко, когда ты видишь его в другом человеке. А вот если оно отражается в зеркале, становится страшно. Собственная уверенность вдруг оказывается очень зыбкой, и внутренний стержень надламывается.

Я лежала в светлой просторной палате и смотрела в потолок, по которому, резвясь и танцуя, бегали солнечные зайчики. День за окном был на удивление ясный и, кажется, теплый. Из-за этого контраст внешнего мира с моим внутренним состоянием становился более явным.

"Солнечный зайчик – это всего лишь отражение солнечных лучей. А солнце, оно никуда не девается. Еще не было ни одного дня, чтобы оно не встало на востоке, понимаешь? Моя любовь к тебе, как солнце. Она всегда будет рядом," – прозвучал в голове голос Влада.

Но его не было рядом в момент, когда я больше всего в нем нуждалась. В момент, когда моя судьба свернула на другую линию жизни. И теперь, когда я лежу в больнице, сгорая от тоски и бессилия, его тоже рядом нет.

Я моргнула, и одинокая слезинка, скатившись по моему виску, затерялась в волосах. Возможно, у любви действительно много общего с солнцем. Она греет, радует и дает надежду. Но порой это чувство похоже на страшный недуг. Любовь – это боль. И чем сильнее любишь, тем больнее.

В ушах по-прежнему звучал давящий скрежет тормозов, глухой удар и чьи-то крики, которые доносились со всех сторон. Все случилось настолько быстро, что я даже не успела осознать произошедшее. Я отключилась почти мгновенно. И, наверное, оно к лучшему, ведь я почти не помню физической боли. Память сохранила только металлический вкус крови во рту и взгляд человека, которого, я, похоже, люто ненавижу.

Какая ирония: последним, что отпечаталось в моей голове перед потерей сознания, было ее лицо. На нем застыло выражение злости и обиды. Но в глазах читался холод и мрачное торжество. А, может, мне показалось. Не знаю. В тот момент я уже плохо соображала.

В себя я пришла в больнице. Незнакомые люди суетились вокруг меня. Капельницы, уколы, лекарства, осмотры – мне трудно сказать, сколько это длилось: час или сутки. Я будто плавала в вязком болоте и никак не могла вынырнуть.

Мне сообщили, что мои родители в курсе и уже едут сюда. Что мне надо потерпеть. И что все будет хорошо. А еще рассказали о моих травмах, последствиях аварии. Было много медицинских терминов, пространных объяснения и прочей ерунды. Но одну вещь из услышанного я поняла точно. Моя жизнь больше никогда не будет прежней. И я тоже. Никогда не буду прежней.

1

– Как говорила моя бабушка, чтобы сохранить ангельский характер нужно дьявольское терпение! – провозгласила Ада, с недовольным видом гипнотизируя телефон.

– Что такое? – зевнула я, лениво поворачиваясь на другой бок и глядя на настенные часы.

Еще не было и десяти. А, учитывая то, что мы легли в три часа ночи, то проспать я планировала как минимум до обеда. Но у подруги, как всегда, были свои планы.

– Булаткин – гаденыш! Потерял свою кепку после пляжа и утверждает, что она у меня!

– Но ты же брала ее у него, помнишь? – зарываясь лицом в подушку, сказала я.

– Помню. А еще помню, что вернула. На обратном пути домой, – тоном, не терпящим возражений, ответила Ада. – Все, Саш, вставай! Идем по магазинам. Мне нужно купить новую школьную форму. Хочу что-нибудь в стиле Блэр из сериала "Сплетница".

– Учеба начинается в сентябре! У тебя месяц в запасе. Дай поспать! – простонала я, натягивая одеяло на брови.

– Вот именно! Всего лишь месяц! А я хочу блистать. Поэтому самое время начать поиски, – она резким движением сдернула с меня одеяло, и утренняя прохлада мурашками побежала по телу.

– Ты сумасшедшая! – проворчала я, сев на кровати и разминая плечи.

– А ты скучная! С тех пор, как Ревков уехал, тебя от дивана и сериалов не оторвать! – с укоризной бросила Ада, собирая темные волосы в высокий хвост.

– Посмотрела бы я на тебя, если бы вы с Муслимовым не виделись каждый день! У тебя от слишком частых поцелуев губы не стерлись? – ехидно поинтересовалась я.

– Не завидуй, Саш. Будет и на твоей улице праздник, – пообещала подруга и потянула меня на кухню завтракать.

Мама Ады оставила для нас на столе вареные яйца и тосты с джемом. В квартире мы были одни. Калинины вместе с младшей дочерью Раей с утра пораньше укатили в зоопарк, а Ада отказалась от поездки, заявив, что она слишком взрослая для таких мероприятий.

– Ну что, есть планы на день рождения? – поинтересовалась подруга, заваривая чай.

– Нет. Праздновать, если честно, не очень хочется. Влад скорее всего не сможет приехать...

– Да при чем тут он?! – Ада недовольно вскинула брови. – Это твой праздник, Саша! Не каждый день исполняется восемнадцать. Мы отметим и повеселимся независимо от того, приедет Влад или нет.

– У меня настроения нет, – ответила я, заталкивая тост в рот.

– А тебе не кажется, что в последнее время твое настроение уж слишком сильно зависит от Ревкова? Это ненормально. Как говорила моя бабушка, не бойтесь терять мужчин, бойтесь зависеть от них!

Последняя фраза была сказана с таким пафосом, что любая другая на моем месте точно бы прониклась идеей независимости от мужчин. Но не я. Мы с Владом не виделись уже почти месяц. И я дико, просто невыносимо скучала по нему.

Да, мы созванивались каждый день. И порой даже разговаривали по несколько часов подряд. Но это случалось нечасто, ведь Влад был очень занят, и свободного времени на общение со мной оставалось мало.

Месяц назад он и ребята из его музыкальной группы "Абракадабра" переехали в Москву. С ними заключил договор крупный продюсерский центр "Movement", и едва они успели приехать в столицу, как бешеный ритм города поглотил их.

На данный момент ребята активно записывали музыку, определялись с собственным стилем и репертуаром, проводили на студии по восемнадцать часов в сутки и почти не спали. Я осознавала, что при таком графике у Влада физически нет возможности уделять мне больше времени. Старалась быть понимающей девушкой и не подавать виду, как сильно мне его не хватает.

– Вот черт, Златовласка, именно в этот день у нас начинаются съемки клипа! – расстроено сказал Влад по телефону, когда я спросила, приедет ли он на мое семнадцатилетие.

– Но... Ведь у меня день рождения, – я понимала, что это детский аргумент, но ничего другого в голову не приходило.

– Да, Саш, я знаю... – Влад громко выпустил воздух из легких и пару секунд молчал. – Я подумаю, что можно сделать. Но скорее всего у меня не получится приехать день в день. Прости.

– Ладно, я поняла, – отозвалась я, стараясь скрыть разочарование, которое сдавливало горло.

– Обижаешься?

– Нет, все нормально, – я неискренне улыбнулась.

Всегда, когда Влад звонил мне, я пыталась говорить бодро и весело. И, похоже, он верил, что у меня все хорошо. Но вот друзья и родные, наблюдавшие за мной каждый день, знали, что я страдаю легкой формой депрессии.

Не то, чтобы я ревела днями напролет. Нет. Просто во мне появилась какая-то апатия: не хотелось наряжаться, гулять, веселиться. Будь моя воля, я бы вообще не выходила на улицу. И, если бы не лучшие друзья Ада и Антон, которые регулярно вытаскивали меня в свет, я бы точно приросла к кровати с банкой мороженого в руках.

Свою роль играло еще и то, что во время летних каникул дел было непривычно мало. Ни учебы, ни курсов по английскому, ни тренировок, ни выступлений. Моя танцевальная школа под названием "Экстра" тоже закрывалась на лето, поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как маяться от безделья.

Правда пару раз в неделю я подрабатывала промоутером в торговом центре недалеко от дома. Раздавала флаеры и скидочные купоны в магазин электроники.

Люди всегда старались обходить меня стороной, никому не нужна была лишняя макулатура. Но я свою работу выполняла качественно: догоняла, тыкала листовками в их грудь, громко озвучивала рекламный слоган и чуть ли не силой вручала им листовки. Редко кому удавалось уйти от меня без заветного буклета в руке.

Я делала это не потому, что хотела, и не потому, что моя работа хорошо оплачивалась. А по настоянию мамы, которая была убеждена, что труд сделал из обезьяны человека.

– Так, ладно, пошли одеваться, посуду потом помою, – скомандовала Ада после того, как мы закончили завтрак.

Август по обыкновению выдался жарким и безветренным. Погода шептала, а солнце, разлитое по раскаленным улицам, зазывало наружу.

Я облачилась в короткие джинсовые шорты, белую футболку и направилась к выходу. Ада возилась с застежкой на своих новых и, судя по внешнему виду, довольно неудобных босоножках.

2

Летом мой режим сбивался настолько, что просыпаться в девять утра было подобно подвигу. Я нехотя разлепила глаза и злобно уставилась на будильник, которой своей трелью прервал прекрасный сон в, котором я летала над золотистыми полями. Ощущения были будоражащие, и возвращаться в серую реальность совсем не хотелось.

Мама уже отчалила на работу, так что завтракала и собиралась я в одиночестве. Уже почти год мы жили с ней вдвоем: отец ушел из семьи, влюбившись в другую женщину, с которой в конечном итоге у него ничего не вышло.

Наши с ним отношения нормализовались лишь недавно. Поначалу простить отца и принять развод родителей было трудно. Но через какое-то время мне все же удалось отпустить обиду на папу и помириться с ним.

Ада зашла за мной полдесятого, и мы вместе отправились на центральную площадь, чтобы присутствовать на митинге, который, насколько я поняла, был связан с предстоящими выборами.

Представители оппозиционной партий, в которой состояли Муслимовы, как старший, так и младший, планировали склонять массы голосовать за них. Повсюду стояли люди с флагами, транспарантами и иными средствами наглядной агитации. В центре площади возвышалась небольшая сцена с микрофоном на стойке, с которой, судя по всему, планировали вещать выступающие.

Народу, как ни странно, собралось много. И мы с Адой, протискиваясь через толпу, удивлялись, неужели всем этим людям есть дело до политики?

Однажды я в шутку сказала Максу, что на выборы ходят только те, кому нечем больше заняться. А он заявил, что моя позиция называется "гражданской импотенцией". После этого я решила, что больше не буду озвучивать ему свои политические взгляды. А точнее их отсутствие.

Пробравшись поближе к сцене, мы увидели стоящего неподалеку Максима. Выглядел он впечатляюще. Элегантный серый костюм и белая рубашка красиво оттеняли его загорелую кожу и темные, почти черные волосы.

Рядом с ним стоял его отец Герман Анатольевич, высокий, серьезного вида мужчина с сединой на висках. Под руку его держала стройная блондинка чуть за сорок. Очевидно, мать Максима. Женщина выглядела ухоженной и полной внутреннего достоинства.

– Это его предки? – прошипела на ухо Ада, сжимая мою ладонь.

– Похоже на то, – подтвердила я.

– Мне подойти? Как я выгляжу? – она вопросительно посмотрела на меня, поправляя прическу.

Выглядела подруга как всегда прекрасно. Идеально прямые темные волосы аккуратно обрамляли ее узкое лицо с резко очерченными скулами и черными глазами, в которых горел хитрый огонек.

– Хочешь, подойдем вместе? – предложила я.

– Да, наверное, так будет лучше.

Ада, расправив плечи, двинулась в сторону своего парня и его родителей. Я поправила топ, натянув его чуть ниже, чтобы прикрыть оголившийся пупок, и направилась следом за ней.

– Привет, – поздоровалась подруга с Максом.

Она потянулась, чтобы обнять его, но тот лишь коротко пожал ей руку, перехватив ладонь в воздухе.

– Привет, – сдержанно улыбнувшись, ответил он.

Выглядело это, мягко говоря, странно. И я решила сгладить неловкую ситуацию, перетянув внимание на себя.

– Здравствуйте! – я обратилась к родителям Муслимова, обнажая зубы в широкой улыбке.

– Здравствуйте, – холодно отозвалась его мать, сохраняя спокойное и равнодушное выражение лица.

Тем временем Герману Анатольевичу кто-то позвонил, и он, поднеся трубку к уху, отошел от нас на пару метров.

– Мама, это Ада и Саша. Мои школьные знакомые, – объявил Макс и повернувшись к нам добавил. – Ирина Геннадьевна, моя мать.

– Очень приятно, – кивнула я.

Почему-то под ледяным взглядом этой женщины мне становилась не по себе.

– Знакомые?! – с нажимом повторила Калинина, глядя на Максима в упор.

– Вы пришли выразить свою гражданскую позицию? – не обращая внимания на поднятые чуть ли не до волос брови Ады, спросила Ирина Геннадьевна.

Она смотрела оценивающе и, как мне показалось, довольно пренебрежительно. Наверное, считала нас малолетними дурочками, пришедшими на митинг, чтобы поглазеть на ее сына.

– О, да! Мы активно поддерживаем, – я скользнула взглядом по ближайшим плакатам, – честные выборы! Народ ждет перемен! Хватит решать за нас! Не дадим украсть наши голоса!

Должно быть, я немного переборщила с перечислением лозунгов, изображенных на транспарантах, потому что рот Ирины Геннадьевны скривился в ироничной усмешке.

– Дорогой, – она положила руку на плечо сына. – Тебе пора готовиться к выступлению.

– А о чем будет ваша речь, Максим Германович? О правде и честности? – ядовито поинтересовалась Ада, складывая руки на груди.

– И об этом тоже, – улыбнулся Муслимов, сделав вид, что не заметил подкола.

– Удачи! Смотрите, не подавитесь! А то, знаете, иногда не в то горло пойдет, и так закашляешься, – Ада испепеляла взглядом своего парня.

– Спасибо, я учту. Буду контролировать дыхание, – невозмутимо ответил тот.

– Ну, всего доброго, до встречи, – я стала прощаться, коснувшись локтя Ады и давая ей понять, что нам пора.

– До свидания. Приятно было познакомиться, Ирина Геннадьевна, – выдавила подруга остатки своей вежливости.

Женщина ответила что-то вроде невнятного "угу" и, отвернувшись, забыла о нашем существовании.

Мы отошли на безопасное расстояние от семейства Муслимовых и расположились на лавочке, чтобы перевести дух и обсудить произошедшее.

– Чувствую себя, как оплеванная, – устало сказала Ада.

– Да уж. Неловко вышло, – подтвердила я. – Макс был сам не свой. И мама у него, честно говоря, не очень приятная.

– Не очень приятная? – Калинина подняла на меня глаза. – Да огненная гиена, и та поприятней будет. А самое главное, он представил меня как свою знакомую! Нормально вообще?

Я понимала чувства подруги. Если бы мой парень перед своей мамой назвал меня "знакомой", я бы рвала и метала. С отцом Влада я познакомилась, когда мы еще не встречались, и то, удостоилась гораздо более теплого приема, чем сейчас Ада.

3

Дорога до пляжа заняла минут двадцать, и когда мы вылезли из такси, нашему взору предстал темный сосновый лес, за которым скрывалась песчаная насыпь и река. Над макушками высоких деревьев ярко светила луна, а густой хвойный запах приятно ласкал ноздри.

Влад взял меня за руку и мы, аккуратно ступая в ночи, направились к воде. Тропинка, прорезающая лесную посадку, была довольно широкой, поэтому идти было легко. Правда я то и дело спотыкалась о крупные сосновые шишки, валяющиеся под ногами, но крепкая хватка Ревкова не давала мне упасть.

– Как-то таинственно здесь, не находишь? – почему-то шепотом спросила я.

– Ночь – особенное время суток, все становится загадочным и волнительным, – согласился Влад, подавив зевок.

– Ты, наверное, жутко хочешь спать?

– Нет, я поспал в самолете, так что с этим порядок, – отмахнулся он.

Когда мы дошли до пляжа, меня поразила красота увиденного пейзажа. Лунная дорожка искрилась мягким серебристым светом, а водная гладь казалась умиротворенной и недвижной.

Ни на берегу, ни в реке людей не наблюдалось. Мы с Владом были совершенно одни на огромном пляже. От этого казалось, что и луна, и звезды светят исключительно для нас.

Ревков разулся, и я тоже скинула свои босоножки. Мы медленно двинулись вниз ближе к реке. Песок был все еще теплый, а вот вода казалось холодной. Наверное, потому что ее цвет в ночи был почти черный.

Влад скинул рюкзак с плеч и принялся неспешно стягивать с себя одежду. Не моргая, я наблюдала за движениями парня, оживляя в памяти каждый изгиб его крепкого тела, каждую татуировку – тигр на ребрах, пистолет внизу живота, компас на левой руке, даты рождения покойных матери и сестры на правой.

– Ты правда собрался купаться? – с сомнением поинтересовалась я.

– Да. Ведь мы за этим сюда и приехали. Раздевайся, Златовласка, – он хитро подмигнул мне.

– Если меня за ногу схватит какое-нибудь чудище, я даже не смогу его разглядеть в такой темноте, как следует, – покачала головой я, пытаясь расстегнуть молнию на платье.

– Давай я, – Влад подошел ко мне со спины и аккуратно потянул замок вниз, едва уловимо касаясь пальцами моей кожи. – Поверь, если тебя цапнет за ногу чудовище, последнее, что ты захочешь в ту секунду, это разглядывать его.

– Ну, спасибо, успокоил, – я повернулась к нему лицом и легким движением скинула платье, которое гормошкой сложилось у меня в ногах.

Я осталась в одном нижнем белье бледно-розового цвета, а Влад без стеснения пожирал меня глазами. Он сделал шаг ко мне, и расстояние между нами сократилось до пары сантиметров.

– Ты такая красивая, мне прям крышу рвет, – шепотом признался он.

Я засмущалась и опустила голову вниз, однако Влад мягко подцепил мой подбородок пальцем, заставляя глядеть ему в глаза. Несколько секунд он просто смотрел на меня, серьезно и внимательно, а потом прильнул своими губами к моим. Мы целовались страстно, и я всем телом прижималась к обнаженному торсу Ревкова, стараясь впитать тепло его кожи.

Ладони парня скользили по моим плечам, лопаткам, пояснице, затем переместились на бедра и ягодицы. Он действовал нежно, но не переходил границ. И я чувствовала, что ему стоит больших усилий держать себя в руках.

Он нехотя прервал поцелуй и тихо спросил:

– Ну что, ты готова?

– Что? Прямо здесь? – заволновалась я.

– Я про купание! А ты о чем подумала, маленькая развратница? – усмехнулся Влад и ловким движением подхватил меня на руки.

Я взвизгнула и начала сопротивляться, но Ревков лишь хохотал, затаскивая меня в реку. Когда уровень воды достиг его пояса, он отпустил меня, и я резко погрузилась в освежающую прохладу. Несмотря на мои опасения, вода была комфортной температуры, и я наконец расслабилась.

Было что-то бунтарское и чертовски романтичное в этом купании под луной. Мы резвились, брызгались и целовались. Чувствовали себя беззаботно счастливыми, словно дети. Влад то и дело небрежно убирал мокрые немного кучерявые волосы с лица и улыбался так лучезарно, что на его щеках проявлялись маленькие милые ямочки.

Когда мы вылезли на берег, меня стала колотить мелкая дрожь. А вот Ревкову, похоже, совсем не было холодно. Он выглядел расслабленным и довольным. Влад дал мне надеть свою футболку, а затем тесно прижал к груди, согревая в объятьях. От этого действительно стало теплее, и мои зубы перестали стучать.

– Это было весело, – признала я, выжимая свои влажные длинные волосы.

– Согласен, – Влад сел прямо на песок и полез в рюкзак.

Я медленно опустилась рядом с ним, предварительно натянув футболку так, чтобы она прикрывала попу. Влад достал бутылку воды и предложил ее мне. Пока я пила, он продолжал копошиться в рюкзаке.

– Это тебе, Златовласка! С Днем рождения! – Ревков протянул мне маленькую бархатистую коробочку черного цвета.

– Что это? – я удивленно вскинула брови и неуверенно взяла ее в руки.

– Это звездочки с неба, – пошутил Влад. – Ну же, посмотри.

Я медленно открыла приятную на ощупь коробочку и увидела перед собой невероятной красоты серьги из белого золота с прозрачным сияющими камнями, которые и правда напоминали звезды.

– Ух ты, – только и смогла выдохнуть я. – Спасибо! Они очень красивые... И, наверное, очень дорогие...

Я плохо разбиралась в ювелирных украшениях, но даже мне было ясно, что ярко сияющие на лунном свете камни – бриллианты. Они были довольно крупными, но в то же время смотрелись аккуратно. Фасон сережек представлял собой небольшие капельки, которые свободно раскачивались на ушах.

– Брось, это от чистого сердца, – ответил Влад и, мягко обхватив мои пальцы, поцеловал руку. – Примеришь?

Я сняла свои простенькие гвоздики с фианитами, и надела подаренные Владом украшения. Себя я не видела, но, судя удовлетворенному лицу Ревкова, смотрелись они на мне хорошо.

– Именно так, как и я и представлял, – сказал парень и, придвинувшись ко мне поближе, стал покрывать шею и плечи поцелуями.

4

Ясным осенним утром я неожиданно осознала, что это мое последнее первое сентября в школе, ведь я пошла в одиннадцатый класс. Мне предстоял ответственный учебный год, и настрой у меня был соответствующий. Я была полна решимости с головой уйти в учебу, ведь на носу была сдача ЕГЭ и поступление в Москву.

Я надела новую белую блузку, короткую юбку в складку, расчесала длинные светлые волосы, накрасилась, брызнула на себя пару капель духов и, схватив небольшой букет цветов для класснухи, вышла из дома.

Погода выдалась чудесная: солнечная и теплая. Тут и там слышалось пение птиц. И только зелень, которая постепенно приобретала рыжеватый оттенок, выдавала наступление осени.

Когда мы с Адой зашли в школьный двор, то увидели огромную толпу учеников, которые по классам выстроились на торжественную линейку. Все были нарядно одеты и широко улыбались. Особенно первоклашки. Наверное, еще не понимали, что вся эта канитель продлится целых одиннадцать лет.

Отыскав в толпе свою классную руководительницу Ларису Сергеевну, которая держала в руках табличку с надписью "11А", мы вежливо поздоровались и поздравили ее с Днем знаний. Через минуту рядом нарисовался Булаткин и начал посвящать нас в последние школьные сплетни: кто с кем встречается, кто с кем дружит и кто кого ненавидит.

Я с интересом слушала его, боковым зрением замечая, как с нашей класснухой разговаривает незнакомая мне девочка. Очевидно, новенькая, про которую говорил Булаткин еще летом.

Любопытство взяло верх, и я повернулась лицом к незнакомке. Это была красивая, стройная девушка с длинными вьющимися волосами цвета карамели. Она оглядывалась по сторонам и смущенно улыбалась, обнажая аккуратные белые зубки.

Линейка прошла довольно формально: директор говорил о достижениях нашей школы, первоклашки читали стихи, звенел первый звонок. После этого ученики стали расходиться по кабинетам на классный час.

Я заняла свое место за второй партой рядом с Булаткиным. Мы сидели вместе с первого класса, и нас обоих устраивало наше взаимовыгодное сосуществование. Он помогал мне в точных науках, а я исправляла его ошибки в сочинениях по русскому и литературе.

– Ребята, познакомьтесь, это наша новая ученица Зарина Князева. Она приехала к нам их другого города, поэтому давайте все дружно поможем ей освоиться, – объявила Лариса Сергеевна.

Мы поздоровались с новой одноклассницей, внимательно разглядывая ее. Всегда интересно, когда в коллектив приходит незнакомый человек.

– Так, куда бы тебя пристроить? – задумчиво произнесла классная руководительницы, бегая глазами по кабинету. – Садись пока к Сальниковой, а дальше видно будет.

Зарина прошла по ряду и заняла место рядом с Леной Сальниковой, прямо за мной.

– А она ниче такая, да? – раздался шепот Булаткина.

– Ага, и по ходу так думают все парни нашего класса, – согласилась я, замечая, что мальчишки, вытянув шеи, глазеют на новенькую. У некоторых во взгляде отражалось неподдельное восхищение.

После классного часа мы с ребятами решили посидеть в парке. Отметить, так сказать, первое сентября. Кирилл Самохин побежал в магазин за шампанским, а мы всей толпой двинулись к скамейкам у памятника павшему ангелу.

Князева пошла с нами и первые минуты, казалось, чувствовала себя не в своей тарелке. Из-за того, что она была симпатичный, мои одноклассницы относились к ней настороженно. Но лично мне хотелось помочь новенькой адаптироваться, поэтому я подошла к ней и начала разговор:

– Меня зовут Саша, а это Ада, – я указала рукой на подругу, которая с отсутствующим видом зависала в телефоне.

– Очень приятно, я Зарина, – вежливо ответила девочка.

– И давно ты переехала в наш город?

– Нет, месяц назад. Отец получил здесь работу, и мы с мамой поехали с ним, – сказала Зарина, убирая тугую кудряшку за ухо.

Пока мы с Князевой узнавали друг друга, Кирилл Самохин притащил шампанское. Мальчишки начали по-тихому разливать его по пластиковым стаканчикам, стараясь не привлекать нежелательное внимание окружающих. Как никак, распитие спиртных напитков в общественном месте.

Зарина довольно открыто рассказывала о себе, но ее взгляд почти все время был направлен в сторону. Сначала я не понимала, куда она смотрит, но затем до меня дошло, что девушка наблюдает за парнями из нашего класса, которые стояли в тесном кружке и что-то весело обсуждали.

– Понравился кто-то? – улыбнулась я, отпивая шампанское.

– Ну, если только немного, – замялась девушка.

– Вон тот брюнет с широкими бровями – Олег Корзинкин. Он баскетболист и неплохо шарит в информатике. Поговаривают, что летом расстался со своей девушкой. А блондин рядом с ним – Ваня Дубровин, у него хорошее чувство юмора и довольно обеспеченные родители, – принялась я раздавать характеристики самым симпатичным, на мой взгляд, мальчикам нашего класса.

– А вон тот высокий, с русыми волосами, – перебила меня Зарина. – Кто он?

Я сообразила, о ком говорит Князева, только через пару секунд, перехватив направление ее взгляда.

– А... Это Антон Булаткин, – весело объявила я. – Он вратарь школьной футбольной команды.

– Правда? – новенькая с интересом прищурилась.

– Да, а что, это он тебе "немного" понравился?

– У него есть кто-нибудь? – Князева проигнорировала мой вопрос, и в ту секунду показалась мне какой-то... Хищной.

– На самом деле не советую с ним общаться, – неожиданно встряла Ада, которая до этого не проявляла ни малейшего интереса к нашему с Зариной диалогу.

– Почему? – удивилась новенькая.

– У него в конце прошлого года были вши. Кто знает, какую заразу он сегодня принес в школу?

Я очумело уставилась на подругу, ведь никаких вшей у Антона не было. Мой взгляд буквально говорил: "Что ты мелешь?", но Ада, сделав вид, что не замечает моих вылезающих из орбит глаз, продолжила:

– Да и вообще, оставаться с ним наедине – опасное дело.

– Не поняла, – озадаченно заморгала Зарина.

5

Иногда, глядя записи с выступлений Влада, я не могла отделаться от ощущения, что он для меня слишком крутой. Слишком красивый. Слишком яркий. В Ревкове было столько природного обаяния, дерзости и стиля, что порой мне становилось страшно. Я боялась ему не соответствовать.

Количество подписчиков Влада в социальных сетях росло в геометрической прогрессии, и каждый новый день десятки девочек комментировали его фотки словами типа "сладкий", "лучший" и "офигенный".

Я старалась с пониманием относиться к возрастающей популярности своего парня, но, признаться честно, порой мне давалось это с трудом.

Как-то вечером, листая ленту соцсети, я неожиданно увидела, что Влад выложил отрывок их совместной с Марианной песни к себе в профиль. Он упоминал, что композиция почти готова, и скидывал черновые записи, но здесь в социальной сети показал финальный вариант.

Песня мне понравилась. Ритмичная, не слишком быстрая, не слишком медленная. Трогательная, чувственная и задевающая за живое. Под такую можно и потанцевать, и погрустить.

С одной стороны, меня распирала гордость за Влада и ребят из его группы: им удалось создать поистине потрясающую песню, которая вполне могла бы стать большим хитом. Но, с другой стороны, трек был записан совместно с Марианной, молодой и талантливой певицей. Их голоса так красиво переплетались в песне, будто между ними на самом деле было что-то особенное.

Влад пел о любви. Но на это раз я чувствовала, что не для меня. И это болезненно задевало за живое. Умом я понимала, что это всего лишь работа. Но ревность, как маленький червячок, медленно прогрызала ранку в моем сердце.

Кстати о ревности, в последнее время это чувство я испытывала не только к Владу, но и к своему лучшему другу Булаткину. Отношения Антона и Зарины развивались довольно стремительно. Они много общались, он провожал ее после школы, лишив нас с Адой этой привилегии, и постоянно переписывался с ней в мессенджерах. На переменах эта сладкая парочка вечно шушукалась, да и в столовой Князева все чаще сидела за нашим столом.

Я, в отличие от Ады, относилась к ней нейтрально. Не то, чтобы она мне не нравилась, просто мы почти не общались. В основном Зарина разговаривала с Антоном, а со мной перебрасывалась лишь формальными фразами типа приветствия и прощания.

Я видела, что Булаткину очень нравится Князева. Даже больше, чем когда-то нравилась Милославская. И факт того, что девушка отвечала ему взаимностью, окрылял парня.

Правда, общаться с другом теперь стало менее интересно, ведь большинство предложений у него теперь начиналось с ее имени. "Зарина сказала", "Зарина думает", "У Зарины есть". Говоря откровенно, меня это немного подбешивало. Но я старалась не показывать своего раздражения, ведь, когда я рассказывала Булаткину о своих парнях, он всегда терпеливо выслушивал мои истории.

А вот Ада с первых дней невзлюбила новенькую. И не особо пыталась это скрывать. Говорила различные колкости в ее адрес, высмеивала странные ободки с бантиками, которые носила Зарина, а в ее присутствии напускала на себя вид снежной королевы. Холодной и неприступной.

У Ады всегда был непростой характер, но раньше я никогда не замечала за ней такого сильного неприятия чьей-то персоны без явных на то причин. Когда она в очередной раз посетовала на то, что Антон отказался прогуляться с нами, потому что собирался в кино с Зариной, я философски заметила:

– Знаешь, Ад, лично я уже давно смирилась с тем, что Булаткин никогда не будет принадлежать мне на сто процентов. Еще тогда, в начальной школе, когда мы обе были влюблены в него, он не выбрал одну из нас, а предложил "любить друг друга втроем". Тогда-то мне и стало ясно, что нужно довольствоваться тем, что есть.

– Да я же ни на что не претендую, – отмахнулась она. – Просто не узнаю Антона... Весь такой влюбленный.

– Ну да, настало и его время любить, – беззаботно ответила я.

Я понимала негодование Ады и тоже чувствовала грусть от того, что Антон меньше времени стал проводить с нами. Но, кажется, у них с Князевой все было действительно серьезно. Они смотрели друг на друга такими глазами, что порой мне становилось неловко. Будто я была свидетелем не просто взгляда, а чего-то более интимного.

Я старалась быть хорошим другом и всячески поддерживать Антона в его общении с Зариной, ведь он, так же как и мы с Адой, заслуживал быть счастливым в отношениях.

Однако ни одно терпение в мире не безгранично. Моему настал конец, когда Булаткин нанес мне личную обиду. Ну, по крайней мере, на тот момент мне так показалось.

Он зашел ко мне в гости как-то вечером, и я очень ему обрадовалась, ведь мы уже довольно давно не общались наедине. Однако Антон был какой-то зажатый, и я не могла избавиться от ощущения, что ему неловко.

– Саш, ты же знаешь, мы с Зариной очень нравимся друг другу, – начал он, садясь за стол.

– Конечно, знаю, – улыбнулась я, разливая чай по чашкам.

– Так вот, нам хочется проводить больше времени вместе...

– Куда уж еще больше? – усмехнулась я. – Вы и так каждый вечер гуляете! Или... Вы съехаться решили?

Я рассмеялась, однако Антон оставался серьезным.

– Она... То есть мы... Хотим сидеть вместе на уроках, – собравшись с духом, выпалил он.

Я поставила чайник обратно на плиту и медленно развернулась к нему.

– Что ты сказал? – я с трудом могла поверить в услышанное.

– Саш, ты должна понять меня...

– Антон, мы с тобой просидели за одной партой десять лет! – перебила я его. – И в последний год ты решил променять меня на свою подружку, которую знаешь без году неделю?! Да я один и тот же лифчик ношу дольше, чем вы встречаетесь!

– Саш, не делай из мухи слона! Мы же по-прежнему будем друзьями, просто за разными партами.

– Но зачем вам это? Вы же все равно не сможете миловаться-целоваться на уроках!

– Саш, вот скажи, если бы Ревков учился в нашем классе, неужели бы ты к нему не пересела? – Антон смотрел на меня исподлобья.

6

Неминуемо приближался день торжества Муслимовых по случаю двадцатипятилетней годовщины их брака. Я до последнего надеялась, что Ада образумится и избавит меня от необходимости посещать это мероприятие, но подруга была непреклонна.

Серебряная свадьба родителей Макса должна была проходить в дорогом пафосном ресторане со скучным названием "Симфония". Я никогда не была в нем, но слышала, что цены там жутко кусачие, и за один салат легко можно отдать тысячу рублей.

Так как я была всего лишь группой поддержки своей лучшей подруги, то решила не покупать новое платье, а выбрать наряд из того, что у меня есть. А вот Ада собиралась на торжество так, будто это была ее собственная свадьба.

Она остановила выбор на атласном платье глубокого алого цвета с интригующим разрезом на спине. Одеяние смотрелось броско, но не вычурно. Красный выгодно подчеркивал смуглую кожу подруги и оттенял ее блестящие черные глаза.

За Адой должен был заехать Максим, а мне выпала честь стать спутницей Никиты Ящука, парня из моей школы, который закончил одиннадцатый класс в прошлом году. Это был веселый добродушный парень с легким характером и озорными зелеными глазами. В школе Никиту все любили за то, что он был одним из лучших игроков футбольной команды и просто хорошим человеком.

Когда ближе к вечеру мой "кавалер поневоле" заехал за мной на такси, я была готова. На мне красовалось короткое бежевое платье с пышной юбкой и телесные туфли в тон. Волосы я уложила в мягкие локоны и нанесла легкий вечерний макияж.

Накинув сверху серое пальто, я вышла из дома. Увидев меня, Никита отвесил пару комплиментов, а потом принялся расспрашивать, как дела у Ревкова. В школе эти двое неплохо ладили. Всю дорогу до ресторана я рассказывала ему про Влада, а когда мы наконец приехали, Никита галантно помог мне вылезти из машины.

– Ну че, Сашка, готова развлечься? – спросил он, потирая ладони.

– Готова, – откликнулась я, поправляя платье.

– Саш, я это... Хотел прояснить, – немного замявшись, сказал Ящук. – То, что мы пришли сюда вместе, ведь не означает, что я не могу знакомиться с другими девчонками?

– Нет, конечно, – усмехнулась я. – Мы же фиктивная пара.

– Ух, – Никита шутливо вытер пот со лба. – А то у Макса есть такая горячая троюродная сестричка, я б ей...

– Я поняла, давай без подробностей, – перебила парня я и, подхватив его под руку, повела в ресторан.

В "Симфонии" все выглядело готовым к приему большого числа гостей. Круглые столы с белоснежными скатертями были украшены живыми цветами. По залу ходили официанты в черных жилетах и белых перчатках, предлагая гостям шампанское и закуски. Играла фоновая классическая музыка, и помещение постепенно заполнялось дорого одетыми людьми.

Окружающая обстановка была в высшей степени помпезной и торжественной, так что поначалу я чувствовала себя немного скованно. К тому же мои стильные на вид туфли на деле оказались крайне неудобными.

Мы с Никитой подошли к небольшому стенду с планом рассадки гостей и выяснили, что нам предстояло сидеть за одним столом с Адой, Максимом и его троюродной сестрой. Той самой, на которую Ящук имел виды.

Официант, проходивший мимо, нес на подносе макаруны, и взяла себе парочку. Мы с Никитой расположились за своим столом и начали глазеть по сторонам, шепотом обсуждая присутствующих.

Спустя несколько минут в зал вошли шикарные Ада и Максим. Смотрелись они здорово. На ней было красное платье, на нем – красная бабочка. Лицо подруги украшал изысканный макияж, а густые черные волосы были собраны в романтический пучок. Ребята подсели к нам, и мы с Адой начали весело болтать.

Через полчаса появились и виновники торжества – Герман Анатольевич и Ирина Геннадьевна Муслимовы. Нарядные, красивые и с неизменным чувством собственного достоинства.

Мать Максима в черном платье в пол показалась мне еще более властной и холодной, чем тогда на митинге. Ее ярко накрашенные губы были плотно сжаты, и серые глаза оценивающе скользили по присутствующим.

Заметив кого-то в толпе, Ирина Геннадьевна сдержанно улыбнулась и помахала рукой, а через несколько мгновений к ней приблизились две женщины. Точнее женщина и девушка, которые, судя по сходству их лиц, были родственницами.

Ирина Геннадьевна какое-то время беседовала с ними, а затем они втроем направились к нашему столу.

– Максим, это Майя Градова, о которой я тебе говорила, – с легкой улыбкой произнесла женщина, представляя сыну молодую девушку лет восемнадцати. – Мою приятельницу Глафиру Аркадьевну, надеюсь, ты помнишь.

Муслимов поднялся и вежливо поздоровался с обеими дамами. Майя одарила парня заинтересованным взглядом и широко улыбнулась:

– Наконец-то мы увиделись, Максим. Я очень рада встрече.

– Взаимно, – довольно сухо отозвался Муслимов и сел обратно на свое место.

– Майя – замечательная девушка, – продолжала Ирина Геннадьевна. – В том году закончила школу с золотой медалью, мастер спорта по фигурному катанию и просто очень милая особа.

Мне почудилось, или мать Макса правда сватала ему эту девицу? Я искоса глянула на Аду и заметила, что подруга внешне была совершенно спокойна, но все же едва уловимый огонек бешенства медленно разгорался в ее глазах.

– Майя, присаживайся вот сюда, – Ирина Геннадьевна указала ей на стул, рядом с Максимом, который на данный момент занимал Ящук. – Никитушка, будь любезен, сядь с другой стороны от своей спутницы.

Мой кавалер выполнил просьбу женщины, и Майя Градова расположилась между мной и Максом. Муслимов представил ей нас, на этот раз назвав Аду "своей девушкой". Однако Майя, кажется, этого не расслышала, потому что, повернувшись к Максиму всем корпусом, нежнейшим голоском пропела:

– Это так здорово, что твои родители уже двадцать пять лет в браке! Я бы хотела в будущем построить такую же идеальную семью!

– Моя семья совсем не идеальна, – отозвался Макс. – У родителей, как и у всех, бывают трудности. Просто они научились с ними справляться.

7

В ноябре Владу исполнялось двадцать, и он до последнего не знал, как и где будет праздновать. Сначала он хотел приехать домой, чтобы увидеться со мной и папой. Потом выяснилось, что его отца не будет в городе в это время, и они договорились, что пересекутся в Москве.

А за пару недель до Дня рождения продюсер и менеджер группы "Абракадабра" изъявили желание устроить вечеринку в честь Влада в ночном клубе. В их планы входило пригласить медийных лиц, других артистов лейбла "Movement" и фотографов, чтобы придать мероприятию статусности.

После этого стало очевидно, что Влад ко мне не приедет. И мы стали обсуждать вариант моего приезда в Москву. Однако я всерьез переживала, что мама не отпустит меня одну на такое дальнее расстояние.

– Ты просто обязана поговорить с ней! Скажи, что я встречу тебя в аэропорту и не спущу глаз до тех пор, пока ты не уедешь обратно! – настаивал Влад.

– Ладно, я попробую, – пообещала я, ведь сама хотела этого больше всего на свете.

Разговор с мамой был не из легких. Она наотрез отказалась отпускать меня одну. Говорила, что я еще маленькая, и мне рано становиться такой самостоятельной. Я испробовала все аргументы. Просила. Умоляла. Торговалась. Обещала мыть посуду целый год и выкинуть раздражающие ее рваные джинсы, но мама была непреклонна.

Когда я, расстроенная и сломленная, рассказала об этом Владу, он посоветовал не отчаиваться раньше времени и попросил у меня мамин номер телефона.

– Ты что, хочешь ей позвонить? – я удивленно вскинула брови.

– А почему бы и нет? – отозвался Влад. – Я очень хочу, чтобы ты приехала, и испробую все способы реализовать это.

На следующий день ко мне подошла мама и сообщила, что великодушно отпускает меня в Москву. От удивления я чуть не подавилась булочкой, которую с удовольствием поедала. Но вопрос о том, что именно сказал ей Влад, мама не ответила. Лишь загадочно улыбнулась и заметила, что он очень приятный мальчик. Допытываться подробностей я не стала. Какая разница, что наговорил ей Влад? Главное, это подействовало! И я была безмерно счастлива!

Назар за все это время мне так и не позвонил. Ни разу. Не то, чтобы я ждала его звонка. Отнюдь, я скорее опасалась, что он вновь объявится в моей жизни. Но все же то, что парень с таким "трудом" добыл мой номер телефона, а потом просто решил не звонить, казалось мне странным.

Вадим Киреев вернулся из своего затяжного отпуска и вновь стал вести у нас тренировки. Все устаканилось, и жизнь вернулась в прежнее русло. Но отчего-то предчувствие, что мы с Назаром еще обязательно встретимся, не покидало меня. И я не ошиблась.

В пятницу мы с Адой по обыкновению отправились на тренировку, и по пути я уже в сотый раз слушала стенания подруги по поводу их с Максимом отношений.

После ссоры на торжестве в честь серебряной свадьбы ребята так толком и не общались. Точнее они пытались поговорить, но взаимные упреки и обвинения, которые сыпались из обоих, как песок из мумии, только усугубляли их и без того затянувшийся конфликт.

Как это часто бывает при ссоре, никто не хотел признавать свою неправоту и отчаянно желал услышать извинения от другого. Ада считала, что Макс должен приползти к ней чуть ли не на коленях и молить о прощении за то, что не вступился за нее тогда, на празднике. А Муслимов думал, что это Аде следует пересмотреть свою позицию и извиниться, ведь она как никак оскорбила его мать.

В конце концов ребята поругались еще сильнее и последние дни вообще перестали контактировать: не переписывались, не созванивались, не виделись. Ада пребывала в скверном расположении духа и почти не улыбалась.

Тренировка проходила плодотворно и весело. Мы отрабатывали номер для предстоящего отчетного концерта, добиваясь максимальной синхронности движений, когда неожиданно дверь в зал распахнулась, и на пороге появился Назар с фирменной самодовольной улыбкой.

Я думала, Вадим возмутится и выгонит непрошенного гостя, потому что обычно он всегда раздражался, когда посторонние люди заходили в зал во время занятия. Однако в этот раз ничего подобного не случилось. Увидев Назара, Киреев приглушил музыку и направился к нему с раскрытыми объятиями.

– Чувак, как я скучал по тебе! – по-дружески хлопая Фомина по спине, сказал Вадим.

– А по тебе еще больше, братан!

Я не удержалась от усмешки. Посмотрите, какие нежности! Кто бы мог подумать, что два взрослых парня будут так трогательно приветствовать друг друга.

– Сейчас я закончу треню и поговорим. Буквально десять минут, – пообещал Назару Вадим и вновь обратил свое внимание на нас.

Фомин непринужденно разместился на полу рядом с зеркалом и немигающим взором уставился на меня. На губах парня играла вызывающая улыбка, обнажающая его белые зубы с острыми клыками.

Я сделала вид, что не замечаю пристального взгляда Назара, и попыталась сосредоточиться на том, что говорил Вадим. Тренер объяснял детали одного довольно сложного разворота, который у меня, как и у половины команды, никак не получалось сделать достаточно быстро, чтобы попасть "в музыку".

Однако повышенный интерес Фомина к моей персоне все равно напрягал, и я то и дело поглядывала на часы, торопя минуты, чтобы быстрее спрятаться в женской раздевалке.

Когда этот момент наконец настал, я постаралась успокоиться и, натягивая на себя теплый розовый балахон, все думала, как бы уйти из "Экстры", избежав общения с Назаром.

Ада, которая до этого вяло складывала вещи в рюкзак, вдруг встрепенулась и, повернувшись ко мне, спросила:

– Может, мне с Фоминым замутить?

– Ч-чего? – от неожиданности я аж заикаться начала.

– Ну, а че? Он вроде симпатичный. Не могу больше думать о своей неудавшейся личной жизни, мозги кипят. Мне надо отвлечься, понимаешь?

– Ну, отвлечься можно по-разному, необязательно для этого с кем-то мутить, – философски заметила я.

– Не знаю... У меня уже крыша едет, – недовольно выдохнула Ада и с такой яростью застегнула рюкзак, будто он нанес ей смертельную обиду.

8

Игра в Казаки-разбойники завершилась победой разбойников. Полтора часа истекло, а казаки так и не смогли нас переловить или выведать пароль. Каким-то чудом всем удалось выйти из Агилеево живыми и здоровыми. Правда ссадин, царапин и разорванных курток все же избежать не получилось.

По пути в кафе, в котором казаки должны были оплачивать наш общий ужин, выяснилось, что у каждого участника выдалось свое незабываемое приключение. Ада вместе с Вадимом прятались в мусорном баке, который, конечно, по назначению давно не использовался, но все же представлял собой весьма сомнительной чистоты укрытие.

Настя Великанова, удирая от Дениса Петрова, кубарем полетела с лестницы, однако отделалась лишь испугом и разодранными ладонями, потому что приземлилась на стоящий у подножья старый диван.

Я рассказала ребятам про серую кошку, но никто мне не поверил. Мол, не может кошка жить одна в здании. Однако, когда Игорь Ларин заявил, что тоже видел что-то мохнатое в коридоре, моя история стала звучать более убедительно.

Увлеченно обсуждая игру, Ада впервые за многие дни выглядела счастливой. Она с придыханием делилась пережитыми эмоциями и, кажется, напрочь забыла об их с Муслимовым ссоре.

– Ну что, довольна? – спросила я у нее, когда мы расселись на диванчики в теплом и уютном кафе.

– Еще бы! Давненько я так не бегала, – улыбнулась подруга. – Умираю с голоду! Давай одну пиццу на двоих закажем?

Мне было приятно видеть, что Ада отвлеклась от своих мрачных мыслей. К тому же я и сама хорошенько развлеклась. Вспомнила детство и чувствовала себя беззаботно радостной.

Назар, пользующийся популярностью в нашей компании, травил смешные байки, периодически вызывая у присутствующих взрывы хохота. Он довольно забавно преподнес историю нашего побега от Игоря Ларина, а в конце добавил:

– В итоге мы с Сашкой спрятались под лестницей, и эти лошпеды пронеслись мимо нас.

– Это на третьем этаже? В конце коридора? – поинтересовалась Настя Великанова. – Я тоже под этой лестницей в самом начале пряталась. Но там же так тесно, как вы туда вдвоем залезли?

– А ты догадайся, – Назар поиграл бровями, и ребята стали шушукаться.

Я стрельнула в Фомина недовольным взглядом, а он послал мне воздушный поцелуй, который я поймала и выбросила в сторону. Чтобы не подумал, что после Агилеево между нами что-то могло поменяться.

Однако позже выяснилось, что я зря переживала. Спустя десять минут Фомин стал строить глазки рыженькой официантке, а она без стеснения оставила ему свой номер телефона на салфетке. Увидев это, парни из нашей компании стали одобрительно хлопать Назара по плечу. А он, рассмеявшись, встал из-за стола и направился к рыжеволосой, которая, кажется, специально ждала его у окна.

В конце вечера, когда мы все собрались по домам, Фомин остался сидеть в кафе, ожидая конца рабочей смены своей новой знакомой, с которой они договорились куда-то пойти.

После этого случая я уже не сомневалась, что Назару нет до меня дела. Он, видимо, понял, что у нас с ним ничего не выйдет, и решил оставить меня в покое. Это не могло меня не радовать, ведь теперь я имела полное право свободно общаться с Фоминым, не опасаясь, что он имеет на меня виды. В целом как человек он мне нравился, и я бы не хотела бегать от него при каждой нашей встрече.

Подходило время моей поездки в Москву. Я ждала ее так, как ребенок ждет наступления Нового года и подарков под елкой. Увидеть Влада было моей самой большой мечтой на протяжение нескольких месяцев, и наконец день нашей встречи настал.

В Москву я прилетела поздно вечером, чувствуя себя жутко взрослой и дико счастливой. Влад встретил меня в аэропорту, и едва я вышла в зону ожидания, как он подлетел ко мне, подхватил и начал кружить. Мы так долго не виделись, что я уже начала забывать, какой он сильный и высокий.

Ревков был одет в широкие слегка свисающие джинсы и массивную ярко-красную куртку. При взгляде на парня у меня перехватывало дыхание, настолько совершенным он казался.

– Ну, наконец-то, Златовласка, я так скучал по тебе, – с этими словами Влад поставил меня на землю и нежно поцеловал, запуская пальцы в мои волосы.

Несколько минут мы просто наслаждались долгожданной встречей, не замечая окружающих. Не слыша объявлений, которые раздавались по громкой связи в аэропорту. Не видя ничего, кроме любящих глаз друг друга.

Затем Влад подхватил мой чемодан и повел меня к выходу. Мы забрались в такси и поехали к нему домой. На дворе была уже почти ночь, но Москва не спала. На дорогах было много машин, а кое-где даже пробки.

Ревков жил вместе с Платоном, барабанщиком группы "Абракадабра", в съемной квартире недалеко от центра. Когда мы зашли внутрь, первое, на что я обратила внимание, был камин. Электрический, конечно, но все равно очень красивый и создающий ощущение тепла.

Трехкомнатная квартира, в которой жили парни, была просторная и с хорошим ремонтом, но повсюду царил творческий беспорядок. Тут и там валялись листы с текстами песен, медиаторы для гитары, провода, пустые бутылки из-под энергетиков, а кое-где я обнаружила даже пару окурков.

– Мда, сразу видно, что убираться вам некогда, – заметила я и, поднимая с пола пустую пачку сигарет, спросила. – Ты что, стал больше курить?

Раньше Влад делал это только тогда, когда выпивал. Однако за последние несколько месяцев ситуация могла поменяться.

– Да, есть такое, – вздохнул Влад, забирая у меня из рук мусор и отшвыривая его в сторону. – Здесь я стал пить гораздо больше кофе и чуть больше курить.

– Недосып, кофе и сигареты – прямая дорога в больничку, – нахмурилась я, снимая верхнюю одежду.

– Брось, Златовласка, я молодой и здоровый как конь. Что мне будет? – Влад обхватил мое запястье и повел к себе в спальню.

В комнате Ревкова, к счастью, было прибрано. Очевидно, он приходил сюда только спать. Кровать, стоящая у стены, была застелена. А вещи аккуратно висели на вешалках в небольшом наполовину открытом шкафу-купе.

9

Для пафосной столичной тусовки в честь дня рождения парня я купила короткое вечернее платье мятного цвета. Мы с Адой обошли не один торговый центр прежде чем нашли его. Изысканное, стильное и невероятно воздушное, оно придавало мне женственности и делало похожей на фею.

Волосы я распустила, уложив их легкими волнами на плечи. Нанесла вечерний макияж, брызнула духами на волосы и шею, надела серьги, подаренные Владом, и продефилировала перед ним, чтобы он мог по достоинству оценить мой образ.

– Ну, как я тебе? – картинно тряхнув волосами, спросила я.

– Ты очень красивая, – отчего-то шепотом произнес Влад.

Он смотрел на меня зачарованно. Но в то же время как-то слишком серьезно. Не улыбаясь и не моргая.

– Эй, ты чего нахмурился?

– У тебя бывало такое, что держишь картинку чего-то прекрасного в голове, а потом она материализуется в реальной жизни? – неожиданно поинтересовался он.

– Эм... Не знаю, – озадачилась я.

– Вот у меня сейчас именно это и произошло. Когда мне было лет двенадцать или тринадцать, я представлял свою идеальную девушку. Думал, какой у нее будет характер, как она будет выглядеть. И, знаешь, ты полностью соответствуешь тому образу, который жил в моей голове, – с легкой улыбкой признался Влад.

– Правда? – я смущенно захлопала ресницами и, приблизившись, села к нему на колени. – А вот моим идеалом раньше всегда были блондины. Но стоило мне познакомиться с тобой, как представления о привлекательности резко поменялись.

– Да, наверное, так тоже бывает, – усмехнулся Ревков.

В отличие от меня он особо не наряжался. Надел подаренную мной толстовку, зауженные джинсы и черную кепку козырьком назад.

– И что, все? – оглядывая его с ног до головы, спросила я. – Ты же именинник! А где же стразы, блестки, эпатаж?

– Если нужно будет эпатировать публику, я просто сниму кофту, – усмехнулся Влад.

Он знал, что его тело совершенно, и при виде кубиков на прессе девчонки позабывают собственные имена.

Я лишь легонько покачала головой и ничего не ответила. Когда мы уже были готовы вызывать такси, чтобы ехать в клуб, в квартиру ворвался раскрасневшийся и запыхавшийся Платон. Парень сетовал на то, что задержался в студии дольше положенного, и попросил немного подождать его, чтобы отправиться на вечеринку вместе.

В итоге выход из дома сместился минут на двадцать, и мы втроем, весело болтая, направились к такси, которое уже ждало нас. По дороге Платон рассказывал Владу о том, как он вместе с ребятами долго и мучительно выбирал звучание новой песни.

Они перебрасывались ничего не значащими для меня словами типа "аранжировка", "дабл-трек", "сэмпл", а я думала о том, как, должно быть, здорово зарабатывать на жизнь творчеством. Заниматься любимым делом и получать от этого и моральную, и финансовую отдачу.

Когда машина остановилась у клуба под названием "TimeOut", я тут же обратила внимание на толпу у входа. Влад взял меня за руку повел к дверям, у которых стоял массивного вида фейсконтрольщик.

Кое-то из девчонок, ждущих свою очередь, довольно громко запищал: "Ой, смотрите, это же он! Влад! Влад, привет!" К ней подключились ее подружки, и они нараспев принялись здороваться с Ревковым.

Влад улыбнулся им, помахал рукой и, потянув меня за собой, приблизился к фейсконтрольщику. Тот бегло скользнул по нам взглядом и, чуть посторонившись, пропустил внутрь.

В клубе было людно, шумно и весело. На потолке висели гигантские стеклянные дискошары, которые переливались всеми цветами радуги, стоило ярким лучам прожекторов упасть на них. Огромный танцпол, бар, сцена – все горело неоном и переливалось в огнях светомузыки.

До этого я несколько раз была в ночных клубах, но столичное заведение превзошло все мои ожидания. Здесь даже воздух был пропитан атмосферой бешеной ночной жизни, тусовок и драйва.

Красиво одетые или, точнее сказать, красиво раздетые танцовщицы отплясывали на сцене энергичные танцы, алкоголь лился рекой, а посетители бурно веселились, не ведая стеснения.

Признаться честно, во всей это обстановке я чувствовала себя ребенком. Конечно, по сути я им и была, но нарочитая "крутость" клуба будто лишний раз подчеркивала факт того, что мне всего восемнадцать и, если бы не Влад, меня, возможно, даже не пустили бы внутрь. Ведь я выгляжу несколько моложе своих лет.

Я посмотрела на Ревкова, который был совершенно спокойным. Я бы даже сказала, равнодушным. Он, казалось, не замечал громких басов, бивших по перепонкам, тесноты и всего этого безумия, происходящего вокруг.

Влад неторопливо двинулся в сторону сцены, по-прежнему держа меня за руку. Платон шел следом. Передвигались мы медленно, потому что к Владу то и дело подлетали незнакомые люди, что-то говорили на ухо и одобрительно хлопали по спине. Поздравляли, наверное.

Когда мы наконец достигли сцены, Ревков резко свернул направо в узкий длинный коридор и пошел по нему. Чем дальше мы шли, тем тише становилась музыка, ревущая в основном зале клуба.

Затем Влад распахнул одну из дверей, и мы вошли в большую квадратную комнату с широким темно-синим диваном у стены. На стенах висели зеркала, а перед ними стояли столы со стульями. Должно быть, мы попали в гримерку.

В людях, развалившихся на диване, я узнала двух других музыкантов из группы "Абракадабра": Артема и Илью. Ребята поднялись и, по очереди обняв Ревкова, поздравили его. Затем они приветливо поздоровались со мной, не забыв похвалить мой "сногсшибательный" внешний вид.

Помимо них в комнате находился взрослый подтянутый мужчина с серьгой в ухе. Его звали Сергей, и через несколько минут я поняла, что он является менеджером группы "Абракадабра". Он рассказал ребятам о программе сегодняшнего вечера, проинформировал, сколько выходов у них будет, а также дал несколько рекомендаций на тему того, что Владу нужно сказать и кого поблагодарить.

Парень слушал его молча, изредка кивая. В конце речи Сергея он задал несколько уточняющих вопросов по "таймингу" и с серьезным видом откинулся на спинку дивана. Происходящее выглядело совсем не так, будто Влад пришел праздновать свой день рождения. Для Ревкова и его группы этот вечер был рабочим. Им предстояло выступать и развлекать публику. Сегодня Влад в первую очередь был артистом и лишь потом именинником.

10

– Друзья, настало время услышать еще одну новинку от группы "Абракадабра" и несравненной Марианны. Песня "Невыносимо". Давайте разорвем клуб овациями! – объявил ведущий.

Когда ребята вышли из-за кулис, свет в зале немного приглушили, а на сцену направили яркие лучи прожекторов.

Марианна начала петь первой. Голос у нее звучал томно и, как бы меня это ни бесило, жутко сексуально. Она передвигалась по сцене с грацией кошки, заглядывала в глаза зрителем и, казалось, чувствовала себя как рыба в воде.

Влад держался чуть поодаль. В руке он сжимал микрофон и плавно покачивался в такт музыке.

Когда начался припев, Марианна приблизилась к Ревкову и повернулась к нему так, что они оказались друг напротив друга. Расстояние между артистами сократилось до полуметра.

Тянусь к твоим губам я словно к солнцу,

Тянусь и так боюсь, что ты проснешься.

Ночь позади, и утро слишком рано

Приходит и вскрывает мои раны.

Сладко пропела Марианна, смотря Владу прямо в лицо. И он, не отрывая от нее глаз, подхватил:

Ведь каждый день с тобой мы были в мыслях,

И запах твоей кожи словно выстрел,

Любить тебя порой невыносимо,

Но по тебе скучаю слишком сильно.

Голос Ревкова звучал по обыкновению хрипловато и мужественно. Песня была о личном, и ребята отыгрывали на сцене на все сто процентов.

Поначалу мне нравилось их выступление. Но когда Марианна протянула руку к Владу и положила ладонь на его грудь в области сердца, я напряглась. Это выглядело слишком интимно, слишком чувственно.

Ревность, словно вьюга, застилала мне глаза. Я больше не слышала звуков музыки, не замечала толпящихся вокруг людей. Я смотрела на Влада, который своей рукой накрыл ладонь Марианы, лежащую на нем, и с упоением пел свой куплет. В тот момент во мне кровь закипела от возмущения. Влад не только не убрал ее руку, но еще и положил сверху свою!

Когда Ревков наконец отстранился от Марианны, его взгляд метнулся в зал. Он подошел к краю сцену, опустился на одно колено и с полным вдохновения лицом продолжал петь.

Когда наши с ним взгляды встретились, уголки его губ поднялись чуть выше, но я не ответила на улыбку. Мне было обидно от того, что он слишком реалистично играл в любовь с Марианной на сцене.

На последнем припеве эти двое вновь сошлись и (какой кошмар! Лучше б я ослепла!) начали изображать некоторое подобие медленного танца. Его рука легла на ее талию, ее ладонь – на его плечо. Они медленно топтались вокруг своей оси, и от этого "милого" зрелища меня чуть не вырвало.

Я с трудом сохраняла внешнее спокойствие, ведь на самом деле мне хотелось залезть под одеяло и разреветься.

Когда эта проклятая песня наконец закончилась, я быстрым шагом направилась в туалет. Закрылась в кабинке, опустила крышку унитаза и села на нее, подперев пальцами виски.

Мне было больно. И вроде бы боль была душевной, но ощущалась она вполне физически. Словно в область солнечного сплетения подложили тяжелый камень с острыми краями. Он своим весом пригибал меня земле. Мешал жить и дышать.

Как мне относиться к тому, что произошло на сцене? Высказать Владу свою обиду или подавить эмоции, ссылаясь на то, что он артист и это его работа?

Очевидно, что такое поведение музыкантов было запланировано. Действия Марианны и Влада не выглядели спонтанными, они заранее обо всем договорились.

Ревков прекрасно знал, что я все вижу, а значит, считал случившееся нормой. Значит, в его голове не мелькнула мысль о том, что его "песенный флирт" с Подольской меня заденет.

Может, я и правда принимаю все слишком близко к сердцу? Ну подержались они за руки, ну потанцевали рядом... Катастрофы ведь по большому счету не случилось? Тем более во время неформального общения с Марианной Влад держался в высшей степени достойно.

Я сделала пару глубоких вдохов и, решив, что не буду излишне драматизировать, вышла из кабинки. Я направилась к раковинам, чтобы ополоснуть холодной водой лицо и руки. Это должно было помочь прийти в себя.

Однако едва я встала напротив зеркала, как в туалет вошла (черт бы ее побрал!) Марианна и с видом победителя уставилась на меня.

– Как тебе наше выступление? Понравилось? – с самодовольной улыбочкой спросила она.

– На троечку. Все-таки видно, когда между людьми, изображающими симпатию, на самом деле ничего нет, – едко отозвалась я. – Но это ничего, вы ведь непрофессиональные актеры.

Мне отчаянно хотелось поддеть Марианну.

– Ну, это просто вопрос времени, – спокойно ответила она, поправляя волосы.

– Что именно? – спросила я, включая кран.

– То, что между мной и Владом ничего нет, – пояснила певица, доставая из сумочки помаду. – Это только пока.

От такой вопиющей наглости я не сразу нашлась, что ответить. Просто стояла и злобно смотрела на Марианну через зеркало.

– Это что, угроза? – холодно поинтересовалась я, выдавливая мыло из дозатора на стене.

– Угроза, предупреждение... Называй, как хочешь, – пожала плечами Подольская. – Влад мне подходит гораздо больше, чем тебе. Поэтому не думаю, что ваши отношения продержатся еще хоть месяц.

– Это мы еще посмотрим! – с этими словами я выплеснула мыльную воду, набранную в ладони, прямо на платье Марианны.

– Ах ты маленькая сучка! – взвизгнула девушка.

Я попала на грудь и живот. На ее серебристом платье тут же образовались темные пятна. Ничего страшного, конечно. Но пускай стерва постоит под сушилкой и подумает над своим поведением.

– А вот тебе мое предупреждение, – негромко, но серьезно сказала я. -Будешь лезть к Владу, пожалеешь.

Быстрым шагом я покинула туалет и, пройдя несколько метров, столкнулась лицом к лицу с Ревковым.

– Златовласка, ты где ходишь? Я тебя повсюду ищу! – заявил он, гладя меня по плечу.

– Руки мыла, – ответила я с улыбкой.

– Я отстрелялся. Больше на сцену звать не будут, – запуская пальцы в волосы, сказал он. – Может, ну их всех? Поедем домой? Ты ведь завтра уезжаешь.

11

В какой момент близкие люди становятся чужими? Где проходит эта тонкая грань? В какой точке времени и пространства любовь перерастает в ненависть, а дружба превращается во вражду?

Я не знала ответов на эти непростые и глубоко философские вопросы, но чувствовала, что между мной и Антоном все стало по-другому. Я не была в курсе того, как далеко зашли из с Князевой отношения. И осознание того, что друг не захотел посвящать меня в подробности личной жизни, больно резануло меня.

Раньше между нами никогда не было секретов. Несмотря на то, что мы были разнополыми друзьями, мы могли обсуждать любые темы. Открыто и без стеснения. Раньше мы с Антоном были по-настоящему близки. А теперь?

– Так, значит, у них уже все было? – спросила я, вдыхая морозный воздух, когда мы с Адой вышли на улицу.

Приближающаяся зима уже разрисовала дороги и деревья инеем, и с каждым днем становилось все холоднее.

– Да, – кивнула подруга, натягивая на голову капюшон.

– Давно ты знаешь?

– Не очень. На самом деле он не планировал рассказывать, так само вышло. Мы что-то разговорились... Слово за слово, и он признался, – поведала Ада, а затем добавила. – Черт! Он ведь доверил мне сугубо личное, а я просто... Воспользовалась этим против него.

Ада выглядела удрученной и нервно покусывала губы.

– Саш, ну что я за человек такой? Кто меня за язык тянул?

– Ты просто взбесилась из-за слов Князевой. Я бы тоже, наверное, так поступила, не сдержалась бы...

– Нет, ты не такая, – вздохнула подруга. – Ты думаешь о чувствах других, а я все чаще о них забываю. Иногда мне противно от самой себя.

Я молчала. Нужные слова не приходили в голову.

– Почему он не захотел рассказать мне? – наконец поинтересовалась я, запуская руки в карманы.

– Я же говорю, Антон в принципе не хотел говорить об этом. Случайно разболтал, а потом просил никому не говорить, даже тебе. Сама понимаешь, интимные подробности и все такое, – Ада приложила пальцы к губам и продолжила. – Саш, как ты думаешь, он простит меня за то, что я ляпнула? Ведь Князева пришла в бешенство, поняв, что я знаю об их близости.

– Трудно сказать... Все стало так запутанно, – грустно отозвалась я. – Знаешь, если бы Зарина изначально выбрала иную тактику, не старалась отгородить Антона от нас, то все было бы по-другому. Зачем она объявила эту войну?

– Без понятия. Но я точно знаю, что она втрескалась в Булаткина по самые помидоры. Наверное, поэтому крыша и едет.

Остаток пути до дома мы шли молча. Каждая из нас думала о случившемся, и настроение было на нуле. Попрощавшись с Адой, я зашла домой, разулась и прямо в одежде плюхнулась на кровать.

Спустя десять минут борьбы с навалившимися на меня ленью и апатией я наконец сняла куртку и достала из комода старый фотоальбом. В нем хранились школьные фотографии, начиная с первого класса.

Вот я стою на школьной линейке с огромным букетом гладиолусов и широкой улыбкой на лице. Два передних зуба отсутствуют, но это меня, видимо, совсем не смущает.

Вот мы с Антоном сидим за партой в кабинете, в котором проучились с первого по четвертый класс. У меня гигантские белые банты, а у него прическа в стиле "горшок".

Вот мы с Адой стоим на школьном стадионе и, щурясь на солнце, пытаемся позировать, словно модели. На снимке нам не больше десяти лет, поэтому наши кривляния выглядят довольно комично.

Вот мы все втроем сидим за столом у меня дома на моем тринадцатом дне рождения. У меня в волосах красуется тонкая розовая прядь, которую я выкрасила тоником. Ада корчит смешную рожицу, а Антон ставит нам обеим "рожки" для кадра.

Пока мои глаза скользили по фотографиям, в душе оживали теплые воспоминания о счастливом детстве. О том, как мы ссорились, мирились, списывали друг у друга домашку, гуляли во дворе и часами висели на телефоне.

Вспомнилось, как Булаткин в пятом классе порвал новую куртку и очень боялся сказать об этом родителям. А я, решив помочь, пришла вместе с другом к нему домой и сообщила его матери, что это я распорола Антону куртку веткой. В итоге Булаткин избежал наказания, а меня его мама лишь немного пожурила.

Оказывается, взросление – это не всегда приятно. Не всегда радостно и безболезненно. Когда детство уходит, оно забирает с собой розовые очки, через которые так привычно было смотреть на мир. И он уже не видится тебе таким приветливым и беззаботным, как раньше.

Взрослея, ты будто теряешь крылья и становишься более приземленным. Начинаешь думать о серьезных вещах, об отношениях, о будущем. И все эти размышления неумолимо отдаляют тебя от волшебства, которое еще недавно жило в твоей душе.

Ты все меньше ждешь Нового года, все меньше надеешься на то, что полетишь в космос и все меньше веришь в чудо.

С тяжелым вздохом я отложила фотоальбом в сторону и нехотя поплелась на кухню готовить ужин. В последние дни мама задерживалась на работе допоздна, и мне приходилось самой думать о своем пропитании.

Еще одна неприятная черта взросления: мама думает, что ты уже достаточно взрослая, чтобы приготовить поесть, но в то же время слишком маленькая для того, чтобы приходить домой позже десяти. Ну и где здесь справедливость?

Суббота была днем премьеры клипа на песню под названием "Невыносимо", которую исполняла группа "Абракадабра" совместно с Марианной Подольской. Влад позвонил мне вечером и сообщил, что ролик уже на YouTube.

– Только сильно не смейся, когда будешь оценивать мою актерскую игру, – с улыбкой в голосе проговорил он. – Я запорол несколько десятков дублей прежде, чем режиссер добился от меня чего-то вразумительного.

Влад держал втайне сюжет клипа, потому что хотел, чтобы при просмотре я была максимально объективной и оценивала его глазами обычного зрителя.

– Как глянешь, позвони. Поделишься первыми впечатлениями, – сказал Ревков перед тем, как попрощаться.

Любопытство пожирало меня изнутри, и я нервно покусывала ногти, ожидая, пока включится компьютер. Дрожащими от предвкушения пальцами я набрала запрос "Абракадабра и Марианна", и слово "невыносимо" вылезло в поисковой строке само. Нажав кнопку "плей", я погрузилась в атмосферу клипа.

12

В Твистер мы играли впятером. Непосредственно участвовали я, Назар, девочка с дредами, которую звали Лиля, и блондин с проколотой губой по имени Олег. А Лехе Исаеву выпала роль нашего судьи.

Мы расстелили на полу белый коврик с изображенными на нем яркими кругами желтого, красного, синего и зеленого цветов. Суть игры заключалась в том, что участники должны были располагать свои конечности на кругах конкретного цвета, который определял ведущий, вращая специальную рулетку.

Поначалу все было довольно безобидно. Правую ногу на желтое, левую руку на синее – мы хохотали и перекидывались шутками друг с другом. Однако чем дольше продолжалась игра, тем теснее переплетались наши тела в замысловатых и совершенно неестественных позах.

На мне были узкие черные джинсы с завышенной талией, поэтому о случайной демонстрации своей пятой точки я не переживала. А вот просторная рубашка то и дело задиралась, оголяя живот, и от этого я чувствовала себя неловко. Особенно когда лицо Олега оказалось в пятнадцати сантиметрах от моей груди.

– Какой шикарный вид, – хихикнул блондин.

– Да ну тебя, – фыркнула я, перемещая ладонь на синий круг и тем самым отдаляясь от парня.

– Так, теперь Лиля левую ногу на желтое, – командовал Леха.

Девушка выполнила указание ведущего и громко засмеялась, теперь лицо Олега стало соседствовать с ее грудью.

– Назар кладет правую руку на красное, – продолжал раздавать указания Исаев, параллельно снимая нас на мобильник.

Для Фомина, которой до этого стоял в жутко неудобной позе, перемещение было спасительным. Однако я совсем не обрадовалась такой перестановке, ведь теперь Назар всем телом навис надо мной. Я отвернулась в сторону, чтобы не удариться с парнем носами и не смотреть ему прямо в глаза. Мы с Фоминым опять были в неприличной близости друга, и опять его дыхание обжигало мои щеки.

– Ммм... Опять запах клубники, – блаженно протянул он.

– Да не пахну я никакой клубникой!

– Пахнешь. А еще я чувствую волнение. Почему твое тело так реагирует на меня?

– Как так?! – от возмущения я резко повернулась к нему, и наши носы едва не коснулись друг друга.

– Сердечко стучит, щеки пылают, – продолжал издеваться Фомин.

Мне отчаянно захотелось влепить ему пощечину, но по правилам игры я могла отрывать руки от коврика только во время перемещения. Поэтому я лишь плотно стиснула зубы и вновь отвернулась.

– Лилек, давай левую руку на красное поле, – донесся голос Исаева.

Девушка изловчилась, пытаясь выполнить указание ведущего, но нес могла удержать равновесия и повалилась на пол. Следом за ней рухнули и мы. Сложились, словно карточный домик. Олег упал на Лилю, я на Олега, а Назар грохнулся сверху.

Мы все, включая Леху Исаева, дружно заржали. Быть зажатой между двумя парнями, словно котлета между булочками, было смешно и одновременно неловко. Я с хохотом попробовала вылезти из-под Назара, но он не особо спешил освобождать меня от веса своего тела.

– Слезай давай, – прошипела я, отталкивая его за плечи.

– Погоди, нога за что-то зацепилась, – с трудом сдерживая смех, ответил Фомин.

Когда мы наконец разлепились, я вскочила на ноги и принялась расчесывать пальцами спутавшиеся волосы. От игры в Твистер стало жарко и захотелось пить. Одернув рубашку, я вышла из комнаты и направилась на кухню в поисках воды.

Утолив жажду, я решила проверить свой телефон, который оставила в рюкзаке. Вдруг Ревков звонил? Это, конечно, было маловероятно, но все же вполне возможно.

Ада, мимо которой я проходила, направляясь в коридор, обхватила меня за локоть и с хищной улыбкой заявила:

– Саш, сфоткай нас с Витьком, – подруга указала рукой на незнакомого мне парня, который как-то плотоядно поглядывал на нее. – Типа случайный кадр.

– Зачем?

– Затем! Выложу в соцсеть! Пусть Булаткин знает, что я не сижу и не убиваюсь по нему! – с вызовом ответила Ада.

– Булаткин? А при чем тут он? – нахмурилась я.

– Ой, что я говорю? – стушевалась Калинина. – Я имела в виду Муслимова! Пусть Макс знает, что я не убиваюсь по нему!

– Думаю, он и так об этом знает, – сухо заметила я.

– Сфоткаешь или нет?!

– Ада, – я подхватила подругу под руку и отвела ее подальше от этого Витька. – Давай без глупостей! Никаких фоток в соцсеть!

– Почему? – непонимающе протянула она.

– Потому что потом ты можешь пожалеть о содеянном. В глубине души ты знаешь, что я права.

– Ладно, – нехотя согласилась подруга и со вздохом пошла танцевать.

Добравшись до своего телефона, я с грустью обнаружила, что Ревком мне не звонил и не писал. Хотя в сети был совсем недавно. Со злостью я засунула мобильник обратно в рюкзак и направилась в общий зал.

Денис Петров услужливо принес мне еще газировки, и мы, усевшись на широком подоконники, стали болтать. Приятель говорил о тренировках и о своих планах заняться танцами профессионально. Я слушала его молча, изредка кивая и задавая уточняющие вопросы.

За окном царствовала зима. Студеная, белая и суровая. Снег, которого не было еще пару часов назад, почти полностью укрыл землю белоснежным одеялом. Все вокруг казалось чистым, свежим и... Холодным.

Холодно было и в моей душе. Несмотря на то, что болтовня Дениса отвлекала от тяжелых мыслей, а находящаяся по соседству батарея горячила тело, в сердце ощущалась тревога.

С момента ссоры с Владом прошло часов пять, и я уже жалела о том, что закатила ему истерику. Ревков всегда был адекватным, и, возможно, если бы я попыталась объясниться с ним без криков, смог бы понять меня.

Дико захотелось забить на все условности, позвонить Владу и сказать, что я люблю его. Но гордость не позволяла мне этого сделать. Я не могла вслух признать тот факт, что доля моей вины тоже присутствовала в конфликте. Это было чертовски сложно, поэтому я предпочитала терзаться и страдать. Хотя, если честно, понимала, что надолго меня не хватит.

– Ау, Саш? Так это правда? – голос Дениса вывел меня из раздумий.