Лабиринт искажений

Глава 4

Это было странное ощущение.

Невероятная легкость, свобода, ликующая радость, но в то же время – грусть и сожаление.

Радость – как раз от легкости и свободы, особенно ярких после недавних боли, страха и мучений, после отвратительного привкуса собственной немощи. А еще – она теперь умела летать!

Вот как сейчас – легкокрылой бабочкой вспорхнула под потолок операционной, врачи внизу засуетились вокруг ее тела, подтащили дефибриллятор, снова и снова пытаются запустить ее остановившееся сердце, Михаил Исаакович отдает короткие распоряжения на иврите, а потом переходит на русский, кричит на нее:

– Ну давай, давай же! Не смей уходить! Мы же с тобой почти справились, опухоли больше нет! Не смей! Что я скажу Алексу?!

Алекс…

Прости, я не смогла, не дождалась тебя. Не справилась. Да и зачем я тебе такая? Мне самой жалко на себя смотреть, ужасно похудела и подурнела за время болезни. Похожа на мумию, если честно. И даже хорошо, что ты меня такой не увидишь.

Здрасьте-приехали! Ты, похоже, во всех смыслах подурнела, не только внешне, но и ментально. Забыла, что Алекс тебя именно такую спас, когда ты решила замерзнуть у могилы дочери? Именно такую забрал у почти победившей смерти, каким-то невероятным чудом сумел за полдня оформить все нужные документы и вывезти тебя на частном самолете в Израиль, в клинику доктора Соркина. А потом – как рассказал тот же доктор – сидел у твоей кровати, пока тебя именно такую вытаскивали с того света. Терпеливо ждал, когда ты выйдешь из комы. Не дождался, был вынужден уехать по делам, а ты взяла и очнулась. И сама себе пообещала его дождаться!

А теперь самым бессовестным образом готова сбежать туда, где легко, светло, радостно, где уже полгода ждет тебя Алина. Доченька…

Ей ведь одиноко там, на небесах, она скучает. Слишком рано ей пришлось умереть, когда все друзья и родные еще здесь, на земле. Так что прости меня, Алекс, но я не вернусь…

Там, внизу, у ее тела все еще не сдавался доктор Соркин. На электроды дефибриллятора явно дали максимально возможное напряжение, отрывистая команда, ее тело выгибается под разрядом…

И внезапно она оказывается в какой-то большой, светлой и просторной комнате, судя по обстановке – гостиной. За большим столом сидят незнакомые люди, мужчина и женщина постарше и молодая пара. Все нарядные, веселые, о чем-то говорят на непонятном языке, смеются. Молодыми хочется любоваться – настолько они хороши собой и гармоничны рядом. Видно, что любят друг друга, карие глаза мужчины буквально плавятся от нежности при взгляде на Алину…

Стоп. Алина?!!

Больше ничего увидеть и понять Светлана не смогла, ее затянуло в бешено вращающуюся воронку и вышвырнуло в мерно колышущееся безвременье.

Снежана и сама не могла понять, почему она так упорно отказывается поделиться с отцом своей догадкой. Что-то мешало, но что именно?

Не хотела подставлять маму? Ведь если объяснить отцу, кто такой дядя Алик, он поймет, что тогда, много лет назад, мама ему изменила. И что, возможно, Алина вовсе не его дочь.

Впрочем, судя по тому, что папа всегда теплее относился к ней, Снежане, вполне вероятно, что он подозревал что-то подобное.

Ну и вот, чего скрывать?

И Снежана решилась. Позвонила отцу, назначила встречу все в том же кафе. И рассказала ему о поездке на Кипр. Он мало что помнила, ведь ей всего три года было. Да и запомнился ей «дядя Алик» только потому, что никогда больше она не видела маму такой сияющей, такой солнечной, такой счастливой. Рядом с отцом она такой никогда не была, он словно гасил внутренний свет своей жены.

– Дядя Алик, значит, – катнул желваки отец. – Что же она не осталась с ним, ведь мамашкин хахаль, судя по всему – частный самолет, личная бригада врачей, безумные деньги за лечение – миллионер.

– Какая теперь разница, пап? Ты ведь тоже, как оказалось, с нами тогда не поехал из-за любовницы.

– Вот только сравнивать не надо! Я, похоже, чужого ребенка растил! – отец раздраженно швырнул чайную ложку на стол, ложка, обиженно звякнув, покатилась дальше и упала на пол.

Поднимать отец не стал, залпом допил кофе, швырнул на стол тысячную купюру и поднялся:

– Все, мне пора.

– Погоди… – растерялась Снежана. – А как же моя поездка к маме? Ты же обещал оплатить!

– Вот пусть дядя Алик тебе и оплачивает!

– Но он мне никто, а ты – отец!

– Я уже и в этом сомневаюсь! – припечатал папенька и, не глядя на дочь, стремительно направился к выходу из кафе.

И из ее жизни – решила для себя Снежана, там же, в кафе, глотая слезы вперемешку с латте. Ведь если задуматься, их с отцом отношения после развода родителей перешли в разряд товарно-денежных, моральной поддержки и тепла от Игоря Некрасова ждать было бесполезно.

Ее, Снежану, все устраивало, и только теперь, анализируя свою жизнь, она поняла, что постепенно стала почти копией отца, поставив свои материальные хотелки выше душевного тепла и безусловной любви родных.

По-настоящему родных ей людей, мамы и сестренки. Да, они часто ссорились, но, если честно, в основном ссоры провоцировала Снежана. А потом с легкостью предала сначала сестру, а потом – мать.

Вернее, продала. Сделав своим жизненным девизом слова из пошлейшей песенки: «За деньги – да».

Было гадко, тошнило от себя самой. Хотелось очистить душу от налипшей плесени, но для этого надо было встретиться с мамой, признаться ей во всем, попросить прощения. Вполне возможно, что подлость с Алькой мама не простит, но рассказать, что сестра жива, а в ее могиле лежит чужая девушка, Снежана обязана.

Когда плесень проникает так глубоко, избавиться от нее очень трудно. Раньше даже дома ради этого сжигали.

Вот и Снежане придется выжигать ее из души, корчась от боли. Ради себя новой.

Для начала надо придумать, как добраться до мамы. Адрес клиники доктора Соркина Снежана нашла в интернете, достаточно было вбить в строку поисковика имя врача и – вуаля, ссылка на сайт клиники. Где и адрес, и телефоны.

Снежана попыталась дозвониться, но поговорить с мамой не удалось, с той стороны вежливый женский голос общаться предлагал либо на иврите, либо на английском языке, русского барышня то ли не знала, то ли не хотела на нем говорить.

Ну и ладно, главное – адрес есть.

Если честно, совсем не главное, главного – денег на поездку – как раз и не было. Где искать мужчину, столько сделавшего ради спасения мамы, Снежана не знала. Да и не хотелось к нему обращаться, от холодного презрения в его голосе тогда, во время телефонного разговора, до сих пор вдоль позвоночника зябко становится.

Она попробовала обратиться к Иннокентию, ведь он, сидя у мамы на шее, вроде деньги копил на «черный день», но лучше бы этого не делала – мужчинку едва не разорвало от возмущения:

– Как тебе такое в голову пришло?! Такая же меркантильная, как и мать! Какое вам дело до моих денег?! Уходи!

Снежана презрительно усмехнулась и, наклонившись к свекольно-красному от злости лицу Иннокентия, негромко произнесла:

– Хрю.

– Что-о-о-о?! – вот умничка, еще и завизжал, как свинья.

– Рох-рох, – кивнула Снежана и направилась к выходу из учительской, где и происходила их задушевная беседа.

– Дрянь невоспитанная! – с трудом, но можно было разобрать в прощальном визге учителя географии.

Снежана шла к своему припаркованному возле школы автомобилю, прикидывая на ходу, где же срочно раздобыть денег на поездку. Времени на продажу квартиры нет, это в любом случае процесс не быстрый.

Приветливо мигнули фары, щелкнул центральный замок, открываясь. Лаково сверкнули на зимнем солнце крылья ее новенькой, ее любименькой машинки. Снежана улыбнулась – красивая все-таки у нее тележка. А потом улыбнулась еще шире.

Так вот же оно, решение! Квартиру быстро не продать, а вот машину – легко. И никому кланяться не надо.

Снежана не стала заламывать цену, и ее любименькая тележка очень быстро сменила возницу. Следующий шаг – оформить отпуск за свой счет на работе, забронировать гостиницу и билеты. И вот – здравствуй, Израиль.

У двери клиники Снежана остановилась – почему-то стало страшно, сердце в груди сначала замерло, а потом бешено затрепетало, словно собралось вырваться из грудной клетки, как пойманная птица.

Кажется, ее даже повело в сторону, во всяком случае, выходивший из клиники невысокий плотный мужчина средних лет поспешил к ней, поддержал и что-то спросил на иврите, участливо заглядывая в глаза.

– Не понимаю, – еле слышно произнесла Снежана.

– Вам плохо? – легко перешел на русский мужчина. Затем всмотрелся в лицо девушки, прищурился, словно обдумывая что-то: – Вы, случайно, не родственница Светланы Некрасовой?

– Это моя мама! – обрадовалась Снежана. – Я могу ее увидеть?

Мужчина не ответил, подумал мгновение, затем решительно взял девушку под локоть и повел в сторону от клиники:

– Пойдемте, нам надо поговорить.