Глава 4

Снег тихо кружил в воздухе и оседал на остроконечных крышах домов, кованых крылечках и чугунных фонарях. Вдоль тротуаров стояли вазоны, отделяющие проезжую часть от пешеходной зоны. Растущие в них вечнозеленые кустарники смешно выглядывали из-под снежных шапок, напоминая сердитых гномов, провожающих машину Давенпорта недоверчивыми взглядами.

Опекун сидел впереди, рядом с шофером, а я с интересом смотрела в окно, разглядывая проплывающую за стеклом столицу. Бреголь напоминал один из городов Европы, снимками которых завален весь интернет. Те же проплешины красной черепицы, такие же каменные дома – небольшие, уютные, с забавными флюгерочками и фонариками; сверкающие огнями витрины кондитерских и магазинов, узкие улочки и присыпанная снегом брусчатка мостовой.

Когда-то я и мечтать не могла побывать за границей, а сейчас наблюдала за проплывающими мимо каретами и старомодными машинами, рассматривала неторопливо идущих прохожих, жадно разглядывала их одежду и пыталась определить, к какой эпохе она принадлежит. Вот, например, две молодые женщины, застывшие у одной из витрин. Симпатичные, улыбчивые, они выглядели почти современно: юбки чуть ниже середины икры, просторные меховые жакеты с покатыми плечами, малюсенькие шляпки, кокетливо сдвинутые набок, завитые тугими локонами волосы. А рядом с дамами сгорбился мужчина в длинном плаще, похожем на те, что носили средневековые рыцари. И шляпа его выглядела странной, с пышным изогнутым пером и широкими полями. Или взять старую даму, вышедшую из кондитерской. Ее длинное платье со шлейфом, поверх которого была надета подбитая мехом накидка, наводило на мысли о позапрошлом веке. Интересно, и не сложно мадам передвигаться с таким неудобным «хвостом»?

– Лорд Давенпорт, а какой сейчас год? – разглядывая проплывающую за окном заснеженную площадь, спросила опекуна.

Чугунные фонари мелькали черными солдатиками, огромный памятник, напоминающий Медного всадника с Сенатской площади, собирал падающие белые хлопья бронзовым плащом, а смеющиеся дети бегали вокруг высокого постамента и закидывали друг друга снежками.

– Двадцать второй, – ответил Давенпорт.

– Тысяча девятьсот двадцать второй?

Я прикинула в уме, что помню из истории о двадцатых годах позапрошлого века. Окончание первой мировой, звуковое кино, нэп в России, красная помада и стрижки под мальчика. В общем, веселое времечко. Интересно, история этого мира развивается так же? Хотя, глядя на окружающих, я бы решила, что сейчас не двадцатый век, а конец девятнадцатого. И коротких стрижек тут еще точно нет. По крайней мере, я пока не заметила ни одной дамы с обрезанными выше плеч волосами.

– Неужели ты и этого не помнишь?

Давенпорт обернулся и пристально уставился мне в глаза.

– Увы.

Я вздохнула, но тут же поторопилась задать следующий вопрос:

– А почему люди одеты так… по-разному? Вот тот старик, например. Он же выглядит, будто на дворе не двадцатый век, а семнадцатый.

– Маги из старой знати живут долго, и многие из них одеваются так, как было принято во времена их молодости, – Давенпорт проводил взглядом остановившегося на перекрестке пожилого мужчину, и добавил: – Вот как лорд Баксли. Если не ошибаюсь, ему не так давно перевалило за двести. Его плащу, похоже, тоже.

Давенпорт едва заметно усмехнулся, а я в который раз поразилась тому, как меняется его лицо под влиянием эмоций. Может же быть нормальным человеком, когда захочет!

Я окинула опекуна внимательным взглядом. Судя по одежде, Давенпорт тоже предпочитает прошлое. Интересно, сколько ему лет?

– А сколько живут маги?

– По-разному. От ста до пятисот. Все зависит от уровня дара, – ответил опекун, и не успела я толком осознать сказанное, как машина остановилась. – Эрни, достань кресло леди Бернстоф, – велел шоферу Давенпорт.

Худощавый молчаливый Эрнест только кивнул в ответ. Я наблюдала, как он вытащил из отделения, напоминающего багажник, коляску, подкатил ее и открыл дверцу с моей стороны.

– Вы позволите, миледи?

Шофер помог мне сесть и распрямился, старательно избегая моего взгляда.

– Эрни, где плед? – выйдя из машины, спросил Давенпорт.

Снег заскрипел под его начищенными до блеска туфлями.

– Сейчас, милорд.

Эрни снова кинулся к багажнику, а потом протянул своему хозяину плед и вернулся к машине.

– Вот так, – тихо сказал Давенпорт, наклоняясь надо мной и укутывая мои ноги. – Не холодно?

Я только головой мотнула. Какой уж тут холод! Меня снарядили, как на северный полюс: длинная соболиная шуба, меховая шапка, теплый шарф, перчатки, высокие сапожки. Тут и захочешь – не замерзнешь.

– Жди здесь, – велел Давенпорт шоферу, и покатил мое кресло к заснеженному парку.

– Я могу сама, я справлюсь.

Мне не хотелось зависеть от чужой помощи, и я попыталась вернуть самостоятельность, но опекун и не подумал соглашаться.

– Тут скользко, – сказал он, и в его тоне прозвучали металлические нотки, пресекающие любые споры.

Что ж, если Давенпорту так хочется, пусть везет. Мне же легче.

Я смотрела по сторонам, разглядывая гуляющих по площади людей, мороз пощипывал щеки, заставляя чувствовать себя удивительно живой, а в душе поднималось предвкушение чего-то особенного и необычного. Казалось, еще немного, и моя жизнь круто изменится. Хотя, куда уж круче? Я ведь до сих пор так и не привыкла к чужому телу. И постоянно вздрагивала, когда натыкалась на свое отражение.

– Не замерзла? – спросил Давенпорт, но ответить я не успела.

– Рэндальф! – послышался громкий окрик, а уже в следующую секунду я попала под очарование горячего взгляда и забыла обо всем.

Никогда не встречала такого удивительного оттенка глаз – яркого, мерцающего теплым светом, с опасными огоньками в леденцовой глубине.

– Лукас? – удивленно спросил Давенпорт. – Что ты здесь забыл?

– Могу спросить тебя о том же, – хмыкнул мачо, останавливаясь рядом с моим креслом и моментально заполняя собой все свободное пространство. – Не припомню, чтобы ты совершал вечерние променады по Аушвайгской площади. – Леди Бернстоф, – небрежно поклонился он мне и мазнул странно недоброжелательным взглядом, а я зависла, сраженная звериной грацией и обрушившимся на меня «ушатом» тестостерона. Невероятно. Этот мужчина – просто ходячий секс. Вижу его – и внутри все сворачивается от горячего, никогда раньше не испытанного желания, и губы пересыхают. Да у меня даже по ногам мурашки бегут, хотя я вообще не должна их чувствовать.

«Динка, прекрати вести себя, как дура. Подумаешь, мачо! У него же на лбу написано – кобель. Совсем как твой папаша. Вон как проходящие мимо женщины глазками стреляют, да и Хольм успевает каждую хорошенькую взглядом облизать. Оно тебе надо?»

И правда. Чего это я? Никогда не кидалась на красивых мужчин, а тут что-то совсем мозги отказали. Или это тело Беллы так реагирует? Еще не хватало!

– Ты сегодня в департаменте появишься? – одарив улыбкой очередную симпатичную девушку, спросил у Давенпорта Хольм.

– После восьми, – коротко ответил опекун.

Он замкнулся, голос его звучал сухо, и эти перемены заставили меня обернуться и посмотреть на бледное, совсем не порозовевшее от мороза лицо.

– Я зайду, нужно кое-что обсудить. Громила Кревен на днях хвастался дружкам, что знает, где искать артенид. Мои люди проследили за Кревом, он встречался с Чанисом…

– Не здесь, Лукас, – оборвал Хольма Давенпорт, и в его голосе прозвучало предупреждение. – Поговорим в департаменте.

– Ладно, – легко согласился Хольм и скользнул по мне равнодушным взглядом. – Увидимся. До свидания, леди Бернстоф.

Лукас небрежным жестом коснулся шляпы, легко развернулся и пошел прочь. Невыносимо элегантный и похожий на чикагского гангстера времен Аль Капоне, а я смотрела ему вслед и не могла избавиться от хмельного чувства, до краев заполнившего душу.

«Динара Витальевна, окститесь! Хватит пялиться на Хольма. Не до него сейчас».

Если бы это было так просто! Проклятый мачо вызывал жгучий интерес, и я никак не могла заставить себя отвернуться и не смотреть вслед уходящему Лукасу. Тот шагал широко, уверенно, с гордо поднятой головой и в лихо сдвинутой набок фетровой шляпе. Красивый все-таки. И прекрасно об этом знает.

В этот момент Давенпорт покатил мое кресло вперед, и мне пришлось отвлечься. Правда, от вопроса не удержалась.

– Вы вместе работаете?

– Что? – рассеянно переспросил опекун. – Нет. Хольм сам по себе.

– А кто он?

– Неужели не помнишь?

– А что, мы с ним давно знакомы?

– Два года.

– Надо же, не помню.

Я сокрушенно покачала головой, а Давенпорт тихо, почти про себя, пробормотал: – «Может, оно и к лучшему».

– Вы о чем?

Опекун резко остановился, отчего кресло дернулось, но спустя секунду прогулка возобновилась. Правда, ответа на свой вопрос я так и не получила.

– Лорд Давенпорт, а кто такой этот Лукас Хольм?

Я почти не рассчитывала на какие-либо подробности, но опекун удивил.

– С недавних пор Лукас – глава одного из видных оборотнических кланов,– ответил он. – Раньше держал подпольные игорные дома и был не в ладах с законом, но лет пятнадцать назад порвал с прошлым и занялся добычей угля. Сейчас у него уже несколько шахт и легальный доходный бизнес.

Вот это номер! Выходит, Лукас – оборотень? Получается, он умеет превращаться в волка? Интересно, как это происходит? Вот бы посмотреть!

Внутри все дрожало от странного, ни на что не похожего чувства. С ума сойти, я видела настоящего живого оборотня! Человека, перекидывающегося в зверя. Скажи кому из друзей, решили бы, что у меня с головой не все в порядке. Хотя, если учесть мое попадание в другой мир, еще неизвестно, что вызвало бы большее удивление.

– А что он делает в столице?

Я повернулась к опекуну.

– Ты не замерзла?

Давенпорт наклонился, поправляя съехавшую меховую накидку. Похоже, отвечать на вопрос он не собирался.

– Может, вернемся домой?

– Нет, что вы! Я отлично себя чувствую. Давайте доберемся до парка, мне очень хочется проехать по аллее.

– Что ж, хорошо, – кивнул опекун.

– Вы не ответили, чем занимается тер Хольм. У вас с ним какие-то дела?

– Лорд Хольм, – поправил меня Давенпорт. – И у нас нет никаких дел. Я всего лишь консультирую его по поводу одного пропавшего артефакта.

– Что за артефакт?

– Тебе действительно интересно?

– Конечно.

– Странно. Раньше ты никогда не расспрашивала меня о работе.

– Все меняется. Вот и я изменилась.

– Я заметил, – кивнул Давенпорт.

В его словах прозвучало раздумье, которое мне совсем не понравилось. Хотя, глупо было рассчитывать, что Рэндальф, как назвал опекуна Беллы Лукас, не увидит перемен в поведении подопечной.

– Так что там с артефактом? – поторопилась увести мысли Давенпорта от своей мутной личности к более безопасной теме.

– Артефакт, который ищет Лукас, был украден из мастерской твоего деда, – ответил опекун, но голос его звучал так, словно Давенпорт думал о чем-то другом. – Вообще, сделать артенид может далеко не каждый артефактор. Для этого нужно обладать особой магией. Людвиг Бернстоф был одним из немногих, кому удавалось создавать артениды. Вот и в тот раз твой дед вырезал фигурку для оборотней Красного клана и вложил в нее особую магию, правда, отдать выполненный заказ не успел.

– Почему?

– Бернстоф внезапно скончался. А сделанный им артенид исчез. Оборотни обыскали всю мастерскую, но не нашли никаких следов артефакта, хотя еще накануне один из них лично видел почти готовую фигурку.

– А дед точно умер своей смертью? Может, его убили?

– Нет. Полиция тщательно все проверила, и у них не возникло никаких сомнений в том, что кончина почтенного мага была естественной.

Давенпорт отвечал немного механически, все еще продолжая обдумывать какую-то мысль или, возможно, предстоящий разговор с Хольмом.

– А что умеет этот артефакт? Зачем он оборотням?

Я машинально сжала подлокотники, задев кнопку управления, и кресло резко дернулось, но Давенпорт сумел его удержать.

– Говорят, артенид способен исполнять желания, – продолжил он. – Но не все, а только одно, под которое его сделали.

– И зачем лорду Хольму такой интересный артефакт?

– Этого я сказать не могу, – ушел от ответа Давенпорт, а я задумалась.

Странная история. Слишком много загадок. Внезапная смерть деда Беллы и гибель ее родителей, пропавший артенид, видения самой Изабеллы, ее мнимое или настоящее безумие и попытка самоубийства. Как понять, что произошло на самом деле, и как с этим связано мое перемещение в чужое тело?

Я машинально мазнула взглядом по заснеженным деревьям и заметила одно, выбивающееся из общего ряда. Белый ствол с черными черточками, тонкие, согнувшиеся под тяжестью снега ветки, скромная грация и изящная простота – да это же березка! Наша, русская, родная. Как ее занесло в Дартштейн?

Сердце защемило, рванулось из груди, взгляд приклеился к тонкому силуэту. И так захотелось домой, хоть плачь!

«Динка, перестань, – одернула саму себя. – Сейчас не время проявлять слабость».

Да, не время. Нужно выяснить, для чего я оказалась в этом мире. Наверняка ведь не просто так, и есть какая-то причина, по которой меня перенесло в Дартштейн. Может, я должна помочь найти артенид? Или понять, что произошло с семьей Беллы? Кстати, мне бы и самой не помешал артефакт, выполняющий желания. Возможно, он сумел бы вернуть меня домой, в родной и привычный мир, в то время, когда тетя Фима еще была жива. Уж я бы сделала все, чтобы не выпустить ее из дома в тот злосчастный вечер.

Я снова повернулась к Давенпорту и спросила:

– А как выглядит артенид?

– Обычно это деревянная фигурка мужчины или женщины, но каждый мастер добавляет в нее что-то свое. Если верить свидетельствам очевидцев, твой дед вырезал девушку с волчьим хвостом. Правда, видели этот хвост не все, а только оборотни.

Давенпорт рассказывал и катил мою коляску вперед, пока широкая аллея не вывела нас к круглой площади. В центре небольшого открытого пространства высился памятник какому-то поэту. Нахохлившиеся голуби облепили и протянутую в нашу сторону ладонь, и раскрытую книгу, и вдохновенно вскинутую к небу голову. А шустрые воробьи суетливо подбирали брошенные сердобольными горожанами крошки, и бесстрашно лезли под ноги прохожим, выпрашивая добавки.

Я смотрела по сторонам, разглядывала неторопливо прогуливающихся людей, и неожиданно поймала себя на странном ощущении. Казалось, мне знакомы и город, и парк, и площадь. Как будто я все это уже видела. Может, во сне, может, в мечтах… Глупо, конечно. Когда бы я могла это увидеть?

– А у вас есть догадки, где может быть артефакт?

Я повернулась к Давенпорту. Тот поправил цилиндр и ответил:

– Во время расследования одного дела мои люди случайно нашли свидетельства о нахождении артенида. И я вспомнил о поисках Хольма.

– Значит, вы помогаете лорду Хольму по дружбе?

– Можно и так сказать.

– А вы давно знакомы?

– Лет пять, – ответил Давенпорт, и в его голосе прозвучали странные нотки. Похоже, опекун устал отвечать на мои вопросы и разом закрылся. – Пора возвращаться, – сухо добавил он, натягивая привычную личину.

Казалось, он, как моллюск, снова залез в свою раковину, и превратился в того опекуна, которого я привыкла видеть в первые дни общения.

– Может, пройдемся еще немного?

Мне было жаль расставаться с открывшимся новым Давенпортом, и я пыталась хоть ненадолго оттянуть возвращение в особняк.

– Тебе пора в тепло, – непреклонно заявил опекун и, развернув мое кресло, покатил его к машине.

***

Обратная дорога прошла в тишине. Нет, первые десять минут я еще пыталась задавать вопросы, но Давенпорт отвечал так односложно, что постепенно мой энтузиазм угас, и я замолчала, уставившись в окно.

Снег продолжал кружить за стеклом белыми мухами, машина тихо рычала на поворотах, а опекун неподвижно застыл на переднем сиденье, и напоминал бездушный манекен. Видимо, на сегодня он полностью исчерпал лимит общения.

Я понаблюдала за неподвижным опекуном, а потом мысли вернулись к Лукасу и его поискам. Интересно, куда делся артефакт? Кто мог взять его из мастерской Бернстофа? И зачем Хольму этот самый артенид?

– Лорд Давенпорт, а кто еще был в доме, когда умер мой дед?

Опекун неохотно повернулся.

– Твой отец и пара старых слуг.

– Может, кто-то из них и забрал артефакт?

– Белла, не забивай себе голову старой историей, – в голосе Давенпорта послышалось недовольство. – Лучше подумай о том, где хочешь провести лето. Если решишь поехать в Баркли, я распоряжусь снять дом.

– А где это?

– На побережье. Вы с леди Летицией проводили там каждый сезон.

Надо же. А я в последний раз была на море шесть лет назад. Мы со Славиком тогда решили отметить его повышение, и поехали в Крым. На целых две недели. Интересно, а море в этом мире такое же?

– Белла?

Давенпорт повернулся и вопросительно посмотрел в глаза.

– Я подумаю, хорошо?

– Только не затягивай с решением. Нужно успеть внести задаток, пока все подходящие дома не разобрали. Эрни, останови на следующем перекрестке, я выйду, – обратился Давенпорт к шоферу. – А ты отвези леди Бернстоф домой, и возвращайся к департаменту.

– Слушаюсь, милорд, – кивнул невозмутимый шофер, и вскоре уже тормозил у тротуара.

– Белла, я зайду завтра, – прохладно попрощался со мной опекун и вышел из машины, а я посмотрела ему вслед и задумалась.

Рассказанная Давенпортом история не отпускала. Она затронула что-то в душе, словно была частью моего прошлого. Возможно, на меня влияли воспоминания Беллы, или извечное желание докопаться до правды, но мне захотелось выяснить, что же случилось с артенидом, а заодно и с семьей Бернстофов.

– Приехали, миледи.

Я так глубоко задумалась, что не успела заметить, как мы оказались рядом с воротами особняка. Острые пики, венчающие тяжелые кованые створки, смотрелись на фоне серого неба особенно темными и зловещими. Как и сидящая на заборе ворона. Птица повернула голову, посмотрела на меня блестящим черным глазом, а потом взмахнула крыльями и тяжело полетела прочь.

– Вот, пожалуйте, миледи.

Эрнест успел подкатить кресло, помог мне в него перебраться и повез к дому. После тепла машины морозный воздух казался особенно холодным. Он пощипывал щеки, проникал в легкие, влажным паром оседал на губах.

– Эрни, а кем именно работает лорд Давенпорт? – подтянув шарф повыше, спросила шофера.

– Милорд возглавляет один из отделов департамента внутренней безопасности, – ответил Эрни, и в его голосе прозвучала гордость.

Вполне оправданная, между прочим. Еще бы! Не каждому выпадает честь возить крутого босса.

Я собиралась продолжить расспросы, но Эрнест быстренько докатил меня до двери, нажал кнопку звонка, и с радостью передал «эстафету» дворецкому.

– Миледи, – неуверенно проблеял Петерсон, глядя, как я въезжаю в дом.

Дворецкий растерянно потоптался на месте, наблюдая за моими передвижениями, потер лысину и посмотрел по сторонам так, будто не знал, что делать, но потом сорвался с места, и кинулся за мной.

– Тут вас дожидаются, миледи, – торопливо доложил дворецкий и пояснил: – В гостиной.

– Кто?

В первую минуту я почему-то подумала о полиции, но Петерсон сумел удивить.

– Ваш родственник, миледи.

Родственник? Час от часу не легче.

– Что за родственник?

– Он не представился, сказал только, что у него к вам важный разговор.

– Давно пришел?

– Да уже с полчаса.

– И что ему нужно?

– Не могу знать, миледи.

Петерсон близоруко прищурился и нервно потер руки, а я снова подумала о том, что с прислугой нужно что-то делать. Если они так и будут бояться всего на свете, долго я не выдержу.

– Хорошо, я переоденусь и поговорю с ним, – как можно мягче сказала дворецкому, и отправилась наверх.

Меня подгоняла мысль, что визит неизвестного родственника вряд ли принесет что-то хорошее. Скорее, наоборот. Не знаю, откуда взялось подобное предчувствие, но в последнее время мне совсем не везло на приятные сюрпризы.

***

Когда я привела себя в порядок и спустилась в гостиную, мне навстречу поднялся невысокий щуплый парень в невзрачном коричневом костюме, и с потертой шляпой в руках. Судя по крою одежды, родственник Беллы не отличался большим достатком.

Благодаря недавней прогулке, я уже сумела понять, что богатые и знатные дарты не любят идти в ногу со временем, и выбирают одежду если не старинную, то довольно старомодную. А вот среди простых людей популярны вещи, напоминающие те, что носили у нас в начале двадцатого века. Обычные костюмы-тройки, длинные пальто, котелки или шляпы у мужчин, платья и юбки длиной до середины икры, и маленькие шляпки у женщин, а еще меховые накидки и объемные пальто, невысокие сапожки на каблучке-рюмочка и ридикюли на защелке.

– Леди Бернстоф, – быстро поклонился парень и поднял на меня грязновато-рыжие глаза.

Я не знала, как по-другому назвать их цвет. Может, ржавый?

– Мне сказали, мы родственники?

Я вопросительно посмотрела на гостя.

– Дальние, миледи, – немного застенчиво ответил гость и очень мило покраснел. – Моя матушка приходилась двоюродной племянницей леди Летиции. Ох, простите, забыл представиться. Эммануил Тернгоф, уроженец Карста, картограф.

Он снова поклонился, а я разглядывала узкое худое лицо, большой подвижный рот, русые, небрежно стянутые в хвост волосы, и думала о том, какая нелегкая принесла этого родственника, и что ему нужно. Правда, долго мучиться не стала, и задала вопрос вслух. Разумеется, смягчив его до нейтрально-вежливого.

– Понимаете, не так давно я получил вот это письмо, – Эммануил, которого я про себя окрестила Моней, достал из-за пазухи свернутую пополам бумагу и протянул ее мне. Длинные музыкальные пальцы гостя чуть дрогнули от волнения.

Я вгляделась в ровные строки с характерным наклоном влево.

– Его написала леди Бернстоф. Леди Летиция Бернстоф, – зачем-то уточнил Эммануил, покраснел еще сильнее и торопливо добавил: – Вот, изволите видеть, тут насчет флигеля, который завещала мне ваша тетушка. А это само завещание. Его я получил из конторы тера Барнау.

Мне в руки ткнулась очередная бумага.

Да, так и есть. Заверенная подпись, печати и имена свидетелей. На первый взгляд, не подделка. И что тут? «Моей племяннице, леди Изабелле Марии Аделаиде Бернстоф, завещаю особняк по улице Венге-роуд и пятьдесят редов земли, окружающих дом. Означенная леди Изабелла Мария Аделаида Бернстоф не должна менять правила, заведенные в доме и описанные ниже, и совершать какие-либо действия, могущие расцениваться как неуважение моей воли». А дальше шел список того, что запрещено. Согласно воле тетушки выходило, что половину комнат вообще нельзя открывать, а в остальных нужно оставить все, как есть, и не менять в течение трех лет со дня смерти леди Летиции. Очень странное правило. Так, что тут еще? Вклады в банке, ценные бумаги, доходные дома в Бреголе и Эрголе. Ага, опекун. До совершеннолетия Беллы он несет за нее полную ответственность, и любое ее решение принимается только с его одобрения.

В общем, золотая клетка. Дом есть – а менять ничего нельзя. Деньги имеются – а без опекуна мне их не получить. Еще и Моня этот… Надо бы у Давенпорта узнать, что он за птица такая.

Я снова просмотрела завещание. Да, вот тут все, черным по белому – «Флигель и прилегающая к нему территория в пять редов передаются в пожизненное владение моему родственнику Эммануилу Тернгофу. После его смерти дом возвращается во владение леди Изабеллы Марии Аделаиды Бернстоф или, в случае смерти моей племянницы, ее наследникам». Получается, Моня не может ни продать, ни как-то иначе распорядиться наследством?

– Петерсон!

Я повернулась к двери, за которой мялся дворецкий. Старик сделал крошечный шаг и замер на пороге.

– У нас есть флигель?

– Да, миледи.

– И где он?

– В конце сада, миледи.

Петерсон с непонятной опаской посмотрел на меня, перевел взгляд на Моню и суетливым движением одернул сюртук.

– И что, он пригоден для жилья?

– Туда давно никто не заходил, миледи, но хозяйка знала, что делала, коли отписала дом молодому господину.

Ишь ты, уже господином признал! На меня, так косится, а к этому… ржавому сразу любовью воспылал.

– Леди Бернстоф, вы не подумайте, я ни на что не претендую, – вмешался в разговор Моня. – Если бы не этот перевод… Понимаете, я картограф. Ах да, я уже говорил. И тут предложение – в саму императорскую академию! Разве я мог отказаться?

Моня сыпал словами, торопился, проглатывая их окончания, а я смотрела на него и пыталась сообразить, о чем он говорит.

– Сами понимаете, такой шанс! – тараторил Тернгоф, нервно жестикулируя тонкими руками. – Сразу на штатную должность. С окладом и ежегодными премиями. Редкая удача!

– Подождите, вы хотите сказать, что вам предложили работу в академии Бреголя, поэтому вы решили воспользоваться подвернувшимся наследством, и собираетесь поселиться во флигеле?

– Именно так, – воодушевленно закивал Моня, глядя на меня с неподдельным энтузиазмом.

Да уж, отличная перспектива. Интересно, какие еще сюрпризы приготовила тетушка Беллы, Летиция Бернстоф? И для чего она завещала флигель вот этому самому Эммануилу? Господи, ну и имечко.

– Что ж, пойдемте, посмотрим на вашу собственность, – со вздохом предложила гостю.

Хотя, какой уж он теперь гость? Можно сказать, полноправный жилец.

– Мне так неловко вас затруднять, – смущенно покраснел Моня.

Он пытался отвести взгляд от коляски, но, чем больше старался, тем сильнее пялился на мои неподвижные ноги.

– Что вы, никаких затруднений, – заверила я Тернгофа и поехала к двери.

***

Флигель стоял в самом конце сада. Полутораэтажный дом с открытой верандой, идущей вдоль фронтона, выглядел довольно запущенным, но удивительно гармоничным. Снег укрывал резные деревянные столбики ограждения и пару плетеных кресел, стоящих у стены. Узкая расчищенная дорожка вела к самому крыльцу, а сразу за домом начинался забор с небольшой кованой калиткой.

– Вот, миледи, стало быть, это он, – остановившись перед ступенями, сказал дворецкий и зачем-то пояснил: – Флигель.

– У вас есть ключи?

Я посмотрела на Тернгофа.

– Да, сейчас, – засуетился тот и принялся шарить по карманам. – Где-то они у меня были. Ах, да вот же! – Моня достал небольшую связку и победно улыбнулся. – Нотариус вместе с бумагами передал.

– Что ж, открывайте.

Я чуть отъехала в сторону, пропуская новосела к его наследству, и Моня бодро рванул вперед, но тут же поскользнулся на обледеневших ступенях, смешно взмахнул руками, и рухнул вниз.

– Ох, да что же это! – испуганно выдохнул Петерсон и кинулся к барахтающемуся в снегу Эммануилу. – Позвольте, помогу, тер Тернгоф, – бормотал дворецкий, но не столько помогал, сколько мешал Моне подняться. – Вы не ушиблись?

Петерсон суетился, топтался на месте, взмахивал руками, а в его глазах мелькало странное выражение. Казалось, дворецкий чего-то боится и, одновременно, предвкушает именно то, чего так боится.

– Осторожнее, – причитал он, пока Моня поднимался и отряхивался от снега. – Ох, как завалило все, почитай, два дня сыплет и сыплет, и конца не видать, – не умолкал дворецкий, а жадное нетерпение в его глазах разгоралось все сильнее.

Мне стало не по себе. И захотелось вернуться в особняк, но я переборола дурное предчувствие и вслед за Моней поднялась в дом. А уже в следующую минуту замерла в дверях, уставившись на прозрачную женскую фигуру, парящую в глубине холла.

– Кто это? – машинально прошептала вслух, разглядывая бескровное лицо с правильными чертами, длинные светлые волосы, темное платье и большие печальные глаза, глядящие прямо на меня.

Страха не было. То ли за время, проведенное в новом мире, я понемногу привыкла к странностям, то ли дело в самом призраке, который не казался опасным, но я не чувствовала ни закономерного ужаса, ни желания сбежать.

– Вы о чем, миледи? – рассеянно спросил Тернгоф, рассматривая запущенное помещение. – Похоже, тут нужен ремонт. Вон, полы прогнили, – он притопнул ногой, подняв тучу пыли. – И стены отсырели. Боюсь даже представить, сколько понадобится средств, чтобы привести дом в надлежащий вид.

Моня продолжал что-то говорить, но я его не слушала. Женщина, выразительно посмотрев на меня, бесшумно двинулась к распахнутой двери, и я, словно завороженная, поехала за ней.

– Миледи, куда же вы? – спохватился Моня. – Осторожнее, тут небезопасно, как бы полы не проломились!

Он поспешил за мной, рассуждая на ходу, что нужно сделать в доме, а я ехала все быстрее, пытаясь догнать ускользающий призрак.

«Подожди! – мысленно крикнула женщине. – Кто ты, и чего хочешь? Почему я тебя вижу?»

Незнакомка обернулась, указала рукой на меня, потом коснулась лба, словно пытаясь что-то объяснить, но тут же отвернулась и медленно растаяла в воздухе.

– Миледи, вам нехорошо? – раздалось у меня над ухом, и я вздрогнула.

Петерсон смотрел на меня с жадным предвкушением, глаза его горели, рот приоткрылся, пальцы суетливо теребили полы сюртука.

– Может, позвать доктора, или мага? – не отставал дворецкий.

– Не нужно.

Я покачала головой, раздумывая над увиденным. Кто была эта женщина? И что она хотела мне сказать? И почему Петерсон так странно себя ведет?

– Леди Бернстоф, я могу воспользоваться вашей добротой, и остановиться в особняке? – вырвал меня из раздумий голос Мони.

– Что?

– Хотя бы на первое время, пока флигель не приведут в порядок, – извиняющимся тоном пояснил Тернгоф. – Поверьте, я вас совсем не стесню. Вы даже не заметите моего присутствия.

Да неужели? Я посмотрела на родственника Беллы, и с трудом сдержала усмешку. Трудно не заметить такую колоритную личность. Вот только стоит ли пускать в дом неизвестного человека, особенно учитывая недавние происшествия? Что бы там ни говорил Давенпорт, в сумасшествие Беллы я не верила, а значит, покушения могут продолжиться. И пока я не буду точно знать, что Моня не опасен, лучше не подпускать его слишком близко.

– Тер Тернгоф, простите, я сама не вправе решить этот вопрос.

Я посмотрела на Моню печальным взглядом и вздохнула.

– Мне нужно поговорить с моим опекуном, лордом Давенпортом.

– Разумеется, леди Бернстоф, – пошел на попятный Тернгоф. – Простите, я не подумал, что вы… Что я…

Моня запутался, покраснел и беспомощно развел руками.

– Я сниму номер в гостинице, – торопливо добавил он и посмотрел на Петерсона. – Любезный, вы не могли бы принести мой чемодан?

– Сию минуту, тер Тернгоф.

Дворецкий поклонился и направился к выходу, а я подъехала к старому шкафу, возле которого исчез призрак, и, словно невзначай, открыла дверцу и заглянула внутрь. На полках пылились какие-то бумаги.

Как бы узнать, что в них? Интересно, в доме есть запасные ключи от флигеля?

– Чувствую, придется потрудиться, чтобы навести тут порядок, – вздохнул Моня, и я вздрогнула, сообразив, что он стоит прямо у меня за спиной. – Столько ветхого хлама, – протянул Тернгоф. – Наверное, во флигель снесли все ненужное из большого дома?

– Скорее всего, так и было.

Мне не хотелось откровенничать с незваным гостем. Кто знает, что у него на уме? И почему он появился именно сейчас? Может, я слишком недоверчива, но жизнь с тетей Фимой научила меня настороженно относиться к появляющимся в доме незнакомцам.

– Ваш саквояж, тер, – заявил возникший в дверях Петерсон.

Дворецкий протянул Моне потертый чемодан, чуть наклонился вперед, и его лысина блеснула в падающем из окна тусклом свете.

– Ага, саквояж, – пробормотал Тергнгоф, забирая вещи и оглядываясь по сторонам с таким видом, будто искал повод остаться. – Что ж, мне пора, – с заметным сожалением произнес кузен Беллы, и посмотрел на меня с ясно читаемым намеком.

Вот только я не собиралась понимать этот намек. Если интуиция меня не подводит, этот родственник точно из разряда «дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде». И не успею я оглянуться, как он устроится в большом доме со всеми удобствами, и во флигель его потом дрыном не выгонишь.

– В какой гостинице вы собираетесь остановиться?

Я посмотрела на Моню, пытаясь понять, почему меня так насторожило его появление. Может, у меня паранойя, и я вижу опасность там, где ее нет?

– Думаю, в «Бринстоне». Это в двух кварталах отсюда.

Тернгоф, видимо, понял, что на обед его не пригласят, и со вздохом надел шляпу.

– Что ж, я поговорю с опекуном, и пришлю к вам человека с ответом.

– Благодарю, леди Бернстоф, – поклонился Моня и пошел к выходу, но на полдороге остановился и обернулся ко мне. – Позвольте, я помогу вам доехать до дома, милая кузина.

Ух ты! А Тернгоф не промах, уже в кузины меня записал. Собирается играть на родственных чувствах? Со мной этот номер не прокатит, хотя, если бы на моем месте оказалась настоящая Белла, уверена, этот «кузен» мигом сел бы ей на шею.

– Что вы, я справлюсь сама, – мило улыбнулась Моне.

Я нажала рычажок и покатила к двери, раздумывая, как бы получить возможность спокойно обыскать флигель. Может, предложить Тернгофу помощь?

Загрузка...