Пролог
12 световых лет от Солнечной системы
Система звезды Лейтена
Орбита планеты Лейтена-b
Орбитальная станция “Горизонт”
Павел Тавридис, позывной - Гуцул
{}[1] мая 2346 года
}{[2] по земному времени
Скудного аварийного освещения едва хватало на то, чтобы видеть собственные ноги.
Взрыв, прогремевший несколькими часами ранее в одном из шлюзов, хорошо так тряхнул орбитальную базу, и чем выше группа выживших пробиралась к административным уровням, тем сильнее были разрушения.
На полу лежали керамо-пластиковые урны, их содержимое высыпалось на пол, и то и дело попадалось под ноги, Павел внимательно смотрел себе под ноги, стараясь не издать ни единого шороха.
В воздухе отчетливо пахло гарью и жженым пластиком, сизый дымок фигурными клубами вился где-то на уровне груди крадущегося по коридору мужчины.
Гуцул крепко сжимая обеими руками длинный кусок металлической трубы, остановился, принюхиваясь, будто пытался по одному только запаху понять, в какой стороне находится очаг возгорания. От мысли, что на одном из уровней начнет бушевать пожар, он похолодел. Серьезнее огня могла быть только полная или частичная разгерметизация одного из уровней.
Павел сделал себе зарубку в памяти закрыть гермодвери за своей спиной, чтобы пожар не выжег весь кислород на станции, пока они будут добираться до отсека со спасательными капсулами.
На своем пути он часто останавливался, прислушиваясь к обстановке, одинаково боясь услышать рев пламени и звуки, которые мог бы издавать человек. И каждый раз вздыхал с облегчением - в этот раз повезло.
За зараженными до сих пор не замечалось склонности к брожению по станции без особого стимула. Однако ничто не указывало на то, что где-то поблизости был кто-то живой. Но, это еще ничего не значило.
Карман хлопкового, темно-синего комбинезона приятно оттягивал ствол табельного оружия, отобранного у сотрудника безопасности, но применять его Гуцул был готов только в самом крайнем случае.
Мало того, что огнестрельное оружие могло в неумелых руках сотворить непоправимое на орбитальной базе в открытом космосе. На грохот выстрелов обязательно сбегутся зараженные, и тогда действительно только и останется, что пустить себе пулю в лоб.
Коридор впереди него плавно поворачивал налево, повинуясь изгибам монорельса, утопленного в панелях потолка.
Павел практически прижался к правой стене, пытаясь разглядеть противника, но все равно видел только противоположную стену.
Липкий страх перед неизвестностью не давал сделать ни единого шага вперед, сковывая ноги незримыми цепями. Но и назад ему дороги не было.
За его спиной в надежно запертом кабинете сидели гражданские во главе с Егором - его младшим братом. Если Гуцул не вернется к ним с ключ-картой от верхних уровней, они все обречены.
Он сделал глубокий вдох. Прислушался.
Там за поворотом явно был слышен непонятный треск, монотонно появляющийся и исчезающий вовсе.
Больше Гуцул ничего не мог расслышать, и, набравшись смелости, сделал несколько осторожных шагов вперед, в любой момент готовый отскочить обратно.
Но за поворотом никого не оказалось.
Черный пластиковый козырек, когда-то похожий на стекающую черную каплю, был смят и сломан сошедшим с пути монорельсом.
Задранный вверх зад вагончика соприкасался с контактным путем, отчего в поезде до сих пор сохранялось питание. Из покрытых паутинками трещин окошек лился белый свет, казавшийся ослепительным в полутьме аварийного освещения. На одном из окон алели кровавые разводы. Отчего-то Павлу подумалось, что кто-то знатно приложился головой о стекло, когда поезд сошел с пути.
Возле носа поезда контактный рельс вышел из-за потолочных панелей, и толстый электрический кабель, покачиваясь, искрил каждый раз, когда соприкасался с металлическим боком монорельса, и тут же отскакивал обратно.
Гуцул заставил себя выровнять дыхание. Он только что нашел источник странных звуков и причину, по которой на уровне отсутствовало нормальное освещение. Его задачу это не упрощало, но он все равно почувствовал какое-то иррациональное облегчение.
Он по большой дуге обошел поезд, стараясь не соприкасаться с металлом или раскачивающимся проводом, и двинулся дальше. Сразу за козырьком была утоплена в стене неприметная дверь служебного помещения, а чуть дальше по коридору чернел поворот на палубу.
Паша на мгновение задумался. Индикатор горел зеленым светом, и все его нутро ветерана, учувствовавшего в битвах с мятежниками кричало, что нельзя оставлять за своей спиной открытую дверь. Там могут быть враги.
Или выжившие.
Заблокировав дверь, он может отрезать кому-то единственный путь к спасению.
Гуцул подошёл к двери вплотную, и только тогда увидел, что ручка ее перепачкана кровью. Он сглотнул, и приложил ухо к холодному металлу.
Тихо.
Однако, сквозь треск искр и стук собственного сердца, он услышал чье-то хриплое дыхание.
Или это его собственное?
Павел набрался смелости, очень тихо, почти деликатно постучал по двери одними костяшками пальцев.
За дверью послышалось копошение и чьи-то торопливые шаги.
Паше мигом представилось, как какой-то выживший бедолага, раненный во время взрыва, возможно, тот самый, который оставил своей головой кровавые следы на стекле, так же прижался ухом к двери и слушает, что происходит в коридоре.
— Если ты живой - отзовись. — Тихо проговорил он, надеясь, что человек по ту сторону его слышит. — У нас группа выживших, мы идем на верхние уровни к спасательным звездолетам. Если ты не отзовешься - я забаррикадирую дверь и пойду дальше.
Гуцул не услышал ответа, но он понимал, что человек может быть контужен, и тогда ему потребуется чуть больше времени на то, чтобы усвоить только что полученную информацию. Или, быть может, нарушен речевой центр в мозгу, и человек пока не может ничего ответить.
Основной формой жизни на поверхности планеты являлись гигантские насекомые, порой ядовитые, однако, охтофтеры для человека опасны не были. Собственно, именно это, на ряду с относительно небольшими размерами, являлось причиной того, что именно этих крылатых паукообразных забирали для опытов на базу.
Яд инопланетных созданий, имея много сходства с пчелиным, не был опасным для человека. Разве что для аллергиков, но те отсеивались еще во время отбора.
Однако, больше всего ученых интересовал не яд охтофтеров, а вирус-симбионт, который содержится в крови и слюне паукообразных. О вирусе Эффи ничего не знала. Когда на тренинге по безопасности она услышала, что этот организм не совместим с человеческим, а потому и не опасен - быстро потеряла интерес к теме и уже не слушала.
Она накинула на себя именной махровый халат корпоративного темно-синего цвета, и вышла из каюты, напевая под нос веселую песенку, и уже представляя, как быстро ополоснется под теплыми струями и вымоет короткие темные волосы. Даже сушиться не станет, чтобы не опоздать на представление.
Однако, ее ждало разочарование - душевая была занята.
Девушка раздосадовано стукнула по запертой двери ногой, ударив через мягкий тапок большой палец.
Эффи пришлось сделать над собой усилие, чтобы не начать ломиться в дувшую, поторапливая опередившую ее соседку. По инструкции она должна была проявлять в таких случаях терпение и тактичность.
Было это связанно со скученностью народа на станции. Средние жилые уровни были поделены на секции, где на каждые пять кают была одна душевая и один туалет, и, это непременно бы приводило к скандалам на бытовой почве, если бы не политика руководства. Скандалистов сначала предупреждали, потом штрафовали на крупную сумму, а если не помогало и это – то первым же рейсом отправляли на землю, выплачивая копеечную по меркам “Горизонта” неустойку, и больше не принимали заявку на повторную вахту.
Предупреждение у Эффи уже было вынесено, лишаться своих честно заработанных денег ей совсем не хотелось, а потому она была вынуждена терпеливо ждать, когда душевая освободится.
— Очередь? — спросили у нее за спиной. — Кто там так долго плескается?
Эффи обернулась, и увидела Лику - уже взрослую итальянку, негласно взявшую на себя командование их секцией.
— Понятия не имею. — Сквозь зубы процедила она, то и дело поглядывая на циферблат коммуникатора, времени у нее оставалось в обрез, чтобы вымыться, а хотелось бы еще и привести себя в порядок - на верхней палубе должны были собраться все, кто не в смене сейчас. В том числе и Хасан, на которого девушка отчаянно пыталась произвести впечатление.
Она уже начала приплясвать от нетерпения, когда металлическая дверь с тихим шелестом отъехала в сторону, и в клубах пара показалась жгучая брюнетка, закутавшаяся в белое махровое полотенце, контрастно оттеняющее смуглую от природы кожу. Вокруг нее виличь клубы белого пара, а на пухлых губах сила блаженная улыбка.
— Я так и знала. — Скривилась Эффи. — Ты в курсе, что не одна тут?
— Да ладно тебе. — Легкомысленно бросила брюнетка, проходя мимо девушки. — Тебе уже ничего не поможет. Кто там заметит, мылась ты или нет, от уборщиков все равно пованивает.
— Ты кем себя возомнила? — Эффи сжала кулаки, готовая кинуться на обидчицу. — Я не позволю с собой так разговаривать!
Ответом ей был насмешливый взгляд, полный презрения.
И ей Богу, Эффи бы проредила ее волосы, если ладонь Лики не легла ей на плечо.
— Ты бы поторопилась в душ. — Тихо проговорила она. — И меньше обращала внимания на эту perra[1]. У тебя уже есть одно предупреждение из-за нее.
Эффи с благодарностью посмотрела на старшую подругу и юркнула в душевую.
Времени у нее действительно оставалось совсем не много.
Она быстро скинула с себя одежду, повесив ее на крючки, и шагнула в душевую кабину, закрыв за собой стеклянную дверцу, и включила горячую воду.
Струи под напором полились на нее сверху, чудесным образом вместе с потом и грязью смывая гнев, только что бушевавший в душе девушки.
Эффи, быстро ополоснувшись, с легким сожалением покинула душевую, плотно укутавшись в халат, и поспешила в свою каюту. Времени у нее оставалось только на то, чтобы надеть свежий комбинезон и бежать на остановку монорельса в надежде, что короткие, темно-каштановые волосы успеют высохнуть.
До остановки она почти бежала, и, лишь присев на пластиковую скамейку, смогла отдышаться, и оглядеться по сторонам.
На остановке она была одна. Свет от ярких диодных ламп под козырьком падал так, чтобы автоматика монорельса могла различить человека ожидающего транспорт, и в то же время, не слепить пассажира.
Под козырьком были развешены в тонких стальных рамках фотографии, которые каждый житель “Горизонта”, да что там, каждый житель Земли уже видел много сотен раз.
С разных ракурсов была изображена орбитальная база, настолько большая, что ее пришлось монтировать прямо в открытом космосе, потому что иначе эта махина просто не взлетела бы с поверхности планеты, а потом целых девятнадцать лет буксировать на орбиту Лейтена-б.
В других рамках красовалась черно-белая фотография астронома Виллема Якоба Лейтена, в честь которого была названа звезда. Да и внутренняя система поиска с голосовым помощником, которого экипаж ласково называл Вилли.
Эффи, отвлекшись от давно знакомых изображений, посмотрела на циферблат коммуникатора, и облегченно вздохнула - у нее еще было немного времени на дорогу, оставалось надеяться, что астрономы не ошиблись, и вспышки не начнутся раньше обещанного срока.
Она раздраженно почесала руку, и зашипела, задев ногтем маленькую ранку.
Кожа вокруг нее покраснела, воспалилась. Мерзкий зуд вокруг ранки все нарастал, и Эффи скривилась, в очередной раз пообещав себе сразу с верхней палубы зайти в медпункт.
Подъехавший монорельс сначала замедлился, считав камерами присутствие человека, а затем и остановился, приглашающе раскрыл перед Эффи двери.
Орбитальная база «Горизонт»
11 уровень, жилой отсек
Паша Гуцул
15 мая 2346 года
19:05 по земному времени
Голубоватый свет стационарного коммуникатора освещал небольшое помещение три на четыре квадратных метра. Паша сидел на эргономичном вращающемся стуле, приваренном к полу каюты.
Собственно, кроме небольшого письменного стола с коммом в маленькой железной коробке помещалась только узкая постель и вешалка для одежды у входа. На стенах висело три стандартные галлорамки, в которых любой желающий житель “Горизонта” мог бы установить милые сердцу галлографии.
С рамок в каюте Гуцула смотрели изображения двух женщин.
Одна - уже взрослая, почти его ровесница, белозубо улыбалась с фотографии. Копна черных, вьющихся волос спадала с ее смуглых плеч. Однако, не смотря на маску безусловного счастья, изображенную на красивом лице, карие глаза ее были наполнены тоской.
Вторая - еще не женщина. Но уже вполне сформировавшаяся девушка. Она была неуловимо похожа как на женщину с первого фото, так и на самого Гуцула. В русых, густых волосах мелькали ярко-розовые пряди, а голубые глаза девушки улыбались вместе с ней.
По центру висела голограмма, где девушка сидела на светлой кухне за столом. Перед ней стоял торт с фигурными свечами в форме цифры “шестнадцать”.
По левую руку от нее сидела женщина с первой фотографии. По правую - пустой стул. Они ясно давали понять, что ждут его.
Ждут уже долгих восемь лет.
Гуцул достал из набедренного кармана миниатюрную галлокамеру с эластичным шнурком для ладони и положив ее на стол, дождался, когда она “сконнектится” с коммуникатором. Он быстро перекинул весь отснятый материал на коммуникатор и, отправив его на почту СБ[1], отформатировал устройство.
Теперь можно и с личной почтой разораться.
Его почтовый ящик был завален письмами от Елены, но их даже открывать не хотелось. Он предпочел бы разорвать все контакты с навязчивой девицей, чем выяснять с ней отношения.
Когда курсор дошел до письма, пришедшего с Земли, Павел замер. На его губах заиграла улыбка, и он тут же открыл послание, содержащее всего одно видео-вложение.
— Привет. — В камеру говорила девушка с розовыми прядями. Она выглядела чуть старше, чем на фотографии, но это без сомнения была она. — Пап, у нас все хорошо, хотела поблагодарить тебя за снимки, что ты присылал. Когда я делала проектную работу - ни у кого не было такого эксклюзивного материала. Мне еще на статью хватило в школьную газету. Жаль, что не было фотографий, на которых на фоне инопланетных джунглей был бы ты. Я бы хотела показать всему миру, какой у меня крутой отец…
Экран моргнул, и обстановка сменилась.
В кадре была видна уютная супружеская спальня. На заправленной кровати сидела брюнетка. На видео было сильно заметно влияние армянской крови на ее внешность. Черное платье с крупными маками открывало ее соблазнительные круглые плечи, в то же время, целомудренно спадая ниже колен.
— Милена… — Он провел пальцами по галлоэкрану, очерчивая ее острые черты лица.
— Привет. — Она смущенно улыбнулась ему. От волнения стал явно слышен горный акцент. Она сидела на краешке аккуратно убранной кровати, сложив руки на коленях. — Нам тебя не хватает. Но если бы ты знал, как я благодарна тебе… Знаю, ты сейчас в очередной раз скажешь, что это был твой долг, как мужа и отца, но… но сколько людей сталкивается с таким горем? И сколько из них готовы отправиться на край вселенной даже радо собственного ребенка?
Мы с Лизой продолжаем лечение, у нее уже наметилась явная прогрессия. Ты представляешь, ей врач разрешил заниматься легкой атлетикой. Я даже подумать не могла, что ребенок с несовершенным остеогенезом[2] сможет вести совершенно нормальную образ жизни, заниматься спортом…
У нее скоро новый курс уколов, а еще через год - завершающий. Больше лечение ей не понадобится, и я надеюсь, что ты наконец-то вернешься к нам. Мы с тобой сможем встретить старость вместе, как и мечтали…
Милена бросила в камеру лукавый взгляд из-под длинных густых ресниц, и продолжила:
— Возвращайся скорее. Лиза уже выросла, а мы с тобой еще молодые… Используем твою квоту на второго ребенка…
Он пересмотрел сообщение еще несколько раз.
— Я тоже по вам соскучился, мои девочки… Прошептал он себе под нос, закрывая окно коммуникатора.
Гуцул встал, обдумывая ответ: сообщение, которое идет до адресата почти полтора месяца должно быть продуманным. Наверное, именно в этом ожидании и мыслях о том, что написать в ответ, и есть та самая романтика письма, которая была до того, как весь мир стал онлайн.
Он снял грязную одежду, и надев халат и удобные тапочки на тонкой подошве, вышел в тамбур.
В углу у входа стояла корзина для грязного белья, и Павел кинул туда ношенную одежду. Щелкнул клапан, и корзина закрылась. На полке рядом в аккуратной стопочке лежали чистые и отглаженные комбинезоны в запаянных плотных пакетах с бирками.
Гуцул быстро нашел свое имя и, взяв чистый комплект одежды, отправился в душ.
Он позволил себе немного постоять под обжигающими струями, однако, долго плескаться не стал, памятуя предупреждение Вилли.
Быстро вытеревщись и одевшись он вышел из душевой и нос к носу столкнулся с Еленой.
Она стояла прислонившись спиной к его двери и выжидательно смотрела на на Павла..
Светло-русые волосы девушки были убраны в тугой конский хвост, глаза смотрели с вызовом, а вздернутый нос и очаровательные веснушки, которые изначально и привлекли его внимание придавали девушке очень боевой вид.
— Привет. — Поздоровался он, стараясь скрыть свое неудовольствие. — Какими судьбами?
— Да вот… — Елена скривила в некрасивой ухмылке свои пухлые от природы губы. — Пришла посмотреть на тебя. Ты же не утруждаешься…
— Давай зайдем в каюту. — Он подошел к ней вплотную, и, протянув руку к дверной ручке, надавил на нее, одновременно оставляя отпечаток большого пальца на сенсоре. Механизм сработал и дверь открылась, отчего Елена едва не провалилась внутрь.