Тысячелетия назад, когда галактики ещё сплетались в первозданном хаосе, а время не имело счёта, существовал Кристалл Вечности — сердце мироздания, источник астральной энергии, питающий все миры.
Его охраняли аэри — раса хранителей, рождённых из света первых звёзд. Их долг — поддерживать баланс, направлять потоки энергии, беречь врата между измерениями.
Но пришёл Час Разлома.
Тьма, рождённая из зависти и жажды господства, обрушилась на Кристалл. В битве, сотрясшей основы реальности, он раскололся на осколки, рассеянные по вселенной. Аэри пали один за другим, их знания обратились в пыль, а пророчества — в полустёртые строки древних текстов.
Выжили лишь немногие их прозвали -хранителями врат, последние из древней касты.
В свитках, сохранившихся в тайных архивах, говорилось о Тройственной связи — союзе трёх душ, способном восстановить целостность Кристалла. Но пророчество звучало как сказка:
«Когда пробудится Созидатель,
Когда двое станут тремя,
Когда любовь переступит через страх,
Тогда тьма отступит, а свет возродится».
Века прошли в ожидании. В сомнениях. В страхе, что пророчество — лишь утешение для тех, кто потерял всё.
И вот — она.
Девушка с Земли, чьи руки не знали звёзд, чьи глаза не видели иных миров, но когда её пальцы коснулись осколка Кристалла, пространство дрогнуло , знаменую новое начало не только для нее, но и для всех аэри…
Алина Серова
Я стою у панорамного иллюминатора и не могу насмотреться. Туманность Велены переливается всеми оттенками аметиста и бирюзы — словно кто‑то разлил по космосу жидкий драгоценный камень. В груди привычно щемит от восторга: вот ради таких мгновений я и провела три года в бесконечных согласованиях, доказывая, что моя экспедиция — не блажь юного биолога‑энтузиаста.
«Граница‑7» кажется призраком: полупустые коридоры, приглушённое освещение, редкие шаги дежурных. Станция на отшибе галактической карты — идеальное место для моих исследований. Здесь никто не будет дёргать с отчётами каждые два часа и требовать «практической пользы».
— Доктор Серова, образцы доставлены. Камера Б‑12 готова к тестированию, — раздаётся в наушнике бесстрастный голос техника.
— Начинаю, — отвечаю, поправляя лямки рюкзака с оборудованием.
Пока иду по коридору, машинально отмечаю детали:
потрескавшаяся краска у стыка панелей (станция старше меня лет на двадцать);
едва уловимый запах озона от старых воздухоочистителей;
мерцание аварийного светильника в конце прохода.
В лаборатории царит полумрак, рассекаемый голубыми лучами диагностических лазеров. На антигравитационной платформе — контейнеры с добычей: кристаллические образования, похожие на кораллы из иного мира. Я надеваю скафандр, проверяю герметичность швов, активирую защитный экран. Первый образец пульсирует тусклым светом. Приближаю сенсор:
Температура: 3,2 К
Энергетический фон: 8,7 единиц (аномально!)
Молекулярная структура: не идентифицирована
— Структура нестабильна, — шепчу, проводя калибровку микроманипуляторов. — Но энергия… невероятная.
Осторожно подвожу захват к кристаллу. В тот же миг образец вздрагивает.
Лазеры начинают мерцать. Воздух наполняется запахом озона, как перед грозой. Я отшатываюсь, когда из центра кристалла вырывается алый луч, ударяющий в потолок. Сирена взвывает на одной ноте, экраны гаснут — и на секунду всё погружается в тьму.
Когда свет возвращается, я стою, прижавшись к стене, с колотящимся сердцем. Снимаю перчатку, провожу пальцами по запястью… и замираю.
Там, где была бледная кожа, теперь светится узор: три переплетающихся линии — серебряная, алая и золотая. Они пульсируют в такт сердцебиению, отбрасывая на стены призрачные блики.
— Что за… — шепчу, пытаясь стереть рисунок. Но он не исчезает. Даже холод компресса не гасит свечение.
В зеркале медблока моё отражение выглядит нелепо: растрёпанные тёмные волосы, широко распахнутые глаза, рука, украшенная мистическим орнаментом.
Дверь распахивается. На пороге — капитан Дрейпер, начальник станции. Его седые виски и жёсткие складки у рта кажутся резче обычного.
— Серова, что вы натворили? — его голос звучит глухо. — Вся система мониторинга вышла из строя. В секторе Г три робота‑уборщика танцуют вальс, а в столовой самопроизвольно включился режим «вечеринка».
Я молча протягиваю руку.
Дрейпер замирает. Его глаза расширяются.
— Астральная метка… Но вы же человек.
— И что это значит? — сжимаю пальцы в кулак, стараясь не выдать дрожь в голосе. — Объясните.
Он оглядывается, словно опасаясь, что стены слышат.
— Это значит, что вы только что связали себя с кем‑то… или с чем‑то из высших сфер. И судя по трём линиям… вас выбрали двое.
— Выбрали? — смеюсь, но смех выходит нервным. — Я не товар на аукционе.
— Для аэри это не имеет значения, — он достаёт планшет, быстро набирая код. — Кайран и Эрион — близнецы, Высшие хранители врат. Если они почувствовали связь…
— Они придут сюда? — мой голос дрожит.
— Уже, — тихо говорит он, глядя на экран. — Смотри.
Подхожу к монитору. Над станцией вспыхивают два сияющих разрыва пространства. Из них выходят они — высокие, с кожей, переливающейся, как перламутр, и глазами, полными звёзд.
Первый — в строгих серебристых доспехах. Его движения точны, словно он следует невидимому ритуалу. Когда его взгляд падает на моё запястье, серебряный вихрь на его руке загорается в унисон с моей меткой.
— Наконец‑то, — произносит он на всеобщем, но голос звучит так, будто говорит с самим космосом. — Мы нашли тебя.
Второй — в алом плаще, небрежно перекинутом через плечо. Он скрещивает руки, усмехаясь:
— А ты, оказывается, шустрая, — бросает он. — Даже не дала нам времени подготовиться.
Я отступаю, чувствуя, как земля уходит из‑под ног. В голове мечутся мысли:
Это сон?
Может, я отравилась испарениями кристаллов?
Или просто сошла с ума от одиночества на этой станции?
— Кто вы такие? И почему я должна вам верить? — голос звучит твёрже, чем я ожидала.
В этот миг станция содрогается. Где‑то вдали, в недрах туманности, будто бы что то пробуждается от долго сна. Все мое нутро кричит, что это не сулит ничего хорошего….
Меня утягивает ворох моих мыслей.
Я смотрю на свои руки — обычные человеческие руки, которые ещё утром разбирали пробы и чинили сломанный анализатор. Как они могут быть связаны с чем‑то высшим?
Вспоминаю детство: мама, астрофизик, рассказывала мне о «нити судьбы», связывающей все живые существа. Я смеялась, называла это поэзией. А теперь…
Что, если она была права?