Летучие образы

ГЛАВА 31

Каролина торопливо шагала по солнечной стороне Третьей авеню, потому что неожиданно подул холодный ветер, и в осеннем воздухе почувствовалось дыхание зимы. Не обращая внимания на проезжающие машины, она порывисто шла, опустив голову, и хорошенькое озабоченное лицо пересекала морщинка тревоги.

Финансовое положение «Имиджиса» неожиданно оказалось настолько тяжелым, а Джесси-Энн так поглощена проблемами личной жизни, что не с кем было обсудить проблему сложившегося кризиса. Даная была где-то в Кицбюэле, или Гренландии, или Вайоминге, делая новую серию фотографий Галы, но как бы там ни было, мрачно думала Каролина, она ничем не смогла бы помочь. Даная парила в небесах творчества и оставляла все деловые решения за ними. Ко всему прочему, последние два дня не выходила на работу Лоринда… Она даже не позвонила, чтобы сказать, когда появится, и Каролина думала, что она слишком больна, чтобы добраться до таксофона. Забавно, но у Лоринды не было телефона на крайний случай, такой, как этот.

Усмехнувшись, Каролина вступила на полосу движения, когда переключился свет светофора, и ждала, пока проедет грузовик с овощами, который медленно прокладывал себе путь, и не обращала внимание на судорожные сигналы и громкие ругательства, посылаемые ей. Какого черта, пусть они подождут!

Она размышляла о том, сможет ли Джесси-Энн не счесть ее бесчувственной, если она позвонит ей в отель, чтобы обрисовать финансовое положение «Имиджиса»? В конце концов, Харрисон был главной фигурой в этой ситуации. Дело в том, что счет Ройлов всегда выставлялся и оплачивался мгновенно, но теперь был просрочен уже два месяца. И когда бы она ни звонила спросить об отсрочке, она получала пространные объяснения. Это было не похоже на Харрисона, и в конце концов, он был виновной стороной, поэтому не имел права вымещать свой гнев на «Имиджисе». Она до конца не верила, что он имеет к этому отношение, и теперь, когда размышляла об этом, стала подозревать вездесущую Рашель Ройл в том, что она использует свое влияние на бухгалтерский отдел. Эти старые сотрудники работали еще при ее муже и очень хорошо относились к Рашели. И все же, тревожно думала она, нельзя звонить Харрисону и говорить с ним об этом. Джесси-Энн никогда не простила бы ее.

Келвин разговаривал по телефону в спальне.

— Привет! — поздоровалась Каролина, бросая кейс, в котором покоились последние доказательства финансовой катастрофы «Имиджиса». Затем на стул полетели пиджак и сумочка. Сбросив туфли, она прошла в спальню, ласково улыбнувшись Келвину, который, растянувшись на кровати, мягко мурлыкал в трубку.

— Ладно, дорогая, мне надо идти, — сказал он, когда Каролина направилась в гостиную, наклоняясь, чтобы взять кота, который с мяуканьем шел за ней.

— Сластена, — прошептала она в его теплый серый мех. — Тебе от меня нужна только еда…

— Привет, малыш! — Келвин обнял ее, целуя в волосы, и кот, испугавшись, мгновенно подняв уши и выпустив коготки, спрыгнул с ее рук.

— О! — воскликнула она, вытягивая руку и рассматривая царапину и выступившую кровь. — Ты испугал его, Келвин!

— Извини… Давай продезинфицируем. — Он быстро провел ее в ванную комнату, и в шкафу среди прочих медикаментов нашел антисептик и замазал царапину.

Каролина наблюдала за ним, раздумывая, кого это он только что по телефону назвал милой?

— Все в порядке, Кортни, ты будешь жить. А как насчет бутылки шампанского? Ты выглядишь так, что тебе следует выпить. Что произошло? В «Имиджисе» обвалилась крыша?

— Можно сказать, что да, или, по крайней мере, я думаю, это скоро произойдет, — вздохнула Каролина.

Наклонив голову набок, Келвин рассматривал ее печальное лицо.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет. Спасибо. Но шампанское — это великолепно. — Вернувшись в гостиную, она устроилась на софе, поджав под себя ноги и уютно подперев подбородок рукой.

— Шампанское сейчас будет, дорогая, — сказал Келвин, направляясь в кухню.

Резко зазвонил телефон, и она раздраженно посмотрела на него. Ни с кем, ни с кем ей не хотелось говорить по телефону, Кроме Джесси-Энн, конечно.

— Алло!

— Здравствуйте, можно Келвина?

Голос был женский, не знакомый Каролине.

— Это тебя, — сказала она, бросив трубку на софу. Келвин лениво вернулся в комнату, взял трубку и сел в огромное кресло у окна.

— Да, — сказал он, а потом: — Это опять ты! Дорогая, разве я не просил тебя не звонить? Да, я знаю… Конечно, я тоже…

Повесив телефон на плечо, он встал и ходил, измеряя пространство между ковром и окном.

Каролина наблюдала за его смуглыми босыми ногами, которые шлепали взад и вперед, и уже не притворялась, что не слушает. Чутье подсказало ей, что этот разговор касается и ее, и неожиданно ее надежный мир дрогнул.

— Конечно, да, дорогая, — говорил Келвин, — но ты знаешь, как обстоят дела… Ну, давай же не будем так… Да, я тоже. Извини, дорогая, ты не обижаешься? Конечно, в любое время. Пока.

Бросив трубку в углубление телефонного аппарата, он отправился на кухню. Ощущение тисков внизу живота превратилось в боль. Может, она просто глупа и надеялась, что все-таки ошибалась, но для нее разговор звучал так, словно Келвин разговаривал с кем-то, кого он очень хорошо знал. Очень близко было бы правильным словом, чтобы охарактеризовать интонацию. «О Боже!» думала она, крепко прижав руку к животу, она надеялась, что ошибалась…

— Иди сюда, дорогая, — позвал Келвин, выходя из кухни с наполненными бокалами. — Шампанское — самое лучшее средство, чтобы взбодрить тебя и всех уставших от работы людей.

— Чашка чая тоже известна тем, что творит чудеса, — отстраненно ответила она, избегая соблазна задать вопросы, которые дрожали у нее на губах.

— Итак, что нового в «Имиджисе»?

Он даже не собирался ничего говорить об этих двух телефонных звонках, он вел себя так, будто их просто не было. Каролина молча смотрела в свой бокал.

— Эй, Кортни, не может же все быть так плохо, — сказал он, беря ее руку и сжимая. — Нет ничего, что нельзя было бы поправить!

— Похоже, что у меня больше проблем на сегодня, чем я считала, — взорвалась она неожиданно. — Кого, интересно, ты называл «дорогая» по телефону, Келвин Дженсен?

Он с минуту пристально смотрел на нее, не отвечая, потом сказал:

— Кортни, это совсем не относится к тебе.

— О, а почему не относится ко мне? Разве я не живу здесь с тобой? Кортни и Келвин — счастливый дуэт? Тогда кто же «дорогая»?

— Она не имеет для меня никакого значения, Кортни. Просто девушка, которую я знаю… знал…

— Тогда, в прошлом? — Луч надежды засветился в ее глазах, но Келвин колебался.

Это смешно, думала она, что изо всех качеств, которые она ценила в Келвине, больше всего ей нравилась его прямота и откровенность. Келвин всегда говорил то, что думал…

— Слушай, дорогая, зачем мы начинаем все это? — наконец-то сказал он. — Я же сказал тебе, что она ничего для меня не значит.

— Ничего? Как это может быть — ничего? Она сегодня уже дважды звонила тебе! Может, она хочет приехать и остаться, как это делают старые друзья? — Каролина смотрела на него, кусая губы, чтобы не расплакаться. Неожиданно ей захотелось очутиться где-нибудь в другом месте, где угодно, только не здесь, говорить эти слова мужчине, которого она любила…

— Кортни, послушай, она никто, просто девушка, модель… Она была на съемках «Викинга» в Швеции…

— В Швеции? Но съемки «Викинга» были всего две недели назад, даже меньше — может быть, дней десять.

— Ничего не было, дорогая, она ничего для меня не значит… Она просто милая девушка, и думаю, что сегодня она чувствовала себя немного одиноко, потому и позвонила мне.

— Так, как делала это в Швеции? Келвин угрюмо посмотрел на нее:

— Я уже сказал тебе, что она для меня ничего не значит. Ты знаешь, как это бывает на выездных съемках — теряется ощущение времени, реальности… Всегда так одиноко, Кортни! Между людьми что-то происходит! Но никто не относится к этому серьезно… Это не имеет значения… это просто… развлечение.

Каролина осторожно поставила полный бокал, высоко вздернув подбородок, чтобы слезы не побежали по лицу. Затем она встала и пошла через комнату, взяв туфли из угла, куда она бросила их.

— Эй, Кортни… дорогая, прости меня. Но я говорю тебе, что ничего не было. Черт возьми, Кортни, почему тебе понадобилось спрашивать меня! — Келвин рассерженно смотрел на нее, а она тоже смотрела на него, ослепленная слезами, которые теперь безостановочно текли по лицу.

— Черт возьми, а почему тебе нужно рассказывать мне? — сквозь слезы спрашивала она. — Мог бы притвориться. Мог бы придумать какое-нибудь оправдание… О, ты идиот, Келвин Дженсен! Я ненавижу тебя! — Она со всей силы ударила его ногой, направив тяжелый удар на голень.

— Боже! — Келвин отпрыгнул, потирая ушибленную до синяка ногу. — Для чего ты это делаешь, Кортни?.. Подожди минуту…

Когда она направилась к нему, он инстинктивно зашел за софу.

— Ну же, Кортни, это ничего, уверяю тебя, ничего не значит, дорогая. Я люблю тебя… Теперь посмотри, что ты сделала с нашим чудесным, мирным вечером…

— Что я сделала? Боже мой! — Охваченная отчаянием, гневом и болью, Каролина посмотрела на него, ища глазами, что можно было бы швырнуть, но единственное, что было под рукой, это хрупкая фарфоровая ваза с превосходными желтыми розам, которые он всегда покупал ей. Она не могла позволить себе швырнуть эту вазу, но, черт возьми, ей хотелось, чтобы ему было так же больно, как и ей… Только посмотрите на него в кашемировом свитере и белых брюках… Подарок Господа одиноким моделям… Неожиданно она поняла, что ей делать. Развернувшись на каблуках, она прошла в спальню. Встроенный шкаф был набит одеждой, спортивным инвентарем, на три четверти принадлежащими Келвину. Дотянувшись, Каролина сняла его кожаный пиджак от Версаччи, дюжину костюмов от Армани, плащ от Джанфранко Ферре, запихивая это в огромный баул, потом сверху швырнула ботинки от Гуччи.

Одним взмахом руки она очистила полку от небольшого количества кашемировых свитеров, засунув их поверх ботинок, и, сев сверху, с усилием застегнула «молнию». И, щелкнув замками, победно посмотрела на Келвина, который стоял в дверях и удивленно взирал на нее.

— Кортни? — вопрошал он. — Что происходит? Что ты делаешь с моей одеждой?.. Эй, ты ведь не думаешь выбросить меня на улицу, ведь нет? Потому что, если собираешься это сделать, предупреждаю, что я не уйду…

Постанывая под тяжестью баула, Каролина потянула его через холл. Она открыла дверь и перетащила баул через порог, а потом обернулась, чтобы взглянуть на Келвина последний раз, прежде чем захлопнуть дверь перед его носом. Гнев придавал ей силы, когда она тащила к лифту тяжелый груз, нетерпеливо нажимала на кнопку вызова, пока дверь не открылась.

«Я знаю, что собираюсь делать», — зло думала Каролина, втаскивая баул внутрь. Она точно знала, как отомстить Келвину.

— Кортни, подожди… Эй, что происходит? — Келвин вскочил в лифт, когда двери уже закрывались. — Дорогая, что ты делаешь? Куда ты собралась с моими вещами?

Каролина смотрела прямо перед собой, не обращая на него внимания, про себя поторапливая лифт. Вместо этого он с легким звоночком остановился, и вошла очень интересная пожилая чета. Они с любопытством смотрели на заплаканное лицо Каролины, а потом их внимание привлек огромный баул, откуда торчали рукава и штанины. Женщина обратила свой взор на Келвина, пристально глядя на его ноги. Он проследил за ее взглядом, соображая, что же было не в порядке, что так заинтересовало ее.

— Ну, — сказал он, выдавливая из себя кислую улыбку, — боюсь, что я забыл надеть ботинки. Неважно, в этом чемодане полно обуви, но единственно, что мне нужно сделать, это убедить даму выдать мне хотя бы пару.

— Не похоже, что ты думаешь, что это будет легко, сынок, — заявил мужчина, Подмигивая Каролине, когда лифт остановился и они выходили.

— Позволь помочь тебе! — воскликнул Келвин, когда Каролина принялась сражаться с тяжелым баулом.

— Не прикасайся ко мне, уйди! — закричала она. Он отступил назад, пораженный ее гневом.

— Кортни, это на тебя не похоже! — кричал он, когда она проходила через вращающиеся двери на тротуар. — Это не та спокойная, уравновешенная, логичная, красивая Каролина Кортни, которую я знаю.

— Да уж, это точно, — огрызнулась она, останавливая такси и затаскивая внутрь баул.

— Куда мы едем? — требовательно спросил Келвин, держа дверцу открытой.

— Ты, Келвин, — ответила Каролина, захлопывая дверь, — никуда не едешь.

— Боже, Кортни, я не успеваю, — взмолился он, перебирая ногами, в то время как прохожие оборачивались, смеясь.

— Куда, мадам? — Лицо водителя такси было совершенно равнодушным, он не собирался быть вовлеченным в семейный конфликт.

— Риверсайд-драйв, — сказала она, отворачиваясь от молящего лица Келвина в окне.

Келвин, не веря своим глазам, смотрел, как отъезжает такси, а потом остановил другое.

— Поезжайте за этим такси! — закричал он, запрыгивая в машину и захлопывая дверь.

— Вы серьезно? — Водитель с тревогой посмотрел на него.

— Конечно, серьезно, черт возьми, там моя девушка со всей моей одеждой!

— Она могла оставить вам, по крайней мере, хоть пару ботинок, — проговорил водитель, сочувственно глядя на его босые ноги. — Хорошо, приятель, мы сделаем это… Мне всегда этого хотелось. Вы знаете, никто раньше не просил меня догнать машину. Разве не забавно? Никто во всем Манхэттене! Можно подумать, что никто не смотрел такие фильмы…

— Поезжайте! — взревел Келвин, наклоняясь вперед и стараясь в потоке машин найти ту, в которой ехала Каролина. — Риверсайд-драйв! — радостно вспомнил он.

— Хорошо, Риверсайд, это просто… Мы приедем туда до того, как они доберутся… — Поставив ногу на педаль газа, водитель прорывался через поток движения. Довольная усмешка блуждала по его лицу.

Каролина смотрела на поток машин, выбирая место, где удобнее остановиться.

— Водитель, остановитесь, пожалуйста, здесь, — повелительно произнесла она.

Водитель затормозил у тротуара и с беспокойством посмотрел на нее.

— Вы уверены, что хотите сделать это, леди? Бедняга определенно волнуется за вещи.

— Этот бедняга, как вы называете его, — злобный, двуличный обманщик. Я ненавижу его, — отозвалась Каролина дрожащим голосом.

— В таком случае, — вздохнул водитель, выбираясь из такси, — разрешите помочь вам с этим баулом. Он слишком велик для такой малышки, как вы.

— Спасибо. Вы очень добры.

Он поставил баул рядом с ней на тротуар, и Каролина сунула ему в руку десятидолларовую купюру.

— Эй, леди, а как же сдача? — закричал тот, когда она, подняв баул, потащила его вниз по улице к месту, которое выбрала еще раньше.

— Оставьте себе.

Качая головой, он встревоженно смотрел, как она остановилась у парапета и смотрела на реку… Не собирается же англичанка броситься в реку?

Машина Келвина заехала на тротуар, завизжали тормоза, и он выскочил из машины.

— Кортни! — взмолился он. — Дорогая, не делай этого! Наклонившись, Каролина открывала баул.

— Смотри, Келвин, — позвала Каролина. Схватив охапку дорогой одежды, она швырнула ее через парапет в реку. Затем, прихватив полдюжины пар ботинок от Гуччи, бросила их вслед.

Келвин остановился на полпути, удивленно глядя на нее. Водители такси наблюдали за ними.

— Боже, — сказал один из них, закуривая, — я всегда думал, что англичане — спокойные, милые люди… Такие, как ее высочество.

Каролина запустила кожаный пиджак от Версаччи в реку, за ним последовало полдюжины свитеров.

— Посмотри-ка на это, — прокомментировал другой водитель. — Она выбрасывает весь гардероб этого бедолаги в реку, даже оставила его разутым, беднягу.

Келвин бросился вперед и, ступив на камни тротуара, поморщился. Доковыляв до реки, он широко раскрытыми глазами смотрел на Каролину и на реку. Его пиджак плавал по коричневой поверхности с раскинутыми рукавами, как руки у отдыхающего пловца, а костюмы и свитера намокшими комками шерсти плыли вниз по течению. Одинокий ботинок, как маленький эскимосский каяк, качался на волнах, словно готовясь к гонкам.

Каролина захватила еще одну охапку одежды, стараясь перекинуть ее через парапет.

— Постой, позволь мне, — вежливо сказал Келвин. Взяв одежду из рук Каролины, он наклонился и бросил ее в воду.

Каролина взглянула на него, затем на одежду, плывущую по реке.

— Келвин, ты выбросил свой любимый костюм от Армани!

Он кивнул, наблюдая, как предметы его гардероба плывут по реке.

— Я знаю, — он обернулся, чтобы посмотреть на нее. Глаза Каролины покраснели и опухли, каштановые кудри растрепались. Она была самой красивой девушкой, какую он когда-либо видел.

— Это неважно, — сказал он. — Они ничего для меня не значат, Кортни. Это только одежда. Единственное, что волнует меня в этом мире — это ты, и если ты когда-нибудь покинешь меня, думаю, что захочу последовать за своей одеждой — в реку. Прости меня, Кортни, я не хотел сделать тебе больно. Я люблю тебя. И только тебя.

— О, Келвин! — Она очутилась в его объятиях, он целовал ее, весь ее гнев пропал, и этот жест, когда он выбросил свои самые дорогие вещи, был как очистительное кровопускание, которое подтверждало, что в конце концов ничто не имело значения. Больше ничто не имело значения — ни модель из Швеции, ни какая-то другая модель — они любили друг друга.

Водитель такси присвистнул:

— Вы когда-нибудь видели Лорен Бокалл в этом фильме с Богартом? Или, подождите минутку, или это была Ингрид Бергман? Вы помните, тот, где она садится в самолет и покидает его? Так я хочу сказать, приятель, что это лучше, чем в том фильме! — Усмехаясь, водитель окликнул: — Эй, ребята, вы едете домой, или как?

— Кортни, мы едем домой? — спросил Келвин, все еще целуя ее.

— Куда же еще? — прошептала она с закрытыми глазами. Обернувшись еще раз, чтобы взглянуть на одежду, плывущую по реке, Келвин начал смеяться:

— Только посмотри, что ты наделала, сумасшедшая женщина! — воскликнул он со смехом. — Ты сумасшедшая, и я люблю тебя! Говорю тебе, что мы можем начать сначала!

В одно мгновение он забросил баул с оставшейся одеждой в реку. Они перегнулись через парапет, корчась от хохота, а поджидающий их водитель в удивлении почесывал голову.

— Сумасшедшие, — задумчиво определил он. — Кто это был — Ноэль Ковард? — который сказал, что англичане — сумасшедшие?