Глава 2

В скиту работы оказалось много, настолько, что и размышлять было некогда. Но тише, уютней стало в душе. Никто его не превозносил, и не заставлял развивать свои «таланты», до которых послушнику по большому счету не было никакого дела. В скиту Григорий ощутил себя по-настоящему свободным. Он чувствовал безыскусность и настоящий смысл того, что делает. Особенно нравилось ухаживать за старичками, которые уже не могли о себе позаботиться. Даже ворчуны не раздражали послушника, он чувствовал, что делает, действительно, Божье дело. Любил он, и поговорить со старыми людьми, поспрашивать о прошлом, о войне. Так, бывало, заслушается Григорий старичка, и забудет про следующее послушание. Братья даже жаловались на него старцу, но тот ничего, не ругал.

Григорий скоро привык к экзотическому виду отца Герасима, и он начал казаться ему большим человеком. Витязем русским. Таким, какою была его душа. Необычным человеком оказался их старец, удивительно храбрым и твердым духом. Видя это, Григорий с каждым днем проникался все большим к нему уважением и доверием.

Именно к старцу и приходил Григорий плакать. Он каялся, что не может забыть свою жену, свою Анну. Эта неразумная женщина все стоит у него перед глазами и зовет за собой.

– Что делать, батюшка? – рыдал Григорий у старца в ногах, – как мне избавиться от этого греха.

Отец Герасим гладил его высохшей рукой по голове, и приговаривал:

– Ничего не делай, Гриша, не бери в голову, Бог управит!

Как-то брат Пантелеймон, с которым они пилили и складывали дрова, спросил:

– Гриша, а почему тебя до сих пор не постригли?

– Не знаю, – ответил он, отвлекшись от работы.

– Так чего же ты молчишь? Заслужил уже, заработал!

– А что мне говорить, разве мне это решать?

– Ну, а кому ж? Что о тебе все помнить должны? Подай прошение в канцелярию монастыря.

Так он и сделал. Оформил прошение на адрес монастыря и отдал его старцу.

Отец Герасим посмотрел на поданную бумажку, и сказал:

– Ты считаешь, что готов стать монахом?

– Как благословите…

– Хорошо, я пошлю эту бумагу в монастырь, после того, как ты вернешься.

– Вернусь куда? Вы меня отправляете обратно в монастырь?

– Нет, ты пойдешь, обустроишь мою «дачку» в лесу. Переживешь там зиму, весну, лето, а осенью вернешься и поговорим.

Про дачку эту Григорий был уже наслышан. Братья говорили, что так отец Герасим называет место в дремучем лесу, которое никто, кроме него не видел и не посещал. На этой «дачке», если верить монастырским преданиям, отец Герасим и просветлился Духом так, что теперь все знает, и насквозь всех видит. Как услышал Григорий, что он его на «дачку» посылает, так и усомнился в прозорливости старца. Туда же только крепкого монаха можно посылать, почти святого, а от послушника Гриши еще «миром пахнет». Думает ли отец, что делает?

Испугался за свои мысли, и понял, что как бы там не было, хочешь быть монахом – нужно слушаться.

– Отец, как же я найду в лесу дом?

– Я дам тебе карту и навигатор, не заблудишься и в темноте.

– Ну, уж по темноте то я не пойду, выйду засветло.

Ох, эта человеческая самонадеянность! Григорий подошел к месту, где начинался лес, когда сумерки уже объяли все небо, и оно утратило яркие краски. Светящиеся табло навигатора указывало направление. Послушник потянулся к боковому карману рюкзака и с трудом вытащил мощный фонарик. Луч осветил чащу: заросли тонких изогнутых деревьев, кустов, и пожухлую листву, устилающую землю под ними. Он еще раз протянул руку к рюкзаку и достал топорик.

Фонарь надел на лоб, в левую руку взял навигатор, в правую топорик и шагнул в лес. Пробирался осторожно, ощупывая ногами неровности почвы, и прорубая себе путь через кустарник. Стало совсем темно, зато не беспокоил ветер. Григорию было даже жарко, он чувствовал, как сильно бьется сердце, отдаваясь глухими ударами в висках, как стекает по спине пот. Он дергался и подпрыгивал от каждого звука, скрипа собственных сапог, звука обломавшейся ветки, даже от собственного свистящего дыхания. Он старался не думать и молиться. Длинные молитвы не выходили, путались. Получалось только «Господи, помилуй», эти слова Григорий начал повторять в слух все громче и громче. Чем глубже Григорий пробирался в лес, тем больше понимал, что ему откровенно страшно. И его мозг перестает понимать, что ему, Грише, хорошему парню, веселому сисадмину, любящему мужу и отцу приспичило ночью в зимнем дремучем Белорусском лесу? Месте, где обитают дикие кабаны и волки. Это их дом! А ему тут делать нечего, ему место дома перед компьютером. Григорий был близок к панике, он перестал кричать молитву, так как боялся звука собственного голоса, из его уст раздавался только свистящий шепот умолявший: «Господи, помилуй мя грешного!».

Наконец, он заметил, что прибор указывает окончание пути. Два кружка он и искомый объект совпали. Григорий остановился и оглянулся. Вокруг были густые кусты, никакого признака дома. Вот теперь к горлу стал подступать настоящий ужас. Григорий прекрасно понимал, что пути назад нет, если он пойдет сейчас, то непременно замерзнет в дороге. Даже если опять преодолеет этот кошмарный лес, то замерзнет в поле, тем более, что он так устал, что не в силах сделать и шага. Гриша понял, что попал в серьезную передрягу, он в растерянности сделал шаг вперед, почва ушла из-под ног, и путник покатился с пригорка, царапая лицо о ветви кустов, фонарик погас, но он крепко держал его в руках. Когда Григорий, наконец, перестал катиться и включил фонарик, то понял, что путешествие, по крайней мере, пока, завершилось благополучно. Перед ним не что иное, как «дачка», и, если бы было светлей, он бы сразу ее увидел.

Это был обычный грубый деревянный сруб. Похоже, что его, правда, построил один человек. Дверь оказалась не заперта, замка не имелось. Внутри было холодно и неуютно. В дальнем углу халабуды Григорий заметил очаг. Около него стояли два бревна, вероятно, служившие столом и стулом, все остальное убранство составляли разбросанные полуистлевшие тряпки. Находка дома открыла Григорию второе дыхание. Он резво набросился с топором на стол и стул и быстро все это разрубил, очистил очаг, наполнил его обрубками и полил из припасенной бутылочки зажигательной смесью, завершили композицию тряпки, собранные по всему дому и сложенные в очаг. Возле очага весьма кстати стоял, прислоненный к стене железный штырь. Григорий использовал его по назначению – проверил дымоход, и только убедившись, что все в порядке, поджог камин.

В эту ночь он спал без сновидений. Только разобравшись с очагом, разложил спальный мешок, влез в него и захрапел, однако проснулся еще до рассвета, погасший камин остывал, а во все щели сруба дул холодный зимний ветер, задувая куцый пока что снежок. Григорий понял, что спать ему пока некогда. Он быстро оценил объем работ: замазать щели, заготовить дров, смастерить мебель, приспособить очаг для готовки пищи, утеплить пол, устроить хранилище для запасов еды, найти источник воды, и, наконец, сделать засов, так все— таки уютней будет.

Загрузка...