Леди-цыганка

Глава 17

Франция, весна, 1803

Дорога от паромной переправы до Парижа подходила к концу. Они оставили позади бледно-зеленые пологие холмы и необычные на вид белые фермы. Кэтрин не обладала способностью Джейсона спать в тряском экипаже, поэтому с огромным нетерпением ждала, когда покажется город.

В пути они останавливались у придорожных гостиниц лишь для того, чтобы сменить лошадей и наскоро поесть – чаще всего Джейсон заказывал корзинку с сандвичами, чтобы не задерживаться на следующей станции. Лишь однажды они простояли несколько часов, пока меняли сломавшееся колесо Наблюдая, как Джейсон нетерпеливо расхаживает взад-вперед в номере провинциальной гостиницы, Кэтрин осознала тот факт, что его желание поскорей оказаться в Париже никак не связано с ней. Она напрасно боялась, что все путешествие ей придется отбиваться от его попыток заняться любовью. Он вообще едва замечал ее присутствие в экипаже и, казалось, забыл о ее существовании. Кэтрин обнаружила, что этот недостаток внимания даже задевает ее.

Колесо треснуло, попав в глубокую выбоину на дороге: французские дороги оказались много хуже английских, а английские были ужасны. Экипаж содрогнулся от толчка, а Джейсон так и не проснулся, раскачиваясь в унисон с движущимся экипажем.

Она подолгу изучала его спящее лицо, живое, без суровых морщин – они исчезли, разгладились, – это было лицо молодого человека, не способного похитить и изнасиловать женщину. Но Кэтрин трудно было обмануть. По своему горькому опыту она знала, как мгновенно меняются его желания и намерения. Она попробовала представить, что было бы, если бы он мог предположить, что она хочет вернуться в Англию. Сказать ему правду и рассчитывать на его милостивое разрешение? Она даже не рискнула предположить, что такой вариант возможен, и отказалась от него так же быстро, как и придумала. Время для откровений такого рода упущено, и она со злостью выбранила себя за то, что была такой упрямой дурой.

Погруженная в грустные размышления, Кэтрин безучастно смотрела в окно, а повернув голову, неожиданно столкнулась с изумрудным взглядом проснувшегося Джейсона. Оказывается, он уже проснулся и какое-то время внимательно изучал ее профиль. Взгляд у него был настолько холодно-расчетливым, что на мгновение она испугалась: не прочел ли он ее мысли? Страх заставил ее заговорить первой, чтобы избежать унизительных замечаний.

– Хорошо отдохнул? Должно быть, ты здорово вымогался, если спал так долго.

Джейсон лениво улыбнулся, его зеленые глаза чуть блеснули, когда он медленно протянул:

– Как правильно ты произносишь слова, точь-в-точь как ученица в монастырской школе. – Он помолчал, разглядывая ее с откровенной насмешкой, потом мягко добавил:

– Но мы-то знаем, что это не так, верно?

Кэтрин стоило труда удержаться, чтобы не выпалить резкие слова, уже вертевшиеся на кончике языка; глаза выдали ее негодование, и она колко ответила:

– Можешь думать, что это, если тебе нравится. Я не собираюсь злиться, и если ты намерен позабавиться, изводя меня насмешками, то уверяю – у тебя ничего не получится.

Изумившись ее холодному тону, он привел ее в замешательство, внезапно спросив:

– А почему ты подумала об этом именно сейчас?

– Почему? А какая, собственно, тебе разница, что я думаю? Он бросил на нее острый взгляд и промурлыкал:

– Обычно мне наплевать на то, что думает какая-либо женщина, но шестое чувство мне подсказывает: здесь что-то не так, ты что-то мне не сказала, что-то, что я должен бы знать!

Чтобы преодолеть замешательство и не выдать себя, она не стала отвечать, а сама спросила:

– Откуда ты это знаешь?

– У тебя очень выразительное лицо, дорогая ведьмочка, боюсь, оно выдает твои мысли.

Напуганная до глубины души, она вернула ему мяч их разговора:

– Если я так легко выдаю свои мысли, что же ты спрашиваешь? Почему просто не читаешь их по моему лицу?

– Не люблю подсматривать, мне бы хотелось казаться положительным.

Она едва не поддалась на провокацию, но стерпела и сохранила выразительное молчание.

Несколько минут они ехали в тишине и спокойствии, потом Джейсон начал показывать ей достопримечательности – они въезжали в окрестности Парижа.

Уже стемнело, когда Джейсон провел ее по мраморному фойе отеля «Крильон» к длинной полированной стойке, где их поджидал портье в мрачной, черной с белым, униформе. Кэтрин едва держалась на нотах, платье ее было помято, она чувствовала голоде, мечтала принять ванну и ее совершенно не заботило, что подумают о ней служащие отеля. Но все же она вздрогнула, словно от укола булавкой, когда консьерж промурлыкал:

– Прошу вас, мадам и мсье Сэвидж, следуйте за мной. – И повел их к великолепным апартаментам на третьем этаже.

Показывая им две спальни, гостиные, туалетные комнаты, он повернулся к Джейсону и произнес извиняющимся тоном:

– В предварительных инструкциях не было сказано, что прибудет и мадам Сэвидж, но мы заверяем, что для горничной мадам будет приготовлена комната возле комнаты вашего слуги. Могу добавить, что, если мадам или мсье нуждаются в услугах служащих отеля «Крильон», пока не прибудут ваши слуги, пожалуйста, сообщите мне, и все будет сделано.

Низко поклонившись, он вышел из комнаты, оставив за собой зловещее молчание.

– Мадам Сэвидж? – гневно взорвалась Кэтрин. Джейсон повернулся к ней, насмешливая улыбка скривила уголки его губ, густая темная бровь поползла вверх:

– А ты предпочитаешь, чтобы я громогласно объявил, что привез с собой любовницу? – спросил он сухо. – «Крильон» очень консервативный и респектабельный отель. Когда дядя послал сюда предварительное уведомление о моем прибытии, он не знал, что я буду не один. Он до сих пор ничего не знает об этом. Если бы знал, я уверен, отдал бы более осторожные распоряжения.

Решительно и зло, сверкая глазами, Кэтрин произнесла с поддельной наивностью:

– Тебя действительно беспокоит, что могут подумать о твоих действиях? Никогда не могла бы себе этого представить. Ладно, наверное, твой дядя – тот человек, которым ты восхищаешься. Я и размышляю, как бы он отнесся к изнасилованию и похищению женщины?

Джейсон равнодушно пожал широкими плечами.

– Взгляды дяди на мою мораль мне достаточно известны, и ты будешь изумлена, как часто его мнение обо мне совпадает с твоим.

Он подошел к тяжелой резной двери, выходящей в покрытый коврами коридор.

– Я распорядился, чтобы тебе приготовили ванну и чтобы прислали горничную разобрать твои вещи, как бы мало пока их ни было. Думаю, что ты сильно устала, так что поужинай в своих комнатах и пораньше ложись спать.

Не дожидаясь ответа, он вышел.

Кэтрин молча смотрела на закрывавшуюся за ним дверь. Он не» мог просто так оставить ее! Но проходили минуты, а Джейсон не возвращался. Ей стало ясно, что он не только мог так поступить, но и поступил! Усталости у нее как не бывало, она пробежала через комнату к двери и распахнула ее. На пороге заколебалась, потом выглянула в широкий, белый с золотом, коридор. Он был совершенно пуст. Она закусила нижнюю губу, не зная, что предпринять дальше.

Потом вернулась в комнату, прикрыв за собой дверь. У нее не было денег, и ей не к «ому было идти. Сейчас придется принять высокомерные действия Джейсона, как бы они ни были противны. Но она не спала уже несколько дней, а пустой желудок торопил ее подвести итог размышлениям – стоит повременить по крайней мере до тех пор, пока она не поест и не смоет дорожную пыль. Тогда и подумает о дальнейших стратегических шагах. Приняв решение, она принялась разглядывать роскошные апартаменты, не в силах перебороть любопытство.

Все комнаты были большими, прекрасно отделанными. Кремовые стены, высокие потолки с хрустальными люстрами, мягкое золото ковров, застилавших натертые полы. Тяжелые занавеси из темно-золотого бархата спускались на высокие окна, и Кэтрин с удовольствием обнаружила пару застекленных дверей, которые вели на маленький балкон.

Стук в дверь прервал ее наблюдения. В комнату вошла крошечная брюнетка с очаровательными карими глазами. Она смущенно улыбнулась Кэтрин и сделала книксен, сказав, что ее послали помочь мадам и что зовут ее Жанна.

Черная униформа девушки с белым кружевным фартуком и соответствующей шляпкой не могли скрыть девичью свежесть Жанны. Без сомнения, она была хорошенькой, румяные щечки выдавали ее деревенское происхождение. Ей было не более шестнадцати. Глядя, как она вынимает ее платья и раскладывает их в спальне, Кэтрин вдруг подумала, сам ли Джейсон выбрал Жанну и только ли с целью быть горничной при его так называемой жене? Но она тут же устыдилась своих мыслей, оставила Жанну хлопотать с вещами, а сама стала бесцельно расхаживать по пустым комнатам.

Под ее окнами расстилался вечерний Париж. Вдоль вымощенных булыжником улиц горели фонари, и их жеманный желтый свет яркими пятнами проступал в чернильной темноте ночи. Изящные быстрые экипажи развозили модных горожан. Звучно цокали копыта.

Некоторые направлялись в театр, возможно, в тот, который парижане называли «Домом Мольера», некоторые – в игорные дома, предоставлявшие джентльменам разнообразные развлечения, и не только за игорными столами.

Их апартаменты выходили окнами на Площадь Согласия, где десятилетием раньше несчастный Людовик XVI, потеряв трон, потерял и свою голову на гильотине. За площадью медленнотекущая Сена мирно несла свои воды через бурно разрастающийся город.

Но Кэтрин снова охватила усталость, она уже не могла следить за движущимися огнями и почувствовала облегчение, когда Жанна объявила, что ванна готова.

Быстро сняв платье, Кэтрин скользнула в благоухающую розовым ароматом воду, чувствуя, как она охватывает ее усталое тело. Прекрасное мыло, плавающее в воде, тоже пахло розами, и она стала усердно натирать себя от макушки до пальцев ног. Жанна помогала ей, подливая горячую воду из медного кувшина. Когда Кэтрин вымылась и сполоснула свои длинные волосы, латунная ванна была заполнена до краев.

Выйдя из ванны, Кэтрин предоставила себя живому вниманию Жанны, но горничная была столь деловита и деликатна, что Кэтрин даже почувствовала себя неловко, настолько быстро ее обтерли, обсушили, напудрили душистой пудрой, облачили в мягкую ночную рубашку. Она не успела запротестовать, как Жанна уже накинула на нее черный бархатный халат – ровно за секунду до стука в дверь, возвестившего, что доставлен заказанный Джейсоном ужин.

Позже, впав в приятную дремоту от вкусной еды и выпитого вина, Кэтрин прилегла на синий диван; глаза у нее совсем слипались. Усилием воли она их приоткрыла и снова оглядела великолепные комнаты. Ухоженная, умиротворенная, она ни о чем не думала и уже через несколько минут блаженно уснула.

Было очень поздно, когда Джейсон вернулся в отель. Его письмо Ливингстону, в котором он просил о срочной аудиенции у Монро, было отослано, он встретился с французским министром финансов Франсуа де Барби-Марбуа и наметил решение некоторых семейных проблем. Поскольку не все члены клана Бове перебрались в Новый Свет, с одобрения дяди, Джейсон разослал записки всем парижским родственникам. Съев в ресторане отеля свой обед, он был приятно удивлен, обнаружив, что один кузен уже ожидает его в фойе.

Мишель Бове, изящный молодой человек приятной наружности, выбрал на этот вечер известное игорное заведение, когда посыльный принес ему записку от Джейсона. Чрезвычайно любезный малый, Мишель решил немедленно повидаться со своим американским кузеном. Молодые люди мгновенно сошлись, и Джейсон охотно принял предложение кузена показать ему ночную жизнь города. По мере того как они веселились, Мишель пичкал Джейсона сжатыми, порой забавными, характеристиками разных родственников» и определенно дал понять, кого из них следует избегать.

Джейсон пребывал в отменном расположении духа, когда тихонько вошел в комнаты, которые до этого бесцельно разглядывала Кэтрин. Проследовав в самую большую спальню, он бросил свой шарф на спинку стула, освободился от сапог и через тихие комнаты устремился на поиски Тамары.

Он не ожидал найти ее в своей спальне, он был убежден, что она спит у себя. Однако в ее комнате кровать была пуста. Он нахмурился, задумчиво потер отросшую на подбородке черную щетину, пошел дальше, в меньший из двух салонов. Завидев Тамару, спящую на диване, он замер посреди комнаты.

Она лежала на боку, шелковые черные волосы, уже подсохшие, густым облаком клубились вокруг плеч. Одну руку она подсунула под щеку, другая свисала на пол. Глядя на эту прелестную картину, он как-то странно заулыбался – это не была ни его обычная ухмылка, ни улыбка доброты, но что-то среднее. С минуту он смотрел, как вздымается и опускается ее грудь под черным бархатом. Затем, взволнованный и недовольный неожиданным приступом нежности, он решительно подошел к дивану, поднял ее на руки и понес в спальню.

Когда он снял с нее халат и сунул между двумя теплыми простынями на большую кровать, она слегка потянулась и сонно мигнула, словно котенок. Начав просыпаться, взглянула на него сквозь полуоткрытые веки своими немыслимыми фиалковыми глазами. Не выдержав, Джейсон прильнул к ее мягкому рту долгим, ищущим поцелуем, после чего Кэтрин окончательно проснулась, а Джейсон пришел в гневное смущение.

Он не намеревался поцеловать ее таким поцелуем! Он хотел всего лишь чмокнуть ее в губы. Но в этот момент что-то странное взорвалось между ними. Ее рот словно ждал его, губы ее слегка раскрылись, и язык ответил на ласку его языка.

Борясь с желанием оказаться рядом с ней и посмотреть, как далеко зашло неожиданно уступчивое настроение, Джейсон вглядывался в глаза Кэтрин. Так они молча смотрели друг на друга несколько секунд, неподвижно, не желая разорвать это странное очарование. Затем, пробормотав ругательство, он резко повернулся и вышел.

Со сложным чувством, но без радости, Кэтрин глядела ему вслед. Что произошло? Она же ненавидит его! Он ее обесчестил, обращался с ней жестоко, и вот, достаточно было ей поесть досыта, и она все забыла и растаяла в его объятиях, словно уличная девка. Закрыв глаза, она постаралась выкинуть из памяти этот поцелуй, но он тут же вернулся. Как могла она так откликнуться на него! Но еще больше потрясло ее то, что он ушел. Она мрачно напомнила себе, что поклялась отомстить ему, что запретила себе отвечать на ласки, – она уже достаточно погорела на этом. Помни это, ты, маленькая дурочка, когда в следующий раз почувствуешь что-то вроде желания ответить на его объятия.

Некоторые другие неприятные мысли мешали ей еще несколько минут, но, неспособная решить ни одну из насущных проблем и наслаждаясь изумительным ощущением чистой постели после долгого путешествия, она погрузилась в сладостный сон – второй раз за этот вечер.

Этого нельзя было сказать о Джейсоне. Он расхаживал по спальне еще добрый час. Кэтрин было бы приятно узнать, что большую часть его он провел в попытках избавиться от странных, незнакомых эмоций, которые она заставила его испытать. И чем настойчивее искал он объяснение, тем в большее смущение впадал. И заснул он с чувством, что на него навалилась какая-то незаслуженная напасть, вроде зубной боли; глаза бы его никогда не видели проклятую маленькую цыганку! Как смела она внести такое смятение в его мысли!

Глава 18

Настоящий первый их день в Париже обещал быть хорошим. В белой нижней рубашке, в розовом шелковом халате, подпоясанном под маленькой твердой грудью, Кэтрин нежилась на балконе под ярким солнечным светом, когда сзади раздался голос Джейсона. Захваченная своими наблюдениями, она вскрикнула от неожиданности, когда он произнес:

– Рад видеть, что ты уже встала. Прежде чем принимать ванну, я зашел взглянуть на тебя – ты еще спала и выглядела, должен признать, прелестно.

Не поддавшись на провокацию в его голосе, она посмотрела на него с осторожностью, довольная тем, что сейчас одета. Не то что вчера вечером. При этом воспоминании глаза ее сверкнули обидой. Холодно, скрывая, как бьется в груди сердце, она спросила:

– А разве я должна была уже встать? Мне казалось, ты обещал мне сегодня свободный день. Или я должна быть у тебя в услужении и помогать тебе одеваться?

Неожиданный всплеск зеленых глаз дал ей возможность сделать паузу, в которую он тут же устремился, пресекая все ее дальнейшие рассуждения:

– Тебе не следует держать в голове мысли об одевании, моя дорогая. Только о раздевании – в любое время, какое ты предпочтешь, предложив мне свои услуги. Я соглашусь немедленно.

Испытывая дурацкое желание захихикать и досадуя на то, что по собственной неосторожности позволила так уколоть себя, она обрадовалась, когда негромкий стук в дверь отвлек внимание Джейсона.

Слуга в униформе не принадлежал к обслуживающему персоналу отеля, но, как поняла Кэтрин, Джейсон ожидал его. Посыльный вручил Джейсону запечатанный конверт, однако, ответа ждать не стал, а, сунув в карман золотую монету, вежливо поклонился и ушел.

Остро ощущая на своей талии руку Джейсона, которую он так и не убрал, она исподтишка наблюдала за ним; по мере чтения лицо его стало таким серьезным, какого она у него никогда не видела. Собственно, пробежал он записку в один момент, потом быстро взглянул на нее и поймал ее взгляд. В смущении она вспыхнула и освободилась из-под его руки. Улыбнувшись, Джейсон поддразнил ее:

– Играешь в смущение, да? Если, малышка, тебе доставляет удовольствие смотреть на меня, можешь продолжать. В конце концов, я же получаю удовольствие, глядя на тебя.

Кэтрин подавила желание ударить его, чтобы пощечиной согнать эту невыносимую выжидательную ухмылку с его красивого лица. Предоставив ему возможность любоваться своим затылком, она целиком погрузилась в разглядывание своих дрожащих рук, вцепившихся в перила балкона. С минуту он молчал, потом медленно произнес:

– Мне нужно на некоторое время оставить тебя. Прошу прощения, но поразвлекайся сама, пока я не вернусь.

Повернувшись, она спросила тихим напряженным голосом:

– А ты не боишься, что я сбегу.

– Нет. Если бы я думал, что есть хоть малейшая такая возможность, я бы не оставил тебя одну вчера вечером. Я не дурак, а тебе не так уж хочется сбежать от меня, как ты делаешь вид, моя маленькая возлюбленная. К тому же у тебя нет денег.

Он успел поймать ее поднятую руку и с легкостью завел ее за спину, одновременно прижав к себе все ее тело. Упираясь ему в грудь, она смотрела на него в упор, злясь больше на саму себя, чем на него. Он дразнил ее взвешенно – настолько взвешенно, чтобы она вела себя так, как ему надо. И у него получилось. Вызывающе вскинув голову, она выпалила:

– И что же теперь? Теперь будет то, что ты хотел в том, первом месте, да?

– Нет, не совсем. Но ты так легко поддаешься, так легко вспыхиваешь, моя дорогая, что мне трудно удержаться, чтобы не ловить тебя на одну и ту же удочку.

Поддразнивая ее, Джейсон почти касался губами ее рта. Обхватив ее руками так крепко, что их тела почти слились в одно целое, он медленно прошелся губами по ее лицу от лба до кончика носа, потом коснулся ее губ и мягко сказал:

– Мне придется ненадолго оставить тебя. И если у тебя действительно сохранилась идея сбежать отсюда, то можешь забыть ее. Прежде чем покинуть отель прошлым вечером, я имел разговор с консьержем и Жанной. Это было неприятно, но пришлось объяснить им, что, хотя мы недавно поженились и я тебя очень люблю, у тебя бывают приступы безумия, когда ты представляешь себя кем-то другим, думаешь, что я похитил тебя. Так что, видишь, моя дорогая, – почти добродушно добавил он, – не стоит и помышлять о побеге. Слуги просто запрут тебя в этих комнатах. И без денег ты далеко не уйдешь. Развлекай себя сегодня днем сама, а вечером, если будет время, мы, возможно, спланируем что-нибудь более интересное.

Затем она утратила способность связно мыслить, когда его теплые губы прильнули к ней и она снова ощутила жадное, необъяснимое чувство, которое рождали в ней его поцелуи.

Когда он ушел, в больших комнатах воцарилась необычная тишина, и разгневанная Кэтрин бросилась на свою кровать. Черт с ним! Он обращается с ней как с куклой, как с игрушкой! Скажите, он намерен планировать какое-нибудь развлечение, если на нее у него останется время! Как бы хотелось, со злостью подумала она, одержать победу в той игре в кошки-мышки, которую они вели.

Джейсон еще ухмылялся, когда вошел в американскую миссию и вручил привратнику свою карточку. Его туг же провели в маленький кабинет, наскоро приготовленный для Джеймса Монро, представителя Джефферсона в Париже. Он должен был помогать Роберту Ливингстону, американскому посланнику во Франции.

Сидя за темным дубовым столом, занимавшим чуть ли не всю комнату, поглощенный чтением, Монро встал, когда Джейсон вошел в кабинет, и положил на стол объемистый документ, который изучал.

– Бумажная работа, – прокомментировал он, – но скажите, молодой человек, что привело вас во Францию? Я думал, что Джефферсон хотел иметь вас в Англии до тех пор, пока Ливингстон не послал бы за вами. Но, насколько мне известно, Роберт этого не делал. Что же тогда стоит за этим настоятельным письмом, которое я получил от вас вчера вечером? Или у вас уже возникли неприятности с французским правительством?

Несмотря на поддразнивающие нотки в его голосе, Джейсон уловил в этом вопросе и скрытую угрозу. Он перестал улыбаться и спокойно ответил:

– Прошу прощения, если записка показалась резкой, но события настоятельно требовали, чтобы я переговорил с вами до того, как будут продолжены переговоры Ливингстона.

Устроившись поудобнее в своем мягком кресле, Монро окинул Джейсона пристальным, изучающим взглядом.

– Я знаю, – мягко произнес он, – что вы пользуетесь доверием Джефферсона, особенно при рассмотрении ряда вопросов в связи с Новым Орлеаном, но, боюсь, что никогда не понимал вашу роль в этом деле. Не соблаговолите ли просветить меня?

С печалью в своих зеленых глазах Джейсон признался:

– Боюсь, что я и сам не понимаю этого до конца. А если я этого не понимаю, то не могу в должной мере обсуждать это и с вами. Не так ли?

Монро не устроил такой уклончивый ответ.

– Я понимаю вас, Сэвидж, – сухо сказал он, – вы ничего мне не скажете. Полагаю, я должен быть доволен тем, что президенту служат личности, умеющие держать рот на замке. Конечно, вы не станете использовать узы личной дружбы для осуществления ваших личных задач?

На этот вежливо поставленный и пробный вопрос последовал утвердительный кивок. Уважая сдержанность Джейсона, хотя это ему и не нравилось, Монро спросил:

– Хорошо, почему же, в таком случае, вы хотели видеть меня?

– Я намерен сделать вам предложение, – осторожно начал Джейсон, – предложение, которое явно затруднит ту задачу, которая возложена на вас и Ливингстона. Но прежде разрешите прояснить несколько моментов. Первое: я не могу объяснить, где и как я узнал то, что узнал. Вы должны будете довериться мне и принять сказанное за истину. Второе: я не буду отвечать ни на какие вопросы, поскольку дал слово, что не раскрою мои источники. – Он в упор взглянул на Монро и добавил:

– Если вы не примете мои условия, продолжать я не могу.

Обеспокоенный и заинтригованный, как это и предвидел Джейсон, Монро стал спешно припоминать, что он знает об этом надменном молодом человеке. Несомненно, Джефферсон доверял ему некоторые жизненно важные секреты внешней политики, а он всегда благоразумен в своем выборе. Сам он был в близких отношениях с Гаем Сэвиджем, но не с его сыном, как бы ему хотелось при данных обстоятельствах, но то, что он о нем знал, ему нравилось, хотя молодой Сэвидж имел репутацию человека себе на уме, пробивного и безжалостного в достижении цели. Порой такие характеристики лучше иных похвал.

Монро согласно кивнул головой, уже тронутой сединой.

– Продолжайте. Вы разожгли мое любопытство, и я постараюсь не задавать вам слишком много вопросов.

Когда Джейсон начал говорить, на лице его не было и следа обычной насмешливости.

– Я обладаю информацией, почему Барби-Марбуа приглашал вас и Ливингстона прошлым вечером, хотя нигде об этом сказано не было. Главной причиной встречи, даже до вашего формального представления правительству, была попытка начать переговоры о продаже всей территории Луизианы.

Монро постарался скрыть выражение крайнего изумления при этих словах Джейсона, лихорадочно прикидывая, где Сэвидж мог получить эту информацию. Он сказал правду. Монро пригласили и с ним поделились ошеломляющей новостью, что Наполеон серьезно рассматривает вопрос о продаже американцам огромных пустующих земель, которые и составляют Луизиану.

Схитрив, Монро ни о чем не спросил, но сказал:

– Вы же знаете, что в конституции нет параграфов о ситуации, подобной этой! – С нескрываемым раздражением он добавил:

– Кто бы мог предположить, когда я отплывал во Францию, что Наполеон не просто поддержит столь фантастическую идею, но и сам предложит ее?

Безразличный к проблеме законности такой покупки, Джейсон сделал первый выстрел:

– Я здесь сегодня как агент британской банковской фирмы «Хоуп и Бэринг». Меня уполномочили информировать вас, что фирма хотела бы предоставить вам как представителю Соединенных Штатов всю ту сумму денег, которая необходима Франции для овладения Луизианой.

На мгновение Монро утратил дар речи. О таком они не смели и мечтать! С откровенной заинтересованностью он спросил:

– И как далеко согласны пойти ваши патроны? Впервые с того момента, как он вошел в эту комнату, Джейсон расслабился, к нему вернулась ею обычная насмешливая улыбка. Ответ был по существу.

– Десять миллионов под шесть процентов.

Джейсон произнес эти цифры с явным удовольствием, но Монро было не до эмоций.

Играя свою роль, Джейсон искусно отвел все наводящие вопросы Монро, заявив, что он много не знает и что теперь очередь за американскими дипломатами. Осознав, что нежданный визитер больше ничего не скажет, Монро был вынужден отступить, но, прежде чем расстаться, он получил от Джейсона осторожное обещание вернуться через несколько дней и держать американскую миссию в курсе своих действий.

Довольный тем, что так удачно увернулся от каверзных вопросов дипломата, Джейсон понимал, что уже следующей их встрече не суждено развиваться по его воле, как это было сегодня. С отвращением он подумал, что всю эту проблему можно решить очень легко, если бы все выложили на стол свои карты. Потом подумал, что он ошибается. Существовала ведь Испания, и, если бы она знала, что Франция распоряжается подвластной ей территорией, она запротестовала бы так энергично, как только могла.

Выполнив политическую миссию, он вернулся к своим проблемам. Конечно, это была Тамара и планы его пребывания во Франции. Данное Монро обещание уже их меняло – нужно было отказаться от прежнего намерения снять дом за городом. Что же, его вполне устраивает и «Крильон».

Неожиданно для себя он остановился у одного из бесчисленных лотков, где продавали цветы, и купил два огромных букета красных гвоздик. Он чувствовал себя несколько странно, когда шествовал через фойе отеля с этим ароматным богатством. Скрытая ухмылка консьержа тоже обеспокоила его – через несколько минут весь персонал будет знать, что мсье и мадам Сэвидж либо поссорились, либо безумно влюблены друг в друга. Ему не улыбалось стать объектом гостиничных пересудов, и он вошел в свои апартаменты с хмурым лицом.

Удовольствие от покупки испарилось, он кинул гвоздики на зеленый парчовый диван в своей комнате, – касторовую шляпу с узкими полями швырнул на стоящий рядом маленький столик. И тут же услышал хихиканье и беззаботные голоса, доносящиеся из комнат Тамары. Неслышными шагами пересек он комнату и рывком отворил дверь, разделявшую их апартаменты.

Вошел и изумленно замер на пороге, почти онемев от предметов женского туалета, роскошных тканей и модных выкроек, разбросанных по всей комнате. На диване громоздились шелка, муслин и парча, вся подходящая мебель стала чем-то вроде вешалки для всей этой бабьей мишуры. Две молодые женщины – видно было, что они приказчицы из магазина – занимались тем, что разворачивали рулоны роскошных узорчатых тканей. Его неожиданное вторжение напугало их, а мрачный взгляд мигом согнал улыбку со счастливых лиц.

Обретя дар речи, Джейсон прогремел:

– Тамара! Что, черт побери, здесь происходит? Журчащая болтовня в другой спальне мгновенно прервалась, и в комнату, словно видение, вплыла Тамара в каком-то газовом облаке, сопровождаемая тучной седовласой женщиной и восторженной Жанной. С невинной улыбкой на губах Кэтрин проворковала:

– Ах, дорогой, ты вернулся так рано. Я думала, тебя не будет еще несколько часов.

Подойдя к его окаменевшей фигуре, она приподнялась на цыпочки и легонько поцеловала его в уголок рта. Прежде чем он оправился от потрясения, она промурлыкала:

– Дорогой Джейсон, ты оставил меня одну на целый день, а я так скучала. Ты не можешь представить, как это ужасно не иметь с собой денег и никого не знать. – Она задушевно взглянула на него, и его глаза понимающе сузились. – Но тут я поговорила с консьержем, и он рекомендовал мне обратиться к мадам Элоизе. – Она томно махнула рукой в сторону седовласой женщины. – Консьерж был так добр, что написал ей записочку, и она тут же пришла. Она самая знаменитая модистка, ты же понимаешь, – невинным тоном закончила Кэтрин.

Джейсон, который однажды уже заплатил за несколько платьев, привезенных из Франции и сшитых знаменитой мадам Элоизой, для одной своей птички в Новом Орлеане, застонал про себя. Это будет стоить ему небольшое состояние!

Не догадываясь в точности об этих его мыслях, но понимая, что он весьма недоволен, и радуясь этому, Кэтрин продолжала болтать:

– Разве это не мило с ее стороны – принести сюда все эти чудесные вещи лишь для того, чтобы я взглянула на них? Я уже сказала, что намерена купить несколько платьев и еще кое-что из одежды. В конце концов, ты же обещал мне новый гардероб.

Дьявольский огонек сверкнул в ее фиалковых глазах. Кэтрин наклонилась к нему и проворковала:

– Ты только подумай, как это ужасно, что твоей жене нечего надеть! Ты же знаешь, мы покинули Англию так внезапно, что у меня даже не было возможности собрать вещи.

Разгневанный, разочарованный, терзаемый непонятными ощущениями, Джейсон остро ощутил прикосновение ее мягкого, податливого тела. В глазах его блеснул мстительный огонек, он привлек ее плотнее, и на глазах четырех замерших женщин сильно и долго поцеловал ее неготовые к отпору губы. Не обращая никакого внимания на возникшее одобрительное молчание, он нагло ласкал ее бедра, позволяя разгораться своему желанию, пока Кэтрин не ощутила восставшую от страсти плоть.

Раздосадованная тем, как легко он обратил все в свою пользу, она вырвалась из его рук, стряхнула наваждение, вызванное ее собственным телом, и с пылающим лицом повернулась к молчащим женщинам.

– Вы… вы не оставите нас на несколько минут? Кажется, Жанна приготовила в холле, чем подкрепиться. Мы продолжим примерки после того, как вы немного отдохнете.

Сгорающие от любопытства женщины вышли, и в комнате повисло предгрозовое молчание. Разозленная Кэтрин резко повернулась к Джейсону:

– Как ты можешь? Или для тебя не существует никаких приличий?

– Ты забываешь, что это мои комнаты, и я буду делать здесь все, что захочу! Что ты вообразила, созвав сюда всех этих женщин? – Не дожидаясь ответа, он прорычал:

– Я как раз собирался купить тебе новую одежду. Ты что, не могла подождать? Боялась, что я выскочу из твоих жадных когтей раньше, чем ты успеешь выдоить меня?

Презрительно выпрямившись, хотя внутренне изрядно струхнув, Кэтрин твердо заявила:

– Если помнишь, оставляя меня здесь утром, ты сказал, чтобы я сама развлекла себя. Я это и сделала! – И она с вызовом взглянула на него.

– Да уж вижу! Ты оказалась точно такая, как все ваши. – Бросив неприязненный взгляд, он насмешливо спросил:

– Учитывая, во что это мне обойдется, пока мадам Элоиза все не закончит, могу я рассчитывать, что, когда в следующий раз попаду в твою постель, ко мне отнесутся иначе, чем в прошлый раз?

Кэтрин уже с болью поняла, что ей следует действовать по-другому, если она хочет согнать насмешливую улыбку с его лица. Поэтому она перешла на холодный и деловой тон:

– Ты ничего не заплатил за мою девственность. Конечно же стоимости гардероба недостаточно, чтобы заплатить за то, что отдано против воли и что невосстановимо.

Джейсон прямо окаменел, словно она ужалила его, ледяная неприязнь была и в его глазах, и в голосе:

– Ладно, ладно, – протянул он, – ты была начинающей в своем ремесле, когда мы впервые встретились, но, похоже, что ты быстро научилась всяким трюкам.

– Конечно, – сладко пропела она, – ведь у меня такой опытный учитель!

Грубый смех одобрил ее находчивость и, еще раз окинув взглядом комнату, он сказал уже более спокойно:

– Можешь позвать своих женщин обратно. Я обещал парижский гардероб, покупай все, что пожелаешь. Скажи мадам, чтобы она зашла ко мне, прежде чем уйдет.

– Зачем?

– Не выгибай спинку, мой котеночек. Я не собираюсь отменять твои заказы. Нужно обсудить самые вульгарные аспекты этого дела – например, стоимость. Я предполагал, что ты мне будешь дорого стоить, но никогда не думал, что получу за свои деньги так мало удовольствия.

Он выжидал, но Кэтрин не клюнула на наживку. Только, подражая ему, подняла насмешливо одну тонкую бровь и спросила невинным тоном:

– Кажется, есть латинская поговорка, которая переводится примерно так: «Пусть покупатель остерегается».

Ответом ей стал треск захлопнутой двери – кинув убийственный взгляд, Джейсон в бешенстве устремился в свою комнату.

С тихой, безрадостной улыбкой Кэтрин бессильно опустилась на голубой диван, руки ее дрожали. Этот раунд она у Джейсона выиграла, но только она знала, ценой каких усилий. Не было желания ни ликовать, ни испытывать приятное ощущение. Она чувствовала себя опустошенной и угнетенной. Джейсон смотрел на нее таким холодным, таким надменным взглядом, что даже сейчас ей было страшно и стыдно. Он видел в ней нечто отвратительное, как будто вытащил что-то из канавы. Стараясь подбодрить себя, она решила: он заслужил то, что она сделала.

Когда женщины вернулись, Кэтрин обнаружила, что ей уже неинтересно то, что только недавно доставляло так много удовольствия. Она вздохнула с облегчением, когда примерки закончились. Отпустив мастериц, Кэтрин прошла в спальню и вяло опустилась на кровать. Казалось бы, она может ликовать. Мадам Элоиза обещала, что по крайней мере два платья к утру будут готовы. Итак, она справилась с Джейсоном и скоро станет обладательницей роскошных и восхитительных вещей, которыми хотела бы обладать каждая модная молодая женщина, тогда почему же мрачное его лицо, глаза, полные разочарования, губы, стиснутые гримасой презрения, так и стоят перед ней?

Должно быть, все это от того, что она еще не пришла в себя после всех сумасшедших событий последних дней. Завтра она почувствует удовольствие от своей победы. Она сжато проанализировала все – свои и его поступки, свой неожиданный интерес к женской одежде. Наступит время, когда покупка новых платьев наскучит ей, но сегодня великолепные ткани и модные выкройки взволновали и взбудоражили ее – ее, которая ныла и громко жаловалась, когда Рэйчел предлагала ей поехать к портнихе!

Глава 19

Несколько дней Кэтрин была тиха и послушна, и Джейсон не предпринимал ничего, что заставило бы ее взбодриться или даже взбеситься. Целые дни и все вечера он не показывался, и она могла только гадать, где он бывает. Его не интересовало, чем она занимает свое время, он знал, что у нее нет денег, а его изучающие взгляды, которые он иногда бросал в ее сторону, напоминали ей, чтобы она не забывала версию своего предполагаемого безумия.

Похоже было, что он хотел ее, и в то же время не хотел, но в общении с ней сохранял осторожную вежливость – перед тем, как войти в комнаты, всегда стучал, а когда разговаривал, то смотрел куда-то поверх ее головы. На людях он всегда держал себя, как подобает любящему мужу. Они гуляли в садах, несколько приятных дней провели на пикниках на Марсовом поле, в огромном и приятном парке.

Если это вообще было возможно – наслаждаться, то она так и делала, поскольку Джейсон не касался того, что их разделяло, а был приветлив и приятен. Когда он лез из кожи, чтобы угодить ей, она снова ощущала желание сказать о себе правду. Но каждый раз отступала, надеясь, что каким-то образом сумеет вернуться в Англию и скрыть от всех этот ужасный побег. Не предпринимал Джейсон и попыток возобновить интимные отношения, что вызывало в ней и успокоение, и недоумение в одно и то же время.

Были ночи, когда он возвращался перед самым рассветом, когда она весь вечер проводила одна; возможно, иногда он бывал пьян, потому что запах алкогольных напитков достигал и ее комнаты, но и в этом случае он не требовал любви.

Многие вечера Джейсон возвращался в «Крильон» в плачевном состоянии, и в этом отношении ничем не отличался от молодых и богатых людей его происхождения и воспитания, навещающих веселый Париж. Со своим кузеном Мишелем, добровольным и добросовестным гидом, они посетили почти каждый притон греха в этом городе. В одном из самых престижных публичных домов они с Джейсоном встретили шевалье Д'Арси. Мишель вынужден был познакомить их, новый знакомый сразу не понравился Джейсону. Был он коренастый, с голубыми глазами, налитыми кровью, с тяжелым взглядом. Позднее Мишель сообщил, что в высшем обществе Д'Арси едва терпели из-за его подозрительной активности в ужасные годы террора.

Понизив голос, Мишель говорил:

– Это никогда не было доказано, но многие верят, что он участвовал в утоплениях в Нанте.

На недоуменный взгляд Джейсона Мишель объяснил, что утопления эти были ужасными событиями, когда «враги государства» – мужчины, женщины, а во многих случаях и дети – были заперты под палубой огромных барж, их вывели на середину реки и затопили вместе с живым грузом.

У Джейсона пересохло во рту, когда Мишель покончил с этими невыносимыми деталями. И надо же было случиться, что через несколько дней именно этот человек приветствовал их с Тамарой, когда они вместе с несколькими английскими знакомыми шли к Баль Дурлон. Джейсон, стараясь держаться в рамках приличия, представил Д'Арси своим спутникам и Тамаре, как своей жене. Этому маленькому инциденту впоследствии суждено было сыграть неожиданную роль.

В свободные вечера Джейсон и Кэтрин ужинали в дорогих и престижных клубах города. Но удовольствие от их посещений было неполным: Кэтрин почти хотелось, чтобы он снова ее изнасиловал, хоть таким способом оказал ей какое-то внимание. Во всяком случае это было бы лучше, чем то холодное, вежливое безразличие, которое доставалось ей.

Постепенно в ней стали расти и накапливаться гнев и обида. Не делая ничего плохого, почему она должна себя чувствовать в чем-то виноватой? Злодей он, и если ему так не нравится ее общество, почему он удерживает ее? Она мечтает вернуться в Англию.

Прибыл Пьер, а вместе с ним лошади и дрожки Джейсона, так что теперь они больше не зависели от наемных экипажей с их дохлыми лошадьми. Не дожидаясь Пьера, Джейсон купил двух превосходных верховых лошадей для прогулок. Себе он выбрал горбоносую гнедую с блестящей шерстью, а холеную, длинноногую серую кобылку отдал Тамаре. Слуги и постояльцы «Крильона» выходили поглазеть, как мсье и мадам Сэвидж ранним утром выезжают на верховую прогулку.

Кэтрин получала от них истинное удовольствие. Она влюбилась в свою серую кобылку и с наслаждением отдавалась азарту скачек. В это время отчужденность Джейсона отступала, и не однажды она с волнением в сердце ловила на себе его живой, любующийся ею взгляд.

Со временем Кэтрин, к своему большому ужасу, обнаружила, что ей приятно общество Джейсона. Если уж он хотел кого-то очаровать, то становился поистине неотразимым. Бороться с т а, к и м Джейсоном было бессмысленно, безрассудно, это было заведомо проигранное сражение.

Порой, большей частью ночью, когда она лежала в одиночестве и не могла заснуть, она пересматривала и перебирала все, что с нею и с ним произошло и происходило. Получался тупик. В эти моменты она ненавидела Джейсона и проклинала себя за то, что положила на него глаз, за то, что возвратилась в цыганский табор в ту фатальную ночь. Но то было ночью. Днем она должна была подчиняться правилам игры, в которую бросила ее судьба и которую выбрала она сама.

В «Крильоне» были и другие постояльцы из Англии, а Париж после Амьенского мира притягивал к себе английских аристократов, невзирая на угрозу войны. Некоторые приехали, любопытствуя взглянуть на новое государство черни, другие потому, что теперь это было место, ставшее модным, а иные просто потому, что не было другого города, подобного Парижу весной. Возрастающий наплыв соотечественников повергал Кэтрин в ужас, ее трясло от мысли, что рано или поздно кто-нибудь обязательно узнает ее.

Что же до Джейсона, то он без смущения и с изрядной долей сардонического развлечения холодно представлял ее как свою жену и другим постояльцам, и всем соотечественникам, которых они встречали. Было лишь одно исключение – всеми силами он избегал Монро и появлялся у него всегда без Кэтрин.

Если было ясно, что воздержание, существовавшее между ними, не продлится долго – Джейсон был требовательный любовник и не собирался ограничивать себя только вздохами, – то очевидно было и то, что их загадке должен был прийти конец. Первая трещина в раковине их обмана появилась с неожиданной стороны.

Джейсон, как и обещал, снова зашел в американскую миссию, чтобы встретиться и с Ливингстоном, и с Монро. Это была чрезвычайная по осторожности беседа. Он деликатно лавировал между готовностью сказать то, что успокоило бы их страхи, не раскрывая источника информации, и прямым отказом отвечать на их вопросы.

Роберт Ливингстон, пожилой крупный мужчина с залысинами на голове, глухой, как тетеря, о чем твердили злые языки, вовсе не был дураком, и Джейсон испытывал определенное неудобство, когда Ливингстон задерживал на нем долгий испытующий взгляд. Его острые серые глаза словно читали мысли Джейсона, расположившегося в кожаном кресле и размышлявшего, догадался ли Ливингстон, как ловко обошли американцев.

Поразительно, что, при всей его сомнительной роли в этих действиях, американцы с готовностью информировали его о состоянии их дел. И то, что они были в замешательстве, также было несомненно, поскольку Монро пробормотал зло:

– Черт возьми! Что подразумевает Барби-Марбуа? Что, они хотят обсуждать вопрос о Флориде? Я понимаю, один из пунктов, который мы должны были решить, это вопрос о нашей юрисдикции там! А теперь Барби-Марбуа заявляет прямо, что единственное, о чем французское правительство хочет вести переговоры, это вопрос о продаже всего района Луизианы! Об этом, и больше ни о чем! Говорю вам, я уже не понимаю, стою ли я на ногах или на голове!

Джейсон сочувствовал американской позиции, но, пока правительство Наполеона не пыталось обмануть их, он не мог просвещать дипломатов и дальше. До сих пор его роль была второстепенной, и он намеревался выжидать, что будет дальше.

Он также заметил, что хотя Ливингстон предоставлял Монро вести все разговоры, но из них двоих он больше стремился к тому, чтобы выиграть главный приз столетия, чем речистый мистер Монро. И не потому, что сомневался в способностях Монро, Джейсон чувствовал: Ливингстон спокойно рассчитывает курс, которым они должны следовать за столом переговоров, и когда-нибудь французы еще обнаружат, что Ливингстон вовсе не такая соня, как выглядит!

Джейсон уже собрался уходить, когда Монро остановил его вопросом:

– Я увижу вас сегодня вечером на приеме?

Джейсон утвердительно кивнул и после нескольких вежливых слов откланялся. Он не видел ничего особенного в этом предложении: сказывалось приятельство Монро с Гаем и то, что, как он подозревал, американцы хотят держать его под наблюдением; во всяком случае, его приглашали почти на все приемы, которые устраивали американцы. Он не отклонял все приглашения, но и не погружался в дипломатическую жизнь глубже, чем хотел.

А тут еще Тамара представляла проблему. Не следовало вовлекать ее в эту сферу как свою жену, одно дело – мистифицировать случайно встреченных соотечественников, а другое – обманывать людей, знакомых друг с другом семьями. Но он слишком часто оставлял ее по вечерам одну. И вовсе не чувство вины руководило им при этом, не сожаление о том, что она ужинает в одиночестве, а он развлекается со сливками парижского общества, – его не покидало скрытое беспокойство, что она еще отважится на побег.

Если бы его спросили, почему он этого боится, почему хочет, чтобы она оставалась с ним, он бы не мог внятно ответить. Определенно не потому, что она согревала его пустую постель – с того дня, как они прибыли во Францию, он до нее не дотрагивался. И не потому, что выложил огромную сумму на ее туалеты и ювелирные украшения. Если бы она была ему неприятна или надоела, он бы выпроводил ее без колебаний! Тогда почему же он заточил ее в своих апартаментах, словно принцессу в башне из слоновой кости? Нехотя он вынужден был признать, что до сих пор она очаровывала его, как ни одна другая женщина. И не потому, что он был слеп к прелестям других женщин. Например, настроение его поднималось, когда он думал о милой Клариссе, с которой встретился на двух последних приемах в американской миссии. Она не спускала с него глаз и, похоже, благосклонно отнеслась бы к его амурным авансам. Он намеревался назначить свидание, если встретит ее на приеме.

Кларисса принадлежала к тому типу женщин, которые всегда льнули к нему: такая скучающая светская красавица, замужем за человеком много старше себя, любит флиртовать с юными, лихими озорниками, а если флирт ведет к связи, то кто тут умнее?

Званый вечер должен был состояться в громадных, выходящих на Сену апартаментах Ливингстона. Джейсон рассматривал его как прелюдию, предшествующую возможной любовной связи с Клариссой. Тот факт, что все проходило под носом мужа, придавал обстоятельствам дополнительную пикантность и возбуждал его. Когда прием еще не перевалил и за середину, Джейсон уже увлек Клариссу в темную комнату, и ее пылкий отклик на его объятия подтвердил, что она желала бы более интимного тет-а-тет. Между поцелуями, от которых Кларисса задыхалась, Джейсон получил обещание на следующий день встретиться у моста Понт-Неф.

Чрезвычайно довольный, Джейсон благоразумно проводил ее в главный салон, а сам беззаботно присоединился к группе людей, беседующих у распахнутых темного дерева дверей, ведущих на большой, нависающий над Сеной балкон. В группе был Монро и грузный муж Клариссы – он был помощником Марбуа. Двух других джентльменов он не знал, хотя, как ему помнилось, и был им представлен в какой-то из предыдущих вечеров. При виде пятого человека Джейсон сразу прикусил язык, хотя ему и не было надобности представляться – им оказался шевалье Д'Арси.

Д'Арси сразу заметил интригу Джейсона и Клариссы и, поскольку это отвечало сущности его натуры, не преминул лукаво спросить:

– Мсье Сэвидж, а где же ваша милая жена? Что-то я ее здесь не вижу. Надеюсь, она не заболела? Она была так очаровательна на днях.

Монро окинул Джейсона изумленным взглядом и воскликнул:

– Жена? Джейсон, вы никогда не говорили об этом! Непростительно, я был бы очень рад принять и вашу жену!

Постаравшись сохранить безразличный вид, Джейсон сказал холодно:

– Как новобрачный, я стараюсь держать ее возле себя. К тому же Тамара очень стеснительна.

Преодолев первое замешательство, Монро был определенно обрадован, потому что знал, о чем мечтал Гай. Хлопая Джейсона по спине и принося самые искренние поздравления, он спросил:

– Вы уже написали об этом вашему отцу? Он будет безмерно счастлив, узнав, что наконец-то вы женились!

Свежая новость быстро распространилась среди гостей: оказывается, молодой Сэвидж в Париже с новобрачной. Джейсон безропотно принимал сыпавшиеся со всех сторон пожелания. Зато Кларисса с упреком взглянула на Джейсона своими огромными карими глазами, ее взгляд был красноречив, и он с сожалением понял, что завтра никакого свидания не будет. Д'Арси, даже не подозревая, что он натворил, наблюдал за этой сценой со злобным удовлетворением, правда, его разочаровало спокойствие Джейсона. Но он не знал, что Джейсон, принимая поздравления и добродушные поддразнивания, так и кипел от злости.

Понимая, что во всем должен винить только себя, Джейсон едва овладел собой, когда Монро, расспрашивая его о молодой жене, тут же пригласил его и Тамару на бал, который намечался в миссии на следующей неделе. Еще немного – и Джейсон бы облегчил душу, выругавшись вслух. Вместе этого он вынужден был дать уклончивый ответ.

Но он еще плохо знал Монро. Следовало предположить, что так просто он не оставит его в покое.

Кэтрин и Джейсон завтракали на своем балконе перед тем, как отправиться на верховую прогулку, когда им доставили письмо.

У них уже вошло в привычку завтракать здесь в погожие дни, а нынешний не составлял исключения. Примечательно, что именно в это время враждебность между ними почти исчезала, и они забывали об истинных отношениях между собой.

Кэтрин была по-особому хороша в тончайшем халате фиолетовых оттенков, так отвечающих ее глазам.

Жанна еще не причесала ее волосы, Кэтрин собрала их сзади и перевязала зеленой бархатной лентой. Джейсон тоже был в халате из богатой темно-бордовой парчи и выглядел в нем привлекательно. Он всегда успевал побриться, выходя к завтраку, и удобно располагался на своем стуле – с высокой спинкой, обтянутой золотистым шелком. Сейчас он внимательно следил за Кэтрин, читающей письмо.

Тонкие ее брови сошлись у переносицы, образовав морщинку, через минуту она подняла глаза и с вопрошающим видом вручила ему записку. Он уже имел некоторое представление о ее содержании – Монро приглашал их к обеду. Быстро пробежав записку и бросив ее на стол, он встал и, расправив плечи, беспечно сказал:

– Я верю, что в течение дня ты не растеряешь хорошие манеры и не подложишь мне свинью, обнаружив свое цыганское происхождение. Надеюсь, ты будешь держать себя как леди. Монро способен заметить мельчайший промах, но если ты сможешь удержаться от болтовни, мы сумеем обойтись без инцидентов.

Разозленная смыслом его слов и их тоном, Кэтрин стиснула зубы, но потом взорвалась:

– Ты хочешь сказать, что намерен обмануть собственных соотечественников? Он пишет тебе как личный друг. Конечно, ты не представишь меня им как свою жену?

Джейсон примирительно улыбнулся:

– У меня действительно нет иного выхода. Естественно, я предпочел бы не делать этого, но обстоятельства против меня: сейчас уже поздно скрывать тебя, это будет хуже, чем выдать тебя за мою жену. Поверь мне, – добавил он с горечью, – лучше бы я никогда не встречал тебя, чем выдавал теперь за собственную жену!

– Лопоухий болван! Разве не ты сам создал эту идиотскую ситуацию! Если бы не твое самонадеянное тщеславие, ничего этого не было бы. Во всем вини только себя самого! – Одним духом выпалив эти слова и бросив на него убийственный взгляд, Кэтрин вихрем понеслась в комнату.

С лицом, мрачнее тучи, Джейсон железной хваткой перехватил ее на бегу и рывком привлек к себе.

– Самонадеянное тщеславие, так? А кто поощрял меня на лужайке, моя надменная любовь? И кто согласился на путешествие в Париж? Я думаю, что настало время испробовать то, что я купил, не так ли?

Не ожидая ответного выпада, словно наказывая ее, он с силой припал к ее полураскрытым губам. Руки сжали ее, прижали к его телу. Пораженная внезапным порывом насилия, Кэтрин вначале не сделала ни малейшей попытки освободиться, но сработал собственный ее темперамент, и она стала сражаться, словно мегера, как он частенько ее называл.

Хорошо нацеленный и болезненный удар пришелся по его лицу раньше, чем он успел поймать и зажать ее руки. Потом он прошептал прямо ей в губы:

– Ну нет! На сей раз ты не расцарапаешь меня, маленькая дикая кошка! Не в этот раз! – И преодолевая ее сопротивление, понес в свою спальню, захлопнув за собой дверь.

Здесь он швырнул ее на мягкую, покрытую шелком постель, сбросил на пол свой халат и его обнаженное тело обожгло Кэтрин через ее невесомую одежду. Она дико отбивалась от его объятий, но когда отведенные для удара руки встретили твердую, заросшую волосами грудь, случилось странное. Неожиданно ей расхотелось сражаться с ним, она хотела – она хотела, чтобы он взял ее, но не в приступе ярости, не так, как в предыдущие разы. Тонкие пальцы, только что готовые бить и царапать, неожиданно распрямились и нежно погладили его теплую кожу; потом они заскользили по груди к гладким, сильным, загорелым плечам. Ее оставило всякое желание отбиваться.

Не заметив или не обратив внимания на ее изменившееся настроение, Джейсон продолжал свое: целовал ее губы, нетерпеливыми руками освобождал ее тело от халата и ночной рубашки. Сорвав их, он накатился на нее, прижав к постели. Его губы, оставив до боли нацелованный рот, с нарастающим пылом продвинулись по шее, через плечо, вкушая сладость ее кожи, а затем снова устремились к медовому рту.

Кэтрин словно провалилась в кипящий котел эмоций: ее телу уже не нужно было подсказывать, оно само раскрылось навстречу ему, отвечая всем ласкам, в то время как затуманенный мозг еще не прекратил сопротивления и посылал слабые угрожающие приказы бурным желаниям. Но когда Джейсон коснулся шелкового треугольничка, отключился и разум – осталось только чувствование того большого тела, которое входило в нее и двигалось в ней. Его раздувшаяся твердость вызывала дикие, обжигающие ощущения – низкий стон мучительного наслаждения вырвался у нее раньше, чем его окаянные губы снова прильнули к ее рту.

На этот раз физической боли не было, осталось только наслаждение. Но хотя невероятной силы ощущения прокатились по всему ее телу, разум Кэтрин, опомнившись, горел огнем стыда. И как только Джейсон добился последнего взрыва ощущений, она с тихим плачем выскользнула из-под него. Не в состоянии унять потрясавшую его дрожь, он выплеснул свое семя на шелковую простыню. С горящими глазами он выпалил грубое уличное слово, тяжело дыша перевернулся на спину и закрыл лицо рукой.

Смущенная и растерянная такой концовкой, Кэтрин торопливо собрала свою одежду и скользнула к краю кровати. Почувствовав, как дернулась кровать, она быстро повернулась лицом к Джейсону.

Его лицо казалось высеченным из камня. Невыразительным голосом, пугающим своей безучастностью, он приказал:

– Убирайся! Убирайся с моих глаз! Ты, маленькая шлюха, – он взвешенно выговорил это слово, – после того как ты выступишь на бале в посольстве в качестве моей жены, я сам отправлю тебя в Англию! И не беспокойся больше о своей добродетели – я скорее отрублю себе руку, чем дотронусь до тебя!

Потрясенная такой нескрываемой злобой, она выскочила из постели, а через несколько секунд ее жестоко и отвратительно стошнило. Жанна нашла ее в спальне, скорчившейся над тазом. Она помогла Кэтрин войти в теплую, благоухающую ванну и прошептала:

– Мадам должна быть осторожной – будет ужасно, если вы потеряете вашего беби!

Кэтрин обмерла, когда новая и ужасающая мысль змеей проникла в мозг. Это ее утренняя тошнота не была случайной – так и должно было случиться! Стоя перед зеркалом в комнате, она озабоченно изучала свое стройное тело, пока Жанна раскладывала передней одежду, предназначенную для бала у Монро. Ее живот оставался таким же плоским, как всегда, даже втянутым, а маленькие, вздернутые груди не стали полнее. Ее все еще тошнило, когда она подумала, что в эту минуту ее тело дает начало новой жизни и что это ребенок Джейсона. Вопрос о том, что же ей делать, прочно обосновался в глубинах ее сознания и не отпускал от себя, чем бы она ни занималась.

Джейсон заметил, что Кэтрин расстроена и очень бледна, но он подумал, что она раскаивается, осознает, что завела его слишком далеко. Кэтрин действительно сильно завела его, но сейчас она онемела и думала только об обрушившейся на нее новой катастрофе.

Эти мысли не оставляли ее даже в новом, элегантном особняке Монро. Он не произвел на нее никакого впечатления, она все делала – улыбалась, разговаривала, – пребывая в каком-то отвлеченном состоянии. Молчала, пока с ней не заговаривали, а когда отвечала, то ограничивалась односложными «да» или «нет».

Со стороны она видела себя, словно не в фокусе.

Тем не менее опасение Джейсона по поводу того, что она может поставить его в неловкое положение, исчезло, его место заняло смутное подозрение, что она, пожалуй, перестаралась, разыгрывая роль стеснительной новобрачной. Ну и черт с ней! Она сознательно выдавала себя не за то, что есть. Монро, наверное, решил: какая она красивая и милая девочка, но до сих пор витает в облаках!

Из поведения Кэтрин, подумал Джейсон, следовал вывод, что женился он лишь для того, чтобы отделаться от приставаний отца, и выбрал такую молодую женщину, которая не вмешивалась бы в его дела и занятия. Он поймал себя на том, что его раздражает такой ход мыслей. Почему это его раздражает, когда таким было его собственное первоначальное намерение, – на этот вопрос он предпочитал не отвечать. Наблюдая за безразличием Кэтрин, он злился все больше. К концу приема он уже был близок к тому, чтобы задушить эту маленькую сучку!

Держа себя в руках в экипаже, который степенно влек их в «Крильон», он просто молчал, зато в комнатах гнев, раздражение выплеснулись наружу.

– Ну ты и актриса! Если бы заранее готовила роль отупевшей новобрачной, то и тогда не смогла бы сыграть ее лучше!

Он мог бы сказать и обиднее, но впервые с утренней неприятной сцены в его спальне по-настоящему взглянул на нее и столкнулся с молящим взглядом фиалковых глаз. Неудивительно, пришла ему в голову дурацкая мысль, что Монро был так добр с ней.

Нежность всегда заставала его врасплох, он боялся этого чувства, не знал его и тут же гнал прочь. Не успела она унизить его самым уничижительным для мужчины способом, как он уже на грани того, чтобы с дрожью в коленях подхватить ее на руки и шептать слова утешения! А, дьявол! Он противен сам себе!

– И ради Бога! Перестань смотреть на меня так театрально! Мы сейчас наедине -

спектакль закончен! Некоторое охватившее ее оцепенение сразу было сорвано его грубыми обжигающими словами. Чувствуя, что по какой-то непонятной причине та Кэтрин, которой она была с утра и до вечера, злит и задевает его больше, чем когда бы то ни было, она спокойно попросила:

– Я устала. Если тебе больше нечего сказать, я бы хотела лечь.

Совершенно ошарашенный, Джейсон молча уставился на нее, и Кэтрин поняла, что наконец-то одним ударом лишила его дара речи.

На манер светской дамы, отдающей распоряжение всякой мелкой сошке, она сказала:

– Пожалуйста, пришли ко мне Жанну. Сегодня вечером я поужинаю у себя одна, так что желаю спокойной ночи.

Высоко вскинув голову, она неторопливо и грациозно покинула комнату, оставив за собой ощутимое и оглушительное молчание.

Глава 20

В последующие дни они общались друг с другом с подчеркнутой вежливостью. Джейсон предпочитал проводить время вне отеля за игрой и пьянством, возвращался он, когда ночная темнота сменялась золотом рассвета. Стараясь избавиться от унизительной сцены с Тамарой, он быстро очутился в кровати у полногрудой брюнетки, которая нежно поглядывала на него с тех пор, как он в первый раз пришел играть в кости в Королевский клуб.

Было приятно найти утешение между мягкими белыми ляжками, и он доказал и себе, и пресыщенной брюнетке, что есть порох в сексуальной пороховнице. Возвращаясь в «Крильон» с рассветом, он благоухал ее дешевой парфюмерией, но прежняя ухмылка снова заняла свое место у него на лице. Большую часть дня он отсыпался, вечером снова уходил и почти не видел цыганку. Он избегал ее вполне сознательно.

Тамара сделала самое страшное – вторглась в запретную сферу его чувств, обманула его и заставила усомниться в его мужских способностях! Чем скорее он избавится от нее, тем лучше. Джейсон поклялся, что, как только бал в посольстве останется позади, он посадит ее на первый же пакетбот, отправляющийся в Англию. То, что Кэтрин все так же вызывала неожиданную, непонятную боль и странное желание, чтобы ситуация как-то изменилась, он не принимал всерьез, хотя и поражался, что воспоминания о ней против его воли настигают его в те моменты, когда он меньше всего этого ждал.

Усиленные развлечения с брюнеткой и превосходный французский коньяк определенно добавили какую-то неестественную лихость его худому, смуглому лицу, и при каждой встрече с ним Кэтрин ощущала, как болезненно сжимается ее сердце. Мимолетный взгляд этих тяжелых зеленых глаз мог вызвать в ней неясное томление. Через два дня после злосчастного визита к Монро ее тело отвело все страхи относительно беременности – она НЕ носила ребенка Джейсона. Эта новость должна была успокоить ее, и она действительно стала спокойнее.

Предоставленная самой себе, Кэтрин с Жанной в качестве компаньонки бродила по Парижу – между служанкой и хозяйкой завязалась теплая дружба. Жанна чувствовала, что в браке мадам и мсье Сэвидж что-то не так, но, даже не зная причины их отстраненности друг от друга, все свои симпатии она отдала хозяйке.

Пьер, тоже оказавшийся не у дел, иногда сопровождал их. Его ужасало, что Джейсон позволял женщине, которую представлял как свою жену, бродить по улицам Парижа без денег и без сопровождения. Не считать же сопровождением единственную молоденькую служанку. Пьер ее вообще не одобрял, считая слишком молодой и ветреной. Служанки и горничные у леди должны быть средних лет и багроволицые, а не такие вот шустрые штучки со щечками-яблочками и веселыми темными глазками. Если Пьер не признавал Жанну, то она отвечала ему тем же, находя его слишком скучным и правильным.

В тех случаях, когда они гуляли втроем, Кэтрин часто смущала непрерывная вежливая пикировка служанки и слуги. Если госпожа хотела посетить какую-то часть Парижа, которую Пьер полагал неподходящей, он деликатно пытался отвлечь ее от этого намерения, но Жанна тут же обрывала его, называя эти опасения чепухой. Его брови высокомерно вздымались, совсем как у хозяина, и, игнорируя эти насмешки, он уводил Кэтрин в другую сторону. Через секунду Жанна семенила вслед за ними, глаза ее плясали от смеха над его напыщенностью.

Тем не менее Пьер продолжал сопровождать их. Благодаря ему Кэтрин обнаружила восхитительный магазин Жана-Франсуа Хубижана, с подходящим названием «Корзина цветов». Именно там, широко раскрыв глаза от возбуждения, Кэтрин и Жанна увидели, как супруга императора Наполеона Жозефина покупала свой любимый крем из роз. После этого Кэтрин тоскливыми глазами оглядела маленький магазин, ей доступны были лишь ароматы духов, мыла, свечей и другой парфюмерии.

Эта сцена навела Пьера на мысль попросить у Джейсона некоторую сумму денег, чтобы он мог делать маленькие покупки для очаровательной госпожи.

Они представляли странное трио – красивая молодая леди, очень живая молоденькая служанка и чрезвычайно чопорный джентльмен. Джейсон наблюдал за течением этой дружбы неодобрительным взглядом и с сарказмом спросил Пьера, не хочет ли он оставить службу у него и перейти к Тамаре.

По мере того как приближалась дата бала в посольстве, отношения между ними достигли пика напряженности. Джейсон несколько раз неожиданно заходил в ее спальню, небрежно разваливался на ее постели, словно ленивая пантера, молча наблюдая, как одевает ее Жанна. Он пытался провоцировать ее и тогда, когда они оставались одни.

После какого-то особенно оскорбительного обмена колкостями Кэтрин поняла, что ей уже не по силам эта пытка. Ее стало преследовать подозрение, что она влюбилась в этого человека с суровым лицом, который издевался над ней, полагал ее обманщицей, шлюхой и того хуже. В приступе глубокого отчаяния она решила продать купленные для нее драгоценности и попытаться вернуться домой. Но она не знала, где находятся ростовщики, к тому же Джейсон обещал отослать ее после бала домой. Вот так она и боролась с этим ненужным, но захватывающим ее чувством любви. Она не должна это делать! Она не может это делать! Нельзя любить человека, который поступал так, как он. И все же она ловила минуты, когда он бывал совсем иным, готовая простить ему все. Зато потом с удесятеренным раздражением изгоняла такие воспоминания.

Наконец наступил вечер бала. Жанна долго хлопотала в спальне, и когда Кэтрин в строгом платье из черного бархата вошла в салон, где ее нетерпеливо ждал Джейсон, он с изумлением почувствовал себя задетым за живое. Он тупо уставился на прелестную картину, которую она собой явила: шея, грудь казались алебастровыми на фоне платья, сине-черные волосы мягкими волнами падали на плечи.

Его тоже терзали воспоминания о ее редких ослепительных улыбках, о ее чистом смехе, когда она чем-то была довольна, а больше всего – о ее прелестных мягких губах и бесподобном теле. Он должен был честно признать, что никогда не обладал им полностью: она всегда боролась с ним, и за исключением одного случая в гостинице он никогда не любил ее с той заботливостью и нежностью, на которую был способен. Как он надеялся, что в Париже все будет иначе! Но она каждый раз доводила его до такой степени озлобления, что он превращался в животное и использовал свое тело как орудие наказания.

Джейсон так долго стоял, глядя на нее, что Кэтрин нервно откашлялась и почувствовала, как предательский румянец заливает щеки. Тогда он опомнился, насмешливо поклонился и, сверкнув своими изумрудными глазами, преподнес ей комплимент:

– Вы очаровательно выглядите, мадам Сэвидж. Могли бы мы заключить с вами перемирие на сегодняшний вечер?

С надеждой, сверкнувшей в ее фиалковых глазах, Кэтрин пробормотала:

– Да, пожалуйста…

В итоге Монро встретил в этот вечер совершенно другую женщину и вообще был заинтригован переменой в обоих Сэвиджах. Весь вечер Джейсон не отрывал глаз от оживленного существа, которое он назвал своей женой, и несколько раз Монро уловил озорную улыбку, предназначенную Джейсону. Ясно было, почему молодой Сэвидж не говорил о ней раньше. Джентльмен просто присох к ней, и его легко можно было понять.

Когда начались танцы, Кэтрин приглашали нарасхват. Джейсон стоял в сторонке, он ни с кем не танцевал, и, хотя много разговаривал с соотечественниками, его ревнивый взгляд ни на минуту не терял из виду стройную фигурку в черном бархате, кружащуюся по паркету зала.

Этот блестящий бал был организован по случаю официального представления Джеймса Монро французскому обществу, хотя несколько лет назад он уже был американским посланником во Франции. Дамы прибыли на бал в нарядах по последней моде, соперничая друг с другом своими драгоценностями. Мужчины тоже выглядели роскошно – в бархатных и атласных камзолах, словно павлины, распустившие перья, они важно прохаживались по огромной зале. Здесь были французы, американцы, несколько англичан, их жены, взрослые сыновья и дочери.

Кэтрин чувствовала себя на подъеме, это был ее первый бал, и Джейсон держался обезоруживающе мило. Во время позднего ужина он занял отдельный столик и отчаянно флиртовал с ней, как если бы они только что познакомились и она была бы молодой женщиной, которую он хотел получше узнать – много лучше! Смущаясь, она отвечала ему шутками, удачно высмеивая нелепые комплименты. Когда его глаза останавливались на ее лице, в них появлялось какое-то беспокойное выражение, когда их взгляды встречались, сердце Кэтрин отзывалось болью.

Было уже далеко за полночь, когда обрушился удар… Гости начали разъезжаться и собрались в большом фойе, где слуги помогали им облачиться в плащи и пелерины. Кэтрин и Джейсон, беседуя с Монро, стояли у дверей, ведущих в фойе. Возможно, если бы они выбрали другое место, эта встреча и не состоялась.

Джейсон только что одарил Кэтрин особенно теплой улыбкой, голова у нее закружилась, и она изо всех сил пыталась удержать в себе это дивное состояние немыслимого счастья, в котором она купалась. Тогда-то из группы проходивших мимо гостей и послышался визгливый женский голос:

– Кэтрин! Что ты тут делаешь?

Побелев, Кэтрин встретилась взглядом со своей кузиной Элизабет. Онемев, она заметила рядом с ней тетушку Сеси и дядюшку Эдварда, взиравших на нее, как на привидение.

Джейсон прервал свой разговор с Монро и одним взглядом охватил непонятную сцену: Тамара, застывшая от ужаса, глядит на Элизабет Маркхэм, на графа и графиню Маунт. Нахмурив брови, он тихо спросил:

– Кэтрин?

Все ночные кошмары Кэтрин сошлись воедино, она даже не услышала его. Она ничего не могла: ни шевельнутвся, ни проглотить комок в горле, ни даже думать – затравленными глазами она безмолвно смотрела на своих родственников.

Затянувшееся молчание нарушила Сеси, графиня Маунт:

– Кэтрин! Сумасшедшая девочка! Что ты здесь делаешь? Твоя мать знает, что ты здесь? Бедная Рэйчел ужасно тревожится о тебе. Я так и знала, что будет скандал! Всегда была уверена в этом! О, мне плохо. Эдвард, дай мне мою нюхательную соль.

Никто не обратил внимания на ее последние слова, по злобному блеску в глазах было ясно, что Сеси слишком наслаждается, этой сценой, чтобы завершить ее обмороком и больше ничего не увидеть.

Холодным тоном Джейсон оборвал ее:

– Не будете ли вы любезны, мадам, объяснить ваши слова?

Сеси уже собралась было ответить, но тут вступил в разговор Эдвард Тримэйн и мрачно спросил:

– А не кажется ли вам, Сэвидж, что это ВЫ должны дать объяснение НАМ! Что моя племянница делает с вами в Париже? Ее мать близка к нервному истощению, не имея представления, что произошло с дочерью.

Тримэйн с упреком повернулся к помертвелой Кэтрин:

– Как ты могла так поступить с матерью? Сбежать и не сказать ей ни слова? Или у тебя совсем нет стыда?

На лице Джейсона задергался мускул, но он был невозмутим и бесстрастным голосом, произнес:

– Полагаю, мы должны все это обсудить в более укромном месте.

Повернувшись к растерянному Монро, Джейсон спросил, могут ли они занять одну из небольших комнат, и новый посланник во Франции быстро провел взволнованную группу в маленькую гостиную. Закрыв дверь от любопытных взоров и жадных до новостей ушей, Монро вспомнил, что он дипломат:

– Я уверен, тут какое-то недоразумение. Тамара здесь как жена Джейсона.

– Его жена?! – прошипела Элизабет сквозь стиснутые зубы.

Тримэйн переспросил с явным облегчением:

– Ваша жена?

Джейсон колебался лишь мгновение, прежде чем ответить коротким, утвердительным кивком. Монро с извиняющейся улыбкой пояснил:

– Я вижу, что мой молодой друг, верный своей натуре, снова поступил необычно. Если я правильно понял, это был брак с побегом?

Джейсон снова коротко кивнул.

Разочарованная таким скучным объяснением, Сеси пробормотала:

– Может быть, это и был побег с возлюбленным, но почему Кэтрин не написала матери? – Бросив в сторону племянницы злобный взгляд, она добавила:

– Ты могла хотя бы оставить записку. По крайней мере это избавило бы Рэйчел от необходимости поднимать на ноги всю округу. За всю жизнь я никогда не была в таком замешательстве. Твое исчезновение снова всколыхнуло прежние пересуды, которые были после того твоего похищения цыганами. Все только о тебе и говорят! Господи, ну почему, девочка, ты так себя ведешь! Никто другой в нашей семье не вызывал таких скандалов. Слава Богу, что твой бедный отец не дожил до этого дня, – закончила она набожно.

Монро, пытавшийся пригасить пламя семейного скандала, сказал примиряюще:

– Я уверен, что Тамара… э-э… Кэтрин уже написала своей матери. В конце концов, вы не так давно покинули Англию, а получив письмо, мать успокоится. В сущности говоря, возможно, она довольна, что Тамара вступила в такой замечательный брак, – закончил он.

Элизабет сухо процедила сквозь сжатые губы:

– Ее имя не Тамара, а КЭТРИН! ЛЕДИ КЭТРИН ТРИМЭЙН!

Глаза Элизабет сверкнули откровенной ненавистью. Монро на момент замолчал. Граф, знающий о давней враждебности своих родственников к Кэтрин, постарался смягчить эту откровенную неприязнь. Держа в памяти, что Элизабет и Сеси начали просить, чтобы он взял их во Францию, как только стала известно об отъезде туда Джейсона, граф поторопился положить конец семейной сцене.

Глядя на молчащую Кэтрин, Эдвард твердо сказал:

– Мне кажется, что на сегодня уже достаточно. Если ты еще не сообщила Рэйчел о своем замужестве и местонахождении, сделай это немедленно! Если вы назовете мне адрес, – взглянул он на Джейсона, – я заеду к вам завтра, и мы сможем обсудить все, что связано с наследованием.

Сохраняя каменное лицо, Джейсон задал свой вопрос спокойно, но только Кэтрин могла догадаться, в каком он гневе:

– Наследованием? Граф кивнул:

– Леди Кэтрин – богатая молодая женщина и я, как ее опекун, должен проследить, что вы намерены сделать все правильно.

Джейсон метнул взгляд ледяных зеленых глаз в сторону Кэтрин. Его не смягчили ни бледность ее лица, ни побелевшие губы. Каким же дураком она его выставила! Кэтрин прочла эту мысль в его глазах – это был конец всякой надежде, что она сумеет оправдаться или объяснить ему что-либо.

Проглотив комок в горле, она заставила себя заговорить:

– Дядя, в этом нет никакой необходимости, в самом деле. Мы уже… э-э… женаты, – тут она запнулась, – и… все решили о наследовании еще до свадьбы. Пожалуйста, оставь это. Я объясню все завтра, когда ты приедешь.

Джейсон обхватил ее за талию и медоточиво произнес:

– Любимая, позволь мне успокоить твоего дядю. Ты же, разумеется, знаешь, что все, что я делал, я делал правильно! – Последнее слово он почти выплюнул, но, играя роль до конца, нежно улыбнулся ей, и только она видела, какими ледяными и отчужденными были его глаза.

Не справившись с собой, Элизабет зарычала:

– Как трогательно! Скажи мне, Кэтрин, ты и Рэйчел планировали встречу с ним в цыганском таборе или это произошло случайно? Я подозреваю, что твоя мать все продумала, иначе как еще она могла найти тебе мужа? После всего случившегося, – с ненавистью протянула она, – светский Лондон должен был сильно подумать, чтобы принять в свою среду такую штучку, как ты. Тебе повезло, что Джейсон иностранец и не знал твою историю, цыганское отродье!

Потрясенные этой вспышкой, все встретили выпад Элизабет молчанием. Гневные слова Джейсона упали в эту замерзшую тишину, словно ледяные брызги.

– Вы ошибаетесь, Элизабет. Я знал ее историю. Кэтрин замерла, а Джейсон продолжил холодно:

– Некоторое время тому назад Аманда Харрис угостила меня, – он на мгновение запнулся, – э ., историей Кэтрин. Вы можете считать, что именно необычное происхождение моей невесты прежде всего и привлекло меня к ней. И я предупреждаю, что не потерплю, чтобы кто-нибудь так обращался с моей женой. Это удовольствие я оставляю только себе. Надеюсь, что в будущем вы научитесь контролировать свои эмоции.

Растерявшийся Тримэйн сказал торопливо:

– Хорошо, похоже, нужно будет урегулировать не один вопрос. Поскольку время уже позднее, снова предлагаю отложить всякое дальнейшее обсуждение на завтра. Надеюсь, что завтра мы быстрее придем к соглашению.

Монро, испытывая сильную неприязнь к Элизабет и Сеси, шепнул Тримэйну:

– Я провожу ваших дам в фойе, где они подождут вас, пока Джейсон даст свой адрес и ответит на вопросы, которые могут еще возникнуть.

Элизабет открыла рот, чтобы протестовать, но Монро корректно, но решительно вывел дам из комнаты.

После их ухода Эдвард почувствовал себя раскованнее. Он всегда испытывал расположение к племяннице и сейчас, печально улыбнувшись ей, посетовал:

– Кэтрин, дорогая, ты обязательно должна вызывать скандалы? Я не стану бранить тебя – что сделано, то сделано. Но я не понимаю, почему вы решили пожениться с помощью бегства. Рэйчел не стала бы возражать, и я бы тоже не стал, определенно. Разве ты не могла спросить нас?

Тронутая этими словами, Кэтрин едва сдержала слезы, наполнившие ее глаза, у нее перехватило дыхание. Только закусив губу так, что едва не выступила кровь, она сдержалась от желания кинуться ему на грудь и все рассказать. Дядя напрасно дожидался ее ответа и, видя, что при всем желании она не может вымолвить и слова, устало вздохнул и повернулся к мужу, высокому мужчине рядом с ней.

– Так где вы остановились? Я буду у вас в полдень, если это удобно.

Ровным голосом Джейсон назвал ему отель «Крильон», где мужчины договорились встретиться в два часа дня. После этого Тримэйн нежно поцеловал Кэтрин в бледную щеку и удалился.

Злое молчание, повисшее в маленькой комнате, было почти осязаемо; понимая, что рано или поздно ей придется его нарушить, Кэтрин, с несчастным видом уставившись на ковер, сказала глухо первое, что пришло ей в голову.

– Если бы я сказала тебе правду, ты бы мне не поверил.

– Могла бы и попробовать, – огрызнулся Джейсон, – вместо того чтобы позволить мне думать, что ты всего лишь цыганская шлюха, ищущая богатого покровителя! О Боже! Ну и в петлю мы попали, а все потому, что ты, оказывается, не умеешь как следует пользоваться своим проклятым языком!

Уязвленная Кэтрин начала протестовать, но он жестко опередил ее:

– Больше ни слова! Я сейчас близок к тому, чтобы придушить тебя! Лучше помолчи!

Монро вернулся в комнату раньше, чем он успел пообещать еще что-нибудь, и Джейсон натянуто поблагодарил его за помощь в отвратительной сцене. Проще всего было им сейчас откланяться, что они и сделали, к большому его облегчению, хотя Монро и не скрывал, что заинтригован и сгорает от любопытства.

В отеле Кэтрин молча проскочила в свою спальню, молясь, чтобы Джейсон отсрочил исполнение своих бурных намерений до того момента, как она соберется с силами и мыслями. Когда ей уже начало казаться, что гром подождет до утра, и она довольная, но бледная, не хуже привидения, улеглась между шелковых простыней, дверь спальни распахнулась. На пороге стоял Джейсон, и смотреть не него было страшно.

Он уже сбросил зеленый бархатный сюртук и атласный жилет и остался в белой шелковой рубашке с оборками, распахнутой почти до талии. В руке у него был стакан, уже ополовиненный, и Кэтрин не знала, какой он по счету. Прядь черных волос наискось прорезала лоб, блеск в зеленых глазах заставил Кэтрин задрожать от примитивного животного страха. Он высоко поднял стакан и, отчетливо выговаривая каждое слово, насмешливо провозгласил:

– Тост за мою любезную женушку. Вот уж не думал, делая крошку Тамару своей любовницей, что приобретаю себе жену благородного происхождения. Скажи мне, леди Кэтрин, просто чтобы удовлетворить мое любопытство – твоя мать так все спланировала или же это проклятая случайность, что мы встретились?

Понимая, что на самом деле он не настроен выслушивать ни оправдания, ни объяснения, до смерти устав от всех сцен, Кэтрин сказала далеко не мирно:

– Ты пьян, Джейсон! Мы можем обсудить это утром.

Сказать так было ошибкой – все-таки она плохо его знала. Злобная усмешка исчезла, Джейсон стремительно несколькими шагами пересек комнату и прорычал:

– А когда мы обсудим это, леди Кэтрин? После того, как твой дядюшка высосет из меня всю кровь?

Он схватил ее за узкие плечи и безжалостно встряхнул. Стараясь вывернуться, она вскрикнула:

– Ну хорошо, хорошо, я скажу тебе! Нет, моя мать никогда не планировала это! И я никогда не планировала! Во всем ты должен винить свою слепую похоть, во всем, что произошло. Я не сама себя изнасиловала и не сама привезла себя во Францию. Это все сделал ты, мой дорогой муженек!

Ее гневные слова подействовали, как ушат ледяной воды, и какое-то время, казавшееся им бесконечным, они молча смотрели друг на друга. Затем, к ее изумлению, он вытянулся рядом с ней на постели. Лежа на спине и невидяще глядя на потолок, он сказал уныло:

– Я, быть может, и виноват, что ошибся в ситуации, но ты не должна была оставаться в цыганском таборе, уже зная о моей заинтересованности, а ты с первого дня знала, что я желаю тебя! Почему же, черт побери, ты ничего не сказала?

Ее недавний гнев исчез, и она вяло спросила:

– А ты бы поверил мне?

– Возможно, и нет! – ответил он просто.

– И тебя не тревожило то, что ты сделал? – Ее оскорбляло отсутствие у него всякого угрызения совести.

– Не особенно! А что такого я сотворил, кроме того, что женился с помощью побега, как я узнал сегодня вечером, на подходящей молодой женщине? А поскольку я тоже подходящая партия, в чем тут грех?

Нахмурившись, Кэтрин взглянула на него:

– Но мы ведь не поженились!

Он медленно повернул голову, и знакомый уже холодный блеск его зеленых глаз заставил ее внезапно осознать, что он пребывает в чрезвычайно опасном настроении, а явная расслабленность скрывает под собой ярость. Она замерла, как кролик перед удавом.

– Верно, моя возлюбленная кошечка, – начал он со злобной угрозой, – но в этот самый час завтра мы будем женаты!

– Но ты же не хочешь жениться на мне!

– Вы это верно подметили, леди Кэтрин, – мрачно согласился он, – к несчастью, сегодняшний вечер не оставил мне никакого выхода, кроме этого. И я женюсь на тебе!

– Но… но мы не любим друг друга! Мы даже не нравимся друг другу! Я не выйду за тебя замуж! Я не вынесу этого, не вынесу!

Прижав ее к мягким подушкам, Джейсон склонил к ней лицо, на которое было страшно смотреть.

– Любовь не имеет к этому никакого отношения! Мы должны жениться и мы женимся! Ты можешь получать удовольствие от скандалов, как утверждает твоя тетка, но мне не нужна репутация подлеца и скандалиста, совратителя молодых дам из высшего общества! – И с горечью добавил:

– Господи, ну почему ты не оказалась цыганской девкой, которой притворялась? Тогда бы не было никаких проблем. А теперь я должен обзавестись женой!

Теперь настала очередь Кэтрин – с искаженным лицом она взорвалась:

– Я не выйду за тебя замуж!

– У тебя не останется другого выбора – мы повязаны друг с другом. Если не поженимся – немедленно и тайно – как долго, по твоему мнению, Элизабет или ее мать будут молчать об этой пикантной новости?

Он бил наверняка. Отказываясь, Кэтрин словно подписывала смертный приговор. Соглашаясь, она связывала себя с человеком, который ненавидел и презирал ее. При этой мысли сердце в груди стало тяжелым, как камень. Так закончился вечер, который в своем начале много обещал. В такие минуты ее не покидала надежда, что со временем они сумеют решить все трудности. А теперь он негодует, что поставлен в такое невыносимое положение, во всем винит ее и не признает, вернее, не захочет признать, что все случившееся – результат его действий.

У нее не было сил сдерживать подступающие слезы. Страшно, что она уже влюбилась в этого человека, тогда как он, хотя порой и жаждал ее тела, думал о ней с раздражением, как о колючке, впившейся в кожу. А теперь ей грозит наихудшая участь: провести жизнь в качестве нелюбимой, нежеланной жены!

Глядя на лицо Кэтрин, Джейсон не мог в точности угадать, о чем она думает, но откровенное, переполнявшее ее отчаяние было очевидно. Он не ожидал, что осчастливит ее своим решением, но все-таки не предвидел, что это будет воспринято как несчастье. Ну и черт с ней! Это ОН будет захомутован девкой со змеиным языком, чье тело обещало так много, но так и не раскрылось. Она не имеет права выглядеть такой несчастной. Она получала богатого мужа, в то время как ему суждено оставшиеся годы прожить с женщиной, которая, возможно, ненавидит его!

– Ты не ответила на мой вопрос. Ты думаешь, твоя тетка и твоя кузина способны хранить тайну?

– Ты не нуждаешься в ответе, – слабым голосом ответила она. – Тебе известно, как и мне, что Элизабет и Сеси с восторгом раззвонят обо всем всему свету.

– И что же тогда? Ты согласна на брак, как только я все устрою?

Кэтрин печально кивнула головой, ее огромные глаза выражали муку, и Джейсон почувствовал, как что-то стеснило его грудь. Она казалась такой милой, лежа рядом с ним, черным шелковым облаком раскинув свои волосы по белой подушке, и он мгновенно ощутил знакомую притягательность этого нежного тела. Но даже услышав призыв желания, он только горько скривил рот. Она была капризна, лжива и вероломна. Она обманула его, ввела в заблуждение, и с безответственной беспечностью превратила его жизнь в ад. Презирая собственное тело за то, что оно предательски отзывалось на ее теплую близость, он поспешно отодвинулся.

– Мне нужно будет срочно подготовить все, чтобы завтра спокойно пожениться. А сейчас все будет так, как было.

Он встал и повернулся, чтобы уйти, но голос Кэтрин остановил его:

– Джейсон, мы поженимся по-настоящему?

Я… я имею в виду, это будет законный брак?

– Не волнуйтесь, леди Кэтрин, – отрезал он, – вы меня по-настоящему подцепите на крючок. Брак будет законный во всех отношениях, я не намерен устраивать фальшивку.

– Я не это имела в виду, – разозлилась она. – Я хочу знать. Это ведь и моя жизнь тоже. Ты не единственный, кто вынужден вступить в брак против своей воли. Запомни, что я вторая половина этой несправедливой партии! Запомни, если только можешь, – она усмехнулась, – что это я была изнасилована и похищена. Не ты!

– Замечание принято, моя дорогая, – сказал он злобно, – но и ты не сплошная невинность. К тому же, – тут глаза его сузились, – теперь, когда мы стоим на пороге женитьбы и не должны иметь секретов друг от друга, что ты искала тогда в гостинице? Ты думаешь, я забыл тот маленький инцидент? Или твои отношения с Пендлтоном?

Глава 21

Этот вопрос пронзил ее не хуже ножа, Кэтрин ощутила удар почти физически. За последние недели она вообще забыла об интересе Клайва к загадочной карте, которой владел Джейсон, и о шантаже, направленном против Рэйчел. Когда в Лондоне она вступила в переговоры с Джейсоном, предлагая эту информацию в обмен на свою свободу, он отказал ей. Она-то позабыла обо всем этом, а он помнил, и в самую неподходящую минуту ударил ее своим вопросом, как обухом. Пребывая в полной растерянности, Кэтрин даже не уловила в его тоне намека на ревность, которая там присутствовала.

Теперь скрывать было нечего и она рассказала Джейсону, как Клайв потребовал, чтобы она отыскала эту карту – при первом же упоминании о карте брови Джейсона нахмурились. Целиком сосредоточившись на своем рассказе и припоминая подробности, Кэтрин смотрела вниз, на свои подрагивающие пальцы, и не заметила угрожающего огня, загоревшегося в его глазах, когда она изложила, каким способом Клайв заставил выполнить его приказание.

Это все, что я знаю, это все, что я когда-либо тала! Можешь верить или не верить, – сказала она, когда повествование подошло к концу.

Он медленно протянул:

Успокойся, мой маленький, хмурый котенок. Я ведь не говорю, что не верю тебе. Я только озадачен. Клайв не дурак, и он не похож на охотника за красивой сказочкой. Или он путает меня с кем-нибудь еще, или он попался на старую байку. Ты уверена, что ему нужна была именно карта?

Она нахмурилась:

– Он сказал карта, нет, подожди! Он сказал, там может быть карта! И что, если я не найду ее, он должен будет обыскать твое жилище в Лондоне.

– Должен будет обыскать или уже обыскал? Пораженная этим неожиданным любопытством, она с минуту смотрела на него.

– Не могу вспомнить точно. Он сказал, что не искал в Лондоне, но если я ничего не найду, он должен будет искать чей-то след в Лондоне.

Похоже, это был не тот ответ, какого он ждал, потому что, внезапно и безразлично пожелав ей спокойной ночи, он ушел.

На какой-то момент Джейсону показалось, что загадка человека, находившегося в его лондонской квартире, решена. Но если Кэтрин – он уже свыкся думать о ней под этим именем – можно верить, а он ей поверил, Пендлтон не мог иметь какого-то отношения к этому происшествию. Во всяком случае, теперь он знал уже больше, чем раньше, и поскольку никакой карты у него не было, это открывало совершенно новые возможности.

Если бы Пендлтон сказал Кэтрин, что нужны какие-то официальные документы, тогда все было бы совсем по-другому. Испания, Англия, Франция – все они имели основания интересоваться планами Джефферсона в связи с Луизианой. Но если таинственная карта не имела какого-то военного значения, он не мог понять интереса, который она вызывала, и тот, кто рыскал в Лондоне, охотился ли он за тем же, что и Пендлтон?

Это была интересная головоломка, и вместе с ним она отправилась в постель. Его большое тело расслабилось и отдыхало, а мозг работал с бешеной энергией. Через некоторое время он начал злиться, что не видит ответа. Какое-то неспокойное чувство подсказывало, что ответ где-то рядом, еще немного – и он прояснится, Джейсон должен был знать решение.

Оба они этой ночью не спали. Кэтрин, опустошенная неожиданным раскрытием своей личности и отвратительной сценой у Монро, притаилась, как смертельно раненное животное, ожидающее фатального удара. Она пошла на условия, предложенные Джейсоном, дала согласие на брак, но какая-то ее часть бунтовала, открыто противилась тому состоянию апатии, в которое она впала. Снова и снова, как лиса в ловушке, она лихорадочно искала путь к спасению. Но так и не нашла, пока мягкий рассвет не стал постепенно рассеивать мрак ночи и она не впала в сон без отдохновения.

Джейсон встал и ушел с рассветом. От этого очень много зависело. Чтобы скрыть точную дату их свадьбы, он направился в один из городков в нескольких милях от Парижа, отыскал здесь – на определенных условиях – мирового судью, согласившегося спешно провести церемонию бракосочетания. Царское вознаграждение, оставленное Джейсоном, привело к тому, что все юридические документы были оформлены в должный срок и должным образом. Хоть в одном им повезло – со времен французской революции здесь заключались только гражданские браки.

Он вернулся в отель как раз вовремя, чтобы привести себя в порядок, сменить дорожное платье и встретить лорда Тримэйна.

Кэтрин была тихой, подавленной, и дядя объяснил темные круги у нее под глазами и вялость тем, что вчера они разошлись очень поздно. Возможно, подумал он, племянница мучилась угрызениями совести за то, как обошлась со своей матерью.

Встреча прошла успешно, граф нашел условия, предложенные Джейсоном, чрезвычайно великодушными. Джейсон, уже полностью владеющий собой, держался с холодной деловитостью. Только Кэтрин выглядела недовольной – не деньгами, которые он определил за ней, а тем, с какой легкостью она была продана! ПРОДАНА! Это было самое подходящее слово, какое она могла подобрать.

При всем расположении к ней, дядя, казалось, более был озабочен урегулированием ее денежных дел, нежели ее чувствами. Он ни разу не спросил ее о настроении, о том, счастлива ли она.

Правда, она тут же нашла ему оправдание: ведь дядя убежден, что убежала она с человеком, которого любит. Естественно ему полагать, что она счастлива, что бессовестно забыла о матери, оставив ее в неведении. Даже если бы Кэтрин пожаловалась, что сожалеет о поспешном замужестве, то он, держа сторону Рэйчел, не очень бы посочувствовал ей. И все же ее мучило, что дядя легко отделался от своего попечительства, не убедившись, что она и в самом деле счастлива и довольна. Об ее обиде говорила и неприветливость, и плотно сжатые губы, но граф, испытывающий облегчение уже от одного того, что возможный семейный скандал удалось предотвратить, просто не заметил очевидных признаков неблагополучия.

А вскоре и вовсе ушел.

Проводив графа, Джейсон обратил внимание на выражение ее лица и лениво осведомился:

– Что тебя гложет, котенок? Или ты считаешь, что я был недостаточно щедр?

– Не в этом дело, – вспыхнула Кэтрин. – У меня такое чувство, будто меня только что купили. Ты только что приобрел меня, словно одну из своих лошадей.

Его улыбка стала еще шире:

– Должен признать, что ты оказалась очень дорогой девушкой!

Кэтрин почти задохнулась от гнева, но сдержалась, стиснув зубы и бросив в него презрительный взгляд. Через некоторое время, справившись с собой, спросила:

– Ты сделал все приготовления?

Он кивнул, и улыбка сползла с его губ.

– Мы должны быть сегодня вечером в Сен-Дени. Тамошний чиновник согласен закрыть глаза на наше неожиданное желание сочетаться браком и проследит, чтобы необходимые бумаги были готовы. Не беспокойся ни о чем, дорогая леди Кэтрин, всего через несколько часов ты по-настоящему станешь мадам Сэвидж!

Она с ненавистью восприняла последние его слова, но не дала волю своему темпераменту.

– Когда мы выезжаем?

– А что? Мадам Элоиза успеет сметать тебе подвенечное платье? – съязвил он.

– Просто я хочу знать, к какому часу мне нужно быть готовой, – ровным голосом сказала она. – Но вижу, что сейчас тебе не до этого. Во всяком случае, сообщи, когда ты будешь готов.

Она собралась уйти, но он остановил ее, обняв за талию, и усталым голосом попросил:

– Извини, пожалуйста. Я не должен бы портить тебе сейчас настроение и ухудшать и без того плохие отношения между нами. Сен-Дени отсюда в нескольких милях, так что после того, как ты переоденешься, потребуется час, чтобы успеть к назначенному времени. Когда бы ты ни собралась, я уже должен иметь экипаж наготове.

Изумленная его неожиданным извинением, Кэтрин не сразу привела в относительную норму свои растрепанные чувства и занялась туалетом. Она надела серое с пурпурным отливом шелковое платье, подчеркивающее ее молочно-белую кожу и усиливающее аметистовый блеск глаз. Для своего настоящего свадебного одеяния она выбрала бы другой наряд, сейчас же у нее не было причин особенно хлопотать о туалете. Какая разница, это или другое платье, подумала она грустно. В таком настроении она и выехала в Сен-Дени.

Уже пали сумерки, когда они покинули маленький городок, где все и свершилось. Они были теперь законно, безвозвратно женаты. Кэтрин безучастно взирала на тяжелое обручальное кольцо на своем пальце. Ей казалось нереальным, что несколько слов, произнесенных невыразительным голосом человеком с безразличным лицом, сделали их мужем и женой. Но это было именно так и определяло ее будущее. Раньше она не представляла своей свадьбы, но знала, что не желала ни фанфар, ни суеты – традиционные свадебные цветы, белые кружева определенно были не по ней. Но ей безусловно хотелось бы чего-то большего, чем торопливая и безликая церемония, через которую она только что прошла. Она уныло подивилась тому, что Джейсон даже купил кольца – потому что кроме них, да нескольких бесцветных и невыразительных клятв, ничто не напоминало о том, что это была свадьба.

Джейсон тоже необычно молчал, и по мере того, как сгущалась темнота и опускалась ночь, молчание между ними становилось все более и более тягостным. Каждый остро ощущал присутствие другого, и каждый противился такой невольной близости в темном экипаже. Взошла луна, в ее призрачном свете Кэтрин едва различала лицо Джейсона, сидящего напротив нее. Сумрачный свет скрывал его глаза, позволяя мельком видеть прямой нос и крупные выразительные губы.

Он был ее мужем и теперь получил законное право делать с ней все, что захочет. Теперь все в ее будущей жизни определялось этими худыми руками, которые в равной степени могли ввергнуть ее и в восторг, и в ужас. Она вздохнула едва слышно, и этот звук заставил Джейсона нагнуться вперед – его теплые ладони накрыли судорожно сжатые пальцы Кэтрин.

– Неужели так ужасно быть замужем за мной? – спросил он мягко.

Кэтрин, чьи глаза в рассеянном лунном свете казались не правдоподобно фиолетовыми, ответила ему слабым голосом:

– Мы и в самом деле не слишком знаем друг друга, похоже, мы только воюем и ссоримся. Я не представляю, как и когда, и вообще сможем ли мы быть счастливы?

– Но мы должны очень постараться. Теперь мы женаты, и этого уже никогда не изменить! Возможно, со временем нам удастся получить какое-то удовлетворение, если не счастье, из наших отношений.

Не доверяя своему голосу, она вяло кивнула. В темноте кареты Джейсон не видел этого легко движения и резко потребовал:

– Что, ты не согласна?

Ей пришлось отвечать, и Джейсон услышал в ее голосе близкие рыдания:

– Да, я знаю, что ты прав. Через несколько лет мы иначе будем глядеть на все это. Я… я хочу… чтобы… чтобы… – Она употребила все силы, чтобы не расплакаться, но рыдание все же вырвалось из горла. Джейсон почувствовал, что в него словно выстрелили, он порывисто нагнулся к ней, подхватил на руки и посадил к себе на колени.

Его неожиданный порыв будто открыл некие шлюзы, тело Кэтрин забилось от прорвавшихся слез, которые, похоже, копились не одну неделю. В смятении чувств она не замечала, что Джейсон, склонившись губами к ее волосам, что-то тихо нашептывал. Постепенно рыдания стихли, она мирно сидела у него на коленях, изредка всхлипывая.

Словно отец, утешающий плачущего ребенка, Джейсон нежно прошелся по ее щекам своим носовым платком, и она живо вспомнила их встречу на лугу. Похоже, эта мысль пришла и к нему, потому что он прошептал:

– Кажется, я заставляю тебя плакать. Это уже не в первый раз…

Она посмотрела на него заплаканными глазами, и у него перехватило дыхание. Господи! Она так мила, думал он, глядя на длинные ресницы, все еще подрагивающие губы. Его губы в полутьме коснулись ее губ, и этот нечаянный поцелуй перехватил дыхание Кэтрин, пробудил в ней желание еще к одному, и Джейсон, словно в каком-то порыве, пробормотал:

– Слушай, котенок, конечно, все у нас сложилось не правильно, но сегодня наша брачная ночь. Другой такой никогда не будет, может, другие ночи откроют, что женились мы на незнакомых людях. Разве нельзя забыть всю горечь и упреки, и… и… – он помедлил. – О Господи! Я не знаю, что имею в виду. Но хоть сегодня не воюй со мной. Мы должны этот несчастный брак сделать настоящим!

В полном согласии Кэтрин прижалась к нему и зовуще раскрыла губы. Джейсон издал низкий стон и прильнул к ней. Они были настолько поглощены друг другом, что испытали некий шок, когда карета остановилась перед отелем. Джейсон подумал: как хорошо, что они приехали, еще несколько миль такого неожиданного отклика со стороны Кэтрин, и он завершил бы свадебную поездку прямо на полу кареты!

Прилагая неимоверные усилия, чтобы не уподобиться возбужденному вепрю, он проявил сдержанность, когда они достигли своих комнат, отдал распоряжение, чтобы легкий ужин принесли к ним в апартаменты, и неохотно оставил Кэтрин переодеваться и привести себя в порядок после дороги.

Меньше всего ожидавшая такого поворота событий, Кэтрин вся трепетала. Она отодвинула горькую мысль, которая тлела теперь где-то в глубине, что, хотя его так тянет к ней и хотя они проявили желание достигнуть согласия, ни разу Джейсон не упомянул и даже не намекнул, что любит ее или что она значит для него больше, чем любая другая женщина! Она не хотела сейчас об этом думать и, подгоняемая лихорадкой предвкушения, велела Жанне приготовить ванну.

Впервые в своей жизни Кэтрин сознательно хотела вызвать мужское желание и, торопливо перебирая платье за платьем, искала именно такое. Наконец ее взгляд остановился на неглиже, которое Джейсон купил вскоре после их прибытия в Париж. Она не собиралась носить его, частично из-за простого упрямства, а частично от врожденного понимания, что подобные вещи были изобретены с единственной целью – порождать соответствующие мысли и желания.

Рубашка и халат были сшиты из пурпурного шелка, настолько густого, что казались почти черными, и нежная алебастровая кожа Кэтрин на этом фоне выглядела очень чувственно. Рубашка, прилегая к груди словно вторая кожа, дальше струилась к ее ногам ярдами пурпурного облака. Держалась она лишь на двух узеньких бретельках на плечах и, внутренне трепеща, Кэтрин понимала, что через несколько минут одним легким взмахом Джейсон сбросит эти бретельки.

Длинные, широкие рукава халата и были, и не были на ней – сквозь них просвечивали ее прелестные белые руки. Длинный шлейф таил свой соблазн. Такой вошла она в комнату, где ее ожидал Джейсон.

Он стоял спиной к ней и глядел в балконное окно. На мгновение она задержалась в дверях, охватив взглядом накрытый на двоих маленький столик, мягкий свет свечей, высокого мужчину, еще не замечающего ее присутствие. Он уже был в шелковом халате, волосы его влажно блестели, говоря о том, что он также успел принять ванну.

Поколебавшись, внезапно ощутив какую-то неуверенность, она поняла, что сейчас самое время повернуться и убежать – сейчас, пока он еще не почувствовал, что она здесь. Ускользнуть в свою комнату и послать с Жанной записку, что она заболела и не может видеть его сегодня. Интуитивно она знала, что он не возьмет ее силой в этот вечер. Но пока она переминалась в нерешительности, он угадал ее присутствие и медленно повернул к ней лицо.

Внезапно огонь его глаз заставил было ее вихрем броситься из комнаты, но, не слушая пугающие удары сердца, она улыбнулась застенчивой улыбкой и позволила высокому мужчине усадить себя за стол. Она так остро чувствовала рядом его зеленые глаза, потемневшие от желания, его откровенно ждущий рот, что сам ужин не остался в ее памяти. Позже она никогда не могла вспомнить, что они ели и пили, только его лицо, темное и неразличимое, да сверкающие глаза отпечатались в ее памяти. Глядя, как длинные пальцы небрежно держат хрустальный бокал, она не могла унять дрожь возбуждения, пробегавшую по телу. Скоро она окажется во власти этих длинных пальцев и худых рук, и от этой мысли что-то больно сжалось в ее лоне. Не в силах выносить эту неопределенную тишину комнаты, Кэтрин неожиданно вскочила.

– Зд… здесь… здесь ужасно жарко. Так хочется глотка свежего воздуха!

Джейсон следил, как она прошла, волоча шлейф, распахнула французские двери – прохладный ночной воздух, неся легкий аромат цветущих акаций, заполнил комнату. Все ее тело напряглось, когда она невидяще взглянула вниз, и скорее почувствовала, чем увидела, что сзади подошел Джейсон. Он положил ей на плечи 3(свои теплые и нежные руки, уловив легкую дрожь страха, пробежавшую по ее телу.

Джейсон твердо привлек ее к себе, но несколько секунд не делал ничего, что могло напугать ее, только медленно проводил руками по ее плечам, рукам, в то время как его губы искали и касались чувствительных точек в тех местах, где шея переходила в гладкие плечи. Только тогда, когда он почувствовал, что она совсем расслабилась, он медленно повернул к себе ее лицо. Сердце Кэтрин едва не выскочило из груди.

При свете луны, как двое незнакомцев, они словно изучали друг друга, потом Джейсон поцеловал ее. Это был нежный, вопрошающий поцелуй, но и требовательный, страстный, и Кэтрин пошла ему навстречу. Когда Джейсон оторвался от ее губ, кровь в ее висках стучала, она чувствовала жадную, пульсирующую боль в глубине своих чресел. Его глаза изучали ее лицо, увидев то, что было нужно, он молча подхватил ее на руки, и они оказались в спальне.

Одним быстрым, рассчитанным движением сбросив халат и рубашку и уложив ее на постель, он хрипло выдавил:

– Надеюсь, ты не замыслила снова выскользнуть из-под меня в самый ответственный момент? – И сверкнул в темноте белоснежными зубами.

Слишком остро ощущая власть его сильного, горячего тела, она только молча взирала перед собой, а когда он закрыл собой весь мир, ее тело так сплавилось с ним, что даже тень не проскользнула бы между ними. Его твердый и опытный рот сомкнулся на ее губах, и впервые получил отклик на свой голод. Он раздвинул ее губы и стал жадно пить сладость ее рта, в то время как его руки захватили в плен ее тело.

Он был нежен, дождавшись своего часа, его рот следовал за его руками, по мере того как они двигались от ее плеч к груди. Все чувства Кэтрин дико обострились. Повинуясь инстинкту, ее руки отправились в нерешительное путешествие по его телу, медленно прошлись по мускулистому торсу, потом по широкой спине и твердым ягодицам, потом набрались мужества, чтобы коснуться его так, как она сделала это однажды в гостинице. Но теперь не было надобности сдерживать это мужество, потому что Джейсон нежно, но уверенно направлял ее руку к себе, а когда ее ладонь сомкнулась вокруг его мужского начала, с губ Джейсона сорвался низкий стон наслаждения.

– Котенок, ах… теперь не так, вот так… Он опытно учил, как доставлять удовольствие мужчине, положив свою руку поверх ее руки и искусно показывая, что надо делать, поощрял ее продвижение ласковыми словами, когда она запиналась.

Через несколько секунд он довольно прошептал:

– Помедленнее, моя ласковая, помедленнее, или я кончу раньше, чем начал!

Потом он тихонько отстранился от нее, но руки его продолжали свое дело, лаская, раскрывая ее тело и медленно продвигаясь по втянутому животу вниз.

Непроизвольный импульс заставил ее сдвинуть ноги, « и руки мгновенно остановились. Пригнувшись к ее губам, он шепнул: „Котенок?“ – и крепко поцеловал ее. Она задохнулась, и бедра сами раздвинулись, открывшись ласковым прикосновениям.

Ее тело горело, его губы и руки продолжали возбуждать его, вызывая неведомые чувства, бессознательно она застонала, ее руки снова жадно обхватили его. На этот раз она самостоятельно делала то, чему он ее учил. Она дрожала от страсти, а потом испугалась, что может закричать от того удовольствия, которое медленно и нежно он давал ей, когда входил в нее. Это было самое сладостное облегчение, какое только могло быть, и вздох удовлетворения слетел с ее губ. Джейсон хрипло засмеялся: «Это еще не все, сладкая моя, ты только начинаешь учиться».

Потом он начал глубоко двигаться в ней, и сильные, глубинные эмоции слились в одну сладостную боль между ног. Ее руки судорожно бились об его спину, бессознательно заставляли его двигаться снова и снова, его тело отвечало на ее порывы, и он вторгался в нее все сильнее и глубже. Тело Кэтрин натянулось, как тетива, экстаз, растущий внутри нее, вдруг взорвался, и она понеслась куда-то в ошеломляющем, чувственном облаке чистого наслаждения.

Она была так этим потрясена, что не заметила извержения Джейсона, последовавшего вскоре за ее собственным. Когда она вернулась к реальности, то почувствовала себя в его руках, словно в колыбели, в то время как руки и губы продолжали ласкать ее тело.

На протяжении всей ночи Джейсон снова и снова возбуждал ее до такой точки, когда она почти впадала в безумие, и тогда только овладевал ею, и каждый раз она проходила через упоительный взрыв, предвещающий завершение экстаза. Он не мог оторваться от нее ни на минуту, оставляя ей лишь краткую передышку, прежде чем его тело снова толкало его на обладание. И Кэтрин жаждала этого обладания, как и он, и на его жар отвечала вспышкой собственного огня. Она остановила его только один раз – когда темная голова, лаская, спустилась по ее животу и его губы, вслед за пальцами, оказались между ее бедер. Она вскрикнула, задыхаясь, и попыталась отстраниться от него: «Нет… нет… Я не… нет!»

Слабая улыбка изогнула его губы:

– Не обращай внимания. В следующий раз как-нибудь я научу тебя всему, что бывает между мужчиной и женщиной. Ты такая восприимчивая ученица, любовь моя, что я забыл даже, что ты еще почти девственница.

Потом он поцеловал ее, и она обо всем забыла в его объятиях, погружаясь в волны удовольствия, когда он ее нежно ласкал.

Рассвет наступил раньше, чем она наконец погрузилась в сон, а проснувшись через несколько часов, обнаружила, что находится в своей спальне. В изумлении смотрела на знакомые занавеси, а когда вспомнила обо всем, происшедшем минувшей ночью, жаркий румянец залил ей щеки, и она совсем по-детски зарылась с головой в одеяло. Теперь она живо вспомнила, как Джейсон поднял ее на руки и перенес в ее спальню. Положив под теплое покрывало, поцеловал в распухшие от любовных ласк губы и прильнул головой к шее, бормоча:

– Если я останусь с тобой, то буду заниматься любовью целый день и целую ночь тоже! – Он хотел уже отойти, но Кэтрин с вновь обретенной доверчивостью сама потянулась к нему и сознательно дотронулась до него… Со стоном обновленного желания он опустился рядом с ней, и между ними еще раз свершилось волшебство.

Но теперь воспоминания об этой ее дерзости вызвали еще более жаркий румянец, и она подумала: как после вчерашней ночи сумеет взглянуть ему в глаза. И все горькие, нежеланные мысли, которые она вчера отгоняла от себя, вновь вернулись, чтобы беспощадно терзать ее.

Ни разу за всю прошедшую ночь, даже когда страсть их достигла своего пика, он не упомянул о любви. Правда, он говорил любовные слова, называл ее своей маленькой любовью, но ни разу не дал ей понять, что хочет чего-то большего, чем отзывчивое тело в его руках.

Кэтрин могла обмануть себя один раз, но мысль о других ночах, когда она будет принадлежать ему, зная, что он не любит ее, была невыносима! Ведь не сможет она отталкивать его, когда он станет приходить к ней, уверенный в своих супружеских правах? Если бы только он сказал, что любит ее, если бы только любил ее!

Эти беспокойные мысли не оставляли ее и тогда, когда она, не чувствуя, принимала ванну, когда одевалась с помощью Жанны. Глядя на себя в зеркало, пока Жанна расчесывала и убирала ее блестящие волосы, она озабоченно искала на своем лице признаки того, что она стала иной. Но зеркало отражало то же самое лицо, хотя она стала иной – и не было смысла отрицать это.

До прошлой бурной ночи, любя его в глубине своего существа и не признаваясь себе в этом, она думала, что все еще остается самой собой: той Кэтрин, которая злобно поклялась в Лондоне, что еще заставит его стать перед ней на колени. Но это было до того, как он женился на ней и до прошлой ночи. Теперь она чувствовала себя затерянной в море неопределенности. Без жгучего чувства несправедливости, которое поддерживало и подкрепляло ее, она ощущала странным образом, что от нее что-то отняли – словно она потеряла себя.

В таком зыбком и тревожном смятении она прошла в маленькую гостиную; стараясь избежать встречи с Джейсоном до тех пор, пока не сможет собраться. Она собиралась дать распоряжение, чтобы вывели ее верховую лошадь: удалившись от места их недавней близости, она хотела найти какое-то решение, но в этот момент возмущенный голос кузины Элизабет остановил ее на месте. Дверь между апартаментами была открыта, и она хорошо слышала этот неприятный голос.

– Как ты мог? Неужто то, как ты занимался любовью со мной, ничего не значит для тебя? Как мог ты быть со мной одну ночь и на следующую ночь бежать с другой?

– Элизабет, мы уже говорили с тобой об этом. Я не люблю тебя и никогда не любил. Я наслаждался твоим телом – а какой мужчина отказался бы от этого? Я никогда не скрывал этого. Но я не люблю никакую женщину!

Его голос звучал холодно. Кэтрин, не в состоянии шелохнуться, только дрожала, каждое слово разрушало и без того слабые иллюзии, его чувства к ней не глубже обыкновенной животной похоти.

– А ее ты любишь? – услышала она голос Элизабет.

– Не будь глупышкой! Я только что сказал, что не люблю никакую женщину, – отрезал Джейсон, голос его стал гневным, означая, что он готов на все, лишь бы избавиться от нее побыстрее.

Но Элизабет проигнорировала это предупреждение и снова закричала:

– Тогда почему же ты женился на ней?

– Потому что, – грубо рявкнул он, – пришло мне время обзавестись женой, а по случаю, и сыном, чтобы было кому унаследовать поместье. Твоя кузина молода и достаточно здорова, чтобы нарожать мне столько детей, сколько я пожелаю.

– Но я тоже это могу! – упрямо не унималась Элизабет.

– Нет, не можешь, – жестко отрезал он. – С Кэтрин я буду уверен, что мои сыновья это действительно мои сыновья, а не отродья того последнего мужчины, перед которым ты раздвинула свои ляжки.

Последовал какой-то вопль, послышался звук сильного шлепка. Затем Джейсон произнес ровным тоном:

– Я заслужил это. Но ты не должна была приходить сюда без приглашения и бросать нашу прошлую связь мне в лицо. И ты не имела права задавать вопросы о мотивах, почему я женился на твоей кузине. Я думаю, тебе лучше уйти. Ты уже достаточно сказала, и мне нечего добавить к нашему неприятному разговору.

– Это мы еще посмотрим! – злобно выпалила Элизабет. – Я вот думаю, что сделает молодая новобрачная, узнав о твоих хладнокровных мотивах, побудивших тебя жениться на ней? Я хотела бы также знать, понравится ли ей, когда до нее дойдет, что она просто племенная самка для производства маленьких Сэвиджей как наследников?.

Так вопрос не стоит. Ты сейчас же уйдешь отсюда и никогда, если тебе дорога жизнь, не будешь иметь никаких дел с моей женой! – Угроза в его голосе была столь ощутима, что Элизабет едва не задохнулась от гнева. После минуты молчания Кэтрин услышала, как хлопнула входная дверь.

Онемевшая, со спутанными мыслями, Кэтрин стояла в ледяном отчаянии, не имея сил даже шелохнуться. От самой мысли, что прошлой ночью Джейсон был с ней такой же, как с другой женщиной, она испытывала острую боль, а осознание того, что этой женщиной была Элизабет, ее собственная кузина, наполняло ее отвращением.

Дрожащей рукой она закрыла рот, чтобы сдержать подступающую тошноту, со стоном бросилась в свою спальню. Ее всю трясло, каждое подслушанное слово горело в мозгу. Она медленно опустилась на пол возле кровати. Воспоминание о том, что в это самое утро Джейсон занимался с ней любовью на этой самой кровати, почти задушило ее. Немедленно бежать! Зная то, что она теперь знала, она сойдет с ума, если он еще раз дотронется до нее! Она не вынесет этого! Лихорадочно окинув комнату взглядом, она остановила глаза на шкатулке с драгоценностями, все еще открытой с утра, – Жанна взяла оттуда для нее нитку жемчуга.

Глава 22

Сцена с Элизабет была отвратительной, и Джейсон невыразимо обрадовался, когда она хлопнула дверью. Проклятие! Ну и сварливая баба! Настоящая мегера! Он бы обошелся с ней иначе, если бы она не заявилась к нему как ангел мести. Никто не имеет права совать нос в его дела или выспрашивать, почему он выбрал именно эту жену. Меньше всего прав у Элизабет. Он вызвал звонком Пьера и распорядился, чтобы накрыли на балконе легкий завтрак. Он надеялся, что Кэтрин присоединится к нему, но когда этого не произошло, испытал легкое разочарование.

Малышка, должно быть, еще безмятежно спит, подумал он с нежностью. Представив лежащую Кэтрин, ее раскрытые розовые губы и разгоревшиеся от их любовных игр щеки, он едва не выскочил из-за стола. Прошедшая ночь превзошла все, о чем он только мечтал, будет невыносимо, если она снова превратится в воинственное, переменчивое создание. Она напоминала ему горячих, полуприрученных молодых кобылок, которые шарахаются прочь и сражаются с седлом так яростно, что каждый раз приходится все начинать заново. Смущенный мыслями о ней, он откинулся на спинку кресла, поглощенный видениями Кэтрин. Возможно, придется стряхнуть с себя это нежное настроение. Если он не возьмет себя в руки, то начнет вздыхать по собственной жене не хуже влюбленного мальчишки.

Подумав об этом, он развеселился и с нежностью, притаившейся в уголках его рта, принялся составлять записку спящей жене, а затем направился к Монро, чувствуя небывалый подъем и легкость во всем теле.

Он пробыл у Монро долго, до вечера. По его настоянию остался к ужину, и потом, как на крыльях, понесся к «Крильону». Первое подозрение кольнуло его, когда он увидел темные окна апартаментов Кэтрин. Нахмурившись, с зажженной свечой в руке, он вошел в ее комнату, где его встретила совершенная пустота. Гардероб стоял распахнутый, на вешалках не было одежды, исчезли вообще все признаки ее пребывания: на туалетном столике не было ни ее щеток, ни парфюмерии. Он тупо выдвинул один из ящиков комода розового дерева и не нашел там вещей, которые лежали здесь еще вчера вечером.

Внешне спокойный, с неприятной гримасой, искривившей рот, он стал рыскать по пустой комнате, словно голодный волк, идущий по запаху удирающего кролика. И нашел – невинную записку, лежавшую на полочке. Трясущейся рукой, словно уже зная ее содержание, Джейсон взял листок бумаги. Это было маленькое печальное письмо, которое ни в какой степени не отражало того отчаяния, в котором писала его Кэтрин.

Дорогой Джейсон!

Я оставляю тебя. Я не должна была ждать так долго, и я сожалею, что ты должен был жениться на мне. Не ищи меня – ты не найдешь. Я ухожу к кому-нибудь, кто позаботится обо мне. Не знаю точно, как оформляется развод, но думаю, что через некоторое время ты сумеешь развестись с женой, которая оставила тебя.

Я забираю все вещи, которые ты дал мне. Когда-нибудь расплачусь с тобой – когда-нибудь, много времени спустя, возможно, когда мы оба снова будем состоять в новом браке и вспоминать этот эпизод, как время, когда мы оба немножко сошли с ума.

Кэтрин Тримэйн.

С мрачностью, возраставшей с каждой прочитанной строчкой, Джейсон вглядывался в еще детский почерк. Когда наконец он дошел до подписи, его пронзила яростная боль. Он уже думал о ней как о своей жене, и только вчера, почти в этот самый час, дал ей свое имя. Как смела она написать Тримэйн! Она его жена! Кэтрин Сэвидж!

Нелогичность этой мысли даже не пришла ему в голову. Он должен найти ее – свою жену! Его женщину! Как могла она оставить его после прошлой ночи! Он готов был поклясться, что по своей воле она откликалась на его страстные призывы, она тоже владела им и получала от этого такое же наслаждение, как и он. Как посмела она его бросить! Он с горечью засмеялся. Подумать только! Он ведь начал радоваться тому, что женился на Кэтрин, начал верить, что это и есть та самая любовь, которая овладевает даже самыми умными людьми.

Что ж, маленькая леди-цыганка излечила его от этой дурацкой мысли. Чтобы смягчить жестокое потрясение, такое неожиданное и незнакомое, он стал припоминать каждый случай, когда она раздражала и злила его, начиная с того, что она сунула ему ведьму в постель, и кончая той сценой у Монро, когда выяснилось, что она скрывала свое происхождение. Он громоздил на ее голову одно преступление за другим, пока не уверовал, что задушил этот зародыш любви. Никогда он не признавался, даже себе, что она значит для него больше, чем любая другая женщина, когда-либо побывавшая в его постели. И к тому же она его жена! Ну хорошо, он непременно найдет ее и, если не свернет красивую шейку в первую же минуту, как выследит, он научит ее, нравится это ей или нет, и она останется с ним, ни о каком разводе не может быть и речи. Ни сейчас, ни когда-либо!

Приняв решение, он хладнокровно взвесил все ее возможности. Драгоценности и безделушки можно превратить в золото, и на эти деньги некоторое время прожить. Но ей еще надо найти место, куда направиться, – в Париже она никого не знала, за исключением своей тетки и дяди.

В самом отвратительном настроении он направился в отель, где остановились граф и графиня Маунт. Ему не повезло: в их апартаментах он увидел Элизабет, сидящую рядом с матерью на атласной кушетке. Тут же перед незажженным камином стоял и сам граф, облаченный в вечерний костюм, его приветливая улыбка сразу развеяла надежду Джейсона на то, что его жена нашла убежище у родственников. Граф был бесхитростный человек, и если бы его жена обратилась к нему за помощью, он не был бы так приветлив с ним.

Тримэйны собирались перебираться в новые апартаменты, и Джейсон поспешно извинился, заметив:

– Я, должно быть, неверно понял записку моей жены. Мне показалось, она хотела навестить вас, но так как ее здесь нет, значит, я еще не научился разбирать ее каракули.

Граф улыбнулся, его глаза блеснули искренним весельем:

– Почерк Кэтрин долго был сущим отчаянием для ее семьи. Но если учесть, сколько ей уже было лег, когда она вообще стала чему-то учиться, это еще счастье, что она пишет хоть так! Как видите, ее с нами нет. Я не видел ее со вчерашнего вечера. – Эдвард повернулся к своей жене:

– Кэтрин не заходила к нам сегодня?

Сеси, все еще не смирившаяся с тем, что ее племянница отхватила такую завидную партию, процедила сварливо:

– Конечно нет. С какой стати ей приходить сюда? Вежливо откланявшись, он удалился, мысли его были уже настолько далеки от них, что он не заметил злобной усмешки Элизабет. А та, вспоминая лицо Кэтрин, каким оно было днем, полным отчаяния и горя, когда она обратилась к ней за помощью, улыбалась, как ехидна. Если бы Джейсон не был во власти холодной ярости, он не пропустил бы этой улыбки, а так она не задела его внимания.

Вернувшись в «Крильон», он послал за Жанной – и получил очередной неприятный удар. Извиняющийся консьерж сказал, что сегодня после полудня Жанна уволилась со службы без объяснений и, насколько ему известно, поступила на службу к мадам. Разве что-нибудь случилось? Или мадам не довольна услугами Жанны? Пробормотав какое-то подобие ответа, Джейсон выпроводил его из комнаты.

Черт бы ее подрал! Итак, теперь с ней еще и служанка? Это одновременно и облегчает, и осложняет поиск. Двух женщин найти легче, чем одну, но теперь Кэтрин получала преимущество, которого у нее до этого не было: Жанна говорила по-французски. Останется ли она во Франции, задал он себе вопрос. Нет, конечно нет. И он свалял дурака, не подумал, что, как все сбежавшие жены, она должна направиться домой, к своей матери.

Сегодня было уже слишком поздно отправляться в Англию, но он распорядился, чтобы экипаж подготовили к рассвету, и провел остаток ночи, валяясь на кровати и перебирая пути бегства своей жены. Затем он неожиданно представил, какие опасности могут подстерегать молодую красивую женщину без мужчины-защитника. Только бы с ней ничего не случилось – пока он не сомкнет свои руки вокруг ее нежной шеи!

К рассвету первый порыв его неукротимого гнева спал, осталась глубокая, ледяная ненависть, куда опаснее в силу своей особой холодности. Была задета его гордость, а именно она, эта терзающая, высокомерная гордость, и толкала его еще раз пересечь Францию и Англию и устремиться к Лестерширу. Никто и никогда не задевал его так, как это сделала она, и он поклялся небесами, что она ответит за это! Он только раз остановился у «Лисицы», чтобы узнать направление к Хантерс Хиллу, и через несколько минут уже поворачивал усталых лошадей на обсаженную дубами дорогу, дорогу, ведущую к дому Кэтрин.

Хантерс Хилл, выстроенный из выдержанного красного кирпича в царствование Елизаветы I , являл собой великолепный образец прославленной тюдоровской архитектуры, и в другое время при виде его Джейсон несомненно замер бы от восхищения. Но не сейчас. Бросив вожжи оторопелому садовнику, он поспешил по ступеням и потребовал от седовласого дворецкого, вышедшего на его нетерпеливый стук, чтобы его немедленно впустили.

Дворецкий, без приветствия отодвинутый в сторону высоким широкоплечим незнакомцем с усталыми глазами, попытался было возразить, но только не Джейсону, обессиленному почти безостановочной гонкой через две страны. Ему было не до обычных церемоний доклада. Мягко, но с угрозой, он заявил:

– Любезнейший, если вы немедленно не проводите меня к своей хозяйке, я буду вынужден убрать вас с моего пути и пройти к ней, даже если она находится в ванне.

Сложив рот в неодобрительное «о» и впав в крайнее потрясение, дворецкий провел мрачного молодого человека в небольшой будуар, где леди Тримэйн вышивала рукав розового муслинового платья.

Джейсон, уверенный, что найдет здесь свою жену, на мгновение онемел, увидев только ее мать. Еще через несколько минут до него дошло, что леди Тримэйн вообще не имела никаких известий о дочери с той самой ночи, когда Кэтрин исчезла из цыганского табора. Последующие полчаса были, пожалуй, самыми трудными в жизни Джейсона. Ему не только пришлось объяснить этой женщине с белым лицом, сидящей перед ним в напряженном молчании, кто он такой, но и сознаться-, что именно он виновен в исчезновении Кэтрин. Но и этого мало, ему предстояло сообщить ей, что он расплатился за свою ошибку, женившись на этой девушке, но – и это было самое трудное для Джейсона – пришлось сказать, что каким-то образом он, к несчастью, потерял ее!

После этих слов в будуаре настала пугающая тишина, пока Рэйчел не произнесла слабым голосом:

– Не «Присядете ли вы, мистер… Сэвидж? В другое время вся эта ситуация и

прозаическое приглашение Рэйчел показались бы ему нелепыми, но сейчас чувство юмора ему изменило, и он не нашел ничего смешного в ее словах. Хорошо уже то, что эта мужественная маленькая женщина не забилась в истерике. С натянутой улыбкой он спросил:

– Это все, что вы хотите сказать? Рэйчел глубоко вздохнула:

– Нет, мистер Сэвидж, не все, но, кажется, вы освободили меня от самой гнетущей тяжести. Теперь я знаю, что моя дочь жива, это намного больше, чем я знала несколько минут назад, и я знаю, что до того, как она исчезла, она была в безопасности.

– И?

– И, если вы совершили ваше путешествие так стремительно, то вполне возможно, что вы опередили ее. Не похоже, что экипажи службы дилижансов передвигаются быстрее ваших лошадей.

Джейсон тупо смотрел на нее. Он так надеялся застать Кэтрин дома, что в своих расчетах просмотрел такую возможность. Мысль о том, как ужаснется Кэтрин, приехав сюда и найдя его у своих дверей, вызвала у него неприятную ухмылку.

Рэйчел была взволнована гораздо больше, чем это показала, и не только из-за дочери. Когда Джейсон так стремительно появился в ее будуаре, его сходство с отцом было так бесспорно, что ей на секунду показалось, будто время повернуло вспять и она снова должна пережить тот ужасный разговор с Гаем. Но это был не Гай, это был его сын, и она напряженно вглядывалась в него, вызывая из памяти облик человека, которого она не видела свыше двадцати лет. Был ли у Гая такой четкий нос? Было ли лицо таким смуглым? И таким жестким? Определенно, Джейсон не унаследовал от отца его серо-голубые глаза. Вспоминая их любящую теплоту, она вновь почувствовала давнюю и почти забытую боль.

Джейсон не знал, о чем она думала, не правильно истолковал выражение ее лица, в его голосе прозвучало искреннее сожаление, когда он сказал:

– Мне очень жаль, мадам, что я причина таких тяжких известий. Надеюсь, что со временем вы простите эти варварские поступки и примите меня как своего сына.

Несколько секунд она пристально глядела на него, прежде чем сухо произнесла:

– Я не вижу никакой другой возможности, тем более что вы уже взяли все дела в свои руки. Легкий быстрый поклон подтвердил ее слова.

– Верно. Правда, вы можете утяжелить и без того плачевную ситуацию, если захотите – хотя, чего вы этим добьетесь, до меня не доходите, ответил он резко.

– Вы не очень кроткий зять, верно? – ответила она со слабой улыбкой.

Он почувствовал, что сам улыбается. Удивительно, он нашел, что ему нравится такая теща. Он действительно восхищался ею. Ни истерики, ни слез, ни квохтаний – только спокойное принятие фактов.

На протяжении последующих четырех дней он не увидел ничего, что заставило бы его изменить первоначальное мнение. Рэйчел, как он обнаружил, была спокойная, сдержанная женщина; за величественной внешностью вдовствующей графини Маунт скрывалась теплая, любящая натура. Она была всегда собранная, приветливая, но Джейсон чувствовал, что исчезновение дочери тяжким грузом лежало на ее сердце.

Беспокойство в ее голубых глазах, при случае напоминавших ему весьма живо глаза Кэтрин, возрастало с каждым днем: Кэтрин так и не появлялась. Наконец, к вечеру четвертого дня им стало ясно – или она не приедет, или случилось что-то, помешавшее ей приехать. Сидя за ужином и не притрагиваясь к еде, Джейсон бесцельно играл со своим стаканом вина, а Рэйчел катала по тарелке кусочек молодой баранины. Наблюдая за ней, с нарастающим раздражением он добавил к проступкам Кэтрин еще одно. Как могла она терзать неведением такое нежное создание, как ее мать? Видя потемневшее лицо Рэйчел, он почувствовал редкое для себя угрызение совести за участие во всем этом деле и со свойственным ему обыкновением проклял Кэтрин и за это тоже.

На следующее утро он нашел Рэйчел в той же маленькой гостиной, куда он ворвался четыре дня назад. После нескольких минут обычного будничного разговора он сказал прямо:

– Если бы она направилась сюда, то уже была бы здесь. Значит, она все еще во Франции. Я не хотел бы оставлять вас, так и не узнав, где она и что с ней, но уже не могу болтаться здесь в неопределенности.

Он сказал то, что и она думала. Безрадостные мысли оказались сильнее ее, и она не могла сдержать внезапного потока слез. Смущенная своей слабостью, Рэйчел безуспешно пыталась унять их крохотным кусочком батиста.

Остро чувствуя свою вину, Джейсон опустился перед ней на колени и взял ее дрожащие руки в свои.

– Рэйчел, Рэйчел, где бы она ни находилась, она должна быть вне опасности! Должна! Не плачьте так. Я переговорю с герцогом Роксбери, прежде чем отправлюсь во Францию. Мой дядя могущественный человек. Если она в Англии, он найдет ее. А я буду искать ее во Франции. Только не переживайте так, умоляю вас. Роксбери и я, мы найдем ее.

Позднее, направляясь в Лондон, Джейсон хотел бы чувствовать ту же уверенность, с какой он уговаривал Рэйчел. Гнев его уже поостыл, оставалось только острое, неистовое желание знать, где Кэтрин и что она вне опасности. После этого он мог бы задушить ее – Джейсон все еще не расстался с этой мыслью по одной, чисто мужской причине: ему так и казалось, что она где-то недалеко и без сомнения получает удовольствие, смеясь над ним.

Подъезжая к окрестностям Лондона, он мысленно представил человека, который не намерен был смеяться вовсе. Он должен приготовиться к тому, что герцог заставит его выслушать все, что захочет сказать о его манерах и морали. Все это он знал наперед. И то, что он знал, заставило его задохнуться от отвращения к собственным поступкам.

Что за дьявол вселился в него? Куда подевалась его обычно холодная голова, когда он положил глаз на эту ведьму с фиалковыми глазами? Она хорошо его проучила – теперь-то ни она, ни какая-либо другая женщина уже не запутает его чувства.

Герцог встретил его без малейшего удивления, если не считать с удивлением взлетевшую черную бровь и небрежный жест в сторону одного из кожаных кресел в его кабинете. Он ни о чем его не спрашивал, он просто ждал, и в его серых глазах читалось лишь слабое любопытство. В самых сжатых чертах Джейсон представил ему мрачный и неприукрашенный отчет о своей проблеме. При упоминании имени Тримэйн герцог напрягся, а когда Джейсон замешкался, подтолкнул его:

– Продолжай, это меня заинтересовало.

Когда Джейсон закончил рассказ, дядя заключил:

– Итак, ты женился на этой крошке. Что ж, что ж, это очень поэтично.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Джейсон.

– Хм-м… Ничего. Ты должен простить мои, мои… э… маленькие причуды. – Затем, очевидно, утратив всякий интерес к Кэтрин, он спросил:

– Как идет процесс переговоров? Я с часу на час ожидаю, что сделка заключена.

Джейсон недовольно фыркнул, и это заставило Роксбери остановить на молодом человеке укоризненный взгляд. Джейсон понял, что придется переменить тему и ввести его в курс последних событий, что он и сделал, кратко проинформировав его о достигнутом прогрессе. Губы герцога сложились в довольную улыбку:

– Прекрасно, прекрасно! Должно быть, это лишь вопрос дней, когда последние документы будут готовы. Ты не можешь подтолкнуть Монро и Ливингстона?

– Дорогой дядя, Монро и так нервничает и торопится. Не думаю, что мои слова произведут должное впечатление, тем более что я пользуюсь там сомнительной репутацией двойного агента.

– Не так уж они ошибаются, дорогой племянник, – сказал герцог как бы между прочим.

Эту реплику племянник пропустил мимо ушей, что было не в его правилах. С чего бы это? Дядя бросил на него изучающий взгляд. Джейсон выглядел усталым, на его худощавом лице появились морщинки – их не было, когда он видел молодого человека в последний раз. Похоже, женитьба принесла ему не слишком много радостей. Что ж, подумал герцог, такому полезно немного пострадать. До сих пор все давалось ему слишком легко, в том числе и женщины. Кто знает, возможно, Кэтрин что-то изменит в нем, самое время задать этому гордецу эмоциональную встряску. Как видно, маленькая Тримэйн сумела-таки выскользнуть из-под его жесткого контроля, что совсем непросто. Размышляя о некоторых поступках Кэтрин, о чем рассказал Джейсон, он решил, что будет рад встретиться с юной мадам Сэвидж.

– Вас что-то позабавило? – холодно спросил Джейсон, уловив его улыбку.

– Ммм… да. Но я всерьез сомневаюсь, что ты сумеешь вот так найти то, что ищешь. – Затем он внезапно заговорил о другом:

– Почему ты не спрашиваешь, раскопал ли я какую-нибудь информацию о твоем неизвестном посетителе?

– У вас она есть? – спросил он раздраженно, поскольку не находил ничего забавного в улыбке дяди.

– Да, есть. К тебе вторгся отвратительный джентльмен по имени Генри Горас. Это мелкий вор, который не раз сидел в тюрьме. Его… э… жена, так она себя называет, служанка в одной из портовых таверн. Это она идентифицировала тело.

Герцог остановился, и Джейсон воскликнул в нетерпении:

– И что?

– Она сказала, что в интересующий нас вечер ее муж находился в обществе очень приятного – это ее слова, не мои – черноволосого мужчины. – Она подавала им эль, но иностранец все время держался в тени, поэтому она так и не смогла его разглядеть. – Герцог с отвращением добавил:

– Это не слишком много, потому что для женщин этого типа все, кто не из окрестностей Лондона, – иностранцы. Когда я расспрашивал ее, о чем они разговаривали, она вдруг стала очень застенчивой, пока я не освежил ее память несколькими золотыми монетами. – Лицо герцога скривила гримаса отвращения при воспоминании о жадном взгляде женских глаз и стремительно протянутой не очень чистой руке. – Все же я выяснил, что этот человек нанял Гораса, чтобы тот обыскал твои комнаты. Что он искал, все еще остается тайной, как и то, кто был этот иностранец. Возможно, этого мы никогда и не узнаем. А ты ничего не можешь добавить?

Джейсон пожал плечами:

– Кэтрин призналась, что Пендлтон охотился за картой. – Потом добавил:

– Я размышляю, искал ли Горас то же самое.

– Карта… Что за карта?

– Мой дорогой дядя, если бы я сам знал! Но я даже не представляю, что это за карта, у меня не было и нет никакой карты. И, честно говоря, мне надоела эта тема. Меня гораздо больше волнует моя жена! – Последнее слово, сорвавшись с его губ, прозвучало словно выстрел. Он произнес звенящим голосом:

– Завтра я должен вернуться во Францию. Я не могу оставаться здесь и ждать, пока эта маленькая гадюка, на которой я женился, сама объявится. Скорее всего, она не покидала Франции, и я, разыгрывая комнатную собачку у Монро, в то же время могу разыскивать ее. Но, – тут он вопросительно посмотрел на безмятежно расслабившегося дядю, – мне нужно, чтобы кто-нибудь занялся ее поисками в Англии.

Очень холодно герцог спросил:

– Ты хочешь, чтобы этим занялся я?

– Да, черт побери! Я мог бы нанять человека, но у вас больше возможностей, чем у кого бы то ни было, и, если она в Англии, вы найдете ее, а не просто возьмете след.

– Мне лестно такое представление обо мне, – промурлыкал Роксбери.

– Вы дразните меня, дядя!

– Да, можешь быть уверен! Ты все воспринимаешь слишком серьезно, и видеть это мне больно. Неужели ты сомневаешься, что я помогу тебе? Разве я тебе когда-нибудь отказывал?

Джейсон почувствовал себя сконфуженным и сбивчиво пробормотал:

– Нет, и прошу извинить меня. Просто эта женитьба потрясла меня сильнее, чем я предполагал.

То, что его племянник пребывал в непривычном для себя состоянии, глубоко встревожило Роксбери. Скрывая озабоченность за улыбкой, он сказал:

– Больше не будем об этом… Должно быть, со своей предусмотрительностью ты уже распорядился, чтобы леди Тримэйн написала мне, если девушка объявится в Лестершире?

Неожиданно усмехнувшись, Джейсон кивнул.

– Ладно, тогда я сделаю все, что в моих силах. Как только узнаю хоть самую малость, напишу тебе. Могу я рассчитывать, что и ты напишешь, когда направишься из Франции в Америку? – спросил он сухо.

Джейсон нахмурился:

– Если я не найду ее к тому времени, когда переговоры завершатся, возможно, я и не отбуду сразу в Соединенные Штаты, но, с вашего позволения, нанесу вам еще один визит.

Герцог неожиданно выпрямился и, тщательно подбирая слова, медленно заговорил. Сейчас с Джейсоном говорил не дядя, а вельможа:

– Нет, не позволяю! В твоих же собственных интересах нужно покинуть Францию не позднее, чем в середине мая. Позже не будет никакого смысла задерживаться, и ты ничего не сделаешь в Англии такого, что уже не будет сделано. Я выразился достаточно ясно?

Зеленые глаза Джейсона, в момент ставшие настороженными и жесткими, встретились с таким же непреклонным взглядом серых глаз.

Очень спокойно Джейсон спросил:

– Вы приказываете мне?

Герцог, раздираемый долгом и привязанностью, все-таки выбрал последнее, так как знал, что Джейсон, если нажимать на него слишком сильно, все равно поступит по-своему. Лучше сейчас быть с ним помягче, чем потом нервничать в ожидании его неуправляемых поступков.

– Нет, Джейсон, « – сказал он, – не приказываю, а прошу. И говорю тебе это ради твоей же собственной безопасности.

Скорее усмиренный, чем настороженный дядиной капитуляцией, Джейсон безмятежно улыбнулся и сделал свой вывод, играя на нервах старого политика:

– Значит… ты предупредил меня, что Британия готова нанести первый удар и начать военные действия против Наполеона! Что же, я должен подумать, чью сторону выбрать, на чьей стороне сражаться. Имея французских пращуров по обеим ветвям фамильного древа и английских – только по одной ветви, это будет трудный выбор, не так ли?

– Джейсон, не выводи меня из терпения, – спокойно сказал герцог, но сказал, и это означало еще одну капитуляцию.

– Очень хорошо! Мы провозглашаем мир! И Джейсон подмигнул каменному лицу дяди.

Глава 23

У Джейсона был еще один счет в Англии – Пендлтон. Не заплатив по нему, он не мог вернуться во Францию.

Ему повезло – Клайв, еще не оправившийся после дуэли с Джейсоном, был дома. Отбросив в сторону слугу, открывшего дверь на его настойчивый стук, Джейсон ворвался в комнаты Клайва, как северный штормовой вихрь.

С рукой на черной шелковой повязке, Клайв томно полулежал на кушетке, держа неподалеку бутылку портвейна, и перелистывал газету, сообщавшую новости о скачках. Завидев Джейсона, он быстро сел, отбросил газету на пол и прорычал:

– Кто тебя впустил? Мне не о чем с тобой говорить!

Джейсон бросил на него взгляд, полный неприязни, и схватив его за широкие отвороты халата, хорошо встряхнул:

– Зато я хочу сказать тебе кое-что. Прими это за дружеское предупреждение, мерзавец, и никогда больше не смей угрожать Кэтрин! И если доставишь Рэйчел хоть секунду волнений, я собственноручно вышибу из тебя мозги!

– Значит, эта маленькая сучка рассказала тебе! Мне следовало лучше узнать ее, прежде чем использовать, – прошипел он.

– Теперь Кэтрин моя жена. – Сжав кулаки, Джейсон сделал шаг в его сторону. – И если ты хоть раз взглянешь на нее, то не обойдешься пулей в плече, которую ты от меня схлопотал. Теперь она придется точно в сердце. А я целюсь хорошо, ты это знаешь. И помни, если вдруг вздумаешь поставить кого-нибудь из них в подобное положение.

– Ты женился на ней! – воскликнул Клайв со странным блеском в глазах. Рухнув в кресло, он ухмыльнулся:

– Какая чудная пара – леди-цыганка и дикарь из Луизианы! Вы стоите друг друга!

– Может быть, но я предупреждаю, что не потерплю никаких оскорблений своей жены. Тебе лучше забыть о тех отношениях, которые когда-то у тебя с ней были.

– Ты хочешь сказать, чтобы я забыл, что она была моей любовницей? – лукаво спросил Клайв.

Джейсон бросил на него убийственный взгляд:

– Она никогда не была твоей любовницей, и не имеет значения, что ты и эта старая цыганка пытались ввести меня в заблуждение. Я часто размышлял, зачем тебе понадобилось, чтобы я так думал?

– Это устраивало меня, – раздраженно ответил Клайв. Смерив Джейсона ненавидящим взглядом, он с горечью произнес:

– Я сам рассчитывал жениться на ней. Ты и Кэтрин – два моих поражения.

Встретив недоверчивый взгляд Джейсона, Клайв разразился грубым смехом. Теперь, когда ему уже нечего было терять, он открылся:

– Да, это я нанял тех двух людей, которые не сумели убить тебя. И с Кэтрин я тоже потерпел неудачу. Она должна была сгинуть после того, как я отдал цыганам и ее, и этого проклятого ее братца. Такое уж мое везение. Рейна пожалела их и повела со мной двойную игру. Если бы не она, эта маленькая девчонка должна была бы покоиться на дне моря.

– Так ты говоришь, что готовил похищение Кэтрин? Но, ради Бога, почему?

Клайв бросил в его сторону насмешливый взгляд:

– Деньги! Что еще! Я был любимцем графа, пока не родилась эта вредная маленькая сучка. Господи, как я ненавидел и проклинал ее! Он бы оставил мне все, если бы не женился на этой квелой Рэйчел, а она не родила ему ребенка! Я бы…

Клайв так и не закончил фразу, потому что Джейсон схватил его за грудь и швырнул через всю комнату.

Ослепленный яростью и неукротимым порывом убивать, Джейсон молотил его кулаками и опомнился лишь тогда, когда почти забил этого мерзавца до смерти. Глядя на валявшегося на полу Клайва, он сказал сквозь зубы:

– Я убью тебя, подонок, убью, если когда-нибудь ты возникнешь у меня на пути! – С перекошенным от отвращения лицом, злой и на Пендлтона, и на самого себя, Джейсон покинул его дом.

Но едва дверь закрылась за незваным посетителем, едва Клайв попытался сесть и обследовать полученные синяки и ссадины, как вошел слуга и объявил, что его хочет видеть еще некий джентльмен, который не назвался.

Секундой позже вошел Давалос и замер, изумленный видом изувеченного лица Клайва:

– Боже! Что с тобой случилось? Клайв бросил испепеляющий взгляд:

– Только что побеседовал с Сэвиджем, можно сказать.

– Джейсон вернулся? – спокойно спросил Давалос.

– Конечно, дурак! Кто же еще? – Клайв был вне себя от злости.

Давалос с надменным видом сказал:

– Я ничего не знаю о твоих друзьях, весьма возможно, что есть и другие, кто с удовольствием изукрасил бы тебя.

Нетерпеливо передернув плечами, Клайв отвернулся и дрожащей рукой поднес к губам стакан бренди.

Наблюдая за ним прищуренными глазами, Давалос сказал мягко:

– Итак, Джейсон вернулся откуда-то, где он скрывался. И первое, что он сделал, пришел повидать тебя. Почему?

– Черт побери, откуда мне знать это?

– Я нахожу, что в это трудно поверить, дружище. Я заплатил тебе немалую сумму денег, чтобы ты выполнил определенное задание, что ты, однако, до сих пор не сделал. Ты говоришь, Джейсон неожиданно исчез из Мелтон Моубрей и ты не мог найти его. Из других источников я узнал, что вскоре после этого он имел встречу с известной банковской фирмой. А теперь столь же неожиданно появляется и, очевидно, без всякой причины задает тебе хорошую взбучку.

Его глаза блеснули, рот опасно скривился, но он продолжал медовым голосом:

– А может, ты затеял со мной двойную игру, и Джейсон, возможно, тоже?

У Клайва не было настроения выслушивать комментарии Давалоса, и он совершил фатальную ошибку, не зная характера человека, стоявшего так близко к нему. Обозленный, ищущий, на ком бы сорвать свое раздражение, он прошипел:

– А ты бы хотел это знать?

Лицо Давалоса потемнело, на нем появилось выражение, которое должно было бы предостеречь Клайва. Он стоял возле окна и почти машинально поигрывал шелковым шнуром, охватывавшим снизу драпри. Медленно, со странной отрешенностью, Давалос отвязал шнур. Держа витую шелковую веревку в руке, он сказал:

– Да, я хотел бы это знать. А также то, где был Джейсон и куда он направился.

– А вот за это, мой друг, ты не заплатил. Так что придется тебе самому поломать голову. – И не обращая внимания на действия Давалоса, Клайв скорчил насмешливую гримасу.

– Верно, – спокойно согласился Давалос, почти ласково перебирая в руках шелковый шнур. – Но я заплатил тебе за то, чтобы ты доставил в мои руки карту.

– Докажи это! – насмешливо выпалил Клайв. Тем же спокойным голосом Давалос спросил его прямо:

– Ты хочешь сказать, что я ничего не получу за свои деньги?

Повернувшись к нему спиной и насмешливо улыбаясь, Клайв ответил кратко:

– Это именно то, что я хотел сказать. Убирайся отсюда. Я думаю…

Клайв уже никогда не закончил эту фразу, потому что Давалос кинулся на него, как змея, на которую он так походил. Он набросил тонкий моток шелка на горло Клайва и затянул его. Напрасно пальцы Клайва отчаянно вцепились в петлю, охватившую его шею. Давалос, все так же улыбаясь, изо всех сил выгибал его назад.

– Вот видишь, друг, как это неумно – перечить мне, – шипел он ему на ухо.

Борясь с темнотой, застилавшей его глаза, Клайв едва расслышал эти слова. Он сопротивлялся отчаянно, но уже через несколько минут рухнул на пол.

Давалос тут же покинул комнату. В маленькой прихожей никого не было и, если удача будет на его стороне, труп не обнаружат еще несколько часов, а возможно, до самого утра. Все зависело от того, как долго слуга Клайва не заглянет в комнату.

На улице Давалос устремился в ночь. Выбора у него не было – он должен покинуть Англию немедленно, до того, как подымутся шум и суматоха. Но быстрый отъезд ему на руку. Может быть, именно сейчас Джейсон собирается отбыть в Новый Орлеан, и он, Давалос, будет следовать по его следам.

Но в этом Давалос просчитался, Джейсон и не собирался в Новый Орлеан – в этот же вечер 6н отбыл во Францию. Его возвращение в Париж было таким же стремительным, как и бросок в Англию. Когда его экипаж оставлял за собой знакомые дороги, ведущие в столицу, он до боли в глазах высматривал из окна знакомую тонкую фигурку. Но напрасно. Дотошные расспросы в придорожных гостиницах тоже не принесли ему никакой новой информации.

Проходили день за днем, а он все еще ничего не знал о своей исчезнувшей жене: лицо его становилось все угрюмее, приобретая выражение, заставлявшее умолкать не одного собеседника.

В частном разговоре с Монро он бросил вскользь, что ситуация в Европе заставила его отправить молодую жену домой, в Луизиану. Тем, кто спрашивал его о прелестной мадам Сэвидж, он рассказывал ту же историю.

Не в состоянии выносить опустевшие комнаты отеля, он сменил жилище, поселился в менее блистательном квартале, а своими эксцессами быстро заслужил репутацию «бешеного человека из Луизианы». Никакой вызов или пари не были слишком безрассудными или опасными для него. Он дрался на двух дуэлях, на одной – с шевалье Д'Арси и убил этого человека точным выстрелом между глаз. Только то обстоятельство, что Д'Арси был нелюбим всеми, спасло Джейсона от очень больших неприятностей. Наполеон не одобрял дуэлей, но поскольку Д'Арси был не большой утратой, а Джейсон связан, хотя и не напрямую, с весьма деликатной проблемой продажи Луизианы, решено было сделать вид, что ничего не произошло.

Вступив на путь разрушения, всем увеселениям он предпочел игорные дома и петушиные бои, и каждую ночь на его руке возлежала другая женщина. Гордость, поначалу бросившая его на поиски жены, теперь запрещала ему искать ее. Она не хотела его? Ну и черт с ней! Он не будет распускать нюни, как влюбленный дурак, по женщине, которая от него сбежала, когда вокруг столько женщин, готовых разделить с ним постель. И деливших ее! Меняя их каждую ночь, он хотел изгнать из своей памяти все, связанное с Кэтрин.

Записка от Монро внезапно положила конец и этой его жизни – он вынужден был явиться в американскую миссию, наскоро приведя себя в порядок. Сидя за столом, Монро наблюдал за тем, как Джейсон беспокойно расхаживает по комнате, как он изменился в последнее время – в глазах появилось какое-то безрассудство, которого раньше не было, нижняя губа цинично кривилась, злоупотребление алкоголем тоже оставило свою печать на его лице. Раздраженный его метанием по комнате, Монро спросил:

– Джейсон, не хотите ли сесть? Как я могу разговаривать с вами о серьезном предмете, когда вы ведете себя, словно лев в клетке?

Не скрывая, что он недоволен замечанием Монро, Джейсон заставил себя сесть в кресло возле его стола. Вытянув длинные ноги в хорошо подогнанных бриджах из оленьей кожи, засунув руки в карманы, он откинул темную голову на высокую спинку кресла и бесстрастно спросил:

– Теперь вы удовлетворены?

Монро осторожно изучал его. Таким молодого Сэвиджа он еще не встречал и не был уверен, что такой он ему нравится. В этот момент Джейсон очень напомнил ему огонь в топке: внутри бушевало пламя и нужно было совсем немного, чтобы оно вырвалось наружу. Решив отказаться от мирной, вежливой беседы, Монро обошелся без предисловий.

– Мы согласны заплатить Франции шестьдесят миллионов франков за территорию Луизианы, – бросил он резко.

Изогнув бровь, Джейсон лениво спросил:

– Значит, вы и Ливингстон преодолели ваши трудности?

– Теперь, когда наши переговоры завершены, есть какие-либо причины, которые удерживали бы вас во Франции? – спросил Монро, не отозвавшись на его реплику.

Выждав секунду, Джейсон странным тоном сказал только одно слово:

– Нет.

– Тогда, возможно, вы продолжите службу у Джефферсона, как делали это в прошлом; и доставите ему все нужные дипломатические депеши, касающиеся этой договоренности? – Сказанное было скорее предложением, чем вопросом, и оба они знали ответ.

Два дня спустя Джейсон стоял на палубе быстроходного американского корабля, наблюдая, как скрывалась вдали береговая линия Европы. Он был на пути домой, и в небольшой кожаной сумке у него на талии покоились документы из Парижа.

Глядя на растущую сине-зеленую водную гладь, внешне он оставался спокойным. Там, за удаляющейся далью, он оставил жену, которая могла быть застигнута бедами войны, готовой разразиться между Англией и Францией. На какое-то мгновение он почувствовал мучительный укол – перед ним встали глаза Кэтрин. Он даже зажмурился. Но затем лицо его вновь заледенело.