Что наша жизнь - игра,
Добро и зло, одни мечты.
Труд, честность, сказки для бабья,
Кто прав, кто счастлив здесь, друзья,
Сегодня ты, а завтра я.
Так бросьте же борьбу,
Ловите миг удачи,
Пусть неудачник плачет,
Пусть неудачник плачет,
Кляня, кляня свою судьбу.
П.И. Чайковский - Опера "Пиковая Дама",
7 картина, Ария Германа.
1965 год, город N
Слава вытащил из нагрудного кармана рубашки платок и отер пот со лба. В этом году август выдался жарким и даже ночью столбик термометра не опускался ниже двадцати пяти градусов по цельсию. Он глянул на часы, сверяя время с расписанием автобуса, и вернулся под козырек остановки.
Рядом весело болтали первокурсницы. У каждой в руках по учебнику. Слава прочитал название на корешке - “Введение в анатомию” и вздохнул.
Медички.
Таких вечером на танцы не дозваться, у них одна учеба на уме.
Но ладный стан обхватывали тонкие пояски, а расклешенные к низу подолы юбок раздувал невесть откуда прилетевший ветерок. И Славик любовался цветом молодости, вдыхая запах свежести и искреннего девичьего смеха.
Им только предстояло вкусить все прелести студенческой жизни, которая для него самого, выпускника Института инженеров железнодорожного транспорта, совсем скоро останется позади.
Подъехал автобус и Слава, пропустив вперед двух старушек с авоськами и первокурсниц, запрыгнул на подножку. Взметнулись ситцевые юбки, зазвенела мелочь и водитель, пригладив пальцами усы, проводил красавиц мечтательным взглядом.
Одна за другой, оторвав билетики от общей катушки, они заняли свободные места у входа. Слава показал водителю проездной и, скользнув глазами по хорошеньким личикам, прошел в конец салона, где занял последнее свободное место в проходе.
Как же хороша макушка девчушки справа! Шоколадные завитки уложены на прямой пробор и заплетены в две премиленькие косички. Руки тонкие, изящные, как и она сама.
Слава поднялся и, сделав два шага, оказался у красавицы за спиной. Платье нежно-голубого цвета с покатыми плечами, строгое и простое одновременно, только подчеркивало белизну ее нежной кожи.
Прижав учебник к груди, она смотрела в окно. Автобус тронулся от остановки и солнечные лучи заскользили по курносому носу, точеной шее и нежным девичьим ключицам.
Слава улыбнулся, в уме подбирая подходящую для знакомства фразу, когда звонкий и певучий, но глухой, словно доносившийся издалека, голос крикнул:
- Стой! Стой, кому говорят! Эй!
Слава повернулся и увидел бегущую к остановке девушку. Две рыжие косы хлестали по спине и платье цвета молодой листвы от бега задралось до самых бедер. Если бы не распахнутая от жары форточка, ее крик никто бы и не услышал.
- Отец, притормози! - позвал Слава и водитель недовольно глянул на него в зеркало заднего вида, но автобус, который не отъехал от остановки и десяти метров, все же остановил.
Рыжая девчонка влетела в салон через переднюю дверь, мгновенно заполнив собой все пространство. Кудрявая челка прилипла к высокому лбу, косы оплели тонкую шею и крепкий стан. Пухлые от природы алые губы расплылись в улыбке, которая повторилась в отражении серо-зеленых глаз.
- Ой, спасибо, как вы выручили, слов нет! Погодите, дяденька, не уезжайте, там сестры мои бегут, - она отсыпала из кармана мелочь за проезд и, ухватившись за поручень, высунулась из дверей, крича что есть силы. - А, ну, давай быстрее, что как неживые! - и засмеялась, возвращаясь в салон, без меры довольная собой.
Бабушки нахохлились, как злые воробушки, первокурсницы попрятали за учебниками улыбки, а Слава никак не мог оторвать глаз от той, что за секунду переполошила всех вокруг.
Сразу видно, из деревни. Городская бы так не опростоволосилась. В одной руке перевязанные бечевкой книги, в другой - маленькая кожаная сумочка на длинном ремешке. Наверное, тоже поступать приехала.
А девушка тем временем искала свободное место. Поравнявшись со Славой, она заглянула ему за спину и, дунув на прилипшую к виску непослушную огненную прядь, сказала возмущенно:
- Товарищ, вы мешаете. Дайте же пройти! - и когда Слава посторонился, юркнула на свободное место в конце прохода, на котором минуту назад сидел он сам.
И пока она усаживалась, Слава успел оценить и манящую юностью крепость ее телосложения, и простенький крой платья, и высокую тугую грудь.
И еще то, что всегда в первую очередь привлекало его в женщинах - живую и яркую натуру, от соприкосновения с которой в венах закипала кровь и бросало в жар.
Следом в автобус забрались еще две девушки, смутно похожие на первую. Такие же крепкие, сбитые, но без искры и на ее фоне словно выбеленные пылью.
Зойка вылетела из аудитории, как ураган, и, раскрутив над головой сумочку, промчалась мимо замерших у дверей абитуриентов. Незнакомая девушка, чернобровая, с тоненькой полоской темных усиков над верхней губой, окликнула ее:
- Ну, что?
- Сдала! - уверенно бросила Зойка, обернувшись через плечо, и подмигнула незнакомке. - Билет лёгкий попался.
- Молодец! - девушка улыбнулась в ответ, показав щербинку между зубами, и дернула дверь аудитории на себя. Она еще что-то сказала, но Зоя не разобрала, так как кроме русского, других языков не знала.
Зоя была из простой советской семьи.
Отец всю жизнь проработал в колхозе трактористом. Был человеком трудолюбивым, нрава живого, особенно чувствительного к несправедливости, а потому вечно попадал в разные неприятности.
Никогда не оставался равнодушным к тем, кому нужна была его помощь. Вот и мимо драки городских с деревенскими пройти не смог, где Ваньку Тополева толпой избивали. Товарища он тогда от верной гибели спас, да только сам оказался на больничной койке, где через неделю скончался. Не выдержало сердце.
От него у Марфы остались три дочери: Людмила, Нина и Зоя, а еще небольшое подворье: пегая буренка, куры да две собаки. Мать Зои в то время при колхозе ветеринаром работала. Днем принимала молодых телят, лечила маститы у коров, ставила прививки, а вечерами следила за порядком на собственном дворе.
По молодости яркая и статная, потеряв мужа, она осунулась, а тяжелый физический труд окончательно вытравил молодость с ее некогда прекрасного лица. И, если внешне Зойка была точной копией своей матери, то характер она целиком и полностью унаследовала от отца, хоть он и помер незадолго до того, как ей исполнилось пять.
Люда, самая старшая, темноволосая и высокая, была похожа на деда по отцовской линии. Те же черные брови вразлет и крутой нрав. Отучившись на медсестру, она все мечтала уехать из райцентра в город, но жалко было оставлять мать одну.
- Нет тут жизни, никакой нет! - уговаривала она Марфу длинными зимними вечерами.
- А там поди есть?
- В городе-то? Конечно! Там и работа есть, и женихи… за кого мне здесь идти, когда один пьющий, а другой гулящий?
- Да им что город, что деревня - все одно, - вздыхала мать, но старшую не так-то просто было переубедить.
- Нет, там образованные, - мечтательно вздыхала Людка. - Интеллигенция, свет науки. Вот увидишь, я замуж за офицера пойду!
Но мать в ответ только качала головой.
Время шло, дни сменяли друг друга, а потом, неожиданно для всех, в год, когда Зоя получила на руки диплом о среднем образовании, Марфа продала скотину, заколотила ставни на окнах и сообщила дочерям, что получила перевод в город и теперь будет преподавать в ветеринарной академии.
- А квартиру дали? - не веря своим ушам, выдохнула Люда.
- Комнату в коммуналке.
Так семнадцатилетняя Зоя оказалась в городе N, где все было в новинку, все завораживало, волновало и притягивало взгляд.
Зойка толкнула тяжелую дверь и влетела в длинный коридор коммунальный квартиры. Увернувшись от мчавшегося навстречу на трехколесном велосипеде малыша, ворвалась на кухню. На покрасневшем от долгого бега лице сияла улыбка.
- Мам! - позвала она и в ответ крышка кастрюли, в которой варилась картошка в мундире, подпрыгнула, звонко ударившись об алюминиевый край. - Здравствуйте, теть Надь, мама вернулась?
Старушка, что срезала у окна мякоть с листьев алоэ, не глядя махнула рукой.
- У себя, вроде, - Зойка с благодарностью кивнула и убежала, на ходу расстегивая босоножки.
В комнате пахло крахмалом и чистым бельем. На гладильной доске у окна лежала стопка свежей одежды и Нина, что стояла к двери спиной, вздрогнула, когда Зойка распласталась на одной из двух кроватей, стоявших вдоль стены, и панцирная сетка скрипнула под тяжестью ее тела.
- Вот дурная, напугала до смерти! - крикнула сестра. - Опять врываешься без стука! - и уже мягче добавила. - Что довольная такая, сдала?
- Сдала, - победно выдохнула Зоя и раскинула руки. - Теперь буду кормить вас от пуза разными блюдами фильдеперсовыми!
Нина засмеялась.
- Ты выучись сначала, повариха!
- Выучусь! - Зоя приподнялась на локтях и посмотрела на сестру. - Вот увидишь, мои борщи партийные хвалить будут! А по рецептам, что сама напишу, книги напечатают и они у каждой хозяйки на почетном месте на кухне стоять будут.
- А ты что, еще и писать умеешь?
Нина и Зоя были погодками и, в отличие от Люды, с которой у средней сестры разница была целых пять лет, дружили с детства. Нину умиляла Зойкина непосредственность и неубиваемый оптимизм. Сама она была спокойная, даже меланхоличная, и очень добрая, что однако не мешало ей частенько вступаться за младшую сестру, когда та с Людой ругалась.
- Погоди!
Зойка потрясла кулаком и встала. Уличное платье полетело на застеленную тонким покрывалом постель. Накинув на плечи халат, она повязала поверх белый фартук, который сшила еще в школе на уроке труда, и гордо вскинув голову, изрекла:
В райцентре, откуда приехала Зоя, на все село был только один Дом культуры: невысокое белое здание с маленькими окнами и нарядным крыльцом, по обеим сторонам которого восседали каменные львы дореволюционной эпохи.
Из просторного холла по чуть потертому паркету пришедшие на танцы сразу попадали в большой зал со сценой, на которой часто проходили концерты народной самодеятельности и собрания колхоза. Вдоль стен стояли стулья и скамьи для отдыха, но они почти всегда пустовали, потому что танцевать любили все.
Особенно по субботам, когда играла живая музыка и аккордеон в руках Пал Палыча рождал изумительный кадриль, а Марина Никифоровна на пианино, что стояло за сценой, исполняла песни Никиты Богословского, под которые односельчане не только танцевали, но и с большим удовольствием подпевали.
Но так было только по субботам, а в пятницу на стол у края сцены ставили граммофон и до позднего вечера крутили пластинки с хитами Муслима Магомаева, Иосифа Кобзона и Веселых ребят.
В городе танцы были другими.
У каждого района свой Дом культуры: большое светлое здание с огромными окнами и лепниной на фронтоне. Ко входу вела мощеная булыжником широкая аллея, которую освещали гирлянды из разноцветных лампочек, натянутые между фонарными столбами.
В летний период отдельно открывали площадку для танцев под открытым небом, там же недалеко оборудовали места для курения, где перед началом вечера коротали время ребята.
В отличие от сельских, шанс встретить знакомое лицо на городских танцах равнялось нулю, и Зою, всей душой стремившуюся познать этот мир, расширить его границы и насладиться молодостью в полной мере, это будоражило больше всего.
Здесь не было граммофона и старых пластинок, а музыка лилась из стерео колонок “Виктория”, подключенных к настоящему кассетному магнитофону через простенький пульт.
Сестры миновали доску объявлений, на которой большими белыми буквами было написано: “Вход на танцплощадку в джинсах строго запрещен!” и встали у металлического ограждения.
Играла спокойная мелодия без слов и Люда, бегло осмотрев толпу, сказала:
- Мне нужно в уборную, - но пошла не направо, к Дому культуры, а налево, к местам для курения.
Нина спрятала улыбку в кулачке.
- Ага, конечно. Тихона пошла своего искать.
Зойка видела ухажера сестры мельком.
Высокий шатен, широкий в плечах, с длинными жилистыми руками и ладонями, в которых могла уместиться ее голова целиком. Нескладный и немногословный, зато отпрыск офицера.
Людка бы врать не стала, хоть Зоя и была уверена, что сестра своими глазами медали за заслуги перед Отечеством не видела, а только на слово поверила. Да и что этим медалям сделается, когда у него своя комната во времянке, пусть с печным отоплением и удобствами на улице, зато не коммунальная.
Свой угол он и в Африке свой угол.
- Пить хочу, - пожаловалась Нина. - Тут вроде автомат был недалеко.
- Сходи, а я тут подожду, - Зойка кивнула, наблюдая как площадка заполняется молодежью. - Да иди уже, никуда я не денусь!
Она не хотела пить. Как и большинство девушек ее возраста, Зойка хотела танцевать и веселиться.
И, может быть, даже немного влюбиться.
- Я скоро, - Нина отошла на два шага и обернулась. - Отсюда ни ногой!
- Ни ногой, - повторила Зоя и влилась в поток пришедших на танцы, что понес ее по дощатому полу в самый центр площадки.
- Здравствуй, Зоя, - чья-то тяжелая ладонь легла на плечо и она обернулась.
- Тихон, добрый вечер. Сестру потерял? А она как раз тебя ищет.
- Люда здесь? - переспросил он, озираясь, и убрал руки в карманы брюк.
- Конечно, а где же ей еще быть? - удивилась Зоя. - Вы же тут встретиться договорились или нет?
- Договорились, - подтвердил Тихон и кивнул. - Подожду с тобой, пока не вернется?
Зойка равнодушно пожала плечами.
Тихону только исполнилось двадцать три - для нее, семнадцатилетней девчонки, он был стариком. Неинтересным и скучным.
- Любишь танцевать? - спросил Тихон.
Она ответила, не оборачиваясь:
- Страсть как люблю!
- И я тоже, - поддержал он и тут из динамиков раздались первые аккорды хита “Песня о морском дьяволе” (из к/ф “Человек амфибия, 1961 г - прим. Автора”).
Зоя, как птичка, в белом платье с красными полосками, которое так ей шло, выпорхнула на свободное пространство танцплощадки и закружилась, раздувая подол колоколом.
А Тихон все смотрел на нее, не отрываясь. Смотрел, когда вернулась Нина, и даже когда закончилась песня. Смотрел, пока его не окликнула Люда.
И отвел взгляд, только когда она тронула за руку:
- Здравствуй, что с тобой? Ты не заболел?
- Здравствуй, Люда. Я просто задумался.
Но не один Тихон наблюдал за Зоей в тот момент.
На другом конце танцплощадки в компании товарищей стоял Слава. Потеряв Зою на улице в день их первой встречи, он мгновенно выцепил из толпы танцующих две длинные огненные косы и, конечно, сразу узнал ее.
Бывает ли, что мир сужается до одних серо-зеленых глаз и ярких манящих губ, смело подведенных коралловой помадой?
Наверное, бывает, да только в кино.
Слава смотрел на Зойку в своих руках и все остальное меркло. Даже музыка затихала, когда она смеялась, если нечаянно наступала ему на ногу.
Значит, бывает…
Ладонь, что лежала на ее спине, горела огнем, а та, что держала за ручку - была мокрой от пота. И не убрать, не вытереть, потому что сейчас он весь в них - в этих удивительно живых и озорных глазах.
- Как тебя зовут? - спросил сипло, когда танец закончился.
И ведь знал ответ, но мысли предательски путались.
- Зоя, - она высвободила одну руку и тайком вытерла о подол.
- Как птичку, - он тоже улыбнулся и автоматом потянутся за папиросами, да вспомнил, что здесь курить нельзя - комсомол не одобрит.
- А меня Слава.
- Очень приятно, - Зоя кивнула, а глаза забегали, будто потеряла кого-то. Или он ей не по нраву?
- Не одна пришла? - спросил и понял, что все внутри напряглось.
Ну и что, если не одна. Он своего не упустит. Такие девушки, как Зоя, редкость. Если встретишь, держать нужно крепче, чем Жар-Птицу.
- Нет, - сердце пропустило удар. - С сестрами.
Слава заметно расслабился. Раз улыбнулась, значит, ничья еще.
Значит, его будет.
- Не узнала меня? - спросил и она прищурилась, хитро так, с вызовом глядя на него снизу вверх.
- Узнала. Следил что ли?
- Нет, случайно вышло.
- Так я тебе и поверила, - Зоя отступила на шаг, но Слава потянулся следом и поймал пальцами ее маленькую ладошку.
- А лет тебе сколько? - она опять попятилась, но руку не убрала, только улыбнулась еще шире, обнажив белые и ровные, как мелкий жемчуг, зубки.
- А тебе зачем?
- Жениться хочу, - Зойка рассмеялась.
- Вот еще! Я за тебя не пойду!
Заиграла песня “Хорошие девчата” квартета Улыбка и на танцплощадку разом высыпали все те, кто до этого стоял в сторонке. Зоя прикусила нижнюю губу и дернула руку - еще чуть-чуть и потеряется опять.
Кто знает, может, на этот раз навсегда.
- Скажи хоть, где тебя искать? Или дай, провожу! - крикнул Слава, но парочки преградили ему путь. - Ребята, да что же это такое!
- Молодой человек, не мешайте танцующим!
Куда же она подевалась? Секунду назад была здесь и вот опять исчезла. Только звонкий голосок сбоку:
- Приходи в кулинарный техникум. Там и поговорим.
- Приду.
И Слава не шутил.
Если и было в его жизни до этого одно страстное желание - выучиться на машиниста пассажирского поезда и посмотреть всю необъятную Родину, то сейчас в душе шевельнулось и оформилось еще одно.
Яркое, дикое, не поддающееся пониманию - забрать эту девочку себе. Присвоить, привязать и полюбить так, как только мужчина может любить женщину.
- С кем это ты танцевала? - спросил Тихон, когда Зойка, раскрасневшаяся и счастливая, вернулась к сестрам.
- А тебе все расскажи да покажи, потом самому захочется!
- Зоя! - прикрикнула Люда, но та ей в ответ только кончик языка показала.
- Нина, пошли танцевать! Страсть как хочу натанцеваться до смерти!
Она потянула сестру за собой, в самый центр площадки. Расставила руки в стороны и закружилась, запрокинув голову.
Какой же этот Слава красивый! Чернобровый, статный, волосы густые и темные, как вороново крыло. А глаза чайные, светло-карие - как в такие не влюбиться? Если придет завтра ее караулить, сделает вид, что не узнала.
Пусть помучается.
А, если не придет… Зойка сама не заметила, как остановилась и топнула ножкой. От злости и характера своенравного. Значит, не ее он судьба.
Не ее!
После танцев Тихон вызвался проводить сестер домой. Ярко освещенный проспект был безлюдным и тихим. Ни одной машины, только постовые на перекрестке да парочка на другой стороне дороги, державшаяся за руки.
Люда с Тихоном шли чуть впереди, Нина с Зоей за ними. Вот рука сестры качнулась и легонько коснулась пальцев офицерского сына, а он будто и не заметил. Сунул кулаки в карманы и голову опустил.
Странная у них любовь. Совсем не похожа на ту, про которую Зойка в книжках читала. У нее все по-другому будет. По настоящему, красиво и на всю жизнь.
До дома дошли за пятнадцать минут. Зоя остановилась у крыльца и запрокинула голову. Вдохнула полной грудью и зажмурилась - как же жить на свете хорошо!
- Спать иди уже! - не выдержала Люда и кивнула Нине.
- Дайте же вечером насладиться! Сейчас учеба начнется, когда еще на звезды над головой полюбуюсь просто так!
Слава так и не появился.
Стыдно было себе признаваться, но первое время Зойка его ждала. Искала глазами, когда приходила в техникум за новыми учебниками и когда оформляла читательский билет или переписывала расписание.
Долго ждала, целую неделю, а потом перестала. Не было в ее сердце места тому, кто не сумел сдержать данного слова.
А как-то в конце августа, по дороге домой ее нагнал Тихон.
- Здравствуй, Зоя, - она удивилась, но вида не подала.
Мало ли в жизни совпадений.
- Здравствуй, Люда сегодня в магазине до вечера.
- Я знаю…
- Передать чего? - спросила Зоя, оборачиваясь.
Еще по-летнему теплое солнце запуталось в рыжих прядях и подсветило россыпи веснушек на ее щеках.
- Нет… я к тебе пришел.
Зоя остановилась. Пропустила между пальцами кудрявый хвостик тугой косы и прищурилась.
- Зачем?
Тихон посмотрел исподлобья и показался Зое злым и даже страшным. Густые брови замерли над глубоко посаженными голубыми глазами. Кадык дернулся, когда он сглотнул, огорошив ее признанием:
- Люблю тебя…
Она хотела бы сдержаться, да не смогла. Рассмеялась звонко, так что он пошел красными пятнами и еще ближе сдвинулись к переносице суровые брови.
- Дурной, что такое говоришь!
- Я не шучу, Зоя. Нравишься ты мне… с самого первого взгляда понравилась. Я парень серьезный и тебя не обижу.
Улыбка сползла с ее лица. Красивые глаза подернулись гневом и Зоя расправила плечи, гордо вскинув подбородок.
- Что же это ты за моей сестрой ухаживаешь, на свидания зовешь, целуешь вечерами, а теперь за ее спиной со мной решил шутки шутить!
- Зоя…
- И слышать ничего не хочу!
- Люда сама на меня повесилась, не по душе мне она!
- А я по душе, значит?
- Моя будешь, ни в чем не откажу… не обижу никогда, на руках носить буду…
- Совесть свою отыщи сначала! - она отвернулась, алые косы взметнулись живым огнем.
- Расстался я с Людой! - крикнул Тихон и Зойка, тряхнув головой, побежала. - Все равно моя будешь, так и знай!
Она прижала сумку к груди и припустила еще быстрее. Испуганное сердце билось пойманной в силки голубкой и страх, липкий, чуждый ее натуре, пускал в душе первые ростки.
Сестрин ухажер в любви признался, стыд да и только! Вот они, значит, городские ребята какие. Для них слова, что вода - нет за ними ни души, ни совести. Об этом разговоре Зоя никому не рассказала. Наоборот, постаралась забыть, как страшный сон.
А первого сентября, когда нарядная, с белыми лентами, вплетенными в неизменные косы и букетом гладиолусов, она пришла на линейку перед кулинарным техникумом, явился Слава.
Тоже с букетом, но хризантем. Как только угадал, что это ее любимые.
- Здравствуй, Зоя! Ждала? - спросил и улыбнулся самонадеянно, а она мимо прошла и даже не взглянула в его сторону. - Постой, ты обиделась что ли? Зоя, погоди!
Она прибавила шаг и он побежал следом, на автомате приглаживая непослушные черные вихры рукой, как делал всегда, когда волновался.
- За сестрой ездил, она в этом году тоже поступала, только в медицинский. Зоя, слышишь!
- Не слышу.
- Ну, брось дуться! Смотри, я тебе цветы принес. Пойдем гулять?
Зоя остановилась и обернулась. Глаза ее метали молнии и одновременно искрились неподдельным весельем.
- Мороженое хочу!
- Хорошо, - Слава кивнул и протянул Зойке букет, но она и бровью не повела.
Когда дошли до ближайшего лотка с мороженым, он выудил из кармана мелочь и, зажав хризантемы под мышкой, отсчитал восемнадцать копеек. Купил два пломбира и один протянул Зое.
- А я эскимо люблю.
- Что же ты раньше не сказала!? - возмутился Слава, а она в ответ только плечами пожала.
Развернулась и пошла прогулочным шагом по проспекту, словно ей и дела до него не было. Слава чертыхнулся и под смешливым взглядом продавщицы высыпал на блюдце еще одиннадцать копеек. Три мороженого было за раз не унести, поэтому он вручил стаканчик с пломбиром продавщице в белом накрахмаленном переднике и бросился догонять Зою.
- Возьми, - выдохнул ей в затылок.
Зоя, не раздумывая, забрала эскимо и вонзила зубки в мороженое.
- Вкусно, - ответила, облизывая губы розовым язычком.
- Теперь пойдем? - переспросил Слава и она благосклонно кивнула.
В парке было свежо и чисто. По широким аллеям гуляли горожане и мамочки с колясками. В тени дубов и тополей прятались кованные скамейки, а на лужайках через каждые сто метров белели таблички с просьбой собак на территории не выгуливать.
- А ты на кого учишься? - спросила Зоя.
Зоя встала.
Тело встрепенулось, будто брошенные слова, толкнули в грудь.
- Мама… - прошептала на выдохе. И следом вопрос. - А Люда?
Марфа покачала головой.
- Не любит, говорит.
- Я не хочу, - выдохнула Зоя Тихону в лицо, собрав в кулак все силы. - Я не пойду!
- Слышал? - Марфа постучала пальцем по столу. - Парень ты вроде не плохой, но Людке больше голову не морочь. Раз не мила тебе, так и скажи.
- Да никогда я ей ничего не обещал! - в сердцах крикнул Тихон и встал, отчего стул отъехал в сторону, и, показалось, что жизнь в соседних комнатах коммунальной квартиры в миг замерла. - Сама накинулась, будто…
Марфа хлопнула ладонью по столу, не дав ему договорить, и чашки звякнули сурово.
- Я Зою с самой первой встречи люблю… - уже спокойнее продолжил Тихон, потупив взгляд.
- Нет! - она отступила на шаг и спряталась за спину матери.
- Говорила тебе, рано ей еще женихаться, - укоризненно ответила Марфа, но Тихон ничего не хотел слышать.
- У меня комната своя, времянка. Там печь каменка, плита, газ обещают следующим летом подвести. Удобства, правда, на улице, но это не беда. Зато свое, Зоя. Я тебя на руках носить буду!
Сама не зная почему, она опять расплакалась и спрятала красное лицо у матери на плече. Та обхватила Зойку за шею и, погладив по волосам, отрицательно покачала головой.
- Ответ ее ты услышал, - Тихон поджал губы. - И моего благословения тоже не жди. Чего застыл, как истукан? Ступай!
Тихон побагровел. Сжал фуражку со злостью так, что козырек повело, но вовремя одумался.
- Я еще вернусь, - сказал, глядя на Марфу исподлобья, и уже тише бросил Зойке. - Все равно тебя добьюсь.
Он натянул смятую фуражку на лоб и в дверях кухни столкнулся с Людой. Марфа не удержалась, встала, глянув на старшую дочь с жалостью и болью, а Зоя за ее спиной, наоборот, присела.
Слышала ли сестра их разговор или только пришла? И, если так, как объясниться, как доказать, что не ее в том вина! Что Тихон сам прицепился, как репей, и не оторвать никак.
- Здравствуй… - прошептала Люда с надеждой, но он прошел мимо, будто ее и не было. - Мама?
Марфа уронила голову на грудь и тяжело осела на стул. Из-за ее спины выглянула зареванная Зойка и Люда попятилась, в душе все понимая, но отказываясь верить.
- Тихон! - она бросилась за ним и Зойка рванулась следом, но мать удержала за руку.
- Сами разберутся, а ты не лезь! - и Зоя расплакалась пуще прежнего.
Тихон никогда ей не нравился. Он и раньше крутым нравом пугал, а теперь и подавно. А сестра… бедная Людка, ведь она его по-настоящему любила!
- Ну, не реви, тише, горюшко ты мое окаянное. Чего распустилась? Подумаешь, свататься пришел - силком не заберет, не переживай.
- Ты только ему меня не отдавай!
- Ты что, зачем мне? Да будь там хоть трехкомнатная квартира! Ну все, иди умывайся, а то соседи невесть что подумают, да и ужин пора готовить…
Нина вернулась домой около шести.
Люда не появлялась до поздней ночи. Все это время Марфа ждала ее у окна, зябко кутаясь в шаль и задумчиво глядя на подсвеченный фонарями двор.
О чем она думала в тот момент, о своей жизни? Или вспоминала отца и жалела старшую дочь? Зоя не знала, но благодарность и любовь к матери мешались в ее душе с сожалением и чувством вины по отношению к сестре.
Она любви Тихона не хотела. И с родной кровью никогда бы так не поступила, но разве вспыльчивой и упрямой Людке это объяснишь? Зое оставалось только надеяться, что Тихон поступит по-мужски и поговорит с сестрой откровенно.
Хлопнула дверь и Марфа обернулась, а Зоя, что сидела ко входу спиной, не успела. И Людка с порога бросилась на нее и вцепилась в волосы, завывая, как раненое животное.
Зоя закричала от боли и Марфа кинулась разнимать дочерей.
- Змея! - шипела старшая. - Коварная разлучница!
- Людка, ты что! - Марфа попыталась оттолкнуть ее, но силы были неравны.
- Ай, мама, волосы! Пусти, дурная, не виновата я!
- Зачем он тебе? - кричала, захлебываясь слезами Людка. - Мой он, слышишь! Мой!
- Да забирай! - завизжала в ответ Зоя, которая как-то умудрилась вывернуться и теперь рыдала за спиной у Нины.
Люда было кинулась на нее опять, но мать оказалась проворнее. Звон пощечины остудил пыл всех четверых. Люда осела на край постели и отчаянно разрыдалась. Марфа накрыла ее собой, целуя куда придется, и прося прощение.
- Ненавижууу! - стонала Люда и Зоя понимала, почему.
Ей в этом году исполнялось двадцать пять - по всем мерках выходило, что старшая сестра засиделась в девках. А старые девы никому не нужны, даже с медицинским образованием.
Утерев слезы и отстранив Нину, Зоя вышла вперед.
- Не нужен мне твой Тихон. И любовь его не нужна! Я ему так и сказала, у меня другая есть!
На этот раз Слава сдержал обещание и встретил Зою после занятий. Без цветов, но с любимым эскимо на палочке. В белой рубашке в мелкую черную точку и темных брюках со стрелками он выглядел, как ожившая девичья мечта.
И, шагая рядом с ним по улице, Зоя ловила любопытные взгляды проходивших мимо девушек и неосознанно испытывала гордость за то, что этот красивый парень выбрал именно ее.
- Отец всю жизнь проработал на заводе, он инженер-технолог, а мать за прилавком отстояла больше двадцати лет. С возрастом ее к земле потянуло и в прошлом году родители купили дачу. Теперь с начала весны и до позднего лета они проводят за городом. Видела бы ты, какой там дендрарий!
Слава рассказывал о своей жизни подробно и без прикрас, хотя Зоя и не просила. И эта его откровенность, подкупала больше, чем все прочие ухаживания.
- У нас тоже в колхозе свое хозяйство было.
- Какое хозяйство, Зой, там цветы да плодовые деревья. Она это все для души сажает, понимаешь?
Зоя кивнула, и Слава продолжил.
- Все культурные растения для красоты.
- А для еды?
- А для еды рынок есть!
Зоя смутилась.
И в самом деле, чего это она. В городе негде огороды разводить. И картошку со свеклой культурные люди на базаре покупали, а не собственным трудом добывали.
Зоя хоть никогда белоручкой не слыла, но и к земле особой любви не питала. И от обязанностей по хозяйству всячески отлынивала, предпочитая заботе о скотине готовку.
- А ты сам где живешь? - спросила, чтобы перевести тему.
- С ними, конечно. У меня и комната своя есть. Как-нибудь в гости приглашу, посмотришь.
Зоя была не из пугливых, но и тут почему-то смутилась.
- А сестра не будет против?
- Да брось, она твоя ровесница. Может быть, еще подружитесь.
Вспомнив про Славину сестру, Зоя не без горечи подумала о своей.
Люда с вечера ей ни слова не сказала. И вообще сделала вид, будто ее, Зойки, не существует. Даже стряпню ее есть перестала, что было обиднее всего. И ни мать, ни Нина так и не смогли до старшей достучаться.
- А как ее зовут? - спросила Зоя, чтобы хоть как-то отвлечься.
Про предложение Тихона и ссору с Людой она ему рассказывать не стала.
- Ленка, - Слава вдруг схватил Зою за талию и легонько ущипнул. Совсем не больно, но очень щекотно. - Ленка - острая коленка!
Зойка рассмеялась. Жаль у нее не было старшего брата! Будь она на месте Ленки, точно ревновала бы его ко всем без разбора.
Они еще немного погуляли и Слава проводил Зою до дома. Прижал к себе крепко-крепко и, выдохнув что-то невразумительное в макушку, отпустил.
Они гуляли вместе уже неделю и с того памятного первого вечера, он больше не предпринимал попыток ее поцеловать. А Зоя не торопила, хотя сама очень этого хотела.
Хотела, чтобы именно Славик стал первым, кто ее поцелует. И никого другого рядом с собой не видела. Перепрыгивая через две ступеньки, Зойка со сладким предвкушением представляла себя его женой.
В красивом платье с передником, за богато уставленным столом в их собственной квартире. Как встречает его после рейса, как балует детей, которых у них обязательно будет много! И от этих мыслей в ее душе распускался неведомый доселе цветок.
Страстный, буйный и живой - цветок первой любви.
Слава приходил к Зое каждый день.
В будни ждал у крыльца техникума, а в выходные - на лавочке у подъезда. Когда с букетиком, когда с кульком конфет. Зоя подарки принимала благосклонно, как царица, а внутри вся искрилась счастьем. Это были первые отношения в ее жизни и она наслаждалась каждым мгновением.
Как-то в разгар бабьего лета в середине октября, Слава позвал Зою на лодочную прогулку. День выдался солнечным и почти по-летнему теплым. Слава помог ей сесть в лодку и оттолкнул борт от пристани.
Греб он умело, сильными ровными движениями и Зойка, в плотном темно-синем платье, чулках и шляпке, которую он подарил ей, была особенно хороша.
Доплыв до середины пруда, Слава сложил весла вдоль борта и наклонился вперед, отчего лодка тоже качнулась. Зоя вскрикнула и обхватила его за плечи. Намеренно, он в этом не сомневался, и потому придвинулся еще ближе.
Какая же все-таки она озорная, его Зойка. Милая, наивная и одновременно такая смелая и… соблазнительная.
Она уперлась ладонями ему в плечи, отпрянула, так что мягкие коленки показались из-под платья, но в глазах не было испуга. Только обжигающий, искренний огонь нетерпения.
Слава крепче обхватил Зою за талию, потянул на себя, ломая слабое сопротивление, и коснулся губами приоткрытого рта. Ощутил на языке вкус ирисок, которые сам же ей и вручил, и так хорошо стало на душе.
Зоя, его мягкая, ласковая и податливая Зоя…
Как теперь с ней расстаться? Немыслимо!
Рука легла на колено и поползла выше.
Зоя и сама не знала, на что так рассердилась.
Ведь все у нее со Славой было хорошо: пылинки сдувал, баловал как мог, каждый день до дома провожал. Даже с семьей познакомить обещал.
Зойка закрыла глаза и вспомнила, как сладко стало в груди, когда Слава ее поцеловал. Какими теплыми и мягкими были его губы. И как в ответ на эту простую ласку ее повело так, что даже голова закружилось!
А еще, как задрожали его пальцы на ее талии, и как потом они же заскользили по бедру, собирая плотную ткань юбки сборкой.
Зоя знала, что нравилась ребятам. Невысокая, аккуратная и фигуристая, с рыжими волосами и толстенной косой, она была воплощением женственности своего времени.
Буйная, гордая, смелая - видно же невооруженным глазом, что Слава с ума по ней сходил. И, хоть головой понимала, что взрослые отношения это не только прогулки под Луной, но и объятия с поцелуями, все равно такого никому бы простить не смогла. Даже ему.
Тем более Ему!
Гордость всколыхнулась в ответ на воспоминания. И, как бы сердце не просило, не уговоравало, приказала ему замолчать. Всплыли в голове слова матери, сказанные когда-то Людке: “Женщина всегда должна себе цену знать. И держать, не сбивая, ни при каких обстоятельствах”.
Если Слава подумал, что она легко ему достанется, за конфетки да цветочки, то сильно ошибся!
Войдя на кухню коммуналки, Зоя столкнулась с Тихоном.
Этот еще тоже повадился в дом ходить! И не понятно, то ли у Люды прощение искал, да никак не находил, то ли ее, Зойку, караулил.
- Чего опять пришел? - спросила грубо, чтобы слить, сбросить направленную на другого злость.
- Мне надо, вот и пришел, - Тихон встал, положил чищеную картошку в кастрюлю и открыл воду.
- Чего это ты удумал? Дома что ли у себя? - но Тихон пропустил ее слова мимо ушей.
Зоя тут же завелась, так как грубости и хамства с рождения не терпела, но продолжать спор не стала. Не осталось душевных сил. Мать с Людой на работе, Нина на учебе. Думал удивить ее своими кулинарными талантами - смешно!
Зоя вернулась в комнату и, переодевшись в домашний халат, расплела косы. На столе лежали технологические карты, по которым она училась рассчитывать граммовку и калорийность тех или иных блюд. Учиться Зое нравилось - девочки на курсе были смышлеными, общительными, преподаватели открытыми и помогали во всем.
Все, что ей сейчас нужно было, это заниматься.
Зоя села за стол и открыла книгу. Но мысли путались, перебегая от Славы к Тихону и обратно. Кто-то позвонил в дверь. Открыл сосед и, услышав знакомый голос, она выбежала в коридор.
Слава стоял на пороге, с виноватой улыбкой и цветами.
- Чего пришел? - спросила Зоя, а сама руки в карманы халата засунула, чтобы не броситься на шею, не обнять.
- Может, последний раз видимся, дай хоть насмотрюсь.
- Чего глупости говоришь!
- Уезжаю я, Зоюшка.
Она притихла. Подумала было, что опять шутит, но по глазам поняла - нет, серьезно. Схватила за руку и, затащив в комнату, закрыла дверь. Слава осмотрелся: жила Зоя с матерью и сестрами скромно, без излишеств.
У стены две кровати с простенькими покрывалами и тумбочка на высоких ножках (неужто по двое спят?), у окна стол и потертый от времени шифоньер. Справа от двери трюмо с зеркалом, одна половина которого отломана, на подоконнике цветы с книгами.
И ни радио, ни телевизора.
- Зачем убежала?
- Чтобы не зазнавался! - строго ответила Зоя и уже мягче добавила. - Куда уезжаешь?
- В армию меня забирают, осенний призыв…
- Почему сразу не сказал?
- Я собирался, да ты в бега пустилась… только пятки засверкали, - Слава улыбнулся и достал из кармана пиджака сложенный вдвое листок. - Вот и повестку получил… - Зоя почувствовала, как почва уходит из-под ног.
- Как в армию? Тебе лет сколько, дай посмотрю! - вырвала листок прежде, чем Слава успел увернуться, и прочитала: “Для прохождения преддипломной практики студент такого-то курса направляется…” - Ах, ты ж!
Она обернулась, а Слава расхохотался. Схватил ее в объятия и начал целовать, куда придется. Она билась и рычала, где-то смеясь, где-то плача, а потом поникла, обвила его шею руками и поцеловала сама.
Потому что, наконец, поняла, что он не шутил, и им придется расстаться почти до самой зимы.
- Дождешься меня? - спросил, с придыханием - так кружила голову ее близость.
- Дурак! - Зойка стукнула его кулачками по плечам и прижалась всем телом.
Нежно, отчаянно, словно давая волю лавине чувств, что бушевала внутри и коей раньше не было спуску.
- Любишь меня?
- Люблю!
- И я тебя люблю! Вернусь, пойдем заявление подавать… - она отстранилась и без того огромные глаза стали еще больше. - Сделаю тебя своей женой, везде будешь со мной ездить. Страну нашу огромную посмотрим, вместе.
Обычно Зоя любила практические занятия в техникуме.
Когда коридоры наполняли ароматы свежесваренного борща, мягких пирожков с повидлом и капустой и сосредоточенной тишины.
Потому что настоящая кулинария - это про любовь и никак иначе.
Но сегодня Слава уезжал на практику в другой город и Зоя нервничала, цепляясь глазами за минутную стрелку на часах, что висели прямо над доской в лектории.
Ну, почему так долго!
Лидия Михайловна, дородная высокая женщина с молочной кожей и выжженными химией волосами светло-русого цвета, рассказывала про принципы составления меню для общепитов. Зоя любила графики и таблицы, понимала, чем отличается нетто от брутто и вообще была любимицей заведующей кафедры, но сегодня никак не могла сосредоточиться.
До отправления автобуса оставалось два часа, а пара заканчивалась через тридцать пять минут - целая вечность! Плюс время на то, чтобы добраться до автовокзала, а по занесенным снегом улицам это будет не так-то просто сделать.
В конце концов, Зоя не выдержала и вскинула руку.
- Лидия Михайловна, можно выйти?
- В чем дело, Боева?
- Плохо мне, - соврала Зойка и опустила глаза. - Лихорадит как будто.
- Эта тема будет на промежуточном экзамене.
- Я знаю, я все догоню! Отлежаться бы чуток… - Лидия Михайловна поджала губы, но кивнула.
- Хорошо, иди.
Зойка не поверила своему счастью. Сграбастала в охапку учебники с тетрадками и выбежала из аудитории, честно пообещав самой себе, что, как Славика проводит, головы от учебников не поднимет до самых экзаменов!
Втиснулась в шубку, ловко застегнув на все крючки и на ходу натянув шапку, выбежала на крыльцо. Подскользнулась, когда сбегала по ступеням, но не упала. Только испугалась немного, а потом рассмеялась звонко. От счастья, что распирало изнутри - счастья скорой встречи с любимым.
В этот раз автобус догонять не пришлось - он будто ждал Зойку, приветливо распахнув прозрачные створки. Она забралась внутрь и, стряхнув с валенок снег, села на свободное место у окна.
В таком же автобусе три месяца назад она познакомилась со Славой. И с той поры полюбила общественный транспорт всей душой. Как и поезда и все то, о чем с любовью в голосе рассказывал ей Слава. Она лелеяла эти воспоминания, как драгоценность, и, засыпая, часто представляла, с каким упоением будет пересказывать чудесную историю знакомства их детям.
На автовокзал Зойка приехала загодя и, чтобы не мерзнуть на улице, ждать Славу решила в здании. Да и как тут со спокойной душой дотерпеть до встречи и не проворонить его в толпе, когда сердце от волнения выпрыгивает из груди, ведь о проводах они не договаривались.
Так, пообнимались вчера в подъезде перед сном и распрощались. А она решила сюрприз устроить и напоследок еще раз его в губы сладкие поцеловать, чтобы запомнить их вкус, и все дни разлуки беречь в глубинах памяти.
Распахнулась дверь и в зал вошла девушка в модных сапожках на каблучках и каракулевой шубке черного цвета. Сняла с головы меховую шапку и тряхнула непослушными черными волосами.
Зоя залюбовалась было и даже позавидовала немножко, как хорошо была она одета, как следом за красавицей появился Слава. Кивнул на стойку информации и, приобняв незнакомку за талию, повел за собой.
Зою он не увидел, а она растерялась в первую минуту. Кто же эта девушка, что пришла вместе с ним?
И, прежде чем расстроиться или даже разозлиться, вспомнила - сестра! Конечно, это Лена - те же волосы, как смоль, и прямой острый нос.
Зоя пригладила растрепанные волосы и, от чего-то волнуясь, подошла.
- Здравствуй, Слава, - сказала нежно и улыбнулась. - И вам, добрый день. Меня Зоя зовут, - она протянула руку и девушка удивленно посмотрела на нее. Протянутую руку пожала, хоть и с опозданием, а Слава так и замер на месте. - А вы Лена, да? Слава мне много о вас хорошего рассказывал.
- Да, - она бросила на брата требующий объяснений взгляд и спросила. - А вы кто?
- Я Зоя…
- Зоя, что ты здесь делаешь? - Слава вклинился между ними, не дав ей договорить, и обнял, но как-то растерянно, отстраненно. И запоздало добавил, будто пряча ее от Лены за свой спиной. - Как я рад, что ты пришла!
Стесняется он ее что ли?
Сестра улыбалась и пристально так, придирчиво рассматривала и простенькое платье, что выглядывало из-под распахнутой шубы, и саму шубку, что Зоя не первый год донашивала за старшими сестрами и валенки, пусть аккуратно, но штопаные на пятках.
- А вы, значит, Славика подруга? - спросила Лена и он пригладил волосы рукой. И чего только разнервничался?
- Да, - ответила Зоя с улыбкой.
- Хм… а мне о вас он ничего не рассказывал, - она пожала плечами и посмотрела прямо в глаза.
Тогда-то Зоя и поняла, что подружиться у них вряд ли получится.
- Просто не успел, - пожал плечами Слава и глянул на наручные часы. - Вот и время вышло, пора прощаться.
Лена подошла к брату и, встав на цыпочки, подставила для поцелуя нежную щеку.
Зоя не выходила у Лены из головы.
Раньше она думала, что у Славы не было от нее секретов, но появление на вокзале рыжеволосой простушки убедило в обратном.
Зачем он дурил девчонке голову? Скучно стало или правда влюбился?
В первом случае, Лена бы и не подумала вмешиваться. Какое ей было дело до того, с кем брат развлекался в свободное время, но во втором… она представляла, как расстроится мать, когда узнает, а отец… тут и думать нечего, очевидно, что девчонка Славе не пара!
И имя какое простецкое - Зойка, фу!
Лена припомнила затертую на локтях шубку и стоптанные валенки. Явно приезжая, таких она повидала достаточно, чтобы сложить в голове устоявшееся мнение: конечно, простушка польстилась на жилплощадь!
Нет, Лена не считала брата непривлекательным, даже наоборот, в ее глазах он был эталоном мужественности, да и девчонки за ним бегали поинтереснее этой Зойки, вот только сердцем Слава был дюже мягким, доверчивым.
Как любила повторять мать: “Муж - это голова, а жена - шея. Куда шея повернет, туда голова и посмотрит.”
Сам Слава привык видеть в людях только хорошее, но Лену было не обмануть, а потому она не имела права молчать и была просто обязана открыть брату глаза на правду! Пока не стало слишком поздно.
В тот же вечер письмо с душевными рассуждениями улетело по адресу прохождения практики, а через неделю пришел ответ, в котором Слава категорически запретил сестре влезать в его личную жизнь.
Грубость послания обидела Лену до глубины души. И еще больше укрепила в намерении спасти брата от Зойки.
Только как это сделать?
Лена не знала о ней ровным счетом ничего и даже не представляла, откуда начинать поиски, но помог случай. Лучший друг брата проболтался, что часто видел Славку у кулинарного техникума.
Выяснить остальное труда не составило и в один из холодных ноябрьских дней Лена поднялась на второй этаж старенькой хрущевки и нажала кнопку дверного звонка.
Ей открыла темноволосая девушка в грязном переднике.
- Здравствуйте, - сказала она, с удивлением разглядывая Лену. - Вы к кому?
- Добрый день, я ищу Зою.
- А она на учебе. Передать чего?
Лена скривилась. Ох, уж этот сельский говор!
- Я подожду, если можно. Тема деликатная…
Люда поджала губы, но незнакомку на порог пустила. Лена глянула на старую вешалку у входа и добавила:
- Скоро она будет?
- Через час, может больше. Снег валит целый день, не переставая… чаю хотите?
Лена кивнула и по длинному коридору, застеленному потертым линолеумом, прошла на просторную, но бедно обставленную кухню. У стены две газовые плиты, вместо гарнитура - комод без дверей, занавешенный куском старой ткани, да пара полок с подписанными от руки жестяными банками с крупами.
В центре кухни - большой стол и шесть табуреток. Лена распахнула шубку, но снимать не стала. Стряхнула с сидения невидимую пыль и примостилась на краешек.
Все еще хуже, чем она думала!
- А что за тема такая деликатная? - спросила Люда, ставя перед гостьей пиалу с овсяным печеньем и чай.
- Вопрос очень личный…
- Неужто она и у вас парня увела? - съехидничала Люда и Лена вскинула голову.
Какой интересный поворот!
- Нет, не совсем так…
Она расправила полы шубки, мысленно подбирая слова. Было ли еще что-то общее между девушкой, что сидела напротив, и Зойкой-разлучницей, кроме любовного треугольника? Лена не любила гадать, но мастерски умела заставлять людей говорить то, что ей было нужно.
- Боюсь, обсуждать это я могу только с Зоей… либо с очень близким ей человеком.
- Я - старшая сестра, куда уж ближе, - ответила Люда.
Вот, значит, как…
Славе голову заморочила, у сестры родной парня увела… не ошиблась Лена в своих рассуждениях. Такая, как Зойка, в миг всех вокруг пальца обведет, если ее на место не поставить!
- Не чужой человек, что ж… ситуация, прямо скажу, неприятная, - она выдержала паузу. - Вы знакомы со Славой?
- Видела пару раз, - Люда кивнула, а Лена опустила глаза.
Может, и хорошо, что Зойки не оказалось дома. Лена расскажет все ее сестре и та, лелея на сердце обиду за украденную любовь, промолчать не сможет. Слава освободится от Зойкиного влияния и, что немаловажно, никогда не узнает, кто приложил к этому руку.
- Я знаю, что Зоя встречается со Славой. Быть может, ваша сестра даже любит его…
Лицо Люды посуровело.
- И что с того?
- Знает ли она, что у Славы есть невеста?
Люда промолчала и Лена продолжила, тщательно подбирая слова.
- Ее зовут Вероника. И, в отличие от Зои, с ней Славу связывает куда больше, чем… минутная слабость или страсть. Он знает Веронику с самого детства, они росли вместе и, конечно, когда родители узнали о помолвке, все очень обрадовались. Мне жаль говорить об этом вот так, но кто-то должен, - Лена вскинула голову и с чувством произнесла. - Играет он с вашей сестрой! Несерьезно это все!
Слава уехал и для Зои потянулись томительные дни ожидания.
Днем она ходила на лекции, вечером помогала матери по хозяйству и оттачивала кулинарные навыки, а длинными осенними ночами думала о своей любви.
И представляла, как Слава управлял огромным железнодорожным составом, который по его желанию несся по рельсам вперед, послушный любому движению.
Кабина машиниста виделась ей пультом космического корабля: со множеством непонятных кнопочек, тумблеров и рычагов, с которыми ее мужчина управлялся лучше всех.
Ведь он и не мог быть другим, ее Слава!
Зоя хотела написать ему письмо, да не додумалась спросить адрес. Пару раз садилась за стол, но рука выводила не больше абзаца - зачем тратить время на скучный пересказ жизни, если каждый следующий день похож на предыдущий. Лучше она расскажет ему обо всем разом по возвращении, в промежутках между объятиями и сладкими поцелуями.
Зойка жуть как скучала, но стойко терпела разлуку и держала данное себе слово усердно учиться. А еще с нетерпением ждала Славиных рассказов о том, где он успел побывать и что посмотреть.
Ноябрь в этом году выдался снежным и холодным. Дождавшись разрешающего сигнала светофора, Зойка перебежала улицу, высоко подняв воротник шубки, и засеменила к подъезду.
Снежные хлопья, белые и пушистые, кружили над головой, оседали на ресницах и отвороте шапки. Ветра почти не было и протоптанные кем-то дорожки быстро засыпало опять.
Найти бы сейчас лопату и как в детстве раскидать свежий снег, расчистив тротуар. Сделать из сугроба ледяную горку, полить склон водой и утрамбовать картонками, чтобы потом с радостными визгами раз за разом скатываться вниз под ноги незадачливым прохожим.
Зоя зашла в подъезд, когда ее окликнули:
- Придержите дверь, пожалуйста!
Она обернулась и пропустила вперед почтальоншу. Марья Васильевна с толстой старой кожаной сумкой через плечо, доверху набитой корреспонденцией, благодарно кивнула и принялась сортировать почту по ящикам.
- А для восьмой ничего нет ? - особо ни на что не надеясь, спросила Зоя.
- Кажется, было что-то, - женщина выудила из белой стопки конвертов глянцевую открытку.
В поле золотой пшеницы женщина с серпом и колосьями в руках улыбалась мужчине в клечатой рубашке и задвинотой на затылок кепке, в одной руке которого лежала коса, а другая обнимала работницу за талию.
Зоя перевернула открытку и прочитала:
“Дорогая моя Зоюшка! Как ты там без меня? Скучаешь, думаешь обо мне? Знай, что добрался я нормально, устроили тоже хорошо, со всеми удобствами. Каждый день узнаю что-то новое и все крепче утверждаюсь в мысли, что профессию выбрал по душе.
Одно только тянет, что ты далеко и никак не обнять, не приголубить мою Искорку. Скучаю и с нетерпением жду нашей встречи! Расскажи о том, как живешь, что нового - адрес не мой, но мир не без добрых людей, передадут, если напишешь.
Целую, Слава.”
Зойка прижала открытку к груди, как самое дорогое сокровище, и закружилась на месте. Любовь и радость переполнили ее с такой силой, что захотелось поделиться ими со всем миром.
Она взлетела по ступеням на второй этаж.
На кухне засвистел чайник. Может, Людка уже дома? Зоя сбросила шубу и валенки, на ходу переобулась в тапочки и, сжав в руке открытку, зашла на кухню.
Сестра мыла посуду. Обернулась всего на секунду, но у Зойки сердце дрогнуло. Они никогда не были близки, но после признания Тихона, отдалились окончательно.
Разве это правильно? Родная кровь, а друг другу как чужие. Не могла Зоя долго хранить обиду на сердце. Через неделю-другую вернется Слава и, став его женой, она навсегда уедет и, может, уже никогда с Людкой не увидится.
И не помирится.
Зоя сделала шаг и поправила салфетку на столе.
Что сказать сестре? У Людки характер похлеще ее будет - чуть что, сразу скандал! И если Зойка вспыльчивая, но хитрая, то Людка, нет. Коли затаила обиду, просто так не попустит.
- Давай поговорим, - вымолвила, наконец.
- Не о чем разговаривать.
- Ты послушать можешь? - Зоя взяла со стола стакан с недопитым чаем и протянула сестре. - Что я тебе сделала? Разве когда перед ним красовалась? Да будь Тихон хоть трижды офицерский сын, зачем мне…
- А тебе что плохо лежит, все сгодится! - Люда сполоснула чашку и сорвала с плеча полотенце.
- Да старый он!
- А Славик твой не старый? Или тебе по душе сразу с двумя крутить?
Зоя побагровела - опять сестра бросала в нее оскорблениями. Как сдержаться и не нагрубить в ответ?
Она переставила с места на место пиалу с овсяным печеньем.
- Замолчи, иначе я за себя не ручаюсь!
- Ну и что ты мне сделаешь?
- Да как ты не поймешь - не нужен он мне. И никогда не был нужен, я Славу люблю!
Люда отвернулась. Поставила пустую чашку на полку и тяжело опустилась на табуретку напротив Зои.
Куда податься? У кого правды сыскать?
Зоя хотела бежать, но бежать было некуда. Не знала она ни названия улицы, ни номера дома, ни квартиры, в которой Славик жил. Где искать его сестру, с кого спрашивать? Не могло это быть правдой, не могло! Все наврала Людка, из ревности, по навету сердца злого!
Зойка ворвалась в комнату, подперла дверь плечом и разрыдалась. Сползла на пол и принялась на коленях расправлять заломы на открытке.
Что же это она сомневается?
Не такой ее Славик - он обещал, что, как вернется, свадьбу сыграют. Что увезет ее страну посмотреть, что всегда рядом будет и деток подарит… много! Разве стал бы он так говорить, если Зойку не любил?
Хлюпая носом, она встала и села за стол. С жалостью посмотрела на испорченную открытку и заплакала еще горше. Достала лист бумаги и ручку.
Вывела в углу его имя и тут же слезы размыли синие чернила в одну большую кляксу. Зойка обхватила голову руками и упала ничком на стол.
И о чем она собралась Славику писать? Будет требовать ответ от того, кто ни разу перед ней не провинился? Нет, так правды не узнать. А, если поклеп? Что же за любовь у нее такая слабая, что сама в себе сомневается!
Зойка скомкала и выбросила испорченный лист, утерла слезы и легла на постель, лицом к стене и прижав к груди потрепанную открытку.
Надо верить. Верить и ждать.
Когда вечером мать вернулась с работы, Зоя прикинулась больной, и до следующего утра ее никто не беспокоил. А к ужину опять явился Тихон. Узнав, что ей нездоровится, пришел в комнату и сел на стул рядом с постелью.
- Здравствуй, Зоя. Ты заболела?
От звука его голоса раны на сердце заныли пуще прежнего.
- Уйди…
- Может, хочешь чего? Чаю с медом или…
- Ничего мне от тебя не нужно! - прошипела она, пряча заплаканное лицо в подушку. - Только чтобы не лез…
- Хочешь, я картошку на сале пожарю, твою любимую? - но Зойка в ответ лишь с головой укрылась одеялом.
Тихон посидел какое-то время, не зная, куда себя деть. Хлопнул широкими ладонями по коленям и, наконец, ушел, оставив Зойку в гордом одиночестве.
Обессиленная, она уснула, а когда проснулась, обнаружила на стуле рядом с кроватью тарелку с остывшим ужином и записку без подписи: “Только скажи кто тебя обидел и ему головы не сносить”.
Почерк скучный и ровный, как у первоклассника, только хвостик у буквы “б” зигзагом. И ни одной запятой.
Зойка разорвала записку на мелкие кусочки и, сжавшись в комочек, опять нырнула под одеяло, зажав рот ладонями. Из груди наружу вырвался жалобный стон и она зажмурилась, ругая сама себя.
Она должна быть сильной, должна верить!
И, пока Славик в отъезде, не допустить, чтобы завистники разрушили их любовь!
“Пусть он землю бережет родную, а любовь Катюша сбережет…” - тихо-тихо пропела Зоя и промокнула краем одеяла выступившие слезы.
Слава вернулся через две недели.
Веселый, довольный, полный надежд и планов. И, конечно, первым делом побежал к Зойке.
Времени думать о ней на практике особо не было: то теорию сдавай, то осваивай тонкости управления настоящим поездом, то с ребятами выберись на танцы, чтобы пятерки обмыть да с девчонками местными потанцевать.
Но, как вернулся, как окунулся в жизнь родного сердцу города, сразу почувствовал, что ужасно соскучился по ее ореховым глазам с зеленцой и мягким податливым губам. Острому на расправу языку и нежным, родным объятиям.
Зоя была на лекции. Как раз пришла ее очередь зачитывать доклад.
Она стояла на трибуне перед полной аудиторией, когда Слава распахнул дверь и ворвался в лекторий.
- Боеву можно на минутку?
- Товарищ, идет защита проекта, - женщина в строгом сером платье, сухая и угловатая, встала и уставилась на Славу.
Но не она его испугала, а гневный и одновременно какой-то потерянный взгляд Зойки. Не укрылись от его внимания и темные круги под глазами, и складки в уголках рта, которые сделали ее грустной, лишенной той искорки, которую он когда-то полюбил.
Неужто так тяжело переживала разлуку, что вся осунулась?
- Извините, я здесь подожду… можно?
Женщина кивнула и вернулась на место.
- Продолжайте.
Зоя выдохнула, отбросила за спину косы, которые теребила нервными пальцами, и продолжила читать. Через пятнадцать минут под аплодисменты аудитории и похвалу преподавателя, села за первую парту, даже не оглянушись на него.
На трибуну поднялся следующий докладчик и Слава, который встал, чтобы снова попытаться украсть свою ненаглядную, под тяжелым взглядом женщины у доски грузно опустился на место.
Следующие сорок минут стали самыми длинными в его жизни.
После звонка, Зоя собрала учебники и задержалась у учительского стола, а Слава выскользнул в коридор и спрятался в тени колонны, с нетерпением ожидая, когда она покажется.
Зойка, удивительно послушная, шла следом за Славой по заснеженному проспекту. День выдался ясным и морозным и, выдыхая клубы пара, она смотрела на широкие плечи в овчинном полушубке с меховым отворотом кофейного цвета и черные вихры, торчавшие из-под шапки, и не могла насмотреться.
Тоска, любовь и пережитые страдания сплелись в тугой комок противоречивых чувств, которые Зойка в силу неопытности пока не могла обличить в слова. Но потребность высказаться, быть услышанной и понятой тем, кому она, не глядя, доверила бы свою жизнь, возрастала с каждой минутой.
Слава поскользнулся и по инерции крепче сжал ее ладонь.
- Послушай… - начала Зоя, но он перебил.
- Не замерзла? - притянул к губам пальцы в связанных Марфой варежках и дохнул теплом. Шерсть вмиг покрылась инеем. - Почти пришли.
Слава остановился в конце улицы, дождался зеленого сигнала светофора и перевел Зою через дорогу. Пройдя еще немного, он замер перед неприметным голубым зданием с массивным каменным крыльцом.
Приобнял за талию и в ответ на вопрос в ее глазах произнес:
- Я тебе говорил, что как вернусь, свадьбу сыграем? Так я серьезно, Зоя. Станешь моей женой?
Острой болью отозвались в груди его слова. И в боли той всего было поровну: и радости, и страха. Зойка зажмурилась, чтобы не расплакаться, и уткнулась лицом в его плечо.
- Ты чего, маленькая? Испугалась что ли? - Слава обнял ее и провел рукой по косам, что двумя крепкими лозами спускались по спине к пояснице.
А Зоя словно потерялась во времени.
Искала опору и не могла найти, хотя она всегда была рядом. Знала же, что в словах правды нет, и все равно допустила мысль о неверности Славы. А он вот какой: любящий, честный, и за слова всегда держал ответ.
Стало стыдно за собственную слабость и она потупила взор.
- Что же ты молчишь, Зоюшка? Не согласна?
- Согласна, - прошептала и, отняв лицо от его груди, добавила с жаром. - С тобой хоть на край света согласна!
Слава улыбнулся, обнял ее крепко-крепко, а у Зойки дыхание перехватило. Никогда она ему в своих сомнения не признается! Будет любить без оглядки, так же сильно и смело, как он все это время любил ее.
Слава толкнул тяжелую дверь и пропустил Зою в просторный холл. По ковровой дорожке они прошли через красивый, украшенный лепниной коридор в боковую комнату, где у брачующихся принимали заявления.
Сели за стол, достали удостоверения личности, что всегда носили с собой. Женщина за конторкой напротив одела очки и, взяв документы, смерила Зойку пристальным взглядом.
- Здравствуйте, мы заявление подавать, - сказала Слава и нежно сжал девичью руку.
- Когда собираетесь регистрировать брак?
- Как можно скорее, - женщина поджала губы.
- Как можно скорее, товарищ, не получится, - она протянула удостоверения обратно, а Зое почудилось, будто пол ушел из-под ног. - Невеста ваша несовершеннолетняя.
Слава посмотрел на Зою. Она пригладила пальцами выбившиеся из косы пряди:
- Через неделю только восемнадцать будет… - призналась, виновато.
Конечно, как он сразу об этом не подумал! Это все нетерпение, что зудело внутри: хотел, чтобы только его была Зойка и ничья больше.
- Ну, так это ерунда, разве нет? Подадим документы сегодня, а распишемся потом, когда можно будет.
- Нет, товарищ. Есть инструкция и там черным по белому написано: оба брачующихся должны быть совершеннолетними. Вот как исполнится восемнадцать, так и приходите.
- Неужели нельзя сделать исключение? - вкрадчиво поинтересовался он.
- Отчего же нельзя, можно, - женщина сняла очки, посмотрела сначала на Зою, потом на Славу. - Если девушка в положении, заявление мы принять обязаны.
Зоя не сразу поняла, что она имела ввиду, а как дошло, не смогла усидеть на месте. Вскочила и, схватив со стола удостоверение, строго сказала:
- Нет у нас никаких особых положений! - и, поджав губы, вышла.
Слава догнал ее уже на улице.
- Не расстраивайся, птичка, неделя для нас небольшой срок.
- Небольшой, - подтвердила Зоя, но на душе было неспокойно.
Вновь черной тенью всколыхнулись где-то глубоко мысли о той, другой невесте. Была ли она вообще? Также когда-то сидела рядом с ним, счастливая, в ожидании обещания сладкой супружеской жизни… или нет?
Снова ожидание, снова неопределенность! Как ей прожить эту неделю?
Вот он рядом - родный, любимый, заботливый. Такой никогда не предаст. И любовь его чистая, настоящая.
Первая любовь только такая - самая крепкая, самая светлая.
И самая болезненная.
Проводив Зою до дома, Слава отправился в ювелирный магазин. Долго стоял у прилавка, выбирал лучшее из того, что мог себе позволить. В итоге купил два обручальных кольца.
Два золотых строгих по форме ободка. Переживал сначала, что размера пальчика у Зойки не спросил, а потом понял, что вряд ли она его знала, так как за все время, кроме сережек, других украшений на ней не видел.
День рождения для Зои всегда был особенным праздником.
С запахом мандаринов, еловой хвои и красотой морозных узоров за окном. Когда ветви деревьев покрывали ледяные наросты и простая прогулка в лесу недалеко от дома превращалась в настоящее волнующее приключение.
Марфа всегда ставила елку в канун ее именин. Доставала с чердака две старые коробки с игрушками, оставшимися еще от бабушки, и вместе с сестрами готовила Зое сюрприз.
На длинных ветвях покачивались полупрозрачные шарики с кусочками мишуры внутри, белочки на прищепках и раскрашенный вручную паровозик, а еще часы с кукушкой, тоже стеклянные, с двумя железными цепочками разной длины, на концах которых отливали золотом маленькие шишки.
В комнате коммунальной квартиры развернуться было негде, но мать все равно исхитрилась достать пушистую еловую ветвь. Воткнула ее в утрамбованный в трехлитровой банке песок, замотала основание марлей и укрыла ватой. Выпросила у соседей пару игрушек и нити серебряного дождика, что саваном легли на подоконник.
- В этом году вы рано. Спасибо, мама, Нина…
В интонации Зои не было укора, только безмерная усталость.
Слава своим о свадьбе не сказал. И ее просил не говорить.
Странно это было для Зойки, непонятно и неправильно. Кто ж такие серьезные решения принимает без участия семьи, но он был непреклонен. А самое страшное, что и её своей воле подчинил.
- Распишемся тихо, зачем нам пышное торжество, да еще посреди зимы? А потом перед своими повинимся и летом сыграем свадьбу уже по-настоящему, - шептал Слава, сжимая ее в своих объятиях.
- Не примут они меня… скажут, что залетная, - отвечала Зоя, а он покрывал ее лицо жаркими поцелуями и только смеялся.
- Какая ж ты залетная, ты моя любимая. И они тебя полюбят, никуда не денутся!
- Дай хоть матери скажу…
- Не говори, Зоюшка, пока не говори. Вот станешь моей, бумаги на руки получим, тогда уже никто нас разлучить не сможет…
Зоя кивала послушно и молчала, потому что любила всем сердцем. А еще боялась. Ведь за его словами сердцем чувствовала страшную правду.
Ту, в которую верить не хотела.
Слава, в отличие от Зои, ожидание воспринимал спокойно. Помимо любви в его жизни была масса других забот и он с чисто мужской сосредоточенностью занимался делами и душевными терзаниями не страдал.
Однажды вечером, после семейного ужина к нему в комнату зашла Лена и с порога спросила:
- Как у Вероники дела?
- Нормально, - ответил Слава, не поднимая головы от учебника.
Дипломная работа, за которую он взялся сразу по возвращении с практики, лежала на столе стопкой разрозненных листов с пометками.
Лена села на стул рядом, расправила складки на юбке.
- Ты ее любишь?
- Кого? - переспросил Слава и оставил на листе еще одну заметку.
- Зойку свою…
Вопрос заставил брата оторваться от конспекта.
- Тебе что с того?
Лена опустила глаза, пожала плечами.
- Если скажу, обещаешь не ругаться?
Слава вздохнул.
У Лены с детства был сложный характер, в этом она пошла в мать. Своенравная, шустрая, скорая на расправу, но при этом со своими добрая и нежная. Если удастся заручиться ее поддержкой, может быть, Зое будет проще влиться в его семью.
- Даю слово…
- Я кольца видела… красивые. Против отца пойдешь ради нее? - спросила сестра и Слава откинулся на спинку стула, потер уставшие глаза.
Подумал немного и ответил:
- Я все решил.
- Ясно… - Лена улыбнулась, но как-то грустно. - Я ей даже немного завидую, как только она тебя отхватила!
- Это не она меня, а я ее…
Лена рассмеялась коротко и Слава расслабился. Вот такой, открытой и задорной, он сестру любил. Она встала, подошла сзади и обвила руками его шею. Уткнулась носом в плечо и вздохнула.
- Если ты с ней счастлив, то и мне хорошо.
- Я больше жизни ее люблю, - ответил Слава и Лена сморщилась, но он этого не увидел.
- Веронике когда скажешь?
- Не знаю, - Слава мягко сбросил с себя ее руки и наклонился к столу.
- Она проездом будет через два дня…
- Знаю!
- Слав, не поступай с ней дурно. Ведь знаешь, Ника мне как сестра… я тебя прошу, если все решил, поступи по совести.
- Разберусь как-нибудь! - огрызнулся Слава и взял в руки книгу, отгородившись от Лены страницами с таблицами и графиками.
- Сходи к Веронике и объяснись… а я, когда нужно будет, за твою Зойку словечко перед родителями замолвлю, - Лена взъерошила черные непослушные волосы брата и вышла, больше не сомневаясь.
Он сделает так, как она сказала.
Поезд с Вероникой прибывал на пятую платформу главного городского железнодорожного вокзала ровно в семнадцать ноль-ноль по Московскому времени.
Техническая остановка длилась тридцать минут и ни секундой дольше - достаточно, чтобы довести задуманное до конца и навсегда разлучить Зойку со Славой.
Лена все рассчитала точно и, несмотря на то, что пол ночи пролежала без сна, а потом до трех пополудни занималась в медучилище, к началу пятого, строго в рамках намеченного плана, она уже стояла в холле кулинарного техникума, высматривая Зою.
Та появилась спустя десять минут в окружении подруг и, заметив Лену, очень удивилась.
- Здравствуй, - сказала и улыбнулась вымученно.
Чуткое Зойкино сердце видело, с каким пренебрежением младшая сестра Славы смотрела на нее.
- Добрый день.
Лена не стала дожидаться, пока свита Зои оденется и выйдет. Взяла деревенщину под руку и отвела в сторонку. Скользнула оценивающим взглядом и скривилась.
- Ты уж не обижайся, но разговор будет не из приятных, - она выдержала паузу, потом добавила. - Меня к тебе брат прислал.
- Слава? - сердце кольнуло, но Зойка не подала вида.
- Зря ты меня не послушала. И сестра твоя дура, раз не смогла мозги на место вставить!
- Получше тебя будет! - вспыхнула Зоя, мигом рассердившись. - Она, по-крайней мере, в чужую жизнь не лезла и ничьему счастью не завидовала!
- Это ты мне будешь про счастье рассказывать? Разлучница, что у сестры парня увела, да еще и брата моего из-под венца сманила!
Зойка вспыхнула - откуда она знает? Неужто и правда к ним домой приходила? Значит, все, что Людка ей наговорила тогда…
- Из-под какого-такого венца? - Зоя попятилась и вздрогнула, когда наткнулась на батарею. Ноги полыхнули огнем.
- Не прикидывайся невинной овечкой, все ты знаешь! Есть у Славы невеста, без пяти минут законная жена. И сейчас, пока я тут с тобой разговариваю, он знаешь, где? С ней, с настоящей своей любовью!
- Неправда… он диплом пишет, в библиотеке!
- Конечно, в библиотеке на пятой платформе в купе проводницы вагона под номером шесть, - Лена засмеялась и покачала головой. - Глупая ты девица, мне даже немного тебя жаль… неужели не поняла, что была для него лишь развлечением?
- Врешь ты все… не верю ни единому слову! Слава меня любит, по-настоящему любит!
Лена расхохоталась.
- Любит, как же. Он только себя любит. И поезда свои, - потом вздохнула и пристально на Зою глянула. - Не веришь?
Она промолчала и Лена пожала плечами, натягивая на аккуратные ладони кожаные перчатки.
- Воля твоя, хочешь верь, а хочешь нет. Но только там он, где я сказала - греет в объятиях свою настоящую невесту, - Лена отвернула край перчатки и посмотрела на запястье, где поблескивали модные часики. - А, может, и не только… остановка-то длинная. Если побежишь прямо сейчас, может, и успеешь им ручкой помахать.
Зойка сжала пальцы в кулаки и короткие ногти больно впились в кожу. Не глядя на Лену, она метнулась вперед, сорвала с крючка шубу и выбежала из гардероба вон.
Оказавшись на улице, простоволосая и потерянная, выдохнула и густой белый пар заклубился вокруг, вмиг истаяв, как если бы то была ее душа. Ветер ударил в затылок, разлохматил прекрасные медные косы и с новой силой толкнул в спину.
Словно знал, что промедление подобно смерти, и потому поторапливал, подгонял Зойку, нес вперед, к вокзалу на перрон номер пять к шестому вагону поезда дальнего следования.
К тому, кто обещал, любить вечно и никогда не предавать.
Как добежала до вокзала, Зоя не помнила.
Всего три квартала, а она не чувствовала ни лица, ни рук. Морозный воздух с трудом прокладывал путь в легкие, волосы взмокли и, найдя нужную платформу и вагон, она схватилась за поручни и подтянулась.
Ни контроллера, ни второго проводника поблизости не было и Зоя вошла в тамбур. Сердце стучало с перебоями, щеки горели огнем и она распахнула полы шубы, растерла рукой солнечное сплетение, но гнетущее чувство внутри не ушло, а только усилилось.
Снег на голове и валенках начал таять и на полу образовалась приличная лужа грязно-коричневого цвета. Зоя остановилась напротив первого купе и взялась за ручку.
Прислушалась - тихо.
Только сердце стучало быстро-быстро, потому что еще надеялось. Еще верило, что все злые слова, сказанные про Славу, ложь. И он, родной и верный ей, сидел сейчас в библиотеке и корпел над дипломной работой, как и обещал.
Конечно, это была не больше, чем злая шутка завистницы.
Ох, как же Зоя отплатит ей за все!
Она дернула дверь в сторону и та поддалась на удивление легко.
Вот не застеленная постель, маленький столик у окна, раскрытая косметичка и одинокий тюбик губной помады. Зоя облокотилась плечом о косяк. Пальто на вешалке справа и сапоги под койкой женские.
Она искала глазами присутствие мужчины и не находила. А смятая постель… мало ли, какая эта женщина неряха! Нечего и думать, соврала Ленка, точно соврала! Зоя вытерла пот со лба, пригладила к вискам непослушные пряди и вернулась в коридор, когда услышала смех.
Слава смотрел, как поезд медленно скользил вдоль пятой платформы.
Покатый нос состава ушел далеко вперед и стук колес, который возникал каждый раз, когда сталь переезжала зазоры на рельсах, сейчас был еле слышным.
Он напоминал ему ритм биения живого сердца и отдавался во всем теле нотками приятного узнавания. Слава любил этот размеренный, убаюкивающий ритм, скорость и легкость движения состава, и его неоспоримую мощь.
Тудух-тудух, тудух-тудух, тудух-тудух…
На вокзале Слава чувствовал себя, как дома, и, тем не менее, сегодня предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте. Он не хотел видеть Веронику, а объясняться с ней тем паче.
В конце концов, Слава ничего ей не обещал. Родители поженили их еще в раннем детстве. Сначала в шутку, а потом всерьез. И, чем старше он становился, тем большее давление оказывала на него семья, вырисовывая неоспоримые перспективы возможного брака.
Ее отец - Герой Советского Союза, мать - без пяти минут ветеран труда.
И сама Вероника - посмотри, какая порода, какая стать! Писаная красавица: тонкокостная, высокая, стройная. Она мечтала стать балериной, но травма, полученная по глупости в пятнадцать лет в спортивном лагере, поставила на карьере крест.
Слава тогда в шутку предложил ей в перспективе стать проводницей на “его” поезде, и Вероника, неожиданно, согласилась. Слово не воробей и пока он помогал ей готовиться к вступительным экзаменам, сам не заметил, как увлекся. Что и не мудрено - кровь горячая, гормоны бушуют…
Слава стал ее первым мужчиной - это все и решило. Сколько раз потом корил себя за несдержанность? Не счесть! Но, кто прошлое помянет, тому глаз вон. Не забеременела и на том спасибо.
И хотя Слава полностью осознавал меру ответственности, что легла на него после их первой ночи, сам частенько задумывался, а не было ли в том ее расчета? Хорошо спланированного спектакля, призванного удержать его рядом?
Так или иначе, но кольца Слава купил и о намерении жениться сообщил родителям. Их радость била через край и никто не обратил внимания на его собственную растерянность.
Свадьбу решили играть после выпускных экзаменов и Славе со временем она стала казаться чем-то эфемерным, недосягаемым. Событием, которое должно было произойти где-то в другой жизни.
А потом он встретил Зойку и мир перевернулся с ног на голову.
Слава отсчитал шестой вагон и дождался, пока опустится подножка. Мужчина лет сорока в форменном кителе проводника состава спустился на перрон и следом за ним в проеме показалась Вероника.
В темно-синем платье с отложным воротником и четырьмя золотыми пуговицами на груди, без шапки и форменной шинели, она, встретившись со Славой глазами, пригладила выбившиеся у виска волосы и замерла.
- Что же вы, товарищ, молодой состав совсем не бережете! - пошутил Слава, пожимая Ивану руку.
Он узнал его сразу, по бравым гусарским усам с отворотом и самокрутке, что появилась в уголке рта, стоило только сойти с поезда. Никулин Иван Демидович - проводник, на которого последние пятнадцать лет равнялись все без исключения выпускники Института инженеров железнодорожного транспорта.
Мужчина ответил на рукопожатие и улыбнулся:
- Не уследил, моя вина, - достал спички, прикурил и с наслаждением затянулся. - Да она разве послушается? Нынче женщины умные пошли, все со своим мнением.
- Иван Демидович! - Вероника потупила глаза и прижалась всем телом к холодному поручню.
- Сейчас разберемся, поднимайся, нечего мерзнуть, - Слава легонько подтолкнул ее и юркнул в вагон следом.
Иван покачал головой - дело молодое, и пошел вдоль платформы, неспешно размахивая красными флажками.
- Как я рада, что ты все-таки пришел! - не дожидаясь, пока Слава стряхнет с воротника снег, Вероника обвила руками крепкую шею и коснулась губами гладко-выбритой щеки.
- Ну, полно, люди смотрят… давай хоть с прохода отойдем!
Она кивнула и, схватив его за руку, потянула в купе проводницы. Вдвоем развернуться на полутора квадратных метрах было трудно и Славе пришлось снять полушубок.
Ника запустила пальцы в непослушные черные волосы и прошептала:
- До последнего думала, что не придешь повидаться… - и, не дав ему ответить, продолжила. - Неужто соскучился?
- Поговорить пришел, - Слава перехватил ее запястья - тонкие, острые, как и она сама, и потянул вниз.
Вероника была старше на два года, но выглядела сильно моложе своих лет. Слава вспомнил, как она обрадовалась, когда поступила. И как потом, когда он и сам стал первокурсником, поначалу помогала со сложной теорией и лабораторными работами.
Вероника, которая никогда не станет балериной. Которую жизнь заставила променять пуанты на каморку проводника поезда дальнего следования.
И он пришел, чтобы забрать у нее еще одну мечту.
- Так говори, - она усадила его на постель, достала из косметички красную помаду и повернулась к зеркалу на двери.
- Я встретил девушку… - начал Слава и Ника опять перебила его.
Она помнила Славу мальчишкой - задорным, крикливым и неугомонным. Вечно попадавшим в передряги и не раз дравшимся за нее с другими ребятами.
Не от большой любви, став старше Вероника это поняла, но от чувства ответственности перед их родителями, которые знали друг друга всю жизнь. Она подтрунивала над Славкой, неуклюжим и дерзким, чтобы никто не догадался, что за равнодушием и колкой иронией пряталась настоящая любовь.
Пока тот случай в пионерском лагере все не перечеркнул, показав, кто на самом деле был другом, а кто врагом. Как он носился с ней первый месяц, пока страстался перелом!
И все время после…
Глупый, он не понимал, что она научилась терпеть боль задолго до того, как все стало неважно. В балете, как и в большом спорте, не было места слабакам. И Вероника знала это, как никто.
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Строчки из стихотворения Федора Тютчева стали путеводной звездой ее жизни, положенной на алтарь чужих ожиданий. И в глубине души Вероника радовалась тому, как все получилось.
Ведь травма открыла перед ней двери другого будущего. Того, в котором она была рядом со Славой, пусть и недолгое время, отведенное для учебы.
Она была терпелива. Она все прощала.
И тот самый первый раз, на даче у ее родителей, произошел не потому, что она хотела привязать его к себе, а потому, что это было единственное желание, исходившее от нее самой.
Настоящее, искреннее желание принадлежать тому, кого любила, и кто никогда не полюбит в ответ. Вероника знала правду, научилась за годы притворства видеть ее без прикрас, и все равно кольцо, что Слава подарил под давлением обстоятельств, грело душу.
“Стерпится - слюбится”, - любила повторять мать и Вероника заучила эту мантру наизусть.
Когда они поженятся, у нее впереди будет целая жизнь, чтобы добиться его внимания.
- Люблю, - наконец, сказал Слава и добавил. - Потому и пришел, не хочу тебя обманывать.
Он увлекался другими и раньше, но Вероника не обращала внимание на мимолетные интрижки. Какое ей было дело до них, если на праздниках и семейных застольях Слава держал за руку ее и все друзья знали, они - пара.
Они вместе.
Вот и на этот раз не поверила, не придала значения его словам.
- Колечко вернуть? - спросила бойко и он покачал головой.
- Я серьезно, Вероника. Я женюсь на ней.
Она отвернулась к зеркалу, поправила и без того идеальный макияж. Руки дрожали, но Ника замкнула настоящие чувства на замок, как привыкла делать всегда, и подошла к Славе.
Молча дернула из-под него одеяло, но оно, конечно, не поддалось. Тогда Ника бросила край пододеяльника на пол и, шумно вздохнув, отвернулась, вновь пытаясь вернуть над собой контроль.
Слава смотрел на нее и молчал.
Все, что хотел сказать, он уже сказал. Смысла оставаться с Вероникой и дальше не было, но и повода уйти, при этом сохранив лицо, тоже.
- Я все думаю, - тихо сказала она. - Как бы сложилась моя жизнь, не согласись я тогда пойти за тобой в железнодорожный? Осталась бы в балетной школе преподавателем? Или попробовала поступить на исторический… ты знал, что я всегда любила историю? Особенно древнего мира…
- Чего об ушедшем горевать, - буркнул Слава и Вероника опустила руки.
Но тут же выпрямилась и, расправив плечи, вдруг спросила:
- Есть папиросы?
Слава глянул на нее снизу вверх удивленно, словно только сейчас узнал о наличии у бывшей невесты пагубной привычки, но все же кивнул. Накинул ей на плечи свой полушубок и по полутемному коридору прошел к дальнему тамбуру. Достал папиросы и спички.
Ника взяла одну, затянулась и выдохнула в приоткрытое окно, зябко поведя плечами. Не закашлялась, но на глаза навернулись слезы.
- Как Ленка?
- Поступила, - Слава тоже затянулся и Вероника улыбнулась.
- Эта девочка далеко пойдет. Жаль, я не смогу назвать ее своей сестрой… - она стряхнула пепел в приоткрытое окно и замолчала.
Вторая затяжка вызвала приступ надрывного кашля и Слава подошел ближе, обнял ее за плечи, легонько постучал по спине.
- Не было бы нам счастья друг с другом, - она невесело улыбнулась, сверкнув голубыми глазами.
- Тебе откуда знать? Стерпится - слюбится, так говорят. И мы бы притерлись… - в третий раз затянулась без охоты, но преодолевая себя. Дым прошел легко, но без удовольствия.
- Зачем оно тебе? Муж, который на других засматривается…
Вероника поправила на плечах полушубок и, затушив сигарету, которую не выкурила даже на половину, выбросила в привязанную тут же к решетке на двери жестяную банку.
- Ты хоть немного меня любил?
Домой Зойка ворвалась, как ураган, принеся с собой снег, грязь и слезы, но комната оказалась заперта. Не найдя ключ, она в отчаянии ударила ладонью по двери и уткнулась лбом в деревянную поверхность.
Что же сегодня все против нее!
На кухне засвистел чайник и Зоя, бросив шубу на табуретку рядом с вешалкой, юркнула в общую ванную. В маленьком зеркале с отколотым краем увидела свое отражение: опухший нос, красные глаза и взгляд.
Затравленный, потерянный.
Куда подевалась та бойкая и веселая девчонка, что встречала трудности с высоко поднятой головой и шашкой наголо? Отравлена, обманута, брошена! Зоя судорожно вдохнула и сползла по стене на холодный кафель.
В дверь постучали.
- Занято!
Скрипнули петли и она услышала тяжелые шаги. Узнала их сразу и разозлилась пуще прежнего. Тихон опустился на колени рядом.
- Уйди…
- Зоя, что случилось?
Она поджала губы - да что ж он как банный лист прицепился.
- По-хорошему прошу, уйди, чтоб глаза мои тебя не видели!
Захотела нагрубить, сделать больно, чтобы самой полегчало, но Тихон вдруг потянулся к ней, коснулся кончиками пальцев ее волос.
- Это из-за него опять слезы льешь? - спросил глухо и Зойка дернулась, оттолкнула его руку.
Неужели жалеть собрался? Её, которой море по колено!?
- Не твоего ума дело!
- Я бы никогда так с тобой не поступил.
Зоя всхлипнула и до крови прикусила нижнюю губу.
Слава тоже ей много чего обещал и все слова превратились в пыль. Какой от них толк, от слов этих, когда в груди зияет дыра и болит, тянет и ноет с такой силой, что свет белый не мил.
- Оставь меня… - завыла она горько, пряча лицо на коленях. - Одна хочу побыть или не понимаешь?
Тихон пожевал нижнюю губу и встал. Зоя услышала, как хлопнула дверь ванной, и он глухо сказал:
- Занято пока, - на что получил возмущенное бормотание соседки:
- Да сколько можно! - и что-то еще, что Зойка не разобрала.
Наступила долгожданная тишина.
Она всхлипнула и растерла ладонями глаза. До белых звездочек, до жжения, чтобы вытравить с внутренней поверхности век воспоминания о том, как ее Слава целовал другую.
Почему? Почему он это сделал?
Зоя задавала сама себе один и тот же вопрос, на который не знала ответа, и от этого на душе становилось еще горше. Права была Людка, всей ей вернулось, все без вины виноватой. И Лена, выходит, тоже не обманула.
Что же делать теперь? Как заставить себя жить дальше?
Даже если она отключит эмоции и вернется в мир бездушной, поломанной куклой, душа ее не простит предательства никогда.
И забыть тоже не сможет.
На кухне снова засвистел чайник. Зоя оперлась на раковину и встала. Плеснула в лицо холодной воды, умылась, пощипала себя за щеки, чтобы вернуть им привычный румянец, и шмыгнула носом.
- Красавица, ничего сказать! И что же ты теперь будешь делать? - спросила у самой себя и закрыла глаза, принимая решение.
Сердце пропустило удар.
Наверное, тоже самое почувствовал Кай, когда осколок льда попал ему в сердце - то, что раньше причиняло боль, перестало иметь значение. Какофонию эмоций сменил белый шум равнодушия и сердце, что еще мгновение назад металось, в поисках спасения, угомонилось, испустив последний горячий вздох. На смену любви пришла злость, которую пробудила ото сна задетая изменой гордость, и на месте разбитого сердца осталось лишь пепелище.
Зоя переплела растрепанные косы, еще раз умылась и вцепилась в раковину холодными пальцами.
- Что же ты, Зоюшка? Только не руби с горяча… - голосом отца обратилась к ней совесть, да только поздно.
Когда она зашла на кухню, Тихон разливал по чашкам горячий чай. Аромат чабреца, душицы и мяты щекотал ноздри, обещая покой и безопасность. На тарелке с позолоченной каймой лежали три бутерброда: докторская колбаса поверх белого хлеба. Рядом масленица и плоский нож.
Зоя села. Тихон молча поставил перед ней кружку и сахарницу. Маленькая ложечка звякнула о блюдце и она обхватила кружку с горячим чаем ладонями.
Они не сказали друг другу ни слова и только когда напиток в ее руках остыл, Тихон встал и поставил чайник на огонь. Третий за сегодняшний вечер, как посчитала Зойка.
- У меня есть для тебя кое-что… - начал он, не глядя на нее. - Думал, до дня рождения подождать, но раз такое дело… - Тихон вытер мокрые ладони о брюки.
Нужные слова не находились и он, махнув рукой, вышел в коридор, а когда вернулся, положил на стол перед Зоей большую картонную коробку. Развязал опоясывавший ее шнурок и отошел.
Она не торопилась открывать. Посмотрела на него исподлобья, сделала глоток холодного чая и отвернулась к окну. Тихону стоило больших трудов чтобы сдержать себя и не снять с подарка, который достался ему с таким трудом, крышку самому.