Лишь одна музыка

6.10

Я увидел маленькую синюю фарфоровую лягушку — и купил для нее. В полчетвертого мы встречаемся, где расстались. Джулия выглядит спокойнее. Мы едем на остров Мурано, где едим гадкое абрикосовое мороженое и посещаем магазин, полный кошмарных стеклянных изделий. Она говорит мне, что по-итальянски корь называется morbillo — милый факт. Я предлагаю купить рюкзак фирмы «Инвикта» для Люка. Тогда ни с того ни с сего она говорит мне, что ее подруга разрешила мне остаться в квартире после ее отъезда — во вторник.

— Вторник? — говорю я, побледнев. — Почему так рано?

Никакие мои слова ее не переубеждают. И теперь она говорит, что не сможет прийти на сегодняшний концерт. Почему, спрашивается? Дело в самом палаццо? В потолочных херувимах? В моих коллегах по квартету? Она мотает головой, не отвечая. Она должна послать факс по пути домой. Она рано ляжет.

Я безжалостно рассказываю ей про звуки Венеции, и ее лицо белеет, хотя она ничего не говорит. Я любовно описываю их. Как она может покинуть меня во вторник? Как? Как? Значит, у нас здесь всего четыре дня? И сегодня второй из них.

Во время концерта моя рука безупречно двигается по грифу. Гайдн и Мендельсон исправно создаются в процессе. Выступлению аплодируют; мы исполняем на бис часть из квартета Верди, заранее заказанную миссис Вессен. Граф Традонико и его графиня искусно играют хозяев, внимательные ко всем, знакомым и незнакомым; их обаяние безмятежно и профессионально. Между гостей угрюмо курсирует скульптор, неприветливый брат графа. Я хочу с ним поговорить, но неожиданно теряю всякое желание. У меня не получается соединить сплетни из бара на Джудекке с тем, что я здесь вижу, или соединить хоть что-то с чем-то.

Пятнадцатилетняя Тереза улыбается нам, особенно Билли, ее любимцу. Моросит, и никто не выходит через мостик в сад. Просекко и бутерброды поглощаются в комнате со свисающими с потолка серо-золотыми младенцами; вечеринка успешно гомонит. Миссис Вессен громка в своих излияниях. Какое облегчение никого не знать, не быть душой общества. Я почти не говорю с моими коллегами из «Маджоре», мы только назначаем время репетиций для двух других концертов в Венеции. Я отбываю на Сант-Элену.

Я слишком много выпил просекко; не сомневаюсь, что она почувствует этот запах на моей коже. По пути к вапоретто я останавливаюсь в баре, чтобы протрезветь, и пью еще немного — на сей раз крепкую граппу. Я становлюсь дружелюбен, многословен, не заботясь о понимании. Обнаруживаю, что уже за полночь.

Ночью вапоретто словно крадется по темной воде, нужно его не пропустить.

Свет не пробивается через ставни. Я могу шуметь в квартире, но не могу зажигать свет, потому что она спит и это может разрушить ее сны. Раздеваюсь и ложусь рядом с ней. И в ночи, несмотря на все трещины, прошедшие между нами днем, мы неосознанно придвигаемся, чтобы обнять друг друга. Или так я предполагаю, раз мы просыпаемся в этой позе.