Зять воришка

Зять воришка

Незваный гость

Мой зять почему-то решил, что я ничего не замечаю, что я беспомощный старик, у которого можно тырить деньги из кошелька. Но когда он снова прокрался в мою комнату, рассчитывая умыкнуть пару купюр, то остолбенел от увиденного. Этого он точно не забудет.

Я в третий раз пересчитывал купюры дрожащими пальцами. Двести. Четыреста. Шестьсот. Цифры сливались перед глазами, но итог был тот же — из кошелька пропало ровно тысяча рублей.

Я сидел на краю кровати, смотрел на потертый кожаный кошелек, что достался мне еще от отца. Уже шестьдесят восемь лет, каждое утро, я тянулся за ним в одно и то же место на тумбочке. Но это утро было другим. Что-то не так.

«Может, я где-то потратил?» — пробормотал я, но даже себе не поверил. Где бы я мог спустить тысячу? В продуктовом? На утренний кофе в закусочной у Петровича? Я лихорадочно обшарил пространство под кроватью, проверил ящики в комоде, обшарил все карманы курток. Пусто.

Чем дальше, тем сильнее подступала тошнота.

Внизу из кухни доносился запах жарящегося бекона. Надежда что-то напевала. Ту самую мелодию с радиостанции, которую она обожала. Обычные звуки обычного утра. Только вот внутри все уже перевернулось, будто рамку на стене слегка перекосило.

Я медленно спустился по лестнице. Ноги будто налились свинцом. Надежда стояла у плиты, мука припорошила ее синий фартук, волосы были собраны в тот самый хвост, который она носила еще со школы.

— Доброе утро, пап, — улыбнулась она через плечо. — Кофе уже готов.
— Надежда, ты случайно не видела мои деньги? Я что-то никак не могу найти тысячу рублей.

Она сразу нахмурилась.
— Деньги? Нет, пап, я ничего из твоей комнаты не брала. Ты уверен, что не тратил их сам? Может, забыл?

Вопрос ранил больше, чем я ожидал. Что, я и правда становлюсь одним из тех стариков, которые все забывают? Которые обвиняют родных в краже, потому что мозг уже не держит.

— А вы о чем шепчетесь? — в дверях появился Кирилл, все еще в рабочей одежде со вчерашнего дня. Его темный взгляд метнулся от Надежды ко мне. — Опять денежные вопросы.
— Кирилл, ты ведь не заходил в мою комнату, правда? — спросил я ровным тоном, без упрека.

Он сразу выпрямился, скрестил руки на груди, напряг плечи.
— Это вы на что намекаете, Леонид Васильевич? Что я вор, что ли?
— Я ни на что не намекаю. Просто спрашиваю, не видел ли ты?
— Я работаю по 16 часов в сутки, чтобы эта семья держалась на плаву! — резко перебил он. — Мне не нужно ни у кого воровать, тем более у родных.

Надежда встала между нами, растерянно замахав руками.
— Пап, Кирилл бы так не поступил. Наверняка есть объяснение.

Но я смотрел только на лицо Кирилла. На то, как он избегал моего взгляда, как его злость вспыхнула слишком резко, слишком отрепетированно. Что-то холодное опустилось у меня в груди.

— Конечно, — тихо сказал я. — Наверное, найдется.

Кирилл выдернул с кухни свою сумку, посмотрел на себя в зеркало в коридоре с какой-то особой щепетильностью и вышел. Дверь хлопнула с лишним нажимом.

Надежда тронула меня за локоть.
— Пап, ты и так с момента смерти мамы на взводе. Может, это просто стресс? Иногда наш мозг подбрасывает странные вещи, когда мы в трауре.

Я кивнул, но глазами провожал машину Кирилла, пока она не свернула с улицы Комсомольской. После трех лет жизни в одиночестве я знал каждый рубль в своем кошельке. Я не сходил с ума. Меня обворовывали.

Тем вечером мы сидели в гостиной, как обычная семья. Надежда складывала белье, аккуратно сортируя рабочие рубашки Кирилла. Я делал вид, что читаю спортивную газету, но взгляд то и дело соскальзывал на Кирилла, который не мог усидеть на месте. Он то подходил к окну, то проверял телефон, то проводил рукой по волосам. От него буквально исходила нервозная энергия.

— Дорогая, — вдруг сказал он, повернувшись к Надежде с улыбкой, которая казалась чересчур яркой. — У меня для тебя сюрприз. Закрой глаза.
— Кирилл, что ты там опять? — Надежда рассмеялась, но послушно закрыла глаза и протянула руку.

Я чуть опустил газету, наблюдая, как он достает небольшую бархатную коробочку из внутреннего кармана. Такие коробочки продают в дорогих ювелирных салонах, а не в наших дисконтных лавках.

Надежда ахнула, когда открыла ее.
— Боже, какая красота! Откуда у тебя деньги?

Цепочка переливалась в свете лампы, изящная, но увесистая. Если не ошибаюсь, 18 карат. Настоящее золото. За годы в автопроме я таких украшений навидался.

— Взял пару смен на складе, — сказал Кирилл, расправив плечи. — Все выходные грузил коробки. Получил двойную оплату.
— Ты же не говорил, что работаешь по выходным, — удивленно сказала Надежда.
— Хотел, чтобы был сюрприз. Когда хочешь обеспечивать семью, находишь способ.

Я аккуратно свернул газету.
— Сейчас, говорят, хорошо платят за выходные.
Улыбка Кирилла чуть натянулась.
— В субботу — полуторный тариф, в воскресенье — двойной, плюс доплата за вредность. Работаю с химией.
— И где же это? — спросил я будничным тоном.
— На складе у проспекта Гагарина, по контракту с автозаводом.

Он уже помогал Надежде застегнуть цепочку. В комнате витало счастье. Но в голове у меня шел бесшумный расчет. Тысяча восемьсот рублей минимум за такую цепочку. А пропажа — тысяча. Совпадение? Вряд ли.

— Ты ее балуешь, — заметил я, изобразив улыбку.
— Она заслуживает, — ответил он, глядя прямо в глаза с каким-то вызовом. — Мужчина должен уметь заботиться о семье. Любой ценой.

Из его заднего кармана выпирал чек. Я успел разглядеть логотип. Ювелирный салон «Полетаев» на проспекте Гагарина. Дорогой магазин, совсем не для тех, кто грузит коробки по выходным.

— Ну что же, — потянулся я. — Пойду пораньше спать. Завтра день долгий.
— Пап, ты точно в порядке? — обеспокоенно спросила Надежда.
— Просто устал, милая. Спокойной ночи.

Но спать я не собирался. Я сидел на краю кровати с кошельком в руках, слушая, как внизу доносился смех и разговоры. Надежда радовалась подарку, а голос Кирилла звучал глубже, спокойнее, будто в доме и правда царила любовь. Но теперь все складывалось в единую картину — деньги, подарки, ложь о выходных сменах. И все это можно было проверить одним звонком на склад. За сорок три года работы инженером я знал, как находить ответы. Даже те, которые не хотелось получать.