Леди, берегитесь!

Глава 1

Лондон, май 1817 г.

Изогнувшись, леди Тея Дебенхейм освободилась от пышного зеленого платья и нетерпеливо потребовала:

— Принеси другое, Харриет, и поторопись! А это приведи в порядок.

— Но это же свекла, миледи! — едва ли не простонала горничная и осторожно, словно ребенка, приняла платье, все в бордовых пятнах.

— Да, знаю, но уверена, что ты сумеешь сотворить с ним чудо. Подай другое, пожалуйста.

— Какое именно?

— Мне все равно!

Конечно, это было совсем не так. Тея повернулась и оглядела себя в трюмо. Нижнее белье у нее всегда соответствовало по цвету платью, поэтому сейчас оно все — от оборок на корсете до нижней юбки — было зеленым.

— Найди что-нибудь подходящее по цвету ко всему этому.

— Но, миледи, ничего такого нет…

Тея покусала костяшки пальцев, увидела, что на ней все еще шелковые зеленые перчатки, и тут же их стянула.

— Тогда любое, но лучше из тех, что я еще не надевала.

Харриет исчезла за дверью гардеробной.

Тея опустила взгляд, увидела зеленые бальные туфли и крикнула вслед горничной:

— И найди туфли в тон!

Атласные туфли сидели как вторая кожа, и надо было нагнуться, но это ей не удалось из-за жесткой планшетки в вечернем корсете. Это приспособление вообще не позволяло согнуться в талии. Проклятая планшетка и проклятый Афхейм! Перед этим важнейшим вечером она чувствовала себя закованной в латы, но того требовал самый изысканный туалет из ее гардероба.

В соответствии с последней модой вырез у платья был чрезвычайно низкий, что и стало причиной настоящей катастрофы. Маркиз Афхейм так увлекся созерцанием ее бюста, что не заметил, как наклонил свою тарелку и опрокинул маринованную свеклу ей на платье, откуда та благополучно скатилась на пол, заляпав все на своем пути.

Две дамы завизжали, и Тея едва удержалась, чтобы не составить им компанию. Платье было безнадежно испорчено, а ведь она надела его в первый раз!

И надо же такому случиться именно сегодня! Тея принялась мерить раздраженными шагами комнату, так что нижняя юбка шуршала им в такт.

Чтобы устроить бал, видимым поводом для матери было отметить помолвку брата Теи лорда Дариуса Дебенхейма с леди Марой Сент-Брайд. За праздничной мишурой скрывалась более важная цель: решить проблемы, возникшие у Дари.

Как он настрадался! В битве при Ватерлоо был тяжело ранен и даже попал в списки погибших, и вся семья целый год — долгий, полный ужаса год, — оплакивала его смерть. Оказалось, он выжил, но женщина, которая выхаживала его, давала ему слишком большие дозы опиума в течение длительного времени, так что в Англию он вернулся исхудавший, больной и наркотически зависимый.

Общими усилиями они смогли поставить его на ноги, и теперь Дари нашел свою любовь. Постепенно ему удалось снизить ежедневную дозу опиума до минимума. И вот теперь это! Судьба словно не могла смириться с тем, что он обрел счастье, по Лондону поползли слухи, что Дари вовсе не герой Ватерлоо, а дезертир, раненный при попытке сбежать с поля битвы.

Это была, разумеется, ложь! Все, кто знал Дари, это понимали, но никто не попытался публично опровергнуть гулявшие по городу сплетни.

Сам он почти ничего не помнил: ни самого момента ранения, ни того, что происходило потом. Страх, что эти сплетни могут оказаться правдой, вновь погрузил его во тьму.

Им требовались свидетели. В конце концов, это ведь было сражение, в котором участвовало множество людей, но складывалось впечатление, что поле битвы было затянуто дымом, сражение распадалось на отдельные фрагменты, и каждый воин был сам за себя.

Пришлось всем Девенхеймам сплотиться, выступить единым фронтом и воспользоваться любой возможностью, которую обеспечивало их безмерное влияние. Этот спешно устроенный бал стал вызовом, который они бросили в лицо высшему обществу: мол, приезжайте к нам и продемонстрируйте, что вы не верите в этот бред, или оставайтесь в стороне, но тогда вы нам больше не друзья.

Конечно, приехали все, кто хоть что-то значил. Герцог и герцогиня Йовил обладали большим влиянием, помимо того, что пользовались всеобщей любовью и уважением. Приехали все, однако Тея ощущала, а иногда до нее доносились вопросы, которые невозможно было спрятать за улыбками.

Могла ли эта история быть правдой? В конце концов, лорд Дариус был не профессиональным военным, а джентльменом, добровольцем. Возможно, жуткая бойня действительно оказалась для него слишком сильным испытанием… Может, поэтому он так долго не возвращался домой и причинил их бедной матери столько горя…

Может, по этой причине он все еще употребляет опий? Из чувства вины?

Тея смеялась, танцевала и флиртовала с молодыми джентльменами, чтобы показать всему миру: семья Дари не испытывает никаких сомнений на его счет, но несчастье, казалось, реяло в воздухе. И вот теперь она здесь, на другой половине дома, стоит в одном нижнем белье.

— Харриет!

— Иду, миледи!

Горничная торопливо вышла из гардеробной с темно-красным атласом, свисавшим с рук, соответствующего цвета корсетом и туфлями.

— О! — воскликнула Тея. — Это!

Приехав в Лондон к открытию нынешнего сезона, она узнала, что ее прозвали Великой Недотрогой за якобы холодность, отстраненность и надменность. Но это так несправедливо! Разве стоило удивляться, что она не бросилась очертя голову в светские развлечения в свой первый сезон 1815 года, когда вернувшийся Наполеон снова стал истязать Европу, а Дари отправился на войну?

А прошлый год?… Тогда случилось несчастье. Они продолжали считать брата погибшим, и участвовала она в сезоне лишь для того, чтобы хоть немного отвлечь мать от переживаний. Разве удивительно, что ей не удавалось быть веселой и легкомысленной? Что отвадила всех ухажеров?

Тею так уязвило данное ей прозвище, что она заказала несколько смелых туалетов. Зеленое платье было то, что надо, а вот красное — немного чересчур: она никогда не одевалась столь экстравагантно, — но сегодняшний вечер особенный, поэтому оно подойдет как нельзя лучше.

— Прекрасно! — Тея отбросила корсет на кровать. — Поменять его нет времени.

— Но у вас нижнее белье зеленое, миледи.

— Ничего, оно же под платьем. Поторопись.

Пробормотав что-то себе под нос, Харриет подняла платье над головой госпожи, та просунула руки в короткие рукава, и ткань стекла по ней как вода. Или кровь…

Господи! Она всмотрелась в свое отражение. Платье было сшито по последней моде: с завышенной талией — и облегало фигуру как вторая кожа. В зеркале она увидела, как глаза Харриет полезли на лоб.

— Немного чересчур, миледи, правда?

Горничной Теи было за тридцать, она работала у Дебенхеймов уже два года, но старалась воздерживаться от комментариев, так что это замечание было весьма показательно.

— Господи! — повторила Тея вслух.

— Могу принести другое, миледи…

— Нет времени. — Когда со шнуровкой было покончено, Тея опустилась на скамью. — Теперь туфли.

Харриет быстро сняла с нее зеленые, надела красные атласные бальные туфельки и затянула на них ленточки.

А Тея разглядывала себя в зеркале и отмечала несуразности. Ее жемчуга плохо сочетались с красным платьем, но других драгоценностей не было — они оставались запертыми в сейфе отца. Лента с белыми розами в волосах тоже не годится, и Тея принялась откалывать ее. Харриет быстро взяла дело в свои руки, и Тея, усевшись за туалетный столик, сказала:

— Придумай, что можно сделать с волосами.

Когда горничная уложила ее каштановые локоны, Тея еще раз осмотрела свое отражение. В красном платье ее молочно-белая грудь казалась еще полнее: высоко приподнятые корсетом, упругие полушария были выставлены на всеобщее обозрение. Может, переодеться во что-нибудь другое?… Но Харриет уже прикрепила к волосам розовые бутоны с лентами.

И тут часы на каминной полке пробили одиннадцать раз. Одиннадцать! Тея поднялась, схватила веер, украшенный перламутром — также немыслимый с красным платьем, но хотя бы совместимый с жемчугами, — и направилась к двери.

— Миледи! — в ужасе воскликнула горничная, заставив Тею резко обернуться.

— Что такое?

Харриет указывала на нее пальцем, и девушка, обратившись к трюмо, увидела узкую полоску зеленых кружев, назойливо выглядывавшую из-под низкого выреза красного платья.

— Надо поменять корсет, миледи.

— На это уйдет вечность. — Тея подтянула платье вверх, засунув корсет поглубже, покрутилась из стороны в сторону, чтобы все легло на свои места. — Сойдет и так.

— Миледи…

— Прекрати причитать, Харриет. Лучше займись зеленым платьем.

Глава 2

Девушка торопливо вышла в слабо освещенный коридор и направилась в сторону бального зала, а повернув за угол, краем глаза увидела себя в зеркале с позолоченной рамой, которое освещал канделябр на стене. Полудюймовая зеленая полоска опять вылезла наружу.

Ну что ты будешь делать!

Положив веер на маленький столик перед зеркалом, Тея привела все в порядок. Боже, какое низкое декольте! Слишком откровенное! Еще чуть-чуть, и можно было увидеть даже круги вокруг сосков. Почему мода порой такая странная? Общество проповедует благопристойность и соблюдение приличий, но ожидает при этом, что леди будут одеваться в подобные наряды.

Она положила ладони на груди и подвигала плечами. Вроде бы теперь все в порядке, ничего никуда не сдвинется…

Что-то вдруг встревожило ее. Она обернулась и застыла от ужаса. Из глубины полутемного коридора за ней наблюдал мужчина: темноволосый, похожий на иностранца. Из-под тяжелых век он рассматривал ее с каким-то порочным удовольствием.

Тея вспыхнула, схватила веер, раскрыла и прикрылась как щитом.

— Кто вы, сэр? И что делаете на этой половине дома?

Если бы он ответил ей, это стало бы просто неловкой ситуацией, но он молчал.

А она не знала его.

Тея знала всех, у кого были резоны оказаться этим вечером в особняке Йовилов, и она ни в коем случае не забыла бы этого мужчину даже после самого краткого представления.

Он не отличался ни ростом, ни массивностью, однако его присутствие наполняло коридор атмосферой силы и воли. Ей даже показалось, что воздух стал разреженным. Свет канделябра сбоку от нее не достигал его, а следующий светился у него за спиной, так что она не могла определенно сказать, каковы черты его лица. Темный вечерний костюм свидетельствовал о богатстве, как и сверкавшая драгоценная булавка в галстуке, но он наверняка не джентльмен, если позволяет себе смотреть на даму вот так, как сейчас.

Так кто же этот мужчина, который вторгся на хозяйскую половину дома, заставив ее сердце бешено колотиться?

— Сэр? — настойчиво повторила Тея.

— Мадам? — заговорил наконец мужчина удивительно мягким голосом, хотя и с насмешливой интонацией.

Неужели иностранец? Ну конечно! Это, должно быть, кто-то из новых дипломатов какого-нибудь посольства, которые порой почти не говорили по-английски и обладали странными манерами. Один персидский дипломат, например, то и дело приглашал дам присоединиться к его гарему.

— Вы заблудились, сэр? — спросила Тея, стараясь четко проговаривать слова. — Здесь личные покои хозяев.

Незнакомец вместо ответа шагнул к ней, и Тея резко отступила назад. У нее вдруг возникло желание громко закричать, но это было бы странно здесь, в родительском доме.

— Сэр… — снова заговорила она. Затем выбросила вперед руку в перчатке. — Стойте на месте!

К ее удивлению, мужчина подчинился. Паника отступила, однако теперь возникло другое затруднение. Ей страшно не хотелось стать причиной дипломатического скандала, но все ее инстинкты вопили в один голос: «Опасность!»

Тея махнула рукой в сторону коридора.

— Может, проводить вас в бальный зал, сэр?

— Благодарю, но я смогу найти дорогу и без вашей помощи.

Она так и замерла с вытянутой рукой.

У него был прекрасный английский.

— Тогда оставляю вас.

Тея хотела было продолжить путь, но мужчина заступил ей дорогу.

Она резко остановилась в футе от него, во рту пересохло. Невозможно, чтобы здесь ей что-то угрожало: ведь в доме полно народу, можно кликнуть слуг.

Поразмыслив, она поняла, что ни до кого не смогла бы докричаться: все ее родственники заняты гостями, как и большинство слуг, Харриет наверняка уже в прачечной: трудится над испорченным платьем. Ей вдруг стало понятно, что она оказалась одна в едва освещенном коридоре, в мертвой тишине, в компании совершенно незнакомого человека.

Всю накопленную за восемь столетий аристократическую властность Тея вложила в одно слово, произнесенное с ледяной интонацией:

— Сэр?

Мужчина склонил голову.

— Мадам, к вашим услугам. В полной зависимости от того, конечно, в чем состоит ваше желание.

Незнакомец слегка протянул это слово, «желание», а ей вспомнилось, как он разглядывал ее.

— Единственное, что мне сейчас нужно, это чтобы вы пропустили меня.

— Я же сказал, от чего это зависит.

— Вы хам и невежа, сэр. Прочь с дороги!

— Нет.

Она пристально посмотрела на него, собираясь проложить себе дорогу силой, но от него исходила такая мощь, что он справится с ней одной рукой.

— Что же, тогда придется найти обходной путь.

Тея развернулась и сделала несколько шагов, но незнакомец схватил ее сзади за платье. Она застыла на месте, от гнева перехватило горло, и поэтому проговорила хрипло и едва слышно:

— Вы что себе позволяете? Да вы знаете, кто я такая?

— Леди Теодосия Дебенхейм, полагаю.

Он ее знает?

— Это какая-то неуместная шутка? — возмущенно осведомилась Тея.

— Нет.

— Тогда как это понимать?

— Мне нужно поговорить с вами.

Она пару раз глубоко вздохнула, пытаясь вернуть самообладание.

— Отойдите от меня.

Удивительно, но мужчина подчинился. Ей страшно хотелось броситься наутек, но он легко мог тут же схватить ее, поэтому она решила держаться с достоинством и, повернувшись к нему лицом, развернула веер, чтобы, обмахиваясь им, попытаться унять разошедшееся сердце.

При ближайшем рассмотрении она увидела, что лицо у него почти красивое, если не обращать внимания на холодную суровость, но заметила и изъяны: слегка искривленный нос, наверное, после удара в драке, и несколько мелких шрамов.

Этот человек был явно не только знаком с опасностью, но и нес ее в себе, а значит, как при встрече с диким зверем нельзя показывать свой страх.

— Я не знакома с вами, сэр, — заявила Тея. — Откуда же вам известно, кто я?

— Вы очень похожи со своим братом, а с ним мы учились в одной школе.

Страх понемногу отступил.

— Вы один из «балбесов»? — уточнила она.

Кое с кем из друзей Дариуса ей довелось познакомиться: это была группка молодых людей, которые сами называли себя «балбесами», — но вот так себя вести они вряд ли могли.

— Нет, — ответил он коротко, и она опять встревожилась.

— Кто бы вы ни были, ваш возраст не позволяет вести себя как школьник. Позвольте мне наконец пройти.

Мужчина высоко вздернул черные брови.

— А вам приходилось воевать со школьниками?

Тея с треском захлопнула веер.

— Прочь с дороги!

Он не сдвинулся с места.

— Меня хватятся, кто-нибудь непременно придет сюда за мной, и тогда вы получите то, чего заслуживаете.

— Это вряд ли.

Он что, улыбается? Коротко дернулся белый шрам в левом уголке его рта, а другой приподнял правую бровь. Он был по-настоящему опасен, и, несмотря на свое заявление, никакой уверенности она не чувствовала. Пройдет немало времени, прежде чем кто-то наведается в эту часть дома. Кричать тоже не имело смысла — вряд ли кто услышит.

Но страх показывать нельзя!

— Кто вы, сэр? И что вам от меня надо?

— Мое имя Горацио, и мне нужно с вами поговорить.

— Вы и так со мной говорите, хотя я не вижу в этом смысла.

— Зато как вздымается ваша грудь!

Тея взглянула вниз и, мысленно чертыхнувшись, подняла глаза на него.

— Говорите!

— Или замолчать навеки? Как кстати! Я к вам с предложением.

У Теи отвисла челюсть.

— Руки и сердца?

Темные брови опять приподнялись.

— А вы согласитесь?

— Конечно, нет! Все, достаточно. Позвольте же мне пройти, Горацио, или сильно пожалеете.

— Или сильно пожалеет ваш брат.

Эти слова подействовали на Тею как ледяной душ.

— Вы сказали, что были ему другом.

— Любой, кто учился вместе с Дари Дебенхеймом, должен был обожать его, да? Однако ему нужны друзья именно сейчас — покалеченному, разбитому, с опиумной зависимостью.

— Он не…

— И обвиняемому в трусости.

— Это презренная ложь! — Она прищурилась. — Эти сплетни — ваших рук дело? Если да, тогда вы самый жалкий червь из всех, что ползают по земле.

— Вы часто имеете дело с червями?

Тея могла бы ударить его веером, но произведение искусства от этого развалилось бы на куски и не дало никакого эффекта. Тут и молоток бы не помог.

Мужчина поднял руку, давая понять, что готов извиниться.

— Никакого отношения к слухам я не имею, но ситуация такова, что даже бал, который устроила ваша мать для высшего света, не сможет оградить вашего брата от порочащих слухов. Вам нужен заслуживающий доверия свидетель, который опровергнет всю эту историю, либо она будет преследовать Дари всю жизнь.

— Вы думаете, мы этого не понимаем?

— Порой приходится объяснять очевидное.

— И это доставляет вам удовольствие. — Заявление было необдуманным, но, похоже, попало в точку. — Вы желаете зла Дари, но почему?

— В самом деле? Как, наверное, хорошо оказаться на его месте. Единственное удовольствие, которое я могу вынести из создавшейся ситуации, это позволить себе исправить ошибку.

Тея не поверила ни единому его слову.

— Зачем?

— Ради соответствующего вознаграждения.

— А, деньги, — сказала она как выплюнула.

Мужчина криво усмехнулся.

— Леди Теодосия, с презрением к деньгам относятся только те, кто никогда не испытывал в них недостатка.

Это была самая странная встреча в ее жизни, но перед ней забрезжил выход, хотя ей почему-то было неприятно, что этот человек подтвердил низменность своей натуры.

— Итак, сэр, что вы готовы предложить? И за какую цену?

Никаких признаков обиды с его стороны.

— Я объявлю во всеуслышание, что видел, как под вашим братом убило лошадь в самый разгар атаки, а не во время бегства. Другими словами, сплошное благородство.

У нее подпрыгнуло сердце, но Тея постаралась сохранить спокойствие.

— А это правда?

— Это важно?

Странный вопрос, но цели достиг. Для того чтобы избавить Дари от тяжкой ноши, она готова поверить в ложь, если дело только в этом.

— А вам поверят? Это очень важно.

Он кивнул.

— Я участвовал в том сражении.

Военный! Ну конечно! Это не сделало его менее опасным, но по крайней мере все стало понятно. Всю взрослую жизнь ее окружали офицеры разных званий и родов войск, но все отмеченные одной печатью, даже самые легкомысленные и беззаботные. Они словно заглянули в глаза смерти. На этом человеке та печать была особенно заметна, но не делала более заслуживающим доверия, хотя осознание этого и ослабило беспокойство. Он знал, что ее семья очень богата, так что это будет обычная сделка.

— Итак, назовите вашу цену.

— Брак. Выходите за меня, и про вашего брата никто больше не скажет ни одного дурного слова.

Глава 3

Тея рассмеялась.

— Вы это серьезно?

— Неужели вам безразлична судьба брата?

Хоть сама идея и казалась нелепой, она все же ответила:

— Боюсь, такая жертва ляжет тяжким бременем на его плечи — пожертвовать свободой ради него.

— А вы сделайте вид, что обожаете меня, и он никогда ни о чем не узнает.

— Вы преувеличиваете мои актерские способности, — заметила она сухо.

— Неужели я настолько ужасен?

Он что, издевается над ней?

— Вы… Да вы неотесанный мужлан, жалкий грязный лгун и жадная свинья…

Что-то в его лице заставило ее прикусить язык, а он спокойно возразил:

— И вовсе не жалкий.

Тея помолчала и почти мирно спросила:

— А то, что сумасшедший, будете отрицать?

— Могу притвориться нормальным, если постараюсь.

— Тогда начните прямо сейчас.

— Мне казалось, я был предельно откровенен: брак ради доброго имени Дариуса Дебенхейма.

— Моя семья может проявить благодарность другим способом.

Показалось, что он расслабился, даже стал дружелюбным, но все равно смотрел на нее как хищник на свою жертву, которую зажал в когтях.

Тея снова принялась обмахиваться веером и попыталась подстроиться под его манеру держаться.

— Таких, как вы, пятачок пучок, сэр, поэтому мы просто найдем такого, который согласится сделать то же самое за разумное вознаграждение.

Он рассмеялся.

— Это, вероятно, единственный раз, когда кто-то из Дебенхеймов пытается торговаться. Я товар высшего качества, а потому дорог, миледи.

Тея снова попыталась его обойти, на на сей раз он взял ее за руку. Его жесткая ладонь, горячая и сильная, легла на открытое место между перчаткой и рукавом, и она вздрогнула.

— Хорошо, пусть не брак…

Тея повернулась к нему так, что их лица оказались совсем близко.

— Это вы о чем?

Он что, рассчитывает на… Но это невозможно! Поставить все на кон ради благополучия Дари?

— Что вы имеете в виду? — все же решила она потребовать разъяснений.

— Помолвка, — сказал он спокойно.

Тея едва не задохнулась:

— Что? Да вы и вправду не в себе!

Он продолжил, не обращая внимания на ее возмущение:

— Если я восстановлю доброе имя вашего брата, вы сами объявите о помолвке со мной. Публично.

Тея открыла рот, чтобы возразить, но он приложил палец к ее губам.

— Не впадайте в панику. Вам не придется проходить через все перипетии, но помолвка должна продлиться по меньшей мере полтора месяца.

Она вырвалась от него и воскликнула:

— Вы наглец!

— А вы чересчур впечатлительны. Подумайте как следует. Помолвка продолжится всего полтора месяца — ничто по сравнению с всеобщим осуждением.

— А потом, по истечении этого срока?

— Отправите меня куда подальше, закатив на прощание скандал.

— Вы рассчитываете на расторжение помолвки?

Его лицо осветилось улыбкой, на худых щеках обозначились борозды.

— Это вас смущает?

— Конечно! Джентльмен, который бросает даму, — ничтожество, но если дама бросает джентльмена — она не может считаться леди, если только не существует веской и уважительной причины. Вы обеспечите меня таковой, чтобы мне не пришлось выходить за вас замуж?

Улыбка стала кривой.

— Это почти неизбежно. Итак, вы согласны?

— Конечно, нет. Если вы действительно видели, как Дари упал, ваш долг объявить об этом без всякого вознаграждения.

— А если я говорю неправду?

— Тогда ваше слово ничего не стоит.

— Ложь, миледи, может стоить целое состояние. — Он отступил на шаг, освобождая ей проход. — Похоже, наша дискуссия подошла к концу.

Ей хотелось как можно быстрее уйти отсюда, но Тея вдруг осознала, что не может. Правда или нет, но она поверила, что этот человек способен повлиять на будущее Дари.

Сама по себе помолвка не представляет собой чего-то ужасного, если он не потребует большего.

Тея так и не поняла, кто он, поэтому спросила:

— Вы кто?

— Тот, кто может восстановить доброе имя вашего брата.

— Я имею в виду ваше полное имя?

— К чему такие мелочи? Я прошу не слишком много за огромную услугу, и вы готовы согласиться.

Ей хотелось сказать ему «нет», но она не могла.

— Может, вы вообще никто.

— Уверяю вас, я все-таки кто-то.

— Вы поняли, о чем я.

— Конечно. Статус не позволяет вам снизойти до брака с каким-нибудь торговцем.

— Более того, никто в это не поверит. Если вы станете свидетельствовать в пользу Дари, а потом я пообещаю выйти за вас, ваше полное несоответствие в качестве мужа дочери герцога разрушит все.

Он по-новому посмотрел на нее.

— Я просто обожаю женщин с ясным умом. Вам ни о чем не говорит мой отлично сшитый костюм и модная стрижка?

Тея внимательно оглядела его, отметив прекрасное качество темного вечернего костюма и блеск оправленного в золото изумруда на ослепительно белом шейном платке.

— Вы похожи на богатого торгаша.

— И вы ни за что не опуститесь так низко?

— Я же сказала: это будет выглядеть весьма неправдоподобно! — Раздался бой часов. — Господи, сколько времени пролетело? Я должна вернуться к гостям. Завтра мы продолжим разговор.

— Сейчас или никогда. Откажетесь, я тут же покину этот дом, и вы больше меня не увидите.

В смятении она уставилась на него.

— Это несправедливо.

— Жизнь редко бывает справедливой.

— Скажите наконец, кто вы!

— Нет.

— Ну хотя бы вы джентльмен?

— Да.

— Уважаемый и почтенный?

— Да.

Тея понимала, что задавая такие вопросы, фактически признает, что готова принять его предложение. Именно так, как он самоуверенно предсказывал. Заманил ее в сети, и теперь она беспомощно трепыхается, как обессиленная форель.

Он почтенный джентльмен, военный, довольно привлекательный, хотя и на свой суровый манер. Хоть его поведение и ужасало, было видно, что он мог вести себя лучше, если бы захотел. В их помолвку могут поверить, даже воспринять ее вполне благосклонно.

Но зачем это ему? Какой во всем этом смысл?

— Что вам даст эта помолвка? — поинтересовалась Тея.

— Полтора месяца в компании такой обворожительной леди разве не достойная награда за сущую малость?

Он встретил ее изучающий взгляд, не проронив ни слова.

Тея пыталась найти в чертах этого лица проявление хоть каких-то эмоций: возможно, слабости или сиюминутного сострадания, — но ничего не увидела. Зато весь его облик свидетельствовал о несгибаемой воле. Он поставил ее перед выбором и не уступит. Оставался только один ответ, который позволит ей спокойно спать.

— Если вы сделаете то, что обещали, я готова принять ваше предложение.

Увидев блеск триумфа в его глазах, Тея добавила:

— Но это все.

— За исключением поцелуя, чтобы подтвердить сделку.

— Это не входит в условия договора, — возразила Тея и чуть отступила, но когда он взял ее руку, сопротивляться не стала.

Он медленно поднес руку к губам, поцеловал сначала кончики пальцев, потом костяшки, при этом черные глаза, не отрываясь, смотрели на нее. Прикосновение его губ было едва ощутимо через шелк перчаток, но Тея затрепетала.

Когда он взял ее за плечи, возникло ощущение, что ее словно гипнотизируют, как змея свою жертву. Интересно, жертве так же хочется оказаться в плену, как ей?

Она была в шоке от самой себя, однако их противостояние, одна воля против другой, всколыхнуло в ней страсть, которой требовалась кульминация, какое-то финальное крещендо. Когда он прижал ее к себе и потянулся к губам, она покачнулась, а когда ощутила их прикосновение, тихо застонала.

— Вам ведь это нравится, миледи, не так ли?

— Н… нет. Вы не должны…

Его губы опять коснулись ее губ, очень коротко, но ее охватил жар.

— Ложь приведет тебя прямиком в адское пекло. Только скажи, и я остановлюсь, и будем считать нашу сделку заключенной.

Ей хотелось бы возразить, но того, что произошло, ей действительно было недостаточно.

Он это понял и крепко прижал ее к своему сильному телу. Его уверенность в себе потрясла ее. Она подняла на него глаза, приоткрыв рот от изумления, понимая, что готова просить пощады, но в этот момент он завладел ее губами и вторгся в рот языком.

Тея попыталась вырваться, но поняла, что оказалась в ловушке. Ей уже никуда не деться, да и не хотелось. Внутри бушевала буря чувств. Опасность! Волнение! Страсть!

Она запустила пальцы ему в волосы, сожалея, что на руках перчатки, и прильнула к нему вдруг задрожавшим телом.

Может ли поцелуй длиться вечно? Теперь все ее тело охватила боль неудовлетворенности, ее закружил водоворот чувств.

Но поцелуй вдруг прекратился, он высвободился из ее требовательных объятий, потом медленно отстранился. И Тея вдруг испугалась, что рухнет на пол без его поддержки. Ею овладела слабость и дрожь, как будто внезапно слегла с лихорадкой, и, сделав шаг назад, она прислонилась спиной к стене. Сердце неистово колотилось. Судорожно вздохнув, она посмотрела на него.

— Таким образом, — подвел он итог произошедшему, тоже с трудом переводя дыхание, — мы можем считать себя помолвленными.

Она нервно сглотнула, прежде чем заговорить:

— Ну а теперь скажешь, кто ты?

Тея поймала себя на мысли, что, может, не так уж и плохо быть его невестой, а если уж женой…

— Виконт Дариен к вашим услугам, миледи.

У него есть титул? Тогда почему она не знакома с ним?

Затем вдруг все встало на свои места, и, оттолкнувшись от стены, Тея воскликнула:

— Ты сказал «уважаемый и почтенный».

— И это правда.

— Но ты из Кейвов?

Это семейство пользовалось дурной славой: недаром в переводе с латыни их фамилия означала «Берегись!».

В панике она замотала головой:

— Я не могу обручиться с Кейвом!

— Сделка заключена.

Он повернулся и пошел прочь, а она крикнула ему вслед:

— Нет, не заключена!

Он сделал вид, что не услышал, и она ринулась за ним.

Нет! Это невозможно! Она помолвлена с Кейвом? Она только что целовалась с Кейвом?

Тея с отвращением вытерла губы. Кейвы прославились как злодеи и беспутные негодяи во всех поколениях и на каждом ответвлении родословного дерева. Не так давно один из них изнасиловал и убил молодую леди в Мейфэре, но вместо того чтобы оказаться на виселице, попал в Бедлам, где и останется до конца своих дней.

«Данное мною обещание выполнить невозможно», — с отчаянием подумала Тея. Свидетелей не было. Никто ничего не знает, кроме них двоих. Пусть ее отступничество достойно презрения, но не сравнится с его ложью и мошенничеством. Ей нужно было догадаться. Она с самого начала чувствовала, что с ним что-то не так.

Так что же теперь делать?

От страха Тея была готова убежать в спальню и спрятаться под кроватью. Можно притвориться больной, что угодно придумать, только не появляться в бальном зале.

Интересно, а где сейчас Кейв?

Боже милостивый, ведь ему может прийти в голову самому объявить об их помолвке в ее отсутствие. Это, конечно, абсурд для любого джентльмена, но он ведь из Кейвов!

Тея поняла, что нужно делать. Глубоко вздохнув, чтобы вернуть самообладание и уверенность в себе, она расправила плечи и с гордо поднятой головой направилась в бальный зал.

Глава 4

Горацио Кейву, виконту Дариену, ни о чем не хотелось думать, не хотелось ничего анализировать, но то, что сейчас произошло, требовало незамедлительных действий. Он завоевал приз, за которым пришел сюда, и теперь осталось взять его в руки.

Дариен появился на балу герцогини Йовил с одной целью — обзавестись высокородной союзницей в его кампании по восстановлению доброго имени своей семьи. Намеченной целью была сама герцогиня, но обстоятельства сыграли в его пользу: ему стала известна история ее сына лорда Дариуса Дебенхейма. Достаточно заслужить благодарность матери, и она станет в его руках мягкой как воск.

Он целый день смаковал мысль, как сделает Дебенхеймов своим орудием. Семья человека, которого он терпеть не мог, станет послушным орудием в его руках. И Дари Дебенхейм признает это публично, на глазах всего Лондона, точно так же, как он когда-то разрушил жизнь мальчишки, публично на глазах у всей школы.

Но все получилось намного лучше. Вместо того чтобы вынудить мать выказывать ему признательность, он заполучил сестру для того, чтобы та сделала вид, будто влюблена в него, и даже закрепил их договор поцелуем.

Этот поцелуй…

Дариен сообразил, что остановился, не дойдя до бального зала, откуда неслась музыка, громкая, восхитительная, ритмичная. Зал заполняла затянутая в шелка публика, сиявшая драгоценностями. Все болтали, перемещались туда-сюда, и каждый прекрасно понимал, какое место занимает в центре этого избранного кружка.

И никто не догадывался, что в самой сердцевине расположился враг.

Впрочем, не совсем так: кое-кто его уже узнал, когда он обходил зал в поисках лорда Дариуса.

Виконт приехал сюда одним из последних, понадеявшись, что его не опознают, но тут, конечно, уже присутствовали те, кто был знаком с ним по службе в армии. Кое-кто из них с радостью приветствовал бы его при других обстоятельствах, но не здесь, где его имя и титул вызывали отвращение.

Он мысленно проклял своего отца и старших братьев, дядю и деда, и все поколения Кейвов, которые жили, оправдывая свое имя, потом смешался с толпой, продолжив поиски Дебенхейма. Ему нужно было сделать все до того, как леди Теодосия соберется с мыслями. Как только он разыграет свою партию, ей будет трудно уклониться от исполнения долга.

Он переступил порог шумного, полного гостей бального зала и отошел в сторону, чтобы не перекрывать собой двери. Его предыдущие поиски не увенчались успехом, и он вдруг подумал, что Дебенхейм мог сильно измениться с тех пор, когда Дариен видел его в последний раз, перед битвой у Ватерлоо: после тяжелого ранения он основательно подсел на опиум.

Пришлось Дариену возобновить поиски, но уже начать с «балбесов», как называли себя юнцы из Харроу.

Как бы ужасно не выглядел сейчас лорд Дариус Дебенхейм, кто-то из «балбесов» обязательно поможет его найти, потому что наверняка крутится рядом. Они всегда поддерживали друг друга.

Если бы он сразу это сообразил, тогда, возможно, его не застал бы врасплох вид кое-кого из них и не пришлось бы сбегать на заднюю половину дома.

Сначала Дариен увидел виконта Амли: они встречались с этим коренастым черноволосым мужчиной в Брюсселе, тогда тот, вернувшись в армию, делил постой с другом Дариена, капитаном Джорджем Вандейменом. К сожалению — «балбесы» липнут к «балбесам», — Дебенхейм занимал ту же квартиру. Это означало, что Дариен не мог проводить так много времени с Вандейменом, как хотелось. Еще один грех в зачет «балбесам».

Рядом с Амли он увидел атлетического сложения светловолосого мужчину. Потребовалось мгновение, чтобы узнать в нем маркиза Ардена, наследника герцогства Белкрейвен. Надменный мальчишка теперь превратился в мужчину. В свое время он заявился в Харроу с собственной свитой из слуг.

Сложилось мнение, что «балбесы» организовались для того, чтобы защищать друг друга. Интересно, почему именно Ардену потребовалась такая защита? Нет, это было элитное сборище высокородных и властных отпрысков, которые не смешивались с теми, кого считали ниже. Дариен ненавидел эту их нутряную сущность.

Рядом с Амли и Арденом стоял мужчина, которого он опознал только по особому цвету волос — черных с рыжеватым отливом. Это был Саймон Сент-Брайд, недавно ставший виконтом Остри, наследником графства Марлоу. В руки «балбеса» упало приличное состояние.

Наблюдая за группкой уверенных в себе, вальяжно державшихся мужчин, Дариен почувствовал, как на него волной нахлынули воспоминания из далекого прошлого. Школа Харроу! Наихудшее время в его суровой жизни. Все из-за «балбесов», и прежде всего из-за Дариуса Дебенхейма, будь он проклят!

Из-за него он и сбежал из зала. Внешне это никак не походило на бегство: походка оставалась спокойной и уверенной, но внутри он мчался, задыхаясь, как это было однажды в школе. И Дариен ненавидел себя за это. Он даже не заметил, куда и как попал, пока не увидел сестру Дебенхейма, явно чем-то расстроенную. И в тот же миг у него сложился план идеального отмщения.

Она оказалась куда привлекательнее, чем Кейв мог представить, не говоря уже о смелости, сообразительности и явно недюжинном уме. И хотя красное, как кровь, платье воспринималось предостережением, он сумел убедить ее. Теперь оставалось только найти Дебенхейма, чтобы утвердить свою победу.

Куда он, к дьяволу, подевался? Это ведь бал в честь его помолвки — во всяком случае, так значилось в приглашениях. А что, если недруг уже уехал? Что, если он настолько слаб, что не выдержал долгого пребывания в душном зале? Надо это выяснить.

Идея пришла в голову неожиданно, а он плохо подготовился. Сведений будет ноль.

К дьяволу! Что теперь делать? Он мог бы рассказать свою историю, но ему хотелось встретиться с ним лицом к лицу и заставить Дебенхейма просить пощады у пса Кейва. Может, уехать и вернуться завтра? Нет, надо это сделать до того, как его сестра получит шанс воспрепятствовать ему.

Закончился танец, толпа переместилась ближе к стенам, и тут Дариен увидел его!

Так вот почему так долго не удавалось его отыскать! Где тот ущербный калека, что жизни не мыслит без опиума?

Дариус Дебенхейм вальяжной походкой продефилировал через бальный зал, с улыбкой на лице, не спуская глаз с очаровательной брюнетки, повисшей у него на руке и с обожанием взиравшей на него. Его хромота была почти незаметна, а шрамы, если и имелись, затянулись, фигура подтянулась и явно обрела силу. Весь его облик свидетельствовал о довольстве, лицо аж светилось от счастья!

Прямо-таки не Дариус, а Теофил — любимец Господа.

Дариен едва не сплюнул. Ладно. Посмотрим, как он будет улыбаться, когда позор затянется у него петлей на шее.

Уходить рано. У Дариена было достаточно оснований, чтобы решиться восстановить репутацию своей семьи. Уйди он сейчас — и «балбесы» опять будут в выигрыше.

Итак, загадаем. Если сейчас Дебенхейм посмотрит на него так, словно никогда не видел, или, того хуже, как на прокаженного, брезгливо скривившись, тогда Дариен оставит его вариться в собственном соку. Если же нет — доведет свои партию в игре до конца.

Развернувшись, с самым радушным видом он двинулся навстречу парочке.

Дебенхейм часто заморгал, явно пытаясь рассмотреть его издалека, а потом вежливо улыбнулся.

— Канем!

Только они, «балбесы», называли его так: «Канем Кейв», — что служило предупреждением: «Берегись пса!» И снова боль и гнев из школьных времен взорвались в груди. Проклятье! Тем более что именно Дари Дебенхейм придумал эту жестокую шутку.

— Кейв Канем! — повторил Дариус со смехом, опять превратив виконта Дариена в мальчишку для издевательств.

Все, достаточно! Что загадал, то и выпало, и Дариус должен заплатить. Кейв сообщил своему врагу добрые новости, даже поделился радостью с парой офицеров, оказавшихся рядом, а больше здесь оставаться не было смысла: сплетни в Лондоне распространяются со скоростью пожара.

Глава 5

Тея смешалась с толпой гостей, стараясь мило улыбаться, чтобы не выдать бури, бушевавшей внутри, и тревожно ловила сигналы драмы или несчастья. В воздухе явно что-то носилось, какой-то диссонанс.

Что предпринял этот человек?

Гости улыбались ей, приветливо кивали или говорили комплименты насчет бала. Если бы он объявил об этой идиотской помолвке, кто-нибудь не удержался бы и хоть что-то сказал. Или нет?

Вдруг это была просто дурацкая выходка? Может, он решил посмеяться над ней и никаких сведений о Дари у него нет? Может, он вообще не из Кейвов?…

Ярко вспыхнула надежда, но стыд быстро загасил ее. Если это была игра, то груз подозрений будет по-прежнему давить на брата.

Тея больше не могла выносить неизвестность: надо срочно найти либо Дари, либо Дариена и выяснить, произошло ли здесь что-нибудь в ее отсутствие.

— Какая трагедия! — Вдруг услышала Тея и, обернувшись, увидела леди Суиннеймер.

— Что-то случилось?

— Ваше бедное платье, леди Тея! Оно ведь совершенно испорчено, я уверена.

Она чуть не сказала: «А это…» — чем могла бы посеять подозрения, хотя сухопарая сплетница Суиннеймер была достаточно проницательной и без дополнительного горючего.

— С ним не так все плохо, надеюсь, хотя и досадно. Прошу меня простить, нужно срочно найти брата.

— Лорда Дариуса? — проворковала леди Суиннеймер. — Больше никаких проблем, надеюсь? Тея ослепительно улыбнулась.

— Все как раз наоборот.

В надежде, что старая дама подавится ее улыбкой, она быстро пошла прочь, но тут же резко остановилась. Неужели кто-то потрясенно произнес: «Кейв»?

Оглянувшись, Тея увидела лишь натянутые дежурные улыбки. Она сходит с ума! Надо найти кого-нибудь из тех, кто заслуживает доверия, чтобы поговорить откровенно.

Девушка двинулась дальше, теперь отчетливо ощущая напряжение, повисшее в воздухе. Вот какая-то дама отвела взгляд в сторону, и возможно, с притворной улыбкой. С вызовом взглянув на лорда Шепстоуна, она заметила, что молодой человек залился краской. Она шла не останавливаясь, чтобы не дать пищи для разговоров, пусть ей и хотелось сейчас провалиться в дырку в полу. Ей еще никогда в жизни не было так неуютно среди представителей высшего общества.

Оглядев танцующих, Тея не увидела никого из родственников и быстро прошла через анфиладу примыкавших к залу комнат, где тоже было полно народу. Все ей улыбались, но кое-кто странно на нее поглядывал. Или ей кажется? Она кивала знакомым, но никто не вызывал в ней желания поговорить по душам.

И тут она заметила кузину Мэдди, которая в типичной для себя манере флиртовала сразу с тремя офицерами в парадных мундирах. Белокурая и полная жизни, она постоянно кого-нибудь завлекала, и у нее была слабость к военной форме. Мало того, что кузина всегда знала, где и что происходит, она была кладезем всяких секретов.

Словно случайно, Тея присоединилась к их компании и спустя несколько минут, поболтав, обратилась к офицерам:

— Джентльмены, если это не разобьет вам сердца, я ненадолго заберу у вас Мэдди. Еще увидимся, господа, не скучайте.

Офицеры безропотно приняли отставку, но кузину обмануть было трудно.

— Что стряслось? — спросила Мэдди, как только они остались одни.

— Да вот хотела спросить почти то же самое: ничего не произошло, пока меня не было?

— Тебя не было? — Тут она заметила, что Тея переоделась. — Зачем ты поменяла платье?

— Афхейм уронил на меня свеклу. Ты не знаешь, где Дари?

— Нет, но совсем недавно видела его среди танцующих. Что все-таки случилось?

Тея не знала, что сказать. Мэдди явно не слышала ничего шокирующего, а она еще была не готова обсуждать свои последние приключения.

— Мне показалось, на меня как-то странно смотрят.

— Ничего удивительного: у тебя корсет торчит.

Тея опустила взгляд и поспешно прикрыла рукой этот ужас. Так вот в чем дело! Незаметно подтянув платье вверх, она сказала:

— Надо пойти переодеться.

— Глупости! Ты в нем порочна и соблазнительна.

— Но я не хочу выглядеть такой!

— Каждая женщина об этом мечтает, и это платье как раз идеально подходит для соблазнения. Не думала, что в красном ты будешь так хороша. Это от мадам Луизы?

— Нет, от миссис Фортескью.

— Надо будет заглянуть к ней, хотя моя фигура не создана для такого обтягивающего фасона. Увы, надо как-то справляться с моим изобилием.

— У тебя прекрасно это получается.

Это можно было расценить как предостережение, но Мэдди лишь усмехнулась.

— Именно, ведь так? Но тебе грех жаловаться: мужчины к тебе просто липнут.

— Гарантией тому мое положение в обществе и богатое приданое.

— У меня тоже есть и то и другое, но я предпочитаю привлекать только тех мужчин, которые не могут устоять перед моим очарованием. О, перестань так смотреть на меня, Великая Недотрога.

— Прекрати так меня называть!

— А ты прекрати так на меня смотреть.

Они с Мэдди относились друг к другу как сестры. Отец кузины, адмирал, очень редко бывал дома, поэтому все его семейство проводило много времени в Лонг-Чарте, поместье герцога Йовила в Сомерсете. Как это бывает между сестрами, они порой ссорились, но чаще всего это происходило из-за излишне смелого поведения Мэдди с молодыми людьми, в основном офицерами. Тея пыталась ее приструнить, кузина сопротивлялась.

— Ты слышала, Кейв здесь? — вдруг спросила Мэдди.

Рассчитывая, что покрасневшее лицо можно будет выдать за проявление тревоги, Тея ахнула:

— О нет! Правда?

Глаза Мэдди засверкали.

— Восхитительно тревожно! Как считаешь? Новый мерзкий виконт. Мама уверена, что всех нас убьют или того хуже. Как ты думаешь, что хуже: быть изнасилованной или убитой?

— Мэдди! — возмутилась Тея, оглядываясь по сторонам убедиться, что их никто не слышит. — Как он выглядит?

— Я еще не видела его, но уже за ним охочусь.

— Как ты можешь за ним охотиться, если не знаешь, как он выглядит?

— Он темный и похож на демона — так его описала Алесия. Ей на него указали, и теперь ее колотит дрожь. Марчемптон знаком с ним, — сказала она, упомянув одного из компании офицеров, с которыми кокетничала. — Он очень похож на иностранца, потому что его мать — итальянка. Таких тут очень немного, тем более с рогами, хвостом и в облаке запаха серы.

— Мэдди…

Кузина расхохоталась.

— Ладно. Алесия иногда бывает такой смешной! Калли, кстати, Кейва обожает.

Калли — это лейтенант Клаудиус Дебенхейм, брат Мэдди.

— Слепое поклонение герою. Говорит, что Кейв ужасал даже самых бесстрашных, а временами просто впадал в безумие.

— И это вызывает обожание?

Сомнений не оставалось: Тее пришлось распрощаться с надеждой, что та встреча была всего-навсего шуткой.

— Они даже называли его бешеным псом, — не скрывая удовольствия, сообщила Мэдди. — А вслед кричали: «Канем Кейв!» — что значило: «Берегись пса!»

— О, боже!

— Он давал выход безумию только в сражениях с французами. Тея, когда ты стала такой неженкой?

Девушка взяла себя в руки.

— Этим вечером все кажется немного чрезмерным. — Теперь ей хоть стало кое-что понятно. — Мне нужно найти Дари.

— О нем есть кому позаботиться, — усмехнулась Мэдди.

Тея фыркнула. Если она изводила кузину насмешками из-за фривольного поведения с офицерами, то Мэдди называла ее курицей-несушкой из-за того, что она чересчур опекает брата. Тея и сама понимала, что за то время, пока они с матерью выхаживали Дари, стала слишком навязчивой, как, впрочем, и мать.

— У меня есть причина срочно поговорить с ним.

Мэдди прищурилась.

— Ты что-то скрываешь. Расскажи.

Тея произнесла то, что моментально разожгло ее любопытство:

— Нет!

Мэдди схватила ее за руку.

— А ну-ка говори! Что случилось?

— Не могу. По крайней мере, сейчас. Это скорее всего пустяки, но мне нужно найти Дари, просто чтобы убедиться в этом.

— Ну хорошо. Только я пойду с тобой. — Мэдди взяла ее под руку. — И гляди в оба, чтобы не пропустить темного демона. Я хочу познакомиться с этим страшным и ужасным Кейвом.

Мысль, что ей придется познакомить Мэдди с этим человеком, не вдохновляла.

Не успели они подойти к дверям в бальный зал, как навстречу им буквально вылетел светловолосый офицер в алом парадном мундире с золотыми аксельбантами и во всеуслышание заявил:

— Дари вне подозрений! Канем Кейв утверждает, что собственными глазами видел, как под ним убили коня в самой гуще битвы. Больше нет никаких вопросов.

Люди вокруг зашушукались.

— Просто замечательно! — воскликнула Мэдди.

— Чудесно! — искренне поддержала ее Тея, однако сердце вдруг оказалось где-то возле горла, перекрыв доступ воздуха.

— Канем Кейв? — переспросила Мэдди. — Он имеет в виду Кейва, виконта Дариена?

— Кого же еще? Он сказал, что Дари герой! — ответил ей Калли, специально повысив голос, чтобы его услышали все вокруг. — Дари скакал как дьявол с донесением, и тут пуля попала в его коня, он рухнул, а самого Дари едва не затоптали лошадиные копыта. Канем сказал: «Это чудо, что он спасся».

— А за что его называют псом? — спросила Мэдди.

Брат вспыхнул.

— Не знаю. Я как слышал, так и говорю.

Тея перестала обращать внимания на их перепалку. Она, конечно, испытала огромное облегчение из-за Дари, но что это означает для нее?

— Где сейчас лорд Дариен? — поинтересовалась Тея, довольным и невозмутимым тоном. — Я хочу поблагодарить его.

— В другой раз, — ответил Калли. — Он уже уехал.

— Уехал? Но почему?

— Странно, правда? Приехал поздно, изложил свою историю Дари и тем, кто его окружал, а потом исчез. Впрочем, он такой: никогда не знаешь, чего от него ожидать. Палата лордов содрогнется, если он вдруг решит посетить ее. Пойдемте, Дари предложил за ужином отпраздновать это дело.

Тея присоединилась к «балбесам», которые устроились за отдельным столом на воздухе, в освещенном фонарями саду.

Увидев, как искренне радуется Дари, она испытала чувство настоящей благодарности и да — решила, что придется заплатить свою цену за это, но когда подняла бокал с шампанским в честь празднующего победу, ею овладела паника.

Лорд Арден отпустил мерзкую шуточку насчет имени Кейва, и больше сегодня нечего было опасаться. Кто-то упомянул чокнутого Маркуса Кейва, кто-то сказал еще какую-то гадость, но Тея старалась не слушать.

Она дала обещание Кейву объявить о помолвке, хоть его фамилия и вызывала дрожь, ужас и ожидание насилия. Он уехал, но спокойнее от этого ей не стало. Он вернется: ужас во плоти, темный демон, — чтобы потребовать расплаты.

Тея почувствовала себя героиней из детской сказки — может, Рапунцель? — которая бездумно согласилась на сделку, не осознав ее сути, а потом не смогла не выполнить данного обещания.

Пока все присутствующие поднимали тост за тостом, в деревьях зашумел ветер, коснулся ее открытой спины и словно прошептал на ухо:

— Берегитесь, леди, берегитесь!..

Глава 6

Дариен большую часть жизни провел в армии, среди людей, и вдруг обнаружил, что приличное игорное заведение — идеальное место для мужчины, который хочет остаться наедине со своими мыслями, если играет, но не выигрывает слишком много.

Он быстро двинулся в сторону заведения под названием «Григе», не обращая внимания на то, что на ногах у него легкие бальные туфли, совсем не предназначенные для подобных мест.

Мейфэр, фешенебельный район с выстроившимися, словно на параде, высокими узкими домами, тесно прижатыми друг к другу, образуя террасы, поражал обилием лестниц. Однако каждый дом был защищен от остального мира стенами из кирпича, запертыми дверями, засовами на окнах первых этажей и ставнями, чтобы его обитатели могли жить с комфортом и спокойно спать по ночам.

Теперь и у него был такой дом: Кейв-хаус, — который принадлежал его семье долгие годы. Были и кирпичные стены, и запоры, и засовы, но в его пустых комнатах он не чувствовал себя в безопасности.

Пустые комнаты должны были бы дарить мир и покой, но тут жили другие звуки. И хотя у него отсутствовали какие-либо личные воспоминания об этом месте, а все следы темных событий здесь уже были давным-давно вычищены, забелены и закрашены, молчаливый дом оглушал.

Но самое худшее — шум по ночам. Это была одна из причин, почему Дариен не торопился возвращаться домой. Время от времени среди ночи он просыпался от хрипов, стонов, иногда — пронзительных криков, и это в запертом на все замки доме, где, кроме него, было всего несколько слуг. Если любой дом заслуживает, чтобы в нем поселилось привидение, то и Кейв-хаус тоже, но мысль столкнуться в темноте с кем-то из предков вроде чокнутого Маркуса Кейва, даже его заставляла содрогаться.

Будь у него выбор, он никогда бы не ступил на порог этого дома еще раз. Но дом стал частью его плана. Жить здесь для него — означало дать понять всему миру, что прошлое осталось в прошлом, что новому лорду Дариену нечего стыдиться. Кейв засмеялся в темноту. Затылок у него до сих пор зудел от пристальных взглядов из толпы, он даже вспомнил, как кто-то прошептал вслед: «Бешеный пес Кейв! Что он здесь делает?»

Захотелось развернуться и вцепиться зубами в того, кто это сказал, кто бы он ни был. Невозможно было не обратить внимания на молчаливое, искусное уклонение от общения с ним. Это означало, что его ислючают из своих рядов.

В одной из комнат он заметил Вана, но к этому времени уже понял, что лучше не втягивать друга в свои проблемы. Возможно, потом, в качестве награды за победу. А пока Кейв оставался Кейвом, несмотря на свой характер и репутацию, и его место было где-то ниже, чем у больного проказой.

На пороге игорного заведения он вдруг оценил иронию. Сегодня вечером самым теплым приветствием его наградил сам Дари Дебенхейм.

Сразу вернулись воспоминания, которые было не выжечь из памяти: Дебенхейм прижимает платок к носу, из которого течет кровь, и говорит: «Берегись пса!»

Кейв резко захлопнул дверь перед воспоминанием. Проклятье, это же было десять лет назад! С тех пор он заработал репутацию и вырвал победу у враждебного мира, а сейчас сделал то же самое с высшим светом.

В конце концов, даже герцогиня Йовил поблагодарила его со слезами на глазах, а сестра Дебенхейма оказалась в его объятиях — прелестная, надменная леди Теодосия. Ее имя означало «подарок Бога». Подарок Бога ему.

Он постучал в дверь игорного дома, и его впустили. «Григе» принадлежал к тому разряду заведений, которые едва освещались. Его обитателями были мужчины и женщины, чье внимание сосредоточивалось только на картах, костях и игровых столах. Никакой музыки, никаких освежающих напитков. То, что ты Кейв, неважно. Вообще ничто не имеет значения, если у посетителя есть деньги, чтобы их проиграть. Дариен был уверен, что проиграет: он проигрывал примерно так же часто, как и выигрывал. Для него это будет чем-то вроде арендной платы за пользование помещением.

Хотелось подыскать какую-нибудь несложную игру, поэтому он подсел к столу, за которым играли в макао, чтобы, излишне не утруждаясь, вспомнить сегодняшний вечер.

Почему он не предусмотрел реакцию высшего света? Почему ожидал, что они увидят Кейва — военного героя, а не другого Кейва, мерзкого, как и остальные? Ему вспомнилось выражение ужаса на лице леди Теодосии Дебенхейм, когда она узнала, кто он: она не сомневалась, что он не может быть достойным уважения.

Почему он не предвидел, что вместе с титулом виконта придется унаследовать всю грязь? От деда — распутника и дуэлянта, которого называли «дьявол Кейв»; от жестокого отца, носившего прозвище Мерзкий Виконт за немыслимое количество отвратительных поступков, совершенных в течение жизни; от своего дяди — торгаша Кейва, насильника и пьяницы.

Он ожидал, что придется принять тяжкую ношу изгаженного фамильного щита — чокнутый Маркус Кейв, сумасшедший убийца невинной Мэри Уилмот, один чего только стоил, — но не думал, что это будет иметь какое-то отношение к нему лично и не отразится в испуганных глазах женщин и в гневе мужчин, вызванном защитной реакцией.

О, господи!

Нет ничего удивительного, что его младшего брата Фрэнка отвергли, когда он попросил руки девушки, которую любил.

Фрэнк, служивший на флоте в звании лейтенанта, влюбился в дочь своего адмирала, сэра Планкета Динневора, но тот велел ему держаться от нее подальше, и вовсе не из-за низкого воинского звания, а из-за того, что он Кейв.

Дариен был вне себя от гнева, потому-то и решил начать эту кампанию, чтобы подтвердить респектабельность семейства, но теперь вдруг осознал, что, если бы у него была дочь, он ни за что не позволил бы ей связать свою жизнь с кем-то по фамилии Кейв.

Однако ему удалось завлечь на эту дорожку леди Теодосию, подумал он, собрав небольшой выигрыш и поставив на кон фишку в одну гинею.

Эта леди не станет носить фамилию Кейв всю жизнь, и вызолоченная Дебенхейм переживет прикосновение навоза с наименьшими потерями. Возможно, оценив борьбу их воль, она испытала трепет извращенного удовольствия от нее.

Он уже встречал такой тип женщин, и они часто доказывали свою полезность…

Кейв вновь вернулся к холодному анализу.

Что она предпримет? Это был единственно важный вопрос. Сумеет ли он одержать победу в игре, которую начал сегодняшним вечером, действуя импульсивно, как поступал чрезвычайно редко?

Сейчас она могла бы даже пожаловаться на его поведение. И не важно, что семья Дебенхеймов была ему страшно признательна за свидетельство в пользу Дариуса, никто из них не раскроет объятия тому, кто оскорбил их дочь. Вместо союзников они превратятся во врагов.

Возможно, это закончится дуэлью, и тут безусловным чемпионом станет ее братец.

Дари Дебенхейм сильно изменился после всего пережитого, но если он соберется, то превратится в очень сильную личность. Поверхностный блеск выгорит, а под ним обнаружится истинная сталь.

Такого человека Дариен не выбрал бы себе во враги и совершенно точно не хотел бы оказаться с ним лицом к лицу на дуэли: наверное, потому что жутко устал от смертей. В любом случае это дело не потребует смертельного исхода, а все потому, что его выбила из седла и лишила разума ясноглазая, уверенная в себе, смелая и огненно-страстная молодая леди.

— Еще бренди, сэр?

Вздрогнув, Дариен поднял глаза на слугу и кивнул. Тут бесплатно подносили бренди, правда, паршивый, но ему хотелось чего-нибудь крепкого: слишком ясной была голова. В один глоток он опустошил половину бокала, радуясь жесткому пожару, разлившемуся внутри, и посмотрел на карту. Туз! Выложил его, но был побит восьмеркой дилера. Перед ним лежало еще много фишек, поэтому продолжил игру.

Имелась еще одна, намного худшая возможность.

Если Дебенхейм почему-то не сможет принять вызов, следующим в очереди будет кузен леди Теодосии юный Калли. Дариену он во многом напоминал брата Фрэнка: такой же улыбчивый и жизнерадостный, с такой же неиссякаемой верой в добро.

Калли был из тех, кого Дариен старательно избегал этим вечером, чтобы не слышать дифирамбов как герою войны. Мысленно Дариен поклялся, что сбежит из страны, если придется выйти к барьеру против Калли. Эта мысль тут же породила другую: сейчас ему лучше вернуться домой, на случай если его станут разыскивать, чтобы вручить вызов. Надо еще подумать, какие действия предпринять. Дариен поднялся, и когда дилер предложил ему продолжить игру, понял, что удвоил свой выигрыш.

— Ночные юные создания, — сказал он в ответ и передвинул в его сторону горсть фишек. — Пойду наведаюсь в «Фиалковый флюгер».

Никому и в голову не пришло осудить его намерение отправиться в бордель. Он лишь понадеялся, что никто из присутствующих не составит ему компанию. Никто и не составил. Мужчины, которые оккупировали «Григе», предпочитали женщинам карты в отличие от женщин, которые предпочитали и карты, и мужчин.

Он вышел наружу, в прохладный туман, которым так знаменита Англия. В Испании и Португалии ему часто не хватало неотрывных примет своей страны, но только вот не этой. Стоял май месяц, а ночной воздух пробирал до костей. Казалось, что легкие начинают покрываться плесенью. И тем не менее аристократы или мирно почивали в своих теплых постелях, или продолжали веселиться на балу.

Как, интересно, поступит леди Теодосия, если он вернется на бал и пригласит ее на танец? Упадет в обморок или отвесит пощечину, что скорее всего, и даже куда предпочтительнее? Покачав головой, он развернулся и направился в сторону Ганновер-сквер, постукивая на ходу по чугунным оградам своей тростью с серебряным набалдашником. В данный момент его судьбой руководили женские руки: тонкие, нежные, затянутые в длинные, по локоть, красные элегантные перчатки. Они вдруг заставили его вспомнить о руках армейских хирургов, до локтей красных от крови, и он содрогнулся. Как могут эти руки в перчатках выглядеть такими эротичными?

И жемчуга! Белые, сияющие, девственный контраст вызывающему красному цвету.

Интересно, девственница ли она? Ее смелость казалась юношеской бравадой неопытности, а вот страстный ответ на поцелуй вверг его в замешательство. Но как бы то ни было, ее неистовость позволяла предположить, что вспыхнула она сегодня в первый раз, и именно с ним.

Леди Теодосия Дебенхейм, сестра его врага, которая уже ненавидит его и возненавидит еще больше, прежде чем все это закончится.

Эх, судьба — распутная злая ведьма…

Глава 7

Когда, уже на рассвете, последние гости покинули Йовил-хаус, Дари объявил родным, что прекращает принимать опиум. Что это означает, Тея прекрасно знала. Хоть он и пытался скрыть страдания при предыдущих попытках избавиться от зависимости (которые не принесли успеха), впереди его ждали новые мучения.

На этот раз Тея не сомневалась, что он выдержит, осталось решить, что взять с собой для безотлагательного отъезда в Сомерсет.

— Я собираюсь сделать это в Брайдсуэлле, — добавил Дари.

— В Брайдсуэлле? — в недоумении выдохнула Тея.

Речь шла о семейном поместье его невесты Мары Сент-Брайд, в Линкольншире, но ведь они еще не поженились.

— Это особое место, — пояснил Дари в ответ на ее удивление и, возможно, осуждение.

— Конечно.

Что еще она могла сказать, хотя расценила это как предательство. Они скоро поженятся с Марой, но пока он ей не принадлежит, его настоящий дом — Лонг-Чарт. Кто станет ухаживать за ним в Брайдсуэлле?

Словно в ответ на ее сомнения, брат добавил:

— Мы с Марой едем вместе — ее семья не против.

Тея улыбнулась, чтобы скрыть душевную боль. Ее реакция была по-детски глупой, но признаваться в том, что она страдает, не хотелось.

Пока все обсуждали подробности, Дари подошел к сестре, уже побледневший и с другими очевидными признаками нехватки обычной дозы.

— Мне необходимо поехать в Брайдсуэлл, Тея.

— Почему?

Он выдавил улыбку.

— Скоро ты приедешь на свадьбу и все увидишь сама, скорее прочувствуешь.

Ей захотелось крикнуть: «Нет, не поеду!» — как капризной девчонке, но вместо этого она обняла брата.

— Я знаю, в этот раз ты победишь.

— Если не сейчас, то никогда. Слава богу, вдруг объявился Канем Кейв! Хотя никогда не думал, что скажу такое.

Отодвинувшись, она посмотрела на него.

— Почему?

— Я думал, что его обрадует мое нездоровье.

Все ее тревоги сошлись воедино.

— Обрадует?

— Недоразумение со школьных времен… Вообще-то нет, но сейчас это неважно. Вне зависимости от того, почему он так поступил, я все равно благодарен ему, поэтому постарался быть любезным с ним.

Любезным? Тея едва удержалась, чтобы не рассмеяться в голос. Она собиралась рассказать Дари о произошедшем, без всяких подробностей, конечно, но он явно думал сейчас о другом. Она поцеловала его в щеку.

— Иди. Мара ждет.

Тея получила в награду улыбку, и его внимание тут же переключилось на любимую, которая завладела его сердцем и душой, и Мара Сент-Брайд ответила ему таким же нежным взглядом.

Возможно, переживания Теи были вызваны вовсе не ревностью, а завистью: она не могла поверить, что можно любить с такой силой, и вообще не была уверена, что ей нужна такая любовь. Зачем страдать, переживать, изводить себя ревностью, испытывать боль от разлук?

Почему-то вспомнился виконт Дариен, их поцелуй.

Она тряхнула головой. Это не имеет никакого отношения к любви!

Лакей объявил, что карета у дверей парадного. Последовала суета прощаний, объятий, добрых пожеланий. Тея подошла обнять будущую невестку и попросила:

— Я знаю, что это излишне, но все же должна сказать: позаботься о нем, Мара.

— Ну конечно, не переживай, — ответила та и тихо добавила: — Может, это пустяк, дорогая, но меня очень беспокоит виконт Дариен.

— Почему? — встревожилась Тея.

— Не знаю. — Внимание Мары было сосредоточено на Дари: он, выходя из комнаты, как раз обернулся в ее сторону. — От него прямо-таки исходит враждебность. И в то же время он оказал такую поддержку Дари. Твой брат сказал, что в школе они конфликтовали, но это все равно не объясняет причину столь странного ощущения.

— Ты чего-то боишься? — спросила Тея, провожая Мару до дверей.

— Не знаю… Герцогиня испытывает к нему глубокую благодарность.

— О боже! — простонала Тея.

Герцогиня Йовил обладала удивительно щедрой душой. Ее щедрость распространялась настолько широко, что для ведения дел в этой сфере ей потребовалась помощь четверых клерков и секретаря. Помоги им господь, если теперь и семейство Кейв станет очередным объектом ее забот.

— Вот именно, — поддержала ее Мара. — В Брайдсуэлле не принято обсуждать какие-то неприглядные дела, поэтому мне казалось, что Кейвы всего лишь обычный источник неприятностей: распутничали, пьянствовали, устраивали кому-нибудь травлю, — но то, что я услышала сегодня… Волосы встают дыбом. Одного из них даже судили за убийство!

— Я знаю.

Дари позвал невесту.

— Я должна идти. Мои тревоги, может, ничего и не значат, но… Будь осторожна, Тея, ради всех нас.

Вместе с Марой и Дари она вышла в розовый рассвет, а потом, посылая им вслед искренние молитвы, махала рукой, пока две кареты не скрылись из виду. Но слова будущей невестки отпечатались у нее в голове.

Предостерегая ее, Мара ничего не знала о том, что произошло, но ее слова заставили Тею шире взглянуть на ситуацию. Станет ли виконт угрозой ее семье? Надо ли об этом рассказать родителям?

Но, увы, они заключили сделку, и мерзкий виконт Дариен свою часть уже выполнил.

— У тебя утомленный вид, дорогая. — Мать обняла ее за плечи. — Пойдем, тебе нужно лечь в постель.

Тея с радостью подчинилась: слишком устала, чтобы принять сейчас какое-либо разумное решение, — и за несколько часов ничего не случится.

— Такая трудная ночь, — сказала герцогиня, входя в дом. — Но такая чудесная. Все прояснилось, и теперь Дари справится со своим недугом, так что весь этот ужас скоро закончится.

— Это потребует от него много сил, — предостерегла Тея.

— Разумеется, но он быстро восстановится. А потом у нас будет свадьба. Может, две? — Поддразнила ее мать. — Может, с Авонфортом?

— Нет!

Ответ прозвучал резче, чем ей хотелось, поэтому не было ничего странного в том, что мать удивленно уставилась на нее. Лорд Авонфорт был их соседом в Сомерсете и последний год настойчиво ухаживал за ней. Его поместье примыкало к Лонг-Чарту, а его сестры были подругами Теи. Она полагала, что в конце концов выйдет за него, но сейчас и думать об этом не могла. Кроме того, ей предстоит объявить о помолвке с другим!

— Если он тебе безразличен, есть и другие, — добродушно произнесла мать. — Но тебе уже двадцать… Признаться, я не обращала на тебя должного внимания эти несколько лет, но теперь готова полностью посвятить себя тебе.

Тея скрылась в своей комнате.

Господи, помоги! Теперь она, а не Дари, станет новым увлечением матери.

Дариен остался в Кейв-хаусе на всю пятницу. Прошедшей ночью, когда вернулся домой, к нему не пришли с вызовом, но легче от этого не стало. Леди Теодосия могла спокойно дождаться окончания бала, а уже потом поведать родным о случившемся.

Если все-таки вызов последует, лучше получить его в приватной обстановке, поэтому он и остался дома. Нужно было обдумать еще одну возникшую проблему. Ночью кто-то выплеснул ему под двери кровь. Он бы и не узнал об этом, если бы не привычка ездить ранним утром верхом, пока большинство представителей высшего света еще спят.

Как обычно, Дариен вышел из дому через заднюю дверь и пешком отправился в конюшни, которые обслуживали его улицу. Когда он появился там несколько недель назад, то обнаружил, что стойла, предназначенные для лошадей их семьи, передали другим, а так как на данный момент у него была всего одна лошадь, он вернул одно стойло и не побеспокоился, чтобы нанять конюха.

Конюхи, работавшие в этой конюшне, не отличались особой приветливостью, но один из них согласился приглядывать за Цербером. Дариен взял себе за правило посещать своего коня дважды в неделю, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и каждый день выезжал на нем.

Верховая прогулка была лучшей частью его дня. Ему нравилось ездить верхом именно утром, он любил это время суток: начинался новый день, вчерашние проблемы и заботы словно смывало начисто, и все становилось возможным.

Это утро было полно какого-то особого очарования, и ничто не могло его испортить, так что после верховой прогулки Дариен возвращался длинной дорогой и подходил к дому с главного фасада.

И вот здесь, на ступенях, он увидел подсохшую лужу крови.

На Ганновер-сквер было тихо, его дом еще спал, и только прислуга за столом на кухне наслаждалась утренним чаем с хлебом и джемом. Пруссоки давно служили в доме, и Дариен не стал менять их на кого-то другого. Эти трое вполне подходили мужчине, у которого не бывает гостей и который не устраивает вечеринок, но не отличались разговорчивостью.

— Там на ступеньках кровь, — обратился к ним Дариен. — Кто-то ранен?

Все трое — отец, мать и медленно соображавшая дочка — поднялись и уставились на него.

— Кровь, милорд? — переспросила миссис Пруссок, которая почти всегда говорила за всех.

— Потрудитесь вымыть крыльцо. Немедленно!

— Элли, — повернулась мать к дочери, — иди вымой.

Тяжело передвигаясь, словно ноги у нее были свинцом налиты, девица схватила деревянную бадью с водой, тряпку и вышла из кухни.

— Ничего не видели у передней двери этим утром? — спросил Дариен.

— Нет, милорд. Мы сами недавно встали и только что сели завтракать. Вам подать завтрак прямо сейчас?

— Такое случалось раньше? — продолжил расспросы виконт, не обращая на их слова внимания.

Дариена смутили их уклончивые взгляды: в армии он имел дела и не с такими плутами, — поэтому он стоял и ждал.

— Поначалу, — наконец сказала миссис Пруссок. — Вскоре после того, как мистер Маркус сделал то, что сделал. По крайней мере, так говорили.

Дариен нахмурился.

— Вас тогда здесь не было?

— Нет, милорд. Нас наняли после смерти вашего отца.

Ему казалось, что они работают здесь уже давно, но, как выяснилось, нет. Его отец, каким бы самодуром и скрягой ни был, не стал бы терпеть нерасторопности и бестолковости.

— Если что-то подобное случится, сразу же дайте мне знать, — приказал виконт. — И да, подавайте завтрак прямо сейчас. Пожалуйста.

Кейв ушел с кухни в раздумье, как это будет, если заиметь нормальное домашнее хозяйство, жениться, обзавестись детьми…

На Пруссоках лежали обязанности дворецкого, кухарки, экономки и горничной. Разумеется, никто из них ничему не учился, однако подыскать более опытных слуг у Кейва не было ни времени, ни желания. Эти люди содержали дом в относительной чистоте и готовили простую, но вполне приличную еду. Этого ему было достаточно, и он сделал лишь одно дополнение — нанял камердинера. Нужно было, чтобы кто-то заботился о его гардеробе, который он рассматривал как оружие в своей битве. Лавгроув оказался слугой исполнительным, педантичным и искусным. Кроме того, практически целыми днями он пил, но выбирать не приходилось.

Дожидаясь завтрака, Дариен расхаживал по комнате, размышляя о сегодняшнем происшествии. Это могло быть ответом на его вторжение в узкий круг высшего общества. Но кто мог такое придумать? Кто-то из Уилмотов, чей особняк стоял на противоположной стороне Ганновер-сквер?

Он не знал, где они проводят сезон, но предполагал, что избегают места, связанного с насильственной смертью их дочери, которая настигла ее в небольшом скверике в центре площади.

Торопливо вошла миссис Пруссок и поставила на стол поднос с яичницей, ветчиной, хлебом и кофе. Поглощая завтрак, Дариен не мог отделаться от мыслей о том преступлении.

Он находился в Испании, когда Маркус убил шестнадцатилетнюю Мэри Уилмот, но новости разносятся быстро. Дариен был потрясен, но не удивлен. Маркус всю жизнь был странным, а в юном возрасте, благодаря невоздержанности и распутству, заработал сифилис, который потом сказался на его мозгах.

Вероятно, его несколько лет до убийства продержали взаперти, но их отец обладал особой аристократической самоуверенностью, которая заключалась в том, чтобы не признавать собственных ошибок. Словно пес, сорвавшийся с цепи, Маркус захватил Мэри Уилмот, перерезал ей горло и искалечил, а потом бросил тело на виду.

Никто не задался вопросом, что делала одна в парке в наступающих сумерках юная леди, которая всему свету была известна как очаровательная Мэри Уилмот, вдохновлявшая на создание поэм и баллад.

Маркуса нашли быстро по кровавым следам, которые привели в Кейв-хаус. Полицейским предстала жуткая картина: он сидел на кровати и грыз один из столбцов.

Конечно, такое забыть нелегко, но Дариен не думал, что так можно реагировать на происшедшее шесть лет назад через пять лет после смерти Маркуса.

Впрочем, Мэри Уилмот принадлежала к высшему свету, а его представители ничего легко не забывают и ничего не прощают, но ведь и Кейвы — тоже.

Теперь он будет внимательнее следить, чтобы все убрали и отмыли до того, как проснутся соседи, если, конечно, нечто подобное повторится.

Глава 8

Усталость совсем не означала, что Тея будет лежать в кровати без сна и переживать, нет. Она прекрасно выспалась, но когда проснулась, все проблемы навалились на нее вновь — мать, Кейв, поцелуй, их соглашение. Как ни выкручивайся, ничего не поделаешь: обещание придется выполнять.

Теперь к ее переживаниям добавилось предостережение, которое высказала Мара. От лорда Дариена действительно исходила враждебность, но почему? Ее брат всегда был добрым — такие натуры не вызывают столь сильных эмоций, особенно в юности. Своего обожаемого брата Тея помнила всегда улыбающимся, всегда в благожелательном настроении.

Спрятавшись в постели, проблемы не решишь, поэтому Тея спустилась с кровати и позвонила Харриет. Ей вдруг вспомнилось кое-что из сказанного Кейвом минувшей ночью: не скрывая сарказма, он заметил, что все, кто знает Дари, должны его любить.

Но это правда!

Здесь скрывалась какая-то тайна. Но если инцидент случился в школе, значит, речь шла о Харроу, о временах «балбесов».

Близился полдень. Пока она оденется и позавтракает, наступит время так называемых «утренних визитов». Сегодня предстоит навестить Николаса и Элинор Делани, потому что Николас был предводителем «балбесов».

Появилась Харриет с водой для умывания и завтраком. Тея спросила о судьбе зеленого платья.

— Сделала все, что смогла, миледи, но кое-где на оборках пятна остались. Я подумала, может, заменить всю переднюю часть?

— Хорошая идея. Надо будет узнать, осталась ли у портнихи такая ткань.

Вот бы все проблемы, возникшие прошлой ночью, решились также легко. Тея быстро написала записку Элинор Делани, отправила Харриет передать ее лакею, а сама уселась завтракать.

К тому времени, когда она закончила одеваться, пришел ответ. Элинор с радостью примет ее. Тея вызвала карету для поездок по городу и вместе с Харриет отправилась в путь.

Несмотря на то что Дари был одним из «балбесов», а Тея наслушалась разных историй об этой компании, ей не довелось до прошлой ночи познакомиться еще с кем-то из них. Саймон Сент-Брайд, брат Мары, был близким другом Дари и часто приезжал в Лонг-Чарт. Сейчас он находился в Лондоне, но до этого много лет провел в Канаде, поэтому ей не довелось познакомиться с ним настолько коротко, чтобы не испытывать скованность.

От Лонг-Чарта до дома Николаса Делани было рукой подать. Пока Дари выздоравливал, Николас часто навещал его, и Тея теперь могла бы считать его и своим другом, если бы не его своеобразный характер. С Элинор Тея могла обсудить свои проблемы, но виделись в прошлом году они редко из-за беременности подруги.

Она не удивилась, когда дверь ей открыл сам хозяин. В рубашке с закатанными рукавами вид у него был абсолютно домашним, никакого апломба, хоть он и был братом графа.

— Тея! — удивленно воскликнул Николас и тут же добавил: — Прошу прощения за такой вид: мы готовимся к отъезду в Сомерсет. Я провожу тебя к Элинор.

Отослав Харриет в помещение для слуг, Тея пошла вслед за ним и очень удивилась, когда он открыл дверь супружеской спальни.

Элинор сидела в кресле-качалке и кормила ребенка грудью, укрывшись огромной шелковой шалью, из-под которой доносилось причмокивание, что определенно смущало.

Элинор тепло поздоровалась с ней отправила горничную за чаем.

— Ты уж извини, но если ребенок хочет есть, его надо обязательно накормить.

— Конечно, — согласилась Тея и села, не зная, куда деть глаза.

Как и Николас, Элинор была одета чрезвычайно просто, длинные темно-рыжие волосы свободно спускались по спине, просто перехваченные лентой.

— Вы, должно быть, очень счастливы? Ведь дела обернулись минувшей ночью наилучшим образом, — сказала Элинор словно о само собой разумеющемся.

— Да, конечно, хотя не можем расслабиться полностью, пока не услышим, что Дари выиграл эту битву.

— На этот раз он выиграет, в особенности, когда Мара рядом.

— Молюсь об этом.

Это была не та тема, которую Тея хотела обсудить, но начать другой разговор пока не представлялось возможным.

Элинор вытащила ребенка из-под шали и, положив на плечо, погладила по спинке. Тея поневоле улыбнулась.

— У него такой сытый и довольный вид.

— Как у пьяницы, который из кабака дополз до дома, как говорит Николас: глаза в кучу и рыгает. — Поглаживая ребенка по спинке, Элинор спросила: — У тебя есть какой-то особый повод приехать к нам?

Оба Делани всегда сразу брали быка за рога.

Тея сникла, погрузившись в свои заботы.

— Я насчет лорда Дариена. Этим утром, уезжая, Мара поделилась со мной кое-какими сомнениями. Он по-доброму отнесся к Дари, но Мара ощутила враждебность между ними. А еще брат упомянул о каком-то инциденте еще в школьные времена, вот Мара и заинтересовалась, почему он так поступил.

— А, понятно! — Элинор устроила ребенка на руках, и он сонно засопел. — Лучше, чем я, тебе об этом расскажет Николас. Не трудно позвонить в колокольчик?

Тея позвонила, и в комнату практически сразу же вошла няня, чтобы забрать ребенка. Поцеловав, Элинор передала малыша ей.

— И попросите мистера Делани присоединиться к нам, пожалуйста.

Чай прибыл раньше Николаса, и Элинор, переместившись на софу, стала наполнять чашки.

— Ты знакома с виконтом Дариеном? — спросила Тея, приняв чашку с блюдцем. Ей хотелось узнать о нем как можно больше.

— Не особо. До последнего времени он был в армии, и оставался вне поля зрения, пока все не закончилось.

— Репутация у семьи ужасная.

— Да, но у моей тоже не безукоризненная. Братец попал в жуткую передрягу, но, слава богу, за границей!

Тея сделала глоток чаю. Неужели Элинор оказалась среди сторонников Дариена? Он что, тоже был «балбесом»? Нет. Она не могла знать их всех, однако ей были известны имена, да и сам Дариен отверг свою принадлежность к этой компании, причем очень резко.

В комнату, полный любопытства, вошел Николас Делани.

— Тея интересуется, какая кошка пробежала между Дариеном и Дари, — обратилась к нему Элинор.

— А! Ирония заключается в том, что с такими похожими именами они обладают абсолютно противоположными характерами. — Взяв чашку, он уселся. — С чего вдруг интересуешься, Тея?

— Мару Сент-Брайд обеспокоила враждебность между Кейвом и Дари, и она предупредила, чтобы я была осторожна.

Николас взял бисквит с тарелки.

— Она чересчур проницательна, как и все Сент-Брайды, несмотря на их знаменитую блаженную натуру. Все-то их тревожит, везде им мерещатся заговоры. Да, проблема была, но все это осталось в далеком прошлом.

— Можешь рассказать, что тогда произошло?

Николас подумал, потом кивнул.

— Горацио Кейв отличался от других учеников Харроу. У него были грубые манеры, не хватало знаний для учебы. Сомневаюсь, что у него имелись друзья одного с ним возраста и статуса. Все очень просто — он ни к кому не приноравливался. В дополнение к этому его естественной реакцией на каждую обиду была драка, он кусался и царапался.

— Бедный мальчик, — произнесла Элинор.

Тея отпила еще чаю. Бедный мальчик давно стал мужчиной и наверняка перерос подобные проблемы.

— От него кто-нибудь пострадал? — спросила она.

— По большей части страдал он сам. Чисто физически он сильно отличался от того, кем стал сейчас. В гиганта он не вырос, а тогда его вообще можно было назвать коротышкой — невысокий и костлявый. Кто-то мог подумать, что с ним легко справиться, но быстро понимал, как ошибался. Кейв научился драться со злостью. Учитывая, в какой семье он рос, вы можете представить почему.

— Так что все-таки произошло между ним и Дари? — настойчиво спросила Тея. — Мне нужно это знать.

Николас удивленно посмотрел на нее, но уклоняться от ответа не стал.

— Однажды Кейв устроил драку с Дари. Можно не напоминать, что твой брат ничем его не обидел, но, возможно, Кейв вообразил, что к нему отнеслись пренебрежительно или еще что. В общем, через какое-то время их растащили. У Дари текла кровь, а Кейв отделался царапинами: ты ведь знаешь, что Дари вовсе не забияка и скорее защищался.

— Именно поэтому мы и забеспокоились, когда он объявил о желании сражаться с Наполеоном.

— Веллингтон воодушевил его, предложив должность, которая требовала постоянно передвигаться верхом. Он всегда обожал лошадей и был бесстрашным наездником.

— Это ты так считаешь, — отозвалась Элинор, удивив Тею.

Николас возразил:

— Поговори с Коном, в смысле с Сомерфордом, или с Хокинвиллом. Дари всегда мог обратить гнев в смех или шутку. И точно так же поступил в тот раз. Он лишь сказал: «Канем Кейв!» — «Берегись пса!» Он не имел в виду ничего дурного, а вот другие ребята восприняли это именно так. Так к Горацио Кейву и прилипло прозвище, которое сопровождалось к тому же тявканьем и лаем или дурацкими шутками. А вскоре это было переведено на английский. И когда кто-нибудь называл его псом, он набрасывался на обидчика с дикой злобой. И вот однажды, подравшись с Дерби Тригуэллом, сломал ему руку, за что был отчислен из школы.

Не жалеть!

— Как грустно, — протянула Элинор.

— Ты про мальчика со сломанной рукой? — вежливо поинтересовалась Тея.

— Про обоих, — ответила Элинор. — Ты ничего не мог сделать, Николас?

Если бы Тея не выросла с историями про Николаса, то очень удивилась бы этому вопросу.

— Он был бы идеальным кандидатом в «балбесы», да, — сказал Николас. — Только мы договорились с самого начала, что нас будет двенадцать. Магическое число и все такое. А еще он был на год моложе. Оглядываясь назад, я уверен, что можно было бы что-нибудь придумать, но тогда никому не хотелось вступиться за него: каждый занимался собственной жизнью. И признаюсь, как только беднягу Кейва выперли из школы, я ни разу о нем не вспомнил.

— Как, должно быть, это было мучительно, — отозвалась Элинор. — Жестокость я помню со школьных времен до сих пор, и если вдруг встречусь с Фанни Миллбартон, думаю, мне не удастся сохранить вежливость.

— Может, проще перейти на другую сторону, чтобы не встречаться? — спросила Тея.

Элинор взглянула на нее.

— Да, ты, наверное, права.

— Что у тебя на уме, Тея? — прямо спросил Николас.

Она заколебалась: стоит ли рассказать ему все, — но если заговорить о помолвке, она от этого станет более реальной. Тея вдруг сообразила, что ей нужно найти какой-то способ соскочить с этого отравленного крючка. Этот человек не только суров и груб, но и патологически жесток с самой колыбели.

— Мои родители были весьма признательны лорду Дариену, и, полагаю, в этом и заключалась его цель. Я удивилась предостережению Мары насчет его недобрых замыслов в отношении нас, а сейчас ты объяснил, что у него есть для этого причина.

— Очень замысловатая месть, — заметил Николас. — Проще было бы, конечно, оставить Дари расхлебывать этот скандал.

Тея обдумала его слова.

— Но в этом случае для него ничего бы не изменилось. Я имею в виду лорда Дариена. Прошлой ночью весь высший свет ясно показал ему, что не желает допускать кого-то из Кейвов в свой круг. Возможно, он рассчитывает изменить эту ситуацию. Поддержка моей семьи для этого была бы как нельзя кстати.

— Высший свет порой может быть куда хуже черни, — согласился Николас. — Если Кейв ищет поддержки вашей семьи, что в этом плохого?

— Как только он добьется своего, у него может возникнуть план какого-то коварства.

Николас вскинул брови.

— Начиталась романов Минервы?

— Планы мести могут быть весьма изобретательными, — возразила Тея.

Он посерьезнел.

— Извини, пожалуйста. Конечно, такое бывает. Элинор, боюсь, нам придется ненадолго задержаться в Лондоне.

— Понятно, — вздохнула в ответ супруга. — Десять лет назад ты не смог помочь Кейву, поэтому попытаешься сейчас искупить свою вину.

— Как хорошо ты меня знаешь!

— Конечно, и я согласна, но не со всем: это не только забота Дари. Он нанес ему вред. Не со зла, об этом мы даже не говорим, но нанес.

— Дорогому Дари еще долго будет не до этого, так что заботы лягут на мои и еще чьи-нибудь плечи.

— То есть? — спросила Тея.

— Поставить все на свои места. Если Дариен хочет, чтобы его приняли в обществе, мы ему поможем.

Вот так! От облегчения у нее задрожали руки, и поэтому пришлось тут же опустить чашку с блюдцем на стол.

Она пришла сюда за информацией, а, судя по всему, обрела защиту. Если на его стороне будут все «балбесы», включая такого почетного, как герцог Сент-Рейвен, плюс помощь ее семьи, лорду Дариену не потребуется никакой пародии на помолвку. Более того: у нее появится средство давления на него. Если попытается ей докучать, она выложит всю правду, и тогда его союзники превратятся во врагов.

— Я так поняла, что он до сих пор носит эту кличку — Канем Кейв, — обратилась Элинор к мужу. — Почему, если когда-то это будило в нем зверя?

— Наверное, ему хватило ума обратить все в свою пользу.

— То есть он весьма неглуп?

— Как любой хороший офицер, а его военная репутация безупречна. Итак, каков наш план? — Судя по всему, Николас консультировался с обоями на стене. — У Дариена должны остаться друзья с армейских времен, но большинство из них — такие же, как он, и до сих пор находятся за пределами Англии, поэтому нам нужны те, кто имеет вес в высшем обществе.

— Это освобождает меня от исполнения долга, — усмехнулась Элинор.

— Постарайся скрыть ликование, любовь моя. — Николас взял жену за руку, возможно, даже не заметив этого, и Тея слегка смутилась от столь откровенного проявления чувств супругами. — Уже хорошо то, что все «балбесы» собрались в Лондоне, чтобы оказать поддержку Дари, и останутся здесь на какое-то время. Члены парламента будут привязаны к городу, пока не закончатся прения. У нас достаточно огневой мощи, но все равно мы не можем впихивать Дариена в свет насильно. Нам нужно обольстить женщин и убедить мужчин.

— Он хоть симпатичный? — поинтересовалась Элинор.

— Как тебе сказать… Если тебе импонирует дьявол… — съехидничал Николас.

— То есть он опасен, а значит, привлекателен для женщин…

В их шутливой пикировке Тея услышала что-то серьезное.

— А что, если он, как и другие Кейвы, само воплощение зла? Что если он задумал с помощью Дари отомстить всей нашей семье из-за того мелкого инцидента десятилетней давности?

Николас обернулся к Тее и сказал просто, словно обсуждая погоду:

— Тогда мы уничтожим его.

Тея уезжала от супругов Делани с ощущением, что с ее плеч свалилась тяжелая ноша, и не переставала удивляться, какие силы привела в действие, но против ее воли школьная история всколыхнула в ней жалость к тому неприкаянному мальчишке.

Ее не отдавали в школу, поэтому все рассказы Дари о Харроу она воспринимала как развлечение. Однако истории были разными и позволяли понять, что школа для мальчиков может стать адом. Порой мальчишки не выдерживали и пытались бунтовать против жестоких угнетателей. Именно поэтому Николас Делани и собрал вокруг себя «балбесов»: для защиты.

Горацио Кейв испытывал дефицит собственной безопасности: коротышка, плохо подготовленный к школе, выросший с ощущением необходимости стать злобным задирой.

Тея заставила себя успокоиться. Это делало его даже более опасным для нее, а не наоборот.

Вернувшись домой, она увидела записку от матери с приглашением в будуар. Испугавшись: вдруг пришли какие-то дурные новости о Дари, — Тея торопливо сняла верхнюю одежду и вышла из спальни, а в коридоре остановилась перед тем самым зеркалом.

Дневной свет сюда почти не проникал, поэтому в коридоре сохранилась атмосфера прошедшей ночи, однако выглядела Тея сейчас совсем по-другому. На ней было закрытое голубое платье с гофрированным круглым воротником — по последней моде. Дари насмешливо описал этот фасон как «голову на блюде». Волосы были уложены в простой пучок без всяких украшений. Из драгоценностей она надела только жемчужные серьги и серебряную брошь с жемчугом.

Она оглянулась, почти уверенная, что Кейв окажется здесь, словно он был духом, парящим в воздухе, который произносил шепотом, как призрак Гамлета: «Помни меня…»

Тея заторопилась дальше, но очертания его фигуры словно плыли за ней, и ей даже стало интересно, не ожидает ли ее лорд Дариен в будуаре матери. Вызов был неожиданным, тем более в послеполуденное время, когда матушка обычно разъезжает со своими утренними визитами.

Не мог же Дариен уже навестить ее отца, чтобы объявить об их помолвке…

Или мог?

Глава 9

Входя в будуар матери, Тея была готова к неприятностям, но в солнечном свете все в комнате казалось наполненным красотой и порядком. Мать улыбнулась ей. Для герцогини внешность у нее была самая обычная: комплекция средняя, каштановые волосы убраны просто, — но внутренняя доброта придавала чертам ее лица очарование, которое останется с ней на протяжении всей жизни.

На столе, покрытом льняной скатертью, стоял фарфоровый чайный сервиз и несколько чашек. Вместе с ее матерью сидела гостья — всегда невозмутимая и элегантная леди Мария Вандеймен, приходившаяся герцогине дальней родственницей.

— Тея, — улыбнулась Мария, — ты вчера вечером была великолепна! Твое платье всех очаровало, хотя мне показалось весьма смелым.

— Вы имеете в виду мой корсет? — Тея поцеловала леди в щеку. — Его надо было поменять вместе с платьем.

— Нет-нет, дорогая: я имею в виду фасон. Если бы я обладала такой же стройной фигурой, как у тебя, заказала бы себе подобное.

В том, как она говорила, не было ни малейшего сожаления. В прошлом году Мария вышла замуж во второй раз, а в феврале родила, после того как на протяжении нескольких лет считала себя бесплодной, и теперь вся светилась от счастья.

Усевшись, Тея приняла чашку с чаем и подумала, что здесь явно что-то затевается.

— Надеюсь, с Джорджиной все в порядке? — поинтересовалась она, сделав глоток.

— Да, все хорошо, спасибо! — Со счастливым видом Мария описала множество достоинств дочери, но на удивление быстро закончила. — Достаточно об этом. Я приехала поговорить о лорде Дариене.

Чашка в руках Теи тихо звякнула.

— Почему?

— Он — друг Вандеймена.

Для Теи это не стало сюрпризом. Второй муж Марии был скандально моложе ее на восемь лет: лихой офицер, ныне пребывавший в отставке. Несмотря на то что лорд Вандеймен был голубоглазым блондином и всегда вел себя как настоящий джентльмен в присутствии Теи, она отметила у них с виконтом общие черты.

— С армейских времен, полагаю?

— Они служили в разных полках, но носили сходные прозвища. В армии Ван превратился в Демона Вандеймена, ну а Дариен, конечно, стал Бешеным Псом.

Герцогиня воскликнула неодобрительно:

— Такая жалость! Мы с Марией вот сидели и думали, что бы такое сделать для дорогого Дариена. Люди ведь такие жестокие! Хочешь кусочек лимонного кекса, дорогая? Повар сегодня просто превзошел себя.

— Он может быть самым настоящим Кейвом, — решила предостеречь мать Тея, протянув руку за кексом.

— О нет! Те были испорченными и эгоистами до мозга костей. Старый лорд Дариен никогда и пальцем бы не пошевелил, чтобы кому-нибудь помочь. Вообще никакого сходства, уверяю тебя.

— Он был мрачным, — сказала Мария.

— Мерзкий виконт не был мрачным, — отмахнулась герцогиня.

— Да, но чокнутый Маркус был. Из-за этого возникло так много сложностей прошлой ночью. Если бы Дариен внешне напоминал отца, то никогда не вызвал бы такой тревоги.

— Но он совсем не похож на Маркуса, — возразила герцогиня. — Тот был жирным монстром.

— Он не был таким в юности, до того как подхватил сифилис.

— Мария! — встревожилась герцогиня, метнув взгляд на дочь.

— Я знаю, что такое сифилис, мама, — сказала Тея.

— О, дорогая! — Герцогиня взяла еще один бисквит.

— Откуда у них черные глаза и волосы? — Тея понимала, что не должна выказывать излишнего любопытства, поэтому произнесла это как можно равнодушнее.

— Это у них от матери-итальянки, — объяснила герцогиня. — Она была оперной певицей или балериной. Магдалена как-то там, кажется.

Тея понимала, что между артистками и проститутками существовала разница.

— Ее принимали в обществе?

— О нет.

— Значит, балерина.

— Не понимаю, откуда вы, молодежь, узнаете о таких вещах, — выразила свое неудовольствие герцогиня, но потом добавила: — Полагаю, мы имеем тот же источник информации. Однако леди Дариен все же была певицей. Замужество за мерзким виконтом вывело ее за все рамки, к тому же она была иностранкой. Некоторые удивлялись, почему она вышла за него. Виконт никогда не считался красавцем и никогда не был своим в пристойных компаниях. Верите или нет, но его брат был и того хуже. Ричарду Кейву пришлось бежать из страны. Жульничал в карты, а потом убил кого-то: одного из таких же, как он, — в каком-то темном переулке. Мне кажется, он сбежал как раз во время Французской революции и закончил на гильотине, к чему можно отнестись как к божественной справедливости.

— А предыдущего виконта называли дьяволом, — заметила Мария. — Это ведь по-настоящему грустная сага, через которую не так-то легко переступить, в особенности история с Мэри Уилмот, которая камнем висит на шее Дариена.

— Тогда мы должны перерезать эту веревку, чтобы освободить его, — заявила герцогиня. — Как в идиотской поэме, которую называют «Опиум».

Она замолчала, а Тея знала, что мать сейчас думает не о поэме Кольриджа «Обледенение старого моряка», а о Дари. Наступила вторая половина дня. Они еще не успели доехать до Брайдсуэлла, но брат уже мог страдать от ломки. Самое худшее в этом случае — галлюцинации, как уже бывало раньше.

Герцогиня тряхнула головой.

— Я уверена, что Дариен прекрасный человек. Его достижения на поле боя достойны восхищения.

Мария закашлялась.

— И что это значит? — потребовала ответа герцогиня.

— Надо заглянуть в лицо фактам, Сара. Он был лихим, отважным и очень успешным, но теперь совсем не образец для подражания в отличие от Вана. Когда Веллингтон назвал его Бешеным Псом, это было не вполне похвалой.

— Он сделал для нас доброе дело, Мария, и мы должны ответить ему тем же. Полагаю, вы с Вандейменом поможете нам?

— Конечно. Только нужно быть очень осторожными.

Герцогиня вновь наполнила чашки.

— Надеюсь, что поддержка таких семей, как наши, приведет к успеху.

— Ты ни в чем не сомневаешься, Сара, а вот я — глупая женщина, которая находится во власти дикого, но красивого молодого мужчины. — Она сказала это без прикрас, но весело, и это была правда.

Тея положила в чашку сахар.

— «Балбесы» тоже помогут. Я навестила сегодня Делани, и Николас пообещал.

— Хорошая новость, — отметила герцогиня, но тут же слегка нахмурилась. — К чему такая спешка с визитом?

— Это из-за того, о чем меня предупредила Мара. Она заметила враждебность между Дари и Дариеном, а Дари признался, что у них была ссора в Харроу.

— Дариен поссорился с Дари? — удивилась Мария. — Это подвиг.

Тея связала то, что услышала, с тем, как мать нахмурилась.

— Это был не очень хороший поступок со стороны Дари, и он должен исправить ошибки молодости. Например, пригласить бедного мальчика в Лонг-Чарт на лето.

Представив это себе, Тея встревожилась.

— Как бы там ни было, — продолжила мать, — если «балбесы» на нашей стороне, можно не сомневаться в успехе. Они сумеют завербовать совершенно разных леди и джентльменов: спортсменов, политиков, дипломатов, покровителей искусств и наук… — так что никто не сможет обнаружить никакой предвзятости.

— О «балбесах» не так широко знают? — удивилась Тея.

— Не в этом смысле. То, что была такая группа школьников, — да. То, что они до сих пор тесно связаны, — нет. Кроме того, существуют еще и связи такие, как между Сент-Рейвеном, Вандейменом и Хокинвиллом.

— Умно! — одобрила Мария. — Это будет выглядеть со стороны как само собой сложившееся благоприятное мнение. А Ван говорит, что его поддержат и многие военные.

Тее пришлось их предостеречь:

— Но что, если у лорда Дариена имеется скрытый мотив? Какое-нибудь недоброе намерение?

— Из-за детской ссоры? — скептически уточнила мать.

— Обиду можно испытывать долгие годы.

— Только не все десять лет войны, — возразила герцогиня. — Что мы узнали такого, что бесчестит Дариена? Не о его семье, а о нем самом?

«Набрасывается на женщин в темных уголках?» — предположила Тея.

— То, что он — Бешеный Пес? — в унисон ее мыслям сказала Мария.

— Дариен не проявлял признаков ненормальности или агрессии.

Тея пристально посмотрела на мать.

— Ты хоть знакома с виконтом?

— Разумеется, дорогая. Разве я могла не разыскать нашего спасителя? Признаюсь, перехватила его у дверей, поплакалась на плече, поблагодарила. Он хорош собой, — заметила герцогиня, взяв кусочек засахаренного имбиря. — На свой лад, конечно. Но эти черные глаза, эта энергия! Просто сбивают с ног!

Она облизнула губы, и пусть всего лишь для того, чтобы избавиться от сахарной крошки, Тее вдруг захотелось прочесть матери резкую мораль насчет того, что необходимо проявлять мудрость и соблюдать внешние приличия.

Должно быть, она все-таки чем-то выдала себя: в глазах у матери засветился огонек, и она заметила:

— Возраст не мешает нам оценить настоящую галантность. Не так ли, Мария?

— Судя по всему, да, но должна заметить, что ты на двадцать лет старше меня, Сара.

— Правда? Наверное, так и есть. — Герцогиня нашла утешение в еще одном кусочке имбиря. — Возможно, самым простым решением будет найти ему правильную невесту: какую-нибудь с безупречной репутацией, как у тебя, Мария. Больше никаких девиц из оперы.

— Английскую леди из родовитой семьи? — задумалась Мария. — С безупречной репутацией, но попавшую в ситуацию, когда не до выбора? — Она повернулась к Тее.

— Только не я! — запротестовала та и вздрогнула.

— Ну конечно, нет! — засмеялась Мария. — У тебя всегда есть выбор. Я просто хотела спросить: может, предложишь кого-нибудь? Ты же знакома со многими молодыми леди.

— Может, какая-нибудь веселая вдовушка предпочтительнее? — заметила герцогиня.

— Как я, например?

— Ага, увидела вкусненький кусочек и тут же его проглотила. Голос разума здесь ни при чем. Не думаю, что Вандеймена это очень заботит, но Дариен может не захотеть жениться на даме старше его. Лучше поискать среди тех, что засиделись: лет, скажем, двадцати четырех — двадцати пяти, — и, возможно, поставили на себе крест, приехав в Лондон на сезон…

— Сара, ты, как всегда, опережаешь события, — заметила Мария. — Прежде чем начинать сватовство, прежде чем предпринимать хоть что-то в этом направлении, мы должны быть уверенными, что лорда Дариена примут в приличном обществе. Нам мало что известно о нем, а он все-таки из Кейвов.

— Но Дари…

— Один поступок не делает из него ангела, а если мы станем всюду рекомендовать его, наша репутация будет связана с его.

— А как тогда быть с Вандейменом? — с вызовом спросила герцогиня. — Он же сказал, что поможет Дариену.

— Ван хоть и поручился за него, но все же уточнил, что в армии человека ценят не за те же качества, что в мирной жизни. То, что естественно на войне, неприемлемо в гостиных.

— Он помог Дари, — возразила герцогиня, — и мы не можем не отплатить ему добром.

Тея взяла кусочек засахаренного имбиря. Предостережение становилось все более актуальным. Теперь матушка не пожелает услышать ни единого слова против лорда Дариена.

— Даже если отбросить в сторону этот его поступок, — продолжила герцогиня, — Дариен заслуживает доброго отношения как ветеран войны. Вы ведь знаете, как трудно некоторым молодым людям найти себя в мирной жизни. Вспомни про своего мужа, Мария. Герой, но встал на путь саморазрушения, и если бы ты не прибрала его к рукам, неизвестно, чем бы все закончилось. Ты не можешь отрицать это.

— Даже не буду пытаться. Возможно, с Дариеном происходит то же самое.

— Или, напротив, совсем по-другому. Прости за откровенность, Мария, но Дариен, насколько мне известно, не злоупотребляет алкоголем и не сидит сутками за карточным столом.

— Однако, как я уже сказала тебе, Сара, мы слишком мало знаем, чтобы быть уверенными в нем.

Тее стало интересно, чем закончится их пикировка, но тут герцогиня сказала:

— Я уже поручила мистеру Торесби провести расследование.

— А, ну тогда все в порядке… — расслабилась Мария.

Тея тоже перевела дыхание. Секретарь матери отличался высочайшим профессионализмом и стоял на страже ее природной доброты и щедрости. Он вытащит на свет божий все грехи Дариена.

— Мистер Торесби не найдет ничего порочащего лорда Дариена, — решительно заявила герцогиня. — Калли боготворит его. Возможно, нам следует пригласить его на ужин.

— Калли? — спросила Тея в недоумении.

— Дариена, дорогая. Надо внимательно составить список гостей. Познакомим виконта с нужными людьми, которые смогут оценить его военные заслуги и у которых достаточно влияния, чтобы изменить общественное мнение. Герцог скажет что-нибудь одобрительное о нем в клубах. Надеюсь, Вандеймен поступит точно так же, Мария?

— Ну разумеется. Только не забегай вперед, Сара: подожди отчета мистера Торесби.

— Ладно, согласна. Предварительный отчет он представит уже на днях.

Мария поднялась и прижала руку к своей объемистой груди.

— Мне пора к Джорджии.

— Привези ее как-нибудь к нам, — попросила герцогиня, целуя гостью в щеку. — Я обожаю маленьких детей.

— Как-нибудь непременно, — пообещала та и удалилась.

— Так приятно видеть Марию счастливой. Она никогда об этом не распространялась, но ее первый муж был сплошное печальное недоразумение, и не только в том, что касалось детей. Конечно, мы переживали по поводу Вандеймена, но он резко изменился в лучшую сторону. С Дариеном будет то же самое. — Она повернулась и внимательно посмотрела в глаза дочери. — Ты говорила, что пока не выбрала никого из своих поклонников, дорогая?

— Да, мама, — сказала Тея, предотвращая разговоры о сватовстве.

— Хорошо. Тогда ты вполне можешь оказать поддержку Дариену. — Должно быть, выражение лица дочери было красноречивее слов. — В чем дело? Он тебя пугает?

— Нет… то есть я не знаю: мы не встречалась, — солгала Тея.

— Правда? Мне показалось, что ты познакомилась с ним прошлой ночью и у тебя сложилось о нем вполне определенное мнение.

— Я просто наслушалась о нем всякого.

— Что за странное настроение у тебя сегодня. Переутомилась, наверное? Я ведь прошу о немногом: просто обратить на него внимание. Может, позволить предложить тебе руку, сесть рядом, занять разговорами, принять приглашение на танец, но только без этого выражения на лице, словно ждешь, что тебя съедят. Разве это так трудно?

— Нет, — согласилась Тея. В конце концов, предполагалось, что она помолвлена с виконтом. И чем это все закончится для нее?

— У тебя прекрасная репутация настоящей леди, добродетельной и благоразумной. Это поможет убедить общество в порядочности виконта Дариена. Итак, когда? — Герцогиня открыла свою записную книжку. — Сегодня вечер в «Олмаке», но пока нет возможности пригласить его туда.

Пока? Тея чуть не расхохоталась.

— Музыкальный вечер у леди Рейберн в четверг. Очень избранное общество. Это будет трудно…

— Ты собиралась дождаться отчета мистера Торесби, мама, — напомнила Тея.

— Уверена, что у него к тому времени уже что-нибудь будет. Нам нужно действовать быстро, чтобы изменить ход событий, а то если люди схватятся за какую-то идею, их уже не переубедить, — заявила она решительно.

Тея больше не протестовала. У нее еще три дня до встречи с этим человеком, если только он раньше нагло не ворвется к ним в дом, чтобы заявить на нее права как на свою невесту.

Нужно попытаться увидеться с ним как можно скорее, чтобы объяснить, почему теперь можно обойтись без помолвки.

Глава 10

В полдень Дариен занялся работой с никогда не уменьшавшейся стопкой деловых бумаг. У него уже не было сомнений, что леди Теодосия сохранила их встречу в тайне и за его поведение вызова не последует. Вероятно, теперь она мечется в замкнутом круге, пытаясь придумать, как избежать помолвки.

Эта мысль вызвала улыбку. «О нет, миледи! Вы моя».

Если думать так было коварством, то гроссбухи, счета и квитанции ему посланы в наказание. Он не привык этим заниматься, хотя и понимал, что нужно разбираться во всем, за что ответственность лежала на нем. Глухие удары в парадную дверь оторвали его от очередной колонки цифр.

Не слишком ли быстро он расслабился?

Дариен прислушался: вот Пруссок затопал к входной двери, затем раздались неясные голоса, потом шаги в сторону его комнаты и, наконец, стук в дверь.

— Войдите.

— Вас хочет видеть джентльмен, милорд, — раздраженно доложил Пруссок. Гости явно были ему в тягость.

Поднявшись, Дариен приготовился к худшему.

— Кто?

— Лорд Вандеймен, милорд.

На миг его накрыла волна облегчения, но потом навалились другие сложности. Ван станет его первым гостем. Где его принять?

Мебель в приемной и в салоне до сих пор была укрыта полотном, то же самое было и в гостиной на отцовской половине. Дариен не желал пользоваться теми комнатами, отказался также от большой спальной, которая принадлежала Маркусу, несмотря на то что все следы прошлого были тщательно уничтожены.

Дариен обосновался в третьей спальне, очень скромной по размерам, и пальцем о палец не ударил, чтобы хоть как-то ее украсить или облагородить.

Прежде чем какое-нибудь решение пришло ему в голову, на пороге появился Ван, стройный, светловолосый, с длинным шрамом вдоль щеки.

— Думаешь, как бы меня вышвырнуть? — спросил он с улыбкой, но глаза его оставались серьезными.

Засмеявшись, Дариен пошел ему навстречу, чтобы обменяться рукопожатиями.

— Нет, только вот думаю, где бы тебя усадить. Я практически здесь не живу, но у меня все есть. Эль, вино, чай, кофе?

— Кофе, спасибо. — Ван оглядел комнату.

Дариен отослал Пруссока на кухню и пояснил:

— Здесь все по-спартански. Когда отец умер, душеприказчик вывез отсюда все бумаги, подтверждающие мое право на титул, а я не потрудился их вернуть. Тут еще были книги, какие-то старые альманахи и еще много чего, но все сгнило, и я приказал Пруссоку их сжечь.

— А почему бы не продать все это? Неплохие деньги…

Дариен усмехнулся:

— Как знать… Рад видеть тебя, Ван.

Тот улыбнулся в ответ.

— Тогда позволь спросить, почему мы не увиделись раньше. Я вот только услышал, что ты вчера был на балу у Йовилов, и сразу к тебе: не знал, что ты в городе.

— Обустраивался. — Это прозвучало как извинение. — Может, пройдем в гостиную? Там, правда, все еще не распаковано.

— Тогда зачем тревожить саван? — Ван уселся в кресло с продавленным сиденьем у холодного камина. — Как поживаешь?

Немного встревожившись, Дариен сел во второе кресло. Ван мог приехать к нему просто по дружбе, в этом не было сомнения, но мог и по делу, имевшему отношение к прошлой ночи. У него были свои связи с «балбесами».

— Очень даже ничего, все под контролем, — ответил он. — А ты? Как жена? Дети есть?

В прошлом году Дариен был несказанно удивлен, узнав, что Ван женился на богатой вдове значительно старше его и стал обладателем поместья, пребывавшего в худшем положении, чем у Дариена.

— Все отлично! — сказал Ван. — Рекомендую и тебе обзавестись семьей.

Прежде чем Дариен смог отвлечься на эту тему, Ван спросил:

— Ты специально избегал меня вчера?

— Напролом и в точку, как всегда. Разумеется, избегал. Я был прокаженным на том празднике жизни, и у меня в мыслях не было заражать тебя.

— Никогда не подозревал тебя в донкихотстве. Но если ты и болел проказой, то теперь исцелился: стал любимчиком герцогини Йовил, — правда, не стал дожидаться, когда тебя увенчают лаврами.

— Чем очень расстроил ее, да?

Брови у Вана дернулись.

— Нет, только слегка озадачил. Зачем?

— Терпеть не могу, когда надо мной рыдают.

— Что в действительности происходит?

Дариена так и подмывало рассказать Вану все, но это продолжалось не больше мгновения. Ему не стоило посвящать друга во все эти подробности, потому что могут возникнуть определенные обстоятельства, до которых Вану вообще не должно быть никакого дела.

— Это мне за грехи. Я ведь все-таки виконт Дариен. Когда полк вернулся в Англию и был задействован в подавлении восстания отчаявшихся ткачей в Ланкашире, я понял, что служба в армии не для меня, и посчитал, что принесу больше пользы, занявшись делами своих поместий. Надо было разобраться с финансами и решить, что вообще делать с собственностью, включая вот это проклятое место.

— Выглядит как исключительно нормальное жилище.

— Ну его к дьяволу! Это логово чокнутого Маркуса Кейва.

— Господи, я так и подумал. Собираешься продать его?

— Я его уже год как выставил на продажу или аренду.

— Никто не отозвался?

— Ни единая душа.

В комнату вошел Пруссок с подносом, на котором стоял высокий фарфоровый кофейник и другая необходимая посуда. Еще виднелось блюдо с разнообразными бисквитами. Интересно, подумал Дариен. В этом доме ничего подобного еще ни разу не попадалось на глаза. К сладкому он был совершенно равнодушен, поэтому нисколько не переживал, но придется проверить, сколько тратит миссис Пруссок, в особенности на продукты для слуг, хотя в списке дел это стояло в самом конце. Если надо будет закрыть на это глаза, что ж: так будет дешевле в конечном счете, — а то откажутся от места.

Когда кофе был разлит и Пруссок вышел из комнаты, Ван сказал:

— Значит, в том, что ты унаследовал, было кое-что ценное: тебе повезло больше, чем мне.

Дариен успокоился — беседа не касалась опасных тем. У Вана мог даже быть кое-какой опыт по части управления недвижимостью и знание соответствующих законов.

— Удивлен, да? Самое ценное было распродано несколько лет назад, а три поместья заложены под небольшие проценты. Ими плохо управляли, однако они ежеквартально приносят доход, которого хватает на самое необходимое, а больше мне и не нужно. Твои фамильные поместья были в ужасном состоянии?

Ван сухо улыбнулся.

— Ушли за долги. Я решил свои проблемы, женившись на деньгах. Тебе бы тоже стоило рассмотреть такой вариант.

Дариен рассмеялся.

— Да разве богатая наследница согласится выйти замуж за Кейва? Мне вообще будет не просто найти вторую половину, а уж состоятельную…

— Глупости! — отмахнулся было Ван, но, подумав, решил, что он прав. — Тогда прошлая ночь — настоящая удача. При покровительстве Дебенхеймов ты скоро обретешь достойное место, и от амбициозных молодых леди не будет отбоя, это точно. А при титуле и вовсе станешь этаким красавцем оленем в сезон охоты.

Дариен снова засмеялся.

— Решил подбодрить меня? Похоже, и сам устраивал охоту, после того как вернулся?

— Зимой провел несколько недель в Мелтоне. Это превратилось в целый мир, замкнутый на самом себе.

Какое-то время они поговорили об этой Мекке охоты на лис, обсудили планы на следующий сезон, затем Ван взял еще один бисквит и как бы между прочим спросил:

— С чего это ты выступил в защиту Дари прошлой ночью?

Дариен понял, что они добрались до вопроса, ради которого Ван и приехал. Интересно почему?

— А что тебя удивляет?

— Я был уверен, что ты ненавидишь Дари всеми фибрами души. В Брюсселе ты избегал его как только мог.

Дариен постарался скрыть свои истинные чувства и как можно беспечнее ответил:

— Мы с ним не ладили в школе, поэтому и хотелось избежать столкновений, тем более перед сражением.

— Мы все старались высасывать до дна радости жизни, пока могли. Дари в этом деле мастак. Что между вами произошло?

— Старая история.

Внимательно посмотрев на него, Ван решил не настаивать.

— Значит, ты проявил великодушие, изменив своим обычаям, чтобы помочь ему. И помог. Теперь он навсегда покончит с зависимостью от опиума, и чем меньше будет груз на его плечах, тем лучше.

Дариен хотел сказать в ответ что-то ядовитое, но он знавал многих людей, которые оказались в плену у этого демона после долгих и мучительных страданий.

— Надеюсь, он победит.

Ван кивнул.

— У тебя тоже драка впереди. Ты хочешь быть принятым в лондонском обществе?

— Разве я не заслужил? — с вызовом спросил Кейв.

— Разумеется, заслужил. — По выражению лица Вана было понятно, какие чувства его обуревают. — Как мы можем тебе помочь?

— «Мы»? — удивился Дариен.

— Мы с Марией. Милости просим в гости — она с нетерпением ждет знакомства с тобой.

Дариен сильно в этом сомневался.

— Очень тронут, спасибо, но пока не могу: у меня мало друзей, и не хочется ставить их в неловкое положение.

— Чтобы вместо этого их обидеть? Одному богу известно, какие у нас запланированы общественные мероприятия — это женское дело, — но обязательно приходи к нам на ужин в следующую среду. А до тех пор мы будем оказывать тебе поддержку на всех светских вечерах.

— Твоя жена…

— Она согласится.

— Ты так в этом уверен. Неужели держишь ее под каблуком?

Ван засмеялся.

— Ты даже не представляешь, насколько абсурдна ситуация. Она уже согласилась сделать все от нее зависящее, причем сама предложила.

— Вероятно, твоя жена не вполне понимает, во что ввязывается. Она же вдова торговца, я прав? Иностранного торговца.

Ван опять рассмеялся, откинув голову назад.

— Ты ведь сам ничего не понимаешь. Мария, мой мальчик, урожденная Данпот-Файф. Для тебя это может ничего не значить, но ее имя на самом верху генеалогического древа, уверяю тебя. Мария — кузина герцогини Йовил, и через фамильное древо связана со всеми важными семействами, включая, полагаю, королевские, по меньшей мере в четырех странах. Сейчас она пребывает в особняке своей кузины и разрабатывает планы.

Дариен похолодел. Жена Вана кузина матери леди Теодосии? И все трое находятся в центре сети, которая обладает практически неограниченной властью над обществом? Это открытие было сродни западне: твой отряд наткнулся на солдат без оружия, обрадовался, а в это время на тебя из-за гребня холма сваливается целая вражеская армия.

— Я заверил Марию, что ты отличный парень.

Дариен опустил чашку.

— Ты говоришь так, словно сомневался в этом.

— Но ты ведь себе на уме, — сказал Вандеймен, посмотрев ему прямо в глаза.

— Я всего лишь хочу, чтобы меня приняли в обществе не как нечто экзотическое, а как вполне разумное нормальное человеческое существо.

— Тогда и вовсе не возникнет никаких сложностей. Мой тебе совет: оставь это женщинам. — Ван поднялся. — У меня назначена встреча, но к тебе заедет Мария с правильными приглашениями, которые ты должен принять: рауты и все такое, полагаю. Это просто повод войти в чей-то дом, с кем-то поздороваться, а потом уехать. Для этого потребуются визитные карточки.

— У меня есть. Но как же все это странно и…

Ван отмахнулся:

— И не говори! Столько всяких правил. Но все пэры Англии вынуждены посещать разные сборища, которые нельзя назвать избранными. Есть еще Театры и, возможно, выставки. Когда тебя увидят с Марией, это придаст твоей персоне вес.

— Очень любезно с твоей стороны. — Дариен пытался решить, стоит ли принимать такую помощь.

— Ты все еще боксируешь? — поинтересовался Ван.

— А что? Не терпится схватиться со мной?

— Всегда! — заулыбался Ван. — Это такой род занятий, во время которого ты общаешься с нужными мужчинами. В пятницу вечером? Можем отправиться в «Джексоне».

— С удовольствием.

Ван коротко пожал ему руку.

— Как здорово, что мы снова вместе, Канем! И на этот раз смерть осталась в далеком будущем.

Дариен проводил гостя до дверей, надеясь, что все сказанное им — правда.

Ощущение дружеского участия согрело. В то же время его обеспокоило появление новых линий на шахматной доске. Сейчас в игре три королевы, и они могут стать тремя мойрами[1], которые решат, жить ему или умереть.

Быстрая оценка подсказала, что он больше не может воздействовать на ситуацию своими силами: это равнозначно воздействию на трех мойр, — потому вернулся в кабинет и опять занялся малопонятной бумажной работой. Не успел он закончить сравнение двух страниц, как опять раздался стук в дверь.

Что там еще?

На этот раз, как обычно, Пруссок принес послеполуденную почту. Увидев три письма, Дариен понадеялся, что среди них есть от Фрэнка, но нет: одно было от поверенного, другое — от нового управляющего Стаурс-Кортом, его поместьем в Уорвикшире, а третье без обратного адреса.

Сломав печать, он развернул лист бумаги и увидел плохо напечатанную карикатуру. Такие рядами выставляют в книжных лавках. Эта карикатура была ему знакома: такую же, тоже анонимно, Дариен получил во Франции в прошлом году, через неделю после смерти отца и брата.

На ней были изображены два толстяка, растянувшихся на склоне горы, у подножия которой разверзлась преисподняя. Вцепившиеся в их обутые в сапоги ноги бесенята тащат своих жертв вниз. Там, в преисподней, полыхало пламя, а Люцифер и огромный жирный монстр поджидали парочку.

Чтобы ни у кого не было сомнений, кто есть кто, монстр был снабжен подписью «Чокнутый Маркус Кейв», а двое мужчин были обозначены как «Нечестивый Кристиан Кейв» и «Мерзкий виконт Дариен». Наверху, в облаках, расположился Бог с молниями в руках, которые он собирался метнуть вниз. Большими четкими буквами было напечатано «Кейв».

В самом низу имелась подпись, как на картине: «Гнев Божий».

— Прекрасно! — пробормотал Дариен в адрес отправителя. — И пошел к дьяволу тоже!

В главном карикатура была правильной: его отца, шестого виконта, и второго старшего брата — того самого «Нечестивого Кристиана Кейва» — нашли мертвыми на торфяниках рядом со Стаурс-Кортом. Они вышли поохотиться и погибли от удара молнии во время грозы.

Узнав об этом, Дариен никакой скорби не испытал: возможно, досаду, оттого что смерть их была столь бездарной. Свое отвратительное преступление Маркус совершил шесть лет назад, погиб через год, а гнев Божий разразился совсем недавно.

Эту карикатуру опять перепечатали и распространили, но кто за этим стоит? В дверь опять забарабанили, Дариен смял листок с рисунком в кулаке.

— Боже милостивый! Что еще? — взревел Дариен, вскакивая, и тут же вспомнил, что дурные вести всегда приходят третьими.

На пороге стоял Пруссок, и вид у него был еще более страдальческий.

— У вас еще один гость, милорд.

— Ты имеешь в виду, визитер?

— Нет, милорд. Он сказал, что намерен у вас остановиться.

— Кто?…

Но за спиной у дворецкого уже появился тот самый джентльмен, о котором шла речь: огромный, круглый, сияющий, похожий на херувима.

— У тебя прекрасный дом, Канем! — провозгласил Пуп Аппингтон, урожденный Персиваль Артур, бывший лейтенант полка, в котором служил Дариен.

Родители мечтали вырастить воина и отправили его в армию, когда мальчику еще не исполнилось двенадцати. Каким-то чудом юноша от корнета дослужился до лейтенанта под началом капитана Кейва.

Прозвище Пуп он получил еще в школе, но перспектива превратить его из щенка в пса не вызвала ни в ком сопротивления.

Наверное, поэтому Дариен не попытался отделаться от него, а помог уцелеть во время войны на Пиренеях, потом во Франции, пережить фальшивый мир, пройти через Ватерлоо. У всего этого были несчастливые последствия. Пуп стал преданным, как щенок. Дариен решил, что избавился от него, когда в конце прошлого года молодой человек унаследовал капиталы отца, однако он не ушел из армии и был предан, как всегда.

Когда продал свой офицерский чин, Дариен решил, что перерезал пуповину, тем более что Пуп в то же самое время отправился оформлять свое скромное наследство. Так что, черт возьми, он делает здесь?

— Спасибо, Пруссок, — растерянно поблагодарил слугу Дариен.

Когда тот сделал шаг в сторону, чтобы обойти гостя, открылся вид на изумительный жилет, который обтягивал круглый живот Пупа. Его украшал пейсли — шотландский орнамент желтого и синего цветов. Пуп был одет сокрушительно, по последней моде, что включало воротник, который подпирал уши, и огромный галстук, который по идее должен был изображать завихрение водопада, но вместо этого напомнил Дариену вилок цветной капусты.

— Что ты здесь делаешь, Пуп?

— Понемногу осваиваюсь в Лондоне, — ответил молодой человек. — К тому я подумал: у Канема есть свой дом, но нет ни жены, ни семьи, а стало быть, ему нужна компания.

Сияющий вид гостя подтверждал его уверенность в своей правоте.

Вот уж действительно, дурные вести всегда приходят третьими.

— Тебе здесь не понравится, Пуп. Я персона нон грата.

— Персона… чего?

— Тот, кого нигде не принимают, никуда не приглашают. Никаких тебе вечеров, балов, вообще ничего. — Черт, он начинает говорить, как Пуп. — Тебе удобнее остановиться на постоялом дворе или в гостинице.

Свободный, ничем не связанный Пуп — в Лондоне!

Черт возьми дважды!

— Все прекрасно, Канем! Это лучше, чем ордер на постой, да?

Почему, дьявол побери, он не дал Пупу утонуть в Луаре, когда был такой шанс? Дариен продолжал готовить другие аргументы, когда раздался очередной стук в дверь.

— Заходи! — крикнул он во весь голос.

Это уже ни в какие рамки! Раньше такого никогда не бывало.

Вошел Пруссок и принес единственное письмо — на сей раз на подносе и с выражением почтительности.

— От герцогини Йовил! — объявил он таким громким голосом, что наверняка услышали в доме по соседству.

Дариен взял письмо, уступая велению судьбы, сломал огромную, с крестом печать, развернул лист дорогой бумаги и прочитал теплую фразу с благодарностью за помощь ее сыну.

Нет никакого четвертого раза! Вместо этого — первый шаг к победе.

— Герцогиня, да? — фыркнул Пуп. — Это ты так пошутил насчет какого-то там грата? Канем Кейв, каков он есть. Это значит — дорогой гость везде! Какую комнату мне занять?

Возможно, то было ощущение эйфории от маленькой победы, или он просто не мог выкинуть за дверь этого луноликого, но Дариен не стал возражать. Пуп может занять бывшую комнату Маркуса. Даст бог, его аура разрядит напряженную атмосферу и распугает призраков. Дариен подхватил саквояж Пупа и пошел вверх по лестнице, а молодой человек последовал за ним, без видимых усилий водрузив на плечо свой сундук.

— Еще не обзавелся камердинером, Пуп?

— Был один, но так меня запугал, что я его выгнал.

— Пользуйся услугами моего: не запугает, но пьет.

Когда Дариен опустил саквояж на пол, у него возникла идея. Возможно ли нанять секретаря для мужчины, как нанимают пожилых дам, чтобы контролировали каждый шаг юных леди? У молодых людей во время путешествий тоже есть сопровождающие. Что если и у Пупа будет этакий камердинер и наставник в одном лице, чтобы руководить продвижением по жизни?

Главное, чтобы это был правильный человек, который не станет пользоваться воспитанником для своей выгоды. Такого вполне может знать Вандеймен. Или его многоопытная жена.

Он уже повернулся, намереваясь уйти, но Пуп вдруг спросил:

— Итак, что будем делать?

— У меня сейчас куча бумажной работы: оформляю наследство, то-се…

— Тогда вечером. Я хочу наведаться в лондонский бордель, причем в самый лучший.

Дариен покачал головой и, на миг прикрыв глаза, пообещал:

— Мы пройдемся и осмотрим окрестности.

Дариен отправился в гостиную, решив, что пора придать ей жилой вид. Приподняв белое покрывало, увидел старомодную тяжелую софу под стать такому же древнему ковру. Стены были выкрашены в депрессивный цвет буйволовой кожи, но, наверное, если приложить некоторые усилия, комнату можно превратить в более презентабельную.

Ему стало интересно, когда в последний раз ею пользовались. Чтобы отец собирал здесь гостей для амуров, можно было представить с трудом, а мать перестала приезжать в Лондон вскоре после замужества, потому что была не в силах растопить арктический лед высшего общества, отвергшего ее. Сам он никогда здесь не бывал: перед тем как отправиться в школу, его держали в Стаурс-Корте.

А его бабка? Так же маловероятно. Она возбудила иск о раздельном проживании с мужем по причине его невыносимой жестокости и добилась своего, так что ее власть здесь закончилась в самом начале замужества, то есть очень, очень давно.

Его заинтересовали картины на стенах, укутанные в полотна, и он сбросил одно. Под ним оказался тусклый пейзаж с остроконечными горами и маленькими фигурками людей на их фоне. Под другим открылось изображение женщины с бледным лицом, одетой по моде прошлого века. Наверное, портрет его бабки до того, как она вырвалась из ада.

А нет ли тут портрета его матери? Он ее совсем не помнил. Дариен начал раскрывать картины одну за другой и наткнулся на портрет отца.

Это было вполне приличное полотно, написанное маслом, изображавшее мужчину лет тридцати с грубыми чертами лица. Портрет, вероятно, был написан в то время, когда отец унаследовал титул, задолго до женитьбы. Если художник польстил объекту, помоги им господь всем!

Но даже тогда тяжелое лицо мерзкого виконта было бугорчатым и красным, нос — раздутым, каштановые волосы — редкими. Подбородок свисал на криво повязанный галстук, а круглый живот выпирал из-под светлого жилета, пуговицы на котором того и гляди с треском оторвутся. И все равно он сидел, широко расставив ноги, абсолютно уверенный в своей власти.

Глядя на портрет, Дариен вспомнил, как отец выглядел в жизни уже стариком: те же дряблые красноватые губы, те же мешки под жестокими глазами, которые, казалось, пронизывали взглядом и сейчас и словно говорили: «Думаешь, ты лучше меня, парень? Ты тоже Кейв, и никто об этом не забудет».

— Это кто?

Дариен вздрогнул. Конечно, Пуп отправился следом за ним. Он когда-нибудь угомонится?

— Никого не напоминает? — спросил Дариен.

Пуп остановился перед картиной.

— А кого? Возможно, принца-регента немного. Помнишь, как он проводил смотр полка в прошлом году?

Дариен расхохотался. Иногда Пуп может оказаться весьма кстати. Отыскав крепкий стул под покрывалом, он распаковал его, передвинул к стене и с помощью Пупа снял тяжелую картину. Под ней обнаружился квадрат светло-желтого цвета. Пусть это будет добрым знаком!

Дариен перетащил портрет в прежнюю комнату отца и закрыл туда дверь. Пуп топтался у него за спиной, явно намереваясь еще подвигать мебель, но он сказал, что ему нужно работать, и отправился к себе в кабинет.

Тем не менее, на душе у него стало легче. Целую вечность такого не было. Свою лепту внесли Ван, письмо герцогини и даже Пуп.

Воодушевленный, как и Пуп, он сейчас совершенно не соответствовал репутации Кейвов, а потом вспомнил кровь на крыльце и «Гнев Божий». Кейв-хаус не место для невинной души. Надо будет скорее разрешить ситуацию с Пупом.

Он снова углубился в бумаги, однако суть изложенного в них не доходила до ума, и он, откинувшись на спинку стула, задумался.

Письмо герцогини свидетельствовало, что леди Теодосия ничего не рассказала матери о том, что произошло. Следовательно, она должна бы согласиться пройти через все, что связано с их сделкой, хотя полной уверенности не было.

В особенности после того поцелуя.

Стало быть, придется как следует подготовиться к предстоящей встрече с Великой Недотрогой.

Он рассмеялся: ну и прозвище! Такое же дурацкое, как Бешеный Пес.

Глава 11

Остаток среды Тея провела в страхе перед внезапным появлением Кейва и, в противоречии с логикой, беспокоилась, что встретит его на ассамблее в «Олмаке». Разумеется, даже ему было не под силу запугать проклятых патронесс, поэтому она расслабилась и решила получать удовольствие от обыкновенного вечера: болтала с подругами, не пропускала ни одного танца, в пятый раз отказала лорду Авонфорту. Но у нее было такое чудесное настроение, что, если бы не уговор с Кейвом, приняла бы его предложение. Тея не собиралась обручаться с виконтом, но согласиться сейчас выйти замуж за кого-то еще все-таки немного чересчур.

По какой-то причине Авонфорт решил воспользоваться случаем, чтобы настоять на своем.

— Ну почему нет, Тея? Ты же не станешь отрицать, что мы идеально подходим друг другу.

— Да, — искренне согласилась с ним, как обычно, Тея.

Молодой человек и правда был хорош собой: с каштановыми волосами, стройной фигурой, он был известен всему высшему обществу как истинный джентльмен, следовавший моде и умевший одеваться самым изысканным образом. Жил он в великолепном особняке, а поместье его находилось недалеко от Лонг-Чарта. Она знала его всю свою жизнь, любила его мать и двух сестер, младшая из которых — теперь леди Кингстабл — была ее лучшей подругой.

— Я пока не могу взять на себя такие обязательства, Авонфорт. Ведь Дари…

— Он сам помолвлен, Тея, а потому ни в коем случае не станет возражать, если мы сделаем то же самое.

— Я не об этом. Просто мне нужно немного прийти в себя, прежде чем принять столь важное решение.

— Сколько это займет времени?

«Вот же настырный!» — подумала Тея. Так и хотелось отрезать: «Вот рак на горе свистнет…» — но вместо этого она сказала:

— Месяца полтора.

Это был срок, который лорд Дариен объявил ей, и не важно, как все сложится.

— О боже! — воскликнул денди. — Это же целый сезон!

— А я и хочу насладиться целым сезоном. Летом подробно поговорим об этом в Лонг-Чарте.

Авонфорт нахмурился, но Тея поняла, что он воспринял ее слова как гарантию согласия. Возможно, он и прав, но ее это только разозлило. А еще ей страшно хотелось покончить с ситуацией, которая сложилась с этим мерзким виконтом.

Утром в четверг она спросила у матери, что удалось разузнать мистеру Торесби, но тот пока не представил отчет.

На случай, если вдруг Кейв явится с визитом, она решила отправиться навестить Мэдди.

Кузина только-только встала и еще не переоделась в утреннее платье, но едва взглянув на нее, тут же спросила, словно других мыслей в голове не было:

— Ты уже виделась с лордом Дариеном?

Снимая уличную накидку, Тея инстинктивно солгала:

— Нет.

— Я тоже нет, но вчера вечером Кэролайн Кемберли сказала, что он вылитый Конрад, до кончиков ногтей! Выпей шоколаду.

Она крикнула горничной, чтобы та принесла еще одну чашку.

— Конрад? Какой Конрад?

— Корсар!

— А, Байрон, — сказала Тея, усаживаясь: поэма лорда Байрона «Корсар» тогда была у всех на устах. — Чем именно похож?

— В первую очередь манерами. — У Мэдди под рукой оказалась тоненькая книжечка, и она открыла ее на заложенной странице. — Слушай!

— Разве это не чудесно?

Было похоже, но Тея не согласилась:

— Звучит не очень-то привлекательно.

— У тебя в душе нет никакой романтики. Я умру, если не познакомлюсь с ним! Жаль только, что он нигде не появляется. Маман заявила, что его вышвырнут, если он осмелится.

Это не было секретом, поэтому Тея возразила:

— А моя, напротив, намерена восстановить его репутацию в обществе, поэтому у тебя появится шанс.

— О, прелесть! — воскликнула Мэдди и процитировала новый пассаж:

— Магия души! — прижимая книгу к груди, повторила девушка. — Представь, каково это: оказаться без сил перед человеком с непреклонной волей.

— Ужас полный! — не согласилась с ней Тея.

— Ты просто невозможна!

Вернулась горничная с чашкой на блюдце, и Мэдди наполнила ее шоколадом.

— Как жалко, что он безобразен.

— Дариен? Я бы не сказала… — Тея прикусила язык, и подруга не заметила ее оплошность.

— О, Конрад! — воскликнула Мэдди и процитировала еще отрывок:

Стараясь не рассмеяться, Тея отпила шоколаду.

— Бог — это старик с седой бородой?

— Нет: Аполлон, Адонис!

— Нептун с водорослями вместо волос?

Мэдди запустила в нее диванную подушку.

— Нельзя же верить всему, что говорит Кэролайн. — Тея поймала подушку и отложила в сторону. — Мне кажется, лорд Дариен не в твоем вкусе.

— У него огненный взор! — упрямо заявила Мэдди.

— У лорда Дариена? Кошмар какой!

— Настоящий Конрад, начиная с черных глаз. У Дариена такие же. Я должна познакомиться с ним, и как можно скорее. Обещай, Тея, если узнаешь, что он намерен появиться на каком-нибудь вечере, предупреди меня!

— Вообще-то, Мэдди, его лучше оставить в покое.

Она взяла книгу. Как любая другая молодая леди, она знала поэму почти наизусть, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы найти нужное место:

Мэдди не забеспокоилась, не испугалась, а лишь вздохнула:

— О! Восхитительно!

Тея захлопнула книгу.

— Ты на пути в Бедлам.

— Как это замечательно — сойти с ума!

Выдержав еще полчаса бредовых речей кузины, Тея попрощалась, но в голове у нее все крутился тот отрывок из поэмы. Он казался очень уместным. Это был человек, в котором она рассчитывала увидеть силу разума? Человек, у которого была причина — не важно, что давняя и не вполне правдивая — ненавидеть ее семью?

Вернувшись домой, она столкнулась с матерью в коридоре наверху.

— Как там Мэдди? — поинтересовалась герцогиня.

— Сходит с ума по «Корсару».

Леди Йовил оперлась рукой о стену.

— Только не говори, что она связалась с пиратом!

Тея засмеялась.

— Нет, конечно. Это поэма Байрона.

Герцогиня пришла в еще большее смятение.

— Лорд Байрон вернулся?

— Я о поэме. Не о поэте, мама. Конрад, Медора, Гюльнар, гаремы…

— А, это… Сплошная глупость, а не поэма. — Герцогиня продолжала говорить, провожая дочь до дверей спальни. — Медора была в полном праве заявить, что у ее мужа достаточно денег, чтобы оставаться дома и наслаждаться семейной жизнью. Зачем ему нужно было вновь отправляться в море и заниматься разбоем?

— Потому что мужчины терпеть не могут бездействие, им нравится опасность.

— Это правда. Ты слышала, что Кардью Фробишер серьезно пострадал, когда попытался перелезть через стену, чтобы проникнуть в Тауэр?

— Ради всего святого, зачем?

— Вот именно: зачем, если в Тауэр открыто несколько ворот? И это после того, как он остался жив на войне, получил всего пару царапин. Бедная его мать!

— Я всегда думала, что Медора сделала большую ошибку, пытаясь завлечь Конрада вечерами с музыкой и чтением, — сказала Тея. — Ей бы это удалось быстрее, если бы то были обильные ужины с возлияниями в мужской компании и после охоты.

Герцогиня рассмеялась.

— Какая у меня мудрая дочь! Ты станешь прекрасной женой любому джентльмену. Я вчера видела тебя с Авонфортом…

Она многозначительно замолчала, и Тея ответила:

— Да, он опять сделал мне предложение, но пока я не готова, мама.

— Ну да, ты говорила, что заслужила один легкомысленный сезон, прежде чем остепениться.

Но слова герцогини расходились с выражением глаз, в которых отчетливо читалось — тоже! — что сватовство — дело решенное.

У двери спальни дочери она спросила:

— Поедешь со мной в город сегодня?

Тея понимала, что во время утренних визитов встреча с Дариеном весьма маловероятна, но оставаться дома все же безопаснее. Если родители уедут, то она просто откажется его принимать, когда вдруг пожалует.

— Я лучше помузицирую, — сказала она. — Мне хочется сыграть завтра после ужина новую пьесу.

— Ах как это мило, дорогая!

Упомянув о званом ужине, Тея не могла не подумать о Дариене и о возможной встрече с ним, но музыка отвлекла, ровно до того момента, как возвратилась мать после визитов к своим светским знакомым. Все еще одетая, с порога она раздраженно заявила:

— Как это все надоело! Сколько несправедливых слов в адрес Дариена! Я пыталась смягчить их как могла, но ведь мне пока невозможно открыто выступить в его поддержку.

— Полагаю, да.

— Феба Уилмот покинула Лондон. Никогда тихий, частный отъезд не приобретал такого резонанса.

— Не надо ее осуждать, мама. Встретить Дариена для нее чрезвычайно болезненно.

— Наш лорд Дариен не несет никакой ответственности за смерть ее дочери. Пойдем ко мне, я переоденусь во что-нибудь более удобное, и тогда все обсудим. Даже мерзкого виконта не обвиняли в смерти Мэри Уилмот, — продолжила она по пути в свою спальню. — Так скоро родителей начнут обвинять за грехи детей. К несчастью, они к тому же оказались соседями.

Тея не расслышала.

— Кто оказался соседями?

— Дариен и Уилмоты. Мне кажется, если их дома разделяет площадь, это не вполне соседство.

— Кейв-хаус стоит на той же площади?… — Тея от удивления открыла рот. — Это же невыносимо!

— Феба выносила вид этого дома несколько лет, — входя в комнату, заметила герцогиня с несвойственной ей резкостью.

— Но там никто не жил, — возразила Тея, — а теперь она каждый день могла столкнуться с одним из Кейвов.

Пока горничная помогала ей избавиться от шляпки и накидки, герцогиня сказала:

— В Лондоне Мэри Уилмот вообще не должна была выходить из дому поздно вечером. Мне кажется, она подумала, что садик на площади — место безопасное, потому что ключи от него имелись только у проживавших по соседству. Ах да. — Она взяла в руки сложенные листы бумаги. — Мистер Торесби представил предварительный отчет.

— И что там? — спросила Тея, ощутив зуд в пальцах от желания добраться до него.

— О, все как обычно: обучение на дому, потом Харроу, потом, конечно, армия. Я больше всего разозлилась на Веллингтона.

Тея удивленно посмотрела на мать.

— Почему?

— Не поверишь — это благодаря ему Дариена прозвали Бешеным Псом. К счастью, это прозвище не стало общепринятым. Только подумай: беднягу Фаззи Стейсихьюма прозвали Лохматым Псом из-за того, что в юности у него волосы росли, как им вздумается, зато сейчас он абсолютно лысый. И вот Вольф Волвертон — у него тоже была кличка, хотя он вообще истинный джентльмен, каких поискать. А Джек Миттон! Хотя… — Герцогиня задумалась и добавила: — Безумным того прозвали не зря.

— Мама! Давай вернемся к отчету. Там есть что-нибудь порочащее Кейва?

— Вообще-то нет. Хочешь, прочитай сама. — Она передала листы дочери. — Дариен мало занимается своими поместьями, но он не так давно уволился из армии. Уверена: когда он более-менее устроится, станет уделять им больше внимания. Не сомневаюсь также, что он выдвинется в парламент и в местную администрацию, возможно, захочет занять пост в Королевской конной гвардии, учитывая, что у него есть военный опыт.

Тея ушла к себе, чтобы прочитать отчет без помех. Ей показалось, что нужно предостеречь Дариена не спешить брать на себя слишком много обязательств, но в то ж время должным образом представиться ее семье.

Оказавшись в своей комнате, она просмотрела бумаги. Плотно исписанные страницы включали в себя счета и изображение фамильного дерева. Оно не было разветвленным: четверо сыновей в ряду Дариена, двое — в ряду его отца, и один в ряду деда.

В некоторых семьях увеличение количества потомков можно было рассматривать как прогресс, но не в случае с Кейвами.

Его мать, итальянку, звали Магдалена де Ауриа, и все, больше о ней не было ни слова. Она умерла, когда ее младшему сыну Фрэнсису Анджело исполнилось три года. Значит, Дариену в ту пору было семь. Его полное имя Горацио Рафаэло. «Ангелы, — усмехнулась Тея. — Сатана и Люцифер подошли бы больше».

Старший сын был назван в честь римского императора и философа Марка Аврелия — Маркус. Потом возник прилив оптимизма — второй сын стал Кристианом, а если полностью, то Кристианом Микеланджело.

Какое необычное желание подвигло дать такие имена? А какое желание скрывалось за ее именем? Теодосия — Дар Бога.

Она отбросила эти мысли и углубилась в чтение.

Торесби обнаружил, что Горацио Кейв был исключен из Харроу за драку, но ни слова о причине, как совсем ничего о Дари и о Канем Кейве. Здесь были данные об армейской карьере Дариена и десятилетнем продвижении от звания корнета до чина майора. Его быстро повысили до лейтенанта после сражения, в котором старшие офицеры его полка были убиты или ранены. Корнет Кейв взял командование на себя и успешно повел людей в атаку.

Тея сообразила, что на тот момент ему было шестнадцать лет.

Она без труда поверила в эту историю и в другие подобные ей: про храбрость, решительность и умение вести за собой. Тея была бы полна восхищения, если бы объектом атаки этого жуткого человека не стала ее семья.

Она задержалась на инциденте с участием Вандеймена. Судя по всему, получилось так, что они с Кейвом во главе небольших отрядов неожиданно оказались в глубине вражеских порядков. Объединив силы, они с лихостью и куражом выиграли короткий бой и взяли в плен трех французских офицеров, а еще захватили сундук с золотом.

Потом Тея ознакомилась с информацией о состоянии дел Дариена. Он владел тремя поместьями: главное, Стаурс-Корт, находилось в Уорвикшире, второе, Гриншоу, — в Ланкашире, и третье — Балликилнек — в графстве Каван в Ирландии. О последнем мистер Торесби сообщал лишь только то, что арендные поступления от него весьма незначительные. Дела в Гриншоу были запущены, когда им управлял Маркус Кейв.

Чокнутый Маркус умер пять лет назад в Бедламе: этого времени достаточно, чтобы разобраться с состоянием дел, — но, вероятно, поместье традиционно являлось наследуемой собственностью, поэтому перешло к следующему брату — Кристиану, у кого было единственное преимущество перед умершим: он оставался в здравом уме. Кристиан погиб год назад от удара молнии вместе с отцом. Мать говорила, что Дариен вступил в права наследства год назад, несмотря на то что совсем недавно уволился из армии.

Все земли в Стаурс-Корте были сданы в аренду и обрабатывались, Дариен к тому же недавно назначил нового, более деятельного управляющего, который сразу же приступил к улучшению состояния поместья. Дом требовал капитального ремонта, иначе мог рухнуть.

Последний раздел был посвящен Кейв-хаусу. По осторожности, которую проявил Торесби, было понятно, что он не знал, как подступиться к столь щекотливой теме. Секретарь матери явно решил, что не имеет смысла перечислять зловещие детали убийства и вместо этого указал адрес здания и приложил план площади с террасами домов на каждой стороне и огороженным частным садиком в центре.

Вертикальная проекция и поэтажные планы показывали, что это типичный жилой дом, однако Тея принялась внимательно вглядываться в них, словно они давали возможность заглянуть, как через замочную скважину, в жизнь Дариена. Наконец опомнившись, она сложила бумаги. В них не оказалось ничего шокирующего, но Тею это не убедило. Торесби так и не удалось узнать, что случилось в Харроу. Что еще он пропустил? Ее не удивило, однако, когда мать подтвердила, что отправила Дариену приглашение на ужин.

Наконец-то у Теи будет один вечер ничем не замутненного удовольствия. Музыкальные вечера у Рейбернов были одними из ее самых любимых мероприятий сезона. Публика всегда подбиралась очень тщательно, тут не могло случиться толпы: музыка будет роскошной. В этом году предполагалось пригласить хор мальчиков из Вестминстерского аббатства. Что было бы просто замечательно!

По дороге они заехали на два раута, и, проходя через заполненные гостями анфилады комнат, выполняли свои светские обязательства. До конца сезона оставалось не так много времени, поэтому важно было отдать дань как можно большему количеству мероприятий. Раут миссис Колфорд оказался не таким людным, зато у леди Недерхолт было не протолкнуться. Тея отошла от родителей в сторону, и благословенная анонимность была бы легко достижима, если бы не наткнулась на Алесию де Рос.

Та схватила ее за руку и прошептала:

— Посмотри, вон там этот Бешеный Пес!

Глава 12

Украдкой брошенный взгляд подтвердил, что Алесия права: Дариен действительно беседовал с четой Вандеймен. Если родители заметят их, то непременно подойдут.

Все трое выглядели вполне довольными, но даже в толпе вокруг них образовалось небольшое пространство пустоты. И этот человек рассчитывал, что она будет стоять рядом с ним в такой опасной изоляции?

— Его называют «Канем Кейв», — шепотом сказала Алесия. — Это означает «Бешеный Пес».

— Нет, не так. Самый близкий по смыслу перевод «Берегись собаки!».

— Не будь так педантична, Тея: это практически одно и то же. У меня от одного его вида бегут мурашки по телу. О боже! Он смотрит в нашу сторону.

Тея совершила ошибку, обернувшись, и взгляды их встретились.

— Тогда просто не оглядывайся, — посоветовала она юной леди. — Я должна идти…

Но тут к ним присоединились сестры Фортескью.

— Мерзкого виконта обсуждаете? — шепотом спросила Сесили.

— Ужас, правда? — добавила Кассандра, глаза которой сияли от возбуждения. — Мы не станем придумывать причину, а просто подойдем к ним.

— Подойдем? — ахнула Алесия. — Да его вышвырнуть отсюда нужно!

— Но он вместе с Вандейменами, — возразила Кассандра. — Леди Недерхолт не станет оскорблять их.

— Он выглядит лучше, — заметила Алесия. — А вот леди Вандеймен…

Тея прервала ее холодно:

— Должно быть, мне стоит напомнить вам, что Мария Вандеймен моя родственница.

Алесия залилась краской.

— Я должна идти, — заявила Тея, чтобы поскорее избавиться от этой грязи. — Мои родители собираются уходить.

Если еще не собрались, то соберутся скоро. Этот человек опасен. Из-за него может пострадать репутация Марии, он стал причиной размолвки Теи с подругами.

Кассандра Фортескью остановила ее.

— Куда вы дальше собираетесь?

Она обернулась.

— К леди Рейберн. А вы?

За сестру ответила Сесили:

— А мы к леди Лессингтон.

Махнув на прощание рукой, Тея нашла глазами мать. Та стояла невдалеке, обмахиваясь огромным веером из шелковых перьев, лицо ее было красным.

— Какая здесь жара! — заметила герцогиня. — Но Пенелопа Недерхолт будет в восторге от такой давки. А вон и твой отец. Давайте-ка уйдем отсюда.

Пока они двигались в потоке покидавших вечер гостей, Тея поблагодарила Небо за то, что уходит, но поняла: присутствие этого человека не оставляло ее.

Со всех сторон только и слышалось:

— Дариен…

— Кейв…

— Уилмот…

По напряженной улыбке матери было понятно, что она тоже слышит это бормотание, но людской поток нес их к лестнице. Когда они уже были у цели, вдруг послышалось:

— Герцог! Герцогиня! Вы тоже уходите?

Родители обернулись, и ей пришлось последовать их примеру. У них за спиной, практически впритык, стоял Дариен. Ему это удалось, потому что гости, расступаясь, пропускали его вперед, или, вернее, старались избежать с ним контакта. Если он это и заметил, то не подал виду.

— Такая толкотня, — с улыбкой заметил Дариен. — Вечер у Рейбернов станет большим облегчением.

— Вы тоже собираетесь туда, виконт? Давайте поедем вместе в нашем экипаже.

Тее хотелось зажать матери рот рукой. Но как этот изгой смог получить приглашение на раут?

— Да стоит ли? Это всего в нескольких улицах… — заколебался Дариен.

— Можете прогуляться, конечно. Только ночные улицы очень небезопасны. — Герцогиня говорила немного громче, чем необходимо, в полной уверенности, что те, кто находился вокруг них, услышат, даже игриво пару раз стукнула Дариена по руке веером. — Впрочем, вам ли переживать из-за этого после участия в стольких сражениях.

— Напротив, герцогиня. Пережить Наполеона и пострадать от руки уличного разбойника было бы нелепо.

Герцогиня засмеялась, даже герцог улыбнулся. Тея не могла определить, сколько народу слышало их обмен репликами, но каждый мог бы оценить хороший юмор и, возможно, засомневаться в своем отношении к виконту.

— Не думаю, что вы знакомы с моей дочерью, — тепло улыбнулась герцогиня. — Тея, это виконт Дариен, тот самый, что был так добр к Дари. Дариен, это леди Теодосия.

Девушка почувствовала себя так, словно споткнулась в танце, и, слегка запоздав с реверансом, неловко улыбнулась.

У него замерцали искорки в глазах: он явно наслаждался ее замешательством, — затем ситуация стала еще хуже. Когда они спускались по лестнице, им пришлось разделиться на пары, и оказалось, что она пойдет рука об руку с единственным мужчиной в Лондоне, которого ей отчаянно не хотелось видеть. Дариен предложил руку, и ей пришлось опереться на нее. Она не могла понять, что хуже — чувствовать исходившую от него силу или испытывать совершенно новые ощущения, когда все общество пялилось на нее с ужасом в глазах.

Тея старалась улыбаться и держаться свободно, насколько это было возможно.

— Рейберны пригласили выступить хор мальчиков из аббатства, милорд. Вы уверены, что такая музыка вам придется по сердцу?

— Непристойные пьяные песни подойдут мне больше. Вы это хотите сказать?

Она бросила взгляд в его сторону.

— Или опера, учитывая вашу итальянскую кровь.

— Какая постыдная штука — итальянская кровь.

Тея почувствовала, как у нее загорелись щеки: именно это она и имела в виду, — но удовольствия не испытала.

— Мне не довелось часто бывать в опере, а вот балет посещал и высоко ценил балерин.

— Не сомневаюсь в вашей искренности, милорд, но только эта не та тема, которую джентльмен может затрагивать в компании леди.

— Леди Теодосия, вы намекаете на то, что я не джентльмен?

Это было сказано очень мягким тоном, и сердце у Теи неистово заколотилось.

— Конечно, нет. Мама хочет помочь вам войти в общество, только и всего, поэтому я и решила дать вам легкую подсказку.

— Полагаете, что мне неизвестно, как вести себя в обществе?

— Явно нет, — заметила она сердито, продолжая улыбаться, — если вы упоминаете балерин в разговоре с леди.

— С леди, которой известно, кто они такие, замечу я.

— Это…

— Не уверен, что мне понравится это в моей невесте.

Тея так встревожилась, что совершенно выпустила из виду, что они дошли до конца ступенек, и споткнулась, а когда сильная рука подхватила ее, инстинктивно напряглась, пытаясь вырваться. Дариен отпустил ее в тот же миг, как она обрела равновесие, но ее охватила дрожь, словно она кубарем скатилась сверху до самого низа лестницы.

— Все в порядке, Тея? — встревожилась герцогиня, пристально глядя на дочь.

— Да, конечно.

Она освободилась от его руки, а Дариен не сделал попытки ее удержать.

Потом Дариен с герцогом заговорили об охоте, предоставив ей возможность прийти в себя. Если бы она только могла!

Виконт рассчитывает, что она сдержит свое обещание, и может заговорить об этом с ее родителями в любой момент.

— Сара! — раздался громкий шепот, и Тея чуть не подпрыгнула, а обернувшись, увидела толстую миссис Анструдер, которая почти вплотную наклонилась к герцогине.

При этом ее дочери-близняшки стояли рядом и выглядели как испуганные кролики.

— Ты знаешь, кто идет за тобой следом? — Лицо у миссис Анструдер было багровым. Герцогиня сделала вид, что слегка сконфузилась.

— Как кто? А, ты имеешь в виду виконта Дариена, Энн? Он старый друг и сослуживец моего сына, к тому же герой войны, знаешь ли.

Миссис Анструдер поджала губы.

— Не всех галантных офицеров принимают в наших гостиных, Сара, а также представляют нашим дочерям. Ты не в праве забывать, что случилось с Мэри Уилмот.

— Разумеется, нет, но будет весьма прискорбно, если мы начнем страдать за грехи наших братьев.

Тея прикусила губу. Всем было прекрасно известно, что брат Энн Анструдер жутко развратный тип.

Дама с видом оскорбленной невинности величественно выпрямилась.

— Мой брат никого не убивал, твой сын — тоже. Ты, Сара, как всегда, мягкосердечна, но это переходит все границы. Пойдемте, девочки.

И она увела дочерей подальше от опасности. На щеках герцогини выступили красные пятна. И хотя Дариен и герцог продолжали беседу, словно ничего не случилось, они, должно быть, слышали все.

— Возмутительно! — Глаза герцогини метали молнии.

— В том, что она сказала, был смысл, мама, — заметила Тея, и глаза, полные воинственного огня, обратились на нее.

— Мы делаем то, что правильно, дорогая, и я буду недовольна — очень недовольна! — если замечу какие-нибудь колебания и сомнения с твоей стороны. Мы должны отдать лорду Дариену дань благодарности, и мне будет стыдно — стыдно, я сказала! — если кто-то из членов моей семьи не захочет этого делать.

Теперь запылали щеки у Теи за нагоняй, какой уже давно не получала, но заслужила даже в большей мере, чем мать могла себе представить.

Ладно. Она дала обещание, и сдержит его, раз должна, но если у Дариена есть хоть чуточку сострадания или просто здравого смысла, она уговорит его выйти из их соглашения. Может, даже этим вечером, если появится такая возможность.

Подошла горничная с тяжелой шелковой шалью Теи. Не отвлекаясь от беседы, Дариен, однако, заметил это, и забрав шаль, развернул ее. Тея заставила себя изобразить улыбку, потом повернулась к нему спиной, и шаль легла ей на плечи. Она ощутила взгляды, устремленные на нее, и общее возбуждение. Мать была права: высший свет вел себя самым возмутительным образом. Все эти люди, словно школьники, которые нацелились на изгоя, чтобы дразнить, пока тот не даст сдачи. Но стоило его рукам коснуться ее голых плеч, жалости как небывало. Она вспомнила их первую встречу.

Виконт Дариен не был изнеженным ребенком. Этот сильный и беспощадный мужчина мог за себя постоять и дать достойный отпор кому угодно. Это ей надо защитить себя от него, в особенности тогда, когда он оказывает такое физическое воздействие на ее волю.

Не принимая его руки, Тея заторопилась, чтобы догнать родителей, и быстро поднялась в карету, словно скрываясь в убежище.

Конечно, Дариен поднялся следом. Они с отцом заняли места спиной к движению, так что ей по крайней мере не пришлось сидеть рядом с ним, касаясь друг друга. Однако когда карета тронулась, Тея поняла, что теперь ей придется смотреть на него. Дариен сидел напротив, а она не могла все время смотреть в окно. Тея ожидала, что подвергнется атаке насмешливых или даже похотливых взглядов искоса, но он, казалось, был полностью сосредоточен на вопросах матери.

— Когда вы ушли в армию, Дариен?

— В шестнадцать, герцогиня.

— Вы же были тогда ребенком, всего-навсего!

— Уверяю вас, я так не думал.

Герцог и герцогиня тихо рассмеялись.

— И вы прослужили всю кампанию на полуострове, — сказал герцог, — а потом Франция и Ватерлоо.

— Меня удостоили такой чести.

— Тогда почему ушли? — спросила герцогиня.

Дариен замялся всего на миг, но Тея это заметила и подумала: «Так значит, у вас есть секреты, лорд Дариен? Смогу ли я воспользоваться ими, чтобы обезопасить себя?»

— Вы это не одобряете, герцогиня? — ответил он вопросом на вопрос.

— Нет. Но мне кажется, вы поступили так против желания.

— Война закончилась, и другие дела потребовали моего участия.

— Наверное, ваши поместья, — заметил герцог. — Ведь там нужно приложить немало трудов.

Не думаю, чтобы ваш отец уделял им особое внимание.

— Хорошо хоть в руины не превратил, и за это спасибо. Конечно, нынешняя экономическая неразбериха сильно все усложняет.

Двое мужчин продолжали разговор о сельском хозяйстве, промышленности и торговле до тех пор, пока карета не остановилась на подъездной дорожке перед особняком Рейбернов. Тея мало что понимала во всем этом, но складывалось впечатление, что Дариен хорошо информирован и готов принять любой совет. Это был еще один бал в его пользу или в пользу задуманной им интриги.

В любом случае он оказался грозным противником.

Первыми из кареты спустились Дариен и герцог, чтобы помочь дамам. Сходя вниз, Тея оперлась на руку Дариена, но потом мать заявила, что сама проводит его в дом.

В недоумении Тея оперлась на руку отца, но когда они вошли в дом и объявили их имена, увидела застывшее выражение лица молодой виконтессы Рейберн и все поняла.

Конечно, никакого приглашения он не получал. Дариен был непрошеным гостем, но леди Рейберн не могла закрыть перед ним дверь, потому что он прибыл в сопровождении герцогини Йовил.

Глава 13

Коварный негодяй! Он подслушал их с Кассандрой разговор о том, что всей семьей они собираются сюда, а потом заявил, что тоже приглашен на этот светский раут. Мать, должно быть, догадалась, как дела обстоят на самом деле, но вместо того чтобы высадить его из кареты, поддержала его вторжение.

Понимает ли Дариен, какого успеха неожиданно добился? Присутствие на этом мероприятии для избранных подразумевало, что его принимает не только ее семья. Гости леди Рейберн могли предположить, что он получил приглашение, и поэтому были обязаны держаться с ним по меньшей мере любезно, чтобы не оскорбить хозяев дома.

Тея оглянулась в поисках графа Рейберна. Ей стало интересно, вмешается ли он и решится ли настоять на том, чтобы Дариен убрался прочь. Это будет катастрофой. Или всей семьей тоже придется уехать.

Похоже, граф правильно оценил ситуацию и воспринял ее с полным спокойствием. Значит, он ничего не может предпринять, чтобы предотвратить потрясение в обществе. Тем не менее она была вне себя от злости из-за того, что Дариен поставил ее семью в такое положение.

Зачем? Как может общественное одобрение стоить всего этого? Когда они смешались с остальными, люди реагировали на них с разной степенью тревоги, прикрытой улыбками. Не важно, насколько толстокожим он был, это все равно должно было восприниматься как страшная неловкость. Может, все ее дикие страхи имеют основание? Может, это такая сложносочиненная попытка скомпрометировать ее семью?

Если так, подумала Тея, то он промахнулся. Беспрекословный авторитет ее родителей основывался на высоком социальном статусе и богатстве и опирался на истинное благородство. Они оба работали не покладая рук ради своей страны и равных себе по положению людей. Все любили, даже обожали их, и ни она, ни братья ничем не опорочили имя своей семьи.

Да, Дебенхеймы могли привести в замешательство своими отношениями с Кейвом, в особенности если Дариен проявит себя как откровенный негодяй, чем отличалась его родня. Но ее семья от этого не пострадает. Общество лишь посетует, что великодушное сердце леди Сары Йовил опять завело ее куда-то не туда, и выразит надежду, что уж на этот раз она вынесет урок.

Тее пришлось поздороваться с подругами и знакомыми так, словно ничего особенного не происходит, но надо быть начеку. Да, Дариен, несомненно, умен: представление гостям принимал с вежливой сдержанностью, уважительно, без фамильярности, не пытался навязываться или задерживаться возле кого-нибудь, напротив, вместе с ее родителями переходил от одной беспомощной жертвы к другой.

Вслед ему люди шептались, обменивались озадаченными и вопросительными взглядами, а самообладание очаровательной леди Рейберн начало давать сбой. В конце концов, ей было немногим больше двадцати, и она не заслужила, чтобы такой удар обрушился на нее.

— Удивительно, как леди Рейберн могла его пригласить. — Услышала Тея и, обернувшись, увидела Авонфорта.

— Он приехал с моими родителями.

— О, господи! Зачем?

— Он высказался в поддержку Дари на нашем балу.

— Это всего лишь его долг, и совсем не обязательно было привозить его сюда.

После разноса, который устроила ей мать, Тея должна была поддержать Дариена.

— Он не такой плохой, как о нем говорят. Калли служил с ним и обожает его.

— Армейская солидарность, — отмахнулся Авонфорт.

— Легко ерничать, когда пережил войну дома, в тепле, — возмутилась Тея.

Он вспыхнул.

— У меня были обязательства, требовавшие исполнения.

— Ну конечно, я не тебя имела в виду. Но мы должны учитывать это, Авонфорт.

— Только до некоторой степени. У меня в поместье бывший солдат вернулся с войны полностью свихнувшимся и попытался убить собственную мать. Ему показалось, что он все еще на поле боя. Вот этот, наверное, дойдет до того же самого. У таких это в крови.

От столь откровенной несправедливости Тее стало по-настоящему грустно.

— Только одного из семейства Кейв признали виновным в убийстве.

— Был еще один поколение назад, — возразил Аванфорт, но заметив, что в ней нарастает раздражение, добавил с улыбкой: — Как это характерно для тебя — проявлять добросердечие, Тея. Одна из твоих добродетелей, которые я обожаю.

Она почувствовала, что Авонфорт готов разразиться очередным предложением, и сказала:

— Тогда пойдем, я представлю тебя ему.

Это заставило джентльмена, пробормотав извинение, быстро удалиться. Так, теперь Дариен лишил ее и главного воздыхателя.

Затем она увидела, как граф Рейберн направился к ее родителям и Кейву, и ею овладела тревога. Рядом с графом шагал крепкий офицер с рыжеватыми волосами — чтобы помочь хозяину избавиться от непрошеного визитера? Тея заторопилась к ним, хотя что она могла сделать, чтобы предотвратить катастрофу? Ничего не приходило в голову.

Но тут офицер улыбнулся Дариену и представил его графу, который поздоровался с ним тепло и любезно.

Армейская солидарность, подумала она. Сердце забилось ровнее. «Господи, благодарю тебя за нее!»

— Какого чудесного пса ты привела сюда на поводке! — Вздрогнув, Тея оглянулась и увидела стоявших рядом Мэдди и тетю Маргарет.

Мэдди не сводила с Дариена восторженных глаз.

— Обязательно познакомь меня с ним.

— Нет. Псы кусаются.

Засмеявшись, Мэдди потянула мать в сторону Дариена. Та неохотно последовала за ней. И уже скоро Мэдди отчаянно флиртовала с катастрофой, а катастрофа отвечала ей тем же. В это время люди вокруг исподтишка наблюдали за ними и обсуждали увиденное. Тея присоединилась к этой группе, пусть ей и страшно не хотелось.

Объявили начало концерта. Она заметила, что Мэдди вознамерилась слушать музыку вместе с Дариеном. Тея была бы счастлива, случись это, но тут вмешалась тетя Маргарет, которая подвела дочь к офицеру с рыжеватыми волосами — майору Киле, брату лорда Рейберна.

Повернувшись к Тее, Дариен подал ей руку, она приняла ее, и пара последовала за другими в гостиную.

— Ваша кузина сплошное очарование, — заметил Дариен.

— И куда невиннее, чем кажется.

Тея знала, что такое предостережение — полная чепуха. Она не думала, что кузина перейдет черту, но невинной Мэдди не была.

— У меня голова пошла кругом от такого обилия красавиц. Наверное, это неправильно — восхвалять одну леди в присутствии другой? Тем более что другая — моя нареченная.

— Мы пока не помолвлены, — тихо, но решительно возразила Тея.

— И когда же это произойдет?

— Надо поговорить об этом.

— Данное слово так мало значит для вас?

— Нет, но…

— Но?

Это был вызов, произнесенный ровным голосом, что означало: милости не жди!

— Нас совсем недавно представили друг другу, чтобы в помолвку можно было поверить.

— Я полон рвения познакомиться поближе.

— Нам надо поговорить, — повторила Тея, улыбаясь, когда они вошли в огромную гостиную, заставленную рядами стульев.

— Когда и где пожелаете, леди Теодосия. Всегда в вашем распоряжении, — заверил ее Кейв, прежде чем исчезнуть в клубах дыма.

Не говоря больше ни слова, Тея заняла свое место.

Однако он хочет поговорить. Именно этого хотела и она. Но им потребуется спокойное уединенное место. Может, это удастся сделать сегодня? Чем скорее, тем лучше для ее издерганных нервов.

В гостиную шеренгами вошли мальчики, чистенькие, причесанные, одетые в стихари, и скоро божественные звуки полились по залу, наполнили души, отставляя на потом все мелкие заботы. Тея расслабилась и предалась наслаждению.

Зал взорвался аплодисментами по окончании первой вещи, и она искоса взглянула на Дариена, почти не сомневаясь, что тот зевает.

Духовная музыка должна была обратить виконта Кейва в прах, но он, оказывается, тоже хлопал, причем с энтузиазмом. Снова запели ангельские голоса, но теперь Тея исподтишка наблюдала за своим соседом, пытаясь определить, действительно ли ему нравится музыка или он искусно притворяется. Ей показалось, что Дариен искренне увлекся.

Глядя на него сбоку, она вдруг поняла, что такой профиль мог бы принадлежать совершенно другому человеку. Никаких дефектов заметно не было: ни искривления носа, ни шрама, который приподнимал бы губу, — а вот кое-что другое она увидела — лоснящийся шрам вдоль линии подбородка, полускрытый воротником. Наверняка ожог, и, должно быть, было больно.

Словно встревожившись, Дариен посмотрел на нее. Она не отвела взгляд, не желая проявлять слабость, и он сделал это первым, хоть и после долгой паузы, сосредоточив внимание на хоре.

Тея последовала его примеру, но теперь соло флейты напомнило ей веселый рождественский гимн. Она так остро чувствовала присутствие Дариена рядом, как будто от него исходил жар, и обжигающие воспоминания всколыхнули ее. Если бы они были здесь одни, Тея прижалась бы к нему, а когда оказалась в его объятиях, поцеловала бы, как в прошлый раз.

И в этот момент — о боже! — его палец погладил ее руку.

Даже через перчатку ее словно обожгло, по телу пробежала дрожь.

Устремив взор на поющий хор, Тея убрала левую руку и положила на колени. И как только могла ее рука оказаться настолько далеко слева, почти между ними?

Немного успокоившись, она искоса посмотрела на Дариена. Его руки лежали на коленях, и казалось, что весь он погрузился в музыку. Тея постаралась тоже сосредоточиться на пении и вплоть до того момента, когда в финале зазвучал высокий аккорд, не сводила глаз с поющих. Когда она испугалась, что мозг ее не выдержит столь высоких нот и разлетится на куски, наконец наступила тишина, в вслед за ней раздались аплодисменты. А потом гости стали подниматься со своих мест, зал наполнился звуками голосов, словно ничего экстраординарного не случилось. И только она чувствовала себя совершенно разбитой. Ей казалось, что она может просто рассыпаться, если тотчас не уедет отсюда.

Леди Рейберн объявила, как можно заполнить антракт: где предлагают прохладительные напитки, где расположены карточные столы, а где можно послушать лекцию об острове Святой Елены, месте заточения Наполеона.

Когда Тея поднялась и вслед за остальными направилась к выходу из зала, Дариен спросил:

— Вам понравилось, леди Теодосия?

Он явно говорил не о музыке, но она предпочла сделать вид, что не поняла этого.

Мальчики поют как ангелы, а что касается солиста, это вообще что-то сверхъестественное. Голос потрясающий!

— Жаль, что очень скоро все изменится: у них поломаются голоса, и не все потом смогут петь. Увы, кастратов больше не производят.

Тея заметила, посмотрев на него без всякого выражения:

— Еще одна тема, которую больше не затрагивают в приличном обществе.

— Похоже, мы, бедные итальянцы, настолько испорчены, что нет никакой надежды на исправление, я прав?

Его глаза были так порочны, что на нее волной наплывало жаркое искушение, и слабость ее придавала ему куражу. Одному богу известно, что у него на уме, так что никаких личных разговоров с ним сегодня. Она просто не сможет выдержать такое напряжение, если останется с ним наедине.

Тея отошла и присоединилась к Мэдди, Калли и нескольким молодым людям, и всей компанией они отправились в буфетную, где предлагали прохладительные напитки. Стакан ледяного лимонада ей точно не повредит, как и отсутствие Кейва! Тея не стала оглядываться, но про себя молилась, чтобы он не пошел следом.

Глава 14

Дариен позволил своей добыче уйти, да и ему требовалось время, чтобы взять себя в руки. Музыка всегда была его слабостью, и сегодня вечером ему в голову вдруг пришла мысль, какой могла быть его жизнь, если бы в свое время его определили в хоровую школу. Отец никогда даже не задумывался об этом, а он сам сомневался, чтобы в церковный хор приняли кого-нибудь из Кейвов.

Что касается его матери, она перестала обращать внимание на своих детей сразу после того, как они вышли из ее утробы, зато пела, хотя и не ему. Никаких тебе колыбельных от Магдалены де Ауриа. Она пела арии из опер для невидимой публики, и единственным отчетливым воспоминанием о ней было отчаянное звучание ее осипшего голоса. Возможно, самым жестоким поступком отца был запрет жене выступать на сцене.

Дариен стряхнул бремя бессмысленных воспоминаний. Каким-то чудом Фрэнку удалось сохранить духовную цельность, несмотря на мать, отца и братьев, и сейчас он собирался добиться руки девушки, которую любил. Это и стало делом жизни для Дариена — помочь брату осуществить его желание. Он сумел добиться возможности проникнуть сюда, и теперь надо было постараться и использовать ее как можно эффективнее.

Кейву страшно повезло, что здесь оказался Фред Киле: возможно, судьба все-таки играет на его стороне. Это может оказаться очень кстати: сегодня утром ступеньки крыльца опять вымазали кровью. Все тотчас вымыли, но такая настойчивость беспокоила. Что последует дальше?

Дариен прошелся по комнатам, отвечая на кивки и короткие фразы тех, кто пожелал его заметить, но нашел это чертовски утомительным. На рауте у него была поддержка четы Вандейменов — самого Джорджа и его замечательной жены Марии. Это была их идея, и они расплатились за нее полностью, когда их стали игнорировать. Каким-то непостижимым образом — не иначе алхимия! — им удалось создать иллюзию, что они втроем составляют самый центр раута, а все остальные так, сбоку припека.

Поначалу они собирались отправиться в театр, куда мог попасть любой, кто способен оплатить билет. Он бы так и сделал, но тут увидел леди Теодосию, а потом услышал, куда она намерена отправиться дальше, и поступил по наитию. Опять!

Теперь же его защита сходит на нет, и очень скоро изоляция, в которой он оказался, станет очевидной. Цепляться за герцога и герцогиню было удобно, они оказали ему огромную услугу, но требовалась поддержка и с другой стороны.

Словно откликаясь на призыв Дариена, кто-то окликнул его:

— Канем, что ты делаешь в Лондоне?

Голос был ему незнаком, хотя и звучал вполне дружелюбно.

Дариен обернулся и спустя мгновение распознал в высоком темноволосом интеллигентном мужчине в вечернем элегантном костюме майора Джорджа Хокинвилла. На его руку опиралась улыбающаяся рыжеволосая красавица в роскошных драгоценностях. Интересно! Последний раз, когда они виделись, Хокинвилл жил, как и он сам, всего лишь на офицерское жалованье.

— Ничего большей частью, — ответил Дариен, словно они были старыми друзьями. Но что происходит, черт возьми? Он виделся с Соколом, как все называли Хокинвилла, раза четыре за все время, и то лишь потому, что тот был другом Вандеймена.

Ага! Значит, Ван поднял по тревоге войска?

Хокинвилл засмеялся:

— Не удивлен. — Потом обратился к жене: — Позволь представить тебе, дорогая: это виконт Дариен.

Он поклонился леди, которая присела в реверансе, и, продолжая улыбаться, сказал Хокинвиллу:

— Значит, ты тоже уволился.

— Как только с Наполеоном покончили, смысла оставаться не было. Кроме того, ждали дела дома, как и, полагаю, у тебя.

— Да, ты прав.

— Удивительно! Я всегда считал, что армия для тебя на всю жизнь, — с искренним недоумением произнес Хокинвилл.

— Так бы и было, останься отец и старший брат в живых.

— А, да: «Гнев Божий».

Он сказал это так легко!

— Та карикатура наверняка многим запала в память. — Дариен услышал в своих словах неожиданную горечь.

Хокинвилл наверняка начал бы извиняться, и от этого стало бы намного хуже, но тут к ним подошла еще одна пара. Полковник Летбридж, который по-прежнему носил форму, был в сопровождении жены, стройной, модно одетой дамы средних лет. Она улыбалась, но словно через силу, мучительно, а Летбридж не имел никакого отношения к Вандеймену, это Дариен знал точно.

Краем глаза он заметил синюю форму, и через минуту к ним присоединился капитан гусарского полка Мэт Фокстолл, провозгласив с кривой улыбкой:

— Не слишком веселая эта хоровая музыка, да?

Нижняя челюсть вояки казалась свернутой вправо, даже громадные усы не могли скрыть изъяна.

Какого рожна он делает на этом вечере и вообще в Лондоне?

Четыре года Мэт Фокстолл проходил в одном звании с Кейвом: капитанском, — они не были друзьями, но армейскими товарищами — возможно. У них кое в чем совпадали вкусы, они вполне доверяли друг другу и могли воевать спина к спине, но какое-то время назад их товарищеские отношения разладились. Сначала Дариен получил звание майора, потом унаследовал титул, и Фокстолл негодовал как по одному поводу, так и по другому. Все усложняло то, что в мирное время продвинуться без денег было чрезвычайно трудно: более высокое звание приходилось покупать, — а у Фокстолла денег не было.

Последний раз Дариен видел его в Ланкашире, когда уходил из полка, и понял тогда, что его товарищ — настоящий бочонок с порохом. Кровавые акции стали так же необходимы Фокстоллу, как еда и вода, и если они не происходили естественным образом, то он устраивал их сам.

После представлений Дариен спросил его:

— Значит, полк выдвигается на юг?

— Пока нет, но у нас уже есть приказ передислоцироваться в Индию. Я здесь для того, чтобы ускорить решение кое-каких административных вопросов.

— Индия, да? — присоединился к их разговору Летбридж. — Страна возможностей. Был там вместе с Веллингтоном, потом с Уэлсли, разумеется.

— Абсолютно нездоровый климат, — заметила его жена. — Я не смогла сопровождать туда мужа.

— Как жалко! — сказала молодая жена Хока. — Такие традиции, такое искусство! У герцогини Сент-Рейвен есть несколько потрясающих индийских произведений искусства, а ее родители и вовсе вернулись туда.

Разговор крутился вокруг Индии, пока Хокинвилл и Летбридж с супругами не двинулись дальше.

— Как ты пробрался через эти священные врата? — спросил Дариен прежнего товарища.

— Встретился с Киле и выудил приглашение. А ты?

Вот так легко, если ты не Кейв.

— Герцогиня Йовил.

— Высоко взлетел. Это хорошо, но не важно для положения в обществе.

— Я не удивлен. А ты-то почему здесь? Вот уж не думал, что ты любитель музыки.

— «Попробуй блюдо: вдруг будет вкусно», — процитировал Фокстолл. — Не ожидал, что тут будет выступать хор мальчиков и все их станут слушать, но уж если заплатили за волынщика, надо получать удовольствие.

Дариен двинулся вместе с ним дальше, но Фокстолл явно был помехой. Его здесь принимали, но у тех офицеров, в поддержке которых Дариен нуждался, могли возникнуть к нему разного рода вопросы. Фокстолл, несмотря на военные подвиги, был не тем, кого вы захотели бы представить чувствительным леди. Даже со столь неординарной внешностью он привлекал их и бессовестно пользовался ими.

Они вошли в столовую, где уже был накрыт стол. На огромных блюдах лежали запеченные целиком рыбины, жареная дичь, пироги и пирожки, сыры, кексы, при виде которых текли слюнки, стояли вазы с разными желе и фруктами.

— Вспомни о тех временах, когда мы воровали овощи и радовались косточке с мясом, — сказал Фокстолл и схватил кусок пирога с телятиной. — Поэтому ешь, пей и радуйся.

— Потому что завтра умрем?

Фокстолл ответил громовым хохотом.

Три молодых офицера оглянулись на них с другого конца стола, а потом воскликнули почти в унисон:

— Канем!

— Прошу вас, сэр, — обратился к нему ясноглазый Клаудиус Дебенхейм, — окажите честь разделить с нами ужин, и вы, сэр, тоже. — Последние слова предназначались Фокстоллу, хотя и сказаны были с меньшим энтузиазмом.

Два других офицера — лейтенанты Марчемптон и Фарроу — эхом повторили приглашение.

Дариен и Фокстолл присоединились к лейтенантам, наполнили тарелки едой для себя и дам, с которыми офицеры пришли сюда.

После ужина Дариен собирался разыскать леди Теодосию и предложить остаться с ним на второе отделение концерта. Не следовало создавать впечатление, что Дебенхеймы отступились от него.

Этого и не потребовалось. Когда шел за молодыми людьми мимо столов, за которыми оживленно беседовали гости, Дариен увидел ее и еще трех юных леди. Уловив ее взгляд, он сразу понял: будь ее воля, его бы уже поджарили на медленном огне.

В компании четырех дам было три джентльмена, заметил Дариен, и ему показалось, что именно леди Теодосия оказалась здесь лишней. Если бы не Фокстолл, он подошел бы к ним, и баланс был бы восстановлен. Таким образом, без особых усилий он смог бы образовать пару со своей добычей.

Проклятый Фокстолл!

Тея получила предупреждение об опасности, когда Мириам Мосли ахнула:

— О, нет!

Проследив направление ее взгляда, она увидела Калли, Марчемптона и Фарроу, которые, улыбаясь, о чем-то говорили с Дариеном и с каким-то гусарским офицером в форме.

— Они не приведут его сюда, надеюсь? — прошептала Мириам. — Мама приказала мне любой ценой избежать представления ему.

— Не волнуйся. Мы с Мэдди познакомились с ним, и ничего — выжили.

— Но…

— Мне интересно, кто это с ним. — Мэдди рассматривала незнакомого мужчину с откровенным вожделением. — Надеюсь, он подойдет к нам.

— Он же урод, — заметила Делле Восанкет.

Мэдди приняла надменный вид.

— Война увечит благородных, дорогая.

В первый раз Тея мысленно согласилась с кузиной. Бедняга, наверное, и до войны не мог похвастаться красотой: черты лица невыразительные, кожа нечистая, — но потом явно получил жуткое ранение в нижнюю челюсть, о чем говорил темный шрам, пересекавший щеку и доходивший до рта.

А еще она поняла, почему Мэдди так им заинтересовалась: не говоря о росте, этот офицер напомнил ей корсара, и разум не имел к этому никакого отношения. Это было нечто физическое — какой-то вид животной энергии.

Когда они подошли, Тея сообразила, что мужчин в компании пять, а дам — четыре… нет, уже три: Мириам ускользнула. Неловкая ситуация!

— С нами Канем Кейв, — объявил Калли так, словно донес приз до дома. — Теперь, пардон, виконт Дариен. И капитан Фокстолл. Пес и Лис[3], как всегда, вместе.

По лицу Дариена ничего невозможно было прочесть, и Тея поняла, что он постарался скрыть реакцию. Господи, только что Калли назвал его Псом! Она ожидала взрыва эмоций, однако Дариен поставил блюдо с едой, которое принес, в центр стола, как сделали и другие мужчины, а потом вежливо дождался, чтобы Марч, Калли и Фарроу определили, как рассядутся за столом.

Фокстолл ждать не стал и сразу уселся рядом с Мэдди. Та расплылась в улыбке. Поджав губы, Марчемптон сел по другую сторону от нее. Бедняга был отчаянно влюблен в Мэдди, а та играла с ним, как кошка с мышкой.

Фарроу был воздыхателем Делле, поэтому занял стул между ней и Теей. Свободным осталось всего одно место: между Фокстоллом (этот невежа начал накладывать еду на тарелку Мэдди, не дождавшись, пока рассядутся все) и Теей.

Показав на пустующий стул, Калли сказал:

— Это для вас, сэр.

И Дариен занял его.

Калли забрал свободный стул от соседнего стола и поставил его с другой стороны от Делле. Ни сестра, ни кузина не волновали его, но Тея предпочла бы вообще отказаться от ужина, сидя рядом со своим врагом, и уж, конечно, не горела желанием лицезреть, как Мэдди просто скандально ведет себя с Фоксом (именно так она сразу стала называть гусара).

— Вам довелось воевать под Ватерлоо, Фокс? — проворковала Мэдди.

Она никак не могла забыть, что бедняга Марчемптон и Фарроу не участвовали в великой битве. Ввиду несомненного поражения Наполеона их полки в составе армии отправили воевать в Канаду, и поэтому они до сих пор скрежетали зубами при одном упоминании Ватерлоо.

Как только возникла первая пауза в хвастливых речах Фокстолла, Тея спросила Фарроу о броске из Испании во Францию в 1814 году и перевела разговор на кампанию на полуострове.

У нее для этого имелся свой резон, но уже очень скоро она была покорена. До 1815 года Тея почти не уделяла внимания происходившему на войне: после Ватерлоо она слышать не могла это название. Из-за случившегося с Дари ей казалось, что воинские воспоминания должны быть мрачными, но это было не так.

— Вы участвовали в операции при Мунисе, Канем? — спросил Марчемптон с горящими глазами. — Господи, я помню, какой шум поднялся тогда.

— Великая бесшабашная авантюра, — объявил Фокстолл, которому определенно нравилось быть в центре внимания. — Невозможно было ничего предпринять официально, поэтому мы действовали на свой страх и риск.

Калли потребовал подробностей, и Фокстолл выдал их. Речь шла о каких-то несанкционированных действиях по освобождению города в Испании, которое осложнялось поведением испанских войск, считавшихся союзниками.

— Удивительно, что вам удалось избежать ответственности, — обратился Марчемптон непосредственно к Дариену.

— Никто бы ничего не смог сделать, — ответил тот, пригубив вина. — В отличие, например, от инцидента с десятью свиньями. Меня тогда чуть не отдали под трибунал.

Он рассказал историю, как увел свиней у немецкого полка, потом еще несколько, похожих на эту. Даже если дама обожает своего героя, оправданно ли поведение Мэдди, когда она вот так прижимается к Фокстоллу?

Услышав вдруг смех Дариена, Тея захлопала глазами, неожиданно осознав, что он выглядит сейчас совершенно другим. Может, он пьян? Но она не заметила, чтобы Дариен наполнял свой бокал еще раз. Он, должно быть, просто радуется дружелюбной компании после столь долгого пребывания во враждебном окружении. Здесь же его все обожали, а Калли и Марч и вовсе смотрели на него словно на божество.

— …когда вы с Демоном ускользнули от целой роты французов, — услышала она слова Калли, который почти не притронулся к содержимому своей тарелки.

— Ну, не целой… — скромно поправил его Дариен, усмехнувшись.

— Не важно! Бешеный Пес и Демон, и совершенно без потерь.

— И сундук с французским золотом в придачу! — воскликнул Марчемптон. — Хотелось бы мне там быть.

— Мы там оказались по чистой случайности, — заметил Дариен. — И лучше бы этого не произошло. Это была моя ошибка, и если бы Вандеймен вовремя не появился, все закончилось бы плачевно. В любом случае золото спасло мою шкуру и ноги солдат.

— Ноги солдат? — удивилась Тея.

— На это золото обули несколько рот солдат.

Она не поняла, что Дариен увидел в ее глазах, только на его лицо вернулась привычная маска.

— Вам не нравятся рассказы о военных подвигах, леди Теодосия?

Она отщипнула кусочек от булочки, о которой забыла.

— Я мало что знаю, чтобы понять, что нравится, а что — нет, милорд, но меня шокирует, что нашим солдатам приходится добывать себе довольствие таким способом.

— Кто-то умный сказал, что армия марширует брюхом, но, судя по всему, это мало волнует тех, кто у власти. Половина армии, которая сражалась при Ватерлоо, шла в бой на пустой желудок.

— Это ужасно! Надо что-то делать.

— Правда? — Он цинично усмехнулся, но тут встряла Мэдди:

— О, Тея, не надо очередного доброго дела! — Она оглядела мужчин. — Они с тетей Сарой постоянно придумывают, как помочь солдатам, вернувшимся с войны.

— А каков лично ваш вклад, мисс Дебенхейм? — поинтересовался Дариен.

Мэдди покраснела.

— Я их развлекаю! — Повернувшись к Фокстоллу, она уточнила: — Не так ли, сэр?

Тот взял ее ручку и поднес к губам.

— Именно так, мисс Дебенхейм.

Мэдди вспыхнула, и Тея прекрасно поняла почему. Ради бога, только не с другом Дариена!

— Джентльмены, вы все остаетесь в городе до конца сезона? — спросила Тея.

— Похоже, да, — уныло отозвался Калли, который так стремился поучаствовать в военных действиях.

— А я нет, — объявил Фокстолл. — Мы отправляемся в Индию в начале лета.

— Какая жалость! — надула губки Мэдди.

— Выходите за меня, мисс Дебенхейм. И я откажусь от гурий, — заявил гусар, продолжая держать ее за руку.

Мэдди засмеялась, остальные заулыбались, а Тея почему-то обратила внимание на слишком красные губы Фокстолла, скрытые под черными усами. Ей не нравился этот человек, она не доверяла ему.

— Ну и?… — прямо как Дариен, когда договаривался с Теей о помолвке, спросил гусар.

Даже Мэдди была удивлена.

— Я не могу принимать решения так быстро, капитан.

— Тогда единственное, что мне остается, это любоваться английской розой, пока мне будет позволено.

Распутные красные губы изогнулись в улыбке, взгляд соскользнул к маленькому букетику из розовых бутончиков, который украшал корсаж Мэдди. Она тут же вытащила один и протянула ему. Фокстолл принял его, поцеловал, а потом засунул внутрь расшитого галунами кителя, ближе к сердцу.

Тея стиснула зубы (как ей показалось, то же самое сделал Марч) и посмотрела на Дариена, молча выбранив его за то, что привел этого хитрого лиса в их компанию. Можно было бы посочувствовать Фокстоллу: как-никак увечье получил, — но все инстинкты подсказывали ей, что этот человек — распутник, очень опасный, Мэдди с такими еще не сталкивалась на своем игровом поле.

Глава 15

Нарушив неловкую тишину, дворецкий леди Рейберн объявил о втором отделении концерта хора мальчиков. Когда все начали подниматься из-за стола, Тея подумала, как бы увести Мэдди от этого Лиса, но кузина так крепко держалась за его руку, что это вряд ли получится. Ладно. По крайней мере Марчемптон будет рядом.

Лейтенант Фарроу предложил руку Делле, и та вежливо предложила Калли присоединиться к ним и занять место с другой стороны от нее. Тея улыбнулась и приняла предложенную Дариеном руку, чтобы отправиться в зал слушать музыку. Мать ожидала, что она продемонстрирует всем свою поддержку виконту.

Пока они шли через комнаты, Тея подумала, что, возможно, ее план сработает. Несмотря на то что у нее не было никаких сомнений в том, что многие изо всех сил стараются не столкнуться с Кейвом, но все-таки никто демонстративно не поворачивался к ним спиной, не шептал проклятия вслед. Когда Авонфорт отвел от нее взгляд, у Теи возникло жгучее желание подойти к нему и напомнить о вежливости.

А еще она поймала себя на том, что сравнивает этих мужчин, и сравнение явно не в пользу Авонфорта. Его элегантность, которую она всегда обожала, теперь казалась нелепой на фоне простоты стиля Дариена. Его тщательно уложенные волосы, высокий воротник сорочки и галстук из голубого шелкового муара выглядели карикатурно.

Что это с ней? Ей ведь всегда нравились мужчины, которые разделяли ее вкус к красивой одежде и в особенности к элегантности и изящным искусствам. Она с уважением относилась к храбрости и самопожертвованию, проявленным во время войны, но без грубых подробностей.

— Вы весь вечер намерены молчать?

— А вы хотите поговорить? Давайте. Например, о том, зачем вы это делаете.

— Что именно?

— Втираетесь в доверие к моей семье и обществу.

— Возможно для того, чтобы иметь удовольствие общаться с вами, миледи.

Она скептически улыбнулась.

— Я здесь исключительно из чувства долга, чтобы передать благодарность Йовилов, однако если вы будете изображать какие-то чувства ко мне, тогда наверняка почувствую себя плохо.

У него дернулись в улыбке губы.

— Все лучше, чем от консервированных креветок. Я согласен не говорить от любви, но не могу отказаться от обожания. Вы должны знать, что прекрасны.

— И как леди должна отреагировать на это? Если я соглашусь с вами, то буду выглядеть самовлюбленной, если же нет…

Она попала в ловушку.

— Будете выглядеть глупо? — закончил он за нее, и в глазах у него плясали чертики. — Нет ничего постыдного заявить о своих отличительных чертах. Я, например, смелый, сильный и отличный боец.

— Мужчинам это позволено, а женщинам — нет, даже если они действительно считают себя красавицами.

— То есть приходится дожидаться, пока другие скажут вам об этом, а вы будете стыдливо возражать. Какая досада, не правда ли? Скажите: «Я красива».

— Нет! — Почему бы кому-то не подойти к ним побыстрее, чтобы прервать этот разговор?

— Тогда о каких своих отличительных чертах вы можете объявить?

— Добродетель, здоровые принципы и христианское милосердие. Может, еще умение вести домашнее хозяйство.

— Вы способный заниматься бытом? — удивился Дариен.

— Разумеется. Для того, чтобы содержать большой дом, я должна знать, как и что работает: уборка, стирка, бухгалтерия, приготовление еды.

— Вот бы посмотреть, как вы ставите тесто с перепачканным в муке носом.

Мысленно послав его к дьяволу, Тея призналась:

— Вот как раз печь-то я и не умею.

Он весело посмотрел на нее и рассмеялся.

Наконец они дошли до гостиной. Тея могла поклясться, что он до сих пор смеется, этот презренный человек, к тому же заметила, как пугаются окружающие, увидев его в таком хорошем расположении духа, и наверняка осуждают ее.

Увидев Мэдди с двумя ее обожателями, она на всякий случай села позади них, чтобы толкнуть кузину в спину, если та попытается перейти черту дозволенного. В это время Мэдди равномерно распределяла улыбки и комплименты между мужчинами, без сомнения, в надежде вызвать в них ревность.

Из-за кузины Тея не смогла по-настоящему насладиться вторым отделением концерта. Постепенно это превратилось в самое неприятное светское мероприятие, в котором ей пришлось принять участие. А в соответствии с планами матери у нее впереди еще множество таких вечеров. Но ничто не сравнится с предстоящей помолвкой: это, должно быть, в сто раз хуже.

Леди Рейберн поблагодарила хор, а затем предложила гостям другие развлечения, включая возможность посетить новую галерею хозяина особняка, возведенную специально для его знаменитой коллекции старинной керамики.

Это казалось безопасным, поэтому Тея предложила:

— Меня заинтересовала коллекция, Мэдди. Пойдем туда?

На что Марчемптон сказал:

— Киле предупредил меня, Тея, что это просто старые горшки. Пойдемте лучше поиграем в карты.

Он предложил согнутые в локтях руки обеим дамам, но только Мэдди взяла его под руку, не забыв подцепить и Фокстолла. Вся троица направилась в игровую комнату.

Без Дариена Тея бы была четвертой и сумела отвлечь Фокстолла от Мэдди. Впрочем, еще не все было потеряно.

— В карты так в карты.

— А как же керамика? — напомнил Дариен.

— Я передумала, сэр: хочу играть в карты.

— Вы настолько ветрены?

— Могу позволить себе заниматься тем, чем хочу, — заявила Тея.

— Только в известных пределах.

Это было предупреждение. Ей еще не удалось придумать адекватный ответ, когда он слегка улыбнулся.

— Мне казалось, что вы хотите поговорить со мной. Старые горшки предоставляют для этого больше возможностей, чем карточный стол, не находите?

Она хотела отказаться из принципа, но Дариен был прав, тем более что ей нужно было все прояснить, и как можно скорее! А что касается Мэдди, в игровой комнате у нее меньше шансов угодить в какую-нибудь переделку, в особенности если Марч будет рядом. Поэтому Тея приняла предложенную ей руку, и они вместе двинулись через холл, потом по коридору на заднюю половину дома.

— Не самая популярная часть сегодняшнего вечера, — заметил Дариен. Перед ними шли две пары, следом — немного больше, но не толпа.

— Наверное, майор Киле предупреждал общество в принципе, — предположила Тея.

— Вы предупредили бы кузину, что Фокстолл совсем не безопасная игрушка.

— В самом деле? А у меня сложилось впечатление, что он ваш друг, милорд.

— В армии происходят самые разные, порой странные, знакомства. Кстати, когда мы объявим о нашем намерении стать партнерами в постели?

Она почувствовала, как краска приливает к щекам.

— Это уже слишком, милорд!

— Но брак означает именно это! Поверьте: я знаю, что говорю, — и вовсе не с чьих-то слов. Скажите, существует ли какая-то причина, препятствующая разговору с вашим отцом о нашем соглашении?

— Да! — отрезала Тея.

— Какая же? — изумился Дариен.

— Слишком скоро.

— Леди Тея…

— Я не давала вам разрешения называть меня так.

Он вскинул брови.

— Вы предпочитаете длинное «Теодосия» — «Дар Богов» — короткому имени Тея?

Нет, он способен кого угодно довести до белого каления!

— Прошу вас, Дариен, обращаться ко мне так, как это принято в обществе.

— Ну а я не против, если вы будете называть меня «Канем».

— Может, тогда уж Псом? — Она обожгла его взглядом.

— Нет!

Они как раз подошли к дверям комнаты, в которой собралось с дюжину гостей, и Дариен жестом предложил ей пройти вперед. Чем больше вокруг народу, тем безопаснее. Интересно, заметят ли они, как она дрожит?

Делая вид, что очарована коллекцией, Тея обошла застекленные витрины, заполненные разного рода предметами из керамики, целыми или в виде отдельных фрагментов. Постамент, установленный в центре, прямо под стеклянным сводом крыши, который обеспечивал лучшее освещение экспонатов в дневное время, предназначался для особого показа. Сейчас дневной свет заменяли лампы, и, возможно, из-за этого выставленные экспонаты совершенно не производили впечатления.

— Действительно, просто старые горшки, — пробормотал Дариен, и Тее, несмотря ни на что, пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Именно так и смотрелись предметы в главной витрине: примитивные горшки для приготовления еды да черепки от разбитой кухонной утвари, которым место на помойке.

Лорд Рейберн, красивый, интеллигентного вида джентльмен, взяв в руки разбитый горшок и осторожно поворачивая из стороны в сторону, показывал его кому-то из гостей. Тее было безумно интересно, откуда возник в нем такой интерес, одержимость даже. Ему ведь наверняка обошлось в круглую сумму устройство такого помещения. Он явно восхищался своей коллекцией, видел в ней что-то такое, чего не видела Тея и, вероятно, большинство присутствующих.

Это как с любовью, вдруг подумалось ей. Ведь вполне можно влюбиться в откровенно неподходящего, по меркам общества, человека. Алесия, например, потеряла голову из-за умного и серьезного священника, а одна из сестер Авонфорта счастливо вышла замуж за вдовца, старше ее вдвое. Кингстабл просто старый мерин, но Кэтрин безумно счастлива в браке с ним.

Пока лорд Рейберн с восторгом рассказывал публике о своей коллекции, Тея думала о своем: она еще никогда не испытывала романтических чувств, не было даже безрассудной влюбленности в отличие от большинства подруг, которые снова и снова теряли голову.

Она обвела взглядом публику. Ей стало любопытно, кто из присутствующих делает вид, что заинтересован, а кого действительно восхищают эти горшки. Она сразу наткнулась на даму, определенно проявлявшую откровенное равнодушие к коллекции, потому что не сводила глаз с Дариена и призывно улыбалась. Леди Харровинг. Должно быть, лет на десять старше его! Однако кузина Мария на восемь лет старше Вандеймена, и что? К тому же леди Харровинг — вдова.

«Если он вам нужен, миледи, пожалуйста, забирайте, — подумала Тея. — Тем более что мать подыскивает Дариену подходящую жену».

Леди Харровинг была титулованной особой, хотя и с небезгрешной репутацией. Никто, например, не поверил в подарок судьбы, когда внезапно умер ее последний муж. Ежегодно она давала бал-маскарад, и это было единственным, что вызывало уважение публики. Она наверняка не откажется от брака с изгоем.

Закончилась короткая лекция, из которой Тея не услышала ни слова. Лорда Рейберна окружили несколько человек и принялись задавать вопросы: похоже, они по-настоящему увлеклись. К Тее и Дариену подошла леди Харровинг, выставив вперед свой внушительных размеров, едва прикрытый бюст, и, забыв обо всех приличиях, представилась:

— Лорд Дариен, я леди Харровинг, Мария. Какое счастье, что вы здесь: сезон такой скучный.

Тея словно превратилась в невидимку.

— Не обольщайтесь, леди Харровинг: я самый скучный из всех скучных, — заметил Дариен, великолепным образом продемонстрировав холодную отстраненность. — Леди Тея, полагаю, вам известна эта леди.

Его ответ и представление стали очаровательно нюансированным средством сдерживания. Краска залила нарумяненные щеки дамы, и она холодно проговорила:

— Мы знакомы с леди Теодосией. А что касается вас… вы заслужили свою репутацию.

— Но почему? Я ведь не укусил вас… пока.

Вероятно, чтобы сохранить лицо, леди Харровинг засмеялась, потом развернулась и быстро покинула комнату.

— Это было безрассудно, — тихо заметила Тея. — Зачем увеличивать количество врагов?

— Она вела себя оскорбительно, игнорируя вас.

Тея посмотрела на него.

— Вам разве не все равно?

— Я сопровождаю вас и отношусь к этой обязанности вполне серьезно. Полагаю, нам следует задержаться здесь, чтобы осмотреть коллекцию более внимательно.

Он прав: эта комната прекрасно подходит для приватного разговора, после того как все уйдут, при открытых дверях, конечно. Отсюда был виден коридор, который выходил в главный холл, так что по-настоящему уединенным это место, конечно, не назовешь.

Молодые люди подошли к ближней витрине, словно хотели рассмотреть выставленные там экспонаты. Время от времени Тея видела его темное отражение в стекле, отражение других гостей, остававшихся в галерее.

«Уходите же, наконец!» — приказала она им мысленно, переходя от одной витрины к другой, в которых стояли грубо сработанные керамические фигурки. Группка сдвинулась немного, но опять остановилась.

Тея начала нервничать: ей хотелось поскорее убедиться в адекватности этого человека.

— У вас какой-то особый интерес к богиням деторождения?

Тея присмотрелась к фигуркам, возле витрины с которыми стояла уже несколько минут. Это были действительно сидящие на корточках женщины с огромными животами.

— Вы думаете, они помогают? — спросила она, покраснев.

— На эту тему леди можно говорить с джентльменом?

Тея повернулась к нему.

— Не я затронула эту тему.

Дариен улыбнулся:

— Согласен.

Потребовалось мгновение, чтобы Тея осознала, что они наконец-то остались одни: лорд Рейберн со своей компанией ушел.

Внезапно от волнения у нее пересохло во рту.

— Итак, мы можем поговорить о наших делах.

— Вам не страшно оставаться со мной наедине?

— Двери открыты, и нас видно из холла.

— Каменные стены не есть крепость, а открытые двери вовсе не гарантия безопасности.

Тея еще больше занервничала.

— Вы что, хотите на меня напасть? Предупреждаю: я закричу.

Он засмеялся.

— В прошлый раз вы этого не сделали.

— Вы!.. — возмутилась Тея, но, вспомнив о своей цели, взяла себя в руки. — Я здесь наедине с вами, лорд Дариен, только для того, чтобы поговорить о нашей договоренности.

— О том, когда известить о помолвке вашего отца.

— Нет!

— У вас есть другое предложение? — вежливо осведомился Дариен.

— Да, было бы неплохо получить настоящее согласие леди, — отрезала Тея.

— Тогда, моя богиня, мы уже помолвлены.

— Нет, не помолвлены! — Спор никуда не приведет. — Лорд Дариен, вы должны понять, что в этой помолвке теперь нет необходимости. К тому же в нее никто не поверит.

— Но почему? — Он искренне удивился. — Если ваша семья подтвердит мое объявление, что мы собираемся пожениться, то этому никто не поверит?

— Конечно, нет: вы же Кейв!

Он поморщился, и Тея поняла, что обидела его, поэтому поспешила сказать:

— Простите меня, но это правда.

Харроу, Дари, Пес Кейв — все это навалилось на нее тяжелым грузом, но Тея напомнила себе, что они ничего не могут поделать с этим сильным, уверенным в себе человеком.

— Я имею в виду, что вас — Кейва — в данный момент нигде не примут, поэтому помолвку будут рассматривать как некое представление. Более того, общество не поймет, где и когда мы познакомились, ведь вы только появились в городе. Если, положим, я просто лишилась разума и влюбилась в вас, то для этого потребовалось бы некоторое время.

— Я видел, как это происходит в мгновение ока, но допускаю: вы правы, в особенности если вас знают как Великую Недотрогу.

— Это…

— Прозвище нелепое, согласен, но ведь таких уйма, правда?

Она ненавидела терять так много очков, но он опять оказался прав.

— Сколько потребуется времени, чтобы все поверили? — спросил Дариен.

— Вечность. — Не дожидаясь его возражений, Тея перешла к своему главному пункту. — В помолвке нет необходимости, как я сказала. Вы стали любимчиком моих родителей, а сегодня вошли в самый узкий круг светского общества, и вас не отвергли.

Брови у него вопросительно вскинулись вверх.

— По крайней мере, в открытую. Совершенно ясно, что ваши армейские друзья окажут вам поддержку, но не менее значимо то, что за вас взялась моя мать. Поверьте, в этих делах она истинный Веллингтон. Если вы вдруг решите, что вам не нужно возвращаться в любящие объятия общества, у вас все равно не будет другого выхода.

Дариен засмеялся, и выглядело это обезоруживающе.

— Она даже намерена подыскать вам подходящую жену, так что, как видите…

— Но не вас, полагаю.

— У меня нет склонности к приключениям, — заметила Тея и почему-то услышала горечь в своем голосе.

— Миледи в красном! Вы поразили меня.

— Уверяю вас, я говорю правду. Это платье было… Никогда больше не надену его. Мне хочется всего лишь тихой, упорядоченной жизни.

— Вы не предназначены для скуки, как и я.

Она пристально посмотрела ему в глаза.

— У нас нет ничего общего, лорд Дариен. Ничего!

— А как же тот поцелуй?

— Вы меня принудили!

— А почему не оказали сопротивления и не пожаловались потом?

Он воспринял ее тогдашнее молчание как поощрение?

— Потому что у меня в мыслях не было стать причиной скандала или дуэли. Не воображайте, что я испытывала удовольствие.

— Поцелуй не соответствовал вашим запросам? Приношу извинения и смиренно умоляю дать мне шанс доказать, что я способен на большее.

Дариен подошел ближе, и Тея поняла, что отступить не сможет: за спиной у нее витрина.

— Только когда свиньи начнут летать по воздуху! — отрезала она.

— А вы засуньте одну в корзину воздушного шара, — предложил Дариен. — Можно даже выстрелить ею из пушки.

Представившаяся в воображении картинка отвлекла ее.

— Но это ужасно!

— Способ довести все до конца. Я не позволю эмоциям помешать мне достичь своей цели. И вы, Тея, средство для этого.

— Лучше бы мне стать способом добиться вашей смерти!

Он дотронулся до ее щеки.

— Перестаньте сопротивляться. У вас нет выхода.

Замерев, Тея заговорила коротко и почти грубо:

— Прочь руку, Кейв, или я закричу! И наплевать на последствия.

Дариен не шелохнулся, принимая вызов, и Тея уже подумала, что действительно придется звать на помощь, но тут он опустил руку и сделал шаг назад.

— Избавьте меня от данного вам обещания! — потребовала Тея. — Оно возмутительно, и в нем нет необходимости.

— Не могу.

— Почему? Почему оно так важно для вас? С моей матерью и «балбесами», которые будут на вашей стороне…

Она запнулась, увидев выражение его глаз.

— «Балбесы»? — переспросил он тихо.

— Они намерены выступить на вашей стороне… из-за того, что приключилось в школе.

Ошибка! Это была ошибка! Ей бы надо было заранее понять, что Дариен не хотел, чтобы она узнала об этом.

— Терпеть не могу «балбесов», — сказал он ровно, глядя на нее широко открытыми глазами. — Будь я проклят, если приму помощь из их рук.

— Но вы же поддержали Дари как раз для того, чтобы вам помогли.

— Я завладел вашей семьей, зажал вас в кулаке. Если бы можно было заковать «балбесов» в кандалы, а потом хлыстом заставить их подчиняться моей воле, я бы так и сделал. Они закованы?

— Нет. — Тея нашла в себе смелость вздернуть подбородок и сказать: — Они полны сожаления.

Дариен оперся на витрину ладонью.

— Вы очень глупая женщина, и нас больше никто не видит.

Бросив взгляд в сторону двери, Тея поняла, что он сказал правду.

— Глупая, потому что доверилась вам? — спросила она дерзко, несмотря на охвативший ее ужас. — Для вас это, наверное, странно, но я в полной безопасности наедине с джентльменом.

У него заиграли желваки, но она уже не могла остановиться:

— Но поскольку Бешеный Пес никак не может быть джентльменом, почему бы не получить от меня насильно еще один мерзкий поцелуй? Уверена, вы ведь этого хотите?

Дариен резко отпрянул.

— О нет! Этого хотите вы! Вы хотите насмешками уничтожить меня. Но, — добавил он ледяным тоном, — вы можете лишь умолять меня об этом.

Тея развернулась, намереваясь дать ему пощечину, но он перехватил ее запястье.

Предостережение, которое она увидела в его глазах, заставило ее застыть на месте. И все же! И все же! Несмотря на ледяной страх и ужас, все порочные части ее тела и души завопили о том, что она должна умолять его, как он того требует, об еще одном обжигающем, испепеляющем поцелуе.

— Возможно, — произнес он тихо, — вам нужно просто попросить меня.

Тея вырвалась и бегом бросилась прочь из комнаты, но в коридоре заставила себя идти медленнее, отдышалась и успокоилась. Когда она вышла в холл, то уже улыбалась, стараясь выглядеть так, будто в мире нет ничего дурного. Но одному богу известно, как эта ее улыбка смотрелась со стороны.

— Леди Теодосия, я могу помочь вам?

Резко обернувшись, она увидела рядом капитана Фокстолла. Он улыбался, но взгляд у него был коварный.

— Разве что скажете, где сейчас моя кузина, сэр.

— Мисс Дебенхейм сейчас под материнским крылышком. — Потом, посмотрев ей за спину, сказал, словно увиденное подтвердило его ожидания: — Ага! Кто бы сомневался! Не позволяйте ему играть с вами, леди Теодосия. У него такая особенность — играть с молодыми леди. Он относится к этому очень легко. Ощущение опасности и страха вкупе с чуточкой шарма, и юные создания тают, будто воск для конверта в ожидании его печати.

Словно ей в лицо плеснули кипятком, Тея развернулась и пошла прочь. Несмотря на то, что Фокстолл был ей омерзителен, она почувствовала в его словах долю правды. Именно такую игру Дариен начал с ней. Неужели он думает, что, нагнетая ощущение опасности, сможет заставить ее выйти за него?

Только когда у свиней прорежутся крылья!

А теперь ей нужно уйти.

Она нашла мать за карточным столом и сказала ей на ухо:

— Мамочка, что-то мне нехорошо после ужина. Я должна вернуться домой.

Герцогиня извинилась перед партнерами.

— Бедняжка! Надеюсь, ничего серьезного. Такая неловкость для хозяйки.

— Пока никаких очевидных признаков. Наверное, не надо было есть креветки.

Креветки! Именно о них она вспомнила.

— Неужели, дорогая? Я этого не заметила. — Герцогиня приказала подать карету и сообщить герцогу, что они уезжают. — Не сомневаюсь, что он останется. Я видела, какая у них разгорелась дискуссия по поводу приостановки действия Хабеас корпуса. Это предписание о представлении арестованного в суд, представляешь? Такие печальные времена! Может, тебе нужно прилечь, дорогая?

— Нет. — Ей уже было неловко за свою ложь. — Сейчас это пока неприятное ощущение, но лучше вернуться домой на всякий случай.

— О, да, конечно. Уеду с радостью. Играть в паре с миссис Грантем, такой глупой партнершей… Однако все сложилось вполне удачно.

— Хор был просто чудесен. — Тее хотелось вприпрыжку спуститься по лестнице, но требовалось время, чтобы карета подъехала.

— Я имела в виду Дариена, дорогая! Ты была на высоте, проявив такое внимание, и одно это уже прекрасно. И мне доставило счастье увидеть, с каким удовольствием он общался со своими армейскими друзьями во время ужина.

— У него действительно много армейских друзей, мама, а кроме того, ему собираются помогать «балбесы». Быть может, он и не нуждается в нашей поддержке.

— Тея, у джентльменов не бывает одинаковых отличительных признаков, — ворчливо сказала мать. — Не то что у женщин. За исключением клубов, разумеется. Интересно, сумеет ли твой отец ввести его в «Уайте».

Только с помощью чуда, подумала Тея. Они спустились в холл, и лакей заторопился подать им накидки.

— Карета скоро подъедет, дорогая, — сказала герцогиня. — Почему бы тебе не присесть?

А Тее не сиделось на месте: хотелось ходить взад-вперед, словно это могло ускорить их отъезд. Мать отвернулась, чтобы перекинуться парой слов с подругой, которая тоже собралась уезжать, поэтому Тея могла без препятствий наблюдать за лестницей, хотя что она могла сделать, если бы Дариен вдруг спустился к ним. Никаких идей в голове не возникало.

О, господи! Ведь она ничего не добилась в своих попытках избавиться от помолвки.

Надо попытаться еще раз, и не давать воли эмоциям, и не упоминать «балбесов»…

Надо было вовремя сообразить, как он отреагирует на тот факт, что ей известна давняя история: никому бы не понравилось, — но теперь ее страхи подтвердились: его действия питает ненависть.

Когда объявили, что карета подана, Тея поспешила забраться внутрь.

— Очень надеюсь, что к завтрашнему дню у тебя все пройдет, дорогая, — вдруг сказала герцогиня, когда они тронулись.

— Почему?

— Мы устраиваем ужин в честь Дариена завтра вечером. — Она замолчала, услышав, как Тея застонала. — Прости, забыла, что ты нездорова. Нюхательную соль дать?

Тея молча покачала головой.

Глава 16

Дариен не бросился догонять Тею Дебенхейм, а спокойно пошел следом и увидел, как она разговаривает с Фокстоллом.

Проклятый гусар! Его присутствие в Лондоне внушало беспокойство, а внимание, которое он оказывал Мэгги, могло превратиться в катастрофу. В том, как Фокстолл сейчас разговаривал с Теей, было что-то тревожное. Колокольчики зазвонили, предупреждая об опасности.

Его собственный разговор с ней оставлял желать лучшего. Судя по всему, ей удалось лишить его разума одним лишь огненным взглядом своих ясных голубых глаз. А потом она вспомнила про «балбесов».

К дьяволу их всех! Он не позволит им вмешиваться в свои дела.

Дариен предпочел бы уехать сейчас, но поскольку завоевал право доступа сюда, должен был полностью им воспользоваться, поэтому двинулся через комнаты, совершенно игнорируя выказывавших пренебрежение к нему, и останавливаясь, чтобы переброситься парой слов с любым офицером, которого знал. Потом с радостью отметил, что Фокстолл уехал, чтобы, вне всякого сомнения, игриво развлекать кого-нибудь в аду или в борделе.

Именно такое вторжение — неторопливое и коварное — Дариен и планировал еще до того, как встретил Тею Дебенхейм, а потом его жизнь отправилась прямиком в ад в ручной корзине. Вдобавок пришлось приютить Пупа, и теперь лишь одному Господу известно, где тот сейчас обретается. Парнишка чересчур нервный, чтобы отправиться в бордель самостоятельно.

Пробираясь между небольшими компаниями гостей, Дариен высматривал леди Тею; обсуждая количество стоявших на приколе морских судов, настороженно ловил запах ее цветочных духов; обсуждая события в Индии, прислушивался к ее голосу, такому легкому, такому выразительному, за исключением тех случаев, когда она была в гневе или испугана.

И напугал ее он.

Дариен не испытывал гордости за себя, но она попыталась соскочить с крючка, а он не мог ей позволить. Ради Фрэнка!

К одиннадцати часам он был сыт по горло исполнением светских ритуалов, и потому решил отправиться восвояси. Прощаясь с герцогом Йовилом, он вдруг обнаружил, что Тея и леди Сара уже уехали.

— Что-то там не так с креветками, — тихо объяснил ему герцог. — У меня нет никаких проблем, но ведь дамы существа более чувствительные, не так ли?

Это было за пределами опыта Дариена. Хотя, его опыт диктовался общением с женщинами, которые следовали за барабанным боем. У всех — от проституток до офицерских дам — жесткость нравов была повсеместной.

Кроме того, он знал, чем недовольна Тея Дебенхейм: его невоздержанностью.

Дариен нашел и поблагодарил хозяйку дома, извинившись при этом за свой приход без приглашения, объяснив это тем, что настояла герцогиня Йовил, что отчасти было правдой.

— Тогда я должна сказать ей спасибо, — с улыбкой произнесла графиня. — Ваше присутствие оживило мой степенный вечер.

— Мы, Кейвы, рады услужить прекрасной даме.

— Я думала, милорд, что ваш девиз «Берегитесь!».

— Сорвиголова воодушевляет умеренных.

В ответ она засмеялась и покачала головой.

Надев плащ, Дариен покинул особняк, на ходу сообразив, что игривый тон леди Рейберн свидетельствовал об еще одной победе. В момент, когда он вошел сюда, она испытывала настоящую тревогу, вероятно, представив, что ее вечер станет жертвой беспорядка и насилия. Теперь она успокоилась, повеселела и больше не видит в нем никакой угрозы.

Это ошибка, но все равно победа в его сражении.

Лакей мог бы нанять ему экипаж, но он привык много двигаться, а Лондон давил на него.

Возможно, что прогулка по темным ночным улицам подпитывает в нем безумное желание рисковать. Мужчины могут пристраститься к этому чувству, как к наркотику: он видел признаки такой зависимости у Фокстолла. А в нем эта зависимость тоже есть? Устроит ли его спокойная и упорядоченная жизнь?

Дариен остановился посреди улицы, вдруг вспомнив слова леди Теи.

Нет! Он не представлял своего будущего вместе с ней даже в самых диких мечтах.

Какой-то шум вырвал его из задумчивости.

Он беспечно решил сократить путь, свернув в узкую, едва освещенную Каск-лейн, и теперь три молодых мордоворота окружили его, выставляя напоказ кривые почерневшие зубы.

— Гони, приятель, монету и цацки, — потребовал один из них.

Не говоря ни слова, Дариен кинулся на них, и уже через несколько мгновений двое побежали — один с перебитой конечностью, другой — держась за сломанные ребра. Третий остался лежать на мостовой, завывая от боли и съежившись в ожидании очередного удара.

Дариен только пнул его носком туфли и назидательно проговорил:

— Это тебе урок от опытного вояки: сначала бей, говорить будешь потом.

И пошел дальше, чувствуя себя немного лучше после таких физических упражнений.

Глава 17

Он вышел на Ганновер-сквер, когда миновала полночь. Хоть здесь теперь было тихо и спокойно, площадь все равно оставалась местом кровавого преступления.

При свете дня кусты и деревья в садике радовали глаз, но ночью превращались в темную массу за черной металлической оградой, где мог укрыться кто угодно. Дариен направился к своему дому, но потом остановился и принялся разглядывать ряд домов на противоположной стороне. Они сливались в черный квадрат на фоне темного неба. Темноту разрывал свет от занавешенного окна и пары ламп у дверей. Одним из тех домов был особняк Уилмотов, и хотя леди Уилмот покинула Лондон, сэр Джордж по-прежнему жил здесь.

Показывали ли люди пальцами на их дом, как показывали на дом Кейвов и скверик, где нашли окровавленное тело? Лондонцы привозили сюда родственников из провинции. Экскурсия по городу после осмотра собора Святого Павла, Вестминстерского аббатства и лондонского Тауэра заканчивалась на Ганновер-сквер, в том месте, где чокнутый Маркус Кейв сотворил душегубство. Дариен сказал себе, что однажды соберется с духом и попытается устроить встречу с сэром Джорджем, чтобы попробовать заключить некое подобие мира, но не сейчас. Он пока не готов встретиться с отцом Мэри лицом к лицу. Дариен подозревал, что именно этот человек прислал ему карикатуру. Кто же еще? Может, и насчет крови распорядился. У Дариена не было никакого желания еще больше осложнять жизнь этой семьи, но у него имелись кое-какие задумки.

Он повернул к своему дому, где на архитраве красовался фамильный герб. Оскаленная в рычании морда черного мастифа казалась живой в мерцающем свете фонаря у двери. Дариен зарычал ему в ответ, не обращая внимания на вырезанное в камне предупреждение: «Кейв!»

Надо бы от него избавиться, хотя бы потому, что такие гербы на домах вышли из моды уже лет пятьдесят, если не больше, назад, но он был вырезан из цельного камня, прочно утопленного в кладку. Мало того, что работа предстояла адская, этот камень служил опорой для верхних этажей дома, так что раскрошить все здесь по-прежнему оставалось заманчивой идеей.

Обосноваться в этом особняке было ошибкой, но исправить ее в данный момент не представлялось возможным. Переезд отсюда мог бы выглядеть как бегство, чего и добивались те, кто мазал крыльцо кровью. А одно из его жизненных правил гласило: ни за что и никогда не показывать страха. Он вывел это правило для себя во время наездов еще юного Маркуса в Стаурс-Корт. Еще до того, как окончательно обезуметь, Маркус был жестоким хулиганом, издевался над животными и наслаждался страхом жертвы, как вампир — человеческой кровью.

О, черт! Дариен замер на тех самых ступеньках крыльца: заходить в этот дом не хотелось, — но потом все же отомкнул замок, открыл дверь и вошел внутрь. Как всегда, в доме было тихо и душно от буквально висевшей в воздухе злобы.

Затем снизу, из цокольного этажа торопливо появился Пруссок.

— Добро пожаловать, милорд.

Это что-то новенькое! Неужели Лавгроув объяснил слугам, как нужно держать себя в доме пэра Соединенного Королевства, или это была реакция Пруссока на наплыв визитеров? По правде говоря, Дариену было все равно, но он предположил, что семейство забеспокоилось из-за того, что может потерять место в его доме.

Пруссок зажег одну из двух приготовленных свечей и передал ее хозяину.

— Благодарю. Мистер Аппингтон наверху?

— Нет, милорд: ушел вскоре после вас.

— Знаете, куда?

— Нет, милорд.

— У него есть ключ, Пруссок, поэтому ждать его не надо.

— Я прекрасно могу…

— Отправляйтесь спать, Пруссок. Это приказ.

— Хорошо, милорд.

Дворецкий удалился, преисполненный неудовольствия, а Дариен подумал, что будет, если он отменит еще какое-нибудь сокровенное правило, но у Пруссока была способность выказывать недовольство по любому поводу.

Наверху его должен был дожидаться Лавгроув, чтобы помочь разоблачиться, но вряд ли во плоти, а скорее в виде духа, учитывая количество спиртного, пропадавшего в доме.

С его домом все в порядке, сказал себе Дариен: он почти такой же, как другие по соседству, — однако каждый раз, когда входил сюда, его накрывало гнилой атмосферой, словно влажным вонючим одеялом. Он чувствовал себя спокойнее среди мертвых тел, чем здесь.

Что-то мелькнуло справа, заставив его повернуться в ту сторону. Он ничего не увидел, но был уверен: в воздухе что-то реет, и оно несет в себе зло.

Может, следует провести обряд изгнания злых духов? Интересно, англиканская церковь занимается этим, или надо позвать католического священника? Хотя римские ритуалы могут принести больше вреда, чем пользы. До сих пор существует огромное количество откровенных идиотов, которые искренне верят, что католики приносят в жертву младенцев на своих алтарях.

К его удивлению, Лавгроув бодрствовал и был трезв. Этому человеку как-то удавалось быть одновременно и худым, и обрюзгшим, но дело свое он знал и относился к одежде Дариена, к каждой отдельной вещи, как чему-то священному.

— Приятно провели вечер, милорд? — нечленораздельно пробормотал камердинер, принимая дрожащими руками подбитый шелком вечерний плащ Дариена.

— Слушал хор мальчиков.

Острый взгляд, который Дариен получил в ответ, заставил его задуматься о привычках прежнего работодателя Лавгроува, поэтому пришлось пояснить:

— Хор Вестминстерского аббатства, на вечере у леди Рейберн.

— Исключительно изысканное обстоятельство, не сомневаюсь.

Он продолжал смотреть на хозяина широко открытыми глазами, ожидая подробностей. Камердинер был весьма полезен своими знаниями сокровенных путей, которые существуют в приличном обществе.

— Весьма изысканное, — согласился Дариен, стягивая излишне тесный черный бальный сюртук, а затем расшитый жилет. Впрочем, он не стал распространяться, как сумел пробраться туда. — Встретил там нескольких армейских знакомых.

— Очень рад за вас, милорд, — заявил Лавгроув, прокладывая курс к комоду, но по пути, к неудовольствию хозяина, налетел на угол кровати.

Радость его, вполне возможно, была искренней. Дариен, помнится, развеселился, когда узнал, что джентльменский статус джентльмена зависит от самого джентльмена. В больших домах личные слуги всегда получали имя хозяина, так что в людской Лавгроува могли называть виконтом Дариеном. Он сомневался, что Пруссок стал бы потворствовать подобной глупости, но такая система сказалась на трудностях, которые возникли, когда пришлось нанимать камердинера: ни один добровольно не соглашался стать Кейвом.

Дариен был благодарен Лавгроуву за искусство в обращении с одеждой и знание высшего света, но с самого начала завел правило, что сорочку и панталоны будет снимать сам.

Вздохнув, Лавгроув удалился. Оставшись один, Дариен умылся, потом внимательно оглядел комнату, вспомнив, как Пуп, когда зашел сюда сегодня, заметил: «Толком еще не переехал, Канем?»

Наливая себе бренди, он заметил, что в графине осталось на донышке. А, ладно! Пойдет в зачет зарплаты Лавгроува. Сделав глоток, он опять окинул взглядом комнату.

За многие годы переездов с одного места на другое он научился превращать выделенные для постоя квартиры в подобие собственных апартаментов с помощью предметов из своей коллекции: роскошного тканого покрывала, вывезенного из Испании, ковра из шерсти андорских овец, а также оригинальных шахмат, черные фигуры которых представляли силы мавров, а белые — силы Фердинанда и Изабеллы. Здесь он прожил почти месяц, но до сих пор не выложил даже их.

Единственной его личной вещью был стоявший на виду покрытый рубцами и царапинами деревянный сундук, в котором и хранилась коллекция.

Неожиданно для себя он открыл его, кинул покрывало на кровать, а ковер — на пол, достал саблю в ножнах — последнюю вещь, которая осталась от прежней гусарской жизни. Что теперь делать с ней? Наверное, надо как-нибудь повесить ее на стену, но пока пусть полежит на туалетном столике.

Следом за саблей Дариен достал два деревянных ящичка. Тот, который побольше, с набором шахматных фигур, положил на столик у окна, но открывать не стал, а вот второй, узкий и длинный, был футляром, в котором хранилась флейта. Его он положил поближе к креслу.

Неужели он ни разу не играл с тех пор, как приехал сюда?

Дариен начал учиться играть сразу после того, как отец заявил, что занятия музыкой не для настоящих мужчин, и выбрал инструменты изящные и небольшого размера. Это был обычный бунт, который мог сойти ему с рук. И слава богу! Разве можно захватить с собой на поле боя рояль? Даже скрипка была обузой. А вот его флейта путешествовала с ним повсюду и частенько поднимала боевой дух.

Он вынул флейту и сразу вспомнил, как часто негодовал Фокстолл, едва заслышав ее звуки. У него совсем не было вкуса к музыке, как и у Кейва-старшего, и он высмеивал тех офицеров, кто умел хоть на чем-то играть и развлекал своим искусством товарищей.

Фокстолл не понимал, что завоевать авторитет можно, не только махая шашкой. Об этом Дариен узнал от своего первого командира капитана Майкла Хорне. Он не был блестящим военачальником, зато обладал другими прекрасными качествами: стойкостью, честностью, добротой. К жестоким парням он относился лояльно, но только в определенных пределах, и добивался от них результата.

Возможно, в нем преобладали отцовские чувства, все-таки ему было уже за сорок. Хотя почему он по-отцовски относился к Горацио Кейву, который нес на себе груз жестоких обид, одному богу известно. Дариен знал, что большинством из того, чем обладал сейчас, обязан Хорне, и когда тот погиб через три года, оплакивал как по-настоящему родного человека.

У Хорне он научился соблюдать баланс между строгой дисциплиной и приятельскими отношениями, а это означало, что люди пойдут за своим командиром в самые кровавые сражения, будут строго следовать приказам, но при этом сохранят способность думать о себе тогда, когда это станет необходимо.

Совсем чуть-чуть фамильярности — они это презирали, — ну самую малость; час, проведенный с ними у костра вечером на биваке, пара баек и немного музыки, чтобы вселить в них уверенность, что в случае необходимости они не останутся без помощи; держать в голове все важное, что произошло в их жизни, об их семьях, оставшихся дома, и особых интересах. Тем, кто любил читать, он позволял брать книги в своей маленькой библиотечке.

Когда ему присвоили капитана, его подчиненные стали называть себя Щенками Канема, причем не имели в виду ничего плохого, поэтому Дариен отнесся к этому спокойно. Интересно, они по-прежнему себя так называют? И выкрикивают по-прежнему «Ка-нем! Канем!» как боевой клич? Конечно, теперь нет никаких сражений, кроме боев с отчаявшимся трудовым людом…

Дариен заиграл энергичную джигу, которая его людям нравилась больше всего, пока не понял, что впадает в уныние.

Ему не нравилось, что Щенками Канема в Индии теперь будет командовать Пу, офицер, которому Дариен продал свой чин майора. Пу не сумеет взять в ежовые рукавицы Фокстолла, а он неуправляемая сила.

Если бы он не продал свое звание, то пришлось бы расстаться с мечтой войти в высший свет и уехать, так что нет никакого смысла пытаться перевести стрелки часов назад.

Дариен приложил флейту к губам и решительно заиграл «Веселую Дженни».

Неожиданно дверь в его комнату стремительно распахнулась, изо всех сил стукнувшись о комод.

— Дудишь в свою дудку в темноте, Канем? Принимай вот это. — Пошатываясь, Фокстолл втащил через порог упившегося в хлам Пупа.

Дариен опустил флейту.

— Что ты, черт возьми, здесь делаешь?

— Доставил домой твоего Щенка. Он заблевал тебе весь холл.

— Как ты вошел?

— У Пупа есть ключ.

Верно. Вот дьявол!

Даже Фокстоллу стоило больших трудов управиться с объемной массой едва стоявшего на ногах человека, направляя к софе. Когда Пуп рухнул, раздался треск, и софа с изогнутыми ножками едва не сломалась под ним.

— Зачем ты сюда его приволок? — возмутился Дариен.

— Я же не знаю, где его комната, а сам он слова сказать не может. Кроме того, было бы странно затащить человека в твой дом и при этом не перекинуться с тобой парой слов. — Фокстолл наконец отдышался и заграбастал графин. — После такого вояжа мне нужно промочить горло. Позвони, чтобы принесли еще, старина.

— Слуги уже спят.

С громким стуком Фокстолл поставил графин на стол.

— Неужели этот тупой, несчастный флейтист — Канем Кейв?

— Бремя ответственности меняет человека. Где ты нашел Пупа? Ведь не у леди Рейберн, полагаю.

— Сладостная мисс Дебенхейм возбудила во мне движение жизненных соков, но не позволила продвинуться дальше, поэтому я отправился в «Фиалковый флюгер».

— Эй, там! — неожиданно ожил Пуп. — Это ты, Канем? Мы слегка поддали. Во «Флюгере» полно выпивки.

— Для тех, у кого водятся деньги, — заметил Дариен. — Это плохое заведение, Пуп.

— Деньги имеются, много денег. Надо было и тебе сходить, Канем. Маленькая рыженькая. Сладкая как сахар. А еще черненькая. Вертел ее весело. — Веки его снова упали. — Я думаю… — И, откинувшись, он захрапел с открытым ртом.

— Надеюсь, он расплатился? — спросил Дариен.

— А почему нет? Ладно, перестань, если он хочет быть большим плохим мальчиком, как мы с тобой, то может прекрасным образом заплатить за такую привилегию. Когда я закончил с моей шлюшкой, он уже нализался и был готов, поэтому их хозяйка потребовала, чтобы я его увел. Акт христианского милосердия, учитывая, что он ненормальный.

— Ну, не настолько он плох.

— Разве? Одному дьяволу известно, как ему удалось уцелеть на войне. Самосохранение на уровне воздушного шара, которым стреляют из пушки.

— Или свиньей.

— Как?

Дариен покачал головой.

— Просто припомнилось.

— Ты стрелял свиньей из пушки? Никогда об этом не слышал. Пустая трата свинины.

Дариен не стал ничего объяснять.

— Почему, черт возьми, у меня не было крестного, который бы все мне оставил? — Фокстолл пнул Пупа по свесившейся ноге. — Мой был священником с пятью детьми.

— Остановись на этом.

Их взгляды скрестились.

— Ты пребываешь в чертовски потешном настроении, Канем.

— Будешь пребывать, когда в твой дом вламываются два пьянчужки.

— Лишь доставил Пупа, и все. — Фокстолл зашагал по комнате, пренебрежительно хватая вещи. — Будь я виконтом, устроился бы намного комфортнее. Очень удивился, когда увидел тебя на этом концерте, но решил, что тебе приходится падать ниц перед хозяйкой. Кампания проходит благополучно?

Как-то Дариен обсудил с Фокстоллом свои планы, что было еще одной его ошибкой.

— Да.

Фокстолла можно было бы выставить силой, но оно того не стоило. Без женщин и выпивки он и сам скоро уйдет.

— Я заметил, что пока тебе не очень-то рады, — заметил Фокстолл с едва заметной усмешкой.

— Еще рано говорить. Я пока пробую воду.

— Можешь сколько угодно совать ноги в реку под названием «Высшее Общество», лед от этого не растает.

— Дебенхеймы у меня в руках.

Фокстолл захихикал.

— Наверное, самая молодая из них. Спелая ягодка, если можно так выразиться.

Дариен стиснул зубы и процедил:

— Шпионишь за мной, Мэт?

— Мельком увидел вас вместе. Ты считаешь, что сможешь пробиться туда? Безнадежные мечты. То же самое, увы, и с ее веселой кузиной.

— Оставь мисс Дебенхейм в покое.

— Я больше тебе не подчиняюсь, а мисс Дебенхейм не желает оставаться в покое, поверь мне. Думаю, что у нее весьма приличное приданое, а у ее кузины и того больше, как считаешь?

Дариен бросил на него предостерегающий взгляд, но Фокстолл не отступил, лишь засмеялся.

— Вижу, ты считаешь точно так же! Это и есть тот самый тайный план, или ты просто от нее без ума?

В нем разгоралось желание совершить убийство, но это пламя лучше сразу загасить.

— План, конечно. Она не в моем вкусе.

— Ну да, неразговорчивая девственница, — согласился Фокстолл.

— Ладно, достаточно. — Дариен отложил флейту, чтобы ненароком не сломать.

Теперь Фокстолл забеспокоился.

— Я пожелал бы тебе удачи с ней, но этого не случится: ты слишком сильно напоминаешь своего братца.

— Маркуса? — Дариен посмотрел на Фокстолла с искренним изумлением. — Ни черта подобного!

— Так люди говорили сегодня вечером. Подумай над моим дружеским предостережением. А теперь, друг, ссуди мне денег.

Дариен все еще переваривал слова Фокстолла.

— Сколько?

— Три сотни.

— Зачем?

— Пу заработал воспаление легких и умер. Я могу получить майора, если найду на это деньги.

Когда Дариен увольнялся, Фокстолл намекал на заем, который может стать для него настоящим подарком, но в тот момент он посчитал, что в семейных закромах денег будет немного, а кроме того в любом случае не собирался давать в долг. В мирное время Фокс представлял собой пороховую бочку, готовую вот-вот взорваться. Теперь полк отправляется в Индию, и там будет гораздо больше возможностей для активных действий, но Дариен доверял ему еще меньше, и все из-за разговоров Щенков Канема.

— Извини, не смогу.

— Черт, Канем! Мы ведь всегда и всем с тобой делились.

— Да, делились, но лишь кувшином вина или проституткой.

— Сейчас для тебя это значит примерно столько же. Ты купаешься в деньгах!

— Завоевать себе место в обществе непросто и недешево.

— Я понял, — сказал Фокстолл (оставалось надеяться, что это действительно так).

Дариен попытался смягчить свои слова.

— Подумай про Индию: набобы, рубины, гаремы…

— Я плохой враг, Канем.

Дариен прямо встретил его взгляд.

— Из меня враг еще хуже. Держись подальше от Дебенхеймов.

— Буду делать то, что мне нравится.

Выходя из комнаты, Фокстолл грохотнул дверью.

Дариен перевел дыхание. Мэт Фокстолл никогда не был ему другом: не умел хранить секреты, не искал утешения. Просто они вместе пили, ходили по проституткам, устраивали потасовки. Больше всего, конечно, дрались и испытывали при этом дикую, ослепительную ярость, которая надолго оставалась в памяти. Но сейчас все изменилось.

И все-таки у него было не так много друзей, чтобы просто пожать плечами при потере одного из них.

Он поднял флейту и опять начал играть свадебную джигу, но в темноте был не тот эффект. И темной была душа его грязного брата-сифилитика. Черта с два он похож на Маркуса! Конечно, у них одинаковая масть, но в остальном они были абсолютно разные. Его последнее воспоминание о Маркусе — изъязвленное обрюзгшее животное.

Но как он выглядел до того, как болезнь разрушила его?

Маркусу исполнилось тринадцать, когда родился Дариен, и он вел жизнь испорченного подростка, прежде чем сумел запасть в память младшего брата. Маркус — слава богу! — предпочитал жить в Лондоне, потому что отец предоставлял его самому себе, но слишком часто приезжал в Стаурс-Корт, доставляя беспокойство всем вокруг.

Резко поднявшись, Дариен подошел к зеркалу, оперся вытянутыми руками на туалетный столик, потом вгляделся в свое отражение. Черты лица искажали неверный свет свечи, да и дешевое стекло тоже. Возможно, тем самым они обнажили фамильное сходство: те же темные волосы над высоким лбом, те же черные глаза с тяжелыми веками, тот же оливковый оттенок кожи. Под испанским солнцем он становился смуглым, как местные жители, в то время как другие обгорали.

И та же самая жестокость?

Нет, хотя шрамы на лице могли свидетельствовать об этом, а еще, возможно, о следах наихудших проявлений войны.

К дьяволу Маркуса! Но отправлять его туда было излишне. Если кто и оказался в самых глубинах ада, то это был Маркус Аурелиус Кейв.

Неудивительно, что высшее общество съеживается при виде этого лица. Неудивительно, что Тея Дебенхейм содрогается при его прикосновении. А Фрэнк! Фрэнк с его открытой доброй улыбкой выглядел точно так же. С темными волосами, ясными глазами у него был вид ангела, но какое дело до этого высокомерному и подозрительному аристократическому обществу?

Схватив саблю в ножнах, он с силой ткнул ею в отражение, и оно разлетелось на куски вместе с зеркалом.

У него за спиной сонно забормотал Пуп:

— Не к добру это, Канем. Потом семь лет…

Резко обернувшись, Дариен выхватил оружие из ножен, но Пуп уже опять засопел с видом унылого херувима, поэтому пришлось вставить клинок в ножны и опустить оружие. Поставив свечу на пол, он собрал осколки зеркала, сложил в чашу и убрал с намерением использовать потом.

Злость все еще кипела в нем: на самого себя, на Маркуса, на светское общество, на судьбу, принесшую столько мучений. И какой из этого вывод? Прошлое нельзя изменить, а какие-то события невозможно забыть: шрам останется шрамом. Ампутированная конечность не отрастет заново. Ненормальный никогда не превратится в разумного, а Кейв навсегда останется мерзким изгоем.

Взяв с кровати цветастое покрывало, Дариен укрыл им храпевшего Пупа.

Щенок Канема Персиваль Артур Аппингтон хоть и был предметом шуток, однако происходил из семьи скромной, но с незапятнанной репутацией, и потому у него было намного больше шансов войти в высшее общество, чем у любого из Кейвов, а также заполучить руку и завоевать сердце леди Теодосии Дебенхейм.

Дариен застыл. Ее он решил использовать лишь в крайнем случае.

Взгляд его упал на саблю, с которой часто стекала чужая кровь. Она все еще была острой, все еще могла с одного удара расколоть голову человека надвое, и если вдруг какие-то дурные новости понудят его выхватить клинок, будет лучше, если сабля не попадется ему на глаза до тех пор, пока не поступят более обнадеживающие известия.

Он засунул ее на самое дно своего сундука и повернул ключ в замке, пытаясь запереть в нем воспоминания и свои мечты.

Глава 18

Разбудил его непонятный грохот. Первой мыслью было: привидение! — но потом он понял, что это Пуп храпит на софе. Дариен вытянулся на спине, чтобы унять сердцебиение, и в подробностях вспомнил все, что случилось с ним прошлой ночью.

Роскошные гармонии, звучавшие в пении мальчиков.

Компания друзей.

Разгневанная богиня, лукавство Фокса и скрытое отвращение людей, которые увидели, как чокнутый Маркус Кейв вновь оказался в самом центре их общества.

На миг возникло желание сдаться. Ну уж нет! Он спустился с постели, самостоятельно оделся и, стараясь не разбудить Пупа, отправился на утреннюю верховую прогулку. По пути к конюшням он почувствовал, как успокаивающе действует прохладный утренний воздух, возрождая надежды. Ведь он всего за несколько дней добился заметного прогресса, а сегодня вечером в его честь устраивают особый ужин, хозяйкой на котором будет герцогиня.

Утро было под стать его мыслям — окрыляло надежды. Он редко напивался на ночь, потому что это обкрадывало утро, однако после стольких дней грязи, крови и насилия не было ничего меланхоличнее рассвета, встававшего над полем после сражения, когда первые лучи солнца касались тех, кто больше никогда не сбросит оковы сна.

Он отряхнулся от воспоминаний, но прекрасно понимал, что это прозрачное утро неумолимо перетечет в шумный полдень, а потом будет жаркий вечер в заполненной толпой ядовитой чаще, куда он решил пробиться…

Господи, ведь скоро он сам себе перережет горло!

Дариен подошел к стойлу Цербера и остановился прислушиваясь.

Внутри кто-то был.

В этой части конюшен иногда бывали случаи мелкого вандализма, но если кому-то придет в голову нанести вред Церберу…

Он оказался у входа в стойло и заглянул внутрь поверх двери. К нему обернулось бледное лицо с черной повязкой на одном глазу. Затем губы растянулись в щербатую улыбку.

— Доброе утро, майор, — произнес человек с напевным уэльским выговором. — Не ожидал увидеть вас так скоро.

Дариен откинул дверь и вошел в стойло. Цербер с полным равнодушием повернул голову в его сторону, но даже не шевельнулся, наслаждаясь движениями щетки, которой его чистили.

— Ты что здесь делаешь? — спросил Дариен Нида Крофтера.

Этот жилистый, почти лысый человек был одним из величайших плутов среди Щенков Канема, но лишь до тех пор, пока не доходило до дела. Неужели теперь он переквалифицировался в конокрада?

Нид продолжал чистить коня.

— Решил вот проведать Цербера, сэр. Вспомнить старые деньки, так сказать.

Дариен прислонился к столбу.

— Я думал, что ты ждешь не дождешься, когда вернешься к себе в деревню… в Брекнокшире вроде.

— Так точно, сэр. Приятно, что помните. Я вернулся туда, сэр, правда-правда, но все вокруг поменялось, разве не так?

— Какие-то вещи остались чертовски постоянными. Не устроила деревенская жизнь?

— Нет никакого интереса работать в шахте, майор.

— Теперь лорд Дариен.

— Я так и предполагал. Уверен: это хорошо.

— Гвоздь в заднице вообще-то. Без гроша в кармане?

Крофтер коротко глянул на него.

— Не совсем так, сэр, нет. Но работу найти трудно, и в этом правда.

Дариен задумался, но только на мгновение. Нид всегда имел подход к лошадям.

— Работы у меня не много, но если хочешь, возьму тебя конюхом.

Крофтер заулыбался.

— Очень здорово, сэр.

— Тогда буди его и седлай.

Крофтер кинулся выполнять приказ, уже явно обследовав это место вдоль и поперек.

— Ночью спал здесь? — поинтересовался Дариен.

— Мне показалось, что надо присмотреть за всем этим. Тут наверху есть вполне приличное свободное место.

— Прекрасно. Есть будешь на кухне. Штат слуг у меня небольшой, и они неразговорчивы, но к тебе, возможно, отнесутся более дружелюбно. Учитывая, что забот с Цербером не много, будешь помогать им, если вдруг попросят.

Крофтер положил седло на спину Церберу.

— Хорошо, сэр.

— А если стянешь что-нибудь, получишь пинка под зад и вылетишь.

— Даже нитки из вашего сюртука не вытяну, сэр. Богом клянусь!

Лично проверив, как оседлан конь, Дариен вскочил в седло.

— Добро пожаловать во владения Кейва, Крофтер. Надеюсь, ты не пожалеешь.

Снова та же широкая улыбка в ответ:

— Уверен, не пожалею, милорд.

Дариен выехал за ворота, надеясь, что и он не пожалеет. Потом повернул в сторону Грин-парка, не переставая удивляться самому себе: либо он благодетель, либо доверчивый глупец. Дариен отлично понимал, что есть люди, которые захотят работать на него, и перспектива каждый день видеть их приветливые улыбки была для него как приманка. Наверное, это глупо, но на войне человек старается использовать любую удачную возможность, которая сама плывет в руки, потому что потом таковой может и не представиться. Поэтому, когда мужчина, толкавший перед собой тележку с горой овощей, поприветствовал его, Дариен с готовностью ответил. Еще один человек в Лондоне, который не отворачивается при виде его. Таких, может, наберется достаточно, но только не в тех кварталах, где он собирается жить.

Никто не заставлял его ломиться туда, где ему не были рады. Возможно, даже ситуация с Фрэнком не стоила того. Ему самому хотелось нормальной жизни. Он виконт Дариен, и ничто, кроме скоропостижной смерти, не могло изменить этого факта. Обретение титула наложило на него разные обязательства: от контроля над собственностью до исполнения гражданского долга — работы в палате лордов, например. Недалек тот день, когда он наберется храбрости и войдет наконец в логово льва. Его жизненная позиция не позволяла повернуться спиной к выполнению взятых на себя обязательств.

Дариен попытался представить, какой эта нормальная жизнь может быть. Непременно, для начала уютный дом. Но где: в Стаурс-Корте, Гриншоу или здесь? Если он не будет жить в Кейв-хаусе, то кто будет?

Позвякивание колокольчика предупредило его, что по Парк-лейн молочница ведет свою корову и козу, призывая покупателей.

Неожиданно ему захотелось молока, и он остановил коня. Крепкая крестьянка — без сомнения, зрелая женщина — нагнулась к вымени и, надоив полную кружку, протянула ему. Дариен с удовольствием выпил густое, пенящееся, теплое, чуть сладковатое молоко.

Очень вкусно! Может потому, что это молоко напомнило ему грудное? Если так, то не материнское. Их мать никого не кормила грудью. Детей передавали на попечение местных семей, в которых тоже были новорожденные, и там они жили до того момента, когда требовалось отнимать от груди.

Он, например, был вскормлен молоком, предназначенным для мертворожденного ребенка Лагманов. У него сохранились смутные воспоминания о доброте этих людей, но могло быть и так, что это память выдавала желаемое за действительное. И уж совершенно точно они никогда не пытались оградить его от семьи.

Во время его последнего посещения Стаурс-Корта миссис Лагман, теперь уже вдова, носилась с ним как с писаной торбой. Дариен отнес это на счет желания получить какие-то выгоды от нового хозяина, но, может, просто недооценивал ее? В конце концов, ведь всю ее семью могли просто выселить, если бы они попытались выступить в его защиту. А может, что и похуже, учитывая норов Маркуса. Большинство не торопятся проявлять героизм, и это чертовски мудро с их стороны.

Вернув кружку, Дариен заплатил молочнице двойную цену и двинулся дальше.

Интересно, у кого-нибудь сохранились добрые воспоминания о детстве? Наверное, у Дари Дебенхейма, чтоб ему провалиться! И у Вана тоже. Этот рос дикарем в деревне вместе с двумя друзьями — теперь Хокинвиллом и Амли, — всегда окруженный дружескими лицами. За исключением егеря, вспомнил Дариен с улыбкой, жизнь которого трое мальчишек превращали в ад. Воспоминания Вана всегда были полны радости и боли.

Горацио тоже, как дикарь, носился по полям и лесам, но это для того, чтобы не появляться среди родни. При равнодушии слуг сбегать из дому было проще простого, поэтому каждый день у него начинался с рыбалки на ручьях, потом следовала проверка капканов на кроликов, которых ловили для кухни. По ступенькам лестницы он часто взбирался на холм к развалинам замка Стаур-Касл, где воображал себя великим лордом Роло Стауром и защищал свои владения от врагов.

Врагами Роло были войска императрицы Матильды: действие происходило в XII веке, — но Горацио Кейв всегда представлял врагов с лицами отца, Маркуса и Кристиана.

Ему отчаянно хотелось быть потомком лорда Роло, однако Стауры давным-давно вымерли, после того как часто принимали не ту сторону в королевских ссорах. В XVI веке поместье передали королевскому чиновнику по имени Роджер Кейв, вне всякого сомнения, в награду за доносительство или хранение грязных секретов.

Когда Фрэнк подрос, Горацио стал брать его с собой, и они вместе отправлялись за приключениями. Это был способ уберечь его от опасностей, подстерегавших в доме, причем весьма действенный.

У одного из привратников не было детей, и его жена, миссис Корли, круглолицая и добродушная, с радостью усыновила бы ангелочка Фрэнка, если бы ей позволили. Она кормила его свежеиспеченными булочками с джемом и сливками.

Горацио Кейв не был таким очаровательным ребенком, как Фрэнк, но миссис Корли никогда не позволяла себе отпустить и его, не приласкав, не накормив, поэтому и ему доставались те же самые улыбки, а иногда и объятия, когда она прижимала его к своей груди. Вероятно, во время объятий он застывал, как дикая зверушка, но чаще все равно хорошо помнил прикосновение мягких рук к своим плечам и голове.

Миссис Корли, глядя на него своими ясными глазами, говорила, какой он молодец, потому что заботится о своем брате, добрый и смелый. И это было очень важно, потому что похвалы в Стаурс-Корте были такой же редкостью, как зубы у цыпленка. Разумеется, Дариен рассказал ей о лорде Роло, и она уверяла его, что он похож на своего героя, а когда вырастет, станет великим человеком.

Возможно, ее улыбки и слова были такими же питательными, как свежие булочки и сливки.

Молоко! Наверное, это оно вызвало в нем сентиментальные воспоминания.

Как-то миссис Корли попыталась защитить их. Тогда Горацио уже исполнилось десять лет, и Маркус избил Фрэнка. Добрая женщина решила поговорить с их отцом, и вскоре после этого они с мужем уехали из поместья. Говорили, что Корли увез жену ради ее безопасности, опасаясь гнева Кейва-старшего.

Въезжая в парк, Дариен попытался оставить в прошлом Стаурс-Корт, но воспоминания оказались чем-то вроде семян, которые, упав в землю, начали прорастать.

Был в поместье молодой парень-конюх, хитрый и наглый, и от него дети хозяина узнали, как ловить кроликов и воровать пиво в местной пивной.

А еще была нянька — девушка вспыльчивая, с суровым лицом, которая прятала их с Фрэнком, когда упившийся отец впадал в раж или внезапно появлялся Маркус.

Однажды Маркус вывернул ей руку, и она была вынуждена сказать, куда спрятала братьев. Фрэнку было не больше четырех, однако Маркус вытащил их обоих на улицу, накинул каждому на шею веревку и принялся хлестать, не обращая внимания на слезы и крики. Потом, внезапно потеряв к ним интерес, засунул обоих в деревянный сундук, а чтобы не выбрались оттуда, поставил на крышку статую. Лишь по счастливой случайности они не задохнулись: между старыми дубовыми досками оказались щели, — потому что слуги не могли набраться смелости и освободить их.

Дариен криво усмехнулся: не стоит забывать, что из многих семян вырастают сорняки, — вздохнул и с удовольствием сосредоточился на красоте вокруг, прозрачном пении дрозда. Утки и лебеди плавно рассекали сверкавшую на солнце гладь воды, оставляя за собой мерцающий след, воздух был таким чистым, что его хотелось пить.

Все реально, и все для всех. Даже для Кейва.

Дариен подумал, куда бы направиться, чтобы не пересекаться даже с немногочисленными в этот час посетителями. Это были в основном няни, которые выгуливали ухоженных детей, художники и несколько всадников.

Дариен объехал одного из художников и увидел, что тот рисует его. Набросок всего несколькими штрихами, но очень похоже.

— Я у вас похож на статую.

Художник, молодой человек с копной каштановых волос, в потертой одежде, обернулся.

— Вы так выглядите.

— Чем работаете? Маслом? Акварелью?

Художник развернулся к нему полностью, перевернул лист и начал рисовать снова.

— По большей части углем — так дешевле.

— Покажите.

Молодой человек метнул на него жесткий взгляд, явно недовольный приказным тоном, но набросок все же повернул. На этот раз была изображена только его голова, но опять все черты были четко и живо подмечены. И это был Канем Кейв, а не чокнутый Маркус.

— Если я дам вам аванс, сделаете эскиз маслом? В случае удачи хорошо заплачу за всю работу.

Молодой человек в некотором недоумении осведомился:

— Какую работу?

— Мой портрет верхом на лошади, для начала.

— Для начала?

— Если вы настолько же хороши в живописи, как в рисунке, то, возможно, я предложу вам место моего художника.

Он сказал об этом, криво усмехнувшись, поэтому молодой человек, скептически хмыкнув, уточнил:

— А вы, позвольте спросить, кто?

Дариену явно не хотелось открывать свое имя, но, в конце концов, он назвал себя.

Художник, судя по всему, продолжал колебаться, но появившийся блеск в глазах говорил о том, что он готов согласиться.

Было удивительно, но он никоим образом не показал, что названное имя могло для него значить хоть что-нибудь еще, кроме возможности приобрести покровителя или лишиться очередной иллюзии.

— Мне нужно по меньшей мере пять фунтов. — Молодой человек опять вернулся к наброску — возможно для того, чтобы скрыть смущение. — Помимо холстов, красок и всего прочего необходимо снять помещение с хорошим освещением. Сейчас я обитаю в подвале.

— Как вас зовут? — спросил Дариен.

Художник поднял голову и неожиданно улыбнулся.

— Лукулл Армиджер. Не думайте, что я это выдумал: мне бы и в голову не пришло.

Дариен засмеялся.

— А обычно как вас называют?

— Лак, что, увы, пока себя не оправдывает[4].

— Будем надеяться, что все переменится. Во второй половине дня приходите в «Гудвин и Норфорд» на Тичборн-стрит и получите свои пять фунтов. Я рассчитываю увидеть предварительный вариант в течение недели.

Лак Армиджер смотрел на него все еще настороженно, и Дариен подумал, что самолюбие и гордость помешают ему согласиться, но тут художник сказал, при чем просто и с достоинством:

— Благодарю, милорд.

Затем он встал и протянул ему законченный рисунок.

Это был вполне узнаваемый портрет, хотя и сохранивший свою магию, переданную несколькими линиями. Дариену очень хотелось более внимательно рассмотреть его, чтобы понять, что художник увидел в нем, и решить, справедливо это или нет, но он вернул лист.

— Не хочу его помять. Оставьте у себя, а потом отдадите. — Развернув Цербера, он снова обратился к художнику: — У вас огромный талант, а вы в таком положении. Почему?

— Дар от Бога, а характер от дьявола, — вот и не могу обзавестись покровителями, — ответил Лак Армиджер.

— Меня это не волнует, главное — талант. — Он коснулся шляпы набалдашником хлыста и тронул коня.

Покровитель искусств? Дариену стало смешно от собственных притязаний. Чего он добивался, так это нового образа для себя, который поможет избавиться от грязи.

Но, вероятно, все это иллюзии: художники нередко льстят своим клиентам. Хотя ему показалось, что характер у Лака Армиджера не такой, чтобы пресмыкаться. Молодой человек явно обладает чувством собственного достоинства, образован и талантлив, так что, должно быть, он не обманул ни одного клиента, если оказался в подвале и мог позволить себе лишь бумагу да уголь.

Камердинер, конюх, теперь художник — какое окружение он себе создает…

А еще лизоблюд Пуп.

Не желая пересекаться с джентльменами, что скакали галопом: слишком велики были шансы на то, что они увидят в нем чокнутого Маркуса Кейва, — он свернул в сторону, потом потрепал по шее Цербера и сказал:

— Ну что, приятель, давай покажем этим щеголям, на что способен Бешеный Пес.

Он пришпорил коня, и Цербер стрелой полетел вперед, явно наслаждаясь свободой, как было с ним всегда. Дариен расхохотался в голос от знакомых ощущений, и ему захотелось, чтобы впереди ждали враги, которых он разнесет в пух и прах.

Глава 19

— Это же Канем! Полюбуйся, каков! Прямо дьявол во плоти.

Тея натянула поводья своей лошади и посмотрела в ту сторону, куда указывал Калли. Серый конь мчался через парк стрелой, это было небезопасно и не соответствовало этикету.

— Он и правда сумасшедший.

— Кто бы сомневался!

— Калли, это безумие — скакать галопом там, где полно кротовых и кроличьих нор.

— С ним все будет в порядке: он прекрасный наездник.

— Это не означает, что он волшебник!

Тея тут же пожалела о своей раздражительности, но в это утро идол Калли уже не раз становился предметом разговоров.

Она плохо спала, встала рано и отчаянно нуждалась в свежем воздухе и движении. Ей не захотелось устраивать благопристойную верховую прогулку в компании грума, поэтому послала записку Калли в казармы с просьбой ее сопровождать. Он ответил согласием, и они легким галопом поскакали по тропинкам. И только ей удалось восстановить душевное равновесие, как вот тебе, пожалуйста!

Она развернула лошадь, намереваясь вернуться домой.

— Поехали обратно: ведь тебе скоро заступать на дежурство.

Калли тоже повернул коня, но, в очередной раз оглянувшись, вдруг воскликнул:

— Господи!

Больше ничего не сказав, он пустил коня в галоп.

Тея тоже обернулась, и у нее едва сердце не остановилось. Серый конь встал на дыбы, а рядом на земле лежал всадник и, похоже, не мог двигаться.

Идиот! Разве она не предсказывала? Она послала лошадь вслед за кузеном, но к тому времени, когда Калли подъехал, Дариен уже сидел на земле, без шляпы, но явно в полном здравии.

Дариен вскочил на ноги и принялся отряхиваться, и в этот момент Тея натянула поводья, притормаживая. Ей не хотелось, чтобы он видел, как она торопится, но поздно: незаметно ускользнуть не получится. Без сомнения, он уже оглянулся по сторонам и увидел ее, а потом повернулся к коню.

Тея одобрила это, конечно: ведь сумасшествие — подвергать риску жизнь животного! — но ее уязвило, что она так мало для него значит. Всю ночь он необузданно врывался в ее мысли и наверняка нес ответственность за некоторые абсолютно неприемлемые мечты, а ее едва удостоили коротким взглядом?

— С ним все в порядке? — спросил уже спешившийся Калли и, передав поводья Тее, присоединился к своему идолу.

— Думаю, да, — сказал Дариен, оценивая шаг коня.

Подъехали еще два всадника, но Дариен что-то им сказал — без сомнения, что все прекрасно, — и они удалились.

Серый конь весьма походил на кавалерийского, у него даже имелись боевые шрамы в качестве подтверждения. Как только мужчины могут подвергать таких верных животных опасности? А может, у них просто нет выбора? Но, наверное, военный флот все-таки лучше. Корабли лишены плоти, которую могут растерзать, и нет разума, который может испытывать ужас.

— Вообще вроде все в порядке, — сказал Калли, обходя коня вокруг.

— Слава богу! — Дариен похлопал коня по шее, потом прижался щекой к голове.

Нежность к животному пронзила сердце Теи. А конь еще и слегка боднул хозяина, словно извиняясь. Это была его ошибка. Глупое ты животное! Не позволяй ему уходить от ответственности с такой легкостью.

— Кротовые норы? — напомнила Тея Дариену, и он повернулся к ней.

— Наверное.

Он отдал поводья Калли и, легко наклонившись, поднял шляпу с земли. Это говорило о том, что он ничуть не пострадал: разве что темные волосы были в беспорядке да одна щека запачкана. Он был похож сейчас на мальчишку-хулигана, и это обезоруживало.

— Мое недомыслие испортило вам прогулку? — спросил Дариен. — Прошу прощения.

— Вам повезло, что ни вы, ни конь не пострадали: в такой же ситуации король Уильям погиб.

— А если бы я разбился насмерть, вы бы расстроились?

— Вы же человек, причем молодой, а я горюю о каждой преждевременной смерти.

— Меня удивляет, что вы посчитали бы мою смерть преждевременной, — заметил Дариен.

— Я не желаю вам смерти, Дариен, да и вообще о вас не думаю.

— А мне казалось, что я стал проклятием вашей жизни, — возразил Дариен и добавил: — Мы должны поговорить об этом подробнее сегодня вечером.

— Возможно, у меня не получится присутствовать на ужине.

— Струсили! — скривил он губы в усмешке.

— Ерунда! Просто у меня дела.

— Жить, избегая риска, значит не жить вообще, леди Теодосия.

Она твердо встретила его взгляд, благо он сейчас был ниже ее, что очень ей понравилось, и, отбросив в сторону повод коня Калли, развернула лошадь:

— Хотите, чтобы я рискнула? Ну, что ж. До воды!

Резко взяв с места, она помчалась по прямой на максимальной скорости. Встречный ветер трепал вуаль на ее шляпе; этот мужчина словно заразил ее своим безумием. Так ведь и насмерть убиться можно!

Тея даже не надеялась одержать верх над двумя настоящими кавалеристами, пусть даже они еще не успели сесть в седла, когда она рванула с места, но она хотя бы попытается. Первой доскакав до воды, Тея развернула лошадь и с обидой крикнула ближайшему преследователю:

— Так нечестно! Вы даже не собирались меня догонять.

Натянув повод, Дариен остановил своего коня.

— Вы не сказали, что это будет состязание.

— С вами, сэр, вся жизнь состязание.

Его глаза сверкнули.

— Звучит возбуждающе.

Прежде чем она выдала гневный ответ, подъехал Калли и бросил поводья.

— Так ведь и разбиться можно, Тея!

— Ты с удовольствием смотрел на скачку Дариена. А что, леди не позволено прокатиться с ветерком?

Он вскинул бровь.

— Ну… можно, наверное.

Неожиданно Тея вспомнила, кто она и где находится.

— Извини, Калли.

— Потом тысячу раз подумаешь. Хорошая была бы картинка, если бы ты сломала ногу или, того хуже, разбилась, и все у меня на глазах.

— На меня что-то нашло.

— Лунное безумство?

— Сейчас еще не полнолуние, сэр, — заметил Калли.

Кузен не понял, о чем речь, в отличие от Теи. Как смеет этот мерзкий человек упоминать о столь интимных женских особенностях? Он специально провоцирует ее, Фокстолл об этом предупреждал.

Она повернулась к Калли.

— Нам действительно нужно возвращаться. Тебе скоро на дежурство.

Калли вытащил карманные часы и воскликнул:

— О, черт! — Потом, смутившись, извинился и попросил: — Канем, не могли бы проводить Тею до Грейт-Чарлз-стрит?

Тея уже открыла рот, собираясь запротестовать, но увидела только удалявшуюся спину кузена, мчавшегося галопом прочь.

Дариен поднял руку, когда она мрачно посмотрела на него.

— Вы ведь не думаете, что все это устроил я.

— Вы могли и упасть специально.

— Какая у вас, однако, богатая фантазия. — Он огляделся по сторонам. — Какой дорогой поедем?

— Вон там. — Она указала хлыстом на просвет между домами.

— Лучше ехать через Малл, вне всякого сомнения.

Он прав, да и Тее будет спокойнее на открытом пространстве. Когда они направились в сторону тройной дорожки для верховых прогулок, Тея сообразила, что сейчас ей представилась прекрасная возможность завести с ним деловой разговор: открытое пространство, вокруг люди, сидит на лошади. Никакие душевные порывы больше не овладеют ею, и здесь даже Кейв ничего не сможет себе позволить.

— Лорд Дариен…

— Зовите меня Канем.

— Нет! — нахмурившись, возразила Тея.

— Почему? Я же называю вас по имени.

— Да, но ведь это не прозвище. К тому же я не позволяла вам называть меня так.

— Тогда пусть будет Богиня.

Спорить было бессмысленно, поэтому Тея лишь вздохнула.

— Нам надо поговорить. Вчера…

— …было самое интересное.

— …наш разговор повернул не туда. Но если вы подумаете как следует, то поймете смысл.

— Уверены?

По его тону ничего нельзя было определить, и по выражению лица — тоже.

— Мои родители принимают вас с распростертыми объятиями, Дариен, а вчера вы и вовсе ворвались в узкий круг…

— Ворвался? — удивился и одновременно развеселился он.

— Заняли свое место, если так вам больше нравится.

— Я так не считаю.

Она посмотрела на него.

— Почему вы смеетесь надо мной? Это все очень серьезно.

Дариен перестал улыбаться.

— Да, действительно.

— Благодарю вас. Как я уже объяснила вчера, наша помолвка весьма специфична, и потому будет контрпродуктивной. Она скорее вызовет в обществе нездоровый интерес и сплетни, чем восторг и одобрение.

— Но почему? — спросил он в недоумении.

— Вам же не захочется привлекать еще больше внимания к своей персоне?

— Не захочется, Богиня.

— Не смейте называть меня так!

— Вы сами не знаете, чего хотите.

— Вы не ударились головой при падении?

Дариен засмеялся, чем полностью вывел ее из себя, потом сказал:

— Хорошо.

— Хорошо что?

— Мне надо обдумать ваши слова по поводу необязательности. Но если я освобожу вас от обещания — это было обещание, миледи, не отпирайтесь, — что вы дадите мне взамен?

Этого следовало ожидать. Она уже хорошо знала своего оппонента: он обязательно что-нибудь потребует.

Можно было бы избавиться от него, пообещав какую-нибудь мелочь, пока он пребывал в столь необычном настроении, но ей хотелось покончить с этим раз и навсегда. Кроме того, она ведь дала обещание.

— Вы получите мою безграничную поддержку, — сказала Тея. — Я стану вашей преданной компаньонкой на публике в любой возможной ситуации.

Он подумал немного.

— Слово Богини?

— Слово Дебенхеймов.

— Договорились.

Она с облегчением засмеялась.

— Спасибо!

— С таким удовольствием бросили меня…

— Не совсем бросила.

— …но ваша приятная компания будет мне компенсацией.

— Но только на полтора месяца. — Ей захотелось внести полную ясность.

— Пусть так, — согласился Дариен как-то слишком легко.

Тея забеспокоилась: неужели что-то упустила из виду?

— Ладно. Тогда нам нужно обдумать стратегию.

— А разве не тактику?

— А что, есть разница?

— Стратегия — это всеобъемлющий план действий, а тактика — конкретные действия, когда оказываешься лицом к лицу с врагом.

— Полагаю, тогда нам нужно и то и другое.

— Со стратегией у нас как будто все в порядке — она разработана вашей матушкой, которую вы как-то сравнили с Веллингтоном. Мы с вами сухопутные войска, которых задействовали для выполнения приказа. Вы играете в шахматы?

— Нет.

— Жаль. Это прекрасная модель ведения войны.

— Вообще-то у нас не война, Дариен, — возразила Тея. — Скорее дипломатия.

— Вы, леди Тея, никогда не ощущали остроту лезвия сабли.

— Разве? Это жутко неудобно: все становится хуже и хуже, перед тем как перемениться к лучшему, но вы не должны относиться к этому как к войне. Правда! Вы ведь не станете буйствовать и убивать окружающих…

— У вас странные представления о войне.

— Нам нужно действовать осторожно: скорее медленное вторжение, чем сокрушительная атака.

— Или медленный удар? — предложил Дариен, и опять в его глазах зажглись огоньки.

— Такого нет — медленный удар, — заметила Тея.

— Тогда, может, медленное скольжение?

Видимо, он все-таки приложился головой: вязнет в деталях.

Надо воспользоваться этим.

— Если хотите. Вы должны быть благовоспитанным, когда входите в светский круг.

В ответ послышался тихий смех.

— И наслаждаться созерцанием!

А что делать, если его начнет тошнить? Ведь при сотрясении мозга так бывает…

— Нет, все не так просто, — начала терпеливо объяснять Тея. — Будет сопротивление, возможно стойкое.

— Бедная леди!

— Рада, что вы поняли, насколько это будет неудобно для меня.

— Хотелось бы устроить все как-то по-другому.

Тея взглянула на него: вроде бы говорил искренне. Ей наверняка удалось бы добиться больших уступок, но тогда это походило бы на обман умственно отсталого.

— Просто делайте так, как я говорю, — заявила она решительно.

— Ваше желание — закон, — согласился он совершенно серьезно, но глаза у него смеялись.

— Вы пьяны, Дариен? — Это могло бы объяснить его падение: кавалерийских офицеров не так-то просто выкинуть из седла.

И тут он вдруг расхохотался, да так, словно перестал сдерживаться, а когда смог говорить, объяснил:

— Я опьянен вами, моя Богиня. Только вами. Вы всегда доставляете мне ни с чем не сравнимое наслаждение.

Что-то встрепенулось в глубине Теи, что-то имевшее отношение к его такому небрежному и раздражающему облику, смеющимся глазам, и это не было игрой ее воображения, потому не понравилось.

— Перестаньте!

— Перестать что?

Вместо того чтобы сказать что-нибудь разумное, она вспомнила:

— Смеяться.

— Вы самая необыкновенная Богиня.

— Мне это известно. Ой, простите… я не то хотела сказать. — В замешательстве Тея посмотрела на него. — Я имела в виду — перестаньте флиртовать со мной.

— И не думал.

— Тогда как это называется?

Он посерьезнел: казалось, веселость сменилась сожалением.

— Вы правы: я флиртовал с вами, — что неприемлемо в нашей ситуации.

Они свернули с Малла у Карлтон-хауса и въехали на улицы, заполненные повозками с грузами и тележками доставщиков, где передвигаться требовалось с большой осторожностью. Это было как возвращение из волшебной страны назад в шумный, земной, но такой приятный мир. Там, позади, что-то грозило вырваться из-под контроля.

Они ехали, копыта лошадей стучали по камням мостовой. Остановившись перед ее домом, Дариен спешился и стукнул в дверь молотком. Вышел лакей, сразу же взял лошадь хозяйки под уздцы и остался ждать, когда подойдет конюх, а Дариен подал руку Тее, чтобы помочь спешиться, но она отказалась от помощи, инстинктивно избегая его прикосновений:

— Я сама.

— Гордость?

— Необходимость придержать лошадь, — призналась Тея.

Она могла бы настоять, чтобы он держал лошадь, а лакей помог ей, но тогда это нарушит их новую договоренность, поэтому, когда Дариен положил руки ей на талию, сопротивляться не стала, оперлась на его широкие плечи, как это сделала бы с любым мужчиной, и он мягко опустил ее на землю. Перехватило дыхание от ощущения его силы и умения держать себя в руках, и на мгновение она замерла лицом к лицу с ним, телом к телу, как это уже случилось однажды.

Черные глаза были полны сожаления, когда он сказал:

— Мы с вами как кресало и трут, а вокруг горы пороха.

— Тогда отпустите меня.

Он сделал шаг назад.

— Не могу. Мне очень хочется найти какое-то безопасное место, где можно взорваться. До ужина.

В следующее мгновение он вскочил на своего огромного коня с такой легкостью, словно умел летать, и поскакал прочь. Они с конем превратились в одно целое.

Вот уж действительно: взорваться, — но в глубине души Тея понимала, что он имел в виду.

«До ужина»! Ей очень хотелось сослаться на головную боль и не присутствовать на мероприятии, но ведь она дала обещание, и на сей раз абсолютно добровольно, а значит, ничто не позволит его нарушить.

Единственное, что вызывало в ней беспокойство: она больше не боялась темных планов лорда Дариена с целью навредить ее семье, но зато теперь ее одолевал страх от того, с какой легкостью она общалась с ним этим утром. Эта легкость могла разрушить все барьеры, которые она возвела, а они были ей необходимы, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Глава 20

Тее очень хотелось обдумать, что с ней происходит, но каждое утро она помогала матери приводить в порядок дела, связанные с благотворительностью. После работы с документами ей пришлось принять участие во встрече с высокопоставленными военными из Конной гвардии, чтобы обсудить вопрос о татуировках.

После Ватерлоо они поверили, что Дари погиб, из-за свидетельства одного офицера, который видел, как он упал с лошади, а еще потому, что его не обнаружили среди выживших, но тело так и не нашли. Теперь они знали почему, но в тот момент думали, что мародеры забрали у него вместе с вещами и документы, по которым можно было бы установить личность, и Дари похоронили неопознанным в братской могиле. Мучительные переживания привели мать к мысли, что у каждого солдата должна иметься татуировка с личными данными. Практически все считали это нелепостью, но проигнорировать желание герцогини никто не мог.

Тея подала трем генералам чай и кексы, и очаровала их, оставив основную работу тяжелой артиллерии — герцогине.

Генералы сразу подняли вопрос о цене.

Герцогиня сразила их наповал, тут же представив список благотворителей, готовых вложиться в их дело.

Генерал Трейвс заявил, что неразумно накладывать на людей печать смерти, но герцогиня возразила:

— Не понимаю, как они могут не думать о смерти, учитывая их профессию.

— Но у нас сейчас мирное время, — парировал самодовольный генерал Элластон.

— Тогда зачем нам армия вообще? — спросила герцогиня.

Элластон покрылся краской.

— Видите ли, Индия, Канада…

— Наши действия там не несут опасности?

— Ну конечно…

— А риска гибели?

— Значительно меньше, ваша светлость. Значительно меньше!

— Джентльмены, если вы заверите меня, что в следующие тридцать лет мы будем избавлены от большой войны, я сама сверну свой проект и, кроме того, попрошу герцога очень тщательно проверить расходы на армию.

Мужчины обменялись быстрыми взглядами, потом заверили хозяйку, что ее проект будет немедленно рассмотрен на самом высоком уровне, и ушли. Тея с трудом сдержала смех.

— Болваны! — Герцогиня взяла в руки чашку с чаем, к которой пока не притронулась. — Армией должны управлять женщины. Мы знаем, как накормить, одеть солдат и выходить раненых.

— По крайней мере мы будем уверены, что у всех есть сапоги и что солдаты накормлены перед сражением.

— У них этого не было? — встревожилась мать.

— В отдельных случаях, я думаю, — быстро добавила Тея. — Кроме того, осуществлять поставки на линию фронта, должно быть, очень сложно.

— Сложности существуют для того, чтобы их преодолевать. Меня готовили не для того, чтобы жить в праздности, и тебя я тоже так воспитывала. Ты должна помнить об этом, когда будешь выбирать себе мужа.

Тея взяла пирожное со взбитыми сливками.

— Имеешь в виду такого, кто будет постоянно занят?

— Ты прекрасно знаешь, что я не это имела в виду. А выбрать можно было бы того, кто занимается каким-то важным делом: Уилберфорса, например, или Болла.

— Политики нагоняют на меня скуку, мамочка. Я бы предпочла что-нибудь более конкретное: больницы, например, или приюты для престарелых.

— За всем этим очень часто стоят проблемы с законами, дорогая, а законы — сфера деятельности политиков. Правда, здесь есть чем заняться и женщинам. Я тут недавно говорила с миссис Бомон. Чрезвычайно интересная дама. Она вместе с Бет Арден работает над некоторыми изменениями в электоральной политике.

О господи! Не хватает только социальной революции.

— Что за изменения? — спросила Тея.

— Предоставление женщинам права голоса.

— Мама!

— Назови хоть одну причину, почему нам нельзя голосовать! — заговорила мать с какой-то новой, непохожей на нее воинственностью.

— Если не владеешь собственностью…

— Даже леди, имеющие титул по происхождению, владеющие ею, не имеют права голоса, им отказывают в местах в палате лордов. Чем можно оправдать такое положение вещей?

Ответа у Теи не было, но она подавила стон, представив свою мать на тропе войны.

— У нас, дам из высшего общества, огромные привилегии и много власти, и воспользоваться этим наш долг.

Тея предпочла согласиться и быстро ушла, чтобы вместе с подругами отправиться за покупками. Порой она завидовала Мэдди, у которой мать никогда не выступала с подобными лекциями перед дочерью.

Удовольствие от похода на Бонд-стрит в значительной степени было омрачено разговорами о Кейвах вообще и Дариене в частности, об очаровательной Мэри Уилмот. Кэролайн Кемберли захотелось пройти по Ганновер-сквер, чтобы посмотреть на ужасный дом.

— Интересно, там еще есть кровь на ступеньках? — спросила она, охваченная дрожью возбуждения.

— Шесть лет спустя, Кэролайн? — удивилась Тея. — Не глупи.

— Да нет же! С этого самого утра! — воскликнула Кэролайн. — Ты что, не слышала? Горничная рано вышла по делам и увидела это.

На Тею накатил ужас.

— Там было еще одно убийство?

— Вроде нет. — Покачала головой Кэролайн. — Я ничего такого не слышала.

— Чья-то проделка, — сказала Алесия. — Это такой способ показать лорду Дариену, что он не вхож в светское общество.

— Сегодня он ужинает в Йовил-хаусе, — объявила Тея, почувствовав себя обязанной сообщить об этом из-за своего обещания ему; кроме того ею овладел естественный гнев на все происходящее.

Три пары глаз уставились на нее.

— Тея! — ахнула Алесия. — Ты будешь присутствовать?

— Разумеется. И не собираюсь обращать внимания ни на что. — Можно было бы добавить больше искренности своим словам. — Я считаю лорда Дариена приятным собеседником и одним из наших доблестных ветеранов. Он заслуживает лучшего отношения.

— Но…

— Он герой!

Тея перечислила некоторые его заслуги, и ее неуверенно поддержала Кэролайн:

— Весьма похвально.

— В следующий раз при встрече у тебя будет много чего рассказать нам, ведь так? — заметила Алесия. — Лучше ты, чем я.

По дороге домой Тея буквально вся кипела, а войдя в дом, тут же нашла мать. Герцогиня уже знала про кровь на крыльце у Дариена. О происшествии судачили везде.

— Это все мелочи!

— Я бы не назвала это мелочами, мама.

Мать вздохнула.

— Да, пожалуй, ты права. Мы отброшены назад в наших усилиях, но это означает, что нам нужно работать еще настойчивее. Надеюсь, что сумеешь сгладить неправильное впечатление.

— Сделаю все, что в моих силах: попытаюсь в качестве козыря использовать его военную биографию.

— Прекрасно!

— Хотя я очень удивлена, что Дариен ни словом не упомянул об этом сегодня утром.

Мать удивленно посмотрела на нее:

— Этим утром?

Тея вспыхнула — без всякого, впрочем, на то основания.

— Мы устроили верховую прогулку с Калли и натолкнулись на него. Калли пришлось уехать, он опаздывал, поэтому Дариен проводил меня до дома.

Если она ожидала встретить озабоченность матери, то очень ошиблась.

— Прекрасно! Это создаст исключительно правильно впечатление.

— Не думаю, что кто-нибудь видел нас. Из общества, я имею в виду.

— Кто-то все равно увидел. Кто-то всегда все видит. А теперь иди готовься к ужину. Сегодня ты должна выглядеть как никогда хорошо.

В задумчивости Тея отправилась в свою комнату.

Кровь, наверное, была свиная или еще какого-нибудь животного. Она чувствовала, что ситуация все более ухудшается, словно операция по восстановлению доброго имени Кейва превращается из трудной в откровенно опасную.

Глупость, конечно, но она стала думать, во что одеться. Сначала у нее появилась мысль опять надеть красное шелковое платье, что, возможно, стало бы неким личным посланием Дариену, но потом она решила, что красный цвет будет напоминать про кровь, и приказала Харриет найти солнечно-золотистое, оставшееся с прошлого года.

Это платье было составной частью недолгой по времени причуды под названием «деревня в Лондоне» — простого фасона, свободное, со скромной вышивкой под кружевным передником. Его задача состояла в том, чтобы выглядеть так, словно ты только что вышла из дому с корзинкой нарвать цветов, но, разумеется, как все модные просвечивающие платья, оно не предназначалось для каких-либо практических занятий.

Это было легкомысленное творение, но представляло собой антитезу мрачным деяниям и кровавым умыслам. Тея дополнила свой образ свободно ниспадающими прядями волос с пропущенной через них лентой и простой серебряной брошью, приободрив себя перед предстоящим вечером.

Компания состояла из тщательно отобранных людей со связями в военных, политических и дипломатических кругах. Все они наверняка оценят личные качества и успехи Дариена, а также разделят какие-то из его интересов. Это означало, однако, что они будут самыми молодыми из присутствующих, и поэтому составят пару. Ее мать решила проигнорировать устоявшееся правило подбирать пары по весу в обществе.

— Дариен будет одним из самых высокопоставленных джентльменов и возьмет себе в жены какую-нибудь особу, менее соответствующую ему, чем ты.

То, что чувствовала Тея, во внимание не принималось, но она была полна решимости выполнить свое обещание.

Глава 21

Дариен увидел Тею сразу, как только она вошла в гостиную. Пытаясь поддерживать беседу с умнейшим лордом Кастлеражем о возможностях восстановить Францию, он отмечал каждое ее движение. Тея поприветствовала гостей с легкой самоуверенностью, и он отметил, что в своем желтом платье она была похожа на школьницу. Широкое, собранное на высокой талии, с высоко поднятым, полностью прикрывавшим грудь лифом, оно скрывало линии фигуры. Но если она думает, что от этого она стала менее привлекательной, то очень ошибается.

Подойдя к нему, Тея улыбнулась.

— Лорд Дариен, рада видеть вас.

Ее безмерная поддержка — вот, что это такое, плата за его милосердие.

Они поболтали немного, и тут объявили, что ужин подан. Тея оперлась о предложенную им руку, и они двинулись вниз по лестнице в столовую.

— Знаете, распускать вот так волосы весьма неблагоразумно.

— Почему? — насторожилась Тея.

— Леди выглядит так, словно только что покинула постель.

Она одарила его одной из своих убийственных улыбок:

— Об этом джентльмен тоже никогда не должен говорить даме.

— Даже если джентльмен просто хочет предостеречь ее?

— Все равно. В любом случае вы плохо знаете леди — в этом смысле: обычно леди заплетает волосы перед отходом ко сну или прячет под чепец.

Он изо всех сил старался удержаться от смеха.

— Правда? В первую брачную ночь вы сделаете так же?

— Мы не будем обсуждать мою первую брачную ночь, Дариен.

— Почему? Ведь это будет наша общая ночь.

Девушка так очаровательно залилась краской.

— Этого никогда не будет!

— Мы опять начинаем спорить. Какой стыд, ведь мы почти родственники! Нам лучше поцеловаться и помириться.

— Только когда у свиней отрастут крылья! — отрезала Тея и с широкой улыбкой ступила в сияющую огнями столовую.

Ему стоило огромного труда сохранить на лице сдержанную улыбку: последнюю реплику она заготовила явно заранее.

Тея села за стол, вполне довольная, что последнее слово осталось за ней, но все равно взбудораженная сказанным.

Первая брачная ночь! Конечно, она уже думала об этом, в особенности о будущем муже, и как все пройдет. Ей доводилось слышать как о немыслимом наслаждении, так и о настоящем кошмаре, но никто ничего не говорил про волосы.

Если Дариен станет ее мужем, ему явно захочется, чтобы волосы у нее были распущены. Конечно, это не он, но вдруг…

О боже! Надо запретить себе думать об этом. Она повернулась к виконту Сидмауту и поинтересовалась, как проходит перестройка его поместья.

При искусном управлении ее родителями темы разговоров во время ужина менялись и были всем интересны, но главное, удобны для Дариена. Они касались прошедшей войны достаточно часто для того, чтобы напомнить каждому о его блестящих военных заслугах. Нет, все присутствующие не превратятся в его друзей сразу, но Тея могла с уверенностью сказать, что теперь многие барьеры стали ниже.

Когда дамы перешли в гостиную выпить чаю, Тея села к роялю, чтобы создать фон для беседы. У нее уже имелся опыт во время игры следить за основной нитью разговоров. О Дариене говорили мало, о крови на крыльце или о Уилмотах вообще никто не упомянул, хотя, с другой стороны, все дамы прекрасно знали об особом отношении к нему леди Сары Йовил.

Потом к ним присоединились джентльмены — довольно быстро, надо сказать, — и Тея уступила место за роялем миссис Пойнтингс, чтобы помочь матери разнести гостям еще чаю. В таких обстоятельствах они всегда занимались этим сами, без слуг.

Наполнив чашку, она, улыбнувшись, передала ее Дариену.

Лучше всего, решила она для себя, относиться к нему как к близкому другу, почти брату.

— Вижу, чай абсолютно нетронутый, — заметила она. — Неужели мужчины после ужина беседуют о каких-то важных делах? И это не лошади и не падшие женщины?

— Вот это, леди Тея, определенно не та тема, которую джентльмен будет обсуждать с дамой.

На нее напал приступ смеха, и она поспешила отвернуться.

— Вы, конечно, там не засиделись.

— Чтобы лишить дам дрожи от ужаса? Думаю, от меня ждут, что я буду своим присутствием щекотать им нервы.

Она снова взглянула на него.

— Наверняка. Вам нужен эскорт для безопасности?

— Думаю, справлюсь, но они почуют страх и разорвут меня на куски.

Он отошел, а Тея смотрела ему вслед, стараясь понять, откуда в ней столько симпатии к этому человеку. Это недопустимо! Она подошла к двум дамам, особенно возбужденным, словно им хотелось быть представленными Дариену как лихому военному герою и в то же время потенциальному жениху. Пока разливала чай, Тея наблюдала, оценивала и пришла к выводу, что мужчины поменяют свое мнение о нем. Большую часть своей жизни он провел в армии, поэтому в мужской компании адаптироваться ему будет легко. У него есть качества, которые все будут обожать.

К тому же он вполне способен нравиться женщинам: у него есть качества, за которые его можно обожать, как это случилось с миссис Инвамер и леди Сидмаут, хоть поначалу они и были до дрожи шокированы тем обстоятельством, что приходится находиться в обществе Кейва. Как сказала ее дорогая мамочка, опасность придает мужчинам определенного типа дополнительное очарование.

Снова по-змеиному в мозг вползли слова Фокстолла. Но все-таки вряд ли Дариен умышленно манипулирует ею. Возможно, это просто образ его действий.

— Леди Тея?

Вздрогнув, она улыбнулась и попробовала подхватить разговор, предмет которого от нее совершенно ускользнул. Ее взгляд на Дариена перехватили, и миссис Инвамер глупо ухмыльнулась.

— Из таких мужчин получаются ужасные мужья, дорогая. Но в то же время что тут страшного — Дебенхеймы и Кейвы!

— В особенности если я почти не знаю этого человека, — заметила Тея и тут же, ощутив, насколько жалко это прозвучало, встала и направилась туда, где Дариен разговаривал с мистером Пойнтингсом.

Прислушавшись к их разговору, она предложила:

— У нас есть несколько гравюр с видами Лонг-Чарта. Позвольте показать их вам, лорд Дариен?

Удивленно посмотрев на нее, он согласился, и они перешли к столику между окнами, на котором лежал альбом с гравюрами.

— Ищете возможность узнать меня поближе? — спросил Дариен.

Она опять покраснела.

— У вас острый слух.

— Необычно после многих лет артиллерийской канонады рядом, но очень полезно.

— Мне показалось, что вам нужна передышка.

— Спасибо. — Глаза обежали ее. — Желтый цвет вам тоже идет.

Тея вспыхнула.

— Вы почему-то чаще носите блеклые цвета.

— В самом деле, лорд Дариен? Это все недопустимо личное.

— Я думал, это комплимент.

— Оправленный в критику.

— Но это правда. Предпочитаете вянуть, сливаясь с общим фоном?

— Не будьте смешным. — Она быстро открыла альбом и показала первую акварель с видом своего дома в Сомерсете, возвышавшегося над местностью и золотого в лучах закатного солнца. — Это Лонг-Чарт.

— Напоминает корону.

— Думаю, вы правы.

Она перевернула лист. Это был вид дома с тыльной стороны. На рисунке была изображена река, покрытая зябью под ветром, и озеро.

— Живописно. В жизни так же?

— Не совсем, но окрестности просто очаровательны.

Он перевернул лист. Следующим был вид сбоку.

— Не захотите уезжать отсюда после замужества?

— Нет.

Когда Дариен переворачивал лист, она обратила внимание на красоту его рук: нет, они не были безупречными, но с длинными пальцами и продолговатыми ухоженными ногтями.

— А как выглядит ваше поместье? — спросила Тея, разглядывая его профиль. — Вы его перестроили?

— Нет, но дел там невпроворот.

— Окрестности живописные?

— Все есть. — Он стал разглядывать следующий лист: теперь это была пара лебедей на озере. — Стаурс-Корт выстроили за период краткого правления Якова Второго — плохого предзнаменования самого по себе, — но еще и архитектор был из рук вон. Особняк был сложен из буро-коричневого камня, пропорции его ужасали, а что касается территории поместья, то часть ее заросла лесами, а почвы заболотились.

Тея хмыкнула.

— Не может же все быть настолько ужасно.

Дариен улыбнулся.

— Поверьте мне: все еще хуже.

Судя по всему, он не приукрашивал.

Тея перевернула лист — теперь это был вид на сад.

— В Стаурс-Корте есть сад?

— Заросший, но есть.

— Я могу понять небрежение последнего времени, но ведь за предшествующие сто лет вполне можно было изменить структурные недостатки.

Он поднял голову от рисунков.

— Денег не было. Второй виконт слишком долго примыкал к Тюдорам, что было совсем не умно, в конце концов приполз на коленях к королеве Анне, но все равно потерял возможность занимать доходные места и получить благоволение. Третий начал флирт со Стюартами в тысяча семьсот пятнадцатом году, а потом переметнулся к Гановерам, однако такие колебания стоили ему любви нового короля Георга. Моего деда — Дьявола Кейва — застукали в постели с одной из любовниц Георга Второго, прежде чем он пресытился ею. Вот так все и шло. Кейвы сильно отметились не столько порочностью, сколько политической глупостью.

— Грустная история, — сказала она, но все же улыбнулась.

— Разве?

Дариен взял ее руку и поднес к губам, и она позволила ему, забыв, что комната полна гостей, а из-за наблюдавших за ними не смогла высвободиться.

— Не забывайте, что это всего лишь спектакль, Дариен, — едва слышно напомнила Тея, потом все-таки осторожно, даже стыдливо, забрала руку.

— Правда? Тогда какова моя роль?

— Мой возможный жених.

— Мне бы хотелось утвердиться в этом статусе, если бы было можно. Выходите за меня.

Раскрыв веер, Тея принялась им обмахиваться.

— Увы, сэр! Боюсь вам нужно лишь мое приданое, чтобы восстановить свои пришедшие в упадок поместья.

— Это не совсем так, бесценная жемчужина.

Глядя на него широко открытыми от изумления глазами, она едва сдерживала смех.

— А заболоченные почвы? А поля, заросшие лесами?

— Это всего лишь результат дурного хозяйствования, мой желанный херувим.

— Херувим… — буркнула Тея.

— Ладно — серафим, сияющий ослепительнее солнца.

— Прекратите!

— Значит, это возымело желаемый эффект.

Тея тут же взяла себя в руки. Расчет во всем! Как она не догадалась!

— Ваши поместья приходят в запустение. Видите ли, моя мать провела тщательное расследование касаемо вас и получила неутешительные сведения.

— Очень мудро с ее стороны.

— Вас не беспокоят подробности?

Он криво усмехнулся.

— Моя дражайшая Тея, когда человека называют сумасшедшим и мерзким, когда люди шарахаются от него как от бешеного пса, какие еще более жуткие тайны о нем можно раскрыть?

Дариен взял ее за руку и повел к гостям, взоры которых были обращены на них и полны нескрываемого интереса.

Страшно не хотелось, чтобы ей приписывали амуры с Бешеным Псом, но он поступил бы так в любом случае. К черту! Завтра весь город только и будет говорить о том, что Великая Недотрога вовсе и не недотрога уже: ее сразил наповал мерзкий виконт Кейв — единственный оставшийся в живых.

Тея предпочла вести себя так, словно ничего экстраординарного не происходит, но когда последний гость уехал, у нее раскалывалась голова от напряжения.

— Все прошло прекрасно, — сказала мать, подавив зевоту.

Она что, действительно ничего не заметила?

— Надеюсь, — не стала возражать Тея. — Я старалась быть благожелательной к Дариену.

— И у тебя это получилось, причем весьма убедительно.

В ее голосе Тея не услышала сарказма. Возможно, она действительно раздула из мухи слона, потому что разозлилась из-за того, что он одурачил ее и воспользовался ею. А она-то… доверчивая дура!

— Можно надеяться, что большинство из тех, кто был сегодня здесь, не станут распространять разную чепуху о нем, — заметила леди Сара, пока они шли к своим спальням. — Думаю, даже кое-кто будет переводить разговоры о Дариене в позитивное русло, и прежде всего мужчины. Но сомневаюсь, что все они ринутся помогать ему. Нам нужна более активная поддержка.

— Я делаю все, что могу, — возмутилась Тея.

— Ты все делаешь чудесно, дорогая.

Герцогиня зашла в спальню дочери, и Харриет тут же скрылась в гардеробной, чтобы оставить их одних. Как ни хотелось Тее тишины и спокойствия, она все же постаралась сосредоточиться на словах матери.

— Его внимание к тебе может показаться несколько чрезмерным, — заметила герцогиня. — И это несправедливо по отношению к тебе — тащить такой груз в одиночку. Для того, что я могу сделать, существуют определенные лимиты, потому что все понимают, в чем заключается мой интерес. Мне кажется, настало время подключить сюда «балбесов».

Тея вспомнила холодную ярость Дариена и короткую фразу: «Я не нуждаюсь в помощи «балбесов».

— А Дариен согласится?

— Почему нет?

— Тот инцидент в школе…

— Это было давно, — отмахнулась мать и поцеловала Тею. — Доброй ночи, дорогая. Ты и правда была на высоте. И это позволит тебе насладиться сезоном, как ты того заслуживаешь.

Когда мать ушла, Тея вздохнула: ей было непонятно, что означает «насладиться» или чего на самом деле хочет. Но знала точно, что Дариен просто так не согласится на поддержку со стороны «балбесов». Надо все же уговорить его. Сев к столу, она написала ему записку, в которой попросила сопроводить ее на верховую прогулку ранним утром на следующий день.

Глава 22

Утро было серым и грозило дождем, и Харриет с трудом разбудила хозяйку. Нехотя Тея вылезла из постели, однако все же позавтракала и переоделась для конной прогулки.

Как и было приказано, лошадь уже подготовили, и грум прогуливал ее перед домом, но Тея не вышла, пока не показался Дариен на своем сером коне. Когда он остановился рядом, грум подсадил ее в седло.

Ей показалось, что губы у него тронула улыбка, когда он приподнял шляпу, приветствуя ее. Они направили лошадей в сторону Сент-Джеймс-парка, и под стук копыт по каменной мостовой Дариен сказал:

— Итак, хотите перезаключить договоренность?

— Нет.

Он вскинул брови.

— Вы не можете выдержать без меня больше восьми часов?

— Конечно, могу! Откуда такие подозрения, Дариен?

— Вы сказали как-то, что между нами все время существует соперничество.

Действительно, говорила.

— Только по отдельным вопросам, а так мы союзники.

Навстречу им две огромные, но изнуренные лошади тащили доверху нагруженную телегу, накрытую брезентом, который хлопал на ветру. Ее лошадь внезапно остановилась, но Дариен даже не пытался взять ее под уздцы: удалось справиться самой, — потом они увели своих лошадей в сторону, от греха подальше, а путь продолжили, когда телега проехала.

— Так значит, у нас встреча союзников? — спросил Дариен. — И с какой целью?

Тея начала мягко, пытаясь объяснить резоны, которыми руководствовалась ее мать, но, несмотря на все усилия, ей было непонятно, как смягчить конечную мысль — не объявить ее предварительной.

— Поэтому она хочет обратиться к «балбесам».

— Нет!

Они как раз въехали в парк, Дариен послал серого в галоп, и Тея бросилась следом в надежде, что он не уйдет далеко, но все именно так и получилось. Ей все-таки удалось нагнать его, и какое-то время они шли вровень, пока, наконец, он не притормозил, а потом совсем не остановился.

— Ответ по-прежнему — нет.

— Они сейчас самое лучшее доступное оружие, — возразила Тея.

— Нет!

Порывом ветра обернуло вуаль вокруг ее лица, и она раздраженно засунула ее под высокий воротник.

— Таким образом, это сражение ничего не значит для вас? Иначе вы воспользовались бы любой возможностью, чтобы победить.

Это подействовало. Тея увидела, как он сжал губы.

— Подумайте, как использовать их, если вдруг захотите: можно сковать, а потом отхлестать кнутом.

Дариен сухо засмеялся.

— Я пытаюсь не впасть в самообман, и мне не нужна их жалость.

— Это было раньше, в школе, теперь этого нет. Они считают, что у них долг перед вами, и наверняка оставят вас в покое, если будете настаивать.

Он тронул коня.

— И что от меня потребуется?

— Зависит и от вас, и от них, но главным образом, чтобы вас видели в их доброжелательной компании.

С все еще плотно сжатыми губами, Дариен посмотрел на нее.

— Почему это вас так заботит?

— У нас договоренность. Я рассматриваю это как часть моей безмерной поддержки. Понимаю, вы можете отвергнуть мое предложение, но лучше все-таки принять.

— Это для вас важно?

Тее показалось, что он придал своему вопросу какой-то особый смысл, и она отвела взгляд.

— Это уменьшит мои требования в свое время.

— Значит, сделка.

Она опять повернулась к нему.

— О нет!

— Вы не знаете, что я захочу в обмен.

— У вас нет никакого права требовать хоть что-то. Я поступаю так из доброго отношения.

— Вы только что признались, что сбрасываете тяжесть со своих плеч. Моя цена за вашу свободу — составить мне компанию в Оперу на бал-маскарад.

У Теи отвисла челюсть.

— Вы действительно сумасшедший.

Она тут же пожалела о своих словах: надо было взять себя в руки, — а он просто ждал.

— Вам ведь известно, сколько там было скандалов.

— Конечно.

— Тогда вы знаете, что я не смогу.

— Нет, вы можете устраниться, но такова моя цена.

— Ну и выплывайте самостоятельно.

— Я хороший пловец.

— С камнями в сапогах.

Он неожиданно засмеялся.

— Вы безжалостны до мозга костей, но я еще хуже. Если я приму ваше предложение насчет «балбесов», вы в понедельник пойдете со мной на бал-маскарад в Оперу.

— В понедельник я иду на бал к Уинстэнли. Они устраивают полуночный фейерверк.

— Я тоже могу устроить вам полуночный фейерверк.

У нее как иголками закололо кожу.

— Не будьте невежей.

— Судя по всему, это моя натура. В одиннадцать часов.

— Фейерверк начинается в полночь.

— В понедельник в одиннадцать часов я буду ждать вас около дома, чтобы сопроводить на маскарад.

— Тогда остается надеяться, что хлынет дождь, — сказала Тея и пустила лошадь галопом.

Дариен нагнал ее.

— Вы хотите промокнуть?

— Я иду на бал к Уинстэнли!

— Тогда с фейерверком ничего не получится, раз жестокая Богиня приказала быть дождю.

Она выпрямилась в седле.

— Вы самый несносный из всех, кого я знаю!

— Стараюсь. Вам не удастся ускользнуть. Это моя цена за то, что мне придется подчиниться вашей воле.

Вуаль опять затрепетала на ветру, и она снова заправила ее.

— Я просто пытаюсь уговорить вас действовать себе во благо!

— Тогда откажитесь от сделки, и мы больше не вернемся к этому.

— Та же самая уловка, что и в прошлый раз! — отрезала она.

— Я знаю, когда ко мне приходит хорошая карта.

Тея прищурилась.

— Вы блефуете.

— Нет, Богиня, поверьте: я никогда не блефую.

И она поверила. Как ни хотелось отказаться от него, она не могла. Мать так легко не отступится, а главное ее оружие — она сама. И потом, он действительно нуждался в этом, да и ей было не все равно.

Тея попыталась вразумить его.

— Это просто невозможно. Если по какой-то причине я не пойду на бал и останусь дома, неужели, вы думаете, никто не заметит, что я ушла ночью?

— Бедная принцесса в заточении?

— Нет, но все дома охраняются. Если кто-то может тайком выйти, значит, сможет и войти. Вы же выходите ночью из дому втайне ото всех?

Он заставил серого идти шагом.

— Да, но мне не от кого прятаться. Слуг у меня мало, и они рано ложатся спать.

Приноровившись к шагу его коня, Тея сказала:

— А у нас много, и они поздно ложатся, да и то не все. Когда нас нет дома, лакей ждет нашего возвращения в холле.

— А задние двери?

— Возле них спят слуги, и я думаю, что в одиннадцать некоторые еще будут на ногах.

— Есть еще двери, которые ведут в сад.

— Из оранжереи? — Она об этом не подумала. — Но сад огорожен стеной.

— В стене наверняка должен быть какой-то проход: садовники ведь не топают через хозяйские комнаты. Я прав?

Несгибаемый! Вернее — тупоголовый упрямец. Высказывать ему свои доводы — то же самое, что хлестать скалу лентами.

— Задняя стена сада — часть конюшни. — Вдруг с облегчением сообразила она. — И кто-нибудь из конюхов точно не будет спать в ожидании возвращения кучера.

— Готов биться об заклад, что есть какой-то способ ускользнуть из дому.

— Это не важно! Я не собираюсь куда-то тащиться на ночь глядя.

— Почему нет?

Тея отказалась отвечать.

— Как бы мне хотелось никогда не встречать вас!

— Знакомое чувство, поверьте. Но ведь вы хотели приключений. Вы оплетены паутиной, из которой можете с легкостью выбраться, если только поверите, что это возможно.

— Почему, ради всего святого, я должна подвергать себя опасности?

— Чтобы испытать ужас.

Она торжествующе улыбнулась.

— Вот в этом мы и отличаемся друг от друга, Дариен. Я не вижу никакого ужаса в опасности.

— Вы просто не испытывали настоящей опасности, чтобы судить об этом.

— А общение с вами?

По сверкнувшим смеющимся глазам можно было предположить, что у него масса ответов, которые остались невысказанными, но заговорил он серьезно:

— Я обеспечу вашу безопасность, Тея, даже на улице, даже ночью. Вы мне верите?

— От разбойников — да. От вас самого — решительно нет!

— Очко! А что, если я пообещаю вести себя так, словно я ваш брат?

— Хотите, чтобы я умерла от смеха?

— Бедная сестренка! Не будь такой трусихой.

— Это типичная братская уловка, уверяю вас, причем если брат очень маленький.

— У вас же нет младшего брата, так откуда вам это знать?

Издав сдавленный вздох разочарования, Тея поскакала вперед в надежде избавиться от него, но Дариен с ощущением ленивой легкости скакал рядом.

— Если вы не сделаете этого, то будете жалеть до конца жизни!

— Абсолютная чушь!

Но его слова достигли цели: Тея задумалась о своей жизни, о той части ее, которую могла вспомнить, и поняла, что та была нормальной, безопасной, правильной и, главное, разумной.

Она даже не скакала галопом до тех пор, пока не встретила его, и никогда это не казалось недостатком, потому что не было таковым. Она собиралась сделать так, чтобы ее будущее было под стать прошлому: нормальное, безопасное, правильное и разумное. Придя к такой мысли, Тея заставила лошадь перейти на благопристойный шаг.

И тут вспомнились слова Мэдди: «О, это же так восхитительно — быть ненормальной!» Но если только один раз.

Выпрямившись, Тея взглянула на него. Такой красивый, хоть и на свой особый манер, сильный, покрытый шрамами. Да, он сумеет ее защитить — от других по крайней мере.

— Если я откажусь ехать на бал к Уинстэнли, — услышала она себя, будто со стороны, — из-за головной боли, например, моя горничная не оставит меня одну.

— В одиннадцать? — Даже намека на триумф не слышалось в его голосе. О, он умный Пес, только ненормальный, как и она.

— Нет, — признала Тея. — Если бы я уехала, она к тому времени уже была бы в постели, но вот мать ко мне может зайти — проведать по возвращении.

Она ищет причину не ехать или наоборот?

— Это будет ранним утром, а вы к тому времени уже вернетесь. Ну а если нет, то вас заменит валик под одеялом.

— Вы как разъездной торговец, который пристает к людям до тех пор, пока они не купят совершенно ненужный им хлам.

— Я так понимаю, что маскарад в Опере, на котором бывают представители разных классов, для аристократов и есть тот самый хлам?

— Почему вы думаете, что мне это понравится?

— Давайте пойдем. Вам ведь раньше не приходилось бывать на маскараде?

— Нет, — призналась она смущенно.

— Бедняжка принцесса, пора покинуть свою башню.

Тея почувствовала замешательство, поскольку понимала: нельзя позволять ему втягивать ее в рисковую ситуацию какими-то детскими подначками, — но он превращал ее возражения в сплошную глупость.

Вдруг Тея увидела возможность компромисса.

— В следующую пятницу леди Харровинг устраивает маскарад. Я могла бы… Я смогу пойти с вами туда, если примете помощь «балбесов». И если мама разрешит, — добавила она быстро. — Я не стану сбегать из дому.

Он долго молчал, но глядя на нее, наконец сказал:

— Вы предлагаете фальшивку в обмен на золото. Респектабельный маскарад не требует дерзости и отваги.

— Более-менее респектабельный. Леди Харровинг и сама респектабельна лишь более или менее. Моя мать отложила ее приглашение в сторону.

— Но если вы захотите пойти, герцогиня позволит?

— Наверное. Вы знаете, что должны так поступить, Дариен. У вас нет выбора.

— Не переигрывайте ход, Богиня.

По его тону было понятно, что лучше помолчать. Он действительно сейчас откажется, этот упрямец, способный вывести из себя кого угодно. А, может, наоборот, согласится.

— Почему? — спросила она. — Почему это так важно для вас? Почему вам нужно сделать то, чего делать не хочется?

Тея думала, что он промолчит, но Дариен ответил:

— Из-за брата.

— Маркуса?

Он засмеялся.

— Господи, нет! Из-за моего младшего брата Фрэнка.

— Морского офицера?

— Отчет для герцогини? — вопросом на вопрос ответил Дариен, но выражение его лица ни о чем не говорило.

— Да, он там указан. О нем упоминала и Мария Вандеймен. Это же не тайна, да?

— Вовсе нет. Фрэнк влюбился, но отец его возлюбленной против их брака, потому что он Кейв. Признаюсь, когда меня избегают в гостиных, это совсем не радует, но речь не обо мне, а о Фрэнке. Я должен сделать все для его счастья.

— Так вот почему вы так настаивали на помолвке. — Неожиданно ей открылась вся картина целиком. — Если бы мы объявили о нашей помолвке, то ваш брат не получил бы отказа.

— Это адмирал Динневор. Он не только не стал бы сопротивляться, но и сам отвел бы дочь к алтарю, радуясь возможности породниться с Йовилами. Но я позволил вам отговорить меня от этого.

— Но наша помолвка никогда не стала бы реальной. Разве это не превратилось бы в хитрую уловку?

— В любви и на войне все средства хороши.

— Тогда почему вы позволили мне пересмотреть нашу договоренность? — спросила Тея, в недоумении глядя на него.

— Минута слабости. По-моему, вы добились еще одного такого момента. Хорошо, я вытерплю «балбесов», а вы отправитесь на маскарад к леди Харровинг, но если вам понравится, тогда пойдете со мной в Оперу.

— Вы никогда не сдаетесь, да? Откуда вы узнаете, понравилось мне или нет?

— Поверю вам на слово.

Прохладный ветер принес капли дождя. Ей показалось, что они были не первые, она просто не замечала их.

— Договорились. — Тея понимала, что им пора домой, но у нее имелся еще один вопрос, который хотелось задать, пока у него было настроение отвечать. — Что вы собираетесь делать, когда все это закончится? Женитесь?

— Слишком дальние перспективы. Сейчас польет. Давайте по крайней мере выберемся из парка.

Он тронул коня и рысью направился к воротам, так что ей пришлось поехать следом. Они оказались на улице, прежде чем пошел настоящий дождь, а до конюшни Йовил-хауса добрались до того, как начался ливень. Им навстречу выскочили конюхи, чтобы забрать лошадей и помочь даме спешиться. Потом они с Дариеном бегом бросились в сторожку кучеров и, отдышавшись, рассмеялись.

Тея смотрела на него и удивлялась. Когда он смеялся, это был совсем другой человек. И ей было невдомек, какой из них настоящий.

— Может, зайдете позавтракать? — предложила Тея.

— Чтобы залить весь дом?

— По дороге домой вы промокнете еще больше.

— Не впервой. Дайте мне знать, если герцогиня разрешит вам пойти на маскарад.

— А если не разрешит?

— Тогда мы договоримся заново. — Он улыбнулся, словно хотел сказать что-то еще, но вместо этого наклонился и быстро поцеловал ее в губы, потом выскочил под дождь, взлетел в седло и ускакал прочь.

Глядя ему в след, она коснулась губ кончиками пальцев. Губы были прохладные и влажные от дождя, но ощущение — обжигающее.

Это нечестно — так с ней поступить.

В конюшне имелось несколько зонтов. Выбрав один, Тея заторопилась войти в дом через дверь буфетной. Оказавшись у себя, стянула мокрую одежду, одновременно пытаясь припомнить все, что случилось этим утром. Но на память приходили лишь отдельные фрагменты.

Ей совсем не хотелось, чтобы он тратил свое время на «балбесов», вместо того чтобы быть с ней. Но ведь они заключили новую сделку. Чтобы быстрее прошло время, она решила позавтракать, пока не встала мать. Она так и не могла понять, хочется ли ей получить разрешение пойти на маскарад. И все из-за него.

Совершенно невозможный человек!

Глава 23

Как только мать позавтракала, Тея зашла к ней в комнату.

— Ты выходила в такой дождь? — Герцогиня смотрела в окно, по которому текли потоки воды.

— Он начался в самом конце прогулки. Маскарад, мама?

— Ты опять случайно встретила Дариена? — спросила мать, прекрасно понимая, что все было не так.

— Я попросила его поехать со мной. Нужно было уговорить согласиться на помощь «балбесов». Я поняла, что ему это не по душе.

— Правда? Ты все ближе узнаешь его.

Как истолковать ее слова, Тея не знала, поэтому вернулась к своему вопросу:

— Можно мне пойти с ним на маскарад к леди Харровинг?

— Почему бы нет. Для тебя там будет больше развлечений, чем на вечере у Фрогмортонсов, а потом в Обществе старинной музыки. И Дариену понравится присутствовать анонимно.

Тея об этом не подумала. Может, анонимность и была главной причиной его настойчивости, чтобы посетить маскарад.

— В полночь он собирается снять маску, — заметила она.

— После того как обворожит все дамское общество. Будет очень трудно вернуться к холодному неприятию от безудержного флирта. Однако ему нужно выбрать правильный костюм: что-нибудь романтическое, респектабельное. Думаешь, он сам справится?

— Я не была бы так уверена. Он, может, и не ужасный, но, вне всякого сомнения, порочный.

Герцогиня вскинула брови.

— Я думала, что ты не против помочь ему.

Тея вздохнула.

— Не против. Конечно, не против: в известных пределах, — но мне нужно заказать костюм себе.

— На это нужно время. Надо посмотреть на чердаке: там есть несколько моих.

— Ты участвовала в маскарадах, мамочка?

— Ну конечно. Я прямо сейчас отправлю записку Дариену: узнаем, что он выберет, — а потом посмотрим, подойдет ли ему что-нибудь из имеющегося у нас. — Леди Сара села к столу, написала записку и, посыпав мелким песком, чтобы просохли чернила, сказала: — Вообще это очень веселое мероприятие, если правильно его организовать.

— Что вряд ли удастся леди Харровинг.

— Мария, конечно, не совсем подходит для этой цели, но я уверена, что не позволит каких-то крайностей в своем доме. — Сложив и запечатав записку, герцогиня повернулась к дочери. — Прости, дорогая. Ты действительно упустила многое. Я собиралась привезти тебя в Лондон еще в четырнадцатом году, но тогда ты казалась такой юной, а мне в голову не приходило, что впереди у нас масса проблем. — Она постучала пальцем по записке. — Как считаешь, все наши тревоги и заботы не могли сделать тебя слишком уж осторожной?

Мать тоже критикует ее? Щеки Теи запылали, но на сей раз больше от гнева.

— Под осторожностью ты подразумеваешь, что я предпочитаю держать себя в рамках приличия?

— Я имею в виду, что твой возраст вполне допускает некоторые вольности, и они выглядели бы более естественно.

— Другими словами, ты хочешь, чтобы я вела себя как Мэдди?

— Господи помилуй, нет! — Герцогиня поднялась и обняла ее. — Ни в коем случае, дорогая. Но я боюсь, что желание оградить себя от опасностей заманит тебя в ловушку и ты проведешь свою жизнь в печали.

— А мне кажется, если очертя голову бросаться в опасные приключения, жизнь от этого станет еще печальнее.

Леди Сара недовольно поморщилась.

— Ты пока не понимаешь, но, может, маскарад покажет, что к чему. Давай поищем тебе костюм.

Отправив лакея с запиской к виконту, герцогиня вызвала Харриет и еще двух служанок, и все отправились к лестнице. Тея была обижена на мать. Она всегда вела себя правильно, не выходя за рамки приличий, за что и заслужила прозвище Великая Недотрога, а оказалось, что это вовсе не комплимент?

Напротив, поведение Мэдди было вызывающим, Тея всегда ее осуждала, но выяснилось, что именно это делало ее популярной.

Теперь еще и мать намекает на ее излишнюю осторожность и занудство. Ладно! Она выберет самый вызывающий костюм из тех, что найдутся на чердаке. Едва эта мысль пришла ей в голову, Тея посмеялась над собой. Разве ее мать когда-нибудь могла надеть хоть что-то похожее даже отдаленно на вызывающий костюм?

Тея решила, что, если ей понравится на маскараде у Харровингов, сдержит свое обещание: улизнет из дому и поедет в Оперу вместе с Бешеным Псом Дариеном. И если все закончится катастрофой, это будет полностью вина ее матери.

Отомкнув дверь на верхней площадке лестницы, герцогиня вошла в каморку, забитую коробками, с надписями: «Костюмы» — на некоторых.

— Так много! — удивилась Тея.

— Здесь есть костюмы твоего отца, несколько костюмов Дари. Грейвенхейма маскарады не интересовали.

— Грейвенхейм — идиот.

— Тея!

Возмутило герцогиню то, что это было сказано при слугах, поскольку старший брат Теи, который унаследовал титул маркиза Грейвенхейма, был действительно дурак-дураком. Она как-то раз высказалась, что называть ребенка с детства Грейвенхеймом, без имени, неправильно, это могло оказать на него угнетающее воздействие. Мать тогда возразила, что герцог при рождении был облечен тем же грузом, но при этом не стал идиотом.

Она вспомнила свои сомнения, но принялась рассматривать коробки с костюмами, удивляясь тому обстоятельству, что ее родители, похоже, покуролесили в юности.

Неужели они целовались, как… или до сих пор целуются…

Отбросив все мысли в сторону, Тея стала помогать служанкам снимать верхние коробки. Ее охватило волнение. Это походило на охоту за кладом: вдруг она наткнется на мешочек с золотыми монетами.

— Ради бога, что это? — удивилась Тея, когда в одной из коробок действительно среди складок неотбеленного муслина замерцало золото, и, откинув муслин, захлопала глазами — это был лиф платья из желтого и зеленого атласа, расшитый золотыми блестками, а монеты — конечно, фальшивые — украшали пояс.

— О, это же мой костюм пират-девицы! — воскликнула герцогиня.

— Пират-девицы? — эхом повторила Тея.

— В Лонг-Чарте устраивали пиратский бал. Как давно это было! На нем я и познакомилась с твоим отцом. — Герцогиня с улыбкой вздохнула. — Весьма игривый костюм. К нему еще был кинжал. Хочешь его надеть?

Тея взяла в руки атласную юбку с золотой кромкой и увидела, что длина у нее не доходит и до середины икр.

— Нет, не думаю.

Она свернула наряд, и молодость родителей пронеслась перед ней мимолетным видением.

— А как насчет доброй королевы Бесс? — спросила мать, показывая кусок парчи.

— Похоже, в этом будет жарко и тяжело.

— Да, ты права: даже на карнавалах зимой. Ах, а вот это? — Одной рукой она вытащила из коробки отрез белой ткани, а второй — объемный серебристый сверток. — Богиня Минерва.

Богиня! Слово моментально привлекло внимание.

— Давай посмотрим, — сказала Тея, разворачивая пупырчатую серебристую ткань, которая оказалась удивительно легкой, и поняла, что это фетр, покрытый тонким слоем фольги.

— Доспехи, — объяснила герцогиня. — В древнеримском стиле. Для верхней половины тела. Ты же знаешь, что Минерва, она же Афина, почиталась как богиня войны и государственной мудрости?

Теперь Тея поняла, как рассматривать то, что держала в руках. Это было что-то вроде корсета, который должен прилегать к верхней части тела женщины как вторая кожа и подчеркивать все ее формы.

— Мама, ты надевала это? Такое откровенное?

Мать порозовела, но глаза ее блеснули.

— Есть еще накидка. — Она протянула ей что-то белое, похожее на длинную тунику без рукавов.

Тея развернула полупрозрачную накидку, украшенную греческим орнаментом по подолу, и заметила:

— Да я буду голая от талии до пола.

— Наденешь сорочку под нее, конечно. Тут есть еще юбка наподобие металлической.

Герцогиня достала еще одну деталь костюма, собранную из серебряных полосок.

— Но она только до колен! — воскликнула Тея.

— Это маскарад, дорогая, а не заседание в «Олмаке». — Герцогиня огляделась, а потом ткнула пальцем в одну из коробок с надписью: «Головные уборы». — Тут у нас должен быть шлем: большой, серебряный, с совой на макушке.

— С совой? — изумилась Тея.

— Это знак Минервы. Символ мудрости. Я должна была сюда его перенести, но здесь только дротик. Наверное, в том углу. — Указала она служанке. — Да, теперь у нас есть шлем с совой. Она очень хорошо сделана. Когда надеваешь шлем, на нее могут и не обратить внимания.

Тея смотрела на серебряный торс для женской груди, на металлическую юбку и накидку, которая почти ничего не скрывала.

Но ведь она пообещала себе нечто вызывающее… Надо быть осторожнее со своими обещаниями. Когда она наконец научится?

— Сандалии! — воскликнула герцогиня, зарывшись в очередную коробку.

Это были римские сандалии с длинными серебряными ремешками, которые должны обвивать ноги до колен. Они, без сомнения, окажутся на всеобщем обозрении при такой нелепой юбке.

Отложив в сторону доспехи, Тея приложила к себе тунику и посмотрела вниз: подол коснулся пола.

— Еще пояс, — вспомнила леди Сара. — У нас в сейфе лежит серебряная цепь. Туника ее прикроет, по крайней мере доспехи и ноги, вот только руки останутся обнаженными.

— Перчатки сюда не подойдут, я полагаю, — сказала Тея с кривой усмешкой, поэтому мать решила, что она шутит.

— Зато подойдут браслеты и ленты на запястье, — сказала герцогиня. — Браслеты тоже в сейфе. Костюм пойдет тебе, дорогая, потому что только подчеркнут твои достоинства, и ты мудрая, как Минерва.

Предполагалось, что это комплимент, но для Теи прозвучало как «дура, дура, дура». Было одно-единственное возможное решение.

— Хорошо. Давай отнесем все вниз и примерим.

— Ты действительно надевала его, мама? — спросила Тея, разглядывая себя в зеркале.

— Два раза, — сказала герцогиня, не выпуская из рук длинный дротик. Или это алебарда? Есть и лезвие, и острие… — С пиратским костюмом у меня связаны самые сладкие воспоминания, но костюм Минервы был моим любимым. Ее роль так легко играть! Тебе нужно запомнить несколько умных советов на тот случай, если кто-то попросит богиню продемонстрировать мудрость.

— Берегись грозного оружия?

Герцогиня рассмеялась.

— Я никогда ни на кого не нападала. Просто хорошо смотрится со стороны. Веришь или нет, но в юности у меня была такая же фигура, как у тебя. А какая тонкая талия!

И роскошный бюст, подумала Тея, возблагодарив Господа, что доспехи оказались ей слегка великоваты. Это избавляло от ощущения, что верхняя половина ее тела обнажена. Ей, привыкшей носить платья с завышенной талией, это казалось даже более шокирующим, чем самый низкий вырез из всех ее декольте. Она не повторила свой вопрос: «Ты надевала это, мама?» — но мысленно все же задала.

Конечно, в дни ее юности дамам было привычно подчеркивать пышность верхней части тела, но даже так…

Теперь она надела юбку с рубашкой под нее, но и то и другое доставало ей лишь до колен. Она что, готова появиться на публике с голыми ногами?

Тея села, чтобы Харриет смогла надеть ей сандалии, но когда поднялась и оглядела себя, оказалось, что тесно переплетенные ремешки совсем не добавляли благопристойности. Она схватилась за тунику в надежде, что та прикроет ее и все будет не так плохо, но увидела, что у туники разрез спереди.

Мать застегнула серебряную цепь у нее на талии, однако из-за разреза на груди тонкая ткань оставляла открытой часть серебряных доспехов, а разрез внизу — открытыми ноги при ходьбе.

«Ты надевала это, мама?»

Тея почувствовала, что ее слегка шатает, словно твердое основание уходит из-под ног. Она всегда старалась вести себя правильно, но сейчас не понимала, что это может означать.

У Марии Харровинг была сомнительная репутация, но ее принимали везде.

Мэдди тоже постоянно шокировала общество, но тем не менее, оставалась желанной гостьей.

Герцогиня Йовил — образец респектабельности! — посещала маскарады в образах пират-девицы и полуголой Минервы.

Что ж, прекрасно! Настало время перемен.

Горничная подала шлем — нелепого вида здоровенный котел, который закроет ей волосы, а заодно и часть лица, как маска. Боковые щитки шлема прикрыли ей щеки, пластинка спереди, которая должна была защищать переносицу, доходила до кончика носа, а на макушке красовалась маленькая сова с серебряными перьями.

Должно быть, все это сооружение сделано из пробки с толстой подкладкой внутри, потому что оказалось на удивление удобным.

— В нем будет наверняка душно. И как в нем танцевать?

— Будет, конечно, нелегко, но ты избавишься от него, когда наступит время снимать маски, и еще успеешь потанцевать.

Тея снова повернулась к зеркалу и неожиданно ощутила себя совсем другой. Такая леди может позволить себе опасные приключения и, возможно, небольшие волнующие безумства, такие, как пламенный поцелуй. Она вдруг поняла, что немного обижена на Дариена за то, что даже не попытался поцеловать ее еще раз. Ей требовался настоящий поцелуй как награда за все ее действия во благо этого мужчины после того первого раза.

Даже мысли, что ему не хочется, Тея не могла допустить.

Почему он намерен всегда сам устанавливать правила игры? Ей не хотелось ждать почти неделю, полную разочарований.

Вечером того же дня она вместе с родителями отправилась в театр. Им в качестве гостей составили компанию Калли, Авонфорт и его сестра Дебора. Был там и Дариен, но в другой компании. План уже пришел в движение, и он находился в ложе, принадлежавшей герцогу Белкрейвену, которая располагалась как раз напротив ложи Дебенхеймов, что предполагало значительное расстояние между ними и прекрасное поле обзора.

Рядом с виконтом сидели герцог и герцогиня Белкрейвен, их наследник маркиз Арден с супругой. Арден был из «балбесов», хотя, если план начал действовать, мало кто задумывался об этом. Сторонние наблюдатели лишь увидели бы Дариена в великосветской компании, настроенной к нему весьма дружелюбно.

Дариен любезно соблюдал свою часть договоренности и, когда встретил взгляд Теи, коротко поклонился ей, словно хотел сказать: «Видишь, я держу свое слово». Если его что-то и раздражало, то заметно не было, а вот у нее дела обстояли иначе: Авонфорт своими лживыми россказнями про бешеных собак и окровавленные ступеньки мог довести до белого каления.

— Ух ты! — вдруг воскликнул Авонфорт, когда во втором антракте они встали с мест, чтобы выйти из ложи и пройтись по галерее. — Что, интересно, здесь делают Боллы?

Они обернулись и увидели, как сэр Стивен и леди Болл входят в ложу Белкрейвенов, явно нацеленные на то, чтобы поговорить с Дариеном. Еще один из «балбесов», который теперь стал уважаемым политиком.

— Возможно, он рассчитывает завербовать Дариена в реформистскую партию, — сказала Тея на выходе из ложи.

— Опасная чепуха, — отрезал Авонфорт.

— Завербовать его?

— Реформы.

— Все реформы? — Она была искренне удивлена.

— С восстаниями и беспорядками каждый третий месяц. Сейчас не самое лучшее время для каких-либо изменений.

Возможно, восстания и беспорядки происходят из-за того, что необходимо реформировать положение вещей, — заметила Тея.

— Как это типично для женщины — выступать с глупыми идеями вроде этой.

С трудом ей удалось убедить себя, что устраивать перепалку не ко времени, и приторно улыбнулась:

— Шляпки и выкройки, конечно, намного важнее.

Авонфорт не уловил сарказма, поэтому снисходительно усмехнулся:

— Все, что делает вас еще очаровательнее, дорогая.

Если бы у нее в руках был не веер, а пистолет, она бы пустила его в ход. Дариен понял бы ее и никогда не высказал бы такой узколобой идеи. Несмотря на все свои недостатки, он обладал острым гибким умом.

Именно сейчас она окончательно поняла, что не выйдет замуж за Авонфорта, но лучше ей от этого не стало: ведь это совсем не означало, что она выйдет за Кейва. Еще совсем недавно ее будущее казалось прочным, уверенным и упорядоченным, а сейчас она оказалась лицом к лицу с сомнениями и даже хаосом.

Она мысленно обратилась к Дариену: «Моя жизнь была в полном порядке до тех пор, пока в ней не появились вы, презренный!»

Когда они вернулись в свою ложу, у Белкрейвенов двое мужчин: один светловолосый и полноватый, а второй — молодой темноволосый и элегантный, — прощались с Дариеном.

— Это ведь Чаррингтон, — многозначительно заметила Тея.

Граф Чаррингтон был иконой стиля и образцом утонченности и относился к таким, как Авонфорт.

— Он с австрийским послом! — воскликнул Авонфорт. — И совсем не в восторге от разговора с Дариеном.

В полном противоречии с его словами, седовласый мужчина засмеялся и похлопал собеседника по спине.

— Наверное, знакомы с войны, — сказала Тея, удерживаясь, чтобы не фыркнуть.

На нее это действительно произвело впечатление. Граф Чаррингтон был из «балбесов», хотя и вырос в дипломатических кругах, но даже ему было не под силу заставить посла появиться там, куда тот не собирался отправляться, или продемонстрировать искреннее дружелюбие, как в ложе напротив. А это было искреннее дружелюбие. Занимая свое место, она увидела, что Дариена это тоже поразило.

В следующем антракте в ложу Белкрейвенов втиснулись три офицера: обилие золотых аксельбантов на мундирах говорило об их высоких званиях, — и увели Дариена с собой, оживленно болтая и смеясь.

Тея посмотрела на мать, и они обменялись улыбками.

— Весьма удовлетворительно, — заметила герцогиня.

Так оно и было, только, с точки зрения Теи, вечер оказался скучным и не оправдал ожиданий.

Назавтра было воскресенье. Вместе с родителями она отправилась на службу в храм Святого Георгия на Ганновер-сквер, куда они часто наведывались. Несмотря на название, модная церковь стояла не на самой площади, но совсем близко от нее, чтобы сюда совершенно естественно на службу мог прийти лорд Дариен. По плану они должны были еще раз продемонстрировать ему свое расположение, однако Тея вошла в церковь с невидимым для других пылом. Ей хотелось обсудить с ним триумф вчерашнего вечера и спросить, как теперь он относится к «балбесам».

Она увидела его напротив, по другую сторону, а также заметила, как его присуствие взволновало окружающих. Некоторые из них могли проживать на Ганновер-сквер, что давало весомый повод не доверять Кейву, а кто-то и вовсе мог вылить кровь на ступени его крыльца.

Тея наклонилась и прошептала матери на ухо:

— Больше кровь не разливали?

— Нет. «Балбесы» позаботились, чтобы по ночам за домом наблюдали.

— Еще до вчерашнего дня?

— Да.

Тея понадеялась, что он никогда не узнает об этом.

С Дариеном был толстый молодой человек, одетый в какой-то нелепый костюм, но явно не его любимый брат: тот был бы в любом случае в форме. Ей стало интересно, кто бы это мог быть: он ни в чем не походил на Дариена.

По окончании службы герцогиня прямиком направилась к Кейву и его приятелю, которого ей сразу представили как мистера Аппингтона, бывшего младшего офицера его полка.

Молодой человек показался ей непроходимым тупицей, хоть и услужливым.

Ей не представилось возможности переговорить с Дариеном наедине: по воскресеньям все, как правило, обедают тихо, в семейном кругу и очень рано. Леди Сара пригласила Дариена с другом в Йовил-хаус, и у Теи на минуту возникла надежда, но их опередили, к ее великому сожалению, Вандеймены. Ах какая жалость!

Глава 24

У Дариена не было предположений, почему его Богиня выглядит такой сердитой. Ему захотелось подойти и выяснить, в чем дело, однако рядом обретался Пуп, а это все равно что непослушный ребенок. С него нельзя было спускать глаз, чтобы избежать каких-нибудь неприятностей. Минувшей ночью он попал на петушиные бои, у него обчистили карманы и увели часы, но у Дариена своих забот было выше головы. Пуп нуждался в стороже, лучше всего — в жене, и Мария предложила свою помощь в этом деле.

Когда они подходили к дому Вандейменов, Дариен попытался подготовить почву.

— Итак, Пуп, какие у тебя планы?

— Планы? «Астли», конечно.

Театр «Астли» был известен тем, что наряду со спектаклями там давали цирковые представления.

— Я говорю о твоем будущем. Ты уже вкусил лондонской жизни. Может, теперь готов остепениться?

— Остепениться?

Набравшись терпения, Дариен продолжил:

— У тебя уже есть приличное состояние. Потом захочешь заиметь собственное место под солнцем. Дом. Поместье. Жену.

— Жену?

— Очаровательную женщину, которую введешь в дом и которая с удовольствием будет устраивать твою жизнь, как ты того пожелаешь. — «Какая-нибудь терпеливая особа с железными нервами, которая будет нянчится с тобой как ребенком, которым ты, по сути, и остался».

— А, жена! — сказал Пуп так, словно речь зашла о чем-то сверхъестественном. — Даже не знаю, Канем. Женщинам я не слишком интересен.

У Дариена чуть не сорвалось с языка: «Теперь у тебя есть деньги, поэтому нужно лишь дать понять, что готов надеть хомут на шею», — но это не следовало вкладывать глупому Пупу в голову.

— В Лондоне сейчас разгар сезона. Очаровательные леди готовы вешаться на любой сучок и ждут, когда их выберут.

— Как в «Фиалковом флюгере»?

— Нет, Пуп! Приличные женщины, леди, на одной из которых ты женишься.

— О! Жена, да? — До него явно потихоньку доходил смысл сказанного.

Аппингтон говорил так, словно мальчишка на своей первой охоте: с ужасом и возбуждением о габаритах животного, за которым охотятся, и насколько оно сильно. Тем не менее Пуп никогда не был трусом. Фокстолл мог бы сказать о нем, что мальчишка, хоть и не особенно умен, обладает некоторой мудростью, чтобы понять, когда надо испугаться, и оказался бы прав. Но это означало, что если вдруг найдется приличная леди, Пуп оседлает ее не моргнув глазом.

Дариен выкинул эту картинку из головы и повел Пупа к дому Вандейменов.

Мария встретила их приветливо, а Пупа — даже по-матерински, и он моментально расслабился, почувствовав себя в своей тарелке. За обедом она мягко расспрашивала его, формулируя вопросы так просто, что он быстро проникся к ней едва ли не обожанием.

Дариен забеспокоился, как бы Пуп не стал комнатной собачкой Марии. Ему совсем не хотелось избавляться от забот вот таким образом.

Она заговорила о матримониальных делах обиняком, упомянув и о своем первом замужестве. По ее словам, это гавань спокойствия и стабильности. Дариену ничего не было известно о ее первом браке, но если Ван обеспечил ей то, о чем она говорила, тогда сам он — ангел во плоти.

У Дариена поубавилось веселости, когда Мария повернулась к нему и спросила о его планах насчет женитьбы.

— Пока никаких.

— Вы же хотите иметь наследника, — объявила она уверенно, позвонив слугам, чтобы подавали второе.

— Сомневаюсь. Если надо будет, Фрэнк вступит в права. Если нет, наш род прервется. И кто опечалится?

— Он должен продолжаться, хотя бы ради вас.

Его эти слова сильно удивили и даже привели в замешательство, и он напомнил:

— Мы здесь для того, чтобы обсудить перспективы Пупа.

— Я способна одновременно управлять двумя лошадьми, Дариен.

— Которые скачут в разных направлениях? — возразил тот.

— Туше! Буду сначала править одной, а потом переключусь на другую.

— У меня голова кругом, стоит представить такую картину.

Она опять засмеялась.

— Не воспринимайте буквально. Не обращайте внимания на картинки, доверьтесь моему опыту, и начнете новый благородный род.

— Вы меня пугаете, — сказал он абсолютно честно.

— Чувство семьи, — пробормотал Ван.

Повернувшись к Пупу, Мария улыбнулась и заговорила еще мягче:

— Мистер Аппингтон. Артур, я полагаю?

Он кивнул и застыл с набитым ртом.

— Какое прекрасное имя! Сразу в памяти возникает король из Средних веков и современный герой. Вы должны чаще пользоваться им. Ведь вам хочется жениться? — Это был вопрос, но удалось произнести его так, что он прозвучал как риторический.

Пуп сглотнул.

— Думаю, да, мэм. Это лучше, чем ходить в «Фиалковый флюгер».

Ван поперхнулся, а Мария постаралась сделать так, чтобы ее улыбка не перешла в хохот, и продолжила:

— Леди должна быть постарше, я думаю. Не старуха, конечно, но немного старше вас. Молоденькие девушки обычно излишне требовательны, а вам нужна такая, чтобы умела вести дом, могла бы вовремя что-нибудь посоветовать.

Дариен думал, что Пуп начнет возражать, но то ли под влиянием Марии, то ли в силу собственных наклонностей он согласно кивнул.

— Да, хорошо бы.

Мария одарила его улыбкой мадонны.

— На следующей неделе я устраиваю небольшую вечеринку с ужином и приглашу одну свою знакомую леди. Если она вам не понравится, мы просто о ней забудем, но мне кажется, это то, что вам нужно: вдова с двумя маленькими детьми, если, конечно, это вас не смущает.

— Нисколько, — послушно ответил Пуп и добавил: — А она хорошенькая?

— Само очарование, пухленькая.

Дариен понятия не имел, нравятся ли Пупу пухленькие женщины, но увидел, как семя дало росток, а потом тот покрылся листьями в голове молодого человека. Пухленькая непременно привлекательная, а привлекательная обязательно хорошенькая. Способности Марии Вандеймен были по-настоящему пугающими.

— Ее зовут Элис Уэллс, — продолжила Мария. — Ей двадцать семь. Она была замужем за морским офицером, но тот погиб два года назад. Происходит из прекрасной семьи, но, к сожалению, небогатой, поэтому ей приходится жить за счет своего брата, а это довольно скудно.

Она продолжила перечислять достоинства миссис Уэллс, и это так подействовало на молодого человека, что когда они вышли на улицу, Пуп тихо выдохнул:

— Элис… Приятное имя, не находишь, Канем?

— Прелесть.

— Ей двадцать семь лет — не слишком ли старая?

— Нисколько.

— Что касается двух детей — я не против, люблю детей. Думаю, будут и собственные.

— Такое вполне может случиться.

Пуп замолчал: то ли от беспокойства, то ли в приятном предчувствии, Дариен не знал.

— Женитьба, — сказал Пуп, когда они почти дошли до Ганновер-сквер. — Лучшая вещь в мире — это женитьба. Ты так не считаешь?

Семя проросло в развесистый дуб.

— Исключительно приятная вещь.

Дариен ввел Пупа в дом и быстро скрылся у себя в кабинете. Воскресенье или нет — не важно. И вот теперь он в окружении мнимых друзей — «балбесов», — да и Пуп уже скоро сможет удачно устроить жизнь. Оставалось только получить письмо от Фрэнка с извещением о помолвке… но для этого пока рано.

В то же время такие изменения, происшедшие с ним менее чем за неделю, были бы воодушевляющими, если бы не вызывали столько беспокойства. Он чувствовал себя сидящим в карете, мчащейся во весь опор в направлении, которое ему было не под силу контролировать.

Чертовы бабы!

Но в таком случае скоро придется ответить гостеприимством на гостеприимство. Устроить прием в своем особняке? Трудно такое вообразить, но лучше осмотреть здание на этот предмет. Он опять зашел в гостиную. Сгодится, но требуется серьезная уборка, что подразумевает большее количество слуг. А здесь возникает проблема с Пруссоками. Они работают как могут и не дают повода их уволить, но те слуги, которые требовались ему, не могут работать по сложившимся правилам.

Возможно ли нанять несколько приходящих служанок? Он сделал для себя отметку посоветоваться с Марией на этот счет и о других делах. Перо чертило замысловатые завитушки, пока в нем не закончились чернила.

Тея Дебенхейм заявила, что знает, как вести дом. Нет! Слишком опасно привлекать ее к хозяйственным делам.

Дариен вызвал Пруссока и попросил показать ему винный погреб. Тот насупился: возможно, из-за того, что приходится работать в воскресенье, — хотя особой набожности в нем не замечалось.

— Не густо, — заметил Дариен через некоторое время, обозревая пустые полки.

— Полагаю, это все из-за неумеренности старого виконта, милорд.

— Уверен, что так и есть. Ладно, закажу еще. Вполне возможно, что придется устроить прием. Пойдемте посмотрим, как у нас обстоят дела с фарфором, столовым серебром и всем остальным.

Теперь каждая клетка массивного тела Пруссока выказывала досаду, но он провел для Дариена экскурсию по шкафам с фарфором и хрусталем. Посуду нельзя было назвать изысканной, и ни один сервиз не был полным, но всего вполне хватало. Дариен без труда представлял, как его родственники бьют фарфор и хрусталь, но вот серебро же нельзя разбить. Когда отперли шкаф со столовым серебром, тот оказался почти пуст.

— Я думаю, все распродано, милорд, — заметил Пруссок.

— Скорее всего, но вы должны были предупредить меня. Что, если бы оно мне неожиданно потребовалось?

— Да кто же думал, что вы будете устраивать приемы, милорд.

Кивнув, Дариен вернулся в кабинет. Он хорошо разбирался в людях, мог распознать мерзавца, и его чутье трубило тревогу.

Продано или украдено? Пруссоками? Он не мог обвинить их без достаточных оснований, однако теперь содержание всей собственности стало его заботой. Дариен написал своим поверенным, чтобы затребовали опись имущества, сделанную после смерти отца, запечатал письмо, а потом еще долго сидел за столом, почему-то обдумывая слова Марии о том, что он может начать благородный род. Пока ростков и листьев видно не было, но семена все-таки прижились, полные странного обещания.

Продолжение рода невозможно без жены, а это сразу перекинуло его мысли к Тее. Но он лишь рассмеялся, хотя и без тени юмора. Тея Дебенхейм — хозяйка Кейв-хауса? Хозяйка Стаурс-Корта? Она — одна из Кейвов? Обхохочешься!

Отвращение к самому себе было настолько сильным, что он вскочил. Наверное, ему следует освободить ее от обещания пойти с ним на маскарад к леди Харровинг, но он не мог, и не в последнюю очередь потому, что ей самой это было нужно.

Он собирался освободить ее от паутины формальности, выпустить на свободу, чтобы у нее была возможность взлететь высоко и мощно, и сказал правду, когда обещал обеспечить ей безопасность. Небольшое приключение не нанесет ей вреда, но девушка сама может загнать себя в ловушку на всю жизнь, если свяжется с этой чопорной сушилкой для белья Авонфортом.

Больше этого он ничего не мог сделать ни для нее, ни для себя.

Глава 25

По мере того как тянулась следующая неделя, леди Сара регулярно отмечала позитивное развитие событий. Тее приходилось соглашаться с ней, хотя ей не хватало Дариена. Они почти не виделись, а если и встречались на каких-нибудь светских приемах, то его всегда окружали «балбесы» или друзья «балбесов», а также разные военные во главе с майором Бомоном, хотя эти люди в большинстве своем были на стороне Дариена.

Еще тут были политики реформисткого толка вместе с сэром Стивеном Боллом.

И дипломаты, а в их числе граф Чаррингтон.

Даже когда она не встречала его, то могла следить за его приключениями по газетам.

Пока Тея страдала от скуки на вечернем заседании литературного салона, гвоздем на котором было выступление миссис Эджворт, Дариен в то же самое время выступал на конных скачках в Сомерстауне под эгидой знаменитого конезаводчика и наследника графства Майлса Кавана.

Пока она маялась на нудном приеме, он принимал участие в собрании ученых, которых называли «Уникальные умы».

Про них она никогда не слышала, но ничуть не удивилась, узнав, что Николас Делани был одним из основателей этой группы и что в нее входит множество выдающихся мужей от науки.

Дариен также участвовал в ночной вечеринке, которую организовал герцог Сент-Рейвен в своем загородном особняке под названием «Нанс-Чейз». Причем приглашенные на вечеринку, чтобы добраться туда, устроили скачки верхом. Лорд Арден стал первым на дистанции в направлении туда, а Ван — обратно.

Именно Мэдди рассказала ей, что Нанс-Чейз еще до женитьбы герцога был местом, где разыгрывались разного толка скандальные сцены. И то, что произошло в этот раз, вполне сравнимо с тем, что было когда-то.

— Исключительно мужская компания, — поведала Мэдди ей и еще двум молодым леди за венецианским завтраком у леди Эджворт.

— Откуда ты знаешь? — спросила Тея, опять чувствуя скуку.

— Калли был там, и его страшно разочаровало отсутствие киприоток — девиц легкого поведения. Все только скакали на конях, фехтовали, стреляли — и все в таком роде. Ему это в той или иной степени, конечно, понравилось, но он не признался. Дариен — просто смертельный стрелок, но лорд Миддлеторп ни в чем ему не уступал. Они постоянно устраивали дуэли.

— Дуэли? — встревожилась Тея.

— Только в смысле состязаний на меткость: стрельба по мишеням со все большего и большего расстояния.

— Тогда неудивительно, что «Олмак» был полупустым в тот вечер, — сказала Алесия. — Это очень плохо, а он все-таки — Кейв. Я по-прежнему ему не доверяю.

Тее удалось не вступить с ней в спор, и только потому, что ни к чему хорошему это бы не привело: Алесия была глупа как пробка, — а потом хорошие новости и вовсе заслонили все мысли.

Дари прошел через худшие испытания и уже настолько пришел в себя, что решил отправиться в Лонг-Чарт для окончательного восстановления до свадьбы, которая была назначена на 24 июня.

Дари утверждал, что с ним все в порядке, однако Мара в отдельном письме сообщила, что он очень сильно похудел и пока еще слаб, словно котенок, поэтому ему требуется как следует отдохнуть, прежде чем предпринять поездку. Но пусть так: леди Сара и Тея все равно обнялись и даже слегка всплакнули от радости.

Тем же вечером, когда встретила Дариена на рауте, она выплеснула на него добрые новости, и только потом вспомнила про их вражду, на что он сказал:

— Вы должны быть полностью удовлетворены.

— А вы? — спросила она, немало удивившись, что задала ему такой вопрос. — Или Дари по-прежнему остается вашим врагом?

— Нет, это в прошлом. Теперь я искренне желаю ему добра.

Тея улыбнулась.

— Я рада.

Она вдруг осознала, что скучала без него, и это было удивительно.

— Насколько я поняла, вы участвовали в научном собрании.

— По поводу использования подводных лодок в военных действиях, не более того.

— А что, такие существуют?

— Да. Американцы практически пустили их в ход во время последней войны. Есть документы и о более ранних экспериментах. Проводятся также испытания приборов для работы человека под водой — например, чтобы укрепить бомбу на корпусе корабля.

— Вы говорите об этом с таким энтузиазмом, — недовольно сказала она и передернулась. — А что, если вы окажетесь на том самом корабле в то же самое время?

— В этом и заключается проблема военных достижений: сторона противника перехватывает их.

Оба рассмеялись. Тея видела, что ее ждет мать: пора было ехать, — но тянула время.

Дариен теперь держался более раскованно, чем раньше, на рауте у Недерхолтов. Нельзя сказать, что все принимали его с распростертыми объятиями, но даже те представители высшего общества, кто по-прежнему был холоден к нему, устали изображать шок и ужас.

— Итак, как развивается кампания? — поинтересовалась Тея.

— Очень хорошо. Герцогиня зовет нас. Давайте пробьемся к ней.

— Так не терпится избавиться от меня? — осмелев, пошутила Тея.

Он бросил на нее короткий взгляд.

— Ни в коем случае. — Затем, улыбнувшись проходившему мимо молодому человеку, спросил: — Вы знаете лорда Уиверна?

Ей пришлось повернуться к молодому человеку, хотя предпочтительнее было бы провести еще несколько минут с Дариеном.

— Да, конечно: он из моей части мира.

Тея сделала реверанс, а Уиверн поклонился, хотя тут же закатил глаза.

— Не могу понять, как поддался уговорам приехать в Лондон. Дайте мне любую деревню на побережье, и я тут же туда уеду, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Молодой человек отошел, и Дариен сказал, глядя ему вслед:

— Его приезд в Лондон стал прекрасным развлечением. Плюс еще фурор вокруг того, как он унаследовал титул. Если он приходится зятем Амли, тогда могу предположить, что все устроили «балбесы».

— Колесики внутри колесиков, — откликнулась Тея. — Очень умно.

Новый граф Уиверн когда-то был управляющим поместьем старого графа, даже не догадываясь при этом, что приходится ему законным сыном. Разумеется, старый граф уже выжил из ума, поэтому никто не удивился той неразберихе с женитьбой и потомством, что он устроил.

Они подошли к герцогине. Дариен взял руку Теи, поднес к губам и, не отпуская ее взгляда, тихо произнес:

— Помните, я честно выполняю свою часть обязательств, а вы должны выполнить свою.

— Я помню, — сказала Тея.

Он повернулся и исчез в толпе.

Наблюдая за его уходом, она с замиранием сердца подумала, что на маскараде он целый вечер будет принадлежать ей. Но сейчас надо двигаться в другом направлении — на вечер поэзии, который ее совершенно не привлекал. Слава богу, завтра пятница: остался всего один день, и она получит свою награду.

Медленной поступью подошла пятница, и, наконец, Тея смогла облачиться в костюм богини. Уже с утра она ужасно нервничала: вдруг костюм покажется Дариену нелепым?

Что, если его внимание было лишь средством манипулировать ею, и он не испытывает к ней вообще никаких чувств? А что, если, наоборот, его действительно влечет к ней так, как кажется, и он воспримет этот странный костюм как сигнал к тому, что можно вести себя непозволительно?

Во всяком случае, она была во всеоружии, хотя наконечник и лезвие дротика оказались, к сожалению, тупыми.

Но как ей хотелось сразить его! Это будет одна из их последних встреч. От Дари пока не пришло никаких известий, что он выехал из Брайдсуэлла, но это не заставит себя ждать. Она с родителями уедет из Лондона в Лонг-Чарт уже в понедельник. Отец вернется в город по парламентским делам, а они с матерью останутся в Сомерсете с Дари до поездки в Брайдсуэлл на свадьбу. А там и сезон закончится.

И это безумное приключение тоже.

Ее жизнь, вероятно, вернется в прежнее русло — упорядоченное и спокойное. Ей этого хотелось, но не прямо сейчас.

В последний раз она осмотрела себя, подавляя желание сдать назад и отступить, и пошла вниз по лестнице — шлем на голове, в руках оружие.

— Я помню этот костюм! — воскликнул герцог, ожидавший дочь внизу у лестницы, а герцогиня вспыхнула.

Повернувшись, Тея увидела Дариена в костюме придворного кавалера: в синем атласном камзоле, обильно украшенном золотыми аксельбантами, в бриджах с лентами, подвязанными на коленях. Кружева пенились вокруг кистей и шеи, а парик из длинных вьющихся светлых волос вместе с белой полумаской совершенно изменили его внешность.

Дариен снял широкополую черную шляпу и сделал низкий придворный поклон.

В первый момент Тея даже не узнала его.

Выпрямившись, он оглядел ее, и глаза зажглись.

— Великобритания?

С пересохшим ртом она сказала:

— Богиня, и при оружии.

Вперед выступила Харриет, закутала Тею в белую накидку, и они направились к карете.

— Не уверен, что джентльмен может предложить Богине помочь нести ее оружие, — сказал Дариен.

— У меня нет намерения отдать его. Думаю, оно может мне понадобиться.

Он засмеялся, помогая ей подняться в карету, что было нелегко с дротиком в руках и в шлеме, не говоря уже о шестидюймовой сове на макушке.

Как только она устроилась, Харриет села рядом, а он занял место напротив.

— Ловелас[5], - предположила она, вновь внимательно разглядывая его костюм.

— Воин или повеса? — уточнил Дариен, когда карета тронулась.

— Наверное, и то и другое. Очень впечатляющий костюм. Где вы его отыскали за столь короткий срок?

— А вы где нашли свой?

— На чердаке.

— Я тоже. На вашем.

— Господи, значит, в последний раз его надевал мой отец или — просто как возможность — Дари.

Ехали они недолго. Выйдя из кареты, Тея подумала, не проще ли было бы дойти пешком. Нет, конечно. Даже закутанная в накидку, она возбудила всеобщий интерес как среди прибывающих гостей, так и среди собравшихся зевак.

Оказавшись внутри, они с Харриет направились в гардеробную оставить накидку и проверить, все ли в порядке с костюмом. Едва взглянув в зеркало, Тея тут же пожалела об этом: туника была почти прозрачной. Но теперь уже поздно что-либо менять. Отправив Харриет на половину для слуг, где, без сомнения, соберется веселое общество, она вышла в холл.

Дариен ждал ее во всем своем великолепии. Она не знала, острая ли у него богато украшенная шпага, но в том, что он умеет ею владеть, сомнений не было. На мгновение ей даже захотелось посмотреть на него в действии — например, на дуэли.

Ответив не его улыбку, Тея положила свою руку на его вытянутую, как было принято при дворе, и они двинулись через анфиладу комнат, заполненных гостями. Ей было известно, что эта часть вечера будет отдана параду участников, которые покажут свои костюмы и полюбуются нарядами остальных. Предполагалось также, что каждый участник должен представить свой костюм с помощью короткой сценки. Она была к этому готова: леди Сара посоветовала просмотреть несколько мифов, чтобы потом воспроизвести какой-то отрывок.

Костюмы, на ее взгляд, были обворожительны, хотя и повторялись. Тея увидела и султана, и клоуна, и нескольких Робин Гудов, вооруженных луками и стрелами. Выглядели эти лесные разбойники весьма убедительно.

Дамы были разодеты в наряды всех эпох, хотя выглядели не так, как надо, поскольку не могли отойти от современной моды с завышенной талией. Одна дама задрапировалась в индийскую ткань наподобие сари. Тее показалось, что это герцогиня Сент-Рейвен. Некоторые гости не стали утруждать себя изготовлением костюмов, решив обойтись лишь шляпами, масками и закрытыми накидками.

— Мне кажется, это нечестно, — заметила Тея.

Один из мужчин в домино преградил ей путь и хрипло спросил:

— Какую светлейшую богиню вы изображаете?

— Догадайтесь, сэр.

— Может быть, сначала вы?

— Но вы не дали мне даже намека! — заявила она в негодовании.

— Разве?

Из-под маски на нее смотрели веселые голубые глаза.

— Калли?

Усмехнувшись, он заговорил своим обычным голосом:

— Мне нужно на службу, поэтому я в форме, но все же решил заскочить на минутку сюда. Тут должно быть очень весело. Но что я вижу? Неужели это Канем с тобой? Ну или почти с тобой…

Обернувшись, она увидела, что ее кавалера отвлекла отважная Нелл Гвин[6]. Тея схватила его за руку и, смеясь, поставила рядом с собой. Она уже чувствовала разницу — в себе, в нем. В каждом вокруг, потому что никто не знал, кто они на самом деле.

Никто не бросал в его сторону подозрительных взглядов, хотя некоторые дамы с интересом поглядывали на него.

Никто не нашептывал о старых, мрачных скандалах или о его прошлой темной репутации.

— Вы здесь аноним, — сказала она.

— По крайней мере, до полуночи. Вы тоже инкогнито. Какие ощущения?

Тея задумалась.

— Свобода.

Неужели она и правда сможет вести себя раскованно, если захочет? Но нет! В полночь, меньше чем через два часа, маски будут сброшены, и тогда все, что она себе позволит, отразится на ее репутации. Увы!

Римский центурион попытался увести ее с собой по праву подданства, но Тея отвергла его, заявив, что богинями не командуют.

Еще одна Нелл Гвин решила соблазнить Дариена апельсином, но он отказался, сославшись на то, что не может предпринимать никаких действий без приказа своей Богини.

Девица с косами в средневековом костюме предложила Тее дикую розу из своей корзинки, но та отказалась, потому что цветок не подходил к ее костюму, и сунула его в обшитую орнаментом петлицу своего кавалера. В знак признательности Дариен поцеловал ей обнаженную руку. К костюму Богини не полагалось перчаток, что было возбуждающе само по себе.

— Думаю, что, если исхитриться, я смогу поцеловать вас в губы, — предупредил он шепотом. — Несмотря на шлем.

Понимая, какие будут последствия, Тея отвернулась и посмотрела на другие пары: многие целовались совершенно открыто. Возможно, потом никто из них и не вспомнит, кто и что делал…

Они двинулись вверх по лестнице, миновали группу скудно одетых, в восточном стиле, лакеев, которые предлагали вино, и, попивая из бокалов, вошли в бальный зал, где царил полумрак. Такого Тея никогда не видела: центр зала освещали два огромных канделябра, а пространство ближе к стенам тонуло в темноте.

Играла музыка, но танцующих было совсем мало: кто-то был без косюма, но большинство пользовались этим пространством, чтобы представить свой образ. Например, мужчины вели бутафорский бой на шпагах. Вдруг один из них заметил Дариена и повернулся к нему, бросая вызов.

Тот, конечно, его принял, немедленно обнажив шпагу, и встал в позицию. Было их фехтование искусным или нет, Тея не могла сказать, но молниеносные перемещения и звон клинков заставили ее сердце забиться быстрее. Уже через минуту Дариен сделал шаг назад, усмехнулся и, отсалютовав шпагой сопернику, вернулся к ней.

— Вы сумасшедший! — сказала ему Тея.

— Конечно! Даже не сомневайтесь, — согласился Дариен, быстро увлек ее в тень, в укромный уголок, под сень высокого комнатного растения в кадке: идеальное место для свиданий.

— Такое поведение вы считаете братским? — с трудом проговорила Тея — во рту пересохло от волнения.

— То обещание касалось только маскарада в Опере.

Тея наставила на него свой дротик.

— Не забывайтесь, сэр: в полночь все узнают, кто мы.

— Но не узнают, чем мы тут занимаемся. — Он взялся за дротик и с легкостью забрал из ее РУК.

По правде говоря, желания сопротивляться у Теи не было.

Вмиг его шляпа оказалась на полу и, придерживая ее шлем, чтобы не свалился, он завладел ее губами. Тея почувствовала тот самый вкус, который так жаждала ощутить. Дариен обнял ее, но наткнулся на доспехи, защищавшие тело.

Он рассмеялся:

— Действительно во всеоружии.

— И в неприкосновенности.

— Но только не здесь.

Дариен провел ладонями вверх и вниз по ее голым рукам, по серебряным лентам. Тея положила ладони ему на грудь, поверх жестких золотых аксельбантов, и все равно почувствовала, как гулко бьется его сердце.

Их губы встретились опять, поначалу целомудренно, потом все жарче. Его ладони поднялись к ее плечам, по доспехам спустились вдоль спины вниз, где пальцы нашли шнурок, который затягивал лиф.

— Что завязано, — прошептал Дариен, — можно развязать.

Он завозился с узлом, но Тея тут же выпрямила руки, отталкивая его.

— Нет.

— Нет — даже в полночь?

— В особенности в полночь: под ним ничего нет, только рубашка.

Даже в полумраке она почувствовала, что он улыбнулся.

Несмотря на жгучее желание, а может, благодаря ему, она отступила назад и схватила в руки свой дротик.

Он поднял руки, словно сдаваясь.

— Это вам не потребуется. Мы можем ускользнуть отсюда до наступления полуночи, и, значит, никто не узнает, кто мы.

— Ускользнуть? — переспросила Тея, явно шокированная его предложением.

— Да, через сад в закрытую часть дома, а потом на улицу и далеко-далеко отсюда.

— Вы точно сумасшедший.

— Мы уже это выяснили. Ну что, сбежим со мной, моя Богиня, туда, где нет никаких запретов и правил?

Вполне возможно, что он говорил абсолютно серьезно. Тея, покачав головой, проглотила комок в горле.

— Я не могу.

— Конечно, нет: вы же богиня Минерва, воплощение мудрости. Но почему? Почему вы не могли одеться распутной Нелл Гвин?

— Я могла нарядиться пират-девицей, — сказала Тея.

— И это в отсутствие криминальных наклонностей.

Дариен поднял шляпу с пола с такой грацией, что Тея едва не расплавилась. Невероятно обаятельный, в этом костюме давно ушедших времен он и вовсе сводил женщин с ума.

— Такие костюмы носить нельзя, — заметила Тея. — Вы становитесь опасным.

— Только не для вас. Ну что, готовы бежать?

Глава 26

Он вывел ее из темноты в центр бального зала, и глазам стало больно от ослепительно яркого света.

Танцующих по прибавилось, и некоторые уже начали освобождаться от громоздких деталей своих костюмов. Только сейчас Тея осознала, насколько неудобен ее собственный: снять шлем нельзя, потому что ее сразу узнают, а танцевать в нем вряд ли возможно.

— Так все-таки кто вы? — вернулась к своем вопросу Тея, шагая с ним к выходу в сад.

— В каком смысле? — опешил Дариен.

— Вы мне так и не ответили: вы Ловелас или просто кавалер без имени?

— Я принц Руперт Рейнский. В четырнадцать лет он ушел на войну, в двадцать три командовал кавалерией Карла Первого, а в двадцать пять — целой армией.

— По сравнению с ним вы бездельник.

— Он был королевских кровей и пользовался семейными связями, — возразил Дариен.

— А вы всего лишь Кейв, но у вас есть другие достоинства. Его называли Бешеный Кавалерист?

Тея не могла поверить, что позволила себе такое, но сейчас почему-то эти слова не казались ей какими-то необычными.

Дариен шутливо возмутился:

— Я никогда не брал с собой пуделей в бой.

— За что все пудели мира должны поблагодарить вас, мне кажется.

Они засмеялись — легко и беззаботно в толпе таких же беззаботных людей. Еще никогда Тея не чувствовала себя настолько свободной.

— Вы, как и моя мать, правы: маскарад — это чудесно. Знаете, когда-то это был ее костюм.

— Надеюсь, ваш отец был более удачлив со шнуровкой, чем я?

Тея вспыхнула (слава богу, он этого не видел) и, повернувшись в сторону танцующих, неожиданно нашла способ отвлечься от щекотливой темы.

— Что с вами случилось после смерти Карла Первого, милорд принц?

— Участвовал в разных предприятиях, включая пиратство в Вест-Индии, потом триумф в Англии, после Реставрации кузена, Карла Второго.

— Разврат, в котором участвовал весь его двор?

— А вы что думаете? — Его пальцы пробежались по ее спине вниз, к узлу, и тело охватила дрожь. — Мужчины всегда остаются мужчинами, а те, кто сражались на войне, тем более.

Тея сглотнула.

— Он женился и был счастлив?

— Вы ставите знак равенства между женитьбой и счастьем?

Тея повернулась к нему лицом и вытащила из его пальцев шнурок с узлом.

— Почему бы нет?

— Существует огромное количество свидетельств, что это не так. Наша хозяйка, полагаю, одно из них.

— А мои родители опровергают ваше утверждение. Ну и что он… То есть вы?

— Вы о чем?

— Ну, он женился и был счастлив?

— Да, только завел себе любовницу, а поскольку прожил с ней довольно долго, это заставляет предположить, что ему было с ней хорошо.

— Он так и не женился на ней?

— Она была актрисой.

— Это не причина. Вот недавно Хал Бомон женился на актрисе. Это один…

— …из «балбесов», и типичный идеалист.

— Нечего издеваться. Я люблю Бланш, а мама узнала от нее про Мэри Уолстоункрафт[7] и ее революционные взгляды.

Дариен расхохотался, а потом схватил ее за руку.

— Пойдемте танцевать.

Засунув свое оружие в горшок с комнатным растением, Тея поспешила за ним присоединиться к танцующим. Ей пришлось скользить, как в менуэте, чтобы не уронить шлем, из-за чего ее осанка была просто идеальной, не то что обычно. И этим вечером она совершенно определенно не была Великой Недотрогой: мало того что танцевала с самым опасным мужчиной, его общество доставляло ей огромное удовольствие и хотелось насладиться каждой выпавшей минутой.

Даже скрытая маской, благодаря воспитанию она обращала внимание на пары, танцевавшие рядом, но истинный интерес был сосредоточен на Дариене, его необыкновенной грации, а также благосклонности, которую демонстрировали ему многие дамы. Тея не сомневалась, что, если бы он предложил, нашлись бы такие, что без колебания сбежали бы с ним… если она позволит.

Он принадлежал ей — по крайней мере на этот вечер.

Когда они повернулись лицом друг к другу на середине линии танцоров, Тея заметила:

— Вы прекрасно танцуете. Откуда это у солдафона?

— С чего вы взяли, что я солдафон? Лиссабон, Париж, Брюссель… Офицеры выполняют свой долг в любых сферах.

Она танцевала с ним и думала обо всех тех женщинах в Лиссабоне, Париже и Брюсселе и о нем: лихом гусарском офицере в шикарной синей форме с аксельбантами и отороченной мехом, с таким привлекательным лицом, хоть и в шрамах, с телом, полным грации, озорными глазами и со всем прочим, что делало его неотразимым, — и поняла, что ревнует, ревнует безумно!

— Тея?

Она отвлеклась от своих мыслей и сосредоточила внимание на даме, с которой сейчас оказалась в паре: очередная Нелл Гвин, но с таким декольте, что не оставляло места для фантазии. Присмотревшись повнимательнее, она воскликнула:

— Мэдди?

Кузина усмехнулась.

— Вот уж кого не ожидала увидеть здесь, да еще в таком наряде.

— Ну а я вот явилась, — ответила Тея недовольно и вернулась в пару к Дариену.

Неужели все считают ее конченой занудой?

Когда они опять оказались в паре с Мэдди, кузина спросила с неменьшим интересом, чем демонстрировали другие дамы:

— А кто кавалер?

— Догадайся сама. — Потом, взглянув на партнера Мэдди в костюме монаха, в свою очередь поинтересовалась: — А твой кто?

— Стейвертон, — скривилась Мэдди. — До конца вечера, надеюсь, найду кого-нибудь другого. Следи за своим, а то уведу. Мы ведь встаем с ним в одну пару.

Танец разделил их прежде, чем Тея сумела ее предостеречь, и была рада этому. Мэдди изводила бы ее насмешками до конца жизни. Сейчас же какая-то полная дама в испанской мантилье терлась о Дариена совершенно неприличным образом и посылала ему воздушные поцелуи, явно приглашая в свои объятия. Тея предположила, что это леди Харровинг собственной персоной.

— У вас голова не болит? — спросил Дариен, когда опять оказался с ней в паре.

— Нет, — буркнула раздраженно Тея.

— В шлеме, должно быть, очень неудобно танцевать.

— Если что и неудобно, так это наблюдать, с каким бесстыдством на вас вешаются дамы.

— Неужели ревнуете? — рассмеялся Дариен и, не дожидаясь ответа, добавил: — Я всецело ваш, моя Тея… по крайней мере на этот вечер.

Она и так это знала, тогда почему его слова так ранили?

А танец между тем опять свел ее с Мэдди, и кузина прошептала:

— Это ведь он, я права?

— Да.

— О, боже! Из крайности в крайность, да? Он останется, чтобы снять маску?

— Разумеется.

— Какая прелесть! — засмеялась Мэдди, уплывая в танце.

Когда танец закончился, Тея, вся вспотевшая, чувствовала себя отвратительно.

— Вот бы еще веер к моему костюму.

Сняв шляпу, Дариен принялся ее обмахивать.

— Хорошо, что вы надели светлый парик: Мэдди не сразу узнала вас.

— Ваша кузина? — Он огляделся. — Которая из них?

— Пышная Нелл Гвин в желтом.

— А, вижу.

Тее совсем не понравился этот тон. Ее зажатая доспехами грудь не выдерживала никакой конкуренции с роскошными, колышущимися, едва-едва прикрытыми тканью бюстами, а от фольги было невыносимо душно.

— Мне требуется глоток воздуха, — сказала она.

— Тогда пойдемте.

Дариен подставил ей руку, и они направились через забитый людьми бальный зал к выходу, но дорогу им преградил крупный мужчина в черном капюшоне, который оставлял открытыми глаза и рот. Судя по всему, это был костюм палача.

— Минерва, одари своей мудростью.

Сначала Тея поразилась его отталкивающей внешности, но потом произнесла заготовленную фразу:

— Короток ваш век, бедные человеческие существа, и мал угол Земли, который вы населяете.

— Фу, какая меланхоличная богиня! Пойду поищу повеселее.

— Заслуженное недовольство, — хмыкнул Дариен.

— Раз он изображает палача, ему и цитата мрачная.

— А что бы вы предложили мне?

— Остерегайтесь отвлекаться и торопитесь закончить то, что задумали.

— Интересно! У кого позаимствовали эту мудрость?

— У Марка Аврелия.

Последовала долгая, полная удивления пауза, а потом он спросил:

— Вы знаете, что это было полное имя моего брата?

Она уставилась на него.

— Нет, а если и знала, то забыла. Извините, я ничего не имела в виду.

Дариен взял ее за подбородок.

— Разумеется, нет. Просто это странно. Почитайте Бедного Ричарда[8]. Он излагает вещи более просто. — Погладив ее нижнюю губу подушечкой большого пальца, он процитировал: — «Если любишь жизнь, не расточай время, потому что это укорачивает ее». Вы собираетесь и дальше расточать наше время здесь, Тея?

В этом вопросе было многое скрыто, в том числе и опасность, но Тея взяла его за руку и повела из зала.

— Куда это мы? — спросил он, ничуть, впрочем, не сопротивляясь.

— В какое-нибудь уединенное место. Здесь есть такое?

Дариен улыбнулся, а она смотрела на его худое лицо под белой маской, и у нее пересохло во рту и ослабли колени.

— Думаю, что уединенных мест здесь на всех не хватит, но вдруг повезет.

Теперь он шел впереди, Тея — за ним, борясь с желанием вновь обрести здравый смысл. Это было безумие, но разве не этого ей хотелось — краткого мига торжествующего безумия, лишь поцелуя, но настоящего, страстного, когда разум полностью отключается.

По коридору они проскользнули на заднюю половину дома, оставив позади несколько парочек: одни флиртовали, другие целовались. Одна леди, уже без маски, вовсю флиртовала сразу с двумя мужчинами. И один джентльмен…

— Хватит глазеть по сторонам! — усмехнулся Дариен.

Захихикав, Тея заторопилась, пока не уперлась в темное окно в конце коридора. Дариен открыл дверь справа и шепотом предупредил, потянув Тею за собой:

— Лестница. Вверх или вниз?

Они стояли очень близко друг к другу, в полном уединении и в темноте.

— Лучше вверх. На кухне сейчас много народу.

— Тогда точно вниз. Всегда выбирайте неожиданность, вот как сейчас.

Прежде чем продолжить путь, он коснулся губами ее щеки, прикрытой пластинкой, спускавшейся от шлема. Его теплое дыхание она ощущала кожей. Потом его рот завладел ее губами, и, ослабев, она привалилась спиной к стене, руки повисли вдоль тела. Целуя, Дариен ей что-то шептал, не отрываясь от губ, хотя что именно, она не поняла. Поняла только, что не хочет сопротивляться, когда его пальцы, проникнув под тунику, нашли узел.

— Мы не должны, — выдохнула Тея, хоть и подразумевала совсем другое.

— Напротив, должны. Дни наши коротки.

Да, он прав: не только дни, предоставленные в их распоряжение, но и часы.

Она подняла руки, чтобы снять шлем, но он остановил ее.

— Не сейчас.

Дариен взял ее за руку и осторожно повел вниз, потом открыл какую-то дверь, и они заглянули в узкий коридор. Откуда-то неподалеку доносились шум и смех — это, наверное, кухни или помещение для слуг, где по-своему наслаждались жизнью сопровождающие гостей лакеи и горничные.

— Интересно, чем они там занимаются? — шепотом проговорила Тея.

— Нет, мы не станем шпионить за ними. — По голосу было понятно, что он улыбается.

Они пошли по коридору в сторону от веселого шума, Дариен по пути толкал каждую дверь, отыскивая незапертую.

Сколько же здесь дверей! Во время столь многолюдного мероприятия экономка вряд ли станет торопиться открывать кладовки с запасами: они вряд ли потребуются.

— Что здесь? — спросила она про очередную дверь.

— Не знаю, но у меня такое ощущение, что нам здесь не рады.

— Ничего удивительного — ведь мы незваные гости.

«Только больше терпеть я не могу. Хочу поцелуя: обжигающего, оглушающего! Найди же наконец комнату!»

Глава 27

Он втянул ее за собой в какую-то комнатенку и закрыл дверь.

Темнота стала отступать: в стене слева от входа, высоко под потолком, имелось три маленьких окошка. Они казались серыми квадратами, но света от них было вполне достаточно, чтобы ее привыкшие к темноте глаза выхватили длинное и узкое помещение со стеллажами по стенам, темными и светлыми. По запаху лаванды, мяты и чистого полотна можно было безошибочно определить назначение помещения.

— Бельевая? — спросила она шепотом.

— Бельевая.

Потом послышался щелчок — это он запер дверь.

— Ключ был вставлен в скважину с этой стороны? — Тея неожиданно занервничала.

— Кто-то неосмотрительно оставил ключ снаружи.

Она почувствовала, что он улыбается, и успокоилась.

Дариен подошел и осторожно снял с нее шлем.

— Здесь не так хорошо, как в постели, но хоть запахом слегка напоминает.

— Для поцелуя нам не нужна постель.

— Для поцелуя нам не нужна и такая комната.

Он отложил шлем в сторону, а Тея опять занервничав, проверила, на месте ли шпильки в волосах.

— Это такое облегчение! Тут не столько неудобно, сколько угнетающе.

— Богинь ничто не может угнетать.

Она потянулась к нему, но Дариен расстегнул серебряную застежку, и та тренькнула, упав на пол, за ней последовала туника. Потом, развернув ее к себе спиной, он опять принялся за шнуровку. Тея понимала, что это не позволительно, но как можно целоваться по-настоящему, когда их разделяют такие солидные барьеры?

Он развязал бант, узел ослаб, и Дариен со знанием дела распустил всю шнуровку снизу доверху. От прикосновения его пальцев мурашки удовольствия побежали по спине, и Тея оперлась руками о деревянные полки перед собой, вдыхая запах чистого полотна и аромат трав, ясно осознавая каждое его прикосновение, его присутствие у нее за спиной в этой тесной комнатушке. Его костюм хранился сложенным в течение многих лет, но тоже сохранил слабый аромат трав, который смешивался с его собственным запахом. Этот запах Тея узнала, хотя и не догадывалась, кому он принадлежит, до этого самого момента.

Теперь лиф повис свободно, и от него можно было избавиться. Она подняла руки, и Дариен снял его через голову. Тея повернулась к нему и почувствовала себя шокирующее обнаженной, оставшись в одной шелковой нижней рубашке, которая прикрывала ей верхнюю часть тела.

Дариен развязал шнурки, которые поддерживали на ней короткую юбку из металлических полос, и та со стуком упала на пол. Его руки задержались у нее на талии, сильные, теплые, слегка шершавые, и прихватили шелк.

Губы коснулись ее губ — короткое приветствие перед приливом страсти. Тея хотела было вцепиться в его китель, но обнаружила, что его нет на нем. Он избавился от него, а жилет оказался распахнутым, и ее руки мяли тонкое полотно, мягко облегавшее мускулистый торс. Тепло этого сильного тела наполняло ее невероятными ощущениями.

И он целовал ее, целовал так, словно она живительный источник, а он заблудившийся в пустыне путник. И она отвечала ему со всей страстью молодого тела, каждая частица которого требовала вот этого и еще больше.

Но, что о ней подумают, если кто-то заметит, что богиня Минерва исчезла?…

Тея напряглась и отстранилась было, но он опять привлек ее в объятия, успокаивая, и нежно погладил по спине. Она выгнулась и хихикнула:

— Прямо как кошка.

— Только не царапайся.

Дыхание у него было неровным, голос — хриплым. Его сильные руки легли ей на ягодицы и, поглаживая упругие полушария, принялись поднимать шелк рубашки.

Ноги задрожали, ей стало страшно, но она понимала, что не будет возражать или пытаться вырваться из объятий, просто не сможет, даже если это грозит катастрофой всей ее жизни.

Под рубашкой его правая рука пропутешествовала вперед и легла ей на грудь, нежно сжала, и она вздрогнула, шокированная совершенно новыми ощущениями. Схватив эту руку, она удержала ее на месте, чтобы продлить удовольствие.

А он продолжал ее ласкать и целовать. Тея тихо стонала, судорожно цепляясь за его жилет, чтобы не упасть. Его колено оказалось у нее между ног, и все ее тело ответило на это непонятной пульсацией.

Дариен на мгновение застыл, упершись в нее лбом, задыхаясь, затем сделал шаг назад, прежде чем она успела запротестовать или удержать его. Когда он стал сбрасывать простыни со стеллажей на пол, она поняла, что должно произойти, и с трудом выговорила:

— О, бедная прачка!

Когда они устроились на этом ложе из прохладного полотна, Тея увидела, что жилета на нем уже нет, а сорочка вылезла из бриджей. Ее руки могли теперь гладить его мускулистое тело с шелковистой кожей.

Не переставая целовать, он нежно ласкал ей другую грудь, но затем его рот переместился туда, где только что находилась рука. Через шелк он стал нежно покусывать ее, и у нее поплыла голова — поплыла прочь от горячего голодного тела.

Нащупав край нижней рубашки, он сдвинул его вверх, погладил бедро, а потом — между бедрами. Тея застыла, а затем, влекомая внутренним голодом, раскрылась навстречу его прикосновениям и, тихо засмеявшись, прошептала:

— Великая Недотрога…

— Ерунда, — отозвался Дариен. — Просто расслабься и доверься мне, не думай ни о чем плохом.

— А мы собираемся сделать что-то плохое?

Он рассмеялся:

— Даже если так, нас не застукают: дверь заперта, а сами мы никому не скажем.

Он поднял ей рубашку до шеи, обнажив груди. Одна рука стала ласкать упругий холмик, а пальцы другой скользнули к пушистой пещерке между бедер.

Тея едва не задохнулась: это было не то, чего она ожидала. Исходя из элементарных знаний об отношениях мужчины и женщины, она думала, что ее ждет грубая сила, боль, а не эти ласковые нежные прикосновения, которые вызывали в ней какие-то странные желания.

Если он не намерен лишить ее девственности, тогда что?…

Все мысли вылетели из головы от изумительных ощущений, которые закрутились в ней водоворотом, заставили сжаться, потом сильнее и еще сильнее. Она начала задыхаться, паника охватила ее.

Словно в поисках защиты, она прижалась к нему, наткнулась на губы и начала целовать. В голове взрывались огни фейерверка, а она все целовала и целовала, взлетая на волнах изумления, наполнявшего ее тело, покрывшееся испариной.

Потом, когда вновь обрела способность дышать и соображать, Тея отстранилась и легла рядом, но он взял ее за руку и прижал к чему-то горячему и твердому.

Она в ужасе едва не отодвинулась, но он сказал:

— Богиня разве не хочет поблагодарить принца?

Жар и аромат окутали их в этом гнездышке, а темнота позволяла делать все, что хочется.

— А в чем заключается благодарность? — шепотом спросила Тея.

— Просто ответить любезностью на любезность. Потрогай меня.

Осторожно Тея обхватила пальцами то, к чему он прижал ее руку: огромное, твердое и горячее.

— О боже! Как ты с этим ходишь? Оно же не может быть таким все время!

— Конечно, нет. Его просто надо успокоить.

— Как? Ты же сказал, что не намерен лишать меня девственности.

— Это можно сделать и рукой. — Он расслабленно лежал под ней и говорил так, словно они обсуждали рецепт кексов. — Хочешь попробовать? Тебя может это порадовать, как новое приключение.

— Думаешь? — Она принялась неуверенно водить рукой вверх-вниз по напряженной плоти, совершенно завороженная ее горячей твердостью и бархатистостью, но тревожила мысль, как эта штука сможет войти в женщину. Стоило подумать, какую боль она способна причинить, о замужестве думать вообще не хотелось. Ее пальцы вдруг крепко сжались, и Дариен содрогнулся всем телом.

Решив, что причинила ему боль, Тея убрала руку, но он успокоил ее:

— Все в порядке, я могу помочь себе и сам, но очень хочется, чтобы это сделала ты.

Его плоть снова оказалась у нее в руке.

— Тогда покажи как.

Он взял ее руку, просунул ей между бедер и провел по особенно чувствительным влажным складкам, а потом обхватил ее скользкой рукой себя и показал, что надо делать. Тея двинула рукой, и так легко заскользила. Дариен сам несколько раз провел ее рукой вниз и вверх, а когда рука оказывалась на головке, прижимал к ней ее большой палец и делал пару круговых движений по шелковистой коже. Тея ощутила под рукой появление новой влаги.

Дариен хрипло дышал и вздрагивал всем телом, и она прошептала:

— Тебе нравится?

— Это восхитительно.

Он откинулся на спину: темная фигура на фоне белых простыней, — но Тея была уверена, что его глаза не отрываются от нее, черные, как она помнила, под тяжелыми веками, а сейчас наверняка полные желания.

Наклонившись к нему, она поцеловала приоткрытые губы, продолжая доставлять ему удовольствие так, как он ее научил.

— Я правильно делаю?

— Ты, как всегда, совершенство, моя Богиня.

Она прошлась по его достоинству пальцами вверх и вниз, словно играла на рояле.

— А так?

— Так слишком нежно, Богиня.

Тея сжала пальцы и задвигала рукой быстрее, сразу почувствовав, как он напрягся, услышав его прерывистое дыхание, представив, как в нем накапливается лихорадочное безумие. С ней происходило то же самое.

Он вдруг ухватил конец простыни, быстро прикрыл то место, где была ее рука, и в простыню ударила горячая струя. Несколько капель попало ей на руку, она вытерла об него, намереваясь продолжить то, чем занималась, но Дариен перехватил ее запястье, заставив остановиться, а потом и вообще отстранился. Тея рухнула на него. Оба едва дышали, покрытые испариной, окруженные облаком тяжелого мускусного запаха.

Если бы он вдруг захотел сейчас войти в нее, она бы только обрадовалась.

Дыхание понемногу восстанавливалось, жар начал остывать. Дариен погладил ее по спине, нежно помял ягодицы, прошелся кончиками пальцев по задней поверхности бедра.

Тея лениво, как кошка, изогнулась.

— Даже не представляла, что у меня столько чувствительных мест.

Дариен опять погладил ее по спине, по расщелине между ягодицами и просунул пальцы в горячую влажную пещерку сзади.

— В особенности здесь, да?

Она дернулась, а потом скатилась с него и улеглась рядом на спину.

— О, да.

И опять Дариен захватил губами ее сосок, а рука опустилась вниз, к чувствительному местечку. Тея выгнулась всем телом и простонала:

— О, да, здесь!

На этот раз его движения не были столь нежными: он терзал ртом ее сосок: лизал, сосал, покусывал, — а рука грубо терла скользкие складки, распаляя ее, заставляя биться в такт его движениям. Она бы закричала, если бы хватило дыхания. Единственное, что было ей понятно, она могла бы сейчас умереть, и желала этого, и сделала это… потом упала ему на грудь, в его объятия, теплые, безопасные — самое лучшее место на свете.

«Я безумно хочу, чтобы так было всегда!» — подумала Тея, но мысль так и не оформилась в слова, и слава богу, хотя это была правда. А что касается брака, физический акт никогда не казался ей важной его частью. Симпатия, восхищение, сходство темпераментов, одинаковые интересы и удобное равенство в социальном положении — вот что она считала необходимым для благополучной жизни.

Тея не отказалась от этого, однако теперь для нее стали важными и потребности тела. Кроме того, Дариен ей нравился: она обожала касаться его кожи, едва не кричала от счастья, когда его загрубевшие руки гладили ее, — но больше всего ее восхищали его достоинства — храбрость, решительность и надежность. В характерах они не совпадали, но, возможно, сумеют приноровиться друг к другу. Мысль, чтобы жить бок о бок с ним, даже при таких сложностях, которые создавала история его семьи, была весьма привлекательной. Значит, так и следует поступить.

— Как мне тебя называть? — спросила Тея, выписывая пальцем круги на его плече.

— Господин и хозяин?

Она ткнула его локтем.

— Богини, сэр, не имеют хозяев: все, напротив, подчиняются им.

— Скажи об этом Зевсу.

— Ты хочешь, чтобы я называла тебя Зевсом?

Дариен рассмеялся. Сейчас он был похож на большого ленивого кота, сытого, довольного жизнью, обожавшего, когда его гладят.

— Мы должны что-то придумать, — поглаживая его, сказала Тея. — Дариен явно не подходит к подобным ситуациям.

— Ты считаешь, что их будет много?

А почему бы и нет? Она, конечно, промолчала, решив относиться к этому бережно, а потом заметила:

— Мне не нравится Канем. Это прозвище хорошо для твоих друзей…

Дариен взял ее руку и поднес к губам.

— Надеюсь, мы можем быть друзьями.

— …для твоих друзей мужчин, — продолжила Тея, наслаждаясь теплом его тела, и прижалась к его мускулистому бедру. — Разве Канем не напоминает тебе о том случае? Это ведь, наверное, больно.

Он ласково прикусил ей кончик пальца.

— Я сделал прозвище именем, и у меня не осталось никаких теплых чувств к моему настоящему — Горацио.

— А как тебя звала мать?

— Гэри. Хотелось бы мне, чтобы она звала старших братьев Марки и Кристи.

Тея хмыкнула, но все-таки сказала:

— У нее, наверное, была непростая жизнь. Судя по всему, ее подвергли остракизму.

Тее хотелось расспросить его о детстве, побольше узнать о нем.

— Это было ее решение.

Ей не понравился его жесткий тон.

— Считаешь, это нормально — так говорить?

— Она сама решила выйти за моего отца, никто ее не заставлял. Мать очень часто переживала из-за собственной безалаберности. Ей казалось, что, став виконтессой, она превратится в знатную даму, однако репутация Кейвов поставила на ее мечте крест. Она распрощалась с привычным Театральным миром, а в новый ее не пустили. Отплатить отцу она была не в силах, поэтому вымещала недовольство на слугах и детях, которых родила. — Неожиданно Дариен резко встал и поднял ее за собой. — Лучше нам вернуться в реальный мир.

Ее поразили произошедшие с ним изменения: словно холодом повеяло.

— Это из-за того, что я заговорила о матери? Но ведь мы друзья, а значит, между нами нет тайн.

Он замер, прислонившись к ней лбом.

— Это из-за воспоминаний, Тея. У меня их много, и все дурные. Давай оставим это.

— Конечно. — Она взяла его лицо в ладони. — Мы сотворим новые.

— Вот как сейчас. Но это не изменит реальность.

— Да мы уже начали ее менять.

— Не все возможно изменить: мое происхождение, репутация моей семьи — это все как каменные монументы.

Отстранившись, Дариен подобрал ее доспехи.

— Но это тоже реальность, — не согласилась с ним Тея.

— Да, как восход и заход солнца — зрелище восхитительное, но все время ускользающее. То, что случилось, для меня очень важно. Вряд ли я смогу повторить это в любое время, когда захочешь, но…

— Но это будет неправильно?

— Я не часто употребляю слова «правильно» или «неправильно», но да, это будет неправильно.

Тея набралась храбрости.

— Мы сможем сделать это правильным, если поженимся.

Дариен усмехнулся:

— Вот из-за этого?

— Нет! Впрочем, да. Но не в том смысле, что ты имеешь в виду.

Ей не хотелось настаивать на своем в темноте, когда не видно выражения его лица.

— В этом нет ничего необычного.

— Для меня есть.

Дариен отступил в сторону и начал одеваться.

— О, ладно, ничего не говори.

Она наклонилась, чтобы собрать оставшуюся одежду, и Дариен помог ей.

— Не говорить о чем?

— О, погоде!

Она не смогла выговорить то, что хотела, поэтому Дариен сказал за нее:

— О, женитьбе. Тея, Богиня… Ты хочешь, чтобы твои дети стали Кейвами?

Тея повернулась к нему.

— Все уже поменялось к лучшему. А к тому времени…

— Это имя станет символом благородства и величия?

Она схватила его за сорочку.

— Да, мы сможем это сделать. Имя Канем Кейв уже уважают.

— Пардон, что-то я этого не заметил.

Тея отпустила его.

— Если не хочешь жениться на мне, так и скажи. Я уже и без того поставила себя в неловкое положение.

Его молчание заставило ее содрогнуться до глубины души.

Глава 28

Несмотря на то что в горле пересохло, Тея пыталась говорить беззаботно:

— Все в порядке. Ты и не должен. Я понимаю. Это было развлечение, до которого падки мужчины. И ты выполнил обещание: не скомпрометировал меня. Нет, в самом деле.

Она направилась было к двери.

— Тебе нужно одеться, — заметил Дариен, — а ключ у меня.

Тея повернулась спиной к двери, лицом к темной фигуре. «Ты пытаешься сделать так, чтобы я возненавидела тебя?» Она не сказала этого вслух, сохраняя остатки гордости, вслепую вернулась назад, чуть не запутавшись в простынях, лежавших на полу и сохранивших тепло их тел, нащупала лиф, разобралась, где верх, где низ, надела и повернулась спиной к Дариену.

— Затяни шнуровку, пожалуйста.

Он напрягся, когда встал у нее за спиной. Это напряжение буквально заполнило узкую комнату, прежде чем его руки прикоснулись к ней. Нет, она не заплачет. Она знала, как вероломны мужчины: всю жизнь ее предупреждали остерегаться их. С какой стати она позволила себе вообразить, что этот — этот самый Кейв! — почему-то будет другим?

Тея поправила доспехи спереди, чтобы все легло на свои места. Он потянул шнурок, потом закрепил и завязал у нее на талии. Металлическую юбку она сама подвязала, спасибо темноте, а надевая тунику, ее краешком вытерла глаза. Уже застегивая на талии серебряный пояс, Тея напомнила себе, кто она такая: леди Теодосия Дебенхейм, Богиня, Великая Недотрога!

Такой она и будет — всегда!

Тея надела шлем и повернулась к двери, бросив через плечо:

— Если у тебя есть с собой деньги, оставь сколько-нибудь прачке.

— Уже.

Она допустила ошибку, первой направившись к двери. В узком пространстве комнаты он ненароком коснулся ее, протискиваясь к двери, чтобы повернуть ключ в замке, но даже этот мимолетный контакт отозвался дрожью слабости во всем теле.

На нетвердых ногах она вышла из бельевой, отчаянно желая света и простора. В коридоре было немногим светлее, но уже можно было что-то видеть: ограниченный темными стенами узкий проход все равно показывал путь на свободу.

В реальный мир ее вернули смех и музыка из расположенного поблизости помещения для слуг, а густая смесь кухонных запахов напомнила, что реальность не всегда бывает приятной.

— Я хочу уехать, — заявила Тея.

— Нужно собрать ваших сопровождающих, — ровно заметил Дариен.

Ну почему ее жизнь не может быть простой? Харриет где-то на вечеринке для слуг. Грум и кучер наверняка тоже. Может, кто-нибудь из них остался возле кареты? Раньше она никогда не задумывалась ни о чем таком. Кучер привозил ее на прием, исчезал, а потом появлялся, когда ей хотелось уехать. Она ненавидела неведение, особенно в незнакомом месте. Это относилось и к удовольствиям от приключений.

Ей безумно захотелось выбраться из тьмы и бегом помчаться домой. Если бы на ней была более-менее нормальная одежда, она так бы и сделала, но увы…

— Я хочу уехать.

У нее за спиной Дариен продолжал хранить молчание, и она представила, какое раздражение овладело им в ответ на капризы надутой избалованной леди.

— Пойду поищу вашу служанку, — объявил Дариен, выходя за ней в коридор.

Со спины он смотрелся абсолютным незнакомцем: с этими фальшивыми светлыми кудрями, в этом длиннополом камзоле, который полностью изменил его фигуру, — но хорошо узнаваемыми остались его походка, осанка и грация хищного зверя.

И сегодня она познала его тело: не вполне в библейском смысле, конечно, но совершенно точно чудо его жизненной силы.

Никогда больше, напомнила себе Тея. Лицо и голова наливались жаром внутри этого чертова шлема, и она привалилась к стене, сунула холодные ладони под защитные пластины шлема на щеках.

— В одиночестве грустите?

Вздрогнув, Тея подняла глаза и увидела Палача, с которым уже сталкивалась.

— Убирайтесь.

Усмехнувшись, он подошел к ней ближе.

Тея отпрянула, но стена за спиной не позволила улизнуть. Можно было бы позвать на помощь, но чем меньше людей увидят ее здесь, тем лучше.

Это напомнило ей ужас, пережитый во время первой встречи с Дариеном. Почему она не прислушалась к тому предупреждению?

— Мои жертвы всегда предлагают мне убраться. — Он побарабанил пальцами по топору, висевшему на поясе, и Тея понадеялась, что топор бутафорский.

Палач был пьян, но на ногах еще держался.

Она попыталась отыскать взглядом Дариена, но мешал шлем.

— Убирайтесь! — повторила Тея. — Мне нехорошо, и мой сопровождающий пошел за моими слугами.

— Какая милая история! Я знаю, что тебе надо! — Он пьяно захихикал и схватил ее за грудь, но наткнулся на доспехи.

От вида его отвисшей от удивления челюсти она рассмеялась, а потом все накопившиеся в ней эмоции: переживания и внутреннее напряжение — вырвались на волю.

Когда злобная гримаса сменила на лице пьянчужки усмешку и он потянулся, пытаясь задрать на ней юбку, Тея сцепила обе руки в кулаки и ударила его, но на него это не подействовало. Здоровый как бык, он оторвал ее от стены и обхватил мясистой рукой, ломая хрупкие доспехи.

— Отпусти! — закричала Тея, и в тот же миг в коридор выскочил Дариен с таким выражением лица, словно намерен убить, и в ярости заорал:

— Выполнять!

Палач обернулся, все так же удерживая Тею, и прикрылся ею, как щитом.

— Было ничье, стало мое. Отвали, кучерявый.

Должно быть, он изрядно набрался.

Из ближайших комнат высыпали слуги, но что они могли сделать? Тея вырывалась, но была бессильна, словно ребенок, в этом захвате мощной лапищи. Палач начал пятиться назад, удерживая ее, но Дариен был уже недалеко и выжидал лишь удобного момента.

Тея вспомнила про шлем и, наклонившись вперед, резко выпрямилась. Ее мучитель так взвизгнул, что она поняла: удар достиг цели.

Едва он отпустил ее, как она плюхнулась на пол, потом быстро поднялась на четвереньки и поползла в сторону Дариена, но он перепрыгнул через нее, и когда Тея обернулась, мужчины уже сцепились.

— Прекратите! — крикнула она.

У Палача были огромные руки, грудь как бочка, а ударом он мог переломать ребра, но Дариену как-то удалось взять его в клещи и в полной мере продемонстрировать военные навыки.

Парик у него слетел и отовсюду послышались голоса:

— Это же лорд Дариен.

— Мерзкий виконт.

— Бешеный Пес Кейв…

Вот такой результат восстановления его семейной репутации.

С гримасой на лице Палач нашел ее взглядом и посмотрел на нее с такой ненавистью, что она тут же поползла прочь. Из его носа хлестала кровь, и Тея понадеялась, что это ее рук дело.

Тут она наткнулась на кого-то, подняла голову и, увидев ухмыляющееся лицо поваренка, сообразила, что он разглядывает ее голые ноги.

С трудом Тея поднялась, радуясь, что на голове у нее шлем. Если ее кто-нибудь узнал, то плохую ситуацию это ухудшит до ужасной. Скоро весь свет узнает, что она с Кейвом уединялась в бельевой, и Дариена придется убить!

Двое мужчин сплелись в клубок, лица обоих искажены злобой. Кто-то сделал резкое движение, и клубок распался. Палач попытался нанести удар ногой, Дариен принял удар на бедро, и соперники сцепились опять.

Тея повернулась к слугам:

— Остановите же их, наконец, пока они не поубавили друг друга!

Уворачиваясь, Палач раскачивался из стороны в сторону, но Дариен все же поймал его и нанес сокрушительный удар в грудь, а потом — молниеносный в челюсть.

Голова противника резко мотнулась назад, глаза сошлись к переносице, но он все же удержался на ногах и, покачиваясь, двинулся вперед, сопровождая свои действия жутким ревом.

Если бы у Теи оказался пистолет, она бы пристрелила его.

Дариен сделал подсечку, и, когда Палач с грохотом рухнул, тут же оседлал его, схватил за голову в капюшоне и принялся молотить ею об пол.

Какое-то мгновение все наблюдали за происходящим, а потом несколько мужчин кинулись к соперникам и попытались оттащить Дариена, но тот сопротивлялся, явно намереваясь продолжить экзекуцию, потом наконец пришел в себя, отпустил противника и дотронулся до лица. Губа кровоточила. Возможно, завтра он весь покроется синяками, но сейчас чувствовал себя вполне нормально, а вот его оппонент валялся на полу.

Вдруг он убил его? Хоть он и выглядел как мужлан, но, как и все гости, относился к сливкам общества, а значит, будет суд. О, господи!

Дариен привел одежду в порядок, подобрал парик, но надевать не стал: все его уже узнали.

Слава богу, Палач был жив. Слуги помогли ему подняться, но вид у него был такой, словно самостоятельно стоять он не мог. И кровь текла только из носа — значит, ее работа!

Тея проглотила горечь, поднявшуюся до горла. Это все устроила она и оказалась в шаге от катастрофы. Нет никакой возможности все удержать в тайне, но никто не должен связать их с бельевой. Приняв вид оскорбленной невинности, она с отвращением произнесла:

— Благодарю вас за помощь, виконт. Харриет? Кто-нибудь, позовите мою горничную!

Едва та торопливо выступила вперед, как Тея велела:

— Помоги мне избавиться от шлема! У меня голова раскалывается.

— Да, миледи.

Еще до того, как шлем был снят, ее узнали, и кто-то шепотом сказал:

— Это же леди Теодосия Дебенхейм.

— Дочка герцога Йовила! — ахнул другой.

Тея приложила руку ко лбу.

— Жара и шум в бальном зале совершенно невыносимы. Я спустилась вниз, и распорядилась, чтобы мне подали карету к заднему крыльцу. Скажи, Харриет, это уже возможно?

Одетая во все черное экономка бросилась к ней, одновременно приказав слугам вернуться к работе.

— Конечно, миледи. Зайдите в дамскую комнату и отдохните, пока мы все уладим.

Тея не смотрела на Дариена: что сказать ему, не знала и боялась, что выражение лица ее выдаст. Время, проведенное с ним, было чудесно, но она отдала бы все, чтобы этого не случилось, чтобы не оказаться в такой ситуации.

Как только карета остановилась в переулке за особняком, дворецкий проводил к ней Тею и Харриет. Опираясь на предложенную Дариеном руку, она попыталась понять, что он чувствует, но ей это не удалось.

Сначала они ехали в молчании, но Тея не хотела, чтобы у кого-то возникли подозрения по поводу бельевой комнаты: у слуг имеются свои способы распространять информацию, — поэтому, закрыв глаза, словно от головной боли, проговорила:

— Такая мигрень! Пришлось уйти с маскарада.

— Вам нужно было послать за мной, миледи, — ответила Харриет.

— Никого из слуг было не видно, поэтому лорд Дариен пошел со мной, чтобы разыскать тебя. Мы только-только спустились, как этот кошмарный человек…

— Отвратительный пьяница, вот он кто, — заявила Харриет. — Но все равно…

Горничная замолчала, но Тея знала, что она тоже заметила жестокость виконта по отношению к этому Палачу. Сохраняя полное спокойствие и сосредоточенность, он методично, как автомат, его избивал.

Открыв глаза, Тея взглянула на него, но он смотрел в окно, в темноту, совершенно спокойный. Единственным свидетельством недавней стычки была распухшая губа.

— Как вы думаете, Дариен, с какой целью тот человек шел за нами по лестнице?

Он повернулся и, внимательно посмотрев на нее, ответил:

— Скорее всего, у него было свидание с какой-нибудь распутной девицей где-нибудь в кладовке, а потом ему захотелось подыскать себе еще одну.

Прекрасное прикрытие!

— Да что же это такое! — воскликнула Харриет. — Милорд, я прошу вас больше не говорить ни о чем подобном в присутствии леди.

— Приношу свои самые нижайшие извинения, леди Тея. Это все моя итальянская кровь, — извинился Дариен и вернулся к созерцанию проплывавшего за окном пейзажа.

Какой кошмар — эта итальянская кровь!

Только вот его итальянская мать была здесь ни при чем: это все — ярость, насилие и безумие — унаследовано от Кейвов.

Когда подъехали к Йовил-хаусу, Дариен проводил дам в дом и на мгновение при прощании задержал руку Теи в своей.

— Примите мои извинения, леди Теодосия: я не должен был оставлять вас без сопровождения.

«Леди Теодосия…» Установлена дистанция между ними, что нужно было бы сделать и ей.

— Ну кто же мог подумать, что джентльмен так напьется?

— Нет, я должен был предвидеть неожиданности — это ведь главное, не правда ли? Вы, надеюсь, не пострадали?

У нее задрожали губы.

— Нет-нет… чего не скажешь о моем костюме.

— В особенности досталось сове.

Дариен бросил взгляд на шлем, который несла Харриет. Серебристая птичка болталась на жердочке, поломанные перышки торчали в разные стороны. Он осторожно пригладил их и, пожелав дамам доброй ночи, ушел.

Прозвучало это ужасно, как прощание. А что, если и правда?

Тея задавала себе этот вопрос, пока поднималась по лестнице в свою комнату. Пока ей было ясно одно: по складу характера она не годится для такой беспокойной жизни. Она принципиально не совершала поступков, которые считала постыдными, даже если в какой-то момент ей казалось, что они могут доставить удовольствие. Ей было плохо от того, что она стала причиной вспышки насилия. Если бы ее не оказалось там, этого бы никогда не случилось. Она, конечно, не может жить вот так.

Герцог и герцогиня еще не вернулись, и Тея вздохнула с облегчением: не было нужды отвечать на их вопросы. Когда Харриет принялась помогать освободиться от костюма, она забеспокоилась, как бы на нем не оказалось следов от того, чем она занималась, и отказалась от помощи снять с нее нижнюю рубашку, сообразив, что на теле могли остаться отметины.

Она отослала Харриет за отваром от головной боли, а когда горничная торопливо ушла, быстро сбросила рубашку и осмотрела себя в зеркале. Слава богу, никаких отметин не осталось. Интересно, как такое возможно после всего, что пришлось пережить: роскошное наслаждение; темную мускусную близость; нежное узнавание тела…

Тея резко захлопнула дверь воспоминаний, оставив все по ту сторону, потом вымылась, надела длинный, до пят, пеньюар, вытащила шпильки из прически и расчесала волосы. Воспоминания нахлынули с новой силой, и она остановилась, с серебряной щеткой в руках, борясь с собой, чтобы не разрыдаться.

Вошла Харриет.

— О, бедняжечка моя! Ложитесь в постель, миледи, и выпейте вот это. Я добавила сюда немного мака, он поможет поскорее заснуть.

Тея забралась в постель, села, подоткнув под спину подушки, и отпила отвара. Он был сладковатый на вкус, но за сладостью ощущалась горечь трав, а поверх всего — привкус опия, демона Дари. В небольших дозах и от случая к случаю это вещь благословенная.

Неужели и Дариен тоже принимает — пусть в неопасных, одномоментных и мелких дозах?

Не слишком ли часто она сама прибегает к его помощи? Не выработается ли у нее зависимость?

Насколько же он был прав: женитьба действительно не принесет им ничего хорошего. Таким образом, ей придется пережить муки расставания с Дариеном, если он пойдет на это.

Когда она вернула чашку Харриет, та сказала:

— Я захватила вам ночной чепец, миледи.

— Не беспокойся.

Тея соскользнула под одеяло, и Харриет поправила ей подушки.

— А теперь постарайтесь заснуть. Утром все будет казаться не таким ужасным.

Задув свечи, служанка ушла, а Тея, лежа в темноте, понимала, что и утром лучше ей не станет. Утро будет промозглым и полным боли, но со временем, если она проявит настойчивость, привычный упорядоченный мир вернется к ней, и вот когда она обретет его, это и будет то, чего ей хочется.

Вскоре опий начал действовать, и у нее в памяти понеслись обрывки воспоминаний:

«Распустить волосы… Леди выглядит так, словно только что вылезла из постели… Перед сном леди заплетают волосы в косы или прячут под чепцом?… Вы сделаете это в вашу первую брачную ночь?… Мы не будем обсуждать мою первую брачную ночь».

Тея заплакала, и даже тогда, когда сон пришел, вероятно, плакала, судя по тому, что утром в глаза словно песку насыпали, а настроение было подавленным.

Харриет принесла воды для умывания, а немного погодя пришла герцогиня справиться о здоровье дочери, явно расстроенная из-за того, что та не получила удовольствия от маскарада.

— Ну ладно, — сказала леди Сара, приложив прохладную ладонь ко лбу Теи. — Ты явно не создана для приключений, дорогая, и нет нужды повторять эксперимент.

«Я возмутительно склонна к приключениям! И посмотри, как было неумно доказывать это!»

Тея рассказала матери о случившемся на половине для слуг, объяснив, почему там оказалась. Поведав о драке, она ожидала какой угодно реакции, но только не такой: хоть и огорчившись, мать сказала:

— Как хорошо, что рядом оказался виконт, дорогая.

— Да, но зачем же так бить? Этот Палач уже лежал на полу, обездвиженный, а он все не останавливался.

— Мужчины ведь его оттащили. Хотя мне понятен его гнев: тебе угрожали самым гнусным образом. Надеюсь, этот невежа не слишком пострадал? Это может свести на нет все наши усилия улучшить репутацию виконта. Плохо, что ты не дождалась момента, когда все снимают маски. Тогда свет узнал бы, что это мы доверили тебя его заботам. Но эта история с дракой быстро разлетится, — добавила герцогиня весело. — И эффект от нее будет тот же самый.

«Доверили!» — подумала Тея. Ничего себе! Еще и радуется! Чему!

— Я смотрю, ты все еще под впечатлением, — заметила герцогиня. — Давай-ка отдохни сегодня хорошенько. Если почувствуешь себя лучше, то просмотри письма из сиротских домов: там пришло несколько. На них нужно ответить.

Когда мать ушла, Тея поморщилась: вот уж чего ей совсем не хотелось, так это валяться целый день в постели, — но идея заняться письмами понравилась. Головная боль и происшествие дали ей повод побыть в тишине, но если она будет хандрить целый день, то у матери могут возникнуть подозрения.

Она приняла ванну, потом неторопливо позавтракала, в конце концов распорядилась принести ей полученные письма и гроссбух для ведения дел сиротского приюта, и села за письменный стол. Герцогиня Йовил оказывала поддержку сиротам в приютах по всему Королевству. В день своего рождения каждый ребенок получал небольшой подарок, а в ответ отправлял благодарственное письмо. Тем, кто еще не умел писать, помогали дети постарше.

В качестве поощрения кто-то из членов их семьи отвечал на эти письма и в свою очередь благодарил детей. Из-за того, что количество сирот росло, ответы на их письма стали занимать много времени, поэтому мальчикам должны были отвечать мужчины, но они часто передоверяли эту обязанность секретарям или клеркам. Тея и леди Сара старались делать это собственноручно. Возможно, девочкам-сиротам до этого не было дела, но леди Йовил казалось, что это важно.

Это занятие успокоило Тею, и уже через час, когда она запечатала последнее письмо, она почувствовала, как мир сходит на ее душу. В каждом письме содержалась искренняя благодарность, а короткие записи в гроссбухе фиксировали проблемы детей. Вот это было самым важным в ее жизни, а не маскарады и опасные мужчины. Ей хотелось, чтобы ее жизнь была такой же, как у матери, которая использовала свое высокое положение для добрых дел.

В комнату торопливо вошла герцогиня.

— Прекрасные новости, дорогая! Дари прислал письмо, в котором сообщает, что уже на пути в Лонг-Чарт. Он выехал вчера. В воскресенье, конечно, устроит отдых и не сдвинется с места. Чтобы не слишком себя утомлять, он намерен делать в день не больше сорока миль. Нам нужно успеть оказаться дома раньше его, так что вполне можем позволить себе ехать в воскресенье, у нас уважительная причина… — Она покачала головой. — Первое, что нужно сделать, это убедиться, что все вещи собраны. О, еще ведь покупки! У нас столько заказов от деревенских друзей, которые мы так и не выполнили. Как непредусмотрительно! Я передам тебе список. Ты ведь не откажешься проехаться по лавкам, не так ли? Вы, девочки, любите этим заниматься.

Она тут же ушла, а Тея, рассмеявшись, позвонила Харриет: день отдыха и спокойствия закончился, — но ей и сейчас требовалось себя чем-нибудь занять. В понедельник утром этот жуткий сезон наконец закончится, и она скорее всего больше никогда не увидит лорда Дариена. Чем бы он ни решил заниматься, после того как его брат сможет жениться, ей было трудно представить, что Дариен войдет в высшее общество.

Вместе с Харриет она перешла в гардеробную: надо решить, что из одежды взять с собой, а что оставить здесь, — потом просмотрела список заказов от деревенских друзей: ткани, ленты, украшения для шляп, лекарства, духи, книги. В Лондоне выбор, конечно, богаче, чем в провинции, но это адский труд — купить все за один день.

Список книг, которые предстояло купить, она переписала на отдельный листок и отправила мистеру Торесби, секретарю, потом в сопровождении Харриет и лакея вышла на улицу. По крайней мере в том, что касается продуктов, она могла положиться на универсам «Фортнум и Мейсон».

Глава 29

Эту ночь Дариен провел почти без сна, несмотря на помощь бренди. Объявление Пруссока, что это последняя бутылка, привело к тому, что он устроил такую выволочку Лавгроуву, что тот с рыданиями удалился и даже не захватил с собой одолженный костюм.

Утренняя верховая прогулка настроения не улучшила, а тот факт, что художника в парке не было, и вовсе расстроил, хотя он не понимал почему: Лак Армиджер после их первой встречи не появлялся здесь ни разу. Он либо сбежал с пятью гинеями, либо трудится над заказом.

Вернувшись домой, Дариен сел за стол, собираясь написать молодому человеку язвительное послание, но тут сообразил, что адрес художника ему неизвестен. Пришлось отправить записку своему поверенному, хотя он понимал, что из этого вряд ли выйдет толк. Никому нельзя доверять, в особенности самому себе.

Как он мог поддаться искушению прошлой ночью? Ему ведь было известно, что Тея не из тех, кто с легкостью предается подобным развлечениям, поэтому она и ухватилась за идею замужества, что исключалось полностью.

Из запиравшегося на замок ящика Дариен вынул опись, собираясь припереть Пруссока к стенке, но сегодня от торопливого мелкого почерка у него разболелись глаза.

В комнату вошел Пуп, сияя здоровьем и отличным настроением.

— Вчера мне казалось, что ты пойдешь на маскарад, Канем.

— Я там был, — проворчал Дариен.

— Что-то я тебя не видел.

— Ты был на балу у Харровингов? — не поверил Дариен.

— Ну да. Фокс взял меня с собой. Тебя я не нашел, поэтому отправился прогуляться.

Дариен понимал, что, наверное, следовало бы взять Пупа с собой, но к черту: он ему не нянька!

— Займись чем-нибудь, — посоветовал Дариен и вернулся к описи, лежавшей перед ним, хотя это не имело никакого смысла.

Он поступил правильно, хотя и не сразу. Не надо было начинать. Сохранить ей девственность — это самая малая милость: он забрал ее невинность, хотя и не затянул в яму.

Отбросив опись, он схватил шляпу, перчатки и трость, быстро спустился на улицу и направился в сторону дома Вандеймена. Как только Джордж вышел к нему в приемную, Дариен коротко объявил:

— К Джексону.

Ван удивленно вскинул брови, но ничего спрашивать не стал, и уже скоро они шагали по направлению к боксерскому залу Джексона.

В прошлом они часто боксировали и боролись вместе. За исключением самых активных периодов военного времени им требовалась физическая разрядка тем или иным способом. Бой без оружия в руках, бой без цели убить или покалечить был чем-то вроде отдыха, но на прошлой неделе таковой стал частью плана, направленного на то, чтобы увеличить возможность Дариена войти в круг джентльменов из высшего класса.

— Марии не нравится меченый товар, — заметил Ван.

Это, конечно была шутка, но, как показалось Дариену, лишь до известной степени, поэтому он дал слово не оставлять на партнере много отметин.

В пропахшем потом зале они разделись до рубашек и бриджей, надели боксерские перчатки и приступили. Дариену сразу пришлось перейти в защиту: жгли синяки и ссадины, полученные накануне.

Это хорошо, что Тея увидела его в драке: теперь ей известно, на что он способен. Бешеный Пес Кейв (как же он ненавидел это прозвище, хотя и знал, что в полной мере заслужил его) может наказать и даже убить.

Совсем не обязательно, что Тее потребуется кто-то наподобие его для того, чтобы обеспечивать безопасность: леди Теодосия пройдет по жизни под защитой золота, если только не свяжется с таким, как он.

Какое-то время Джексон понаблюдал за ними, а потом подозвал нескольких учеников, разделся сам и жестом попросил Вандеймена отойти в сторону.

— Чем обязан такой чести? — поинтересовался Дариен, поскольку это действительно было так.

— Похоже, вам нужно выпустить пар, милорд.

Джексон был прав. С ним не нужно было осторожничать, можно драться в полную силу, не на жизнь, а на смерть. Кроме того, у него не было женщины, которая переживала бы из-за меченого товара.

Потом вызвался Ван, и Джексон устроил спарринг с ним, но это скорее была научная лекция, а не схватка.

Они ополоснулись и переоделись, потом расслабились с элем в комнате отдыха.

— Теперь-то, может, расскажешь, что случилось? — спросил Вандеймен.

— Вчера с Теей Дебенхейм мы посетили маскарад у Харровингов.

У Вана глаза полезли на лоб.

— Это что-то новенькое!

— Ей захотелось приключений. — Дариен коротко изложил всю историю, особо заметив, как умно повела себя Тея в сложившейся ситуации. — Я отлучился всего на минуту, а эта скотина стала приставать к ней.

Ван основательно приложился к элю и заключил:

— Значит, ты чуть не убил его из-за того, что чувствовал свою вину. Все понятно.

Дариен промолчал: друг попал в точку.

— По крайней мере это поубавит в нем энтузиазм, если таковой мог возникнуть.

— Вовсе не обязательно. В понедельник Дебенхеймы уезжают в Сомерсет.

Для Дариена эти слова были как удар под дых.

— Дари Дебенхейм что, пришел в себя?

— Настолько, что отправился в дорогу, хотя и едет не спеша. Это что, проблема? Ты ведь уже довольно высоко забрался на гору, чтобы обойтись без протекции.

— Благодаря «балбесам».

— Знаешь ли, мне кажется, пришло время отойти от них.

— Уже. По большей части. Ситуация развивается так быстро…

— Итак, какие планы на будущее? — спросил Ван. — Например, на лето. Мы приглашаем тебя к нам, хотя бы на какое-то время…

В комнату шумно ввалилась компания, прервав их разговор. Один из четверых мужчин был лорд Чарлз Стандертон. Заметив их, он подошел.

— Вы слышали, что случилось вчера на маскараде у леди Харровинг?

Дариен застыл.

Бросив на него короткий взгляд, Ван ответил с легкостью:

— Полагаю, вы говорите о моем присутствующем здесь друге, который отдубасил хама за то, что приставал к даме.

— Это был ты, Канем? — Стандертон опять засмеялся. — Да, он явно выбрал не того противника. Нет, я говорю о Принни.

— Принц-регент что, был там? — удивился Ван.

Мужчины рассмеялись еще громче. Взяв у лакея насколько бокалов с элем, они придвинули стулья к их столу.

— Он там действительно был, — сказал лорд Паргетер Грив. — Оделся римским императором: лавровый венок и все такое.

— Сделал вид, что он инкогнито, — добавил Стандертон, — но его все узнали. Ты его видел, Канем?

— Должно быть, он появился, когда я уже ушел.

— Значит, довольно рано. Но настоящая хохма заключалась в том, что кто-то нарядился в Принни.

— Оделся, как регент? — осведомился Ван. — И они встретились?

Ему ответом был новый взрыв хохота.

— Лицом к лицу! — выдавил, задыхаясь, сэр Гарольд Найт и застучал кулаком по столу. А когда снова смог говорить, продолжил: — Фальшивый регент был как настоящий и даже лучше. Начнем с того, что выглядел он великолепно с двумя или тремя подушками, привязанными к животу и бедрам. И наверняка подложил что-то под щеки.

— А на груди у него сияли фальшивые ордена, — со смехом добавил Стандертон. — И волосы зачесаны наверх, как делает регент.

— Должно быть, нализался, как деревенский батюшка, — заметил лорд Паргетер. — По-моему, он даже не понимал, что происходит. Тут появился настоящий регент: лицо красное, глаза выпученные, — а этот, ряженый, говорит ему что-то вроде: «Римлянин, да? А я принц-регент».

Трое мужчин зашлись в смехе, вытирая глаза. Дариен тоже посмеялся, но у него возникли ужасные подозрения. Надо было как можно скорее уходить, о чем он и объявил, а когда они с Ваном шли по улице, спросил:

— Как у Пупа продвигаются его брачные дела? Прости, у меня не было времени поинтересоваться.

— У Марии все под контролем. В четверг он придет на чай вместе с Элис Уэллс.

— Леди не имеет ничего против?

— Мы думаем, нет. Вчера они ходили в парк гулять с ее детьми, а потом — к Гюнтеру.

— Я, наверное, был занят, когда он говорил мне об этом. Чувствую себя нерадивым родителем.

— Ты ему не отец, Канем.

— Нет, конечно, но если дойдет до этого, должен же кто-нибудь подвести его к предложению. Может, это нечестно в отношении ее?

— Нет, это не будет брак по любви, но, судя по всему, он ей действительно нравится. Как я думаю, ее первый муж — она хоть и любила его — был резким и властным, к тому же ревнивым, так что Пуп, добродушный и легкоуправляемый, а также способный защитить и обеспечить комфорт, станет для нее находкой.

— Надеюсь, что так и есть. Хочешь верь, хочешь — нет, но мне нужно его пристроить.

— А что, есть какая-то особая причина?

— Подозреваю, что Пуп и был тем самым ряженым регентом.

Ван вытаращил глаза.

— Что? Почему именно Принни?

— Это пока предположение, но очень похоже на правду. Думаю, это выдумка Фокстолла.

— Он весьма непрост, Канем.

— Фокс просто места себе не находит, если не сотворит какую-нибудь гадость. Прямо как я, наверное.

— Нет. У него гадкий характер. Я кое-что слышал о нем. Если кто-то перешел ему дорогу — берегись: непременно поплатишься.

— Тогда почему никто ничего не сделал?

— Не было против него никаких улик: во время войны ведь не всегда можно сказать, как именно человек был ранен или убит.

Дариен попытался защитить Фокстолла:

— Мы с ним сталкивались пару раз, но он не стал мне мстить. Как бы там ни было, ему скоро уезжать в Индию. Если Фокс оказывает дурное влияние на Пупа, лучше бы тогда передать его в чьи-нибудь любящие объятия.

Когда Дариен вернулся, Пупа еще не было дома. Он объявился во второй половине дня, фальшиво насвистывая, и с гордостью объявил:

— Был в «Татт».

Это знаменитое заведение, где торговали лошадьми.

— Купил что-нибудь? — спросил Дариен с ужасом.

— Нет, не смог понять, от чего зависит цена.

Слава богу!

— Чем занимался вчера вечером?

Дариен налил им вина. Он ожидал, что начнутся увертки или даже ложь, но нужно было лучше знать Пупа.

— Был на маскараде, на том же самом, куда поехал ты. Фокс провел меня, но тебя я там не видел. Какие прекрасные костюмы! Я переоделся принцем-регентом.

— Это не самый умный твой поступок, Пуп. Кому-нибудь говорил об этом?

— Фокс сказал, что это секрет.

— Он прав: если расскажешь кому-нибудь, кем был на маскараде, это может дурно закончиться.

— О, ладно. Я недолго играл свою роль в любом случае: встретил того толстяка, одетого римлянином, и он разозлился. Фокс меня быстро увел: нужно было идти на ужин.

Чувствуя свою ответственность за молодого человека, Дариен повел Пупа в Египетский зал, где выставлялись экспонаты, которые совершенно точно должны были бы заинтересовать его, а когда вернулись, их обоих ждало приглашение от Вандейменов пообедать у них на следующий день после службы в церкви, с припиской, что миссис Уэллс тоже приглашена.

— Это здорово, — обрадовался Пуп. — У леди Вандеймен хороший стол.

— А что миссис Уэллс? — спросил Дариен.

— Она, наверное, тоже держит хороший стол. Или могла бы, если бы денег было больше. Дариен решил действовать напрямик.

— Именно поэтому тебе лучше поспешить жениться на ней, пока кто-нибудь не увел ее раньше.

Последовала секундная пауза, а потом Пуп сказал:

— Ты считаешь, что это возможно?

— Определенно. Все, что от тебя требуется, это сделать ей предложение прямо завтра. Молодой человек потянул огромных размеров галстук, словно тот начал душить его.

— Как же это, Канем? Хочется, чтобы все было по правилам, знаешь ли.

— Конечно. — «Только не надо усложнять», — напомнил себе Дариен. — Ты попросишь у нее минутку, поговорить наедине. Мария отведет вас в приемную.

— До обеда или после? — разволновался Пуп.

— Это сам решишь.

Дариен сразу понял, что будет неправильно предложить ему какой-то один вариант.

Но Пуп сам сделал выбор:

— До, а то из-за ожидания я могу лишиться аппетита.

— Прекрасно! Когда вы останетесь одни, скажи ей что-нибудь вроде: «Моя дорогая Элис, я понял, что очень люблю тебя. Ты станешь моей женой?»

Пуп подвигал губами, мысленно повторив все сказанное.

— Да, я смогу это сделать.

— Конечно, это же проще простого. В понедельник вдвоем пойдете и купите кольцо, и нет никаких причин откладывать свадьбу, ведь так?

Молодой человек удивил его оригинальной мыслью:

— Нужна крыша над головой, Канем. Женатому мужчине нужен дом. Придется подождать.

— Можешь снять что-нибудь. Я не сомневаюсь, что миссис Уэллс ждет не дождется, когда уйдет из-под крыши брата. Вместе с женой вы с удовольствием выберете самое лучшее место для беззаботной жизни. Где-нибудь за городом скорее всего. Детям нужен свежий деревенский воздух.

— Правильно! — одобрил Пуп. — А в город всегда можно приехать, при желании. Что у нас сегодня на вечер?

Сегодня вечером Дариен намеревался залечь в логове Кейвов, чтобы зализать раны, несколько реальных в том числе. Из-за синяков, полученных вчера, он чувствовал скованность в теле, а Джексон добавил еще. Но уже завтра в это время Пуп перестанет быть бременем на его плечах, поэтому он пообещал ему визит в цирк «Астли», где Театральные эффекты, дрессированные обезьяны и очаровательные наездницы смогут его развлечь.

Однако разговоры про женитьбу напомнили ему о Фрэнке. Пусть и с дракой, но его кампания проходила весьма успешно.

О некоторых шагах Дариена в обществе сообщали газеты, и эти вести вполне могли дойти до Гибралтара. Он написал брату, чтобы тот следил за тем, куда дуют ветры, и был готов вновь наведаться к адмиралу Динневору в нужный момент.

Глава 30

Тея почти покончила с покупками, когда встретила Мэдди в «Империи кружев» миссис Карри, и та спросила:

— Это из-за тебя случилась потасовка на половине слуг в Харровинг-хаусе? И ты дралась?

— Тихо! — Тея оглянулась по сторонам и добавила шепотом: — И я не дралась.

— Жаль! Ты была одета как раз для драки: могла бы и врезать кому-нибудь. Впрочем, твой костюм показался мне не очень удобным.

— Так и есть. От него только голова разболелась, потому я и оказалась внизу.

— Как? О, давай заскочим в кондитерскую вот тут рядом. Я просто вымоталась, разыскивая бисерную отделку.

Тея не все еще купила, но почему бы не сделать небольшой перерыв. Она отдала заготовленный список Харриет и лакею и попросила докупить нужные товары.

Когда они с Мэдди уселись за стол и им подали чай с кексами, Тея поняла, что основательно проголодалась. Во время еды рассказала ей свою историю.

— Я слышала, что Дариен чуть не убил твоего обидчика, — тоном заговорщицы сказала Мэдди. — Как это возбуждает!

— Ввергает в ужас, ты хотела сказать…

— Но не вздумай заявить, что не видела двух Принни!

Тея вдруг сообразила, что Мэдди не терпится поделиться с ней этой новостью.

— Ты о чем?

— Не видела! — Кузина откусила от пирожного и с полным ртом поведала историю о встрече настоящего регента с бутафорским.

В ужасе Тея прикрыла рот ладонью, хотя и ее одолевал смех.

— Нет!

— Да!

— Так кто же это был? Надеюсь, что, бог ему в помощь, его никогда не найдут.

— Уверена, что никогда его не видела, хотя, думаю, Фокс знает, но ни за что не скажет.

— Он тоже там был?

— О да. Мама его терпеть не может, поэтому мне пришлось пойти туда со Стейвертоном, но мы с Фоксом договорились о встрече.

— Ты должна слушаться тетю Маргарет: Фокстолл не самая лучшая кандидатура.

Мэдди захихикала, слизывая крошки с губ:

— Кто бы говорил: сама-то с кем была?

Тея вздохнула.

— Да, ты права.

— И что теперь? Ты за него выйдешь?

Тея вспыхнула, но, слава богу, краску, залившую лицо, можно было объяснить гневом.

— Нет! Конечно, нет!

— Ну и зря! Он был неотразим в атласе и кружевах.

— Сомневаюсь, что увижу его снова. В понедельник мы уезжаем в Лонг-Чарт.

— О, нет! Бедняжка. Зачем?

— Мы должны быть там, когда приедет Дари. Он уже в дороге.

— Чтобы вытереть нос и накормить кашкой? Так ведь вроде уже большой мальчик.

— Мама и папа так решили: не могу же я остаться здесь без них.

— Переезжай к нам. У нас будет весело.

Терпеть Мэдди сутки напролет? Нет, это невыносимо.

— Я хочу уехать, правда.

— Ох, ладно. Если дашь отставку Бешеному Псу, я, может, им займусь. Мамаша теперь разрешит. Вам удалось вытащить его из рядов отверженных в приличное общество, да и титул у него имеется. Мать спит и видит выдать меня замуж за титул. Я, конечно, предпочитаю крупных мужчин, но, полагаю, в постели это не так уж и важно…

Чай и кексы начали угрожающе подниматься из желудка, и Тея быстро поднялась.

— Мне надо еще кое-что купить и уложить вещи, так что я пойду. Если не увидимся до отъезда, я тебе напишу.

Вернувшись домой, Тея занялась укладкой вещей, словно это помогало быстрее избавиться от Лондона и его соблазнов. Бесстыдные слова Мэдди всколыхнули в ней порыв ревности. Чтобы избавиться от этого уничтожающего чувства, надо поскорее уехать отсюда.

Тея услышала недовольное бормотание Харриет и только сейчас сообразила, что никогда не паковала свои вещи сама и, наверное, все делала не так. Тогда она села за рояль, но впервые музицирование не успокоило нервы, а, напротив, вызвало еще большее раздражение, оттого что постоянно ошибалась.

В этот вечер Тея посетила концерт, но Дариена там не было, и от этого ей стало еще хуже. В воскресенье вместе с родителями она присутствовала на службе в церкви Святого Георгия, но и тут его не было. Он что, избегает ее?

К вечеру терпение Теи лопнуло, и она отправилась к матери.

— Поскольку завтра мы уезжаем, может, устроим последнюю демонстрацию нашей поддержки виконту Дариену?

— Сегодня ведь воскресенье, дорогая, — удивленно заметила герцогиня, оторвавшись от чтения.

— А если отправиться на прогулку в парк?

— Конечно, возможно, но еще столько нужно сделать… О, ты хочешь сказать, что пойдешь в парк сама? Это вполне прилично. Как мило с твоей стороны подумать об этом, дорогая. Мне кажется, бедняга переживает из-за того, что не выполнил своих обязательств перед тобой. Он прислал мне письмо с извинениями.

За что именно? Тея покраснела.

— В этом не было его вины.

— Но ведь тебе показалось, что он отреагировал чересчур остро.

— Я была слишком взволнована.

— Думаю, да, дорогая, поэтому успокой его. Я отправлю к нему лакея с запиской, спрошу, свободен ли он.

Тея вернулась в свою комнату в смятении. Разрешение она получила, но теперь уже не была уверена, что это правильно — увидеться с ним снова. Ей было понятно, что следовало противостоять соблазну, но они могут не вернутся в Лондон до конца года, а за это время может случиться что угодно. Еще одна встреча не повредит: возможно, они расстанутся если не друзьями, то добрыми знакомыми.

Впрочем, скорее всего, Дариен найдет какую-нибудь причину, чтобы не встречаться: он явно избегает ее, — но он ответил, сообщив, что будет у них в три часа.

Тея, как на крыльях полетела переодеваться, но, конечно, самая любимая одежда уже была упакована. Пришлось довольствоваться прошлогодним серовато-розовым платьем и спенсером. Ей такое сочетание нравилось, а Дариен не знал, что она уже не раз надевала это.

«Мы просто погуляем по ближайшему Сент-Джеймсскому парку», — думала она, сдвигая набок атласный берет, украшенный цветами. Надо воспользоваться возможностью убедить его, что она ни о чем не жалеет, а потом по-светски попрощаться.

Когда Дариен переступил порог приемной, от всех ее благих намерений не осталось и следа, сердце замерло. Тея не могла оторвать взгляда от его худого лица, черных глаз, рук. Ах эти руки…

Дариен тоже рассматривал ее, но спокойно.

— Добрый день, леди Теодосия. Надеюсь, у вас все хорошо?

Их разделяло всего несколько ярдов, но она словно приросла к месту, не в силах их преодолеть, хотя находиться от него на расстоянии было невыносимо.

— Да, благодарю, но очень много дел: завтра мы уезжаем из Лондона.

— Я знаю: герцогиня сообщила.

Их взгляды встретились, но никакие потаенные мысли не были высказаны из-за слуг, сновавших за открытыми дверями. Желание повисло в воздухе между ними, как силовое поле, а заодно и ощущение невозможности совместного будущего.

Но все-таки кое-что она должна была сказать:

— Я не возлагаю на вас ответственность, Дариен. Ни за что.

— Благодарю. Но я сужу себя более строго.

Он жестом указал на дверь, и, подавив вздох, Тея пошла следом за ним из комнаты.

Идти в молчании по улице было неприлично, поэтому Тея нашла тему для беседы:

— Надеюсь, вы не ощутите отсутствие поддержки от моей семьи.

— Мне кажется, я справлюсь… с помощью «балбесов».

Тон, которым он это произнес, был непонятен, как старинный манускрипт.

— Вы теперь не против них?

— Все во благо.

Она опять подавила вздох.

— Что-нибудь слышно от вашего брата?

— Нет. Но ведь он мог уйти в море: преследовать пиратов-сарацин или что-нибудь в этом роде.

Зачем она предложила такую тему? Они даже не могут просто поговорить.

— Сколько еще вы собираетесь оставаться в Лондоне?

— До тех пор, пока не выполню все, что задумал.

— Парламент может заседать очень долго…

Они продолжали беседовать в такой манере, пока, наконец, не вошли в парк. И тут словно что-то треснуло и раскололось.

— Простите меня, Тея: я не хотел причинить вам боль, — но ведь вы знали все с самого начала…

— О какой боли речь? Скорее наоборот…

— Не лгите, — сказал он мягко. — У вас все чувства написаны на лице.

— Хотите сказать, что я ужасно выгляжу, сэр? — Тея улыбнулась неуверенно, но искренне.

— Еще одно замечание, которое джентльмен не должен говорить леди? Вы ведь знаете, что я не принадлежу к приверженцам этикета.

Они держали руки перед собой, и теперь шли бок о бок, очень близко.

— Мне нравятся именно такие джентльмены.

Нравится… Какое неопасное слово!

— А мне — именно такие, настолько совестливые, что испытывают вину, за то, что мы делали.

— Я не чувствую вины. Совершенно. Мечтать о чем-то подобном, наверное, неправильно, но вот о том, что случилось, я не жалею.

Дариен мягко прикоснулся к ее руке, и они двинулись вперед по дорожке, обсаженной по сторонам деревьями, словно вышли с одной-единственной целью — подышать свежим воздухом.

— Чувство вины и страх — хорошая защита, — заметил Дариен.

— Вы хотите, чтобы я чувствовала себя виноватой?

— Я хочу, чтобы вы были защищены: от физического ущерба, от любого дискомфорта. От меня наконец.

— Общение с вами ничуть не опасно, — заверила его Тея. — То, что случилось на маскараде, могло произойти с кем угодно. Это не имеет никакого отношения к вам лично.

— То, как я действовал, — имеет.

— Вы спасали меня.

— Вы сами себя спасли, а я просто наказал обидчика, что вызвало у вас отвращение.

— Я просто была в шоке, — возразила Тея. — Но уже пришла в себя.

— И что, вы больше не думаете, что я кровавый убийца?

— Нет, просто вас легко вывести из себя, — сказала она раздраженно и отвела глаза. — Ладно, зачем вы это сделали? Почему повели себя именно таким образом?

— Потому что я был разгневан и хотел его наказать.

«Смирись с этим или уходи, — говорил его ровный тон. — Я такой, какой есть».

И его цель заключалась в том, чтобы она ушла.

Тея развернулась и пошла обратно, пролепетав, что ей нужно готовиться к отъезду, подобрать дорожное платье, шляпку и туфли. И вообще: что больше подойдет для деревни: туфли, сандалии или полусапожки? Кожаные перчатки или вязаные митенки?

Столько чепухи она никогда не вываливала ни на чью голову, но он это заслужил. Она все говорила и говорила, пока они делали круг по парку, время от времени поглядывая на него. Вид у него был такой серьезный, словно она излагала едва ли не научные истины, хотя Тея не сомневалась, что его голова занята мыслями о лошадях, оружии или о чем-то еще. Она резко остановилась и повернулась к нему лицом.

— Скажите, о чем вы думаете, прямо сейчас!

— О том, что вы будете дорогой женой.

— Которую легко вывести из себя!

Он засмеялся.

— Вы можете такой стать, но пока прекрасно владеете собой.

— И знаю, как быть экономной, — добавила Тея.

— Примерно так же вам известно, как пекут хлеб.

— Вы ведь далеко не бедный! — заметила она. — Почему же вас так волнуют проблемы финансов?

Неужели они и правда говорят о браке — их браке!

— Не бедный, но, оплатив ваш гардероб на один сезон, стану нищим, а мне нужно вкладывать деньги в обработку моих земель, причем многие годы. На тряпки и безделушки будет оставаться совсем немного, да и, по правде говоря, меня все это не очень интересует.

— А лошади? — спросила она с вызовом, и Дариен улыбнулся.

Это была настоящая улыбка, без намека на сдержанность.

— Это не безделушки. Я хочу, чтобы у меня было несколько хороших лошадей, но не так, как у Сент-Рейвена: имея целый табун, он все покупает и покупает, просто из прихоти.

— Он герцог.

— А вы дочь герцога.

— Мне хочется выйти за вас, просто чтобы доказать, что сумею не дать вам попасть в долговую тюрьму, — сказала Тея.

Это было небезопасно: крутиться вокруг такой темы, — но вдруг он и правда надумал жениться? Могла ли и она не думать об этом?

— А что, если меня отправят на флот? Вы, без сомнения, бросите меня на произвол судьбы.

— Нет, я отправлюсь с вами и пущу корзинку по кругу среди моих богатых друзей, чтобы выклянчить несколько пенни.

— Вы не относитесь к этому всерьез, Тея, а должны бы.

Они остановились у пруда, и она сделала вид, что очень заинтересовалась плавающими птицами.

— Вы не высокого мнения обо мне, да?

— Вы моя Богиня, но…

Тея резко повернулась к нему.

— Если вы сейчас скажете, что богини живут в праздности и требуют поклонения, я вас ударю.

— Вы и леди Сара, конечно, нет, но у вас своя сфера общения, у меня — своя. Я не вынесу, если вам придется понизить свой статус.

— Разве боги и богини не спускались с небес к смертным? — И опять в ее словах прозвучал вызов.

— Вы читали сомнительные книги.

— Это вы так называете классику?

— Именно там много таких. Рассмотрите ситуацию с лебедями, — заметил он. — И вспомните про Леду[9].

— Или про перья, — буркнула Тея.

— Про сломанные перья, — напомнил Дариен.

Она направилась к деревьям, которые склонились к воде.

— Вы знаете это место? Его до сих пор называют прудом Розамунды, хотя существует он давным-давно. Место было очень популярным у самоубийц.

— Пруд остается прудом, даже если его осушить. Кейв остается Кейвом, как его ни назови, а Богиня — высшим существом. — Он привлек ее к себе и поцеловал, как в первый раз: только теперь Тея не сопротивлялась, — но тут же отстранился, хотя руки остались лежать у нее на плечах. — Между нами присутствует какое-то волшебство, моя Тея…

— Да.

— …но и семена нашей погибели тоже.

— Вы воин, Дариен. Вам не хочется побороться за нас?

— Я слишком много сражался. Не в этом ли дело?

— Не важно! — И действительно, неожиданно ей все стало ясно. — Я не хотела сказать, что мне все равно, но вот что поняла: лучше я буду жить с воином, чем без него. Без тебя. В этом есть какой-то смысл?

— Несомненно. Я не могу пообещать…

Она сделала шаг назад, уходя от его рук.

— Почему ты все время так говоришь? Предлагаю заключить новый договор.

Дариен с интересом посмотрел на нее.

— А именно?

— Завтра мы уезжаем в Сомерсет, и вряд ли до осени вернемся в Лондон. Первая часть договора такая: никто из нас не свяжет себя обязательствами с кем-то другим до этого времени.

— А вторая часть?

— Когда снова встретимся, тогда и обсудим нашу ситуацию.

— Обсудим! Мы на грани взрыва, здесь, в парке, на публике…

— Укрытые деревьями, — возразила Тея.

— Пусть так. А через чуть ли не полгода ты рассчитываешь, что нам будет что обсуждать?

— Возможно, к тому времени мы поймем, что вели себя безрассудно.

— А что если не поймем?

Тея не сразу смогла произнести то, что хотела, но все же посмотрела ему в глаза и тихо сказала:

— Тогда мы поженимся.

— Полагаю, к тому времени ты все хорошенько взвесишь и примешь правильное решение. Что ж, я согласен.

Это был верх невежливости, но всю обратную дорогу Тея изо всех сил сдерживала смех. Все сложилось как нельзя лучше: он дал ей обещание, и она знала, что непременно его сдержит.

Глава 31

Йовилы уехали, а Дариен остался и, не в силах сопротивляться крохотному огоньку надежды, старался продвигать деловую и социальную активность без них. Он прекрасно понимал, что не лучший кандидат в мужья для Теи Дебенхейм, даже если ей захочется настоять на своем безумии, и что ее нужно остановить, не дать разрушить свою жизнь. И все же в глубине души у него сохранялась вера, что ему удастся восстановить репутацию своей семьи и, вместо того чтобы терпеть, его начнут уважать. Ради Теи.

Дариен не ожидал, что ему так остро будет ее не хватать. Даже когда они подолгу не виделись, он знал, что Тея где-то рядом, что он может случайно столкнуться с ней, что, когда потребуется, всегда найдет ее. А сейчас она отсутствовала, и он чувствовал пустоту.

Фокстолл тоже покинул Лондон. Покончив со служебными обязанностями, он вернулся на север, но перед отъездом свалился ему на голову и принялся жаловаться на жизнь.

— И как раз перед тем, как я нашел подход к мисс Дебенхейм, надо уезжать.

Дариен постарался бы разрушить этот союз, если бы увидел хоть крошечную возможность для его осуществления, но ее, слава богу, не было.

— С некоторыми женщинами, как мне кажется, разлукой можно добиться своей цели, но только не с ней, — излагал свои взгляды Фокстолл. — Настоящая бабочка!

— Не понимаю, почему ты так беспокоишься.

— Пятнадцать тысяч и солидное влияние ее семьи! Не понимаю, как можно было позволить другой особе из этой семьи проскользнуть сквозь пальцы. В особенности после того, как ты вывез ее на маскарад.

— Присутствовать там была идея леди Теи.

— Надеюсь, ты с толком использовал ситуацию.

Не послышался ли ему злой намек в словах Фокстолла? Пока, кажется, ни у кого не возникло никаких предположений о том, что там случилось.

На следующий день после маскарада Дариен нанес визит леди Харровинг, чтобы для видимости извиниться за драку в ее доме, а на самом деле выведать, что говорят о бельевой комнате. Ничего! И это прекрасно! Но он также узнал, что сцепился с графом Гленморганом. Этот человек, известный своей агрессивностью, непременно прислал бы ему вызов, если бы друзья не отговорили.

— Думаю, что запрет со стороны ее семьи может сыграть мне на руку, — продолжал между тем Фокстолл. — Она своевольна, и, значит, сможет настоять на своем. Так что ты уже вскоре найдешь меня прильнувшим к груди семейки Дебенхеймов. Роскошная синекура — место в парламенте! И дом в лучшем районе Лондона.

«Только через мой труп!»

— Отъезд в Ланкашир тебе не помешает? — как можно безразличнее спросил Дариен.

— Я мастак писать письма. Пожелай мне удачи, старинный друг.

— Бон вояж, — пожелал Дариен и вздохнул с облегчением.

Фокстолл уехал, но Мэдди Дебенхейм не привыкла страдать от одиночества и в его отсутствие решила развлечься с Дариеном, и он порадовался, что дел у него выше головы.

Драка с Гленморганом дурно отразилась на его репутации. Кто-то им восхищался, а кто-то посчитал его действия верхом идиотизма. Если один джентльмен наносил оскорбление другому, то всеобщее одобрение встречала устроенная по всем правилам дуэль, а не рукоприкладство на кухне. Чтобы не потерять почву под ногами, он много времени проводил в компании одного или нескольких «балбесов» — в кофейнях и тавернах, на ученых собраниях, в боксерском клубе и за игровым столом. Когда требовалось воспользоваться женским покровительством, он водил компанию с прекрасной Лаурой Болл, с тихой Крессидой Сент-Рейвен, с вдохновенной Клариссой Хокинвилл и даже с теткой Миддлеторпа — опасно язвительной Арабеллой Хертсман.

Увидев скромно одетую женщину с простым лицом, он сначала засомневался в ее полезности, но совместная прогулка по парку в модный час стала для него как живительный напиток. Под решительным взором дамы, те, кто до сих пор не замечал его, улыбнулись ему в первый раз. С теми, кто еще воротил от него нос, она обходилась куда жестче: просто подводила Дариена прямиком к ним и приказывала поддержать жертву недоброжелательства и злобы. Конечно, не в таких именно выражениях, но это действовало, и никто ей не отказывал.

Может, они боялись зонта, который имел острый наконечник и был всегда при ней. Дариен тоже его побаивался.

Леди Арабелла ему очень нравилась, а вот холодная язвительная леди Коул — нет, но он решил, что оказанное ему снисхождение — короткая беседа — станет для него печатью одобрения.

Его даже приняли при дворе. Для этого ему привезли несколько ливрей и через две недели после отъезда Йовилов из Лондона доставили в Карлтон-хаус для частной аудиенции у принца-регента. Главным ходатаем Дариена здесь выступил брат регента герцог Йорк, верховный командующий армией, искренне доброжелательный к нему.

Регент производил впечатление человека холодного и спокойного. Дариен ценил оказанную ему честь и то, что это означало для его компании, но пришлось изо всех сил удерживать контроль над собой. Необъятными размерами и манерой держать себя регент поразительно напоминал Пупа, и Дариен пожалел, что не стал свидетелем той встречи двух Принни.

Даже искусство пришлось задействовать. Лак Армиджер вовсе не сбежал с деньгами, а упорно работал над его заказом. В безжизненный эскиз с изображением коня он привнес движение, и получилось так, что всадник и конь словно рвутся в бой. Дариен сразу оплатил заказ. Мария решила, что картина должна быть выставлена в галерее как живописный образ прославленного Кейва.

Дариен нашел ее идею странной, но спорить не стал: ей виднее.

Между тем Пуп женился на Элис и устроил по этому поводу грандиозный свадебный завтрак. На медовый месяц молодые отправились за город, пожить в коттедже у лорда Ардена. Дариен очень скучал без Пупа. На него снова опустился сумрак Кейв-хауса, и призраки вернулись, но в остальном все было прекрасно.

Дариен только не мог понять, почему с самого утра прячется в своем кабинете среди груд не разобранных бумаг и злоупотребляет бренди. Ключом к этому могло бы быть серебряное перышко.

Дариен взял его и повертел из стороны в сторону. Перышко зацепилось за аксельбант маскарадного костюма. Раньше он не замечал за собой подобной сентиментальности, но больше у него от нее ничего не осталось.

Была и еще одна очень серьезная проблема. Уже больше месяца он ничего не слышал о Фрэнке, и это его очень беспокоило. После наведения справок в Адмиралтействе он выяснил, что в настоящее время не ведется никаких кампаний, в которых брат мог бы принять участие, и его беспокойство усилилось. Оставалось одно: самому отправиться на Гибралтар.

Отставив в сторону бренди, Дариен с тоской взглянул на книги и документы, лежавшие перед ним. Он оставил пока попытки разобраться с описью имущества ради того, чтобы подготовиться к своей работе в парламенте. Ему предстояло овладеть пониманием множества тем, по которым придется голосовать. Учитывая, что греческий и латынь в него уже вбили в Харроу, работы предстояло не так много, но это было необходимо для того, чтобы войти в высшее общество и стать, наконец, достойным Теи. Ради этого он готов на все.

Больше месяца Тея ничего не слышала о Мэдди, но тут от нее пришло письмо. Она отправилась на террасу, откуда открывался восхитительный вид на озеро с лебедями, чтобы спокойно прочитать. Она ожидала, что кузина просто сообщит непристойные слухи, но вместо этого получила набор злых и напыщенных тирад.

«Дорогая Тея! Со мной так дурно обращаются! Мама решительно настроена против Фокса, притом совершенно без причины. Какое значение может иметь то, что у него нет ни состояния, ни титула? У меня есть приличная доля, а наша семья весьма влиятельна, чтобы обеспечить ему доходную должность. Кроме того, я уверена, что в один прекрасный день он обязательно получит титул. Как будто меня когда-то волновало что-то подобное!

Да, он хочет жениться на мне! Я просто aux anges — на седьмом небе, если помнишь французский. Или была бы там, если бы он не сидел сейчас в этом жутком Ланкашире, а мама не запретила бы мне писать ему. (Я все равно пишу ему каждый день.) Только маман совсем: написала еще и отцу, и тот запретил мне все контакты. Больше всего мне не хочется его раздражать, поэтому молюсь, чтобы он ничего не узнал. Если бы ты была в Лондоне, я бы через тебя могла переправлять письма. А ты вообще-то собираешься возвращаться? Да и с Дари, наверное, уже все в порядке…»

Действительно, после трех недель, проведенных в Лонг-Чарте, Дари окончательно пришел в себя и был готов вернуться в Лондон. Тея не могла возражать. Проблемы Канема Кейва касались его непосредственно, и он должен был сделать все, что в его силах, чтобы ему помочь. Герцог уже вернулся в город, чтобы продолжать участвовать в работе парламента. Тея тоже могла вернуться, но заявила, что предпочитает остаться в деревне. Герцогиня одобрила ее решение.

Вероятно, для нее это было самое большое испытание силы воли — такого еще не выпадало. И не из-за Дари: с ним все в порядке, да и связи между ними ослабли. Тея по-прежнему любила брата, но у него была своя жизнь, и ему явно не хватало Мары, которая служила для него дополнительной опорой. Письма, которыми они обменивались каждый день, стали предметом подтрунивания.

Все ее искушения исходили от Дариена. Но теперь она получила небольшую награду за свою несгибаемую силу воли. В Лондоне Мэдди постоянно пыталась бы вовлечь ее в свои интриги, как уже случалось прежде, поэтому Тея благодарила Небеса за то, что осталась в стороне, хотя история, изложенная в письме кузины, больно жалила:

«Лорда Дариена теперь можно встретить повсюду. Кажется, ему удалось заставить всех забыть позор его семьи. В отсутствие Фокса я развлекаюсь с Псом как только возможно…»

Тея смотрела на плавно скользивших по глади воды лебедей и старалась не думать о Леде.

Ей удалось устоять перед настойчивым желанием броситься в Лондон: они дали друг другу обещание. Надо подождать и посмотреть, куда их заведут чувства.

Вернувшись после тренировки у Джексона, Дариен обнаружил письмо с приглашением к Николасу Делани. По сравнению с остальными «балбесами» он меньше всех был настроен оказывать поддержку Кейву. Вероятно, его мало заботило, чем развлекается высшее общество, но, кроме того, как считал Дариен, он держался в стороне еще и потому, что чувствовал неприязнь от своего бывшего одноклассника.

Так и было. Особенно сильно Делани раздражал Кейва в Харроу. И не какими-то конкретными поступками. Просто Делани держался спокойно и уверенно, что несвойственно подростку четырнадцати лет. Его уверенность в себе сильно отличалась, например, от уверенности Ардена, которая основывалась на богатстве и обладании властью в будущем, или уверенности Болла — бастиона великолепия. Он просто всегда оставался самим собой, и это не изменилось в нем со временем. Как бы то ни было, Дариен принял помощь «балбесов» и сопутствующие этому обязательства, поэтому проигнорировать приглашение не мог.

До этого он ни разу не был у Делани дома и совсем не удивился, увидев, что архитектурой здание мало чем отличается от его собственного, как, впрочем, и от большинства зданий в Лондоне. Правда, атмосфера внутри разительно отличалась от Кейв-хауса: светлая, полная жизни и тихой гармонии.

Тепло поприветствовав, Делани пригласил Дариена в библиотеку, которая произвела на него неизгладимое впечатление. Книг было столько, что они даже лежали стопками на полу.

— Прошу прощения за беспорядок, — сказал Делани. — Чем дольше мы живем, тем меньше остается места для книг: все покупаю и покупаю. Элинор умоляет уехать отсюда, и я вот не могу решить, какие книги взять с собой в Ред-Окс, а какие оставить здесь. — Он подхватил массивный том, который грозил соскользнуть с угла стола, посмотрел на корешок и протянул его Дариену. — Тебе это может понравиться. «Век изобретений».

— Какой именно век? — спросил Дариен без всякого интереса.

Делани, должно быть, относился к разряду старомодных ученых, но светился энергией.

— Просто сто лет. Это об огромном количестве забытых открытий. Я пригласил тебя по просьбе Дари. Он здесь и хотел бы поговорить с тобой.

Кейву потребовался миг, чтобы оценить это, и еще один — чтобы найти ответ.

— Он думает, что Пес может укусить?

Делани не отводил от него взгляда, пока подбирал слова.

— Возможно, он думает, что заслужил это.

— О, господи! Я что, должен дать отпущение грехов?

— Я говорил, что он может просто зайти к тебе, но он не хотел навязываться.

По какой-то причине для него имело значение, что Дари Дебенхейм брат Теи, но Дариен не мог решить, по какой именно. И пока не поймет, ему не хотелось говорить с ним, но все равно это было довольно странно.

— У меня нет возражений, — сказал Дариен.

— Тогда я сейчас приведу его. Он наверняка уже утомил Элинор своей болтовней, и она только обрадуется спасению.

Он ушел, а Дариен, открыв книгу, принялся рассматривать странные диаграммы. Когда открылась дверь, он не торопясь отложил книгу в сторону, а потом обернулся.

Дари Дебенхейм действительно выглядел прекрасно. Его физическое состояние и так было вполне удовлетворительным, когда Дариен видел его на балу, но после того, как перестал принимать опиум, он заметно посвежел.

— Давно заготовленное извинение поставит тебя в неловкое положение? — спросил Дебенхейм.

— Наверное. Тебе что, нужно его произнести?

Дари улыбнулся.

— Хороший вопрос. Да, думаю, да. Извинения не за слова. Если бы не додумался до «Кейв Канем» я, то кто-нибудь это сделал бы непременно, и очень скоро. Нет, за то, что не заметил последствий этого и не побеспокоился о них. Мне бы хотелось, чтобы этого не произошло вообще, в этом суть моего извинения, понимаешь?

— Надеюсь, но я не в том положении, чтобы разбрасывать камни, ведь так? Я ведь и сам заставил страдать всех, кого смог, и изувечил беднягу Тригуэлла. Несколько лет назад я написал ему и извинился. Тригуэлл любезно ответил, но ведь он член Святого ордена.

— Правда? А я считал его совсем обычным.

Повисло неловкое молчание.

— Твоя семья очень по-доброму отнеслась ко мне, — наконец сказал Дариен. — Я полагаю, любой долг уже оплачен.

— Мой долг, оплаченный другими. — Помолчав, Дебенхейм добавил: — Ты действительно видел, как я упал?

Дариен пристально посмотрел на него.

— Почему ты думаешь, что я могу лгать?

Дебенхейм покраснел.

— Еще раз извиняюсь: просто пришло в голову. Опиум оказывает странное действие на мозг.

— Какой смысл лгать?

— Тея говорила, что ты это сделал из-за своего брата. У него все в порядке?

Звук ее имени на миг парализовал, но Дариен тут же взял себя в руки и обрел голос.

— Не знаю. Я обо всем сообщил Фрэнку, но не в его власти попытать счастья снова. В глубине души мне хочется, чтобы он предложил Динневору повеситься. У любви ведь нет резонов, я прав?

— Я думал, правильно «любовь не знает законов».

— Это часто подтверждает прецедент, — сказал Дариен и вдруг понял, что решил свою проблему.

Дари Дебенхейм — любимый брат Теи, следовательно, надо проявить любезность.

— Между нами нет вражды. Как говорит Остри, ты не можешь помочь, но будь счастлив с леди Марой, а я в любом случае желаю тебе удачи.

Дариен протянул руку, и они обменялись рукопожатиями. Если Дебенхейм выглядел слегка озадаченным, пусть так и будет.

— Что собираешься делать летом? — спросил Дари, когда они шли к двери. — Я знаю, что мама будет счастлива, если ты приедешь в Лонг-Чарт.

Такое искушение! Но оно нарушит их пакт.

— К сожалению, не получится. Во-первых, мне нужно присутствовать на слушаниях в парламенте, которые продлятся, скорее всего, до Рождества. Кроме того, надо приводить в порядок Стаурс-Корт. Если после этого у меня останутся силы, займусь богом забытым имением в Ланкашире.

— Какое счастье, — сказал Дари, когда они вышли в холл, — что я в семье младший сын.

— Когда-то я тоже так говорил, — весело откликнулся Дариен. — Потом все изменилось.

Глава 32

Когда пришло время отправляться в Линкольншир на свадьбу, Тея вдруг обнаружила изъян в их с Дариеном договоренности. Она совсем забыла, что по пути придется заехать в Лондон. Это была единственная удобная дорога, помимо того что нужно забрать Дари и герцога. В Лондоне они проведут всего одну ночь и продолжат путь.

В город они приехали уже под вечер, а выехать предстояло на следующее утро. На светские встречи не оставалось времени, поэтому Тея решила, что ей ничто не угрожает, хотя соблазн был велик.

Она не ожидала, что мать пригласит Дариена, чтобы оценить изменение ситуации, и при этом не предупредит ее, в противном случае не сидела бы в малой гостиной, когда объявили о его приходе.

Их взгляды, встретившись, не желали отпускать друг друга.

Она глазам своим не верила. Как он посмел так измениться? Тея не забыла его, но сейчас как будто видела впервые. Он стал более спокойным и уверенным в себе, глаза улыбались.

Дариен поклонился.

— Надеюсь, вы прекрасно проводите время в деревне, леди Тея.

— Да, благодарю вас, виконт. Вы собираетесь за город, когда парламент уйдет на каникулы?

Их глаза, сам воздух между ними говорили о другом. Они нисколько не охладели друг к другу. Если бы здесь не было герцогини, все вопросы закончились бы взрывом эмоций.

В комнате появился лакей и объявил, что внизу ждет мисс Дебенхейм, и Тея воспользовалась возможностью уйти.

В приемной ее ждала разодетая в пух и прах Мэдди.

— Как только услышала, что вы здесь, решила заскочить. Могла бы и предупредить!

— Мы всего на одну ночь.

Мэдди схватила ее за руку.

— Ты должна уговорить своих родителей поговорить насчет Фокстолла. Все продолжают носиться с Дариеном как с писаной торбой, а ведь он — Кейв! За семьей же Мэта не числится ничего порочного, кроме отсутствия титула и денег.

— Тебе хорошо известно, что от мамы мало толку в подобных делах.

— Пусть возьмет его под свое крылышко! Это же возможно? Ведь бедняга получил ужасную рану, защищая нас, и это отвратительно — бойкотировать его!

— Не думаю, что кто-то его бойкотирует. Он в Ланкашире.

— Это одно и то же!

Тея покачала головой.

— Присядь, успокойся. Выпьешь чаю?

— Какой чай? У тебя есть вино?

— Вино? — удивилась Тея.

— Почему нет? О, какая ты тупая!

— Тогда непонятно, что ты здесь делаешь! — отрезала Тея.

— Мне нужна твоя помощь! Я умираю от любви! Фокс — единственный мужчина, за которого я хочу выйти замуж. Ты не представляешь, каково это — испытывать такую страсть.

— Благодарю.

Сухой тон подействовал: Мэдди хмуро посмотрела на нее и заговорила без пафоса, нормальным тоном:

— Да, не представляешь. Не все способны на великие чувства, таким проще жить. Пожалуйста, поговори со своими родителями: если они вмешаются, то мои уступят, ты же знаешь.

— Ты уверена, что он будет тебе хорошим мужем, Мэдди? — с сомнением спросила Тея.

— Идеальным, а не хорошим!

— Но его полк отправляется в Индию, и я не уверена, что…

Мэдди засмеялась.

— Глупости! Он откупится, как только нам разрешат пожениться, но времени в обрез. Пожалуйста!

Тея без всяких на то причин терпеть не могла Фокстолла, но у нее было глубоко предвзятое отношение и к Дариену, а он оказался совсем не таким, каким она его себе представляла.

— Хорошо, попытаюсь.

Поцеловав ее на прощание, Мэдди заторопилась прочь. Тея вздохнула, потом ее мысли переключились на Дариена, который, может, до сих пор сидит с герцогиней. Она могла вернуться, но нет, лучше не надо, потому что нужно выполнять обещание, а насчет Мэдди и Фокстолла можно поговорить с матерью утром, за завтраком.

Герцогиня поморщилась.

— В данном случае, Тея, боюсь, Маргарет поступает правильно. Разумеется, ей хочется титула для Мэдди и приличного дохода. И почему нет, в самом деле? В бедности нет ничего романтичного. Есть ведь охваченный страстью Марчемптон. Хотя сейчас говорят, что его отец против Мэдди из-за ее поведения. Даже не представляю, что выйдет из этой девчонки.

— А вдруг Фокстолл как раз то, что ей надо?

— Как ни жаль, нет.

— Почему?

— Вообще-то это не предназначено для девичьих ушей, но ты девушка разумная, все поймешь. По просьбе Маргарет мы кое-что разузнали. У капитана Фокстолла не самая лучшая репутация, а если точнее — гулена, каких мало.

Тея попыталась быть честной.

— Большинство мужчин не придерживаются христианского целомудрия, но многие после женитьбы меняются.

— Это еще не все, — вздохнула герцогиня. — Даже во время ухаживаний за Мэдди у него были связи с другими женщинами.

— Нет!

— Понимаю, неприятно. Большинство из них были дамы полусвета, но вот одна — и это строго между нами, конечно — из нашего круга, Мария Харровинг.

— О, боже! Но он был на маскараде вместе с Мэдди.

Леди Сара пожала плечами.

— И провел немало времени с Марией.

— Я помню, Мэдди сказала, что пришла туда с кем-то другим, но собиралась увидеться с Фокстоллом.

Герцогиня покачала головой.

— Нет смысла приукрашивать. Если бы Маргарет спросила, я бы посоветовала не пускать Мэдди туда. Тебе можно доверять: ты не выйдешь за рамки, — а Мэдди, дай ей волю, — их даже не заметит.

Теей овладело жуткое чувство вины, но это подстегнуло желание попытаться еще раз:

— Но если у Мэдди такая природа, разве такой мужчина, как капитан Фокстолл, не станет для нее лучшим мужем?

— Абсолютно нет! Пьяница, грубиян и бабник, он для любой женщины станет кошмарным мужем, а уж для такой, как Мэдди, в особенности. Она не покладиста, не вежлива, слишком расточительна и требовательна. Он этого не потерпит и станет распускать руки. Вот если Мария Харровинг выйдет за него, это будет то, что нужно: она по-житейски мудра, у нее есть деньги, — но Мария не глупа. Вскоре его полк отправится в Индию, и все закончится само собой, а потом мы подыщем ей более подходящего кандидата: какого-нибудь крепкого джентльмена в годах, который будет хорошо к ней относится и не даст заниматься чепухой.

— Мама…

— В противном случае она действительно разрушит свою жизнь, поверь мне.

Тея уступила. Она сделала все, что было в ее силах, но не смогла бы подсластить пилюлю, если бы пришлось сказать все это Мэдди, поэтому несказанно обрадовалась, что сразу после завтрака они отправились в путь, хотя каждый оборот колес уносил ее прочь от Дариена.

Несмотря на все свои страхи по поводу разбитого сердца, Тея с головой погрузилась в праздничное свадебное веселье. Дари говорил, что Брайдсуэлл — волшебное место, и, возможно, был недалек от истины. Все здесь было словно наполнено светом, даже собственное будущее представлялось ей многообещающим. В желтом платье, с распущенными волосами она танцевала вокруг костра рука об руку с двумя деревенскими парнями.

О, Дариене она думала все время и не пыталась себя останавливать, а во время венчания даже воображала, что сама произносит слова брачной клятвы: «В радости и печали, в богатстве и бедности…» Вот в чем заключался смысл брака, а не в заботах о размере состояния и не в поисках безопасности. Да, теперь она по-настоящему узнала свое сердце и свой разум.

Из-за этого Тея не стала возражать против решения матери на какое-то время задержаться в Лондоне на обратном пути в поместье. В конце концов, она же не обещала не возвращаться в город до осени. Это было просто предположение.

В Йовил-хаус Тея вернулась в приподнятом настроении, не собираясь растрачивать его на Мэдди, но кузина была тут как тут уже через час после их приезда.

— Слава богу, ты здесь! — воскликнула Мэдди, как только они оказались в комнате Теи. — Я на грани сумасшествия.

— Что случилось?

— Мама не разрешает мне видеться с ним.

— Видеться с кем?

— Не раздражай меня. С Фоксом! С кем же еще?

— Но он на севере.

— Нет, он здесь! Двухнедельный отпуск, перед тем как отправится в Индию. — Мэдди развязала замысловатую шляпку и кинула на пол. — Мы решили пожениться.

— О, дорогая!

— Не надо, не будь такой. Я знаю, Фокс тебе не нравится, но это из-за того, что он крепкий орешек и не по зубам такому деликатному цветочку, как ты.

Тея набралась терпения.

— Мэдди, если хочешь, чтобы тебя выслушали, будь повежливее.

Кузина уставилась на нее.

— Не язви, Тея. Я в отчаянии. Я бы сбежала в Гретну[10], но тогда отец наверняка оставит меня без остального приданого. Это так несправедливо, что только часть его обеспечена законом. Остаток отец выплатит по обещанию, если улучшится его финансовое состояние.

— Если ваш брак окажется счастливым, а Фокстолл докажет свою любовь, его можно будет уговорить.

— Ой, ради бога! Ты можешь себе представить, что такое жить под постоянным надзором, бояться поступать как хочется, опасаться даже малейшей ссоры?

Тея покачала головой.

— Чего ты от меня хочешь, Мэдди?

— Сочувствия. Но вижу, источник иссяк.

— Я действительно тебе сочувствую, но не понимаю, что могу сделать. Никакие мои уговоры не заставят твоих родителей увидеть все в другом свете, а мои думают так же, как твои. Кроме того, Фокстолл явно не идеальный муж.

— Он единственный, кого я хочу, — с вызовом произнесла Мэдди. — Мать просто надеется, что я сдамся и соглашусь на Марча, но этого не будет.

— Конечно, нет, если ты не любишь его.

— Я люблю Фокса! — Мэдди вскочила. — Я обожаю Фокса и не смогу прожить даже мгновения без него!

Тея наблюдала за этим представлением извергающегося вулкана и узнавала собственные чувства, хотя никогда не решилась бы объявить о них столь диким образом.

— Пообещай, что поможешь мне, — чуть снизила тон Мэдди.

— Как? — вздохнула Тея.

— Пока не знаю, но непременно что-нибудь придумаю.

— Если ты решила сбежать, то помогать тебе я не буду.

— Нет, все-таки ты — глупая! Я же сказала, что это не имеет смысла. Просто пообещай.

Тее страшно хотелось избавиться от нее.

— Если это будет в моих силах.

Мэдди подобрала шляпку и надела.

— Я выйду за Фокса. У меня была мысль прибрать к рукам твоего Пса вместо него, но он такой же тупой, как ты. Вы бы с ним составили прекрасную пару!

— Тупой? — возмутилась Тея.

— Конечно! Иначе не устроил бы эту драку, — фыркнула Мэдди и резко двинулась в сторону двери.

Тея с облегчение вздохнула, понадеявшись, что теперь долго ее не увидит. Но стоит ли предупредить мать или тетку, да и о чем? Мэдди сказала, что готова сбежать из дому, и у нее есть на то причины. Поскольку она еще несовершеннолетняя, для нее существовал только один способ выйти замуж за Фокстолла. Мэдди могла писать ему тайно или бегать на свидания, и, вне всякого сомнения, проделывала такие штучки. А что, если Мэдди испытывает к Фокстоллу такие же чувства, как она к Дариену? Тогда кузина достойна самого искреннего и глубокого сочувствия.

Мысли переключились на Дариена. Когда он придет с визитом?

В этот вечер он не появился, но когда не пришел и на следующий день, Тея под вечер решила в сопровождении Харриет прогуляться по центру Лондона. Для начала она наведалась к Хатчарду, пролистала новые романы, потом погуляла по Оксфорд-стрит, но Дариена не встретила, зато увидела его портрет, выставленный в витрине магазина. Вид у него был просто роскошный: в великолепии гусарского мундира, на вздыбившемся мышастом коне, в полной готовности к сражению. Другие тоже останавливались полюбоваться бравым воином, и Тея услышала, как какая-то дама сказала своей спутнице:

— Смотри, брат того чокнутого, ну, ты помнишь: виконт Дариен, настоящий герой.

Все шло настолько хорошо, что ей захотелось поделиться радостью с ним. Этим вечером они с матерью отправились в Театр, но Дариена опять не встретила. К тому времени Тея уже так извелась, что решила спросить у матери.

— Я думаю, он сейчас с визитом у герцогини Йоркской в Отлендсе, — ответила та.

— Прекрасно!

Тея действительно так думала: это было дополнительным свидетельством его успехов в обществе и гарантией, что она с ним не встретится.

На следующий день Дариен вернулся в город: появилось короткое сообщение в «Газетт», — однако в Йовил-хаусе так и не появился. Этим вечером перед ужином, на который герцогиня пригласила французского посла и еще нескольких дипломатов, даже она заметила его пренебрежение.

— Искренне надеюсь, что мы скоро увидим лорда Дариена, хотя его востребованность не может не радовать.

Ну да: готов заниматься чем угодно, лишь бы не встречаться с ней. Вполне возможно, что он хорошо подумал и решил, что ему не нужна столь необычная дочка герцога. Неопределенность была невыносима, но не идти же к нему самой, хотя искушение было велико.

Глава 33

На следующее утро, после бесплодных ожиданий новостей про Дариена, Тея получила умоляющее письмо от Мэдди.

«Дорогая, милая Тея!

Мне так жаль, что я дала волю нервам в прошлый раз! Но я действительно страдаю, и мои страдания увеличились во сто крат, когда Фокс вернулся в город. Мне никуда не разрешают выходить без провожатого, при этом горничная не в счет.

Мама говорит, что если ты составишь мне компанию, тогда она разрешит куда-нибудь выйти. Слава богу, у меня есть ты с твоей идеальной репутацией! Я слышала об очень хорошей книжной лавке: она в двух шагах от нашего дома. Пообещай, что придешь и проводишь меня туда, или я перережу себе горло.

Твоя любящая кузина Мэдди».

Тея покачала головой, но поскольку всегда была готова помочь, предупредив мать, приказала подать карету, и уже скоро катила к дому Мэдди в компании Харриет. Добравшись до места, отпустила экипаж, наказав кучеру вернуться за ней через два часа.

Кузина была уже готова, и лихорадочно потащила Тею к выходу, а едва они оказались на улице, принялась жаловаться:

— Это как сидеть в тюрьме! Спасибо, что откликнулась.

Для заключенной она выглядела великолепно: в светло-голубом платье для выхода, с румянцем на щеках и сияющими глазами.

— Ты не взяла с собой горничную? — удивилась Тея, когда они пошли по улице.

— Я знала, что при тебе будет Харриет, а Сюзанне маман не доверяет, и не без причины, — хихикнула Мэдди.

— Что это за особенная книжная лавка? — поинтересовалась Тея.

— «Тики и Стелбург». Место не модное, но зато, как мне сказали, там можно купить книги весьма фривольного содержания.

— Мэдди!

— Не начинай. Это же не какой-то скандал, тем более что многие читают подобные романы. Героини, вроде меня сидящие взаперти, встречаются с крепкими энергичными героями для того, чтобы не просто целоваться. У Кэролайн есть одна такая книжка, очень потешная. Если меня держат в заточении, то должна же я хоть немного развлекаться.

Тея подавила желание укорить кузину, тем более что, на ее взгляд, то, что говорила Мэдди, было вполне безобидно, а если это отвлечет ее от Фокстолла, то даже полезно. Всю дорогу кузина делилась с ней светскими сплетнями, но когда они дошли до места, Тея в растерянности остановилась. Вид у лавки был совершенно непрезентабельный: узкий фасад, окна грязные настолько, что за ними едва виднелись книги, выставленные в витрине. Мэдди вошла внутрь, и Тее пришлось последовать за ней.

Несколько секунд потребовалось на то, чтобы глаза привыкли к полумраку. Справа от входа какой-то мужчина склонился над столом, углубившись в чтение книги. Все стены занимали стеллажи и тянулись до подсобного помещения, едва освещенного тусклыми лампами. Мэдди куда-то исчезла.

В воздухе стоял запах плесени и гниющего дерева. Было трудно дышать, и Тее захотелось поскорее убраться отсюда. Она пересекла лавку — пол под ней заскрипел — и заглянула в проходы между стеллажами.

В лавке были клиенты — все мужчины, но хорошо хоть выглядели вполне респектабельно. Увидела она молодого человека, наверняка студента, несколько пожилых джентльменов, по виду ученых, одного священника. Но где же Мэдди?

Нет, Тея не испугалась: иногда такие лавки бывают настоящими кроличьими норами, — но в этой вроде все было на виду, да и голубое платье кузины должно было сиять как путеводная звезда.

Тея хотела было громко позвать кузину, но тишина здесь стояла такая полная, что нарушить ее не решилась, а просто пошла по пустому проходу, чтобы добраться до точки пересечения с другим проходом или заглянуть в укромные уголки. Единственный перекресток обнаружился лишь в дальнем конце помещения.

Вернувшись обратно по другому проходу, толкнув ненароком студента, тут же высказавшего ей недовольство, она оказалась в изначальной точке. Пришлось подойти к мужчине за столом.

— Сэр, вы, случайно, не видели, куда пошла моя кузина, леди в голубом платье?

Подняв голову от книги, мужчина засопел и, ни слова не говоря, протянул ей сложенный и запечатанный лист бумаги.

Сердце бешено заколотилось, когда она сломала печать. Мельком взглянув на строки, Тея тут же узнала витиеватый почерк Мэдди. Вот мерзавка!

Осознав, что мужчина с интересом разглядывает ее, Тея вышла на свежий воздух и прочла послание:

«Прости меня, Тея, за эту хитрость, но это единственный способ оказаться на свободе. Не волнуйся, все будет хорошо.

Следующие два часа можешь делать что угодно, а потом заберешь меня возле книжной лавки и отвезешь домой.

Мама ни о чем не догадается.

У меня свидание с Фоксом: хочу обеспечить нам будущее!

Я знаю, ты поможешь мне, но если передумаешь, запомни: котелок не может ругать чайник за то, что тот закопченный. В бельевой комнате леди Харровинг нашли серебряные перышки. Пока об этом никто не знает, кроме нас с Фоксом, и я уверена, что ты захочешь оставить все как есть.

Твоя любящая кузина Мэдди».

Тее очень хотелось узнать, не оказались ли у нее глаза на лбу. «Любящая кузина» Мэдди облапошила ее!

За этой мыслью пришла другая, и от нее задрожали коленки. О боже, неужели серебряные перья действительно нашли? Она еще тогда обратила внимание, что бедная сова стала выглядеть какой-то потрепанной.

Кто их нашел? Предположительно прачка, которая и рассказала об этом леди Харровинг, а та — своему любовнику.

Совершенно ясно, что о причастности ко всему этому леди Дебенхейм мало кто знает, но это лишь до тех пор, пока кто-нибудь не представит доказательства ее опрометчивости.

— Что случилось, миледи? — встревожилась Харриет. — Где мисс Мэдди?

Скрывать ни к чему.

— Исчезла, Харриет. О боже…

— Ее похитили? Мне позвать на помощь?

— Нет! Тихо, я должна подумать. — Чтобы не привлекать к себе внимания, Тея медленно пошла по улице. — Очередная ее выходка. Но мне-то что делать?

— Возвращайтесь и все расскажите ее матери, миледи.

Вообще-то Тея не спрашивала совета, а просто размышляла вслух.

— Нет, это невозможно. Помолчи.

Если Мэдди все же решила сбежать, значит, нужно предотвратить побег. Но если поставить в известность тетю Маргарет, Мэдди уничтожит ее, можно не сомневаться.

Может, Мэдди просто отправилась на свидание? Это неприлично, но поднимать из-за этого шум очень рискованно. Вот бы узнать, где остановился Фокстолл, пойти туда и все выяснить. Если они уехали оттуда на почтовой карете, значит, плохо дело и надо начинать действовать, ну а если Мэдди там с ним, будет просто неловко.

— Миледи…

Голос Харриет оторвал ее от размышлений.

— Что?

— Куда мы идем, миледи?

Тея оглянулась по сторонам. Они уже шли по другой улице, и если она не проявит осторожность, можно заблудиться. Как же узнать, где живет Фосктолл?

Дариен! Он может знать. Но только вот как войти в его дом?

И тут Тея неожиданно вспомнила его язвительные насмешки по поводу того, что она живет в коконе из паутины. Вот и представился повод ее разорвать.

— Харриет, как нам отсюда добраться до Ганновер-сквер? Это где-то здесь недалеко.

— Не знаю, миледи.

— Спроси вон того мужчину.

Харриет закатила глаза, но все же подошла к джентльмену средних лет, и тот указал направление. Тея ускорила шаг.

— Куда мы идем, миледи?

— К лорду Дариену.

Харриет схватила ее за руку.

— Только не туда, миледи! Этот дом в крови.

Тея не знала, что имеет в виду горничная: убийство или что-то другое, — но твердо заявила:

— Не думаю, что кровь все еще там. Так ты идешь или нет? Я пойду, потому что мне нужна информация. — Она двинулась дальше, и Харриет, что-то недовольно бормоча, поплелась следом.

Тея так нервничала: что он подумает, как среагирует? — что пришлось остановиться, чтобы немного успокоиться.

На площади было тихо и безлюдно. С четырех сторон ее окружали плотно стоявшие друг к другу элегантные особняки, содержавшиеся в порядке, что говорило о достатке и благопристойности их обитателей. Тея не знала, какой номер у дома Дариена, но вспомнила, что у него над дверью должен быть щит с изображением черного оскалившегося пса. Люди говорили об этом с неодобрением.

Она его нашла. Если бы не пес, вид дома тревоги бы не вызывал. И никакой крови тут не было. Но когда Тея поднялась по ступенькам к двери и стукнула молотком, ей показалось, что из каждого окна, выходившего на площадь, на нее нацелились глаза обитателей особняков, разглядывая лишившуюся ума девицу, которая собралась войти в логово Бешеного Пса.

Ответа не последовало, и она стукнула в дверь еще раз, потом еще, энергичнее. Дом не мог стоять пустым.

Дверь со скрипом отворилась, и с порога на нее уставилась круглолицая девушка.

— Да, мэм?

Служанка уже собиралась захлопнуть дверь у нее перед носом, поэтому Тея отстранила ее и шагнула в прихожую. Распахнув рот от удивления, девушка уступила ей дорогу.

— Мне нужно увидеть лорда Дариена.

Вытаращив глаза, девушка стремительно убежала, но не в какую-нибудь соседнюю комнату и не вверх по лестнице, а на заднюю половину дома, где, без сомнения, обитали слуги. Интересно, как здесь все устроено? Вдруг сейчас объявится отряд лакеев, и ее просто вышвырнут за дверь?

Тут не было просторного холла, но был довольно широкий коридор, который выводил на уходившую вверх лестницу. В открытые двери по обеим сторонам было видно, что это приемная и гостиная. Третья дверь находилась дальше, в глубине коридора.

Можно было бы осматривать комнаты одну за другой, но она поступила иначе: подошла к подножию лестницы и громко крикнула:

— Дариен! Это леди Тея. Вы где?

В жилете поверх сорочки он вышел как раз из третьей двери и нахмурил брови.

— Какого дьявола вы здесь делаете?

Так холодно. Так зло. Это уже был ответ на один вопрос.

— Занимаюсь дьявольскими делами, — резко ответила Тея, чтобы не показать, как ей больно, и, обернувшись, жестом указала на деревянный стул в холле. — Харриет, подожди там.

Быстрым шагом она прошла к нему в комнату, стараясь скрыть слезы.

Здесь было что-то вроде кабинета: с письменным столом и пустыми книжными шкафами. Судя по всему, до ее прихода он читал какую-то книгу, напечатанную мелким шрифтом.

Тея повернулась к нему лицом.

— Я пришла, чтобы узнать, где найти капитана Фокстолла?

— Вам зачем?

— Не ваше дело.

— Вы в моем доме.

Их взгляды встретились. Он не выглядел разгневанным, а если и сердился, то не на нее. И вообще был равнодушен.

Полуодетый — без галстука, из расстегнутого ворота сорочки виднеется голая грудь, — с растрепанными волосами, он был неотразим.

Тея заставила себя собраться.

— Мэдди сейчас с капитаном Фокстоллом и рассчитывает, что я ее прикрою, но я не могу пойти на это. Она может совершить ужасную ошибку.

— О какой ошибке, по вашему мнению, речь?

Под его взглядом было трудно думать.

— Возможно, это всего лишь флирт, но я должна ее остановить. Что, если она сбежит с ним?

— Думаете, все настолько серьезно?

— Моя семья настроена решительно против него после того, как собрали о нем сведения.

— Бедный старина Фокс! Но да, это нужно остановить. Для них обоих все может плохо закончиться. — Дариен снял со спинки стула сюртук и влез в него. Шляпа и перчатки лежали на маленьком столике возле двери. — Я поеду и выясню, что происходит.

— Вы знаете, где он остановился?

— Да.

— Я с вами.

— Нет.

Он уже направился было к двери, но она схватила его за руку.

— Я должна сама.

«Потому что хочу быть с тобой».

Он весь напрягся, и это ощущение передалось ей. Выпустив его руку, она отступила на шаг. Его лицо свело судорогой, но голос оставался ровным:

— Позволь заняться этим мне. Все может оказаться совсем непросто.

— Вот именно. Мэдди способна устроить кошмарную сцену.

— Ты что, способна остановить ее?

— Может быть. А что, если… — Тея покусала губу. — Вдруг она в бедственном положении?

— То есть если он изнасиловал ее? — спросил Дариен напрямик. — Это вряд ли. Ему это ни к чему: у него есть подход к женщинам.

— Думаю, на них производят впечатление его шрамы, — заметила Тея.

— Возможно. Он рассказывает трогательные истории о происхождении шрама на лице, однако это фикция: у Фокса он с детства.

— Так он лгун? Тем более нужно спасать Мэдди. Почему мы все еще стоим на месте?

Дариен вздохнул, потом жестом указал на дверь, но оба не шевельнулись.

— Почему ты не пришел, чтобы увидеться со мной?

— У нас уговор до конца года.

— Или до моего появления в Лондоне.

Он вскинул брови.

— Я такого не припомню.

— Возможно, у тебя плохая память.

У него дернулись губы, точно дернулись. Улыбка? В ней, как цветок, распустилась надежда.

— Мы будем в Лондоне до тех пор, пока работает парламент.

— А наш уговор? — тихо спросил Дариен. — Прошло слишком мало времени, и ты это знаешь.

— Разве? — Она подошла ближе и без колебаний обняла его за сильную шею, ощутив под ладонью частое биение пульса. — Во мне ничто не изменилось. А как у тебя?

— Все по-прежнему.

Кончиками пальцев Тея коснулась его губ, и Дариен поцеловал каждый, потом взял ее за руку.

— Пойдем спасать твою кузину, хотя, признаться, не имею ничего против такой одержимости… желанием.

Он чуть не сказал «любовью».

Дариен потянул ее из комнаты, но она его остановила.

— Подожди. Я должна тебе кое-что сказать. Мэдди меня шантажирует.

— Да? Чем?

— Угрожает выставить меня на всеобщее обозрение, поскольку знает, чем мы занимались. — Тея вытащила письмо из ридикюля. — Вот посмотри.

Дариен быстро пробежал глазами написанное и процедил сквозь зубы:

— Это может быть всего лишь хитрая уловка.

— А вдруг правда? Мама сказала, что у Фокстолла была… что леди Харровинг была его любовницей, даже в то время, когда он ухаживал за Мэдди. Еще одна причина, чтобы не выходить за него. Должно быть, именно так он узнал о перьях, но как рассказал об этом Мэдди, не раскрыв…

Дариен обнял ее.

— Успокойся. Если даже там и нашли перья, история не пошла дальше. Леди Харровинг могла не связать их с тобой, но если и поняла, в чем дело, то побоялась бы задеть твою семью. К тому же на ее маскарадах это не первый случай, но если о таких историях начнет болтать весь Лондон, к ней перестанут ходить.

Тея прижалась к нему — как давно ей этого хотелось! — и почувствовала, что сейчас расплачется.

— Ужас, что она знает… помимо прочего…

— Тебе хотелось бы вернуть время вспять… я знаю.

Она подняла на него глаза.

— Я ни в чем тебя не обвиняю… и никогда не буду.

Дариен нежно поцеловал ее.

— Надеюсь, что это правда. Но нам пора: надо ехать спасать твою кузину.

Неохотно они отстранились друг от друга и вышли в коридор.

— Если мы их найдем, я сам с ним разберусь, — предупредил Дариен. — От него не знаешь, чего ждать.

— На меня он вряд ли накинется, а вот на тебя может, — возразила Тея.

— Я бы на это не рассчитывал. Он способен на все, если решит, что нашел лазейку.

Тея содрогнулась.

— Нам нужно спасать от него Мэдди. — Она вышла в холл. — Харриет, мы с лордом Дариеном отправляемся на поиски Мэдди. Тебе пока лучше побыть здесь.

Горничная вскочила со стула.

— Не оставляйте меня одну в этом доме, миледи!

— Причину твоего страха я забираю с собой, — отрезала Тея и, тут же пожалев об этом, в ужасе посмотрела на Дариена.

Тот изображал суровость, с трудом пытаясь удержаться от смеха. Тея улыбнулась ему и мысленно послала Мэдди к дьяволу. Но если бы не выходка кузины, она бы не оказалась здесь.

Так что теперь делать? Она не хотела брать с собой Харриет: ведь они могли обнаружить Мэдди наедине с Фокстоллом, — и это превратилось бы в грандиозный скандал, узнай об этом еще кто-нибудь, но если отправить горничную назад в Йовил-хаус, возникнет множество вопросов.

— Где бы тебе хотелось провести этот час, Харриет?

— И оставить вас наедине с ним, миледи?

— С лордом Дариеном я в полной безопасности, — холодно заявила Тея. — Так где ты будешь дожидаться меня?

— В Вестминстерском аббатстве, миледи, — помолчав, сказала горничная. — Там я смогу помолиться, чтобы Господь вразумил вас.

— Согласна. — Она посмотрела на Дариена. — Как нам туда добраться отсюда?

— Наймем карету, — улыбнулся он, но Тея поняла, что проявила непрактичность и это было замечено.

Глава 34

Выйдя из Кейв-хауса, они пересекли площадь, и опять Тея подумала, что множество глаз наблюдают за ними, однако сейчас ей было все равно. Его чувства к ней не изменились, поэтому она не опасалась, что ее увидят рядом с ним, свяжут с ним.

До ближайшей стоянки наемных экипажей оказалось не так далеко. Ей уже попадались на глаза шеренги разбитых карет в определенных местах города, которые, как она понимала, предлагали внаем, но никогда не задумывалась, как это делается. Дариен остановился у первой в очереди, подсадил в нее Харриет, а потом, переговорив с кучером, вручил ему деньги.

Харриет отъехала, кинув Тее прощальный взгляд, в котором ясно читалось: «Будь осторожна!»

Дариен помог Тее подняться в следующую в ряду карету, которая имела еще более жалкий вид. Сиденья в ней были настолько продавлены, что Тея забеспокоилась, как бы не провалиться сквозь них на мостовую, солома на полу была грязной.

— Извини. — Дариен занял сиденье напротив, и то провисло под ним до самого пола. — Если не взять первую карету в очереди, начнется бунт.

— Все в порядке, — отмахнулась Тея. — А если нет, то это моя проблема, не твоя.

— Любая твоя проблема — моя проблема, — сказал он просто.

Ситуация, в которой они оказались, была полна неопределенности, а Мэдди — просто чума, но здесь, в этом отвратительном экипаже, Тея пережила самый чудесный момент в своей жизни только потому, что оказалась наедине с Дариеном. Конечно, остаться с ним один на один уже означало скандал само по себе, хотя ей было непонятно, почему закрытая карета считается прибежищем порока: надо изловчиться, чтобы здесь целоваться, в особенности когда карету трясет на камнях мостовой или она опасно кренится на поворотах.

Неожиданно Тея захихикала.

— Что тебя развеселило? — спросил Дариен, мертвой хваткой вцепившись в кожаный поручень, но в глазах его светились насмешливые огоньки.

— О, буквально все. Откуда здесь позолота? — На внутренних панелях кареты действительно остались следы золотистой краски.

— Большинство наемных экипажей — это кареты, которые в свое время принадлежали джентльменам. Эта, может, когда-то была даже роскошным экипажем — впрочем, очень и очень давно.

— Сколько интересных историй она могла бы рассказать.

Оба замолчали, но это было доброжелательное молчание. Наконец, накренившись, карета остановилась, пружины застонали. Дариен помог Тее выйти, и они оказались перед обшитым деревом постоялым двором. На вывеске над входом значилось «Корона и сорока» и была нарисована сорока с короной в клюве. Птица, конечно, воровка, но вид у заведения был вполне респектабельный.

Тея еще ни разу не бывала на постоялом дворе в Лондоне, но сейчас, оказавшись внутри, увидела, что он мало чем отличается от тех, где они останавливались во время поездок. Их поспешил поприветствовать приземистый, краснолицый мужчина в сюртуке, и Дариен сказал:

— Нам нужен капитан Фокстолл. В каком номере он остановился?

— Может, позволите вашу визитку, сэр? Я отнесу ее наверх… — с сомнением сказал мужчина.

— Нет. — Гинея перешла из одних руки в другие.

— Номер шесть, сэр. Вверх и направо.

Они поднялись наверх, но на последней ступеньке лестницы Дариен коснулся ее руки и тихо спросил:

— Ты точно хочешь зайти туда? Если сейчас твоя кузина здесь с Фокстоллом, ей может это не понравиться.

— Наверняка не понравится, но я должна все увидеть сама, на случай…

— Если он обидел ее, я его убью. Ради тебя.

Она схватила его за руку.

— Нет! Никакого насилия.

— А по-моему, самое время.

Это всегда вызывало споры между ними, но сейчас было не то место и не то время, чтобы опять препираться по такому поводу.

— Тогда минимум насилия. Пожалуйста!

— Как прикажете, мадам!

Повернув за угол, они подошли к двери с цифрой «шесть» на табличке. Никаких голосов из номера слышно не было. Конечно, хозяин обманул их. Но если Мэдди здесь нет, то где она?

Дариен поднял руку, намереваясь постучать, но потом передумал и, повернув ручку, вошел внутрь.

Тея проглотила слова протеста, но они уже оказались в уютной и абсолютно пустой гостиной. Теперь уже были слышны голоса, доносившиеся из-за закрытой двери другой комнаты. Настало время действовать, поэтому она смело распахнула ее и застыла на месте, открыв рот.

В огромной постели со скомканными простынями лежали, вольготно раскинувшись, Мэдди и Фокстолл. Сомнений не было, что оба голые. Смех и воркование застыли, как и она застыла на пороге. Мэдди схватила простыню и покраснела, прикрыв грудь, потом вскинула брови, самодовольно ухмыльнувшись.

Дариен схватил Тею за руку и потянул назад, но она вырвалась и подступила к кровати.

— Мэдди! Ты с ума сошла?

Кузина расхохоталась.

— О, Великая Недотрога Тея! Сотри священный ужас со своего лица. Если бы ты поступила так, как я просила, не пришлось бы сейчас страдать.

Тея покачнулась, но крепкая рука подхватила ее, сильное тело стало ей опорой. Она не могла перестать смотреть на Мэдди и Фокстолла, на его плечи в узлах мышц, мощную волосатую грудь, на усмехающееся лицо. Вид у него был демонический с этой свернутой челюстью, хотя к доблестному ранению на войне это уродство не имело никакого отношения.

— Не надо смотреть на меня такими глазами, милая, — сказала Мэдди, слегка привалившись к плечу Фокстолла. — Ты должна была предположить такое, иначе зачем примчалась сюда?

— Я думала, ты просто сбежала… Мэдди, я не могу позволить тебе сделать с собой такое.

— Все уже сделано.

Тея испугалась, что ее сейчас стошнит.

— Я имела в виду, что не могу позволить тебе выйти за него.

— И как ты собираешься меня остановить? Расскажешь всему миру?

— Расскажу родителям.

— Которые будут настаивать, чтобы я вышла за него, если не сразу, то после того, как станет понятно, что я беременна. Этого я и хочу. Какая ты дура, Тея.

Вот уж действительно! Ей даже в голову не могло прийти, что у Мэдди сложился в голове такой хладнокровный план. Но это настоящее несчастье, она была уверена в этом. В лице мужчины рядом с ней не было нежности, только насмешливый триумф, не было даже намека на желание защитить девушку, которую обесчестил, позаботиться о ней.

— Я не позволю! — выкрикнула Тея. — Если ты выйдешь за него, я сделаю так, что дядя Артур обставит получение твоего приданого такими условиями, что Фокстолл никогда не сумеет воспользоваться им. Никогда!

— Сука! — произнес Фокстолл как выплюнул.

Дариен было напрягся, но взял себя в руки и сказал:

— Пойдем отсюда, здесь нам делать нечего.

Но Тея не могла остановиться:

— Посмотри на него, Мэдди, посмотри! На таких условиях ты ему не нужна.

Мэдди отвернулась, но Тея продолжила:

— Какой из него муж? Он лгун и мошенник. Даже его благородная рана на войне — ложь, и он переспал с дюжиной таких же дурочек, как ты, пока делал вид, что ухаживает за тобой. И в этом не изменится никогда. Он испорчен до мозга костей и навсегда останется таким.

— Фокс? — окликнула любовника Мэдди, но тот не обратил на нее внимания, с неприкрытой злобой глядя на Тею. — Фокс, не переживай. Я ей не верю.

Он опустил глаза, а потом вдруг оттолкнул Мэдди и грубо заявил:

— Игра окончена, дорогая, поэтому иди своей дорогой. С такой кузиной, которая поднимет на ноги всю семью, мне связываться неохота.

— Это неправда! У меня вполне приличная доля…

— Все эти скандалы не для меня.

— Как только мы поженимся, родители пойдут на попятную. Не слушай ее!

— Тебе самой не надоело? — отмахнулся Фокстолл. — Она права насчет других, лицемерная ханжа. Я не из тех, кто готов восторгаться жеманством девственницы до конца своих дней.

Мэдди ахнула и тут же вылезла из постели, завернувшись в стеганое покрывало.

— Ах ты, дворовый кобель! Ах ты, деревенщина!

Она принялась хватать со стола все, что подвернется под руку: стакан с водой, чайник, подсвечник, — и швырять в него.

— Ты пожалеешь об этом, Фокстолл! — прошипела Мэдди. — Я уничтожу тебя, сотру в порошок.

Вдруг развернувшись, она бросилась на грудь Дариену, и у него не было другого выхода, кроме как отпустить Тею и подхватить ее. Он повел ее в гостиную, жестом предложив Тее следовать за ними, но поскольку одежда Мэдди была разбросана по всей комнате, ей пришлось собирать ее. Не надо было смотреть на Фокстолла, но она все равно наблюдала за ним. Он казался ей диким зверем, способным убивать. Когда Тея споткнулась о его саблю в ножнах, у нее возникло искушение схватить ее, чтобы защититься, если понадобится.

Убедившись, что подобрала все, она попятилась к двери, прижимая охапку одежды к груди.

— Ты за это заплатишь! — пригрозил Фокстолл, как всегда кривя губы, а может, и действительно улыбаясь в своей жуткой и злобной манере. — Серебряные перышки. Откуда они в Лондоне, да еще и в бельевой леди Харровинг?

Тошнота подступила к горлу, но Тея прямо посмотрела ему в глаза и шепотом произнесла, чтобы Дариен не услышал, иначе свершится убийство.

— Лучше уж я пройду по улице в покаянной власянице, посыпая голову пеплом, чем позволю Мэгги выйти за тебя.

Пятясь, она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Несколько секунд приходила в себя, а потом обернулась. Мэдди все так же висла на Дариене, прижимаясь к нему, лила слезы и жаловалась на всеобщую безнравственность и предательство.

— Ой, прекрати! — заявила Тея, оттаскивая ее. — Тебя в чем-то, может, и предали, но ты пришла сюда по доброй воле и знала зачем.

Придерживая на себе покрывало, Мэдди повернулась к ней.

— Да что тебе известно о страсти, холодная ты рыба?

— А тебе — о серебряных перьях, — ядовито парировала Тея.

— Я не поверила ему. А ты всегда завидовала мне. Всегда!

Дариен прикрыл ей рот рукой.

— Ты говорила, что она устроит сцену.

Выпучив глаза, Мэдди стояла не шелохнувшись: стоило ей начать вырываться, покрывало свалилось бы с нее.

— Надо бы выйти, пока она одевается, — сказал Дариен, — но я не доверяю Фокстоллу, поэтому останусь здесь, чтобы он оставался в той комнате.

Он отпустил Мэдди и остался караулить дверь в спальню, но там было тихо.

На миг Мэдди, казалось, потеряла дар речи, и Тея подумала, что эти жуткие события, возможно, встряхнут ее и образумят, хоть немного, но потом все встало на свои места. Кузина сбросила покрывало, дерзко обнажив бедра, груди и тонкую талию. Груди с темно-розовыми сосками колыхались. От вида и запаха этого тела кружилась голова: духи, пот и еще что-то специфическое. Тея чуть не поперхнулась.

— Да-да, смотри, — пробормотала Мэдди. — Тебе такого не дано познать.

— Серебряные перья, — так же тихо произнесла Тея, подавая кузине нижнюю рубашку.

Это было мелко, но она так разозлилась, что не могла остановиться. А еще Фокстолл. О господи! Что он собирается делать, и как ей поступить, чтобы остановить его?

Пока она разыгрывала из себя горничную, мозг у нее бешено работал, постоянно возвращаясь к Дариену. Он способен заставить замолчать Фокстолла, даже убить, если она попросит, но это может изменить его с таким трудом завоеванное положение в обществе, а то и вовсе вынудить бежать из страны.

А вдруг Фокстолл убьет Дариена? Он здоров как бык и явно силен.

Мэдди в своей дорогой модной одежде стала похожа на себя обычную. Ни слез, ни стыда. Если сердце у нее и было разбито, она умело скрывала это. А что касается риска забеременеть, ее это вообще не беспокоило? Такой кузину Тея не знала вообще, но сердце у нее болело. Что теперь с ней будет?

Мэдди помедлила, уставившись на дверь, которую охранял Дариен, и словно зыбь прошла по ее лицу, но всего лишь на мгновение.

— Я готова. Мы можем идти.

Дариен вышел первым, а Тея и Мэдди следом. Кузина быстро опустила вуаль на шляпе, таким образом прикрыв лицо. Тея, хоть и не сделала ничего предосудительного, тем не менее покраснела, покидая постоялый двор, потому что чувствовала на себе испытующие взгляды. Невдалеке стоял наемный экипаж, и Дариен окликнул возницу.

Уже усевшись в экипаж, Мэдди спросила:

— Ну и каков будет приговор? Меня повесят?

— Если порвешь с Фокстоллом, я не вижу необходимости говорить об этом кому-нибудь, — сказала Тея.

— А если у меня будет ребенок? — бросила кузина с вызовом. — Что мне делать, если я не смогу выйти за его отца?

— Нужно было думать об этом раньше.

— Я и думала! — отрезала Мэдди. — В этом и заключался мой план, а теперь ты все испортила. Жалко, что я вовлекла тебя во все это.

— Да уж.

— Куда мы едем? — спросил Дариен спокойно, но Тея чувствовала, что он напряжен, и понимала, что больше всего ему сейчас хочется вернуться на постоялый двор и разобраться с Фокстоллом.

Дариен дал ей обещание не применять силу, но она с радостью освободила бы его сейчас от этого обещания.

— Давайте к книжной лавке. Туда скоро подъедет моя карета.

До лавки, где их уже поджидала карета Йовилов, они доехали молча, пересели и скоро оказались возле дома Мэдди.

В дверях их встретила полная беспокойства тетя Маргарет.

— О, ну слава богу, вы вернулись! Но где же книги, дорогая?

— Не было ничего подходящего, — отозвалась Мэдди почти в своей обычной манере. — Но мы обзавелись лордом Дариеном в качестве сопровождающего. Разве это не чудесно?

— Разумеется, — согласилась тетя Маргарет, правда, не очень уверенно. Совершенно определенно, она относилась к тем самым непреклонным. — Проходите, пожалуйста, Тея. Может…

— Нет-нет, мне пора домой, — поспешила отказаться Тея. — Всего доброго!

Она с улыбкой помахала кузине рукой, и та за спиной матери состроила ей рожу.

Они с Дариеном вернулись к карете.

— Думаю, теперь нам пора найти Харриет.

Она сказала кучеру, куда ехать, и карета тронулась. На глаза Теи навернулись слезы.

— Не надо, — тихо сказал Дариен. — Не плачь о ней. Она… не стоит слез.

— Она была мне как родная сестра, — сдавленным голосом произнесла Тея. — Ведь что-то же можно сделать!

— Иногда ничего сделать невозможно, но я могу избавиться от Фокстолла.

— Нет! Только без применения силы.

— Тея, это нельзя терпеть.

— Из-за перьев? — уточнила она, глядя в его решительные глаза. — Но Мэдди это тоже известно.

— Ты действительно считаешь, что она предаст тебя?

— Надеюсь, что нет, но…

Дариен вздохнул.

— Послушай, она вряд ли что-то предпримет, опасаясь, что и ты не промолчишь, а вот Фокстоллу все равно: он может это сделать назло.

— Он может оказать сопротивление.

— Нет, — спокойно сказал Дариен.

— Откуда столько уверенности! Мне невыносима сама мысль, что тебя могут убить. Или что ты убьешь его.

Костяшками пальцев он провел по ее влажной щеке.

— Понимаю, но я должен уничтожить Фокстолла: за то, что он сделал с твоей сестрой, и за то, что угрожал тебе.

— Разве это важно? — Тея пыталась говорить, как Мэдди. — Нам просто нужно пожениться. Неужели это так ужасно?

Он коротко улыбнулся, смягчившись.

— Да. Ты только представь себе: я позволю тебе впутаться в скандал и навлечь позор на свою голову, хотя мог предотвратить это.

Слезы потекли снова и на сей раз совершенно неэстетично. Она вытащила платок и промокнула лицо.

— Но ведь мы заслужили порицание: делали то же самое. Так почему из-за этого кто-то должен умереть?

— Но я не собираюсь убивать его из-за того, что затащил твою кузину в постель.

— А если он убьет тебя? — опять зарыдала Тея.

Дариен просто обнял и прижал ее к себе, укачивая как ребенка.

Карета остановилась возле Вестминстерского аббатства, они отпрянули друг от друга, но не вышли. Не обращая внимания на лакея, который встал рядом с дверцей, приготовившись ее распахнуть, Дариен достал носовой платок и вытер ей слезы.

— Это как перед сражением: одни жены плачут, но благословляют, а другие, кто послабее, умоляют мужей остаться дома. Слезы не решают проблемы. Пожалуйста, Тея, прекрати плакать.

Она высморкалась.

— Это нечестно. Я хочу все изменить.

— Ты не сможешь.

— Ты говорил, что будешь мне подчиняться.

— Больше нет.

Она знала, что он хочет поцеловать ее, но в присутствии лакея, застывшего как статуя, не мог, хоть тот и смотрел в другую сторону.

— Если я вернусь к тебе с руками в его крови, что будешь делать?

Ей хотелось сказать, что это не имеет значения, что это не коснется ее любви, но в такие минуты, как эта, нужно говорить правду.

— Я не знаю.

Глава 35

Доставив Тею вместе с ее горничной в Йовил-хаус, Дариен откланялся, не дожидаясь появления герцогини, и вернулся в «Корону и сороку», но Фокстолл уже был таков. Хозяин постоялого двора не имел представления, куда направился его бывший клиент, сказал только, что тот съехал вскоре после того, как Дариен ушел с дамами, но при этом особо не торопился.

Дариен подумал было начать его поиски, но если Фокстолл решил скрыться, то это бесполезно: придется привлекать всю полицию Лондона. Правда, есть еще «балбесы»: у них наверняка немало своих людей в городе.

Для начала он отправился к Делани, но те уже уехали из Лондона. Ближайшим к ним был особняк Стивена Болла, но его тоже не было в городе, как и Ардена. Такая вот помощь от «балбесов»!

Дариен двинулся к Вандеймену. Слава богу, тот оказался на месте.

— «Балбесы» собираются у Марлоу в Ноттингеме. Тебе что, опять нужны няньки?

— Поосторожнее! — рявкнул Дариен, и у Вана поползли брови на лоб.

— Что случилось?

Все подробности излагать было нельзя, поэтому он сказал главное:

— Фокстолл перешел черту. Мне нужно с ним разобраться, но он смылся.

— Я тебя предупреждал.

— Ты был прав. Замолви, где нужно, словечко, что, если кто-то заметит его, пусть даст знать.

— Договорились. Ты не раздумал пойти к Ратборну вечером?

Карты? Не до них.

— Извинись перед остальными. Из меня сегодня игрок никакой.

Следующие два дня Дариен только тем и занимался, что выслеживал Фокстолла, правда, безуспешно. Тею он избегал, хотя отправил ей письмо с туманно сформулированными заверениями, что все будет хорошо, и надеялся, что сдержит данное ей обещание. А еще он навестил леди Харровинг.

Это дама проявила к нему большой интерес, и, слегка польстив ей и немного пофлиртовав, Дариен обнаружил, что она не увидела никакой связи между Теей и перьями. Конечно, кто-то воспользовался бельевой в ее доме для своих порочных делишек, и перья были найдены там, но последовавший короткий игривый разговор между ними подтвердил, что он был прав, убеждая Тею. Слуги леди Харровинг прекрасно знали: за распространением слухов о том, что происходит на ее маскарадах, немедленно последует увольнение без рекомендаций.

Леди не делала секрета из своей связи с Фокстоллом, и стало понятно, как он узнал обо всем. Перья лежали в ее будуаре, когда Фокстолл пришел к ней, и она сказала ему, как их нашли, при этом намекнув на то, что их определенным образом использовали в любовных играх и что можно будет самим попробовать этот способ. Дариен постарался побыстрее откланяться, а потом вздохнул с облегчением.

Тем не менее опасность сохранялась. Во время драки Тея оказалась очень близко от бельевой. Подкуп мог развязать языки слугам. Если Фокстолл догадается это сделать, а потом выложит всему свету все, что знает, что-либо отрицать станет трудно. Так что его нужно остановить.

Несмотря на его письмо с заверениями, что все обойдется, Тея провела два дня в ожидании скандала или дуэли, или того и другого, а также в борьбе со своим отношением к применению силы. Придется смириться, если она намерена выйти за Дариена замуж. Ей хотелось обмануть его, но когда она сказала, что любит его, любит таким, какой он есть, это была правда.

Мать отвлекала ее от этих мыслей, то и дело спрашивая, почему Дариен не задержался тогда, чтобы поговорить с ней, и удивлялась, что тот до сих пор не нанес им визит, но в субботу вдруг сказала:

— А, ладно! Завтра он придет на службу в церковь.

Значит, так и будет. Целый день Тея ходила как во сне.

Когда они вошли в церковь Святого Георгия, Дариен еще не появился. Тея старалась не высматривать его, но при этом находила так много поводов покрутить головой и поглазеть по сторонам, что мать, наконец, спросила, все ли с ней в порядке. Служба вот-вот начнется. Он что, решил избегать ее?

Тут к герцогу подошел служка и передал ему записку. Тот прочел и пробормотал:

— Дариен не сможет присутствовать.

От страха сердце у Теи забилось сильнее, ей нужны были подробности, но заиграл орган и все поднялись с мест. Она принялась молиться. Может, Дариен нашел Фокстолла и хорошенько проучил, а может, наоборот, скрывается от закона или лежит раненный?

Она никогда так горячо не молилась, как сейчас. Наконец слепой ужас склонил ее к выводу, что она не сможет без него жить.

Как только они вышли из церкви, Тея решительно обратилась к отцу:

— Папа, что случилось с Дариеном?

— Какие-то неприятности дома.

Герцог попытался произнести это спокойно, когда они шли к поджидавшей их карете, но Тея поняла, что случилось нечто ужасное.

Разумеется, он не смог бы говорить о смерти как о «каких-то неприятностях». А «дома» не может обозначать дуэль. Ей хотелось ускорить шаг, но, как обычно, пришлось то и дело останавливаться, чтобы с кем-то обменяться приветствиями.

Потом Тея обратила внимание, что люди шушукаются у них за спиной, и ей снова опять не по себе, как в те, первые дни.

— Окровавленные останки! — прошипел кто-то.

Она обернулась, но не поняла, кто это сказал. Останки Дариена?

— Тея!

Резкий окрик привел ее в чувство, и она вновь вернула улыбку на лицо. Их, оказывается, ожидали лорд и леди Ротерпорт, пожилая пара сплетников с ястребиными, все замечающими глазами.

— Весьма жутко, — проговорила леди Ротерпорт, закатив глаза. — Но учитывая, что это за семейка, может, и неудивительно.

Это она об убийстве нынешнего виконта Дариена?

— Я не вижу никакой связи, — заявила герцогиня. — Семья Дариена не имеет никакого отношения к тому, что кто-то заколол свинью.

— Свинью? — ахнула Тея.

— Просто ужас, — согласилась леди Сара и послала ей острый взгляд, приказывая держать себя в руках.

— Но это произошло в скверике на Ганновер-сквер, — запротестовала леди Ротерпорт. — Ночью. В том же самом месте, где нашли Мэри Уилмот.

Ей стало бы дурно, если бы она не испытала облегчение от того, что Дариен не пострадал, физически по крайней мере. Для него это, должно быть, ужасное испытание.

— Кто мог совершить такое?

— Следы обуви вели от туши к Кейв-хаусу, — с удовольствием сообщил лорд Ротерпорт. — Как и в тот раз. Бедные Уилмоты!

— К счастью, их нет в Лондоне, — озабоченно заметил герцог.

— Нет, уехала только леди Уилмот. Сэр Джордж остался.

Заколоть свинью в сквере? Тея удивилась. Неужели до сих пор оплакивающий свою дочь сэр Уилмот мог участвовать в таком безумстве? Нет, Дариену не следовало жить в том доме.

Герцогиня решила прекратить обмен домыслами:

— Пойдемте, Йовил, нам нужно поскорее выразить нашу поддержку лорду Дариену. Такое надоедливое внимание ему ни к чему!

Она направилась к карете, и Тея пошла следом, чувствуя, что сейчас взорвется от усилий делать вид, что тело и кровь — это просто досадное недоразумение.

Как только карета тронулась, герцог сказал:

— Сара, дорогая…

— Если не поедем туда, это будет выглядит так, словно мы его бросили, — заявила герцогиня.

Он вздохнул:

— Ладно.

Когда карета выкатилась на Ганновер-сквер, они услышали гневные голоса, и герцог приподнялся, чтобы взглянуть вперед.

— Толпа. Нет, Сара, не получится.

Он приказал кучеру держаться стороны, на которой не было народу, а потом уехать с площади.

— Но как же Дариен… — запротестовала Тея, вытягивая шею, чтобы увидеть его дом.

— Нам лучше позаботиться о самих себе.

— Дом Марии не так далеко отсюда, Чарлз, — напомнила герцогиня. — Мы поедем к ней и пришлем сюда кого-нибудь разузнать, что происходит.

Герцог согласился и отдал приказ кучеру.

Слава богу, Тея не увидела Дариена на площади! Она была напугана и толпой, и чьим-то мерзким поступком. В последнее время, когда страна переживала многочисленные трудности, люди могли сплотиться в толпу по любому, даже самому мелкому поводу и очень быстро становились неуправляемыми. При этом страдали невинные, были убитые, причем чаще всего богатые и облеченные властью. Толпе было все равно, кто сидит в личном экипаже: угнетатель или тот, кто упорно трудится, чтобы облегчить страдания людей.

В течение нескольких недель никто не выливал кровь на его ступеньки, но Дариен взял себе за привычку каждое утро проверять парадный вход перед тем, как отправиться на верховую прогулку. Сегодня кровь появилась опять, но на сей раз совсем немного, и кровавый отпечаток ладони на двери.

Он зашел на кухню и велел Элли все вымыть, а сам отправился на конюшню. Почему он не огляделся вокруг и не увидел кровавые следы? Мог бы приказать вымыть и это, и никто бы ничего не увидел. Но получилось так, как получилось. После прогулки его встретила напряженная атмосфера на конюшне. Он не показал вида и, оставаясь в седле, жестом приказал Ниду отойти в сторону, что тот и сделал, и поведал ему отвратительную историю:

— Кое-какие идиоты, сэр, думают, что вы съехали с катушек и начали бить свиней. Но настроение мрачное.

Дариен был всегда готов решать вопросы с позиции силы, но также понимал, что иногда мудрее проявить осторожность. Его не волновало, что он может оказаться в своем доме в ловушке, как запертый толпой, которую с какой-то целью подогрели. Фокстолл? Он не сомневался, что он вполне может желать ему зла.

— Сходи в особняк, — приказал он конюху, — и передай Пруссокам, чтобы убирались оттуда, если смогут. Если нет, пусть держатся подальше от окон и не подвергают себя опасности, пытаясь защитить дом. Ты — тоже. Я скоро вернусь и наведу порядок.

Дариен отправился к Вану, а когда уже подъезжал к дому, вдруг вспомнил, что его ждут в церкви Святого Георгия: надо было закрепить репутацию Кейва как человека верующего и признающего традиции высшего общества. Оставалось только горько посмеяться: события разворачиваются таким образом, что прекрасная Мэри Уилмот и чокнутый Маркус Кейв опять будут у всех на устах, а он вернулся туда, откуда начал.

Это месть Фокстолла? Да, он способен на такое, но как-то слишком мягко для него. Он не считал неприятие в свете серьезным наказанием.

Дариен застал Вана и Марию готовыми отправиться в церковь, но ради него они остались дома: надо было произвести анализ ситуации. Двоих слуг отправили разузнать что-нибудь еще о происшествии, а в церковь Йовилам послали записку.

Предположения и догадки мало что дают, поэтому слуги Вана, когда вернулись, могли сообщить лишь то, что толпа растет и ведет себя все более агрессивно. И хотя зарезали свинью, тушу наспех одели в голубое платье, поэтому кто-то мог решить, что это была женщина. Даже те, кто верил, что там была свинья, говорили, что ее зарезали для того, чтобы таким образом скрыть человеческую кровь.

— Наверняка обсуждают чокнутых Кейвов, — сказал Дариен и схватился руками за голову.

— Как только они поймут, что никто не пропал, — сказала Мария, — всему будет положен конец.

— Как, интересно? — Поднял голову Дариен. — Пусть не пропал никто с Ганновер-сквер, но я уверен, что в Лондоне такие есть, так почему бы одну из них не посчитать моей жертвой? Единственная разница между мной и Маркусом в том, что ему не хватило ума скрыть преступление.

— Значит, нам нужно найти того, кто это сделал, — сказал Ван, — и почему. Может, кто-то из Уилмотов?

— Нет, в это я не поверю, — возразила Мария. — Они приличные люди. Леди Уилмот вообще нет в городе, а сэр Джордж не тот человек. Если он предпримет что-то, то в открытую: подойдет на улице и плюнет в лицо. Ничего исподтишка, как это. — И добавила: — Здесь что-то другое. У тебя есть враги?

Дариен засмеялся.

— Я говорю о врагах личных.

Он решил не упоминать Фокстолла.

— Чтобы действовали с таким размахом? Нет.

— Тогда кому нужно, чтобы ты потерпел неудачу в попытках восстановить репутацию своей семьи?

— Адмиралу Планкету Динневору?

— Нам не до шуток, — сказала она сурово. — И он на Гибралтаре.

— И он вряд ли станет так выкладываться, чтобы расстроить свадьбу дочери с твоим братом, — заметил Ван.

— Почему нет? На его месте я бы постарался.

— Давайте сохранять спокойствие, — сказала Мария. — Люди не делают ничего просто так. В чем смысл?

Дариен встал.

— Возможно, это даже не люди. Возможно, это дух проклятого Маркуса. — Джордж и Мария непонимающе уставились на него, и он добавил: — Я не шучу. Мне кажется, что в доме привидения.

— Да ладно! — отмахнулся Ван. — Забудь об этом. И возвращайся туда.

— После такого?

— В особенности после такого.

— Нет.

— Он прав, Джо, — сказала Мария. — Возвращаться туда, не выяснив все до конца, плохая идея. Тем более что…

Во входную дверь стукнули молотком. Все замолчали, снедаемые тревогой. Неужели несчастье последовало сюда за Дариеном?

Вошел лакей.

— Внизу герцог и герцогиня Йовил, а также леди Теодосия Дебенхейм.

Мария с облегчением улыбнулась.

— Проводи их сюда, Саймон.

Они поднялись, чтобы поприветствовать гостей, и Дариен подумал, что это еще одна соломинка под его сломанную спину.

Ему очень не хотелось вовлекать Йовилов в такую омерзительную ситуацию, и прежде всего из-за Теи. Рискнув взглянуть на нее, он понял, что она взбешена и настроена воинственно.

«Не надо, любимая! Не переходи на мою сторону!»

Снова пришлось изложить подробности.

— Платье! — Герцогиня была потрясена.

— Свинья… — задумчиво протянула Тея. — Не кажется ли вам, что в Мейфэре довольно трудно найти живую свинью?

— Привезти ее туда — тоже, — заметила Мария. — Они визжат.

— А уж натянуть на нее платье и подавно, — поддержал ее муж. — Это одна из нитей для следствия.

— Но не сейчас, — сказала герцогиня. — Дариен, боюсь, вам придется вернуться на Ганновер-сквер. Ваше отсутствие могут воспринять как признание вины или побег.

— Это может быть опасно, — возразила Тея.

— Твой отец и Вандеймен поедут с ним и возьмут руководство на себя. А я позабочусь, чтобы этим делом занялись официальные лица.

Герцог явно не был в восторге от решения супруги, но подчинился. Тея тоже поднялась и подошла к Дариену.

— Мне жаль, что так получилось, — сказала она и протянула ему руки. — Будьте осторожны.

Ему хотелось, чтобы Тея оставалась в стороне, но он принял ее руки и, не обращая внимания на присутствующих, поднес к губам.

— То, что вы мне верите, для меня очень много значит.

Ее лицо сморщилось, губы задрожали, и Дариен, поклонившись, быстро вышел из комнаты, чтобы не видеть ее слез. Он бы не вынес их.

Глава 36

Появление кареты герцога Йовила на Ганновер-сквер в сопровождении слуг в ливреях вызвало в толпе новый прилив возбуждения.

Солдаты не давали людям перелезать через ограду садика, но зеваки облепили его со всех сторон. Много народу толпилось вдоль кровавых следов и у окровавленного порога. Другие просто болтались рядом группками, обсуждая случившееся, и ждали развития событий.

Появление Дариена, вышедшего из роскошного экипажа, встретил общий вой. Кто-то крикнул:

— Это же Кейв! Его разве не арестовали?

Герцог просто обвел взглядом толпу и отчетливо произнес, не пытаясь перейти на крик:

— Мы здесь для того, чтобы узнать правду об этой омерзительной выходке. Виконта Дариена никто не арестовывал.

Дариен восхитился его простотой и чувством собственного достоинства, которое подействовало на всех. Тем, кто не расслышал его слова, начали передавать по толпе от передних рядов к задним. Больше никто не кричал, но атмосфера оставалась наэлектризованной.

Из садика вышли два человека и направились в их сторону — офицер и дородный джентльмен. Они представились как лейтенант Конной гвардии Уоринг и мистер Ившем, судья.

— Рад любой помощи, ваша светлость, — сказал Ившем. — Отвратительное дело, а им всем хочется крови, хотя не было совершено никакого настоящего преступления, понимаете? Даже местного закона не существует, что здесь нельзя забивать свиней и разливать кровь. Но вот этот сброд, — кивнул он в сторону навострившей уши толпы, — я боюсь, готов вздернуть виконта Дариена, если он появится без охраны. Именно поэтому я послал за военными.

Судья повернулся к Дариену, и ему показалось, что, несмотря на все сказанное, он бы арестовал его под любым предлогом.

— Единственное, что мы можем сделать, чтобы утихомирить их, милорд, так это обыскать ваш дом, если вы любезно с этим согласитесь. Ваши слуги отказываются отпирать дверь.

— По моему приказу. Но я ничуть не возражаю против осмотра, проведенного надлежащим образом. Возможно, стоит взять с собой одного-двух достойных людей из толпы, а если еще в этом поучаствуют герцог и капитан Уоринг, я буду вполне удовлетворен.

Судья повернулся к толпе и указал на двух человек, хорошо одетых и трезвых. Это оказались мистер Хоббс, обувщик, и мистер Линлитгау, банковский клерк.

Ившем громовым голосом сообщил толпе, что происходит, и добавил, что всем пора разойтись и заняться собственными делами, но никто не последовал его совету. В нетерпении все ожидали доклада по результатам осмотра.

Ившем стоял рядом с Дариеном, который был рад, что здесь присутствовал Ван. Судья и толпа напомнили ему свору хорошо натренированных сторожевых собак — молчаливых, но готовых растерзать на клочки, если двинешься с места.

Через пятнадцать минут четверо мужчин вернулись и доложили результаты Ившему, а тот проревел их толпе:

— В особняке не обнаружено никаких следов крови, беспорядка или насилия. Не обнаружено и тела. То, что произошло, чья-то злобная выходка, и если тот, кто устроил ее, будет найден, то подвергнется наказанию. А теперь отправляйтесь отметить день Господень, иначе я применю силу и вас разгонят.

Это заставило прийти толпу в движение, и люди стали медленно покидать площадь.

Дариен вместе с герцогом и Ваном зашли в садик посмотреть на жертву насилия. Голубое платье сбивало с толку, но это все-таки была свинья. Горло перерезано, и на пиршество уже слетелись мухи.

— Довольно молодая, — заметил Дариен.

— Еще года нет, — согласился герцог.

— С такой легче управиться, — высказался Ван. — Как вы думаете, фунтов пятнадцать? Мужчина может без особого труда перетащить такую ношу, но, как сказала Мария, визгу не оберешься.

— Может, ее напоили? — предположил Дариен.

— Это мысль, — согласился Ван. — По крайней мере хоть погибла бы счастливой…

Рядом возник судья, явно раздраженный их профессиональным разговором, и спросил Дариена:

— Что нам делать с ней, милорд?

— Ко мне это не имеет никакого отношения, сэр, но я заплачу за разделку туши и раздачу ее в благотворительных целях. — Он тщательно следил за своим тоном: ни к чему было создавать себе еще одного врага. — Благодарю вас за прекрасное урегулирование дела, Ившем. Это могло вылиться в беспорядки.

Судья потеплел.

— Действительно, могло, милорд. И мне приятно видеть вас незапятнанным. Такие сенсационные преступления могут сильно затягиваться, однако.

Это было предупреждение, и когда он отошел, чтобы сделать распоряжения насчет туши, Дариен задумался, каких шагов от него ожидали, и обернулся к дому.

— Был бы рад никогда не переступать его порог, но я не уеду отсюда.

— Ты мог бы убрать эту проклятую собаку над входом.

— Она вырезана из цельного камня.

— Сбей молотком.

— Так просто! — ответил Дариен с резким смешком. — Хорошо, только не прямо сейчас. Все, что я предприму немедленно, будет считаться проявлением нечистой совести.

— Тогда давай вернемся ко мне и решим проблему.

— Дай мне несколько минут переговорить со слугами.

Он нашел Пруссоков на кухне: те пили чай, в который, несомненно, добавили бренди. Ему показалось, что у них есть на это право.

— Где Лавгроув?

— Он ушел, милорд, — сказала миссис Пруссок, напряженно ухмыльнувшись. — Сказал, что не может вынести такой нагрузки, и забрал серебряную подставку с письменного стола в кабинете, милорд. Может, еще что-нибудь, я не знаю.

— Вы не могли остановить его?

— Мы были с ним на ножах, сэр.

Дариен обуздал свой темперамент.

— Спасибо, что следовали моим распоряжениям. Меня какое-то время не будет дома.

Думаю, можно не напоминать, что следует продолжать соблюдать бдительность. Никого не впускать.

Мог ли Лавгроув воспользоваться разыгравшейся драмой как прикрытием для воровства? Для человека слабого с тягой к алкоголю такое возможно.

Дариен быстро прошел к себе. Тут вроде бы ничего не пропало, но когда он спустился в кабинет, там действительно не было на столе подставки для перьев и карандашей. Наличность на текущие расходы, драгоценности и важные документы он держал в сейфе, который был спрятан за книжным шкафом. Лавгроув не мог знать о нем. Сам Дариен не знал о его существовании, пока поверенный не сообщил ему об этом. Существовало только два ключа: один он держал при себе, а второй находился у поверенного.

Повернув шкаф, Дариен ключом открыл металлическую дверцу и обнаружил, что, как и ожидал, здесь ничего не потревожено. В любом случае это была дикая идея. Ему было много чего известно о хронических пьяницах, чтобы определить настоящего: эти люди не способны планировать какие-либо сложные действия. Да он и не думал, что его камердинер мелкий воришка. Трус — да, но уж никак не вор, разве что бренди.

Дариен был уверен, что Пруссоки воспользовались бегством камердинера как причиной для того, чтобы стащить что-нибудь. Просто уволить или вызвать полицейских, чтобы расследовать их преступления? С этим, конечно, можно подождать.

Он решил никуда не уезжать и сказал об этом Вану, а потом принялся изучать отложенные инвентарные ведомости. Таким образом по крайней мере можно избежать встреч с Теей. Чем дальше она будет от Фокстолла, который был непонятно где, и от таких проделок безумного шутника, тем лучше.

Но из-за постоянных посетителей он не мог как следует вникнуть в описи. Казалось, что каждый человек, с которым у него сложились хорошие отношения, пришел, чтобы выразить ему поддержку. Из-за скопления народа ему стало не до смеха, в особенности когда Сент-Рейвен безжалостно убрал все льняные покрывала с мебели в гостиной и потребовал себе чаю. Когда Пруссок принес чай, волосы у него встали дыбом.

Если дух проклятого Маркуса все еще находится здесь, то к полуночи, когда гости разойдутся, волосы у него тоже будут стоять дыбом.

После всего этого Дариен почти не удивился, когда следующим утром, вернувшись с верховой прогулки, обнаружил, что Пруссоки исчезли. С другими ценными безделушками, конечно. Он опять отправился на конюшню поговорить с Нидом.

— Не хожу утром в дом, сэр. Завтракаю здесь с другими конюхами. Так что ничего не знал. Но я не удивлен: своеобычный народец. — Он почесал нос. — Не люблю кидаться подозрениями, сэр, но я видел Пруссока две ночи назад. Подумал, что он с женщиной, и меня это удивило. Я не вру. А сейчас думаю: вдруг это была свинья.

— Свинья? И это был Пруссок? Но почему? Я был к ним куда снисходительнее, чем они того заслуживали.

— Они ведь не были совершенно счастливы в вашем присутствии, понимаете? Иметь чудесное местечко, и все для себя, а у местечка еще та репутация, и все такое. Они думали, что смогут оставаться здесь еще долго-долго. И как я понимаю, они пытались вас запугать и выжить из дома. Мне казалось, что надо поговорить с вами, но я и во сне не видел, что дело дойдет до такого.

— Я тоже. Вдобавок они обворовали дом. Жили как лорды, пользовались всеми возможностями. Надо бы обратиться в полицию, но они уже далеко, наверное.

— Прямо сейчас и отправляйтесь, сэр. От меня помощь потребуется? Стряпать или еще чего?

Дариен вспомнил, как Нид вроде бы занимался стряпней в армии.

— Нет, но вот тебе деньги: покупай себе еду в какой-нибудь харчевне. Я подумаю о том, чтобы нанять новых слуг, хотя из-за свиньи репутация дома опять пострадала.

Он вернулся в дом и оценил потери: уплыли остатки фамильного серебра плюс несколько небольших ваз и даже пара парчовых портьер из гостиной, — потом обнаружил, что сейф вскрыт. Виной всему его собственная безалаберность. Он ведь подозревал Пруссоков, так почему не был настороже?

Вчера кто-нибудь из них, наверное, следил за ним, когда он обследовал дом. Большинство сейфов неуязвимы только в том случае, если их местоположение держится в тайне. Пять минут грубой физической силы, и они не представляют преграды. Он отправил Нида на Боу-стрит, в Управление лондонской полиции, но без всякой надежды на то, что похищенное можно вернуть.

Дариен стоял в холле и оценивал свои ощущения от абсолютно пустого дома. Даже без привидения он казался перепачканным грязью. И что ему с этим делать?

Было огромное желание переехать к Вану, сославшись при этом на отсутствие слуг, но ему придется задержаться здесь на день-два, пока ситуация не нормализуется.

Но он точно не хотел, чтобы это здание стало его домом.

Глава 37

— Вам письмо, миледи.

Тея подняла глаза от тарелки с завтраком, к которому едва притронулась. Нельзя сказать, что настроение у нее было упадническое, в особенности после того, как Дариен попрощался с ней вчера, просто она сосредоточилась на том, как преодолеть все возникшие помехи.

Теперь происшествие в Кейв-хаусе получило свое объяснение — это была проделка слуг Дариена. Новость об этом моментально разошлась по всему Лондону по разным каналам. Она посоветовала, чтобы Дариена пригласили переехать к ним, и провела целый час в упоительном предвкушении, пока от него не пришел ответ — вежливый отказ.

Тея даже вдруг стала проявлять заботу о нем самом и о том, как дела у него дома, но Дариен мог воспользоваться любым из приглашений в дюжину домов на обед или ужин. Кроме того, военные привыкли к простой жизни, так что особого дискомфорта не испытывают.

В общем, дела шли неплохо. Ей нужно было всего лишь улучить момент для встречи с ним наедине, признаться в любви и убедить жениться на ней.

Было и еще одно письмо — она сразу поняла, что оно от Мэдди. Возникло искушение вообще его не вскрывать, но любопытство пересилило, и она сломала печать. Почерк был неровный, перо явно затупилось: чернила из черных быстро превращались в бледные, а по всей странице виднелось множество клякс. Нахмурившись, она заставила себя прочитать письмо.

«Тея! Дорогая Тея!

Я знаю, что веду себя ужасно, но мне было так больно от предательства Фокстолла.

Сейчас я совершила несусветную глупость: улизнула из дому и приехала к Дариену умолять его не убивать Фокса. Я знаю, это глупо, но не могу перестать любить его…»

Это что — следы от слез? Мэдди?!

«Но Дариен повел себя настолько ужасно, что у меня нет слов рассказать. Он издевался надо мной до тех пор, пока я не поклялась никому не говорить о перьях, а сейчас уехал разыскивать Фокса. Мне нужно выбраться отсюда, пока он не вернулся, но у меня нет одежды…»

Нет одежды? От удивления у Теи отвисла челюсть.

Да, Дариен зол на Мэдди, но он никогда не стал бы вымещать гнев на ней, тем более таким способом. Он никогда не позволил бы себе вести себя так с женщинами — Тея была в этом уверена. Возможно, он сделал что-то такое, чтобы напугать Мэдди и заставить молчать о случившемся на маскараде у леди Харровинг. Но оставить без одежды… В голове не укладывается. Это может сказаться на его репутации, если все откроется.

Слава богу, Харриет вернулась на половину для слуг и можно было расслабиться. После недолгих размышлений Тея решила, что, несмотря на отвратительное поведение, необходимо вытащить Мэдди оттуда, пока ее не нашли, полуголую и полубезумную. Тея дочитала письмо до конца, время от времени с трудом разбирая ее каракули.

«Пожалуйста, Тея, помоги мне. Здесь никого нет: ни слуг, ни кого бы то ни было. Он, должно быть, специально всех разогнал, чтобы сотворить со мной такое. Я отперла замок на передней двери, поэтому зайти ты сможешь. Пожалуйста, не бросай меня! Захвати какую-нибудь одежду и вытащи меня отсюда. Мне нужно срочно предупредить Фокса!»

Тея не двигалась с места, разум словно затянуло туманом. Неужели, он и правда куда-то отправил слуг? Она перечитала этот абзац еще раз. Но Мэдди пишет, что отправилась туда по собственной воле, а значит, Дариен не мог все подготовить заранее. В этом вся Мэдди — ветреная и взбалмошная, способная раздуть любую ситуацию до размера катастрофы. Дариен не мог причинить ей зла — разве что напугал…

Она ничего не добьется, если будет сидеть и ломать голову. Тея бросилась в гардеробную подобрать одежду, которая подойдет Мэдди. Нижние рубашки и корсеты ни к чему. Она порылась в ящиках и шкафах и, наконец, нашла платье свободного покроя со шнуровкой на талии, добавила к нему длинную накидку и прихватила пару туфель.

Вполне достаточно.

Связав все в узел и едва не бросившись к двери, Тея остановилась. Может, стоит предупредить мать? Так было бы надежнее, но чем меньше народу узнает об этом, тем лучше. Что, если он потерял самообладание и зашел слишком далеко…

Нет, она никогда в это не поверит.

Тея вытерла слезы и набросила самую простую накидку. Сейчас она испытает предложенный Дариеном способ тайком выйти из дома. Тея спустилась вниз, моля Бога, чтобы никто не встретился на пути, во избежание вопросов, проскользнула в оранжерею, а оттуда вышла в сад.

Как отсюда пробраться в конюшню, она не представляла, но по вьющейся вдоль живой изгороди, высаженной специально, чтобы создать впечатление обширного пространства, по тропинке дошла до высокой стены, которая была частью конюшни. В стене имелась дверь. Тея нажала на ручку, и дверь поддалась. Так просто!

Однако внутри могли быть люди.

Пришлось напомнить себе, что она леди Теодосия Дебенхейм, и если ей захочется пройти на конюшню таким путем — кто сможет возразить?

В помещении никого не оказалось, зато было много каких-то предметов из дерева и кожи, наверняка имевших отношение к каретам. Откуда-то издалека слышались голоса. Внимательно оглядевшись, в глубине коридора она увидела открытую дверь и уже через несколько мгновений шла прочь от дома, первый раз в своей жизни одна.

Прежде чем выйти на улицу, она накинула капюшон, потом торопливо зашагала на поиски стоянки наемных экипажей.

Тея не сомневалась: кучер понял, что она юная леди, которой не полагается выходить из дому без провожатых, но взял шиллинг без расспросов и уже вскоре высадил ее возле церкви Святого Георгия.

Отсюда она пошла пешком, с опаской вышла на площадь, но не увидела никаких признаков чего-то дурного: все спокойно, никаких беспорядков. Дама в накидке и с узлом в руках могла привлечь внимание, но у нее все равно не было другого выхода, поэтому она спокойным шагом двинулась к дому Дариена. Когда Тея поднималась по ступенькам, отвратительным черный пес так на нее смотрел, что того и гляди зарычит.

Нет, ей нечего бояться, а кузина всегда все преувеличивает.

Тея подошла к двери и дернула за ручку. Было открыто, и она переступила через порог: зрение и слух обострились от тревоги. Раньше Тея не представляла, как это — войти в чужой абсолютно пустой дом. Впрочем, не совсем: где-то здесь должна быть Мэдди, — но все равно вдруг волосы встали дыбом на затылке, словно злые духи окружили ее со всех сторон.

— Мэдди? — позвала она шепотом, закрывая за собой дверь, и почувствовала, как поднимаются волны страха, когда дневной свет остался снаружи.

В ответ — тишина. В первый момент она подумала, что попалась на обман. Неужели Мэдди опять с ней так поступила? Если это обман, то трудно представить, что она сделает с кузиной, чтобы той стало по-настоящему больно.

— Мэдди! — позвала она громче.

— Сюда! — Раздался ужасный писк откуда-то слева.

Сердце подскочило к горлу, и мысленно попросив прощения, она ринулась на голос, но в это мгновение рот ей зажала чья-то ладонь, а сильная рука обхватила за талию.

Мужчина! Громадный мужчина! И это не Дариен.

В зеркале, в полумраке коридора, она перехватила промельки цветных пятен — синего и серебристого, — но затем ей накинули на голову капюшон.

Гусарская форма. Фокстолл! Но Мэдди! Конечно, она не могла…

И тут Тея наконец сообразила, что Мэдди ни при чем: кузина не писала ей того письма, ее здесь даже нет. Ее завлек сюда Фокстолл, чтобы отомстить за то, что нарушила его планы.

Тея что есть сил рванулась, пытаясь освободиться, но огромная рука стиснула ее горло. Она впилась ногтями в эту ручищу, но не могла сделать и глотка воздуха. Когда тьма сомкнулась вокруг нее, уже теряя сознание, она поняла, что Фокстолл добился своего, отомстил и Дариену, и ей.

Утром найдут еще одну убитую леди, и на сей раз прямо в самом Кейв-хаусе.

Глава 38

Дариен вошел в дом через заднюю дверь, миновал пустые помещения для слуг и оказался в холле. Несколько дней он ждал какой-нибудь пакости от Фокстолла, вот и дождался. Но теперь говорить об этом бессмысленно.

Когда он вернулся с верховой прогулки, Нид передал ему записку, которую принесли на конюшню. В послании — оно было от Пупа — содержалась невнятная просьба встретиться в трактире в Путни, что на другом берегу реки. Он, конечно, сразу отправился туда, нашел Пупа, который наслаждался немыслимым по обилию завтраком и был уверен, что это Дариен организовал их встречу.

Послание Пупу доставил Фокстолл, а заодно попросил ключ от Кейв-хауса. Ничего не заподозрив, простофиля отдал, даже не спросив, для какой цели.

Дариен объяснил Пупу, как обстоят дела, и отослал его домой, а сам заторопился назад в Кейв-хаус, и вот теперь, сняв перчатки и кинув их вслед за шляпой и тростью на столик в холле, приготовился к неприятностям.

И они не заставили себя ждать: на полу в холле он увидел кровь и следы от обуви, похожие на те, что вчера были снаружи. Дариен опустился на колено, пальцами коснулся темной лужицы и сразу все понял. Кровь была совсем свежей. Сейчас благоразумнее было бы покинуть дом и обратиться за помощью: к Ившему, например, или в полицию, — но если Фокстолл оставил тело в доме, то наверняка сделал все возможное, чтобы в убийстве обвинили Дариена.

Взглянув на лестницу, он увидел кровавые разводы на перилах, и сердце застучало молотом. На этот раз тело скорее всего будет человеческим, а не свиной тушей.

Подхватив трость, Дариен медленно двинулся вверх по лестнице, ощущая приближение опасности с каждой ступенькой. Что бы его ни ждало, он надеялся, что Фокстолл еще здесь: больше, чем когда-либо, в нем горела жажда убийства.

Разводы становились все заметнее, но вели на заднюю половину дома. Неужели в его спальню?

Бесшумно подкравшись к двери, он прислушался, но вокруг стояла мертвая тишина, не раздавалось даже тиканья часов в холле.

Он вдруг сообразил, что с тех пор, как Пруссоки сбежали, никто не заводил их.

И все-таки в комнате что-то было не так: все инстинкты, которыми он обладал, буквально вопили об этом. Взявшись за ручку двери, он тихо повернул ее и легонько толкнул.

Спальня выглядела как обычно, вплоть до того, что на шахматной доске по-прежнему стояла партия, которую он хотел изучить, но балдахин на кровати был опущен, чего он никогда не делал при теплой погоде. Неслышно ступая, насколько позволяли сапоги, он двинулся вперед и застыл на месте, услышав какой-то звук. Из-под балдахина донесся шорох. Кто там: змея, собака? — но явно не тело. В извращенном сознании Фокстолла запросто могло родиться что угодно.

Не сводя взгляда с занавесей, Дариен открыл сундук и достал саблю. «Забыл об этом, да, Фокстолл?» Какую бы месть он ему тут не устроил, все закончится быстро и кроваво. Он обнажил клинок и медленно двинулся к кровати, пытаясь понять, что это был за шорох.

Осторожно, концом сабли раздвинув занавеси, он приподнял край. Какая-то окровавленная одежда на кровати. Еще одна свинья в платье?

Ни единого звука: ни шипения, ни рычания, — никакого движения.

Клинком сдвинув занавесь в сторону, так что звякнули кольца, он впустил дневной свет и тут же откинул оружие в сторону.

— Тея? Боже мой! Что случилось?

Она была бледной, почти белой, как подушка со следами крови. Неужели ее крови? Глаза, огромные как блюдца и полные ужаса, не моргая смотрели на него. Она была связана.

Дариен опять схватил саблю, чтобы перерезать жгуты вокруг ее запястий, но Тея завизжала. Инстинктивно он зажал ей рот рукой.

— Т-ш-ш, тихо, любимая. Это я, Дариен. Потерпи, я сейчас освобожу тебя.

«Ну, Фокстолл, держись: твоя смерть не будет легкой! Я буду сдирать с тебя шкуру дюйм за дюймом».

Тея заметалась, запрокидывая голову, попыталась его укусить, но он не мог позволить ей кричать. Если сюда войдет кто-нибудь, ее страдания будут еще горше: на ней осталась только половина платья…

Перерезав путы на руках и ногах, он отбросил саблю и заключил Тею в объятия. Она захлебнулась от рыданий, а он не мог определить — это все еще от ужаса или от облегчения. Забравшись на постель, Дариен крепко прижал ее к себе и, чтобы успокоить, начал говорить все, что приходило в голову.

И тут он заметил свежую кровь на своих руках.

— Тея, подожди. Опять пошла кровь. Дай я помогу тебе.

Увидев его окровавленные руки, она отпрянула.

— Отпусти! Отпусти меня!

Дариен убрал руки, и она с растрепанными волосами свалилась с другой стороны кровати на пол, а потом уставилась на него как дикое животное.

— Тея, — заговорил Дариен как можно спокойнее, хотя сердце у него едва не остановилось. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Позволь позаботиться о тебе.

Он протянул было ей руку, но, увидев, что ладонь в крови, вытер ее о бриджи.

Когда Тея немного успокоилась и затихла, он подполз к ней по полу, вытащил носовой платок и приложил к ране на шее. Слава богу, это была скорее глубокая царапина, как и ссадины на щеке, зато синяков полно.

Он что, пытался задушить ее?

Но невидимые раны могли быть много тяжелее.

Тея впала в ступор и не могла вымолвить ни слова. Дариен снял с себя жакет и накинул ей на плечи, потом налил бренди и поднес бокал к ее губам.

— Выпей, любовь моя. Это поможет.

Мрачно глядя на него, Тея приоткрыла губы, и он влил ей в рот напиток. Большая часть пролилась, но немного она все-таки проглотила, потом закашлялась и опять разрыдалась, но теперь, — слава богу! — в его объятиях.

— Ах, дорогая, любовь моя! Я все исправлю.

Хорошо хоть вовремя вспомнил и остановился: не стал говорить про убийство, — но желание убить ни на мгновение не оставляло его.

У Дариена не хватало храбрости расспросить о подробностях. Когда он понял, что она пришла в себя, поставил ее на ноги и убрал перепачканные кровью волосы от ее лица.

— Я должен отвезти тебя домой…

Внизу раздался грохот, послышались голоса и топот множества людей, которые начали подниматься по лестнице. В мозгу Дариена словно щелкнуло, мысли стали абсолютно ясными. Это не раз помогало ему выживать в сражениях.

Заключительная часть плана Фокстолла — застать их здесь.

Он схватил саблю в правую руку, обхватил Тею другой и с трудом вывел из спальни на лестницу для слуг. Ему страшно не хотелось оставлять ее здесь, но альтернатива была еще хуже.

— Побудь здесь, пока я разберусь с ними.

На большее не было времени. Закрыв дверь, Дариен шагнул в коридор с саблей на изготовку — незваные гости как раз дошли до конца лестницы — и гаркнул:

— Какого дьявола здесь происходит?

— Про дьявола это вовремя, — прорычал краснорожий мужчина, который держался впереди всей компании. — Кого еще убил, дьявольское отродье?

Это был сэр Джордж Уилмот.

Пока Дариен подбирал слова, чтобы как-то успокоить их, кто-то закричал:

— У него вся постель в крови!

Вот незадача! Дверь в спальню осталась открытой.

Злоба вздыбилась на него волной, но моментально спала, стоило ему лишь сверкнуть лезвием сабли. Он не собирался никого убивать, но еще меньше ему хотелось, чтобы его растерзала толпа, которая была убеждена, что он второй чокнутый Маркус.

Но главное, чтобы не обнаружили здесь Тею, иначе ее репутация станет такой же, как платье: вся в лохмотьях. Он должен был все им объяснить, чтобы оказаться сейчас рядом с ней, поэтому посмотрел прямо в глаза Уилмота.

— Я не сделал ничего дурного. Пошлите за судьей, я спокойно спущусь к вам вниз, и мы разберемся, что к чему.

— Разберемся! — загоготал сэр Джордж. — Мы сейчас как следует со всем разберемся, но на этот раз с помощью петли, и положим конец Кейвам. Навсегда!

— Тогда будете иметь дело и со мной.

Этот новый голос явно привык отдавать приказы, перекрывая грохот штормов.

Люди обернулись, но не все: кое-кому хватило ума не спускать глаз с Дариена, — чтобы посмотреть на Фрэнка, который в своей синей морской форме стоял у подножия лестницы. Без улыбки, он тем не менее излучал чистую благородную благожелательность и дружелюбие.

Не надо было выяснять, кто он такой: темные волосы и глаза, форма подбородка говорили, что он — Кейв. И, как всегда, его обаяние сработало.

Глава 39

Возникшее препятствие остудило толпу. Сэр Джордж опять пробормотал что-то насчет дьявольского отродья, но без особой убежденности. Это не означало, что он стал смотреть на Дариена доброжелательно, что нисколько не удивляло, учитывая, в каком виде пребывала его спальня. Дариен и сам перепачкался в крови Теи.

Фрэнк смотрел на него, и в глазах его застыл вопрос, а еще Дариен увидел готовность применить силу, если понадобится выкинуть эту толпу на улицу. На что Дариен отрицательно покачал головой.

— В чем бы ни заключалась проблема, — заявил Фрэнк с суровой властностью, — ее можно решить мирным путем. А сейчас все вниз!

Толпа зашаркала вниз по ступенькам, воспротивился только сэр Джордж:

— И позволить ему улизнуть через заднюю дверь? Шагай первым, Дариен, чтобы мы были уверены, что ты не сбежишь.

Мало кто мог осмелиться так говорить с Кейвом, но Уилмот имел на это право. Дариен вышел вперед, и перед ним расступились: возможно, из-за того, что в руке у него по-прежнему была обнаженная сабля, а возможно, из-за бушевавшей в нем ярости, которая была очевидна для всех.

Он надеялся, что сумеет оказаться рядом с Фрэнком и как-то дать ему знать, чтобы позаботился о Тее, но толпа, спустившись по узкой лестнице, разделила их в тесном холле.

— Все вышли отсюда! — скомандовал Фрэнк, явно пытаясь избежать столкновения.

Дариену тоже не хотелось, чтобы на улице его увидели с саблей в руке, в окровавленной одежде. С другой стороны, возможно, пора всем продемонстрировать финал этого представления.

Он вышел на крыльцо, к взволнованной ворчащей толпе, и почувствовал реальную опасность. Если эти люди решат повесить его прямо на этом месте, они с Фрэнком не смогут остановить их.

И тут в задних рядах он увидел Фокстолла, который в своей гусарской форме стоял, привалившись к ограде, и наблюдал, как осуществляется им задуманное. Его лицо кривилось в улыбке. Для Дариена ничего больше не существовало.

Он буквально скатился вниз по ступенькам и рванул в гущу толпы. Люди бросились врассыпную с дикими криками:

— Держи его! Стой!

Но никто даже не попытался прикоснуться к нему.

Еще какую-то секунду Фокстолл продолжал улыбаться, потом улыбка пропала, он выпрямился и едва успел обнажить саблю для того, чтобы блокировать убийственный удар Дариена. Раздался звон стали.

— Кто-нибудь, остановите этого ненормального! — завопил Фокстолл, пытаясь уйти от ударов.

Никто не двинулся с места, хотя Дариен услышал, как запротестовал Фрэнк.

— Это сделал он! Это он… — И, словно поперхнувшись, Дариен замолчал: имя Теи не должно прозвучать.

— Что сделал? Что? — вызывающе усмехнулся Фокстолл, хотя бравада его была нарочитой. — Эй, кто-нибудь, тресните его по башке или сделайте еще что-нибудь: не хочу марать об него руки.

— Я тебя убью, — прошипел Дариен, задержав дыхание.

Фокстолл заглянул ему в глаза и побледнел, но все же предупредил:

— Тебя повесят.

— Посмотрим.

Дариен опять попытался нанести удар в голову, но и тот был отбит. Обмен ударами отозвался болью в руке. Он умел биться на саблях в любом положении, но и Фокстолл — тоже, а значит, надо изловчиться. Фокстолл должен умереть!

— В любом случае я победил, — насмехался Фокстолл, делая обманные финты. Его план был понятен: изобразить, что ему не хочется сражаться, в надежде на то, что кто-нибудь вмешается. — Или я тебя убью, или окажешься на виселице. И я первым попробовал твою женщину.

Взревев, Дариен рубанул его по ногам. Фокстолл подскочил и отпрянул, но ответный удар у него не получился — запутался в своем обшитом мехом ментике. Сделав несколько быстрых шагов назад, чтобы выиграть время и рассечь шнуровку, он развернулся и попытался набросить ментик на саблю Дариена, чтобы потом нанести удар в сердце.

Все, игры закончились.

Дариен отбил куртку на сторону и отклонился, избегая удара, однако Фокстолл чиркнул его по ребрам. С трудом сохранив равновесие, Дариен рубанул сплеча, намереваясь просто остановить противника, который явно решил его добить, но клинок погрузился в плоть и задрожал. Развернувшись, Дариен увидел, что его сабля торчит в шее врага. Фонтан крови забил из артерии, глаза Фокстолла изумленно открылись, челюсть отвисла, ноги подкосились, и он рухнул на землю, едва не потащив за собой Дариена. Хорошо, он успел выпустить саблю из руки. В агонии Фокстолл как рыба хватал воздух, а через мгновение испустил дух. Глаза у него оставались открытыми, и от этого Дариена бросило в дрожь.

Фокстолл был хорошим офицером на войне, но исключительно непорядочным человеком. Без него мир стал чище, в особенности после того, что он сделал.

«Тея! Боже милосердный, Тея…»

Тишину нарушили крики и возмущенные восклицания. Устало, почти безразлично он выдернул саблю из мертвого тела и обернулся. Фрэнк уже стоял рядом без кровинки в лице, но решительный, с морским кортиком наготове.

— Это дело для суда, — разнесся его голос над толпой.

Конечно, с оградой за спиной и со злобной толпой, выстроившейся перед ними полумесяцем, у них не было возможности спастись бегством. Дариен понимал, что ему исключительно повезет, если его не повесят или не забьют до смерти. Но какого дьявола Фрэнк здесь делает? Наверное, решил разделить его судьбу, какой бы она ни была.

И тут на площадь ворвалась карета: кони мчались галопом, — а с другой стороны влетел конный отряд солдат с саблями наголо.

— Судья и силы правопорядка! — воскликнул Дариен. — Трижды ура!

— Я, например, чертовски рад видеть их, — откликнулся Фрэнк.

У Дариена было другое мнение. Несмотря на обстоятельства, факт остается фактом: он только что убил человека. Случившееся вполне можно было рассматривать как дуэль, если бы оформили протокол, а можно, с точки зрения закона, и как убийство. Уже несколько человек попали в подобную ситуацию и были повешены.

Если его предадут суду, то все произойдет в палате лордов, но сможет ли Тея принять в этом участие? Найдет ли в себе силы и мужество честно поведать всему миру о случившемся?

— Чем он тебе насолил? — спросил Фрэнк равнодушно, кивнув в сторону бездыханного тела.

— Поверь, причина у меня была важная.

— Я не сомневаюсь.

Понизив голос, Дариен сказал:

— Он подверг издевательствам и насилию леди из высшего общества, хитростью заманив в мой дом, чтобы подставить меня. Здесь я разберусь сам, а ты иди к ней.

— Как, интересно? — сухо поинтересовался Фрэнк.

И действительно, толпа прижимала их к ограде и, судя по всему, была готова разорвать обоих на куски.

Солдаты силой проложили дорогу Ившему. С ним рядом шел Джордж Уилмот, теперь успокоившийся и удовлетворенный до отвращения.

— Сумасшедшие! Кейвы все такие, — заявил он толпе. — Я все время это говорил. Вот этот совершил убийство в том проклятом доме, потом выскочил оттуда и убил ни к чему не причастного благородного офицера, который ему просто не понравился.

— Это не так, — возразил Дариен, хотя сомневался, что доводы разума тут подействуют.

— Помолчите! — одернул Ившем сэра Джорджа. — Будем соблюдать закон и порядок, никаких подстрекательских речей. Капитан, отодвиньте этот сброд назад. При первых признаках неповиновения, — обратился он к толпе, — я воспользуюсь правом Акта о беспорядках.

Проще говоря — отдаст команду солдатам стрелять на поражение. Это предупреждение возымело эффект: толпа присмирела.

— А теперь, — продолжил Ившем, — пусть кто-нибудь расскажет мне, что здесь произошло.

Судья оглядел толпу и ткнул пальцем в мужчину средних лет, одетого во все черное. Тот выступил вперед и коротко изложил историю происшедшего.

— Лорда Дариена, стало быть, не провоцировали? — уточнил Ившем.

— Я могу говорить лишь о том, что видел, сэр. Его светлость выбежал из дома и напал на офицера, который, как мне показалось, просто наблюдал за происходящим, как и остальные.

— Да он просто ненормальный, — не выдержал сэр Джордж. — Это же Кейв. — И сплюнул. Ившем посмотрел на Фрэнка.

— Вы тоже Кейв?

— Лейтенант Кейв, королевский военно-морской флот.

— Он не имеет к этому никакого отношения, насколько мне известно, — неохотно заметил Уилмот.

Дариену понравилась его честность. Этот человек искренне верил, что история повторилась, и жаждал крови, но крови за дело.

Ившем обратился к Фрэнку:

— Уберите оружие, лейтенант.

А Дариену сказал:

— Сдайте ваше оружие, милорд, без сопротивления, иначе я прикажу стрелять.

Словно бешеная собака промчалась по воздуху.

Дариен передал окровавленную саблю Фрэнку, и тот протянул ее рукояткой вперед тому, кто собирался ее взять. Капитан, командовавший солдатами, выехал на коне вперед и с видимой неохотой принял оружие.

— Виконт Дариен, вы арестованы за убийство. Проследуете с нами мирно?

— Разумеется.

Чем быстрее закончится это представление, тем скорее Фрэнк сможет побеспокоиться о Тее.

— Тогда пройдемте в мой экипаж, милорд…

— Остановитесь! — Раздался высокий женский голос.

Толпа моментально повернулась к дому. На ступеньках крыльца стояла Тея, все еще в темно-зеленом жакете Дариена. Видно было, что платье на ней порвано, волосы в беспорядке.

Дариен бросился вперед, но капитан-кавалерист преградил ему путь, ткнув в грудь окровавленной саблей.

— Фрэнк, уведи скорее Тею, пока ее не опознали.

Младший брат попытался протиснуться между людьми и лошадьми, но Тея сама босиком сбежала по ступенькам и с криком помчалась через площадь:

— Остановитесь! Это не он!

Толпа разделилась: кто-то недоумевал, другие были в ужасе, третьи веселились, наблюдая за развитием драмы среди сильных мира сего.

Дариен поднял глаза на кавалерийского офицера.

— Даю вам слово: я не сбегу.

Тот хоть и смотрел на него с сочувствием, но покачал головой.

Фрэнк наконец добрался до Теи, прижал к себе, что-то сказал, а та посмотрела на него в явном недоумении — мужчина был очень похож на Дариена.

— Уведи ее, Фрэнк: ей нужна помощь. Он ранил ее.

Их взгляды скрестились, и Тея, вырвавшись от Фрэнка, закричала, показывая на Фокстолла.

— Да, он ранил меня! Он меня связал, издевался надо мной. Он хотел, чтобы все вы подумали, что это сделал лорд Дариен.

— Но зачем ему это? — в недоумении спросил судья.

Она резко развернулась к нему.

— Потому что капитан Фокстолл ненавидел лорда Дариена, поверьте мне!

— А как ваше имя? — спросил судья.

— Это не имеет значения, — не дал ей ответить Дариен. — Фрэнк, уведи ее. Она в шоке, но надеюсь, — повернулся он к сэру Джорджу Уилмоту, — что вы наконец поверите, что я никого не убивал.

— Только потому, что мы прибыли вовремя.

— Он пытался меня спасти! — Тея вытащила окровавленный платок. — Видите? Здесь монограмма виконта Дариена!

— Фрэнк… — начал было Дариен, но судья остановил его:

— Леди никуда не пойдет, пока я не пойму, какую роль она сыграла в этом, тем более что я не знаю, кто она такая.

— Я леди Теодосия Дебенхейм, — раздался громкий голос, — дочь герцога Йовила, а лорд Дариен — мой будущий муж.

У Фрэнка от удивления отвисла челюсть.

— Я рассказала лорду Дариену, что капитан Фокстолл жестоко издевался надо мной, и он вступился за мою честь.

Еще минуту назад Дариен смотрел на нее и хотел лишь одного: заставить замолчать, — но теперь смирился перед ее неумной храбростью.

— А сейчас, — заявила Тея, демонстрируя врожденное чувство собственного достоинства, — могу ли я подойти к нему?

Толпа расступилась, и она, гордо расправив плечи и вскинув подбородок, не замечая никого вокруг, прошествовала прямо в его объятия. Он прижал ее к себе.

— Зачем ты это сделала?

Уткнувшись ему в грудь, Тея тихо попросила:

— Отвези меня домой, Дариен. Пожалуйста!

— Даю вам слово, господа, — обратился виконт к капитану, судье и сэру Джорджу. — Я не стану скрываться от закона, но леди Тею необходимо увезти отсюда.

Дочь герцога стояла, полуодетая, перед толпой завороженных зевак. Это был верный козырь.

— Воспользуйтесь моим экипажем, — предложил судья.

— Что? — взорвался сэр Джордж. — Вы хотите, чтобы он уехал вместе со своей жертвой?

Вздрогнув, Тея повернулась к нему.

— Я не жертва, вы, идиот!

Дариен чуть не расхохотался.

— Почему бы вам не поехать с нами, сэр Джордж? Ваша охрана дорогого стоит.

Такое предложение, казалось, привело старого джентльмена в замешательство, но только на мгновение: потом он потребовал дать ему оружие.

Усмехнувшись, Дариен сказал Фрэнку:

— Добро пожаловать домой! Прибери там что сможешь. У меня мало надежды вернуться.

У Фрэнка накопилось столько вопросов, что голова шла кругом, но он лишь согласно кивнул.

Подхватив Тею на руки, Дариен пошел к экипажу судьи, не обращая внимания на сэра Джорджа, не отстававшего от него ни на шаг, а вот внутри игнорировать его было труднее: он сидел напротив, выставив пистолет перед собой, в любой момент готовый открыть огонь.

Дариен держал Тею на коленях, прижимая к себе, и ощущал собственное бессилие, потому что не мог стереть из ее памяти пережитый ужас.

Глава 40

У Йовил-хауса кучер соскочил с козел и стукнул в дверь молотком. С безвольно лежавшей Теей на руках Дариен спустился из экипажа. Глаза у нее были открыты, но силы ее оставили. Когда он подошел к двери, та распахнулась, и лакей, увидев их, открыл рот.

Дариен вошел в холл.

— Герцогиня дома?

— Да, сэр, — придя в себя, буркнул лакей.

— Доложите обо мне.

Через мгновение в холле появились еще слуги и горничная, и Дариен приказал ей:

— Проведите меня в комнату леди Теи.

Горничная заколебалась, но под жестким взглядом виконта вздрогнула, а потом заторопилась вверх по лестнице.

— А другой джентльмен? — спросил лакей.

Обернувшись, Дариен увидел сэра Джорджа.

— Он может, дьявол его разрази, делать все, что хочет, только пусть не докучает.

Дариен положил Тею на постель, и в этот момент в комнату торопливо вошла герцогиня.

— О господи, что случилось?

— Это непростая история, но леди Тея сама вам все расскажет.

Леди Сара бросилась к дочери, и та протянула к ней руки.

Пятясь, Дариен вышел из комнаты, но его втолкнули обратно. Следовавший за ним по пятам герцог захлопнул дверь.

Тея рыдала в объятиях матери, а леди Сара посмотрела на мужа, бледная и ошеломленная. Герцог повернулся к Кейву.

— Что произошло?

От этого вопроса уклониться было невозможно, и Дариен сосредоточился, подбирая слова.

— Ее обманом заманил в мой дом капитан Фокстолл, чтобы подставить меня. — Он закрыл лицо руками. — Это исключительно моя вина.

— Нет! — выкрикнула Тея.

— Если бы я не вмешался в вашу жизнь, этого никогда бы не случилось.

— Что этот Фокстолл сделал с моей дочерью? — грозно вопросил герцог. — И где он сейчас?

— Мертв, — ответил Дариен. — Я его убил.

Герцог выдохнул:

— Ну и то хорошо.

— Тея объявила перед целой толпой лондонцев, что готова выйти за меня, ваша светлость.

— Однако, — пронзительно взглянул на него герцог, — это не так.

В его глазах тем не менее читался суровый вопрос. Дариен ничего не хотел отвечать: решил, что его молчания будет достаточно. Сев на кровати, Тея осторожно высвободилась из объятий матери.

— Дариен ни в чем не виноват. Я получила письмо, якобы от Мэдди, с просьбой о помощи, поэтому отправилась туда, куда она меня позвала, и оказалась в западне.

— Которую устроил Фокстолл? — спросил герцог.

— Да. — Тея окинула взглядом комнату и содрогнулась. — Он все время скрывал лицо, но я узнала его: в зеркале мелькнул его мундир, — перед тек как он начал меня душить. — Ее рука коснулась шеи, покрытой синяками.

— О, господи! — пробормотал герцог.

— О, моя бедняжка! — Герцогиня осторожно отвела ее руку и вгляделась в посиневшую кожу и рану с запекшейся кровью.

— Я думала, умираю, но потом пришла в себя, уже на постели…

Герцогиня обняла ее.

— Достаточно, дорогая, больше ничего не говори.

Тея покачала головой.

— Он завязал мне глаза и попытался изменить голос, чтобы я подумала на Дариена, но я все поняла. Он говорил, как ненавидит меня. Порезал мне шею. Ногу. Я опять подумала, что он меня убьет, но потом вдруг повязка ослабла. А пока я пыталась от нее избавиться: руки у меня были связаны — его не стало.

Спустя мгновение герцогиня спросила:

— Это все, Тея? Ты ничего не утаила? Может быть, он…

— Нет! О нет!

— Слава богу! — выдохнул герцог, и Дариен откликнулся, как эхо.

Его привела в негодование глубина злого умысла: ведь Фокстолл объявил об этом перед толпой.

— Нам нужно положить конец этой истории, — заключил герцог и повернулся к Дариену. — Половина Лондона, говорите?

Дариен пожал плечами:

— Достаточно, чтобы слухи расползлись. Там был еще судья, два судебных пристава и не меньше двух дюжин кавалеристов. Все видели не только как я убил Фокстолла, но и Тею в рваном окровавленном платье, слышали ее заявление о моей невиновности.

— Вы правы: без вас наша жизнь была куда спокойнее, — заметил герцог.

— Я избавлю вас от своей персоны, ваша светлость, потому что дал слово судье, дабы предстать перед законом. И прошу прощения — хоть и запоздалое — за вторжение в вашу жизнь.

Он вышел из комнаты, не оглядываясь, но тут сообразил, что герцог идет следом, и приготовился выслушать все, что о нем думают. Что ж, вполне заслуженно.

Но герцог молча спустился за ним по лестнице, а потом пригласил в свой кабинет. Удивляло отсутствие любопытствующих слуг, но по легким признакам суеты можно было предположить, что они просто попрятались. Новости, должно быть, уже распространились по всему Лондону и за его пределы…

Как только они вошли в кабинет, Дариен обратился к сэру Чарлзу:

— Мне очень жаль, что в скандал оказалась вовлечена леди Тея, и я готов на все, чтобы снизить ущерб: уехать из страны, даже положить конец своему гибельному существованию.

— Сомневаюсь, что это поможет, — холодно возразил герцог, отчего Дариен почувствовал себя нашкодившим подростком. — Понятия не имею, насколько велика ваша роль во всем этом, Дариен, но непременно выясню. Кажется, виной всему моя своевольная племянница: Тея никогда не вышла бы из дому одна.

— Разве можно ее обвинять за доброе сердце и желание помочь?

— Неужели вы будете отрицать, что она почти наверняка попыталась скрыть безрассудные поступки кузины, вместо того чтобы сказать об этом своей матери?

Чувствуя себя школьником, Дариен стоял навытяжку перед строгим учителем и держал рот на замке.

— Никакого суда не будет, — продолжал герцог. — Прежде всего не будет сенсационного разбирательства в палате лордов. Мне не нужно, чтобы мою дочь туда вызывали в качестве свидетельницы.

— Я тоже совершенно определенно не хочу этого.

— Как Фокстоллу удалось пробраться в ваш дом?

— Он получил ключ от одного нашего общего друга. (Объяснять все обстоятельства участия Пупа в этом деле не имело смысла.)

— Тогда, я полагаю, вам в будущем следует внимательнее относиться к безопасности своего дома. Итак, вы застали его за…

— Прошу прощения, ваша светлость, он среди прочих стоял на площади и наблюдал за развитием событий, когда я заметил его, а потом убил.

Взглядом герцог дал ему понять, что он неправильно излагает факты, и внес поправку:

— Когда вы неожиданно вернулись домой, Фокстолла там уже не было: смешавшись с толпой, он дожидался своего шанса.

Дариена удивил ход мыслей герцога, но не стал его перебивать. Если герцог Йовил сможет связать все в один небольшой узел и похоронить его, он не станет возражать.

— Вы увидели Фокстолла, заметили чувство вины за сделанное на его лице, бросились к нему, намереваясь представить его перед лицом закона. Он начал бешено сопротивляться, и у вас не оставалось иного выхода, кроме как защищаться, что и привело к трагической развязке.

— Нет, я набросился на него, чтобы убить за то, что он сделал с Теей, но если ваша история кажется более правильно, пусть так и будет.

Герцог кивнул, изучающе глядя на него ледяными глазами. Насколько Дариену было известно, герцог никогда не служил в армии, но в этот момент он мог бы заставить бежать самого Веллингтона, чтобы скрыться от этого гневного взгляда.

— Есть что-нибудь еще относительно этой помолвки? — спросил он сурово.

— Нет, ваша светлость. Она заявила это лишь для того, чтобы защитить меня.

— Случившееся вряд ли улучшит репутацию вашей семьи.

— Да, ваша светлость.

— Но если Тея при свидетелях объявила о вашем обязательстве, в особенности не в самом лучшем виде, безопаснее оставить все как есть, хотя бы на какое-то время. Очень удачно, что мы как раз собрались уехать из Лондона. Тея и герцогиня вернутся в Лонг-Чарт, и никто не сочтет это чем-то необычным. В соответствии с вашими радужными планами вам захочется отправиться в свои поместья, чтобы попытаться привести их в порядок, ради собственного будущего.

— Конечно, я так и сделаю, — сухо сказал Дариен. — Но занимая место в парламенте, мне придется остаться здесь до конца сессии, сэр.

По крепко сжатым губам герцога можно было понять, что ему хочется поскорее избавиться от нависшей угрозы, но он тем не менее согласился:

— Конечно. Когда шумиха уляжется, Тея разорвет помолвку с вами. Сомневаюсь, что кого-нибудь это удивит.

Поклонившись, Дариен вышел из комнаты и направился на переднюю половину дома, надеясь, что сэр Джордж не дождался его, чтобы гневно осудить еще раз. Терпение Дариена почти истощилось вне зависимости оттого, насколько справедливыми были осуждения.

Вместо соседа он увидел Фрэнка, который держал в руках его жакет. Дариен даже не осознавал, сколь неподобающе одет.

Брат протянул ему жакет.

— Герцогиня велела передать его тебе и сказала, что леди Теодосии уже намного лучше, поэтому она ждет тебя с визитом завтра утром пораньше, до того как они уедут в Сомерсет.

Увидев кровавые пятна на ткани спереди, Дариен не удивился острому запаху крови, когда надел жакет, но даже он не мог перебить тонкий аромат духов Теи.

— Она явно еще не поговорила с герцогом.

Дариен двинулся к передней двери, которую распахнул перед ними внимательно прислушивавшийся к их разговору лакей, и спросил, когда они вышли из дома:

— Что там насчет властей?

— Судья настоял на осмотре Кейв-хауса, что было вполне разумно, но там ничего не оказалось, кроме беспорядка в спальне, и все-таки он хочет поговорить с тобой и с леди Теей. Скандальный сэр Джордж отчаялся найти какой-нибудь повод, чтобы распять тебя. А что, в доме действительно нет слуг? Он подозревает, что ты специально их услал.

Дариен покачал головой.

— Остался только конюх. Другие сбежали, прихватив то, что оставалось от фамильного серебра. Нам надо туда вернуться.

— Нет, не надо: нас могут там ждать, — да и к чему жить в таком месте. Неподалеку несколько вполне приличных постоялых дворов.

— Откуда ты знаешь? — удивился Дариен.

— Лакей сказал.

— Вот как просто! Но мне нужны мои вещи. Твои-то где?

— Уже на постоялом дворе. Я не был уверен, что ты все еще живешь в этом доме. Кстати, почему ты не переехал?

— Даже не знаю.

— У тебя кровь на сорочке. Ты ранен?

Дариен, наконец, вспомнил, как сабля Фокстолла скользнула по его боку, и потрогал саднящее место.

— Ничего серьезного.

Поддерживая под локоть, Фрэнк повел брата за собой.

— Пойдем, а твои вещи заберем позже. Сейчас тебе нужно поесть, хорошенько выпить и поспать или хотя бы посидеть в тихом спокойном месте.

— В твоем присутствии это возможно? — засомневался Дариен, но неожиданно, несмотря на несчастье, потери и боль, почувствовал себя лучше. — А что насчет твоей Миллисент?

— Миллисент? О, это все в прошлом. Она оказалась настолько безвольной, подчинившись запрету отца, что у меня даже возникло чувство вины за то, что принимал мишурный блеск за истину. Кроме того, адмирал отправил меня в морское патрулирование. На прощание она прислала мне залитое слезами письмо, но когда я отходил, уже обворожительно улыбалась какому-то капитану.

Дариен согнулся от смеха.

Глава 41

Уже вскоре он уютно расположился в отдельном кабинете харчевни «Собака и солнце», наслаждаясь новой для себя ситуацией, когда Фрэнк хлопотал вокруг него. Дариен не видел брата два года. Теперь он стал взрослым мужчиной, и в этом не было ничего удивительного, потому что два года включали в себя все обычные требования, выдвигаемые морской жизнью, а также военную экспедицию против варварских Штатов.

Забота брата была приятна, но, наконец, Дариен сказал:

— Надеюсь, у нас не дойдет до того, что ты накинешь мне шаль на плечи.

Фрэнк усмехнулся.

— Ладно, хорошо. Но для меня это немного тревожная ситуация — вернуться домой, тем более что я слышал кое-какие разговоры.

— Ага.

— Так, что происходит?

И вот за элем и роскошным мясным пирогом Дариен рассказал Фрэнку обо всех последних событиях, забыв, правда, открыть побудительную причину своих действий.

— Меня удивило, что ты решил уйти из армии, в особенности чтобы потом вступить в этот мирок, — заметил Фрэнк. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о конце войны. Я и сам ощущаю нечто подобное.

— Как так? — удивился Дариен, в котором проснулся старший брат. — Из-за Миллисент и ее папаши?

— Господи, нет! Я же сказал тебе, что для меня это удачный исход. Теперь мне совершенно не хочется связывать себя узами, пока не встану на ноги. Я ухожу с флота.

— Все уже оформил? — поинтересовался Дариен.

— Скажем так — в процессе. Это устроило старика Динневора: отправить меня сюда, на случай если Миллисент начнет колебаться, но я отпросился сам. Я почти не бывал в Англии годами, за исключением Портсмута. Мне нужно ощутить, что такое жизнь. Конечно, пока я не могу жаловаться на скуку, — пошутил Фрэнк.

— Но почему? Я думал, тебе нравится твоя жизнь.

Опустошив бокал, Фрэнк тут же наполнил его вновь.

— Да, но я не схожу от этого с ума. Я был бы точно таким счастливым и в армии, мне кажется, или в каком-нибудь другом месте, где надо сражаться с врагом. Понимаешь, многие офицеры просто теряют разум. Они любят корабли, море, и их убивает необходимость торчать на береговой базе. Разве это честно — занимать место, которое кому-то отчаянно нужно.

— Я понял. Но ты позволишь мне поднять вопрос о деньгах? Конечно, я буду тебя поддерживать, но…

Фрэнк засмеялся.

— Мы бы вцепились в горло друг другу, если бы я зависел от тебя. Призовые деньги, Канем! Морской горшок с золотом.

— Не догадывался, что ты разбогател на каперстве.

— Не так, чтобы очень, но достаточно. Как у первого лейтенанта, моя доля за прошлый год оказалась весьма приличной.

— Значит, я могу попросить у тебя взаймы, — сказал Дариен, но когда брат бросил на него острый взгляд, покачал головой и засмеялся. — Удивительное дело: у меня всего достаточно, а если улучшить ведение дел, мне это не потребуется вообще. Итак, какие у тебя планы?

— Понятия не имею, — признался Фрэнк со счастливым видом. — Разве это не прекрасно? Я ушел на флот в двенадцать, а потом в течение десяти лет не мог с уверенностью сказать…

— Прости меня!

— Немедленно прекрати! — сказал Фрэнк с шутливой суровостью. — Ты уговорил отца услать меня из дому как можно раньше, и я благодарен тебе и Господу Богу за это. Мне нравилась такая жизнь, но теперь я готов к чему-то новому. А что о тебе? Будет суд?

На мгновение Дариен изумился, как Фрэнку удается сохранять беззаботность независимо от проблем и всегда надеяться на лучшее.

— Скорее всего нет. В интересах герцога Йовила, чтобы его не было. Версия будет такая: я пытался задержать Фокстолла, но он оказал сопротивление и пришлось применить оружие. В общем, самозащита.

Фрэнк смотрел на него с вежливым сомнением и явно чего-то ждал.

— Нет, он не причинил Тее вреда в том смысле, который ты имеешь в виду.

— Тогда что: гнев? — покачал головой Фрэнк. — Мир определенно станет лучше без него.

— Да, но когда-то мы были с ним если не друзьями, то приятелями.

Дариену почему-то вдруг захотелось рассказать несколько историй, в которых Фокстолл представал вполне нормальным человеком. Фрэнк не возражал, но особого впечатления на него это не произвело. Оба они понимали, что нередко убивают просто ради слепого куража.

— Что будешь делать дальше?

Взяв свой бокал с элем, Дариен поднялся и подошел к окну, которое выходило во двор. И хоть этот постоялый двор не обслуживал почтовые кареты, здесь было оживленно: постоянно кто-то приезжал, кто-то уезжал.

— Как только закончатся заседания в парламенте, поеду в Стаурс-Корт, чтобы подготовить его для нашего счастливого будущего, — невесело рассмеялся Дариен.

— Откуда столько скепсиса?

— Да разве может быть кто-нибудь счастлив в Стаурс-Корте? — Дариен обернулся и посмотрел на брата. — Развалины, плесень, жук-точильщик. И ужасные воспоминания.

— Забудь!

— Это наверняка твое наследство. Сомнительно, что я женюсь.

— Тем более забудь. Ты меня переживешь, если перестанешь воевать и предашься тихой и мирной жизни.

— Вряд ли я способен так жить.

Дариен рассказал брату о случившемся на маскараде.

— А у тебя что, был другой выход? Граф или нет, но он вел себя как свинья и оскорбил твою даму.

— Как хорошо, что ты сейчас здесь, Фрэнк, — улыбнулся Дариен.

— Теперь вижу, что да, — приободрился брат. — Мне кажется, ты предаешься унынию. Это все из-за черной собаки, которая скалится на тебя каждый раз, когда входишь в дом. Ее надо убрать. Знаешь, что означает черная собака?

Дариен пожал плечами.

— Меланхолию. Черные собаки вообще дурная примета. Не думаю, что буду жить в том доме, но считаю, что от этого монстра нужно избавиться. Ты видел вывеску на этом постоялом дворе?

— Нет, но полагаю, что там собака и солнце.

— Восход солнца и Сириус в созвездии Большого Пса. Понимаешь? Вот так нужно смотреть на мир.

Дариен засмеялся, но тут же замолчал, сообразив, что смех его на грани отчаяния.

— Поэтому, — заключил Фрэнк, — вам с Теей нужен дом получше.

Дариен задумчиво посмотрел в пустой бокал.

— Мы не поженимся.

— Разве? Признаю, что ситуация непростая, но вы же явно неравнодушны друг к другу.

— Это я виноват, что она привязалась ко мне, хотя и всегда сомневался, что семья даст ей разрешение.

— А она? Если женщина чего-то захочет, то с ней невозможно справиться. Знаю по собственному опыту.

— Затравят до смерти, да?

Фрэнк расхохотался.

Прислонившись спиной к оконной раме, Дариен вслушивался в далекие звуки обычной жизни, протекающей вокруг, и неожиданно понял, что если ты Кейв, то вовсе не обязательно изгой. Причина многих проблем он сам. Он куда больше походил на членов своей семьи, чем думал.

— Леди Тея ведет замкнутую жизнь, поэтому с такой готовностью ответила на мои ухаживания, но теперь у нее есть очевидное свидетельство, что из-за меня одни неприятности. Если она уже не взялась за ум, то возьмется со временем, поэтому я собираюсь преподнести ей этот подарок: уеду в Стаурс-Корт, как предписано. А она отправится в свое ухоженное имение Лонг-Чарт и поймет, что ее место там. Несколько месяцев нас будет разделять полстраны, а когда — или если — мы встретимся снова, то уже будем общаться как добрые знакомые, не более того.

Фрэнк молча выслушал брата, но явно не поверил ни единому слову.

— Большая любовь тоже умирает, — продолжил Дариен. — Ты это сам пережил.

— Я не говорил, что Миллисент была моей большой любовью, но в любом случае поезжай в Стаурс-Корт. Все должно идти своим чередом.

— О, черт! Ты говоришь, как Кандид: «Все складывается к лучшему в этом лучшем из миров».

— «Но держи ухо востро», — подхватил Фрэнк. — Давай посмотрим, что ты будешь думать завтра, после свидания со своей леди.

— Сомневаюсь, что мне откроют дверь.

— Я бы без сомнений поставил на герцогиню и леди Тею, а не на герцога.

— То есть ты предполагаешь, что Тея захочет меня увидеть?

— Спорим, что захочет?

— Разве я не говорил тебе, что нельзя делать слишком высокие ставки?

— И что, не позволишь рискнуть своему тупому бедному родственнику? — не унимался Фрэнк.

— Не позволю играть на это вообще.

Поднявшись, Фрэнк подошел к брату.

— Извини. Как поступишь, если она не захочет принять тебя?

В ответ Дариен пожал плечами и криво усмехнулся.

— Ударюсь в приключения вместе с тобой, наверное. Но начнем с того, что вернемся в Кейв-хаус, наведем порядок и соберем мои вещи.

Они пошли пешком, потому что Фрэнку хотелось посмотреть на город, но когда братья вышли на площадь, Дариен инстинктивно замедлил шаг, но никаких свидетельств недавних событий не увидел. Кто-то — наверное, герцог — распорядился тщательно замыть кровь и убрать все следы беспорядков, но в воздухе ощущалась какая-то напряженность.

За три дома от них хлопнула дверь, вышла пара, постояла, оглянулась по сторонам и быстро удалилась прочь.

— Кейвы… — пробормотал Дариен.

— Да уж, в убийстве чуть ли не на крыльце мало приятного, — заметил Фрэнк. — Вне зависимости о того, кто ты.

— Может, не будем устраивать драм? — предложил Дариен, отпирая дверь парадного.

— Как скажешь.

Дариен перешагнул через порог.

— Хорошо бы, привидения вернулись: просто чтобы показать их тебе, — но они наверняка тоже плод манипуляций Пруссоков, я в этом не сомневаюсь.

— Как это?

— Должно быть, я еще не рассказывал тебе о моих слугах… — Он вдруг замолчал и прислушался. Где-то наверху раздался грохот, хотя в доме никого не должно быть, потом донесся протяжный стон.

Братья обменялись изумленными взглядами и бросились вверх по лестнице.

— Я вот что тебе скажу, — заговорил Фрэнк, когда они добрались до верхней площадки. — Это не Маркус: слишком хило для него.

В этот момент из комнаты прямо перед ними донесся рев.

Оба остановились, а потом, несмотря на немалый военный опыт и далеко не трусливый характер, двинулись к гостиной, в которой мебель была все еще укутана полотнищами, с величайшей предосторожностью.

Теперь оттуда раздался животный стон и шаркающие шаги.

Кожа у Дариена покрылась мурашками, и, ступив в комнату, он пожалел, что с ним нет сабли, хоть она и бесполезна против злых духов.

Перед ним возникли бледные очертания фигуры, закутанной в белый саван.

Он понял, что это человек, еще за мгновение до того, как сорвал с него белое покрывало. С улыбкой до ушей перед ним предстал Пуп.

— Как это тебе, Канем? Теперь твоя очередь.

После немой паузы Фрэнк, сверкнув глазами, попросил:

— Познакомь нас.

Дариену требовалось выпить и как следует.

— Фрэнк, познакомься, это Персиваль Аппингтон, для друзей — Пуп, а это мой младший брат Фрэнк.

Сияя, Пуп шагнул вперед и протянул руку.

— Лейтенант Кейв, для меня честь познакомиться с вами! Как я рад видеть и тебя, Канем! Немного беспокоился за Фокстолла, вот и решил прийти и убедиться. Нид Крофтер рассказал, что тут произошло, а еще какой-то человек оставил для тебя письмо.

Письмо оказалось от Ившема: судья назначил ему встречу на следующий день. Упоминание о его светлости герцоге Йовиле говорило о том, что тот предпринял кое-какие меры.

— Все в порядке? — спросил Пуп.

Вдаваться в подробности не имело смысла.

— Разберусь. К чему этот спектакль с привидением?

— Слышал, что тебе хотелось встретить хоть одного, вот и решил… Хорошо получилось, правда?

Дариен покачал головой.

— Может, что-нибудь надо? — спросил Пуп. — Например, пожить здесь, пока нет слуг. А хочешь, переезжай к нам.

— Нет, спасибо, — отказался Дариен. — Но поблагодари от меня миссис Аппингтон.

— Чудесная женщина! Ни на что не обращает внимания, прекрасно ведет хозяйство. Всегда отличная еда, прямо как я люблю. И ты был прав, Канем: жена лучше, чем проститутка.

Оттуда, где стоял Фрэнк, до него донеслись сдавленные звуки, но он не решился посмотреть в ту сторону.

— Уверен, что она соскучилась по тебе, — сказал Дариен. — Поэтому тебе лучше вернуться домой. Спасибо, что навестил.

— Прямо сейчас и отправлюсь, — сообщил Пуп. — Можешь всегда рассчитывать на меня. Теперь я знаю довольно много: вот что такое быть женатым.

Довольный, улыбнувшись им обоим, он ушел, фальшиво насвистывая на ходу.

Рухнув на софу, Фрэнк, чтобы не расхохотаться, зажал рот руками. После короткой борьбы с самим собой и после того, как внизу хлопнула входная дверь, Дариен присоединился к нему. Братья смеялись до икоты, до тех пор, пока на глазах не выступили слезы.

Когда они наконец успокоились, Дариен показал брату портрет их отца, но Фрэнк, вздрогнув, поспешил опустить полотно. Они прошли через весь дом и пришли к выводу, что он все-таки должен принадлежать Дариену. Поэтому они упаковали деревянный сундук, но для модной одежды Дариена и аксессуаров места не хватило. Тогда, расстелив покрывало на полу, он сложил оставшиеся вещи, а потом связал в узел. Лавгроув упал бы в обморок. Бедный старина Лавгроув!

Оглядевшись напоследок, они вышли из дому и заперли двери. В конюшне Дариен приказал Ниду нанять грузовую фуру, чтобы перевезти сундук и узел на постоялый двор «Собака и солнце», а потом отправляться туда вместе с Цербером. Сами братья с облегчением двинулись вдоль улицы, надеясь, что их взгляды больше никогда не коснутся Кейв-хауса.

Глава 42

На постоялом дворе Дариена и Фрэнка ожидала записка от Вандеймена с приглашением к ним на ужин этим вечером. Конечно, супруги потребуют детального отчета обо всем происшедшем, и как ни хотелось Дариену избежать этого, деваться было некуда.

Там они встретили Сент-Рейвена и Крессиду, а также Хокинвилла с Клариссой. Присутствовала и очаровательная пухленькая Натали — племянница Марии. Учитывая тягу Фрэнка к юным леди, Дариен не был уверен, что это разумно, но все-таки приготовился поддержать беззаботное отношение брата к жизни.

За ужином, когда слуг отпустили, последовало детальное обсуждение событий.

— Нам совершенно определенно не хочется подвергать леди Тею дополнительному вниманию публики, — сказала Крессида Сент-Рейвен, которая сама старательно избегала публичности.

— Некоторым леди очень нравится скандальная слава, — ехидно заявил ее муж.

— Вряд ли кому-то понравится дурная слава, — решительно возразила Мария.

— До такой степени, что значительная часть высшего света лишилась чести, — усмехнулся Ван.

— Пожалуйста, — заворчал Сент-Рейвен, — перестаньте нас убеждать, что честь и благородство являются неотъемлемым качеством души, иначе вас всех закуют в кандалы за измену и бунт.

Тут же возникла серьезная дискуссия о беспорядках и действиях правительства по их урегулиронию, но Фрэнк добавил в беседу немного легкомыслия, рассказав, как Пуп изображал привидение, и тогда Хокинвилл добавил историю о перебранке с Пупом, о которой Дариен никогда не слышал.

— С вашей стороны это очень по-доброму — так заботиться о нем, — заметила Кларисса Хокинвилл. — Так лучше, чем просто пройти мимо. Он наверняка постоянно испытывает замешательство и беспокойство.

— Совершенно определенно испытывают замешательство и беспокойство все, кто находится с ним рядом, — сказал Дариен. — И не делайте из меня святого. Как только он стал «щенком» Канема, что еще я мог сделать?

— Дать ему утонуть в Луаре. — На миг их взгляды встретились, а потом Ван описал еще одну безнадежную встречу со своим подчиненным.

Никто больше не вспоминал о смерти и беспорядках, и это стало странным завершением тяжелого дня — приятного вечера в кругу друзей.

И все же перед уходом Дариен улучил минутку, чтобы поговорить с Марией.

— Вам известно, как там Тея?

Взгляд у нее был добрым, но озабоченным.

— Для нее это было ужасным испытанием: девочка пережила такое потрясение!

— Но раны у нее не серьезные?

— О нет! Это всего лишь мелкие порезы, которые были нанесены, скорее всего, для того, чтобы просто запугать ее и вас. Весь план был сплошная мерзость. Я рада, что он больше не будет отравлять воздух и землю.

— А Тея?

Мария с сочувствием посмотрела на него.

— Не знаю. Я не приставала к ней с расспросами. А какие у вас планы?

Дариен проявил деликатную уклончивость.

— Когда парламент уйдет на каникулы, я отвезу Фрэнка в Стаурс-Корт, навестить родные пенаты. Он предложил не восстанавливать поместье, а снести до основания. Может, это и правда хорошая идея. Мне надо также подумать, что делать с Кейв-хаусом. Не хочу там жить, но и оставлять его пустовать нельзя. Я пытался сдать его или продать, но желающих не нашлось.

Он так и не ответил на ее вопрос, и Мария не настаивала.

На следующее утро Дариен отправил герцогине Йовил записку, в которой попросил разрешения нанести визит. Ему не хотелось оказаться в неловком положении, если вдруг перед его носом закроют дверь. Ответ пришел быстро. Его ждут: через час они с Теей уезжают.

Одевшись с особой тщательностью, он прошел короткое расстояние до их дома пешком, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

Каждая минута их поездки станет минутой, прожитой без Теи, но в любом случае их встреча, вне всякого сомнения, будет очень непродолжительной. У попавшегося на глаза торговца цветами он купил очаровательный букетик душистого горошка, но потом решил, что вид у него будет странным с этими цветами в руках.

Его встретил флегматичный лакей, тот же самый, что открыл ему дверь вчера, когда он нес Тею на руках. Можно не сомневаться, что за профессиональной маской скрывается буря страстей.

Из одной из приемных вышла герцогиня, улыбнулась, увидев цветы, и пригласила его пройти в гостиную. Это не очень хорошо! Его не пускают на семейную половину дома.

В гостиной, прислонившись к камину, словно ей нужна была точка опоры, стояла Тея и выглядела такой опустошенной и усталой, что ему сразу захотелось взять ее на руки, прижать к груди.

— А вот и лорд Дариен, — сказала герцогиня и ушла, затворив дверь.

Удивленный, он оглянулся на дверь, а потом повернулся к девушке, которую обожал, которой должен был дать свободу. Тогда какого дьявола принес цветы? От них волнами поднимался аромат, заполняя небольшое пространство гостиной.

Она уже была одета в дорожное практичное серо-голубое платье, которое не добавляло красок ее лицу. Лиф с довольно низким вырезом был укрыт белыми рюшами и окантован жабо. Волосы собраны в простой пучок на затылке, в ушах переливались крошечные жемчужинки. Дариен сразу вспомнил ее красное платье.

— Ну как ты? — выдавил он с трудом.

— Все хорошо, — ответила она без всякого выражения.

Он подошел к ней и протянул букет. Тея поднесла цветы к лицу и, прикрыв глаза, вдохнула аромат, потом жестом предложила присесть.

Дариен подождал, пока она сама усядется на софу, потом сел, но не рядом: почему-то не решился, — и поинтересовался:

— Что твои раны?

— Ничего серьезного, хотя все еще саднят. А твои как?

— Более-менее. Хорошо, что Фрэнк объявился: позаботился обо мне. — Через минуту Дариен понял, что говорит о Фрэнке как родитель, слепо обожающий своего отпрыска, или как тот, кто отчаянно не хочет показать, что у него на сердце. — Ой, прости: болтаю бог знает что.

Улыбнувшись, она поднесла цветы к лицу.

— Не извиняйся. Я рада, что у тебя наконец появился хоть кто-то из родственников. — Помолчав, девушка добавила: — Значит, мы помолвлены.

— Твой отец думает, что так будет лучше.

— А ты?

— Это позволит уладить кое-какие проблемы. К сожалению, даже маленький скандал всегда помнят дольше, чем само событие, которое его вызвало. Потом нам придется расстаться.

Он попытался улыбнуться, но Тея была совершенно серьезна.

— Или нет.

Он заглянул в ее широко открытые глаза.

— Это вряд ли.

— Неужели мои слова ничего не значат?

— Не в этом дело. Ты же знаешь, что я собой представляю: видела дважды, — такова моя природа. Почти всю жизнь я воевал, у меня было очень мало друзей, которым можно доверять. Если несчастья не найдут меня, я наверняка найду их сам, и все обернется пролитой кровью. Тебе это не понравится.

— Оба раза все произошло из-за меня. — Она опять вдохнула аромат цветов и объявила: — Я приняла решение — слово за тобой.

— Тея, любимая…

Это было ошибкой, и девушка тут же ею воспользовалась:

— Если ты меня любишь, то глупо отказываться от любви.

Он вскочил и отошел к камину, увеличив расстояние между ними.

— Одной любви недостаточно.

— Но это самое главное в жизни.

— Любовь рано или поздно заканчивается.

— А что, если другой у нас не будет?

Он повернулся к ней спиной, словно не желая слушать ее доводы.

— Дариен, а как же наша договоренность?

Он обернулся.

— Ты о чем?

— Мы собирались все решить осенью.

В нем шевельнулась надежда — то самое чувство, которое боролось и цеплялось за жизнь, то самое, которое он должен убить в себе.

— А разве договоренность действовала не до твоего возвращения в Лондон?

— Вспомни: мы же хотели убедиться, сохранятся ли наши чувства, — упрямо заявила Тея. — В любом случае, нам лучше быть помолвленными, чтобы свет забыл о случившемся. В конце концов, ты же не можешь меня остановить: если только сам не собрался бросить меня, — но это окончательно разрушит репутацию Кейвов.

Он молча смотрел на нее.

— Из-за того, что пока неизвестно, когда начнет заседать парламент в этом году, можем ли мы договориться на начало осени? На сентябрь, например?

— Кажется, у меня есть отрицательный ответ.

Тея поднялась: уверенно, грациозно, не выпуская цветов из рук.

— Ты можешь сказать «нет» в сентябре. Если захочешь.

— Ты тоже.

— Разумеется. Ты не забыл про кольцо?

Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, о чем она, и ругательство едва не слетело с языка.

— Извини, я…

Тея вынула из кармана кольцо и протянула на ладони ему.

— Тебе сейчас не до кольца, да это и нечестно: заставлять тебя тратиться, учитывая основание нашей помолвки.

Он рассмотрел колечко: пять крохотных рубинов вокруг жемчужины.

— Из фамильной сокровищницы?

Ее губы сложились в таинственную улыбку.

— Оно принадлежало леди из нашего рода, которую считали любовницей Руперта Рейнского. Разумеется, ей не удалось завоевать своего принца.

Пару секунд Дариен крутил кольцо в пальцах, потом взял ее левую руку и надел его.

— Я не принц, Тея, и не приз: ты достойна гораздо лучшего.

— Нисколько не сомневаюсь: я все-таки дочь герцога с очень приличным приданым, — только вот вложить его я собираюсь в ваши поместья. Не забудьте, когда будете принимать окончательное решение.

Поневоле Дариен засмеялся.

— Вы просто невыносимы!

— Ну не зря же говорят, что дочери со временем становятся похожими на своих матерей.

Он моментально стал серьезным.

— А что, если сыновья становятся похожими на своих отцов?

— Я думаю, совсем необязательно. Мне и пары минут общения с твоим братом хватило, чтобы понять, что дурная наследственность не есть что-то неизбежное.

Тея подошла к нему и поцеловала, и цветочный аромат вперемешку с жаром тел повис между ними. Отбросив букетик на софу, Дариен крепко обнял ее, прижал к груди, и от этого так расчувствовался, что слезы навернулись на глаза, комком подкатили к горлу. Он с трудом справился с собой и завладел ее губами. Больше он ничего себе не позволил, даже когда увидел, что и у нее глаза заблестели, потом отстранился.

Несмотря на влагу на ресницах, она прекрасно держалась.

— Я так понимаю, ты скоро отправишься в Стаурс-Корт.

— Как приказал твой отец.

— Если не хочешь, оставайся, но, наверное, ты должен поехать и снести его из-за связанных с ним воспоминаний, как и собирался. Я узнала об этом из записки Марии.

— Даже если я приму такое решение, и если — в высшей степени невероятно! — ты выйдешь за меня, мы станем бездомными.

— Но я знаю: у тебя есть еще собственность в Ланкашире.

— Которая в еще большем упадке.

— А Ирландия?

— Пока не знаю, в каком там все состоянии, но это сам по себе беспокойный край, а я устал от войны.

— Тогда мы купим что-нибудь новое, Канем, — добавила она неожиданно. — Я решила, что должна называть тебя также, как твои друзья. Ты не против?

Он опять с трудом проглотил комок в горе.

— Не против.

— Это, должно быть, очень приятно. — Она забрала цветы и повернулась к двери. — Выбирать дом, я имею в виду. Мало кто из представителей света может позволить себе жить там, где хочет: особняк должен находиться рядом с Лонг-Чартом или недалеко от Дари, в Брайдсуэлле. То же касается и поместий, и охотничьих угодий — да любых мест.

Он взял ее за руку, не в силах справиться с собой.

— Если мы поженимся, будем жить там, где ты захочешь.

— Согласна, но нужен дом только такой, чтобы подходил нам обоим.

Тея открыла дверь, и они увидели герцогиню, которая озабоченно наблюдала, как слуги укладывают багаж. Обернувшись, она мгновенно оценила ситуацию и, просияв, спросила:

— Дариен, как у вас дела с домом?

— О господи! — пробормотала Тея. — Совсем забыла предупредить.

— Я поняла, что вы не собираетесь жить там. Очень мудро, мой дорогой мальчик…

Он уже стал ее дорогим мальчиком?

— Смогу ли я уговорить вас передать его на доброе дело? Мне хотелось бы организовать приют для особо тяжело пострадавших ветеранов войны, сирот и несчастных женщин. Они смогут жить все вместе, чтобы поддерживать друг друга, понимаете? Там не будет, конечно, той тишины, к которой привыкли соседи на площади, но и особо шумно не будет. И мне кажется, обитатели соседних домов будут счастливы избавиться от воспоминаний о Кейвах.

Герцогиня явно беспокоилась, согласится ли он.

Засмеявшись, Дариен поцеловал даме руку.

— Вы моя спасительница во всех смыслах, ваша светлость. Считайте, дом ваш.

— Ах, Дариен, дорогой. Как вы добры! А теперь, Тея, нам действительно пора отправляться.

Тея выпорхнула к поджидавшему их экипажу до того, как Дариен смог договориться с ней. Он вышел из дома, в который ворвался несколько месяцев назад и развязал новую безнадежную войну. Говорят, что время лечит все раны. Нет, это не так, но очень часто меняет восприятие.

Дариен шел через парк, который так много ему напоминал. Здесь он уговаривал Тею смелее смотреть на мир, разорвать сети, которые ее сковывали. И Тея изменилась. А он сможет?

Дариен решил, что вполне способен контролировать свою агрессию. Он нисколько не жалел о том, что убил Фокстолла, и сделал бы это еще раз, но с Божьей помощью подобное больше не повторится.

Гленморган? Там все можно было утрясти, и не прибегая к дуэли. Можно ведь решать проблемы и без применения силы. Дариен постиг эту мудрость в армии, но оказалось, что если кто-то посмел оскорбить его девушку, он тут же обо всем забывал…

Он проходил мимо пруда, по которому скользили лебеди.

Лебеди…

Если богиня снизошла до него, простого смертного, он тоже сможет измениться, чтобы соответствовать ей.

Когда с парламентскими обязанностями было покончено, Дариен и Фрэнк отправились в Стаурс-Корт, но ехали не торопясь, поскольку брат не привык ездить верхом. Кроме того, хотелось рассмотреть местность, по которой они проезжали. Братья совсем ненамного опередили повозку с их личными вещами.

Это путешествие стало познавательным и для Дариена тоже. Он и сам мало бывал в Англии, но никогда не испытывал такого удовольствия, которое демонстрировал Фрэнк.

В Стаурс-Корт они прибыли, как и было намечено, и хотя солнце благословило день своим появлением, никакого волшебства не случилось. Дикая природа умиляла, но не настолько, чтобы захотелось здесь остаться. Дариен испытал привычное желание — развернуться и уехать. Новый управляющий Уиттон добился многого, но ему были даны инструкции сосредоточить усилия на улучшении землепользования и привести в порядок летний домик, а не тратить время и средства на главный дом, сад и что-либо другое, столь же необязательное.

И это было мудрое решение, потому что с первого взгляда становилось ясно, что с главным домом нужно проститься навсегда.

— Странно… — сказал Дариен, останавливая Цербера. — Когда я приезжал сюда в прошлый раз, это место мне казалось тяжкой ношей, от которой невозможно освободиться, как Прометей от своей скалы или как моряк от альбатроса. А сейчас это просто развалюха, насквозь прогнившая. Не удивлюсь, если отец думал так же. Конюшни вон там.

— Я помню, — сказал Фрэнк. — За последние десять лет я несколько раз наведывался сюда.

О себе Дариен такого сказать не мог.

— Ты не хочешь попытаться сохранить его?

— Господи, нет! Если бы он был деревянный, я бы лично его запалил, но эти замшелые камни просто посмеются над огнем.

— А дерево внутри, наверное, все заплесневело, чтобы как следует гореть. Ладно, пойдем. Надеюсь, потолок не рухнет прямо нам на головы.

Уиттон явно считал конюшню нужным помещением: крыша была отремонтирована, а молодые конюхи, которые вышли, чтобы принять лошадей у хозяев, выглядели здоровыми и приветливыми.

Несколько недель назад, задумав эту поездку, Дариен распорядился избавиться от последних слуг, оставшихся после отца, обеспечив им либо единовременные выплаты, либо пенсии, даже тем, кого терпеть не мог. Быть ответственным опекуном наследства Кейвов оказалось делом затратным. Он приказал Уиттону набрать новый штат, но сомневался, что такое возможно: и раньше мало кто соглашался работать здесь.

В дополнение к конюхам на чистой кухне обнаружились повар и посудомойка, которая даже присела в реверансе перед хозяевами. Вид у нее был хоть и настороженный, но совсем не испуганный. Повар сообщил, что есть еще две служанки. И братья очень скоро их увидели — крепких молодых женщин, которые должны были поддерживать порядок в доме: стелить постели, мыть полы, вытирать пыль и полировать металлические изделия. Они тоже казались немного настороженными, но это ничего: каких-нибудь двадцать четыре часа общения с Фрэнком, и станут веселыми, как жаворонки.

И все же, несмотря на попытки служанок навести порядок, дом был безнадежен. Сколько его ни чистили и ни мыли, запах гниения удалить не получалось. Только полностью заменив крышу, возможно, удалось бы избавиться от многочисленных протечек на потолке. Какой смысл что-то ремонтировать, если участок был такой сырой, что больше походил на болото? Одному Господу известно, почему для строительства выбрали именно это место.

— Мне даже спать здесь неохота, — признался Фрэнк, разглядывая заметно провисший кусок потолка в комнате, которую приготовили для него. — Но слуги проявили усердие, так что ноблесс оближ — положение обязывает.

— Так частенько бывает.

Пришлось поблагодарить служанок — за то, что убрали предназначенные им комнаты, — а потом повара. Им даже лгать не пришлось: слуги старались изо всех сил. Когда дома не станет, они лишатся работы. Но ничего не поделаешь — другого выхода из положения Дариен не видел.

С ними за ужином сидел Уиттон. Это был солидный мужчина средних лет, который самозабвенно отдавался работе, но не мог поддерживать вежливых разговоров, поэтому за столом говорили о делах. Дариен удивился настойчивому желанию Фрэнка узнать как можно больше.

— Я думаю, ты выжал его досуха, — улыбнулся Дариен, передавая брату портвейн.

— Это так увлекательно: дренаж. Кто-нибудь думал, насколько это важно?

— Хотелось бы, чтобы те, кто строил этот дом, подумали об этом заранее.

— Да, точно. И о многом другом тоже. Например — о деревьях. Я думал, они нужны лишь для строительства, для изготовления мебели и мачт. Оказывается, есть еще парки, рощи, живые изгороди.

В таком же духе Фрэнк все говорил и говорил, поэтому Дариен поднялся и заставил его встать из-за стола в надежде, что брат сменит тему, но как только они вышли из столовой, он сказал:

— Как ты отнесешься к тому, чтобы я уехал в Гриншоу? На время? Мне хочется попробовать управлять поместьем.

Дариен был захвачен врасплох.

— Это гиблое место, но если хочешь — да ради бога!

Все, за что бы ни брался, Фрэнк делал добросовестно. У них это была общая черта.

Выйдя в холл, где стены были покрыты деревянными панелями, они остановились у сундука из резного дуба. Дариен поднял крышку. Внутри, как обычно, было пусто, но на стенках сохранились борозды от его маленького кинжала, которые он нанес, пытаясь проложить себе путь наружу.

— Оставим или выкинем? — спросил Дариен.

— Оставим, — ответил Фрэнк.

— Зачем?

— Ты сам меня учил не показывать никому свой страх.

Дариен опустил крышку.

— Хотелось бы мне никогда не учить тебя этому.

— Мы то, чем стали, из-за того, чем были когда-то.

Удивительно мудрое заключение для такого молодого человека, но Фрэнк есть Фрэнк, а он — Бешеный Пес Кейв. Дариен немало размышлял о собственной жизни и пришел к выводу, что ему не в чем раскаиваться.

Братья неплохо провели несколько недель: обследовали поместье. Фрэнк продолжал «отжимать досуха» вечно спешащего управляющего, хотя и должен был, в конце концов, уехать в Лондон, чтобы окончательно освободиться от службы на флоте ее величества. Когда же он вернулся, уже в гражданской одежде, они еще раз осмотрели дом, чтобы решить, надо ли что-то сохранить перед сносом.

Большая часть обстановки никуда не годилась, но вот тяжелая дубовая мебель хоть давно и вышла из моды, могла еще быть полезной. Все крепкие и не тронутые жучком-древоточцем вещи отправляли на склад.

Разумеется, они сходили в церковь: сначала, конечно, всех переполошили, но потом их встречали хоть и осторожно, но приветливо. Братья даже ответили на несколько приглашений, а когда в соседнем поместье Кенилворт устраивался вечер, сэр Элджернон Рипли приехал к ним лично, чтобы пригласить на торжество.

— Мои дочери никогда не простят, если я не привезу вас. Вы предупреждены, молодые люди.

Дочери Рипли, юные и легковозбудимые создания, как и все остальные особы женского пола, тут же влюбились во Фрэнка. Исходя из нового для него, оптимистичного отношения к жизни, Дариен решил, что брат успел привыкнуть к такому отношению и все выдержит. Его самого приняли не настолько тепло: возможно, это было связано со все еще существовавшими сомнениями в отношении нового Мерзкого Виконта, или просто из-за суровой внешности и манер, — но остракизму не подвергли, что было уже неплохо.

Когда Фрэнк сумел наконец освободиться от трио ясноглазых юных фей — одной из них наверняка было не больше пятнадцати, — Дариен протянул ему полный стакан винного пунша.

— Представляю, каково бы тебе было, если в дополнение к шарму ты еще обладал бы и титулом. Парень, скажи мне спасибо за спасение.

— Делаю это каждый день, — усмехнулся Фрэнк. — Но хочу заметить, что вокруг тебя толпы не наблюдается.

— Я упакован в ледяное достоинство пэра.

— Все еще Тея? — спросил Фрэнк с явной озабоченностью.

Дариен осушил свой бокал.

— Всегда Тея.

— Она наверняка тоже ходит на вечеринки и приемы: у нее-то точно нет отбоя от ухажеров.

— Надеюсь, что так. Мне хочется, чтобы ей понравилась нормальная жизнь с каким-нибудь обаятельным джентльменом без вывертов. Однако если она возьмется за ум, то о наследниках Кейвов придется позаботиться тебе. Так что возвращайся к своим перепелкам.

Допив бокал, Фрэнк улыбнулся, но сразу посерьезнел.

— Это звучит как-то слишком театрально, знаешь ли.

— Всего лишь практичность. Будет нечестно жениться на ком-нибудь, имея лишь половину сердца. И, кроме того, я не думаю, что создан для притворства и банальности. Если мое сердце изменится… — Он пожал плечами. — Тем не менее, если хочешь услышать что-то оптимистичное, то я думаю о том, чтобы восстановить Стаурс-Корт, то есть построить здесь новый дом, хотя пока не знаю как решить проблему с сыростью.

Ощущая опасность в том, чтобы облечь новую идею в слова, Фрэнк все-таки сказал:

— Я тоже думал об этом. А сейчас, пожалуй, приглашу на танец вон ту застенчивую блондинку. И мой тебе совет: если хочешь стать частью местного общества, танцуй больше.

— Вот дьявол! Но ты прав. — Дариен оглядел зал. — Безопаснее всего с чьей-нибудь женой, я думаю.

— Канем! Канем! Почему ты считаешь, что чужие жены не представляют опасности?

Дариен засмеялся, а потом подошел к миссис Уизерспун и пригласил на вальс. Дама, явно под сорок, вспыхнула, встревожившись.

Глава 43

Тея чувствовала бы себя счастливой, если бы удавалось проводить дни в уединении и тишине, но приходилось исполнять негласное обещание жить так, как живут остальные. Это было необходимо в любом случае. До Сомерсета доходили новости из Лондона, поэтому она была вынуждена тушить пламя повсеместно распространявшихся спекуляций. Если бы всем показалось, что она изменилась и превратилась в затворницу, виновником объявили бы Дариена.

И так, ей было нужно демонстрировать всем, что безумно рада своей помолвке, что она и делала. Они с матерью сразу говорили о героизме Дариена, если только кто-то упоминал о нем, и наконец, почти у всех сложилось впечатление, что он вытащил Тею прямо из дьявольских когтей Фокстолла. Именно этого они и добивались.

Когда парламент закончил работу, Авонфорт вернулся в свое поместье, и у Теи возникли новые сложности. Он больше не приставал с предложениями, но если бы вел себя холодно и нелюбезно, она просто не обратила бы на него внимания, но ей нужно было пообщаться с теми, кто видел Дариена недавно и мог бы что-то рассказать о нем.

Через день приехал герцог, но все, что знал о Дариене, — отъезд в Стаурс-Корт, что и так было известно.

Как было приказано, — подумала Тея, но не осмелилась спросить что-то еще. Ей было известно, что отец не готов принять Кейва в качестве мужа для нее, но она-то думала иначе. Тея благословляла помолвку за то, что она позволяла, даже принуждала сколь угодно часто упоминать его имя на публике.

В их библиотеке Тея нашла кое-какие книги, в которых упоминались Кейвы и Стаурс-Корт, и втайне изучала их, словно в этом было что-то греховное. Интересно, знает ли Дариен, что Кейв, который получил усадьбу в награду, женился на вдове — последней представительнице рода Стаур? Если нет, она расскажет ему об этом.

В путеводителе по усадьбам в Уорвикшире она нашла гравюру с изображением их дома, а в описании говорилось, что «в здании ощущается недостаток архитектурной значимости, и для него выбрано неудачное место». Она подавила улыбку и подумала: «Бедный Канем!» Неожиданно ей захотелось оказаться там вместе с ним и заняться его проблемами, а еще стало интересно, в какой из комнат изображенного на картинке дома Дариен находится сейчас, если он вообще там. Он мог уехать в свое поместье в Ланкашир или даже в то, что расположено в Ирландии. Тея не смогла найти книг, в которых упоминались бы эти поместья. Он мог уехать и в Шотландию, чтобы поохотиться, или в Брайтон, чтобы поразвлечься. Мог сесть на корабль и отправиться в Австралию, а мог уже и умереть! Нет, ей непременно об этом сказали бы.

В лондонских газетах, которые они получали, ничего не сообщалось, да и не удивительно: Дариен перестал быть центром внимания. Ей пришлось серьезно поработать над этим, но сейчас она была бы не прочь услышать о нем хоть что-нибудь, но только не о связи с какой-нибудь дамой.

Нет, она знала, что Дариен сдержит свое обещание, но это не означало, что не передумает.

Ничего толкового она не могла узнать и из приходивших писем, потому что большинство ее подруг находились здесь же, в Сомерсете. Тея даже подумала было написать кому-нибудь из «балбесов» или их жен, но, на ее взгляд, это не очень прилично. Если бы Делани приехали сюда, она смогла бы расспросить их, но причин для такого визита не было: Дари сейчас находился в другом месте.

Потом она получила письмо от Мэдди, которую сослали в Уэльс. После того, что устроил Фокстолл, сэр Чарлз задал дочери немало неприятных вопросов, и она уже не могла не рассказать о хитрости кузины с книжной лавкой и ее свидании с Фокстоллом, тем более что Харриет поделилась всем, что знала об этом происшествии, с другими слугами.

Кое-какие подробности Тея сохранила в секрете, но и этого подвига плюс еще кое-каких похождений дяде Артуру хватило, чтобы отправить Мэдди к каким-то дальним родственникам, которые жили, по ее словам, на краю света, среди гор и овец.

Ее письмо представляло собой смесь из раскаяния и возмущения, но Тея так и не поняла истинных чувств кузины ни в отношении себя, ни в отношении Дариена, ни даже Фокстолла. Но хорошо хоть, что Мэдди не оказалась беременной. Это было просто благословением Господним. Она тут же ей ответила, причем постаралась написать так, чтобы не сделать больно кузине и чтобы не возбудить в ней чувство обиды, но вряд ли они когда-нибудь снова станут близки. Мэдди не сыграла никакой роли в замыслах Фокстолла, но Тея не сомневалась, что начало всем ее проблемам положило поведение кузины.

Начался август, но дни по-прежнему стояли жаркие. Терпение, с которым Тея переносила вечеринки, пикники, приемы на скачках, истончалось до полной прозрачности, в особенности учитывая, что Дариен хранил молчание. Так шли дни за днями. Она пыталась убедить себя, что гордость не позволяет ему написать ей: об этом не говорилось, но подразумевалось в договоре, на котором она настаивала, — только изнутри, в особенности по ночам, ее разъедали опасения, что молчание Дариена означает ослабление его чувств. Она пыталась успокоиться, уговорить себя отдаться судьбе, напомнить, что нужно только дождаться конца сентября, но это оказалось чрезвычайно непросто.

На второй неделе августа ее терпение лопнуло, и она решила расспросить отца.

— Мне нужно поговорить с тобой, папа.

Тея думала, что он тяжело вздохнет, его придется уговаривать, но сэр Чарлз просто сказал:

— Пойдем прогуляемся по саду: в такое чудесное утро грех сидеть дома.

Стояло прекрасное летнее утро, было тепло, но еще не жарко. Поместье очень напоминало изображенное на акварели, которую она рассматривала тогда с Дариеном. Как давно это было!

Тщательно ухоженные лужайки мягко спускались к пруду с лебедями, между деревьями деликатно прохаживались олени. Рядом над клумбами жужжали пчелы, собиравшие урожай пыльцы, вились бабочки.

Все было прекрасно, но не этого ей хотелось.

Тея набралась смелости.

— Если я надумаю выйти замуж за лорда Дариена, отец, что ты на это скажешь?

Сцепив руки за спиной, он прошелся по тропинке, наконец сказал:

— Запрещу ли я тебе? Нет, дорогая. В конце года ты станешь совершеннолетней, и думаю, что мое неудовольствие вряд ли тебя удержит. Вдобавок сомневаюсь, что оно может перевесить искреннее чувство. Но у меня есть некие соображения. Спокойной жизни с ним не будет, а мне всегда казалось, что ты не любительница драм и тревог.

Тея постаралась объяснить:

— Возможно, это как с вином, папа: сначала оно не нравится, а потом от него оторваться не можешь.

— Ну, это если пить неумеренно. Дариен, боюсь, не способен себя контролировать. — Сэр Чарлз покачал головой и улыбнулся. — Вот такой я — отец единственной дочери. Ни один мужчина в мире не будет достоин тебя, моя дорогая девочка.

Они остановились в тени развесистого бука.

— Ты хочешь сказать, что я не должна просить твоего совета?

— Разве не это ты сейчас делаешь?

Тея покраснела, потому что на самом деле у нее совсем другое было на уме. Как ей казалось, она сейчас пробовала воду, прежде чем войти в нее.

— Ты очень разумная, несмотря на возраст, — сказал сэр Чарлз и добавил: — И не надо морщить нос, как будто это оскорбление.

— Просто когда так обо мне говорят, мне кажется, всегда подразумевают, что я глупая.

— А что плохого в тихой размеренной жизни, Тея?

Ей вспомнился бал-маскарад.

— Ты думал точно так же, когда был в моем возрасте? — спросила она с вызовом.

— Не уверен, что когда-нибудь был в твоем возрасте, да и ты тоже не в своем. Мы с матерью доверяем твоему трезвому суждению, поэтому хотим предоставить тебе возможность самой принять решение. Твое желание взять паузу, чтобы все хорошенько обдумать, говорит о мудрости. И потом, — добавил сэр Чарлз сухо, — никто не сможет сказать, что ты выбрала его за хорошее поведение.

Вспыхнув, Тея засмеялась, а потом зажмурилась и словно в омут головой:

— Значит, я могу поехать и найти его?

— Нет, Тея.

— Но я сойду с ума, пока сижу здесь как на привязи! Я понимаю, мы договорились до осени…

— Что? — воскликнул сэр Чарлз.

Тея совсем забыла, что никто, кроме них с Дариеном, не знал про этот уговор, но, уж если проболталась, надо объяснить.

— Так, — продолжил герцог. — Вот, оказывается, почему он не попытался связаться с тобой. Признаюсь, из-за этого у меня создалось впечатление… Но разве это справедливо — урезать время, которое он взял на раздумья?

— В любом случае к этому времени он уже пришел к решению. Как и я.

Рассмеявшись, отец покачал головой.

— Ну вся в мать: такая же нетерпеливая.

— Правда?

— Неужели ты не замечала, с каким нетерпением она берется за каждое новое дело? Если она что-то задумает, то сделает это немедленно.

Они дошли до пруда, спокойная поверхность которого была гладкой словно зеркало, и остановились, погрузившись в созерцание.

— Хорошо, дорогая, — после долгой паузы опять заговорил герцог. — Если ты уверена, что с твоей головой все в порядке, я отвезу тебя в Стаурс-Корт. В любом случае я должен убедиться, что Дариен способен обеспечить тебе необходимый комфорт.

Тея обняла отца и крепко к нему прижалась.

— Комфорт не самое главное.

Тея и герцог отправились в путь в почтовой карете. Сопровождавшие их Харриет и камердинер сэра Чарлза ехали в отдельном экипаже с багажом. Три дня им потребовалось, чтобы добраться до Стаурс-Корта, и уже под конец путешествия они выехали на равнину, которая заметно отличалась от привычной для Теи местности. И словно для того, чтобы проверить ее решимость, погода изменилась: заметно похолодало, небо нахмурилось, стал накрапывать дождь.

Сразу вспомнилась гравюра «Гнев Божий», и Тея понадеялась, что сегодня Всевышний не станет проявлять такую активность: с нее достаточно уже полученных ран.

Тея упросила отца не сообщать об их приезде: очень хотелось посмотреть, обрадуется ли Дариен ее неожиданному появлению, — хоть с ужасом и представляла, что будет, если он встретит ее холодно, а потом станет избегать. В общем, она испытывала и надежду, и страх, и от этой мешанины чувств ей чуть не стало плохо, но тут они, наконец, увидели ворота со сторожкой, которые, должно быть, вели к усадьбе.

Навстречу им вышла женщина и отворила чугунные ворота. Тея внимательно всмотрелась в нее, словно данная особа могла поведать ей что-то очень важное, но это была всего лишь крепкая деревенская женщина с квадратным лицом. В знак приветствия, когда они проезжали мимо, она поклонилась.

— Мы всегда можем повернуть назад, — предупредил сэр Чарлз.

— Нет-нет! Я просто нервничаю. Вдруг его здесь нет.

Герцога это не убедило, что было весьма удивительно. Тея расцепила сомкнутые на коленях руки и попыталась расслабиться, чтобы не казаться такой напряженной.

Почтовую карету слегка тряхануло на ухабах, когда они съехали на подъездную дорогу, но само поместье совсем не выглядело ужасным. Трава была короткой — наверняка благодаря овцам, которые ее постоянно объедали: практичный и распространенный способ. За купами вековых деревьев виднелись живописные рощицы, скорее всего естественного происхождения. Тея нашла взглядом романтические руины замка Стаурс-Касл на склоне холма, но где же дом? Подъездная дорога закончилась, а ничего похожего на дом так и не появилось в пределах видимости.

Карета двинулась в сторону двухэтажных строений — скорее всего хозяйственных. Тея неожиданно сообразила, что обширный грязный участок, заваленный строительным мусором и остатками каменной кладки, это место, где еще недавно стоял дом Дариена. Стало быть, не только он сам, но и дом.

Она посмотрела в сторону конюшен, совершенно потерянная, несмотря на то что оттуда выскочили несколько конюхов, затем услышала знакомый голос:

— Тея?

Она оглянулась и увидела его: в сапогах, в бриджах, в распахнутой на груди рубашке. Дариен выглядел как батрак, загорелый до черноты, — и, похоже, был ошарашен не меньше, чем она.

Все! Ожидание закончилось! Конюх открыл дверцу кареты, и Тея, выпрыгнув наружу, угодила в грязное месиво.

Она так и осталась стоять с открытым ртом, подобрав юбки, пока в туфли набирались вода и грязь.

Подскочив к ней, Дариен подхватил ее на руки.

— Господи, Тея! Что ты здесь делаешь? Я имею в виду, сейчас?

А Тея уже вовсю хохотала над всей этой безумной ситуацией, обняв его за шею.

Их глаза не могли оторваться друг от друга.

— Где твой дом? — спросила Тея.

Он тоже смеялся.

— Отправился в преисподнюю. Я надеялся, что успею что-нибудь построить для тебя к осени: виллу в палладианском стиле, например, или что-то в этом роде…

«Для тебя! К осени!» Он не передумал!

— Где же ты живешь?

— В домике егеря. — Наконец его взгляд переместился ей за спину. — Ох, черт! Так это сам герцог привез тебя?

— Да, отец хотел удостовериться, что ты устроишь меня с комфортом.

— Да уж, комфорт…

Дариен вынес ее на сухую землю и, поставив на ноги, задержал в своих объятиях, возможно, надеясь, что герцог не заметит или не обратит на это внимания.

Виконт коротко распорядился, чтобы возница переставил карету на сухой участок, и теперь герцог смог выйти. Экипаж со слугами поехал следом. С облегчением Тея увидела, что отец выглядит скорее веселым, чем рассерженным, но все равно опасалась, что свадьба будет отложена. Этого Тее не вынести.

— Моя дочь промочила ноги, — заметил герцог — впрочем, вполне миролюбиво, учитывая ситуацию.

Дариен опять подхватил ее на руки.

— Самое лучшее, что я могу предложить, ваша светлость, это помещение для конюхов тут, поблизости.

Его глаза смеялись, когда, поглядывая на нее, он внес ее на руках в просто убранную комнату. Стены здесь были беленые, посредине стоял рабочий стол, вокруг него — несколько деревянных скамеек, небольшой книжный шкаф — вот и вся мебель.

Дариен усадил ее на скамейку и, опустившись на корточки, снял с нее промокшие туфли. Она вся сжалась от прикосновения его рук к ногам и подумала, решится ли он снять и чулки в присутствии отца. Она этого так и не узнала: в комнату ворвалась Харриет, полная возмущения и негодования.

Послав ей воздушный поцелуй, Дариен поднялся и подошел к герцогу, стоявшему у окна и наблюдавшему за происходящим снаружи.

— Да, виконт, вы ничего не делаете наполовину.

— Стараюсь, ваша светлость.

Герцог ни с того ни с сего выпалил:

— Вы намерены жениться на моей дочери? И лучше бы вам ответить «да»!

Полуобернувшись, Дариен послал Тее улыбку и без раздумий сказал:

— Да!

Харриет заторопилась из комнаты с мокрыми чулками и туфлями, чтобы принести сухие. Увидев, что Дариен уставился на ее голые ступни, Тея пошевелила пальчиками, и он, сглотнув, добавил:

— Причем немедленно.

— Великолепно! — захлопала в ладоши Тея.

— Вы поженитесь не раньше чем через три недели, и не здесь, а в Лонг-Чарте, — объявил герцог. — И потом, виконт, надеюсь, вы подготовите для моей дочери приличный дом со слугами, неважно где.

— Я буду строить дом здесь, — сказал Дариен, не сводя глаз с Теи. — Если только ты не против, моя любовь.

Место было совершенно неподходящее, но она понимала, что никогда ему об этом не скажет.

— Здесь очень красиво, и мне нравится старый замок. Скажи только, мы сейчас не в болоте?

Он поморщился.

— Боюсь, что пока так. Я непременно займусь осушением, но это не так просто и не очень быстро.

— Тогда почему бы не построить дом повыше, на холме?

— Ну, разумеется: именно там я и хотел возвести новый дом: ты зришь прямо в корень проблемы. Надо только решить, где конкретно.

Он подошел к открытой двери и оглядел окрестности.

Тея начала злиться, оттого что не могла оставить скамейку, но тут наконец вернулась Харриет с чулками и туфлями, не вполне подходящими для этих мест, но ничего не поделаешь: пришлось надеть.

Тея встала и хотела было подойти к Дариену, но остановилась на полдороге и посмотрела на отца. Герцог, совершенно неуместный в такой обстановке, покачал головой и махнул рукой.

Следующий час они провели вместе: выбирали самое пригодное место для дома, их дома! Их рая! Она осторожно выбирала, куда ступить, иногда оказывалась у него на руках и не раскаивалась в этом!

Они нашли наконец участок, достаточно высоко расположенный, сухой и не обещающий никаких сюрпризов в будущем, и повернули назад, держась за руки.

— А сильно заболоченный участок превратим в пруд.

— Все к лучшему в этом самом лучшем из миров.

— Похоже на цитату. Откуда?

— Из «Кандида» Вольтера. Совершенно нелепая история.

— Ну, эта фраза таковой не кажется.

— Напротив: там череда несчастий.

— Тогда не будем больше об этом.

Они очень нежно поцеловались: ни к чему скандалить, если приз так близок.

Когда они, рука в руке, зашагали к конюшне, Тея сказала:

— Я когда-нибудь говорила, что ты был похож на корсара?

— Корсара лорда Байрона? Разве он не списал его с самого себя? Мадам, вы хотите обвинить меня в том, что у меня поэтическая натура?

При мысли об этом она хмыкнула.

— Но ты должен признать, что тогда появился в свете в образе человека одинокого и таинственного.

— Не по своей воле. — Дариен ласково сжал ее руку. — Ты не упомянула про главную заботу, Тея. Но здесь я не изгой: местные джентри оказались настолько гостеприимными, что теперь мне ничто не угрожает.

— А что угрожало?

— Юные леди, которым очень хотелось исправить мои недостатки и стать виконтессами.

— Какие недостатки? — уточнила Тея, но тут же, не дожидаясь ответа, добавила: — Теперь я понимаю, что действительно не следовало дожидаться сентября.

Дариен опять обнял ее и поцеловал.

— Ты и правда так думаешь?

Она прижалась к нему.

— Да. Я не могла больше вытерпеть ни минуты.

Стоять вот так, обнявшись, было настолько хорошо, что они, как могли, продлевали эти мгновения.

Наконец Тея подняла на него глаза.

— Здесь негде уединиться. Может, поедем в Лонг-Чарт? А дом может подождать: построим его вместе. Несмотря на то что сказал мой отец, я совсем не против пожить и в домишке егеря… какое-то время, по крайней мере.

Дариен поцеловал ее в кончик носа.

— Рад, что ты все разложила по полочкам. А я все думал, куда отправится моя Богиня.

Она засмеялась, но спросила:

— А куда отправился твой брат?

— В Ланкашир на время. Он все играет в управляющего сельхоз-работами. Не знаю, на чем, в конце концов, остановится его интерес…

Они вернулись на конюшню рука об руку, обсуждая дела Фрэнка, их дом, их будущее.

Когда они появились на пороге, терпение у герцога лопнуло. Он потребовал показать дорогу к какому-нибудь благопристойному постоялому двору и увез Тею. Дариен ненадолго задержался, и то лишь для того, чтобы прилично одеться, а потом присоединился к ним за роскошным ужином. На следующий день они все вместе отправились в Лонг-Чарт на свою свадьбу.

Глава 44

Если герцог испытывал некоторые сомнения по поводу брака, то герцогиня — совершенно нет. Всплакнув от радости, она с головой ушла в приготовления к свадьбе года. Что бы ни говорила Тея, это не могло изменить ее отношения. И поскольку мать не пыталась отложить предстоящее событие, Тею это перестало беспокоить, и едва выпадала возможность, они с Дариеном уединялись.

Они много гуляли, устраивали конные прогулки, ездили по окрестностям, и Тея показывала ему свои любимые места. Вдобавок у него оказался хороший голос, поэтому они, в конце концов, составили дуэт и выступали перед знакомыми.

Их дом будет полон музыки.

Однако время побыть наедине было для них строго ограничено — казалось, все графство захотело встретиться с виконтом Кейвом: одно светское мероприятие следовало за другим. Некоторые соседи хотели познакомиться с ним просто из любопытства и были в восторге от него. Сейчас это было вовсе не удивительно: Дариен сильно изменился. В нем, конечно, сохранились властность и энергия, которые привлекли и напугали ее при первой встрече, но он стал менее замкнутым и более сердечным.

Когда за неделю до свадьбы вернулся Фрэнк, она подумала, что это из-за него в Дариене произошли такие изменения. Привязанность братьев друг к другу была действительно очень глубокой, что неудивительно: в компании Фрэнка никто не смог бы вести себя холодно и отчужденно.

Когда она высказала Дариену свои впечатления, он возразил:

— Нет, моя Тея. Если я и правда стал хоть немного лучше — это твоя заслуга.

Дари и Мара, счастливые супруги, разумеется, тоже приехали. Тея была тронута, когда поняла, что между Дариеном и Дари больше нет ни гнева, ни обиды, хотя ей совершенно не нравилось, что эти двое стали устраивать бои на палицах. Кончилось тем, что Дариен получил ощутимый удар по голове.

Он лежал под деревом у нее на коленях, а она прикладывала к шишке салфетку с уксусом.

— Оно того стоит, — произнес он с закрытыми глазами. — Но я думаю, что сладкий поцелуй принес бы куда больше пользы, чем уксус…

На следующий день Дариен предложил Дари сразиться на саблях, но Мара и Тея запретили им даже думать об этом. Они устраивали скачки, в которых принимали участие молодые люди из ближайших поместий. Тея проворчала что-то насчет Конрада и Медоры, а потом пришлось объяснять Маре, что к чему.

В вечер накануне свадьбы герцогиня устроила бал. В особняк Йовилов съехались сотни гостей, некоторые остались ночевать, поэтому Лонг-Чарт был забит до отказа. И опять им не представилось никакой возможности побыть вдвоем, но завтра — ах, завтра! — и сегодня вечером они могли танцевать.

Герцогине хотелось, чтобы дочь сшила себе новое бальное платье, но Тея надела красное, решив выглядеть точно так же, как в ту ночь, за одним исключением: сегодня на ней был подходящий корсет.

— Жемчуга? — удивилась леди Сара, когда увидела ее. — Может, наденешь мои рубины?

— Нет, мамочка: я хочу выглядеть именно так.

Мать покачала головой, но не стала возражать.

Когда Дариен увидел ее, его реакция была такой, о какой она не могла и мечтать. Этим волшебным вечером они танцевали так, словно вокруг никого, кроме них, не существовало. Во время вальса она спросила:

— Знаешь, а в полночь будет фейерверк.

Все присутствующие улыбались, снисходительно глядя на пару безумно влюбленных.

Они вместе смотрели фейерверк. Тея устроилась в его объятиях, а он пользовался каждым удобным случаем, чтобы поцеловать ей волосы и тихо шептал на ухо какую-нибудь милую глупость. Когда залпы отгремели, они опять отправились в бальный зал, но ненадолго. Венчание было назначено на десять утра, поэтому никто не стал бы танцевать до рассвета.

Для этой церемонии Тея заказала простое платье из белого муслина, которое расшили незабудками. Шелковые крошечные голубые цветочки украшали и ее прическу. Само венчание прошло скромно, в личной часовне Йовилов, и на нем присутствовали только члены семьи, но зато потом было организовано торжество на свежем воздухе, куда могли прийти все желающие.

И хотя Тея и Дариен добросовестно исполнили свой долг молодоженов, после полудня, в середине дня, были рады сбежать. Их увезла украшенная цветами карета, которую по пути следования приветствовала толпа. Люди выстроились вдоль дороги на добрую милю, пока карета проезжала по землям герцога.

— Уф! — Дариен рухнул на сиденье. — Если бы ты предупредила заранее, я бы сбежал.

— Да куда ты теперь от меня денешься? — рассмеялась Тея.

В пятнадцати милях от Лонг-Чарта они сняли хорошенький домик. К тому времени, когда молодожены добрались туда, их нервы уже были до такой степени напряжены, что с трудом удалось соблюсти приличия, выдержав минимум приветствий со стороны слуг, прежде чем отправиться в спальню.

Солнце лилось в окна, сейчас открытые настежь. Слышалось пение птиц, а также голоса людей где-то в саду, вдалеке лаяла собака.

— Может, подождем до ночи? — предложила Тея, почему-то застеснявшись.

— Если хочешь.

Тея смотрела на него и понимала, что им сейчас владеют те же самые чувства.

— Нет, но…

— Я могу задернуть шторы, если ты боишься, что птицы будут подглядывать.

Она согнулась от смеха, а потом упала в его объятия, и все встало на свои места.

Дариен полностью владел собой, чтобы действовать медленно: не спеша ее раздеть, освободив от слоев ткани; преодолеть стыдливость и страх старался поцелуями и шутками. И как-то ему удавалось одновременно раздеваться самому, так что он освободился от одежды первым.

И вот уже он стоял перед ней обнаженный в лучах солнца, загорелый, великолепно сложенный. Тея замерла на месте, чтобы полюбоваться, потом подошла к нему, коснулась пальчиками шрамов: на руке, на боку, — провела ладонью по его животу вниз, тронула его мужское естество, уже знакомая с его горячей твердостью.

Он потянул вверх ее тонкую шелковую сорочку и привлек обнаженное тело к себе, подхватил на руки и быстро понес к уже разобранной постели. Коснувшись кожей прохладных простыней, она задрожала, но не от холода. Обволакивающий свежий аромат лаванды, пропитавший простыни, мгновенно разжег в ней огонь желания.

Тея протянула к нему руки, и Дариен пришел в ее объятия, чтобы целовать, гладить, ласкать ее тело, как уже делал когда-то, но на сей раз сделать наконец своей. Когда он вошел в нее, боль была такой острой, что чуть не лишила ее чувств, но быстро прошла. Они наконец стали единым целым.

После недолгой паузы он шевельнулся в ней. Тея радостно удивилась новым ощущениям, а потом подстроилась к его движениям, наслаждаясь каждым восхитительным открытием, которое давало ей собственное тело, потом его тело. И, наконец, ее целиком захватила страсть, страсть, которой она желала так долго. И это было намного лучше того, что она испытала тогда.

— Фейерверк, — наконец выдохнула Тея, вытянувшись в томном наслаждении. — Хоть и не в полночь.

Дариен привлек ее к себе, обнял.

— У нас будет еще много-много как дней, так и ночей, обещаю.

Однако Тея приложила палец к его губам.

— Да, любимый. Мы непременно будем счастливы, и ничто не может быть восхитительнее этого.

— Я, может, и Канем Кейв, а вот как насчет тебя, Великая Недотрога?

Она засмеялась в ответ:

— Для тебя — никогда. Я вся твоя. Люби меня еще, муж!

И они еще долго наслаждались объятиями и любили друг друга, не замечая, что уже стемнело за окном.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.