Лишь одна музыка

3.7

Ночь опускается на этот странный день, так наполненный переменами. Я должен прогуляться. В дверях, на выходе из Архангел-Корта, ко мне бросается мистер Лоренс — мистер С. Й. Лоренс, — с серебряной гривой, безукоризненно одетый и немного загадочный.

— Гм, мистер Холм, можно с вами поговорить? Про лифт — мы говорили с управляющим агентством, и... с Робом... некоторое неудобство... но довольно удачный конец, вы согласны?

Я почти не слышу, что он говорит. До меня доходят только отдельные фразы, как метеоры на горизонте. Но я гадаю, что означает «Й.» в его имени.

— Да-да, полностью согласен.

— Ну, должен признаться, — говорит мистер Лоренс, удивленно и облегченно, — я надеялся, что вы так скажете. И конечно, мы должны принять во внимание других постоянных жильцов... Неудовлетворительная работа... Особенно неудобно для вас... конечно, можно поменять на «Отис»... пользовательское соглашение... плюсы и минусы... ну, вот, собственно.

— Прошу прощения, мистер Лоренс, я должен торопиться. «Этьен» скоро закрывается. Круассаны, понимаете. — Я открываю дверь и выхожу в мокрую ночь.

Зачем мне понадобилось объяснить про круассаны? — спрашиваю я себя.

Когда я снова увижу Джулию?

В булочной «У Этьена» новая продавщица: даже в такое позднее время дня у нее свежее лицо; судя по внешности и акценту, она из Польши. Я иду мимо греческих ресторанов, австралийского паба, ряда телефонных будок с фотографиями девушек по вызову, прикрепленными скотчем изнутри. Мне нужны пустые улицы. Я направляюсь на запад к площадям.

Их сердца полны деревьев, к которым не добраться. Их тротуары почти безлюдны. Я бесцельно гуляю целый час. Небо затянуто облаками, воздух мягок для зимы. Где-то далеко воет автомобильная сигнализация, звучит полминуты, потом затихает.

Я сказал, что люблю ее, и она не ответила. Мои руки оставались на ее плечах, и я чувствовал их напряжение. Она смотрела вперед через огромные окна на голые, побитые ветром ветки конского каштана.

Когда мы шли обратно через парк, она не сказала почти ни слова. Прутья валялись как попало на Широкой дорожке, чайки кричали над Круглым прудом. Шел несвязный разговор, будто она хотела избежать того, что я должен был сказать.

Мы расстались около тусклых серебряных куполов отеля «Стакис».

Мистер и миссис Хансен и их сын Люк. Кошка? Собака? Золотая рыбка? Телефон не должен звонить в их доме, в их спасительной гавани.

Если бы я мог с ней поговорить сегодня вечером, это облегчило бы мне сердце. Если бы я мог снова ее обнять, я бы обрел покой.