Октавия и Друсилла были на кухне, когда неожиданно появилась Мисси. Они уставились на нее в изумлении, не в силах постичь все великолепие ее неземного платья, не говоря уже об огромной шляпе, изящно украшенной страусовыми перьями.
Она не превратилась в красавицу за одну ночь, но определенно на нее нельзя было не обратить внимания, к тому же она держалась слишком гордо, чтобы ее можно было по ошибке принять за уличную красотку. Она больше походила на утонченную жительницу Лондона, чем на уроженку этих мест. Не было никаких сомнений, что Мисси рождена носить алое.
— О, Мисси, ты выглядишь чудесно! — взвизгнула Октавия, поспешно усаживаясь.
Мисси поцеловала ее и поцеловала мать.
— Приятно слышать, тетушка, потому что я действительно чувствую себя чудесно.
Она торжествующе улыбнулась.
— Я пришла сказать вам, что я замужем, — объявила она, помахивая левой рукой перед носами обеих женщин.
— И кто же он? — спросила Друсилла сияя.
— Джон Смит. Мы поженились вчера в Катумбе.
Неожиданно для Друсиллы и Октавии оказалось совершенно неважным то, что весь Байрон зовет его висельником или даже похуже; он избавил Мисси от бесчисленных ужасов, сопровождающих жизнь старых дев, и потому был достоин любви, благодарности, уважения и снисхождения.
Октавия буквально подпрыгнула, чтобы поставить чайник, быстро и легко забегала по комнатам, что за ней давно не наблюдалось. Друсилла, однако, не обратила на это внимания, она была слишком поглощена рассматриванием кольца на руке дочери. Оно было таким массивным и внушительным!
— Миссис Джон Смит, — попробовала произнести она. — Да, это звучит великолепно! В простоте всегда есть великолепие.
— Где он? Когда он придет познакомиться с нами? — спросила Октавия.
— У него дела в Байроне, но он надеялся уладить их к вечеру и зайти к нам на обратном пути. Я подумала, мама, что до его прихода мы могли бы сходить в Байрон. Мне нужно купить кое-что в бакалее. И я хочу заглянуть в магазин дяди Херберта — подобрать себе материи на платье. Я по горло сыта коричневым. Я не желаю носить коричневые платья даже как рабочую одежду. Я буду работать в мужской рубахе и штанах, так как это гораздо удобнее и разумнее.
— — Разве не здорово, что ты купила швейную машинку «Зингер», Друсилла? — спросила Октавия, не отходя от плиты. Она была слишком счастлива, чтобы беспокоиться о брюках.
Но Друсилла думала о чем-то столь важном, что не могли заслонить ни зингеровская швейная машинка, ни брюки.
— Тебе это по карману? — спросила она с беспокойством. — Пошив тебе ничего не будет стоить, но ткани в магазине у Херберта очень дорогие, особенно для тех, кто решает забыть о коричневом.
— Кажется, я могу позволить себе эти траты. Джон сказал мне вчера, что собирается положить на мое имя в банк тысячу фунтов. Потому что, как он сказал, жене не следует обращаться к мужу по поводу каждого пенни, который ей потребуется, и отчитываться за каждый пенни, который она потратит. Все, что от меня требуется, — не превышать ту сумму, которую он для меня выделяет, — тысячу фунтов в год. Можешь ты себе это представить? И все расходы на хозяйство не входят в эту сумму. Он положил тысячу фунтов в пустую банку от кофе и говорит, что она будет постоянно полной и что он не хочет никаких отчетов. О, мама, у меня все еще перехватывает дыхание от счастья.
— Тысяча фунтов! — Октавия и Друсилла уставились на Мисси с выражением ужаса и почтительности.
— Он, должно быть, очень богатый человек, — сказала Друсилла и мысленно представила, как она, наконец, сможет утереть нос Аурелии, Августе и Антонии. Ха! Мисси не только оказалась у алтаря раньше Алисии, похоже, что и в деньгах она не проиграла.
— Мне кажется, что он обеспеченный человек, — протянула Мисси. — Я знаю, что его щедрость по отношению ко мне указывает на большое состояние. Разумеется, я никогда, никогда не буду тратить больше, чем надо. Но все-таки мне нужно иметь несколько приличных платьев — не коричневых! — пару теплых для зимы и пару на лето. О, мама, как прекрасно там в долине. У меня нет никакого желания жить среди людей, я хочу быть одна с Джоном!
Друсилла внезапно забеспокоилась:
— Мисси, мы почти ничего не можем дать тебе в приданое. Но, я думаю, Октавия, мы могли бы обойтись без телки.
— Разумеется, мы можем, — сказала Октавия.
— Это то, что я теперь называю прекрасным свадебным подарком.
— Сначала мы ее должны отправить к бычку Персиваля, — сказала Октавия. — Но тебе не придется долго ждать, и она даст тебе теленка в следующем году.
Друсилла посмотрела на часы.
— Если ты хочешь зайти в магазин Херберта, а также и Максвелла, Мисси, я предлагаю трогаться сейчас. Тогда мы, вероятно, смогли бы перекусить у Джулии и рассказать ей все новости. Клянусь, она будет удивлена!
Октавия решительно заявила:
— Я тоже пойду. Вы не оставите меня в такой день. Даже если мне придется ползти на коленях, я тоже пойду.
Таким образом, в это утро Друсилла прошествовала по магазинам с дочерью под одну руку и с сестрой по другую.
Именно Октавию выглядела миссис Сэсил Хэрлингфорд на противоположной стороне дороги. Миссис Сэсил была женой преподобного Сэсила Хэрлингфорда, священника байроновской церкви. Перед ее языком трепетала вся округа.
— Умираешь от любопытства, старая перечница, — пробормотала Октавия сквозь зубы, улыбаясь и кланяясь при этом с такой холодностью, что миссис Сэсил предпочла перейти дорогу и посмотреть, что происходит с гусями Миссалонги.
Друсилла завершила изгнание миссис Сэсил тем, что внезапно расхохоталась и показала на нее пальцем.
— О, Октавия, миссис Сэсил не узнала Мисси. По-моему, она думает, что у нас на попечении одна из женщин Caroline Lamb Place.
Все три женщины зашлись в хохоте, и миссис Сэсил юркнула в ресторанчик Джулии, чтобы скрыться от такого неприличного веселья, объектом которого явно являлась она.
— Что за шум! — закричала Октавия.
— Чем больше, тем лучше, — сказала Мисси, входя в магазин Херберта Хэрлингфорда.
Посещение магазина подняло настроение всех троих. Дядя Херберт изобразил удивленного дурочка, пока Мисси покупала мужскую рубашку и брюки для себя, а Джеймс застыл в немом ужасе, когда она стала покупать тафту цвета лаванды, шелк цвета абрикоса, желтый вельвет и цикламеновую шерсть. Немного оправившись после того, как Мисси перешла от него к Джеймсу, Херберт уже подумывал дать волю чувствам и выставить дерзкую девчонку за дверь, но, когда она заплатила за покупки золотом, он передумал и смиренно выбил чек. Несмотря на то, что визит Мисси не укладывался ни в какие рамки, он не мог полностью отдаться этому событию, так как не переставал думать о тех событиях, которые разворачивались на бутылочной фабрике. Там происходило чрезвычайное собрание акционеров. Хэрлингфорды командировали туда Максвелла в качестве своего представителя. Они признавали, что у Максвелла язык подвешен лучше всех, и понимали, что он будет бороться за них, как за себя самого. В конце концов, дела должны идти, как обычно, и если бутылочная фабрика и все остальное: купальни, гостиницы, лечебные курорты, — полетят к черту, тогда магазины станут самым обычным бизнесом для их уважаемых владельцев.
— Вы можете доставить это в Миссалонги вечером, Джеймс, — величественно произнесла Мисси и бросила золотой соверен на прилавок. — Вот вам за услугу. И заодно зайдите в магазин дяди Максвелла и захватите там мои покупки. Пойдемте, мама, тетя Октавия! Давайте перекусим у тети Джулии.
Три дамы выплыли из магазина еще более величественно, чем они туда вошли.
— Ну, умора! — захихикала Октавия. — Никогда я так не веселилась.
Мисси тоже позабавилась, но чувства ее были более смешанные. Она испытала потрясение, когда оказалось, что обещанная тысяча фунтов действительно положена на ее имя, и еще большее потрясение от столь вежливого обращение с ней Квинтуса Хэрлингфорда, банковского управляющего: Джон Смит проинструктировал его выдавать деньги Мисси золотом, так как вклад был сделан в золоте — тысяча фунтов!
Вот теперь у нее есть материал на платье, рубашки, брюки и несколько пар симпатичных туфелек в придачу. Ей больше ничего и не нужно. Если у нее будет сотня из этой замечательной тысячи, это более, чем достаточно, чтобы дожить до того момента, когда новая сумма появится на ее счету. В конце концов, когда у нее было больше одного-двух шиллингов? Поэтому она непременно использует большую часть этих денег на покупку маленькой повозки и пони для мамы и тети Октавии. Пони будет есть намного меньше настоящей лошади, они могли бы легко купить упряжь для нее, и больше никогда им не приходилось бы ходить куда-нибудь пешком или унижаться, прося, чтобы за ними прислали повозку. Да, они должны с шиком прикатить на свадьбу Алисии в великолепной повозке.
Та сотня фунтов, которую Джулия выручила от продажи своих акций, была уже потрачена. Половина ее ресторанчика была отгорожена веревкой, и двое рабочих с усердием посыпали песком пол и сдирали обои.
Покончив с извинениями из-за беспорядка, Джулия собралась с мыслями настолько, что смогла осознать весь блеск наряда Мисси:
— Великолепное платье и шляпка, дорогая, — сказала она, — но цвет немного дикий, а?
— Совершенно дикий, — подтвердила Мисси, не чувствуя ни малейшего стыда. — Но, тетя Джулия, мне до смерти надоел коричневый, а этот цвет самый что ни на есть некоричневый. Кроме этого, он идет мне, ты не находишь?
«Да, но подходящий ли это цвет для моей закусочной?» — этот вопрос готов был сорваться с языка Джулии, но затем она решила, что было бы непростительной ошибкой критиковать свою благодетельницу. Из-за ремонта сегодня мало посетителей, ей остается надеяться, что никто не подумает, что она сама пригласила подобных особ: «О, вот почему, была так рассержена Сэсил Хэрлингфорд. О Боже, Боже, Боже!»
Тем временем она провела дам к самому лучшему столику и быстро поставила перед ними пирожные, бутерброды и большой чайник.
— Я хочу наклеить полосатые обои кремового, желтого и малинового цвета, — сказала она, присоединяясь к своим гостям, — а кресла обить парчой того же цвета, но поярче. Лепные позолоченные украшения на потолке, канарейки — в клетках, покрытых позолотой, и повсюду вазы с ветками вербы. Пусть соседи, — ее голова предварительно качнулась в сторону стены, за которой находилось кафе «Олимпус», — попробуют потягаться с этим.
Рот Друсиллы был уже открыт в готовности выложить все новости: о замужестве Мисси, ее муже Джоне Смите, который был богатым человеком, а совсем не висельником, но в это мгновение в комнату ворвалась Корнелия Хэрлингфорд и обрушилась на них как ураган. Ее бесчисленные шарфы и ленты волочились за ней, как перья, выпадающие из хвоста павлина.
Корнелия и Джулия вместе жили наверху Weeping Willow закусочной, которая не была полностью собственностью Джулии. Она платила большую ренту своему брату Херберту, и тот время от времени обещал ей, что придет время, когда сумма покроет стоимость дома и того, что приносили пять акров земли, и все помещения перейдут к ней.
Помимо общего жилья, две незамужние сестры делили и смаковали всю ту информацию, которая доставалась им благодаря их работе. Корнелия, не столь впечатлительная, как Джулия, обычно дожидалась момента, когда Алисия закрывала за собой двери магазина, так как та не разрешала ей уходить, пока магазин был открыт. Что бы она ни намеревалась сообщить в данный момент, это было, очевидно, очень срочно, ибо она рисковала навлечь на себя гнев Алисии. Корнелия так спешила выложить свои новости, что алое одеяние Мисси было удостоено лишь беглого взгляда:
— Догадываешься, что произошло? — выпалила она, плюхаясь на стул и забыв, что она самая ультраэлегантная дама и самая первоклассная продавщица из самого ультраэлегантного и первоклассного шляпного магазина.
— Что? — спросили все хором, хорошо помня о всех многочисленных обстоятельствах и потому готовые к любому потрясению.
— Алисия сбежала с шофером Билли сегодня утром.
— Что?
— Да, сбежала. В ее-то годы! Что за представление сейчас происходит в доме Аурелии! Припадки, истерики и ярость. Малютка Вилли весь дом перевернул, ища Алисию. Он отказывается верить записке, которую она ему оставила, и Билли бушует как ураган, потому что ему нужно идти на какое-то важное собрание на фабрику, тогда как больше всего ему сейчас хочется натравить на своего шофера полицию. Они отправили бесчувственную, как деревяшку, Аурелию в кровать и вынуждены были послать за дядей Невиллом, потому что она специально задерживала дыхание и теряла сознание, и потом дядя Невилл дал ей такую затрещину! Он был сердит за то, что его подняли просто так среди ночи, и назвал ее не как-нибудь, а избалованным ребенком, так что она начала визжать и визжит до сих пор! О, и Эдмунд сидит на стуле, и его всего трясет, а Том и Рэндольф стараются привести его в чувство, чтобы он смог пойти на собрание на фабрике. Но самое худшее то, что Алисия и шофер сбежали на новом автомобиле Билли, как будто это их собственный!
Корнелия проговорила все на одном дыхании и под конец замычала от хохота, Мисси присоединилась к ней, затем вступили и остальные, заливаясь каждый на свой лад в неуемном веселье. После такой разрядки все чувствовали себя великолепно и спокойно, но не с меньшим воодушевлением приступили к тщательному анализу замужества Мисси и побега Алисии, не забывая при этом о еде.
Джон Смит прибыл в Миссалонги как раз перед вечерним чаем, казалось, он очень доволен собой. Гость с превеликой любезностью поздоровался за руку со своей тещей, но воздержался от поцелуя.
Подобное проявление здравомыслия она весьма одобрила. То, что он пожал руку Октавии, разочаровало тетушку, но она должна была признать, впервые видя его вблизи, что он был отлично сложен. Конечно, его костюм повлиял на общее впечатление, так же, как аккуратно подстриженная борода и новая прическа. Да, Мисси не нужно было стыдиться за свой выбор спутника жизни, и, по мнению Октавии, то, что он был старше Мисси на пятнадцать лет, делало его самым идеальным мужем.
И по характеру он казался весьма симпатичным. Он быстро освоился на кухне и с наслаждением вдыхал запах зажаренного ягненка.
— Я надеюсь, что вы с Мисси останетесь обедать? — спросила Друсилла.
— С удовольствием, — сказал он.
— А обратная дорога? Вечером она не становится опасной?
— Совсем нет. Лошади прекрасно ее знают.
Он подался вперед на своем стуле и посмотрел на жену, приподняв одну бровь. А она сидела напротив и сияла от гордости за него, чего первая его жена, разумеется, никогда не испытывала. Какие дураки мужчины! Они всегда шли за красотками, тогда как в сто раз умнее было бы выбирать простых и скромных девушек. Хотя и она выглядела прекрасно в этом красном платье — не красавица, даже и не очень симпатичная, но интересная. Она относилась к тому типу женщин, которые привлекают к себе скрытой в них тайной. Привлекательная, вот и все. Мисси сидела полная жизни перед ним, и трудно было поверить, что она в любой момент может умереть.
Его сердце сжалось — странное ощущение. Завтра! Завтра! Не думай об этом раньше времени! Ты начинаешь думать об этом, а ты не должен! Не думай, что ее смертный приговор — " это расплата свыше!
Может быть, если ты сделаешь ее счастливой, смерть отступит? Чудеса еще случаются, и с ним они раз иди два происходили во время его странствий. Избавление от его первой жены, несомненно, можно записать в разряд чудес.
— Я хочу поговорить с вами, — обратился он к дамам, отрывая взгляд и мысли от своей настоящей жены.
Все трое обернулись к нему с выражением интереса и внимания. Друсилла и Октавия перестали суетиться у плиты и присели.
— Сегодня прошло собрание акционеров компании «Байрон Ботл», — сказал он, — и состав управления компанией изменился. По сути, управление перешло в мои руки.
— Твои?! — пискнула Мисси.
— Да.
— Но каким образом? Дядя Билли сказал, что таинственный покупатель истратил такую сумму на акции, что никто не мог даже и рассчитывать вернуть их! Каким образом?
Он улыбнулся, но не очень приветливо; впервые со времени их знакомства Мисси видела другого Джона Смита, властного и жесткого Джона Смита, Джона Смита, который, возможно, не был знаком со словом «жалость». Это не испугало и не застало ее врасплох; скорее, ей это доставило удовольствие.
— У меня были счеты с Хэрлингфордами, я не имею в виду присутствующих. Но в общем они оказались такими самодовольными, столь уверенными, что их происхождение от знатных свободных англичан ставит их выше людей подобных мне, в чьих жилах течет смешанная кровь — полуеврейская, полу — «не пойми какая». Признаюсь, что я решил доконать Хэрлингфордов, и мне было плевать, во сколько это обойдется. К счастью, у меня достаточно денег, чтобы купить дюжину таких компаний, как «Байрон Ботл», и даже не почувствовать убытков.
— Но ты ведь не уроженец Байрона, — сказала Мисси в замешательстве.
— Правильно, но моя первая жена носила фамилию Хэрлингфорд.
— В самом деле? Как же ее звали? — спросила Друсилла, которая считалась одним из знатоков по части генеалогии.
— Юна.
К счастью, Друсилла и Октавия были очень заинтересованы тем, что говорил Джон Смит, а Джон Смит, в свою очередь, самим процессом говорения, так что они не обратили внимания на реакцию Мисси.
Она сидела, окаменев, не в силах пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Юна. Юна!
Как могли ее мама и тетя остаться безучастными к этому имени, когда они знали ее и принимали в этом доме! Разве они не помнят печенья, бумаги?
— Юна? — спрашивала себя Друсилла. — Дайте подумать… Да, она, должно быть, из семьи Маркуса Хэрлингфорда в Сиднее — соответственно, двоюродная сестра Ливиллы Хэрлингфорд и моя ближайшая родственница здесь, в Байроне. Но я никогда ее не встречала, она давно умерла, конечно. Утонула, не правда ли?
— Да, — сказал Джон Смит.
Так вот почему она краснела. Вот почему всякий раз, когда Мисси нуждалась в ней, она была здесь. Вот что означают все эти незначительные происшествия в библиотеке. Романы, все как один рассказывающие о девушке, умирающей от сердечной болезни. Акции на столе. Доверенности. Юна, выполняющая волю правосудия. Безрассудство и веселая беззаботность, столь привлекательные для Мисси, находившейся в состоянии подавленности. Алое платье и шляпа — точь-в-точь, как это мечталось Мисси, и ее размера. Та странная значительность, которую она умела придавать всем своим словам, так что они проникали в Мисси, как влага в иссушенную землю, и давали жизнь росткам. Юна… О, Юна! Дорогая сияющая Юна.
— Но ее имя по мужу было не Смит, — говорила Друсилла. — Оно было не столь обычное, что-то вроде Кардмон или Теребинт или Гузфлеш. Он был очень богатым человеком, как я припоминаю, что было единственной причиной, почему сэр Вильям Второй дал добро на их брак. Да, я понимаю, какое они нанесли бы вам оскорбление, будь вы ее мужем.
— Я был им. И они действительно оскорбили меня.
— Мы, — сказала Друсилла, протягивая свою руку для пожатия, — неимоверно рады, что вы становитесь членом нашей семьи, дорогой Джон.
Исчез суровый Джон Смит, взгляд его стал мягким и растроганным.
— Спасибо. Я изменил свое имя, конечно, и предпочел бы, чтобы вы не говорили об этой старой истории.
— Она не выйдет за пределы Миссалонги, — сказала Друсилла и вздохнула. Она понимала, что он изменил имя, чтобы избавиться от болезненных воспоминаний. Те отвратительные подробности, о которых Мисси узнала от Джона Смита, очевидно, не входили в историю семейства Хэрлингфордов из Байрона.
— Бедняжка, она утонула, — сказала Октавия, покачивая головой. — Это, конечно, было для вас большим ударом, Джон. Но, несмотря на это, я очень рада такому обороту событий
— фабрика и все остальное. И разве не странно, что вы взяли в жены другую Хэрлингфорд?
— Это мне очень помогло, — сказал Джон Смит спокойно.
— Есть Хэрлингфорды и Хэрлингфорды, как во всех семьях, — сказала Друсилла убежденно. — Юна, вероятно, не оказалась подходящей женой. Так что, возможно, это и к лучшему, что она умерла такой молодой. Тогда как Мисси, я думаю, принесет вам счастье.
Он усмехнулся, протянул через стол руку и взял влажную и холодную ладонь Мисси в свою.
— Да, я тоже так думаю. — Он умудрился поцеловать ее дрожащие пальцы, несмотря на то, что она сидела довольно далеко от него, затем выпустил ее руку и посвятил все свое внимание Друсилле и Октавии.
— В любом случае, сейчас, когда под моим контролем находится компания Байрон Ботл и дочерние предприятия, я хочу произвести некоторые необходимые изменения. Естественно, во главе собрания директоров буду стоять я, и Мисси будет моим заместителем, но мне понадобится еще восемь директоров. Теперь мне необходимы деловые люди, люди заинтересованные и неравнодушные к делам города и его жителей. Сегодня я получил необходимое число голосов, которое дает мне возможность сформировать новое правление, столь необычное, что когда я это объявил, то приобрел еще несколько акций. Сэр Вильям, Эдмунд Маршалл, братья Максвелл, Херберт Хэрлингфорд и еще дюжина других продали мне свои доли по завершении собрания. Их разум пошел на поводу у чувства, что только подтверждает, мои предположения об их глупости. Управление начнет осуществляться более цивилизованным путем, и появится возможность вкладывать прибыль в различные предприятия. Компания «Байрон Ботл» будет расти и богатеть.
Он засмеялся и пожал плечами.
— Ну, по-моему, довольно думать о таких управляющих, как сэр Вильям Хэрлингфорд. Мне нужны женщины в правлении, и я хочу начать с вас двоих и с миссис Джулии и Корнелии Хэрлингфорд. Вы все прекрасно справились с трудностями, и мужества вам тоже не занимать. Это может быть радикальным начинанием — ввести в Совет директоров женщин, но, мне кажется, большинство Советов должно состоять из женщин — старых женщин.
Он поднял бровь и загадочно взглянул на Друсиллу и Октавию, которые слушали его как зачарованные.
— Ну как, вы заинтересовались моим предложением? Разумеется, вам будет выплачиваться жалование. Члены предыдущего Совета получали пять тысяч фунтов ежегодно, но я хочу вас предупредить, что сокращу эту цифру до двух тысяч фунтов.
— Но мы не знаем; что нам делать! — выкрикнула Октавия.
— Почти все Советы этого не знают, так что это не является препятствием. Помните, председатель — Джон Смит, и Джон Смит объяснит вам, что к чему. Каждый из вас будет заниматься сугубо своим делом, и я знаю, что вы свежим взглядом посмотрите на застарелые проблемы, а к новым проблемам отнесетесь нетрадиционно, так что никакой обычный Совет не сравнится с вами.
Он пристально посмотрел на Друсиллу.
— Я жду вашего ответа, мама. Вы войдете в мой совет или нет?
Друсилла захлопнула свой раскрытый от изумления рот.
— Ну, конечно. И другие тоже, я уж позабочусь об этом.
— Хорошо. Тогда первый вопрос, который выносится на повестку — кого назначить на оставшиеся четыре места. Женщины, внимание!
— Я, должно быть, сплю, — сказала Октавия.
— Нет, совсем нет, — сказала Друсилла величественно. — Это не сон, а реальность, сестра. Женщины Миссалонги, наконец, получили то, что им причитается.
— Что за день, — вздохнула Октавия.
Да, что за день. Он подходил к концу. Боковая дверь была отворена и Мисси видела высоко в небе медленно плывущие клочья облаков, такие же алые, как ее платье. Под ними — зеленоватое небо, пышный цвет фруктового сада, вкрапления белого и розового, вся эта гамма постепенно окрашивалась в цвета заходящего солнца. Но ум ее и глаза, обычно столь восприимчивые к красоте природы, были далеко от этого великолепия. Так как в дверях перед ней стояла Юна и улыбалась.
— О, Юна!
— Никогда не говори ему, Мисси. Пусть он думает, что его любовь и забота вылечили тебя, — Юна весело засмеялась. — Он прекрасный мужчина, прекрасный, но у него ужасный характер. Не в твоих правилах провоцировать его, но что бы ты ни делала, не испытывай судьбу и не говори ему о своей болезни. Никакой мужчина не захочет быть облапошенным женщиной, а он уже имел такой опыт. Так что помни, что я сказала — никогда, никогда не говори ему.
— Ты уходишь? — в отчаянии промолвила Мисси.
— Да еще каким образом, дорогая! Я сделала то, для чего я была послана, а теперь мне пора на заслуженный отдых на самом мягком, самом огромном и самом розовом облаке.
— Я не могу жить без тебя, Юна!
— Ерунда, дорогая, разумеется, можешь. Главное, не сплоховать в постели. И учти мое предупреждение: никогда не говори ему правды.
То изумительное сияние, которое окружало Юну, погасло вместе с последним лучом солнца; она задержалась на миг, стоя на пороге, — свет пронизывал ее насквозь — и исчезла.
— Мисси, Мисси, Мисси! С тобой все нормально? Тебе больно, Мисси? Ради Бога, ответь мне! — Джон Смит стоял над ней, держа ее ладони в своих, в глазах его отражались ужас и отчаяние.
Она сумела ему улыбнуться.
— Со мной все в порядке, Джон, честно. Это день такой. Слишком много счастья.
— Лучше бы тебе привыкнуть к избытку счастья, моя любовь, потому что, клянусь, я утоплю тебя в нем, — сказал он и перевел дыхание. — Ты моя вторая и последняя попытка, Миссалонги Смит.
Через открытую дверь подуло холодным ветром, и прежде чем Друсилла успела закрыть дверь, в ушах Мисси тихо прозвучали слова: «Никогда не говори ему. Пожалуйста, никогда не говори ему!»