Леве (ЛП)

Глава 4

Дождавшись, когда вампир исчезнет в квартире, Леве расправил плечи и вышел со двора.

Bien. Нет больше Мистера Хорошего Парня. Сестра и кузен застали его врасплох. Теперь, когда он полностью готов, никто не остановит его на пути к цели. Ничто не пошатнет его решимости.

Ах, правда ему пришлось «позаимствовать» маскировочный амулет, который он заприметил лежащим на полке у Валлы, пока она готовила чай. Крошечный кусочек золота, теперь висел на кожаном шнурке у него на шее, делая его невидимым для всех, кроме самых могущественных ведьм. На этот раз никто не ощутит его приближения.

Выпятив грудь и распахнув крылья, Леве взмыл в воздух и, паря над городом, направился к Латинскому кварталу.

Это было… потрясающе.

Несмотря на то, что он путешествовал по всему миру и видел самые выдающиеся достопримечательности, там и близко не было ничего прекраснее ночного Парижа.

Наконец, добравшись до своей цели, Леве осторожно приземлился на окутанной сумерками улочке, изучая готическую церковь, которая располагалась всего в паре кварталов от Сены.

Построенная в шестом веке на месте, где жил и молился отшельник, церковь Сен-Северен имела форму длинного узкого зала. В ней была башня, наряду с богато украшенными колоннами и высокими в романском стиле дверными и оконными проемами.

Туристы приезжали сюда полюбоваться готической архитектурой или прогуляться в садах, или даже насладиться чудесным греческим ресторанчиком ниже по улице. Но самым примечательным были, конечно, горгульи, что веками несут здесь свою стражу.

В часы дневного света все горгульи обращались в камень. В отличие от Леве, большинство из них были способны изменять свою форму, а значит даже самый огромный из демонов мог уместиться на стене здания. Где же лучше всего прятаться от людей, как не на виду?

А ночью они выходили погулять.

Грабить и крушить, и создавать себе репутацию в демонском мире. Обычно они не трогали людей…

Обычно.

Сознавая, что пытается отстрочить неизбежное, Леве расправил плечи и направился в церковь. Он не остановился полюбоваться мирною красотою нефа, вместо этого направился прямо к бревенчатой двери, которая открывалась в сад, который однажды был кладбищем.

Он здесь с определенной целью. И почему вдруг эта цель стала такой чертовски важной…

Он резко потряс головой.

Ух, этот вопрос лучше оставить на будущее.

Минуя галереи, которые были реконструированы во славу средневековья, он направился в самую глубь сада. Наконец добравшись до места, он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Только морально подготовившись, он шагнул сквозь иллюзию, скрывающую древнее каменное строение.

Леве скривился.

Дом, милый дом.

Поднимаясь вверх по лестнице, которая вела к двери, он почувствовал знакомое ощущение мрачной тоски в сердце, за которым следует горькое чувство предательства.

Не было никаких радостных воспоминаний, чтобы облегчить его возвращение. Нет чувства покоя.

Детство у него проходило в несчастной борьбе за выживание среди своих жестоких братьев и сестер. Ох, и в последний раз, когда он видел свою мать, она пыталась убить его.

Вряд ли воссоединение семьи можно назвать счастливым.

Достигнув двери, он не был удивлен, что она не заперта. Какой демон может быть настолько глуп, чтобы войти в логово главы горгульего гнезда?

Он шагнул в просторную комнату с высоким потолком, в ней было как раз достаточно места, чтобы любой горгулья мог расправить свои крылья.

Полы были сделаны из твердой древесины и на ней были оставлены глубокие следы пятидюймовых когтей его матери. И прямо под потолком были широкие окна, из которых открывался вид на ночное небо.

В остальном интерьер напоминал кошмар из Арабских Ночей.

Стены окрашены в малиновый цвет, золотые и черные шелковые подушки были свалены на пол посередине комнаты и рядом стоял огромный кальян.

Леве никогда не был точно уверен, какой была фантазия его матери: быть шейхом или девушкой из гарема.

И это незнание единственное, что удерживало его от терапии.

— Так это правда, — женский голос прогремел в воздухе, пол содрогнулся под тяжестью приближающейся горгульи. — Блудный сын вернулся.

Леве замер.

Он не убежит. Он не убежит. Он не убежит.

Выпрямившись, он сорвал с себя амулет, очевидно лишенный своей силы защитой, что окружала логово.

Его мать была никем иным, как деспотом. И жестоким.

Чрезвычайно, невероятно жестоким.

Эта мысль промелькнула в его голове, пока взгляд поднимался все выше по массивным ногам, с чрезмерно развитой мускулатурой, которые были покрыты серой кожей, напоминающей о рептилиях. Длинный, на удивление тонкий хвост обвивался вокруг ступней, которые оканчивались когтями. Его взгляд переместился к мощному телу его старой доброй матушки, которое стало даже шире чем, когда он в последний раз ее видел, с огромными кожистыми крыльями, которые распростерлись на десять футов в стороны от ее спины. Еще выше, а вот и лицо Берты — идеальный пример красоты горгулий.

Короткая толстая морда. Маленькие серые глаза, взирающие на мир из-под густых бровей. Пара клыков, достаточно больших, чтобы называться бивнями, виднелись из-под ее верхней губы, достигая заостренного подбородка. А на макушке ее огромной головы росли парочка острых рогов, что были так отполированы, что сияли в свете свечей.

Леве скривил губы в улыбке.

— Bonsoir, maman. Ты выглядишь… — Он позволил своему взгляду спуститься вниз к ее огромному туловищу. — Хорошо откормленной.

Берта пожала плечами. В отличие от большинства женщин, у горгулий не было проблем с лишним весом. Их философия была: чем больше, тем лучше.

— Грегор оказался разочарованием, поэтому я полила его прекрасным розмарином и чесночным соусом и поджарила на открытом огне, — сказала она с легким французским акцентом. — Он оказался гораздо более удовлетворительным, как обед, чем когда-либо был в качестве любовника.

— Очаровательно. — Леве проигнорировал злобный взгляд, который его мать бросила на его прекрасные фейские крылья. — Ты и моего отца съела?

— Не будь отвратительным, — зарычала женщина. — Я не каннибал.

Леве ничем не выдал своей реакции.

Горгульи не отличались от большинства демонов. По желанию они брали в любовники особей из других фракций, хотя в период жажды обычно выбирали горгулий. Полукровки не были чем-то неслыханным, но все же они были редкостью.

Тот факт, что его мать всегда отказывалась называть имя его отца, привел к тому, что Леве решил, что его происхождение было еще одним источником позора для семьи.

— Итак, моим отцом был горгулья?

Берта фыркнула, к счастью не подозревая, как много эта информация значит для ее сына. Если бы она знала, что это может быть орудием для причинения ему боли, то не колеблясь, использовала бы его.

— Что за странный вопрос?

— Скорее, очевидный, как я думаю. — Он продемонстрировал свои чахлые ручки. — Только взгляни на меня.

Берта рассержено прищурилась.

— Твой отец был внушающим страх воином, который произвел на свет множество сыновей, которыми он не мог не гордиться.

Хвост Леве дернулся. Он не знал, что дала ему эта информация: удовлетворение или разочарование.

Он был достаточно демоном, чтобы гордиться тем, что его отец пользовался признанием среди горгулий. Линии крови всегда были важны. Но столетиями он возлагал вину за то, что стал уродцем среди горгулий на своего отца. На кого же теперь возлагать за это ответственность?

— Тогда что случилось со мной? — потребовал он.

Берта презрительно фыркнула.

— Ошибка природы.

Леве мрачно притворился, что ее слова не ранили его.

— Или, может, твоя родословная не так чиста, как ты думала?

Тонкий дымок показался из ее широких ноздрей. Берта была одной из редких горгулий, что могли дышать огнем. Чем конечно и объяснялся ее статус дожа.

— Скорее, проклятье богов, — возразила она, ее серые глаза сияли ненавистью. Ненавистью, которая в детстве причиняла Леве гораздо больше страданий, чем самые ужасные побои. — Меня предупреждали, что нужно было снести тебе голову, едва ты родился. — Она взмахнула своими огромными крыльями, едва не отправив Леве кувырком назад. — К несчастью, я оказалась слишком мягкосердечна, чтобы последовать мудрому совету.

Леве прыснул со смеху, отказываясь признавать ощущение признательности после многовекового чувства предательства.

— Мягкосердечной?

— Qui.

Берта переместила свои немалые габариты на атласные подушки, ее крылья распластались по полу, а хвост обвился вокруг ног.

Она смотрела на него с показным безразличием, но Леве не был дураком. Она может, и выглядела огромным неуклюжим колоссом, но могла двигаться со скоростью гадюки.

— Я позволила тебе жить, надеясь, что ты преодолеешь свое уродство и вырастешь принцем достойным стоять рядом со мной. Ты должен быть благодарен.

Благодарен.

Слово эхом отозвалось в Леве, резко преобразовав боль, которой он клялся больше никогда не чувствовать, в порыв ярости.

— Благодарен за что? Я провел все детство, подвергаясь издевательствам своих родных.

Его мать пожала плечами.

— Ты ожидал, что с тобой будут нянчиться как с человеческим ребенком?

Он проигнорировал ее насмешку.

— А когда я, наконец, подрос, то стал мишенью каждой горгульи, что считала забавным бросить меня в бойцовскую яму, и посмотреть, как много демонов смогут выбить из меня дерьмо, прежде чем я отключусь, — прошипел он.

Берта в замешательстве нахмурила брови.

— Дер…

Она издала звук, по-видимому, выражавший нетерпение.

— Ой-ля-ля. Твои внутренности, ты смешон, мелкий вредитель.

Леве отмахнулся от ее резких слов.

— Ты ничего не сделала, чтобы защитить меня.

— Только сильные выживают в нашем мире.

Леве уперся кулаками в бедра.

— И это твое извинение за то, что попыталась убить меня, когда я достиг половой зрелости?

Она провела когтем по алой подушке, не выражая и капли сожаления.

— Стало очевидно, что ты абсолютный урод. Моим долгом было избавить гнездо от такого слабака. Каждый дож понимает необходимость обрезать сухие ветви от семейного древа.

Достаточно.

Он пришел сюда не затем, чтобы разбираться со своей травмой детства. Он может и бессмертен, но даже вечности будет недостаточно, чтобы поработать над его проблемами с матерью.

Пора было приступать к делу.

— А что, если я доказал, что представляю из себя нечто большее, чем сухую ветку? — бросил он вызов. — Что я принц в самом истинном значении этого слова?

— Невозможно.

Уловив и ожидаемое презрение, Леве не был готов к неловкости, что осветила грубые черты лица его матери. Словно она испугалась того, что он мог сказать. И он, конечно, не был готов к языкам пламени, что метнулись в его сторону.

— Sacrebleu, — закричал он, укрываясь за любимым марокканским сундуком его матери. Она никогда не подожжет верблюжью кожу, инкрустированную таким количеством драгоценных камней, что это сокровище могло бы конкурировать с королевскими. — Что ты делаешь?

Она стояла на ногах, ее хвост подергивался в неразумном приступе ярости.

— Заканчиваю то, что начала, когда ты был молод.

Леве присел за сундуком. Merde. Все могло бы пройти и лучше. Пришло время применить его единственное оружие.

— Я требую трибунала, — сказал он дрожащим тоном.

Трибунал был горгульим эквивалентом народного суда. Или пиратской ставки.

— Отказано.

Еще одна вспышка огня, почти подпалила кончики его низкорослых рогов. Леве плотно обнял свое дрожащее тело крыльями. Это он однажды сказал, что вампиры были самыми неразумными существами, которые ходили по этой земле?

Он явно задолжал Вайперу и Стиксу, а также остальным кровопийцам извинения. Но это не означает, что они когда-нибудь услышат их из его уст. У него есть гордость. Даже если она немного подпалена.

— Ты не можешь отказать мне, — сказал он, когда огонь потух. — Я — чистокровный горгулья несмотря на мои… уродства.

— Я изгнала тебя.

Леве был подготовлен к этому.

— Ах, но я принц. — Он выглянул из-за угла, встречаясь со взбешенным взглядом матери. — Особы королевской крови, могут потребовать слушания в независимости от их приговора.

Берта была вынуждена заколебаться.

Горгульи во многом были дикарями, но Гильдия руководствовалась четким сводом законов.

Последовало долгое молчание, пока его мать скрежетала зубами, дым все еще валил из ее ноздрей. Затем она хитро, с удовлетворением прищурилась.

— Старейшин нет в Париже. Без них не может быть никакого трибунала.

Леве звуком выразил свое отвращение. Как много демонов встало плечом к плечу в битве против Темного Властелина, в то время как горгульи пропали без вести?

— Имеешь в виду, что трусы все еще прячутся?

Берта топнула массивной ногой, заставив все здание содрогнуться.

— Они не отвечают перед тобой.

— Bon. — Леве осторожно вышел из-за сундука. Он не хотел стать поджаристым стейком, но опять же, он устал бояться. Теперь он настоящий герой. Разве нет? Выпрямив спину, он вздернул подбородок, чтобы встретиться взглядом с матерью: — Тогда в качестве судьи можешь выступить ты.

Послышался низкий свист, когда его мать полностью расправила свои крылья. Чтобы произвести впечатление и запугать.

— Что еще за уловка.

— Никакой уловки нет, — отрицал Леве. — Ты — дож. В твои полномочия входит вершить суд.

— Я так и сделала, — прорычала она. — Ты был изгнан.

— Я был изгнан без честного слушания.

— Потому что ты сбежал, как бесхребетный демон Гутар.

Леве лишь отмахнулся от этого нелепого обвинения.

— Ты пыталась убить меня.

Его мать оскалилась, полностью обнажая свои ужасные клыки.

— И сейчас я закончу начатое.

— Нет.

Не дав себе времени на раздумья, Леве вскинул руки и высвободил свою магию. Не то чтобы он не доверял своему умению… non. Это была неправда. Он сомневался в своих силах.

Несмотря на все свое бахвальство, он никогда не был уверен в том, как подействует его магия. В один день ее использование оборачивалось полнейшим фиаско.

А в другой взрыв ее мог сравниться по силе с ядерным.

В любом случае этой ночью все прошло так, как он и хотел.

Мерцающие нити магии потянулись из кончиков его когтей, врезались в его мать с силой, отбросившей и прижавшей ее к стене. Это было… поразительно.

Пораженная так же, как и Леве тем, что его заклинание сработало, Берта барахталась в паутине тонких нитей, удерживающих ее в плену.

— Что ты сделал? — взвизгнула она.

Леве торжествующе шагнул вперед, с улыбкой глядя на паутину магических нитей.

— Я пытался сказать тебе, что вырос воином с сумасшедшими силами. Хмм… или безумными?

Могущественная горгулья попыталась выпустить пламя, только чтобы обнаружить, что путы, удерживающие ее, еще и подавляют ее магию.

Да. Вперед, Леве.

— Отпусти меня, — прорычала Берта.

— Нет, пока не выслушаешь меня.

Серые глаза дымились обещанием смерти.

— Ты заплатишь за это.

— Правда?

Леве преувеличенно взволнованно вздохнул, ощущая себя всемогущим рядом с беспомощной матерью. Эй, кто знает, сколько это продлится? Он должен насладиться, пока есть возможность.

— Горгульи повторяют одни и те же угрозы. Вам реально стоит задуматься о том, чтобы нанять вампира для того, чтоб он написал вам новые. Они настоящие эксперты в плане устрашения врагов.

— Конечно, ты восхищаешься своими новыми повелителями, — выплюнула Берта. — Думать, что мой собственный сын стал холуем пиявок. Этого ли недостаточно, чтобы разбить материнское сердце.

— Холуем? Я не служу ни одному демону. — Леве выпятил грудь. — Воистину, меня почитают как героя.

— Вот только герой маловат, — насмехалась его мать. — Какой был, такой и остался.

Он двинулся вперед, отказываясь показывать, что слова больно ударили по его нервам.

Он больше не старый Леве, стыдящийся размеров своего тела. Он гигант среди демонов, несмотря на свой рост.

Он поднял руки.

— Это мы еще посмотрим.

— Что ты делаешь? — Беспокойство искривило уродливые черты. — Не подходи.

— Испугалась, своего жалкого, бесхребетного сына, маман?

— Я устала от этой игры.

Он взмахнул своими крыльями, возгордившись, когда они на свету замерцали всеми оттенками алого и золотого.

— Тогда положи ей конец.

Она прижалась к стене, ее глаза расширились, когда Леве встал прямо напротив нее. Почему? Она по-настоящему боится его сомнительной магии?

Это… вряд ли. Это должно быть, что-то другое. Но что?

Его смутные мысли резко оборвал взгляд, брошенный на него матерью с высоты ее роста.

— Прекрати это, Леве.

Он застыл, его живот скрутило от боли.

— Mon dieu.

— Что?

— Это впервые я услышал, как ты произносишь мое имя.

Она срыгнула, пытаясь скрыть свою озабоченность за привычным презрением.

— Ты же не собираешься распустить нюни, а? Лучше убей меня, только не заставляй выслушивать свои рыдания.

Леве покачал головой, думая о клане вампиров, которые не колеблясь приняли потомков Темного Властелина. Они насмерть сражались за младенцев и сделают это снова. И боги знают, как бешено взволнован Сальваторе, король оборотней, ведь день, когда появятся на свет его дети все ближе.

Правда демоны Кивьет, поедали всех своих новорожденных, кроме самых сильных, так что все всегда может быть хуже, чем есть.

— Скажи мне, maman, ты любишь кого-нибудь из своих детей?

— Любовь — это для слабаков, — усмехнулась она. — Или людей.

Это было именно то, чего Леве ожидал. И еще…

Он проглотил стон.

— Тогда зачем плодить вообще?

— Чтобы укрепить мою силу.

Долгую минуту он изучал существо, породившее его. Впервые он не был подавлен ее огромной силой. И не съеживался от того, что мал в сравнении с ней. Она все еще была огромна. Все еще ужасала. И все еще полна ненависти к нему. Но если ясно взглянуть на ее, она не так уж и… могуча.

— Ты знаешь, я думал, что ненавижу тебя, — медленно сказал он. — Теперь я понимаю, что мне жаль тебя.

Его мать фыркнула, как-будто возмущенная его словами.

— Я дож этого гнезда, — прошипела она. — Самая страшная горгулья во всей Европе.

— Нет. — Леве покачал головой. — Ты одинокая, злая старуха, у которой нет ничего, кроме пустого титула и заблуждения, что это делает тебя важной.

Ярость полыхнула в ее глазах прежде, чем она смогла вернуть им хитрое выражение:

— Если тебе нет дела до меня, тогда почему ты здесь?

— Гоняюсь за тенью, наверное.

— Тогда отпусти меня.

Леве закатил глаза.

— Хорошая попытка.

— Я дам тебе десять минут форы, до того, как разыщу тебя и убью.

— Заманчиво, но… думаю, что нет.

— Отлично. — Ее губы вытянулись в узкую линию. Это должна была быть улыбка? Sacrebleu. — Я дам тебе час.

Леве задумался. Действительно задумался. Возможно впервые за свою долгую жизнь. Чего же он хотел?

Ясное дело ему никогда не получить одобрения матери. И не залечить ран прошлого. И даже… как там люди говорят? Не поставить точку.

Но он мог иметь то, что было украдено у него.

— Я хочу, то, что принадлежит мне по праву, — заявил он, величественным тоном.

Серые глаза прищурились.

— Пустой титул?

— Конечно нет, — сказал Леве в замешательстве. Только женщинам было разрешено наследовать место дожа. — Клодин — твоя наследница.

— Но ты мог бы быть принцем. — Однажды, он отдал бы все, чтобы вернуть свой королевский титул. Сейчас он пожал плечами, равнодушно.

— Нет, если буду мертв.

Берта молча взвешивала свои возможности, ее хитрый мозг искал способ убедить его освободить ее от его заклинания, фактически не имея возможности предложить ничего ценного.

— Возможно, мы могли бы заключить перемирие, — она неохотно уступила.

Леве скрестил руки.

— Единственное, что я желаю это свое место в Гильдии.

Берта была действительно в шоке от его требования.

— Не будь идиотом. Они никогда не примут тебя.

— Они примут, когда ты добавишь мое имя на Стену.

Стена Памяти запрятана в катакомбах Парижа. Кто построил ее, и почему она находится именно там, было потеряно в туманах времени, но имена горгулий волшебным образом появлялись там, когда они рождались, официально предоставляя им место в Гильдии. Та же магия стирала их имена, когда они умирали.

Или, подобно ему, были лишены места в Гильдии.

Это было редкостью, но дож или старейшина, мог вернуть имя на Стену.

— Никогда, — прошипела она.

Леве расправил плечи.

— Ох, не ошибись. Ты будешь лично вписывать буквы.

— Ты не можешь заставить меня написать твое имя, — бесилась его мать. — Это должно быть сделано добровольно.

— Я знаю, как это работает.

Она прижалась к стене, настороженно глядя на Леве, когда он поднял руки.

— Тогда как ты намерен меня заставить вернуть тебя в Гильдию?

Леве подавил недостойное чувство удовольствия от того, что имеет власть над матерью.

Это не должна быть месть.

Это было правосудие.

— Позволь мне показать тебе, — пробормотал он, посылая свои воспоминания о его битве с Темным Властелином непосредственно в ее мозг.

Ее когти впились в пол, ее увядающая кожа стала пепельного цвета.

— Sacrebleu.