– Ничего у нас не получается, – сказала Эмма. – Не складываются отношения.
На другом конце телефона что-то уныло пробурчали. Эмма едва смогла разобрать слова – сигнал на крыше бара «Саркофаг» был слабоват. Она шагала вдоль кромки и смотрела вниз, во внутренний двор. Жакарандовые деревья были опутаны электрическими гирляндами, под ними стояли гламурные, ультрасовременные столы и стулья. Столь же гламурные и ультрасовременные юноши и девушки наводняли бар. В руках у них сверкали бокалы с вином, тоже похожие на яркие лампочки – красные, розовые, белые. Кто-то арендовал весь бар для частной вечеринки: между деревьями был растянут усыпанный блестками поздравительный баннер, официанты с подносами, полными закусок, лавировали в толпе.
Было в этой сцене что-то такое, из-за чего Эмме нестерпимо хотелось вмешаться: сбросить что-нибудь с крыши или спрыгнуть самой, исполнив в воздухе головокружительное сальто. Но за такое поведение Конклав надолго бы упек ее за решетку. Сумеречным охотникам нельзя было даже на секунду показываться на глаза простецам. Поэтому даже если бы Эмма и впрямь спрыгнула с крыши, никто из посетителей вечеринки ее бы не увидел. Кристина нанесла ей на кожу особые руны, которые скрывали ее от любого, кто не обладал Зрением.
Вздохнув, Эмма снова поднесла телефон к уху.
– Ну хорошо, наши отношения, – сказала она. – Наши отношения не складываются.
– Эмма, – шепнула ей из-за спины Кристина.
Эмма повернулась, постаравшись при этом не упасть с крыши, и посмотрела на нее. Кристина сидела на скате, уложенном кровельной плиткой, и бледно-голубой суконкой полировала метательный нож. Суконка была явно подобрана к цвету лент, вплетенных в ее темные волосы. Кристина излучала уверенность. Все детали ее образа были продуманы до мелочей, и в черных боевых доспехах ей удавалось выглядеть не менее стильной и профессиональной, чем большинство людей смотрелись бы в строгом костюме. В ямочке между ключицами поблескивал золотой амулет, а на пальце сияло фамильное кольцо, испещренное розами – символом семейства Розалес. Кристина завернула нож в суконку и отложила его в сторону.
– Эмма, не забывай говорить от первого лица.
Кэмерон все говорил и говорил в трубку, предлагал встретиться и обсудить все лично, но Эмма понимала, что в этом нет никакого смысла. Она не отводила глаз от происходящего во дворике. Уж не тень ли проскользнула сквозь толпу? Или ей только показалось? Может, она просто принимала желаемое за действительное. На ее памяти Джонни Грач еще ни разу не ошибся, а о грядущем сегодня событии он говорил с огромной уверенностью. Эмма предвкушала битву и меньше всего на свете хотела бы обнаружить, что сегодня ей не удастся выпустить пар.
– Проблема не в тебе, а во мне, – сказала она в телефон. Кристина одобрительно подняла вверх большие пальцы. – Меня от тебя тошнит. – Она широко улыбнулась, заметив, как Кристина закрыла лицо руками. – Может, мы снова станем просто друзьями?
Раздался щелчок – Кэмерон повесил трубку. Эмма сунула телефон в кармашек на ремне и снова осмотрела толпу. Ничего. Недовольно поморщившись, она забралась по скату туда, сидела Кристина, и плюхнулась рядом.
– Нехорошо получилось, – пробормотала она.
– Думаешь? – Кристина взглянула на нее, отняв от лица руки. – А что пошло не так?
– Не знаю, – вздохнула Эмма и вытащила стило – тонкий адамантовый инструмент, которым Сумеречные охотники наносили на кожу руны. Это стило с резной рукояткой из кости демона ей подарил Джейс Эрондейл, в которого она когда-то была влюблена без памяти. Большинство Сумеречных охотников меняли стила, как люди меняют ручки, но этот инструмент был особенно дорог Эмме, и она хранила его не менее бережно, чем свой меч. – И вот так каждый раз! Поначалу все хорошо, но однажды утром я просыпаюсь, и меня начинает тошнить от одного только звука его голоса. – Она виновато посмотрела на Кристину и добавила: – Я пыталась. Не одну неделю терпела! Все надеялась, что станет лучше. Но ничего не вышло.
Кристина потрепала ее по плечу.
– Понимаю, cuata[2], – сказала она. – У тебя не слишком получается…
– …быть тактичной? – предположила Эмма.
Кристина говорила практически без акцента, и Эмма частенько забывала, что английский – ее второй язык. Впрочем, помимо родного испанского, Кристина знала еще семь языков. Сама Эмма немного говорила по-испански и знала кое-что из греческого и латыни, могла читать на трех демонических языках и ругаться еще на пяти.
– Я хотела сказать, заводить отношения, – объяснила Кристина, сверкнув темно-карими глазами. – Я здесь всего два месяца, но и за это время ты успела забыть о трех свиданиях с Кэмероном и даже не поздравила его с днем рождения. А теперь бросаешь его только потому, что он скучноват.
– Ему вечно хочется играть в свои видеоигры, – бросила Эмма. – Ненавижу видеоигры!
– Эмма, но ведь никто не идеален.
– Но некоторые люди идеальны друг для друга. Разве не так?
В глазах Кристины что-то промелькнуло, но так быстро, что Эмма решила, будто ей показалось. Порой Эмма вспоминала, что, какой бы близкой ни казалась ей Кристина, на самом деле она ее не знала – не знала ее так, как знала Джулиана, как знаешь человека, с которым не разлучался с самого детства. Кристина никогда не рассказывала Эмме, что случилось в Мексике и почему ей пришлось сбежать в Лос-Анджелес, бросив семью и друзей.
– Что ж, – протянула Кристина, – по крайней мере, тебе хватило ума обратиться ко мне за моральной поддержкой в это непростое время.
Эмма ткнула Кристину стилом.
– Я не собиралась бросать Кэмерона. Мы уже пришли сюда, и тут он позвонил и у меня на телефоне высветилось его фото… точнее, фото верблюда, потому что у меня нет ни одного снимка Кэмерона и я загрузила верблюда. И этот верблюд так меня разозлил, что я не сдержалась.
– Не лучший день для верблюдов.
– А разве у них вообще бывают хорошие дни?
Эмма поудобнее перехватила стило и начала наносить на предплечье руну, защищающую от падения. Она всегда гордилась своим врожденным чувством равновесия, но на крыше, пожалуй, предосторожность не была излишней.
Она вспомнила о Джулиане, который был в Англии, за тысячи километров от нее, и в сердце защемило. Он бы обрадовался, что она соблюдает осторожность. Сказал бы что-нибудь забавное и ласковое, не упустил бы случая посмеяться над собственными страхами. Эмма ужасно по нему скучала – но так, наверное, и должно быть со парабатаями: ведь их связывает не только дружба, но и магия.
Она скучала по всем Блэкторнам. Она выросла вместе с Джулианом, его сестрами и братьями и жила с ними с двенадцати лет, когда она потеряла родителей, а Джулиан, мама которого давно умерла, лишился отца. Эмма была единственным ребенком – и вдруг попала в большую, шумную, веселую и счастливую семью. Не все складывалось гладко, но она обожала их всех, от застенчивый Друзиллы до любителя детективных историй Тиберия.
В начале лета Блэкторны отправились навестить свою двоюродную бабушку в Сассексе – семья их происходила из Великобритании. Джулиан объяснил, что бабушке Марджори вот-вот исполнится сто лет и она может умереть в любую минуту, так что они непременно должны приехать к ней в гости: нравственный долг обязывал.
И они уехали на два месяца – все, кроме их дяди, главы Института. Эмма испытала настоящее потрясение. В шумных коридорах Института вдруг воцарилась тишина. Но, что хуже всего, когда Джулиана не было рядом, Эмма почти физически чувствовала его отсутствие. В груди беспрестанно болело.
Свидания с Кэмероном не помогали, зато приезд Кристины помог неимоверно. По достижении восемнадцати лет Сумеречные охотники часто посещали заграничные Институты, чтобы перенять опыт. Кристина приехала в Лос-Анджелес из Мехико, и в этом не было ничего необычного, но почему-то всегда казалось, что Кристина словно намеренно от чего-то сбежала. Эмма тем временем бежала от одиночества. В конце концов, их пути с Кристиной пересеклись, и они стали лучшими подругами быстрее, чем Эмма могла бы надеяться.
– Что ж, Диана, наверное, обрадуется, что ты бросила Кэмерона, – сказала Кристина. – По-моему, он ей никогда не нравился.
Диана Рейберн была наставницей Блэкторнов. Необыкновенно умной, необыкновенно строгой и необыкновенно уставшей от того, что Эмма вечно засыпала посреди занятия после очередной бессонной ночи.
– Диана просто считает, что отношения отвлекают от учебы, – заметила Эмма. – Зачем ходить на свидания, когда можно выучить еще один демонический язык? Неужели никому не интересно узнать, как сказать «заходи почаще» на пургатианском?
Кристина рассмеялась.
– Говоришь прямо как Хайме. Он ненавидел учиться. – Эмма навострила уши: Кристина редко упоминала о семье и друзьях, которые остались в Мехико. Эмма знала, что дядя Кристины руководил Институтом Мехико, пока не погиб на Темной войне, после чего управление перешло в руки ее матери. А еще знала, что отец Кристины умер, когда она была совсем маленькой. Но не более. – А вот Диего любил. Вечно выпрашивал дополнительные задания.
– Диего? Тот самый безупречный парень? Которого обожает твоя мама?
Эмма снова принялась водить стилом по коже, и на руке начала обретать форму руна дальнозоркости. Рукава доспехов доходили до локтя, а кожу на предплечьях испещряли белые шрамы давнишних рун.
Кристина забрала у Эммы стило.
– Давай лучше я, – сказала она и продолжила рисовать. Она всегда наносила руны точно и аккуратно, и они получались особенно красивыми. – Не хочу говорить о Безупречном Диего. Мама и так мне о нем все уши прожужжала. Можно я лучше задам тебе вопрос?
Эмма кивнула. Стило скользило по коже, и его прикосновение было таким привычным, что даже нравилось ей.
– Я знаю, ты решила прийти сюда, потому что Джонни Грач сказал тебе, что нашли несколько тел с письменами на коже и, по его мнению, следующее обнаружится здесь сегодня вечером.
– Верно.
– И ты надеешься, что письмена окажутся такими же, как на телах твоих родителей.
Эмма напряглась. Она ничего не могла с собой поделать. Стоило кому-нибудь напомнить ей об убийстве родителей, как все внутри пронзало жуткой болью, словно это случилось вчера. Даже если собеседник был так деликатен, как Кристина.
– Да.
– Конклав утверждает, что твоих родителей убил Себастьян Моргенштерн, – продолжила Кристина. – Так мне сказала Диана. И так считают все. Кроме тебя.
Конклав. Эмма вгляделась в горизонт. На Лос-Анджелес давно опустилась ночь, и панорама города засияла мириадами огней. По обе стороны бульвара Сансет светились рекламные щиты. Когда Эмма впервые услышала о Конклаве, слово показалось ей безобидным. Конклав был всего-навсего правительством нефилимов, в которое входили все Сумеречные охотники старше восемнадцати лет.
Теоретически, одинаковое право голоса имели все. На практике одни Сумеречные охотники обладали большим влиянием, чем другие. Как и в любой политической партии, в Конклаве процветали коррупция и предрассудки. В итоге для нефилимов это означало соблюдение строгого кодекса чести и множества правил, отступление от которых жестоко каралось.
У Конклава был свой девиз: «Закон суров, но это Закон». Каждый Сумеречный охотник понимал, что значат эти слова. Все предписания Закона соблюдались неукоснительно. Закон был превыше всего: превыше личной нужды, тоски, печали, несправедливости, вероломства. Таков был Закон. Когда Конклав велел Эмме смириться с тем, что родители погибли во время Темной войны, у нее не осталось выбора.
И все же она не покорилась.
– Нет, – медленно произнесла она. – Не думаю.
Кристина на мгновение замерла, не окончив руну.
Адамант сверкнул в лунном свете.
– Не скажешь почему?
– Когда Себастьян Моргенштерн создавал свою армию, – начала Эмма, не отрывая взгляда от моря огней, – он похищал Сумеречных охотников и превращал их в чудовищ, которые служили ему. Он не покрывал их тела демоническими письменами и не бросал их в океан. Но когда нефилимы прикоснулись к телам моих родителей, те испарились. Такого не случалось ни с одной из жертв Себастьяна. – Она провела пальцем по кровельной плитке. – А еще мне подсказывает чутье. Я чувствую, верю – и с каждым днем все сильнее, – что родители погибли по другой причине. И то, что в их смерти обвинили Себастьяна Моргенштерна… – Она вдруг замолчала и вздохнула. – Прости. Все это пустая болтовня. Скорее всего, тревога ложная. Не волнуйся об этом.
– Я волнуюсь о тебе, – сказала Кристина, но тут же снова приложила стило к коже Эммы и молча дорисовала руну. Она не склонна была настаивать и давить на подругу, и Эмме это очень нравилось.
Наконец Кристина отстранилась, и Эмма восхищенно посмотрела на руку. Руна дальнозоркости получилась удивительно четкой.
– Лучше тебя руны рисует разве что Джулиан, – заметила Эмма. – Но он художник…
– Джулиан, Джулиан, Джулиан, – поддразнила ее Кристина. – Джулиан – художник, Джулиан – гений, Джулиан сумел бы все исправить, Джулиан сумел бы все построить. Знаешь, за последние семь недель я услышала о Джулиане столько всего хорошего, что начинаю опасаться, как бы мне не влюбиться в него при первой же встрече.
Эмма стряхнула с рук налипшую пыль. Она была как на иголках. Для битвы все готово, а она никак не начнется, думала она. Не удивительно, что ей не сиделось на месте.
– По-моему, он не в твоем вкусе, – сказала она. – А впрочем, он мой парабатай, так что я не могу судить объективно.
Кристина вернула Эмме стило.
– Я всегда хотела обрести парабатая, – с легкой завистью призналась Кристина. – Человека, который поклялся защищать тебя до гробовой доски. Лучшего друга на всю жизнь.
«Лучшего друга на всю жизнь». Когда родители Эммы погибли, она боролась за то, чтобы ее не разлучали с Блэкторнами. Отчасти потому, что она и так уже потеряла всех родных, а отчасти потому, что ей хотелось остаться в Лос-Анджелесе, чтобы выяснить, что случилось с родителями.
Она была Блэкторнам чужой и могла бы почувствовать себя нежеланной, но благодаря Джулиану такого ни разу не случилось. Связь парабатаев была крепче дружбы, крепче семейных уз, и каждый Сумеречный охотник признавал ее силу, не уступавшую силе брачного союза.
Никто не мог разлучить парабатаев. Никто и не пытался их разлучать: вместе парабатаи были сильнее. Они сражались так слаженно, словно могли читать мысли друг друга. Единственная руна, начертанная парабатаем, была сильнее десяти рун, нанесенных кем-нибудь другим. Часто парабатаи завещали похоронить их прах в одной могиле, чтобы не разлучаться даже в смерти.
Парабатай был не у каждого – такие союзы встречались довольно редко. Становясь парабатаем, ты клялся никогда не предавать своего партнера, всегда оберегать его, всюду идти за ним и считать его семью своей. Слова древней клятвы были взяты из Библии: «Куда ты пойдешь, туда и я пойду, народ твой будет моим народом, и где ты умрешь, там и я умру и погребен буду».
Если и было этому название в обычном языке, то разве что «родственные души». Но чувства между парабатями могли быть лишь платоническими. Романтические отношения не допускались, и это особо оговаривалось в Законе. Эмма не знала причин – казалось, этот запрет не имеет смысла, но в Законе многое было его лишено. Зачем, например, Конклаву было отправлять в изгнание Хелен и Марка – единокровных сестру и брата Джулиана – на том лишь основании, что их мать была фэйри? Но после Холодного перемирия с ними поступили именно так.
Эмма поднялась на ноги и сунула стило в особый кармашек на поясе.
– Блэкторны возвращаются послезавтра. Познакомишься с Джулианом. – Она снова подошла к краю крыши и на этот раз услышала шорох шагов, подсказавший ей, что Кристина идет следом. – Видишь что-нибудь?
– Может, там не на что смотреть? – пожала плечами Кристина. – Может, это просто вечеринка?
– Но Джонни Грач говорил очень уверенно, – пробормотала Эмма.
– Разве Диана не запретила тебе видеться с ним?
– Может, она и велела мне прекратить наши встречи, – признала Эмма, – и даже назвала его «преступником, который вечно нарушает закон», что, надо сказать, меня очень задело, но она не запрещала мне посещать Сумеречный базар.
– Потому что всем и так известно, что Сумеречным охотникам нельзя появляться на Сумеречном базаре!
Эмма сделала вид, что не услышала этого замечания.
– А если уж я наткнулась на Грача, скажем, на этом базаре и он разболтал мне кое-что во время беседы, а я случайно обронила несколько купюр, кто обвинит меня в том, что я «заплатила за информацию»? Просто встретились два приятеля, один из которых не может держать язык за зубами, а другая вечно сорит деньгами…
– Это не в духе Закона, Эмма. Помнишь? «Закон суров, но это Закон».
– Я думала, там скорее «Закон докучлив, но при этом гибок».
– Девиз звучит не так. И Диана тебя убьет.
– Не убьет, если мы раскроем убийства. Цель оправдывает средства. А если ничего не произойдет, она ни о чем и не узнает. Верно?
Кристина промолчала.
– Верно?.. – повторила Эмма.
Вздохнув, Кристина указала на что-то и спросила:
– Ты видишь?
Эмма все видела. Внизу появился высокий мужчина, красивый, светлокожий, с прямыми волосами, в подогнанном по фигуре костюме. Он пробирался сквозь толпу. Мужчины и женщины оборачивались ему вслед, как будто очарованные его появлением.
– На нем чары иллюзии, – сказала Кристина.
Эмма изогнула бровь. Чары иллюзии – особый тип обманной магии, которым частенько пользовались обитатели Нижнего мира, чтобы скрыться от глаз простецов. Сумеречные охотники применяли для той же цели руны, действие которых практически не отличалось от чар, хотя нефилимы и не считали это магией. Магия была уделом чародеев, а руны – даром Ангела.
– Но кто он, вампир или фэйри?
Ответа на этот вопрос Эмма не знала. Мужчина подошел к девушке на высоких каблуках, которая держала в руке бокал шампанского. Стоило ему заговорить с ней, как с ее лица исчезли все эмоции. Она согласно кивнула, сняла с шеи массивное золотое колье, вложила его в протянутую руку мужчины и улыбнулась ему. Он тут же сунул украшение в карман.
– Фэйри, – заключила Эмма, потянувшись к оружию.
После заключения Холодного перемирия, которое лишило фэйри всех прав и богатств и ликвидировало их армию, фэйри оказались вне закона. Они стали проклятым и презираемым народом. У них отняли исконно принадлежавшие им земли, а другие обитатели Нижнего мира вступили между собой в борьбу за право занять их. Институт Лос-Анджелеса тратил кучу времени на улаживание таких споров, но всем этим занимались лишь взрослые. Сумеречным охотникам возраста Эммы вообще запрещалось напрямую взаимодействовать с фэйри.
Теоретически.
«Закон докучлив, но при этом гибок». Эмма вытащила из пристегнутой к ремню сумки небольшой мешочек, перевязанный веревкой. Пока она открывала его, мужчина-фэйри перешел от улыбающейся девушки к стройному юноше в черном пиджаке, который тотчас по доброй воле расстался со своими сияющими запонками. Теперь фэйри стоял прямо под Эммой и Кристиной.
– Вампирам золото не нужно, а вот Волшебный народ приносит Королю и Королеве подношения – золото, драгоценные камни и другие сокровища.
– Я слышала, Неблагой Двор платит человеческой кровью, – мрачно произнесла Кристина.
– Не сегодня, – буркнула Эмма, перевернула мешочек и высыпала его содержимое на голову мужчине-фэйри.
Кристина ахнула от ужаса, когда тот хрипло закричал, почувствовав, как лишается своих чар, словно змея – старой кожи.
Послышались возгласы – к фэйри возвращалось истинное обличье: на голове у него выросли узловатые ветки, кожа покрылась мхом и плесенью и растрескалась, как кора, руки превратились в лопатовидные лапы по три пальца на каждой.
– Эмма, – предостерегающе прошептала Кристина, – мы должны сейчас же это прекратить – зови Безмолвных Братьев…
Но Эмма уже спрыгнула вниз.
На мгновение она почувствовала себя совсем невесомой, а затем аккуратно приземлилась, согнув колени, как ее учили. О, ей не забыть свои первые прыжки с большой высоты, неловкие падения и ушибы – и долгие дни, уходившие на восстановление перед очередной попыткой!
Но теперь она понимала, все это было не зря. Эмма выпрямилась и посмотрела на фэйри, который стоял на другом конце двора. На его испещренном глубокими трещинами, похожем на старую кору лице светились два желтых кошачьих глаза.
– Сумеречный охотник, – прошипел он.
Посетители вечеринки спешно покидали бар, проскальзывая сквозь ворота, которые вели на парковку. Никто из них не видел Эмму, но инстинкты работали отменно, заставляя каждого огибать ее, как вода огибает опоры моста.
Забросив руку за спину, Эмма взялась за рукоять своего меча, Кортаны. Она выхватила его из ножен и выставила перед собой. Клинок полыхнул золотом.
– Нет, – сказала она. – Я шоколадка. И это мой костюм.
Фэйри недоуменно посмотрел на нее.
Эмма вздохнула.
– Как же с вами сложно! Вы, Волшебный народ, совсем шуток не понимаете.
– Наши шутки, остроты и баллады известны каждому, – оскорбленно возразил фэйри. – У нас есть баллады, которые можно петь неделями.
– У меня нет столько времени, – ответила ему Эмма. – Я – Сумеречный охотник. Остри быстро, умри молодым. – Она нетерпеливо шевельнула кончиком Кортаны. – Ну-ка, выворачивай карманы.
– Я не нарушал Холодного перемирия, – запротестовал фэйри.
– Формально ты прав, но мы не любим, когда грабят простецов, – объяснила Эмма. – Выворачивай карманы, или я отрублю один из твоих рогов и засуну его туда, где солнце не светит.
В глазах у фэйри промелькнула озабоченность.
– А где у нас солнце не светит? Что это, загадка такая?
Эмма сердито взглянула на него и подняла Кортану выше.
– Выворачивай сейчас же, или я с тебя всю кору сдеру. Я только что рассталась с парнем, настроение у меня не из лучших.
Фэйри принялся медленно выкладывать на траву содержимое своих карманов, то и дело посматривая на Эмму.
– Так ты свободна, – сказал он. – Никогда бы не подумал.
Сверху донесся возмущенный вздох.
– А вот это уже настоящая грубость!
– Спасибо, Кристина, – крикнула Эмма. – Удар ниже пояса. Заруби себе на носу, ты, фэйри, это я с ним порвала.
Фэйри пожал плечами. Жест получился на удивление выразительным: в нем явно заключалось сразу несколько степеней равнодушия к проблемам Эммы.
– Хотя я не понимаю почему, – заметила Кристина. – Он был весьма мил.
Эмма закатила глаза. Карманы у фэйри, похоже, были бездонные: он выкладывал на землю сережки, дорогие кожаные кошельки, сияющие кольца с бриллиантами. Эмма напряглась. На самом деле ей было наплевать на украшения и на сам факт воровства – она искала оружие, книги заклинаний, любые признаки темной магии, связанной с письменами на теле родителей.
– Эшдауны и Карстерсы никогда не ладили, – сказала она. – Это всем известно.
Услышав это, фэйри вдруг замер.
– Карстерсы? – повторил он, во все глаза глядя на Эмму. – Ты Эмма Карстерс?
Эмма удивленно моргнула и посмотрела вверх, но Кристины на крыше уже не было.
– Не думаю, что мы когда-нибудь встречались. Я бы запомнила говорящее дерево.
– Да неужели? – фэйри всплеснул руками-лопатами. – От тебя я ожидал более вежливого обращения. Или ты и все твои институтские друзья уже забыли Марка Блэкторна?
– Марк? – Эмма похолодела, не в силах справиться с чувствами.
В этот момент что-то сверкнуло у нее перед глазами. Фэйри швырнул в нее бриллиантовое колье. Эмма присела, но кончик цепочки задел ей щеку. Ее обожгло болью, по коже полилась теплая кровь.
Эмма тотчас вскочила, но фэйри уже был таков. Выругавшись, Эмма вытерла кровь с лица.
– Эмма! – окликнула ее Кристина, которая уже спустилась с крыши и стояла возле запертой двери в стене. Там был запасной выход. – Он сюда побежал!
Эмма подскочила к ней, и вместе они выбили дверь и оказались в переулке за баром. Было на удивление темно – кто-то разбил все окрестные фонари. Из выстроенных вдоль стены мусорных баков воняло гнильем и выпивкой. Эмма почувствовала, как вспыхнула руна дальнозоркости, и в ту же секунду увидела в дальнем конце переулка нечеткий силуэт фэйри, который скользнул куда-то влево.
Она бросилась за ним. Кристина побежала следом. Эмма столько раз бегала наперегонки с Джулианом, что без труда могла подстроиться под темп любого, и теперь полетела вперед сверкая пятками. Фэйри двигались очень быстро. Они с Кристиной завернули за угол, и переулок стал уже. Убегающий фэйри сдвинул два мусорных бака, загородив ими проход. Эмма уперлась руками в крышку одного из них и перепрыгнула через препятствие. Подошвы ботинок громыхнули о металл.
Она приземлилась на что-то мягкое. На ощупь – ткань. Одежда. Одежда на человеческом теле. Мокрая одежда. Воняло морской водой и тухлятиной. Эмма взглянула на распухшее лицо мертвеца.
И едва сдержала крик. Через секунду раздался глухой удар, и Кристина приземлилась рядом. Ахнув, она пробормотала что-то по-испански. Затем схватила Эмму и оттащила ее от тела. Та неловко повалилась на асфальт, не в силах отвести глаз.
Тело определенно принадлежало человеку. Мужчина среднего возраста, сутулый, с растрепавшимися седыми волосами, напоминавшими львиную гриву. Некоторые участки его тела обгорели: на коже виднелись красные и черные ожоги, а кое-где вздулись пузыри, подобные мыльной пене.
Серая рубашка была распахнута, по груди и рукам несчастного тянулись строки черных рун, но не тех, которыми пользуются Сумеречные охотники. Это были руны какого-то сложного демонического языка, и Эмма изучила их не хуже, чем шрамы у себя на предплечьях. Пять лет она беспрестанно рассматривала фотографии этих меток. Такие же письмена Конклав обнаружил на телах ее убитых родителей.
– Ты в порядке? – спросила Кристина.
Прислонившись спиной к кирпичной стене – которая, кстати, воняла чем-то странным и была забрызгана краской, – Эмма смотрела на труп простеца и окруживших его Безмолвных Братьев.
Как только к ней вернулось самообладание, Эмма вызвала Братьев и Диану. Теперь она уже жалела о своем решении. Безмолвные Братья прибыли без промедления и теперь стояли над телом, время от времени поворачиваясь, чтобы поговорить друг с другом мысленными голосами. Они осматривали тело, изучали место преступления и делали заметки. Они нанесли охранные руны, чтобы выиграть время до прибытия обычной полиции, но при этом вежливо и строго, сказав всего лишь пару слов силой своей мысли, велели Эмме не подходить к трупу.
– Я в порядке? – возмущенно переспросила она. – Да я в ярости! Я должна увидеть эти руны! Должна их сфотографировать. Моих родителей убили, а Безмолвным Братьям на это плевать! Я знала только одного приличного Безмолвного Брата, да и тот уже покинул Братство.
Кристина прищурилась. Во всей этой суматохе ей каким-то образом удалось не испачкать доспехи. Она была свежа и румяна. Эмма же наверняка походила на путало: волосы растрепались и торчали во все стороны, одежда была заляпана грязью.
– Не знала, что можно покинуть Братство, – сказала Кристина.
Безмолвными Братьями становились Сумеречные охотники, которые, подобно монахам, принимали решение уйти от мирских забот и посвятить свою жизнь науке и врачеванию. Они жили в Безмолвном городе, огромной сети подземных пещер, где хоронили большинство Сумеречных охотников. Кожу Братьев испещряли ужасные шрамы, оставленные рунами, которые были слишком сильны даже для плоти Сумеречных охотников и делали Братьев практически бессмертными. Они служили советниками, архивариусами и знахарями, а также могли орудовать Мечом Смерти.
Именно они провели церемонию парабатаев для Эммы и Джулиана. Они венчали нефилимов, присутствовали при рождении их детей и посещали умирающих. Все важные события в жизни Сумеречных охотников случались в присутствии Безмолвных Братьев.
Эмма подумала о единственном Безмолвном Брате, который пришелся ей по душе. Порой она по нему скучала.
Вдруг переулок озарился светом. Эмма часто заморгала и увидела знакомый пикап, который как раз завернул за угол. Машина остановилась, не погасив фар, и с водительского сиденья спрыгнула Диана Рейберн.
Пять лет назад, когда Диана только появилась в Институте Лос-Анджелеса и стала наставницей местных детей, Эмма подумала, что никогда не видела женщины красивее. Высокая, стройная, элегантная, с серебристой татуировкой в форме золотой рыбки на высокой темной скуле, она сразу выделялась из толпы. В ее карих глазах обычно плясали зеленые искорки, но сейчас они пылали сердитым огнем. На Диане было длинное черное платье, ниспадавшее аккуратными складками. Она была похожа на грозную римскую богиню охоты, в честь которой и получила свое имя.
– Эмма! Кристина! – Она поспешила к девушкам. – Что стряслось? Вы в порядке?
Эмма на мгновение отвела взгляд от трупа и растворилась в порывистом объятии. Диана всегда казалась Эмме слишком молодой, чтобы представлять ее матерью, но вот на роль старшей сестры она вполне годилась. Она всегда оберегала своих подопечных. Отпустив Эмму, Диана обняла и Кристину, которая немало удивилась этому жесту. Эмма давно предполагала, что дома у Кристины обнимались редко.
– Что случилось? Почему ты прожигаешь Брата Еноха глазами?
– Мы патрулировали территорию…
– И увидели, как фэйри грабит людей, – быстро добавила Кристина.
– Да, и я остановила его и велела ему вывернуть карманы…
– Фэйри? – встревожилась Диана. – Эмма, тебе ведь известно, что ты не можешь вступать во взаимодействие с Волшебным народом, даже если Кристина рядом…
– Но я уже сражалась с фэйри, – возразила Эмма.
Это была чистая правда. Когда темная армия Себастьяна напала на Аликанте, они сражались бок о бок с Дианой. Все улицы тогда заполонили воины-фэйри. Взрослые собрали всех детей и заперли их в Зале Соглашений, надеясь, что там они будут в безопасности, но фэйри сорвали замки…
Диана тогда отчаянно орудовала мечом и спасла десятки детей. Эмма оказалась среди спасенных. Тогда она и полюбила Диану.
– У меня было чувство, – продолжила Эмма, – что происходит что-то похуже ограбления. И я побежала за фэйри, когда он пустился наутек. Знаю, мне не следовало этого делать, но… Я обнаружила тело. На нем те же руны, что и на телах моих родителей. Те же самые письмена, Диана.
Диана повернулась к Кристине.
– Тина, ты не оставишь нас на минутку?
Кристина подчинилась, хотя и не без колебаний. Она была всего лишь гостем Института Лос-Анджелеса, всего лишь юным Сумеречным охотником, приехавшим на побывку, и должна была подчиняться старшим сотрудникам Института. Взглянув на Эмму, она отошла к тому месту, где лежало тело. Вокруг плотным кольцом стояли Безмолвные Братья, в своих холщовых балахонах напоминавшие стайку светлых птиц. Они посыпали письмена каким-то блестящим порошком – так, по крайней мере, казалось со стороны. Эмме очень хотелось подойти поближе и разглядеть все подробности.
Диана вздохнула.
– Эмма, ты уверена? – спросила она.
Эмма сердито огрызнулась. Она понимала, почему Диана задала этот вопрос. Эмма уже не раз хваталась за ложные ниточки: то ей казалось, что она нашла ключ к расшифровке рун, то в газете простецов появлялась какая-нибудь статья, – но все это ни к чему не приводило.
– Я просто не хочу, чтобы ты надеялась впустую, – объяснила Диана.
– Я понимаю, – кивнула Эмма. – Но нельзя просто забыть об этом. Я так не смогу. Вы ведь мне верите. Всегда верили, правда?
– Что Себастьян Моргенштерн не убивал твоих родителей? О, милая, конечно верю. – Диана слегка потрепала Эмму по плечу. – Мне просто не хочется, чтобы ты страдала. Пока Джулиана нет рядом…
Эмма ждала продолжения ее фразы.
– Пока Джулиана нет рядом, ты очень ранима. Парабатаи оберегают друг друга. Я знаю, ты сильная, но все это так больно ранило тебя в детстве, что сейчас на любое замечание о твоих родителях реагирует двенадцатилетняя Эмма, а не почти взрослая Эмма. – Диана вздрогнула и прикоснулась к виску. – Меня зовет Брат Енох.
Безмолвные Братья могли телепатически обращаться к любому отдельному Сумеречному охотнику, а могли и разговаривать с целыми группами.
– Ты сможешь вернуться в Институт?
– Смогу, но мне бы хотелось еще раз взглянуть на тело…
– Безмолвные Братья тебе не позволят, – уверенно ответила Диана. – Я выясню все, что смогу, и расскажу тебе. Договорились?
Эмма неохотно кивнула.
– Договорились.
Диана пошла к Безмолвным Братьям и по дороге перекинулась парой слов с Кристиной. Когда Эмма добралась до припаркованной машины, Кристина догнала ее, и они молча заняли места.
С минуту Эмма не двигалась, держа ключи в руке. В зеркале заднего обзора она видела весь переулок, залитый светом мощных фар пикапа. Диана разговаривала с Безмолвными Братьями. На тротуаре поблескивал светлый порошок.
– Ну что? – спросила Кристина.
Эмма повернулась к ней.
– Расскажи мне, что ты видела, – попросила она. – Ты стояла совсем близко к телу. Ты не слышала, что Диана сказала Братьям? Руны действительно те же?
– Нет смысла рассказывать, – ответила Кристина.
– Я… – Эмма осеклась. Она была совсем измотана. Весь сегодняшний план пошел насмарку: она потеряла след грабителя-фэйри, упустила свой шанс осмотреть тело, возможно, даже задела чувства Кристины. – Я понимаю. Кристина, мне очень жаль. Я не хотела впутывать тебя в неприятности. Просто…
– Я ничего такого не говорила. – Кристина порылась в кармане доспехов. – Я лишь сказала, что нет смысла рассказывать, потому что я могу тебе все показать. Вот. Взгляни.
Она протянула подруге телефон, и сердце Эммы подпрыгнуло: Кристина листала сделанные ею фотографии тела и Братьев, переулка, кровавых пятен. Всего.
– Кристина, я тебя обожаю! – воскликнула Эмма. – Я женюсь на тебе. Женюсь!
Кристина усмехнулась.
– Мама уже выбрала мне жениха, припоминаешь? Только представь, что она скажет, если я приведу тебя!
– Думаешь, мне не сравниться с Безупречным Диего?
– Думаю, ее ругань будет слышна даже в Идрисе.
В Идрисе, на родине Сумеречных охотников, где первые из них появились на свет, находилась резиденция Конклава. Волшебным образом скрытый от простецов, Идрис находился на границе Франции, Германии и Швейцарии. Во время Темной войны столица Идриса, Аликанте, претерпела серьезные разрушения, и восстановление продолжалось до сих пор.
Эмма рассмеялась. Ей вдруг стало куда легче на душе. Теперь у них, наконец, было хоть что-то. Улика, как сказал бы Тиберий, не отрываясь от детективного романа.
Вдруг ощутив, как она соскучилась по Таю, Эмма завела машину.
– Ты правду сказала фэйри, что сама порвала с Кэмероном? – поддела Эмму Кристина.
– О, не начинай, – отмахнулась Эмма. – Я этим не горжусь.
Кристина фыркнула – совсем не по-женски.
– Придешь ко мне, когда мы вернемся? – спросила Эмма, включая фары. – Хочу тебе кое-что показать.
Кристина нахмурилась.
– Надеюсь, не родимое пятно и не бородавку какую-нибудь? Бабуля однажды сказала, что хочет мне кое-что показать, и выяснилось, что она имела в виду бородавку на…
– Это не бородавка!
Эмма выехала на дорогу и влилась в поток транспорта. Все ее тело покалывало от возбуждения, хотя обычно после схватки, когда выветривался адреналин, она чувствовала себя разбитой.
Но сегодня она собиралась показать Кристине кое-что такое, чего раньше не видел никто, кроме Джулиана. Кое-что такое, чем она тоже не слишком гордилась. Интересно, сможет ли Кристина с этим смириться?