наше время
В кафе, куда позвал Игорь, я шла не спеша. Мое настроение портилось все сильнее и сильнее. Слова Кати не выходили из головы.
Последние несколько недель я много копалась в себе, читала советы психологов. Много и часто размышляла над своей ситуацией, но выход, который тогда был единственно верным меня пугал.
Ключевое слово – тогда. Сейчас я отчетливо понимала, что будущего у нас с Игорем нет.
Подсознательно я видела себя и ситуацию со стороны и злилась.
Все заходило слишком далеко, мне нужно было остановиться здесь и сейчас и не мучать себя больше. Пусть мне будет больно, эта боль притупится со временем, а потом и вовсе пройдет. Ведь пройдет же?
Я зашла в кафе уверенная в себе с четким пониманием, что нужно делать. Подошла к столику, за которым уже сидел Игорь, он поднялся мне навстречу и чмокнул в губы.
– Оу, привет, детка! Что невесел, – щелкнул меня костяшкой пальца по носу. – Голову повесил?
Он любил называть меня деткой, хотя я не выносила этого обращения, никогда не могла сказать этого ему в лицо.
– Привет, – я нейтрально поздоровалась с ним. – Материал учила всю ночь, преподаватель требовательный, зачем позвал, Игорь?
– Ого, вот так сразу и в лоб. Соскучился я по тебе, неужели не понятно, не слышно тебя уже три недели, хоть бы смс написала.
– И что, ты ответил бы?
– Конечно! Я хоть, когда–то не отвечал?
Хренову тонну раз вообще–то, Харитонов.
– Что ты хотел? – я решила не развивать эту тему.
– Я тебе заказал чай и круассан с шоколадом, как ты любишь, – пододвинул ко мне кружку и тарелку с выпечкой.
Люблю я кофе, Харитонов, а выпечку не ем, но ты об этом, конечно же, забываешь каждый раз. Видимо это любит кто–то другой, точнее другая, а ты даже не удосужился за полгода запомнить мои вкусы.
Я чувствовала, как ком подкатывает к горлу. Ненавижу, ненавижу какая я с ним, ненавижу свою слабохарактерность.
– Спасибо, я не голодная, так ты расскажешь или нет?
– У тебя сегодня настроения, что ли нет? Что за гонор? – Игорь явно начинал злиться.
– Ты отвечаешь вопросом на вопрос.
– Поехали ко мне?
Вот оно. Дно, которое я пробиваю раз за разом. Давай, Алин, нечего тебе ловить тут больше.
Поле выжженное, земля мертвая. Тут не вырастет больше ни цветок, ни сорняк, сколько не лей воды.
– Я не могу.
– Почему?
– Не хочу. Я устала.
– Так заскочи домой, передохни, прими душ, а вечерком приезжай на такси ко мне, я пиццу закажу, киноху посмотрим.
– Не хочу я пиццы и кинохи тоже.
– Это бунт что–ли, я не пойму твой бабский мозг? – он закипал и не понимал, почему я не соглашаюсь.
– Игорь, я устала от того, что между нами происходит. Я как корабль, который сел на мель – мне нет места ни в порту, ни в море, ни в твоей жизни. Оставь меня и не звони больше, – сказала я сиплым голосом.
– Я думал, мы понимаем друг друга и даем то, что нужно, – усмехнулся он. – Брось, малышка, это у тебя просто день плохой.
У меня не день плохой, а год. Аккурат, с того момента, как я с тобой познакомилась.
– Нет, Игорь, я все решила, – я посмотрела в его глаза. – Прошу тебя, если ты чувствуешь ко мне, хоть какие–то теплые чувства, сделай, как я попросила, отпусти меня и не звони больше, мне надо идти дальше.
Я сказала это, встала, взяла вещи и пошла к выходу как можно быстрее. Открыла в спешке дверь и столкнулась с кем–то, извинилась.
Мне надо было бежать отсюда как можно скорее. Я чувствовала, как моя броня сыпалась к ногам.
Вот бы сейчас на необитаемый остров, я как наркоман, у меня была ломка.
Шла по улице, размазывая тушь по лицу. Это нужно было оплакать. Он не сделал для меня ничего хорошего. Игорь никогда меня не поддерживал, не хвалил и не сопереживал. Я была бездушной куклой, которая всегда и со всем с ним соглашалась.
Не знаю, сколько я так бродила, 15 минут или два часа. Сама не заметила, как успокоилась, достала из сумки телефон и начала фотографировать набережную.
Мне нравилось делать фотографии своего города. Это было хобби, которое всегда успокаивало мою душу. На 18 лет родители подарили мне зеркалку, и теперь, моя галерея пополнилась фотографиями на профессиональный аппарат.
А еще мне нравилось прятаться за объективом. Так я могла подмечать нужные детали и неподдельные эмоции людей.
Сделав несколько фото, у меня зазвонил телефон.
– Привет, ма! – воскликнула я чересчур бодро
– Привет, родная, как дела, как опрос у твоего тирана?
– Ну какой же он мой, – я улыбнулась. – Он общий. Сдала, все хорошо, вот, иду как раз домой.
– А мы с папой к бабушке на дачу на все выходные собираемся, не хочешь с нами?
Поехать с родными, которые знают тебя как облупленную, держать лицо два дня, ни в коем случае не проронить ни слезинки, ну уж нет. Мне нужно было выдохнуть.
– Может быть на следующие выходные? Мы хотели завтра с Катюхой по магазинам пройтись, на улице так тепло становится, нужно прикупить одежды.
– Я так и думала,– с теплотой в голосе сказала мама. – Переведу тебе немного на шопинг.
Обожаю своих родителей.
– Спасибо, мамуль, много не переводи, у меня все есть вообще. Хорошо вам отдохнуть, папе и бабуле привет.
– Целую, дочка, от папы привет.
Окончательно успокоившись, оперлась локтями о перила на набережной и посмотрела на реку. Молниеносное желание, яркая вспышка и я уже звоню лучшей подруге.
– Кать?
– Ты где? Тебя долго нет, я переживаю, – отозвалась она на том конце провода.
– Всё, Кать.
– Что всё? Я не поняла.
– Всё – это всё. Больше так не могу. Ты права – эти отношения болото, и я тонуть в нем не хочу. Больше не хочу.
– Правда? – ахнув, спросила она.
– Да. Стою на набережной и понимаю, что сто лет не веселилась, – нарочито бодро сказала я. – Как насчет идеи сходить сегодня в клуб? “BarDuck” давно не видел наши трясущиеся булочки.
В ответ я услышала счастливый визг.