Лес тысячи фонариков

3

На следующее утро Сифэн проснулась в комнате, в которой они жили вдвоем с Нин. Некоторое время она лежала неподвижно, голова болела, и в ней роились обрывки тревожных сновидений, в которых Сифэн целиком проглотила змею. Девушка до сих пор чувствовала ее у себя в горле, ощущала, как змея, извиваясь, вызывая удушье, вползает в нее, и поэтому, когда Гума, хромая, вошла в комнату и поставила возле тюфяка дымящуюся чашку с бульоном, Сифэн вздрогнула и тут же попыталась сесть.

– Простите меня, я проспала. Что произошло прошлой ночью?

– Ты не помнишь, как упала в обморок?

Сифэн пронзила резкая боль чуть выше того места, где находится сердце, она оттянула вырез рубашки у горла и ахнула, увидев на коже ярко-красный крестообразный надрез. Это был след острого лезвия.

– Мне пришлось пустить тебе кровь, чтобы избавить от избытка наполнявшей тебя магии, – Гума повернула к себе ее голову – Ты и в самом деле не помнишь, что случилось?

– Я помню карту, которую вы мне показывали, – Шут, юноша, выглядевший как переодетая девушка – он… или она – мой враг. Гума кивнула, хотя в словах Сифэн не было вопроса.

– Но мне не скажут, кто она? И когда я ее повстречаю?

– Духи послали нам предостережение. Нам надо быть бдительными. Не доверяй никому, поняла? Ничто не должно стоять у тебя на пути, когда ты найдешь дорогу в ближний круг Императрицы.

Гума с трудом опустилась на стул и принялась внимательно рассматривать каждую черточку лица племянницы.

Сифэн часто казалось, что ее глаза, нос, рот были не частями целого, а отдельными объектами – имуществом, стоимость которого Гума оценивала так же, как она делала это с жемчугами, гребнями и шелками. Кто будет больше страдать, если девушка разобьет нос или получит ссадину возле глаза, – она или Гума?

– Во дворце ты будешь в большей безопасности, – в теткином голосе слышался тот же страх, что и при виде книги со стихами.

Сифэн вспомнила, как ночью видела Гуму, упавшую на колени, с простертыми в мольбе руками.

– Кто был тот человек, явившийся мне в видении?

Два слова возникли в ее сознании, но она не решилась сказать их вслух: Змеиный Бог.

Гума произнесла эти слова много лет назад, когда Сифэн пробудилась от ночного кошмара и описала свое сновидение.

– Лучше тебе о нем забыть, – Гума быстро переключилась на другую тему. – Духи с помощью карт всего лишь дают подсказки и наставления, но твоя судьба – в твоих собственных руках. Если Император не пришлет за тобой, придется идти во дворец самой.

Сифэн мелкими глотками пила бульон. Теперь, когда вокруг не было ароматов курений, мысль о том, что она может стать Императрицей, снова казалась смешной.

– Но, собственно, почему? – тут же спросила она себя. Благодаря Гуме Сифэн была прекрасно образована, получше любой аристократки, и к тому же обладала несомненной красотой.

– Я сегодня сама закончу работу над розовым шелком. Причешись, умойся и пойди подыши утренним воздухом. Ты очень осунулась, – неодобрительно произнесла Гума, шаркая к выходу. – И покрой голову от солнца. Мы не можем позволить тебе выглядеть как какая-нибудь деревенская девчонка с загорелой кожей, коли ты собираешься отправиться во дворец. Императрица и ее придворные дамы никогда не бывают на открытом солнце.

Потирая синяк на лбу и морщась от боли, Сифэн поднялась со своего тюфяка. Отражение в тазу с водой подтвердило, что вид у нее действительно был болезненный, так что, хорошенько умывшись, ей пришлось ущипнуть себя несколько раз за щеки, чтобы вызвать румянец. Согласно ожиданиям людей вокруг и, прежде всего, Гумы, она всегда должна была выглядеть красиво, а значит, следить за своей внешностью. Стоило бы ей однажды утром не умыться и не причесаться как следует, как ее тут же обвинили бы в лени и неряшливости.

Выйдя из дома и вдохнув прохладный весенний воздух, девушка почувствовала себя лучше. Промытое дождем небо сияло голубизной, и в городке царило оживление.

Живущая внизу пара распахнула двери своей чайной, и несколько посетителей уже сидели здесь, переругиваясь по поводу того, кто кому должен и правильно ли были сделаны ставки в игре. Снаружи курили двое сидящих на корточках стариков. Завидев Сифэн, они прервали разговор, с вожделением глазея на нее. Один из них высморкался прямо на мостовую, и она с отвращением отвернулась, но тут же ее взгляд натолкнулся на женщину, выливавшую содержимое ночного горшка прямо перед своим домом. Ее маленький сын едва успел увернуться, с визгом отскочив в сторону.

Сифэн направилась к площади, мысленно перечисляя вещи, которые ей не придется больше наблюдать, если удастся попасть во дворец. Список был длинный. В него входил помощник мясника, хромой и косоглазый, но, тем не менее, имевший наглость облизываться на нее. Жена аптекаря, часто лупившая свою девчонку-прислугу якобы за плохую работу, хотя все знали, что дело не в этом: аптекарь на нее заглядывается. Рассыльные, почесывавшиеся в неприличном месте, а затем запускавшие те же руки в чаны с мукой и рисом, которые продавали семьям для вечерней трапезы.

– Доброе утро, – с вожделением глядя на нее, произнес вышедший из бани человек. – Нос задрала, не здороваешься?

– Ты что, сдурел? – зашипел на него стоящий рядом приятель. – Хочешь, чтобы Вэй тебя прикончил?

Сифэн смотрела прямо перед собой, не отвечая на взгляды и вопросы. В иные дни она ничего не имела против оказываемого ей внимания. Но сегодня мысли были заполнены тем, что предрекли ей карты, поэтому хотелось побыть одной и обдумать все, держась подальше от городского люда и пристальных взглядов Гумы. Девушка свернула в сторону пологих холмов, окаймлявших край Великого Леса, сожалея о том, что у нее нет такого же, как у императорской наложницы, паланкина, в котором можно было бы спрятаться от чужих глаз.

Вскоре толпа стала редеть, теперь ей навстречу попадались лишь женщины, идущие от реки с корзинами стираного белья. На соседнем поле Сифэн увидела фехтовальщиков. Пришлось прикрыть глаза ладонью, чтобы разглядеть двоих сражавшихся мужчин, чьи мечи то и дело вспыхивали на солнце. Они остановились, поменялись оружием, а затем продолжили поединок, но уже медленнее. Девушка узнала ремесленника, на которого работал Вэй; возможно, он с заказчиком испытывал новый клинок. А это означало, что Вэй был где-то поблизости…

У Сифэн перехватило дыхание от увиденного. Он был обнажен по пояс, тело после фехтования лоснилось от пота. Могучие руки были испещрены черными следами от ударов раскаленного меча – Вэй требовал, чтобы кузнец наносил их ему, чтобы сравняться выдержкой с солдатами свирепых армий юга. Любая девушка пожертвовала бы ради него своей невинностью, но он принадлежал ей.

Его судьба переплелась с ее судьбой, и только с ее.

Девушка вышла на поле – ей хотелось дышать с ним одним воздухом. Вэй повернулся, чтобы быстро ответить кому-то рядом, и тут она заметила Нин.

С недавних пор Сифэн слишком часто замечала эти жесты со стороны девчонки: трепет опущенных ресниц, жеманно склоненная к плечу голова, движения кистей рук, прикрывающих зубы во время смеха. Вэй относился к этому пренебрежительно, но она держалась так, как будто они были уже почти влюблены друг в друга.

Сифэн вдруг показалось, что земля уходит у нее из-под ног, в ушах раздалось громкое шипение.

– Пожалуйста, не надо, – застыв, умоляла она, обратившись мыслями к событиям прошлой ночи, которые она не могла восстановить в памяти, – и о человеке-змее, которого она вспомнила. Она почувствовала нечто извивающееся в глубине своего тела, как будто тварь оборачивалась вокруг ее сердца, и внезапно ее охватил гнев.

Луг замерцал у нее перед глазами, появляясь и вновь исчезая, пока не превратился в болото, находившееся к югу от города. Возможно, это был мираж, но выглядело все как в реальной жизни. Она слышала хлюпанье болотной жижи у себя под ногами. Пахло сыростью, а возле ее лица кружилась стая комаров. Нин шла позади Сифэн, почти вплотную, и Сифэн вела ее к темной гнилой воде.

Тварь внутри нее обнажила ядовитые зубы в предвкушении жертвы. Сифэн казалось, что она видит блеск лишенных век змеиных глаз, словно составленных из бисера. О, это существо, тоже знало, что прячется в тумане среди тростника: рама из канатов, натянутых на крепкие кипарисовые ветви, и два ряда смертельно опасных деревянных зубьев. Каждый остро заточенный зубец был длиной с руку Сифэн от локтя до плеча.

– Остановись, – умоляла Сифэн, – я не хочу этого видеть!

Но то было непроходящее видение, а не сон, который можно стряхнуть с себя. И какая-то тайная часть ее души обрадовалась при виде западни, разинувшей свою крокодилью пасть в ожидании добычи. Сифэн склонилась, будто навстречу возлюбленному, отступив в сторону, чтобы подпустить Нин поближе; кожей она ощущала легкие прикосновения влажной травы. Через мгновение Нин наступила на канат, и западня резко захлопнулась. Все застыло вокруг, даже птицы замолкли.

Нин вскрикнула – или вопль исходил от твари? – и при виде ее растерзанных ног Сифэн охватили ужас и боль, но к этим чувствам примешивалось неприличное ликование. Она протянула трясущуюся руку к мешанине из плоти и белых костей, ощущая тепло, все еще исходившее от изуродованного девичьего тела. Внутри себя девушка услышала голос.

– Никогда больше она не посмотрит на то, что принадлежит нам.

– Нет, – громко простонала Сифэн.

– Никогда больше она не захочет того, чем владеем мы.

– Нет! – кричала она с колотившимся в груди сердцем.

Когда девушка подняла голову, болота больше не было. Она стояла на коленях посреди поля. Ее окружали мужчины с опущенными мечами в руках, женщины с разинутыми от удивления ртами и Нин с застывшим лицом и целыми, невредимыми ногами.

Вэй склонился над Сифэн, держа ее лицо в своих ладонях, и повторял имя возлюбленной. Та все еще не могла сказать ни слова, и тогда он молча подхватил ее на руки и понес прочь от потрясенной толпы.