ГЛАВА 19

Кейт ходила взад-вперед по крепостной стене. Три недели. Целых три недели он избегает ее, как будто бы она— одна из сестер Динкль. Этому должен быть положен конец. Алексису де Гранвилю предстояло понять, что он не может решать проблемы, игнорируя их.

Сначала у него была лихорадка. Он не хотел разговаривать, и он был болен. Затем началось то, что он называл «формальностями». Насколько Кейт мосла определить, «формальности» заключались в использовании влияния де Гранвиля с целью скрыть преступления Джулианы. Эта женщина убила Офелию и Ханну и пыталась убить Кейт и Алексиса. И все же публичное ее разоблачение не принесло бы добра никому.

Другие формальности заключались в тихих похоронах леди Джулианы и реабилитации Вэла. Двумя бесконечными обязанностями стали прием визитов с выражениями соболезнования и переписка с королевой, семьей и друзьями. Все это занимало Алексиса от рассвета до полуночи. Руководить Доуэр Хаузом и следить за переделкой Мэйтленд Хауза стало обязанностями Вэла и Кейт.

Почти неделю Кейт не понимала, что Алексис пытается избежать встречи с ней, так как она думала, что он потрясен горем и смущен неожиданным открытием душевной болезни своей матери. Прошла еще неделя, и ее терпение стало подходить к концу. Она знала, что Алексис никогда не был близок с Джулианой; его горе скорее было вызвано тем, что его лишили любви. Кейт не могла понять, почему он не может утешиться той любовью, которая у него есть.

Вот уже три дня она пыталась поговорить с ним. Он каждый раз ускользал от нее и исчезал в недрах замка. Но она нашла его логово. Он сделал своим убежищем Башню духов, и она собиралась ворваться туда. Как он смел прятаться от нее в комнате, где они в первый раз любили друг друга?

Кейт ударила кулаком по амбразуре и сжалась от боли. Ее руки еще не зажили полностью после тех ударов, которые она наносила по дверям своей камеры под Тайм Холлом. Она повернулась, когда услыхала позади смешок, и увидела, что Вэл направляется к ней от Башни духов. Его здоровье быстро улучшалось. Он шел быстрыми, свободными шагами и нес в руке стакан вина.

— Он способен довести до белого каления, моя дорогая, — сказал Вэл, приближаясь. — Боюсь, это потому, что он так рано стал носить свой титул.

— Проклятье.

Вэл рассмеялся и протянул ей стакан.

— Фальк может рассказать тебе, как тяжело было с ним справляться. Половину своего времени он проводил верхом, пытаясь загнать себя до смерти, а оставшееся время тратил на то, чтобы очаровать каждого, кто приближался к нему.

— В последнее время он не слишком-то старался очаровать меня, — Кейт приняла стакан и поставила его в амбразуру.

— Но ведь ты единственная, кого он боится. У нее от удивления приоткрылся рот.

— Я?

— Конечно. Даже я немного боюсь тебя.

Скрестив руки на груди, Кейт внимательно посмотрела на Вэла. Сначала он без улыбки смотрел ей прямо в глаза, но она не отвела от него взгляда, и через какое-то время уголки его губ поползли вверх.

— Ты глупый мальчишка, — она схватила стакан и отпила из него. — Ладно, не обращай внимания. Ты запер дверь?

— Конечно. Я заставил его проглотить почти всю бутылку бордо. Он как раз сражался с пробкой следующей бутылки, когда я выскользнул из комнаты.

— Надеюсь, он не будет спать, когда я войду туда?

— Ни в коем случае. Кавалерийскому офицеру разрешается вступить в полк только после того, как он докажет, что может выпить три бутылки и после этого принимать участие в торжественном параде.

Кейт улыбнулась и чмокнула Вэла в щеку. Он взял ее за руку.

— Bon chance, ma petite [5] . Ты так ему нужна.

— Спасибо.

Она сжала руку Вэла, затем отпустила ее и направилась к Башне духов. Последние ступеньки лестницы она преодолела на цыпочках, прислушиваясь и боясь услышать голос рассерженного аристократа. Не было слышно ни звука. Повернув ключ в замке, она вошла в комнату и снова заперла дверь изнутри.

Алексис стоял в оконном проеме. Он положил руку на открытую раму, а затылком оперся на закрытую. Его глаза были закрыты, когда он заговорил:

— Ты испугался при мысли о моем гневе и поэтому пришел, чтобы выпустить меня. Молодец, Вэл.

— Я пришла не для того, чтобы выпустить тебя, — сказала Кейт, — я пришла для того, чтобы впустить сюда себя.

Его веки медленно поднялись, и Алексис посмотрел на нее с ленивой отстраненностью во взгляде.

— Исчезни отсюда, дьявольское наваждение.

— Алексис, смотри.

Она подняла ключ, так чтобы он мог видеть его. Потом она оттянула вырез своего платья и уронила ключ внутрь. Алексис тут же оставил свою расслабленную позу у окна. Он подлетел к ней весь взъерошенный, как обеспокоенный сокол.

— Старый трюк, неоригинальный и бесполезный. Отдай мне этот ключ.

— Это, может быть, и старый трюк, но я уважаю некоторые традиции.

— Если ты не отдашь мне этот ключ, я сам возьму его.

— Я так и хотела, — сказала она, подбоченясь. Он выругался и сжал руки за спиной, одновременно отодвигаясь от нее.

— Ты собираешься ускользнуть от нашей помолвки, — сказала она. Она сделала шаг к нему, и он снова отступил назад.

— Разве ты недостаточно узнала мою семью, чтобы понять почему?

Я люблю тебя.

— Моя мать была сумасшедшей.

— Я люблю тебя.

— И еще Фальк.

— Я люблю тебя. Алексис покачал головой:

— Я не смогу жить, если я проснусь однажды утром и увижу ненависть в твоих глазах.

— Трус. Алексис, ты очень умный человек, но ты слишком упрям, — она обошла стул и направилась за ним к окну.

Он ловко уклонился от нее, когда она протянула к нему руки. Подойдя к портрету Летиции, он дотронулся до него кончиками пальцев.

— Ты говоришь, умный. Тогда ты должна согласиться со мной. «Великий ум к безумью близок. Ничтожна между ними грань…»

— Чепуха, — сказала Кейт. Она встала рядом с ним у портрета. — Ты в таком же здравом уме, как и я.

Она охнула, когда он схватил ее за плечи и принялся трясти. Он тряс ее до тех пор, пока шпильки не выпали у нее из прически и волосы не рассыпались по плечам.

— Моя мать убивала людей. Фальк считает женщин ошибкой Бога. — Он начал трясти ее в такт каждому произносимому им слову. — Ты должна оставить меня одного.

Кейт почувствовала, как натянулось ее платье, а затем услышала звук разрываемой ткани. Она потеряла ориентацию от тряски, и ей оставалось только цепляться за руку Алексиса, которой он шарил у нее на груди. Он нашел ключ и швырнул ее на пол. Пытаясь как-то разобраться с рассыпавшимися волосами, она услышала, как щелкнул замок. Алексис стоял на пороге, холодно глядя на нее. Бросив ключ на пол рядом с ней, он улыбнулся.

— Благодарю за то, что ты предложила мне свое тело, но я уже пообещал свое Каролине Бичуит. Она сказала мне, что хочет ребенка, как Ханна. И на этот раз я решил удовлетворить просьбу.

Кейт оставалась на полу еще долго после того, как Алексис ушел. Слишком потрясенная, чтобы плакать, она стискивала в руках обрывки своего платья и старалась не ненавидеть Алексиса де Гран-виля.


Алексис держал в руке бокал с бренди и смотрел на языки пламени в камине, не видя их. Он не слышал, как Фальк вышел из гостиной. Он не слышал, как вошел Вэл, и не замечал его, пока его друг не заговорил.

— Ты знаешь, что она уехала?

— Я знаю.

— Ты дурак, — сказал Вэл.

— Я не хочу обсуждать Кейт с тобой.

— Тебе придется сделать это, если ты не хочешь подраться со мной. Я охотно сделаю либо то, либо другое. Хотя нет, сейчас, подумав об этом, я понял, что с большим удовольствием воткнул бы кулак тебе в живот, — Вэл сделал еще несколько шагов в глубь комнаты. — Ну же. Я чувствую в себе сейчас гораздо больше сил, и я обещаю не испортить твое красивое лицо.

Алексис поставил свой бокал на каминную полку, а затем и сам оперся на нее, положив подбородок на руку так, чтобы он мог смотреть на бренди.

— Ну? — спросил Вэл.

— Я не буду драться с тобой, и я не собираюсь разговаривать о Кейт. То, что я сделал, лучше для нее.

— Ты сделал одно — сбежал. Бог мой, Алексис, . это находится за пределами моего понимания. Ты можешь идти прямо на русские штыки и гарцевать на лошади под артиллерийским огнем, но тут же теряешь контроль над собой при виде этого клубка противоречий и обаяния.

Алексис резко обернулся к своему другу.

— Заткнись. В последний раз я говорю тебе, чтобы ты оставил эту тему. Я не хочу передать ее детям свою извращенную наследственность. Существует множество женщин, готовых закрыть глаза на что угодно из-за моего положения или моих денег.

Вэл прошествовал к дивану и уселся на него. Он улыбался, и Алексису это совсем не нравилось.

— Вот как!

— Что это значит?

— Вот как, — снова сказал Вэл. — Это то, о чем я говорил, старина. Ты боишься ее. Потому что она не ослеплена, используя твое собственное выражение. Она не видит маркиза, когда смотрит на тебя. Она не видит Ричфилда и всего, что за этим стоит. Нет, она видит Алексиса, а ты к этому не привык. Ты боишься, что как только она увидит всего тебя, ей может не понравиться это зрелище.

— Достаточно!

Алексис схватил бокал с бренди и швырнул его в камин. Стекло разлетелось на кусочки, а огонь, в который попало бренди, зашипел и на мгновение вспыхнул еще ярче. Осколки стекла, отскочив рикошетом, застряли в его смокинге. Он поднял руку, чтобы стряхнуть капли бренди с рукава, и увидел, что по руке течет кровь. Он все еще смотрел на нее, когда Вэл взял его руку и обмотал ее носовым платком.

— Кажется, кто-то из нас постоянно должен бинтовать раны другого, — сказал Вэл.

— Извини.

— Не надо извиняться. Но мне интересно, как ты будешь себя чувствовать.

— Что ты имеешь в виду? Вэл продолжал обматывать носовым платком руку Алексиса.

— Когда Кардиган или кто-нибудь другой попытается завоевать ее. Не надо так испуганно смотреть на меня. Ты же видел, как этот тип ходил вокруг Кейт. Она уехала в Лондон, и там она обязательно встретит его. А еще там есть лорд Сноу, который успешно выздоровел после дизентерии и теперь наверняка жаждет женского общества. И конечно же, там полно художников, писателей и музыкантов. Они все будут обожать Кейт, и она будет обожать их. Куда ты?

— Куда-нибудь, где ты не сможешь добраться до меня, — ответил Алексис. — Это не пойдет. Пусть она спит с Кардиганом, со Сноу, с музыкантом или со всеми ими, вместе взятыми. Иди к черту, Валентин Бофорт.

После нагоняя, полученного от Вэла, Алексис старался избегать своего друга. Он не мог видеть, как Вэл улыбается, глядя на него, как будто бы он наслаждался страданиями Алексиса, как будто бы Алексис заслужил ту боль, которую принесла ему потеря Кейт. Он ушел с головой в перестройку Мэйтленд Хауза и проводил целые часы с ранеными солдатами. Иногда, когда кто-нибудь из них умирал, эта боль ненадолго вытесняла ту, другую. Он постоянно был занят чем-то и поэтому даже не заметил, что прошла целая неделя.

На десятый вечер после отъезда Кейт он был слишком измучен от работы в Доуэр Хаузе, чтобы переодеваться к обеду. Ему принесли поднос с едой наверх, а затем он помылся и надел халат. Свернувшись калачиком на коврике у камина, он мрачно прихлебывал вино из бутылки. В этот день Фальк поздравил его с тем, что он избежал соблазнов Адама.

Он услыхал, как сзади закрылась дверь его комнаты, и оглянулся через плечо. К нему приближалась Каролина Бичуит. На ней было вечернее платье, едва прикрывавшее ее грудь, а на шее и на груди сверкали бриллианты.

— Я напросилась на обед, — сказала она, — но тебя там не оказалось, — она опустилась на колени на коврик рядом с ним.

— Я устал.

— Ты не приходил ко мне.

Он сделал еще один глоток из бутылки.

— Моя мать умерла. Я в трауре.

— Тогда позволь мне утешить тебя.

На этот раз Алексису было все равно. Он позволил Каролине поцеловать себя и почувствовал в себе какую-то странную отстраненность. Она забрала у него бутылку, и ее руки скользнули внутрь его халата. Она принялась ласкать его грудь и снова начала целовать его.

Алексис чувствовал себя так, будто он был богом, наблюдающим сверху за двумя глупыми смертными. Он видел, как они прикасались друг к другу, видел, как женщина расстегнула халат мужчины, наклонилась над ним, прижала его к полу. Женщина накрыла ладонью гениталии мужчины.

Вопль Фалька вернул его к реальности. Его кузен захлопнул за собой дверь и закричал на Каролину. Каролина сползла с Алексиса и попыталась подняться, но наступила на край своего платья и упала.

Она попыталась подняться на ноги, что-то шипя в сторону Фалька.

Алексис приподнялся на локтях. Он даже не подумал прикрыться, слушая гневные излияния Фалька. Он наблюдал, как Каролина борется со своими юбками и одновременно рычит на Фалька. Они оба замолчали, когда он рассмеялся. Он снова лег на спину и долго лежал, смеясь в потолок.

— Это бесполезно Каролина, — сказал он, когда снова смог говорить. — Мою добродетель защищает неуклюжая дуэнья, из которой потоком льется Писание. Если бы он мог, он надел на меня пояс целомудрия, — он снова расхохотался.

— У-ух! — Каролина попыталась пнуть его ногой, но ей помешали ее длинные юбки.

Лицо Фалька раскраснелось, и он весь дрожал. Он указал пальцем на Каролину и произнес:

— «Ибо живущие во плоти о плотском помышляют, а живущие по духу — о духовном. Помышления же плотские суть смерть…»

— Он разоблачил тебя, Каролина. Ты помышляешь о плотском.

Каролина наклонилась и дала ему пощечину. Алексис вскочил на ноги так быстро, что полы халата взвились у него за спиной. Он схватил Каролину за волосы и потащил к двери. По дороге он ухватил Фалька за руку и повлек своего кузена за собой. Распахнув дверь, он вытолкал их обоих в коридор, а затем захлопнул двери прямо перед ними. Запираясь на замок, он прокричал им:

— У меня сейчас нет настроения ни быть изнасилованным, ни принимать бичевание, поэтому вы оба можете забрать свои гнусные желания с собой в постель, и чем дальше от меня, тем лучше.


На этот раз он не приехал за ней.

Кейт стояла на палубе клипера, который утром должен был отправиться в Америку. Она плотнее прижала к себе шаль и направилась к носу. Наступил вечер, и на борту оставались лишь немногие из членов команды.

Мама рекомендовала ей прощение и стойкость, но Кейт испытывала слишком большую боль. Она предложила ему свое сердце и свою любовь, изящные, сверкающие драгоценности, украшающие хрупкое ожерелье ее доверия. Алексис швырнул их в бушующее пламя своей вины и смотрел, как они сгорали дотла. И это заняло у него меньше времени, чем потребовалось бы, чтобы разлить чай.

Вэл поднялся на палубу, после визита к маме, и присоединился к ней на носу. Они наблюдали, как луна превращается из серой в серебристую, а потом в ослепительно белую.

— Останься еще на несколько дней, — сказал Вэл. — Я уверен, что он приедет.

Кейт ухватилась за поручень перед собой и опустила взгляд на свои руки.

— Я не хочу снова испытать боль.

— Но ведь прошла только пара недель, моя дорогая. А Алексис на этот раз вырыл для себя чудовищно глубокую яму. Ему понадобится какое-то время чтобы ему надоело стоять на дне и разглядывать сияющий свет наверху.

Облизнув губы, Кейт задала вопрос, который она хотела задать с того момента, как Вэл появился на судне, чтобы попрощаться с ними:

— Миссис Бичуит?

— Извини. Алексис может вызывать страх, когда он не хочет оказаться загнанным в угол, и я боюсь, что сейчас он изображает важную персону. Я не понимаю этого. В его характере есть что-то, что дает ему возможность заставить любого человека чувствовать себя деревенским сквайром, пролившим вино на королевскую мантию, и сделать это, не произнося ни слова.

— Надо было стукнуть его. Вэл улыбнулся и взял ее за руку.

— Если он не приедет за тобой, то я так и сделаю.

Склонившись, Вэл поцеловал ее руку Она поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. Он прошептал ей прощальные слова и ушел.


Кейт стояла на носу, прислушиваясь к звуку веревок и канатов, трущихся о дерево, к плеску воды за бортом, к скрипу снастей. Так много нужно сделать, подумала она. Нужно прочесть письма, проверить доклады по грузам и прибылям. Дела начали скапливаться с того момента, как она уже несколько недель назад уехала из Мэйтленд Хауза, но где-то внутри у нее была пустота, которая мешала ей заняться делами. Она смотрела на колонки цифр, а видела гибкое, мускулистое тело и сияющие черные волосы.

Холодный вечерний бриз проник под ее шаль, и она спустилась в каюту. Надев ночную сорочку и халат, она устроилась в постели, открыла книгу и попыталась читать при свете лампы. За прошедшие несколько недель она ни разу не заснула до полуночи.

Ее веки уже собирались сомкнуться, когда наверху раздался страшный грохот. Кейт моргнула и подняла взгляд на потолок. Грохот прокатился по верхней палубе, затем переместился вниз и по коридору приблизился к дверям ее каюты. Раздался сильный удар, и дверь с шумом распахнулась.

Кейт изумленно вытаращила глаза, когда увидела, как рассвирепевший Алексис де Гранвиль вталкивает в ее каюту Вэла. Оказавшись внутри, Алексис тут же швырнул своего друга на пол. Вэл попытался сделать несколько шагов по направлению к Кейт, ударился о кресло и приземлился прямо под ним рядом с кроватью Кейт. Он, ворча, столкнул кресло со своей груди, а затем рассмеялся. Кейт наконец обрела дар речи.

— Что вы себе думаете? Убирайтесь отсюда. Отправляйтесь куда-нибудь в другое место улаживать свои мальчишеские ссоры.

Алексису не хватало воздуха. Он рванулся через всю каюту, встал над Вэлом, как проповедник над грешником, и указал на него пальцем.

— Он никуда не поплывет завтра. Я увожу его во Францию, где я вызову его на дуэль и пробью пулей эти сверкающие кудри, которые тебе так нравятся.

Кейт сжала руки на коленях и оглядела Алексиса сверху вниз. Он начинал напоминать ей хищника Филипа де Гранвиля, сошедшего с портрета.

— Ты говоришь ерунду.

— Ах, — Вэл сел и прикоснулся пальцами к своему окровавленному рту. — Это бесполезно, моя мышка, я написал Алексису всю правду. Это был честный поступок.

— Мышка? — прорычал Алексис и потянулся к Вэлу.

— Прекратите, — сказала Кейт Он повернулся к ней.

— Мышка, да? Если он прикасался к тебе, я убью его. Я схвачу его за голову и переломлю его шею так, как я переломил бы шею мышке. — Он закричал в сторону Вэла. — Все это время ты насмехался надо мной, говоря о Кардигане и Бог знает о ком еще, а я должен был опасаться только тебя.

Кейт встала в постели на колени и подбоченилась.

— У тебя что, мозговая горячка, или ты всегда бросаешься изображать Отелло?

— Я не изображаю Отелло, — Алексис ткнул пальцем в ее сторону. — Ни один мужчина не стал бы спокойно наблюдать, как его лучший друг уезжает с его невестой.

— С твоей невестой, — повысив голос, передразнила его Кейт. — Ты, дерзкий, самоуверенный тиран, неужели ты не видишь, что Вэл перехитрил тебя?

Алексис сердито смотрел на Кейт. Потом перевел свой гневный взгляд на Вэла. В комнате повисла неожиданная тишина, и Кейт вместе с Алексисом внимательно разглядывала человека на полу.

Вэл с серьезным выражением лица поднялся на ноги и захромал к двери. Две пары глаз следили за его движениями. Опустив руку в карман своего пальто, он вытащил оттуда носовой платок и при-

дожил его к своему окровавленному рту. Что-то оказалось в его руке, слишком маленькое, чтобы увидеть, что это было.

Алексис нарушил молчание:

— У тебя есть немного времени для объяснений, прежде чем я затолкаю тебя в сундук.

Вэл выпрямился и начал сворачивать платок со следами крови на нем.

— Что ж. Varium et mutabile semper femina, мой друг, — он помахал ключом перед их глазами и усмехнулся.

Вэл оказался за дверями и успел их захлопнуть, прежде чем Кейт или Алексис смогли пошевелиться. Алексис выругался и бросился за своим другом слишком поздно. Он обрушился на закрытую дверь и ухватился за ее ручку как раз в тот момент, когда щелкнул замок. Алексис застучал кулаками по дереву и закричал:

— Вэл, исчадие ада, открой дверь.

— Спокойной ночи, — послышался голос Вэла. — Команда получила указание от мисс Грей не выпускать тебя, поэтому можешь не стараться и не кричать.

Алексис бросился плечом на дверь, и его отбросило от нее. Он пнул ее ногой, и Кейт закрыла уши.

— Прекрати!

Прыгая на одной ноге, Алексис сердито посмотрел на нее.

— Проклятье!

— Ты не выберешься отсюда без ключа.

Он, хромая, подошел к креслу у двери и со стоном уселся в него, держась за свою ногу. Раздраженно вздохнув, Кейт выбралась из постели и подошла к нему. Она взяла его за щиколотку.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Снимаю твой сапог, глупец. У тебя сейчас распухнет нога.

— Оставь мой сапог в покое. Она приложила руку к его груди и толкнула его назад в кресло.

— Упрямство — это не самая приятная из твоих черт.

Она ухватилась за его сапог и потянула его. Он снялся с ноги, и она швырнула им в Алексиса. Сапог упал ему прямо на грудь. Он что-то проворчал и сбросил сапог на пол. Не обращая на него внимания, она вернулась к своей кровати, села на одеяла и, скрестив руки на груди, сердито посмотрела на него.

— Что сказал Вэл? — спросил он.

— Он сказал: «Женщина всегда непостоянное и переменчивое существо». Ха!

— Вот тебе и ха! Он был прав, — Алексис стянул свой второй сапог и швырнул его в угол. Кейт сжала руки в кулаки.

— Сделай всем женщинам одолжение, Алексис, и прими обет безбрачия, как этого хочет Фальк.

Он встал и стряхнул с себя пальто. Бросив его на пол, он подошел к Кейт.

— Вы вместе осуществили этот заговор. Ты хотела отомстить мне. Тебе было недостаточно, что я остался один, ты хотела, чтобы я думал, как вы вдвоем занимаетесь любовью.

У Кейт в голове будто бы взорвался бочонок с порохом. Вскочив с кровати, она кулаком ударила Алексиса в живот. Он, охнув, согнулся пополам. Она занесла для удара вторую руку, но он увернулся от нее.

— Проклятье, — сказал он и, тяжело дыша, потер свой живот.

— Ничего не говори. Только ничего не говори. — Она подошла к сундуку, стоявшему в ногах кровати, открыла его и вытащила оттуда одеяла. Она бросила их на пол, к ногам Алексиса. — У меня нет привычки причинять людям боль, Алексис. Это твое любимое времяпрепровождение, поэтому держи рот закрытым. Может быть, тогда мы сможем дожить до утра, не прикончив друг друга.

Она снова забралась в постель и попыталась не смотреть, как он снимает жакет и носки. Пошарив в одеялах, она нашла свою книгу и склонилась над ней. Ее волосы красновато-коричневым занавесом упали между ее лицом и мужчиной, стоявшим в комнате. Почему он никак не найдет себе места, чтобы улечься? Он стоял лицом к ней в желтом свете лампы. Она видела его обнаженную грудь и шрам, пробегавший по ребрам. Пояс его брюк проходил довольно низко, и она видела углубление его талии.

Он шевельнулся, и она перевела свой взгляд на книгу. Когда свет переместился в сторону, она подняла голову. Алексис стоял рядом с кроватью, держа лампу в руке и внимательно вглядываясь во что-то рядом с ней. Она повернулась посмотреть, на что он смотрит, но не увидела ничего. Его лицо приобрело какое-то очарованное выражение, и его сердитые черты преобразились. Из его глаз исчезло жесткое, волчье выражение, и их взгляд смягчился. Сбитая с толку, она смотрела, как он поднимает лампу и подносит ее к ней. Он медленно протянул к ней свободную руку и коснулся ее волос.

— Как слиток меди, сверкающий на солнце, — прошептал он.

Она отстранилась от него.

— Видишь? Это не я непостоянна и изменчива. Он уронил руку.

— Нет, это не ты, — он снова поставил лампу на столик рядом с кроватью. — Я собирался ехать за тобой, когда пришло письмо Вэла.

— Я больше не люблю тебя, Алексис. И если бы ты любил меня, ты не обращался со мной, как с песчинкой, — она покачала головой, когда он попытался что-то сказать. — Я не хочу разговаривать с тобой.

Кейт забралась под одеяло, отвернулась от Алексиса и закрыла глаза. Красноватое свечение исчезло за ее закрытыми веками, когда Алексис задул лампу. Слезы собирались в уголках ее глаз. Она вытирала их пальцами, слушая, как Алексис расстилает свои одеяла. Слезы все собирались и собирались, и она принялась вытирать глаза краешком простыни. К горлу подступил всхлип. Отчаянно пытаясь не заплакать вслух, она зарылась лицом в простыню.

Что-то теплое легло ей на спину. Она прерывисто вздохнула и отняла простыню от своего лица. Теплые губы целовали ее ухо и мокрую щеку.

— Не плачь, маленькая дикарка.

Его дыхание щекотало ей ухо и шею, и от дрожи, пробежавший по ее телу, она потеряла контроль над собой.

— У-уходи, — заплакала она.

Она попыталась свернуться калачиком, но у простыней и одеял внезапно выросли крылья, и они улетели. Алексис прижал ее к себе, его руки охватили ее, и она не могла оттолкнуть их прочь. Он наклонил голову, нашел ее губы и обрушил на них град легких поцелуев, которые распространились потом на ее подбородок и шею. В паузах между ними он шептал попеременно просьбы и угрозы.

— Не плачь, не надо. Прости меня, пожалуйста. Черт, я запрещаю тебе плакать. Пожалуйста. Ты простишь меня. Ты должна.

Требования звучали так смущенно и беспомощно, что она почувствовала легкую дрожь в животе и в груди. Эта дрожь превратилась в смех, который сорвался с ее губ в тот же самый момент, когда Алексис решил сунуть ей в рот свой язык. Она почувствовала, как его губы изогнулись в улыбке.

— Я кажусь тем самым сумасшедшим, каким я когда-то себя считал.

— Я сама кажусь себе слегка не в своем уме. — Так как в каюте не было света, ей пришлось отыскивать его лицо на ощупь. — У тебя мокрая щека.

— Ты всего меня залила слезами. Если бы ты не остановилась, то мне понадобился бы зонтик, — он взял ее лицо в свои руки. — Я не дам тебе ненавидеть меня.

— Я боюсь.

— Будешь ли ты бояться меня, если я дам тебе обещание?

— Какое обещание?

— Я даю тебе слово никогда не пытаться заставить тебя ненавидеть меня и никогда не лгать тебе.

— Лгать?

Он прижал ее к своей груди.

— Я не виделся с Каролиной.

— Хорошо, — она вытащила свои руки, которые были зажаты между их телами, и обняла Алексиса. Она услыхала, как он вздохнул с облегчением.

— Слава Богу, — сказал он.

Они обменялись сокрушительными объятиями.

— Ты знаешь, когда я снова пришел в себя? — спросил он.

Она покачала головой.

— В ту ночь, когда Фальк поздравил меня с избавлением от Каролины. Он начал свою беседу о чистоте и целомудрии, сдабривая свои поучения портвейном. После нескольких стаканов я понял, что действительно слушаю его. Он разглагольствовал о грехе и пороке, а я кивал, как престарелая герцогиня на утреннем приеме. Потом мы перешли к Катехизису, а затем Фальк поднял свой стакан и сказал: «Не отдавай свою душу женщине». И я рассмеялся.

— Ты рассмеялся?

— Да. Потому что в тот момент я понял, что Фальк опоздал. Я уже отдал свою душу женщине, и она собиралась увезти ее с собой за океан.

— О!

Кейт потеряла интерес к душе Алексиса, так как его рука скользнула под ее халат и ночную сорочку и кралась вверх по ее ноге. Она слегка ущипнула ее за талию, а затем направилась вверх, к ее груди. Он сжал ее, и она выгнула спину. Она не видела его, но чувствовала, что он зарылся лицом в вырез ее сорочки, ощущала жар его тела и быстрое прерывистое дыхание.

Его возбуждение выплеснулось наружу и поймало ее в эротическую сеть. В свою очередь она попыталась руками запомнить его тело. Всего лишь через несколько мгновений Алексис одновременно ругался и смеялся, пытаясь скользнуть вниз, к ее ногам. Она почувствовала прикосновение влажною рта к своей щиколотке. Его губы двигались по ее ноге, а затем заскользили вверх по телу. Она вздрогнула, а затем хихикнула и бросилась к нему. Поймав его врасплох, она обхватила руками его тело, изогнулась и через какой-то миг уже сидела на нем. Схватив его за руки, она развела их в стороны и прижала их к простыне.

— Кэти Энн, отпусти меня.

— Никогда. Никогда, никогда, никогда, — она наклонилась, ведомая только звуком его учащенного дыхания, и нашла его рот. Пируя на нем, она больше не слыхала никаких возражений.

Вскоре его бедра начали вопросительно подталкивать ее, и он высвободил свой рот.

— Кэти, любовь моя, моя госпожа, пожалей меня.

— Бедный, бедный маркиз, неужели он страдал?

— Мучительно, — он выгнул спину, приподняв ее над кроватью.

— Без всякого облегчения?

— Мое единственное утешение скрылось от меня, — он застонал, а затем выругался. — Я хочу тебя, Кэти Энн. Сейчас.

— И я хочу тебя, мой милый, прекрасный сумасшедший.

Обхватив Алексиса руками и ногами, Кейт перестала его дразнить. Они поменялись местами, и каюта наполнилась шепотом и вздохами, шелестом простыней и криками наслаждения. Проведя несколько часов в счастливом грехе, они уступили, наконец, блаженному изнеможению. Кейт проснулась еще до рассвета, когда Алексис принялся накручивать на свой палец один из ее локонов.

— Я люблю тебя, — прошептал он в темноту. — Я люблю тебя так сильно, что это чувство переполняет меня. Я думаю, что влюблен сильнее, чем Ромео, Марк Антоний и Отелло, вместе взятые.

Кейт старалась прогнать со своих губ глупую улыбку.

— Это хорошо, — сказала она, обнимая его, — мы оба будем влюблены. Представь себе, как весело будет раздражать Вэла и Фалька страстными вздохами и жаждущими взглядами.

Она почувствовала, как грудь Алексиса вздрогнула, и услыхала его смешок. Он поцеловал ее сначала в нос, а потом в губы. Затем он прижал свои губы к ее уху.

— Ты можешь доверить мне свою любовь.

— А, ты решил, что, в конце концов, заслуживаешь меня.

— Да.

— Хорошо, потому что к тому времени, как я попала бы домой, я, наверное, решилась бы похитить тебя и доставить ко мне на одном из моих судов.

— Мы поженимся и отправимся в Сан-Франциско в наше свадебное путешествие.

— Да, милорд.

— Дерзкая и нахальная крестьянская девчонка.

— Деспот.

Он прижал свои бедра к ее бедрам, и она хихикнула.

— Очень хорошо, — сказал он. — Мы не поедем в Сан-Франциско. Я запру тебя в Башне духов и стану насиловать тебя когда захочу.

Вонзив свои пальцы в его ягодицы, она принялась извиваться под ним и делала это до тех пор, пока он не застонал

— Вот что я тебе скажу. Позволь мне похитить тебя и увезти в Америку, и я позволю тебе выкрасть меня, увезти назад, запереть меня в Башне духов и насиловать там.

— Все будет так, как захочет миледи. А теперь помолчи. Мне нужно попрактиковаться в насилии.

Кейт услыхала громкий рык, а затем Алексис прижал ее к себе, и они принялись кататься по постели. Она взвизгнула и высвободилась из его объятий. Эхо их смеха еще долго звучало в каюте, и никто из них не беспокоился о том, что кто-то может услышать преступный разговор между мисс Кэтрин Грей и Алексисом де Гранвилем.

Загрузка...